Слабое звено

- Ну вот, - человек с роскошной рыжей бородой нажал на клавишу "стоп",
и намагниченная проволочка замерла. - Понятно, куда подевался наш
профессор...

Дым неторопливо подымался над догорающим приморским кварталом. Группа
людей наблюдала это невеселое зрелище с одного из холмов гряды,
огибавшей город со стороны суши. Самый старший - тот, чья борода могла
претендовать на центр композиции, - сидел на поваленном дереве. Его
молодые, хорошо вооруженные соратники стояли полукругом.

- В принципе, возможны три варианта. Он, может быть, жив и где-то
прячется: или в развалинах, или в лесу. Но это вряд ли. Скорее,
похищен десантом или просто погиб. Там, - говорящий показал бородой в
низину.

- Почему же похищен, Зеф? - спросил один из молодых. - Он вполне мог
сам к ним выйти. Судя по записям, вполне могло быть.

- Женщина... - многозначительно произнес другой.

Профессор Аллу Зеф, знаменитый психиатр и начальник специальной
экспедиции, промолчал. Женщина или не женщина, но друга он потерял, и,
видимо, навсегда. Если Уль Хат сдался десанту Островной Империи и если
он будет на нее работать, то... М-да. А ведь правда, скорее всего
именно так.

- Хорошо, - произнес он после некоторой паузы. - Сегодня мы уже ничего
не сделаем. А завтра попробуем что-нибудь выяснить. Ставьте лагерь.

Профессор сидел, смотрел на медленно погружающийся в сумерки город и
неторопливо размышлял. Собственно, когда его отряд, для приличия
называемый специальной экспедицией Института, приближался к городу в
устье Голубой Змеи, из агентурных донесений они уже знали, среди
прочего, что в городе поселилась странная пара - не первой молодости
мужчина и девушка из мутантов. По такому-то адресу. Что держатся они
весьма уединенно и глаза окружающим стараются не мозолить. По внешнему
описанию этот мужчина напоминал Зефу одного его старого знакомого,
которого Зеф бы с большим удовольствием повидал. И лучше всего - имея
за спиной (или в кустах поближе) двух - а для гарантии четырех - своих
молодых товарищей. Мало ли что может выкинуть беглый ученый с допуском
высшей категории секретности, специалист по радиоволнам, бывший
спортсмен, пересекший - если это был он - весьма негостеприимные леса
и еще более непроходимые болота и хорошо знающий, сколько разных
уважаемых людей с удовольствием бы увидели его шкуру хорошо
выдубленной. Или, скажем, натянутой на барабан. Впрочем, одно другому,
кажется, не мешает. А с еще большим удовольствием, если говорить
всерьез, они бы увидели этого гражданина в ошейнике и на цепи, причем
в хорошо охраняемой лаборатории. Говорят, что ошейник плохо
сказывается на творческих способностях. Зато на них хорошо сказывается
перспектива стать материалом для вышеуказанного музыкального
инструмента - думал Зеф.

Но его бойцы опоздали.

Дом был покинут и, похоже, не более чем за час до их появления. Бравые
ребята потушили пожар, и то, что увидел крупнейший наш медик-психиатр,
привело его к мысли, что да, действительно, именно в этом скромном
жилище имел возможность размышлять о жизни целую неделю его старый
знакомый.

Кое-какая радиоаппаратура... В общем, и без экспертов все уже было
ясно.

Остатки домишка были разобраны по досочкам и камешкам. И не зря: в
тайнике нашелся магнитофон с пятичасовой катушкой магнитной проволоки.
По счастью, тайничок был в подвале, и проволока не размагнитилась. Но
в городе слегка мародерствовали гвардейцы, браво "отразившие" десант,
а ныне спасающие бесхозное имущество граждан - естественно, от
расхищения, и Зеф счел, что слушать запись лучше, слегка удалившись.
На свежем воздухе. Кстати - и поужинать не мешает.



Пока гвардейцы отдирали свои хорошо хмельные головы от того, что
заменяло им подушки, десант вычистил подвалы местного банка и архив
электронных носителей местной библиотеки - одной из крупнейших в
бывшей Империи, спалил приморский квартал - видимо, просто из любви к
красивым зрелищам, - и неторопливо отступил.

Покинула город и группа Зефа. Так же неторопливо, но в противоположном
направлении - не к порту и субмаринам, а к покрытым лесом холмам,
которые, как и было сказано выше, огибали город со стороны суши.



Беглого профессора Уль Хата рыжебородый Зеф знал довольно давно.
История их знакомства была вполне обычной. В Империи, а точнее - в
Столице, существовал некий круг, можно сказать, "академическая
тусовка". Крупные ученые имели довольно естественное обыкновение
встречаться на выходные, иногда - на природе, иногда - в городе, когда
- с женами и детишками, когда - с подругами, а когда и без тех, и без
других. Например, на рыбалку можно было отправиться с женами: должен
же кто-то чистить рыбу. В заведение под названием "Белые ноги" брать с
собой жену было бы верхом бестактности. Но с подругой - отчего бы и
нет? А вот неторопливое и вдумчивое употребление пива в знаменитом на
всю Империю кабаке "Пена дней" присутствия особ женского пола и вовсе
не предполагало. Разумеется, просто потому, что темы научных бесед
были им неинтересны. В этом, не слишком большом коллективе, который и
в эпоху-то расцвета Империи насчитывал двести-триста человек, в итоге
все оказывались знакомы. А вот насколько близким становилось
знакомство - зависело от конкретной ситуации. В случае с всемирно
известным психологом и психиатром Аллу Зефом и неизвестным никому,
кроме "тех, кому надо", разработчиком системы ПБЗ Уль Хатом ситуация
сложилась так, что они подружились.

Странная это была дружба, и вот почему - Аллу Зеф еще "до того" был
подпольщиком. Более чем активным противником режима. Понятно, что
позже он попал в лапы соответствующих служб, но - бывают же чудеса -
получил не пулю в затылок, что было бы всего проще и естественней, а -
"воспитательные работы", то есть лагерь бессрочно. Возможно, что чудом
оказалась жена прокурора, пользовавшаяся некогда услугами модного
психолога. Но это так, к слову. Как он освободился из лагеря? Была там
какая-то темная история - то ли он участвовал в Атомном прорыве, то ли
дезертировал, впрочем, кому это сейчас интересно? Если врачи, пытавшие
в психушках противников режима, стали вполне членами общества и
уважаемыми людьми? Если, кроме самих Отцов, все остальные остались на
своих местах, а если и не остались - то попали на не менее хлебные?
Или более... Говорят, что с "Времен Отцов", как их теперь называют,
количество чиновников удвоилось.

Впрочем, и некоторые участники подполья - те, кто были осторожнее и
дальновиднее - оказались включенными в систему власти. Одни из них,
естественно, хотели лишь делать карьеру и чтобы никто не напоминал им
об их прошлом. Таких людей система охотно абсорбировала - они были
легко управляемы. Находились, впрочем и такие, которые прошлое
помнили, на прямые предательства не шли, а чиновниками стали потому,
что искренне полагали: работать на этих должностях все равно кто-то
будет, так пусть лучше они, чем вообще люди без чести и совести,
повелители дураков. Наконец, были и третьи - они полагали, что в любой
ситуации человек может в какой-то мере руководствоваться своими
идеалами и действовать "правильно". Третьи считали первых предателями,
первые считали третьих дураками. Вторых и те, и другие считали
тряпками. Зеф относился к третьим.

Ну, разумеется, были и непримиримые. Они, естественно, считали дерьмом
всех кругом, работали, естественно, в глубоком подполье, но с
некоторыми из деятелей "того времени" поддерживали осторожные
контакты. В частности, с Зефом.

А его должность в нынешней системе была такова, что он и возглавил
экспедицию вдогонку беглому физику. Когда из донесений агента Страны
отцов в Островной Империи стало известно, что профессор Уль Хат не
погиб, а собирается бежать в Островную Империю, и стало известно,
каким именно способом. Он справедливо полагал, что в этом случае
уменьшается вероятность того, что профессора просто пристрелят на
месте "при попытке к бегству". Которая, кстати, ведь и имела место...

Ситуацию осложняло то, что дату десанта агент не узнал. Но он ее
узнать и не мог - просто потому, что этой точной даты никто и не
назначал. И вообще - то, что эта информация оказалась доступна, было
большой удачей. Страна Отцов имела очень мало агентов в Островной
Империи, в частности потому, что вообще не так уж много людей попадало
с материка на архипелаг и обратно, да и те почти исключительно из
Южных царств, ну и еще из Хонти.

Зеф был холост. В какой мере это было сознательным решением
профессионального подпольщика, трудно сказать. Возможно, в данном
случае идеология гармонично сочеталась с любовью к свободной жизни.
Тот, кто любит свободу, любит ее во всем. Поэтому революционер и
образцовый семьянин редко видят друг друга в зеркале.

Доктор физики, профессор Уль Хат, кумир студентов, в недавнем прошлом
спортсмен, в отличие от Зефа - человек вполне аполитичный,
интересовался только своей физикой, своими студентами и, как
говаривали, в особенности - студентками.

Любовь к свободе научного творчества и приводит многих ученых сами
понимаете куда. Власти это понимали, и хотя и привлекли Уль Хата к
восстановлению и усовершенствованию системы ПБЗ (теперь, после
свержения "прогнившего режима Отцов", ее так не называли, а именовали
СППЗ - Системой Поддержания Психического Здоровья), смотрели на него
косо. Нет, он пользовался абсолютным доверием. Но "те, кому надо"
знали, что у доктора и профессора жена - хонтийка по происхождению. Во
времена Империи на такое никто не обращал внимания, разве что
некоторые пандейские аристократы, выбиравшие партии для своих
тщедушных дочек. Все это было столь малозначительно, что даже
анекдотов на национальную тему почти не было. Но где те времена...

Тем более, что жена профессора и вовсе осталась в Хонти. Ну, то есть
сначала задержалась у родни, потом еще на месяц, потом возникли
трудности с дорогой. По телефону она была мила, но ехать обратно в то,
что осталось от Страны Отцов, называло себя Республикой и готовилось к
войне на неизвестно сколько фронтов - не хотела. Да и детей куда
прикажете девать?

Довольно скоро Уль Хат ощутил легкое недовольство властей. А
друг-психолог не упускал возможности кое-что объяснить. Через год
профессор физики знал все, что положено было знать нормальному - по
мнению Зефа - человеку. Но активно сотрудничать с подпольем он не
стал. Его неприятно удивила царившая там грызня, отсутствие ясного и
согласованного понимания ситуации. Система ПБЗ (то есть, извините,
СППЗ), восстановленная при его активном сотрудничестве, представлялась
ему теперь злом, но в нынешней ситуации неизбежным. Взять и просто так
отключить ее нафиг было нельзя - последствия для психики населения
были бы малоприятны.

Собственно... Управляющий сигнал поступал от центрального генератора,
выключить который было бы проще простого, если бы его не охраняли так
тщательно - так же тщательно, как при предыдущем режиме. Для этого
нужно было минимум десять абсолютно преданных, хорошо вооруженных,
обученных и готовых погибнуть бойцов. Но их, во-первых, не было, а
во-вторых, не было возможности провести их в здание. А для прорыва с
улицы нужны были уже не десять, а сто.

Второй вариант: три газовые гранаты мгновенного действия плюс
противогаз. Но на вооружении таких гранат не стояло. А кто бы занялся
их разработкой? Обычная газовая граната не действует мгновенно, так
что такой заказ мог бы показаться странным и вызвать интерес у
соответствующих органов. Как было принято говорить - у компетентных
органов. Лексика легко пережила смену режима - филологи, друзья Зефа,
утверждали, что так и должно быть.

