Авраменко Олег
Реальная угроза

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Комментарии: 21, последний от 12/10/2022.
  • © Copyright Авраменко Олег (olegawramenko@yandex.ua)
  • Размещен: 18/06/2004, изменен: 23/02/2018. 132k. Статистика.
  • Повесть: Космоопера
  • Внесерийные романы
    • Оценка: 6.50*44  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Выпускник космического лётного колледжа Александр - сын адмирала Бруно Шнайдера, который семнадцать лет назад организовал попытку государственного переворота на планете Октавия и сам погиб во время мятежа. Из-за отца перед молодым пилотом закрыта военная карьера; также для него не находится места на гражданских межзвёздных кораблях. Однако, благодаря своим незаурядным способностям и отчасти - счастливой случайности, ему удаётся поступить на службу в элитный исследовательский флот, который занимается разведкой Дальнего Космоса.
    Во время первой же своей экспедиции Александр попадает на далёкую и ранее никому не известную планету Ютланд. Это событие круто меняет его жизнь, и он оказывается в эпицентре надвигающейся межпланетной войны...



    • Глава первая
    Октавия


    1

    Полная должность моего собеседника звучала громоздко - начальник департамента лётного состава кадрового управления компании 'Эридани Интерстар Инкорпорейтед'. Иными словами, его отдел отвечал за комплектацию экипажей кораблей, а сам Хьюго Гонсалес занимался наймом новых лётчиков. Ну и увольнением, конечно. Правда, последнее мне пока не грозило, поскольку я только пытался устроиться в 'Интерстар' и, честно говоря, не питал особых надежд на благоприятный исход дела. Это была уже не первая космическая компания, куда я обращался в поисках работы.
    - Так, так, - произнёс наконец Гонсалес. - Ваш диплом впечатляет, курсант Вильчинский. Вы неплохо учились в своём колледже.
    Я с трудом сдержался, чтобы не скорчить недовольную гримасу. Ха, 'неплохо учился'! Да я отлично учился! Я был лучшим выпускником самого лучшего лётного колледжа на Октавии... Только вот беда - несмотря на все мои успехи в учёбе, потенциальные работодатели отнюдь не горели желанием заполучить себе такого перспективного молодого специалиста. Они предпочитали менее талантливых, зато 'своих' - тех, чьё обучение было оплачено ими и с кем они ещё на первом курсе подписали контракты. Я же никаких контрактов не заключал, не желая связывать себе руки. Мой высокий средний балл позволял мне учиться бесплатно и даже получать стипендию; а на самый крайний случай у меня имелись сбережения, достаточные для того, чтобы оплатить свою учёбу.
    - Ну что ж, - сухо сказал Гонсалес. - Могу предложить вам должность младшего пилота на сухогрузе 'Антали'. Оплата по категории W2, полное социальное страхование, оплачиваемый двухмесячный отпуск и всё такое прочее.
    Услышав это, я совсем не обрадовался. Я уже знал, что последует дальше, но всё же слабый огонёк надежды затлел в моей груди, и я робко поинтересовался:
    - Это межзвёздный корабль?
    - Нет, каботажное судно. Оно доставляет на Октавию руду с разработок в метеоритном поясе.
    Я с горечью вздохнул. Опять то же самое. После пяти лет напряжённой учёбы на звёздного пилота мне предлагали карьеру каботажника. А это низший класс; это всё равно, что заставить учёного-математика, специалиста по функциональному анализу, заниматься бухгалтерским учётом. В Высшем лётно-навигационном колледже Астрополиса вообще не готовили каботажников, и в нашей среде это слово часто использовалось с оскорбительным или уничижительным оттенком.
    - А как насчёт межзвёздных кораблей? - спросил я уже обречённо, без всякой надежды.
    - Для лётчиков вакансий, увы, нет. Вернее, они есть - но на должности, требующие определённого опыта. Вот если бы вы пару лет, в крайнем случае год, налетали в качестве пилота-стажёра, то сейчас у нас был бы другой разговор. Мне очень жаль, молодой человек.
    Я угрюмо кивнул и поднялся.
    - Понятно. Вам нужны лётчики со стажем, но где я возьму этот чёртов стаж, если ни у вас, ни у других нет вакансий стажёров...
    Не спрашивая разрешения, я забрал со стола Гонсалеса свои документы и направился к выходу. Но тут он окликнул меня, неожиданно мягко и доброжелательно:
    - Погоди, Александр, вернись. Давай поговорим неофициально.
    Первым моим порывом было пропустить его слова мимо ушей и удалиться с гордо поднятой головой. Но в следующий момент я передумал. Всё-таки Гонсалес годился мне в отцы, а то и в деды, да и к тому же в его власти было создать мне дополнительные проблемы - как будто нынешних мало. Поэтому я вернулся и сел обратно в кресло.
    - Да?
    - Ты ведь понимаешь, в чём твоя беда?
    Больше всего я боялся услышать, что причина в моём отце, однако ничто в поведении Гонсалеса не указывало на это. Сведения о моих родителях содержались в засекреченных правительственных файлах, доступ к которым для гражданских служб был закрыт. Ни в интернате, где я жил и учился до восемнадцати лет, ни в колледже никто не знал о моём происхождении.
    - Кажется, начинаю понимать, - осторожно ответил я. - Всё из-за того, что я учился за государственный счёт, а стипендию получал из фонда Васильева. - Я недоуменно тряхнул головой. - Но ведь это значит, что я учился лучше многих других - тех, чьё обучение вы оплачивали. А на меня вы не потратили ни единой марки и по идее... по идее... - Я замялся, не зная, как дальше сформулировать свою мысль.
    - По идее, мы должны были прыгать и кувыркаться от радости, что ты предлагаешь нам свои услуги, - помог мне Гонсалес, и сказал он это без тени иронии в голосе. - Ещё года два назад так бы оно и было. Мы соперничали бы с другими компаниями, стараясь заманить тебя к себе. Но сейчас ситуация другая. Видишь ли, сынок, подготовка звёздных пилотов - очень сложный и дорогостоящий процесс, он не заканчивается в колледже. В отличие, скажем, от инженеров, вы не приходите к нам полноценными специалистами. Чтобы вы начали отрабатывать свой хлеб, вам требуется ещё как минимум год или полтора практики полётов на настоящих, а не учебных кораблях. Для того и существуют у нас должности стажёров. В других компаниях они называются резервными пилотами, запасными, внештатными и так далее, но суть от того не меняется - это ученики, практиканты. Пользы от них пока никакой, одни лишь затраты; а вдобавок мы ещё платим им жалование. С теми ребятами, которые учились в лётных колледжах за наш счёт, проблем не возникает - они ещё в самом начале подписали с нами долгосрочные договора, рассчитанные на то, чтобы компенсировать все наши затраты как на их обучение, так и на дальнейшую стажировку. Что же касается таких, как ты, то раньше мы заключали с вами специальные контракты, которые предусматривали выплату неустойки, если вы пожелаете уволиться раньше оговоренного срока. Таким образом мы страховали себя от убытков, если молодой специалист, едва закончив у нас стажировку, находил себе работу в другом месте. Однако в позапрошлом году правительство внесло изменения в трудовой кодекс, запретив подобные контракты - по его утверждению, дискриминационные. В результате ребята, вроде тебя, получили полную свободу, они вправе в любой момент уйти от нас, так и не отработав затраченные средства на их стажировку. Теперь тебе ясно, почему ты встретил у нас такой прохладный приём? Да и не только у нас, судя по твоему поведению.
    - Да, ясно, - кивнул я. - Но разве правительство не понимает...
    - Оно всё понимает. Это было сделано не по глупости, а из практических соображений. Тебе наверняка известно, что у нас идёт модернизация вооружённых сил - и ты, безусловно, знаешь, по какой причине. Военные сейчас в фаворе, армия растёт, флот - тоже, а квалифицированных кадров для него не хватает, вот правительство и решило восполнить их недостаток за счёт гражданских космических компаний. Только за минувший год министерство обороны завербовало в 'Интерстаре' почти полсотни молодых пилотов, недавно закончивших стажировку. Такие же проблемы и у всех наших конкурентов.
    - А я не хочу быть военным, - сказал я. - Если бы хотел, то поступил бы не в гражданский лётный колледж, а в военное училище.
    Гонсалес с сожалением качнул головой:
    - Дело ведь не в тебе конкретно, а в самом принципе. Собственно, мы не против того, чтобы будущие офицеры Военно-Космических Сил стажировались у нас, но мы требуем справедливой компенсации. А правительство не хочет и слышать об этом, ссылаясь на то, что вы обучались за бюджетные средства. Оно отказывается признавать, что эти самые бюджетные средства - не что иное как наши налоги. - Гонсалес отодвинул в сторону консоль своего терминала и облокотился на стол. - Вот такие дела. Даже если ты и вправду не собираешься уходить к военным, даже если ты дашь честное скаутское проработать у нас энное количество лет...
    - А если я внесу залог? - Хотя было невежливо перебивать старшего, я всё же не сдержался. - Ну, вроде как плату за ученичество. Думаю, деньги у меня найдутся.
    - Гм, интересная идея. Но трудовые договора ничего подобного не предусматривают. - Гонсалес внимательно посмотрел мне в глаза: - Если начистоту, Александр, ты действительно хочешь связать свою жизнь с гражданским флотом?
    У меня был большой соблазн солгать, но я понял, что это ничего не изменит, и ответил честно:
    - Вообще-то нет. Моя цель - служить в Астроэкспедиции. Но туда не берут новичков, поэтому я собирался лет пять полетать на пассажирских или грузовых кораблях, чтобы приобрести необходимый опыт. За это время, - поспешил добавить я в заключение, - я бы с лихвой отработал все все ваши затраты на мою стажировку. Ведь так?
    - Да, безусловно, - согласился со мной Гонсалес. - И мне нравится твоя откровенность. Думаю, если бы я взял тебя на работу, ты сдержал бы своё обещание без всякого специального контракта. Но... - Он сделал паузу и опять покачал головой. - Как я уже говорил, это дело принципа. И мне очень жаль, что ты и многие другие замечательные ребята стали жертвами нашего конфликта с правительством.
    - Так что же мне делать? - растерянно спросил я.
    - Если хочешь работать по специальности, у тебя один путь - поступить в ВКС. Поскольку ты учился в гражданском колледже, тебя возьмут только уорент-офицером[1], но со своими способностями ты уже через несколько месяцев станешь мичманом, а через два-три года - и суб-лейтенантом. Тогда ты сможешь подать рапорт о переводе в Астроэкспедиционный Корпус. Поверь мне: военная служба не так страшна, как ты думаешь, к тому же она принесёт тебе пользу. Ведь Корпус, куда ты стремишься попасть, военизированная организация. Разведчики Дальнего Космоса не только исследователи, но и бойцы, готовые во всеоружии встретить любую опасность. Так что подумай над этим, Александр.
    Я понял, что разговор наш закончен, и поднялся.
    - Спасибо за совет, господин Гонсалес. Жаль, что я не могу последовать ему. Я вовсе не страшусь военной службы, просто меня туда не примут. Ни уорент-офицером, ни сержантом или капралом, ни даже рядовым матросом.
    - Почему?
    Секунду я помедлил, а затем подумал: 'Да какого чёрта! Всё равно хуже не будет...'
    - Дело в том, что фамилию Вильчинский я получил в шестилетнем возрасте. А от рождения я Александр Шнайдер.
    Глаза Гонсалеса округлились.
    - Шнайдер? Вы родственник Бруно Шнайдера? Адмирала Шнайдера?!
    Я кивнул:
    - Совершенно верно, сэр. И не просто родственник, а сын. К сожалению...
    Не давая ему времени опомниться, я вышел из кабинета.

    2

    Большой красный диск нашего солнца, Эпсилон Эридана, уже клонился к закату. Очередной неудачный день подходил к концу. Я летел на флайере домой и мысленно ругал себя на все заставки:
    'Вот идиот! Распоследний кретин! Ну, кто тебя тянул за язык? Тебе что, мало неприятностей?...'
    С моей стороны было по меньшей мере глупо рассказывать Гонсалесу об отце. Возможно, я устал от всей этой безнадёжной беготни и потерял над собой контроль. А может, подсознательно решил сыграть ва-банк и наверняка выяснить, не виновато ли в моих нынешних бедах прошлое. Что ж, теперь я убедился. Судя по реакции Хьюго Гонсалеса, мой отец тут ни при чём, просто такая сложилась ситуация. Весьма прискорбная для меня ситуация. Вот уже несколько лет Федерация Альтаира предъявляет претензии на две принадлежащие нам планеты - непригодные для жизни, но богатые полезными ископаемыми. На случай, если конфликт не удастся урегулировать дипломатическими средствами, правительство Октавии решило укрепить свои вооружённые силы, стали строиться новые корабли - и, соответственно, возникла необходимость в пополнении личного состава флота. По своему обыкновению, наши власти не стали прибегать ни к каким принудительным мерам, вроде обязательного призыва, а воспользовались чисто экономическими рычагами. Можно не сомневаться, что отец сказал бы: 'Плутократия в действии'. Это было одно из тех его выражений, которые крепко запали мне в голову, но лишь позже, повзрослев, я начал понимать их смысл.
    Вообще-то я плохо помню своего отца; он погиб, когда мне было шесть лет, а детская память недолговечна. О нём у меня сохранились хотя и яркие, но отрывочные воспоминания - и почти все они были светлыми и радостными. Он был хорошим отцом, добрым и заботливым, и я считал его самым замечательным человеком на свете. Мне до сих пор иногда снится, как я сижу у него на коленях и тычу пальцем в звёзды на его погонах - одна, две, три, четыре, пять. Он как раз получил звание гросс-адмирала и был назначен начальником Генерального Штаба Эриданских Вооружённых Сил. А рядом с нами стоит мама - молодая и красивая. Ей было всего двадцать семь, а отцу уже перевалило за пятьдесят. Несмотря на разницу в возрасте, они любили друг друга и были счастливы вместе. А я был счастлив с ними. Тогда ещё никто из нас, даже отец, не подозревал, как скоро разрушится наше счастье...
    Я посадил флайер на крышу высотного жилого здания и спустился на шестнадцатый этаж в опрятную трёхкомнатную квартиру, которую я купил пять лет назад, как только стал совершеннолетним и получил право распоряжаться родительским наследством. Когда отец погиб во время устроенного им путча, а мать от горя покончила с собой, государство - то самое, против которого был направлен отцовский мятеж, - обошлось со мной достаточно гуманно. Оно не стало мстить мне, наоборот - постаралось оградить от возможных преследований, а все семейные сбережения, включая средства, вырученные от продажи движимого и недвижимого имущества, были положены на специальный счёт, с которого я в детстве регулярно получал небольшие суммы на карманные расходы, а в день своего восемнадцатилетия стал полноправным хозяином всех денег. Задумываясь над этим, я всякий раз прихожу к неутешительному для себя, как сына, выводу, что если бы отцу удался государственный переворот, его правительство не обращалось бы так либерально с детьми 'врагов народа'.
    Войдя в квартиру, я услышал на кухне шум. Я водворил свой курсантский китель на вешалку и, постаравшись придать лицу более или менее беззаботное выражение, громко произнёс:
    - Внимание, это полиция! Вы арестованы за незаконное вторжение в частное жилище.
    Из кухни, шутливо подняв руки, вышла симпатичная девушка моих лет со сколотыми на затылке тёмными волосами. Её карие глаза весело поблёскивали.
    - Сдаюсь, констебль, сдаюсь, - произнесла она, неумело изображая испуг. - Только не делайте мне больно, пожалуйста.
    - Привет, Элис, - сказал я уже серьёзно. - Что-то рано ты вернулась. Как там твои родители?
    - Всё такие же несносные. Не беспокойся, мы не поссорились, просто мне хватило и одного вечера с ними. Так что с утра я собрала шмотки - и на самолёт. Пыталась предупредить тебя, что возвращаюсь, но ты не отвечал.
    Я достал из кармана свой телефон и глянул на дисплей.
    - Да, он отключён. Извини, совсем забыл о нём.
    Элис взяла меня за руку и заглянула мне в глаза.
    - Опять паршивый день, да?
    - Хуже некуда. Я по-прежнему никому не нужен.
    Она растерянно покачала головой:
    - Бред какой-то. Они все там с ума посходили.
    Мы с Элис вместе закончили колледж, но, в отличие от меня, её обучение оплачивало местное отделение земной компании 'Гелиос'. Она уже получила назначение резервным пилотом на пассажирском лайнере 'Ипатия' и через три недели должна была отправиться в свой первый рейс.
    Элис жила у меня уже пятый год, с середины первого курса нашей учёбы в колледже, однако при всём том мы были просто друзьями. Я предоставлял ей крышу над головой - она терпеть не могла общежитие, а для найма отдельного жилья в Астрополисе родители не давали ей денег. В ответ Элис скрашивала мне одиночество и вела всё домашнее хозяйство, благодаря чему моя квартира имела вид уютного семейного гнёздышка, а не унылой холостяцкой норы. В целом мы отлично ладили и были довольны друг другом. Возможно, из нас получилась бы замечательная пара - если бы не одно 'но'...
    Как оказалось, Элис уже успела приготовить ужин. Мы вместе сели за стол и я рассказал ей о своём разговоре с Гонсалесом - за исключением, разумеется, концовки, где речь шла о моём отце. Она выслушала меня молча, лишь изредка кивая.
    - Знаешь, я что-то припоминаю об этих поправках в законе. Кто-то говорил мне о них, но не помню кто. Я не придала им значения, ведь меня они не касались. Да и вообще я думала, что это к лучшему... А получилось вот как нехорошо. Оказывается, ограничение прав работодателей не всегда на руку наёмным работникам. - Элис хмыкнула. - А ты попробуй обратиться в профсоюз. Может, они что-нибудь придумают.
    - Может, - сказал я без особого энтузиазма.
    - В худшем случае, - продолжала она, - запишешься в военный флот. Гонсалес прав - это не так уж страшно.
    Возражать я не стал. А что если действительно подать заявление? Как говорится, попытка не пытка. Вот поднимется переполох, когда узнают, кто я такой! Небось, до самых верхов дойдёт. Я представил себе закрытое заседание правительства, на котором рассматривают вопрос о моём приёме на службу, и мне стало так горько и смешно, что я захохотал, давясь слезами.
    Элис смотрела на меня с жалостью и сочувствием.
    - У тебя стресс, Саша. Тебе нужна разрядка. Хочешь, я приглашу Сью и Грету? Недавно я звонила им. Они намекнули, что не прочь нагрянуть в гости.
    Сью и Грета были подружки-бисексуалки. Когда они приходили к нам, мы обычно бросали жребий, чтобы определить, кто из них достанется Элис, а кто - мне. Групповух Элис принципиально не признавала. Я, впрочем, тоже.
    - А чего? - пожал я плечами. - Пусть приходят. Только чур без подбрасывания монет. Я хочу Грету.
    - Хочешь - получишь, - сказала Элис, доставая свой телефон.

