"А поезд идет..."

                                                  А.К.

Утром они просыпались. Не от звона будильника, не от шума машин, а
либо от шелеста листьев, либо от шума волн. Собственно, и то, и другое
усиливалось с ветром - но просыпались они всегда от чего-то одного, и
это было для них одной из многих загадок окружающего мира. Она, как и
в своей предыдущей жизни, просто пожимала плечами и говорила - "такая
карма" (теперь она имела для этой шутки несколько больше оснований,
чем прежде), а он, как и раньше, предавался малоосмысленным
формально-логическим выкрутасам минут этак на пять. Но теперь уже на
эту животрепещущую тему. Она влюбленно-устало выслушивала, забиралась
с ногами в кресло и погружалась в книгу. То есть в книги, ибо в длинный
список того, что они выговорили себе за то, продажу чего удостоверили,
по традиции, кровью, было включено и это: любая книга оказывалась у
них в руках, как только ее признаки ленивым голосом назывались вслух.
Равным образом - журнал, газета, листовка, свиток, обожженная глиняная
табличка из библиотеки Небухаданазера такого-то.

Смотреть при этом назывании полагалось на восток-юго-восток, поэтому в
соответствующей части побережья они воздвигли десятиметровый столб с
вечной лампой - вдруг ночью захочется сочку хлебнуть? Почему именно на
этот румб? Естественно, "такая карма". Но система работала
без сбоев. Покупатель был несколько ошарашен их пожеланиями: "Сами
понимаете, друзья, - бормотал он, - пару галеонов золота или
какое-нибудь всемирное господство, это нам как-то привычнее".
Аналогичным образом заказывались: еда, питье, видеофильмы и
противозачаточные таблетки. Объект дематериализовывался при назывании
некого кодового слова, которое я вам из осторожности не назову.
Словечко было, естественно, халдейское, но и это их нисколько не
напрягало - хотя бы потому, что знание всех живых и мертвых языков
было включено в список одной из первых позиций. Кажется, четвертой.

До обеда она читала, а он писал критические и аналитические статьи.
Чаще, естественно, критические. После обеда они менялись местами - не
в том смысле, что он выгонял ее из облюбованного ею еще в первые дни
их пребывания в раю кресла, а в том, что он приступал к чтению, а его
подруга - к писанию. Она скептически вздыхала, полагая, что пишет
плохо (что было, естественно, ошибкой), но подчинялась. "Вы
действительно просите немного, господа мои, так что первые две-три
сотни лет уже, считайте, оплачены, у нас счета проходят в течение
одной банковской минуты, но вечность, судари мои, это вечность, так
что не обессудьте, придется немного поработать... но работа читателей
и литературных критиков оплачивается нашей фирмой хорошо, так что
трудитесь без особых напрягов... ну и наши всякие бумаги, летописи,
энциклики и респонсы, по-вашему, иногда поредактируете... идет?" Мы,
естественно, кивнули.

Волны накатываются на берег. Сейчас донаберу статеечку, выдерну
кое-кого из кресла, побежим мы к берегу, плюхнемся в воду, и
на часок по рифам и подводным пещерам, с рыбами наперегонки, а то
вокруг острова поплывем, тут и часом не обернуться, даже если с
ластами... Мы же это в список оч-чень предусмотрительно включили - час
под водой без всплытия! Что там над головой - Северный Мост или Южный
Крест? Надо будет телескоп заказать...