По иному пути

- Осторожно, - проквакал мой провожатый, - не наступите! Это -
острейший ум известной нам части Вселенной.

Острейший ум лежал на трех больших близко расположенных валунах и
был похож на довольно толстое зеленое стеганое одеяло. Я слышал о
разумных мхах Гарроты, "воспринимающих людей" - цитируя
фундаментальный справочник Стругацких - "как продукт их, мхов,
невообразимого воображения". Однако симпатичный трехглазый
леонидянин, мой коллега, заместитель начальника
литературно-философского отдела представительства цивилизации
Леониды на планете Гарроте, объяснил мне вчера на коктейле,
устроенном соответствующими отделами гуманоидных и
семигуманоидных представительств по случаю моего прибытия, что
это не совсем так. Было шумно в диапазоне от инфра- до
ультразвука, шприцы и бокалы с местными и привозными напитками
так и мелькали в щупальцах, руках и клешнях. Глава дипкорпуса,
пожилой морохасец, имевший, как говорили, склонность к философии
и литературе, расположился в углу, вставив шланг от бара в рот.

- Хоть их эволюция длилась много дольше нашей, - говорил кто-то
из моих коллег, плавно помавая клювом, - и шла она по совсем
иному пути, но жители планеты Гарроты, на которой мы с вами имеем
честь представлять наши цивилизации, вполне доступны для контакта
и, если они не забывают, что надо общаться с замедлением, их даже
можно понять. Ну, а если забывают... впрочем, этот риск придает
общению особую прелесть, коллега.

Я присел на корточки, чтобы получше рассмотреть зеленое стеганое
одеяло, эволюция которого шла по совсем иному пути. По-видимому,
нечто аналогичное было описано в "Справочнике пекулярных форм
жизни" Шекли, но, судя по тому описанию, оно было похоже на мешок
с картошкой. А называлось просто: Мешок.

- Как вы общаетесь с ним? - обратился я к моему гиду.

Ответ, как и следовало ожидать, прозвучал непосредственно в моем
мозгу:

- Когда вы думаете мысль, обращенную ко мне, я воспринимаю.

Я не стал уточнять, воспринимает ли он мои мысли, не обращенные к
нему, и спросил, но не мысленно, а вслух, соблюдая
дипломатический этикет по отношению к третьему участнику встречи:

- Ваша эволюция была весьма продолжительна. Что являлось ее
движущей силой, и не потерян ли у вас интерес к жизни, как это
случилось с расой Мешков?

- Каждому мыслящему существу свойственны свои личные особенности
этого процесса. Вступая в контакт с другим существом, мы что-то
узнаем и ощущаем новое, но вместе с тем как-то, часто
бесконтрольно, изменяемся сами. Пока есть инстинкт познания, но
разум не познал себя до конца, у одних существ сохраняется
интерес к другим, в силу различия особей принимающий характер
индивидуального влечения. Это влечение, сопряженное с ощущением
опасности самоизменения, мы и вы называем любовью. Только вы не
всегда ощущаете эту опасность. Пока есть любовь, есть жизнь. Вам
понятно?

- Да. Скажите, - спросил я, - а как вы нас воспринимаете?

Вопрос был поставлен, пожалуй, слишком общо, но собеседник уловил
смысл. На что я, признаться, и надеялся.

- Как реально существующих и мыслящих существ с другой планеты.
Мои мысли и образы - часть реальной природы, ибо в их
существовании я не сомневаюсь, а значит, думая о своих мыслях и
образах - а я могу это делать, - я думаю о реальной природе.
Поэтому и мои мысли о других объектах, например, о вас, я могу
равноправно считать мыслями о реальной природе, а значит, вас -
частью реальной природы. Вам понятно?

- Да, - ответил я и подумал: - Обоснование материализма через
автодескрипцию? Чего только не встретишь во Вселенной...

- Миллиона два лет тому назад, - продолжил мой собеседник, -
ваших лет, существа с других планет воспринимались бы нами как
боги - это был имеющийся в развитии любого разума первый этап
религиозности, связанный с обнаружением вокруг себя мира с
непонятным функционированием. Аналогичная ситуация возникла бы
полтора миллиона лет назад, когда мы переживали второй этап
религиозности, связанный с изумлением уже не перед непонятным
функционированием, а перед сложностью устройства природы. Все
это, однако, позади, и вас мы воспринимаем, по-видимому,
реалистически. Тем более, что к третьему этапу религиозности,
связанному с решением вопроса о способе жизни, вы, в нашем
понимании, отношения не имеете. Вам понятно?

- Да. А к чему мы, по-вашему, имеем отношение? 

Заданный мной вопрос несколько выходил за рамки этикета, но я был
обижен последней фразой собеседника.

- Вы имеете отношение к так называемому обществу - стадии
развития, давно пройденной нами. Всякое общество можно
характеризовать набором возможностей, которые оно предоставляет
своим членам, и относительной ценой этих возможностей, а всякого
члена общества - сделанным им из этих возможностей выбором. Вам
понятно?

- Да. А вы уже прошли эту стадию и, кроме ситуаций, которые вы
назвали любовью, живете индивидуально. Вам не кажется, что такая
жизнь чем-то беднее общественной? Если бы можно было заглянуть в
мир мыслей, чувств и ощущений другого существа...

Я услышал встревоженное кваканье моего провожатого. Он даже,
кажется, пытался меня оттащить, но не успел. Видимо, мой
собеседник на долю секунды "отключил фильтр", и в мой мозг
ворвался такой всплеск красок, звуков и... и мыслей? Совершенно
непривычных мыслей и чувств, не похожих ни на одно из наших пяти.
Может быть, это были чувства не от органов чувств, а от мыслей?
Как сказал Тентаро Судзуки, "истина не преподается, истина
переживается". Мне было преподано переживание.

До станции я дошел сам. Мой трехглазый спутник тактично молчал и
только указывал дорогу. Я ее различал, признаюсь, с трудом.

А на следующий день началась обычная трудовая жизнь, полная
хлопот и событий жизнь заместителя руководителя
литературно-философского отдела представительства Земли на
Гарроте. Впрочем, мои леонидянские, тагорянские и иные
собеседники, наделенные эмпатией, после первых приветствий обычно
ласково осведомлялись, имел ли я уже беседу с представителями
местного населения, и, услышав ответ, на некоторое время
замолкали. Фактически они это видели и без вопроса, но этикет
есть этикет, если собеседник эмпатией не владеет, положено
спрашивать войсом.

Я не поклонник новомодной мебели, выскакивающей из стен и пола.
Мой стол устойчив, широк и стоит вплотную к большому окну. А там,
за - естественно - тонким, но прочным стеклом, желтые, немного
более оранжевые, чем это привычно земному глазу, лучи освещают
мир планеты Гаррота - низкорослый кустарник с иглами и огромные
валуны с выветренной, покрытой мелкими трещинами поверхностью. И
где-то на них возлежит и усваивает своим хлорофиллом свет своего
солнца зеленое стеганое одеяло - острейший ум Вселенной. А здесь
сижу я и ощущаю поведанное мне им.