    3

    Два дня спустя я уже созрел для того, чтобы попытать счастья в военном флоте. Чем чёрт не шутит, а вдруг меня возьмут. Дабы в очередной раз продемонстрировать свои гуманные принципы и показать, что дети не отвечают за грехи отцов. Правда, служба мне мёдом не покажется. Придется ох как повкалывать, чтобы пробиться из прапорщиков в мичманы. О суб-лейтенантском звании и говорить нечего. Но это не беда - через два года я смогу уволиться и поступить штатным пилотом на какое-нибудь гражданское судно. А потом - Астроэкспедиция...
    Утром того решающего дня я от волнения проснулся в полседьмого - как привык во время учёбы. Но усилием воли я заставил себя снова заснуть. Нет уж, дудки, думал я, не побегу туда спозаранку. Солидно приду в полдень, заполню без спешки все бланки, вручу их дежурному офицеру и не стану дожидаться ответа, а сразу вернусь домой. Пусть звонят, если что.
    Я дрыхнул до полдесятого, когда меня разбудила Элис.
    - Вставай, соня, - говорила она, тряся меня за плечо. - Тебе пришло письмо.
    Я выбрался из постели и, всё ещё сонный, двинулся к своему терминалу.
    - Да нет же! - сказала Элис. - Не здесь. Это что-то официальное. Оно поступило на домашний видеофон.
    Остатки моего сна мигом улетучились.
    - Откуда?
    - Не знаю, я не вскрывала его. Ведь оно адресовано тебе.
    Я галопом выбежал в гостиную. Комнату наполнял мелодичный перезвон, а на большом встроенном в стену экране светилась надпись: 'Получено письмо высокой важности. Адресат - Александр Вильчинский'.
    Несколько секунд я медлил в нерешительности. Это не могло быть чем-то банальным и бесполезным, вроде очередного рекламного ролика. За пометки повышенной важности или срочности распространителей рекламы сурово наказывали. Неужели в одной из компаний, куда я обращался, передумали? Может, Гонсалес сумел убедить своих боссов сделать для меня исключение?... А впрочем, к чему гадать!
    - Вскрыть письмо, - распорядился я, подступая вплотную к видеофону.
    На экране появился текст, а из щели принтера выскользнула распечатка.
    Нет, это было не от 'Интерстара'. И не от любой другой гражданской космической компании. Это...
    Стоявшая рядом со мной Элис изумлённо ахнула. Я невнятно выругался и снова пробежал взглядом несколько строк на экране. Потом уставился на распечатку, как будто там могло быть что-то другое.
    - Слушай, Элис, - произнёс я взволнованно. - Я правильно понимаю, что здесь написано?
    - Если ты понял это так, что к часу дня тебе предлагают явиться в штаб Астроэкспедиции для собеседования, то всё верно.
    - А собеседование проводится перед приёмом на службу. Вернее, чтобы решить, принимать ли кандидата на службу. Или у этого слова есть ещё и другое значение, о котором я не знаю?
    Элис мотнула головой:
    - В данном контексте все другие значения отпадают.
    - Но этого быть не может! В Астроэкспедицию берут только опытных лётчиков. И вообще, я не обращался туда. Здесь какая-то ошибка. Может, кто-то пошутил и подал от моего имени заявление, указав неверные данные? Может, ты...
    - Я этого не делала! - с негодованием перебила меня Элис. - Я бы никогда не стала так зло шутить над тобой. И хватит стоять с разинутым ртом. Приведи себя в порядок, позавтракай и езжай в штаб. Даже если это ошибка или чей-то розыгрыш, тебя там не расстреляют. - Она помолчала. - Кстати, сегодня мне решительно нечего делать. Если ты не против, я поеду с тобой. Просто так, в качастве группы поддержки.
    Я не возражал.

    4

    Астрополис был транспортным центром Октавии, её звёздными вратами, и вокруг него располагались все крупнейшие космопорты планеты. Главная база Эриданского Астроэкспедиционного Корпуса находилась в двухстах километрах от города, и мы с Элис добрались туда на скоростной линии подземки. Дорога заняла вдвое больше времени, чем на флайере, зато отпадала проблема с парковкой, что было немаловажно.
    Элис осталась дожидаться меня в сквере возле штаба, а я направился к зданию и предъявил на контрольном посту при входе своё удостоверение. Дежурная в форме старшего сержанта нашла моё имя в списке и выдала мне временный пропуск.
    - Кабинет '5-114', - сообщила она. - Пятый этаж.
    - Спасибо, мэм, - ответил я.
    Воспользовавшись лифтом, я поднялся на пятый этаж, где без труда разыскал дверь под номером '5-114', на которой висела табличка 'Капитан И. Павлов'. И больше ничего.
    'Собака Павлова', - всплыла у меня в голове тривиальная ассоциация. В колледже моей сопутствующей специальностью была биология.
    Я нажал кнопку звонка, и почти сразу из дверного динамика послышалось ворчание:
    - Входите.
    Я вошёл и осмотрелся. Кабинет был не очень большой, примерно шесть на четыре с половиной метров, со скромной меблировкой - несколько кресел, два шкафа и рабочий стол с терминалом. За столом сидел мужчина лет за сорок пять, в офицерской форме с четырьмя широкими нашивками на погонах. Несомненно, сам капитан И. Павлов.
    - Ну? - требовательно произнёс он.
    Опомнившись, я козырнул.
    - Сэр! Курсант Вильчинский прибыл.
    Вообще-то мне следовало добавить 'по вашему распоряжению' или 'в ваше распоряжение', но я так и не смог решить, на каком из двух вариантов остановиться. Письмо, которое я получил утром, было отправлено от имени заместителя начальника штаба по работе с личным составом, контр-адмирала Бронштейна; про капитана Павлова там ничего не говорилось.
    - Так, прибыл, - сказал капитан, смерив меня пристальным взглядом. - На десять минут раньше назначенного времени. Пунктуальность должна быть как в ту, так и в другую сторону. Но ладно. Садитесь, курсант Вильчинский.
    Я сел в ближайшее к столу кресло и только теперь обратил внимание на два флага, висевших на стене за спиной капитана. Один из них был флаг Корпуса - тёмно-синее полотнище со стилизованным изображением Галактики (говорят, земные исследователи космоса волосы на себе рвали, что первыми не додумались до такой очевидной и красноречивой символики). Другой флаг был больше похож на репродукцию какой-то картины - стая волков, мчащихся по заснеженной равнине. Скорее всего, это было бригадное знамя.
    Стало быть, сообразил я, Павлов командует бригадой. А раз он только капитан, а не коммодор[2], то его бригада небольшая и состоит в основном из кораблей четвёртого класса. Хотя всё может быть. В Астроэкспедиции относятся к званиям с куда меньшим формализмом, чем военные.
    - Итак, курсант, - заговорил Павлов деловым тоном. - Вам, наверное, известно, что мы не принимаем в лётно-навигационную службу зелёных и неопытных юнцов. Такова наша практика со времени основания Корпуса. Однако начальство решило устроить эксперимент и выбрало для этой цели вас - лучшего выпускника лётного колледжа Астрополиса, который заслуженно считается ведущим центром подготовки гражданских пилотов на Октавии.
    От этих слов я почувствовал себя так, будто с моих плеч свалился тяжёлый груз. До самого последнего момента я боялся, что произошло недоразумение, и ещё пуще боялся, что мне предложат одну из технических должностей - типа офицера связи или наблюдателя, - представив это как большую честь для меня. Но нет, речь шла о моей основной специальности. Меня берут в Астроэкспедицию - лётчиком!
    Похоже, мои чувства явственно отразились у меня на лице, потому как Павлов сразу остудил мой пыл:
    - Не спешите радоваться, молодой человек, это решение не окончательное. Мне поручено проэкзаменовать вас, а я, к вашему сведению, очень скептически отношусь ко всей этой затее. Да, конечно, Земная Астроэкспедиция сама воспитывает свой лётный состав, у неё даже есть собственный колледж, и всё это правильно. Но я считаю, что нельзя слепо копировать чужой опыт без учёта существующих реалий. Наш скромный бюджет не идёт ни в какое сравнение с тем щедрым финансированием, которое выделяется правительством Земли на исследование Дальнего Космоса. Если мы примемся делать из всяких молокососов настоящих лётчиков, у нас просто не останется времени ни на что другое. - Павлов сделал паузу и, прищурив один глаз, посмотрел на меня. - Ну что, парень, перестал радоваться?
    - Никак нет, сэр, - ответил я. - Не перестал. Я уверен, что выдержу ваш экзамен.
    - Уверенность - это хорошо, - сказал капитан, и в его голосе мне послышались одобрительные нотки. - Это уже половина успеха. Только не надейтесь, курсант, что я буду задавать вам вопросы по учебной программе или загадывать задачки. Настоящий экзамен можно устроить только одним-единственным способом. - Он резко встал, и я вскочил вслед за ним. - Пойдёмте.
    Мы спустились на первый этаж, вышли из здания штаба и направились к стоянке наземных автомобилей. На полпути я увидел спешащую ко мне Элис и, набравшись смелости, обратился к Павлову:
    - Сэр, позвольте мне на минуту задержаться.
    Он посмотрел в сторону Элис и согласно кивнул:
    - Хорошо. Даю вам ровно минуту. Буду ждать в машине.
    Капитан двинулся дальше, а Элис, подбежав ко мне, спросила:
    - Ну как?
    - Похоже, меня берут. В порядке эксперимента. Но сначала я должен сдать экзамен.
    - Какой?
    - Учебный полёт, наверное, что же ещё. Не знаю, насколько это затянется, но думаю, что надолго. Возвращайся домой и не отключай связь. Когда освобожусь, я тебе позвоню.
    - Ты волнуешься?
    - Да, конечно.
    - Боишься?
    - Нет... Хотя да, боюсь. Но ничего, справлюсь. Пожелай мне удачи.
    - Ни пуха ни пера тебе, Сашок.
    - К чёрту! - ответил я. - Ну ладно, мне пора.
    Элис встала на цыпочки и поцеловала меня в губы.
    - Будь молодцом. Покажи им всем.
    - Покажу.
    Чёрный 'эридани-бьюик' вырулил со стоянки и притормозил возле нас. Дверца с правой стороны отворилась, приглашая меня занять пассажирское кресло. Сидевший за рулём капитан Павлов подкрепил это приглашение словами:
    - Минута истекла, курсант.
    - Слушаюсь, сэр! - ответил я и, улыбнувшись Элис на прощанье, проскользнул в салон.
    Едва я захлопнул за собой дверцу, машина резко рванула с места и помчалась к расположенному в пяти километрах от штаба космодрому.
    - Красивая девушка, - сказал капитан. - Твоя подружка?
    - Нет, мы просто живём вместе, - ляпнул я совершенно бездумно.
    Павлов озадаченно взглянул на меня, но промолчал.

