Признание бывшего следователя социологу-исследователю

Эпидемия религиозности, охватившая Россию, - следствие фрустрации
и футуршока - в значительной мере носит демонстративный характер.
Подавляющее большинство тех, кто в анкете отмечает
"православный", не знает, где находится церковь. Это
общеизвестные данные, но тем ценнее исследование психологии
людей, действительно обратившихся к религии. Процент таких людей
среди мужчин меньше, чем среди женщин, и для старших возрастов
тем меньше, чем больше возраст респондента - эффект фрустрации,
нарастающий с возрастом, оказывается слабее последействия
атеистического воспитания и жизни в антирелигиозной атмосфере.
Поэтому исследование контингента, обратившегося к религии, в силу
его малочисленности не может быть выполнено анкетным методом, и
при выполнении гранта мы пользовались методом глубинного
интервью. Примененная нами методика и все полученные результаты
изложены в отчете, который, по условиям гранта, является
конфиденциальным, и право публикации данных в течение пяти лет
принадлежит грантодателю.

Однако, как это иногда случается с социологами, в ходе выполнения
работы мы столкнулись с информацией, потенциальная социальная
значимость которой столь велика, что проблема возможности
нарушения условий гранта трансформируется в проблему нахождения
способа нарушения - такого, который позволил бы избежать "потери
лица", чреватой для социолога элиминацией из профессиональной
среды с неминуемыми следствиями: исчезновением возможности
получения грантов на интересные работы, равно как и прекращением
получения серьезных заказов.

Поэтому информация, которую мы получили от одного из наших
респондентов, будет сообщена вам в виде рассказа, а именно - в
виде фантастической беседы двух исторических персонажей.
Фантастической же мы называем эту беседу потому, что наш
информант, на старости лет обратившийся к религии и решивший, что
информация о некоторых исторических событиях, которой он
располагает, должна быть сообщена людям, при данной беседе,
разумеется, не присутствовал. Но некогда во время одного из
допросов уже подвергнутый пыткам и готовый подписывать что угодно
человек сообщил ему нечто странное, вдобавок уже не способное - и
он сам это понимал - повлиять на его судьбу. Этот писатель -
точнее, бывший писатель - признался следователю, что он, конечно,
готов нести ответственность за свои слова и рукописи, но,
признаться, не очень себя винит в содеянном (!), потому что
полагает, что уже год или полтора назад был не совсем здоров.
Следователь - напоминаю, наш респондент - несколько насторожился,
решив было, что подследственный будет косить под психа. Но тот
охотно и, казалось, с облегчением подписал все протоколы и,
попивая на прощание чай со следователем (он еще не понимал, что
это прощание не только со следователем, но и с жизнью), сказал,
что год или чуть более назад заметил, что не всегда узнает наутро
написанное им самим. То есть почерк был явно его, рукопись - его,
но события начинали развиваться не совсем так, как он
предполагал. События в романе развивались сами по себе! Он
переписывал текст так, как казалось правильным ему, но на
следующее утро текст опять оказывался "не таким". Это происходило
с ним несколько раз.

Наш следователь - а ныне респондент и рассказчик - с хохотом
поведал об этом странном персонаже двум своим приятелям и
коллегам, которые тоже вели писательские дела, и услышал в ответ,
что их подопечные такого же ваньку валяют. При этом в глазах
одного из собеседников мелькнуло нечто... нашего респондента
спасло только то, что того следователя чисто случайно забрали на
следующий день. В обеденный перерыв.

* * *

- Хорошая книга, Николай...
- Надо ее прочесть?
- Да нет, что ж тебя зря утруждать...

Собеседник обиженно молчит; таковы условия игры между этими
персонажами.

- Смотри вот, главный герой, хороший такой молодой человек,
вступил на плохую дорожку...
- Плохо кончил?
- Да нет, девушка указала ему на ошибки, он внял, исправился.
- Хорошо.
- Плохо. Девушка указала, а должна была указать партия...
- Или вы?..
- Нет, дорогой, партия... Хотя если девушка - комсомолка...
- Автора изъять?
- Зачем же... все ты со своими рукавицами, как народ говорит...
хотя... можно, конечно, изолировать, но сохранить... хотя
погоди... он ведь, наверное, и дальше пишет... - Пауза. - Да и
другие пишут...

Встает, подходит к окну; за окном - спящий город.

- Вот мы с тобой не спим, думаем... думаешь, мы одни не спим?
Нет, многие не спят, думают, работают... а писатели не спят,
пишут... Века пройдут... люди по книгам судить будут...

Собеседник украдкой зевает, но это движение не остается
незамеченным - и вскорости он за это поплатится. Конечно, не за
одно это и не именно за это... просто нужно омоложение кадров,
понимаешь? - молодые хотят расти, и если дать им эту возможность,
будут рады и благодарны... то есть преданны партии...

- Слушай, а вот у тебя в ведомстве, наверное, люди есть, которые
хорошо умеют почерка подделывать?
- Конечно, есть, как не быть...
- А язык за зубами они держать умеют?
- Конечно.
- Да уж, конечно... если не хотят его вместе с головой...

Собеседник подхватывает:

- Лишиться!
- Правильно понимаешь...

* * *

В определенный период прошлого века очень многие из советских
писателей спились или покончили с собой, причем в некоторых
случаях незадолго перед смертью - но это уж вам придется не в
справочниках смотреть, а искать по воспоминаниям - они говорили
друзьям довольно странные вещи.

Возможно, технические сотрудники соответствующих служб,
проникавшие ночью в квартиры за рукописями - чтобы под утро
положить их, разумеется, на место, - случайно наступали на
скрипящие половицы.