Журнал Млечный Путь
"Млечный Путь, 21 век, номер 50 2025

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Журнал Млечный Путь (pamnuel@gmail.com)
  • Размещен: 01/03/2025, изменен: 01/03/2025. 535k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пятидесятый, юбилейный номер журнала Содержание Повесть Владимир Моисеев Деревня мертвых космонавтов Рассказы Наталья Бахтина Гром сошел с ума Дмитрий Раскин Новое прошлое Кирилл Берендеев Зимний дозор Елена Ермакова Старик и чужие боги Ярослав Кудлач Не нужно их завоевывать Татьяна Максимова Субмарина в зыбучих песках Сергей Сухоруков Черный ангел белый бес Федор Титарчук Байка о Создателе Миниатюры Леонид Ашкинази Относительно инопланетян Евгений Добрушин Казус Ёпрста Евгений Добрушин Пути Господни... Переводы Ингерсолл Локвуд Мир внутри мира (продолжение) Эссе Элизабета Левин Портреты стихийных дней: День Энигмы Наука на просторах Интернета Шломо Давиденко Мир, сознание и воля Стихи Уистон Оден
    •   Владимир Моисеев
      
      Деревня мертвых космонавтов
      
      Новая жизнь
      
      Так получилось, что Петров, Карпов и Сомов оказались в Деревне мертвых космонавтов, удивительном месте, где любые желания обитателей исполняются моментально и с завидной точностью. Хочешь мороженого - нет проблем, мечтал полетать на воздушном шаре - пожалуйста. Сомов не смог вспомнить ни одной фантастической книги, где бы потребности человека исполнялись, и при этом никто ничего от него не требовал взамен. Даже при коммунизме должен был действовать принцип: каждому по потребностям, от каждого по способностям. В Деревне способности обитателей никого не интересовали. Хорошо это или плохо, сразу и не скажешь. Не исключено, что люди, попавшие в подобную ситуацию, должны были чувствовать себя ненужными и потерянными. Неприятно, когда способности не находят применения, поскольку никому не нужны. Сомов не считал, что безусловное исполнение желаний обязательно погубит человека, но на нормальных людей, не писателей, это должно было подействовать самым отрицательным образом. Однако, наверняка, найдутся люди, которые, потеряв одну цель, непременно отыщут другую, может быть, необычную и странную, но не менее важную для них. Так устроена человеческая психика. И вообще, люди способны приспособиться к любым обстоятельствам. Утверждение, которое немного успокаивало Сомова. Он рассчитывал, что когда-нибудь и сам со временем найдет подходящее занятие.
      Первый месяц в Деревне пролетел для Сомова очень быстро. Наверное, все дело в том, что у него не хватало умения придумывать разумные желания, на это уходила куча времени. Что ни говори, трудно жить в мире, где все твои желания исполняются. Не очень хорошо, когда не о чем больше мечтать. У Сомова и его друзей было все, о чем они могли подумать. Пропала необходимость что-то покупать и, тем более, копить. Золото, бриллианты, деньги - зачем? И хвастаться богатством не перед кем. "Хочешь - не хочешь, а придется вспомнить о пресловутой духовности, о богатом внутреннем мире", - подумал он удовлетворенно. Наступило время, когда не нужно больше работать за кусок хлеба. Остается мечтать о необычном и нематериальном. Замечательно. Но малоправдоподобно. Слишком похоже на намеренную выдумку. Словно стал героем книжной утопии.
      Но зачем, спрашивается, создавать фантастический мир с такими странными свойствами? Может ли он стать отражением земной реальности? Нет, конечно. А значит, задача должна быть другая. Например, изучение поведения людей, выброшенных из привычной жизни. Реакция может быть самой разной. Например, ученых должно заинтересовать то, что физические законы в данной точке Мироздания резко отличаются от привычных, земных. Они есть, но они другие. Рано или поздно с ними придется разбираться. Но, естественно, сделать это должен будет Петров. Это его работа. Хорошо, что есть такой человек.
      Но Петров бездельничал. Надо признать, что праздное ничегонеделанье ему понравилось. Сомов удивился, но Петров успокоил его, объяснил, что это своеобразный отпуск, который он заслужил тяжелой интеллектуальной работой, без выходных, праздников и отпусков. И вдруг сейчас он может думать о вещах, на которые раньше не хватало времени, поскольку приходилось решать задачи заказчиков и спасать мир, которому угрожал Конец Света. Сомов не сомневался, что рано или поздно природное любопытство Петрова обязательно победит, и он постарается разобраться с устройством удивительного мира Деревни. То есть без работы он не останется. И это хорошо. Сомов однажды сказал Петрову, что в Деревне имеют смысл только исключительно нематериальные желания. Например, познание или удовлетворение любопытства. Петров кивнул, он и сам понимал, что в Деревне крайне важно найти подходящее занятие. Чтобы сохранить интерес к жизни. Или, если проще, чтобы выжить.
      
      Петрова смущало только одно: не затянулся ли его период безделья? Он по привычке считал, что кто-то в Деревне нуждается в его помощи, только стесняется обратиться. Об этом, в свое время, прямо сказала красивая инопланетянка Маргарита. Мол, забираем вас в Деревню мертвых космонавтов, потому что вы способны выполнить работу, которая другим не под силу. И вот, время идет, но обитатели Деревни не проявили ни малейшего интереса к их появлению. Это было обидно.
      Карпов, который устал бездельничать первым, стал нервным и назойливым. Он с тупым упорством предлагал Петрову сыграть партию в шахматы. Каждый раз, получив отказ, он хмуро ухмылялся и уходил грустить в свою комнату. Злился, наверное.
      - Не грустите, Карпов, - кричал ему вслед Петров. - Все наладится. Кто-нибудь когда-нибудь о нас обязательно вспомнит.
      - Я не грущу. Я много читаю.
      - А вот это хорошее дело, - похвалил Петров. - Надо полагать, авторские права не мешают вам теперь доставать любую книгу.
      - Мне кажется, что наша судьба еще не решена. Не все здесь нам обрадовались. Что-то у них там, у местного начальства, не сложилось. Кому-то мы перешли дорогу. Вот задержка и произошла. Надо бы подтолкнуть, - сказал Карпов, словно отдал приказ.
      - Как?
      - Решительно.
      - Это вы о чем?
      - Разве вы не видите, что нас поместили в лагерь для перемещенных лиц. И теперь не могут решить, что с нами делать: бросить нас на произвол судьбы или убить. Мне не нравятся оба варианта. Но хотелось бы определенности.
      - Не исключаю, что они ждут, что мы сами решим, что нам делать. Найдем для себя интересное дело. Для начала неплохо бы установить, где мы находимся, без подсказки и посторонней помощи. Это в наших силах, - сказал Петров примирительно.
      - Ерунда. Существа, которые выдернули нас из привычного мира, обязаны помочь адаптироваться к новым условиям. Иначе мы не принесем им пользы. Не верю в разумных существ, которые совершают сложные действия, не желая получить выгоду. Они ведь хотели использовать нас для своих неведомых целей? Подсказка знающего человека помогла бы сохранить кучу времени. Как мне кажется.
      - Но я бы хотел попробовать сам, без подсказки.
      - Конечно, попробуйте. А я пока вернусь к своим книгам, раз уж вы отказываетесь от игры в шахматы. Чтение - исключительно интересное занятие, - сказал Карпов искренне. - Однако излишне индивидуальное. Впрочем, во всем есть хорошее. Когда я был Главным советником, там, на Земле, то не мог позволить себе читать художественную литературу, а теперь пытаюсь наверстать упущенное. Встречаются очень забавные страницы.
      - Понимаю. Чтение - хорошая зарядка для ума. Надо будет тоже попробовать что-нибудь прочитать.
      - Не только для ума, но и для сохранения привычной системы чувств. Почему бы вам не поговорить о нашей судьбе с Маргаритой? В конце концов, это она нас сюда притащила.
      - Как-то неудобно.
      - Оставьте! Спросите и улыбнитесь. Прикиньтесь простаком. Вас это ни к чему не обязывает. Скажите, что беспокоитесь о своих друзьях. Вы ведь заботитесь обо мне и Сомове?
      Петров кивнул.
      - Признайте, что мы с Сомовым пострадали без вины. Эта ваша Маргарита притащила нас в это странное место только потому, что посчитала, что вам, Петров, без нас будет скучно. Скажите ей, что готовы работать.
      - Моя Маргарита? - искренне удивился Петров. - Это вы о чем?
      - Видел я, как вы друг на друга посматриваете.
      - И как?
      - Не исключаю, что мне это только показалось. Но вы ей явно симпатичны. Она от вас ждет какого-то прорыва. Считает, что из нас троих только вы способны понять что-то важное, на что они - пресловутые продвинутые инопланетяне - уже не способны.
      - Она ошибается. Я обычный земной обыватель. Мои знания и логика слишком примитивны и поверхностны, поскольку подчиняются человеческим инстинктам и умениям. Сомневаюсь, что, здесь, в Деревне, я способен подсказать кому-то что-то дельное. К тому же, что-то у меня внутри сломалось. Уже месяц прошел, а у меня не появилось ни одной свежей мысли.
      - Вот и расскажите об этом Маргарите. Может быть, она сжалится и отпустит нас на Землю.
      Петров пожал плечами. Он не считал, что в данный момент разумно просить инопланетян о возвращении. Ему, до поры до времени, и в Деревне было неплохо. Главное, он понимал, что у него появилась уникальная возможность узнать об устройстве Мироздания что-то такое, о чем раньше невозможно было даже подумать. Добровольно отказаться от такого шанса он не мог. Разве не об этом он мечтал всю жизнь там, на Земле? Дело за малым, необходимо побороть лень и взяться за дело.
      Но для начала хорошо было бы выяснить, кому они понадобились в этом странном мире. Для какой цели? А в том, что у похитителей была цель, Петров не сомневался. Быть игрушкой в чужой игре ему не нравилось. Но, вроде бы, никто не спрашивал его согласия. Доставили. И все. Без объяснений. А если есть чужая игра, значит, есть чужой игрок, способный распоряжаться их судьбой. Для простоты стоило назвать его Хозяином, поскольку именно он устанавливает правила игры. Ясно одно: до поры до времени этот пресловутый Хозяин желает действовать скрытно. Следовательно, Маргарита на роль Хозяина не подходит - о ее существовании прибывшим с Земли известно. С другой стороны, нельзя исключать, что она знает, кто в Деревне начальник. Надо будет обязательно с ней поговорить.
      Петров вдруг понял, что думает о Маргарите чаще, чем о строении Мироздания. Он вспомнил, как Карпов что-то такое говорил о том, как они, якобы, перемигиваются. Чушь какая-то. Межзвездная любовь. Но вынужден был признаться, что хотел бы увидеть ее и поговорить о чем-то отвлеченном, не связанном с устройством Мироздания. Чем-то его зацепила эта Маргарита. Если бы она была человеческой женщиной, пожалуй, он мог бы увлечься.
      
      Первый текст Сомова в Деревне
      
      Сомову было не по себе. Ему пришло в голову, что все, что он успел написать за свою непростую жизнь, теперь никому не нужно. Основы его существования вновь резко изменились. Прошлое словно бы перестало существовать. И он больше не знает, о чем писать. Ясно было, что весь его богатый жизненный опыт больше не пригодится, а новый еще предстоит обрести. К таким поворотам судьбы он давно привык, что-то подобное с ним происходило множество раз. Но на этот раз очередной кризис застал его врасплох. Наверное, стал старым. Ему нравилось быть писателем. И отказываться от этого занятия он не собирался. Понятно, что его тексты (и новые, и старые) здесь никому не нужны, но это не значит, что он не должен писать. У него нет больше читателей. Подумаешь! Здесь, в Деревни, нельзя продавать книги, следовательно, их будут читать люди, которым этого действительно захочется.
      Самому Сомову страстно хотелось заняться, наконец, новым текстом. Понятно, что он будет писать о себе - как о единственном доступном в этом удивительном месте объекте изучения. Но он не знал, как этим можно заниматься здесь - в Деревне мертвых космонавтов. Для начала, ему нужен был компьютер или, хотя бы, листок бумаги и карандаш.
      Сомов психанул и стал выкрикивать свои требования. А в конце потребовал, чтобы его желание было исполнено незамедлительно. Впрочем, оказалось, что ему достаточно было просто вежливо попросить. И перед ним тотчас появилась толстая тетрадь в красивой кожаной обложке и пачка шариковых ручек "паркер", работать с которыми привык на Земле.
      Он открыл первую страницу, задумался на минуту и написал:
      "Однажды ужасным майским вечером какие-то забывшие представиться инопланетяне сообщили обалдевшим землянам, что ровно через пятьдесят лет на Земле наступит Конец Света. Всю неделю перед этим печальным событием, не переставая, лил унылый и почему-то холодный дождь, сопровождаемый ленивым громом и молниями. Конечно, это не добавило людям оптимизма и уверенности в собственных силах, так что весть о неизбежном Конце Света они восприняли с пониманием и покорностью".
      Сомов перечитал текст и остался доволен. Что-то подобное он уже писал когда-то давно и не один раз. Но все, что было там, на Земле, отныне не играло роли. Приходилось учиться жить заново. И здесь, в заточении, это звучало совсем по-другому. Зловеще, но как-то отвлеченно.
      Он не был уверен, можно ли считать его нынешнее состояние жизнью? Нельзя было исключать, что он умер и попал в ад или рай. Или в какое-то другое придуманное пространство. А это значит, что его можно считать живым только условно. Но, как правильно говорили земные философы: "я мыслю, значит, существую". Только теперь он понял глубину и оптимизм этого высказывания. К тому же, он смог написать шестьдесят три слова нового текста, что делало гипотезу о том, что он жив, более чем достоверной.
      Сомов был еще ребенком, когда объявили о Конце Света - всего десять лет - но это событие резко поменяло его жизнь. Он потерял родителей, точнее, они оставили его. Отец был известным конструктором, которому поручили возглавить секретный проект по созданию звездолетов поколений. По замыслу, на таких космических поселениях должны были спастись лучшие представители землян. Их далекие потомки смогли бы основать на подходящей планете новую человеческую цивилизацию.
      Конечно, это был шаг отчаяния. Бесперспективная агония, как определил этот способ спасения Петров. Но и Петрову было в то время десять лет, и у него, конечно, совета не спросили. Знакомство с этим Петровым стало самым потрясающим везением в беспорядочной жизни, которую вел Сомов, после прощания с родителями. От курсанта космического интерната до писателя-фантаста.
      Собственно, этот Петров и группа людей, которых тот объединил, смогли спасти человечество и предотвратить Конец Света. Он договорился с инопланетянами. Они оставили Землю и людей в покое. Но троих забрали с собой в удивительное место, которое назвали Деревней мертвых космонавтов. Петрова, Главного Советника Института спасения Карпова и Сомова. Сказали, что они необычайно умные люди, а потому способны принести большую выгоду их инопланетной цивилизации. Сомов был крайне польщен, до сих пор его никто никогда не называл умным. Только этим можно объяснить, что он не сопротивлялся и позволил себя забрать в плен без драки и лишней ругани. В принципе, фантастических историй, в которых инопланетяне брали в заложники землян, очень много. Некоторых силой, некоторых, как на этот раз, уговорами. По мнению фантастов, земляне обладали каким-то особым умом, который делал их ценным приобретением. Где расположена Деревня мертвых космонавтов - не знал даже Петров. Понятно только, что не на Земле.
      Если это была тюрьма, то очень комфортабельная, для VIP персон. Любые капризы их исполнялись (в рамках разумного, естественно). Вообще, в Деревне невидимые тюремщики поощряли любые разумные действия своих пленников. Ожидали, наверное, что совсем скоро земные умники начнут отрабатывать свое спасение. Это не означало, что им запрещалось совершать неразумные или бессмысленные с точки зрения выгоды поступки. Самое удивительное было то, что землянам никто ничего не запрещал, и никто не предлагал решить какую-нибудь заумную задачу, которая была слишком трудной для инопланетян. Сомову было немного обидно, что существам, которые переместили землян в это странное место, было наплевать на то, чем они занимаются. Их кормили, обслуживали, лечили с помощью своей заумной медицины и ничего не требовали взамен.
      Сначала в этом была своя прелесть. Но довольно быстро Сомову стало банально скучно. Хорошо Петрову и Карпову, они могли в любое время и в любом месте думать о своих научных теориях. Но ему - писателю-фантасту нужны были издатели и читатели. Ему нужно было, чтобы его текстами восхищались. Или хотя бы читали его книги. Иногда отрицательные отзывы лучше похвалы. Но где их взять здесь, читателей? Нужно было привыкнуть к новой жизни и потакать любым желаниям, которые могут возникнуть.
      Сомов успокаивал себя тем, что любой писатель - законченный эгоист и должен внимательно относиться к своим желаниям. Это правильно, такова жизнь.
      Он еще раз перечитал свои первые шестьдесят три слова, написанные в Деревне, тяжело вздохнул и закрыл тетрадь.
      Сомову было понятно, что пока Петров не объяснит, для чего создан этот странный мир, он больше не напишет ни строчки. Понятно, что следующий шаг должен сделать именно Петров. Придется подождать и попробовать заставить его работать.
      
      Петров призывает Сомова поработать
      
      Как правило, Петрова трудно было чем-то удивить. Но он не мог понять, почему обитатели Деревни так мало общаются друг с другом. Даже не здороваются. Петров с удивлением отметил, что и он стал реже встречаться с Карповым и Сомовым. Желание общаться ослабело. И те, в свою очередь, кажется, заразились стремлением к одиночеству. Даже Карпов перестал приходить в гости со своими шахматами. Это пугало, потому что было неправильно. Поэтому, когда к нему без предупреждения в гости зашел Сомов, он обрадовался.
      У Сомова накопились вопросы. У каждого человека бывают сложные моменты, когда он не может дальше нормально жить, если не поймет, что происходит вокруг него. Петрову было приятно, что за ответами Сомов пришел к нему. Это значит, его старый авторитет еще работает. Сможет ли он помочь сейчас - другой вопрос. Ему самому было интересно. И ответа он не знал.
      - Ну и что все это значит? - спросил Сомов. - Где мы? Вы можете мне об этом рассказать? Так, чтобы я понял. Вы, наверняка, уже во всем разобрались. Такие задачки должны вас интересовать.
      - Нет. Догадываюсь, так, наверное, правильнее. Пока мало информации.
      - Мы на Земле?
      - Скорее всего, нет.
      - Инопланетяне утащили нас на свою планету? - удивился Сомов.
      - Нет.
      - Становится все интереснее и интереснее, - Сомов начал нервничать. - Он любил, когда на его вопросы отвечают прямо. А выкрутасы и скрытые намеки его раздражали. Но Петров, наверное, по-другому не умел. Но сейчас Сомов нуждался в ясности. Ему нужен был простой и убедительный ответ.
      - Куда же нас поместили?
      - В псевдопространство, название которому я пока еще не придумал, - усмехнулся Петров.
      - Чем вас не устраивает местное название - Деревня мертвых космонавтов?
      - Возникает слишком много неприятных ассоциаций. Это мешает адекватно оценивать наше положение. Разве вы считаете себя космонавтом или мертвым?
      - Первое впечатление обычно верное, - мрачно сказал Сомов.
      - Это какое же? - удивился Петров.
      - Мы - космонавты, потому что покинули Землю. И мы мертвые, потому что с нашей прошлой жизнью покончено. На Земле мы считаемся погибшими.
      - С той же степенью вероятностью можно утверждать, что первое впечатление обычно неверно, - пошутил Петров. - Мы живы и здоровы.
      - Все зависит от системы отсчета.
      - Ограничимся нашей, актуальной.
      - Мы видим только то, что видим. Но часто нам не хватает слов и знаний, чтобы разумно описать наши ощущения. Это приводит к трагическим последствиям.
      - Позвольте, - искренне удивился Петров, - кто у нас писатель? От кого я должен требовать точного описания?
      Сомов тяжело вздохнул. Упрек был заслужен, но не справедлив, как ему показалось. Но возразить не сумел. Это был тот редкий случай, когда он не смог отыскать нужные слова.
      -Хотелось бы услышать вашу версию, - сказал он уныло. - Наверняка там будут использованы научные термины, о которых я никогда раньше не слышал. Но без ваших заумностей составить адекватное описание нашему будущему существованию не удастся. Только поняв их смысл, естественно, после вашего разъяснения, я смогу составить хотя бы приблизительное представление о месте, в которое мы угодили.
      - Вы ошибаетесь, - сказал Петров. - Чем проще слова вы используете, тем легче будет оценить наше положение. Ваше подсознание постарается восстановить разрушенные логические связи. А это как раз то, что нам нужно, чтобы составить план дальнейших действий.
      Сомов не согласился.
      - Нам объявили, что мы никогда не сможем покинуть Деревню. Побег исключен. Вывод можно сделать один: мы в тюрьме строгого режима.
      - Ошибка номер четыре. Ошибочная интерпретация. Вы, как писатель-фантаст, могли бы в своем описании использовать более оригинальный образ.
      - Например?
      - Скажем, нас насильно поместили в развитое коммунистическое общество.
      - Принудительный коммунизм?
      - Лично вас за последний месяц к чему-то принуждали? - удивился Петров. - Пока все по теории: каждому по потребностям, а способности ваши так незначительны, что ими пренебрегли.
      - Разве невозможность когда-либо покинуть Деревню не репрессия? - удивился Сомов.
      - Совсем недавно вы не могли покинуть Землю. Вас принуждали? Или насильно удерживали? Вы считали себя несчастным из-за того, что вы привязаны к своей планете? Для вас это ограничение было болезненным?
      - Это другое.
      - Вам так кажется. Но только потому, что вы считаете, что вас лишили права выбора. Вы знаете, что жили раньше на Земле. И думаете, что способны вернуться обратно, но вам запрещают злые существа, а не физические законы. Люди обычно не умеют обижаться на физические законы, проще ненавидеть злых существ. Фантасты любят такие сюжеты.
      - Я такие книги не пишу. Но сейчас, когда непонятно, что мне делать, это может быть выходом.
      - Странно слышать это от писателя-фантаста, - удивился Петров. - Я думал, что у вас с воображением нет проблем. О чем вам переживать? Сидите и пишите книги, как привыкли это делать. Хотя бы такие - про злых существ. Напрягите свою фантазию.
      - Для кого?
      - Сначала попробуйте написать что-то для себя. Наверняка, это поможет понять, куда мы попали, быстрее, чем это удастся мне. Как только заработает ваше профессиональное воображение, разум моментально заполнит непонятные места правдоподобными догадками и предположениями, которые сложатся в общую картину. Обычно первого шага достаточно.
      - А потом придете вы, Петров, и воспользуетесь результатами моей работы.
      - Обязательно, - подтвердил Петров. - Это моя работа. Я обрабатываю поступающую информацию. И делаю это для общей пользы.
      - Писать для вас одного скучно. Вы и без меня знаете о нашей судьбе больше любого из нас. Нужны читатели, которые способны, если не восхититься моими смелыми домыслами, то хотя бы оценить их оригинальность.
      - Я думаю, в Деревне очень много похожих на вас растерянных писателей. Попытайтесь отыскать их.
      - Как? Они же ни с кем не разговаривают?
      - Поговорите с ними сами.
      - Как я могу их заинтересовать?
      - А вы попробуйте их о чем-нибудь спросить. Даже самые неразговорчивые люди обычно любят отвечать на вопросы.
      - О чем спросить?
      - Например, не хотят ли они прочитать ваши новые книги?
      - Звучит глупо.
      - Послушайте, Сомов, вы у нас писатель. Придумайте вопрос лучше. Но помните, если вы заставите обитателей Деревни читать ваши книги, это будет замечательно. Докажите, что мы чего-то стоим.
      - У меня не получится.
      - Не говорите глупости. Сначала напишите, а потом посмотрим, хорошо у вас получилось или нет. Лично я думаю, что вы справитесь.
      Сомов погрустнел. Но воспринял слова Петрова как приказ.
      
      Эксперимент
      
      Идея Петрова Сомову понравилась. Предположение о том, что у Деревни обязательно должен быть Хозяин, показалось ему разумным. А значит, если его отыскать, то появится надежда, что удастся с ним договориться. Сделать это будет непросто, но без этого вернуться на Землю не удастся. Для начала от Сомова требовалось составить его словесный портрет. Он и сам понимал, что сделать это все равно придется.
      - Понимаю, что информации мало, но попытайтесь придумать, как может выглядеть Хозяин. Нужен сюжет, в котором это существо выглядело бы органично, - сказал Петров.
      - Но как отыскать причинно-следственные связи в мире, где их заведомо нет? - удивился Сомов.
      - Уж будьте добры, постарайтесь. В конце концов, это ваша работа. У меня в Деревне только один знакомый фантаст - вы.
      Пришлось согласиться. Задача показалась Сомову трудной, но интересной. И начинать следовало со сбора информации. Хорошо было бы поговорить с местными обитателями. Это трудно, но наверняка может быть полезным. Но эти люди молчаливы и не заинтересованы в общении. Однако, такие мелочи не должны останавливать настоящего фантаста.
      Вот и наступил момент, когда ему потребовалось проявить такие важные для писателя качества как настойчивость и здоровая наглость. Если по-простому, о событиях он должен был позаботиться сам. Нужна была провокация. Сомову хотелось узнать реакцию Хозяина на бессмысленный или безобразный поступок.
      Он вышел на улицу и, заметив вдалеке мирно гуляющего обитателя Деревни, быстро направился к нему.
      - Привет, - сказал он.
      Прохожий не ответил, но остановился.
      - Закурить есть?
      Вопрос необходимо было задать неожиданный и резкий, осмысление которого должно было нарушить покой. Попросить сигарету - это было то, что нужно.
      Несчастный абориген растерялся.
      - Я не курю, - произнес он робко.
      - Нехорошо, - сказал Сомов. - Почему вы не курите?
      - Не хочу.
      - Вы не любите курящих?
      - Наверное. У нас в Деревне нет курящих.
      - А я?
      - Вы первый. Нелюбви я к вам не испытываю. Скорее, равнодушие.
      - То есть говорить со мной вы не желаете?
      - Нет. Не желаю.
      - Нехорошо.
      Обитатель сочувственно пожал плечами и продолжил свой путь. Сомов остановил его, схватив за руку.
      - Не все так просто, - сказал он. - Вы заплатите за ваше равнодушие.
      Наверное, он достиг своей цели, потому что абориген впервые проявил какое-то подобие любопытства.
      - И что вы со мной собираетесь сделать?
      - Хочу вас поколотить.
      - Какая странная идея!
      - А вот сейчас и посмотрим.
      - Дадите мне прикурить? - засмеялся обитатель. - Правда, хорошая шутка?
      - В каком-то смысле.
      Сомов сжал кулак и, прицелившись, ударил в скулу. Точнее, хотел ударить. К сожалению, его рука уткнулась во что-то мягкое в нескольких сантиметрах от лица прохожего.
      - Силовое поле? - спросил Сомов.
      - Не совсем. Но что-то в этом роде, - ответил прохожий доброжелательно.
      - А если вы ударите меня, защита сработает?
      - Давайте проверим, - сказал прохожий.
      Уговаривать его не пришлось. Ему явно понравилась возможность провести эксперимент и действовать начал моментально. И его кулак был остановлен в опасной близости от носа Сомова. Хозяин Деревни явно не любил бытового насилия. Об этом обязательно следовало рассказать Петрову.
      - Спасибо, - почему-то сказал Сомов. Ему понравилось, что правила Деревни распространяются и на него.
      Говорить с прохожим ему расхотелось. Хулиганский поступок не получился. Страх в Деревне не работал. Нужно было придумать другой способ заинтересовать подходящего обитателя. Сомов вразвалочку пошел домой. Но прохожий неожиданно издал сдавленный звук, то ли неудачно рассмеялся, то ли испугался чего-то.
      - Что-то случилось?
      - Вы думаете, что можете размахивать кулаками и при этом не понести наказание?
      Сомов был заинтересован. Неужели ему все-таки удалось добраться до Хозяина? Неужели его будут ругать и просить вести себя разумно и культурно?
      - Меня будут судить?
      - Да.
      - Кто?
      - Я и сам справлюсь. Не слишком сложное дело с юридической точки зрения.
      - Ну и?
      - Признаю вас виновным в неспровоцированном нападении на случайного прохожего. Вы согласны с такой формулировкой?
      - Пожалуй. Какое же наказание меня ждет?
      - Ничего страшного. Вы должны будете покинуть нашу Деревню. Сейчас отправлю протокол в базу данных и скажу вам: "Прощайте"! И мы больше не увидимся. Таким как вы не место в нашем поселении.
      Прохожий на миг застыл. Передавал информацию в базу данных? Прошло не менее минуты. Ничего не произошло, он был потрясен.
      - Не получилось! - сказал он глухо.
      - А что должно было случиться? - спросил Сомов заинтересовано.
      - Вы должны были немедленно исчезнуть. Проще говоря, переместиться в соседнюю деревню, где собраны люди с неправильным поведением. Вы вели себя крайне недостойно и должны были понести наказание. Но ничего не получилось. Странно. Попробую еще раз.
      Но и на этот раз Сомов остался невредимым.
      - Не получается. Никогда не сталкивался ни с чем подобным, - расстроился обитатель.
      - Вы давно в Деревне?
      - Давно.
      - Замечательно, - сказал Сомов. - Признавайтесь, кому вы пожаловались на меня? Хозяину?
      - Какому хозяину? - не понял обитатель.
      - Не знаю. Думал, вы мне расскажете. Мне показалось, что вы знаете.
      - Какая ерунда! Ваше онтологическое объяснение феномена Деревни неверно!
      Он еще раз попробовал отправить Сомова подальше, но у него опять не получилось.
      - Ничего не понимаю.
      Сомов решил показать, что он научился у Петрова играть с причинами и следствиями.
      - Возможны три правдоподобных объяснения, - сказал он поучительно. - Во-первых, нельзя исключать, что я не совершил ничего предосудительного. Во-вторых, меня все-таки переместили в пространстве и времени, но я захватил вас собой. Проверьте, находимся ли мы до сих пор в Деревне мертвых космонавтов? И наконец, скорее всего, мой статус в Деревне выше вашего. Проще говоря, Деревня больше заинтересована в моем присутствии, чем в вашем.
      - Не верю.
      - Не буду настаивать, но тогда получается, что я не совершил ничего предосудительного.
      
      Карпов рад, что у Петрова опять заработала голова
      
      В одном Карпов был прав: Петров и сам понимал, что пора было выходить из интеллектуального ступора и начинать работать. Для начала было бы неплохо обнаружить очевидные отличия реальности Деревни от привычной земной. В первую очередь, те из них, для объяснения которых стандартные теории не годятся.
      Вот, например, Петров не смог обнаружить источник света в своей комнате. То есть, когда наступало время работы, становилось светло, а когда ему хотелось спать - моментально темнело. Это его раздражало. Когда он не понимал, как работает какой-то механизм, он начинал злиться. Более того, он терял аппетит. Было понятно, что управление связано с исполнением его потребностей. А чего еще ожидать в Деревне мертвых космонавтов? Но Петрову хотелось разобраться с физикой явления. Конечно, это было наивное желание. Можно привести десятки доводов, доказывающих, что это невозможно. И вообще, о какой физике можно говорить в этом странном месте?
      И все бы ничего, если бы проблемы с привычной физикой в Деревне мертвых космонавтов касались только самоуправляемого освещения. Но постоянно происходили и другие непонятные феномены: появлялись и исчезали различные предметы, успешно работала локальная система телепортации - он без проблем перемещался в любое нужное ему место Деревни, несколько раз Петров ловил себя на том, что вынужден переживать заново один и тот же день. Надо отметить, что время в Деревне вело себя безобразно. Наверное, как и свет, оно подчинялось тайным желаниям человека.
      Первое, что пришло в голову Петрову: надо бросить любые попытки объяснить эти феномены, явно неподвластные пониманию человека. Заниматься в таких условиях физикой было бессмысленно и глупо. Но и отказываться от экспериментов, конечно, было бы огромной ошибкой. Нельзя поддаваться обстоятельствам. Нужно быть сильным. С апатией следовало бороться в первую очередь.
      И Петрову это удалось, по крайней мере, Карпов отметил, что тот, наконец, взялся за дело. И обрадовался, рассчитывая, что Петров обязательно придумает, как им вернуться на Землю. Он старался не отвлекать Петрова от раздумий посторонними разговорами, только довольно улыбался.
      Петрова это раздражало.
      Однажды он не выдержал и спросил Карпова:
      - Вы считаете, что я сошел с ума?
      - Вовсе нет, я тихо радуюсь тому, что вы, наконец, обратили внимание на странные физические загадки, с которыми мы сталкиваемся каждый день, - уточнил Карпов.
      - Вас тоже раздражает реальность Деревни? Не меня одного? Это хорошая новость.
      - Естественно, мой друг. Мы с вами находимся в замечательном месте, для которого мы сами придумываем физические законы.
      - Разве такое возможно?
      - Поверьте своим глазам и ощущениям. Вы должны согласиться с тем, что псевдореальность, в которой мы оказались, отдаленно напоминает многомерный квантовый мир. Мы здесь почти волшебники. Вот только мир Деревни не имеет ничего общего с магией, поскольку мы здесь явно чужеродные тела. Я бы сказал, что мы с вами исполняем функцию тех самых пресловутых наблюдателей из квантовой теории, которые выбирают подходящую для реализации их запросов реальность. Как только вы поверите в мою гипотезу, вам немедленно многое станет понятнее.
      - С этим можно работать. Вашу гипотезу следует проверить, а потом использовать в своих целях, - сказал Петров.
      - Не советую.
      - Почему?
      - Я уже сказал. Это чужой мир. Нам не следует привыкать к тому, что мы на Земле назвали бы чудесами. Мы должны думать о том, как бы вернуться в привычный мир. Если, конечно, собираемся остаться людьми.
      - Да, на Земле с чудесами туго. И если мы вернемся, не использовав шанс исследовать эту, как вы говорите, псевдореальность, то будем жалеть об упущенной возможности всю оставшуюся жизнь. Мысль о том, что я мог изучить неведомый мир и сам отказался от этого, сведет меня в могилу.
      - Новые знания приносят новые беды. Откажитесь от своих намерений, хотя бы до времени, когда возможные опасности станут вам известны, и вы научитесь их преодолевать, - Карпов попытался успокоить Петрова, чтобы тот не наделал глупостей.
      - Это скучно.
      - Вы поговорили с Маргаритой?
      - Нет, - признался Петров. - Не могу, пока не узнаю об устройстве Деревни больше.
      - Боитесь, что она в вас разочаруется?
      - Ерунда. Я - одинокий волк. Мне не нужно одобрение случайных зрителей. И, тем более, я не стремлюсь кого-то очаровывать.
      - Расскажите эту сказку Сомову, - рассмеялся Карпов. - Он поверит. Впрочем, вряд ли. Он фантаст. Писатели, как правило, разбираются в чувственном мире человека лучше и проницательнее других. Обмануть его пустыми отговорками не удастся.
      - Да что вы в самом деле. Не придумывайте. Можно подумать, что вы тоже стали фантастом.
      - Нам нужно вернуться, а для этого нельзя брезговать самыми экзотическими способами.
      Петров промолчал. Ему не хотелось ввязываться в пустой и бессмысленный спор. Он вспомнил, что никогда прежде не интересовался чужим мнением на свой счет и не собирался менять свои привычки.
      - Объясните Маргарите, - продолжал Карпов, - что пользы великой цивилизации инопланетян мы все равно не принесем, поскольку до сих пор остаемся людьми и не способны изменить свои представления по щелчку пальцев. Наш способ мышления слишком примитивен. Мы всего лишь безмозглые приборы для изучения квантовых феноменов. Вам она наверняка поверит. Разочаруется и пожалеет. А это самый лучший момент попросить ее вернуть нас домой. Я не верю, что инопланетные женщины лишены здравого смысла.
      Петрову почему-то не хотелось, чтобы Маргарита в нем разочаровывалась. Правда, он не верил и в то, что она им заинтересовалась. Но Карпова и Сомова надо было вернуть на Землю. Если для этого необходимо убедить Маргариту в собственной некомпетентности, он согласен. Сам он хотел бы остаться, поскольку понимал, что возможности узнать новое о законах Мироздания здесь больше, чем на Земле.
      