Как ученый, профессор физики не мог удержаться от пустопорожних
размышлений. На самом же деле думать, как отключить систему, имело бы
смысл только в том случае, если бы подполье могло претендовать на
победу при восстании. Но такому подполью, которое имелось в наличии,
победа не грозила. И это при том, что технические проблемы подполье
решать умело. Потому что - думал профессор - для победы в масштабе
страны недостаточно иметь десять квалифицированных конспираторов и
тридцать отчаянных бойцов. Нужны политики, нужны экономисты, нужны
врачи, и главное - нужно понимать ситуацию и друг друга. Экономисты и
врачи были, а вот остального - увы, не было. И нужна была готовность
отложить свои частные интересы хоть на некоторое время. А уж
этого-то...

Профессор и доктор физики осознал: пора спасать свою шкуру. Вышедший
из доверия специалист такого уровня, с таким допуском - был обречен.
Но спрятаться было негде. Разве что в "низы" - к бомжам, ворам,
трущобным нищим и так далее. Однако не хотелось - профессор был
чистоплотен. Да и внедриться в эту среду нелегко.

Бежать - может быть. Но куда? На севере - Пандея и Хонти, и с той, и с
другой мы в состоянии войны, а они - друг с другом. И сами с собой...
Смена власти ничего не изменила. Впрочем, новая власть заявила, что
она всех любит и со всеми дружит. Пускание дипломатических слюней
длилось года два, потом вспомнили, что простейший метод мобилизации -
раздувание ксенофобии. Еженедельники запестрели карикатурами и
анекдотами про тупых хонтикосов и глупых пандеев. Так что бежать было
делом рискованным. В простейшем варианте - пристрелят на границе.
Просто для порядка. В более сложном - после допроса. Удовлетворенно
констатировав, что все, сказанное беглецом, - вранье. Конечно, если
добраться до верхов... по ту сторону... и предложить им создать
систему, аналогичную ПБЗ, то можно уцелеть. Но в итоге, со временем -
кончится тем же, чем и здесь. Причем еще быстрее, с учетом того, что
недоверие обеспечено с самого начала. Простым преподавателем физики
тоже не устроиться.

Можно попробовать добраться до Юга. Там, вроде бы, уцелели какие-то
государства. В довоенную эпоху, насколько помнил профессор-доктор,
Империя поддерживала вполне дружеские отношения с этими государствами.
Они были, скорее, аграрные и сырьевые, промышленность там была развита
не очень сильно, наука, соответственно, тоже. Студенты и аспиранты
оттуда в столичном университете бывали, это профессор застал еще в
свою бытность студентом. Вполне симпатичные ребята, провинциалы, не
без того. Но устроиться преподавателем физики в тех краях было,
конечно, можно. С наукой в этом случае для Уль Хата было бы покончено,
ибо как теоретик он был не очень силен и хорошо это понимал. Но хуже
то, что и в те места могла дотянуться длинная рука надлежащих и
компетентных... частей тела.

Так он рассуждал - параллельно готовя путь отхода - и продолжал бы
рассуждать, наверное, еще долго, но однажды, когда он утром стоял
посреди механической мастерской родного НИИ (станки, ящики с деталями,
гул моторов, стол и захватанные масляными пальцами чертежи),
слесарь-мальчишка, проходя мимо него, обронил:

- Зеф просил передать: ордер выписан, завтра за вами придут. Идите
сейчас в комнату 210.

Профессор досмотрел чертежи, сделал два небольших исправления,
расписался, похлопал себя по карманам, взял протянутую мастером
сигарету, прикурил и, поблагодарив, вышел. В коридорах курить не
полагалось, но кто стал бы делать замечания нашему светилу - зам.
директора по науке? Никто.

Профессор взял сигарету не случайно. Здание было не слишком велико, и
в какой комнате что было - он помнил. Комната 210 на втором этаже была
кладовой комплектующих. Старый кладовщик был институтской
достопримечательностью. Он вообще не вынимал сигарету изо рта, и его
кашель был слышен, как говорили злые языки, на соседних этажах.

Профессор шел не быстро и, как следовало ожидать, именно у этой двери
ему потребовалось бросить окурок. Он оглянулся - ни одной урны.
Естественно. Услышал кашель, усмехнулся, открыл дверь и так, чтобы
было слышно в коридоре, весело произнес:

- Иши, можно я у вас брошу окурок?

- Конечно, господин профессор, вспомнили про старого Иши, заглянули в
мою нору... - Кладовщик продолжал что-то восторженно квохтать, пока
закрывалась дверь.

Профессор сел, потушил окурок и через минуту знал все: и когда, и где,
и кто принял решение.

Подполье, естественно, предложило три варианта: Хонти, Пандея и "дно"
призаводских трущобных районов. Но профессор попросил лишь прислать
людей к десяти вечера в кабак "Белые ноги" с заданием: когда он затеет
драку, отсечь его от сопровождения.

Днем профессор был грустен, долго смотрел на фотографию жены и
вздыхал, не скрывая этого от секретаря, а выйдя с работы - поехал в
кафе, поужинал и крепко выпил. Потом он вышел, слегка покачиваясь, из
заведения, пощелкав пальцами, подозвал машину, рухнул на сиденье и
распорядился ехать в "Белые ноги".

Когда машина притормозила у входа, он щедро дал водителю на чай.

В одиннадцать часов по непонятной причине в заведении возникла драка.

Уцелевшие и протрезвевшие после пожара свидетели показали, что
профессор недвусмысленно запустил длань под юбку даме местного
авторитета. Следователь удивился: профессор был в этом заведении
завсегдатаем и мог бы знать, под чьи юбки можно и под чьи нельзя
запускать руки. Но свидетели утверждали, что профессор был - вопреки
обыкновению - крепко пьян, и это многое объясняло.

Пожар вспыхнул, начиная с туалетов, что было тоже непонятно: что могло
там гореть? Разве что пластиковые шприцы, - подумал следователь и
усмехнулся про себя. То, что перед этим профессор побывал в туалете,
ни о чем не говорило: там все посетители за вечер бывали не по разу. И
не по два.

Пожар расследовала прокуратура, однако найденные трупы не все удалось
опознать. Увы. Горело хорошо...



Профессор, покинув заведение, быстро прошел два квартала и нырнул в
темный двор. Из двора он уже не вышел, а выехал на умеренно ободранной
машине и, не заезжая домой, погнал на юг.

Главные магистрали, естественно, охранялись и контролировались
патрулями. Возможно, что его бы и не задержали, но первый же патруль
сообщил бы "куда следует". Поэтому он выбирал проселки и к утру был
всего в ста километрах от города. Дальше ехать было все равно нельзя:
появление машины в этих местах вызывало большое удивление.

Понимая, что болото является бингамовской жидкостью, он опустил
стекла, направил машину в болото со включенным двигателем и с
пониманием во взоре проследил за ее спокойным и быстрым погружением,
сопровождавшимся чавканьем. Местность была безлюдна, кроме профессора,
эту сцену созерцали три лягушки - самые любопытные в данном болоте.
Проводив машину взглядом, одна из них утвердительно квакнула.

Профессор удовлетворенно кивнул и углубился в чащу. Ближе к полудню,
когда стало припекать, забрался в самую глухомань, влез на дерево,
натянул гамак, накинул маскировочную сетку и заснул. И хоть рука его
не выпускала пистолета, он спал спокойно - впервые за последний год.

Он проснулся не от шороха, не от того, что кто-то назвал его имя и не
от первого луча солнца, скользнувшего по его лицу - он проснулся от
того, что выспался. Его окружал лес; лес, которому он был совершенно
безразличен и который не хотел его ни спасти, ни уничтожить - который
вообще ничего не хотел.

А профессор хотел - но пока хотел не есть, а знать. Поэтому включил
рацию и начал шарить по служебным диапазонам, пробуя разные программы
дизаскремблирования. И через час знал, что светило физики погибло
вместе с рядом других граждан в пожаре в кабаке. Что пожар был
следствием разборки между местными бандитами и что пять трупов не
удалось опознать.

Он поджал губы, потом удовлетворенно сам себе кивнул, сложил рюкзак и
двинулся дальше.

Лес обеспечивал его - старого туриста - ночлегом и водой, лес укрывал
от нескромных взглядов, а что до радиоактивных плешей, минных полей и
прочих прелестей - то идею бегства на юг наш герой вынашивал давно, и
все, что ему было нужно - радиометр, миноискатель, могучий приемник и
многое другое - было в рюкзаке. Зверей бояться не приходилось: его
пистолет с оптическим прицелом, откидным прикладом и прочими
удобствами бил на двести метров разрывными пулями - хотя и не
серебряными. Согласно древним поверьям, серебряные пули хороши против
оборотней, но профессор физики в них не верил. Он верил в
электронно-оптические преобразователи, и действительно - инфракрасные
очки превращали ночь в день. А днем профессор сладко спал, подвесив
гамак на десятиметровой высоте - там было прохладнее. Там дул ветерок.

Через три недели он вышел к деревне мутантов, которой не было на его
карте.

Простейшим решением было бы обогнуть ее и идти себе дальше. Но три дня
назад, а также нынешним утром, его приемник с направленной антенной
засек короткий кодированный радиосигнал. Два наблюдения уже дают
возможность пеленгации, если источник неподвижен и близок. Будем
считать, что он неподвижен - рассудил профессор. Правда, такая
пеленгация дает два варианта... Профессор решил начать с более
близкого. Однако, когда он вышел в расчетную точку, там ничего не
оказалось. Лес как лес. Можно было вздохнуть и идти проверять вторую
точку, но - что он, собственно, ожидал увидеть? Аккуратный ухоженный
домик с клумбой перед входом, антенной на крыше и табличкой на двери:
"Радиоцентр его величества такого-то"? Маловероятно. Передатчик можно
спрятать где угодно, в любом пне, но антенна должна и быть не
маленькой и находиться повыше. Он огляделся. Большое дерево поблизости
к расчетной точке - пожалуй, только это.



Антенна оказалась в кроне. Но для того, чтобы ее обнаружить,
потребовалось подняться на двадцать метров вверх. От антенны шел
кабель к передатчику - тут же, в дупле. Уж не птички ли на нем
работают - усмехнулся про себя физик - нет, скорее уж местная
ретрансляция. И действительно, рядом с передатчиком торчал совсем
маленькая УКВ-антенна, направленная вниз. Кто-то приходил, садился
отдохнуть под деревом, вынимал из кармана ма-аленькую такую коробочку.
Или даже не вынимал, а нажимал в кармане. На кнопочку, которой
дистанционно включал передатчик, потом передавал, что надо, и уходил.
Профессор с большим уважением мысленно поклонился создателям этой
машины. Ему повезло - он принял сигнал потому, что попал в боковой
лепесток диаграммы направленности, и то лишь по причине очень высокой
чувствительности своего приемника. Итак, причина первая - наш герой
сгорал от любопытства. Чья это была станция? Кто с нее работал?
Причина вторая - ему вообще не хватало информации. Пересечь пустыню
можно было, только зная, где можно, а где нельзя идти. Карты у него,
конечно, были, но радиацию на них никто не обозначал. А еще в пустыне
есть змеи...

Может быть, стоило попытаться идти ближе к побережью? Или наоборот, к
горам?

