Эмиграция в зеркале интеллектуальной литературы: Стругацкие и "ученики"
Материалы Десятой Ежегодной Международной Междисциплинарной конференции по иудаике: Ч.2. - М., 2003. - С.317-325.
В течение трех десятилетий братья А.Н. и Б.Н. Стругацкие были выразителями особого отношения ко многим сторонам жизни, характерного для культурного слоя, к которому они принадлежали; с 1990-х годов это отношение стали отражать в своем творчестве авторы, называющие себя их учениками. Во многих произведениях Стругацких так или иначе затрагивается тема эмиграции. Мы рассмотрим в данной статье, что именно и как писали Стругацкие на эту тему в разные годы, а также как эта тема преломилась в творчестве их последователей.
Хотя в качестве субъектов эмиграции у авторов иногда и фигурировали евреи, специфических проблем еврейской эмиграции они не рассматривали; в их единственной статье на еврейскую тему ("Больной вопрос", 19941) тема эмиграции не затрагивается. Но, изучая творчество Стругацких, мы можем понять, что думали об эмиграции интеллигенты вообще и именно евреи - в частности, поскольку сам автор - "братья Стругацкие" - был евреем, а мысли автора неминуемо достаются персонажам. Мы рассмотрим три слоя освещения проблемы эмиграции - аллегорический (эмиграция в другое время или в мир мечты, странствие в поисках высшего смысла), конкретный (эмиграция в другое общество, изгнание и возвращение) и специфически еврейский (технология эмиграции и конкретные случаи).
Не будем впадать в крайности и видеть воплощение еврейской эмиграции в образе "странников", как это делает Майя Каганская2. Не будем видеть его даже в эксперименте группы "Йормала" - хотя в этом случае и есть ряд признаков, сближающих ситуацию с эмиграционной, но, скажем, идея разделения семей ей абсолютно противоречит. Рассмотрим более явные случаи, связанные с переносом героев в пространстве-времени. Этот мотив появляется уже в ранних произведениях, например в "Полдне". В истории с "Таймыром" описана идеальная иммиграция - о прибывших позаботились, им удобно и интересно, и они не грустят о невозвратимом прошлом, являя тем самым тип идеального иммигранта. Фактически они о прошлом и не вспоминают. К такой эмиграции авторы относятся позитивно, но в повести "Попытка к бегству" ситуация становится иной. Саул, объясняя свое решение вернуться в прошлое, говорит: "Кому я здесь нужен, дезертир в коммунизм". У Саула "там", в прошлом, остался невыполненный долг, который надлежит выполнить даже ценой жизни. Саул являет собой пример "нелегального эмигранта" - пусть даже в Мире Полдня ему никто и слова не скажет, он преступил свое понимание долга и чести. И к его возвращению авторы относятся с убеждением, что именно так и должен поступить настоящий человек. Еще позже - в романе "Град обреченный" - "эмигрировать" (попасть в Город) можно по-разному - спасаясь от смерти, от лагеря или от невыносимой по тем или иным причинам жизни, из любопытства или по убеждению, что именно в этом твой долг и есть... Вернуться же можно только по "особому соизволению" экспериментаторов - выполнив некий долг (уже не перед собой, а перед обществом), что-то поняв. Вернувшиеся (точнее говоря, вернувшийся - нам известен только один случай), с одной стороны, возвращению радуются, с другой же - тоскуют по тому, что осталось ТАМ, в Городе: "Совершенно невозможно было покинуть все это снова, и совершенно - еще более! - невозможно было остаться среди всего этого. Теперь. После всего". Но - надо было нести вновь полученное знание далее. (Отметим, что здесь Стругацкие вполне спокойно относятся как к эмиграции - описав заодно, кажется, все ее поводы, за исключением разве что "воссоединения семей", - так и к возвращению).
Примерно такая же ситуация описана в повести "Парень из преисподней". Там герой сопротивляется попыткам привить ему мировоззрение Мира Полдня, но какие-то "семена гуманизма" в нем все же прорастают (что исключительно дружно отмечали критики тех лет)3.
Выше шла речь об "эмиграции" в условия, лучшие по сравнению с исходными. Чаще всего, наверное, так и бывает. Но иногда в произведениях Стругацких встречается "эмиграция" в условия заведомо худшие - дабы нести "аборигенам" высшие достижения гуманизма. Не будем тут вспоминать Киплинга, империю и "бремя белого человека" - отметим только, что, по мнению Стругацких, воздействие на культуру допустимо только изнутри: воздействующий должен стать частью изменяемого общества не только в социальном смысле, и даже не только в психологическом - он должен признать себя частью этого общества, понять, что отныне его дом - не на уютной и безопасной Земле XXII века, а, скажем, на Саракше, планете, пережившей ядерную войну, "планете-могильнике". Так случилось, например, с Максимом Каммерером, героем повести "Обитаемый остров":
- Да... Я вот не казнюсь, Рудольф. И не собираюсь. Я собираюсь работать. Делать революцию.