      Сначала нужно подготовиться и решиться
      
      Считать себя безмозглым прибором Петрову очень не хотелось. Это сравнение Карпова показалось ему излишне грубым. Тем более, было неприятно даже предположить, что тупым придурком его посчитает Маргарита. Хотя, казалось бы, какая разница. Он лучше других понимал, что это проявление неприятного психологического изъяна, который может помешать работе - чувства личной важности. Вот с чем следует бороться, если хочешь чего-нибудь добиться. Тем более, когда занимаешься познанием чужого и непонятного мира.
      Но в одном Карпов был прав. Пора было встретиться с Маргаритой и обсудить с нею их будущее хотя бы для того, чтобы вернуть друзей на Землю. Откладывать разговор было глупо. Все равно когда-нибудь придется.
      Петров вспомнил, как они вызвали инопланетян на разговор в прошлый раз. Нужно было просто громко сказать: "Инопланетяне! Нам нужно поговорить!" И этого оказалось достаточно. Они появились.
      Он сказал: "Маргарита! Нам нужно поговорить!". Потом сказал еще раз, громче. Маргарита не появилась. Пришлось тяжело вздохнуть и смириться с тем, что в Деревне все-таки не все желания исполняются. Но попробовать стоило. Не получилось, что делать - неудачный результат тоже результат.
      Следующие три дня Петров грустил. Старался не встречаться с Карповым и Сомовым. Прятался. Эти люди обязательно бы спросили с ехидцей: "Уже встретились со своей Маргаритой? Что она сказала"? Бр-р-р...
      Он уже выбрал в дальнем парке заповедное место, где его точно никто искать не будет, и сидел там часами, когда ему хотелось побыть одному. Там хорошо думалось. Вроде бы в Деревне в любом месте был свежий воздух, но на этой полянке Петрову дышалось особенно хорошо.
      А там, где хорошо дышится, хорошо работается. Надо было составить примерный план дальнейших действий. Если хозяева Деревни считают, что люди должны сами придумывать себе занятие - пусть будет так. Прежде всего, надо было понять, в каком пространстве расположена Деревня. Отсутствие периодической смены дня и ночи говорило о том, что Деревня не расположена на какой-то экзопланете. Неплохо было бы сообразить, как она вообще может существовать. Это должна быть необычная физика. Представить мир, не подчиняющийся никаким физическим законам, он не мог. Должны быть какие-то законы, должны. А еще, спрашивается, почему люди, способные использовать нуль-транспортировку в пределах Деревни, не могут ее покинуть?
      И все это узнать ему придется самостоятельно, без Маргариты, поскольку она не откликнулась на его призыв. Это было неприятно. Она могла рассказать о Деревне много интересного. Но ему хотелось говорить с Маргаритой не только потому, что она была важнейшим источником информации. Что-то еще притягивало его к этой красивой инопланетянке.
      Петров вздрогнул, когда увидел, что по тропинке к нему приближается Маргарита в удобном серебристом комбинезоне, именно такие, наверное, и положено носить инопланетянкам в повседневной жизни.
      - Я не знаю вашего имени, - сказала она вместо приветствия.
      - Петров. Этого достаточно.
      - Но это фамилия. Звучит не слишком вежливо.
      - Я привык. Мне нравится.
      - Запомню на будущее.
      - У нас есть будущее?
      - Надеюсь, - сказала Маргарита равнодушно. - Этого добра в Деревне хоть завались.
      - Это звучит обнадеживающе. Надеюсь, это прозвучит не слишком грубо, если я скажу, что вдвоем мы сможем далеко продвинуться в понимании Мироздания. Если соединим наши знания.
      - Надеюсь, вы собираетесь говорить со мной не только о науке?
      - Да. Не только.
      Маргарита улыбнулась.
      - Простите, я не смогла сразу откликнуться на ваш вызов. Была занята. Вы, наверное, подумали, что я не хочу вас видеть?
      - Я расстроился.
      - Работу надо было сделать. Нельзя было прервать эксперимент. О чем вы хотели со мной поговорить? - сказала Маргарита.
      - Разденьтесь. Пожалуйста.
      - Что? С какой стати?
      - Хочу посмотреть, как выглядят инопланетянки в натуральном виде. И чем отличаются от землянок. Чисто научный интерес.
      - Размечтался.
      - Я жду.
      - Нет.
      Они замолчали. Старались не смотреть друг на друга. Разговор не получился.
      - Расскажите о своей работе, - попросил Петров.
      - Занималась поиском признаков жизни на одной из потенциально пригодных для жизни землеподобных экзопланет. Называется Кеплер-1649 с.
      - Удалось?
      - Нет. Была надежда, что удастся обнаружить что-то интересное в местном болоте. Но без успеха. Пока. Буду продолжать поиски.
      - В болоте? На Кеплере-1649 с есть болото?
      - Это не совсем точное слово. Правильнее сказать, что это размокшая глина, покрытая тонким слоем воды, вульгарная грязь. Мне кажется, что лучшего места для поиска жизни не найти. Если туда попали органические вещества со случайного метеорита, можно ожидать возникновения чего-то интересного.
      - Сколько планет с чужой жизнью вы обнаружили?
      - Пока ни одной.
      - Другие обитатели Деревни занимаются подобными поисками? Как дела у них?
      - Есть несколько энтузиастов, но они не делятся со мной результатами своей работы.
      - Если я правильно понял, вы занимаетесь поисками чужой жизни в одиночестве?
      - А что такого? Я ни в чем не нуждаюсь.
      Петров тяжело вздохнул.
      - Одной быть плохо. Это не по-человечески. Как я и предполагал, вы Маргарита, не инопланетянка. Наша земная красивая женщина. И только что признались, что никакой другой инопланетной жизни не существует.
      - Ее пока не удалось обнаружить. Но из этого не следует, что ее нет.
      - Но, если нет примитивной жизни, нет и разумных инопланетян. Я правильно понял?
      Маргарита кивнула.
      - А зачем понадобился весь этот спектакль с предполагаемым Концом Света?
      - Организовать совместные проекты в Деревне пока не удается. Люди не хотят общаться. Местные считают, что познание должно быть результатом индивидуальных усилий отдельных творческих личностей, тем более, что все их меркантильные желания сбываются. Хотят быть авторами, а не какими-то сомнительными соавторами. Но это, конечно, заблуждение. Прорывы в познании возможны только при здоровой конкуренции. Проще говоря, чтобы появились новые и неожиданные идеи, необходимы люди, выдвигающие спорные, абсурдные или безумные идеи, которые расширяют поле для размышлений. А истина, как известно, рождается в спорах. Кто-то должен указывать на ошибки и заблуждения умников, заставлять их думать и подтверждать теории неопровержимыми фактами. Творческое одиночество приводит к оскудению интеллектуальных возможностей. И накоплению глупых ошибок.
      - Я люблю указывать на ошибки. Даже составил классификацию. Это помогает в работе.
      - Знаю, - сказала Маргарита.
      - Ну и?
      - Кое-кто сообразил, что для того, чтобы Деревня функционировала нормально, необходим постоянный прилив людей со свежими и оригинальными идеями.
      - И они придумали Конец Света, чтобы отыскать среди землян оригинальные умы, которые попытаются выбраться из безнадежного положения? И все это только для того, чтобы потом можно было притащить их в вашу Деревню?
      - Примерно.
      - И это оказались я, Карпов и Сомов?
      - Да.
      - Но мы не сможем вам помочь, потому что будем держаться вместе. Образуем, так сказать, маленький, но крепкий коллектив. Сомневаюсь, что мы способны привлечь к своим занятиям ваших обитателей. Наоборот, не подпустим посторонних на пушечный выстрел.
      - Вы ошибаетесь. Вы слишком разные люди. Сейчас, когда нет больше общей задачи спасения человечества, каждый из вас пойдет своим путем.
      - Мы сможем вернуться на нашу Землю?
      - Нет. Вас, как и всех остальных обитателей Деревни, забрали из ваших миров не потому, что вы оказались самыми умными. Проблема в том, что вы научились нарушать причинно-следственные связи. А такая практика приведет к Концу Света быстрее, чем самые изощренные злоумышленники. Помните, я уже говорила, что вы, Петров, - и есть самый очевидный источник возможного Конца Света. Дай вам волю, и вы разрушите не только пространство-время, но не поздоровится и пространству и времени. По отдельности.
      - Правильно ли я понял, что мое появление на Земле приведет к гибели человечества?
      - Почти наверняка.
      - Значит, мы обречены. И останемся здесь до конца жизни?
      - Верно. Вам придется научиться жить в Деревне в одиночестве, - твердо сказала Маргарита. - Ваши друзья очень быстро забудут о вас.
      - А лично вы научились?
      - Пока еще нет.
      - Теперь можете и не стараться.
      - Почему?
      - Потому что вы больше не одна. Теперь у вас есть я. Петров. Разве вы не заметили, что мы с вами довольно успешно разговариваем? Предположу, что и вам, и мне это нравится.
      - Есть вы? В каком смысле?
      - В прямом. Я вас больше не оставлю одну.
      - А если я не соглашусь?
      - Это уже ничего не изменит. Вы все равно будете знать, что в вашей жизни появился Петров. Попытаетесь забыть или больше не встречаться, но сомневаюсь, что у вас получится.
      - Я буду поминать о вас постоянно, даже в самый неподходящий момент?
      - И в самый подходящий тоже.
      - Но, простите, и у вас теперь буду я, - сказала Маргарита, приятно улыбнувшись. - А вы сможете забыть о моем существовании? Думаете, у вас это получится легче, чем у меня?
      - Нет, конечно. Но со мной проще. Появился повод считать, что мне повезло, почему я должен сожалеть об этом? - Петров сразу поверил, что так оно и есть.
      Он редко говорил что-то, не обдумав свои слова, на этот раз он потерял над собой контроль, все получилось само собой. Словно ему кто-то нашептывал эти слова, а он только соглашался и повторял. Он почувствовал, что наступил момент, когда следует говорить правду.
      Они замолчали. Маргарита застыла, словно боялась пошевелиться. Только иногда кротко смотрела на Петрова. А тот не мог понять, смотрит ли она с интересом, безразличием или подозрительно. Ему стало страшно, неужели он сказал что-то грубое, обидное, что посягало на ее привычный образ жизни? Маргарита могла не простить ему откровенной наглости. Петров не умел разговаривать с женщинами, они для него оставались вечной загадкой, большей, чем Мироздание. Предсказать их реакцию на самые нейтральные слова было невозможно. Он бы не удивился, если бы Маргарита молча развернулась и ушла в какую-нибудь параллельную реальность, чтобы больше никогда его не видеть. Ему стало жалко себя. Влюбился, что ли? Пока он знал, что хотел бы видеть ее постоянно. Ее присутствие добавило его жизни удивительный смысл, о недостатке которого он никогда прежде не задумывался. И вот - пожалуйста.
      - Я, наверное, наговорил много лишнего, - сказал Петров, которого долгое молчание стало раздражать. - Но я могу повторить все слово в слово и ни разу не собьюсь. Потому что ничего не придумываю, я не собираюсь вас терять. Не могу понять, как я буду жить в этой вашей дурацкой Деревне мертвых космонавтов и не видеться с вами.
      Маргарита кивнула. Согласилась?
      - Наше расставание отвратительно скажется на фундаментальной работе по изучению Мироздания, - добавил он. - Это станет большой потерей для науки. Иногда надо думать не только о себе, но и о познании.
      - Простите меня, - сказала Маргарита. - Я немного растерялась. Я хочу быть с вами. Но не знаю, как об этом сказать. Я часто вспоминала о вас, но боялась, что не нужна вам. Приносящая беды инопланетянка. Вы должны меня ненавидеть.
      Петров обнял ее, поцеловал в теплые губы. Дождался ответного поцелуя.
      - Не сомневаюсь, что вместе мы быстрее раскроем тайны Деревни мертвых космонавтов, - сказал он.
      Маргарита улыбнулась.
      - Ты такой милый! Никогда не забываешь о работе, - сказала она. - Трудоголик.
      - Ты должна с этим смириться.
      - Только если будешь справляться со своей работой. С моей помощью, естественно. Помни. Женщины любят победителей.
      - Будешь мне помогать? Я не ослышался?
      - Мы еще посмотрим, кто кому будет помогать, - сказала Маргарита сердито. - Будет забавно, если мы разгадаем загадку Деревни мертвых космонавтов одновременно.
      - Я не собираюсь с тобой соревноваться.
      - Это было бы большой глупостью, правда?
      Петров впервые за долгие годы понял, что счастлив. До сих пор он не верил, что такой феномен как счастье вообще существует.
      - Пока понятно только то, что мы не сможем вернуться на Землю, - сказал он.
      - Да, - подтвердила Маргарита. - К сожалению, мы не сможем вернуться. Это привело бы к нарушению причинности и Концу Света.
      - Если только не придумаем, как обойти этот запрет.
      - Попытайся.
      - Я могу рассказать обо всем, что мы выяснили сегодня Карпову и Сомову?
      - О том, что ты влюбился в меня?
      - И о том, что ты влюбилась в меня.
      - Надеюсь, они не будут ругаться.
      - Ерунда. По-моему, они о нас и сами догадались. Эти двое хорошо разбираются в психологии людей, которые им интересны. Мастера своего дела. Сомов - вообще писатель, а Карпов опытный интриган.
      Маргарита поцеловала Петрова. Он ответил. Им понравилось.
      - Мы будем жить вместе?
      - Да, - сказал Петров решительно. - Иначе как я смогу защищать тебя и помогать при необходимости?
      - Тебя тоже не следует оставлять без внимания.
      - Но ты и так давно и успешно помогаешь мне, - напомнил Петров.
      - Да. Но раньше ты об этом не догадывался.
      - Догадывался.
      - Но не говорил об этом.
      - Должен сознаться. Я - коварный человек, - с гордостью сказал Петров. - Я обычно всех и всегда предупреждаю об этом, но мне никто не верит. Однако это так.
      
      Переговоры
      
      Петров пригласил Карпова и Сомова на переговоры. Он должен был рассказать своим друзьям о новых фактах, которые ему удалось добыть, и сообщить о том, что его собственное положение в Деревне изменилось.
      Карпов был доволен.
      - Ваш мозг заработал. Это прекрасно, - сказал он. - Я всегда верил в ваш интеллектуальный потенциал. Мне было бы страшно жить в этой замечательной Деревне, сознавая, что вы больше не способны работать. А так. Я спокоен. Мы выберемся отсюда. Рано или поздно вы что-нибудь придумаете.
      - Мне, конечно, лестно, что вы так высоко цените мои способности. Но, к сожалению, не все так просто. Есть один фактор, который запрещает нам возвращаться на Землю. Наши новые умения нарушают причинно-следственные связи. А без их выполнения наша Вселенная обречена. Собственно, когда нас пугали неминуемым Концом Света, речь шла именно об этом.
      - Вы сказали причинно-следственные связи, но забыли добавить важное уточнение: привычные, - сказал Карпов. - Новые умения: нуль-т и другие способы перемещения по Мирозданию как совокупности параллельных миров, могут быть не критичными. Представьте, что существуют причинности более высокого ранга. Мы пока не знаем, как устроено Мироздание. Не правда ли, что уже одно то, что мы оказались в Деревне мертвых космонавтов, доказывает, что существуют законы причинности более высокого ранга. А в противном случае Мироздание не смогло бы образоваться.
      - Наверное, вы правы, - сказал Петров. - Но было бы неплохо проверить это на практике.
      - Вот и займитесь этим, Петров, у вас обязательно получится. Мне почему-то кажется, что ваши занятия не угробят Мироздание окончательно. А мы с Сомовым вам поможем.
      Сомов тяжело вздохнул.
      - Как я могу вам помочь? Я даже не понимаю, о чем вы говорите.
      - Ерунда. Ваша помощь будет очень важна. Кстати, без вас мы бы здесь сейчас не сидели.
      - Спросите лучше у вашей инопланетянки. Наверняка она знает больше, чем говорит.
      - Она не инопланетянка.
      - Почему вы так решили? Она рассказала?
      - Да.
      - И вы поверили?
      - Да. Мы теперь вместе.
      - Вот как! - удивился Сомов.
      - Будете жить вместе? - переспросил Карпов.
      - Да.
      - У нее?
      - Новую квартирку придумали. Здесь это просто.
      - Мы больше не увидимся?
      - Наоборот, - ответил Петров. - Без вас мне с физикой Деревни мертвых космонавтов не разобраться.
      - Может быть, мы уже умерли? - спросил Сомов. - Хорошо бы понять, в аду мы или в раю?
      - Ерунда, - ответил Петров. - Постарайтесь забыть о мифах и сказаниях. Вы правы, Маргарита знает о Деревне больше, чем мы. Она поможет нам. Но пока она не верит, что можно вернуться на Землю. Законы природы не позволяют.
      - То есть, мы здесь навсегда? - спросил Сомов. - Не хотелось бы терять надежду.
      - Не волнуйтесь, Петров обязательно что-нибудь придумает, - сказал Карпов уверенно. - Вернет нас в привычную реальность. Так что на вашем месте, Сомов, я бы активнее собирал материал для своих книжек, пока есть такая возможность.
      - А вы чем займетесь?
      - Хочу на родной кафедре читать лекции по квантовой механике, астрономии и теоретической физике. Сейчас у меня появилось идеальное время для подготовки. Напишу пару учебников, благо, что недостатка в информации я не испытываю. А пока буду честно отвечать на вопросы Петрова. Не сомневайтесь, он заставит нас работать, пока не получит правильные ответы.
      - Но как я узнаю, что они правильные? - удивился Петров. - Я знаю не больше, чем вы.
      - Это вам так кажется, - сказал Сомов уверенно. От любви глупеешь, но не очень сильно
      
      Петрову не нравилось, что он заметно глупеет, когда смотрит на Маргариту. Но ничего не мог с собой поделать. Это было сильнее его.
      "Буду глупым, но счастливым, - подумал он решительно. - Не большая потеря для человечества. К тому же, где оно - человечество? И оно обо мне скоро забудет (если пока еще помнит), а пройдет достаточно времени, и я о нем забуду".
      - Твое поведение недопустимо, - однажды сказала Маргарита.
      - Не понял, - удивился Петров.
      - Ты глупеешь, когда смотришь на меня. А должен наоборот - умнеть.
      - Я постараюсь.
      - Будь добр.
      - Я рассказал Карпову и Сомову о нас. Назвал тебя своей женой. Ты, вроде бы, не возражала. Не знаю, как такие отношения регистрируются в Деревне.
      - Не занимайся ерундой. У нас такие проблемы решаются как у древних народов. Мужчина говорит: "Я тебя люблю. Ты моя жена". Женщина говорит: "Я тебя люблю. Ты мой муж". Этого достаточно.
      - Я тебя люблю. Ты моя жена.
      - Я тебя люблю. Ты мой муж.
      Петров поцеловал Маргариту.
      - Я очень рад!
      - Мне тебя не хватало. Я в тебя влюбилась сразу и навсегда.
      - Теперь буду умнеть, когда буду смотреть на тебя? - с надеждой спросил Петров.
      - Надеюсь. Не хотелось бы разочароваться.
      - Где мы будем жить?
      - Перетащим наши комнаты в новый дом. Это не трудно. Соберем, как из конструктора.
      - То есть с переездом не будет проблем.
      - Нет. Мы же в Деревне.
      - Постой. Если кто-то из местных захочет развестись? Что он должен сделать?
      - Зачем тебе это знать?
      - Из чистого любопытства.
      - Тебе это знание не пригодится.
      - Я знаю. Но если захочет развестись Сомов?
      - У древних народов это решается легко. Достаточно три раза сказать: "Развод".
      - Мы в раю, - сказал Петров.
      - Это твой выбор.
      - Не понимаю одного, почему в Деревне так мало обитателей?
      - Да, это загадка. Дело в том, что таких деревень очень много. Каким-то непонятным для меня образом вновь поступающие сортируются по интересам. Таких как мы мало. Не знаю, хорошо ли это? Получается, что у каждой группы своя деревня.
      - Вы не пытались общаться с обитателями других деревень?
      - Никогда не слышала ни о чем подобном.
      - Ничего не получалось?
      - Скорее, ни у кого не возникало такого желания. Как ты, наверное, заметил, люди из нашей деревни даже друг с другом общаются неохотно.
      - Странно.
      - Здесь собрались самодостаточные люди. У многих к тому же мания величия. Они не нуждаются в контактах с другими людьми. Разговоры мешают им сосредоточиться. Они так думают.
      - Но мы с тобой нашли друг друга, - Петров решил, что будет полезно напомнить об этом.
      - Мы - особенные.
      - По крайней мере, мы разговариваем друг с другом. Мне кажется, что это самый простой способ разгадать тайну Деревни мертвых космонавтов.
      - Ты решил меня насмешить?
      - Но я должен больше знать о женщине, которая будет по утрам поить меня кофе и кормить бутербродами.
      - А каша? Я хотела хотя бы иногда варить кашу.
      - Я попробую. Но предпочитаю бутерброд с сыром и колбасой. Но от экспериментов не отказываюсь.
      - Будешь питаться вкусно и питательно. Но начнем только на следующей неделе.
      - Почему? - удивился Петров.
      - Мне нужно вернуться на Кеплер-1649 с. Хочу кое-что проверить.
      - Будешь искать жизнь в местных болотах?
      - Очень перспективное место.
      - Я тоже хочу.
      - Чего ты хочешь?
      - Бродить с тобой по болоту на твоем Кеплере-1649 с. У меня зоркий глаз, - сказал Петров. - Жизнь от меня не ускользнет.
      - Да. Ускользнуть от тебя трудно. Но меня волнует другое - можешь ли ты тяжести таскать? Случайно не надорвешься? Вы - теоретики люди хрупкие.
      - Не сомневайся. Я в хорошей форме. Пробегаю километр быстрее трех минут. Двадцать килограммов поднимаю. Что еще надо?
      - Зарядку делаешь?
      - Обязательно.
      - Верю. Что же, собирайся. Уговорил.
      - Прямо сейчас?
      - А чего ждать? Сейчас подберу тебе скафандр, и отправимся.
      
      Кеплер-1649 с
      
      Капсула припланетилась на небольшом пригорке. Было сумрачно. Плотные облака перекрывали лучи и без того не слишком яркого солнца. Впрочем, рассматривать было нечего. Перед путешественниками расстилалась безликая, ничем не примечательная равнина. Взгляду не за что было зацепиться. Только вдалеке, на горизонте, виднелся небольшой холм. Петров был разочарован. Маргарита сказала: "Будем бродить по мелкому болоту до получения нужного результата". Что же. Он всегда любил болота. Но представлял их себе по-своему, инстинктивно сравнивая с земными. И вынужден был признать, что его ожидания не оправдались. На Кеплере-1649с болото было чужим. Собственно, это было не настоящее болото, а всего лишь множество отдельных мелких луж, в беспорядке расположенных на засыпанной песком глине.
      Петров нервно усмехнулся. Он еще не до конца сумел привыкнуть к чужой реальности в Деревне, в которой оказался так неожиданно, но, как оказалось, это было только начало приключения. Последовало фантастическое продолжение - он очутился на далекой экзопланете. Разве он мог мечтать об этом совсем недавно? Нельзя сказать, что он был потрясен увиденным. Особой красоты не обнаружил. Но сам факт того, что ему удалось совершить неподдающееся разуму путешествие, завораживало. Конечно, он понимал, что ему рано пока рассуждать о том, что в этой псевдореальности возможно, а что запрещено. Ясно было одно - ему пора забыть все-все земные представления и привычки, вряд ли они ему теперь понадобятся. Он посмотрел на Маргариту, которая со знанием дела доставала из капсулы исследовательскую аппаратуру и готовила ее к работе. Ее умелые и простые действия успокоили его.
      "Я опять неправ, - подумал он с удовлетворением. - Это у несчастных обитателей Деревни, обреченных на одиночество, нет реальности. А у меня она есть - та главная и прекрасная, где Маргарита вставляет в приборы аккумуляторы. Это и есть мой настоящий мир".
      - Так себе болото, не впечатляет, ждал чего-то более живописного, - признался Петров. - А так - куцые лужи, какую жизнь здесь можно найти?
      - Нельзя исключать, что это, наоборот, хорошо. Есть теория, что именно в таких лужах и зародилась жизнь. Терять надежду пока рано.
      - Что мы будем делать?
      - Надеваешь рюкзак, опускаешь щуп в лужу и медленно продвигаешься к вон тому холму на горизонте. Если анализатор зафиксирует наличие метана или других биологических веществ, услышишь сигнал. Сразу останавливайся и вызывай меня. Понятно? Вместе посмотрим, что там пищит.
      - Понял.
      - Тогда вперед.
      - Что конкретно мы ищем?
      - Ты знаешь, как выглядит трилобит?
      - Ископаемое существо? Примерно.
      - Отлично. Если мы обнаружим хотя бы одного, считай, что мы победили.
      Сила тяжести на Кеплере-1649с была почти равна земной, однако Петров довольно быстро устал. Рюкзак с прибором весил немного, но любой вес, если его таскать без надлежащей тренировки, кажется увесистым. Неприятно заболели ноги. Лужи были мелкие, но шагать по ним, пусть и медленно было утомительно.
      - Устал? - спросила Маргарита.
      - Нет, что ты, - соврал Петров.
      - Можем передохнуть.
      - Скажи лучше, как ты себя чувствуешь?
      - Я здесь не в первый раз, мой организм привык. Это ты у нас - новичок, но не переживай, со временем обязательно привыкнешь.
      Петрову не понравилось, что Маргарита считает его слабаком.
      "Хорошо бы побыстрее найти этого трилобита, - подумал Петров. - Можно будет вернуться домой, в Деревню. Как известно, победителей не судят".
      Он разозлился, что впервые назвал Деревню своим домом. Пусть и мысленно. Это было неправильно. Однако почему-то добавило сил. Ныть он не любил, сдерживался, даже пытался улыбаться, но обрадовался, когда через два часа они добрались до холма. Следов жизни они не нашли, следов метана тоже.
      - Как мы вернемся?
      - Все произойдет автоматически. Наше путешествие строго регламентировано, - сказала Маргарита. - Через минуту мы уже будем в Деревне.
      Так и получилось.
      
      Что рассказала Маргарита
      
      Дома Петров залез в горячую ванну. Его мышцы быстро восстановились. Он выпил кофе и стал думать о том, принадлежит ли планета Кеплер-1649 с к привычной земной реальности или она всего лишь порождение какого-нибудь параллельного мира?
      А еще ему было интересно узнать, зачем Маргарите понадобилось искать следы жизни так далеко от Земли? Какое отношение эта далекая планета имеет к Деревне мертвых космонавтов? Он вдруг понял, что очень мало знает о Маргарите. Кто она? Чего добивается? Вопросов накопилось много. Пришло время их задать.
      - Мне показалось, или ты действительно хочешь задать мне коварные вопросы? - спросила Маргарита с доброй улыбкой.
      - Задавать вопросы - моя работа. Только так я могу узнать, что происходит в Деревне. Я должен поговорить со всеми обитателями. Но правильнее начинать расспросы с тебя. Сама понимаешь, кроме научного интереса у меня есть и личный.
      - Ты мне не доверяешь?
      Петров рассмеялся.
      - Уверен, что ты будешь со мною честна.
      - Не сомневайся, Петров. У меня от тебя секретов нет. Спрашивай, - сказала Маргарита доброжелательно.
      - Постарайся не обижаться. Некоторые мои вопросы могут показаться тебе грубоватыми. Но так надо. Ты кто? Где расположен твой дом?
      - Родилась в Петербурге. На танцы не ходила. Мне больше нравилось решать задачки по алгебре и физике. Чем собираюсь заниматься, догадалась еще в пятом классе. Решила, что стану астрономом. С первого раза поступила в Университет. Повезло. Учиться нравилось, лекции не пропускала, было очень интересно. Получить образование не значит заучить некий набор знаний - главное, выработать навыки получения и обработки текущей информации. Необходимо было научиться понимать то, что было открыто нашими замечательными предшественниками, и уметь формулировать задачи, которые еще предстоит решить. Профессора наши были очень умными, однако казались мне скучными и слишком правильными, что ли. Девичья романтика. Мироздание представлялось слишком величественным и бесконечным объектом, чтобы можно было о нем кратко рассказать на лекциях. Мне почему-то было неприятно признать, что его можно описать математическими формулами. Потом, конечно, я исправилась. Наступил период, когда красота формул покорила меня. Однажды мне даже захотелось вывести формулу, которая бы описывала все-все. Но довольно скоро эта идея мне разонравилась. Мне было неприятно думать, что после того, как я, или кто-то другой, выведет окончательную формулу всего-всего, наука отомрет естественным путем. Нечего будет познавать.
      - Любопытство не знает границ, - вставил Петров.
      - Да. Теперь я это понимаю. Но в юном возрасте я считала, что любопытство и наука синонимы.
      Петров кивнул. Было время, когда он тоже так думал.
      - Тебе сколько лет?
      - Неприлично задавать женщине такие вопросы, - сказала Маргарита.
      - Мне можно. Постарайся ответить честно. Это важно для науки.
      - Я попала в Деревню, когда мне было тридцать два года.
      Петров кинул.
      - Сколько лет ты здесь прожила?
      - Это не имеет значения. Запомни. И через пятьдесят лет мне будет тридцать два года, а тебе тридцать шесть. В Деревне нет времени в привычном понимании.
      - Это нехорошо, - сказал Петров.
      - Скорее, непривычно. Это надо просто запомнить. Дважды два четыре. В Деревне нет времени. Ты больше не будешь стареть. Смирись.
      - Будешь ли ты любить меня, когда мне исполнится 1036 лет?
      - Посмотрим на твое поведение.
      - Мне пора начинать волноваться?
      - Нет.
      - Ладно, продолжим допрос. Ты не захотела, чтобы существовала окончательная формула, и поэтому стала выводить красивые, но частные? Что с тобой произошло дальше?
      - Почему ты решил, что со мной что-то произошло? - спросила Маргарита.
      - А как бы иначе ты попала в Деревню мертвых космонавтов? Что-то произошло в твоей жизни. Это очевидно.
      - Никогда не думала, что эти события связаны, - удивилась Маргарита.
      - Не утверждаю, но проверить хочу. Я человек старой эпохи - люблю отыскивать причинно-следственные связи. Прости, у меня работа такая. Я должен знать.
      Маргарита на минуту застыла, словно решала, стоит ли рассказать Петрову свою страшную и неприятную тайну. Петров ободряюще улыбнулся, он не сомневался, что она расскажет все по возможности честно и подробно, не скрывая важных деталей. Он не сомневался, что ей не меньше, чем ему, хочется разобраться со своим прошлым. И Маргарита решилась.
      - Не знаю, как это поможет тебе разрешить загадку Деревни. Но я согласна, мы должны говорить друг другу правду.
      - Не слишком обнадеживающее начало, - сказал Петров примирительно. - Впрочем, у меня нет выбора, наука может быть только честной. Хорошо, что мы с тобой это понимаем.
      - Но мы можем заблуждаться.
      - Обязательно. Это естественно. Но надо помнить, что нельзя подтасовывать наблюдательные данные или нагло скрывать полученную информацию. Непозволительно навязывать заведомо ошибочные идеи. Иначе наука моментально превратится в лженауку.
      - Я влюбилась.
      - Прости. Что?
      - Ты спросил, что со мной случилось. Я отвечаю: я влюбилась. Меня настигла первая любовь. - Маргарита произнесла это без тени смущения. Петрову понравилось, что она не стала оправдываться.
      - Даже интересно, как это любовь помешала тебе выводить красивые формулы?
      - Он был странным парнем. Красивым и очень умным. Мне такие ребята всегда нравились.
      - Чем он занимался?
      - Звездными атмосферами. Но однажды ему надоело изо дня в день решать уравнения переноса излучения. И он стал читать другие книги.
      - О художниках и музыкантах?
      - Нет. О восточной мистике. И, как и подобает талантливому человеку, добился успеха и в этом занятии. Он привык быть лучшим.
      - Такие люди встречаются не часто.
      - О, да!
      - И что, помогла ему мистика лучше разобраться со звездными атмосферами?
      - Нет, астрономия его больше не интересовала. Он озаботился проблемой эволюции людей. Забавно, по его словам, до определенного возраста он никогда не думал о метафизике. От одного упоминания о религии его тошнило. А потом произошло что-то в его жизни, не знаю что, мне он об этом не рассказал. Однако он резко изменил свои взгляды и понял, что самая лучшая теория звездных атмосфер не поможет ему понять смысла существования людей.
      - Религия дает простой ответ на любой вопрос, - сказал Петров. - Но простой не значит верный.
      Рассказ Маргариты его заинтересовал. Он и сам несколько раз сталкивался с такими людьми. Если умный человек однажды внезапно меняет важные для него аксиомы на противоположные, его обычно особенно трудно переубедить. Точнее, сделать это практически невозможно. Даже не стоит начинать. Такие люди не слушают возражения, какими бы разумными они ни были. Их не интересует чужая логика и факты, только доказательство того, что они правы, сменив философскую ориентацию.
      - Науку он забросил, - предположил Петров.
      - Да. И это было особенно обидно. Я расстроилась, но главное, было непонятно, зачем это ему понадобилось? Я много раз спрашивала, почему ему так важно знать, каким образом люди выбирают для себя смысл жизни. Неужели он хотел их переубедить? Я и сейчас этого не понимаю.
      Петров погрустнел. Его щека неприятно задергалась. Он вспомнил, как однажды пытался говорить с таким человеком. Даже не спорить, а просто хотел перечислить несколько моментов в его разъяснениях, которые, требовали более четкой формулировки. Но получил в ответ: "Я не собираюсь обсуждать с тобой древнюю мудрость, которая открылась мне недавно. Что ты, непосвященный, можешь знать о сокровенных тайнах бытия? Спорить с тобой мне неинтересно. Ты не готов к серьезному разговору. Может быть, позднее, когда я стану Учителем, то попробую помочь тебе обрести себя". Продолжать разговор в таком духе Петрову было скучно. Он не любил быть назойливым и предлагать помощь людям, которые в этом не нуждались. Больше они проблемы бытия не обсуждали. Идеи, которые вызывали их любопытство, не совпадали.
      - Мой друг, - продолжала Маргарита, - попытался найти подтверждение современным научным знаниям с помощью текстов древних религиозных учений.
      - И получилось плохо. Как мне кажется.
      - Да, - подтвердила Маргарита. - У подобных теорий есть один существенный недостаток - с их помощью можно доказать абсолютно все, но вот предсказать новые феномены они не позволяют. Так что почти наверняка оказываются ошибочными и пустыми. Мне показалось, что стремление моего друга познать абсолютный смысл бытия довольно быстро свелось к напряженному и бессмысленному диспуту с самим собой. Ему хотелось доказать, что он прав, когда отказал науке в способности познания мира.
      Петров кивнул.
      - Мне искренне жаль, - честно сказал он. - Я встречал таких людей. Какими бы умными они ни были, для науки они потеряны. Давным-давно было сказано: "теория без практики суха".
      - Да. Это так. Это стало страшным разочарованием для меня. И что-то мне подсказывает, что, ко всему прочему, и его интерес ко мне пропал.
      - Женщины любят победителей и героев.
      - Увы, это так, - подтвердила Маргарита. - Многие достойные люди бьются с ветряными мельницами и бумажными тиграми. А потом удивляются, что их считают проигравшими.
      - Мне интересно другое: сумел ли он доказать себе, что прав? - спросил Петров. Ему действительно это было интересно.
      - Мне кажется, что он был доволен собой и победил десять ветряных мельниц и десять бумажных тигров. И проиграть не мог, потому что не было людей, которым хотелось бы его обыграть.
      - Ему, наверное, было обидно, что ты не поняла его. Твой друг считал себя человеком, который сумел усилием собственного интеллекта изменить неправильное мировоззрение, навязанное обществу. Ему казалось, что его опыт поможет другим людям правильно изменить сознание и сделает их богами. К сожалению, благодетели не думают о том, нужно ли это другим людям, - сказал Петров, ему было жалко бывшего друга Маргариты. - Он не мог знать, что его поиски закончатся так печально.
      - Должен был догадаться, если был действительно таким умным, как всем рассказывал.
      - Я знаю несколько умных ребят, для которых жизнь в Деревне стала бы исполнением самой смелой мечты и настоящим счастьем, - сказал Петров.
      - И становятся никому не нужными обитателями Деревни погибших космонавтов, - горько сказала Маргарита.
      - Как мы?
      - Мы сопротивляемся.
      - Спроси у своего друга, счастлив ли он сейчас.
      - Не могу. Он умер.
      - Так и не попав в Деревню?
      - Это самое обидное в этой истории.
      Маргарита расстроилась. Ей было неприятно вспоминать, что усилия ее друга не были вознаграждены даже такой малостью, как перемещение в Деревню. Словно в этом была виновата она, не оценив его работу по достоинству.
      - Он говорил, что наша взаимная привязанность мешает ему совершенствоваться. Само по себе мое существование, якобы, привязывает его к нашей скучной реальности и мешает совершить эволюционный скачок. Считал, что я отнимаю у него накопленную внутреннюю энергию, необходимую для путешествий в параллельные миры. Он хотел отыскать последователей и учеников. Только сейчас поняла, как он страдал, потому что даже я, самый близкий ему человек, относилась к его занятиям без энтузиазма. Представляю, как я его бесила. Ему неприятно было смотреть на меня и понимать, что я отношусь к его занятиям, как к дурацкой и неумной причуде. А потом он не выдержал и прогнал меня.
      - Почему ты считаешь, что он умер? Если у него получилось, следует поискать его в одной из деревень. Ты его описываешь как человека, для которого любая из деревень настоящий рай. Он бы посчитал, что совершил эволюционный скачок и был бы счастлив.
      - Увы. Ничего у него не получилось. В его формулах оказалось слишком много ошибок.
      - Ты проверяла?
      - Да. Я их исправила. И вот я здесь.
      - Значит, он был прав?
      - Сомневаюсь, мне кажется, что я попала сюда совсем за другие заслуги.
      - Какие?
      - Понятия не имею. Никогда об этом не думала. И вообще, можно ли считать попадание в Деревню смыслом существования? Если бы это было так, ты бы не стремился вернуться в свою реальность. На дурака ты не похож.
      - Необходимо пройти множество кривых окольных троп, чтобы понять, как устроено Мироздание, - Петров произнес одно из многочисленных бессмысленных утверждений, которыми так любят обмениваться люди, занимающиеся поиском смысла жизни.
      Маргарита разозлилась.
      - У каждого человека свой путь познания, - сказала она. - Если перескакивать с одной дороги на другую, обязательно проиграешь.
      - Ну, это явно не обо мне.
      Маргарита рассмеялась.
      - Это точно.
      
      Мысленные эксперименты
      
      Маргарита несколько дней безвылазно провела в своей лаборатории - обрабатывала результаты исследований болота на Кеплере-1649 с.
      Петров скучал и угрюмо думал, что и ему неплохо было бы продвинуться в попытках разобраться с устройством Деревни мертвых космонавтов. С одной стороны, ему достаточно было провести так называемый "мысленный эксперимент". Кажется, что это легко - сидишь в удобном кресле и придумываешь всякие забавные несуразности, которые или нетрудно разоблачить, или попробовать использовать не разоблаченные для новых и новых интеллектуальных накруток, чтобы отбросить и их, оставив для рассмотрения только прошедшие проверку.
      Все так. Но Петров и прежде терпеть не мог "мысленные эксперименты". Обычно такие измышления очень трудно связать с физикой явления. Чаще всего для объяснения вновь проявившихся эффектов приходится придумывать новую физику.
      Петров ничего не имел против новых физических теорий, он и сам был бы не прочь открыть что-нибудь необычное и потрясающее. Однако, по его мнению, одних мысленных экспериментов для этого недостаточно. Нужна поддержка надежных наблюдений. Он считал, что сначала должны быть накоплены данные, и только потом может быть создана теория.
      И все-таки наступил момент, когда Петров вынужден был сам заняться "мысленными экспериментами". Для начала ему пришлось вспомнить, все, что с ним уже произошло в Деревне. В конце концов, его ощущения можно посчитать наблюдениями.
      К сожалению, полезных фактов ему припомнить не удалось. В голове крутились только многочисленные вопросы, на которые еще предстояло отыскать ответы. Ему не удавалось совместить события, происходящие в Деревне, в единую понятную картину. Прежде всего, он хотел выяснить, почему обитатели Деревни не общаются и не разговаривают друг с другом? Это странно и противоестественно. Люди, которые сумели найти путь в параллельные миры, должны были обсуждать свои явные достижения. Можно назвать это проявлением пошлого хвастовства или желанием научного познания - это зависит от самомнения - но обычно этих поводов достаточно, чтобы искать благодарных слушателей и напарников.
      Но ничего подобного не происходит. Они между собой не общаются. Вообще-то это интересный факт. Объяснить происходящее можно двумя способами. Во-первых, люди могут попасть в Деревню из разных временных эпох. Вот и не могут договориться, поскольку их научный лексикон не совпадает. Проще говоря, они не понимают друг друга. Есть и другое объяснение, людей из разных параллельных миров разделяют не только научные знания и догмы, но и примитивные бытовые привычки. Для недопонимания часто достаточно какой-то мелкой причины, на которую люди из одного мира обычно не обращают внимания, а вот для параллельных людей становится непреодолимой преградой.
      Петрову этот вывод не понравился. Он делал ситуацию еще более запутанной. Ему хотелось отыскать объяснение проще, потому что он не понимал, почему люди, которые так явно не готовы общаться, собраны в одной Деревне? Маргарита говорила, что таких деревень очень много, но должен же быть какой-то критерий, согласно которому этих людей собрали именно в Деревне мертвых космонавтов? Какой критерий?
      Единственный способ что-то узнать - начать разговаривать с обитателями Деревни. Кстати, не все еще рассказала Маргарита. Петров почему-то уверил себя, что она всего лишь заключенная, не связанная с местной администрацией и истинными хозяевами поселения. А в том, что хозяева обязательно должны быть, он не сомневался. В то, что здесь все делается само по себе, без внимательного внешнего надзора, он не верил. Достаточно было вспомнить, что на Кеплер-1649 с он отправиться смог, а на Землю - нет. Кто-то должен был за этим следить.
      