    5

    Въехав на территорию космодрома, Павлов направил машину вдоль ряда закрытых ангаров к гордо раскинувшему крылья серебристому фрегату, который стоял в секторе предстартовой подготовки, опираясь всем своим громадным весом на многочисленные шасси. Поодаль виднелись другие корабли - как бóльших, так и меньших габаритов, но на них я не обращал внимания. Я уже понял, что наша цель - этот красавец-фрегат, и теперь буквально поедал его глазами.
    Я ещё никогда не летал на кораблях третьего класса, астропарк нашего колледжа состоял из межзвёздных судов только пятого класса - катеров и шаттлов. Говоря 'летал', я, конечно, подразумеваю 'был в лётной команде'. Десяток раз я участвовал в полётах крупных пассажирских и грузовых лайнеров, но всего лишь в качестве наблюдателя - к их управлению, даже на третьестепенных ролях, нас, курсантов, не допускали.
    На фюзеляже фрегата, ближе к носовой части, большими красными буквами было выведено слово 'Марианна'. В отличие от военных, которые предпочитали грозные названия вроде 'Неустрашимый' или 'Стремительный', в Астроэкспедиции кораблям как правило давали женские имена. Очевидно, у шкипера, отвечавшего за постройку этого судна, дочь или жену звали Марианна.
    Павлов остановил машину на безопасном расстоянии от фрегата, и мы вместе вышли из салона.
    - Ну что, курсант? - спросил капитан. - Хороша птичка?
    - Отличный корабль, сэр. Исследовательский фрегат типа 'Гефест', спроектированный на базе крылатого боевого фрегата 'Томагавк' с незначительными функциональными изменениями. Общая длина - двести семьдесят метров, ширина фюзеляжа - тридцать восемь, размах крыла - девяносто один, вес - сто двадцать тысяч тонн. В настоящее время это самый тяжёлый корабль, способный совершать аэродинамические манёвры в атмосфере. Вооружён по категории 'D' - как сказано в спецификации, 'на случай столкновения с враждебным внеземным разумом'. - Тут я позволил себе слегка ухмыльнуться: внеземные цивилизации, враждебные или дружественные, по-прежнему оставались уделом фантастов да всяких параноиков-уфологов, склонных усматривать в любом неизученном космическом явлении проделки нечеловеческого разума. - Фрегат оснащён сверхсветовым приводом Ронкетти модельного ряда 641-KW и двумя парами асинхронных вакуумных излучателей S-74, обладающих трёхуровневой защитой от сбоев. Номинальная глубина погружения - десять в тридцать пятой степени, предельно допустимая - десять в сорок второй. Крейсерская скорость при номинальном погружении - 8200 узлов[3], что лишь немного недотягивает до одного светового года в час. Время разгона в обычном режиме - от трёх до пяти часов; на форсаже - в пределах тридцати минут.
    - Всё правильно. Небось, баловались с этой моделью в виртуальной реальности?
    - В общем... Да, сэр.
    - Но 'Марианна' не игрушечный корабль, а самый что ни на есть настоящий. И отправляемся мы не в учебный полёт. Мы летим на Тау-Четыре по заданию штаба. Вы готовы исполнять обязанности помощника штурмана?
    У меня перехватило дыхание, а сердце застучало в бешеном темпе. Однако я нашёл в себе силы твёрдо ответить:
    - Так точно, сэр, готов!
    - Что ж, посмотрим.
    Возле корабля отсутствовали обслуживающие машины и техники, что свидетельствовало о его полной готовности к старту. Мы подошли к трапу, встали на эскалатор и по движущейся дорожке поднялись на пятнадцатиметровую высоту к открытому люку посадочной шлюзовой камеры.
    У люка нас встречал мужчина лет на пятнадцать старше меня с погонами командора[4]. Они с Павловым обменялись приветствиями.
    - Шкипер Томассон, - сказал капитан, - познакомьтесь с курсантом Вильчинским. По распоряжению свыше он временно включён в состав вашей лётной команды.
    Судя по реакции Томассона, для него это не было неожиданностью. Крепко пожав мне руку, он пригласил нас на борт 'Марианны'.
    Миновав шлюзовой отсек и тамбур, мы вышли в коридор и поднялись на главную палубу, где располагалась рубка управления - ещё она называлась, по старой морской традиции, мостиком.
    В просторной рубке находилось полтора десятка человек, и среди них я насчитал одиннадцать членов лётно-навигационной службы - на левой стороне их форменных рубашек были значки с золотыми крылышками. Для полного комплекта не хватало ещё одного лётчика - то ли он просто отсутствовал, то ли я обчёлся, а может (сердце моё опять учащённо забилось), я могу стать тем самым двенадцатым, если не провалю экзамен...
    - Господа, - произнёс Томассон. - Представляю вам курсанта Вильчинского. На время полёта к Тау-Четыре и обратно он будет одним из нас. Это всё. Объявляю полную предстартовую готовность. Всем свободным от вахты очистить мостик.
    Менее чем через минуту в рубке, помимо нас с Павловым и Томассоном, осталось пять человек - связист, стюардесса и трое из лётной службы. На эту троицу я, по понятным причинам, обратил особое внимание. Двое парней лет тридцати - один худой и высокий, другой низенький и коренастый, - в звании суб-лейтенантов и стройная молодая женщина с двумя широкими нашивками на погонах - полный лейтенант[5]. О её возрасте я мог только гадать. Она была невысокая, изящная, с ладно скроенной фигурой и симпатичным, хоть и излишне строгим лицом. На первый взгляд она казалась лишь немногим старше меня, но, присмотревшись внимательнее, я решил, что ей под тридцать. Или даже за тридцать. Она явно принадлежала к той категории женщин, которые в промежутке между двадцатью и сорока годами существуют как бы вне времени.
    Павлов отошёл в сторону и сел в кресло перед деактивированным пультом второго помощника штурмана - этот пост на гражданских и военных судах предназначался для стажёров, а на кораблях Астроэкспедиции числился просто резервным. С безучастным видом командир бригады закурил сигарету, показывая тем самым, что главным на 'Марианне' остаётся Томассон. Сам шкипер устроился в своём капитанском кресле и произнёс:
    - Итак, в составе вахты на мостике произошли изменения. Штурман - лейтенант Топалова, навигатор - суб-лейтенант Вебер, оператор вакуумного погружения - суб-лейтенант Гарсия, помощник штурмана - курсант Вильчинский, дежурный офицер связи - мичман Эндрюс, дежурная бортпроводница - младший сержант Каминская. По местам, господа.
    Вместе с остальными я занял своё место, вдел в правое ухо миниатюрный наушник для получения голосовых сообщений от компьютера и, преодолевая вполне естественное волнение, попытался сосредоточиться на показаниях многочисленных приборов, которые в большинстве своём дублировали такие же приборы на штурманском пульте.
    На кораблях третьего класса лётная вахта обычно состояла из четырёх офицеров (связист, а тем более стюардесса, не в счёт) - штурмана, его помощника, навигатора и оператора вакуумного погружения. Собственно говоря, все четверо были специалистами одного профиля и вместе делали одно дело - управляли кораблём. Просто каждый из них исполнял свою задачу: навигатор прокладывал курс, штурман с помощником вели корабль по курсу, а оператор погружения поддерживал необходимое состояние вакуума за бортом. Раньше, на заре межзвёздных полётов, эту функцию осуществлял инженер-физик, но позже, с усовершенствованием сверхветовых ходовых систем, физическая сторона процесса отошла на второй план, и теперь погружением ведал пилот. Или навигатор - особой разницы не было. Как таковая, должность навигатора присутствовала в штатных расписаниях отдельно от пилотской лишь в силу традиции. Да ещё потому, что навигатор был больше теоретиком, а пилот - практиком. Но хороший специалист должен быть одинаково силён как в теории, так и в практике, поэтому нередко случалось, что штатный пилот выполнял навигационные счисления, а навигатор нёс вахту на месте штурмана. В моём дипломе было указано: 'пилот 4 класса, навигатор 4 класса' - это высшая квалификация, которую мог получить выпускник лётного колледжа. К примеру, Элис по пилотированию имела пятый класс, а по навигации только шестой, но при том считалась одной из лучших в нашем выпуске.
    Томассон отдал приказ начать предстартовую проверку систем. В основном это была моя обязанность как помощника штурмана. Поначалу я волновался, боясь где-то ошибиться, что-то пропустить, но процедура была мне хорошо знакома, так что вскоре я успокоился и дело пошло на лад. Протестировав системы управления и получив доклады о готовности других корабельных служб, я передал сводный отчёт штурману Топаловой, а она, в свою очередь, отчиталась перед шкипером.
    Командор Томассон вызвал диспетчерскую космодрома и запросил разрешение на старт. В ответ мы получили номер взлётной полосы, схему воздушного коридора и рассчитанный по секундам график полёта вплоть до выхода на орбиту.
    - Выполняйте, - коротко бросил шкипер, откинулся на спинку кресла и попросил стюардессу приготовить кофе.
    - Активизировать гравикомпенсаторы, - распорядилась Топалова. - Антигравы - мощность девяносто, отклонение ноль. Запустить реактивные двигатели.
    - Есть, гравикомпенсаторы, - ответил я. Теперь сила тяжести на борту 'Марианны' регулировалась искусственно и должна была оставаться на уровне 0,93 g, как на поверхности Октавии, независимо от ускорения корабля и внешних гравитационных полей. - Антигравы включены. Нагрузка на шасси - десять процентов. Реактивные двигатели запущены.
    Топалова выдвинула штурвал и увеличила тягу. Корабль сдвинулся с места и, постепенно набирая скорость, покатился по рулёжной дорожке к указанной нам полосе. Благодаря антигравам, на шасси приходилась лишь одна десятая веса 'Марианны', что исключало риск их повреждения. При всей прочности своей конструкции, они могли удерживать полный вес корабля лишь в состоянии покоя или при самом медленном передвижении.
    Фрегат вырулил на взлётную полосу секунда в секунду по графику. Глядя на космодром с высоты двенадцатиэтажного здания, я думал о том, что аэродинамический взлёт для таких громадных кораблей как 'Марианна' - чистейшее пижонство и напрасный расход термоядерного топлива. Куда проще, быстрее и экономичнее было бы поднять фрегат на антигравах, придать ему вертикальное положение и уже тогда запустить реактивные двигатели. Но при этом терялась вся эстетика взлёта - а людям всегда было присуще стремление к красоте, которая, как известно, требует жертв.
    - Ну, начинаем!
    Топалова резко увеличила тягу, и фрегат, быстро ускоряясь, помчался вдоль полосы. Для разгона ему потребовалось добрых десять километров.
    - Есть скорость отрыва. Взлёт!
    'Марианна' оторвалась от поверхности и со слоновьей грацией взмыла в небо. Говоря 'со слоновьей', я вовсе не иронизирую. Если бы вы увидели танцующего слона, то наверняка были бы очарованы его движениями.
    - Убрать шасси!
    - Есть! - отрапортовал я. - Шасси убрано.
    - Переходим звуковой барьер...
    Где-то снаружи громыхнуло, но мы ничего не услышали и не почувствовали. Корабль обладал полной звукоизоляцией как от внешнего мира, так и между отсеками, а его остов и внешняя обшивка были сделаны из особого сплава титана, который, наряду со сверхпрочностью, обладал высокой сопротивляемостью к вибрациям. Здесь, в носовой части 'Марианны', мы совсем не ощущали работы двигателей, а знали, что они действуют, лишь по показаниям приборов. Да и в кормовых отсеках вибрация была минимальной.
    Фрегат слегка накренился на левый борт, как будто собирался совершить плавный поворот, не предусмотренный графиком полёта. Чуть уменьшив мощность правых антигравов, я вернул ему строго горизонтальное положение. В этом состояла одна из моих обязанностей - страховать штурмана, 'подчищая' его действия. Никто из присутствующих ничего не заметил, лишь Топалова криво ухмыльнулась.
    Мы превысили первую космическую скорость, миновали стратопаузу и вошли в мезосферу. Небо над нами уже было чёрным, в нём ярко пылали звёзды. В отличие от нас с Топаловой, оператор погружения, румяный коротышка Гарсия, и долговязый навигатор Вебер откровенно бездельничали, а последний вдобавок демонстративно зевал. Их работа начиналась только с запуском сверхсветового привода. Собственно, мы тоже могли отдыхать, доверив взлёт и выход на орбиту компьютеру, который справился бы с этой задачей не хуже нас. Но так почти никто не поступал. Ни один настоящий лётчик не откажет себе в удовольствии собственноручно поднять в небо громадную махину в сотню килотонн, ощущая пьянящее чувство торжества над всемирным тяготением...
    Наконец мы вышли на стационарную орбиту вокруг Октавии в тридцати тысячах километров от её поверхности. Томассон объявил режим полной готовности к погружению. Гражданские суда перед запуском сверхсветового привода ещё пару часов шли на реактивной тяге, удаляясь от планеты, чья гравитация вносила нежелательные возмущения в физический вакуум. Однако космические исследователи, как и военные, считали подобные меры предосторожности излишними и обычно стартовали прямо с орбиты.
    Впервые за всё это время Павлов поднялся со своего 'гостевого' кресла, подошёл к Томассону и что-то тихо сказал ему. Шкипер согласно кивнул и обратился к нам:
    - Помощник штурмана, поменяйтесь местами с оператором погружения.
    На лице Гарсии отразилось недоверчивое изумление. На моём, наверное, тоже. По крайней мере, я испытывал подобное чувство - ведь мне поручалась самая ответственная на данном этапе полёта задача.
    Тем не менее приказы командира не обсуждаются, поэтому мы с Гарсией беспрекословно подчинились, и я оказался за пультом управления вакуумными излучателями. На 'Марианне' их было две пары - на носу и на киле, а также на концах крыльев. Создаваемые в процессе их работы энергетические потоки окутывали корабль подобно кокону.
    Разумеется, я и раньше совершал вакуумное погружение. Но то было в колледже, на учебных кораблях пятого класса. А сейчас мне предстояло окунуть в глубины вакуума тяжёлый исследовательский фрегат.
    Томассон запросил ближайшую орбитальную станцию, контролирующую наш сектор околопланетного пространства. Получив подтверждение, что окружающий нас космос чист, он скомандовал:
    - Запустить привод в холостом режиме.
    - Привод запущен, - отрапортовала Топалова. - Все функции в норме.
    - Оператор, начать погружение в стандартном режиме с пошаговым отчётом.
    - Есть, сэр!
    Я включил подачу энергии на излучатели. Вокруг корабля образовался уже упомянутый мною 'кокон', но на обзорных экранах этого видно не было - всё происходило далеко за пределами оптического диапазона, а мощность энергетических потоков была ещё недостаточно высока для массового рождения элекронно-позитронных пар.
    - Температура за бортом - десять в пятой, - объявил я.
    Пока всего лишь сто тысяч градусов - сущий пустяк, хотя и в десять-двадцать раз выше, чем на поверхности звёзд. К тому же это не молекулярная температура, это мера возбуждения энергетических уровней виртуальных частиц в вакууме. Ещё в далёком двадцатом веке учёный по имени Дирак предположил, что вакуум не является просто пустым пространством, что он до предела заполнен частицами с отрицательными энергиями. В дальнейшем его простая модель претерпела значительные изменения, на самом деле всё оказалось гораздо сложнее и интереснее, но основополагающая идея осталась неизменной - вакуум действительно не есть пустота, это фундаментальное состояние материи. Поэтому нередко вакуум называют Морем Дирака.
    - Температура - десять в седьмой...
    Десять миллионов градусов, уже на уровне звёздных недр.
    - ...Десять в восьмой... в девятой...
    Миллиард градусов. Невидимый прежде энергетический 'кокон' вокруг корабля засветился слабым голубым светом: это часть высокоэнергетических гамма-квантов, рождённых от аннигиляции электронно-позитронных пар, рассеивались на присутствующих в окружающем пространстве атомах водорода, гелия и микроскопических частицах космической пыли, в результате чего возникало излучение видимого спектра.
    - Температура - десять в десятой... в одиннадцатой... в двенадцатой...
    Теперь из вакуума начали образовываться свободные кварки и антикварки. Корабль, наряду с жёсткими гамма-лучами, подвергся бомбардировке всевозможных типов мезонов. Но наше защитное поле была рассчитано и не на такие нагрузки. А 'кокон' сиял уже так ярко, что давно затмил не только звёзды, но и наше солнце Эпсилон Эридана.
    - ...Десять в четырнадцатой... в пятнадцатой... в шестнадцатой, - рапортовал я. - Вскипает слабый бозе-конденсат... Есть полное погружение! Мы в апертуре.
    Для стороннего наблюдателя 'Марианна' просто исчезла из пространства, как будто испарилась. Примерно то же самое можно было бы сказать и об ушедшей под воду субмарине, если не учитывать того, что море - не только поверхность, но и глубина. У вакуума тоже есть глубина, но измеряемая не в единицах длинны, а температурой. Мы находились на глубине десяти тысяч триллионов градусов, в так называемой апертуре - прослойке, где часть заполнявших вакуум виртуальных бозонов уже находилась в хаотичном состоянии, а часть оставалась в сконденсированном виде. Здесь отсутствовала разница между слабым и электромагнитным взаимодействием, но ещё отдельно существовало сильное.
    Голубое сияние энергетического 'кокона' исчезло - в апертуре не было ни космической пыли, ни других материальных частиц. На обзорных экранах вновь появились звёзды и планеты - вернее, их электрослабые отражения. Мы могли свободно проходить сквозь любые объекты, находящиеся в обычном эйнштейновом пространстве, не рискуя столкнуться с ними. Правда, в местах большого скопления материи присутствуют сильные возмущения вакуума, представляющие определённую опасность для корабля.
    В апертуре ещё невозможно движение со скоростью выше световой, зато в ней содержится неограниченный запас даровой энергии, которую можно использовать для дальнейшего погружения, увеличивая температуру окружающего вакуума за счёт самого вакуума - звучит парадоксально, но факт. Начиная с этого момента излучатели не получали больше ни эрга от бортового реактора, но погружение продолжалось ещё стремительнее - десять в семнадцатой градусов... десять в двадцатой... десять в двадцать пятой...
    - Внимание! - произнёс я. - Температура - десять в двадцать шестой. Вскипает сильный бозе-конденсат. Мы в инсайде!
    Мы оказались под нижним слоем упорядоченной структуры вакуума, в его 'изнанке' - в инсайде. Здесь сильное взаимодействие объединилось с электрослабым, здесь материя потеряла массу покоя, здесь исчезло понятие светового барьера, здесь не было ничего, кроме океана чистой энергии. Если бы не 'кокон', окутывавший 'Марианну', мы сами превратились бы в часть этой энергии.
    Краем глаза я заметил, как офицер связи поднялся со своего места, отсалютовал шкиперу и направился к выходу из рубки. Его короткая вахта закончилась; теперь он понадобится не раньше, чем мы прибудем в систему Тау Кита.
    - Продолжать погружение до номинальной глубины, - распорядился Томассон. - Навигатор, передайте штурману курс.
    - Есть, сэр! - ответил Вебер. - Курс готов.
    В этом полёте у него была самая плёвая из всей нашей четвёрки работа. Тау Кита находилась на расстоянии всего пяти светолет от Эпсилон Эридана, это была ближайшая к нам населённая система, и между Октавией и Тау IV постоянно ходили корабли. Маршрут был исследован вдоль и поперек, так что Вебер составил курс, что называется, левой рукой - если вообще не левой ногой, перекинутой через голову.
    Тут, впрочем, был один нюанс - по прямой между нашими системами находилась область вакуумной аномалии. Гражданские корабли обходили её стороной, делая крюк в два с лишним световых года. Но разведчики космоса - крутые ребята, они не привыкли пасовать перед трудностями, поэтому навигатор, даже не обращаясь за советом к шкиперу, предложил кратчайший курс, ведущий прямиком через аномалию.
    Когда фрегат достиг номинального уровня десяти в тридцать пятой степени градусов, штурман Топалова запустила привод в форсированном режиме. Через двадцать с небольшим минут мы вышли на крейсерскую скорость, и я наконец смог перевести дыхание - при форсаже корабль так и норовил нырнуть поглубже, поэтому мне постоянно приходилось избавляться от излишков энергии в излучателях. Разумеется, все расчёты производил компьютер, но от меня зависел выбор оптимальных решений. Машина, какой бы умной она ни была, не обладает свободой воли и интуицией - а без этих качеств с вакуумом никак не совладаешь, выполняй ты хоть триллион секстильонов операций в секунду.
    Закончив разгон, Топалова переключила привод с форсажа в обычный режим, и следующие два часа полёта прошли спокойно. Как и прежде, Павлов ни во что не вмешивался, оставаясь сторонним наблюдателем. Временами он исчезал в смежной с мостиком капитанской рубке, и там, наверное, просматривал записи отдельных эпизодов, оценивая мои действия.
    Уже на подходе к аномалии, командор Томассон неожиданно приказал:
    - Штурман, поменяйтесь местами с оператором погружения.
    Почему-то на этот раз я совсем не удивился. В первый момент у меня даже мелькнула мысль, что шкипер не рискует доверить мне контроль над уровнем погружения в аномальной области пространства - ведь там, похоже, будет заносить ещё похлестче, чем при форсаже. Но, с другой стороны, будь это так, он бы вернул обратно Гарсию, а не сажал меня в штурманское кресло. По всей видимости, это капитан Павлов, когда я был занят работой, дал Томассону знать, что хочет проверить, сумею ли я удержать корабль на курсе при прохождении аномалии.
    Волноваться я уже перестал и с невозмутимостью, удивившей даже меня самого, принял управление кораблём. Аномалия оказалась не так страшна, как я ожидал, и мне без особых усилий удавалось вести 'Марианну' по курсу. Именно сейчас, когда энергетические завихрения в вакууме раз за разом пытались швырнуть фрегат то в одну, то в другую сторону, я испытывал необыкновенный душевный подъём. Я не знал, доволен ли моими действиями Павлов, и в данный момент меня это мало интересовало. Я вёл корабль и наслаждался этим. Это был настоящий межзвёздный корабль, и я наконец-то почувствовал себя настоящим пилотом. А в более широком смысле - космоплавателем. Именно так, не иначе. Прошло уже более пяти столетий, как был создан первый сверхсветовой привод, но люди до сих пор не придумали единого названия для всех, чья профессия - космические полёты. Их называют и астронавтами, и космонавтами, и звездолётчиками, и космолётчиками. Но ближе всего - космоплаватели. Ведь мы, по сути, моряки-подводники, а наша стихия - глубины Моря Дирака...
    Через час с небольшим мы покинули пределы аномалии, и корабль вновь пошёл ровно. Томассон обратился к Веберу:
    - Навигатор, коррекция курса нужна?
    - Похоже, что нет, шкипер.
    - Похоже?
    - Я уверен, сэр.
    Командор в задумчивости потёр свой гладко выбритый подбородок.
    - И всё же проверим. Штурман, переключить привод в холостой режим. Оператор - подъём в апертуру.
    - Привод приостановлен, - отчитался я.
    - Начинаю подъём, - сообщила Топалова.
    В инсайде мы были почти слепы. Надёжные ориентиры отсутствовали (аномалии нельзя было считать надёжными ориентирами), и нам приходилось полагаться лишь на чисто математические расчёты, производимые компьютером. Однако со временем погрешность расчётов накапливалась, поэтому периодически требовался подъём в апертуру для определения точного местонахождения по электрослабым отражениям звёзд.
    Всё это, впрочем, относилось к длинным отрезкам пути в несколько десятков светолет. Ну и ещё, конечно, коррекция производилась при подлёте к системе назначения. Однако до Тау Кита оставалось ещё добрых два световых года, так что было ясно - Томассон решил убедиться, что я ничего не напортачил при прохождении аномалии.
    Когда мы пересекли критический уровень десять в двадцать седьмой и оказались в апертуре, навигатор быстро произвёл необходимые счисления и сообщил:
    - Погрешность курса в пределах допустимого минимума. Я же говорил, шкип, что коррекция не нужна.
    - Принято, - сказал Томассон. - Оставаться в апертуре. - С этими словами он включил интерком на своём капитанском пульте и объявил о смене лётной вахты.
    Спустя пять минут нашу команду заменила другая четвёрка лётчиков. Томассон отправил нас отдыхать, поручив Топаловой определить меня в одну из свободных кают. Покидая рубку, я бросил на Павлова вопросительный взгляд, но тот лишь качнул головой: мол, ступай, парень.
    Когда мы спустились палубой ниже, где находились офицерские каюты, я осторожно поинтересовался у своей провожатой:
    - Как вы думаете, я выдержал экзамен?
    - Экзамен? - не поняла Топалова. Потом до неё дошло, и она улыбнулась: - Пожалуй, да. По крайней мере, у меня нет к вам никаких претензий... Гм. Значит, это был экзамен?
    - Да.
    - И какого рода?
    - Наподобие вступительного. Капитан Павлов сказал, что если я выдержу его, то буду зачислен в Астроэкспедицию.
    К моему удивлению, Топалова энергично кивнула:
    - Вот это правильно! Лучше брать своих курсантов, чем нанимать легионеров.
    Я собирался было спросить, о каких легионерах она толкует, но тут Топалова хитро усмехнулась:
    - А знаете, когда шкипер сообщил, что в нашу команду временно зачислен курсант, мы грешным делом решили, что нам собираются навязать какого-нибудь адмиральского сынка-заморыша. Потому-то мы все сбежались в рубку - хотели поглазеть на это чудо природы.
    Я с трудом подавил истерический смех. Насчёт адмиральского сынка их догадка оказалась верной - прямо не в бровь, а в глаз. Знали бы они ещё, какого адмирала я сын...
    Мы прошли в жилой отсек лётно-навигационной службы, который располагался особняком от кают остальных офицеров - точно так же, как держались особняком и сами лётчики, считавшие себя элитой на корабле - на мой взгляд, вполне заслуженно.
    Топалова остановилась перед дверью без таблички.
    - Здесь свободно. Отдохните, расслабьтесь немного, а через полчаса приходите в офицерскую столовую на ужин. До встречи, курсант Вильчинский.
    Ободряюще хлопнув меня по плечу, она зашагала обратно по коридору. Я проводил её взглядом, затем открыл дверь, которая оказалась не запертой, и вошёл в каюту.
    Лишь теперь, оставшись наедине с собой, я почувствовал, как напряжены мои нервы. Нельзя сказать, что я сильно перетрудился, просто на моих плечах лежала двойная ответственность - за корабль, который я пилотировал, и за своё будущее, которое во многом зависело от этого полёта.
    Я повалился на застеленную койку, рассчитывая полчаса отдохнуть перед ужином, но едва моя голова коснулась мягкой подушки, я уснул мёртвым сном.