Контактов с мутантами профессор не боялся. Среди научной тусовки
Столицы был такой доктор Фритц - сущий упырь по взглядам, но
превосходный специалист. Фильмы об исследованиях мутантов, которые он
показывал, за несколько минут приводили зрителя в состояние глубокого
шока. Но ужас достаточно было пережить один раз. Да и естественное
любопытство ученого брало верх.

Зато теперь беглый профессор неторопливо и даже несколько задумчиво
вступил в деревню.

И первой, кого он увидел, была девушка. Она стояла у колодца.

- Я иду издалека, - сказал профессор, остановившись в нескольких
метрах и показав пустые ладони. - Я устал. Дай мне воды.

Он говорил короткими простыми фразами, но это оказалось излишним.
Девушка улыбнулась и ответила на хорошем литературном языке, с еле
заметным хонтийским выговором.

Упругость слоя иголок и веток сменилась твердым утоптанным грунтом, он
шел за ней и впервые за три недели пути заметил, что рюкзак его весил
все-таки тридцать пять килограммов.



- У нас с информацией, видите ли, не очень хорошо обстоят дела, мы
плохо знаем, что там у вас происходило - редко кто до нас
добирается... Вы вот, впрочем, добрались. И как это вы ухитрились в
болотах не утонуть? Болот-то много было по дороге?

- Больших - два. В конце первой недели пути и в конце второй, -
профессор отлично понимал, что хотел выяснить староста.

- Зверье-то не сильно беспокоило? - продолжал допытываться тот.

- Мне зверья бояться особенно не приходится, я больше людей опасаюсь.
Да и вы, как я погляжу, тоже... Я действительно лес пересек, а что в
болотах не утонул, - так это туристская молодость. Мы по лесу на юг
еще студентами, до войны путешествовали, до Голубой Змеи доходили и по
ней на байдарках до побережья...

- Вы не обижайтесь, голубчик, небось сами понимаете, как мы здесь
живем - нам опасаться приходится буквально всего. Вот и на всякий
случай проверяю - откуда вы взялись.

- Я взялся ровно оттуда, откуда вам сказал - из Столицы. Из Новой
Столицы. Меня зовут Мез Эгер, можно просто Мез. Я - преподаватель
физики. Когда я понял, что меня арестуют, - предпочел покинуть город.
Поскольку я немного знаю эту местность...

- Скажите, а почему вас должны были арестовать?

У Уль Хата было два варианта ответа, и оба - не очень хорошие. Первое:
объявить себя выродком (вряд ли в деревне это могут проверить) и
сказать, что снова начали вылавливать выродков. Но со временем могла
дойти информация, что ничего подобного нет. Второй вариант - пришить
себе невосторженный образ мыслей, чтение не тех книжек и дурацкие
разговоры. Это, впрочем, тоже могло быть как-то проверено, но выбор
был невелик, и он выбрал второе. Впрочем, второе было почти правдой -
он просто не хотел доводить до их сведения некоторые мелкие нюансы.

- И что же вы собираетесь делать дальше?

- Честно говоря, я не очень знаю... Может быть, попробую пробраться на
Юг, в южные царства. О них что-нибудь известно?

- Да в общем не очень, можно попробовать что-то разузнать. Шензи, -
обернулся староста к девушке, сидевшей все это время в углу, - как ты
думаешь, где ему поселиться?

- Можно у меня, - пожала она плечами.

Странный, казалось бы, поступок для молодой девушки. Но ей было очень
интересно: она уже поняла, что он не совсем тот, за кого себя выдает.
Кроме того, у нее были свои причины интересоваться новыми людьми и
вообще новой информацией.



"В селении появился незнакомец. Он утверждает, что пешком пересек
северные леса, пробираясь от Новой Столицы. Утверждает, что
преподаватель физики и что покинул город, опасаясь репрессий. Ками."

"Попробуйте выяснить, где он преподавал и как его зовут. Конец связи."



Уль Хат потягивается, подносит к глазам руку с часами.

- У-умау...

- Есть хотите? Или чаю?

- Да, спасибо, я сейчас.

Шензи выходит, начинает собирать на стол нехитрую еду.

Через три минуты в дверном проеме появляется пришелец из леса. Вид у
него не вполне проснувшийся. Увидев расставленную на столе еду, он со
словами: "Подождите, я сейчас" скрывается в комнате, из которой вышел,
и появляется через минуту с двумя банками консервов.

- Большое спасибо, но не надо. Это у нас большая редкость... и
ценность. Да и вам еще могут пригодиться.

Они садятся за стол. Две банки задумчиво стоят на краю.

Некоторое время Шензи не менее задумчиво, но с некоторой
настороженностью, смотрит на своего квартиранта.

- Скажите, Мез, где Вы преподавали?

- В Столичном университете. Скажите, Шензи, а кто может знать о
ситуации на юге? Я хотел пробираться туда....

- Трудно сказать... Так чтобы точно - у нас никто, наверное, не знает.
Там пустыня. В ней, якобы, живут какие-то люди. У нас их называют
варварами. Особых контактов у нас с ними нет...



Селение располагалось на краю леса. В этом был простой и понятный
смысл - если из пустыни приходила песчаная буря, жители прятались в
лесу, а потом выходили и очищали дома и улицы - то есть хибарки и
тропинки - от песка. Если же из леса появлялись вооруженные люди,
жители деревни бежали в пустыню. Эти вооруженные люди бывали
нескольких сортов - были солдаты, гвардейцы, бандиты и, может быть,
еще кто-то. Но все они хотели есть и грабить, многие из них хотели
убивать, а увидев, что еды и поживы нет, - убивать начинали хотеть
все. Но в пустыню они соваться боялись - слухи о радиоактивности,
ядовитых пауках и змеях-мутантах защищали беглецов. Хотели эти
вооруженные люди и еще кое-чего, поэтому староста всегда внимательно
следил, чтобы при бегстве в пустыню Шензи оказывалась в числе первых.
Он поручал ей вести группу детей - это было более чем разумное
обоснование. Беглецы, подгоняемые страхом, исчезали в паутине еле
заметных тропок, петлявших между невысокими каменистыми холмами. Камни
не сохраняли следов, песок все время перемещала поземка. Дорогу надо
было помнить - иногда между холмами не оказывалось прохода, каменные
стены смыкались, а многие тропки приводили, действительно, в места,
где ядовитые пауки предвкушали добычу. А потом переставали предвкушать
и начинали вкушать... Или змеи - это уже без разницы. Впрочем, от
укусов некоторых змей у жителей деревни было противоядие.

Деревня мутантов образовалась не совсем на пустом месте - когда-то, до
войны, тут и была деревня, иначе - откуда колодец? Но от той деревни
почти ничего не осталось... Удобное расположение - к городу, то есть к
развалинам, вела прилично сохранившаяся дорога. Шензи довольно часто
отправлялась в город и иногда проводила там двое-трое суток. Хромота
не слишком мешала ей передвигаться, а при необходимости помогала
красочно изобразить мутанта. В этом иногда бывал немалый смысл, ибо
чужаки делились на тех, кто предпочитал не иметь с мутантами никаких
дел и держаться от них подальше, и тех, кто хотел иметь с ними одно
дело. И контрольный выстрел, лучше в голову. К счастью, первых было
большинство.

Из города Шензи приносила лекарства - некоторые могли храниться долго,
например, сухие сыворотки от змеиного яда. Иногда она устраивала целые
экспедиции, брала с собой охотников (вооруженных и более других
способных передвигаться жителей деревни), они возвращались с ценной
добычей, но охотники не любили города, лес был им понятнее и ближе. А
жители деревни в общем не любили, кажется, уже ничего - кроме
возможности, не вполне, впрочем, надежной, дожить до следующего дня.

Староста вести долгие беседы с Уль Хатом отказался. То, что Шензи
приняла незнакомца, говорило о том, что он действительно не опасен.
Староста ей доверял, и не без причин - людей она видела, мало сказать,
насквозь. Были, как говорится, пренценденты, - подумал староста и
довольно хмыкнул. Его смысл жизни был в том, чтобы люди деревни жили.
Сегодня и, по возможности, завтра. Он не задавался вопросом, почему и
зачем, просто он нашел в этом свое предназначение, и ему было хорошо,
как ни дико это звучит, когда в трех километрах радиоактивная пустыня
с пауками, и в трех - лес с много чем еще похуже.

Поэтому он кратко обрисовал пришельцу ситуацию, в которой жили люди,
перечислил, от чего у него большие и меньшие шансы погибнуть, если он
отправится в том или ином направлении, посоветовал слушаться Шензи
беспрекословно, а за умными разговорами отправиться к Колдуну или к
Герцогу, который не все время живет у нас, иногда отправляется в
другие деревни, но сейчас как раз тут. И на прощание добавил: "Ты
мужчина здоровый, я тебя буду к всяким нуждам привлекать. Бревно там
из леса вытащить или чего еще...". Уль Хат (он же Мез Эгер) кивнул, и
они расстались.

К середине разговора он уже понимал, что, передвигаясь от деревни к
деревне, он мог бы добраться до гор на востоке или до побережья на
западе. Что пересечь пустыню без карты или провожатого он не сможет -
по двум (как минимум) причинам: радиоактивность и вода. Наличие
первого и отсутствие второго, если быть точным. Вполне, впрочем,
возможно, что пересечь пустыню и вовсе нельзя. Сам по себе, один, он
мог бы попытаться достичь юга либо вдоль гор, либо вдоль моря - в
горах есть родники и речки, морскую воду он может опреснять
(молекулярные мембраны у него были, они очищали воду вообще от всех
примесей). Но в горах может найтись и еда, и вообще - горы ему были
как-то роднее. Ловить рыбу он умел не слишком хорошо.

Разговор с Колдуном был краток. Тот вежливо выслушал, подтвердил все,
сказанное старостой, объяснил, что он может принести огромную пользу
людям деревни, да и других деревень. "Мне понятно, - сказал он после
паузы, - почему вы хотите пробраться на юг. Морем или горами - не
знаю. Если вы решите отправляться - зайдите ко мне еще раз, я вам
расскажу все, что знаю о том пути и о другом. Впрочем, я знаю немного.
Рекомендую вам пообщаться с Герцогом - он может знать больше - и
рекомендую пожить у нас недели две - может найтись какая-то интересная
информация для вас".



"Он назвал себя Мез Эгер, просит называть Мез. Знакомится с
обитателями, делает визиты, ведет разговоры, помогает по хозяйству.
Доброжелателен, контактен. Ками."



"Продолжайте наблюдение. Не сообщал ли объект о своих намерениях?"



"Разговоров о будущем объект со мной не вел. С другими жителями - не
знаю. Надо ли выяснить? Ками".



"Пока не надо, не спугните. Если он начнет разговаривать об этом, то,
скорее всего, с вами. Конец связи".



Визит к Герцогу. Два часа разговоров о добрых старых временах. Откуда
у Герцога эта кличка, не ясно. Он не герцог, а бывший полковник
медицинской службы, в войну - главный хирург Южной Крепости. Неплохо
знал всю столичную аристократию, верхушку Хонти и Пандеи, поскольку до
войны был одним из лучших врачей Империи. О южных царствах не знает
почти ничего, то есть знал тамошние верхи, но не знает, какая там
ситуация сейчас. Готов написать любые рекомендательные письма - но к
кому? Услышав, что его гость живет у Шензи, смотрит на него таким
долгим и внимательным взглядом, что физик начинает оправдываться, хотя
оправдываться не в чем. Расстаются друзьями, Герцог собирается завтра
отправиться в кое-какие соседние деревни, обещает попробовать что-то
разузнать.