      Допрашивать Маргариту трудно
      
      Маргарита задерживалась в своей лаборатории. Петров подумал, что ее следует навестить немедленно. Мало ли что могло случиться. Вдруг ей понадобится его помощь. Но собраться не успел, только выключил компьютер и надел ботинки. Но скрипнула дверь. Маргарита вернулась. Она устала и явно была расстроена.
      - Что-то пошло не так? - спросил Петров.
      - Нет. Все в порядке.
      - Но ты чем-то недовольна. Я и сам догадался, что тебе нужна моя помощь.
      Мое недовольство - полезное чувство. Позволяет разобраться в том, что я сделала неправильно, и как это исправить.
      - И все-таки, я могу тебе помочь?
      Маргарита с интересом посмотрела на Петрова.
      - Например, как?
      - Ты скажи.
      - Следовало сразу ответить: "Нет". Но правильнее будет сказать, что твоя помощь обязательно понадобится. Только не сейчас. Потом. Ты пока плохо подготовлен к серьезной работе. Тебе предстоит еще многое узнать, прежде чем от твоей помощи будет толк.
      - Я должен прочитать дюжину толстых учебников и сдать экзамен? - спросил Петров.
      Маргарита засмеялась.
      - Этим знаниям по учебникам обучиться нельзя. Сам знаешь, что в Деревне каждый выстраивает мир согласно собственным предпочтениям.
      - Поэтому местные обитатели не общаются друг с другом?
      - Во многом действительно из-за этого.
      - Они боятся, что их не поймут?
      - Нет. Они боятся, что чужое вмешательство погубит их мир.
      Петрову этот довод понравился. Это было очень ценное замечание, до которого он сам не догадался.
      - Неужели такое возможно?
      - Да. Зафиксировано несколько таких случаев. Пострадавшие были вынуждены покинуть Деревню. Для них это стало трагедией.
      - Как с этим бороться?
      - Не знаю. Обычно, людей, у которых представления о реальности настолько различны, что это может привести к конфликту, размещают в разных деревнях.
      - У нас с тобой может возникнуть подобный конфликт? - Петров сказал первое, что пришло ему в голову, но понял, что шутка не получилась.
      Маргарита внимательно посмотрела на Петрова. Словно попыталась моментально оценить его способности устраивать скандалы. Осмотр ее удовлетворил. Именно так должен был выглядеть настоящий ученый.
      - Нет. Ты, Петров, - настоящий ученый. А значит, веришь только фактам. Отстаивать гнилые представления не будешь. Мы с тобой поладим.
      Петров кивнул.
      - Будем надеяться. Читал недавно в одной книге, что физики кончали жизнь самоубийством, когда им намекали, что все-все знания, которым их учили, пустые выдумки. Для меня это абсурд. Не правдоподобно. Если вдруг какие-то наши знания окажутся неверными, по-моему, это отличный повод отыскать верные. Хороший задел для новой работы.
      - Да. Это явно не твой случай.
      Петрову нравилось, когда его хвалят.
      - А ты? - спросил он.
      - У меня с психикой все в полном порядке. Можешь быть уверен, я хочу работать вместе с тобой, - сказала Маргарита решительно. - И, конечно, мы победим.
      - Это понятно, - сказал Петров. - Но я слишком мало о тебе знаю. Совместимы ли наши базовые представления? Вдруг мы с тобой из несовместимых параллельных миров?
      - И что бы ты хотел узнать?
      - Все, - ответил он и тут же расстроился. Уж очень глупо это прозвучало. - Мне кажется, что только знание личных историй обитателей Деревни поможет нам понять, что здесь происходит, и как устроено.
      - Наверное, ты прав, - согласилась Маргарита.
      - Разумнее всего сначала узнать твою историю, а не бегать за испуганными обитателями.
      - Да мне особенно не о чем рассказывать. Про парня, из-за которого я оказалась здесь, уже доложила. Что еще тебя интересует?
      - Я правильно понял, что ты была совсем маленькой, когда сообщили о Конце Света? Почему ты решила заняться астрономией? Рассчитывала, что изучение космоса поможет тебе спастись?
      - Ни о каком Конце Света мне никто ничего не сообщал. О вас троих я узнала, уже перебравшись сюда, в Деревню. Ты мне понравился больше всех.
      - Кто тебе о нас рассказал?
      - Есть среди деревенских один смешной парень. Высокий, с длинными волосами немного сутулый. Зовут Влад. Он сказал, что ему неприятно смотреть, как я изнемогаю от безделья. И что он хочет предложить мне работу. Не очень сложную, но чрезвычайно важную. Мол, если мне понравится, можно будет продолжить.
      - Сам заговорил с тобой?
      - Я сама удивилась. Но обижать человека не захотела.
      - И какую работу он предложил?
      - Нужно было помочь вашей группе без проблем добраться до Деревни.
      - То есть, вся эта суета и безобразие с Концом Света была придумана только для того, чтобы заманить нас в Деревню?
      - В общем, да.
      - Но зачем?
      - Хороший вопрос.
      - Ответ может быть полезным.
      - Согласна. И я его об этом спросила.
      - И что он ответил?
      - Ничего интересного. И об этом я уже рассказывала. Вы - особенные, вам удалось продвинуться в познании Мироздания очень далеко. Путешествия между параллельными мирами способны погубить привычный мир. По-моему, это очевидно. Нужно было принять меры. Уничтожать вас было бы глупо. Влад считал, что чем больше в Деревне соберется умных людей, тем лучше. Для реализации каких-то грандиозных целей, о которых мы пока можем только догадываться. Или надеяться, что такие цели появятся. Например, мы могли бы преодолеть рост энтропии. Или разгадать тайну возникновения сначала жизни, а потом и разума.
      - Ну и?
      - Я согласилась.
      - Этот парень Влад из администрации?
      - Какой администрации?
      - Ну, он один из хозяев Деревни?
      Маргарита рассмеялась.
      - Нет. Он член группы поисковиков. Самого большого общественного объединения в Деревни - их четыре человека. Они носятся по разным мирам и временам и отыскивают людей, которых считает полезными. Они добровольцы и не обладают властью. Это я проверила. Их цель ясна: сохранить Землю и использовать работы способных людей для своих нужд. Знания в Деревне - самая большая ценность.
      - И начальника над ними нет?
      Маргарита задумалась.
      - Никогда не слышала о том, что существуют какие-то начальники. Я уже сказала, что никакой руководящей внешней силы в Деревне не чувствуется. Речь шла только о накоплении новых знаний.
      Петрову показалось, что ее слова многое объясняют. Лучшая форма угнетения - добиться того, чтобы рабы ничего не знали о своем хозяине. Так ими легче управлять. Но такое утверждение слишком примитивно. К тому же, лично его никто ни к чему не принуждал. И Маргарита не похожа на человека, которым легко управлять.
      - Ты никогда не чувствовала какого-нибудь чужого руководства или принуждения?
      - Не поняла.
      - Замечала ли ты, что делаешь что-то странное против своей воли?
      - Нет.
      - Появлялись ли у тебя странные идеи ни с того ни с сего, невесть откуда?
      - Нет.
      - Это хорошо, - сказал Петров. - Но для того, чтобы в Деревне исполнялись любые требования обитателей, без организаторской работы не обойтись.
      - Безопасность обитателей Деревни есть закон природы. Что-то подобное врожденному иммунитету человеческого организма. Для объяснения его ты же не придумываешь таинственных начальников? Добровольцы из группы поиска занимаются работой, которую выбрали для себя. На твоих пресловутых начальников они не похожи.
      - А как вообще появилась первая деревня?
      - Это я выяснила. Ее создали очень умные люди, однажды реализовавшие нуль-транспортировку и осознавшие, что это может привести к Концу Света.
      - Ты встречалась с ними?
      - Нет.
      Петров кивнул.
      - Но они все еще проживают в Деревне?
      - Не знаю. Сам понимаешь, многие предпочитают больше времени проводить в космосе. Там интереснее, потому что Вселенная полна тайн.
      - Как ты?
      - Да.
      - Ты часто отправляешься на другие планеты? - спросил Петров.
      - Нет. Кеплер-1649 с моя первая попытка отыскать жизнь в космосе.
      - Удачная?
      - Пока нет. Но я знаю, как изменить эксперимент. Обязательно попробую еще раз.
      - Я смогу тебе помочь?
      - Да. Я рассчитываю на тебя.
      Петров вздохнул с облегчением. Ему было бы неприятно, если бы Маргарита делала что-то в тайне от него. Ему хотелось быть уверенным, что в странном мире, куда он попал не по своему желанию, есть близкий человек, которому он может доверять.
      - Что мы будем искать? - спросил он.
      - Я уже говорила. Трилобитов или похожих на них примитивных существ. Ты знаешь, что такое трилобит?
      - Примерно. Что нам это даст?
      - Мы сможем доказать, что жизнь смогла возникнуть не только на Земле, но и на другой планете. А еще позволит проверить одну маловероятную, но очень популярную в Деревне гипотезу о том, как возникло наше поселение и какие физические принципы позволяют ему существовать. Думаю, что и тебя волнуют ответы на эти вопросы.
      Петров кивнул.
      - Как твои трилобиты помогут нам это понять?
      Маргарита на какое-то время замолчала, задумалась. Словно пыталась понять, способен ли Петров воспринять ее слова всерьез. Гипотеза, о которой она хотела рассказать, была не просто неправдоподобной, а по-настоящему безумной и дикой. Но поняла, если сказала "А", надо говорить и "Б".
      - Повторяю, гипотеза маловероятна и ничем пока не подтверждена. Однако, если уж нашелся смельчак, который ее высказал, будет правильно ее опровергнуть или подтвердить. Не пустыми словами. Ерунда, мол. А как ты любишь, фактами.
      - Для объяснения невероятных фактов часто приходится использовать безумные теории. В этом нет ничего ужасного. Другое дело, что для подтверждения новых идей следует обязательно отыскать убедительные доказательства. А их, в свою очередь, необходимо будет подтверждать.
      - Ага. Вся наша жизнь - поиск ошибок.
      - И исправление их, - добавила Маргарита.
      - И что это за популярная идея?
      - Ее автор предложил считать, что наш мир - всего лишь галлюцинация некоего существа.
      - То есть, все мы - всего лишь мысленные формы сумасшедшего человека?
      - Почему же сумасшедшего? Скорее, наоборот, излишне умного. И необязательно человека.
      - А кого? - удивился Петров. - Трилобита, что ли?
      - Да, - неохотно призналась Маргарита. - Мне кажется, что это было бы наиболее правдоподобным объяснением странностей Мироздания.
      - Каких странностей?
      - Ты же не будешь отрицать, что для тебя четко прорисована только личная жизнь. Остальные персонажи появляются на короткое время и, исполнив свою роль, исчезают в пространстве и времени. Их жизнь для тебя всего лишь фон. Эти люди могут говорить, что это их существование цельно, поступательно и непрерывно, а ты появляешься в их жизни только время от времени. Но это всего лишь слова. Лично ты подтвердить их мнение не сможешь. Твой опыт говорит, что они - всего лишь эпизодические персонажи, которые появляются, когда в них есть нужда, и исчезают, когда их роль сыграна. То, что их жизни так же цельны, как и твоя, есть предмет веры. И экстраполяции. Тебе так проще думать.
      - Это будет очень трудно доказать. Пожалуй, даже невозможно, - сказал Петров задумчиво. Для него такой подход к человеческим жизням оказался необычным и новым. Ему хотелось побыстрее найти опровержение. Но ничего разумного в голову не приходило.
      - Ты заметил, что люди в Деревне практически не общаются, даже не разговаривают друг с другом?
      - Да. И это странно.
      - Как посмотреть. До поры до времени они для тебя просто статисты со слабо прописанной ролью. Но как только тебе что-то от них понадобится, будь уверен, - они заговорят, как миленькие.
      - А мы с тобой?
      - Я думала об этом. Мы - две половинки одной сущности. Или проще: мы как бы один персонаж в общей галлюцинации, Другим способом объяснить нашу тягу друг к другу я не могу.
      - Так говорили древние люди.
      - Получается, что они были правы. Не секрет, что сознание человека точечно (есть только миг между прошлым и будущим), но как взаимодействуют между собой точечные сознания разных людей - совершенно непонятно. Подтвердить существование "объективного мира" очень трудно.
      Скажем, два человека читают книгу и видят там один текст. Точнее, одинаковые напечатанные слова, а вот понимать их могут по-разному. Но это так - забавный факт, который нужно будет проанализировать потом. А пока мы видим, что слова совпадают. Есть два объяснения. Первое - текст не зависит от нашего сознания и существует объективно. Что странно, поскольку он сам по себе есть результат работы сознания писателя. Второе - статисты-читатели способны воспринимать только то, что доступно нашему сознанию. Что выбрать? Зависит от того, в какой образ Мироздания вы верите. Самое простое решение нулевое: сознания людей не взаимодействуют с текстом. А значит задействовано только одно сознание - авторское. Например, трилобита.
      - Почему трилобита? - спросил Петров.
      - Это позволяет самым простым образом объяснить эволюцию, которая началась не вчера, а именно в те стародавние времена, когда трилобиты только появились и завоевали Землю.
      - И он, твой трилобит, значит, все это придумал?
      - Поймаем, спросим.
      - Как ты его поймаешь, если он - всего лишь элемент сознания?
      - Да нет. Это мы с тобой элементы его сознания. Понимаешь? А он вполне материальный объект и должен валяться в какой-то луже на Кеплере-1649 с.
      - Звучит неубедительно.
      - Это пока мы его не поймали. Постарайся победить чувство собственной значимости. И все встанет на свои места.
      - Я не желаю быть элементом.
      - Правильно. Просто об этом не думай. Занимайся своими делами.
      Петров так и не смог найти явных огрехов в теории Маргариты. Он не привык отбрасывать любые теории без веских оснований. Но ему показалось, что подтвердить ее он не сможет, даже если удастся найти трилобита, и тот признается, что управляет его сознанием. Кто угодно может признаться в чем угодно. Всем нужно верить?
      
      Решительный Карпов
      
      Любую теорию можно протестировать. Достаточно придумать и провести серию экспериментов, которые помогут доказать ее истинность или ошибочность. Разумеется, можно что-то такое придумать и для проверки теории Маргариты. Если бы Деревня располагалась на Земле, сделать это можно было достаточно просто: наблюдая за возможными нарушениями причинно-следственных связей. Но в Деревне такой подход не работает. Основные физические законы выполняются беспрекословно, а нарушения связаны исключительно с обеспечением запросов и потребностей обитателей. Это сам по себе очень важный и заслуживающий внимания факт, требующий внятного объяснения. Получается, что обитатели Деревни, с точки зрения физики, похожи на влияющего на результаты опыта наблюдателя из квантовой механики.
      Многомерность? Параллельные миры? Незамкнутая система? Похоже на то. Подобная ассоциация возникает сама собой. Петров решил, что необходимо все это обсудить с Карповым. Бывший Главный советник должен разбираться в таких вещах. Его острый ум и способность анализировать разрозненные и, казалось бы, несвязанные данные наверняка пригодятся.
      Удивительно, что уже через полчаса Карпов пришел повидаться с Петровым без приглашения. И это был интересный факт. Некий намек на то, что у обитателей Деревни обостряются способности к телепатии. Словно бы Петров подал сигнал, а Карпов откликнулся. Это нужно было запомнить и учесть в будущей теории физики Деревни мертвых космонавтов, которую обязательно придется создавать. Петров вспомнил, что похожим образом вызывал на встречу Маргариту.
      - Что заставило вас навестить меня? - спросил Петров. - Давненько вас не видел.
      - Вы вспоминали обо мне?
      - Да. Час тому назад.
      - О! И я вспомнил о вас именно час назад.
      - Телепатия? - спросил Петров.
      - В Деревне нельзя отрицать даже телепатию.
      - И все-таки, случилось что-то важное?
      Карпов скорчил брезгливую гримасу (так показалось Петрову), словно хотел с высокой точностью установить, является ли информация, которой он хотел поделиться, действительно важной или просто заслуживающей внимание.
      - Хочу сообщить некоторые не лишенные интереса факты, которые вам, Петров, пока неизвестны. Я провел ряд наблюдений, которые должны были установить наше местоположение.
      - В том смысле, на Земле мы находимся или на другой планете?
      - Прежде всего, я обзавелся приличным телескопом и последним Астрономическим ежегодником.
      - Последним? - удивился Петров. Он вспомнил, что Маргарита утверждала, что никакого времени в Деревни нет. Следовательно, не должно быть и каких-либо привязок к временной шкале. - И за какой год вам выдали книгу?
      - За 2324 год.
      - Чушь.
      - Не верите? Но это легко проверить. Давайте еще раз попросим доставить последний том Астрономического ежегодника.
      В устройстве доставки привычно звякнуло. Том прибыл к заказчику.
      - Ну? - спросил Петров.
      Ему стало интересно.
      - Год издания 2312, - объявил Карпов. - Интересно, это я торможу течение времени? Или в Деревне действительно нет времени?
      - Маргарита говорит, что в Деревне нет времени в нашем бытовом понимании.
      - Это как понимать?
      - Мы не будем стареть.
      - А почему прыгает дата издания ежегодника? Очень странно.
      - В Деревне это случайное и бессмысленное число, - пояснил Петров. - Вы заказали текущие значения астрономических величин. Получите. Сработал счетчик случайных чисел. Простите, я вас перебил. Вы провели наблюдения и что установили?
      - Нам кажется, что мы на Земле. Но есть странность. Нет рефракции. Лучи света не преломляются в атмосфере. Объяснить это я не могу.
      - Значит, не на Земле.
      - Скорее всего, нет. Правильнее сказать, что мы находимся в псевдопространстве, которое моделирует земные условия.
      - Это затруднит наше возвращение?
      - Пока мы не найдем Хозяина, наше возвращение невозможно, - сказал Карпов.
      
      Карпов действует
      
      Карпов с осуждением посмотрел на Петрова.
      - Ваш медовый месяц затянулся, - сказал он сурово.
      - Да, - подтвердил Петров. - Сам понимаю.
      - Сейчас не подходящее время для безделья. Пора приниматься за работу.
      - Мы работаем.
      - Мы?
      - Вы думаете, что Маргарита глупее нас. Это не так. Ей не меньше нашего хочется отыскать Хозяина.
      - У вас есть успехи?
      - Было бы замечательно. Но пока только теории.
      - Расскажите?
      - Рано. У Маргариты весьма оригинальный подход. Если я расскажу о нем раньше времени, вы подумаете, что мы психически больные. Репутацию заслужить тяжело, а потерять - проще простого.
      - Признать вас сумасшедшими? Вы шутите? Мы попали в такое странное положение, что спасение может быть самым невообразимым. Не исключаю, что некоторое помешательство нам поможет.
      - Наверное. Но мы еще немного поработаем, прежде чем выставлять себя не посмешище.
      Карпов улыбнулся.
      - А я тоже не сидел сложа руки. И готов рассказать о своей попытке.
      Петров вздохнул с облегчением. Это было хорошо, что Карпов тоже занимается проблемой возвращения. Ему было бы неприятно, если бы его товарищи отказались от борьбы и тупо ждали спасения от него. Петров не считал себя самым умным. Эта репутация, не всегда заслуженная, тяготила его. Если у него ничего не получится - а почему бы и нет - в неспособности найти Хозяина обвинят его. А это несправедливо.
      - Что же вы сделали? - спросил он.
      - Я попытался создать политическую партию и захватить власть в Деревне.
      Петров расхохотался. Смех получился нервным. Но это был очень хороший признак. Он думал, что потерял способность удивляться. Но оказывается, чудеса Деревни не изменили его психику. Впрочем, и с привычками Карпова все было в порядке.
      - Однако. Какая странная идея!
      - Таковы законы развития общества. Каким бы хорошим не был Хозяин, всегда найдется группа людей недовольных им.
      - В Деревне, где обитатели ни в чем не нуждаются, исполняют любые свои желания и не общаются друг с другом, потому что не испытывают в этом потребности? По-моему, безнадежная затея.
      Карпов довольно подмигнул.
      - Не захотят ходить на собрания и платить взносы, что же это их право. Но в то, что не найдется человека, который бы не указал пальцем на Хозяина, не поверю никогда. Я в психологии людей кое-то понимаю. Кто-то обязательно должен сказать: "Хозяин отличный парень. Я ему доверяю". Так обычно поступают счастливые и ни в чем не нуждающиеся люди.
      - Ну и как? Удалось.
      - Нет.
      - Плохо.
      - Почему плохо? Замечательно. Мы узнали о Хозяине важную информацию. Обитатели Деревни ничего о нем не знают. Более того, не интересуются им, словно никакого Хозяина в реальности Деревни не существует. А это означает, что он старается остаться в тени.
      - Но он существует.
      - Конечно. Но об этом никто кроме нас - пришельцев с Земля - не догадывается.
      - Еще Маргарита.
      - Вам повезло с женщиной.
      - Я знаю.
      Затея с политической партией не понравилась Петрову. Слишком грубо. Рассчитывать, что у обитателей Деревни остались примитивные рефлексы, было глупо. Но мало ли откровенно глупых научных теорий стали со временем общепринятыми.
      - Люди, которых выдернули с Земли за то, что они способны нарушить причинность, вряд ли будут бороться за призрачную власть непонятно над кем. Вам придется придумать что-то более остроумное, - грустно сказал Петров.
      - А я уже придумал, - с гордостью заявил Карпов. - Я предложил народу принять участие в исследовании рентгеновского излучения молодого белого карлика. Повесил объявление на входе в столовую. Три человека откликнулись.
      - Не понимаю, как это поможет найти Хозяина?
      - Вы не поняли. Для нас важно добиться того, чтобы люди в Деревне начали общаться друг с другом. Это кардинальным образом изменит ситуацию. И заставит Хозяина сделать ответный шаг. А ответные шаги часто бывают неудачными.
      - Хитроумно.
      - У меня в запасе есть еще несколько идей! - сказал Карпов.
      Надо будет еще придумать, как с Хозяином говорить. Найти правильные слова будет непросто. Довольно часто люди, достигшие вершин власти, теряют способность говорить на обычном человеческом языке.
      - Попросим Сомова придумать подходящие слова.
      - А я поговорю с Маргаритой.
      
      Проблемы с наукой
      
      После завтрака воцарилась неприятная тишина. Каждый думал о своем, и эти размышления явно не совпадали. Маргарита пыталась придумать, как ей следует поступить с трилобитом, если она сумеет обнаружить хотя бы одного. Например, непонятно было, можно ли с ним поговорить или, если повезет, договориться о чем-либо. Ее раздражало, что трудно придумать подходящий план совместной работы с первым существом Вселенной - не исключено, что с Хозяином, по дефиниции Петрова. Самое главное, она не знала, захочет ли Хозяин говорить с ними.
      Петров почему-то не решался расспросить Маргариту о возможном общении ученых Деревни. По его мнению, ученые должны были искать собеседников, партнеров и помощников. Карпов поступил правильно, повесив свое объявление. Если умные люди, оказавшись в Деревне, не догадались этого сделать, не исключено, что теперь они вспомнят о своих профессиональных навыках. Тщеславие победить невозможно.
      Но он не спешил спрашивать об этом Маргариту. Ему хотелось сначала выяснить, как она сама отнеслась к инициативе Карпова. Записалась ли к нему в друзья? Впрочем, особой нужды реагировать на объявление у нее не было. С Карповым она могла поговорить в любое время. Она знала, кто он такой, а он - кто она такая.
      - Что-то ты сегодня какой-то растерянный, - спросила Маргарита.
      - Нет. Просто задумался.
      - О чем-то не очень серьезном, видимо, потому что проблема не повлияла на твой аппетит.
      - Ты пока не очень хорошо меня знаешь, когда я о чем-то напряженно думаю, то могу сожрать целую кучу еды, даже не заметив этого. А у тебя, смотрю, организм работает по-другому. Когда ты напряженно думаешь, то забываешь о презренной пище. О чем думаешь? Не о трилобитах ли своих?
      - О них, естественно.
      - Я молодец, что догадался.
      - Это было нетрудно. А вот, о чем думаешь ты, понять не могу. И меня это беспокоит.
      - Я могу сказать. Ты не обидишься?
      - Тебе хочется меня обидеть? - искренне удивилась Маргарита.
      - Нет, конечно, но кто вас женщин знает? Лучше поинтересоваться заранее.
      - Я не буду сердиться, обещаю. Признавайся, о чем думаешь?
      - Подыскиваю слова, как бы задать тебе невинный вопрос. Ты записалась в партнеры к Карпову?
      - Нет. Сам знаешь, если мне захочется о чем-то его спросить, я могу сделать в любой момент. Вашу троицу я знаю очень хорошо.
      - Об этом я догадался. Но как ты отнеслась к задумке Карпова организовать профессиональную группу ученых? Одобряешь?
      - Нет.
      - Ты не считаешь эту идею удачной?
      - Не считаю.
      - Почему?
      - Ты просто плохо представляешь, что такое Деревня мертвых космонавтов.
      - Расскажи.
      Маргарита посмотрела на него с сомнением.
      - Пожалуй, уже пора.
      Петров перебрался в кресло. Понял, что разговор будет долгий. Но он ошибся.
      Уже первая фраза Маргариты показала, что они думают одинаково.
      - Люди не общаются друг с другом не потому, что они злые и самовлюбленные эгоисты. Они были выдернуты из разных параллельных миров. У них разные представления о Мироздании, разная физика, разный уровень знаний. В конце концов, разные мифы и заблуждения. Сложно в такой ситуации найти себе партнера, который бы твои проблемы понимал и был в состоянии помочь. Проще ни с кем не общаться
      - Я думал об этом.
      - Не сомневаюсь.
      - То есть ты хочешь сказать, что эти люди попали в Деревню из разных эпох?
      - Дело еще сложнее, они дети разных миров. Все они называют свою планету Землей. Но пусть тебя это не обманывает. Физической связи между их мирами не существует. Их Земли развивались самостоятельно и независимо. Это разные миры.
      - Но что-то их все-таки объединяет? Физические законы, например?
      - То что ты называешь физическими законами, всего лишь модели наблюдаемых феноменов. Математические или мысленные. Будь уверен, в разных параллельных мирах интерпретации этих моделей весьма сильно отличаются. Это еще больше усложняет самую простую коммуникацию для собранных здесь людей. Кстати, которые попали сюда вопреки своей воле.
      Петрову не понравился такой сюжет.
      - Но почему эти люди оказались в одной Деревне? Ты же сказала, что физической связи между параллельными мирами не существует.
      - Мы оказались в псевдореальности, которая была специально создано для того, чтобы собрать людей, выброшенных из своих миров. Не просто людей, а только тех, кто может быть полезен остальным. Это еще один повод считать, что нам никогда не удастся отсюда выбраться. Мы - отбросы. Конечно, в хорошем смысле этого слова. Проклятые. Почему такие разные люди оказались в одном месте, я не знаю. Наверняка так сработал закон природы, о котором мы пока еще ничего толком не знаем. Нас притянуло. Почему? Зачем? Может быть, поймем потом, после череды разочарований, горьких и обидных.
      - Ты однажды сказала, что мы с тобой две половинки одного целого.
      - Я и сейчас так считаю.
      - Ну вот. Может быть, и другие найдут свои половинки?
      - Не исключаю и такого поворота событий.
      - Я поверю в эту гипотезу, только если что-то подобное произойдет с Сомовым и Карповым.
      - Подождем.
      - Я не понимаю другого. Нам, вроде бы нельзя покидать Деревню. Но мы побыли на Кеплере-1649 с?
      - По работе можно. На строго ограниченное время. Я тебе говорила.
      Петров кивнул. Он еще многого не понимал. Устройство Деревни было слишком сложным и не желало укладываться в одну удобную теорию.
      - Если я правильно понял, и мы с тобой прибыли сюда из разных миров.
      - Да. Это так.
      - Но почему мы с тобой разговариваем, почему нашли друг без друга? - удивился Петров. - Почему у нас не возникает проблем с восприятием. По-моему, мы очень удачно дополняем друг друга.
      - Сама удивляюсь. Можно придумать несколько объяснение. Первое, наши миры не слишком сильно отличаются друг от друга. То есть отделились совсем недавно. Второе, мы созданы для того, чтобы сделать вместе что-то великое. Мне больше нравится второе предположение.
      - Кем созданы?
      - Например, тем, кого ты называешь Хозяином.
      - То есть, мы - доказательство его существования?
      - Не обязательно. Только, если он существует.
      Петров давно запретил себе относиться к новым фактам эмоционально. Оценка "нравится - не нравится" его раздражала. Но встречу с Маргаритой действительно можно было рассматривать как умысел каких-то высших сил. И этот факт нужно было или подтвердить, или опровергнуть. Наука - странное занятие. Можно придумывать любые теории, но выживают из них только те, которые удается подтвердить с помощью опытов или наблюдений.
      - Хозяина будет найти трудно, - сказала Маргарита.
      - Напротив. Он оставляет следы.
      - Какие?
      - Например, мы с тобой вместе. Ты сама это отметила. Без постороннего вмешательства мы никогда бы не встретились.
      Маргарита обняла Петрова.
      - Сильный довод, - сказала она.
      - Подожди, может быть, все проще, и мы с тобой из одного мира? Немного разнесенные по времени. Может быть, я тебе в дедушки гожусь?
      - Или я в бабушки.
      - Это легко проверить. В каком году ты родилась?
      - В пять тысяч четыреста третьем.
      - А я в две тысячи семьдесят восьмом. Подожди, но пять тысяч лет назад не было Петербурга.
      - У нас разные начальные точки отсчета календарей. Первым днем нашей эпохи считается год создания первого календаря в древнем Вавилоне, - сказала Маргарита.
      - О, у нас тоже был свой Вавилон. Но мы считаем начало своей эпохи от какой-то важной религиозной даты, забыл, что там произошло, но человечество было воодушевлено.
      - Ты о христианстве?
      - Нет. Об этом я бы помнил.
      - Так о какой религии ты говоришь? - спросила Маргарита заинтересовано.
      - Не помню.
      - Странно, мне казалось, что ты помнишь все.
      - Сам удивляюсь.
      - Могу предположить, что Хозяин не хочет, чтобы мы синхронизовали свои календари, - сказала Маргарита. - Наверное, это могло бы помочь нам отыскать его. Хитрый и коварный ход.
      - Звучит смешно. Но я не удивлюсь, если это и в самом деле так.
      Они замолчали. Петрову было неприятно думать, что его сознанием кто-то управляет. Ему хотелось посчитать, что это ерунда, и никогда с ним не происходило ничего подобного, однако... Он без труда вспомнил сразу несколько случаев, которые казались случайными, но резко меняли его жизнь. Доказать, что эти изменения были вызваны внешним вмешательством невозможно, но и отрицать такую возможность было бы глупо, особенно если забыть на время о классической материалистической философии.
      - Допустимо предполагать что угодно. Все абсурдное обязательно будет естественным путем отброшено с помощью наблюдений и экспериментов.
      - И что будем делать?
      - Давай поиграем в простую викторину. Ответим на простенькие вопросы. Вдруг нам это поможет, - сказал Петров.
      - Какие вопросы?
      - Кого вы считали у себя великим поэтом?
      - Виктора Куропатова, - ответила Маргарита.
      - Не знаю такого, - с сожалением сказал Петров.
      - А у вас?
      - Ярослава Мигаевского.
      - Не слышала о таком.
      - С поэзией не вышло. Когда вы впервые вышли в космос?
      - В середине прошлого века.
      - Мы тоже. Фамилия первого космонавта?
      - Владимирский.
      - Федотов.
      Петров задумался.
      - Мы из разных миров - это мы установили.
      - Думаю, что Хозяин не считает существенной временную привязку. Мне трудно вспоминать точные даты.
      - Думаю, что настаивать не стоит. Мне кажется, что тут дело не в Хозяине. Сама говорила, что времени в Деревне нет. А значит, это чувство должно у нас атрофироваться. Все, что не используется - отмирает. Закон природы.
      - Давай поищем Хозяина в другом месте.
      - На Кеплере-1649 с?
      - Этот мир не хуже других. Но уже одно то, что мы знаем об этой экзопланете, говорит о том, что и Хозяину она известна.
      - В какой реальности?
      Маргарита задумалась.
      - В псевдореальности Деревни мертвых космонавтов. Интересно, конечно, посмотреть, отличаются ли копии Кеплера-1649 с в разных реальностях. Мне кажется, это не принципиально. Но со временем было бы интересно установить это.
      - До тех пор, пока ты не обнаружишь там живого трилобита, - пошутил Петров.
      - Сначала надо найти, а потом займемся деталями.
      
      Второе путешествие на Кеплер-1649с
      
      Петров никогда не претендовал на звание отличного техника или механика. Его отношение к приборам и инструментам ограничивалось простейшими навыками использования электронных устройств. Да, он быстро обучался нажимать на нужные клавиши, чтобы заставить их выполнить полезные действия. Конечно, после того, как ему объясняли, что и в какой последовательности нужно делать. В технические детали он старался не вникать. Но даже он заметил, что скафандр после первого путешествия изменился.
      - Так удобнее? - спросила Маргарита.
      - Нет.
      - Ничего, привыкнешь. Пришлось добавить несколько новых функций. Вероятность обнаружить трилобитов стала больше.
      - Что я должен нажимать?
      - Ничего. Скафандр при необходимости сработает автономно.
      - Но сейчас я должен закрыть глаза? Как и в прошлый раз?
      - Да, - сказала Маргарита. - Так тебе будет легче перенести смену реальности.
      Петров послушался. Досчитал до десяти, а когда открыл глаза, был уже на Кеплере-1649с. Перенесся не совсем удачно, попал в небольшую лужу. По стеклу шлема скатилась капля. Потом еще одна. Ему на миг показалось, что он вспотел. Но тогда бы капля поползла внутри шлема.
      - Дождь? - спросил он.
      - Не очень сильный. Все в порядке. Здесь бывают настоящие ливни, - ответила Маргарита.
      - Вода?
      - Слабый раствор соли хлорида натрия. Соленая вода. Так понятнее?
      - Что я должен сделать?
      - Видишь бугорок в тридцати метрах справа? Тебе туда, только не спеши. Двигайся медленно.
      - Ну и?
      - Если немного повезет, раздастся предупредительный сигнал. Это сработает сканер, встроенный в скафандр, он способен обнаружить функционирование любого чужого биообъекта. Даже самое слабое или скрытое.
      - Бип-бип?
      - Что-то вроде. Услышишь - позови меня.
      - А если твой трилобит не захочет, чтобы мы его нашли?
      - Зачем это ему нужно?
      - Будет наблюдать, как мы с тобой бродим по этим не слишком привлекательным болотам, и получать свое недоступное нашему пониманию удовольствие.
      - Удовольствие?
      - Мы не знаем, есть ли у Хозяина чувство юмора, и какое оно? Мы ходим и ищем доказательства своих смелых гипотез, а он ржет и показывает на нас пальцем. Или что у него там вместо пальцев. Развлекается.
      - Хорошо, - сказала Маргарита терпеливо, как будто говорила с маленьким непонятливым мальчиком. - Попытайся обнаружить этот указующий палец. Нас такой результат устроит. Это будет вполне убедительным доказательством существования чужой жизни. Или ты боишься, что не справишься?
      - Мы уже договорились, что, если я столкнусь с чем-то необычным, заору и позову тебя на помощь. Это мне вполне по силам.
      - Еще что-то хочешь спросить?
      - Я могу услышать звуки с поверхности планеты без сканера?
      - Говорят, что есть люди, которые способны слышать такие естественные природные звуки. Я - не могу. Может быть, тебе это удастся.
      Петров попробовал сосредоточиться. Ему хотелось быть полезным. К сожалению, звуков он не услышал. Как не чувствовал посторонних запахов и не получал другой чувственной информации. Оставалось надеяться, что сработает пресловутый сканер, отлавливающий своими сенсорами биообъекты. Надежды на это было мало, пустынные пространства планеты выглядели слишком неприглядно.
      Петров ковырнул носком ботинка дно ближайшей лужи. Опять ничего не произошло. Ничего страшного, рано или поздно ему повезет. Маргарита поручила работу, которая была ему по силам, то есть не требовала дополнительного обучения. И ее следовало выполнять по возможности добросовестно. Честно говоря, не слишком большая просьба. Он решил, что ему следует подойти к следующей луже и ковырнуть дно там. Это самое полезное, что он мог бы сделать на Кеплере-1649 с.
      
      Камень
      
      На этот раз все получилось странно. Именно так, как предупреждала Маргарита. Петров наступил на что-то твердое и почувствовал постороннее присутствие. Раздался обещанный сигнал: "Бип-бип". Слабый, но отчетливый. Неужели ему удалось обнаружить чужую жизнь? Само по себе открытие биомассы на далекой экзопланете стало бы великой находкой. А если удастся обнаружить разумное существо? Это станет великим открытием.
      Петрову захотелось подтвердить свое открытие, он с готовностью ковырнул дно лужи еще раз.
      "Полегче, придурок", - раздалось в его голове.
      Это был не звук с поверхности планеты, скорее, некоторая разновидность телепатии. Петров не верил в ее существование, но другого объяснения постороннему голосу придумать он не мог. Вот так открытие. Ему повезло столкнуться с разумным существом. К тому же телепатом и грубияном.
      - Не знаю, кто вы такой, но начинать знакомство с ругани - дурной тон, - сказал Петров примирительно, ему хотелось, чтобы невоспитанное существо подтвердило свое присутствие.
      "А как бы вы без грубости и недовольства назвали человека, который пинает вас ногой без веской на то причины?"
      - Но я не знал, что причиню вам неудобство. Извините.
      "Вот, как теперь принято разговаривать! Это теперь называют вежливостью! Тебя больно бьют ногой, а потом говорят, что извиняются. Как какие-то футболисты, не к ночи будут помянуты".
      - Вы камень?
      "Сойдите с меня, наконец. Иначе больше ничего не скажу".
      Петров выпрыгнул из лужи и позвал Маргариту. Она мгновенно оказалась рядом.
      - Ты нашел? Умничка.
      - Хорошо бы теперь понять, что я нашел?
      Они прислушались, но никаких звуков, тем более, внятных слов слышно не было.
      - Послушай, камень, скажи что-нибудь, иначе опять наступлю на тебя, - разозлился Петров.
      "А потом этот человек удивляется, когда его называют придурком", - раздалось в его голове.
      - Слышала? Это камень произнес.
      - Да. Как тебе удалось заставить его отвечать?
      - Очень просто. Ты - красивая. А я - тяжеленький. Ты ему нравишься, а я - нет.
      Маргарита пошарила рукой в луже и вытащила небольшой гладкий камень, диаметром сантиметров двадцати. Внешне он ничем не отличался от многих других, валяющихся поблизости, поверить в то, что он может мыслить и обмениваться своими соображениями с людьми, было очень трудно.
      - Сейчас, голубчик, отправимся с тобой в Деревню. Пройдешь обследование, тебе понравится. Будь паинькой и расскажи нам все, что знаешь, - сказала Маргарита ласково.
      "До чего же вы, люди, недалекие существа. Неужели не понимаете, что меня нельзя безнаказанно перетащить в вашу ужасную Деревню. Не исключено, что там я потеряю способность влезать в ваши жалкие мозги, и наш диалог прервется. Вы этого хотите"?
      - Ты уже с нами говоришь, - сказал Петров.
      "Обижусь и перестану".
      Камень не был похож на трилобита или на другое живое существо.
      - Тебе сколько лет? - спросил Петров.
      "В псевдопространстве, куда нас поместил злой дух, нет времени".
      - Какой злой дух?
      "Вы называете его Хозяином".
      - Надо понимать, что ты не Хозяин? - разочарованно сказал Петров.
      "Глупая идея. Я такой же пленник, которого выдернули в это ужасное место с родной планеты, как и вас. Надо полагать, вы же тоже пленники, не правда ли"?
      - Не верю.
      "Это ты удачно вставил свое глупое слово. Уважаю. Хочешь, чтобы я обиделся и выложил важную информацию, которой вам явно не хватает? Заметьте, это я вас разоблачил. И все-таки, сегодня я добрый, расскажу все, что знаю. А вдруг окажется, что мне это может быть полезно".
      - Спасибо, - сказала Маргарита.
      "Не благодарите. Моя миссия провалилась. И теперь я могу быть честным. Вы и без меня знаете, это прописано в ваших мозгах, что в этом чуждом вашему пониманию псевдопространстве расположены несколько баз для людей из разных параллельных миров. А теперь будете знать, что сюда же поместили и некоторых существ, разум которых устроен на других принципах, недоступных вашему примитивному мозгу".
      - А как ты сюда попал?
      "С гордостью сообщаю, что мне удалось установить связь с одним из величайших мудрецов нашего народа, которого забрали в это ужасное псевдопространство. Конечно, это его заслуга и достижение. Но я смог принять его сигналы и наладить с ним устойчивую связь. От него я узнал о существовании этого последнего пристанища для величайших умов нашего мира. К сожалению, этого знания оказалось достаточно, чтобы и я оказался выдернут из привычной среды и помещен в эту резервацию. Великого мудреца я здесь не встретил. Меня окружают только скучные и необщительные существа вашего вида. Начинаю думать, что меня наказали за излишнее вольнодумство".
      - Ты хотел отыскать своего великого мудреца на планете Кеплер-1649 с?
      "Вовсе нет. В этой грязной луже я оказался только потому, что мне понравилась ваша парочка. И идея о том, что мы перенесены сюда по воле вездесущего Хозяина, понравилась. Вот я и подумал, прослежу за этими людьми, как они себя называют, вдруг им и в самом деле удастся отыскать Хозяина, если он конечно существует. Посчитал логичным, что ваша экспедиция на эту скверную планетку привлечет внимание авторитетных особ. А дальше, я бы справился сам. Нашел бы нужные слова, чтобы договориться с Хозяином о послаблении. И так и будет, если мне удастся с ним встретиться".
      - Не получилось? - спросил Петров.
      "Не подумайте, что я в восторге от общения с вами. Так себе удовольствие. Ваши мозги не защищены от постороннего вмешательства. Мне сразу стало понятно, что вы такие же страдальцы, как и я. И, если бы человек, которого вы называете Петровым, не пнул меня два раза ногой, я бы не открылся. Но было довольно больно, и я не сдержался".
      - Ты не Хозяин. И мы не Хозяева. Как же нам его искать? - спросил Петров.
      "Уже одно то, что судьба забросила нас, таких разных, на эту планету, говорит о том, что именно здесь его обнаружить проще всего. Как говорит человек Маргарита, вероятность обнаружения его на Кеплере-1649с самая большая. Согласен. Только большая просьба - не бейте меня больше своими ножищами. Я даже придумал, как впредь избегать столкновения. Буду предупреждать о своем присутствии громким свистом. Вы способны отличать свист от прочих естественных звуков?"
      - Да, - подтвердил Петров.
      - Но как нам теперь искать трилобитов? - спросила Маргарита. - Ваше присутствие сводит наши приборы с ума.
      "На Кеплере-1649с нет трилобитов".
      - Вы уверены? - спросила Маргарита.
      Камень ответил не сразу. Петрову показалось, что он засмеялся по-своему, как это принято у камней. Самым неприличным образом, нагло, с подвизгиванием, подмигиванием и подхрюкиванием. Внешне это никак не проявилось, но ошибиться было трудно.
      "Нельзя сказать, что я уверен. Я знаю", - наконец, послышалось в голове Петрова. И, скорее всего, в голове Маргариты.
      - То есть, больше нет необходимости возвращаться на Кеплер-1649с? - спросил Петров.
      "Я не говорил этого. Возвращаться полезно".
      - Мы еще увидимся?
      "Обязательно. Вы забавные существа. Мне с вами радостно и весело. До свидания, дружище".
      Петрову показалось, что это самое удивительное, что с ним произошло за последнее время. Даже не то, что он попал в псевдопространство Деревни мертвых космонавтов, а то, что камень назвал его другом. В этом было что-то странное, но и приятное.
      - А я могу тебя называть дружищей? - спросил он на всякий случай
      "Да. Конечно. Это звучит приемлемо".
      - Как мне тебя называть.
      "Ты называешь меня камнем. Подходящее имя. Мне нравится. Приятные эфирные колебания. Отныне я буду Камнем с большой буквы, как у вас людей принято обозначать себе подобных".
      - Мне положить тебя на пригорок или обратно в лужу?
      "Не беспокойся, я стартую с твоей руки", - сказал Камень и исчез.
      Маргарита пожала плечами.
      - Закрой глаза, мы возвращаемся.
      - Неужели ты поверила Камню?
      - Да. У него нет причин врать. Сам видишь, из него не получился бы Хозяин - он излишне легкомысленный и любит плоские шутки.
      - Но он такой странный и удивительный.
      - Так себе находка.
      - Но согласись, что разговорчивый камень - это здорово.
      - Слишком разговорчивый.
      
      Что это было?
      
      Привыкнуть к чудесам, которых так много в Деревне, было очень трудно. Петров много раз давал себе слово не обращать внимания на вопиющие нарушения здравого смысла и причинности. Потому что ничего странного в этом не было. Таковы были принципы устройства этого проклятого псевдопространства. Так оно было задумано и так реализовано. Нельзя переживать из-за того, что не можешь изменить. Но подружиться с Камнем - это чересчур.
      - Ты как? - спросила Маргарита. - Все в порядке? Ты какой-то зеленый.
      - Я подружился с Камнем. Поверить в это трудно. Но придется привыкать.
      - А что тут такого?
      - Он не биологический объект.
      - Разве в твоей реальности не было искусственного интеллекта?
      - Ты думаешь, что Камень - робот?
      - Нет. Я считаю, что природа более изобретательна, чем любое сообщество ученых и инженеров. И если люди сумели создать искусственный интеллект, значит, разум, устроенный на подобных принципах, мог возникнуть и естественным путем. Сам по себе. Эволюция штука непредсказуемая.
      - В виде камня?
      - А почему бы и нет?
      - Но нужны микросхемы и прочее.
      - Природа могла использовать другие физические принципы для передачи информации.
      - А как нам узнать: робот он или разумное существо?
      - Обязательно спроси, когда встретишься с ним в следующий раз. Камень врать не будет.
      - Ты думаешь, мы еще его увидим?
      - Конечно, он же хочет отыскать Хозяина не меньше, чем мы. А без нас это у него вряд ли получится.
      - Или наоборот. У нас без него ничего не получится. Мы и сами заинтересованы работать вместе, лишней информации не бывает.
      Петров подумал, что все-таки было бы здорово, если бы Камень справился с этой задачей первым. А потом сказал: "Хочу представить тебе Хозяина, дружище Петров. Не ожидал? У вас, людей, жизнь сложная. У нас, камней, все проще. Если мы видим Хозяина, то так и говорим - вот он Хозяин". Кстати, вероятность такого развития событий крайне высока. Камень смотрит на человеческую жизнь со стороны. Он, если поверить Маргарите, естественный искусственный интеллект - в дальнейшем ЕИИ. А значит, видит то, что люди не замечают, потому что для них многие странные вещи кажутся привычными, потому что все их идеи, в конечном итоге, до неприличия человеческие. Вполне вероятно, что без помощи Камня не обойтись.
      Вечером собрались вчетвером. Петров подробно доложил о встрече с Камнем. Ко всему привыкаешь, вот и для него сам факт существования ЕИИ перестал быть чудом. Это позволило ему украсить рассказ забавными деталями.
      - Представляете, он назвал меня придурком. Это был первый эпитет, которым он меня наградил.
      - Почему? - удивился Карпов.
      - Я наступил на него.
      - Это так по-человечески. Если приходится выбирать наступать на грязную почву или камень, люди всегда выбирают камень.
      - О, значит, он обругал не меня, а все человечество? Забавно. Но для меня не так обидно.
      - Не людей, а человеческий способ мышления, когда личное удобство часто оказывается важнее интересов окружающих, - уточнила Маргарита.
      - А потом он смягчился и назвал другом, - добавил Петров. - Признал, что я понравился ему.
      - Он сказал не "друг", а "дружище", - поправила Маргарита.
      Петров кивнул.
      - Ты права, Камень специально использовал это слово, поскольку оно точнее описывает его отношение ко мне, - сказал он примирительно. - Не знаю, может ли он по-настоящему дружить с людьми.
      - В фантастике разумные камни встречались и раньше. Не помню фамилий авторов, но то, что эта возможность рассматривалась писателями уже давно, это точно, - сказал Сомов.
      - Перестаньте, Сомов, - грубо сказал Карпов. - Мы занимаемся серьезным делом, а вы к нам со своими измышлениями! Не путайте нас. Нам и без вас пока не удается понять, что происходит в Деревне.
      - У фантастики, в отличие от науки, есть важное отличие, она не ограничивает взгляды своих адептов текущими догмами научного общества, - возразил Сомов. - Писатели могут позволить себе придумывать самые невероятные события и вещи. У ученых это называется "мысленный эксперимент".
      - Ученые достаточно разумны, чтобы заранее отбраковывать заведомо ложные гипотезы, - сказал Петров, но он уже и сам верил в это с трудом. За месяц ему не удалось отбросить ни одной ложной гипотезы.
      - Разве в Деревне мертвых космонавтов существуют заведомо ложные гипотезы? Не знала, - ехидно сказала Маргарита.
      - Зря иронизируете. Я проводил эксперименты, - сказал Карпов. - Хотел определить границы исполнения наших желаний. И знаете - они есть.
      - Например?
      - Жители Деревни не могут нанести ущерб другим обитателям. Я потребовал, чтобы одинокий прохожий сломал ногу, разбил при падении голову и умер от потери крови. Но ничего не получилось. Мое дурацкое желание не исполнилось.
      - Вы действительно хотели убить одного из нас? - удивилась Маргарита.
      - Ерунда. Вы не хуже меня знаете, что обитателям Деревни ничего не угрожает. Там, где нет времени, не бывает смерти.
      - Но зачем тогда?
      - Хотел посмотреть, как произойдет возврат к жизни. Признайтесь, что замысел был интересным.
      - Хороший эксперимент. Его результат доказывает, что мы не стали волшебниками. Наши желания исполняет кто-то другой, наделенный безграничной властью. Для чего? Думаю, для исполнения своих недоступных нашему пониманию желаний. Или ему нравится наблюдать за нашими поступками, - сказал Петров.
      - Ты считаешь, что Хозяин - волшебник? - спросила Маргарита.
       И тут оказалось, что кроме них в комнате находится еще одно разумное существо.
      "Простите, ребята, что вмешиваюсь, - раздалось в головах людей, - но хотел бы напомнить, что у людей есть специальная философия, объясняющая феномены, присущие людям в Деревне".
      - Камень? Это ты?
      "Я. Не сдержался, люблю, когда люди говорят о философии".
      - О философии? - заинтересовался Сомов. - Какой конкретно?
      "Вы называете ее субъективным идеализмом".
      - О, я прекрасно помню определение субъективного идеализма. Выучил, когда хотел использовать что-то этакое в новой книге. "Субъективный идеализм - группа направлений в философии, представители которых отрицают существование независимой от воли и сознания субъекта реальности. Философы этих направлений либо считают, что мир, в котором живет и действует субъект, всего лишь совокупность ощущений, переживаний, настроений, действий этого субъекта, либо, как минимум, полагают, что эта совокупность является неотъемлемой частью мира. Радикальной формой субъективного идеализма является солипсизм, в котором реальным признается только субъект восприятия, а все остальное объявляется существующим лишь в его сознании", - гордо сказал Сомов.
      - Здравствуйте, приехали, - сказал Карпов.
      - Я ждал, что мы обязательно столкнемся с чем-то подобным, - сказал Петров.
      - Но это смешно!
      - Или грустно - это как посмотреть, - продолжал Петров. Мы находимся в странном псевдопространстве, где наши личные желания оказываются важнее законов физики. Если хотим остаться учеными, мы должны найти простое и разумное объяснение всему происходящему в Деревне мертвых космонавтов.
      - И в других деревнях есть жизнь, - сказал Сомов. - Но другая.
      - Идея с субъективным идеализмом мне нравится, - сказал Петров. - Вряд ли удастся придумать что-то более подходящее для описания странного мира, в котором мы оказались. Считается, что в Мироздании есть участки, в которых физические законы отличаются от известных нам. Даже фундаментальные константы могут быть другими. С этим никто не спорит. Прочему бы не предположить, что и философские принципы, то, что мы называем онтологией, могут отличаться. Предположим, что мы попали в мир, где единственной работающей философией должен считаться субъективный идеализм? Почему бы и нет?
      - Трудно в это поверить, - сказал Карпов.
      - Наука не может строиться на вере.
      Спорить никому не хотелось, поскольку никакой пользы пустые разговоры принести не могли. Карпов не желал становиться субъективным идеалистом, Сомову нужно было сначала придумать убедительный сюжет, в котором эта полузабытая философия могла быть использована людьми для познания Мироздания. Пока у него картинка не складывалась.
      Они ушли озабоченными и разочарованными. Понятно было, что они не только не приблизились к решению своей главной задачи - возвращению на Землю, но и все дальше отдаляются от цели, ввязавшись в обсуждение отвлеченных философских теорий. Когда, спрашивается, философия помогала решать практические проблемы?
      Маргарита была разочарована.
      - А я, кажется, знаю, кто такой Хозяин, и как его найти, - сказал Петров и сразу же пожалел.
      - Кто?
      - Не скажу.
      - Почему?
      - Во-первых, рано, хочу сначала удостовериться. А во-вторых, если я сейчас скажу, ты наверняка треснешь меня по голове сковородкой.
      - У меня нет сковородки.
      - Раздобыть в Деревне для такого случая сковородку не составит труда.
      - Я могу помочь тебе раздобыть доказательства.
      - Конечно. Но пока не знаю, что для этого нужно сделать.
      - Ты справишься.
      - Посмотрим.
      
