Предрассветное размышление

                           "Знаешь ли ты, что это такое -
                            проснуться ночью и ощутить, что не
                            можешь вдохнуть?"

                            Той, которая рассказала мне, что такое
                            астма

Вокруг - темно. Надо мной звезды; но они не освещают снег. Луна
сейчас за гребнем; она выйдет через полтора часа - и все
изменится. Станет светло, как бывает только ночью. А еще через
три часа вокруг меня станет светло по-дневному. Внизу, в долине -
темень. Хотя могли быть видны слабо светящиеся квадраты
капроновых палаток. Обычно они стоят на площадке в трехстах
метрах ниже моей стены. Эта команда поставила их немного левее, и
я их не вижу. Жаль. Но утром - уже скоро - я увижу тех, кто
сейчас спит в них.

Люди красивы. Они красивы так, как может быть красив тот, кто
боится, но - в равновесии со своим страхом - продолжает идти.
Нелепо отрицать страх, как это делают некоторые. Он есть, он
могуществен, его можно уважать. Его нужно уважать - и делать
свое.

Я тоже боюсь; у меня есть свой страх. Мой страх - падающий
камень. Но не во всякий момент. В конце концов, завяжут на мне
ткацкий узел с потерей 15% прочности - обидно, но не смертельно.
Я боюсь камня, который перебьет меня в тот момент, когда по мне
будет идти красивый человек. И человек погибнет.

Я - альпинистская веревка. В книгах и на лекциях, которые читают
этим красивым мальчикам и еще более красивым - красивым до крика
в горах! - девочкам, меня называют основной веревкой. Это правда
- я основа их безопасности. Мой диаметр - 11 мм, длина 75 м,
материал - капрон. Плетеная оболочка, нити основы. Я спокойно
выдерживаю полторы тонны. Только голубоватый титановый ирбис,
через который я продета, выдерживает больше. Он - мой друг. У
людей (я видела это) наоборот. У них мальчик входит в девочку. Но
это различие не принципиально: их любовь тоже существует. Я
видела это три раза. Это тоже красиво.

Я была счастлива несколько раз. Один раз - когда человек, держа
меня в руках, рассказал своим спутникам, как я устроена, и
сказал, что дает своим ученикам задачу: рассчитать прочность в
зависимости от длины нитей, коэффициента трения и угла плетения
оболочки. Второй раз я была счастлива, когда по той мягкости, с
которой мальчик выдавал меня, я поняла - на другом моем конце его
девочка. Он дал ей взойти первой; глаза ее сияли. И я поняла -
людям свойственно любить не только друг друга, но и горы. Значит,
я увижу это сияние еще не один раз.

Но несколько раз я была несчастлива. Один раз, когда меня
использовали на спасработах. Ему - впрочем, кому? - было уже все
равно. Его температура не отличалась от температуры окружающей
среды. Один раз плохое случилось из-за того, что человек не успел
за меня ухватиться. Это была его ошибка - он неправильно
пристегнулся; но если бы я висела на десять сантиметров левее!...
Пальцы мелькнули мимо меня и исчезли. Один раз я была почти
виновата: капрон пружинит. Это делает мягким рывок при торможении
и ребра человека остаются целы; но если вытравлено много, то при
обратном движении, когда я укорачиваюсь, может случиться плохое.
Человек шел без каски, и его ударило головой о камень. По крайней
мере, все произошло мгновенно.

Я не считаю, сколько раз за меня успевали схватиться, сколько раз
мною тормозили сорвавшегося. Просто я бы сбилась со счета. Да и
голубые титановые карабины - мои друзья ирбисы (каждый
выдерживает от 1800 до 2200 кг.) сочли бы это смешным. Важно то,
что я часто оказываюсь рядом с людьми, когда бываю нужна. Мне
кажется, что это - мое предназначение.

Однажды ночью, когда группа схватила холодную ночевку, я
разговорилась с Соней, их радиостанцией. Она сказала мне, что нам
не дано узнать свое предназначение, но мы можем кое о чем
догадываться. Она рассказала мне много интересного и страшного.
Однажды ей пришлось передавать прощание - группа не могла
спуститься из-за непогоды, и спасатели не могли к ним пробиться,
бензин в примусе кончился, и они потеряли часть снаряжения. Но
связь была, и члены группы могли еще говорить. Когда она это
рассказывала - а радиостанции помнят все, даже интонации, - мне
стало так страшно за нее, что я обвилась вокруг и пыталась ее
согреть, как пыталась бы согреть человека. Утром группа пошла
дальше, а Соня сказала мне на прощание: "Ты многое пытаешься
понять, я вижу; это не всегда делает жизнь счастливой, но всегда
делает ее интересной. Желаю удачи. Что поймешь - рассказывай
всем".

"Это - часть нашего предназначения", - добавила она после паузы.

* * *

Люди умирают - я видела это много раз. Наверное, смертны и мы,
хотя я ни разу не видела смерти веревки, крюка или карабина. Я
точно знаю, что мы рождены - мои друзья карабины-ирбисы помнят,
как их делали из титанового прутка 8 мм. У нас, веревок, память
хуже, хотя шум ткацкого производства и ласковые пальцы девочек я
помню. Если я когда-нибудь умру, мне хотелось бы, чтобы на моем
месте был бы кто-то другой, чтобы на моем месте был бы кто-то...

... чтобы пальцы человека, проснувшегося ночью от приступа астмы,
не схватили пустоту. Чтобы они наткнулись на того, кто будет
рядом. Может быть - кажется, Соня что-то говорила об этом - может
быть, это даже буду - я.