- Собирайся лучше домой, - сказал Странник.
- Я дома, - сказал Максим нетерпеливо. - Не будем об этом больше...
В сущности, постепенное осознание этой необходимости послужило и одним из действующих начал сюжета повести Стругацких "Трудно быть богом".
И даже повесть "Хищные вещи века", где описано государство "всеобщего благосостояния", "категорически запрещающее" иммиграцию, заканчивается фразой: "Я здесь всего три дня, я не знаю, с чего здесь надо начинать и что должен делать, но я не уеду отсюда, пока мне позволяет закон об иммиграции. А когда он перестанет позволять, я его нарушу".
Есть такая притча: бежит человек. Его все спрашивают: "Куда ты бежишь?" И после очередного вопроса бегущий замечает: "И почему ни один не спросит, откуда я бегу?"
Мы вспомнили эту историю, потому что и у Стругацких (правда, нечасто) встречается именно такая "охота к перемене мест". Особенно этот мотив существенен для одного из героев повести "Улитка на склоне" - Переца - и для персонажа "Извне" Лозовского. Его не подталкивает к "эмиграции" - к странствиям - невыносимая жизнь "в стране проживания", подталкивает именно любопытство исследователя.
Прямо об актуальных проблемах эмиграции, "открытым текстом" Стругацкие писали мало: для освещения этой темы в советское время имелся один, одобренный подход. Излишне дразнить цензуру не следовало. Такова, как нам представляется, одна из причин такого умолчания. Другая же причина - то, что Стругацкие в основном писали либо о других мирах (соответственно, тема современной авторам земной эмиграции могла затрагиваться только вскользь), либо о далеком будущем, в котором уже все хорошо (опять же - актуальные проблемы эмиграции как-то странно смотрелись бы в "Мире Полдня").
Только в перестроечное время в нескольких произведениях Стругацких эмиграция была признана проблемой: в пьесе "''Жиды города Питера...", или Невеселые беседы при свечах" она упомянута как действие вынужденное, навязанное внешними обстоятельствами - и тем самым оправдываемое:
"Базарин: "Жигулей" у него пока нет, но он зато дочку отправил в Америку, и она ему оттуда подбрасывает... и не трешку в месяц, уж будьте уверены!
Пинский (рявкает): Я дочку в Америку не отправлял! Это ваш Госконцерт говенный ее туда выжил!"
В еще более позднем романе "Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики" она упомянута как одна из характеристик эпохи:
"И евреи уезжали, один за другим - дальние знакомые. близкие знакомые, родственники близких знакомых. Уже из одноклассников двое уехали, один - безукоризненно русский - специально для этого женился на еврейке. "Еврей - это не национальность; еврей - это средство передвижения...". Тема для шуток была благодатнейшая, и все шутили напропалую. но стишки, которые принес откуда-то Жека Малахов, были, пожалуй, уже и не смешны.
Я завтра снова утром синим
Пойду евреев провожать,
Бегут евреи из России,
А русским некуда бежать..."
Сами же Стругацкие к "эмиграции вообще" относились, по-видимому, довольно равнодушно. А к "эмиграции конкретной" - то бишь к предложениям переменить им самим страну проживания (против чего, вероятно, власть имущие не только не возражали бы, но и всячески бы это приветствовали) - относились негативно.
По легенде, на одном из выступлений на прямой вопрос, собираются ли Стругацкие уезжать из страны, Аркадий Натанович ответил так:
- Мы с братом уедем отсюда только связанные и на танке!
И тем не менее по Москве время от времени начинали циркулировать "абсолютно проверенные" слухи.