      Умный Камень
      
      Петрову не понравилось, что он не сдержался и сболтнул Маргарите о том, что нашел Хозяина. Это был тот редкий случай, когда он дорого бы заплатил, чтобы его догадка оказалась ошибочной. Если он окажется прав, придется навсегда распрощаться с привычной жизнью. А Деревня мертвых космонавтов покажется островком стабильности и детерминизма. Но он сболтнул лишнее. Получилось глупо и некрасиво. Следовательно, нужно поискать более элегантное решение. Не затрагивающее основ человеческой жизни.
      Какой эксперимент его устроит? Петров решил, что было бы правильно получить независимое подтверждение от независимого источника. Любую гипотезу, находясь в системе, доказать нетрудно. А если из нее выйти?
      Петров вспомнил, что у него есть один знакомый, который наверняка не принадлежит к человеческой структуре.
      - Камень! Привет! Мне нужна помощь. Без тебя моя гипотеза провисает, нет достаточно веских доказательств.
      "Ты вспомнил обо мне, дружище! Рад! Я - умный и сообразительный, но не понимаю, чем могу тебе помочь? Ты, Петров, тоже на дурака не похож. Почему не можешь придумать правильный ответ"?
      - Мне нужен совет разума, который нельзя считать человеческим.
      "Хорошо, что ты это понимаешь. Поверь, что мне очень трудно общаться с тобой на человеческом языке. Со своими друзьями другими камнями, я обмениваюсь информацией с помощью объемной точечно-импульсной сигнальной шифровки. Люди не способны воспринимать наши душевные переживания. Даже пипиканье не услышите".
      - А ты, значит, наши человеческие страсти способен понимать?
      "Конечно. ваша человеческая сигнальная система ощущений до слез проста, в отличие от нашей, которая складывалась миллионами лет. Вашими организмами управляют ограниченные чувства и желания. Я бы назвал их сиюминутными. Сегодня вы хотите одного, завтра - другого. Это не делает чести, но заслуживает уважения. Когда понимаешь, что вы по-другому жить не способны, то прощаешь очевидное высокомерие, без которого вы воспринимать мир неспособны. Ваш друг - Сомов - считает людей высшим проявлением эволюции по сравнению с камнями, только потому, что люди способны чихать и сморкаться, а мы нет. Он у вас писатель, значит, хотел бы нравиться разумным существам. Камней он не считает своими потенциальными читателями. Напрасно. Наши эмоции сильнее ваших. Но вы - люди - забавные. Передай Сомову, что ему удалось меня насмешить".
      - Я отношусь к тебе, Камень, с уважением и симпатией, - сказал Петров.
      "Знаю. Честно говоря, это тоже забавно. Как человек может относиться к камню с уважением"?
      - Я ценю твой могучий интеллект.
      "Приятно слышать. Однако, будь добр, напомни, зачем я тебе понадобился"?
      - Может быть, вопрос покажется оскорбительным, но это явное проявление моего личного любопытства. Свойство моей натуры.
      "Я не личность, - сказал Камень, подумал немного и добавил. - В человеческом смысле этого термина. Давай свой вопрос. Слушаю".
      - Ты Хозяин этого псевдопространства?
      "Ты уже спрашивал. И я ответил: "Нет". Ты подумал, что я тебя обманул? Зачем? Обман - это проявление психологии людей. Мы камни - другие".
      - Допустим.
      "Постой, давай воспользуемся человеческой логикой. Так тебе будет понятнее. Псевдопространство Деревни выстроено по человеческим принципам. Вам в нем живется вольготно. Вы ни в чем себе не отказываете. Если бы мир Деревни был создан для обитания камней, люди бы сдохли. Не вынесли бы нашего комфорта! Надеюсь, ты это понимаешь".
      - Считаешь, что Хозяина нужно искать среди людей?
      "Это очевидно. Я тебя убедил"?
      - Да.
      "Я тебе помог"?
      - Да.
      "Ты доволен"?
      - Нет.
      "Но ты знаешь, что тебе теперь делать"?
      - Да.
      "Отлично. С твоего разрешения, я вернусь к своим занятиям".
      
      Петров отправился к Сомову.
      Визит был незапланированный, Сомов удивился, в Деревне такое поведение не приветствовалось. Но он давно считал, что Петрову можно поступать так, как ему заблагорассудится.
      - Пора вам заняться литературой.
      - Я пробовал. У меня не получилось. Не знаю, удастся ли мне здесь что-то написать.
      - Не надо пробовать. Просто вернитесь к своему делу. Меня интересует, как обитатели Деревни попали в это псевдопространство. Заставьте их говорить.
      - Но как это сделать?
      Петров разозлился. Ему показалось, что он уже говорил Сомову об этом. Но не грех и повторить.
      - Попробуйте самый простой путь: вспомните, как поступил Карпов, он повесил объявление при входе в ресторан, ученые Деревни объединяйтесь! И какие-то люди, до сих пор считающие себя учеными, откликнулись. Думаю, с писателями это получится еще легче. Организуйте семинар. Писатели слетятся к вам, как пчелы на мед.
      - Я бы не откликнулся, - признался Сомов.
      - Хвастаетесь! Не удержались бы. Пришли бы и тексты свои принесли. И другие принесут. Попробуйте. И убедитесь в этом сами. Писатели - люди проверенные!
      
      
      Наталья Бахтина
      
      ГРОМ СОШЕЛ С УМА
      
      - Гром сошел с ума!
      Витька Потапов из 1-го "Б" класса стремглав несся по коридору, не разбирая дороги, натыкаясь на учеников и учителей. Он нелепо размахивал руками и вопил во все горло:
      - Гром сошел с ума!
      Математичка, шедшая на урок в 6-й "А" класс с огромными циркулем и линейкой, не успела посторониться, и Витька со всего размаху налетел на училку, уткнувшись носом ей в колени. Учительница чудом удержалась на ногах, но выронила все, что держала в руках: классный журнал откатился в одну сторону, а железный циркуль попал под ноги физкультурнику, который поскользнулся на нем и растянулся во весь рост на полу на радость галдящей малолетней публики.
      Витька пробормотал: "Простите, Марь-Ванна", и продолжил стремительный бег по коридору, но через пять шагов был резко остановлен - схвачен за шиворот Генкой из 5-го "В" класса.
      - Что ты сказал?!
      - Гром говорит, что он сошел с ума, - пролепетал первоклассник, не пытаясь высвободиться из цепких пальцев Гены Удальцова.
      - Где ты его видел?
      - В гардеробе. Он там свою куртку порвал и... и...
      - И что?
      - И учебник по физике Матвей Борисыча в помойку выбросил, вот что!
      Это было серьезно. Вся школа знала, что когда Валерка Громов кричит: "Я сошел с ума!" - с ним лучше не связываться. Ему старались не попадаться на глаза, потому что последствия встречи с Громом, когда он находился в таком состоянии, были непредсказуемы. Со школьной курточки у того, кто попадался Грому на пути, могли осыпаться все пуговицы; или ручка могла внезапно вылететь из пенала, а куда она при этом полетит - кто ее знает; сторож дядя Ваня, повстречавший однажды Грома в таком состоянии у сарая, потом жаловался, что не может даже смотреть в сторону "беленькой", не то, что пить ее. Отпетый хулиган Васька Постнов из 9-го "В", и тот, когда бегал на переменках курить, забирался по пожарной лестнице на чердак, чтобы ненароком не встретиться с Громом в туалете. Единственный, кто имел влияние на Громова, был его одноклассник, Гена Удальцов, который сидел с ним за одной партой. И сейчас именно от Гены зависело дальнейшее развитие событий. Надо было спасать Грома от неприятностей, а школу - от него.
      Генка вздохнул. С Матвеем Борисовичем придется объясняться, но это потом. Сначала Гром. Он отпустил первоклассника и направился к гардеробу. Прозвенел звонок, последние замешкавшиеся ученики ныряли в свои классы.
      Гром сидел в школьной раздевалке на полу и зло размазывал под носом кровавые сопли. Под правым глазом у него зрел внушительных размеров фингал, а вокруг валялись в беспорядке школьные принадлежности. Среди них на полу выделялись сразу несколько ластиков разного размера и цвета.
      Генка молча присел рядом.
      - Чего тебе? - Громов недобро покосился на одноклассника.
      - Приложить бы надо.
      - Кого приложить?
      - Не кого, а что. - Генка вытащил из кармана брюк чайную ложку, которую непонятно зачем стибрил неделю назад в столовой и с тех пор носил с собой на всякий случай. Получается, случай и представился. - Вот, держи. А то глаз совсем заплывет.
      Громов покочевряжился немного, но ложку взял. Генка дипломатично помолчал пару минут. Валерка сильно засопел носом.
      - Иди на физику, ты же не пропускаешь.
      - Без тебя не пойду.
      - А я вообще, может, больше в школу ходить не буду! Сбегу в Крым, там тепло, там яблоки, и на берегу под лодкой на песке можно спать.
      - Кто тебе такое сказал?!
      - В фильме видел.
      - Заметут. У нас в стране беспризорников не бывает. - Генка понял, что нужно срочно уводить разговор в другую сторону. - Слушай, я тут вчера Настасью Павловну видел, она просила ей помочь, дрова в сарай перетащить. Она заказала хорошие дрова, березовые, ей привезли и вывалили прямо перед калиткой. Теперь она даже за водой выйти не может, соседку просит, чтобы через забор передавала. Пойдем, а?
      Настасья Павловна раньше была учительницей литературы в единственной школе села Мытарино. Теперь она вышла на пенсию и жила совсем одна. Ее дочь уехала в город, вышла замуж и приезжала к матери раз в год по обещанию.
      - Куда я с таким фонарем пойду? - Валерка Громов отнял от щеки ложку и продемонстрировал свой фонарь.
      - Да она же старенькая совсем и слепая. Не увидит ничего. Вдвоем мы в два счета управимся.
      - Прямо сейчас, что ли?
      - А что тянуть?
      - У тебя же ранец в классе остался.
      - Ну и что? Никуда он не денется. После обеда заберу.
      Настасья Павловна была, конечно, старая, но вовсе не слепая. Она сразу увидела багровый кровоподтек под глазом Грома, но дипломатично ничего не спросила. После того как мальчишки перетаскали дрова, учительница позвала их в хату пить чай с пирогами и с черносмородиновым вареньем. Генка боялся, что Валерка застесняется и не пойдет, но тот пошел. Сильно проголодался, наверное, от работы на свежем воздухе. Генка и сам проголодался.
      Выпили по три стакана чая, съели по четыре куска пирога. Настасья Павловна предлагала еще, но больше не лезло.
      Выйдя со двора учительницы, оба не сговариваясь повернули в сторону заброшенных сараев возле озера. Рядом с озером, привязанный к колышку, пасся козел Митрофан нубийской породы. Красивый, с большими витиеватыми рогами, он был предметом гордости владелицы, Зинаиды Федоровны Попрыгунчиковой. Стояли последние дни золотой осени, скоро баба Зина перестанет выводить козла на прогулку и запрет его на всю зиму в сарае.
      - Эх, жаль, хлеба нет! Он черный хлеб любит.
      Услышав заветное слово, Митрофан поспешил навстречу:
      - Бе-е-е!
      - Нету сегодня ничего, не бекай, - с досадой проговорил Валерка, ощупывая на всякий случай карманы.
      - У меня есть! - обрадовался Гена и вытащил из кармана куртки сверток. - Маманя сунула утром, я проспал и позавтракать не успел. Сейчас посмотрим. - Он развернул пакет, в нем оказался бутерброд с сыром. - Черный, ура! Сейчас мы ему скормим. На, один кусок ты ему дай, а я - второй.
      Митрофан с удовольствием съел оба куска, но не отходил, ждал чего-то.
      - Как думаешь, он сыр будет?
      - Думаю, будет, - авторитетно заявил Гром.
      Козел съел сыр с большим удовольствием и, встав на задние лапы, начал мотать головой вверх-вниз.
      - Во дает!
      - Это он благодарит. - Генка присмотрелся к козлу повнимательнее. - Смотри, у него один рог сломан. Бедняга! Как это он?
      - Я однажды видел, как он с разбегу бодал дверь сарая. Наверное, осерчал, что его там запирают, хотел разбить. Вот и разбил, только не дверь, а рог.
      "Сейчас пора", - подумал Гена и спросил:
      - А ты что бодал?
      - Ты о чем? А, это. - Гром поморщился. - Болит, зараза. Это мы с отчимом повздорили.
      - Опять?!
      - Ну. Он напился вчера, как обычно, а сегодня с бодуна мамку бить начал. Я ему говорю: прекрати немедленно, а то врежу.
      - И что? Врезал?
      - Врезал.
      - Ты - ему?
      - Он - мне. Не видно, что ли? - Гром обиделся на непонятливость друга. - А на меня опять нашло... Как будто желтый шар выскочил из живота и повис перед лицом отчима. А он как зашатается, как завопит! Прямо там и упал, в коридоре.
      - Ты что, тебя же посадят!
      - Не посадят, я малолетка. И потом, это не я, он сам упал. Мамка к нему бросилась, поднимать, а я - на улицу, даже портфель взять не успел. Хоть бы он сдох, зараза! У-у, ненавижу!
      Помолчали. Гена понял, что пожелание "сдохнуть" относилось не к портфелю, а к отчиму. Валерка всю жизнь с ним не ладил, даже пару раз убегал из дома, отсиживался и ночевал на ферме у Ефросиньи Михайловны, которая его жалела и подкармливала. Спал там же, в закутке, на сене. Мать приходила, плакала, упрашивала вернуться домой. Сын не мог устоять перед материнскими слезами и возвращался.
      Гена осторожно спросил:
      - Так ты это... когда говоришь, что сходишь с ума, у тебя этот шар, что ли, перед глазами появляется?
      - Да. Знаешь, как-то жутко становится. Я-то просто так кричу, чтобы всех напугать. А вдруг и правда..? - Гром посмотрел на приятеля с тоской.
      - Нет, - уверенно сказал Генка. - Я же вижу: ты совершенно нормальный. Я у тебя никогда этого шара не замечал. Получается, это ты один его видишь. А..! Это у тебя явление такое... пари... паро... паранормальное, вот!
      - Чего-чего?
      - Паранормальное, говорю, явление. Я по телеку передачу смотрел. Некоторые люди могут, не прикасаясь, предметы двигать, мысли читать и все такое.
      - Я мысли читать не умею. На кой оно мне? Я и так наперед знаю, что скажет Матвей Борисыч: "Садись, Громов. Оценку свою знаешь".
      Валерка так смешно скопировал старческий дребезжащий голос учителя физики, что Генка не выдержал и прыснул в кулак.
      - И что? В этой твоей передаче про желтый шар, как у меня, рассказывали?
      - Ну, именно про желтый шар не рассказывали. Но говорили, что силой мысли можно даже убить человека. Может, у тебя от злости мысль такая желтая выскочила и по отчиму ударила?
      Громов задумался.
      - Слушай, а перед этим у меня как-то вот здесь, - Валера показал, где именно, - жарко стало, и потом как будто что-то треснуло. Я еще подумал: на кухне, что ли, что-то упало...
      - Точно, - авторитетно заявил Гена. - Это ты выпустил из себя. Только почему у тебя мысль из живота выскочила?
      - Откуда я знаю - почему да почему? Это надо у твоей пары ненормальных спрашивать.
      Помолчали. Митрофан, потерявший интерес к мальчишкам, доедал последний клочок зеленой травы в пределах досягаемости. Туман над озером рассеялся, стало тепло как летом. Над обрывом яркими бусинами алели густые гроздья рябины, предвещая морозную зиму. Старая яблоня на заброшенном участке сгибалась под тяжестью никому не нужных плодов.
      - Яблок в этом году уродилось... - Генка подобрал скатившееся с оврага яблоко, вытер о рукав и надкусил. - Мамка не успевает обрабатывать. Лежат под деревьями и гниют.
      - Слушай, а козел яблоки ест?
      - Не знаю. Вряд ли. Хотя... Давай попробуем.
      Ребята пошарили вокруг себя и нашли в траве несколько яблок с помятыми боками. Козел Митрофан, наевшись травы, лежал под кустом, лениво поводя ушами, отгоняя редких, но оттого не менее надоедливых мух. На предложенное угощение он отреагировал довольно неожиданно: сначала понюхал, потом фыркнул и рогом поддел одно яблоко, так что оно зацепилось за рог. На второй рог мальчишки сами надели яблоко. Для симметрии. Получилось красиво.
      Так они и стояли, любуясь делом рук своих, а Митрофан бодал рогами воздух и безуспешно пытался освободиться от раздражающих его предметов. На козлиное беканье прибежала баба Зина, что жила через дорогу.
      - Ах вы, охальники! Ремня на вас нету! Пошто козла мучаете?
      - Баб Зин, мы не мучаем, это он сам... - попытались неуклюже оправдаться мальчики.
      - Знаю я вас! Сам-то он, может, одно нацепил, а второе? - Прозорливая баба Зина замахнулась на ребят веткой. - А ну, кыш отседова! Твоя мать, Валерка, отчима на скорой в город повезла, а ты тут проказничашь!
      Валерка с Генкой переглянулись и стремглав побежали к Валеркиному дому.
      
      ***
      Мать Валеры вернулась из райцентра усталая и зареванная. Сын растопил печь, сварил картошку в мундирах и держал ее до приезда матери в печи, чтобы не остыла. Полез в подпол, достал банку с солеными огурцами и помидорами. Когда Мария Сергеевна увидела на столе тарелки и миску с соленьями, не удержалась, расплакалась. Притянула к себе голову сына и крепко обняла. Валерка стоял, молчал, боялся пошевелиться и не знал что сказать.
      - Спасибо, сынок.
      - За что, ма? - виновато промычал Валерка.
      - За то, что заступаешься за меня. Я же знаю, как ты переживаешь. Я перед тобой очень виновата. Но ведь так трудно было одной, когда с тобой маленьким осталась...
      - А что, папка правда на флоте погиб?
      Мать тяжело вздохнула.
      - Ушел он от нас. Прости, что скрывала правду. Не хотела, чтобы ты чувствовал себя покинутым.
      - Ну, ушел и ушел. Что с того? - постарался успокоить мать Валерка, но у самого противно заныло под ложечкой. - Вон у Зинки Пономаревой тоже отца сроду не было, а она такая красавица! Все мальчишки за ней бегают, и из девятого, и из десятого класса, и даже из восьмого!
      Зина Пономарева, первая школьная красавица, была единственной дочерью доярки Ефросиньи, нагулявшей дочь от шабашника, приезжавшего расписывать сельский клуб семнадцать лет назад. Все про это знали, но деревенские Фросю уважали, худого слова про нее не говорили. Была она передовиком молочной промышленности, ее фото висело на доске почета в райцентре Ванютино уже который год подряд.
      - Ефросинья Михайловна женщина видная, у нее от женихов отбоя не было в молодости. Да и сейчас кузнец Михалыч вздыхает, когда она мимо кузни на работу идет. А Сашка Заболотный подрался как-то из-за нее с приезжим заготовителем, когда тот прямо на ферме стал к ней приставать. А я, сынок, - мать опять тяжело вздохнула, - со своей эмблемой кому нужна?
      "Эмблемой" мать называла большое родимое пятно бордового цвета, уродовавшее ее левую щеку и заползавшее на лоб. Что она только ни делала, чтобы от него избавиться, - и чеснок прикладывала, и болиголовом мазала, и даже к знахарке ходила, - ничего не помогало.
      - Ну и что, - упрямо не сдавался сын, - прожили бы одни, зачем тебе этот урод сдался, не понимаю.
      - Он буянит, только когда выпьет...
      - Ага, пьет через день, а на второй - похмеляется. Ма, давай его выгоним, а? Я уже большой, работать пойду. Проживем.
      Мать притянула сына к себе, обняла. Он стоял, замерев в неудобной позе, но не смея отстраниться.
      - Жалко его, сынок... У него больше никого нет.
      - Ну вот, здрасте-пожалста! А тебя кто пожалеет? - От злости Валерка даже поперхнулся и закашлялся. Матери пришлось его постучать ладонью по спине, чтобы он поскорее пришел в себя.
      Кашель утих так же внезапно, как и начался. Только стало резко саднить в горле, как будто кто-то прошелся по нему изнутри наждачной бумагой. Валера пошел на кухню и выпил стакан молока, который стоял на столе. Мать знала, что сын, придя домой из школы, обязательно пьет молоко, и заранее доставала его из холодильника, чтобы успело согреться. "Значит, она достала его из холодильника еще утром, когда уезжала", - подумал Валера.
      - Как дела в школе? Уроков много задали?
      - Я сегодня не ходил. Куда я с таким глазом пойду? Все начнут спрашивать, смеяться. Ну их, не хочу.
      И опять мать тяжело вздохнула. От этих ее вздохов у Валерки все внутри цепенело и леденело, как будто его выставили на мороз голышом и к столбу привязали, чтобы не убежал.
      Царапанье в горле прошло. Только стоял в нем какой-то комок, который никак не удавалось проглотить до конца. Валера жевал хлеб, пробовал целиком заглатывать большие куски, запивал водой - ничего не помогало. И только когда прижал руки к горлу и постоял так минут десять, закрыв глаза, немного полегчало. Матери ничего не сказал, ей и так досталось. Нечего ее своим горлом беспокоить.
      Под вечер заглянул Генка.
      - Ты как? В школу завтра собираешься? Я тебе задание по математике и по физике принес.
      - Так тебя же на уроках не было.
      - Я за ранцем забегал, мне Петька рассказал, что задали. Говорит, Матвей Борисыч про тебя спрашивал.
      Валерка насупился.
      - Не бросал я его учебник, он сам...
      - Кто - сам? Сам Матвей Борисыч выбросил?!
      - Да нет же! Учебник сам - как вырвется у него из рук и как отлетит в сторону! Чесс-слово! А этот Потапов из 1-го "Б" глаза вытаращил и побежал кричать, будто я выкинул. Да е-мое, я к нему даже не притрагивался!
      - Матвей Борисыч так и сказал. И еще добавил: "Громов, - говорит, - никакой не хулиган, а обладает уникальными способностями. Передайте ему, что я прошу его зайти ко мне после уроков, есть серьезный разговор".
      - Так и сказал? - недоверчиво переспросил Валера. - Про уникальные способности?
      - Так и сказал, - подтвердил Гена.
      На следующее утро, выпросив у матери тональную пудру, Валерка долго стоял у зеркала, пытаясь замазать синяк, который приобрел красивый бордовый оттенок с сиреневым отливом. Замазать не получалось, как он ни старался. К тому же скула под глазом опухла, это никакой пудрой не замажешь. Так и пошел в школу, низко надвинув кепку на глаза.
      Все уроки просидел, низко склонив голову над партой. Почему-то никто с ним не заговаривал, только боковым зрением Валера замечал направленные на него украдкой взгляды ребят. Учителя к доске тоже не вызывали. Повезло. А последним уроком была физика.
      - Кто отсутствует? - спросил Матвей Борисович, усевшись за свой стол и открыв классный журнал.
      - Все присутствуют, Матвей Борисыч! - бодро отрапортовала Машка Иванова, вскочив со своего места. Она сегодня была дежурной.
      Громов сидел прямо за ней, низко опустив голову.
      - Хорошо. Садись, Иванова.
      Тема сегодняшнего урока была "Измерительные приборы". Тема скучная: кто не знает, что длина меряется с помощью линейки, а температура - с помощью термометра? Но Матвей Борисович сумел заинтересовать ребят. Рассказал, как в старину на Руси измеряли длину, когда никаких линеек еще не было. Начал с того, что развернул и повесил на доске такой плакат:
      
      Г1
      
      Ребята наперебой стали измерять, чему равен аршин и пядь. Получалось у всех по-разному.
      - Точности нет никакой, - авторитетно заявил Генка. - Плюс-минус лапоть.
      - А кто знает, откуда пошло это выражение? - оживился учитель.
      Никто не знал.
      - И что в лаптях измеряли вовсе не расстояние - тоже не знаете?
      Этого тоже ребята не знали. Просто считали, что выражение это смешное означает "очень приблизительно", с маленькой точностью.
      И тогда Матвей Борисович рассказал, что, оказывается, пастухи считали время... в лаптях. На месте выпаса у каждого пастуха было приметное дерево. Длину тени от него пастух измерял, ступая ногами в лаптях. Когда длина тени достигала шести-семи лаптей, это означало, что пора гнать стадо домой.
      Так, за интересными разговорами, прошел урок. Когда прозвенел звонок, Матвей Борисович сказал:
      - Домашнего задания не задаю, а в пятницу вместо урока пойдем время мерять... в лаптях. У кого нет лаптей, подойдут кроссовки. Собираемся у озера, у большого дуба.
      - Ура! - Ребята, радостные, побросали свои учебники в ранцы и в портфели и умчались из класса.
      - А тебя, Громов, я попрошу остаться.
      