Когда Шензи вошла в заднюю комнатку, которую она отвела гостю, глаза
ее расширились. На столе красовалась радиостанция. Мез сидел перед
столом на чурбаке и настраивал приемник. Цифры последнего разряда
индикатора частоты менялись так быстро, что сливались. Причем стол был
передвинут к другой стене, и Мез сидел так, что видел и дверь комнаты,
и - при открытой двери, а она была открыта, - свет, падавший внутрь
хибары через открытую же наружную дверь. "Мой отец был радиоинженером,
- сразу сказала Шензи, чтобы обеспечить себе возможность задавать
вопросы. - Какая у вас замечательная машина!" Уль Хат самодовольно
ухмыльнулся и изрек, снимая наушники: "Я, кажется, знаю, чем смогу
быть для вас полезен, пока буду у вас. Я слышу переговоры армейских
частей и гвардейцев вплоть до Голубой Змеи. Если они задумают рейд в
ваш район - я узнаю". Шензи кивает головой. Она рада и не скрывает
этого. Гость ей нравится - пока чисто внешне. Что, впрочем,
естественно - здоровых людей она вообще видела в жизни немного.

Но у гостя есть такое свойство - он не политик. Кроме того, он не
видит угрозы со стороны хромой девчонки из селения мутантов. Ему даже
в голову не приходит, что она может что-то ему противопоставить, - а
совершенно зря. Мог бы и догадаться, что тот, кто так подробно
рассказал ему про возможности Колдуна, тоже кое-что умеет. Но у Шензи
такой беззащитный вид, что наш герой-удалец думает не столько о том,
как вытянуть из нее побольше информации, сколько о том, чтобы не
взволновать ее информацией, что она раскрыта. Наивный человек, а еще
профессор.

"Шензи, я должен вам кое-что сказать, - начинает издалека он. - Только
имейте в виду - ни вам, ни вашим соплеменникам я не враг, более того,
мне нужна ваша помощь. Эта радиостанция позволяет засекать короткие
передачи, так называемые моноимпульсные. Кроме того, здесь неплохой
дизаскремблер, да и я в шифровании немного разбираюсь, - последняя
фраза сказана вовремя, но говорящий этого не знает: дело в том, что,
если мужчина хорохорится - он не опасен, и Шензи это чувствует. - Я
понимаю, что у всех свои обязанности, но ведь вы связываетесь не со
Столицей и не с центром радиоперехвата в Хонти-сити, правда?"

Может быть, Шензи следовало бы отключить уважаемого профессора
ментальным ударом, уронить ему на голову радиостанцию и закрыть
навсегда тему и сюжет? Но ей любопытно, и она спрашивает:

"Вы смогли запеленговать передатчик и установить диаграмму
направленности?"

Спасение Уль Хата в том, что он говорит правду, а это - следствие его
самонадеянности.

"Я два раза принимал импульсы, пока шел по лесу. Моя техника позволяет
пеленговать моноимпульс до 20 микросекунд, а ваш втрое длиннее. Так
что точку я установил, на ваш передатчик посмотрел и на вашу антенну -
тоже. Аппаратура у вас превосходная... И уже здесь я тоже принял вашу
передачу. - Уль Хат приговорен, хотя он этого пока не понимает. А и
понимал бы, что с того? Ментальный удар действует быстрее, чем мышцы
человека, - именно потому, что он ментальный. Его не спасут ни пальцы,
которыми он сгибает на пари монеты (а сейчас, по выражению столичной
шпаны - топырит на ширину плеч), ни пистолет с ночным прицелом. Но
пока что он продолжает: - Скажите, Шензи, ведь это вы - Ками?

Между прочим, будь наш профессор чуточку хитрее, он мог бы себя
обезопасить - сказав ей: "Шензи, вы мне нравитесь". Это обезопасило бы
его секунд на десять, по крайней мере. Но он не сделал этого - просто
потому, что не додумался. Впрочем, профессор Аллу Зеф сказал бы, что
его друг не сделал бы этого, даже если бы додумался - потому что любит
честную борьбу. Ну, знаменитому психологу виднее.

Собственно, и Шензи терять нечего. Она - психократ намного сильнее
Колдуна, он, кстати, это подозревает и посему не любит с ней общаться.
Проще сказать - избегает ее. Понимает, что для него она не опасна, а
жителям вообще очень и очень полезна, но - не любит. "Как большинство
из тех, кто может заглядывать в мысли, не любит тех, в чьи мысли они
не могут заглядывать", - заметил бы по этому поводу знаменитый Аллу
Зеф, по долгу службы не верящий в существование психократов, но
знающий, что они существуют.

"Ками - это мой псевдоним для связи, - медленно говорит Шензи и
продолжает: - По ориентации антенны вы можете определить, на кого я
работаю. Теперь пора вам раскрыть карты".

"Хорошо, - беглый физик кивает, - меня зовут Уль Хат, я не простой
преподаватель, а профессор физики". Шензи знает, что собеседник
говорит не все, но ей не хочется загонять его в угол, тем более, что
психократ не читает мысли в вербальной форме - он воспринимает чувства
и образы. И она чувствует его смущение, причем два разных смущения -
одно светлое, другое нет. Он чего-то стесняется, поэтому умалчивает о
какой-то своей деятельности; и еще он стесняется того, что она, Шензи,
ему нравится. Ладно, придется сделать первый шаг ей, но придется
немного обмануть - иначе она утеряет преимущество.

"Вы знаете, что такое женская интуиция? - Уль Хат кивает - у него этот
вопрос связался с ее рассказом о Колдуне, и он начинает понимать, кто
сидит перед ним, напряженно сжавшись и глядя несчастными глазами. -
Мне кажется, что вы скрываете две вещи. Во-первых, чем вы занимались
раньше. И во-вторых..."

Уль Хат наконец-то решает взять дело в свои руки. Наверное, он
вспомнил, как на вечеринках в "Пене дней" гнул монеты.

"Шензи, - говорит он очень серьезным голосом, - вы мне нравитесь. А в
прошлой жизни я участвовал в восстановлении системы ПБЗ. Мне очень
стыдно. Поэтому я и здесь."

"Я все понимаю, - говорит Шензи, - я работаю на Островную Империю, и
мне не стыдно, потому что от моей информации еще никому не стало
плохо. А еще они обещали меня вылечить. А тебе так стыдно, что ты не
договариваешь до конца". Она сознательно идет на некоторый риск,
переходя на "ты", но физик возбужден настолько, что замечает это
только спустя тридцать секунд.

Пауза.

Уль Хат говорит: "Я не просто участвовал... я ее усовершенствовал."

"Я должна тебе тоже еще кое-что сказать, - продолжает Шензи, - но
давай я принесу чаю?"

Уль Хат лезет в рюкзак, она спокойно следит за его движениями.

"Слушай, мы сейчас так много сказали друг другу... давай кофе?"

Шензи ошарашена: "У тебя есть кофе?!"

И вот они пьют кофе и обсуждают, что делать дальше. Ужас ситуации в
том, что он ей тоже нравится, и с каждой минутой - все больше. И они
все больше говорят друг о друге, и о жизни, и опять друг о друге, все
те глупости, которые говорят в этих случаях, и он не знает, что ему
делать дальше, потому что не знает, что она может и чего не может, и
что с ней можно и чего с ней нельзя, и боится ее обидеть и задеть, и
она видит насквозь это смятение и этот страх, такой смешной у этого
сильного человека, ученого, альпиниста, наверное и подпольщика, нет,
вовсе не смешной, и ей приходится прилагать все силы, чтобы помочь ему
так, чтобы он не вспомнил о том, до чего почти додумался, но не
сформулировал. "Ребенок, - думает она и мысленно улыбается - ребенок,
какой ребенок, если он что-то не сформулировал, оно для него не
существует!" - она обмирает от нежности. - "Осторожнее, - шепчет она,
- осторожнее, у меня нет опыта".



Человек, как это обычно и бывает, оказался слабым звеном в цепи
событий.



Он просыпается не от шороха, не от того, что кто-то назвал его имя и
не от света - он просыпается от того, что выспался. Хотя час назад к
хижине неслышными шагами приблизился староста, постоял, послушал
тишину и удалился. "Ладно, вытащим бревна из леса позже", - подумал
он. На самом же деле это Шензи проснулась, когда староста только
собрался идти к ним, - сработал "сторожок" в ее сознании - и мягко
развернула его. Потом она немного полежала молча, потом приподнялась
на локте и долго смотрела на изрядно волосатую грудь профессора, мирно
сопевшего рядом. Подумала, что впервые видит - так - обнаженного
мужчину, потом посмотрела на себя, вспомнила, как он гладил и целовал
ее, и попыталась представить себя со стороны, но получалось плохо.
Потом представила себе одну из деревенских девушек примерно своих лет,
которой иногда помогала мыться - та была очень плоха - но никакого
особого трепета не испытала и поняла, что он воспринимает ее как-то
иначе. Потом встала и согрела еду.



Сидеть на месте и ждать информации можно было бы долго, но долго
сидеть было нельзя, потому что слухи имеют свойство распространяться,
а человек, который хочет выжить, должен двигаться быстрее слухов. По
крайней мере, в этой ситуации. Она рассказала ему об Островной
Империи, и по ее рассказам выходило, что те зверства, о которых он был
наслышан, не более зверски, чем деяния всех остальных режимов на
планете. И при очередном сеансе связи она сообщила, кто на самом деле
вышел из леса. Последовал вопрос - смогут ли они добраться до
побережья, и, после утвердительного ответа, - предложение прибыть
такого-то числа в такую-то точку, откуда их заберут. Судя по карте,
это было очень близко от города в устье реки... Они начали понемногу
собираться, при этом она как-то между делом рассказала ему о своих
способностях психократа, добавив, что всерьез о них не знает никто -
только Колдун догадывается. "Я сама не все о себе знаю. Но я,
например, могу на расстоянии останавливать, - она замялась, - сердце.
Например, я могу настроиться так, что если ты отойдешь от меня дальше,
чем на сколько-то метров..." "А во сне?" - с нескрываемым интересом
произнес он. "На животных я проверяла, это действует и когда я сплю."
"Но тогда мы можем сказать, что если кто-то хочет, чтобы я с ними
работал, мы должны быть все время вместе?!" - радостно возопил он. Они
проверили и убедились, что механизм работает, и еще как... Однако на
время путешествия он попросил ее... э-э-э... отключить этот механизм.
Она усмехнулась и спросила - неужели он думает, что она что-либо
сделает без его воли? Он этого не думал.

В деревнях они отдыхали, Шензи лечила, он таскал бревна из леса и
делал многое другое. А через три-четыре дня, пополнив запасы, они
двигались дальше и через опять же три-четыре дня выходили к следующему
селению. По кромке леса они двигались довольно быстро - почти всюду
его отделяло от пустыни каменистое плато, иногда с невысокими холмами.
Без Шензи он двигался бы еще раза в полтора быстрее, но с ней он мог
спать спокойно, не вынимая оружия из кобуры. Она за километры
чувствовала опасность, а один раз, когда солдатский патруль
приблизился на опасное расстояние, постояла минуту сосредоточившись и
сильно побледнев, после чего села на пенек, полузакрыла глаза и
сказала: "Они решили, что пора идти обратно. Проголодались". Лицо ее
пошло пятнами, как у пандейского дервиша...



