Экзодус

Сначала о названии. Называть свой текст уже известным названием
не принято. Возникает подозрение, что автор совсем уж ничего не
читал... В данном случае это не так. И название "Экзодус"
употреблено мною не случайно, а именно: чтобы подчеркнуть
преемственность и даже некую несамостоятельность, коей я вовсе не
стесняюсь.

А что я понимаю под несамостоятельностью, сейчас станет ясно.

Известно, что переживание каких-либо событий, либо длительные
размышления на какую-либо тему часто влекут соответствующие сны.
Понятно - мозг перерабатывает ночью дневные впечатления. Так что
если вы несколько дней подряд читали какую-то книгу да плюс к
этому еще и думали на какую-то тему, или каким-либо иным способом
принимали участие в подобных событиях или думали о них, ничего
странного нет в том, что они вам приснились. То есть что книга
вам приснилась.

Между тем, не исключен - по крайней мере не исключен в принципе -
и другой вариант. Человек, длительное время посвятивший какому-то
месту и времени во всемирной истории, попадает туда. Не во сне, а
наяву.

Прошу не шарахаться от этой идеи сразу, есть описания таких
случаев, причем многих. Надо полагать, что таких случаев было
больше - понятно, что не все они (а уж скорее, их малая доля)
отражены в литературе. Можно еще добавить, что известно два типа
таких переносов - в другие места пространства-времени,
существующие независимо от книг, текстов, мыслей и т.д., и в
места-времена не вполне независимые от текстов и мыслей, а как бы
порожденные или "окрашенные" ими.

Здесь следует ответить на два возражения. Люди, которые страстно
- нам никогда не понять, КАК страстно - желали покинуть то
место-время, в котором пребывали (ну, например, Освенцим) не
покидали его потому, что для "переноса" надо четко, подробно,
точно знать "куда". Нельзя уехать "куда-то", а они хотели
"оттуда", но не знали "куда". Второе возражение - почему же не
переносились толпами историки и культурологи, хорошо знающие
"свое" место-время. Ну, они могли знать "в целом", а для переноса
надо знать конкретно, настолько конкретное, чтобы его можно было
отличить от всех других, идентифицировать абсолютно однозначно.
Да и не все могли хотеть "переноса". И потом, все ли они нам
доложили о своих "переносах"? И с какой стати им бежать к нам с
докладом?

Известно, что у человека есть два вида памяти - кратковременная и
долговременная. Сны - это переработка информации, циркулирующей
по контурам кратковременной памяти. Поэтому-то сны и забываются
очень быстро, а если сразу после пробуждения, пока сон не
забылся, рассказать его или записать, переведя в долговременную
память, то он уже запомнится надолго.

Именно поэтому у меня есть основания предполагать, что
случившееся со мною не было сном - ибо впечатления, воспоминания
о том, что я расскажу далее, совершенно не ослаблялись, не
"тускнели" по прошествии дней, недель и месяцев. И только поэтому
я счел возможным по прошествии почти года записать эту историю.

* * *

Первым ощущением было то, что тело затекло, особенно руки. Ну да,
спать сидя нехорошо. Я поднял голову. Передо мной, за стеклом
рубки был берег бухты Кирении, портового городка на Кипре,
британской колонии. Старое корыто - "Экзодус" - стояло посреди
круглой, 300 м в диаметре бухты. На борту у меня было 300 детей.
Мы вывезли их из лагерей, устроенных англичанами на Кипре для
евреев, беженцев из Европы, пытавшихся добраться до Палестины.
Англичане выслуживались перед арабами, точнее - перед владельцами
нефти. Англичане не выпускали "Экзодус" из бухты и заявили, что
не выпустят его никогда. Единственным способом воздействия на
ситуацию было так называемое "общественное мнение". Признаться,
это не то, что я, Ари Бен Канаан, привык использовать в своей
работе... но на этот раз... Марк, продажная журналистская шкура,
сделал все как я и предполагал - донес англичанам, и они успели
блокировать нас в бухте. Так значит я не хотел, чтобы мы отплыли
мирно?! Ну, да... Если нам хоть раз удастся заставить англичан
выпустить нас, они больше не посмеют мешать въезду в Палестину.
Не-пос-ме-ют. Теперь у меня - то есть у моего корабля, у
"Экзодуса", на борту висит транспарант. "Голодовка, час 20". На
палубе - я вижу это отсюда - лежат десять детей. Мировая пресса
воет. "Да послужишь ты Господу и дурными своими намерениями" - не
помню откуда, Давид знает. А если кто-то из них помрет? Да, но в
Эрец они воюют. А здесь другое? Надо выйти. Я встаю.