      ***
      Геннадий Удальцов прохаживался по дорожке возле школы, далеко не отходил, боялся пропустить друга. Наконец тот вышел, кепка по-прежнему натянута на глаза, но походка изменилась, стала более решительной и какой-то задумчивой. Не замечая Гену, он направился в сторону здравпункта: там помощником фельдшера работала его мать.
      - Валер, постой, я тут! - Генка бросился вдогонку, размахивая ранцем. - Вы с Матвеем Борисовичем разговаривали, да? Что он тебе сказал?
      Громов солидно помолчал, как будто испытывал терпение друга.
      - Сказал, что хочет меня отвезти в город к своему другу. Они вместе в институте учились. Только Матвей Борисыч после института в школу пошел работать, а его друг сейчас - научный сотрудник в специальной лаборатории, научно-исследовательской. Изучает - как ты сказал? - пара...нормальные явления. Я спросил его: какое отношение это имеет к пару? Вода, что ли, в теле от злости разогревается и кипеть начинает? Он как рассмеется и говорит, что это никакой не пар, а "пара" - слово такое греческое, означает отклонение от нормы. В этом смысле я ненормальный, да. Но он говорит, этого не следует бояться. Все открытия, говорит, совершали люди, которых окружающие считали ненормальными.
      - И что теперь? Ты уедешь в город? Там будешь жить?
      - Не знаю. С одной стороны, конечно, интересно, да и харю это пьяную не буду видеть - это плюс. А с другой стороны, мать бросать жалко... - Валерка отвернулся в сторону и подозрительно зашмыгал носом. - Ну ладно, Ген, я пойду, мне к мамке надо зайти. Матвей Борисыч просил ей передать, что хочет с ней поговорить.
      - О том, чтобы разрешила в город с ним поехать, да?
      - Наверное, - Громов пожал плечами. - Неудобно было спрашивать.
      Матвей Борисович действительно хотел видеть Марию Сергеевну по поводу ее сына. Поэтому после работы она пошла к нему домой. Жил учитель один, жена от него уехала лет двадцать назад, и дочку с собой забрала. Сказала, что не хочет свою жизнь бессмысленно тратить в этой дыре, и дочери нужно дать приличное образование. Укатила к родителям в столицу. Я, говорит, выходила за тебя замуж, потому что ты надежды подавал, а теперь что? Вон, говорит, твой друг защитился и теперь работает ведущим научным сотрудником в престижном институте, а ты так и пропадешь здесь.
      Маленький домик Матвея Борисовича был аккуратно покрашен в синий цвет. Сам учитель и красил. Он все делал сам: и готовил, и стирал, и огород небольшой вскапывал. Сажал картошку, тыкву и огурцы - то, что требовало минимум ухода. Домик этот достался ему от родителей, сюда и привез он молодую жену, с которой познакомился еще в университете. Поначалу все было хорошо, но постепенно семейная лодка разбилась о неприхотливый быт сельской местности. На одной чаше весов - чистый воздух и красивые пейзажи, на другой - отсутствие элементарных удобств. И это обстоятельство для молодой женщины оказалось важнее. Удобства, конечно, были, но исключительно во дворе. Молодую женщину тоже понять можно было: она выросла в городской квартире, никакого орудия тяжелее молотка в своей жизни не держала, ходить привыкла по асфальту в туфельках, а не по грязи в сапогах. Матвей Борисович понял, поэтому и не стал удерживать, когда она в один злополучный день расплакалась и заявила, что больше не может здесь жить и завтра же уезжает к родителям. Дочке тогда был годик, и он ее больше никогда не видел.
      Честно говоря, он и не стремился увидеть. Что он ей скажет? Отказ на отцовство он подписал, когда бывшая снова выходила замуж, с тех пор жил так, как будто у него семьи никогда не было.
      Вернее, семья у него была. Большая. Всех своих учеников Матвей Борисович считал своими детьми, и так к ним и относился. Он, если надо было, занимался с ними дополнительно, причем совершенно бесплатно; ходил с ребятами на экскурсии - они назывались "научно-исследовательские экспедиции" и были всеми учениками очень любимы. Учитель был большой знаток астрономии и часто приглашал ребят к себе домой, где у него была оборудована наблюдательная площадка в сарае. Любительский телескоп ему подарил Владимир Михайлович, тот самый друг, который сейчас работал в городе в ИПАЯ - институте паранормальных и аномальных явлений. Ребята восхищались оранжево-синей двойной звездой Альбирео в созвездии Лебедя, радовались, когда удавалось рассмотреть тройную звезду Омикрон 1 Лебедя неподалеку от Денеба в этом же созвездии, увидеть рядом с Мицаром и Алькором в Большой Медведице еще одну, третью звездочку, а в созвездии Гончих Псов - звезду с романтичным названием Сердце Карла. Родители не боялись отпускать детей на наблюдения к учителю на всю ночь во время летних каникул.
      Валера Громов не пропускал вечерние наблюдения, плавно перетекающие в ночные. Мальчик преследовал две цели, и он сам, пожалуй, не знал, какая из них для него важнее: сбежать лишний раз из дому, чтобы не наткнуться даже ненароком на отчима, или послушать рассказы учителя о марсианских каналах и о самой высокой в солнечной системе горе Олимп, что в три раза выше Эвереста; о кольцах Сатурна, на которых, оказывается, тоже есть горы; об осколках прекрасной планеты Фаэтон, жители которой не смогли договориться друг с другом и взорвали свою планету, которая превратилась в пояс астероидов между Марсом и Юпитером. Летом ночи теплые, душистые. Тихо вокруг, лишь иногда прошуршит над головой летучая мышь, да заухает за озером сова-полуночница.
      В безлунные ночи небо искрится мириадами звезд. Если прислушаться, то услышишь шорох, который отличается от всех звуков, что могли бы породить живые создания или механизмы на земле. Это небесные светила переговариваются на своем лучезарном языке, посылая друг другу импульсы света: "Как тебе светится, не скучно ли одной в этой темной и пустой вселенной?" "Я хочу стать сверхновой, чтобы сиять ярче всех!.." "А я уже отсверкала свое, пора готовиться к спокойной и безмятежной жизни маленького белого карлика..."
      Мария Сергеевна не препятствовала увлечению сына астрономией. И потому она со спокойной душой пошла к Матвею Борисовичу: решила, что речь пойдет о том, чтобы отпустить сына на всю ночь на наблюдения. Так уже бывало прежде, и не раз. Но сегодня разговор пошел о другом.
      - Вы прямо с работы, Мария Сергеевна? Хотите, угощу вас чаем?
      - Что вы, Матвей Борисович! Спасибо, но я сейчас домой пойду, надо сына кормить.
      Учитель замялся. От Марии Сергеевны не ускользнул его смущенный вид. Она насторожилась.
      - Вот как раз насчет сына я и хотел с вами поговорить...
      - Что-нибудь случилось? В чем он провинился? Он, конечно, несдержанный бывает, но он очень хороший у меня. Если вы насчет того синяка, то он не виноват, это я во всем виновата. - Женщина не сдержалась, и слезы показались у нее на глазах.
      - Успокойтесь, пожалуйста. - Учитель подал Марии Сергеевне платок. - Сядьте, я совсем о другом.
      - Простите, - женщина села. - Нервы не в порядке. Я вас слушаю, Матвей Борисович.
      То, что ее сын не совсем обычный ребенок, Мария Сергеевна подозревала давно. Знала, но скрывала от всех, и даже себе самой по большому счету боялась признаться. И теперь, когда учитель стал говорить о необычных способностях Валеры, не удивилась. Когда-то она пыталась обратиться к врачу. Заезжий педиатр, к которому она повела мальчика, когда тому исполнилось четыре года, поставил ему диагноз СДВГ. Она спросила: что это значит? Он ответил: синдром дефицита внимания и гиперактивности, который надо обязательно лечить. Дал ей направление в областную неврологическую детскую больницу. Это направление Мария Сергеевна засунула на полати, в коробку со старыми квитанциями, лишь бы подальше и с глаз долой. Больше она к врачам не ходила. Окунувшись в эти воспоминания, женщина отвлеклась и на какое-то время перестала слушать учителя, пока ее что-то не кольнуло в его речи: ей показалось, что он произнес слово "индюк".
      - Что вы говорите? Какой индюк?
      - Помилуйте, голубушка Мария Сергеевна! Я сказал не "индюк", а "индиго". Я же вам объясняю! Вы меня совсем не слушаете?
      - Простите. Я задумалась.
      Учитель привык в школе объяснять ученикам одно и то же по несколько раз, поэтому он терпеливо еще раз рассказал, что в последние годы стали рождаться дети, которые отличаются необычной формой талантливости. Они рано начинают говорить, читать, считать и писать.
      - Когда ваш сын научился читать?
      - Я ему в три года показала буквы, а потом смотрю: он сам книжки читает. Я его и не учила совсем...
      - Вот-вот. Эти дети схватывают на лету, но только то, что сами хотят. Их невозможно заставлять. Если их принуждать, они становятся агрессивны. Скажите честно: у вас есть проблемы с сыном в семье?
      Женщина замялась, потом отвела глаза в сторону и неохотно промолвила:
      - Бывают... Муж считает, что Валера непослушный растет, и поэтому часто ссорится с ним..
      - Вот-вот, - учитель горестно улыбнулся. - Мария Сергеевна, поймите меня правильно: я не хочу вмешиваться в ваши семейные дела, просто хочу уберечь мальчика, да и вас тоже от неприятностей.
      - Каких неприятностей?
      - Понимаете, у мальчика необычные способности, он не понимает, как их контролировать. Может возникнуть такая ситуация, что ненароком нанесет вред себе или окружающим. Чтобы этого не случилось, я предлагаю... Что с вами?
      Мария Сергеевна побледнела и схватилась за сердце.
      - Простите, у вас нет валокордина?
      - Сейчас-сейчас. - Учитель кинулся к прикроватной тумбочке и достал из ящика пузырек с лекарством. - Я вам накапаю тридцать капель.
      - Спасибо.
      Мария Сергеевна выпила капли с небольшим количеством воды и поблагодарила. Посидели молча. Потом, успокоившись, она сказала:
      - Вы сказали, что хотите что-то предложить. Я слушаю вас.
      И учитель поведал ей примерно то же, что перед этим говорил ее сыну. Кроме того, он убеждал женщину, что ее сын в городе будет под хорошим присмотром врачей-исследователей, которым полностью можно доверять; что мальчик ни в чем не будет нуждаться; что он будет ходить в школу вместе с другими детьми с необычными способностями и не отстанет от школьной программы; что такие дети - залог будущего процветания всего человечества.
      Мария Сергеевна нарочно сделала вид, что не поняла последнюю фразу насчет "процветания", и переспросила в шутку:
      - Так из них что - садовников, что ли, будут делать?
      - Можно и так сказать, если понимать в самом широком смысле. Они будут отделять зерна от плевел. - Учитель зорко глянул на женщину и быстро добавил: - Они будут видеть людей насквозь; тем, кому можно еще помочь, будут объяснять, что нужно сделать, чтобы восстановить утраченные связи с космосом и со вселенной...
      - Как это? Я не понимаю. - Мария Сергеевна совсем уже успокоилась, но при этих словах снова встрепенулась, как будто испугалась чего-то. - При чем тут космос? Космонавтов, что ли, из них будут готовить?
      - Вы знаете, голубушка Мария Сергеевна, не обязательно быть космонавтом, чтобы понимать, что космос влияет на Землю и на всех людей. Вот, например, на Солнце бывают вспышки, к планете Земля летит солнечный ветер, от этого бывают магнитные бури, к которым некоторые люди очень чувствительны...
      - Да, мне Валера рассказывал. Ему очень понравилось, что от Солнца тоже дует ветер.
      - Да. Но не только это... Некоторые люди - как ваш Валера, например, - очень тонко ощущают вибрации и других небесных тел. Они могут помочь другим людям, а могут и навредить, если не знать, как с этим знанием обращаться.
      Учитель помолчал, видимо, подбирая нужные слова.
      - Таких детей стало рождаться довольно много в последнее время, и с каждым годом их становится все больше и больше. За ними - будущее. За ними, а не за теми, кто живет не думая о последствиях для планеты и для людей, живет по принципу: после нас хоть потоп. Эти дети - наша надежда. Когда я говорю "наша", я имею в виду все человечество, а не только нас с вами. Но таким детям тоже нужна помощь, по крайней мере, на первых порах. Поэтому я и обращаюсь к вам, уважаемая Мария Сергеевна: разрешите Валере поступить в специальную школу для одаренных детей. С Валерой я уже на эту тему поговорил, он сказал, что сделает так, как вы скажете. Но я понял, что сам он не против.
      Мария Сергеевна задумалась. Предложение учителя снимало главную проблему: прекратятся стычки между отчимом и сыном, которые участились в последнее время. А в последний раз дело дошло до госпитализации. Да, похоже, Валера действительно что-то такое умеет... С одной стороны, она, конечно, будет тосковать, а с другой - сыну в городе будет спокойнее. Если так будет лучше для него, то она может и потерпеть.
      - Вы сможете ездить к нему в гости, когда захотите, - сказал учитель, как будто подслушав ее мысли. - И он тоже будет приезжать на каникулы, когда сможет и захочет. Я вас не тороплю, поговорите с сыном, подумайте вместе как следует. Но не очень долго. Кто знает, какой поворот примут события в будущем, если пустить все на самотек.
       - Хорошо. - Мария Сергеевна встала и попрощалась с учителем: - До свиданья, Матвей Борисович. Думаю, мы сделаем так, как будет лучше для Валеры.
      Дома она сразу решительно пошла в комнату сына. Он сидел и делал уроки по физике.
      - Ну что, сынок, хочешь поехать в город?
      - Хочу, мам. Только тебя оставлять здесь жалко.
      - Обо мне не беспокойся. Я сейчас, пока шла от Матвея Борисовича, думала о нашей жизни, и поняла: никто мне не нужен, кроме тебя. Поэтому я хочу, чтобы тебе было хорошо. И поэтому надо тебе ехать в город. Я буду к тебе приезжать. Часто. Гостинцев тебе привозить. А отчима скоро выписывают...
      Валерка нахмурился.
      - Не бойся, я поеду к нему завтра и скажу, что мы с ним расстаемся. Он, по-моему, боится тебя, сынок. Никакого счастья я с ним не видала, да и тебе он всегда был чужим человеком. А мне надо тоже подумать о будущем. Знаешь, я давно хотела учиться на врача. Или хотя бы на фельдшера. Поступлю на заочное, буду в город приезжать, экзамены сдавать, с тобой будем чаще видеться. Как ты думаешь, примут меня? Должны принять, мне же еще тридцать три года.
      - Конечно, примут, мам!
      - Через год буду поступать в училище, за зиму как раз подготовлюсь.
      Так и договорились.
      Через неделю Валера Громов в сопровождении учителя Матвея Борисовича уехал в город Новосараевск - областной центр, в котором находился институт паранормальных и аномальных явлений. В ИПАЯ было создано экспериментальное отделение для детей и подростков, обладающих уникальными дарованиями. Некоторые способности обернулись для их обладателей настоящими мучениями: например, были дети, чей слух развился до такой степени, что они могли слышать писк комара за сто метров; поэтому их приходилось держать в специальных камерах с толстой звукоизоляцией. Обычные противошумные наушники не помогали; ученые бились над созданием специальных материалов, которые отсеивали бы весь лишний шум и пропускали только полезные сигналы.
      Были также дети, способные видеть в темноте так же хорошо, как и днем; некоторые видели разноцветное свечение вокруг людей. Такие дети боялись выходить лишний раз на улицу, потому что уставали от непрерывной какофонии цветов, причем, как следовало из их слов, преобладали цвета неприятных грязно-серых оттенков. Серые люди пугали детей, они шарахались в сторону и могли даже попасть под машину. Если надо было пойти, например, в магазин, чтобы купить новую обувь для воспитанника, маршрут составлялся таким образом, чтобы пройти в стороне от людных мест. Такие ребята утверждали, что редко видят у людей чистое свечение - от красного до фиолетового, - а чаще попадаются люди с темными пятнами; они говорили, что с этим человеком творится что-то неладное.
      Один из "видящих" мальчиков подошел на третий день к Громову и сказал:
      - Привет. Меня зовут Коля. Что с твоей матерью не в порядке?
      Валера опешил.
      - А ты откуда знаешь?
      - Я вижу. Ты об этом почти постоянно думаешь. Какое-то пятно на коже, да?
      Валера решил, что молчать не имеет смысла, и рассказал о маминой "эмблеме". Коля задумался.
      - Знаешь, может быть, я смогу ей помочь. Но я должен ее увидеть.
      Громов как-то сразу проникся доверием к Коле. Серьезный мальчик, со всеми в нормальных отношениях, все свободное время проводит в читальном зале, перебирает старинные фолианты. Чудак! Сейчас никто почти бумажных книг не читает, а он что-то ищет там, рассматривает, выписывает...
      В следующий раз, когда Мария Сергеевна приехала навестить сына, он познакомил ее с Колей. Представил:
      - Это мой друг.
      Они заранее так уговорились, чтобы Мария Сергеевна расслабилась и к Коле благожелательно отнеслась. Честно говоря, Валера и не возражал против такой дружбы.
      Коля спокойно сказал:
      - Мария Сергеевна, скажите, с вашей бабушкой в молодости что-то нехорошее случилось?
      Мария Сергеевна вспыхнула.
      - Мама, расскажи, не стесняйся, - попросил Валера. - Очень надо. Просто поверь, что надо - и мне, и тебе.
      Эту историю мать Марии Сергеевны поведала дочери незадолго до своей смерти, а потом расплакалась и сказала, что род их проклят по женской линии до седьмого колена. Оказывается, ее мать - бабушка Марии Сергеевны - убежала в молодости с табором цыган, который остановился на кочевье неподалеку от села Привольное. Видно, цыганам понравилось название села, а Зое, красивой девушке с тяжелой русой косой, понравился молодой цыган, лихо скачущий на коне и с размаху прыгавший с ним вместе в озеро, чтобы остудить себя и коня в жаркую погоду.
      Целый год о Зое не было ни слуху ни духу, а потом она заявилась домой с младенцем. Мрачная и подавленная, сначала ничего не рассказывала; потом сказала, что не поладила со свекровью: та заявила, что не такую невестку она хотела для единственного сына. Зоя пыталась поговорить со своим избранником, но он принял сторону матери. А когда девушка сказала, что у нее будет ребенок, свекровь выгнала ее прочь: "Непонятно, чей ребенок!" Напоследок послала проклятие: все женщины в роду будут обезображены и не смогут иметь полноценную семью.
      - У моей матери, бабушки Валеры, была "заячья губа", а у меня - вот это родимое пятно.
      - Это можно исправить. - Коля подошел к Марии Сергеевне и поднес свою правую руку к ее левой щеке. - Чувствуете что-нибудь?
      - Да... слабое покалывание и приятное тепло.
      - Вы так посидите спокойно минуты три-четыре, с закрытыми глазами.
      Мария Сергеевна закрыла глаза и прислушалась к себе. На нее вдруг нахлынула умиротворенность и приятное ощущение прикосновения какого-то огромного, светлого и доброжелательного существа, которое смотрело на нее с любовью и нежностью. Где было это существо, непонятно; оно, пожалуй, было везде, и отовсюду струилась его мягкая, освобождающая душу от вечной тревоги сила...
      - Я думаю, этого достаточно. - Коля помахал пальцами правой руки. - Остальное организм сделает сам. Не сразу, конечно: тело постепенно освободится от чуждой программы. Но процесс пошел, и с каждым днем твоя мама будет замечать, что пятно становится меньше.
      Валера смотрел во все глаза. Он сразу поверил тому, что говорил его новый друг.
      - Как ты этому научился?
      - Я всегда это умел. Неправильная информация, она как бы... как блямба висит над человеком. Как будто кто-то посадил кляксу на чистом листе бумаги. А я действую как ластик - эту грязь убираю.
      Насчет ластика - это Валерка сразу понял. Он сам очень любил ластики, собирал их и всегда носил с собой. Говорил, что они вызывают у него приятное чувство защиты от разных неприятностей. Когда что-то происходило с ним нехорошее, перед глазами появлялось серое пятно, и он представлял себе, что стирает ластиком на огромном листе бумаги это пятно.
      - А тебе это не вредно?
      - Нет, у меня не задерживается. Как с гуся вода, - Коля рассмеялся. - Просто покалывает немного в пальцах, и пятки нагреваются. Не беспокойся, ко мне тут все ходят: и уборщица тетя Маша, и повар, и даже охранник Василий Степанович. Обругает их кто-то, а они обижаются и долго забыть не могут. Сами себя, можно сказать, разрушают. Я вот, например, никогда не обижаюсь, обижаться - вредно. Просто не разговариваю с человеком, если вижу, что этот человек мне не подходит.
      Мария Сергеевна открыла глаза и удивилась:
      - Я что - заснула? Прямо здесь?
      - Устали, наверное, вот и задремали. Езжайте спокойно домой, если у вас дел в городе больше нет, и хорошенько отдохните.
      - Да, мальчики, поеду я... Хорошо, что вы подружились, я рада, что у Валеры появился такой друг.
      Мария Сергеевна ушла, а Коля сказал:
      - Она забыла, что рассказывала нам свою историю, и ты не напоминай. А то ей будет неудобно передо мной.
      Мама позвонила через несколько дней. Она была в приподнятом и возбужденном состоянии.
      - Сынок, после того как я с тобой повидалась, - там еще этот мальчик был, Коля, - мое пятно меньше стало. Представляешь? Ни с того ни с сего! С каждым днем все уменьшается и уменьшается. И тускнеет. А еще хотела тебе сказать - меня приняли в училище! На заочное отделение. Несмотря на то, что учебный год уже начался. Теперь я тоже студентка.
      Коля обрадовался, когда узнал про Валерину маму.
      - Значит, получилось. Я очень рад.
      - Могло не получиться?
      - Бывает. Но твоя мама - очень чистый человек, а это загрязнение было локальное, не проникло далеко. Знаешь, это как рак: у некоторых людей метастазы идут от больного органа по всему телу, а у других он гнездится в одном месте, и если этот больной участок убрать, то человек выздоравливает. И обязательно надо занять себя чем-нибудь полезным. Хорошо, что твоя мама будет учиться на врача. А про всю эту историю с бабушкой она забыла, так что ты случайно не проговорись.
      Коля помолчал и добавил:
      - В этом случае, как у твоей мамы, проклятие пошло по женской линии; но природа как будто отыгрывается и берет свое по мужской линии, и часто мужчины в таком роду получают уникальные способности. Вот ты, например, получил дар Защитника. Ты концентрируешь энергию, когда видишь, что кто-то нуждается в защите. Ты не терпишь несправедливости. Это великий природный дар, но это очень опасный дар, и я не знаю, стоит ли тебе подробно рассказывать об этом нашим шефам. Понимаешь, ведь кое-кто может захотеть применить твою способность против своих врагов...
      - Каких врагов?
      - Ну, враги всегда найдутся, было бы желание. Я просто лечу людей, мою способность трудно обратить во вред. А вот с тобой дело обстоит по-другому...
      Решено было, что Коля никому не будет рассказывать о Валеркиной способности, а сам Валерка тоже не станет слишком раскрываться на испытаниях.
      Сначала испытания заключались в том, что испытуемого помещали в изолированную камеру и просили рисовать на листе бумаги все, что тому придет в голову. Вроде бы безобидное занятие, но оно о многом способно было рассказать исследователям. Дело в том, что в это самое время на стенку камеры проецировали ряд изображений, а потом сравнивали их с рисунками, которые нарисовал перципиент.
      С этим заданием Валера справился легко, в девяноста процентах случаев его рисунки отражали проецируемые картины: море, горы, лес или речку. Затем его попросили открыть наугад толстую книгу, ткнуть пальцем в любое место и назвать номер страницы и номер строки. Перед мысленным взором Валеры тут же встали два числа, которые он и назвал. Он сам не знал, как так получилось - ведь они с Колей условились, что он не будет слишком усердствовать. Экспериментаторы несказанно удивились и попросили повторить опыт. В этот раз Валерка назвал числа "от балды", и экспериментаторы удивились еще больше.
      После обеда его попросили зайти к Владимиру Михайловичу, ведущему научному сотруднику института, тому самому, который дружил с Матвеем Борисовичем.
      - Здравствуйте, Владимир Михайлович, - Валера робко зашел в кабинет.
      - Здравствуй, Валера. Как тебе у нас живется, не обижает никто?
      - Что вы, Владимир Михалыч, ребята все хорошие...
      - Подружился с кем-нибудь?
      - С Колей Никифоровым. Он классный, мою маму вылечил.
      - Да, он такой. Добрый, только подозрительный очень.
      Валера насторожился.
      - Что вы имеете в виду?
      - Он говорил тебе, что не стоит до конца раскрывать перед нами свои способности?
      Вопрос застал Валерку врасплох. Он не привык врать и поэтому промолчал. Потом понял, что его молчание красноречивее любых слов, и покраснел до ушей. Эх! А ведь Коля предупреждал, что его могут попытаться вызвать на откровенный разговор!
      - Можешь не отвечать. Я тебе расскажу Колину историю. Прежде чем попасть к нам, он жил в детском доме. Отца он не знает, а мать его лишили родительских прав за пьянство. Она нигде не работала, а когда узнала, что сын может лечить людей, заставляла его это делать за деньги. Он пытался избавить от недугов таких же пьянчужек, как его мать, - другого контингента она не знала. Им помогало на короткое время, но эти люди не собирались бросать пить, поэтому когда действие Колиной терапии кончалось, приходили и начинали предъявлять претензии. Мать его била, а однажды по пьянке избила до полусмерти. Врачи еле-еле откачали - сама же и вызвала скорую помощь, когда увидела, что натворила. Ее посадили, а Колю отправили в детский дом. Тогда ему было десять лет. В детском доме он, по доброте душевной, помог нянечке - вылечил хроническую астму, а она разболтала всему персоналу. И тут повторилась та же история: мальчика "прибрал к рукам" охранник, здоровенный верзила, который заставлял его лечить людей за деньги. Сказал Коле, что если он вякнет кому-нибудь, то он его пришибет. Совершенно случайно об этом узнала воспитательница и не побоялась предать дело огласке. Была большая шумиха, охранника уволили, пытались посадить, но его отмазал кто-то из бывших хозяев, которым он раньше служил. В местной прессе даже об этом печатали, так мы и узнали об этом мальчике. - Владимир Михайлович подошел к окну и задумчиво сказал: - Смотри, деревья уже почти облетели. Глубокая осень. - Повернувшись к Валере, спросил: - Не мерзнешь по ночам? Отопление-то еще не включили.
      - Под одеялом не холодно, Владимир Михайлович. Мне мамка теплый свитер привезла.
      - Да, так вот. Ты понимаешь теперь, что у Коли есть все основания не доверять людям.
      Громов опустил глаза.
      -Понимаю. Но ему не понравится, когда он узнает...
      - О нашем разговоре?
      - Да.
      - Я не буду тебе говорить, чтобы ты ему не рассказывал о нашей беседе. Наверное, нужно сказать. Всегда лучше быть честным. Если настоящий друг, то поймет. Конечно, ему трудно до конца поверить людям после таких испытаний, но когда-нибудь это должно произойти... В одной очень хорошей книжке я когда-то прочел: "Лучше двадцать раз ошибиться в человеке, чем относиться с подозрением к каждому".
      Коля ничего не стал спрашивать, только посмотрел внимательно на Громова и отвел глаза. "Ну да, он же каждого насквозь видит", - с горечью вспомнил Валера. После этого случая между ребятами как будто пробежала черная кошка, а попросту говоря - Коля стал избегать своего бывшего друга. Валера не стал оправдываться, он не считал себя виноватым. И что подвел друга, он также не думал.
      Наверное, Коле не понравилось, что Громов узнал об обстоятельствах его жизни в детском доме. Но ведь Владимир Михайлович сам рассказал, Валерка вовсе не напрашивался! Странный он все-таки, Коля...
      С другими ребятами у Валеры так и не сложилось доверительных отношений. У каждого хватало своих проблем: сверхчувствительный к звукам десятилетний Вася просыпался, если в сторожке чихнул сторож, и потом долго не мог заснуть; пятнадцатилетнюю Машу почти каждую ночь посещали инопланетяне и рассказывали ей о жизни на далеких планетах, где животные умеют разговаривать, а птицы большие и покладистые: если кто-то захочет переехать на новое место, он заказывает птицу-переносчицу, она прилетает и переносит весь дом в это место вместе со всеми обитателями. Инопланетяне предлагали Маше посетить свою планету, но она пока не хотела - боялась, что ее птицы унесут, и она не сумеет вернуться.
      Пришла пора испытаний "на земле". Каждый из воспитанников проходил свое испытание, в соответствии со спецификой испытуемого. Для Громова долго не могли придумать подходящий тест: его способности могли активизироваться только в экстремальных ситуациях. Специально подвергать мальчика опасности никто не желал. Оставалось ждать подходящего случая.
      И случай вскоре представился. На день рождения Коли весь персонал лаборатории собрался и подарил ему часы. Прекрасные наручные часы Угличского часового завода, с ремешком из натуральной кожи. Коля был очень рад подарку, все время носил часы на руке, то и дело на них поглядывал. Снимал только на ночь, бережно убирал в тумбочку и никому не давал поносить, как ребята ни просили. Одно омрачало радость мальчика: ремешок был рассчитан на руку взрослого мужчины, надо бы проделать еще одну дырочку, чтобы плотнее застегивался на руке; но Коле жалко было, как он говорил, "портить" ремешок, и он все время оттягивал это дело.
      Поэтому часы время от времени спадали с руки в самом неподходящем месте. Однажды Коля потерял их в клумбе, когда помогал выдирать сорняки между цветами. Потом они нашлись, совершенно неожиданно: оказывается, сорока унесла блестящую вещь и украсила ею свое гнездо; стеклышко часов начало отсвечивать на солнце, так пропажу и обнаружили.
      
      Как-то раз повариха тетя Катя послала пятерых мальчишек на базар за картошкой. Дело было к вечеру, она решила на завтрак испечь драники, а картошка почти вся закончилась. Среди тех, кто вызвался сбегать за картошкой, - базар был недалеко, три квартала от института, - были и Коля с Валеркой. Мальчишки с того памятного разговора почти не общались друг с другом. Громов считал, что он ничем не провинился перед Колей; тот, по-видимому, думал по-другому.
      Расплатившись за картошку, ребята нагнулись за сумками. В этот момент часы с Колиной руки соскользнули и упали на землю. Откуда ни возьмись, подлетел пацаненок, который крутился поблизости от торговых рядов, подхватил часы - и был таков. Коля побежал за ним, но тот юркнул в щель между рядами - и скрылся из глаз.
      Вся эта история произошла на глазах у торговки овощами.
      - Это постреленок Степаниды, дворничихи местной, которая на базаре метет. Он здесь часто крутится.
      - Где живет Степанида?
      Женщина охотно объяснила.
      Ребята заявились к ней домой все вместе, и с картошкой. Она не хотела их пускать, но Громов так посмотрел на нее, что она испуганно посторонилась и пропустила его внутрь. Перед остальными мальчишками успела захлопнуть дверь.
      Малец сидел на кухне возле умывальника, в руках у него были часы. Ни слова не говоря, Громов приблизился к нему. Тот посмотрел на Валерку и сам протянул ему часы. Громов даже не отвесил малолетнему вору подзатыльник, повернулся и спокойно покинул комнату.
      Вечером, перед сном Коля подошел к Валерке.
      - Как ты их забрал?
      - Он сам мне отдал.
      - Сам?
      - Да.
      - Как это?
      - Когда он побежал от нас на рынке, я ему послал вдогонку мысль: "Сидеть дома и ждать меня". Он и ждал. Сидел на кухне и крутил часы в руке, пока мы не пришли.
      - Значит, у тебя открылась способность внушения. Или она и раньше была?
      - Не замечал. Но сегодня я очень сильно захотел вернуть тебе подарок. Я не собираюсь злоупотреблять...
      - У тебя и не получится. Просто так отдавать приказы не сможешь, только если понадобится восстановить справедливость. Как сегодня. Потому что ты - Защитник. Спасибо тебе.
      Коля помолчал и продолжил:
      - Ты меня прости. Я хотел тебя предостеречь. Зря рассердился тогда на тебя. Не разговаривал. Был неправ. Это твое дело - раскрывать или не раскрывать свои способности. Каждый сам решает. Ну что, мир?
      - Мир.
      
      ***
      Прошло несколько лет. Мальчики, ставшие закадычными друзьями, окончили школу, затем отделение психологии в престижном вузе и поступили на работу в один и тот же институт, созданный спонсорами, пожелавшими остаться неизвестными. Институт назывался НИИЯС - Научно-Исследовательский Институт Ясновидящих Специалистов. Институт ставил перед собой амбициозные цели -- разыскивать детей и подростков, обладающих уникальными способностями в духовной сфере. Специально обученные люди, видящие на духовном плане то, что не подвластно обычному зрению, посещали школы, колледжи, училища; разговаривали с трудными подростками, на которых указывали учителя, как на совершенно не поддающихся процессу обучения учеников. Искали детей "индиго", обладающих темно-синей или фиолетовой аурой. Делалась ставка на то, что такие дети - это новая раса людей, наделенных особой чувствительностью и телепатическими способностями.
      Через десять лет эта деятельность дала первые всходы. Воспитанные в среде себе подобных, эти люди, обладая мощной интуицией и нестандартными способностями в самых разных областях, в том числе науке управления, стали занимать руководящие посты в обществе. Основное внимание уделялось педагогике, так как воспитание детей - главная задача любого общества, которое хочет жить и развиваться.
      Была и обратная сторона медали. Если видишь насквозь человека с его мелочными интересами - жадностью, завистью, стремлением обогатиться и возвыситься, - то жизнь превращается в путешествие по кругам ада. Только в единичных случаях можно помочь таким людям очиститься - и для этого они сами должны захотеть измениться. Таких случаев было немного - раз, два, и обчелся.
      Тем не менее, контуры будущего, пока еще весьма удаленного, скоро начали проступать сквозь все сложности работы с новыми людьми - будущего, в котором не будет войн и раздоров, а установится светлое братство людей, объединенных единым желанием: трудиться совместно для воцарения на планете Земля справедливого общества, где каждый человек будет оценен по достоинству, и каждому воздастся по заслугам. Самой востребованной и почитаемой профессией станет просветительская работа, потому что именно от Учителя будет зависеть, станет ли продолжаться бесконечное соперничество между людьми, переходящее из горячей фазы в холодную и снова в горячую, или же люди смогут, наконец, преодолеть разногласия и переступить через сиюминутные амбиции, чтобы сохранить цивилизацию и нашу Землю от разрушения.
      
      
      Дмитрий Раскин
      
      Новое прошлое
      
      I
      С профессором Уальбером я познакомился на горнолыжном курорте. Сам он на лыжи уже не вставал по причине довольно-таки преклонного возраста, но наслаждался видами, воздухом и зрелищем румяной жизнеутверждающей юности в яркой спортивной экипировке.
      Сейчас мы с ним на веранде отеля в креслах. Профессор под пледом, в руке бокал виски, седая борода в лучах остывающего солнца кажется еще более респектабельной, чем на самом деле. Выражение чуть усталой и слегка ироничной мудрости на лице - сейчас казалось, что он даже несколько сдерживает себя, а дай он себе волю, мудрости, усталости и иронии было б куда как больше у него.
      - Вам, профессор, вполне можно было б сниматься в рекламе какого-нибудь пенсионного фонда, - говорю я.
      Те отношения, что у нас с ним уже сложились, вполне позволяют мне такой стиль общения.
      - Ценю ваш профессиональный взгляд, Хендерсон, - салютует мне бокалом Уальбер.
      (Дело в том, что я пиарщик.)
      - Кстати о профессионализме, так чем конкретно занимается ваш институт памяти?
      - Полное наше название "Институт моделирования и коррекции памяти". Так что выводы делайте сами, молодой человек, - ответил он, разливая новую порцию виски по нашим бокалам.
      - Неужели?!
      - Да, именно.
      - Но как такое возможно?!
      - Манипуляция с вашими нейронами, этак на грани с насилием над вашим мозгом, плюс имплантация элементов искусственного интеллекта с целым рядом программ производящих заданные "картинки", которые ваш мозг будет принимать за "свои" (за одно уже это, придет время, будет нобелевка), плюс ваше большое желание, плюс наша активизация ваших механизмов самовнушения, плюс раскрепощение образного вашего и ассоциативного мышления... в общем, здесь еще много и много плюсов. Словом, наша программа - одни сплошные плюсы. Извините за каламбур, конечно, но уверен, вы, Хендерсон, ко мне снисходительны.
      - Получается, вам по силам устранить какое-либо мучительное для вашего пациента или же постыдное воспоминание?
      - В общем, да, - кивнул профессор. И тут же, нарочито: - Но лучше таковыми не обзаводиться, молодой человек. Уж поверьте моему опыту.
      - А вы можете...
      - Сделать воспоминанием то, чего вообще не было? - не дослушал меня он.
      Я вообще-то хотел спросить не это, но когда он сказал! Я поперхнулся и энергично закивал.
      - Можем, - сказал профессор, - сделать небывшее бывшим. По желанию пациента можем переупрямить, перехитрить его судьбу. Обратим ничто в бытие... в бытие его памяти. И эти его воспоминания ничем не будут отличаться от настоящих его воспоминаний о действительном, непридуманном, не сочиненном в моей лаборатории прошлом, уж поверьте.
      - Но вы же производите никакое не бытие, а фикции!
      - Для пациента, заказчика они совершенно реальные, - демонстративная невозмутимость профессора. - К тому же, не производим, а помогаем его сознанию, его коре и подкорке сделать своей реальностью то, что, по тем ли иным причинам, стало для него важнее всего. Насильно здесь ничего не получится. Это, Хендерсон, я упреждаю следующий ваш вопрос.
      - Но ради чего все это?! - вырвалось у меня. - Во имя?!
      -Неудачник сознает себя прожившим успешную жизнь. Несчастный становится счастливым. Бездарный оказывается талантливым, гениальным, вспоминает свои озарения и открытия. Упустивший собственную любовь предается воспоминаниям о том, как любил и был любимым... Во имя милосердия. Неужели непонятно?
      - Не знаю, конечно, но я чувствую, что-то в этом не то. Не то и не так... - сбиваюсь, не нахожу аргументов я.
      - Человек без поступков вдруг оказывается прожившим насыщенную жизнь. Он не убоялся выбора, он был смел, решителен, честен, добр, - продолжает, вдохновляется профессор. - Не имевший смысла прожитой жизни теперь обретает его. Человек без судьбы, разминувшийся с нею, не доросший до нее, получает покой в полноте сознания ее свершенности. Коривший себя за бездарно растраченную жизнь узнает, как много в его жизни было осмысленного, настоящего, живого. Проживший правильно, но в пол, в треть накала, теперь сознает себя прожившим на все сто. Бросивший своих детей окажется заботливым, любящим отцом. Случайно убивший, теперь никого не убивал. Мне продолжить?
      - Вы собираетесь стать вместо Бога?!
      - Вы верующий?
      - Нет, профессор. Но это сейчас не имеет никакого значения. Вы придумали пошлое милосердие! И дело даже не в том, что вы подменяете его галлюцинациями. Вы ампутируете у ваших пациентов совесть, сознание ответственности и вины. Вместо рефлексии умиротворенность, вместо попытки катарсиса покой. Вы отнимаете у них возможность Спасения. Еще раз, профессор, я неверующий.
      - Вы еще молоды, Хендерсон... Майкл, - профессор был сейчас очень серьезен и перестал олицетворять "респектабельную старость", - и потому резонерствуете.
      - К тому же... - у меня появились новые аргументы.
      - Я не говорю, что ты не прав, Майк, - останавливает меня профессор Уальбер. - Ты прав. Но ты всего лишь прав, понимаешь? А я пытаюсь помочь тем, кто столкнулся с непосильным для них, кому не по мерке. Тем, кто и так не для катарсиса, совести и вины. Но они достойны утешения. Да! мне это далеко не всегда приятно, часто просто приходится обслуживать чье-то самодовольство, воплощать вполне графоманские сценарии чьей-то прожитой жизни... но я избавляю людей от страдания.
      - А если ваш клиент и не думал страдать от отсутствия совести? - я недослушал его.
      - В этом случае я беру на себя.
      - Страдание? - съязвил я.
      - А ты хорошо поймал меня на слове, - кивнул профессор, - на штампе, автоматизме языка. Но в этих случаях мне действительно неприятно.
      - Я тронут, - я повышаю градус своего сарказма.
      - Но у меня есть пациент, что переживает собственное несовершенство, сознает свою неспособность пробиться к смыслу и истине в пространстве сочиненной для него совершенно счастливой и сбывшейся жизни.
      - И вы считаете, что это искупает все ваше?
      - Ну, не все, конечно же, - Уальбер был тих и серьезен. - Но узнать, что ты не убил свободу его воли, не отменил, не подменил
      
      его свободу,
      
      пусть он сам и попросил об этом... А те, кто при моей помощи отказываются от осмысления прожитой жизни, отменяют совесть (кстати, имеют право на это! как ни прискорбно) они отменяют свое осмысление, свою собственную совесть, а не осмысление и совесть вообще.
      - Но за чей счет это все?
      - Не понял, - сказал профессор, - ты же не о деньгах и страховках сейчас?
      - Вот вы сказали, бросивший своих детей придается воспоминаниям, каким он был любящим и заботливым отцом. А что же с брошенными детишками? Прикажете им прийти в ваш институт и заказать профессору Уальберу воспоминания о том, как они были счастливы со своим папой?!
      - Я же уже говорил тебе, что ты прав, - отрезал профессор.
       - А если к вам обращается маньяк, точнее, тот, кто хотел, мечтал быть маньяком, но не смог. Может, смелости не хватило или же просто не сложилось у него, не сбылось. И как вы обычно здесь поступаете? "Любой каприз за ваши деньги", да? Пусть наслаждается воспоминаниями об изнасилованиях и расчлененке? От этого же никому не хуже, так? Что говорит в таком случае ваша наука?
      - Говорит этика, - улыбнулся профессор Уальбер. - Наука же ей поддакивает. Но я вполне могу избавить девушку от воспоминаний о ее встрече с маньяком. Сотру из ее памяти напрочь. Ее жизнь и психика не будут изуродованы.
      Я ловлю себя на том, что рад этой правоте профессора. Хоть в чем-то он оказался прав.
      - А если у девушки остались шрамы или еще что-нибудь? - спрашиваю я.
      - Ее, смоделированная мною и моими ассистентами память, хранит картинки пережитой ею автомобильной аварии. Тебя, Майк, это устроит? Жаль, конечно, что с чисто профессиональной точки зрения это мое благодеяние как раз проще всего. Рутина, не более, - закончил профессор.
      - Предположим, ваш клиент, хочет быть миллиардером, - говорю я. - Вы создадите для него соответствующие воспоминания, это я уже понял. Но доллары вы же ему не напечатаете! Или я опять чего-то здесь не понимаю?
      - Именно.
      - Что "именно", профессор? Не понимаю или же вы все-таки напечатаете?
      - Он будет знать, что все свои средства потратил на благотворительность. Память его хранит то, с какой благодарностью принимали его помощь всевозможные фонды. Он знает, что на его средства построены клиники, церкви, космические корабли. Его радует сознание, что деньги его приносят добро людям. Тысячи и тысячи нуждавшихся в помощи мужчин, женщин, детей получили ее из его рук.
      - Пусть вы, может, и делаете доброе дело, профессор, но ваше добро цинично.
      Профессор Уальбер развел руками.
      - И, к тому же, этот ваш "миллиардер", сдается мне, не на облаке живет. У него есть родные, наследники... Стойте! Значит, они все в сговоре с вами?!
      - Ты удивительным образом схватываешь самую суть дела. Это у меня геронтологические программы. Цель здесь: скрасить последние годы ли, месяцы перед уходом, эвтаназией или окончательным впадением в деменцию.
      - Привет, ребята! - на веранде Хельга и Урсула. - Такой денек сегодня, а вы все сидите.
      Обе сияют, счастливы совершенно.
      - Ну мы пошли, - исчезают в дверях отеля. Из холла слышен их смех.
      - Иди за ними, - кивает профессор. - Ставь свой бокал, - он забирает у меня бокал, - и вперед. Иди, иди, Майк, иначе сейчас услышишь пару-тройку моих трюизмов о правах и правоте молодости.
      
      II
      Прошло полвека. Я не без душевного трепета стою перед дверью "Института моделирования и коррекции памяти", что носит имя профессора Джейкоба Уальбера. Я прожил благополучную и, в общем-то, хорошую жизнь, но...
      
      Я уже час как слушаю доктора Адамс. Юная, располагающая к себе, увлеченно рассказывает о тех манипуляциях, которым здесь подвергнут мой мозг, о трансформациях, предстоящим моему сознанию и подсознанию. Что же, со времен Уальбера технологии ушли вперед. Но я должен выбрать, говорит доктор Адамс. У них есть типовые сценарии: "удачная жизнь", "политическая карьера", "кинозвезда", "публичная персона", "семейные ценности", "звезда бейсбола", "счастливая любовь". Всего триста двадцать пять вариантов. И все эти сценарии у них, как в элитарном, так и в популярном (проглотила слово "попсовом") вариантах. Девочка! хочется сказать ей. Ну как же ты не понимаешь, я пришел сюда за
      
      своим, уникальным, неповторимым,
      
      пришел, чтобы как раз вырваться из своей "типовой" жизни и не слишком-то индивидуализированной судьбы. Профессор Уальбер такие вещи, в отличие от тебя, прекрасно сознавал.
      - У нас также есть и специальные предложения, мистер Хендерсон, - мое невысказанное неудовольствие она поняла так, будто я не удовлетворен слишком малым количеством "типовых сценариев". - Некоторые, например, выбирают "несчастную жизнь" или же "трагическую любовь". У нас есть также и более специфические предложения, - добросовестная доктор Адамс пытается нащупать, что же мне действительно надо.
      - Хорошо, я подумаю, взвешу, - я пытаюсь закруглить разговор, - и сообщу о своем решении.
      - Насчет медицинской и психологической стороны дела вы можете быть совершенно спокойны. Все пройдет под руководством профессора Джонсона, любимого ученика профессора Уальбера. Я же, в свою очередь, являюсь ученицей профессора Джонсона.
      - Любимой ученицей?
      - Наверное, с моей стороны это было б нескромно, - доктор Адамс была совершенно серьезна.
      
      Я писал свой сценарий. У меня вдохновение. Это будет история любви. Да-да, любовь! Ее зовут Линда (мне всегда нравилось это имя). Смешливая, остроплечая, золотистые волосы. Глаза - в них столько тепла, доброты, нежности. Писал, работал самозабвенно целую неделю. Когда закончил понял - слишком восторженно, даже слащаво. Борешься, борешься с этой своей жалостью к самому себе, вроде бы и побеждаешь, загоняешь вглубь, а она вылезает обратно время от времени: "Здрасьте". А сейчас вообще показала себя во всей красе. Я же, создавая себе "новое прошлое", "новую жизнь", не хочу брать туда себя самого совсем уже прежнего. Я, всегдашний, успел себе самому надоесть.
       Стал переписывать. В этой любви к Линде я хочу не столько брать, сколько отдавать. Пусть, наконец-то будет так. Я буду любить ее не для себя, не ради себя и даже же ради любви, а ради нее, Линды.... Мне нужна бескорыстная, самозабвенная любовь. Чистота, безосновность любви. Вот каким станет мое прошлое. Знаю, что не способен, но я заставлю себя, иначе все вообще не имеет смысла. А если я и не справлюсь или, как я говорил в своей прошлой жизни, "не вывезу", то клиника профессора Уальбера вывезет(?) Да! Линда должна быть наивной. Даже очень наивной. Иначе она не влюбилась бы в меня. И пусть ее плечи будут классической формы. Но какое место сможет занять Линда в моем прошлом, сколько я могу ей отдать времени моей жизни? Уальбер не случайно как-то раз сказал: "Самое трудное, это "склейки". То есть совмещение, соединение смоделированной профессором памяти пациента с реальными структурами его сознания и воспоминаний, с настоящими обстоятельствами его сегодняшней жизни. Допустим, Линда моя жена. Но сколько я могу быть с нею в моем прошлом? Только промежуток между первым моим браком с Санди и вторым браком с Грейси. То есть, это только четыре года! А я хочу любви счастливой и долгой. А что должно быть на пятый наш с Линдой год? Мы расстались?! Но я же написал сценарий долгой, счастливой любви... любви навсегда. Остается одно - Линда умерла. Технически, думаю, это для профессора Джонсона и доктора Адамс будет несложно. Но я не могу так! Я уже полюбил вымышленную свою, литературную Линду. И умертвить ее ради того, чтобы в моей переправленной, сфальсифицированной биографии сошлись концы с концами! А ведь сколько было бы сильных чувств, пусть и тяжелых, может, и непосильных для меня. Но они сделали б меня глубоким и сложным: тоска по безвременно ушедшей любимой, сознание, боль необратимости, невосполнимости утраты, горечь от того, что так слепы и безжалостны законы Мироздания, сохранение неповторимости Линды, ее доброты и света в своем сердце. (Я, в чьей жизни не было сколько-то серьезных потерь, всегда же мечтал о подлинном, живом, настоящем, а в последнее время затосковал еще и по "драматизму" и "глубине".) Но я не хочу! Не стану манипулировать Линдой за ради этого своего... Да, если б даже и захотел, не смог бы. Теперь уже не смог бы.
      Можно, конечно, стереть все, что связанно с первым моим браком. Была Синди и нет никакой Синди. Но есть наш с ней сын Джони. Да и с Синди мы были вместе всего-то три года, а для Линды мне нужна целая жизнь.
       Тогда остается только одно - Линда моя любовница. Кстати, я же время от времени хотел изменить своей Грейси. Да не решился как-то. Или просто случай не представился, за все эти годы, десятилетия, м-м, да. Но пачкать Линду всем тем, что есть нечестного и унизительного во внебрачной связи? Нет, нужно что-то другое. Но вот что, что?! В девятнадцатом веке вступить со мной в брак ей могли запретить родители, а сейчас, в конце двадцать второго... что могло б навсегда разлучить нас?
      
      После общения с доктором Адамс, я был настроен несколько против профессора Джонсона, но он подкупал своей доброжелательностью и обстоятельностью. Чувствовалось к тому же, что доброжелательность у него не просто служебная, не показная. Большого роста, в ширину тоже большой, как иногда говорят, толстомясый. Эта его полнота придает колорит, симпатична для окружающих, но, возможно, уже создает кое-какие проблемы для него самого. А его обстоятельность - он уже два часа изучает мой сценарий, делает пометки, подолгу размышляет над тем ли иным фрагментом, а к какому-то месту в тексте, бывает, что возвращается.
      - Итак, мистер Хендерсон, ваша Линда воспользовалась оказией, звездолетом отправляющимся на одну экзопланету, у нее там родители, ну да, в земной колонии, я правильно понял? Линда знает, другого случая не будет. Она увидит их последний раз в жизни. Но на обратном пути звездолет потерпел аварию - сбой системы навигации, и он попадает в искаженное пространство, в пространственную петлю.
      - В пространственно-временную, - поправляю его я.
      - То, что должно быть вашей разлукой на два года, стало расставанием навсегда.
      - Но может быть звездолет системы "Паломник" еще и выйдет из петли, - вдруг сказал я.
      - Мистер Хендерсон, - глянул на меня профессор Джонсон, - вы хотите внести это в сценарий?
      - Да, - я попытался кивнуть сдержанно, как будто отстраненно.
      - Воля ваша, конечно. Но проще было бы, если б этот "Паломник" разбился вдребезги.
      Я промолчал.
      - Так получилось бы даже мелодраматичнее, - не найдя у меня понимания: - Хендерсон... Майкл, я руководствуюсь всецело заботой о вас, как о пациенте. Если есть надежда на ее возвращение, то вас будет мучить совесть: вы же не дождались ее, слишком быстро женились на Грейс. Не спорю, сейчас уже прошло полвека, а звездолет по-прежнему в петле, это для вас смягчающее обстоятельство, как и для любого на вашем месте, м-м, да. Но вам же, насколько я вас понимаю (а я разбираюсь в людях, поверьте моему опыту) все равно будет как-то... - и очень по-доброму, с душой: - Так зачем же, Майкл? Может, лучше космическая катастрофа? К тому же, нет, я не специалист, конечно, и всегда стараюсь не выходить за рамки своей профессиональной компетенции, но мне кажется, здесь не все так уж научно и достоверно у вас. Представьте, вы тоскуете по своей Линде, начинаете изучать специальную, да и просто научно-популярную литературу и в один прекрасный день узнаете, что никаких пространственно-временных петель не существует (во всяком случае в обозримом для нас космосе). Это лишь научная фантастика. И что тогда? Что будет с вами тогда?
      - Я и в юности был не слишком-то любознателен, Рон, - отвечаю я Джонсону, - а уж в нынешнем моем возрасте! Читаю вообще чуть-чуть, заставляю себя, просто для профилактики деменции, не более. Мне не интересен окружающий мир... что же по возрасту. Это, видимо, среднестатистическое у меня. Но для подстраховки давайте несколько снизим мои когнитивные способности. Это же возможно, правда?
      Джонсон промолчал.
      - Я ценю ваше участие, Рон, но все риски беру на себя. Где я должен расписаться?
      - Реализация вашего оригинального сценария обойдется вам намного дороже по сравнению с нашим типовым. Я думаю, Майкл, вы и сами это понимаете.
      Я действительно понимаю. Он назвал сумму. Это практически все мои личные сбережения (да здравствует брачный контракт!). Счастье, что не придется обсуждать с Грейси использование наших общих средств. Плохо, что Криса, Кэтрин и Джо оставляю без наследства, без основной его части.
      - Вот видите, ваша мечта уже начинает портить вашу реальную жизнь, - Джонсон, кажется, понял, о чем я думаю. - К тому же в вашем случае, подготовка будет более долгой и несколько более тяжелой для вас, нежели в стандартном варианте, - Проницательный Джонсон уловил мою неприязнь к слову "типовой" и пользовался синонимами.
      - И еще, - поднял палей профессор Джонсон. - "Одна экзопланета" звучит не очень. Для достоверности придумайте ей название или возьмите за основу какой-нибудь номер подобного рода планет из каталогов НАСА.
      
      Грейси я объяснил свои отлучки из дома тем, что хожу к психотерапевту. И это не было таким уж обманом. В программу подготовки к "установке новой памяти" входили и сеансы психотерапии.
      В своем домашнем компьютере я создал файл "Майкл Хендерсон. Настоящая жизнь". Записал все свои воспоминания (более-менее все), то есть оставил себе лазейку? А Джонсон думает, что я одержимый. Только название мне не понравилось. То, что будет у меня после клиники Джонсона, разве не настоящая жизнь? Может, она даже будет более настоящей, чем то, что было до... Переименовал файл в "М. Хендерсон. Прежняя жизнь". Или же лучше назвать: "Первая жизнь"? Сделал себе напоминалку в компе: "Чувствуешь, что психика не справляется, открой файл такой-то". Надеюсь, я пойму. И еще я создал файл "Любовь к Линде". Сценарий". Название зашифровал. Оставил себе памятку: "Открыть в самом крайнем случае". Джонсону об этом, естественно, знать не обязательно.
      
      И настал
      
      день.
      
      Страшно. Все понимаю, а все равно страшно. Сам не ожидал. Доктор Адамс держала меня за руку, пока не начал действовать наркоз.
      - Майкл, отнеситесь к этому, как к любой другой, самой обычной операции, - повторяла она.
      