    6

    Проснувшись, я обнаружил, что проспал более десяти часов. Это было плохо. И не просто плохо, а скверно. Я вскочил с койки, чувствуя, как меня охватывает паника. Что подумает обо мне Павлов? Всего четыре часа лётной вахты - и я уже свалился без задних ног. Даже если там, в рубке управления, я выдержал экзамен, то потом...
    Тут мой взгляд упал на дверцу одёжного шкафа. Я точно помнил, что десять часов назад там ничего не было. Помнил, потому что ещё хотел заглянуть внутрь и проверить, не осталось ли вещей от прежнего хозяина. А сейчас дверца была слегка приоткрыта, и на ней висела голубая офицерская форма Астроэкспедиции. Со знаками различия суб-лейтенанта - одна широкая и одна узкая нашивки на погонах. С золотыми крылышками лётно-навигационной службы на левой стороне мундира. А справа... справа была именная планка с моей фамилией!
    Нет, это невозможно! Ну, допустим, я успешно прошёл испытание и меня зачислили в Астроэкспедицию. Тогда мне полагалось бы звание уорента, в лучшем случае - мичмана. Но никак не суб-лейтенанта.
    Наверное, кто-то решил надо мной подшутить, предположил я. Рассчитывает, что я, дурачок, напялю на себя эту форму и пойду в ней разгуливать по кораблю. Вот смеху-то будет, обхохочешься! Чижик-пыжик возомнил себя орлом...
    Тем не менее я всё-таки примерил на себя мундир - исключительно чтобы посмотреть, как он на мне сидит. А сидел он просто идеально, как влитой. Я сунул руки в карманы и в правом нащупал какую-то бумажку. Достав её, я прочитал: 'Это не шутка, суб-лейтенант Вильчинский. Поздравляю. Кэп Павлов'.
    Ого! Это совсем другое дело. Через десять минут, приняв холодный освежающий душ и наскоро приведя себя в порядок, я уже без опаски облачился в свою новую форму. Хотя, конечно, теоретически нельзя было исключить, что и записка от капитана Павлова была частью всё того же розыгрыша, но я решил рискнуть - в конце концов, как сказала бы Элис, меня не расстреляют.
    Первым, кого я повстречал, выйдя из каюты и покинув жилой отсек лётной службы, был уорент-офицер из интендантской службы. Он поприветствовал меня, как старшего по званию, не проявив никакого удивления по поводу того, что на борту 'Марианны' оказался лишний суб-лейтенант. Ну а поскольку хозяйственники всегда самые осведомлённые люди на корабле, я мог больше не беспокоиться из-за своего мундира - его я носил на законных основаниях.
    Меня буквально распирало от радости и гордости, но сполна насладиться своим успехом мне мешало острое чувство голода. Если не считать пары сандвичей, второпях поглощённых мной во время вахты, я последний раз нормально ел вчера утром у себя на квартире - а с тех пор прошло без малого двадцать часов. Посему я, не особо раздумывая, направился в офицерскую столовую.
    Там было не слишком многолюдно - человек десять молодых мужчин и женщин в светло-серых униформах без всяких знаков различия, а также несколько офицеров, среди которых не было ни одного из лётно-навигационной службы. Находившийся в другом конце обеденного зала сержант-стюард жестом показал, что видит меня, и немедленно скрылся за дверью камбуза.
    Я выбрал свободный столик возле искусственного окна с видом на сосновый бор и едва успел устроиться за ним, как вернулся стюард, толкая перед собой тележку. Он вежливо поздоровался со мной ('Доброе утро, сэр!'), выставил на стол блюда и, пожелав приятного аппетита, удалился. Здесь не предлагали меню и не принимали заказов, а просто кормили комплексными завтраками, обедами и ужинами, в зависимости от индивидуального расписания каждого члена команды. Выбрать себе еду и напитки можно было в расположенном по соседству кафе, но там за это приходилось платить.
    Впрочем, я настолько проголодался, что мне было не до разборчивости. В считанные минуты я проглотил весь завтрак, подумал было попросить добавки, но решил воздержаться и стал не спеша попивать горячий кофе, с любопытством поглядывая в сторону 'серых униформ'. Их было одиннадцать человек - семеро мужчин и четыре женщины в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, все, как один, смуглые. У нас на Октавии такой оттенок кожи большая редкость, наша Эпсилон даёт слишком мало ультрафиолета - гораздо меньше, чем Тау Кита или Солнце, не говоря уже о Веге и Альтаире. Поэтому, находясь на планетах с более высокой солнечной радиацией, нам приходится соблюдать осторожность, чтобы не обжечь кожу.
    До меня донеслась реплика по-португальски с характерным акцентом. Да, точно, это таукитяне. Ну и словечко, чтоб им пусто было. У их предков не хватило фантазии придумать более оригинальное название для своего мира, чем Тау Кита IV - то есть четвёртая планета в системе Тау Кита. Зато наши предки оказались на высоте. Эпсилон Эридана II была восьмой человеческой колонией за пределами Земли, вот и получилась Октавия - незамысловато, но красиво, звучит прямо-таки по-царски. Впрочем, мы редко именуем себя октавианцами, предпочитая термин 'эриданцы', по имени всего созвездия, а наш язык официально называется эриданским - хотя на самом деле это лишь особый диалект английского, сформировавшийся под сильным влиянием испанского, русского и немецкого языков.
    Когда я уже допивал кофе, в столовой появилась Топалова. Заметив меня, она двинулась в мою сторону. Сейчас её русые волосы были распущены, и с такой причёской она выглядела ещё более молодой и привлекательной. У меня мелькнула мысль, что будь я лет на пять старше, то непременно клюнул бы на неё.
    - Привет, коллега, - поздоровалась она, усаживаясь напротив меня. Вездесущий стюард уже накрывал перед ней стол.
    - Здравствуйте, лейтенант, - ответил я.
    - Можно просто Яна, - сказала Топалова, принимаясь за завтрак. - Раз мы в одной команде, то давай во внеслужебное время без формальностей. В конце концов, ты всего лишь рангом ниже меня по званию. Договорились?
    - Хорошо, - кивнул я. - Меня зовут Александр, а коротко - Алекс, Сандро или Саша, кому как больше нравится. И кстати, о звании. Я... это...
    - Ты в отпаде, - помогла мне Топалова.
    - Ну, и в отпаде тоже. Я - гм - озадачен. Я рассчитывал максимум на мичмана, а скорее даже на уорент-офицера...
    - 'Прапор' не годится, - категорически заявила она. - Ни один шкипер Астроэкспедиции не подпустит уорента к пульту управления. Что же касается мичмана, то... Ты ведь уже понял, что тебя взяли штатным пилотом, а не стажёром?
    - В общем, да.
    - Лётчиков-стажёров у нас нет, - продолжала Топалова. - На мой взгляд, это неправильно, но так уж сложилось. Вчера вечером кэп Павлов рассказал нам, что командование собиралось сделать для тебя исключение, взять учеником в порядке эксперимента, но на деле ты оказался достаточно хорош, чтобы стать полноправным пилотом. А во всей Астроэкспедиции нет ни одного лётчика в звании мичмана, так что ты был бы среди нас вроде белой вороны - как бы и настоящий пилот, но всё же хуже других. К тому же тут есть и технический нюанс: бухгалтерские формы для лётно-навигационного состава не содержат графы с категорией жалования О1 - только О2 и выше. Не переделывать же их ради тебя одного. Да и собственно, между мичманом и суб-лейтенантом разница небольшая.
    В последних её словах проступили немного пренебрежительные нотки отслужившего положенный срок лейтенанта, который уже видит себя лейтенантом-командором[6].
    - Теперь всё ясно, - сказал я. - Вот только... Согласятся ли с этим в Главном штабе?
    - Не беспокойся, Алекс. Звания и должности младших офицеров лётной службы находятся в компетенции командира бригады. А кэп имеет большой вес в штабе, и никто не станет придираться к его решению. Поэтому за свои нашивки можешь не переживать. Добро пожаловать в ряды 'собак Павлова'.
    - Чего-чего? - не понял я.
    - Это такой каламбур. Официально наша бригада называется 'Волчья стая', но однажды, ещё в самом начале её существования, какой-то остряк обыграл фамилию нашего кэпа... Ты что-нибудь слышал об учёном Павлове?
    - Конечно. Кроме диплома пилота-навигатора, у меня ещё степень бакалавра по биологии. Иван Павлов - физиолог двадцатого века, лауреат Нобелевской премии, основатель учения о сигнальных системах. Его опыты по развитию условных рефлексов у собак стали классикой, а термин 'собака Павлова' широко вошёл в научный и околонаучный обиход, обозначая...
    - Вот именно, - перебила меня Топалова. - Короче, острота упала на благодатную почву, и это шутливое название быстро вытеснило 'Волчью стаю'. Но теперь в нём нет ничего от шутки. 'Собаки Павлова' пользуются уважением в Корпусе, мы одна из элитных бригад, и нам поручают наиболее ответственные задания.
    - Вроде этого? - слегка иронично поинтересовался я. - Экспедиция к Тау Кита? Между прочим, где мы сейчас?
    - Летим обратно. Уже два часа как стартовали. Этот рейс был профилактическим - мы 'обкатывали' корабль после капитального техобслуживания. А заодно нам поручили забрать легионеров.
    - Кого?
    - Вот этих ребят. - Она незаметно кивнула в сторону таукитян. - Все они пилоты, на борту их более сотни. На Тау резко урезали расходы на космические исследования, и тамошней Астроэкспедиции пришлось пойти на сокращение лётного состава. Мы поспешили завербовать самых лучших из попавших под увольнение, пока до них не добралась загребущая лапа землян. Видишь ли, у нас нехватка кадров. За последний год нашлось немало молодых идиотов, которые решили, что военная карьера престижнее работы исследователя.
    - Но зачем же брать пополнение со стороны? Можно ведь и своих.
    Ответить она не успела, так как в это время к нашей компании присоединился навигатор Вебер. Поздравив меня с назначением и предложив называть его по имени - Ганс, он сказал:
    - Кстати, Яна ещё не сообщила тебе, что ты зачислен в нашу Первую группу? Не скажу за других, но лично мне будет приятно с тобой работать.
    - Мне тоже, - кивнула Топалова.
    Первая группа! Я знал, что по штатному расписанию в лётную группу под номером один входят первый пилот корабля со старшим навигатором - а следовательно, таковыми были Топалова и Вебер. Как правило, Первой группе поручались наиболее сложные и ответственные участки пути. Сначала я почувствовал себя польщённым и чуть не заважничал от гордости, но уже в следующий момент сообразил: меня, новичка, определили под опеку самых опытных лётчиков, чтобы я, часом, не наломал дров.
    Приступая к еде, Вебер спросил:
    - Так о чём вы там говорили перед моим приходом? До моих ушей донеслось что-то об идиотах, выбирающих военную службу. Странно слышать это от тебя, Яна. Ты же закончила Норд-Пойнт, а потом три года служила в ВКС.
    - Три с половиной, - уточнила она. - А на следующий же день после присвоения суб-лейтенантского звания подала рапорт о переводе в Астроэкспедицию. Но речь не об этом. Мы обсуждали кадровую политику Корпуса. Алекс считает несправедливым, что мы вербуем лётчиков с других планет, вместо того чтобы брать свою молодёжь - выпускников наших космических колледжей.
    - Целиком и полностью поддерживаю его, - кивнул Вебер. - К сожалению, наше начальство считает иначе, оно не желает нянчиться с новичками.
    - Но меня же взяли... - робко заметил я.
    - С тобой случай особый, - сказала Топалова. - Ты закончил колледж уже полностью подготовленным лётчиком; ты обладаешь тем зрелым мастерством, которое обычно приходит лишь с годами. Не подумай, что я льщу тебе, я констатирую факт. Я летала с тобой, я видела тебя в работе. Ты не демонстрировал ничего сверхъестественного, не производил головокружительных трюков, которые так любят смаковать в кино и на виртуальных симуляторах, но которым нет места в реальности. Ты просто делал своё дело, ты управлял кораблём спокойно и уверенно, как опытный профессионал. Вчера вечером я просматривала запись полёта, это моя обязанность как первого пилота, - так вот, за все четыре часа ты не совершил ни единой ошибки, даже самой мелкой и незначительной.
    - Короче, ты самородок, - подхватил Вебер. - И вот что я тебе скажу: если твой первый успех не вскружит тебе голову, как это часто случается со слишком одарёнными ребятами, если ты и дальше будешь работать над собой, то в будущем можешь стать лётчиком экстра-класса, какие появляются лишь раз на десять или двадцать лет. Таким, как кэп Павлов. Таким, какими были коммодор Йенсен и адмирал Шнайдер.
    От неожиданности я поперхнулся и закашлялся. Топалова нахмурилась, а по губам Вебера скользнула беззаботная улыбка.
    - Кажется, ты шокирован сравнением со Шнайдером? А зря. Человеческая личность многогранна, и нельзя рассматривать её только под одним углом. Тем более такую незаурядную личность, как Бруно Шнайдер. Да, он был фашистом. Но это ни в коей мере не перечёркивает того, что он был величайшим пилотом своего времени... И вот ещё что. Если при наших старших всплывёт имя адмирала Шнайдера, постарайся воздержаться от резко негативных характеристик типа 'фашизм', 'путч', 'хунта' и тому подобного. Иначе можешь попасть в неловкую ситуацию.
    - Почему?
    Вебер небрежно передёрнул плечами:
    - Да потому, что верхушка Корпуса кишмя кишит его бывшими соратниками. Как ты думаешь, что случилось с участниками мятежа после его провала? Да, лидеров посадили в тюрьму, некоторые ещё не отбыли свой срок. Часть старших и младших офицеров просто отправили в отставку. Рядовой и сержантский состав, за некоторым исключением, амнистировали - они ведь, по сути, лишь исполняли приказы начальства. Но оставалась ещё прослойка военнослужащих, которые чересчур увязли в заговоре, чтобы получить полную амнистию, но и не заслуживали на тюрьму или увольнение. Поэтому им предложили перевестись из Военно-Космических Сил в Астроэкспедицию, где их политические взгляды не могли принести особого вреда обществу. Большинство, разумеется, согласилось - в их числе и наш кэп.
    - Павлов? - потрясённо переспросил я.
    - Да, представь себе. Я сам был поражён, когда узнал о его прошлом. - Тут Вебер понизил голос почти до шёпота. - Но и это ещё не всё. Говорят, что и наш начштаба, сам адмирал Фаулер, был причастен к заговору! Точных подтверждений этому нет, всё жутко засекречено, однако его перевод в Корпус подозрительно совпадает по времени с переводом других мятежников.
    'О, боже! - подумал я. - О, дьявол!...'
    Теперь я начал понимать подлинные причины головокружительного старта моей лётной карьеры. И не скажу, что мне это нравилось...