Это отношение Стругацких к эмиграции нашло отражение даже в публицистике:
"Но кстати, он [В. Конецкий] был настоящим патриотом страны, только без политического накала страстей, и, подобно братьям Стругацким, никогда не мог понять уехавших (зачем?) - помню полемику на эту тему в "толстых" журналах, которая развернулась на исходе перестройки между ним и хорошо знакомым ему Аксеновым."4
С темой эмиграции связана и тема изгнания. Наиболее полно она освещена, как нам кажется, в повести "Трудно быть богом". "Недобровольно и бесповоротно" сменить место жительства пришлось и алхимику Синде ("Узнав через неделю, что алхимика Синду намереваются обвинить в сокрытии от казны тайны философского камня, Румата, разъяренный поражением, устроил у дома алхимика засаду, сам, обернув лицо черной тряпкой, обезоружил штурмовиков, явившихся за алхимиком, побросал их, связанных, в подвал и в ту же ночь выпроводил так ничего и не понявшего Синду в пределы Соана, где тот, пожав плечами, и остался продолжать поиски философского камня под наблюдением дона Кондора.") - которому, в общем, было все равно: одна лаборатория, другая лаборатория... и поэту Цурэну ("Цурэн Правдивый, изобличенный в преступной двусмысленности и потакании вкусам низших сословий, был лишен чести и имущества, пытался спорить, читал в кабаках теперь уже откровенно разрушительные баллады, дважды был смертельно бит патриотическими личностями и только тогда поддался уговорам своего большого друга и ценителя дона Руматы и уехал в метрополию. Румата навсегда запомнил его, иссиня-бледного от пьянства, как он стоит, вцепившись тонкими руками в ванты, на палубе уходящего корабля и звонким, молодым голосом выкрикивает свой прощальный сонет "Как лист увядший падает на душу""). Для "гуманитария" переезд оказался сложнее, чем для "технаря"; впрочем, в этом нет открытия: зависимость легкости адаптации от области работы эмигранта известна. И Синда, и Цурэн - изгнанники, эмигранты по политическим причинам, и ни о возвращении на родину, ни о какой-либо мести не помышляют. А вот изгнанный за преступления, "за совершенно исключительную и подлинно самоотверженную доброту к самому себе" Искусник Крэг ("Экспедиция в преисподнюю") мечтает о мести. И свою мечту ему удается исполнить. Правда, в конце концов добро побеждает - с помощью еще одного эмигранта-изгнанника-апатрида (Двуглавого Юла), тоже бывшего преступника. Но раскаявшегося. Изгнанники вызывают у Стругацких, скорее, жалость - ведь у них фактически не было выбора "ехать или не ехать". С другой стороны -Искусник Крэг, несомненно, персонаж отрицательный, и его стремление отомстить изгнавшим является не только одним из двигателей сюжета, но и еще одной его отрицательной чертой. То есть персонаж оценивается не столько по факту эмиграции/ изгнания/неэмиграции, сколько по его поступкам (приведшим к эмиграции, совершенным в эмиграции и т.д.).
Тема эмиграции у Стругацких часто увязывается с мотивом выполненного/невыполненного долга и спасения от опасности. Сама по себе эмиграция не хороша и не плоха - плохо вызванное ею невыполнение долга. Если персонаж свой долг выполнил - он будет счастлив и в новом времени, и в новом месте (примером этого могут служить, скажем, уже упоминавшиеся выше персонажи романа "Полдень, XXII век (Возвращение)" Славин и Кондратьев). Возможна также ситуация, когда долг может быть выполнен только в эмиграции (примером может служить, скажем, Двуглавый Юл из повести "Экспедиция в преисподнюю" или, например, Данг из повести "Парень из преисподней": он может реализовать свои способности и, по-видимому, выжить вообще на Земле Мира Полдня, но не на своей родной планете). В этих случаях авторы относятся к эмиграции вполне положительно. Вот если долг не выполнен, тогда авторы одобряют отказ от эмиграции и возвращение - пусть даже на смерть (вспомним Саула из повести "Попытка к бегству"). Заметим, что долг может быть различным: перед "покинутым" обществом ("Град обреченный", "Попытка к бегству" и т.д.), перед "приемным" обществом ("Экспедиция в преисподнюю"), перед отдельными лицами...
Таким образом, мы видим, что Стругацкие считают необходимым эмиграцию оправдывать и видят оправдание либо в вынужденности, либо в угрожающей опасности. Но даже при этих условиях "неотданные долги" они считают абсолютным противопоказанием.
В 1990-е годы, с прекращением творчества Стругацких, эстафету подхватили продолжатели их дела и их тем - так называемые "ученики". Среди поднимаемых "учениками" тем была (хотя, опять же, не основная) и тема эмиграции. В связи с изменением "общественно-политической обстановки", а так же в связи с разнообразием творческих манер и взглядов продолжателей (большую их часть объединяло обличение жестокого советского прошлого и/или бездуховного настоящего) тема эмиграции ими также рассматривалась в различных аспектах. Точнее, аспекты-то были те же самые, что и у Стругацких, только вот аллегоричности было поменьше (можно было уже писать все, без оглядки на редактора и цензора), да выводы делались самые разнообразные: начиная от необходимости и возможности успешной адаптации "хроноэмигрантов" (В. Васильев, "Перестарки")5 - до обвинений эмигрантов в бездуховности, "продаже первородства за чечевичную похлебку" (В. Рыбаков, "Трудно стать Богом")6 и "подрывной деятельности" (В. Кирпичев, "Трудно быть Рэбой")7. Можно заключить, что большинство "учеников" не одобряет эмиграцию в поисках лучшей жизни или безопасности, по-прежнему ставя долг - в основном перед обществом - превыше личных удобств. Они показывают, что даже если "эмиграция" в другой вариант развития событий и возможна, она все равно не принесет мигранту счастья (Н. Романецкий, "Отягощенные счастьем")8. С другой стороны, если целью "эмиграции" является "возвращение к истокам" - это вполне приветствуется (А. Лазарчук, "Сентиментальное путешествие на двухместной машине времени: Время и герои братьев Стругацких")9. Можно заметить, что "ученики" добавили к причинам эмиграции стремление наказать себя (самоизгнание - А. Лазарчук, "Сентиментальное путешествие на двухместной машине времени") и стремление "вернуться к истокам" (там же). Этот последний мотив (эмиграция как возращение к истокам), хотя в "реальной эмиграции", вероятно, и играет немалую роль, в отечественной литературе появился довольно поздно, с ослаблением цензуры.