      Реабилитация прошла успешно, уложилась в нормативные сроки. Грейс и дети знали, что я лег в клинику, дабы кое-что подправить, навести порядок у себя в ДНК. Обычное дело, рутина, беспокоиться не о чем.
      Вот уже профессор Джонсон прощается со мной:
      - С вами было приятно сотрудничать, Майкл.
      Я в ответ лепечу что-то аналогичное. Нет, без иронии, я действительно тронут.
      - Если будут какие-то вопросы, сомнения, звоните, - напутствует меня профессор Джонсон. - Даже, если сочтете свои сомнения занудством или же болезненной мнительностью, все равно звоните, не стесняйтесь, хорошо? Гарантийное и сервисное обслуживание в течение десяти дет.
      
      Я снова дома. Живу обычной своей жизнью. Подстригаю свою лужайку. Небо надо мной точно такое же. Солнышко светит все так же. Крис, Кэтрин и Джо по-прежнему мои дети. Грейси время от времени выпекает мой любимый пирог. Чего еще надо? То есть, операция прошла успешно. Неизбежная процедура коррекции генов, отвечающих за Альцгеймер. Что же, в моем возрасте уже положено. "Институт памяти" делает и такого рода операции. И все действительно хорошо. Моя идентичность не нарушена, мозг и психика не задеты. Надо бы узнать, что они могут мне предложить по своему основному профилю, то есть насчет "моделирования памяти". Только стоит ли? Нужно ли мне это? От добра добра не ищут... да и вообще. Линда? Да, я помню Линду. Отчетливо помню. Наверное, даже помню все. Деменция, видимо, мне теперь и в самом деле не грозит. Но это было так давно, целая жизнь прошла, и Линда вспоминается так, иногда... с теплотой, с легкой грустью, но достаточно отстраненно.
      
      Грейси купила авто, старый такой, двадцать первого века, "форд", так это называется, кажется. Она у меня коллекционирует всякий антиквариат (в прошлом месяце притащила домой античную вазу). Но все эти двигатели внутреннего сгорания (если я не путаю название.) ее особая страсть. Она счастлива. Мне нравится, когда она счастлива.
      Уже вечером, перед самым сном:
      - Знаешь Грейси, когда-то у меня была Линда, да... Столько доброты, ни в ком не встречал такого больше. Доброта и... - я подбираю слово. Сказал Грейси: - Я тебе расскажу, - добавил, почти что в шутку: - Только, если не будешь ревновать.
      - Майк, как думаешь, кузов этого моего новоприобретения отдать на реставрацию или же так оставить? Артефакт ведь и должен быть дряхлым, - ответила Грейси.
      
      Проснулся средь ночи. Линда. Я помню - вдруг вспомнил! Запах ее волос. Ее голос. И то, как забавно она грызла яблоко. Помню ее прикосновение, ее объятие... Ее кожа под моими пальцами - это забыть невозможно.
      Наши шутки, наш смех. Что там было? о чем и к чему? по поводу? - не помню, не важно. Но эти мгновения и длительность счастья. Чистота, безраздельность, всамделишность счастья.
      
      Возраст такой, когда уже начинаешь латать в своем организме то одну, то другую брешь. Я заменил себе сначала коленный сустав на правой ноге, затем тазобедренный на левой. А двумя месяцами позже мне имплантировали новую печень, выращенную из стволовых клеток. Явно будет лучше прежней. С сердцем вообще все в порядке и без медицинского вмешательства, я даже не ожидал. Словом, все складывается довольно оптимистично. И впереди у меня еще много времени.
      
      Рождество. Все наши в гостях у нас с Грейси. Крис со своей Джуди, их детки, близнецы Бен и Майк (вроде бы в честь меня) тоже здесь. Жены Бена и Майкла, Хлоя и Шелли. Их извечная шутка, будто они путают своих мужей - каждый год радуются ей, как в первый раз. Дети Бена и Майкла, как всегда не явились, развлекаются где-то со сверстниками. Кэтрин с новым мужем, все забываю, как его зовут (это я, конечно, кокетничаю), с дочками, Дарси и Меган, а ее старшая Мэри, со своими Стефани и Тиной (мои правнучки). Да! Еще Эмили, дочка Дарси. Но она такая, что ее как будто и нет. А где же муж Мэри? Сейчас подъедет. А вот уже и подъехал. Нет, это друг Меган Билл паркуется у нас перед домом, но не суть. Муж Мэри, в общем-то, астронавт, так что он, наверное, не подъедет, а прилетит - моя дежурная острота. Интересно, все смеются из такта или просто не держат в голове, что я говорю ее из года в год, стоило только ей выйти за него замуж. Мой Джони на пороге с юной подругой (слишком юной) и с бутылкой шампанского. У него сложились довольно-таки хорошие отношения с моими детьми от Грейси, да и с самой Грейси. А вот уже и Стив, муж Мэри, неужели прямо с Марса?
      
      Все идет неплохо. То есть, как всегда. Но несколько лучше даже. Сколько-то натужного веселия и веселия вполне искреннего (от того совсем уже незамысловатого). Сколько-то добродушия, тщеславия, занудства, душевного тепла. Нашлось место и нашим застарелым, обидам друг на друга, но это так, попутно, по привычке, не попортив праздника. Наша любовь друг к другу, в той, нам отпущенной мере, разлита в воздухе. Разговоры о своем повседневном, житейском - сейчас это дается всем нам с чуточку большей иронией, нежели обычно. А вот уже Грейси повела Стефани и Тину в ванную. Ну да, отмывать от крема и соусов. "Тина под соусом", - год за годом говорю я, и с тою же самой интонацией. Кэтрин рассказывает о том, что решилась на программу, останавливающую старение клеток, теперь проживет лет двести. Причем, не с момента рождения, а с третьего декабря уходящего года, когда ей сделали купирование "гена старения". Жаль только Дэвид (ее муж) не хочет. Ей будет его не хватать. Я к такого рода совсем уже экстремальным вмешательствам в наш генетический код отношусь настороженно (я консерватор). Но спорить с ней сил и желания сейчас нет. Главное, чтобы всевозможные побочные эффекты не превратили в ад, эти ее "двести лет". Крис взахлеб о том, какой они с Джуди собираются приобрести дом. Стефани разбила бокал. Моему внуку Майку пришла мысль начать трансляцию нашей вечеринки, чтобы его подружка, которая сейчас подлетает к Меркурию (новогодний тур такой!) была в курсе. Когда он берет меня крупным планом, я говорю: "Зря. Она же решит, что у тебя дурная наследственность, и вряд ли захочет заводить с тобой детей".
      
       Все разбрелись по комнатам, улеглись спать уже под утро. Грейси устала, но она счастлива. Совершенно счастлива. Я же вижу. Я? Тоже счастлив.
      - Знаешь, Мики, я, пожалуй, пойду, - кивнула мне Грейси и отправилась в спальню.
      Я же решил глотнуть немного воздуха. Накинул куртку и вышел в сад.
      Да, во всем этом сегодняшнем все-таки есть и чувство и смысл. И в моей прожитой жизни смысл - сейчас я чувствую, сознаю это даже острее, чем обычно. Но неправота, неглубина смысла! Какая-то даже вина смысла... Вырваться. На свободу? куда угодно. Спрятаться от этой моей удобной, счастливой жизни. Единственное, что было у меня настоящего, абсолютного, доподлинного... единственное, что было у меня из того, что лучше и больше меня, это любовь к Линде. Линда, где ты? Есть же надежда, хоть какая-то тень надежды, что корабль "Паломник" вынырнет из пространственной петли. Если бы он действительно разбился, какие-то куски, фрагменты так ли иначе попали б из петли в обычный, в ординарный наш космос, и были бы зафиксированы аппаратурой. Значит, надежда действительно есть! Я понимаю, в петле искажено не только пространство, но и время. И Линда может вернуться постаревшей не на пятьдесят, а на пять лет, на три, два года. Вернется юной двадцатисемилетней? Или же наоборот, окажется много старше меня? Много старше моей матери? Лишь бы только вернулась. Я верю в чудо. Линда, Линда...
      
      
      Кирилл Берендеев
      
      ЗИМНИЙ ДОЗОР
      
      - Вызывали? - Чапель вошел в дежурку первым, Полых, подотстав на шаг. Хмурый отвернулся от окна, молча подал старику-ветерану подзорную трубу. Кивнул в сторону заснеженной реки, наискось рассекавшей городок.
      - В окнах церковных складов огни. Я б не углядел, как бы не сумерки. Верно, давно возятся, темень не заметили.
      - Думаешь, шатуны?
      - А кто еще у матери воровать способен? - вдруг резко произнес, почти выкрикнул Хмурый. - Только такие подонки. - И более спокойно продолжил: - Сходите туда, разведайте. Если двое-трое их будет, попробуйте задержать. Не рискуйте, я сказал, попробуйте. Вечереет, шатуны сейчас снулые. Идите через холм, а я помощь позову.
      В дозоре в этот день находилось всего трое, сам старшина, полдня мерзший в дежурке на плохо отапливаемой каланче и двое его помощников, кемаривших в опустевшей казарме. Еще трое днем отправились в обход городка, но пока не вернулись. А Груздь приболел.
      - Мы на лыжах не поднимемся, если напрямик, - возразил Чапель. - Вон какие снега намело. Придется в обход.
      Хмурый насупился, но кивнул. Подал ключ от оружейной.
      - Берите побольше болтов для самострелов и пики. И не надо на рожон лезть, как найду Птаха, сразу к вам отправлю. Если что - дайте знак.
      Он подал сигнальный заряд и повел за собой в подвал, где находилась оружейный склад. Через шесть минут оба дозорных уже двинулись в сторону далеких складов.
      
      Шли молча, наступившую тишину никто не хотел нарушать. Вечерело быстро, сумерки окутывали заснеженный город. Мороз крепчал. Широкие лыжи шуршали на снегу, последние несколько дней погода стояла солнечная, но непривычно холодная, наст слежался плотный, лыжи шли ходко.
      Город спал. Как заповедано создателем, все его жители почивали в глубоком сне под охраной Зимнего дозора, оберегавшего их долгий покой. Только дюжина избранных несла вахту все три зимних холодных месяца. Поздней осенью, когда они уходили на боковую, дозор следил, чтоб не случилось какого пожара от позабытой жаровни или печи. Позже, едва навалит снег, а жители увидят десятый сон, раз или два в неделю церковный лекарь Кислец обходил дома, проверяя, все ли в порядке с его жителями, а ежели какая напасть приключилась, вламывался внутрь, оказывая помощь. Этой зимой подобного еще не случалось, а вот прошлую, снулую и слякотную, не один раз. Из-за скверной погоды немало горожан охватила хвороба, неведомо из каких краев прибывшая с дождями и ветрами. Некоторые в такие дни беспричинно пробуждались от заповеданного сна, но не желая становиться шатунами, разжигали красные дымы, хорошо видные с каланчи, - и Кислец спешил к ним на помощь, давая отвар опия, убаюкивал и успокаивал.
      А еще в последние годы замучили набегами неспящие. Дикари-отступники, утратившие мораль и облик, они давно обретались по дальним окраинам, но нынче стали все больше перебираться к городу, а долгой зимой и вовсе заходить в него, ища, чем поживиться. Вот и сейчас Хмурый увидел таких. Обовшивевшие, опустившиеся, не то люди, не то звери, они и летом пробирались в город, ища пропитания или клянча его, пока добропорядочные горожане не вызывали охрану. Пойманных судили, конечно, приговаривая к должному наказанию, но проку от этого? Голод не тетка. С каждым годом шатунов все прибавлялось, одному создателю ведомо, отчего. Старики, когда просыпались, а делали они это раньше прочих, все больше заговаривали о последних днях мироздания, яркими предвестниками чего им виделись нашествия неспящих. Впрочем, так они говорили всегда, наслушавшись в младые годы россказней таких же убеленных сединами, но не умом, старцев. В церковных летописях, достоверно ведущихся в городе вот уже больше двухсот лет, ни слова не говорилось о подобном, как и в житиях и пророчествах святых отцов. Впрочем те, написанные во дни зарождения истин, обходили жизнь города стороной, отцу настоятелю Щербе приходилось самому убеждать и разуверять паству, трактуя канон и отвергая домыслы. Сейчас он спит, а заместо него бодрствует седовласый дьяк Хмарь, славный певчий и остроумный рассказчик - особенно, когда хлебнет лишнего. Полых любил его послушать, особенно, в детские годы, когда всякое слово взрослого виделось непреложной истиной. Сейчас больше предпочитал общество Чапеля, скупого на слова, но щедрого делами. Как юноша обрадовался, узнав, что ныне ему доведется в первую бессонную зиму разделить бремя с прославленным дозорным. Полых шел, глядя в спину размашисто двигавшемуся Чапелю почти неотрывно.
      Оттого и наткнулся на ветерана, стоило тому сбавить ход. Чапель недовольно обернулся.
      - Не гони, идти долго, - обрезал его извинения старик. В этом году он двенадцатый раз выходил в дозор, последний, больше нельзя прописанными лекарями древности и утвержденного первосвященниками прошлого законами. Больше него бодрствовал только Хмурый, в прошлый год вынужденный снова не спать из-за приключившейся в городе хвори и бессонницы. И как он переносит такие зимы?
      - С тобой хоть на край света, - тут же ответил Полых.
      - Не подлизывайся. Идем неспешно, мало что нас там ждет.
      - Заваруха? - зажглись огнем глаза парня. Чапель хмыкнул.
      - Неймется? Смотри, не накаркай. Вдвоем нам даже с двумя шатунами дай бог справиться.
      Пику и броню он не взял, шел налегке, оттого и обставлял Полыха, нагрузившегося поклажей за двоих: сигнальные заряды, топорики, веревки, огниво и все прочее, столь же необходимое, даже кандалы, сейчас лежало в его суме, пригибая к земле, а еще по ногам била пика, сползая со скверной перевязи. Но остановиться и поправить не смел, боясь прослыть неучем. Ведь сколько Хмурый его гонял два года назад.
      Чапель снова обернулся, кивком давая понять, куда им теперь. Полых знал эти буераки как свои пять пальцев с детства, но то летом, зимой тут будто другая земля. В любой момент можно угодить в снежную ловушку. Он еще раз порадовался, что в этот раз в дозор не пришлось идти с Жором, другие, более опытные, много нелестного про него говорили.
      Полых по-дурацки улыбнулся в ответ на кивок товарища, дернул плечом, поправляя пику, и устремился по склону вниз, к реке.
      
      Бодрствовать зимой хотя бы раз в жизни приходилось всякому жителю города мужского пола, получившего добро от Кисляка: таков обычай, исполнять который мальчишки мечтали с затаенным дыханием. Конечно, всякую осень находились те несознательные родные и близкие, полагавшие своего родича неспособным к должному прохождению службы в Зимнем дозоре, но для того и существовала церковь, чтоб лечить и не такие заблудшие души. Хоть в иных случаях отец настоятель и находил необходимость отсрочки жребия, но такая семья была должна уже всей общине, отрабатывая провинность последующую весну и лето. Но куда чаще падавший жребий почитался за благо, а служение друзьям и родным, равно как и матери-церкви полагалось высшим долгом и святой обязанностью, исполнять которую счастье, а не провинность. Неудивительно, что иные сами просились бодрствовать, особенно, молодые, и если Кисляк разрешал, отбирали у кого-то шанс показать себя. Не всем им даровали тянуть жребий сразу, но каждую осень пацанва приходила на празднование равноденствия обязательно. Полыху несказанно повезло, он стал дозорным с первого раза, через год после совершеннолетия.
      Идти в дозор имелся еще один весомый повод - так надежнее всего уберечься от участи стать неспящим. Было то поветрие или какой-то недуг самой общины, никто, даже отец Щерба, не ведал, но ежевесенне нескольких человек община не досчитывалась. Некоторые тайком уходили к шатунам, а иные, дабы избежать подобного, накладывали на себя руки. Что говорить, дядя Полыха именно таков оказался. Ощра, его супруга, рассказывала: когда тот понял, стать ему шатуном в эту зиму, недолго думая, заколол себя пикой - оружие в доме имелось, дядя много лет был правой рукой старосты, полдюжины раз уходившим в зиму. Но куда страшней и назидательней пример Чапеля, размеренно дышащего впереди юноши. Несколько лет назад, когда его старший сын Тихий обратился шатуном, отец не выдержал. Отвел того в сарай и заколол сам, взяв тяжелейший грех на душу. Отец настоятель, отмаливал его, конечно, но разве может отец простить себя после такого? Только утешиться мыслью, что сын не стал нечестивцем, не вернулся в лес, подобно диким предкам, не знавшим слова божия.
      Узнав об этом поступке, Полых прилепился к Чапелю еще сильнее. Ведь у них теперь была одна боль на двоих. Старик не спешил ей делиться, но иногда в подробностях и в назидание рассказывал, как Тихий становился шатуном, как переставал сознавать себя прежнего, а обрастал дикостью, изрекал крамолу. Чапелю просто не оставалось иного выбора: ни беседы с отцом Щербой, ни отвары Кисляка уже не помогали. Иерей потом долго приводил в пример тот поступок, чем налагал новую тень на чело старика.
      Полых, хоть и шапочно, но знал Тихого. Шебутной неслух, задира и остряк, у него всегда была компания, попасть в которую юноша мечтал, но так и не смог. Еще бы, Тихий старше приятеля на целых четыре года. После церковной школы они разошлись окончательно.
      А потом смерть. Пусть скверная, но отчасти достойная даже. С шатунами в городе старались не церемониться, разве отмаливали их заблудшие души, но с дикарями, повадившимися обирать, а то и убивать бывших товарищей, не церемонились. Тому была еще причина, огласки которой старательно избегали, но и верили в верность, ровно она из писания исходила. Все старшие дозорные уверяли Полыха, от шатуна можно заразиться. Не то зловонное его дыхание передает скверну, не то самый вид заставляет забыть о завете, да только некоторые из тех, кто ловил неспящих, дабы судить их по чести, сами уходили в леса. Отец Щерба никогда не говорил прямо, так ли это на самом деле, перекладывая все ответы на старосту и начальника дозора, а те не стеснялись в обвинениях. Неудивительно, что многие, особо, молодняк, уговаривали шатунов выстрелами из самострела задолго до встречи. Вот и Полых, он больше полагался на зоркий глаз и ловкие руки, чем на бьющую по ногам пику.
      Дозорные вышли к речке, спустившись с пологого холма, теперь им предстояло подниматься на белоснежную кручу противоположного склона, снежной шапкой нависшего над рекой. На самой ее вершине находилась церковь Святых Даров, а чуть поодаль располагались те самые склады, где хранилось все самое необходимое для пробуждения весной: запасы провизии, дрова, уголь, лекарства, бодрящая кора хинного дерева для легкого пробуждения, шкуры и еще многое другое. Туда сумели пробраться шатуны. Конечно, подобный склад охранялся особо, вокруг него осенью выставлялся надежный высокий забор, а затем всю зиму из причта за сохранностью следил дьяк, да и дозорные заглядывали частенько. Но верно, в этот раз Хмарь задремал. А идти еще около получаса.
      Что-то хрустнуло, до слуха Полыха донеслась сдавленная ругань Чапеля. Он сломал лыжную палку. Старик повернулся к напарнику, разведя руки и тем принося извинения.
      - Я не слышал, брат Чапель, - ответил негромко страж, невольно пунцовея: он редко так величал ветерана, хотя именно таково было обычное обращение в Зимнем дозоре, стиравшее всякую грань между ратниками. Богатые и бедные, бессонной зимой они сторожили покой близких, опираясь на плечо немногочисленных товарищей и в том находя поддержку и утешение в самые сумрачные и стылые недели, когда день сливается с ночью.
      - Намело, - отвечал Чапель. - Поторопимся, может, застанем.
      - Говорят на далеких югах до сих пор зимы нет, и люди все время...
      - Брось! - отмахнулся старик. - Лучше пику поправь, под ноги уйдет.
      Полых смутился, замолчал. Но тут же продолжил.
      - А ведь и в Золотом веке было подобное.
      - Было, - неохотно признал Чапель, - тебе-то что?
      - Я вот о чем подумал, брат... - Он закашлялся в волнении, но соратник молчал, выжидая. Парень продолжил: - Тогда в Золотом веке люди жили без завета, без страданий, без зимы и были счастливы. А потом возгордились и отвернулись от бога. Я подумал, может, они его не знали вовсе?
      Чапель хмыкнул. Он вдруг понял, почему всю дорогу молчавший Полых разговорился: юноша боится, нет, не за жизнь, что она для молодняка, но уронить себя в глазах старшего товарища, на которого так полагается и от мнения коего столь зависит.
      - Может и не знали, поди разбери. Преданий того времени не осталось.
      - Они не видели и не понимали знамений, что насылает им всеотец, - Полых вздохнул. - А когда пришла первая зима, спаслись лишь уверовавшие во вседержителя, построившие надежное укрытие, ковчег от лютой стужи. А ведь люди не додумались до Зимнего дозора, да и господь ничего не сказал...
      - Всеотец не должен разжевывать простые истины. Когда поняли, тогда и создали.
      - Я еще подумал, а были ли тогда шатуны - в первую зиму?
      - В писании ничего об этом не говорится. - Чапель повернулся и снял со спины соратника пику, которую стал использовать как палку для подъема на кручу, тут немного пологую. - Стало быть, не было. Потом когда-то появились. Ступай осторожней, всюду ямы.
      - И я так подумал, - радостно добавил Полых, стараясь двигаться след в след. Церковь находилась над самом обрывом, стеной нависшим над рекой, подняться к ней можно было лишь кружной дорогой. Хотя мальчишки, они спешили к заутрене напрямую, по мосткам, а летом и вовсе переплывая реку и наперегонки поднимаясь по глинистым берегам, скатываясь и начиная сызнова. Но всегда приходили первыми. - Мне вот что пришло в голову: а вдруг неспящие это знак свыше. Не просто ж так они появляются, и чем дальше, тем больше и чаще.
      - Что за знак? - полюбопытствовал дозорный, не оглядываясь.
      - Может, это нам весточка от бога. Мол, не просто так ваши мучения, скоро зима кончится, и мы вернемся в Золотой век, который был заповедан изначально.
      - Не заповедан, олух, дарован. Заповедана зима и способы ее пережить, как символ греха людского и как возможность очищения.
      - Да я понял, понял. Но вдруг так? И бог посылает нам знаки, а мы их не поняли.
      - Отец настоятель бы распознал. Он, поди, мудрее тебя.
      - Но вдруг он не понимает, что зимы кончаются, а потому и не видит или видит, но, как дозаветные, не понимает, к чему шатунов так много.
      - А ты постиг.
      - Я просто предполагаю. Ведь не просто ж так.
      - Странно, что не приплел стариков и их "конец времен".
      - Так это и есть конец, только зимы. Окончательный, навсегда. Вон прошлая какая мягкая была, шатунами сразу два десятка стало.
      - И два десятка умерло. Что это за завет такой, когда столько горожан без вины пропало? Или ты намекаешь, твой дядя напрасно погиб?
      Полых спохватился, замолчал разом. Чапель приостановился, хлопнул ему по плечу. Крамола, конечно, но об том лучше молчать. Молодой, чего ни ляпнет, не подумав. Главное, чтоб потом не окоротили язык, не запугали и не отвадили думать вовсе.
      Сразу вспомнился Тихий. Чапель мотнул головой, отгоняя видение.
      - Может, ты и прав, только лучше никому не говори. Не в том ты положении, чтоб рассуждать за здорово живешь на подобные темы.
      - Но ты, брат Чапель, со мной согласен? - прозвучало как утверждение.
      - Мне думается, всеотец и блудным своим детям место в грядущем уготовил, какое именно, не ведает никто, но надо и в это верить.
      - О том в святом писании ни слова, но раз ты говоришь...
      - Я не о том, Полых, чтоб...
      Впереди что-то явственно хрустнуло, оба замерли, насторожившись. Чапель присел, знаком давая напарнику сделать тоже.
      
      Снова зашуршало, но это по насту посыпался снег. Чапель, приглядевшись, поднялся.
      - Холод. Ветка сломалась. Пошли.
      Некоторое время брели молча. Круть закончилась, они добрались до невысокой оградки - перед ними простерлось старое кладбище. Чем искать вход, Чапель попросту перекинул ноги, разом оказавшись в пределах вечного покоя. Чуть замешкавшись, за ним последовал Полых. Всю дорогу юноша озирался. Где-то здесь должна быть могила его дяди. И Тихого тоже. Ищет ли ее старик? Он постоянно поглядывал на Чапеля, но ветеран шел молча, вперивши взгляд под ноги, сосредоточившись лишь на лыжах, скрипуче резавших снежок.
      Парню вдруг вспомнилось, как лет десять назад, холодным непогожим летом они с матерью, младшим братом и тетей Ощрой ходили сюда на родительскую. Мама вспоминала своего супруга, ее сестра - своего. Сидели молча, выпили самогон за упокой, тогда он попробовал первач первый раз, здорово пригубил и чуть не испортил тихое торжество - Полыха начало тошнить. Брат сперва сидел рядом, потом родительница отправила в церковь, хор мальчиков готовился к завтрашней службе, наступал день Завета, самый важный праздник в году, не считая дня Пробуждения, конечно. Но то семейное событие, отмечаемое в день равноденствия, а это праздник особый, для всех. Перед ним вспоминают родных, не доживших до нынешних дней, напиваться в родительскую субботу даже рекомендуется, во всяком случае, отец настоятель слова поперек ни одному пьяндире не скажет.
      Мать часто рассказывала об отце, всегда на его камне, заросшим мхом. Шугаря Полых не помнил, он умер через год после рождения старшего, как только на свет появился младший. Юноша не понимал, что чувствовал к нему, кроме того раза, когда, захмелев, вдруг ощутил непреходящую пустоту в душе, куда, как в пропасть, ухнули косые взгляды соучеников, их насмешки, а еще злые языки, треплющие по углам неприглядное о матери, покосившийся дом, заросший сад, на который вечно не хватало времени и сил, и еще многое, нагонявшее в душу тревогу и неустроенность. Шугаря поселяне не уважали, но причин этого Полых не понимал. Мать уверяла, он был достойный человек, немало потрудившийся на благо города, но где и как - старалась не рассказывать. И тетка Ощра тоже не вдавалась в подробности, лишь раз пролив свет: он работал при старосте распорядителем на складе, еще до наводнения. Оказался ли он виновен в той потере большей части запасов, никто не сказывал, но Полых по всеобщему молчанию мог предполагать худшее, а потому почитал родителя человеком мягким, но слабым, жалея о его доле. Вот если бы он покончил с собой, становясь шатуном, как дядя, другое дело. Семейству Шугаря был бы почет и уважение - как Ощре и отпрыскам.
      Вот и сейчас, вроде обрел подобие отца, Чапель с ним возится, помогает и советует, выслушивает и отчитывает, но глубоко внутри понимает - все это не то, не то. Пусть Полых не представлял, какого это, иметь обоих родителей, но даже с наставником Чапелем в душе юноши все равно ощущалась прежняя пустота. Ему вдруг настойчиво захотелось причаститься святых даров и исповедаться - как в день Завета. Вечер этого праздника Полых почитал лучшими, он будто очищался от коросты, зудевшей с весны, разраставшейся с пробуждения.
      - Жаль, зимой церковь закрыта, - неожиданно прервал молчание юноша. - Мне сейчас так захотелось зайти.
      - Помолиться за шатунов? - спросил Чапель, очевидно, думая о недавнем их разговоре.
      - Нет, что ты. Я за шатунов и так молюсь, как все мы, в праздники. Но ты прав, странно, что я раньше, прося за них всеотца, об этом не думал. Ведь неспящим нельзя входить в церковь, будто прокаженным. Это... мне всегда казалось это странным и...
      Он не смог досказать фразы. Чапель пришел на выручку:
      - Неправильным, - коротко сказал он. - Это верно. Но мы молимся за ушедших, чтоб им найти покой и потерянную связь со всеотцом, ждущим возвращения блудных своих сынов.
      - Но если господь сам отлучает их от сна, как говорит отец Щерба, тогда почему им не дозволено очиститься на исповеди? Для чего еще в церковь ходят?
      - Прекрати! - резко каркнул Чапель. И тут же произнес другим тоном: - Это богохульство, что ты сейчас говоришь. Мы молимся за них, мы, принявшие дар завета от всеотца, терпящие его наказание за родителей наших и очищающиеся потомками. А неспящие, они отвернулись от всеблагого, изринули его из сердца - потому и стали шатунами.
      Оба говорили словами отца настоятеля, но в пылу спора не замечали этого.
      - Но для каждого открыта дорога назад, так? - почти в отчаянии спросил Полых.
      Чапель долго молчал. Остановился подле одной из могил, накрытых тяжелой плитой, глубоко захороненной под снегом, лишь самый гранитный край ее серел из-под наста. Это камень Тихого? Или какой другой? Полых потряс головой, отгоняя наваждение, всмотрелся в лицо Чапеля, но тот старательно прятал глаза. Вот уж от него никак нельзя было ожидать подобного.
      Наконец, старик пошевелился, кивнул и глухим голосом произнес:
      - Негоже тут торчать, работа ждет. Бери пику, пошли.
      
      Высоко находится церковь Святых Даров, нелегко до нее добраться и в сухой погожий день. Тернист путь к богу, непросто получить его милость, о том должен помнить всякий добропорядочный прихожанин. Но господь милостив и терпелив, и об этом следует знать каждому.
      Эти слова наставления Полых повторил про себя еще раз, когда дозорные вышли с кладбища, подходя к зданию храма. Первое, что замечал всякий добрый путник, направлявшийся в город - шпиль церкви Святых Даров. Многие пилигримы прибывали в эти глухие места поглазеть на чудное сооружение и помолиться в его большом нефе, вмещавшим едва ли не всех горожан. Они и приходили - в день Завета, слушать слова отца Щербы и хор отроков, вступавший после завершения службы. Полых любил послушать байки прибывших, он с приятелями после праздников частенько пропадал в церкви, дожидаясь выхода паломников, а потом жадно ловил каждое их слово. Полых не покидал пределов города, скудость материнских средств не позволяла, но послушать о дальних местах любил, всегда воображая и себя усталым путником, только прибывшим в неведомые места. Странно, но пение младшего тому тоже споспешествовало.
      Господь не дал Полыху голоса брата, а потому он, ерзая на жесткой неудобной скамье, отчаянно тому завидовал, хоть и понимал, насколько это грешно, ведь все мы дети божьи и привечаемы всеотцом одинаково. Хорошо, после молитв и пения можно было придти к отцу Щербе и покаяться в незамысловатых грехах, накопленных с самой весны. Он же отпускал грехи и в осеннее равноденствие, в день Разлуки, когда мир до самой весны прощался со всевышним, уходя на покой.
      Мальчишкой Полых любил играть возле церковных врат, где самая круча. С другими пареньками они, то бегали взапуски, гоняясь за шатунами как Зимний дозор, а то изображали сцены святого писания пред алтарем, под руководством отца настоятеля. Щерба любил точность и строгость во всем, особенно, каноне, но в иное время дозволял пацанам сумасбродствовать как душе угодно. За это его любили и уважали дети и подростки, Полых не исключение. Во всяком окружающем он старался выискать хоть частицу потерянного родителя. Не всегда получалось, конечно.
      Склады, где бдительный Хмурый завидел огни, располагались в отдалении за церковью, почти на самой границе. Прежде они находились у реки, но после того памятного потопа, уничтожившего половину запасов, их перенесли в центр города, а уже десять лет назад, когда лихой осенний пожар сожрал немалую долю накопленного к пробуждению, иерей настоял на перестройке старого церковного склада под городские нужды. Его расширили, обустроили, обнесли надежной изгородью. Теперь Щерба занимался распределением благ не только духовных, но и телесных и в обеих ипостасях преуспевал, немало этим не стесняясь.
      - Вот хохма будет, если мы придем, а на складе проснувшийся Хмарь колобродит, - вдруг хмыкнул Чапель, оборачиваясь к юнцу. Полых смешался. Ему уже в голову приходила подобная мысль, он старательно изгонял ее прочь. За истекшие полчаса парень какие только мысли в голове и перебрал. И что он растеряется, а Чапель сам всех повяжет, и что все с точностью до наоборот случится. Но больше всего Полых боялся любой своей ошибки. Еще бы, это его первая зима, а сегодня и вовсе первое испытание. Как ни мандражировать.
      Еще раз глянув на парня, Чапель улыбнулся.
      - Не трепыхайся так, успеешь себя проявить.
      - Спасибо, брат, - он хотел сказать еще что-то, но лыжа предательски скользнула в яму, Полых ухнул в снег. А когда поднялся, увидел пред собой невеликий камень без надписи.
      Дозорные дали большой крюк, от городского кладбища переходя к месту упокоения шатунов. Да, им тоже полагалась такая милость. Пусть их и казнили, но лишь затем, чтобы отправить на высший суд, божий. Полых несколько раз присутствовал на подобных собраниях, когда отцы города: настоятель, староста и глава Зимнего дозора - решали судьбы виновных, но не повинившихся в грехах неспящих. Кто-то брал последнее у вдовы, кто-то убивал по душевной злобе, а иной вовсе душил едва народившихся младенцев. Какая уж тут пощада. Полых смотрел на них со странным ощущением какой-то гадливости, при которой, и ненавидеть, и жалеть равно неприятно. За всех виновных отец неустанно молился Щерба, а староста вручал напоследок расписку - в земной юдоли к ним нет обид боле. После этого шатунов топили под перестук барабанов и стон рожков, некоторые горожане сопровождали казнь свистом и улюлюканьем, но большинство молчало. Ночью тела хоронили за оградой в безымянных могилах, при свете чадящих факелов, - как то заповедано писанием. Настоятель снова шептал молитву, на сей раз, праздничную, ибо сказано: ввечеру после казни всеотец взвесит души и выскажет свое слово: простить, оставив подле себя или отправить в чистилище, где пребывать им до самого конца земного мира. Лишь тогда все создания его объединятся, вернутся в Золотой век, в вечное лето, где будут существовать под недреманным оком создателя в мире и процветании.
      Незнамо почему, но юноше вдруг показалось, именно это камень Тихого. Хоть парень погиб достойно, пусть порченым, но не окончательно, вставшим, но не пошедшим кривой дорогой неспящих. Поднявшись, Полых поспешил за Чапелем, который, чуть пригнувшись, уже подходил к тому месту ограды, где прочные еловые доски были взломаны ударами тяжелого топора. Дав знак Полыху молчать, он тихо скрылся в дыре.
      Юноша попытался последовать за ним сразу, как в омут, но вдруг остановился. Оглянулся, будто ища поддержки, сам не понимая причин случившейся задержки, досадуя на себя за нее, нелепую паузу, взглядом ища сам не пойми чего.
      Вид с холма на город неизменно его впечатлял и летом, сейчас же Полых впервые глянул с кручи на заметенную родную сторонку. Город прижался к реке, полукольцом опоясавшую его, редкие по краям домишки теснились к самой сердцевине, у базарной площади, становясь пятистенками, столь мало пространства оставалось при застройке. Густые сады, видневшиеся на северной стороне, сменялись пустыми огородами, уходя к далеким холмам, скрывавшимся под наметенными снегами. Вдали маячил черной полосой далекий лес, где-то там, по рассказам дозорных, обитали шатуны - и сейчас, верно, поджидают своих товарищей, посланных за припасами. Полых в лес никогда не совался, хотя дал зарок непременно побывать там с дружиной, устраивавшей очередной разгон зарвавшимся не спящим. Сейчас, когда он стал ратником Зимнего дозора, его непременно должны взять. Обязательно.
      Уверившись в этом, Полых рванулся в дыру и оказался на территории церковного склада.
      
      Через пролаз тянулись три цепочки следов и ни одной обратно - это первое, что заметил Полых, едва проник на склад. Он тут же похвалил себя за наблюдательность, поспешил за Чапелем, стоявшим на углу одного из трех массивных деревянных сооружений, высотой в два этажа, располагавшихся вдалеке друг от друга - Щерба страховался, боясь как бы новый пожар с одного не перекинулся на остальные. Бывать тут парню еще не доводилось, неудивительно, что он постоянно вертел головой, пытаясь все увидеть сразу. Хорошо, Чапель вовремя одернул, напомнив, зачем они здесь. Полых тотчас залился краской, не хватало еще подвести брата дозорного.
      Вдвоем они подползли на корточках к углу ближайшего здания. Отсюда открывался вид на приоткрытую дверь соседнего сарая. Темнело стремительно, мир погружался в ледяную мглу, а белое безмолвие лишь выделяло редкие звуки, доносившиеся из приоткрытых дверей.
      - Кажись, двое. Погодь здесь, гляну. Доставай самострел, - коротко отдавал приказы Чапель, его напарник только успевал им следовать. Взяв свой арбалет, старик ловко метнулся к сараю, после кивнул юноше, тот попытался столь же стремительно сократить дистанцию, вроде получилось. Чапель одобрительно кивнул.
      - Сторожи, я сейчас.
      Он нагнулся к самой земле, глянул, тотчас вернувшись. Кивнул, и рванулся внутрь, вбрасывая себя в полутемное помещение. Скомандовал чужакам стоять смирно, не дурить, держать руки за головой. Полых, вдруг замешкав, не сразу последовав за старшим, испугался своей нерешительности. Наконец, бросился следом.
      - Вяжи его, - коротко приказал Чапель, тут же спросивший шатуна, куда задевался второй. Юноша только сейчас огляделся по сторонам, привыкая к неяркому свету факела, зажженного чужаком. Сощурившись, он увидел стоявшего возле коробов с сушеной рыбой и вяленым мясом крепкого плечистого парня, возрастом чуть постарше молодого дозорного, мало походившего на себе подобных дикарей, добротно одетого, пусть и в затасканный полушубок и сбитый набок треух, плотные штаны и валенки, для прочности обшитые понизу кожей. Поворачиваться он не спешил, но это к лучшему, так Полыху сподручнее заковать его в кандалы, сейчас извлеченные из сумы.
      Рядом находились сани на широких полозьях, на них шатун поместил уже несколько коробок рыбы, банки маринада, еще кое-что, потребное дикарям. А чуть в стороне, юноша только сейчас заметил, виделась дорожка темной влаги, поблескивавшая на свете. Кровь.
      Второй шатун был тяжело ранен, но не Чапелем, Полых это понял сразу, кем-то прежде. Он бездвижно лежал на полу. Пойманный неспящий наскоро перевязал товарища, а теперь, видно, решал, бросить его и тащить остальное, или пожалеть. За этим его и схватили. Юноша склонился над ним, проверяя. Нет, уже не дышит. Отшатнулся от мертвого шатуна, неприязненно глядя на второго.
      - Здесь еще один, - наконец, юноша смог говорить. Чапель сделал два шага вперед, увидел убитого арбалетной стрелой. Перевел взгляд дальше.
      - Проклятье, Хмарь...
      Тут только Полых заметил дьяка, бездвижно лежащего чуть поодаль. Юноша подскочил к нему, не слушая окрик соратника. Болт вонзился чуть выше сердца дьяка, вряд ли он долго мучился.
      Метнулся назад, подскочил к шатуну и замер. Несколько мгновений он так и стоял подле неспящего, не понимая причин своей остановки, а когда начал осознавать, покрылся холодным потом.
      В тот же миг его отбросил назад Чапель.
      - Сын, - медленно произнес старик.
      
      Голова закружилась. Сознание отказывалось верить в происходящее. Полых сделал еще один шаг вперед, глянул на Чапеля. А тот вместо привычных слов, так давно ожидаемых, произнес нечто вовсе немыслимое:
      - Ты почему опять пришел? Я просил тебя.
      Дверь скрипнула, оба одномоментно оглянулись. Снова воззрились друг на друга, забыв о третьем.
      Полых переставал понимать увиденное. Будто в кошмарном сне из которого, как ни щипай себя, ни тряси головой, нет выхода.
      - Что с дьяком? - спросил Чапель, нагнетая еще больше безумство. Тихий тяжело выдохнул.
      - Моя вина, - едва шевеля губами, ответил он. - Мы осторожны были, в укромном месте забор сломали, никто не слышал. А Хмарь все равно вылез. Как нарочно. - Помолчав чуть, прибавил: - Мне пришлось, отец. Он Ревуна подбил, втихую высунулся и подбил.
      Снова молчание. Полых не понимал, ни как поступить, ни что сказать. Голову раздирали сотни вопросов.
      Тихий почти не изменился лицом, вдруг подумалось несуразное. Заматерел, окреп, стал не то, чтоб уверенней, он и прежде был самоуверен до тщеславия, но внимательней, что ли. Точно спокойней - в прежнее время в таком положении психанул бы почем зря, а тут - смотрит и молчит. К стенке приперли, все равно говорит спокойно, ровно зазубренный урок отвечает.
      Полых глянул на дозорного, но Чапель будто позабыл о его существовании, смотрел только на сына, нежданным образом воскресшего. Говорил с ним, ровно и не терял никогда.
      - Да что происходит-то?! - не сдержавшись, воскликнул юноша. Оба беседовавших оборотились к нему. Чапель, спохватившись, произнес
      - Прости, брат Полых. Мой сын, Тихий, из неспящих. Тебе, верно, он знаком по прежним временам.
      - Еще как знаком, - он не знал, как продолжить. Растерянно переводил взгляд с одного на другого. Наконец, спросил:
      - Но почему ты? Мог бы сказать, предупредить...
      - Я тебя помню, - к нему обратился и шатун. - Такой сумасброд, вечно меня в церкви подначивал, обскакать хотел. Иногда получалось. Славнее времена были.
       Тихий улыбнулся даже. Полых ошарашено посмотрел на него. Снова на Чапеля.
      - Ответь, брат, что я сейчас вижу, - слова все же сложились во фразу.
      - Теперь и ты знаешь, - ответил старик, явно не представляя, как ему следует подать сложившуюся ситуацию. - И тебе с этим жить. Видишь, мой сын шатуном стал. А я, как ты понял, не решился его на суд завета отвести. Не дал казнить, байку придумал, будто сам убил - а на деле отпустил на все четыре стороны. Велел никогда не приходить, сторониться города как огня.
      Чапель глянул на молодого соратника так, будто прощения у него просил. Впервые Полых видел старика таким растерянным, беспомощным даже. Дозорный вдруг предстал перед ним тем, кем являлся на деле - любящим отцом, способным на любое предательство ради сына. Завет нарушить и через своих преступить, лишь бы его вызволить.
      - Ты божью клятву отринул, - медленно, как во сне, произнес юноша. Оба глянули на него, потом шатун хмыкнул. - Ты себя, нас всех обесчестил. Ты город выродкам продал.
      - Мой сын выродок? Полых, ты сейчас своими словами говоришь?
      - Я... - он смешался. Нет, назвать так Тихого не мог. Никогда не любил его, уважал, да, признавал силу и особые качества вожака, тоже верно. Но выродком, дикарем.... Да разве он похож на опустившегося, обиженного на весь свет урода, каких отец Щерба прощал, а староста отпускал в мир иной без долгов перед городом? Стоявший перед ним не вязался с хорошо знакомым образом убогого отщепенца, сто раз виденного на базарной площади в день казни. Те хулили горожан, поносили последними словами настоятеля, дышали ненавистью или молчали, обнажая гниль души и тела. За это юноша презирал их, но и не мог заставить себя чувствовать что-то еще, кроме извечно сопровождавшей их гадливости. Кажется, он даже молился со всеми за упокой, подсознательно корчась душевным презрением. Не мог себя заставить думать иначе.
      Нет, Тихий не такой. И все же он шатун. Мир будто с ума сошел.
      Воздуха перестало хватать, земля не то, чтоб ушла из-под ног, но Полых вдруг осознал, что доски пола поднялись и с маху врезали ему в лоб.
      
