Я не видел этого человека несколько лет, не могу сказать, что по нему безумно скучал и рвался его увидеть. Тем более и сам он всякий раз говорил -- все в порядке, все хорошо, можно не приезжать. Почему же мне стало так отчаянно плохо, когда... Когда что?
Это было для меня открытием - постоянное, по нескольку раз в день, всегда неожиданное, назойливое до одури всплытие мысли: "не увидит". Не "не увижу я", а "не увидит он". Причем не "не увидит меня", а "не увидит вот это" или вот этот вид из окна - ты с ума сошел, зачем ему этот вид! не увидит этот мост - ты что, он не собирался его увидеть! и так далее, и так далее, и по нескольку раз в каждый день. Может быть, именно это - знак истинной близости?
Лишь потом, второй волной страха, накатилось "не увижу его я". Эта волна оказалась чуть слабее, но зато продолжительнее первой; за ней пришла третья - когда-нибудь это произойдет и со мной; а потом и четвертая, похожая на первую - я не смогу ему показать, рассказать, поведать, признаться... Впрочем, у вас последовательность может оказаться и иной; потом расскажите, да? У меня вот началось с этого "не увидит"...
Может быть, это проекция на другого человека своего личного страха? - мне всегда казалось, что я не хочу смерти именно потому, что "не увижу". Не увижу людей, книг и зданий будущих веков. Эсхатологические линии в моих текстах, как и вообще вся эсхатологическая река в культуре - не ее ли это исток - тоска ли по невозможности увидеть? Казалось, предложи мне Конструктор Вселенной увидеть будущее хотя бы на несколько сотен лет - я бы отдал за такое кино жизнь - эту, которая здесь и сейчас, отдал бы сразу, без колебаний, мгновенно.
"Бросить цветок этой жизни с обрыва" -- так, кажется, в литературе? Эту немного странную позицию можно, конечно, - как и многое другое, - объяснить тем, что на самом деле, в глубине душонки, я не верил, что можно получить такое предложение. И более того - не верил, что, даже получив такое предложение, счел бы его серьезным. Но мне кажется, что убедись я в этом - попросил и без колебаний взял бы билет в это кино и в один конец. Любопытство естествоиспытателя вообще - а мое особенно - непреодолимо.
Вещи, которые мы делали вместе, напоминают о присутствии, мысли, которые мы думали вместе, напоминают о тебе, все, сделанное вместе, воскрешает твое присутствие и создает еще более болезненную иллюзию. Твоим девизом - придуманным для тебя мною, ты не был столь манерен - было "fast and quiet". Быстро и тихо - именно так ты работал, и поэтому не все и не сразу замечали, как много ты делаешь и как твои знания, умения и интерес к делу прорастают сквозь любое дело, которым ты начинаешь заниматься и которое быстро становится твоим. Но те, кто замечал - оставались под этим впечатлением навсегда.
И когда схлынули три волны, осталась -- как я и предполагал -- самая первая и, видимо, самая основная. Осталось постоянное, по нескольку раз в день, всегда неожиданное, всегда возвращение мысли: "не увидит".
Этот человек был очень закрытым человеком. Многие считали его не эмоциональным; но это было не так. Просто твоя эмоциональность не была видна снаружи, она успешно скрывалась за ровным голосом и спокойной улыбкой. За много лет близких отношений мне довелось услышать от тебя менее десятка эмоциональных фраз. И каждый раз это было так неожиданно, что запоминалось навсегда. Впрочем, что я говорю - конечно, не навсегда... Но хоть на все мое "всегда"?
От мыслей, что что-то было сделано нами или мною не так - от этих мыслей невозможно защититься; разве что опять и опять обещать себе и тебе действовать правильно. Но что такое правильно? Дальше начинаются тривиальности, которых ты избегал. И, может быть, именно поэтому всегда был так сдержан и закрыт. Но теперь это только моя гипотеза; спросить - это опять тривиальность - не удастся. Мир, окружающий нас, тонет в тривиальности и пошлости.
Поэтому, если у вас есть какие-то гипотезы или вопросы, гипотезы или вопросы про меня или кого-то другого - спрашивайте сейчас. Потому что потом я или другой человек - не увидит того, что я вижу из окна, не увидит этого моста, не увидит вас, не услышит вашего вопроса. Даже тривиального.
А то, что останется -- останется тобой уже навсегда. Не как рак, который убивает быстро, не как разрыв сердца, который убивает мгновенно, а как шлямбурный крюк. Который не убивает скалу - но который невозможно извлечь.
P.S. Спустя годы я понял, что осталась еще одно: странность, которую можно назвать примерно так - "страх воспоминаний". Зная, что есть фотографии, человек избегает на них смотреть. Зная, что есть записи, не решается их слушать. Зная, что помнит, побаивается вспоминать. И почему-то лишь в статьях настойчиво повторяет - исследования, выполненные совместно такими-то. Тогда-то.