    7

    Вскоре после завтрака меня вызвали к старшему помощнику для оформления всех необходимых документов. Старпом Крамер был лейтенантом-командором, вторым по должности и званию после Томассона, но ему ни при каких условиях не грозило стать капитаном корабля. В этой части лётного устава Астроэкспедиция следовала порядкам, принятым в гражданском флоте: старший помощник был администратором, он занимался внутренними делами корабля и не имел никакого отношения к его управлению. Шкиперу наследовали лётчики в соответствии со штатным расписанием должностей, а старпом так и оставался старпомом, и его продвижение по службе как правило выражалось в переводе на аналогичную должность на более крупном судне или на штабную работу - тоже административного плана. Но, помимо своих основных обязанностей, старший помощник исполнял ещё одну важную функцию - противовеса капитанской власти. В критических ситуациях он мог отменить любое решение шкипера, которое считал ошибочным, он даже имел право сместить капитана с должности и назначить на его место первого пилота или старшего навигатора. В истории нашей Астроэкспедиции были известны лишь считанные случаи, когда старпомы прибегали к таким экстраординарным мерам, и во всех этих случаях дисциплинарные комиссии признавали их действия правомерными и обоснованными.
    Лейтком Крамер оказался весьма приятным человеком, и с первой же минуты мы с ним отлично поладили. Впрочем, такая уж работа у старпома - ладить с экипажем. Он немного побеседовал со мной на разные темы, чтобы составить обо мне предварительное мнение, затем мы занялись документами. Первым делом я ознакомился с приказом командира бригады о моём зачислении на службу с присвоением звания суб-лейтенанта (тут меня поджидал очередной сюрприз: Павлов самолично повысил мой пилотский класс до третьего). Дальше последовали разнообразные ведомости от интендантской службы - о постановке меня на довольствие по категории О2, о выделении каюты, о положенном мне обмундировании и так далее. Потом было распоряжение начальника медсанчасти, предписывавшее мне пройти комплексный медицинский осмотр в главной клинике Корпуса, и направление на добрую дюжину прививок.
    А на закуску я получил бланк анкеты, подобной тем, которые уже не раз заполнял, подавая заявление в гражданские космические компании, но куда более детальной. Помимо стандартных, там были такие пункты, как кулинарные вкусы, хобби, предпочтения в спорте, кино и литературе и даже любимые цвета. Кроме семейного положения и наличия детей (я указал 'холост, бездетен'), также спрашивалось, с кем я живу, и в качестве вариантов предлагалось - собственная семья, родители, другие родственники, друг, подруга. После некоторых колебаний я вписал имя Элис Тёрнер, обозначив её как подругу - в конце концов, это слово имеет широкий смысл.
    Но окончательно меня добили две соседствующие графы: 'Сексуальная ориентация' и 'Отношение к сексуальным меньшинствам'. Растерянно моргнув, я обратился к старпому:
    - А мне всегда казалось, что это является сугубо личным делом каждого гражданина Октавии.
    - Так оно и есть, - невозмутимо кивнул Крамер. - Ни ориентация служащего, ни его воззрения по данному вопросу не влияют на его карьеру. Однако мы должны знать о них во избежание неприятных эксцессов. Служба в Астроэкспедиции имеет свою специфику, и это нельзя не учитывать. Исследуя Дальний Космос, мы зачастую проводим в полёте по несколько месяцев кряду. В таких условиях корабль становится замкнутым автономным мирком, и очень важно поддерживать в нём нормальную психологическую атмосферу. Поэтому у нас нет запрета на близкие отношения между членами экипажа, тогда как в военном флоте это подпадает под определение неуставных взаимоотношений. Если в Корпусе служат муж и жена, друг и подруга... гм, пара друзей или подруг, мы определяем их на один корабль. Комплектуя вахты и специальные подразделения, мы учитываем ваши анкетные данные, в частности, и по тем пунктам, которые вас так смутили. Вот, например, младший сержант Каминская, бортпроводница, которая обычно дежурит на мостике с Первой группой, бисексуальна - ей нравятся как мужчины, так и женщины. Она этого не скрывает - впрочем, скрыть подобное на корабле невозможно. Если вас это смущает, я изменю график её вахт.
    - Меня это совсем не смущает, - сказал я. И после некоторых колебаний уточнил: - В женщинах не смущает. А что касается мужчин, то... нельзя сказать, что к таким мужчинам я отношусь враждебно или с отвращением. Нет, никакого сознательного предубеждения. Просто в их обществе мне немного неуютно.
    - Быть может, - предположил Крамер, смерив меня оценивающим взглядом, - причина в вашей привлекательной внешности. Бывало такое, что с вами пытались заигрывать?
    - Бывало, - признался я, в который уже раз досадуя, что лицом пошёл в свою мать-актрису. - И чувствовал я себя прескверно.
    - Да, вас можно понять. Тогда попробуем сформулировать вашу позицию по данному вопросу следующим образом: 'Ситуационно обусловленное, но лишённое агрессии неприятие мужского гомо- и бисексуализма, при полной толерантности к женскому'. Вас это устраивает?
    - Целиком и полностью. Я бы не выразился точнее.
    - Тогда так и напишите, - посоветовал старпом. - Слово в слово.
    Я написал. А по поводу собственной ориентации меня так и подмывало спросить у Крамера, как называется мужчина, которого влечёт к 'розовым' девушкам, но потом я рассудил, что это будет чересчур, и решительно указал 'гетеро'.
    Когда я расправился с анкетой, старший помощник отправил меня к капитану Павлову, который находился в рубке командующего - фрегат 'Марианна', как я уже и сам догадался, был бригадным флагманом.
    Ответив кивком на моё приветствие, Павлов сказал:
    - Присаживайтесь, пилот. Шкипер Томассон скоро освободится, мы соберём в кают-компании свободных от вахты офицеров и по всей форме представим вас как нового члена команды. Вы довольны?
    Я замялся.
    - Да, сэр, я доволен, но...
    - 'Но'? - нахмурился он, внимательнее присмотревшись ко мне. - Что с вами, суб-лейтенант? Вы, кажется, не в своей тарелке, хотя, по идее, должны сиять от радости и прыгать до потолка. В чём дело?
    Я глубоко вдохнул, набираясь смелости.
    - Капитан, сэр! Я... я знаю... то есть, мне известно... В общем, я думаю, что вы знаете, кто я такой.
    Лицо Павлова помрачнело, как грозовая туча. Добрую минуту он просидел молча, уставившись в стол, затем поднял на меня тяжёлый взгляд и заговорил:
    - Так, ясно. И я угадываю ход ваших мыслей. - Он подался вперёд, облокотившись на стол. - Теперь слушай внимательно, парень, что я тебе скажу. Твой отец был фашист. Уяснил? Повторять не надо? Но всё же повторю: он был фашист. Не как Гитлер - тот был нацист; а как Муссолини, Франко, Пиночет, М'буту и Асланбеков. Ты хорошо учился в школе и колледже и должен знать эти имена. Фашистом можно назвать и генерала-президента Чанга. Режим, который он установил на Тянь-Го, имеет глубоко национальную специфику, но в его фундамент заложены те же принципы, которых придерживался адмирал Шнайдер. Хотел бы ты жить на такой планете? Сомневаюсь. С виду ты гораздо умнее того молодого глупца, каким был я семнадцать лет назад, когда уверовал в бредовые идеи твоего отца. Не думаю, что он дурачил нас, он был свято убеждён, что мир можно сделать лучше при помощи насилия и принуждения. Он был опасным идеалистом, и для Октавии большое счастье, что наш путч провалился, что нашу хунту разогнали. Я и сейчас не в восторге от существующей системы власти, однако понимаю, что ничего лучшего мы не заслуживаем. Мы - в смысле весь наш народ, который каждые четыре года выбирает себе такое правительство. А любые попытки силой навязать обществу высокие идеалы неизбежно обречены на кровь и слёзы. Так что никаких сантиментов к памяти твоего отца я не питаю.
    Жестом велев мне оставаться на месте, Павлов обошёл стол, передвинул одно из кресел и уселся напротив меня.
    - Теперь поговорим о тебе. Ты, видно, вбил себе в голову, что тебя взяли в Астроэкспедицию из-за того, что ты - сын Бруно Шнайдера?
    - А разве это не так?
    - Нет, не так. Вернее, не совсем так. Хотя должен признать, что определённую роль это сыграло, но... Давай расскажу всё по порядку. Позавчера меня вызвал адмирал Фаулер и сообщил, что собирается провести эксперимент. Лучший выпускник и такое прочее - словом, то, что я говорил тебе при нашей первой встрече. В ответ я возразил ему, что это не в наших правилах, а если и менять правила, то для эксперимента нужно отобрать не одного, а группу лучших выпускников. Тогда адмирал выложил всю правду - о том, как ему позвонил шеф Гонсалес и рассказал о твоих затруднениях...
    - Гонсалес из 'Интерстара'? - вырвалось у меня. Мне было известно, что словом 'шеф' в ВКС принято называть главных старшин. - Так он тоже?...
    - Да, он тоже. Как я понимаю, этот старик до сих пор молится на твоего отца и считает его героем. Он собирался прибегнуть к каким-то махинациям, я полагаю, не совсем законным, что принять тебя в 'Интерстар'. Но прежде, зная из разговора с тобой, что ты мечтаешь об Астроэкспедиции, он решил задействовать свои старые связи. Во время мятежа он служил главным старшиной на корабле, которым командовал адмирал - тогда ещё капитан - Фаулер. Поэтому Гонсалес обратился к своему бывшему командиру с просьбой помочь тебе. А адмирал решил, что стоит попробовать.
    - Ну вот... - начал было я.
    - Погоди, я ещё не закончил. Мне сразу не понравилась эта затея, и я посоветовал адмиралу позвонить шефу Гонсалесу и сказать, что ничего не получится. Мол, пусть он берёт тебя в 'Интерстар', а мы умываем руки. Но адмирал не согласился и уже приказал мне проверить тебя в деле. Ослушаться приказа я не мог, однако решил во что бы то ни стало завалить тебя на этом экзамене. Пойми, парень, здесь не было ничего личного, просто мне претило всё это кумовство. Ну, и не стану отрицать, что не последнюю роль в моей предвзятости к тебе сыграло то обстоятельство, что ты сын Бруно Шнайдера. Поначалу я был уверен, что ты наделаешь достаточно ошибок и на посту помощника штурмана. Но уже после взлёта мне стало ясно, что мои надежды напрасны. Поэтому я пересадил тебя за пульт погружения - и ты показал себя с самой лучшей стороны. Лишь тогда я понял, как был несправедлив к тебе, и уже без всяких задних мыслей дал знак шкиперу, чтобы он поставил тебя во главе вахты. Ты и с этим справился, причём справился блестяще. А после того, как ты сменился, Томассон заявил, что хочет видеть тебя в своей команде - у него как раз была одна вакантная должность пилота. Так что мы взяли тебя не из-за отца, вовсе не из-за отца.
    Некоторое время я обдумывал услышанное.
    - Но ведь всё началось с того, что я проболтался перед Гонсалесом. Если бы не это...
    - Ну и что было бы дальше? Вот скажи: что ты собирался делать?
    - Гм. Ради шутки подать заявление в ВКС. Меня бы не приняли.
    - Верно, не приняли бы. Но не прогнали бы пинком под зад, не сказали бы: 'Проваливай, нам не нужен сын путчиста'. Нет, ничего подобного. Твоё заявление дошло бы до министра обороны, а тот позвонил бы нашему адмиралу и сказал: 'Здесь щенок Шнайдера, просится на военную службу. Забирайте его к себе, в ваше фашистское логово'.
    - Вы уверены?
    - Я это знаю. Был уже прецедент с сыном одного из ближайших соратников твоего отца. Там, правда, было проще, парень рвался в космическую пехоту. Его зачислили в нашу десантную службу. Вот так. - Павлов встал. - Это всё, сублей. Я больше не хочу слышать ни слова об адмирале Шнайдере. Он остался в прошлом. А вы думайте о настоящем и будущем. Понятно?
    - Так точно, сэр! - ответил я.