      Когда он очнулся, мир немного пришел в себя. Чапель сидел перед ним, а юный дозорный лежал на дубленой шкуре возле окна сарая. Сумрак наступившей долгой ночи ядовитым холодом сочился от стен. Полых вздрогнул, попытался подняться. Старик успокоил его.
      - Полежи, сейчас пройдет.
      Парень хотел сказать, что за безумие ему привиделось, но в следующий миг узрел перед собой Тихого и прикусил язык. Помешательство не думало проходить, продолжаясь как ни в чем не бывало.
      - ...больше некому. За зиму второй карательный отряд приходил, - негромко продолжил разговор Тихий. Заметив пробуждение дозорного, шатун замолчал, глядя ему прямо в глаза. Полых не смог отвечать и отвел взор. Глянул на Чапеля.
      - Мне надо знать, - чуть слышно произнес он. Тут же себя обругал за явную слабость, попытался подняться, да тело не позволило. Его будто опоили чем.
      - Я скажу, - вместо отца заговорил Тихий. - Слушай внимательно, а уж потом...
      - Я сам решу, что потом, - в голове, наконец, появилась нужная твердость. Полых попытался сесть, Чапель помог ему. Хорошо, что он сумел отстраниться.
      - Отец меня спас.
      - Он тебя предал, - решимость возвращалась. - Вверг в грех и отправил на вечные муки. Тебе даже не попасть в чистилище теперь. Ты про?клятый шатун и этого не изменить.
      - Ты обещал слушать.
      Да, это совсем другой Тихий. Прежний наорал бы на него или выдал затрещину. Неспящие его так переменили или грех дикарской жизни? Не все ли равно.
      - Хорошо. Говори.
      - Отец меня спас от суда. Ночью велел уходить в лес. Дал все необходимое, проводил и вернулся, всем сказал, что убил. Я слышал, меня даже хоронили.
      - Так и было, - недовольный тем, что продолжает отвечать, изрек Полых. Ему бы молчать всю дорогу, не слушая дикаря. Вот только почему-то не может. Слова сами рвутся с языка и голова шумит. Явно опоили.
      - В лесу я встретился с другими ушедшими. Нас там много.
      - Кто бы сомневался!
      - Ты обещал, - мягко произнес Тихий, на что Полых сжал губы. - Меня приютили. Обогрели, помогли обустроиться.
      - Где, в берлогах? Землянках?
      - Там поселок. Жизнь, конечно, не сахар, но по другой причине, чем ты думаешь. Нам часто приходится перебираться с места на место, мы не можем толком обустроиться. Часто вынуждены просить селян о помощи. Некоторые нас поддерживают.
      - Выродки, - отрезал Полых.
      - Их больше, чем ты думаешь. Горожане тоже помогают, особенно, осенью, когда урожай. Мы не всегда заходим в город, но некоторые, зная о нашем положении, сами выносят за околицу еду и одежду, за что мы им вечно благодарны.
      - Скверна, везде эта скверна, - продолжил он и тут же осекся. Снова говорил с Тихим, а должен жечь его взглядом и думать, как отсюда выбраться. Нет, не сейчас, еще слишком слаб. Но помощь недалеко. Скоро прибудут другие дозорные, Хмурый обещал, что сюда придет отряд Птаха. Надо чуть подождать. Сделать вид, что слушает эти бредни.
      - Конечно, зависеть от доброй воли, особенно, когда за нее сурово наказывают, грешно. Мы это понимаем. Поделать мало, что можем. Посылаем только самых слабых и беззащитных у вас пропитания просить, но только, когда совсем припрет. Остальные вынуждены сторожить поселение. Еще бы, ведь на нас охотятся, как на зверей.
      - Будто вы... - и смог, наконец, оборвать себя.
      - Мы такие же, как вы, - отрезал Тихий. - Наверное, лучше. Мы не строим церкви, не зависим от жрецов и уж точно не убиваем себе подобных.
      - А как же дети? Вы же младенцев давите! - яростно взревел Полых. Тихий ошарашено глянул на Чапеля, старик покачал головой.
      - Я скажу, - произнес ветеран. - Щерба этого хочет. Потому многих пойманных неспящих пытают перед казнью, чтоб взяли на себя самые дикие грехи.
      - Зачем это отцу настоятелю? - удивился глупости сказанного Полых. - Разве шатуны и так не грешны?
      - Воришку можно пожалеть, а чудовище - нет.
      - Но убиенные младенцы?
      - Нет убийств. Умирают от болезней или по несчастному случаю. Несчастным матерям платят, если те соглашаются признать смерть младенца нападением шатуна, да и в глазах общества они почти героини. Еще бы, жертвы чудовищ. Одна при мне приходила к Хмурому жалиться на своего оруна, как его назвала, а после сама придушила и требовала признать, что это неспящие сделали.
      - Ты лжешь! Скажи еще, Хмарь их пытает, - хотя он бы не удивился и такому раскладу в устах Чапеля. Теперь уже нечему удивляться.
      - Желающие без него находятся. Хмурый сам не чурается. Ладно, что вокруг ходить, раньше я этим грешил. Веришь?
      Полых куснул губы. Прежний ярый защитник канона вдруг обагрился невинной кровью.
      - Вот теперь верю, - зло произнес парень. - Оба хороши, нечего сказать.
      Тихий глянул на парня исподлобья, Полых еще раз поразился перемене, происшедшей с ним. Совсем другой человек, стал куда больше походить на отца. Теперь они, Чапель и Тихий, молча вглядывались в лицо юноши, пытаясь увидеть в нем следы изменений, происшедших от их речей. Полыха охватил внезапный холод. Так вот как становятся дикарями. Они его заражают!
      - Отойдите от меня, - потребовал парень. - Мне с отцом настоятелем надо свидеться. Спросить у него... - нет, не то, что он несет, - прощения просить и исповедаться в грезе. Я ведь теперь одним из вас могу стать. Если отпустите, конечно.
      - Очень на это надеюсь, - ответил Тихий. - Многие так поступают. Думаешь, почему неспящих стало в городе так много - слушают, потом о себе думают, о близких. Люди рассуждать стали, а не просто ненавидеть, да казням радоваться. Вы ж самые дикари и есть, кто младенцев на базарную площадь приводит, показать, как шатуна топят. Вы своей ненавистью всех и вся заражаете. А мы... мы освобождаем от нее. Нам сложно, трудно, вы на нас как на зверей охотитесь, но мы не сдаемся. У нас теперь и оружие появилось, самострелы, пики, палаши даже. Мы можем за себя постоять.
      - И все зимой не спите? - против воли спросил Полых.
      - Да. Это наш выбор.
      - Что же вы делаете?
      - Охотимся, рыбачим. Готовимся к весне. От дозора отбиваемся. Детей растим, песни поем.
      - Воруем, забыл сказать.
      - И такое бывает. Но нам помогают горожане. Твой отец...
      Не может быть! Неужто они и до его родителя тогда добрались?
      - Лжешь, собака! Что мой отец вам сделал?
      - Он был добрым человеком. Понимающим. Пусть не одобрял наш выбор, но помогал. Он при складе распорядителем был, так всегда ранней зимой или поздней осенью обязательно находил возможность нас одарить. У города частенько излишки оставались, он следил, чтоб те неспящим попали.
      - Ты не можешь этого знать! Слишком мал помнить.
      - Мне об этом старшие братья рассказывали. Ты думаешь, за что его не любили городские? Подозревали в пособничестве шатунам. Не без оснований, как видишь. Он справедливо полагал...
      - Не хочу слушать!
      Отчаянный крик, как вопль о помощи, прорезал складскую темень. Полых отскочил от пытавшегося удержать его Чапеля, по дороге схватил самострел. Торопливо, дрожащими руками взвел тетиву, вложил болт.
      - Не дури, брат, - донесся до него голос напарника, - брось сейчас же.
      - Сейчас брошу! - рявкнул Полых, метнувшись на голос, ровно волк на добычу. Забыв, что у него в руке не пика, а самострел. В самый последний момент нажал на спусковой рычаг.
      Тяжелый удар вбил его в землю.
      
      Тихий метнулся к отцу. Поднял его. Чапель, прикусив губу, смотрел на застрявшую в плече короткую арбалетную стрелу, неприязненно поморщился, затем попросил принести чистой тряпки и первача.
      - Мерзкое дело, - произнес он, поднимаясь. - Ты мальчишку не сильно попортил?
      - Оклемается, - недовольно щурясь, произнес Тихий. - Вон какой некрепкий, то и дело в обморок. Куда ему в дозор. Других не осталось?
      Он хмыкнул, но под взглядом отца осекся. Чапель поводил плечом, снова поморщился. Надел рубаху, накинул старый поддоспешник.
      - Тебе придется идти со мной, - не слишком уверенно произнес Тихий. Отец кивнул.
      - Сам знаю. Давай побольше добычи наберем, чтоб вам потом не ворочаться.
      - Ты не представляешь, отец, как я мечтал раньше, что мы снова вместе станем жить, как прежде...
      Чапель покачал головой.
      - Как прежде не получится. Мать и дочь останутся в заложниках.
      - Отобьем, выкрадем! Не первый раз...
      Он только вздохнул в ответ.
      - Не пойдет. Мать искренне верит Щербе. Ты для нее вправду умер.
      - Значит, будем снова одни. Почти как прежде. Но отец, разве не об этом ты мне говорил столько раз.
      - Я боюсь, после моего бегства Хмурый прикажет всем выйти из спячки. Поднимет город на поиски. Я же его правая рука.
      - Значит, будем воевать! - зло рыкнул Тихий. - Нам есть за что. И так эти дикари у нас каждую весну каждого десятого убивают, да еще пленных берут казнями развлечься. Но мы тоже с ними не церемонимся.
      - Будто взаимная вражда когда к чему полезному приводила.
      - Мы не можем не отвечать, отец, ты это знаешь не хуже меня.
      - Потому и говорю.
      - А теперь ты организуешь наше сопротивление, проверишь навыки, ловушки на дозор, как рассказывал раньше, поставишь. Мы выстоим. Нас с каждым годом все больше, мы поднимемся, мы всем покажем.
      Чапель хотел что-то сказать, но смолчал. Услышав шорох, вздрогнул, глянул через плечо. Полых зашевелился, приходя в себя.
      - У пацана интересная теория появилась, в пути поделился. Будто неспящие массово стали появляться, поскольку приближается конец зимы. Окончательный, навсегда. А дальше, вестимо, будет царство божие.
      - Ты ему поверил? В эти бабьи сказки? - встревожено спросил Тихий.
      - Что ты напугался? Может, правда что-то меняется, может, даже к лучшему.
      - Неспящих становится больше, ибо не могут люди все время спать. Пришла пора бодрствовать, покончить с царством зажравшихся попов и старост, скинуть...
      - Оставь красноречие для посиделок у костра, пацан скоро очнется. Пошли, пока дозор не набежал.
      Тихий невольно улыбнулся, но все же произнес:
      - Наконец-то мы снова вместе, отец. Я так счастлив этому, так рад.
      Вдвоем таща за собой сани с провизией, они вышли со склада, притворив за собой ворота.
      
      Полых очнулся разом. Мгновение он недоуменно глядел в потолок, потом все вспомнил, вскочил на ноги. Голова предательски закружилась, но он переборол себя.
      Вокруг было тихо, кажется, Чапель с сыном убрались. Странно, что не прикончили втихую. Лучше бы прикончили, как он теперь в глаза побратимам посмотрит? Или он так долго пробыл в их компании, что теперь... нет, не может быть! Или заражен?
      Дверь скрипнула, тихо раскрываясь. Полых метнулся к лежащему у ног самострелу, торопливо согнул его плечи, загоняя тетиву в орех. Не успеет.
      - Не стреляй, Хруст! Это парнишка наш. Живой. Вот уж чудо, а мы думали, шатуны тебя порешили.
      Полых только сейчас сообразил, кто перед ним. Сам Хмурый и второй его помощник, Птах. За ними в сарай вошло еще трое или четверо дозорных. Какое-то время парень держал незаряженный самострел в руках, потом сообразил, что к чему, бросил его на пол. Орех щелкнул, спуская тетиву.
      Вдруг пришло в голову, ему страшно повезло. Птах всегда стреляет, а после разбирается, в кого. От сознания этого стало душно. А ведь вроде к своим попал, долгожданно.
      Неужто переродился? Надо рассказать про Чапеля.
      - Хмаря подстрелили, - тихо произнес кто-то, но Птах его перебил:
      - Пацанчик не промах, смотри, кого завалил. Сына вдовы Темного. Ай да парень, первый сорт. Славным дозорным стал, в первую же ходку. Брат Хмурый, это надо отметить. А старик где?
      - Обязательно. Спрыснем по возвращении, - откликнулся старшина. - А вот тебе знак.
      Он подошел к убитому шатуну, приложил два пальца к ране, а после отпечатал их на лбу и щеках Полыха. Так, как это обыкновенно делал вином отец настоятель, крестя младенчика кровью матери-церкви, тем самым посвящая его в таинство Завета.
      За который столько невинных душ погублено, подумалось Полыху. Он вздрогнул всем телом, когда пальцы старшины коснулись его лба, но сдержался. Мерзкая, гадливая мысль ужом приползла - а ведь он так мечтал о подобном посвящении, так ждал его, думал, Чапель окрестит кровью убитого пацаном первого шатуна, будет гордится, всем расскажет, как Полых себя проявил, настоящим героем. А вот как вышло.
      - Настоящий мужчина перед нами, братья, - заверил присутствующих Птах. - Восставим брата Полыха, поздравив его с первым, но даст бог, не последним шатуном. Куда это Чаепель задевался, непонятно. Ладно, дай самострел, парень, я тебе первую зарубку сделаю.... Да что это с тобой?
      Полых отшатнулся от него, как от прокаженного, бросился к выходу. Там его вывернуло. Птах последовал за ним, увидев причину, расхохотался, следом заржали все остальные.
      Как он мечтал об этом, как ждал посвящения. А теперь.... Стал чужим. И куда, к кому бежать? Щерба выслушает, но после вернется и отдаст Хмурому, велев рассказать тому все как на духу и принять суд. У него, у них нет другого пути, только так, как заповедано предками, как учит святое писание, дарованное всеотцом.
      Полыха со смехом вернули в сарай. Хмурый почал бутылку первача, пустил по кругу. Парень жадно приник к горлышку, стал пить, не обращая внимания на обожженную самогоном глотку. Его снова поздравляли, он не слышал. Голоса слились воедино, в нетрезвый хор, больше похожий на затянувшийся звериный рык. Хотелось заткнуть уши, закрыть глаза. Бежать. Исчезнуть. Скрыться.
      
      
      Елена Ермакова
      
      Старик и чужие боги
      
      Никогда не думал, что мой собственный дом когда-то покажется мне чужим. Но с тех пор, как в него ворвались эти трое, я не хочу видеть ни свою старую печь, ни рыболовную сеть на стене, ни травы над окном, развешанные пучками для просушки.
      Но и убежать я не могу. Дверь закрыта на щеколду, разбойники не сводят с меня глаз.
      Вот уже часов пять как эти одичавшие спят, едят и играют в карты. Беглые солдаты, ставшие разбойниками, грязные, заросшие щетиной. Съели за один присест половину моих запасов на зиму, а потом еще и козленка из сарая притащили. Рады, что мой дом на отшибе, и никто никогда меня не хватится. А впрочем, деревня-то моя сгорела год назад, так что беспокоиться обо мне в любом случае некому.
      Заставили меня убить и освежевать козленка, а потом разделать и положить на решетку. А я делал это и думал, что козленок похож на жертвоприношение. Но каким богам? Свои от меня отвернулись, а чужие...
      Чужие боги глумятся надо мной. Год назад день в день чужие боги появились в моей жизни. Можно сказать, свалились мне на голову, сломали мою жизнь, а теперь хотят окончательно отобрать ее руками этих троих, но перед смертью еще и унизить меня. Потому что одичавшие, растерзавшие мой дом, рано или поздно убьют меня, но перед этим еще и поглумятся. Разве я не вижу, как их главарь поигрывает ножом, то втыкая его в стол, то вынимая? Разве не знаю, что значит звериный голод в его глазах?
      Смерти я не боюсь, но растоптанным быть не хочу.
      Интересно, это чужие боги, закопанные за моим домом, послали ко мне одичавших, или запах чужих богов просто притягивает к себе нечисть?
      - Эй, дед, - зашевелил губами самый худой и злой из разбойников. - Ты чего все время смотришь? Чего пялишься?
      Я отворачиваюсь. Не хочу объяснять ему, что я глух от рождения и могу только читать по губам. Если я хочу понять, что мне говорят, я должен видеть лица. Даже их поганые рожи, и то должен видеть, если хочу выжить. До сих пор они не догадались, ну и незачем им знать.
      Самый заросший из троих идет к двери с пустым ведром, открывает ее и сразу же закрывает. Холодно ему, что ли? Похоже, ветер принес похолодание, ранняя зима подкатила этим вечером.
      Поворачивается ко мне.
      - Иди воды принеси. А еще заодно возьми хлеб и брось в телегу. У нас там пленник.
      Я тянусь за тулупом, но лохматый встает у меня на пути.
      - Э, нет. Сбежишь еще. Так иди, без тулупа. По холоду далеко не ускачешь, если чего удумаешь.
      Еще как ускачу. За моим домом роща, а в роще узкая, но быстрая речка. На речке челнок с рыбацким снаряжением и одеялом, речка в два счета отнесет меня к дальней людной деревне.
      Сердце у меня чуть не выскакивает из груди, такой близкой вдруг показалась свобода. Притворяюсь, что еле иду, спотыкаюсь о порог, как будто совсем немощен.
      А как только дверь за собой закрываю, скатываюсь с крыльца. Холод режет как ножом, но я его не боюсь. Еще немного, и я спасен.
      По дороге кидаю хлеб в телегу. Не хочу смотреть, кто там, но все-таки не выдерживаю и поворачиваю голову. В телеге мальчишка, лохматый и грязный, сидит, завернувшись в какие-то мешки. Вот звери.
      Мальчишка не старше моего внука. Не старше семи, а столько внуку и было год назад. Подбегаю к телеге, хочу схватить мальчишку на руки и бежать с ним к речке, но одна рука у него прикована цепью к телеге. Что же делать-то мне?
      Мальчишку бросить никак не могу. Снова идти в дом к зверью, дождаться, пока они уснут и найти у них, спящих, ключ от цепи? Похоже, ничего другого не остается, но это почти верная смерть.
      Дверь распахивается, и тот же заросший разбойник грозит мне кулаком. Я подхватываю ведро и плетусь к колодцу. Почему я еще в прошлом году не ушел из этого дома? Неужели думал, что чужие боги оставят меня в покое?
      Чужие боги... меня вдруг пронзает одна мысль. Как же я раньше-то не подумал об этом? Чужие боги просятся наружу из-под земли. Вот почему это все происходит. Все, что мне нужно сделать, - это выпустить их на волю. Пусть сделают то, что им надо, а потом я снова их похороню.
      Дверь закрывается, когда разбойник убедился, что я опускаю ведро в колодец, и я бросаюсь от колодца на огород за домом. Здесь под корнями вывороченного в прошлом году дуба и лежат боги.
      Руки, стынущие на морозе, отчаянно роют землю, еще мягкую, хранящую осеннее тепло. Руки помнят то место, где я спрятал богов. То место, куда они упали, выворотив дуб. Наконец, пальцы натыкаются на грубую холстину мешка, в который боги завернуты. Долго смотреть на них нельзя. Это верная смерть.
      Ровно год назад в этот самый осенний день случился небесный камнепад. Я почувствовал удары, земля содрогалась. Ветка упавшего дуба ударила по крыше, и я понял, куда упал камень. Выскочил из дома и увидел еще дымившуюся яму среди змеистых корней дерева, вырванных из земли. Небесный камень на дне ямы был большим, похожим на сгусток фиолетовой звездной ночи. Он будто втягивал меня внутрь, а еще я почувствовал странное касание чего-то к моим мыслям. Это был шепот, голос, который что-то мне говорил. Но что - понять я не мог, я же только по губам читаю, настоящих звуков не слышу. Я тогда подумал: а вдруг чужие боги из камня, упавшие с неба, говорят что-то важное и хорошее?
      Я прижимаю к себе мешок с вытащенными из земли чужими богами. Вытащенными заново. Это мне кажется или камень за год в земле стал больше, налился силой, злым колдовством? Я бросаюсь к дому в надежде, что разбойники еще не хватились меня.
      В тот день год назад я также бежал, но в деревню, к старшине. Бежал, прижимая к груди завернутый в мешок говорящий камень. Думал, что несу драгоценность.
      Добегаю со своей ношей до двери, в горле стоит запах пепла того дня год назад. Или это холод жжет горло? В дверях уже стоит разбойник, лицо кривится от гнева.
      Выдыхаю из себя:
      - Клад. Драгоценность.
      Говорю я плохо, как каркаю. Или как собака лает. Внук надо мной посмеивался. Где уж глухому говорить научиться. Но разбойник меня понял, посторонился и впустил в дом, не ударив. Сейчас они узнают, что за драгоценность я им принес.
      Выкатываю камень из мешка на стол, стараясь не смотреть на него. Вместо этого смотрю в глаза одичавшим, а в них пляшут сиреневые искры жадной радости. Они смотрят на камень; зачарованные, чужие боги уже тянут их внутрь своего каменного мира.
      Когда я год назад принес камень в свою деревню, запыхавшийся и счастливый, все были в общинном доме, праздновали урожай. Как увидели камень, столпились вокруг него, не в силах оторвать глаз, слушая ласковые голоса. Вот как эти недоумки разбойники сейчас.
      Так я их и оставил тогда, свою родню и соседей, склонившимися над камнем. Ушел домой, довольный, что доставил всей деревне радость. Внук мой смотрел на меня светлыми глазами, в которых серое на глазах окрашивалось сиреневым. Смотрел и улыбался. Таким я его и запомнил.
      На следующий день вся деревня была мертва, и внук мой тоже. А я вспомнил, как когда-то в детстве мой собственный дед говорил мне о небесных камнях, несущих болезни и смерть. Такой злой камень я нашел год назад себе на беду и принес в деревню. А не погубил он меня только потому, что я сразу же от него избавился. Деревню я тогда сжег, от горя и ярости, вместе со всеми мертвецами, а чужих богов швырнул в ту же яму, откуда их вынул.
      Потихоньку пячусь к двери. Тати молчат, меня не видят, припали к камню. Я даже тулуп свой успел прихватить, выскакивая за дверь.
      Смотрите, нелюди, на свою драгоценность. Смотрите, пока чужой мир не увел вас за собой в свои чертоги. Чужие боги, которых я проклинал, пришли за своей добычей.
      Закрываю дверь, выдыхаю. А вам, одичавшие, за эту дверь уже не выйти. Спускаюсь с крыльца и иду к телеге. Иду спокойно, словно гора свалилась с моих плеч.
      Накрываю мальчишку тулупом, а себе из сарая приношу старое одеяло, которым в холодные ночи кутал козленка. Сначала просто сижу в телеге, потом не выдерживаю, ложусь.
      - Завтра свежей рыбы тебе нажарю, - говорю мальчику. - У меня сеть на речке стоит. А потом освобожу тебя. Ты не смотри, что я старый, я слово знаю колдовское.
      Мне не ведомо, ответил он мне или нет. Темно, лица его уже не разглядеть. Завтра первым делом заберу из дома камень с чужими богами и спрячу его в то гнездовье, которое он, падая, сам для себя в земле сделал. Потом найду ключ, чтобы освободить мальчика от цепи. Дом с мертвыми одичавшими сожгу, пусть пеплом накроет то место, где спрятаны боги. Мы сядем в лодку и уплывем в людные места, туда, куда не приходят разбойники. Нельзя рисковать жизнью мальчишки.
      По тому, как мальчик немного придвигается ко мне, чтобы согреться, понимаю, что он меня слышал и доверяет мне. Сон то накатывает на меня волной, то отпускает, но я уже знаю, что кошмар, который снился мне каждый день целый год, ушел и больше никогда не вернется.
      
      
      Ярослав Кудлач
      НЕ НУЖНО ИХ ЗАВОЕВЫВАТЬ
      
      Привет, любезный читатель или очаровательная читательница! Хочешь, я поведаю тебе одну страшную историю? Вижу, вижу, что хочешь! Нет, речь пойдет не о вампирах и зомби, ведь это все выдумки, а история, которую я собираюсь рассказать, безукоризненно правдива. Вот, послушай.
      Однажды, солнечным летним днем, когда, казалось бы, ничто не предвещало неприятностей, на окраине одного очень большого города, находящегося в той самой стране, где бед только две, а все остальное - ну просто зашибись, появилась пара инопланетян. Они не прилетели, не трансгрессировались, не пролезли в пространственно-временную дыру, а взяли, да и возникли. Немудрено, ведь они были представителями сверхцивилизации, стало быть, могли носиться по вселенной туда-сюда, не обращая внимания на всякие мелочи типа теории относительности или там еще какого континуума. Они о таком даже не подозревали. Только люди забивают себе голову подобной чепухой, а наши два визитера человеками не являлись. Они были сверхразвитыми, сверхучеными, сверхумными, сверхсильными, сверхмогучими итд. А еще весьма интересовались Землей и были очень и очень плохими. Злыми, кровожадными, беспощадными и подлыми. Словом, дерьмо космическое.
      Тут кое-кто из наиболее въедливых читателей непременно воскликнет: как же так? Сверхцивилизация не может быть плохой! Сверхцивилизация - это сверхдобро! Да и не будет она интересоваться нами, как мы не интересуемся обезьянами острова Буги-Вуги. Что ей с нами делить и чем делиться? Друзья, это жесточайшее заблуждение, говорю из личного опыта. Встречал я на своем веку достаточно всяких спруто-суперов. Ничем от вас не отличаются, разве что количеством конечностей и умением творить чудеса. Хорошо еще, что мужики эти головоногие попадались симпатичные, добродушные. В противоположность нашей парочке. Их цивилизация с начала времен занималась тем, что порабощала чужие планеты. Зачем? Да ради удовольствия! Они наслаждались властью, богатством, вкусной едой, выпивкой, женщинами, одним словом, вели себя, как абсолютно нормальные люди. Беда в том, что, будучи сверхцивилизацией, упомянутые пришельцы попросту зажрались и стали поглощать планету за планетой. Ну а поскольку недоразвитых цивилизаций в нашей вселенной, как говорится, хоть гермошлемом черпай, то каждому суперчужому достался целый большой угольный мешок с населенными планетами. Аборигены, конечно же, активно сопротивлялись, но куда им, недоумкам! Всегда все заканчивалось одинаково: поражение, унижение, рабство и борьба за светлое будущее. Иногда агрессоры соображали завоеванный мир на двоих или даже на троих, но лишь для того, чтобы стравливать между собой жителей, заставляя воевать за себя, любимых. Грязные, гнусные мерзавцы!
      И вот, два представителя такой, с позволения сказать, сверхцивилизации, очутились на вашей чудесной голубой планете, и произошло это отнюдь не случайно! Оказывается, их центральный био-нано-фазано-бизонный Компьютер, выискивая новые объекты для атаки, наткнулся на чертову бабушку Землю. А, наткнувшись, испугался: нечасто во вселенной встречаются народы, столь похожие в своих стремлениях на самих агрессоров. Но даже если такие и попадались, то с ними легко было справиться. Духовный и научный уровни покоряемых туземцев редко бывали сколь-либо значительны. А вот земляне, как оказалось, не только жутко агрессивны, жадны, беспощадны и хитры, но еще и технически развиты не по годам. И если земная цивилизация будет и дальше расти такими темпами... Вообразив себе эту жуткую картину, Компьютер поспешно выдал кому надо собранную информацию, а сам перекрыл все каналы ввода и вывода, решив отсидеться в виртуальном чулане, пока высшие инстанции решают вопросы мирового масштаба. Следствием этого вселенского переполоха и стало появление двух инопланетян на обочине проселочной дороги в некой отдельно взятой за жабры стране.
      Хотя два негодяя и возникли неожиданно, ничьего внимания они не привлекли. Да и с чего бы им привлекать, ведь внешне они выглядели точно как люди. Со времен первичного органического супа известно: хочешь узнать все о планете, стань одним из местных жителей. Пришельцы отлично рубили тему, а потому приняли облик двух заурядных мужичков, одетых в средней стоимости костюмчики и обутых в непонятного колеру ботинки. Для начала они осмотрели друг друга, чтобы убедиться в достоверности маскировки. Затем Первый осторожно поменял местами на Втором ухо и галстук, а Второй, в свою очередь, подкрутил Первому глаза, отодвинув их на должное расстояние от зубов. Теперь стоило подумать, как себя назвать, чтобы упростить контакт с аборигенами. Первый слегка пошевелил мозгами, спрятал их назад в черепную коробку и решил именоваться просто: Владимир Владимирович. А Второй, не долго думая, принял имя... Нет, не Владимир Александрович. И не Дмитрий Анатольевич. Исходя из простой логики, он назвал себя Петр Алексеевич. Понятия не имею, кого они имели в виду и какой логикой руководствовались. Я буду называть их просто: Вова и Петя.
       Договорились так: Вова отправится выяснять все, кто касается технического и научного развития людей, а Петя разузнает подробности о духовном и культурном уровне. Тогда можно решать, как поступить с этими возомнившими о себе обезьянами. Задание простое, торопиться не надо, поэтому решили встретиться на том же месте через час, чтобы поделиться впечатлениями.
      Вова вернулся мрачный, как Лавкрафт. Нахмурив брови, лоб и темя, он уселся на одному ему видимое кресло и принял позу мыслителя Родена, только оперся подбородком не на кулак, а на левую пятку. Петя, напротив, сиял. Причем, в прямом смысле: из его глаз струился нежный, ласковый багровый свет. Как правило, это был плохой знак. Для местных жителей.
      - Ну, чего новенького на Земле? - весело спросил он и достал из воздуха бокал коктейля величиной со снаряд для пушки "Дора". - Надеюсь, техническая сторона дела нас не разочарует?
      Вова фыркнул так зло, что из его носа вырвался клуб вонючего дыма.
      - Просто супер! - ответил он, пыхтя. - Лучше не бывает! За полтораста местных лет они ухитрились шагнуть от плуга к атомному реактору! Их представители побывали на Луне, их роботы облетели почти всю планетную систему, и всего один шаг отделяет их компьютеры от рождения искусственного интеллекта. Трудно даже себе вообразить, что первый человек взлетел в космос всего лишь полвека назад! А медицина! Болезни, старость, уродства год за годом сдают свои позиции. Нет, рак и еще парочка заболеваний держатся довольно прочно, но зато люди открыли генетику и стремительно ее развивают. Такими темпами они очень скоро научатся не только лечить все болезни, но и смогут бесконечно совершенствовать природу самого человека. Их наука движется вперед столь быстро, что никаким цивилизациям не угнаться. А средства коммуникации! Уже сейчас едва ли не каждый житель планеты способен получить любую информацию, если у него имеется персональный компьютер. Честное слово, я того, кто подарил им интернет, собственноручно бы разложил на байты!
      Вова раздраженно лязгнул внезапно выросшими клыками. Потом, чтобы успокоиться, сотворил ананас и сжевал его неочищенным.
      - Я все просчитал, - добавил он, выплюнув зеленый хвостик. - Через двести лет они освоят Солнечную систему, через триста доберутся до звезд, а через пятьсот лет достигнут личного бессмертия. И тогда их ничто не остановит. Только если...
      Он посмотрел на Петю.
      - Может, культура у них находится в первобытном состоянии? - спросил он с надеждой у своего напарника. - Тогда у нас есть реальный шанс...
      - На тебе! - сказал Петя, сопроводив реплику неприличным жестом. - С этим тут все в порядке. Я обошел большинство музеев мира, перелистал все самые значительные книги, изучил их историю и философию. Вот что я тебе скажу, мой осклизлый друг: по сравнению с их культурой наши рекорды - просто двойной тулуп. Ты даже представить себе не можешь, каких высот мысли достигли эти двуногие млекопитающие! У меня не хватит ни слов, ни телепатем, чтобы передать величие их скульпторов, художников и композиторов. Земные писатели настолько развили текст как инструмент, что могут письменно создать почти любой образ! А какова сила духа! Мораль! Воистину, эти питекантропы-переростки несгибаемы, словно большевики. Их философы добрались почти до самых основ мироздания. Еще немного, и культура Земли объединится с наукой. Тогда они совершат такой скачок, что нам останется лишь смыться в параллельную вселенную. Хотя, рано или поздно они и туда доберутся. Вот такие пирожки с протоплазмой, дружище. Ну а сейчас самое главное.
      Петя выдержал театральную паузу, присосавшись к своему бокалу. Когда уровень ярко-лиловой жидкости понизился почти до нуля, он заставил бокал вновь наполниться. Эту процедуру он повторил раз двадцать пять. Вова ждал, не проявляя никаких признаков нетерпения. Наконец Петя оторвался от напитка и произнес со странной интонацией:
      - Они создали религию и верят в бога.
      Вова застонал и в отчаянии ухватился обеими руками за ягодицы.
      - За голову, - заметил Петя. - Люди под влиянием эмоционального порыва хватаются за голову.
      Его напарник спешно переменил позу.
      - Это конец, - пробормотал он горестно. - Ничем их не остановить. Окрыленные образом всемогущего и вечного существа, они будут стремиться к своему идеалу, пока не достигнут его. С их наукой и культурой это случится всего через пару столетий. И мы ничего не можем сделать!
      - Ты не понял, - вкрадчиво сказал Петя. - Вся штука в том, что они действительно верят в бога.
      Поймав вопросительный взгляд Вовы, он с удовольствием пояснил:
      - Видишь ли, они убеждены в том, что их, а равно как и весь мир вокруг, создал какой-то высший, причем, непостижимый разум. Но это не главное. Самый принцип их религии - беспрекословное подчинение богу! Здорово, правда? И верят ведь не только в бога, но и в полную чушь: мистику, приметы, какую-то им самим непонятную эзотерику... Разинув рты, внимают шаманам, которые дурят их на все четыре стороны. Попы поливают святым оксидом водорода космические корабли и прочие средства передвижения, а народ валится перед бородатыми жуликами на колени! Люди платят деньги за дурацкие ритуальные танцы и бормотание бессвязных текстов, которые тут называют молитвами. Бегают по гадалкам и этим, как их... твою галактику... экстрасенсам, во! Правители пытаются обмануть друг друга, священники пытаются обмануть правителей, и все вместе успешно обманывают простых жителей, которые, в свою очередь, вовсю обдуривают и тех, и других. Такое ощущение, что человечество обожает, когда его надувают. Намутишь какой-нибудь фенотипической фигни, вроде бородатой рожи на спиле дерева, и толпы фанатиков принимаются неистово ее лобызать. Но это еще не все. Они измышляют не только богов, но и плотских кумиров, а потом начинают убивать друг друга из-за ими же выдуманных сказок! Тут такие войны ведутся, какие редко где можно увидеть. Короче говоря, эта цивилизация зиждется на трех принципах: слепо веруй, всегда жульничай и обязательно дай обжулить себя. И последнее, на закусь. Идиотские верования и ханжеская мораль двуногих прямоходящих до такой степени противоречат прогрессу, что им не только до звезд не суждено добраться, но даже со своими социальными и физическими недугами не дано справиться. Есть здесь и разумные люди, но, к нашему счастью, их число ничтожно, и они никакой роли в обществе не играют. Ну, что скажешь теперь?
      Пока Петя говорил, Вова все дальше откидывался на спинку невидимого кресла. Дослушав, он вытащил из пупка сигару, прикурил от пролетавшей мимо шаровой молнии, а затем глубокомысленно произнес:
      - Я думаю, не нужно их завоевывать.
      Пожевал сигару и добавил:
      - Они уже завоеваны.
      Петя понимающе кивнул в ответ и подмигнул. А потом оба подлеца заискрились, пошли волнами, да и пропали, словно никогда тут не появлялись. Куда они делись? Ах, читатель, понятия не имею! Пути сверхцивилизации неисповедимы. Сгинули, и слава богу, которого нет. Вот такая страшная и на редкость правдивая история. Что, не понравился мой рассказ? Это твое дело. А куда ты сейчас направляешься, если не секрет? Ах, вот как, в храм... Помолиться и духовно очиститься после всей этой богохульной чуши... Ладно, иди, молись. Только вот что. Перед тем, как начнешь чистить душу, подумай: а эти двое точно удалились из вашего мира? Ты вообще знаешь, кому собираешься курить фимиам?
      Все, все, иди уже... Сердитый какой... А я отправлюсь на Антарес-4. Там как раз намечается две религиозных войны с участием пяти враждующих группировок. На одну из них я поставил целую дюжину планетных систем! Надо проследить, чтобы другие игроки не обвели меня вокруг ложноножки. Это ведь такое жулье, только дай им возможность смухлевать, и весь исторический процесс на планете полетит в черную дыру. Первая война начнется по расписанию ровно через шесть минут. Надо поторопиться, если я хочу занять удобное место для наблюдения. Бывай, человек, двуногое прямоходящее, которое звучит так гордо! Продолжай гордиться собой! Мы не возражаем.
      
      
      Татьяна Максимова
      
      Субмарина в зыбучих песках
      
      - Сейчас, сэр, начнутся пески - обернувшись, крикнул пилот.
      Льюис и так уже давно сидел возле окна и не спускал глаз с однообразного ландшафта. Это место к северо-востоку США, протянувшееся от мыса Генри до мыса Фир, исстари называли кладбищем Мира.
      Здешние дюны, постоянно находясь в каком-то сатанинском движении, без устали выполняют свою "черную" работу. Этот адский, похожий на живой, "организм", время от времени выталкивает на поверхность остовы судов разных эпох - от старинных парусников до современных подводных лодок. Но внешние отмели мыса Гаттерас особенно преуспели в этой внезапной материализации того, что когда-либо бороздило моря и океаны.
      - Мыс Гаттерас, сэр! - крикнул снова пилот Льюису, который неотрывно смотрел вниз на характерные зыбучие дюны необозримых отмелей. Сердце его подпрыгивало и бешено билось, а кинокамера описывала значительную синусоиду в такт трепещущему сердцу.
      - Садимся, сэр! - крикнул пилот и развернул шестиместный вертолет по ветру.
      Льюис тем временем снимал общую панораму, сгорая от нетерпения
      увидеть главное. Он успел бросить лишь мимолетный взгляд на Катю, которая сидела у противоположного окна. Ее задорный хохолок тоже дрожал от восторга и запаха сенсации.
      - Льюис, снимай! - крикнула Катя, указывая вниз.
      Субмарина лежала на боку, носом зарывшись в песок. Льюис "застрекотал" кинокамерой, а Катя лихорадочно собирала нехитрое репортерское "хозяйство", собираясь поскорее выпрыгнуть из вертолета.
      