К берегу они вышли на неделю раньше назначенного срока, но точка,
указанная им, оказалась оконечностью мыса, замыкавшего с южной стороны
бухту. А к бухте выходил город. Ситуация была странная, но
дополнительные признаки - цвет и размер камней в этой точке побережья
- совпадали идеально. И они сняли в городе комнату и начали тихо ждать
событий, а он решил - просто так, от нечего делать - записать события
последнего года на магнитофон. Может быть, его подсознание хотело
оставить след?... Куда он потом будет девать эту запись, он не
подумал. А зря... Шел дождь, он диктовал, и закончил это дело как раз
за час до назначенного срока, когда Шензи, сидя у окна, медленно
произнесла: "Кажется, я все поняла". Он остановил магнитофон, поднял
глаза и посмотрел на море. Бинокль можно было не доставать. Это был
десант - пять вызывающе-белых субмарин. "Все ясно, - подумали оба, -
они вызвали нас сюда, поскольку сам десант уже был спланирован: что
может быть проще - забрать кстати двух человек". Стирать запись не
было времени, брать с собой - ну совершенно незачем - он скатился в
подвал и за десять минут закопал маленькую круглую коробочку. Потом он
посмотрел на часы, надел рюкзак, взял Шензи под руку и они начали
осторожно спускаться по каменистой улочке. Идти было недалеко, но
камни были скользкими после дождя.



Проходит три часа, профессор психологии Аллу Зеф слушает запись и
узнает кое-что новенькое, а тем временем берег скрылся над горизонтом,
корпус субмарины еле ощутимо подрагивает - она идет полным ходом. Вода
с легким шипением обтекает корпус и головки торпед, угрожающе
выставленные из торпедных аппаратов - род пижонства, вроде не
пристегнутых шнурков на мундирах бронеходчиков на одной далекой
планете. Море спокойно. Час назад белое страшилище, демонстративно
медленно набирая скорость, отошло от пирса.

- Обводы наших лодок таковы, что в надводном положении скорость выше.
Чтобы скорость была выше в подводном положении, нужно...

Собеседник Уль Хата и Шензи делает в воздухе округлое движение рукой.
Профессор кивает.

- Ну да вы это лучше меня понимаете. У нас есть опытный образец...
такой. Испытан успешно. Пока не строим - нет нужды. Мы и так - как это
у вас говорят? - владычествуем на морях.

Собеседник говорил на хорошем литературном языке, практически без
акцента, и даже иногда вставлял в речь жаргонные словечки. "Богатая
практика", - думает профессор. И, чтобы понять степень откровенности,
спрашивает:

- Вы прекрасно владеете языком. Богатая практика?

- Пять лет агентурной работы, пять лет резидентуры, - охотно отвечает
собеседник.

Ответил с готовностью. Это было опасно...

- Профессор - вы позволите мне обращаться к вам так? - вы наш гость...

Уль Хат перевел взгляд на Шензи.

- Ну, Ками не совсем гость. Она отчасти хозяин. - Собеседник поднимает
руку и делает приглашающий жест раскрытой ладонью. - А вы пока только
гость. Дорогой гость, - добавляет он после короткой паузы. - И
позвольте мне как представителю хозяина ввести Вас в курс дела.

Говорящий делает приличествующую случаю паузу. Шензи с безразличным
видом разглядывает пустое океанское пространство. Она знала, на что
идет, знала это уже три года назад, когда ее завербовала разведка
Островной Империи, чтобы иметь еще одного своего наблюдателя в цепи
деревень на границе бывшей Империи и пустыни. Ей не жалко ни
подожженного города, ни своего друга-профессора, который попал вместе
с ней в явно сложную ситуацию. Своим быстрым и бестрепетным разумом
она понимает, что десант все равно разорил бы город - просто так, ради
развлечения, ибо целью были подвалы банка и местного информхранилища.
Что профессор Уль Хат найдет себе интересное занятие в Островной
Империи - еще бы, физик и инженер в быстро развивающейся
технологической державе. Что он, скорее всего, изменит ей: сначала,
естественно, с работой, а потом с кем-нибудь еще - выбор будет. И уж
хозяева ему в этом помогут... Шензи вообще считает людей - и не без
основания - грязными зверьми, оставляя имя людей для несчастных
мутантов. Кроме того, она полагает - так ей было обещано, - что ее
вылечат. А потом, естественно, забросят обратно для продолжения работы
- ибо именно эту работу она могла делать хорошо и просто так ее лечить
не стали бы. В этом она не ошибается, в Островной Империи честность в
делах считается хорошим тоном. Убить могут легко, но если не убили -
почему бы не быть честным? О далеких перспективах она не думает, а
если бы ее спросили - уклонилась бы от ответа. То, чего она хотела,
было невозможно, а всего остального она не хотела, потому что оно уже
было. Теперь у нее был опыт.

- Позвольте начать с тривиальности... Мы направляемся в Империю. Вы
называете нас Островной Империей, мы говорим просто - Империя. Где что
располагается, вы знаете. Несколько слов об истории, а если я буду
говорить много известного - прервите. Живут люди на Архипелагах -
Западном и Восточном - давно. Судя по археологическим данным,
архипелаги - часть когда-то существовавшего материка. Есть ископаемые
остатки древностью до двухсот тысяч лет. Опускание почвы с затоплением
территории произошло около пятидесяти тысяч лет назад. Позже было
несколько контактов с материковыми людьми, последний - по
археологическим данным - около трех тысяч лет назад. Как тогда
преодолевали океан - неясно. Могло это произойти и случайно - унесло
корабль... Есть гипотеза, что было две промежуточные точки, острова,
на которых селились. (Уль Хат подумал, что собеседник все-таки говорит
на не очень правильном языке - видно, что не родной, а выученный...)
Промеры глубин велись не везде, одну такую точку несколько лет назад
мы нашли, глубина сейчас - всего несколько метров, довольно обширное
плато. Какие-то остатки строений там есть. Дальше было несколько
периодов полной изоляции и периодические контакты. Язык развивался
почти независимо, но лингвисты утверждают, что письменность была
заимствована около 1.000 лет назад. Это одна из материковых систем -
та, которая тогда была в вашей Империи. Потом пятьсот лет отношений не
было, а потом они возобновились, а потом вы начали...

Уль Хат с интересом смотрит на говорящего, и тот реагирует:

- Нет-нет, о политике не будем. Мы здесь, - с улыбкой продолжает он, -
не для этого собрались.

Из люка высовывается голова юнги:

- Господам подать напитки?

Говорящий смотрит на Уль Хата:

- Чаю, кофе, чего-нибудь... еще? Нам подадут.

Профессор поворачивает голову к Шензи. Та смотрит на море.

- Нам кофе, пожалуйста.

- Три кофе...- юнга исчезает в люке.

- Ну, я продолжу... На Материке случилась Большая война. Нас она тоже
задела. Пострадали наши торговые представительства, базы, предприятия.
Государства Материка отказались от выполнения договоров. У вас были
разрушены тысячи городов, малые государства оказались сметены с лица
земли, воцарился хаос. Ну, а наши охотнички подбирали свои крохи на
морях...

Уль Хат поднял брови и с интересом посмотрел на говорящего. Он хочет
спросить - а как насчет так называемого Большого десанта, который,
правда, был позже? Но молчит. Однако собеседник что-то замечает...

- Между прочим, мы потеряли существенную часть нашего надводного
флота. С другой стороны, наши... внешние... иногда действительно
творили безобразия. (Уль Хат и Шензи замечают странное выражение, но
решают пока не выяснять).

Говорящий вздыхает и продолжает:

- Люди разные - бывают и добрые, и злые. Злые воспитывают злых - или
прямым воспитанием, или просто вызывая ответную реакцию, добрые -
добрых. При том, что есть и совместное влияние, и разброс, все равно
коэффициенты влияния таковы, что в целом ситуация неустойчивая.

Уль Хат понимающе кивнул. Ему, как и всякому физику, не чужд
физический взгляд на социум - взгляд, круглые сутки справедливо
клеймимый гуманитариями за упрощенность и, однако же, позволяющий
делать быстрые и довольно точные выводы.

- Поэтому возможны три типа социальных устройств. Первое, в котором не
принято никаких мер по стабилизации обстановки. В таких обществах
ситуация колеблется между демократией и тоталитаризмом. Разумеется,
демократичность этой демократии может быть различна, и степень
тоталитаризма - тоже. Хонти в тоталитарный период - ну, сразу после
отделения - не намного страшнее вас - в демократический. А, скажем,
Пандея в демократической фазе - это вообще бордель, каких поискать.
Чем больше роль традиции, тем колебания слабее. Южные Царства пошли по
этому пути. Там колебаний почти нет, но...

Из люка высовывается голова юнги, потом он подает поднос с чашками и
прямоугольной коробкой с печеньем.

- Спасибо. - Говорящий берет поднос и протягивает чашку Уль Хату. Тот
берет, снимает коробку с подноса и передает Шензи. Она смотрит на
него, вытаскивает одно печенье и еле заметно приспускает ресницы. Уль
Хат понимает - их собеседник говорит правду. Точнее - то, что он сам
считает правдой.

- Но вот результат: на севере какой-никакой прогресс, а на юге двести
лет пашут сохой той самой формы, которая завещана мудрецами Как это
сочетается с высшим образованием - лично я не понимаю, хотя наши
ученые, наверное, могут и это объяснить. Я, конечно, немного
упрощаю... А мы пошли по третьему пути.



"Сообщение двадцать пятое регулярное. На борту все в порядке, движение
без происшествий. Отклонение от маршрута и графика - ноль. Пассажиры
чувствуют себя нормально. Номер первый осмотрел корабль, задавал много
вопросов по конструкции и технологии, в особенности - реактора и
систем связи. Согласно полученным инструкциям, к беседе были
привлечены члены экипажа, отвечающие за соответствующее оборудование.
Это вызвало их недовольство, но в допустимых пределах. Без санкций,
без предложений санкций. Номер второй индифферентен, в разговоры не
вступает, все время находится рядом с номером первым. При взятии на
борт я был проинформирован номером первым, что пассажиры должны
находиться все время не дальше нескольких метров друг от друга.
Согласно полученным инструкциям, принял к сведению и это желание
удовлетворяю. Не обсуждал. По содержанию и порядку движения претензий
у пассажиров нет. Размещены в лазарете, поскольку других свободных
двухместных кают на корабле нет, а перемещения членов экипажа
предпочел избежать. Кроме того, полагал, что размещение пассажиров в
лазарете облегчит наблюдение. В первый день номер первый предложил
отключить систему наблюдения, что было мной сделано. Спустя час
пассажир сам заблокировал резервную систему наблюдения, на что моей
реакции не последовало. Согласно полученным инструкциям, провел беседу
об истории и сегодняшней ситуации в Империи в рамках программы.

Заместитель командира/руководитель операции

Конец сообщения".



Антенны приемо-передающего центра Восточного Архипелага не
пропустили ни одного знака препинания. Человек прочел сообщение,
удовлетворенно кивнул, поднес ко рту чашку, сделал небольшой
глоток. Поднял глаза от карты и посмотрел на океан. Серо-зеленая
гладь загибалась вверх и где-то бесшумно сливалась с небом. И там
ее уверенно раздвигали пять белых субмарин, шедших полным ходом и
точно по курсу. Из пусковых каналов по обычному морскому
пижонству торчали торпеды. Человек не знал - и не мог знать - что
через несколько минут субмарин станет четыре.