Какая же грязь на палубе. Вот что бывает, когда нет баб. Что я
здесь делаю?!...

- А, привет...

- Привет, друзья (Что они стоят?!) Что скажете?

- Ари, ты знаешь (... что? на иврите? я понимаю? Я же сейчас
говорил! И они поняли?) мы с тобой не первый раз в деле... Ари,
ты знаешь, я не очень себя берегу, но если хотя бы один из них
умрет, как мы будем жить дальше?

- Я отвечу. Такие же, как они, воюют в рядах "Хаганы". И рискуют
жизнью. И погибают. А тем, кто их послал на смерть, приходится
жить дальше. Никто из нас не виноват в том, что еврейским детям
приходится рано взрослеть.

- Ари, там, в Эрец, они погибают с оружием в руках.

- Здесь их оружие - терпение.

- Ари, мы не имели в виду... плыть на этом корыте мы подрядились,
даже детей возить, но не морить же их голодом?... Мы понимаем,
что важно сломить англичан, но детей жалко...

- Давайте, друзья - предлагаю я - послушаем Давида. Он ближе нас
всех к Б-гу (пытаюсь пошутить).

- Шесть миллионов погибло в газовых камерах, не зная, за что они
умирают - говорит Давид. Если мы, триста человек, погибнем, то мы
очень хорошо будем знать, во имя чего мы умираем. И не только мы,
но весь мир. Когда две тысячи лет назад мы боролись против
римского и эллинистического порабощения, мы установили традицию
драться до последнего. Никогда ни один народ не дрался за свою
свободу так, как наш. В Варшавском гетто мы показали, что
остались верны древней традиции. Если мы сойдем теперь с этого
судна и добровольно вернемся за колючую проволку, мы предадим
своего Б-га.

Давид умолкает. Слышно, как поскрипывает старое дерево. Ну почти
точно цитирует "Экзодус" - думаю я - что же это такое - театр
имени Леона Юриса? - нет... уж слишком натурально болит у меня
спина... и запахи, запахи... вот этого ни в театре, ни в книгах
не бывает...

- Друзья, смените транспарант на борту - говорю я. И добавляю:
пока - держимся.

Я стою у борта и смотрю на портовый город Кирению. Через
несколько десятков лет здесь будет архиепископ Макариос,
греко-турецкий конфликт и масса прочих политических и иных
событий. А сейчас в бухте стоит "Экзодус" с еврейскими детьми на
борту, который англичане не выпускают в Израиль. Т.е. в
Палестину. Поскольку Израиля еще нет на карте, т.е. библейский
Израиль есть, как и был всегда, а государства с этим названием
нет. И почему-то на борту этого драного "Экзодуса" - я. Видимо, в
роли Ари Бен Канаана. Роль хоть куда, не надо было "Экзодус"
столько раз читать. Даже если Леону Юрису сейчас икается, мне не
легче. Во-первых, что мне делать? Если есть хоть одна миллионная
вероятность, что это всерьез, то придется все делать всерьез.
Понятно, почему - если даже это не всерьез, то ведь никогда этого
не узнаешь и всю жизнь на себя в зеркало глядя, молча сплевывать
будешь. Это, кстати, ко всей жизни относится - если есть хоть
малая вероятность, что она - всерьез, то играть в ней придется
всерьез.

Ну да, быть может все равно через неделю англичане разрешать
въезд? Но! - если есть хоть слабая надежда, что влияет, придется
считать, что влияет. Иначе ставь перед зеркалом плевательницу.
Как сказала Анна Ахматова? "Честному человеку в этой жизни нужны
две вещи - пепельница и плевательница".