      Номерной знак на боку подводной лодки говорил о том, что это действительно та субмарина, которая внезапно исчезла в районе Индийского океана еще в 1998 году, то есть тринадцать лет назад.
      Секретный рапорт Пентагона об этом загадочном случае был представлен группе экспертов, и они пришли к единодушному мнению, что произошло перемещение в пространстве и во времени.
      Субмарина патрулировала побережье южной части Флориды, где предполагалось приводнение капсулы с астронавтами. Неожиданно, на глубине 200 футов лодка начала вибрировать. Вибрация длилась около минуты и затем прекратилась. Но спутниковая навигационная система определила, что лодка находилась уже в другой точке - в 300 милях от восточного побережья Африки! За 60 секунд лодка преодолела расстояние в десять тысяч километров?! В следующую минуту лодка бесследно исчезла.
      - Скорее, Льюис! Снимай все! - кричала Катя уже на качающейся от сильного ветра веревочной лестнице. Ее крепкая, спортивная фигурка была уже далеко внизу, и Льюис сознался себе, что ему приятно смотреть, как она азартно взялась за свое первое репортерское задание.
      Шеф-редактор "Ньюис" скептически отнесся к анонимному звонку, который сообщал о том, что завтра зыбучие пески Гаттераса "отдадут" назад субмарину, которая исчезла тринадцать лет назад. И только Катя, которая еще путалась в огромном здании редакции и с восторгом смотрела на мелькающих в коридорах знаменитостей, вспомнила о предсказании Гаттераской Вирджинии.
       Предсказание гласило, что в начале двадцать первого века зыбучие пески станут твердыми, как гранит, чтобы исторгнуть на поверхность все, что было когда-то похищено морями и океанами.
      - Ну, вот ты и займись этим! - бросил на бегу раскрасневшейся от волнения Кате шеф- редактор. Льюис же "ходил" в провинившихся у шефа еще с прошлой недели, когда вместо кадров похищения певички из ресторана, Льюис в суете "пустил" в номер кадры "очень личного характера".
      - Короче! Шеф решил отыграться, но дело, кажется, стоящее. Да и с Катей следует познакомиться поближе - решил Льюис, опускаясь по лестнице, которую "болтало" от сильного ветра, словно щепку в водовороте.
      На песке оставался след морского прибоя и кое-где видны были засохшие скелетики мелких рыб и крабов. Зеленовато-серый бок гигантской "рыбины" - субмарины, был покрыт ракушками и подсохшими водорослями, не имел видимых зазоров, был на вид скользким и холодным.
      Пока Катя смотрела вслед улетающему вертолету, созванивалась с редакцией, передавала по Интернету снимки, сделанные Льюисом: панорамно, издали, сбоку, он медленно обходил вытянутое тело лодки.
      - Как ты думаешь, там остался кто-нибудь в живых? - замирая от восторженного волнения тихо спросила Катя, тронув Льюиса сзади за плечо.
      - Ну что ты? Слишком иного лет прошло - ответил он с некоторой долей превосходства взрослого перед детской наивностью.
      - А что, если здесь сработал парадокс Шредингера? А квантовая физика распространяется и на системы, принадлежащие макромиру?
      Льюис застыл с открытым ртом, в котором застряли вопросы: что такое макромир и о каком Шредингере идет речь?
      Катя же продолжала высказывать предположения, причем "сыпала" такими аргументами, под градом которых, Льюис казался себе абсолютным невеждой младенческого возраста.
      - ... если они смогли практиковать инедию, то живы и поныне - победно заключила наконец Катя.
      Она тряхнула хохолком светлых волос и с ликованием посмотрела на Льюиса. Он же, в этот момент подумал о себе, как о тряпке-половичке, на который выплеснули ведро воды, которую он никогда не сможет всосать.
      - Почему ты молчишь? - с тенью недоверия спросила Катя. Неужели ты не веришь ни в одну из тех гипотез, которые я сейчас выдвинула? Хотя, если ты пессимист и консерватор, то зачем ты сейчас здесь? - с вызовом спросила она.
      Льюису совсем не хотелось выставлять себя глупцом перед этим ребенком, но его злила эта необоснованная вера в невероятные совпадения, немыслимые чудеса перед лицом реалий.
      - В какие бы игры с ними не играло Время, но никакая медитация не заменит простых и необходимых вещей: воздуха, света, еды - даже с какой-то злостью ответил он. Речь идет ни много, ни мало, а о тринадцати годах.
      - Боже! - с некоторым сочувствием проговорила Катя. Я же говорила о "петлях Времени", о телепортации и, правда уникальной способности обходиться без еды совсем. Но разве вся эта история "растянувшегося" Времени не феномен?
      Льюис понял одно - она знает такое, о чем он в своей буднично-суетливой жизни фоторепортера слыхом не слыхивал и решил не спорить с Катей.
      - Я готов поверить даже в "воскресших" моряков этой субмарины, которые "не заметили, что отсутствовали" чуть больше десяти лет, раз ты так считаешь - устав от этого разговора сказал он.
      Катя уже пожалела о своей горячности и, слегка дотронувшись до руки Льюиса, почти шепотом сказала:
      - А знаешь, что сказала известная болгарская провидица Ванга о темной сути этих "струящихся" песков?
      "...есть коварные зыбучие пески. Это приют душ, чьи кости не обрели покоя. Души молят о погребении костей. Никогда не обретут покоя, потому и злобствуют, ворочая пески. От этих Духов можно узнать даже больше, чем от меня, если посмотреть в чудесно ограненный бриллиант, очень давно подаренный слепой девочке, носящей имя святой. Бриллиант не затерялся - он живет и служит".
      Последние слова Катя сказала очень тихо и посмотрела на Льюиса.
      Льюис чувствовал себя скверно: место, от которого "попахивало" отнюдь не киношной мистикой, хвастливая девчушка, которая взяла "верх" в выполнении редакционного задания - все это не добавляло ему настроения. Но он утешал себя тем, что сенсационные снимки подправят его финансовое положение.
      - Черт с ней! - решил он про себя. Пусть болтает! Через пару часов с ближайшим вертолетом я буду в редакции. Шеф должен будет мне кругленькую сумму, а уж я то, сумею ее потратить!
      - Льюис! Если ты не будешь со мной разговаривать, мне будет еще страшнее! - вдруг откровенно призналась Катя.
      Льюис посмотрел на нее долгим взглядом. Эта всезнайка, выскочка и еще бог знает кто его или разыгрывает, или смеется над его провинциальным воспитанием, в котором не было места чудесам "размытого" времени. Но она наивно хлопала серыми глазами, в которых не было и тени смеха и старалась стать поближе к Льюису.
      - И чего я решил, что она выскочка? - вдруг подумал Льюис. Девчонка, просто девчонка! - улыбнулся он Кате и постарался ее обнять.
      - Вот это - уже слишком! - гордо заявила Катя и немного отстранилась от него.
      - Я не навязывался - пожал плечами Льюис и повернулся лицом к лодке.
      Море и дюны застыли в каком-то мрачном молчании. Лодка все так же лежала на боку, уткнувшись носом в песок, но что-то изменилось, было не так, как зафиксировала первоначально память профессионального фотографа.
      - Вот видишь - подошла к нему Катя. Здесь все время что-то меняется, но что?
      - Да, что? - задавал этот вопрос себе и Льюис, вглядываясь в пейзаж. Этот вопрос заставлял сильнее стучать его сердце. Сколько у нас часов до вертолета? - стараясь говорить спокойно и ровно, спросил он у Кати.
      - Думаю часа три. По крайней мере, так обещали в редакции - отозвалась Катя, неотрывно вглядываясь в очертания лодки.
      - За это время с нами уж точно ничего не случится, но какой материал, какой материал получит наш толстый Джон! - и Льюис смешно надул щеки, пародируя шеф-редактора.
      Катя не рассмеялась, как предполагал Льюис, не поддержала шутку. Она напряглась всем телом и застыла, всматриваясь в горизонт.
      - Может, я просто многое знаю об этом месте, а может я просто трусиха, но мне очень и очень "не по себе" - наконец выдавила она из себя, оборачиваясь к Льюису.
      Льюис тем временем сел на песок и достал бутерброды, которыми всегда запасался в достаточном количестве, прежде чем выехать, вылететь или просто уйти по заданию редакции. Сочная пицца придала ему уверенности настолько, что он с беззаботной улыбкой спросил Катю:
      - Ну! Так что здесь "такого", чего надо опасаться? Да, пиццы не хочешь? Катя подошла к нему ближе, и Льюис увидел в ее глазах непролитые слезы.
      - Да что с тобой? - уже с тревогой спросил он и, встав с песка, подошел к ней и обхватил за плечи.
      - Сначала я ничего не заметила, но теперь мне кажется - Катя всхлипнула и немного помолчав, выдохнула... - нас засасывают, едят пески.
      Льюис так и застыл с открытым ртом, в который собирался вложить остаток пиццы.
      - Девочка! Да что ты такое говоришь? - чуть слышно спросил он, захлопнув, наконец, рот. С чего ты взяла? - уже громче и решительнее спрашивал Льюис у Кати, которая стояла неподвижно, прислушиваясь.
      - Смотри! Смотри! - она указала ему на линию горизонта.
      Линия горизонта медленно двигалась вверх, и лодка была уже не на уровне глаз, а значительно выше.
      - Мы опускаемся! - уже кричала она. Неужели ты не видишь?
      Льюис отпрянул от нее, как от прокаженной, но Катя крепко схватила его за рукав куртки и сердито спросила:
      - Льюис, ты хочешь жить?
      Этот вопрос сначала не мог поместиться в его голове, но резкие удары сердца и значительный скачок вверх линии горизонта, заставили его собраться с мыслями настолько, что он вместо растерянного: "Что делать?" закричал решительное: "Бежим!".
      - Куда, Льюис? Куда? Кругом песок..., и он...двигается - кричала Катя.
       - Нет! Нет - думал Льюис лихорадочно цепляясь за обрывки мыслей, которые неслись в его голове и не находили пути к спасению.
      Сейчас и он ясно чувствовал движение под ногами, видел все время возвышающийся зеленовато-серый остов лодки.
      - Лодка, Катя! Лодка - закричал Льюис и схватил ее за руку.
      Катя тоже подумала о лодке и бросила на Льюиса благодарный взгляд. Льюис подхватил сумку, кинокамеру и "рванул" вслед за Катей.
      Огромная и "рябая" от облепивших ее ракушек, она возвышалась совсем недалеко. Бежать пришлось все время вверх по наклонной плоскости, увязая во влажном песке, но никогда еще Льюис не бегал так быстро, даже будучи солдатом, во время операции "Буря в пустыне".
      Не сговариваясь, они поднимались к носу субмарины и молили Бога успеть добежать. Песок "хватал" за ноги и волок в бездну, но Катя уже держалась за шершавый бок и царапалась наверх, стараясь поскорее оказаться на "спине" лодки. Льюис на бегу передал ей сумку и побежал за ней по гулкой поверхности.
      Они замедлили бег, пробежав еще немного и сели, наконец, отдышаться. Металл был теплым от прямых солнечных лучей, пах засохшими водорослями и морской солью. Катя слегка придвинулась к Льюису и прикрыла глаза. Им совсем не хотелось разговаривать, а только сидеть вот так рядом и вдыхать запах моря, прислушиваясь к прибою. Ветер слегка шевелил светлый Катин хохолок и щекотал щеку Льюиса. Близкий прибой обдавал мелкими брызгами и лодка, мелко подрагивая, казалась плывущей в далекие дали.
      - Как хорошо, девочка - прошептал Льюис в нежное Катино ушко, не открывая глаз.
      Она придвинулась к нему и, положив головку на его грудь, сидела не шевелясь, не открывая глаз.
      - Мы словно летим над бездной! - тихо сказала она в ответ.
      Льюиса накрыла теплая волна нежности, и он крепко обхватил Катины хрупкие плечи.
       Ее страшный, нечеловеческий крик "подбросил" его через мгновение. Открывшиеся глаза видели, но он отказывался понять то, на что смотрел.
      
      Они сидели на траве, тесно прижавшись, друг к другу, в окружении небольшой группы существ, которых лишь только после пристального, внимательного взгляда можно было назвать людьми. Огромные реликтовые деревья подступали стеною, образуя непроходимый заслон из незнакомой растительности.
      - О, Господи! - выдохнул, наконец, Льюис и встряхнул верещащую Катю.
       Она закрыла глаза руками, плотнее придвинулась к нему и перестала орать. В кругу низкорослых, заросших шерстью существ произошло движение, и вперед выдвинулся большеголовый старец с длинной бородой. Льюис поймал его цепкий взгляд и прочел в нем разум и любопытство.
      - Катя! Девочка открой глаза. По - моему от нас чего-то хотят.
      Тихо повизгивая от ужаса, Катя открыла глаза и тут же схватила Льюиса за рукав.
      - Посмотри! Посмотри, как они все на меня смотрят, - прошептала она на ухо Льюису, вздрагивая от волнения.
      Действительно, группа заросших людей во главе с бородатым, незаметно приблизилась и почти в упор разглядывала Катю.
      - Ну, сделай что-нибудь! - Катя готова была бежать и снова сорваться на душераздирающий крик, но непонятная сила вдруг придавила ее и Льюиса к земле.
      - Льюис, я не могу пошевелиться - едва внятно прошептала она.
      Льюис и сам почувствовал расслабленность во всем теле, которая заставила его безвольно опустить голову. Скачущие мысли приостановили бег.
      - Приветствую вас, пленники Калачакры! - вдруг четко и громко прозвучало в его ушах.
      Льюис смог только вздрогнуть от неожиданности и мельком увидеть, как вздрогнула Катя.
      - Я - верный слуга могущественного правителя Пентаксирии, царя Иоанна. Я буду сопровождать вас в путешествии по просторам царства, пока вы не предстанете перед ним. Он увидел вас в своем магическом зеркале, когда обозревал Мир и приказал доставить к нему.
      Маленькое бородатое существо ослабило зоркость своего взгляда, и некая сила сразу же "отпустила" Льюиса, давая возможность почувствовать привычную гибкость тела и скачущую быстроту отрывочных мыслей. Рядом зашевелилась Катя, пробуя подвижность рук и всего корпуса. Лицо, которое она повернула к Льюису, было бледным и растерянным.
       - Если это не сон, Льюис - медленно в раздумье сказала она - то с нами случилось непоправимое. Мы перенеслись каким-то загадочным образом не только в пространстве, но во Времени, что значительно хуже. Мы попали далеко, глубоко назад.
      Последние ее слова были прерваны безутешными рыданиями. Она спрятала лицо в ладонях и затряслась от рыданий.
      - Ну, за что? За что это с нами сделали? Зачем мы им? - всхлипывая, вопрошала она.
      Льюис гладил ее непослушные волосы, а сам выстраивал планы побега - один фантастичнее другого, до конца не осознав, что они попали в плен к самому Времени.
      Бородатый карлик - ну, конечно же, он был похож на мудрого карлика из старых сказок - снова выдвинулся вперед и устремил свой взор на Льюиса и Катю. И снова ими овладела некая сила, которая сделала тело немощным, а мысли вялыми пока не остановила их совсем.
      - Редко кому из смертных выпадает такая удача, как Вам, "оседлавшим" Колесо Времени. Побывать в течение жизни сразу на двух ступенях бегущей в Лету лестницы не удается почти никому, кроме тех, кто живет в Обители Мудрости.
       Святитель Иоанн зовет в гости, не собираясь видеть в Вас пленников - прозвучал в ушах уже знакомый голос.
      Сила "отпустила" и мысли снова побежали, перегоняя одна другую.
      - Какое-то сумасшедшее то ли везение, то ли невезение - думал Льюис. Какой материал для газеты! Но как отсюда выбраться? - громоздились мысли в голове.
      Тем временем кучка волосатых людей незаметно переменилась. Они стали выше и шире в плечах. Карлик что-то сказал им, и они переместились ближе к лесу, мгновенно построились в шеренги, образовав небольшой отряд. Приглядевшись, Льюис с изумлением увидел на них островерхие шапки и доспехи - ей-богу они выглядели настоящими викингами.
      Льюис с трудом оторвал взгляд от "превращений" волосатых и посмотрел на Катю. Она сидела с широко открытыми глазами, в которых еще дрожали слезы. Карлик уж слишком быстро оказался на краю поляны и встал во главе отряда, невероятным образом превратившись в богатыря, одетого в доспехи.
      - Непостижимо! - прошептала рядом Катя, не отрывая взгляда от происходящего под деревьями. Льюис, - спустя несколько мгновений задумчиво спросила она, - ты не помнишь, в какое время жил царь Иоанн, и где эта страна ПЕНТАКСИРИЯ?
      Льюис красноречиво пожал плечами и отрицательно покачал головой.
      - Я так и думала, что ты ничего не знаешь, - зло "кинула" Катя. Если б сейчас у нас под рукой был Интернет... Я вот о чем сейчас думаю: переместились ли во времени наши вещи и лодка? А если да, то будут ли работать здесь мобильная связь, Интернет, электронные часы, спутниковая связь? И еще, как мы будем общаться с этими потрясающе интересными существами? Я бы очень хотела поговорить с ними, но не так телепатически, как они с нами. А, впрочем, - перебила она саму себя - я готова была бы и на телепатическую связь, но боюсь, не сумею.
      Льюис в это время осматривал траву возле себя в поисках видеокамеры и сумки, в которой лежали вещи, так нужные сейчас. Он точно помнил, что они были с ним, когда он прыгнул на теплую твердь лодки.
      - Давай попробуем побродить здесь и поискать наши вещи - предложила Катя, встав на ноги.
      Маленький отряд "викингов" тут же оказался рядом, окружив Катю и Льюиса плотным кольцом.
      - Черт! - выругалась Катя. - Нас же уверили в том, что мы не пленники.
      - А мы и не собираемся заковывать вас в кандалы и тащить за собою. Просто здесь много врагов, о которых вы и не подозреваете. У нас есть четкий приказ поскорее, без проволочек доставить вас к царю живыми и невредимыми - ответил ей бородатый "Черномор".
      Ничто, пожалуй, за сегодняшний сумасшедший день не удивило Катю и Льюиса больше, чем эта лексически правильная речь современного английского в устах заросшего, полудикого существа в реликтовых лесах.
      - Боже! - первой вышла из шока Катя. Почему ты раньше с нами "так" не разговаривал? - спросила она первое, что пришло ей в тот момент в голову.
      - А потому, что я только что научился разговаривать на вашем языке - парировал бородатый.
      Ой! - Катя хлопнула в ладоши и закружилась на одной ноге, как маленькая девочка. И я смогу задать тебе много-много вопросов? - с ликованием спросила она.
      - Я - воин! - с достоинством ответил "начальник викингов". Многое сокрыто, многого я не могу знать, многого не должны знать Вы.
      - Хорошо, - немного подумав, сказала Катя, - я буду спрашивать о простом.
      - У нас совсем мало времени до заката, а царь Иоанн просил доставить Вас к ужину. Так что успею ответить на несколько вопросов, - по-деловому ответил "Черномор".
      Льюис с неослабевающим интересом вслушивался и всматривался в происходящее, привычно находя интересные ракурсы, сожалея об утерянной кинокамере. Катя же совсем забыла о недавних слезах и явно собиралась брать интервью.
      - Кто ты, и как тебя зовут - начала Катя с простого "ключевого" вопроса.
      - Я - воин войска царя Иоанна из племени менехунов. Зовут меня Тум.
      - Хоть немного расскажи о себе - попросила Катя.
      Тум взглянул на заходящее солнце и "кивнул" своему отряду, который так и стоял под деревьями и только тогда ответил.
      - Сегодня наше время истекает, но завтра, если всемогущий поп Иоанн захочет, я покажу вам просторы царства и отвечу на те вопросы, ответы на которые я знаю. Тум слегка повел рукой и опять какая-то неведомая сила "заставила" Катю и Льюиса сесть на землю и взяться за руки.
      Высотное, современное здание на Брок-стрит "лихорадило" уже несколько часов. Коридоры редакции "Ньюс" были заполнены, казалось, хаотично бегающими сотрудниками. Воздух накалился от звонящих телефонов, "шипящие" ленты телетайпов лили бесконечную "воду" известий, "жесткие" глаза компьютеров "выстреливали" новости. Шеф-редактора "рвали на части" - до внеочередного выпуска номера с сенсационной новостью с мыса Гаттерас оставался час.
      - Хорошо! Хорошо, - повторял "толстый Джон", как его называла между собой пишущая "братия" известной газеты, рассматривая снимки пропавшей тринадцать лет тому назад лодки.
      - А в целом он неплохой парень. И профессионал - думал он о Льюисе. Да и те несколько строк, что набрала эта "новенькая", тоже ушли в номер без правки. Молодец! "Новенькая" - умница! Надо будет к ней присмотреться - старался припомнить ее лицо шеф-редактор. Это надо же! Первое задание - и ... сенсация! Не всем так везет. Надо завтра же попробовать малышку на солидном материале, строчек на двести.
      - Тереза - включил он внутреннюю связь. Есть еще новости с мыса Гаттерас? И еще одно - они успеют появиться к концу рабочего дня? Если - да, то пусть войдут ко мне.
      - Джон! Сообщений больше не поступало, но вертолет за ними уже вышел. Надеюсь увидеть их через несколько часов - ответила кудрявая Тереза, которая славилась на всю редакцию тем, что понимала "толстого Джо" с полуслова. Два ведущих специалиста по квантовой физике находятся на борту и осмотрят субмарину. После осмотра они должны дать эксклюзивное интервью для нашей газеты - на одном дыхании "выпалила" Тереза.
      - Ты - просто молодец! - машинально ответил на ее доклад шеф, всматриваясь в мелькающие строчки своего компьютера. Рабочий день был в зените и требовал от Джона не только повышенного внимания, но и нескольких тысяч сгоревших от перенапряжения нервных клеток. В следующую минуту шеф - редактор забыл о мысе Гаттерас и тех, кто остался в капкане его зыбучих песков на пороге тайны.
      Светило катилось к закату, когда Джон Каллери устало развалясь в своем командном кресле включил внутреннее освещение. Светлые легкие жалюзи на большущем окне тихо поползли вниз и скрыли за собой огромный город, в который несколько часов назад была "выброшена" сенсация. Редакция опубликовала номер "горячего телефона" и он звонил, не умолкая. Звонили родные, близкие, знакомые и просто любопытные, которых потрясла история пропавшей лодки.
       К высотному зданию на Брок-стрит потянулась тонкая цепочка скорбных женщин, которые надеялись узнать в редакции подробности смерти или "воскрешения" списанных Временем моряков. В "аду" этой круговерти прошел день и только сейчас Джон высоко поднял уставшие ноги и вызвал к себе Терезу.
      Броская, яркая красота Терезы всегда волновала Джона, но дерзость и независимость ее характера ставили непреодолимую преграду для развития их отношений вне работы.
      - Тереза - ты молодец! - довольно кивнул Джон, когда увидел, что Тереза вкатила столик с чашкой "дымящегося" бульона и парой бутербродов.
      - Мне кажется, ты сегодня не ел, - сказала она.
      - Да! Был трудный день, но я им доволен. Кстати - эта новенькая... - Катя Грей - подсказала Тереза.
      - ...да, да эта Катя Грей. Они еще не появились в редакции?
      Тереза подала Джону чашку с бульоном и присела напротив, показав при этом красивые ноги.
      - Джон, дай себе передышку. Новости во время еды не способствуют хорошему усвоению пищи - сказала она. Я непременно расскажу тебе все, но только после того, как увижу, пустую чашку.
      - Да, да. Спасибо тебе, Тереза. И чтобы я без тебя делал, - хитро улыбаясь и явно намекая на что-то большее, сказал Джон, потянувшись за кружкой.
      Ничего не ответив, Тереза подошла к окну и, приподняв жалюзи, долго смотрела на заходящее солнце и багровые отблески умирающего дня в стеклянной громаде соседнего здания.
      - Джон! Ты веришь в чудеса, Санта Клауса, Зазеркалье? - она подошла и села рядом.
      Джон удивленно поднял на нее глаза и поперхнулся последним кусочком бутерброда.
      - Что с тобой, Тереза? - спросил он. Ты увидела меня во сне или намерена просить значительную прибавку к Рождеству? - пошутил он, но Тереза не ответила на шутку.
      - Нет. Я просто хочу сообщить последние новости с мыса Гаттерас - ответила она, став снова независимой и холодно-сдержанной.
      - Что там еще? - почему-то разозлился Джон, готовясь к неприятностям.
      - Они исчезли, сэр! Вертолет только что вернулся, не обнаружив на этой пустынной отмели ни лодки, ни сотрудников нашей газеты. Я безуспешно пыталась связаться с ними по мобильной связи, но в ответ только странная тишина с каскадом неясных звуков. Компьютерная связь тоже прервана.
      Я запросила локальную систему "ТУРАЙЯ", но спутник их потерял, система ответила дословно следующее: "объекта нет на Земле". Боюсь, что нас ожидает очередная сенсация, - уже со вздохом сказала Тереза. Все дежурные операторы специально оповещены и в случае выхода кого-то из них на связь, меня или тебя оповестят в любое время дня или ночи.
      - Ты молодец, Тереза, - только и смог сказать расстроенный Джон.
      - Я хорошо знаю об этом. - Тереза была уже возле самых дверей и постаралась послать Джону одну из самых своих лучезарных улыбок в поддержку, но сейчас у нее это плохо получилось. Она только успокаивающе взмахнула рукой и тихо прикрыла за собой дверь.
      - Черт! Черт! - выругался Джон, сильно стукнув по подлокотнику кресла, но уже в следующее мгновение застыл, обдумывая что-то.
      - Тереза! Зайди ко мне. - Включил он внутреннюю связь.
      - Если ты хочешь отдать мне распоряжение о завтрашнем внеочередном выпуске со следующее сенсационной новостью, то я как раз этим занимаюсь - дерзко ответила она.
      - Хорошо. Зайдешь ко мне со своими предложениями по этому поводу позднее, а сейчас не соединяй меня ни с кем. Я хочу полчаса побыть один.
      - Да, Джон, - тихо ответила Тереза. Надеюсь, что с ними все будет в порядке. Отдыхай! Я позвоню тебе в семь - и отключила связь.
      Джон выключил освещение и остался в сгущающихся сумерках, которые уже начали "поглощать" его просторный кабинет. Далеко внизу кипела жизнь большого города, а сюда только иногда долетали резкие звуки полицейской сирены.
      - Господи! Чудны дела твои, - прошептал Джон позабытые слова и сжал голову руками. Кто мы? Лишь пыль на ветру, - ответил он на свои невеселые мысли, и ему захотелось плакать от беспомощности и жалости, то ли к себе, то ли ко всему роду человеческому.
      Он встал и, спотыкаясь в сумерках, подошел к бару. Налив себе немного виски он даже себе побоялся признаться, что пьет за упокой душ своих сотрудников.
       Выпив, Джон подошел к окну и замер, глядя на огромный сонный город. Негромкий стук в дверь заставил его оторваться от бездумного созерцания далеких огней и мерцающих звезд.
      - Ну, кто еще там? Войдите, - недовольно отозвался он.
      - Простите, ради Бога, сэр. - На пороге стоял начальник службы безопасности. Я прекрасно понимаю, что три утра не подходящее время для доклада, но дело настолько неординарно, что я рискнул побеспокоить вас сейчас.
      - Что случилось? Надеюсь, не инопланетяне ходят по зданию. - Джон "поймал" себя на том, что от усталости он "заводится" по любому случаю.
      - Слава Богу, нет, - без тени улыбки ответил начальник службы безопасности. Я хотел бы, чтобы вы прямо сейчас прослушали одно сообщение.
      Как всегда, моя команда просматривала "кино", полученное с камер внешнего и внутреннего наблюдения; прослушивала все сообщения, поступившие извне за день. Одно сообщение было едва различимо - слишком много странных помех и атмосферных разрядов.
      Я приказал "прогнать" неясный шум на компьютере, способном обработать даже самый слабый электрический сигнал. "КIМI" способен не только услышать, но и увидеть того, кто вышел на связь. И вот, что мы получили. Разрешите воспользоваться вашим компьютером, сэр - обратился начальник охраны к Джону.
      - Конечно же. - Джон нетерпеливо потер руки, предчувствуя "невероятные" новости.
      Начальник службы безопасности несколько минут "поколдовал" возле компьютера Джона и наконец пригласил его:
      - Слушайте, смотрите!
      Джон впился взглядом в мелькающий экран, на котором несколько мгновений ничего не происходило. Вдруг "сетка" растянулась, изогнулась, и появилось мутное изображение девушки. Она явно обращалась к кому-то, проговаривая одно и тоже слово. И наконец сквозь шум и треск можно было услышать:
      - Джон Каллери! Джон Каллери! - Джон вздрогнул, услышав, что обращаются к нему.
      - Услышьте нас! Это - Катя Тейчер и Льюис Брег. Это последняя наша попытка выйти на связь. Батарейки "подсели", а заменить их здесь нечем. Менехун Тум от лица царя Иоанна собирается показать нам царство. Царь зовет нас зачем-то в гости. С нами случилось непоправимое - мы в прошлом, хотя не знаем в каком веке. Прощайте. - Девушка повторила еще несколько слов, но они "утонули" в шуме, затем исчезло и изображение.
      Джон обратил непонимающий взгляд на шефа службы безопасности:
      - Это возможно, получить "послание" из прошлого? - спросил он.
      - Поиски "тонких планов" ведутся еще от создателя фонографа и электрической лампочки Эдисона. А с 1994 года японцы вплотную занимаются созданием опытного образца, который способен будет принять сигнал "страны теней" - ответил он.
      - Вы думаете, что уже настало время, когда, включив приемник, можно будет услышать живые голоса Пифагора и Платона, проникнуть в тайну утерянных книг Гермеса и Трисмегиста? - охватив голову руками, спросил Джон.
      Но шеф охранников не знал ответов на эти вопросы.
      
      Харви Вайсс отложил подшивку "Ньюс" и, задумавшись, откинулся в кресле.
      - Да-а - произнес он вслух, обдумывая прочитанное. Наука, порой бежит позади событий, напоминая профессионального зеваку, который опоздал, но пытается "увидеть" происшествие, по слухам. Я, наверное, единственный на свете человек, который, не задумываясь ни на минуту поменялся бы с этими несчастными местами. Ну, чтобы святителю Иоанну не пригласить в гости меня, который собирает золотые крупинки знаний об этом забытом царстве уже почти двадцать пять лет - Харви вздохнул и допил остывший кофе.
      - Грета! - крикнул он в приоткрытую дверь суховатой молодящейся даме. - Пригласите мне на завтра к полудню эту Клер Дил из газеты. Я хочу рассказать публике все, что знаю о царе Иоанне. Вот уж никогда бы не поверил, что такая "специальная", невыигрышная тема в истории, получит такой публичный резонанс! Святитель Иоанн на это, видимо, рассчитывает. - Последнюю фразу он сказал вполголоса, боясь недоуменного взгляда Греты.
      
      ...В ХII - ХIII веках в Европе активно писали о загадочном и сильном государстве, которым правил маг - волшебник (он же святитель, поп) царь Иоанн, - начал просветительскую лекцию по просьбе газеты "Ньюс" профессор Лондонского университета Харви Вайсс. Клер специально вылетела в Лондон, чтобы пообщаться с профессором.
      Мир потрясен загадочными событиями последнего месяца, который вобрал в себя столько невероятных происшествий: исчезновение Кати Грей и Льюиса Брега; сигнал из прошлого.
      - Но так же мало, как и о судьбе Кати и Льюиса мы знаем о царе Иоанне и о его царствовании, - развела руками Клер Дил.
      - Страна святителя Иоанна называлась Пентаксирия. Монгольские и европейские источники сообщают, что этот царь был самым могущественным правителем в Центральной Азии вплоть до возвышения Чингисхана. Иоанн, якобы, вел свой род от евангельских волхвов. "И был он властителем над соседними правителями и над тремя Индиями в придачу, семьдесят два царя платили ему дань".
      В его владениях проживали библейские народы Магог и Гог, которых греки называли скифами. Позднее эти народы вошли в состав империи Чингисхана, которая стала называться Монголией. В этом же царстве также жил народ "аргон", мужчины и женщины которого были умны и красивы. Здесь главным образом и жил царь...
       Богатые города с множеством изваяний из камня сейчас погребены пустыней Такла - Макан, что в западной части Кун-луня. Там находят на каменных плитах среди скал тексты, которые. весьма возможно. принадлежат пресвитеру Иоанну.
      В пределах своего царства Иоанн жил в волшебном дворце, который был окружен сказочным богатством, диковинными устройствами и роскошью. Его дворец был сложен из драгоценных камней и чистого золота. Хрустальная дверь его чертогов сама собой открывалась и закрывалась перед входившим.
      Рядом с дворцом царя-мага было удивительное "волшебное" зеркало, глядя в которое он обозревал события, происходившие не только в его стране, но и во всем мире. Во дворце находился фонтан, окунувшись в который можно было вернуть себе утраченную юношескую силу.
      А "эликсир истины" очищал каждого, кто приходил сюда, а посему, "коварным и нечестивым" не было хода в царство Иоанна. А еще имелся у правителя воздушный транспорт в виде дракона, для полетов. А еще у царя был "орлиный" камень, который был способен увеличить остроту зрения и сделать невидимым того, кто носил его в кольце.
      Большое количество магических камней в святилище рядом с дворцом могли освещать окрестности до восьми миль или погружать в полную темноту, а еще они имели способность нагревать или охлаждать любую субстанцию. Вход в это святилище строго охранялся, открываясь только достойным.
      - Послушайте, профессор, - не выдержала Клер. - Может это и хорошая сказка, подобная мифам и легендам древней Греции, но хотелось бы услышать об археологических находках, последних научных открытиях и серьезных выводах.
      - Понимаю вас, - усмехнулся ее горячности Харви Вайсс. - Известные путешественники ХХ века в Трансгималайском районе также видели устройства, излучавшие лучи сияющего голубого света и фосфоресцирующие камни, которые испускали такой свет, что ночь менялась на день, о чем есть достаточно материалов, зарегистрированных исторической наукой. Прошел этими тропами и я, побывав в светоносной пещере в 2007 году.
      Экспедиция прошла практически неисследованные районы Гималаев, протяженность маршрута составила свыше семисот километров.
       В тот день наш проводник, который все время шел первым, заметил большую отвесную скалу, возле которой не было растительности, а у подножия темнел вход в пещеру.
      Вход был низким и нам пришлось пролезть во внутрь сильно согнувшись. К большому удивлению там было достаточно светло и просторно. Оглядевшись, мы обнаружили, что пол залит водой и наши надежды на отдых не оправдались. Однако все мы признавались потом в том, что наш взгляд был прикован к удивительному зрелищу: в глубине, у дальней стены пещеры находилось "нечто" вроде черного постамента, над которым из непонятного источника разливалось ровное и очень сильное ярко - бело - голубое сияние!
      В пещере стояла мертвая тишина: ни шороха, ни плеска воды ... как будто замерло все, подчиняясь неведомой силе этого сияния. Не было сил сдвинуться с места, в голове рождались странные видения, слышались далекие голоса, звуки битвы, крики. Когда я огромным усилием воли оторвал взгляд от заворожившей меня картины, то с ужасом понял, что ослеп. То же произошло и с моими товарищами.
      Наш проводник, по счастью, стоял за нашей спиной и не смотрел на источник света. Он подхватил одного и второго под мышки и выволок наружу. Ярко светило солнце, но перед нашими глазами была сплошная тьма. Я ослеп! Что с глазами - волновался я и мои товарищи, но проводник успокаивал нас, что все обойдется. Сколько же мы там пробыли - выспрашивал я проводника, потому что все мы не могли сориентироваться во времени.
      - Минуты три или четыре - не больше! Иначе бы я не смог забрать вас оттуда.
      Проводник из местных жителей явно знал, что-то о природе сияния, но добиться у него большего мы не смогли, хоть как не бились.
      А глаза действительно стали различать предметы уже на второй день. В царстве добывались: железо, медь, серебро, драгоценные камни; изготавливались шерстяные, шелковые и другие ткани; золоченое сукно и многое другое.
      Древние источники свидетельствуют, что у царского дворца разгуливали единороги с драконами, а саламандры плели огнеупорную ткань из коконов, подобно шелковичным червям.
      Реальность существования царя-мага и его царства подтверждают письменные источники Китая, Монголии и даже Ватикана. После вхождения царства Иоанна в империю Чингисхана, потомки царя продолжали оставаться правителями некоторой части бывшего царства.
      Родственники, дочери Чингисхана роднились с царями и царевичами рода царя Иоанна. Рашид-ад-Дин отмечает в своих записях, что в 1266 году в Каракоруме - столице Монгольской империи, находился сын монгольского императора Намангана, а с ним - Георгий, внук попа Иоанна. Хронист Альберик де Труа Фонтен сообщает, что в 1165году царь Византии Мануил I Камнен получил письмо от могущественного азиатского властителя Иоанна. Послания от Иоанна получали император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса и другие правители Европы.
      Эти документы до сих пор хранятся в архивах Ватикана. Например, 27сентября 1177 года Папа Римский Александр II отправил из Венеции письмо: "Знаменитому Великому королю Индии".
      Папа, давая свое благословение Иоанну, пишет, что "слышал о нем от многих, и в частности, от мэтра Филиппа - нашего врага и друга, который неоднократно беседовал с великими и достойными людьми вашего Королевства".
      Этот враг и возглавил позднее экспедицию в царство Иоанна, но о ее судьбе ничего неизвестно.
      Я предполагаю, что государство этого земного Рая было Дехунгом или Шамбалой - таинственным обиталищем адептов. В 1253 - 1255 годах в стране Иоанна и в Каракоруме побывала экспедиция во главе с Гийомом Рубриком из христианского ордена Миноритов, который описал увиденное. Царством Иоанна в ХIII веке интересовались многие исследователи: Рашид-ад-Дин; Марко Поло, Монте Карвино, Одорик Фриульский и другие. Позднее там побывал известный врач и алхимик Парацельс, получивший там бесценные знания. Там был и Христиан Розен Крей - основатель Ордена Розенкрейцеров, где обучался мудрости в одном из храмов.
      Бытующие в Гималаях, Тибете и Алтае предания сообщают, что вплоть до ХХ века в тех краях периодически видели выходящих из подземных пещер людей, которые были высоки и красивы, в дорогих древних одеяниях. Еще предстоит выяснить являются ли эти люди "народом аргон", среди которых любил бывать царь Иоанн, ушедшие в обиталище подземного Беловодья. Это легендарное обиталище столетиями ищут православные монахи, простые люди. Надеялся найти Беловодье и Николай Рерих.
      Есть сведения, что переписка Иоанна с Ватиканом находилась чуть ли не до конца ХVII века в подземных хранилищах хана Кучума, возле озера Балхаш. Есть основание надеяться, что она сохранилась и до наших дней, как и библиотека Ивана Грозного.
      Царь-маг Иоанн, согласно преданиям, родился в Персии, в районе Тегерана. Властвовал от Гиндукуша через Алтай до Восточных Саян. Предстоит выяснить еще очень многое, но... проведение археологических раскопок в Монголии сопряжено с немалыми сложностями.
      По монгольским поверьям нарушать место упокоения людей совершенно недопустимо, так как такое кощунство может уничтожить его бессмертную душу. С точки зрения "западного" человека это предрассудки, но археолог вынужден считаться с убеждениями местного населения и действовать очень осторожно.
       Еще в начале ХХ века многие экспедиции сталкивались с отказом монгольских проводников идти по намеченному пути, из-за боязни нарушить священные границы "запрещенной территории" на пути к горам Кунь-Лунь, Ноган-Куль.
      В этих краях Агарти - сокровенный мистический центр Земли, заключающий в себе "наследие солнечной династии", прямых наследников Вайвасвата - прародителя всех людей, живущих в нынешней цивилизации. Там, в этих недоступных местах, в таинственной подземной стране живут древние посвященные, тайно руководящие ходом мировых событий. Вот таков край забытого царства мага Иоанна, - провозгласил Харви Вайсс и взглянул на сидевшую напротив него Клер.
      Она сидела напротив, но отрешенно смотрела вдаль, забыв выключить диктофон.
      - Как прекрасна эта сказка, похожая на быль, - наконец сказала она со вздохом.
      Харви Вайсс закачал головой в знак протеста, но не стал тратить слов после всего сказанного им.
      - Совсем недавно я, по заданию редакции, встречалась с известной гадалкой, прорицательницей и ясновидящей, участницей Всемирного Конгресса психоаналитиков и медиумов в Вене. Ее фантастические предсказания сбываются на 90% с точностью до нескольких дней.
      Делая свои предсказания, она использует пятнадцать видов карт: Таро Уэйта, Таро Папюса, старорусские Таро, карты доктора Моро и многое другое, чему я даже не знаю названия.
      В ее "арсенал" входит и гадание по руке, и на круге "Оракул", китайский "Ицзин", гадание по ритуалу Соломона, на старинных дощечках, на маятниках, на хрусталиках, на плавающей свече, на иероглифах, на древне шумерских и ведических манускриптах, на лунном камне, на яйцах и кофейной гуще, древнерусское скоморошье гадание на колокольчиках, по персту указующему и нумерологическому коду, по имени и дате рождения, по вибрации голоса и звука, по засушенным и перетертым в порошок насекомым, а также по магическому зеркалу царя Иоанна.
      Вайсс насторожился, но продолжал слушать, не перебивая.
      - Эта удивительная женщина сделала несколько предсказаний и для нашей газеты, и для меня лично. Так вот. Она сказала, что Катя и Льюис живы. По "петле Времени" они, если этого сами захотят, смогут вернуться в наш мир через тринадцать лет. Катя будет все это время жить очень далеко от Земли - этого я, по правде сказать, не могу понять, а Льюис обретет семью и станет отцом. Его женой станет женщина из племени "дзопа", живущая на востоке Тибета. Это племя - потомки выходцев с планеты из системы Сириуса и чрезвычайно низкорослы. Это они все чаще похищают землян, чтобы создать новую цивилизацию.
      - Ну! Каково предсказание? - Клер блеснула озорными глазами. - Профессор, не "ломайте себе голову" над загадками царя Иоанна, а спокойно подождите каких-то тринадцать лет и встретясь с очевидцами узнайте массу подробностей не на одну монографию. А если серьезно, то я перестала верить науке, видя ее бессилие перед фактами, которыми нас забрасывает жизнь.
      Клер мило распрощалась с четой Вайссов и, оставив после себя едва уловимый запах дорогих духов и неописуемое чувство сомнения или сожаления о деле всей жизни в душе профессора, "упорхнула" за океан, чтобы написать о посещении и беседе с известным историком полную тонкой иронии статью.
      
      Человек - удивительное создание! Ну, казалось бы, как можно привыкнуть к бесшумным полетам треугольных гигантов и вертлявых небольших дисков, которые ежедневно и ежечасно кружили над ледниками, что-то неведомое землянам строя? Но нескончаемая работа, цель которой была сокрыта от глаз наблюдателя, через неделю вызывала лишь скуку, а через месяц казалась обычной и не вызывала никаких эмоций.
      Темный маленький бар городка в предгорьях Гималаев постепенно пустел: журналисты один за другим уезжали, так и не дождавшись сенсационных новостей. Инопланетяне по-прежнему работали, военные молчали. Клер, после неоднократных неудачных попыток проникнуть в лагерь военных, смирилась с бесконечным ожиданием новостей и тоже подумывала об отъезде. Ее энтузиазм остыл, и она откровенно скучала.
      Рассказы геологов и редких гостей - вертолетчиков, были на редкость скупы и не содержали ничего нового. Но сегодня, глаза знакомого геолога блестели, и весь его вид говорил о плохо скрываемом торжестве, которое переполняло его до краев.
      - Что случилось с тобой, Стив? - поинтересовалась со смехом Клер - судя по твоему торжественному виду, инопланетяне поделились именно с тобой своим проектом подземного города.
      - Готов поспорить на все пиво, которое здесь в наличии, что ты поцелуешь меня столько раз, сколько слов я сейчас произнесу, - ответил Стив с гордым видом.
      - Ну да! Стану я обцеловывать каждого, кто мелет здесь всякую чушь, - фыркнув с сердитым видом, ответила Клер.
      - Нет, неприступная Клер! У меня есть находка, которая дорого стоит, и я не продам ее дешево, особенно тебе, - спокойно попивая пиво, ответил Стив.
      - Не дури, Стив, - уже серьезнее сказала Клер. - Показывай, что там у тебя?
      - Клер, милая! У тебя - сенсация, у меня - ты! Только на таких условиях я соглашусь на переговоры, - тоже серьезно ответил Стив и отвернулся к своему пиву.
      - Стив! Дурило! О чем идет речь? - теребила его за рукав Клер, но Стив деланно гордо сидел не шевелясь.
      Хитрющая Клер обняла его сзади за плечи и, коснувшись своей кудряшкой пышных волос его лица, прошептала:
      - Стивушка, дорогой! Я обожаю сенсации и ради них готова на многое, но я тоже не продаюсь дешево.
      - Клер! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, но ты меня "не видишь". И только сегодня мне, видимо, помог сам Господь Бог. Смотри, что у меня есть, - и Стив победоносно вынул из кармана крышечку от объектива фотокамеры.
      - Что здесь такого? - разочарованно пожала плечами Клер.
      - Глупая девочка! Почему ты не спросишь, где я это взял, - с плохо скрытым торжеством спрашивал Стив.
      - Ну, где? - равнодушно спросила Клер.
      - Да на поляне у расщелины горы, где мы сняли большой пласт земли. Этой вещице лет пятьсот! Но самое главное ты просмотрела, моя хорошая Клер! