В толпе

Москва, станция метро Сокол, человек некоторое время думает, куда ему
выходить - он едет к стоматологу, значит, от центра, то есть на
сторону, где книжный, ага, выход к Балтийской улице, негустая толпа...
Кто сказал: "Нет большего одиночества, чем в толпе"? Он ошибся. Нет
большего одиночества, чем в момент истины, настигающий тебя в толпе.

Он шел и представлял себе женщину - легко догадаться, какую, его
женщину, вот она на нем, как в кресле, откинувшись на его согнутые в
коленях ноги, он чувствует все это так серьезно, что даже не может по
своему обыкновению пошутить - "и вбок не соскользнешь" - потому что он
в ней, а ее грудки лежат на его ладонях, именно "на", а не "в", и
смотрит он на нее, как на волшебный цветок, растущий из него, и в этот
самый момент, где-то в середине перехода, настигает его сатори, и
первый раз всерьез - старая мысль о том, что в любую секунду его может
не стать, а все останется, и что вовсе не человек - это Вселенная, а
каждый миг человека - это Вселенная, и единственная правильная жизнь -
это жизнь из таких мгновений, - эта его мысль становится им.

Человек сливается с настигшей его - признаться, не слишком
оригинальной - мыслью.

Однако он доходит до конца перехода, поднимается наверх, оглядев по
дороге журнальный лоток, остановка его троллейбуса слева, стоит толпа,
но сначала подходит 12-й, он глядит, как почти все тянутся за
дверьми - этот гад проезжает далеко вперед. Ах нет, не гад, он просто
освобождает место для 70-го, что подошел следом. Человек взбирается по
ступенькам, пробивает билет, едет, смотрит в окно, слушает
остановки... Напротив него садится... ну, не бомж, но похоже, алкаш -
небрит, на скуле пластырь, какая-то сумочка, кажется, это такие называли
"болоньевыми". И часы Asahi - детские, самые дешевые. Ага, вот и
остановка...

Человек встает, пробирается - нет, скорее проходит, в троллейбусе не
слишком тесно - к выходу, тот, что сидел напротив, тоже встает и идет за ним.
Они оба не знают, что сейчас произойдет, но тот, что идет сзади,
знает, что он сейчас скажет. Это немного странное знание - потому что
он не знает, почему и зачем он это скажет; впрочем, он обо этом не
думает.

Москва, 2001 год, машины ездят на красный так часто, что все уже
привыкли, и никто не останавливается, когда трамвай высаживает людей,
а иногда машины становятся вплотную к тротуару, так что троллейбусы и
автобусы высаживают и вовсе не к остановке, а прямо на проезжую часть.
Идущий сзади - тот самый, с пластырем на щеке - спотыкается и, чтобы
не упасть, пытается схватиться за идущего впереди. В это мгновение -
мы уже знаем, что мгновение - это Вселенная, и понимаем, что в одно
мгновение может многое вместиться - в это мгновение идущий сзади
произносит "вы были правы", оба они падают, и тут же машина сбоку. Все
мгновенно и безболезненно гаснет.

Что мы знаем о цене жизни и смерти, цене прозрения и знания о нем?
Тот, что шел сзади, заплатил своей жизнью всего лишь за то, что я,
который спускался по ступенькам впереди него, за мгновение до своего
конца узнал, что был прав. Что действительно прозрел там, в переходе,
в метро. Что именно там настигло меня мое сатори.

Но алкаш с сумочкой этого не знал. Сколько же надо заплатить за то,
чтобы знать, чтобы узнать, за чье именно сатори платит Вселенная твоей
Вселенной?

За чье прозрение платишь ты своим миром в тот момент, когда гаснет
все?