Ага - а вон Давид идет с Китти. Нет, с ней я разговаривать не
хочу. Она ищет среди детей свою Карен. Все-таки она сука.
Самовлюбленная сука. Хотя за детьми она ухаживает хорошо. Из-за
Карен или из-за детей или... из-за дела? Ведь эти дети все равно
будут служить этому делу. Ну, это старая проблема. Из-за чего
человек что-то делает хорошо - из-за одобряемых мною мотивов или
нет? Иногда считают, что это неважно, а иногда - что важно. А все
просто. Мотивы важны для оценки стабильности поведения во времени
и надежности при изменении обстоятельств. Вот найдет она свою
Карен и умотает с нею в свою Америку. Сытую и довольную Америку,
которая молча смотрела на Катастрофу. Ага, это уже моя мысль, а
не Ари - он ведь слова Катастрофа не знает. А может, и не
умотает, а привыкнет к нам... а может, и к нашей идее. Нет! К
идее нельзя привыкнуть. В нее надо поверить. Вот Давид - что он
скажет - можно ли привыкнуть к Б-гу? Для веры надо либо вырасти в
ней, либо пережить озарение. Верится в это, конечно, слабо, но,
говорят бывает... Так, но что делать с детьми? Мы держимся почти
двое суток.

Ари Бен Канаан, вернее то, что окружающие считают им, идет по
палубе, переступая через лежащих детей. Господи, какие они
грязные. И какой запах! Но Китти все-таки молодец. Половину
палубы уже помыли. И из трюма выносят ведра с грязной водой. Она
даже моих мужиков заставила работать... Не ждал, не ждал... Но -
что делать дальше? Я знаю, что сделал дальше... прототип. Однако,
как только я отдам это приказание, вся ответственность ляжет на
меня.

Идиот! - почти кричу я внутри себя - какая ответственность, это
сон! Я подхожу к люку и убедившись, что трап свободен, начинаю
спускаться в трюм.

Нет, это не сон. Дети лежат в своих отсеках-пеналах молча, глядя
пустыми глазами перед собой. Часть трюма помыта, но запах все
равно жуткий. Грязь, пот, рвота... Вон Китти с кем-то возится.
Хорошо. Я подымаюсь на палубу. Сила вещей. Они все - и все эти
дети в первую очередь - проклянут меня, если я сдамся. Мир
вздохнет облегченно - евреи проявили слабость. Англичане будут
рады до усеру. Все заставляют меня принять ЭТО решение. Но это
должно быть мое решение. Только за мое решение я могу нести
ответственность. Только свои решения может принимать человек.
Итак, могу ли я рисковать жизнями детей, конкретно - десятью
жизнями - для того, чтобы англичане разрешили въезд в Палестину?
Я мысленно возвращаюсь в свою нору в городе Москве, снимаю с
полки (трудно не поверить в то, что он сейчас в 1,5 метрах надо
мной, но похоже, что он все-таки в 2100 километров и во многих
годах от меня) альбом "Израиль" и начинаю его листать. И мне
кажется, что сдаваясь, я рву его своими руками пополам и еще раз,
по картинкам, пополам по девушке на пляже, пополам по праздничной
набережной, по воздушным шарам, по играющим детям моей будущей
страны...

* * *

Из телетайпов редакций вылезают ленты...


Таймс. От нашего корреспондента на Кипре. Ари Бен Канаан,
представитель "Экзодуса", заявил, что начиная с завтрашнего дня,
десять добровольцев будут ежедневно в 12 часов дня лишать себя
жизни на капитанском мостике корабля на виду у всего британского
гарнизона. Эти действия будут продолжаться до тех пор, пока
"Экзодусу" не будет разрешено отплыть в Палестину.

* * *

Дальнейшие события известны. Англичане дрогнули и разрешили
"Экзодусу" отплыть. Въезд в Израиль, виноват, - в Палестину -
усилился. Я же, сделав от имени Бен Канаана это заявление, лег
спать. Когда я открыл глаза, надо мной были полки с книгами,
солнце светило в окна. Я встал на кровати, снял с полки альбом
"Израиль" и открыл его. Все было на месте. За окном был мой двор
в ста метрах от Арбата.