Кое-что о книге Л.С.Полака

Прошел юбилей Льва Соломоновича Полака, состоялись мероприятия и
публикации, поместили статьи "ВИЕТ" и "Химия и жизнь", но
парадоксальным образом никто не вспомнил, что именно без "Химии и
жизни" не было бы книги Льва Соломоновича, о которой упоминали,
естественно, все. А дело было так.

Виновник моего знакомства с Л.С.Полаком - редактор журнала "Химия
и жизнь" Валерий Полищук. Он был "моим редактором" в ХЖ, то есть
терпеливо читал все, что я ему носил, и время от времени пытался
публиковать. Однажды, раздраженный вопросом в моих глазах, он
молча достал из стола увесистую папку с моими текстами и раскрыл
передо мной. Я увидел, что все они исчерканы толстым красным
карандашом, а поперек верхнего рукой академика начертано: "Это не
юмор, а злая сатира". Пришлось пристыженно опустить глаза и
выдавить из себя что-то вроде: "Извините, Валерий Романович". Мой
собеседник улыбнулся и изрек: "Мы трудолюбивы..."

Так вот, однажды в разговоре с Валерой Полищуком я сказал, что
интересуюсь историей лагерей, точнее - психологией сопротивления
насилию. На что В.П. ответил, что знает одного весьма и весьма
компетентного по этой части человека, но человек этот не любит
разговаривать на данную тему и никому не дает никаких интервью.
Я, естественно, заявил, что попробую, - и получил телефон. Как
это ни странно, Л.С.Полак согласился побеседовать. Выслушав,
зачем и почему я пришел, он сказал "да". Я подготовил вопросы, но
они не понадобились, ибо на вопросы Л.С. почти не реагировал, а
рассказывал сам. Магнитофонная запись расшифровывалась мной,
текст слегка редактировался, потом в него вносил свои изменения
Л.С. Часть созданных этим способом очерков была опубликована в
журнале "ВИЕТ", позже они вышли книгой - ничтожным тиражом.
Чтение этой книги оставляет довольно сильное впечатление и
вызывает несколько вопросов.

Что-то должно после нас оставаться. Дети, картины, мосты, знания,
свобода и независимость человека. А должно ли оставаться
страшное? Мне показалось, что изложенное Л.С.Полаком должно
остаться. Хотя бы в виде текста. Оставление всего этого в другом,
"натуральном", виде вызовет, наверное, возражения гуманистов.
Хотя разве не было бы полезно каждому человеку попасть на день
туда, откуда вернулся живым рассказчик?

Вообще, всякий ли опыт ценен? Пройди через лагеря те, кто тоскует
нынче по "сильной руке", - не изменят ли они своих людоедских
взглядов? Стало бы гуманнее правосудие, отсиди судьи по недельке?
В нашей советской тюряге, да у параши? Или наоборот - люди с
садистской психологией пожелали бы этого и для всех остальных?
Если исходить из аналогий с призывной армией, то это может быть и
так. Шаламов, например, считал, что опыт лагеря - чисто
негативный. Но в этом случае было бы последовательнее не писать
воспоминаний, а он их писал.

Если же признать, что этот опыт ценен, остается вопрос о методике
рассказа. Как сделать, чтобы человек понял? И что значит понять?
Это значит - каким-то способом перевести в сферу своего опыта.
Например, непосредственного чувственного опыта - пережив. Другой
вариант - опосредованно, то есть выразив в имеющейся (и созданной
на базе какого-то иного чувственного опыта) системе терминов.
Вопрос о "понимании" лагерных воспоминаний не является
надуманным. После чтения книг о лагерях (и, кстати, книг о гетто,
о войне, книг об альпинистских восхождениях - о них я могу судить
чуть более обоснованно - и т. п.) остается ощущение непонятности.
Вроде все фразы по отдельности понятны, а в целом - нет. Страшное
и - страшно чужое, но имевшее вполне понятные цели. Попробуем
подойти с этой стороны.

Какие цели преследовали лагеря? Политические лагеря (и
германские, и советские) - модификацию поведения заключенных;
лагеря уничтожения - уничтожение людей. Кроме того - запугивание
оставшихся на свободе. Советские лагеря несли также функцию
экономическую. И еще одну функцию - удовлетворение властолюбия.
Один из столпов, на которых вообще держится тюремно-лагерная
система - это удовлетворение садизма членов общества.

Последствия же лагерей для общества таковы. Во-первых, миллионы
уничтоженных людей. И вместе с людьми - то, носителями чего они
были: например, культура. Если доля погибших велика или гибнет
почти целиком какая-то профессиональная, социальная или
конфессиональная группа - гибнет "раздел" культуры. С
аристократией - понятие о чести, с зажиточным крестьянством -
умение растить хлеб. Во-вторых, подавление положительного
генофонда, "наработка" отрицательного. В-третьих, воспитание
привычки к жестокости, садизму, рабскому страху.

Как именно действовали лагеря? По мнению Бруно Беттельгейма,
автора так и не переведенной на русский язык книги "Просвещенное
сердце", в германских политических лагерях имелось три основных
пути воздействия: инфантилизация, коллективизация, развращение.
Компоненты инфантилизации: голод, который приводит к тому, что
люди думают только о еде; отсутствие информации, что влечет за
собой бессмысленность рассуждений; наличие значительного
количество правил поведения, так что всякий человек всегда в
чем-то виноват; постоянные проверки чистоты и аккуратности
заправки постелей; использование "детского" наказания - порки.
Заметим, что в советских лагерях эти методы использовались не
все. По-видимому, не хватало простыней для заправки кроватей...

Второй путь воздействия лагеря на людей - коллективизация. Лагерь
уничтожает выделившихся, поощряя стремление слиться с массой,
использует коллективную ответственность, подавляя тем самым
представление о личной ответственности, и с этой же целью делает
судьбу заключенного совершенно не связанной с его работой.
Последнее в советских лагерях соблюдалось не столь педантично,
как в германских.

Наконец, третий путь - развращение путем создания причастности к
злу, то есть использования заключенных в качестве маленьких
начальников.

Естественным методом сопротивления лагерю является
противодействие по каждому из перечисленных пунктов. Беттельгейм
выделяет важность поддержания в себе самостоятельности путем
делания всего того, что не обязательно. Апеллируя к опыту
германских лагерей, он рекомендует читать и чистить зубы... Кроме
того, он (вместе с В.Шаламовым) считает важным установление в
своем сознании "черты" - некоего порога аморальности, который
человек решает не переступать. Полезно это и в "мирной жизни".

Сухой перечень помогает понять описанное Л.С.Полаком, создает
какую-то схему, каркас для понимания. Но этого недостаточно. Дело
не только в том, чтобы выразить невыразимое в имеющейся системе
терминов. Дело в сходстве "системы чувств" пишущего и читающего.
Сдержанное повествование, лишенное словесных украшений,
аналитический подход, четкость формулировок. Время от времени -
юмор. Время от времени - небольшое "философское отступление",
рассуждение на тему. Может быть, сочетание всего этого и создает
какое-то "со-ощущение".

Поэтому некоторые сцены из книги Л. С. Полака остаются в
сознании, как шлямбурный крюк, забитый в скалу, - в отличие от
многих других, более "литературизованных" книг о лагерях, от
которых остается ощущение только кошмара. Умение выделить момент,
ощутить его смысл, содержание, не теряя общей картины, - может,
быть, это и есть в данном случае самое важное для понимания?