    8

    Был уже поздний вечер, когда я вошёл в вестибюль своего многоквартирного дома. Втайне я надеялся повстречать кого-то из знакомых жильцов, чтобы покрасоваться перед ними в новенькой форме, но, к моей досаде, ни в самом вестибюле, ни в лифте никого не было.
    Впрочем, особо я не огорчился. Главное, что дома меня ждала Элис. Я позвонил ей ещё с базы, однако решил не портить сюрприз и ничего конкретно не сообщил - лишь то, что меня приняли на службу. Предложение отметить это событие в компании её подружек я отклонил и сказал, что хочу разделить радость только с ней одной, не устраивая никаких шумных оргий. Она с энтузиазмом согласилась.
    Поднявшись на лифте, я открыл дверь своей квартиры - там было темно, хоть глаз выколи. Но это не застало меня врасплох. Я знал, что последует дальше, и на ощупь прошёл в гостиную.
    Вспыхнул свет, грянула музыка - правда, на сей раз не 'С днём рождения!', а гимн Астроэкспедиции. Стены и потолок гостиной были украшены серпантином, посреди комнаты стоял празднично накрытый стол, а рядом - Элис в своём восхитительном голубом платье с блёстками.
    А вот дальше всё пошло не по её плану. Вместо того чтобы захлопать в ладоши и произнести что-нибудь подобающее случаю, Элис изумлённо уставилась на меня, потом тихо ахнула и ткнула пальцем в мои погоны:
    - Это... это не шутка?
    - Нет, - с широкой улыбкой ответил я, наслаждаясь произведённым эффектом. - Никаких шуток. Перед тобой суб-лейтенант Эриданского Астроэкспедиционного Корпуса. Честь имею, мэм! - И я лихо козырнул.
    Элис бросилась ко мне и крепко обхватила руками мою шею.
    - Поздравляю, Саша! Поздравляю... Но как?... Что?... Нет, не сейчас, не сразу. Садимся ужинать, и ты мне всё расскажешь.
    Мы устроились за столом, зажгли свечи и погасили верхний свет. К тому времени гимн Астроэкспедиции доиграл, и в гостиной воцарилась мягкая тишина, удивительно гармонировавшая с трепетным светом свечей.
    Мы выпили по бокалу шампанского, и я выложил Элис несколько отредактированную версию событий, в которой отсутствовало любое упоминанием о моём отце. Она слушала меня с сияющим взглядом, а когда я начал рассказывать о прохождении аномалии, даже стала повизгивать от восторга.
    - С ума сойти! Ты управлял настоящим фрегатом! Тебя взяли в лётную команду... Ты ведь не младший пилот?
    - Младших у нас нет совсем. Есть трое старших - первый, второй и третий, они возглавляют три лётные группы, есть также старший навигатор, а остальные - просто штатные пилоты. Все они, как и я, суб-лейтенанты. Если корабль отправится в длительную многонедельную экспедицию, то нашу службу доукомплектуют ещё одной лётной группой, тогда появится и четвёртый пилот. Но принципиальной разницы между штатными и старшими пилотами в Астроэкспедиции нет. Там даже принята практика, что каждый из штатных пилотов должен по меньшей мере час в неделю проводить за штурманским пультом.
    - А какой у тебя будет постоянный пост?
    - Ещё не решено. Однако думаю, что помощника штурмана. Хотел бы я стать штатным оператором погружения, но вряд ли получится. Как бы то ни было, я новичок, и мне самое место под крылышком у штурмана.
    - Всё равно здорово! Ты просто молодчина, Сашок. Всех переплюнул. - Тут в глазах Элис зажглись озорные огоньки. - Представь, какой фурор ты вызовешь на посвящении первокурсников.
    Я представил и аж зажмурился от удовольствия. По традиции нашего колледжа, в первый день учебного года выпускники производят посвящение в курсанты новичков, вроде как передают им эстафету. И я единственный явлюсь на церемонию в офицерском мундире - не кадет, не уорент, а настоящий офицер, притом даже не мичман, а суб-лейтенант! Кое-кто из моих бывших сокурсников просто лопнет от зависти.
    - А какая рожа будет у Педерсена! - мечтательно продолжала смаковать Элис. - Он же прямо на месте обделается.
    Ральф Педерсен был внуком председателя правления старейшей из космических компаний нашей планеты 'Октавия Астролайнз'. Он учился так себе, средне, но напропалую хвастался, что недолго засидится в стажёрах, а лет через пять и вовсе станет капитаном пассажирского лайнера. Впрочем, в последнем я сомневался. Если его дед сумел стать председателем правления, то он далеко не дурак и должен понимать, что лайнер под командованием его внучка будет летать без пассажиров, потому что все страховые компании планеты дружно откажутся страховать эти рейсы.
    Представшая перед моим мысленным взором картина была просто восхитительна. Правда, тут могла возникнуть одна заминка.
    - Не знаю, получится ли. Учебный год начинается через месяц с лишним. Мне дали две недели увольнительной, чтобы я мог уладить все свои дела. А потом - сборы перед экспедицией. Не знаю, сколько они продлятся, но если к тому времени я ещё буду на Октавии, то, конечно, попробую отпроситься.
    - И надолго вы улетаете? - немного погрустнев, спросила Элис.
    - На несколько месяцев. Это всё, что я знаю. Ни о цели экспедиции, ни о точных сроках нам пока не сообщили.
    - Я буду скучать по тебе.
    - Я тоже, - искренне ответил я. - Но сейчас мы вместе, давай не думать о грустном. Потанцуем?
    - С удовольствием.
    Мы включили музыку и закружили в танце. В настоящем танце, а не так, как это делает большинство людей, которые просто двигаются в обнимку в такт музыке. Элис обожала танцевать и научила меня. К собственному удивлению, я оказался способным учеником.
    Моя рука обнимала гибкую талию Элис, я вдыхал душистый аромат её волос, от выпитого шампанского у меня слегка кружилась голова. Я держал в объятиях прелестную девушку, которая почти пять лет жила со мной... но только лишь жила. Когда мы поселились вместе, то твёрдо договорились, что будем просто друзьями. Мы стали хорошими друзьями, самыми лучшими друзьями, у нас почти не было секретов друг от друга, но существовала одна тема, на которую было наложено негласное табу. До сих пор я неукоснительно соблюдал его...
    - Элис, - произнёс я, когда музыка умолкла и мы остановились. - Только не обижайся, пожалуйста... Я хочу спросить: у тебя были парни?
    - Были, - кивнула она. - И сейчас иногда бывают. Но очень редко и, конечно, не у нас дома. Не потому, что я хочу их, а просто... ну, как бы для поддержания своего женского реноме.
    - А я... - Я покраснел от смущения. - Я не гожусь? Хоть на один раз.
    Элис обняла меня, уткнувшись лицом в моё плечо.
    - Ты прелесть, Саша. Ты такой замечательный... Но мы живём вместе, и один раз у нас не получится. Потом будет ещё и ещё - пока это не войдёт в привычку.
    - И чем плоха такая привычка?
    - Мы больше не будем друзьями, а настоящих любовников из нас не получится. Я очень люблю тебя как друга и брата, но не смогу полюбить тебя как мужчину. Вся моя чувственная любовь принадлежит девушкам.
    - Моя тоже.
    Элис подняла голову и грустно улыбнулась:
    - Вот именно. У нас с тобой слишком схожие вкусы.

    9

    Через три дня у Элис случились крупные неприятности.
    Как оказалось, компания 'Гелиос' в последнее время балансировала на грани банкротства, и в конце концов, во избежание финансового краха, ей пришлось объявить о предстоящем закрытии нескольких филиалов, в том числе и на Октавии. Таким образом, Элис получила уведомление об увольнении ещё до того, как приступила к работе. В представительстве 'Гелиоса' ей вернули диплом и вручили гарантийное письмо, согласно которому компания освобождала её от любых обязательств, связанных с оплатой её обучения в колледже.
    Теперь Элис была совершенно свободна, но радости от этого не испытывала. Пару лет назад она со своими показателями без проблем устроилась бы в какую-нибудь другую космическую компанию, но сейчас у неё был один путь - на военную службу.
    - Я не хочу туда, - мрачно твердила она, забравшись с ногами в кресло и допивая уже вторую рюмку коньяку. - Это не для меня. Там не любят таких... таких, как я. К тому же я ненавижу военную муштру. Разумная дисциплина, как в гражданском флоте или в Астроэкспедиции, это одно дело, но жизнь целиком подчинённая уставу... Нет, не хочу!
    Что же касается меня, то я оказался в таком же положении, в каком находилась сама Элис ещё неделю назад, когда я неприкаянно метался в поисках работы, а она была не в силах мне чем-либо помочь. Правда, я обыгрывал в голове одну мысль - обратиться за помощью к Гонсалесу, ведь собирался же он каким-то образом устроить меня в 'Интерстар', если бы с Астроэкспедицией ничего не получилось. Но по зрелом размышлении я понял, что это бесполезно. Гонсалес не сделает для Элис того, что мог бы сделать для сына адмирала Шнайдера. Даже если я очень-очень попрошу его, даже если стану заклинать именем моего отца - он, скорее всего, пообещает, а через пару дней позвонит и скажет: мол, извини, сынок, дело не выгорело...
    - А идти в каботажники ещё хуже, - между тем продолжала Элис. - Это всё равно что заживо хоронить себя. Я хочу летать на межзвёздном корабле. Всё равно кем. Пусть не пилотом, пусть... да хоть бы стюардессой!
    - Не говори глупостей, - сердито произнёс я. - Зачем ты училась пять лет в лучшем лётном колледже Октавии? Чтобы вилять бёдрами перед командой и пассажирами?
    - А что? Думаешь, не получится? Будут смотреть мне вслед и рты разевать.
    Она вскочила с кресла и манерно прошлась по комнате. Фигура у неё была далеко не 90-60-90, грудь небольшая и бёдра узковаты, но всё равно - впечатление это производило. Для стюардессы главное длинные стройные ноги и симпатичное личико - и то и другое у Элис имелось в наличии.
    Она собиралась налить себе ещё коньяку, но я остановил её.
    - Всё, хватит. Двух достаточно. А то после третьей ты, чего доброго, решишь стать сантехником.
    - Нет, не сантехником. Зато младшим помощником инженера - да. Диплом бакалавра у меня с отличием.
    В колледже, помимо основной специальности звёздного пилота-навигатора, каждый из учащихся получал по собственному выбору и сопутствующую - на уровне первых трёх курсов университетского образования. Я выбрал биологию - просто потому, что считал эту науку небесполезной для разведчика Дальнего Космоса. А Элис предпочла более традиционную специальность инженера-энергетика. Конечно, ей было далеко до выпускников университетов с их дипломами магистров, однако на младшую инженерную должность в реакторном отсеке она, безусловно, годилась.
    - Это не намного лучше стюардессы, - заметил я. - Ты училась на лётчика, не забывай.
    - Не забываю. Я училась, чтобы летать к другим звёздам. Я хочу летать. И я буду летать. Так или иначе.
    В конце концов она победила меня в схватке за бутылку коньяка и хлебнула прямо с горлышка. Затем прошла в переднюю и стала одеваться.
    - Ты куда? - спросил я обеспокоенно.
    - В ночной клуб. Хочу поразвлечься.
    - Развлекайся здесь, - предложил я, пытаясь остановить её. - А я закроюсь в своей комнате и не буду мешать. У тебя же масса знакомых девчонок, приглашай кого хочешь...
    - А я не хочу знакомых. Хочу незнакомых.
    Элис ушла, а я не мог последовать за ней. В ночной клуб, куда она собиралась, мужчин не пускали. Я стоял, как дурак, в передней и готов был биться головой о стенку. От злости. И от ревности...

    Наутро Элис всё-таки попыталась найти себе работу по основной специальности - но, скорее, для очистки совести. Она разослала по электронной почте копии своих документов во все космические компании сразу, а во избежание волокиты и недоразумений, в своих заявлениях однозначно указала, что ищет место только пилота и только на межзвёздных кораблях. В итоге уже к вечеру она получила отовсюду вежливые отказы, не было ни одного приглашения на собеседование.
    - Теперь остаётся военный флот, - подытожила Элис. И неожиданно добавила: - А ещё Астроэкспедиция. Как ты думаешь, может, мне в наглую заявиться к твоему кэпу Павлову и сказать: так и так, моего друга Александра Вильчинского вы приняли, теперь испытайте меня... - Она нервно рассмеялась, глядя на мою вытянувшуюся физиономию. - Успокойся, Саша, я не стану подкладывать тебе такую свинью. Я прекрасно понимаю, что тебе не ровня.
    - У тебя есть талант, - в растерянности пробормотал я.
    - Может, и есть. Но твоей гениальности точно нет.

    Весь следующий день Элис где-то пропадала и вернулась только вечером. Едва увидев её, я понял, что сбылись мои худшие опасения. Она не записалась в ВКС, а пошла в Астроэкспедицию. Но не к Павлову. На ней была форма капрала инженерной службы...
    Я уже готов был взорваться, но Элис подошла ко мне вплотную и жалостно посмотрела мне в глаза.
    - Прошу тебя, Саша, не ругайся. Я и так вот-вот заплачу.
    Я обнял её, снял с её головы синий берет и прижался щекой к густым тёмным волосам.
    - Что ты наделала, девочка? Ты же лётчик, чёрт бы тебя побрал! Хороший лётчик...
    - Я никому не нужна. Никому, кроме военных, но я туда не хочу. - Она всхлипнула. - Лучше быть капралом-инженером в Астроэкспедиции, чем уорентом-лётчиком в военном флоте. На собеседовании мне обещали предоставить условия для заочной учёбы, чтобы я получила степень магистра. И тогда я смогу стать штатным инженером.
    - А как же наш колледж? Как же твоя мечта водить корабли?
    - В основном я мечтала летать. И теперь я буду летать.
    Я горько вздохнул:
    - Пять лет! Пять лет, потраченных впустую...
    - Совсем не впустую, - возразила Элис. - Я многое узнала, многому научилась, и этого у меня никто не отнимет. К тому же я познакомилась с тобой - самым замечательным человеком в мире, и мы вместе прожили четыре прекрасных года. Даже больше, чем четыре, почти пять... Кстати, во всём этом есть один положительный момент.
    - Какой?
    - Заполняя анкету, я назвала свою ориентацию бисексуальной и указала, что живу с другом - с тобой. Угадай, куда меня определили?
    - Неужели?...
    - Да, в инженерную службу фрегата 'Марианна'. Мы с тобой и дальше будем вместе, нам не придётся надолго расставаться.

    10

    В трёх тысячах километров от Астрополиса находился небольшой городок, к которому ни мой отец, ни мать, ни их родственники не имели ни малейшего отношения. Именно по этой причине его выбрали, чтобы похоронить на местном кладбище моих родителей.
    На двух скромных надгробиях, стоявших рядом, было выгравировано 'Мария Луиза Вильчинская' и 'Борис Иоганн Вильчинский' - а также даты рождения и смерти. Ни одно слово, ни одно число в этой надписи не было правдой. Мою мать звали Мэган, отца - Бруно, фамилия их была Шнайдер, а родились и умерли они совсем в другое время. Эти меры были предприняты правительством, чтобы оградить могилу моего отца от паломничества ультраправых реакционеров и от надругательства со стороны левых радикалов.
    С тех пор уже много воды утекло, страсти улеглись, и я мог когда угодно поменять надписи на настоящие. Но я не спешил этого делать, а просто каждый год в день их гибели приезжал сюда, чтобы положить на могилы цветы.
    В этом году до этой даты оставалось ещё два с половиной месяца, но я вскоре отправлялся в экспедицию и не мог прийти в положенный день. Поэтому для визита сюда я выбрал другую дату - сегодня мне исполнилось двадцать три года. И сегодня впервые я был не один - со мной приехала Элис. Как и все остальные, она считала, что мои родители погибли в авиакатастрофе. Я бы давно рассказал ей правду, если бы наши отношения были не просто дружескими, а более глубокими. Мне очень хотелось поделиться с ней своей тайной, но я никак не решался...
    - Саша, - задумчиво произнесла Элис, стоя рядом со мной перед надгробиями. В своей парадной форме она выглядела потрясающе, даром что это была всего лишь форма капрала. - Ты никогда не говорил со мной о своих отце с матерью. Какими они были?
    - Они... - Я помедлил. - Они были моими родителями.
    А ещё мой отец был фашистом, добавил я про себя. Он выступал против многих пороков нашей системы, но вместе с тем - и против ценностей, которые лежат в основе либерального строя. Того самого строя, который гарантирует гражданам свободу слова и убеждений и защищает личную жизнь от вмешательства государства; того строя, который позволяет людям выбирать себе правительство, какое они хотят; того строя, при котором власть имущие трепещут перед общественным мнением и боятся средств массовой информации, как черти ладана. Я помню, как мой отец называл нашу власть мягкотелой и бесхребетной.
    Но именно в этой мягкотелости была её сила. Народ, привыкший не бояться государства, не поддержал отцовский мятеж, отверг предложенную 'железную руку', не захотел, чтобы кто-то наводил порядок в стране путём репрессий. А власть обошлась с мятежниками совсем не так, как поступили бы они в случае победы. Павлова, Фаулера, Гонсалеса и им подобных не поставили к стенке, их жён и родственников не отправили в трудовые лагеря, а их детей не упекли для 'перевоспитания' в специальные детские колонии, по сравнению с которыми наши интернаты для трудных подростков выглядели бы санаториями. Наказание понесли только главари заговора, на чьей совести были человеческие жертвы, а все остальные получили второй шанс. Режим отца такого шанса не предоставил бы...
    Но всё же адмирал Шнайдер был моим отцом. Он дал мне жизнь, он любил меня, я был дорог ему - хоть и не так дорог, как его идеалы.
    Мама тоже любила меня - но не так сильно, как отца. Из нас двоих она выбрала его и ушла вслед за ним, оставив меня сиротой. Но всё же она была моей матерью...
    'Спите спокойно', - мысленно произнёс я и взял Элис за руку.
    - Пойдём. У нас ещё много дел.

    Глава вторая
    Экспедиция


    1

    Обсервационная рубка фрегата 'Марианна', которую чаще назвали просто обсерваторией, представляла собой просторное, круглой формы помещение диаметром более двадцати метров. Её сферический потолок был покрыт сплошным слоем мелкозернистых оптических ячеек, вместе составлявших один огромный экран. На него передавалась картинка с датчиков наружного наблюдения, отчего возникала иллюзия, будто рубка накрыта прозрачным колпаком, сквозь который можно наблюдать за происходящим вне корабля.
    В обсерватории хозяйничала научно-исследовательская группа, здесь располагалась её штаб-квартира, однако члены лётно-навигационной службы имели сюда доступ в любое время дня и ночи. И вообще, для лётчиков не существовало запретных зон на корабле. Наравне с капитаном и старшим помощником они могли совать свой нос куда угодно.
    К членам инженерной службы, тем более к младшему персоналу, это не относилось. Но я воспользовался своей привилегией штатного пилота и привёл с собой Элис, чтобы мы вместе посмотрели на старт корабля.
    Сегодня был не очередной тренировочный полёт, мы наконец отправлялись в настоящую экспедицию - к далёкой звезде Вецен, известной ещё как Дельта Большого Пса, которая находилась от нас на расстоянии 550 парсеков или 1800 световых лет. При постоянной крейсерской скорости это восемьдесят суток полёта в один конец, а учитывая неизбежные отклонения от курса, и вовсе набегает три месяца. Так что полгода путешествия нам было гарантировано. Это если не считать, сколько времени мы проведём в самой системе Вецена, пока наши астрофизики будут изучать в непосредственной близости поведение этого сверхгиганта.
    Вот фрегат сдвинулся с места и направился к взлётной полосе. Яна Топалова, также присутствовавшая в обсерватории, досадливо закусила губу. Согласно традиции, стартом корабля, отправлявшегося на официальное задание, должна была руководить она, как первый пилот 'Марианны', однако на сей раз произвести взлёт и погружение в инсайд было поручено другой группе, возглавляемой четвёртым пилотом Михайловым - как и полагалось, на время длительной экспедиции личный состав лётно-навигационной службы увеличился с трёх до четырёх групп.
    Единственное, что утешало Топалову, это новенькие лейткомовские нашивки на погонах, которые она носила с позавчерашнего дня. Тогда же старпом Крамер стал полным командором, а вместе с ним были повышены в званиях ещё два десятка членов экипажа - в частности, старший навигатор Вебер сменил свои суб-лейтенантские погоны на лейтенантские. В Корпусе было принято присваивать очередные звания накануне длительных экспедиций; считалось (и, полагаю, справедливо), что это повышает общий моральный дух экипажа.
    А вот Павлов, который летел с нами в ранге начальника экспедиции, по-прежнему оставался капитаном. Как я узнал от своих новых сослуживцев, он уже третий год упорно отбивался от попыток всучить ему звезду коммодора. Поговаривали (правда, тихим шёпотом), что кэп, в душе продолжая быть военным, пренебрежительно относится к адмиралам из Астроэкспедиции, считая их всех кабинетными крысами, которые выходят в космос лишь по большим праздникам. Собственно, так оно и было.
    Взлёт корабля, выход на орбиту и погружение в вакуум прошли как положено, в полном соответствии с планом. Когда 'Марианна' оказалась в инсайде, на куполе обсерватории вновь зажглись звёзды - но уже не реальные, а моделируемые навигационным компьютером, который рассчитывал изображение в соответствии с намеченным курсом. Поскольку сверхсветовой привод работал на форсаже (в Астроэкспедиции иначе не летали), то уже через четверть часа, внимательно присмотревшись, можно было заметить незначительное смещение ближайших звёзд. Фрегат приближался к своей крейсерской скорости 0,94 светолет в час.
    Элис стояла рядом со мной и, слегка запрокинув голову, тоскливо смотрела на звёзды. В уголках её глаз застыли слёзы. Я не знал, что ей сказать. Всё, что можно было сказать, я сказал уже давно, и не раз. Да и она сама прекрасно понимала, что летать на межзвёздном корабле и управлять им - это разные вещи. Её учили управлять, учили чувствовать корабль частью себя. А теперь ей приходилось привыкать к совсем другой роли - быть частью корабля...
    Я положил руку ей на плечо. Она не стряхнула её, но мягко убрала и произнесла:
    - Пожалуй, я пойду. Здесь я лишняя.
    Я не стал задерживать её. На месте Элис я тоже чувствовал бы себя неуютно - одинокий капрал среди толпы офицеров и учёных...
    Вскоре в обсервационную рубку явился командор Томассон и доложил начальнику экспедиции, что корабль закончил разгон и лёг на заданный курс.
    В ответ Павлов кивнул:
    - Хорошо, шкипер. Теперь объявите, чтобы все свободные от вахты офицеры через десять минут собрались в главной кают-компании. Я сообщу дополнительные сведения о нашем задании.
    Спустя десять минут главная кают-компания была заполнена офицерами всех служб корабля - от лётно-навигационной и инженерной до медицинской и интендантской.
    Капитан Павлов встал у большого экрана со схематическим изображением звёздного неба в нортоновской проекции, учитывающей движение всех известных космических объектов и, таким образом, показывавшей их истинное, а не видимое расположение. Намётанным глазом я сразу определил, что это не тот сектор космоса, где находится Венцен.
    - Дамы и господа, - заговорил Павлов. - Наш брифинг будет коротким, поскольку задача у нас очень простая и объяснять её суть долго не придётся. Прежде всего, довожу до вашего сведения, что звезда Вецен, Дельта Большого Пса, не является целью нашей экспедиции. Мы намеренно ввели вас в заблуждение, чтобы избежать возможной утечки информации. На самом деле мы летим к другой звезде, расположенной почти на таком же расстоянии, но в секторе Ориона. В каталогах она числится под кодовым номером SL 20458914 и собственным названием Аруна.
    Капитан ткнул дистанционной указкой в центр экрана, и там зажглась яркая оранжевая точка.
    - Звезда принадлежит к классу G5V, то есть находится на главной последовательности и по спектру излучения немного краснее Солнца, зато гораздо желтее нашей Эпсилон. Обладает планетной системой - от семи до двенадцати планет. С большой вероятностью среди них есть по крайней мере одна потенциально пригодная для жизни. Но, как вы понимаете, последнее обстоятельство ещё не повод отправлять туда экспедицию. В радиусе тысячи световых лет вокруг Солнца насчитывается свыше семи миллионов звёзд, среди которых немало жёлтых и оранжевых карликов с кислородными планетами земного типа - их нам с лихвой хватит на ближайшие несколько столетий. - Павлов сделал паузу и сухо прокашлялся. - Теперь о причинах, почему мы всё-таки летим к Аруне и почему руководство Корпуса держало в тайне наше задание. Изложу факты, которые стали нам известны сравнительно недавно. Семь лет назад один из разведывательных кораблей Земной Астроэкспедиции совершил какое-то важное открытие. Настолько важное, что его тотчас засекретили. Был засекречен даже факт самого открытия. В течение этих семи лет Астроэкспедиционный Корпус Земли под патронажем правительства осуществляет проект 'Атлантида' - для тех, кто не в курсе, объясняю, что так назывался мифический остров на Земле, на котором в древние времена якобы существовала высокоразвитая цивилизация; по древнегреческим преданиям, Атлантида погибла в результате сильного землетрясения. Мы не знаем, существуют ли здесь какие-нибудь параллели, нам вообще почти ничего не известно об этом проекте, кроме трёх скупых фактов. Первое - он щедро финансируется за счёт федерального правительства Земли. Выделяемые на него ассигнования по разным оценкам составляют от половины до двух третей годового бюджета всей нашей Эриданской Астроэкспедиции.
    Сидевший рядом со мной Вебер не удержался и присвистнул.
    - Ни фига ж себе! - пробормотал он под нос.
    - Целиком разделяю ваши эмоции, лейтенант, - согласился Павлов. - Наши земные коллеги заполучили настоящую дойную корову, притом ни с кем её молоком не делятся. Это, кстати, факт второй - военные к участию в проекте не допускаются ни под каким соусом. И, наконец, третье, для нас, пожалуй, самое главное - проект 'Атлантида' связан со звездой Аруной. Поэтому задача наша проста и незамысловата - выяснить, что там происходит. Именно затем была засекречена цель нашего полёта. Руководство не хочет, чтобы земляне, предупреждённые заранее, успели основательно замести следы и скрыто от нас что-нибудь важное. - Он сухо кашлянул. - Это всё, что я имел вам сказать, дамы и господа. Это всё, что нам известно. Вы можете строить всевозможные догадки на сей счёт, но боюсь, что все они будут далеки от истины. Начальников всех подслужб, отделений и спецгрупп прошу пройти в канцелярию старшего помощника. Вам будет выдана запись нашего брифинга, чтобы вы довели его содержание до сведения своих подчинённых из рядового и сержантского состава.
    Капитан Павлов вышел из кают-компании. За ним последовали командор Томассон и старпом Крамер.
    - Вот это да! - произнёс кто-то за моей спиной. - Оказывается, мы ведём шпионские игры с Землёй.
    - Шпионские или нет, - заметил мичман из службы систем жизнеобеспечения, - но это не игры. Земляне открыли что-то серьёзное. Может, нашли артефакты какой-то древней цивилизации.
    Топалова раздражённо фыркнула:
    - Будь моя воля, я бы запретила это слово. Чуть что, сразу 'артефакты'. После каждой экспедиции родственники достают меня расспросами об этих мифических артефактах.
    - Но что-то там есть, - сказал я задумчиво.
    - Ясное дело, - отозвался Вебер. - Что-то такое, от чего Земная Астроэкспедиция зашибает нехилые бабки. А наше начальство решило примазаться к их открытию, чтобы и себе заполучить от правительства толстую денежную сиську... Атлантида! - Он мечтательно прищурился. - Должен признать, звучит очень заманчиво. И многообещающе.

    2

    Вскоре жизнь на корабле вошла в колею и потянулись обычные полётные будни - для кого рутинные, а для меня праздничные. Каждый раз я приходил на вахту, как на первое свидание, а когда наступало время покидать мостик, я наряду с усталостью испытывал лёгкую горечь перед предстоящей разлукой. А в выходные, положенные по трудовому законодательству (потому-то, собственно, наш штат и был увеличен до четырёх групп), я с нетерпением ждал следующего дня, чтобы опять окунуться в работу.
    Ещё во время предэкспедиционных сборов и тренировок мне удалось доказать Томассону и Топаловой, что я отлично справляюсь с обязанностями оператора погружения, и в конечном итоге я сменил на этом посту Гарсию, которому пришлось перекочевать в кресло помощника штурмана - наименее престижное место из всей вахтённой четвёрки. И хотя мы время от времени менялись постами, контроль над вакуумными излучателями всё же оставался моей постоянной обязанностью, тогда как Гарсия, садясь за пульт погружения, чувствовал себя лишь гостем. В виду всего этого, большой любви он ко мне не питал, но мне было наплевать - в друзья к нему я не набивался.
    В конце концов командор Томассон заметил, что неприязнь ко мне со стороны Гарсии всё возрастает, внося нервозность в нашу работу, и быстренько перевёл его в другую группу. Новый помощник штурмана, суб-лейтенант Козинец, на моё место не претендовал, так что мы с ним неплохо поладили.
    Через две недели после отлёта у меня, помимо основной работы пилота, появилось ещё одно занятие. Узнав, что в колледже моей сопутствующей специальностью была биология, руководитель научно-исследовательской группы предложил мне посещать семинары ксенобиологической секции. Просто ради интереса я сходил один раз, другой - а затем увлёкся.
    Семеро ксенобиологов, входивших в состав экспедиции, сильно отличались от университетских преподавателей, которые приходили в наш колледж читать лекции и проводить лабораторные занятия. Эти люди были не учителями, а исследователями, помешанными на своей науке энтузиастами. Раньше я почему-то считал, что в начале экспедиции учёные большей частью бьют баклуши и лишь по прибытии на место принимаются за дело - собирают данные, анализируют их и так далее. Но не тут-то было. Наши ксенобиологи располагали массой ещё не обработанного материала из предыдущих экспедиций, да и сама космическая биология таила в себе множество нерешённых проблем, и все семеро учёных буквально дневали и ночевали в своей лаборатории, ставя бесконечные опыты, устраивая дискуссии, предлагая гипотезы и тут же разнося их в пух и прах.
    Я помогал им то в качестве лаборанта, то просто мальчика на побегушках, а иногда набирался смелости и участвовал в обсуждении особо интересных проблем. В основном я говорил глупости или предлагал идеи, уже давно проверенные и либо принятые, либо отвергнутые, но никто надо мной не смеялся - напротив, меня поощряли к 'свободному, раскованному мышлению'. Руководитель секции как-то сказал, что я очень способный парень, и грозился за год-полтора подготовить меня к сдаче экзаменов на степень магистра.
    Против этого я не возражал, так как уже знал, что в Астроэкспедиции поощряется многопрофильность. Например, старпом Крамер был доктором психологии - впрочем, это полагалось ему по должности. Яна Топалова тоже была психологом, капитан Томассон имел степень доктора физических наук, даже периодически публиковал статьи по вопросам взаимодействия вакуума с материей, а старший навигатор Вебер готовился защитить докторскую по математике, причём в самой отвлечённой и наименее практической области - теории чисел. Остальные лётчики были магистрами по разным прикладным специальностям - термоядерная и вакуумная энергетика, сетевые коммуникации, кораблестроение и прочее. Я рассудил, что в нашей лётной команде не окажется лишним дипломированный ксенобиолог.
    Элис искренне радовалась моим успехам, а я так же искренне переживал за неё. Впрочем, пока она держалась молодцом и даже пыталась находить удовольствие в своей работе. Я верил, что в реакторном отсеке ей интересно, однако понимал, что все её помыслы устремлены к рубке управления.
    На корабле мы с Элис стали ещё ближе, чем были раньше, когда учились в колледже и жили в одной квартире. Мы проводили вместе бóльшую часть своего свободного времени - благо старпом Крамер, основываясь на наших анкетных данных, постарался максимально синхронизировать её вахты с моими. Но, увы, наша близость по-прежнему оставалась сугубо платонической. Ещё до отлёта у Элис появилась новая подружка - Лина Каминская из интендантской службы, стюардесса, которая обычно дежурила на мостике во время наших вахт. В её обязанности входило готовить нам кофе и сандвичи, а также исполнять разные мелкие поручения; кроме того, она работала и в медсанчасти, рассчитывая со временем переквалифицироваться из стюардесс в медсёстры. Это была милая юная особа, принадлежавшая к тому типу девушек, которые служат молчаливым украшением любой компании. В нашем обществе Лина вела себя тише воды ниже травы и не претендовала на то место, что я занимал в жизни Элис, а вполне довольствовалась свободным местом в её постели. Я же, как и раньше, довольствовался тем, что был для Элис самым дорогим и близким человеком...