Вероятно, движущим мотивом большинства "учеников" было опровержение мэтров - Стругацких (сами "ученики" практически в один голос утверждали, что они стремятся отдать дань уважения учителям - но уж очень своеобразное уважение получилось...), "ученики" пытались опровергнуть почти все постулаты и идеи учителей. Но в трактовке темы эмиграции "ученики" учителям не противоречили, но дополнили их видение, с большим опасением отнесясь к эмигрантам и иммигрантам (возможно, это отражает и общий рост ксенофобии в обществе).
Анализируя творчество "учеников" в сравнении с творчеством Стругацких, мы видим два русла развития темы: одно, в котором оправдание эмиграции не ищется, потому что не считается нужным ее оправдывать, и другое, где оправдание считается необходимым, но тем не менее не ищется. Вторые по-прежнему считают, что наличие "неотданного долга" является противопоказанием; при этом, в отличие от Стругацких, у которых "долг" всегда носит конкретный характер и взывает к тому или иному действию, у них понятие долга никак не конкретизируется и является "общефилософским". Поскольку новых аспектов проблемы эмиграции "ученики" не рассмотрели, мы вынуждены констатировать у них примитивизацию взглядов и подходов их учителей.
"Он ведь не хуже нас понимает, что нынешний состав учеников явно не способен не то что развивать Учение, но хотя бы просто связно изложить его" (К. Еськов, "Евангелие от Афрания").
Примечания
1 Стругацкий Б. Больной вопрос: Бесполезные заметки // Звезда. 1993. ? 4. С. 164-175.
2 Каганская М. Роковые яйца // "22". 1985. ? 43; ? 44. С. 187-209; Каганская М. Роковые яйца, или О причинах упадка российской научной фантастики // "22". 1987. ? 55. С. 167-186.
3 Ревич В. Сегодня - с высоты будущего // Литературная газета. 1975. 4 июня. С. 4; Брандис Е., Дмитревский В. Неизбежность фантастики // Нева. 1975. ? 7. С. 142-151; Смелков Ю. Мир фантастики: Литературные заметки // Правда. 1976. 8 мая. С. 3.
4 Ревич Ю. Немного запоздало, простите... // Компьютерра. 2002. 17 апреля.
5 Васильев В. Перестарки: Рассказ по мотивам // Время учеников-3. М.-СПб., 2000. С. 23-42. (Миры братьев Стругацких).
6 Рыбаков В. Трудно стать богом // Время учеников. М.; СПб., 1996. С. 287-398. (Миры братьев Стругацких).
7 Кирпичев В. Трудно быть Рэбой // Кирпичев В. Враг по разуму. М., 2000. С. 99-154.
8 Романецкий Н. Отягощенные счастьем // Время учеников. М.; СПб., 1996. С. 205-286. (Миры братьев Стругацких).
9 Лазарчук А. Сентиментальное путешествие на двухместной машине времени: Время и герои братьев Стругацких // Время учеников-3. М.-СПб., 2000. С. 9-22.
Summary
Alla Kuznetsova, Leonid Ashkinazi (Moscow)
Emigration as reflected in the "intellectual literature": The Strugatskies and the "pupils"
The Strugatskies brothers reflected the definite cultural stratum, to which they belonged, and its attitude to many sides of life. Since 1996 that attitude has been reflected by the authors naming themselves "the pupils" (which means ""the Strugatskies" pupils"). The theme of emigration is mentioned in many works by the Strugatskies brothers. That is why we can understand the intelligentsia's thoughts about the emigration in whole and the Jewish emigration in particular by studying their works. Our paper is dedicated to the ways the Strugatskies wrote about emigration in the different periods of their creative work. We study the refraction of this theme in the works of their followers also. Three layers of the emigration problem are considered: the allegorical one (which means transition to another time or to the World of Dream, wandering in search of high sense), the concrete one (emigration to another society, exile and return) and the specific Jewish one (the technology of emigration and definite situations).