Уль Хат проснулся и первое, что сделал - понял, почему проснулся. Он
проснулся от толчка. Лодка вздрогнула, он услышал негромкий взрыв и
через секунду, уже полностью проснувшись - второй, более сильный.
Он открыл глаза и ничего не увидел. Лодка шла в надводном положении -
судя по вибрации корпуса. Он нажал кнопку вызова дежурного, вскочил с
койки, включил свет - странно, вызов не работает, а свет включился,
нырнул в одежду и еще раз нажал вызов, понимая, что делает это зря -
раз дежурный не ответил сразу. Они что, все пьяные лежат, а лодка на
авторулевом? Шензи стояла одетая и молча провожала глазами его
движения. Он схватил рюкзачок с вещами - тот был теперь меньше и легче
(как чуял - сложил вчера аккуратно, - мелькнула мысль), сморщился от
нечаянного каламбура, повернул рычаг на двери, ожидая самого худшего и
надеясь успеть мгновенно захлопнуть. Противогазов в лазарете не было,
но в рюкзаке были маски, которые задержали бы дым и... - он не успел
додумать мысль - рычаг неожиданно легко повернулся, в коридоре было
пусто и тихо - только обычный гул двигателей. Тонуть в субмарине или
взрываться с ней не хотелось - Уль Хат схватил Шензи и быстро пошел по
коридору, он почти тащил ее за собой, у колодца внешнего люка пришлось
выпустить, труба, скобы, он уперся спиной в стенку колодца, отжал
блокировки, повернул рычаг и толкнул люк. Тот открылся. Он откинул люк
и спрыгнул на палубу.



Море было спокойным, лодка шла вперед и медленно погружалась, надо
было сообразить, как вскрываются кожуха спасательных шлюпок, но -
сначала жилет. Шензи стояла рядом, уже в спасжилете, держа руку на
тросике открытия поддува, и протягивала второй жилет ему.



Надевать его пришлось, однако, уже по колено в воде. Что это было -
второй, сильный - торпеда детонировала? - а первый взрыв откуда?
авария? мина? - вода не была холодной, и он-то умел плавать, а Шензи?
Он не знал этого, но в данной ситуации важнее было умение задерживать
дыхание, чтобы не наглотаться сразу. О том, что им делать дальше, он
размышлять еще не начал.



Саракш, плавучая полярная база в надводном положении - можно было бы
отплыть, но проще погрузиться: по данным радиоперехвата, через то
место, где они сейчас находятся, намеревается пройти группа "белых
субмарин" Островной Империи. "На доброе здоровье, - бурчит начальник
базы, - погрузимся, и пусть себе идут". Он дает команду на погружение,
а сам идет спать - ну, ночь же. "Ночь на дворе", - грустно думает он.
Саракш ему надоел, все друзья и коллеги - на континенте и островах,
все заняты практической работой, один он на базе и на базе, все время
навалом работы - обработка информации. Какой из меня прогрессор? -
канцелярская крыса, как говорили древние. Ну да, образование,
подготовка... Он хочет на Землю, но все как-то не складывается.
Лоффенфельд, врач базы, регулярно осматривает его, как, впрочем, и
других, удовлетворенно хмыкает. Тоже мне работа - следить за
здоровьем. Другая у него случается крайне редко. И хорошо, что редко.
Раз в месяц он летает на флаере на Архипелаг и осматривает нашего
человека там. Как они ухитряются встречаться? Там же, вроде бы, все за
всеми следят... Впрочем, он летает не раз в месяц, а реже.



Начальник базы заглядывает к дежурному - кстати, дежурит сегодня
именно Лоффенфельд, - желает ему спокойной ночи. Дежурный улыбается и
желает ему того же. Спокойной ночи не получится, но они этого пока не
знают. А если бы узнали? Начальник базы - не большой любитель
приключений, он, скорее всего, отвел бы базу подальше. Дежурный -
скорее всего, нет. Он как раз настоящий прогрессор - с той небольшой,
но принципиально важной долей тяги к приключениям, которая такому и
необходима.



И вот он видит, как субмарина, уже прошедшая над базой, начинает
погружаться. Чего вдруг? - а еще более странно - два удара в эхолоте -
взрывы? - кажется, да - впрочем, она удаляется и уже не очень хорошо
видна. Другие лодки - он смотрит на карту, где приборы отображают
обстановку вокруг базы - в океане несколько свободно плавающих
контрольных буев, кстати, на всех них есть устройства самоликвидации -
другие лодки далеко, а.. а на воде... э, да там два человека.
Лоффенфельд включает все приборы, которые только можно, и убеждается,
хотя и сделав пяток лишних операций - технику базы он знает не
блестяще - что эти двое живы. Но водичка прохладная, и что они,
спрашивается, будут делать? Плыть на Архипелаг? С тем же успехом можно
плыть на материк... Он незаметным движением - как бы пытаясь сделать
это незаметно для самого себя - дает сигнал на всплытие. Начальника
базы не будит - понятно, почему.



- И вы их выловили? (От бешенства начальник переходит на "вы").

- Выловил.

Пауза. Начальник базы удавил бы подчиненного, если бы: а) это могло
хоть чему-то помочь, и б) если бы он сам был хорошим прогрессором.

- И что мы теперь будем с ними делать?

- Сначала дадим поесть. Потом я их осмотрю. Легенда: мы - подводная
база Островной Империи, сверхсекретная.

- А потом?

- Если мы вернем их на материк, им, во-первых, никто не поверит, а
во-вторых, если и поверят, ничего не случится. Одной легендой
больше...

- А если высадим на Архипелаге?..

- Там никто никому не верит. Секретных служб больше, чем островов. Не
поверят и им. (Пауза). В крайнем случае, сменим дислокацию.



О том, что на буях есть устройства самоликвидации, он вспомнил часом
позже. Вспомнил и ничего не сказал. А что он мог сказать? И кому?
Через некоторое время эта несложная мысль посетила и начальника базы,
когда он обнаружил, что один из буев не отвечает на контрольный вызов.
Впрочем, могло быть и совпадением - подумал тот.



Из легенды, естественно, ничего не вышло. Лоффенфельд не верил в
существование психократов, Шензи не стала его разубеждать, но после
первого же разговора объяснила Уль Хату, что этот человек многое
скрывает, и главное - "Он чужой, он не с Архипелага, и не с Материка,
он совсем чужой, и все они здесь такие, и он не хочет, и они не хотят,
чтобы мы это поняли".



С не слишком популярными, но известными историкам науки идеями
множественности обитаемых миров Уль Хат был знаком. Хороший курс
науковедения или философии не мог обходить эти взгляды - а уж тем
более в столичном Университете. Кроме того, не надо недооценивать
наблюдательность нашего профессора - опять же, не чего-то там, а
физики. Короче, во втором разговоре все встало на свои места - на
которых всегда и стояло.



На следующий день в районе базы должны были появиться поисковые
корабли. Почему не дали команду на поиск лодкам - сразу после аварии?
Те вышли на связь, успев порядочно отойти от места аварии. С лодки
поверхность просматривается плохо - рубка невысокая. Но главное - не в
их это стиле: кого-то там искать. Информация об аварии на субмарине -
"потеря связи, аварийный сигнал не подается, возможно, затопление" - и
как раз на той, на которой! - начальство даже не кричало. Оно билось в
истерике. "Поисковые корабли! Срочно! Немедленно! Тревога "А"! Не
найдете - спалю в реакторе!!" Дежурный спокойно дослушал истерику,
перекинул два тумблера, соединился с базой Запад-7, продиктовал
координаты и пояснил - прочесать район, если кто с лодки спасся -
доставить. Сделал паузу и добавил: "А если никто не спасся - не
доставлять." В наушниках хохотнули. Впрочем, через пятнадцать минут
три поисковых корабля отошли от пирса. Действовать быстро при
необходимости эти ребятки умели.



Когда из радиообмена стало ясно, что в район крушения идут поисковые
корабли Островной Империи, и что они будут здесь - так, примерно часов
через десять-двенадцать, - начальник Базы постучал в дверь каюты, где
за проектором, надев наушники, сидели "эти двое", положил перед ними
радиокарточку и, дав время на прочтение, посмотрел вопросительно.
Впрочем, "этим двоим" все было ясно еще вчера.

- Вы ведь можете отцепить от субмарины спасательную шлюпку?

- Да.

- Наверное, так и придется сделать.

А еще пришлось сделать промывание желудка - обидно, но неизбежно:
вдруг у них начали бы брать анализы?



- Скажите, Курт, а что вы знаете об Островной Империи - как-никак, нам
туда отправляться...

- Вы все-таки хотите туда? - Лоффенфельд посмотрел на Уль Хата, потом
на Шензи, потом опять на профессора... "Да, - подумал он, - ни тени
сомнения. Они что, друг у друга мысли читают?"

- Да, мы отправимся туда. На Материке нам делать нечего.

- А там?

Присутствующие помолчали. Лоффенфельд побаивался, что они заговорят об
отправке на "другую планету", как он назвал в этом разговоре Землю. Но
Уль Хат понимал - если бы это было в интересах его собеседников, они
бы предложили сами. А если бы по каким-то непонятным, но возможным, -
думал он, - причинам боялись бы услышать отказ, дали бы понять как-то
иначе. Ну, есть миллион способов... А что ответил бы он на такое
предложение? В отличие от Шензи он вполне мог побаловаться
пустопорожним рассуждением... С одной стороны - Шензи. Для Островной
Империи она человек нужный и ценный, поэтому "наниматели" обещали ее
вылечить и поэтому же они это сделают. Он сам - человек ценный,
непонятно, впрочем, нужный ли, но скорее всего - да. Для "другой
планеты", как ее называет этот врач - вполне, кстати, симпатичный
человек - ни Шензи, ни он ценности, видимо, не представляют. На данный
момент. Ценностью можно стать, это правда, но для этого нужно время, а
времени совершенно нет - не позднее чем завтра здесь будут поисковые
корабли.

- Там... Шензи они кое-что обещали. Плюс она им нужна и дальше. Мне
дело найдется. Так расскажите, Курт, что вы знаете об Островной
Империи.

- Значит, так... Нам известно не так уж много... Социальная структура
Островной Империи - классическая олигархия. У власти - группа,
несколько лиц, представляющих основные части общества: инженеров,
ученых, менеджеров, разведку, армию, рабочих и так далее. Это деление
общества на профессиональные группы является явным, декларируемым,
официальным и так далее.

- Отчасти такое деление общества есть и у нас, и в Хонти, и в
Пандее...

- Конечно. Но суть не в этом. А в том, что у этого общества есть еще
одно деление - они называют его кругами, да и мы его так же называем.
Внутренний круг - нормальная, с нашей точки зрения, жизнь, интересная,
творческая, безопасная, без агрессии, без насилия. Внешний круг - мир
насилия, агрессии, жестокости... Клоака, сток, ад этого мира, подонки,
пьянь, рвань, дрянь, садисты и так далее. И средний круг, который
разделяет эти два, обыкновенные люди, чуть похуже, чуть получше.
Внешний с внутренним почти не контактирует.

- И это деление оказалось устойчивым?

- В этом и состоит загадка. Оно оказалось-таки устойчивым, несмотря на
диффузию. Мы твердо знаем, что это деление не наследственное. Ребенок,
в зависимости от особенностей психики, может попасть в любой круг. И
он попадает в тот, где ему хорошо. Комфортно. Механизм, наверное,
частично - добровольный, частично - принудительный, но в какой мере -
мы на самом деле не знаем. Скорее всего, что в основном -
добровольный. А вообще, при правильном воспитании можно многого
добиться. Особенно, если учитывать склонности. Вроде бы, учитывается и
желание родителей, но оно, кстати, должно коррелировать с
наследственностью.

- А принадлежность пожизненная?

- Или да, или почти всегда - да. Но, повторяю, мы мало знаем об этой
стороне их жизни. Численно внешний круг невелик. Сухопутной армии у
них нет - да она им и не нужна, если не планируется широкомасштабная
экспансия.

- А почему внешний круг не обратит свою агрессивность вовнутрь?

- Во-первых, он численно невелик, а полицейские формирования в среднем
круге вполне при случае смогут сдержать агрессию. А главное - зачем им
это? В их понимании они неплохо живут. Поймите, при правильном
воспитании человек не сдерживает неправильные желания, а имеет
правильные. Гордость за свою роль в таком мироустройстве вместе с
легким смешком в адрес всех остальных вполне гарантирует от инверсии
агрессивности.

- А радиоперехват вы ведете?

- Конечно. Из их передач можно многое понять, да, но, как обычно, - не
все. Вы ж понимаете, о самом естественном и повседневном люди не
говорят.

- А детские сказки? Социализирующие передачи, так сказать?

- Да, именно из них мы многое и поняли. Мальчик из одного круга,
девочка из другого - да, это одна из тем. Но тем не менее, мы эти вещи
знаем плохо. Для детей все подается очень упрощенно. Неизбежная-де
трагедия, ну и так далее...

Уль Хат посмотрел на Шензи. И понял - их собеседник опять говорит
меньше, чем знает. Но сказать больше, - понял он, - не может: боится
выдать источники информации.

- Такая структура общества придает ему устойчивость к внешним
воздействиям. Внешний круг занимается, так сказать, грязной работой.
Воюет, грабит, убивает. Средний - работает. Внутренний - определяет
пути развития общества, исследует и руководит.

- То есть властвуют хорошие?

- Не совсем так. Все понимают выгоды от такого устройства. И высшие
лица каждого из кругов поддерживают это равновесие. Хотя, конечно,
определенная корреляция между областью занятий и "кругом" есть, но она
не слишком сильна. Например, во внутреннем круге нет солдат - все они
убийцы или потенциальные убийцы; но во внешнем круге есть и ученые, и
писатели, и педагоги... Должен же кто-то воспевать ненависть, грязь,
насилие, ксенофобию? Должен же кто-то этих убийц воспитывать и
пестовать?

На контрольной панели вспыхивает огонек, и голос произносит:

- Поисковые корабли в трех часах хода. Курт, вы просили предупредить
начальника и вас.

Курт тянется к панели и нажимает кнопку "связь с дежурным".

- Спасибо. Шлюпка, которую мы сняли с субмарины, готова?

- Да.

- Тогда...

Он не кончает фразу - дверь открывается. Начальник базы обводит
взглядом присутствующих, опускается на свободный стул и произносит,
обращаясь к Лоффенфельду:

- Ну, как лекция?

Врач пожимает плечами.

- На данный момент благополучно завершена. Ээ... перерыв.

- Вы полагаете, что занятия будут продолжены?

- Надеюсь на это, - сдержанно произносит Курт Лоффенфельд и, решив
поддержать шутку, продолжает: - а вы ректорат о продолжении занятий не
запрашивали?

- Нет... полагаю, что перевод студентов из группы в группу можно
решить на нашем уровне.

- Это скорее проблема исключения.

- Точнее, приема.

Начальнику неприятен и разговор, и вся эта проблема, он включает
связь.

- Всплытие с выпуском шлюпки через тридцать минут.

И, повернувшись к Уль Хату, добавляет:

- Приятно было побеседовать. Жаль, что так мало времени.

Он встает и выходит. Присутствующие какое-то время молчат. Двое из них
видят третьего в последний раз, хотя этого не знают. Другое дело, что
они могут это предполагать, но предположение - не доказательство. А
если бы и знали?

Уль Хат поднимает глаза на доктора Курта Лоффенфельда.

- Курт... Вы не могли бы нам немного рассказать...

Тот даже не спрашивает, о чем. Проектор - проектором, техника отменно
логична, но живой человек... Совершенно нет времени, однако деваться
некуда. Он начинает рассказывать.

- По нашему летоисчислению сейчас XXII век. Наша планета вращается
вокруг желтой звезды, небо чаще всего безоблачное, и поэтому в
полдень...

...

- Курт. Этого просто не может быть.

- ?

- Этого просто не может быть. Того, что вы рассказывали.

Курт молчит.

- Вам не кажется, что это не на самом деле... что это кто-то
написал... какой-то великий писатель... какой-то писатель-фантаст...

Шензи смотрит с ужасом. Такой беспросветной черноты в мыслях она еще
никогда не видела. Ни у кого.



Голос дежурного в динамике - всплытие через пять минут.



Через пять минут серые волны расступились, пропуская неотличимую от
них по цвету, но безукоризненно ровную поверхность. Потом часть
поверхности скользнула вбок, и в открывшейся нише можно было бы
увидеть - только вот видеть это зрелище было некому - спасательную
шлюпку. С двумя людьми. Девушка лежала на дне и, похоже, не очень
хорошо себя чувствовала. Да и у мужчины был не слишком бравый вид.
Вода быстро заполнила углубление в корпусе, лодка всплыла, а все
остальное молча кануло обратно. И через несколько часов один из
поисковых кораблей заметил яркую точку на волнах. Подводную лодку,
собственно, даже не искали - а чего ее искать?



- Ну хорошо, сбагрили мы этих двоих, тоже мне, та еще парочка... можно
поговорить спокойно. - Начальник базы сладко потягивается. База лежит
на грунте, от камней ее не отличить никаким эхолотом и вообще,
наверное, ничем. За бортом - тишь да гладь. Метрах в трехстах, на
таких же камнях - белая субмарина. "Сколько таких по всем океанам", -
меланхолично думает Лоффенфельд и внутренне поправляет себя: "По всему
океану". Океан на Саракше один.

- Я вот чего не понимаю, - агрессивно произносит начальник, - что мы
здесь, на этом Саракше - имечко-то! - делаем? Вот смотрите, Курт, -
как они резали друг друга, как дурманили друг друга, так и продолжают.
Ну хорошо, взорвал Каммерер башни (Лоффенфельд морщится: он не любит
неточностей), и что с того? Опять все на круги своя?! "Спринтер с
коротким дыханием", - думает слушатель, но вслух произносит:

- Вот поэтому мы и здесь - потому что нужно работать. Если бы не было
нужно - мы бы давно ушли. А что все так медленно - на то она и
история. Это же целое человечество! У белой субмарины и то инерция
есть, - Он показывает на черноту за иллюминатором, - а тут планета. А
что на круги эти, как их, "своя"... Нет, не все. При предыдущем режиме
просто вешали, стреляли и пытали. Типичная тоталитарная система, по
учебнику. А сейчас у них какое-то подобие разделения властей, партии
есть, парламент, суды...

- Ни фига подобного! Все это покупается, продается и власть
предержащими управляется.

- Во-первых, не все. Если бы все, мы - да и информанты наши - об этом
бы даже и не узнали. Другое дело, что реальная власть осталась в руках
тех же людей, той же управленческой верхушки. Но если раньше они
правили только через насилие, то сейчас - на треть через насилие, на
треть - через деньги, а треть они вообще не контролируют.

- Во-первых, вы ошибаетесь - на девяносто процентов через насилие. А
во-вторых, чем этот бардак хорош?

- А тем, - терпеливо отвечает Курт Лоффенфельд, - что разнообразие
всегда лучше, из него что-то новое произрасти может, да и у людей
выбор появился. Кстати, если бы девяносто - то бардака не было бы.

- Но башни-то по-прежнему существуют, людей по-прежнему оболванивают?

- Во-первых, на полную мощность их не включают.

- Но могут!

- Могут, но не делают. Это тоже завоевание. Во-вторых, стиль
пропаганды изменился.

- Ага! То-то этот физик слинял! Из родной страны...

- Очень она ему родная. Полжизни прожито зря. Жену и детей потерял.
Ну, фактически. Самого чуть не посадили за решетку.

- Кто же ему виноват, что он полжизни на дьявола работал, дальше своих
уравнений ничего не видел?

- Упрощаешь. Во-первых, кое-что видел. Во-вторых, кое-что делал.
В-третьих, да, всякий виноват, вопрос - в чем и на сколько. Но это
вопрос не к нам - мы не судьи.

- А кто? (Начальник раздражен и ловится на простейший крючок).

- Прогрессоры с Земли, сотрудники Полярной базы, я - врач, ты -
начальник Базы, кстати, я вас уже месяц как в своем кабинете не видел,
так что идемте, голубчик, потратьте полчаса зря...- Комбинирование
"вы" и "ты" - тоже прием. Лоффенфельд врач, азы психологии знать
должен и знает. А еще он прогрессор Тристан и свои обязанности тоже
блюдет.



Через несколько часов в одной из заккурапий на далекой Земле
появляется очередная запись "777". Конечно, два "подкидыша" на одном
Саракше - в этом есть некий риск. Но один почти безвылазно сидит на
базе и без работы не скучает, другой сначала проводит некоторое время
в концлагере, а потом оказывается в Островной Империи. Очень ценный
человек, пока что - единственный, кому удалось там закрепиться.
Впрочем, несколько лет назад один наш попал там очень даже неплохо, но
ситуация была неподготовленная, пришлось эвакуироваться... Белый
ферзь... странные клички дают, однако, в КОМКОНе... Ну зато теперь
Гурон закрепился хорошо, должность, правда, не слишком удобная -
шифровальщик штаба флотов Ц. Само содержание переписки и радиообмена
прекрасно добывается из радиоперехвата, так что проку от того, что
этот ценный человек оказался на данной должности, мало. А должность
заметная, поддерживать контакт трудно. Причем Земля должна была
смириться с тем, что несколько лет с ним вообще не было связи, а
теперь требовала от Тристана отчета раз в месяц. Тристан шипел, но
время от времени не просто получал информацию от Гурона, а,
договорившись с ним о встрече, поднимал базу на поверхность. Кусок
обшивки плавно сползал вбок, флаер с антирадарным покрытием выпархивал
из флаерпорта и, держась низко над волнами - чтобы уменьшить и без
того невысокую вероятность быть обнаруженным - направлялся в сторону
Архипелага. Через пять часов он влетал в узкий проход между двумя
необитаемыми островами и после еще десяти минут лета, сделав
неожиданный резкий поворот, приземлялся. Лоффенфельд какое-то время
сидел, молча глядя на скалы, а потом внезапно - всегда внезапно -
замечал, что около флаера стоит человек. Гурон, он же Лев Абалкин,
один из лучших прогрессоров. Человек, который - как хотел бы верить
Тристан - действительно являлся человеком.. Это он и проверял - реже
раза в месяц, конечно, - что и вызывало недовольство главы КОМКОНа-2.



Однажды Тристана прорвало, и он предложил тому самому заняться
инспекциями. С тех пор окрики прекратились, но Тристан обнаружил, что
за ним установлена слежка. Первым движением его души было - уничтожить
"жучка", которого он обнаружил во флаере, объяснить тому, кто его
устанавливал, что тот - идиот, поскольку сигналы от "жучка" в принципе
могут быть перехвачены, а это увеличивает риск полетов. Но он
сдержался. Во-первых, не факт, что всего этого не было раньше.
Сикорски мог "обнажить прием" просто в качестве призыва к порядку. Для
наведения дисциплины, так сказать. А во-вторых, к чему бы это привело?
Скорее всего, ни к чему хорошему. Ну, отозвали бы его на Землю, ну,
заменили бы кем-то, кто и местной обстановки бы не знал, еще
неизвестно, каких ошибок наделал бы.



- Ну и что мы теперь будем с ними делать?

- Э-э... Девчонку вылечили. Можно забрасывать обратно. Вам же агент на
границе с пустыней нужен?

- Да наше-то ведомство вообще хотело ее до резидента повысить...
местную обстановку она прекрасно знает, контактна, умна...

- Умна... А что с этим, который физик - с ним что делать будем?

- М-м... Это проблема.

- Их можно только вместе?

- Да, мы проверяли. Дальше десяти метров - и у него встает мотор.

- Не играют?

- Какое "играют"! Мы специально оборудовали помещение для проверки.
Все происходит, как они говорят. Чуть не потеряли, блин.

- А что ученые?

- А ничего. Вылупливают глаза и брызжут слюной. "Такого не бывает".

- Ум-гу.

- Так что одного его оставить здесь нельзя?

- Похоже, что да. А наше ведомство хотело бы...

- Тогда мы агента лишаемся.

- То есть два варианта - либо мы оставляем их здесь, и тогда он
работает на нас, но вы лишаетесь агента, либо мы забрасываем обоих,
тогда вы имеете агента, но мы лишаемся физика?

- Ситуация хуже. Забросить их вместе нельзя - он не захочет
возвращаться на Материк: там его рано или поздно уничтожат.

- А если послать их в Южные Царства?

- Там нам агент не нужен, да и физику вашему там не очень интересно.

- Ну что, передаем вопрос на рассмотрение во внутренний круг?

- Придется...



Та же комната, один из собеседников (тот, который представлял
разведку), входит его сотрудник.

- Вы слышали наш разговор?

- Да.

- Проблема понятна?

- Понятна.

- Поговорка известна?

- Известна. (Они имеют в виду поговорку - "Для внешних проблем -
внешний круг").

- Выполняйте.

- Срок?

- Официально вопрос передан на рассмотрение во внутренний круг. Они
обычно реагируют на такие запросы в течение нескольких дней. Два дня
вам... хватит?

- А завтра же. Днем они ходят из лаборатории домой пешком. Случайная
машина...

Собеседник молча кивает головой. Занавес.



Но жизнь - как говорят некоторые - рассудила иначе. Потому что именно
в эти минуты флаер с Куртом Лоффенфельдом приближался к одному из
островов. И чисто случайно - но такая случайность должна была рано или
поздно произойти - сигнал его передатчика был засечен службой
радиоконтроля. Действовать быстро "компетентные органы" Островной
Империи умели. И когда тристанов флаер приземлился, а из кустов
мгновенной тенью скользнул какой-то человек, с противоположного конца
поляны вылетело две парализующие пули. Хороший прогрессор "берет из
воздуха" дротик и копье. Очень хороший - стрелу. Но не пулю. Флаер,
восхищенно поцокав на незнакомую конструкцию - "и чего только ученые
не напридумают, так их и разэтак" - оставили на месте, поставив,
естественно, охрану (остров-то необитаемый, да вот кто-то на нем
оказался, что если и еще кто-то приблудится, да?) - "Так что бдите,
пацаны."



Через десять минут после того, как добычу доставили в соответствующее
учреждение, "компетентные органы" уже выяснили, кто это вышел
навстречу флаеру. Дальше все было просто - спецслужбы внешнего круга
не были любителями психологических вывертов, задушевных бесед и
допросов одного на глазах у другого - тем более, что считали все эти
финты неэффективными. А полагали, что хорошая доза хорошего наркотика
развязывает любые языки. Правда, "хороший наркотик" удалось подобрать
не сразу (метаболизм несколько отличался, а проводить серьезное
исследование времени не было - другой Круг мог отнять добычу вместе с
удовольствием ее потрошения и последующими наградами). Тем не менее
тот, который прилетел, к концу третьего часа заговорил - но на
незнакомом языке. Жаль. По языку Южных царств специалиста под рукой не
было.



Решение пришло быстро.

- А ну-ка, блин, тащите сюда второго. Этот шифровальщик нам и
переведет! Мне ребятки из справочного отдела сказали, что он сам с
Материка, может знать, и вообще, судя по досье, несколько языков
знает.

- А он какой-нибудь фортель не выкинет? Может, дадим ему запись
прослушать?

- Какой фортель, ты что лепечешь? Он же под наркотиком, на ногах не
стоит. И вообще. Пока мы тут валандаемся, а за ними через час из
центральных органов приедут. Времени совершенно нет!

- И придется их отдать?

- А то.

Но метаболизм все-таки несколько отличался. И кое-что Абалкин делать
мог - например, понимать происходящее. Шифровальщика притащили в
камеру к "летуну", и он услышал сдавленное бормотание на одном из
языков Земли и понял наконец, почему его так упорно загоняли в космос,
в прогрессоры, подальше от... он даже узнал, подальше от чего. Это уж
была ошибка Сикорски, Лоффенфельду совершенно ни к чему было знать про
детонаторы. Но теперь про них знал и Абалкин. Впрочем, что он мог
сделать с этим знанием?



Метаболизм все-таки несколько отличался, а летуну вкатили другое
средство, пока подбирали правильное. И думали, что подобрали - но
ошибались. То есть по-своему и не ошибались... Лоффенфельд умирал и
спасти его Абалкин не мог - он и врачом не был, и условия были не
совсем подходящие. И уже под конец Курт произнес и номер канала связи,
и пароль доступа. Абалкин изображал одурманенность и внимательно
слушал. На соседнем острове был спрятан сверхскоростной катер -
одноместный глиссер-торпеда с таким двигателем, что ни один корабль и
катер Империи не догнал бы ее. И теперь Абалкин хотел двух вещей:
вытащить тело Тристана - слишком многое они могли понять, начав его
изучать. И посмотреть в глаза "этому человеку". Разговаривать с ним и
его людьми он бы, наверное, не смог. Никакое рекондиционирование не
помогало от простого человеческого отвращения. Так он теперь думал -
"этому человеку". Курт тоже был на его совести, или что там у него
вместо. Правда, Курт был тоже "его человек", да, но с ним Лев успел
подружиться... В принципе можно было бы улететь на флаере, но его,
если и не увезли, наверняка охраняют, и потом, там, наверное, работает
этот передатчик, о котором сказал Курт. Впрочем, какая разница,
передатчик или не передатчик, корабли флаер не догоняют, но как
вырваться отсюда?



Абалкину удалось обезоружить тех двоих, которые были в камере, и
переодеться - дурацкий, но необходимый маскарад. Прорваться с телом
Курта через внешнюю охрану можно было и не мечтать, но он сумел, не
подняв шума, дойти до лифта и спуститься на первый этаж, где -
планировка всех официальных зданий Империи была, хвала Мировому Свету,
одинаковой - имелась мусоросжигательная печь. Теперь он был один, но
ему еще предстояло выйти из этого корпуса, добыть любой автомобиль,
прорваться через наружную охрану - или сначала выйти с территории, но
как? А уж автомобиль потом... И отъехать от базы хотя бы на
десяток-другой километров. Тогда бы он сумел "раствориться" и
добраться до глиссера. Но как все это сделать? Ему, как это ни
странно, опять помог Тристан.



Уль Хат и Шензи шли домой - на обед. Учреждения Империи, включая
научные, работали по четкому графику и гордились этим. Профессора это
не тяготило, Шензи, по своему обыкновению, молчала. Внезапно она
внимательно посмотрела на спутника и сказала - постой минутку. Уль Хат
понял - она "прислушивалась". "Что это? - показав глазами на здание
слева, спросила она. - Там человек, и ему очень нужно выйти. У него в
сознании тот, с которым мы разговаривали на базе. Помнишь? Врач. Они
называли его Курт".

- Это... какое-то официальное здание. Они у них все одинаковые. Аа...
ты уверена??

- Да.

- Ты можешь ему помочь?

Шензи кивнула.

- Но мне нужно сесть.

Уль Хат огляделся. Стульев в округе не наблюдалось, но - ограждение
проезжей части, высокий каменный поребрик. Она села. Лицо ее пошло
пятнами, как у пандейского дервиша.



Дверь открылась. На улицу вышел человек. Он ступал немного неуверенно,
словно к чему-то прислушиваясь. Вдоль тротуара стояло несколько машин.
Человек направился к военной полугрузовой машине, в кабине которой
никого не было, и, слегка помедлив, открыл дверцу. Почти одновременно
с ним - на секунду позже - к машине подошли двое - высокий немолодой
мужчина в гражданской одежде и девушка, которую мужчина крепко держал
за локоть. Если бы кто-то был рядом, он заметил бы, что девушка почти
висит на его руке, а на лице у нее какие-то странные бледные пятна. Но
рядом никого не было, кроме часового у ворот - который упорно смотрел
в другую сторону. Немолодой мужчина приблизился к человеку, вышедшему
из здания, и что-то тихо сказал. Что-то очень короткое, вроде имени.
Человек вздрогнул. Тот, который подошел, произнес еще одну недлинную
фразу, вроде бы что-то предложил, собеседник влез в кабину, уступая
мужчине место за рулем. Девушка сжалась на сидении между ними. Машина
неторопливо отъехала от здания. Мужчина поправил пропуск на ветровом
стекле.



Они заехали домой, мужчина вышел из машины буквально на минуту и
вернулся с небольшим рюкзачком. Теперь за руль сел второй участник
сцены. Через час, прилично отъехав от города, машина остановилась.

- Я попаду на базу через десять часов - сказал человек, вышедший из
здания официального вида. - Никаких средств связи с базой у меня нет.
Взять вас я не могу. Мое средство одноместное. У вас есть два варианта
- угнать катер берегового дозора или флаер Лоффенфельда. Катер можно
догнать и расстрелять.

- Мы попробуем флаер. Он проще управляется.

Лев Абалкин смотрит на говорящего скептически.

- Это простая модель. С управляемым вектором тяги. Направление тяги
задается единственной ручкой, сжатие рукоятки - модуль тяги, кнопка в
торце ручки - инверсия вектора, если надо быстро приземлиться. Мужчина
кривовато улыбнулся. Абалкин открывает дверь кабины и, не говоря более
ни слова, растворяется в вечерней сумраке.



Девушка, как и всю дорогу, продолжает молчать. Времени было мало.
Точнее - совершенно не было. Через два часа болото - другое болото -
приняло в свои недра машину - другую машину. "Тенденция, однако" -
подумал профессор. Лягушек здесь не было.



По воде разбегается рябь. Флаер идет низко над ровной водой -
профессор физики использует воздушную подушку для экономии горючего.
Что он может еще сделать? "Кто придумал этот бред, такого же не
бывает. Какой-то писатель... " - дурацкая мысль мелькнула и пропала.
Разумеется, он перестрелял охрану - они вообще не наблюдали за
происходящим вокруг. Особенно ночью. Разумеется, он нашел скрытый - не
слишком хорошо - передатчик. Флаер, задрав хвост, рывком взлетел.
Сигнал о том, что флаер поднялся и идет к базе, был послан.
Вспыхнувший на мгновение желтый огонек подтвердил, что волны донесли
сигнал до базы и он принят. Но что ответит база? Всплывет ли она,
чтобы через пять часов взять на борт тех, кто еще не нужен? Стрелка
расходомера медленно смещается влево.



Девушка смотрит в затылок мужчине, которого она первый раз видит -
так, видит туман за фонарем кабины, он стелется и где-то над
горизонтом превращается в атмосферную дымку, она видит разбегающиеся
волны, думает о том, что сделает, когда стрелка расходомера - вот та,
маленькая, - ляжет на ограничитель.

Что она сделает, когда флаер, медленно и плавно снижаясь, чиркнет по
верхушкам волн.

Планета молчит. Флаер огибает ее по меридиану, идя на север.