    Вопреки моим надеждам и расчётам командора Томассона, перевод Гарсии в другую группу, хоть и снял напряжение на вахте, окончательно проблемы не решил. Гарсия давно зарился на постоянную должность оператора погружения, и с уходом моего предшественника он уже решил было, что это место у него в кармане. Но тут появился какой-то сопляк (в смысле, я) и потеснил его.
    В своей новой группе Гарсия тоже стал помощником штурмана, что его отнюдь не удовлетворило, и с каждым днём он становился всё более злым и раздражительным, часто жаловался знакомым, что к нему относятся несправедливо. В своих бедах он винил то моё коварство, то происки Топаловой - дескать, она положила на меня глаз и воспользовалась своим влиянием, чтобы обеспечить мне быструю карьеру.
    По совету старшего помощника, командор Томассон часто сажал Гарсию на место штурмана, и в итоге получалось, что добрую треть своего вахтённого времени тот возглавлял группу. Другой бы на его месте только радовался (например, я), но в голове у Гарсии, похоже, сломался какой-то переключатель, и он счёл это жалкой подачкой. В результате его неприязнь ко мне переросла в откровенную враждебность, и он задался целью сделать мою жизнь на корабле невыносимой.
    К сожалению, Гарсия был старожилом на 'Марианне', а я всего лишь новичком, и многие в экипаже, если не поддерживали его, то относились к нему с сочувствием, а ко мне - с предубеждением. Единственное меня утешало, что это не касалось лётно-навигационной службы. Поскольку конфликт начался на профессиональной почве, лётчики быстро разобрались, что к чему, и встали на мою сторону - кто из убеждённости в моей правоте, а кто из-за того, что Гарсия вёл себя неэтично, предавая огласке наши внутренние проблемы, образно говоря, вынося сор из избы.
    Впрочем, постепенно Гарсия растерял сочувствующих и среди остальной части команды. По своей глупости он замахнулся на то, что в условиях замкнутого мирка из четырёх сотен человек, считалось священным и неприкосновенным - он начал разбирать мою личную жизнь. Как-то один знакомый сообщил мне, что Гарсия распускает слухи, будто бы я консультировался у начальника медсанчасти по поводу перемены пола, жалуясь ему, что моя подруга Элис Тёрнер отдаёт предпочтение женщинам и пренебрегает мной как мужчиной.
    Дальше стало ещё хуже. Гарсия принялся преследовать нас с Элис, когда мы были на людях, и то и дело отпускал во всеуслышание похабные шуточки в наш адрес. Вдобавок он прохаживался и отдельно по Элис, утверждая, что она, якобы, оказалась настолько бездарным пилотом, что её не захотели брать даже в каботажники. Подобного рода нападки Элис переносила куда болезненнее, чем публичные разборы наших с ней отношений.
    Несколько раз Гарсию вызывал для беседы Крамер, но длительного эффекта это не давало. Ситуация накалялась и грозила взрывом. На тридцать второй день полёта этот взрыв произошёл.
    Наша Первая группа сдавала вахту Третьей, в составе которой находился Гарсия. Когда я освободил место за своим пультом, он внезапно оттолкнул в сторону моего сменщика, вскочил в кресло и, как ни в чём не бывало, отрапортовал:
    - Оператор погружения вахту принял!
    Командор Томассон, который в силу своих капитанских обязанностей находился в это время на мостике, строго заметил:
    - Пилот Гарсия, это не ваше место.
    - Никак нет, сэр, моё, - возразил он и попытался было приступить к работе.
    Однако Томассон уже был готов к этому и моментально заблокировал пульт погружения, переключив управление вакуумными излучателями на себя.
    - Суб-лейтенант, вы освобождены от своих обязанностей и арестованы за неподчинение приказу командира. Покиньте мостик и отправляйтесь на гауптвахту до дальнейших распоряжений.
    Внезапно Гарсия истерически захохотал и принялся беспорядочно нажимать кнопки и щёлкать переключателями на пульте.
    Шкипер дал сигнал локальной тревоги. Спустя секунду в рубку ворвались двое широкоплечих парней из десантной службы - во время полёта они исполняли на борту полицейские функции, а эта пара как раз стояла на посту при входе на мостик.
    - Арестуйте пилота Гарсию, - приказал им Томассон. - И доставьте его на гауп... нет, в медицинский изолятор.
    Дюжие десантники запросто выдернули Гарсию из кресла и увлекли к выходу. Он перестал смеяться и вместо этого зарыдал. Зрелище было жалким и отвратительным.
    Когда десантники с Гарсией покинули мостик, командор Томассон устало распорядился:
    - Топалова, Вебер, Вильчинский, вы свободны. Пилот Козинец временно остаётся помощником штурмана. Позже я пришлю замену.
    Мы втроём вышли из рубки в подавленном состоянии.
    - Вот это скандал! - мрачно произнёс Вебер.
    - Да уж, - согласилась Топалова. - Такие срывы случаются чуть ли не в каждой дальней экспедиции, но чтобы среди лётчиков... Эх, зря шкипер не послушался совета Крамера.
    - О чём ты? - спросил я.
    - Ещё десять дней назад старпом предлагал отстранить Гарсию от несения вахт. Тогда тоже был бы скандал, но не такой, как сейчас. Боюсь, что теперь его карьера закончена. В Астроэкспедиции точно. - Словно прочитав мои мысли, Топалова положила руку мне на плечо. - Только не бери себе в голову глупостей, Алекс. Ты тут ни при чём. Во всём виноват идиот Гарсия. И только он один.

    3

    Как и следовало ожидать, этот инцидент наделал много шуму. Слухи моментально распространились среди экипажа, на ходу обрастая вымышленными подробностями и преувеличениями. В итоге утвердилась версия, что Гарсия в припадке безумия пытался захватить управление кораблём, угрожая присутствующим в рубке невесть откуда взявшимся у него оружием.
    Через день, когда страсти немного улеглись, эта версия показалась экипажу слишком драматичной и неправдоподобной, посему большинство охотно поверили официальному сообщению, что у пилота Гарсии просто случился нервный срыв на почве переутомления и он не подчинился приказу командира. К моему облегчению, почти никто не связывал происшедшее со мной, а если и связывали, то только опосредствованно: мол, надо же, от зависти к успехам пилота-новичка у парня совсем крыша поехала.
    Сам Гарсия находился под охраной в медицинском изоляторе. Психиатр диагностировал у него сильное нервное истощение. Многие считали, что теперь на лётной карьере Гарсии можно ставить большой жирный крест. Несмотря на искренние заверения друзей и коллег, я всё же чувствовал себя отчасти виноватым в том, что он так глупо и бессмысленно испоганил своё будущее.
    Спустя несколько дней жизнь на корабле вернулась в прежнее русло, и 'Марианна' как ни в чём не бывало продолжала свой путь. Сокращение состава лётной службы на одного человека почти не отразилось на нашей работе. В принципе, для бесперебойного полёта нам вполне хватило бы и трёх лётных групп, но Астроэкспедиция, в отличие от ВКС, подпадала под юрисдикцию профсоюзов, которые выдвигали жёсткие требования насчёт максимального количества рабочих часов и наличия выходных.
    Пилота Козинца перевели обратно в его 'родную' Третью лётную группу, а наша Первая осталась недоукомплектованной. Шкипер Томассон составил специальный график, согласно которому каждый из лётчиков раз в пятнадцать дней должен был отработать лишнюю смену вместо выбывшего Гарсии, и это решило все проблемы. Тем не менее, буквально с первого же дня мной овладела одна навязчивая идея, которую я обыгрывал в мыслях и так и этак, но не решался высказать её вслух. И только через неделю я набрался смелости, чтобы поговорить об этом с капитаном Павловым.
    Он принял меня в рубке командующего и, не дав мне даже рта раскрыть, произнёс:
    - Если вы по поводу суб-лейтенанта Гарсии, то можете не беспокоиться. Старший помощник Крамер заверил нас с командором Томассоном, что вы вели себя достойно, не допускали со своей стороны никаких провокаций и делали всё от вас зависящее, чтобы погасить конфликт. Соответствующая запись внесена в ваше личное дело.
    - Нет, сэр, я по другому поводу, - ответил я. Хотя, должен признать, слова Павлова заметно успокоили мою совесть. Одно дело, когда в моей невиновности меня уверяли Топалова, Вебер и остальные лётчики; совсем другое - услышать это из уст начальника экспедиции.
    - Так что же у вас? - спросил Павлов.
    - Отчасти это всё же касается Гарсии, - осторожно начал я. - В том смысле, что в нашей лётной группе образовалась вакансия.
    - Эту проблему мы уже уладили.
    - Да, сэр, конечно, но... Дело в том, что в экипаже есть человек с дипломом пилота-навигатора.
    Капитан кивнул:
    - Вы говорите о капрале Тёрнер из инженерной службы?
    Ага! Стало быть, он знает. Всё знает... Ну, разумеется, он должен всё знать.
    - Да, сэр, о ней.
    - Понятно, ваша подруга. Гм-м. Хотя, помнится, вы сказали, что она вам не подруга, просто вы живёте вместе.
    Я смутился.
    - Тогда я неточно выразился. Мы, конечно, друзья, но... просто...
    - Интимные подробности меня не интересуют. Ситуация ясна. У вас есть друг, бывшая сокурсница, и вы просите зачислить её на место Гарсии. Так?
    - Ну... нет, не совсем. Я прошу испытать её. Дать ей шанс, какой вы дали мне.
    - Вы уверены, что она справится? Она так же хороша, как и вы?
    Вопрос поставил меня в затруднительное положение. Но я не стал хитрить и уворачиваться.
    - Нет, сэр, капрал Тёрнер хуже меня. Я не обещаю от неё никаких чудес. Но она талантлива, хорошо подготовлена и со временем...
    - Вот именно, что со временем, - перебил меня Павлов. - С ней нужно работать. А мы не берём стажёров.
    - Руководство Корпуса решило взять одного, - напомнил я. - В порядке эксперимента. Но со мной не получилось - вы зачислили меня штатным пилотом без всякой стажировки.
    Павлов слегка улыбнулся:
    - Всё-таки нашли зацепку, да? В хитрости вам не откажешь. Но почему вы просите именно за Тёрнер? Она что, была лучшей на курсе после вас?
    - Нет, были лучше её. Но их нет на борту 'Марианны'.
    - Это всего лишь отговорка. Скажите честно: вы попросили бы за кого-нибудь другого?
    - Вряд ли, сэр. Сомневаюсь.
    - Значит, всё дело в вашей близости. А вам не кажется, что это несправедливо?
    Мысленно я согласился с ним. Да, конечно, несправедливо. Со мной в колледже учились и более способные ребята, чем Элис. Их было немного, но такие были. Большинство из них были связаны договорами с космическими компаниями и сейчас стажируются на пассажирских или грузовых кораблях. Несколько человек, оказавшихся в такой же ситуации, как я, записались в военный флот. И только у Элис хватило дури пойти работать по сопутствующей специальности.
    - Если мыслить глобальными категориями, то вы совершенно правы, сэр. Но мир огромен, людей слишком много, чтобы я мог в равной степени переживать за судьбу каждого человека. Я забочусь о своём ближнем и не вижу в этом ничего плохого.
    Павлов ненадолго задумался.
    - Что ж, принимаю ваш аргумент. Однако замечу, что вы обратились не совсем по адресу. Лётный состав находится в компетенции шкипера.
    - Вы командир бригады, сэр.
    - Сейчас нет. Сейчас я просто начальник экспедиции. А исполняющий обязанности командира бригады занимает мой кабинет в штабе Корпуса. - Павлов поднялся. - Следуйте за мной, суб-лейтенант.
    Мы вышли в коридор и направились к капитанской рубке, которая соседствовала с рубкой управления. Для удобства она имела два входа - из коридора и непосредственно с мостика.
    В капитанской рубке находилось трое человек - её хозяин, командор Томассон, первый пилот Топалова и старший навигатор Вебер. Когда мы вошли, они стояли у большого экрана с навигационными схемами и что-то обсуждали.
    После обмена приветствиями Томассон объяснил Павлову:
    - Мы как раз анализируем пройденный путь. По расчётам Вебера, суммарная эффективность курса составляет девяносто два с половиной процента.
    - Вполне удовлетворительно, - сказал капитан. - У вашей лётной команды, шкипер, неплохой запас прочности. Это очень кстати, так как предложение, с которым явился ко мне пилот Вильчинский, грозит резким снижением эффективности.
    - А, - произнесла Топалова, взглянув на меня с одобрением. - Значит, он всё-таки решился.
    - Да, лейтком. Вы были правы.
    По выражению лиц Томассона и Вебера я понял, что они всё знали. И ожидали, что я попрошу за Элис.
    Командор отошёл от экрана, взял со стола чашку и отпил глоток кофе.
    - Ситуация такова, суб-лейтенант, - обратился он ко мне. - Всю эту неделю я думал, что вам ответить. Но так и не придумал.
    - Я за то, чтобы попробовать, - заявила Топалова. - В любом случае, угробить корабль мы ей не позволим.
    Томассон повернулся к старшему навигатору:
    - А вы что скажете?
    Вебер выдержал паузу, затем пожал плечами:
    - А почему бы и нет. Я согласен.
    Шкипер снова отпил кофе.
    - Ладно, попробуем, - кивнул он. - Ваша вахта начинается завтра утром в восемь ноль-ноль. Я распоряжусь, чтобы старший помощник предупредил капрала Тёрнер... Хотя нет, никаких предупреждений. Пусть это будет частью испытания. Так что держите рот на замке.
    Я с трудом спрятал улыбку. Томассон слукавил: он понимал, что за время ожидания Элис вся изведётся, плохо будет спать, если вообще сумеет заснуть, и решил не нервировать её заранее. Славный всё-таки человек, наш шкипер!...
    Покинув капитанскую рубку, я сразу бросился на поиски Элис. Но не для того, конечно, чтобы предупреждать её, а чтобы помочь ей приятно провести вечер и накопить побольше положительных эмоций. Завтра они ей очень пригодятся.

    Желаете читать дальше?
    Тогда вам сюда или сюда или сюда.






























    Сноски:


    [1] Уорент-офицер - прапорщик. Не путать с мичманом, который принадлежит к младшему командному составу и соответствует армейскому второму лейтенанту.

    [2] Звание флотского капитана соответствует капитану 1 ранга или армейскому полковнику; а коммодор - низшее адмиральское звание, предшествующее контр-адмиралу, соответствует армейскому бригадному генералу.

    [3] Один космический узел равен скорости света в вакууме.

    [4] Командор - капитан 2 ранга, соответствует армейскому подполковнику.

    [5] Полный флотский лейтенант соответствует армейскому капитану, а суб-лейтенант - армейскому первому лейтенанту.

    [6] Лейтенант-командор - капитан 3 ранга, соответствует армейскому майору.

    [7] Sweet Lake City - Город Сладкого озера; а Salt Lake City - Город Солёного озера (англ.).

    [8] Военные космические корабли делятся на следующие классы (ранги): пятый - катера, звёздные шаттлы, авизо (курьеры); четвёртый - лёгкие корветы и корветы крейсерского типа; третий - фрегаты, лёгкие эсминцы, лёгкие крейсера; второй - крейсера, эсминцы; первый - тяжёлые крейсера, дредноуты, факельщики; линейный - авианосцы, линкоры, десантные транспорты.

    [9] Первая часть латинской пословицы 'Si vis pacem para bellum' - 'Хочешь мира, готовься к войне'.
  • Комментарии: 21, последний от 12/10/2022.
  • © Copyright Авраменко Олег (olegawramenko@yandex.ua)
  • Обновлено: 23/02/2018. 132k. Статистика.
  • Повесть: Космоопера
    • Оценка: 6.50*44  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.