Дуэт дождя и вентилятора

Человек - это существо, задумывающееся о смысле своего существования и
в одном из двух случаев обнаруживающее, что смысла нет. В другом
случае - если человек религиозен - вопрос смысла для него не стоит: он
решен изначально. Похоже, что именно человек - единственный объект на Земле,
задумывающийся о своем смысле. Разумеется, в литературе нет недостатка в
попытках рассмотрения ситуаций, когда о смысле задумываются другие
существа (а может быть, и вещества), но маловероятно, чтобы подобные
вопросы возникли у индивида вне системы накопления и передачи знаний.
А ее, похоже, все-таки ни у кого, кроме человека, нет.

Вернемся, однако, к смыслу и способности задуматься над ним. Возможны,
естественно, все четыре варианта. У этой шариковой ручки есть смысл -
фирма Bic создала ее для меня. Но ручка не задумывается об этом, и ей
хорошо. У дождя, шум которого я слышу почти с той же громкостью, что и
шорох вентилятора в компьютере (сейчас я сижу у компьютера, но пишу
ручкой), нет ни смысла, ни мыслей о нем. У обезьян, если успешные
эксперименты по их обучению языку продлятся еще полвека, вполне
возникнет вопрос о смысле, и на него будет ответ. Ваш смысл, - скажет им
человек, - поставлять мне, научному сотруднику Х., материал для моей
диссертации. Наконец, у человека вопрос о его смысле возник, и
человек, со свойственной ему патологической изобретательностью, нашел
два противоположных ответа. Один, низводящий человеческий род до шума
дождя за окном, и другой, ставящий его в положение обезьян.

Оба варианта вызывают тоску - если не отвращение. Но выход
есть; человек нашел и его: он рассказал себе трогательную сказку о
любви. О той любви, с которой он создает новых людей, и любви - такова
гипотеза - с которой Он, да святится имя Его, создал и ежесекундно
создает человека. Но так ли это? Создаем ли мы детей по любви? По
любви ли мы учим и воспитываем? Вы можете не отвечать мне, но я вправе
задать этот вопрос вам, поскольку задаю его и себе, годами и
десятилетиями, и не могу ответить.

Не является ли божественная любовь оправданием божественного
рефлекса, подчиняясь которому, и творит он нас и мир вокруг? А потом
проходят тысячи лет, и творение, не желая считать себя случайным,
рассказывает себе трогательную сказку?

Мы были циничнее, когда нам было десять лет. Школьная дразнилка -
"жертва аборта" - не оставляла места для обожествления родителей. Но
выросши, мы начинаем понимать, что в их любви что-то было...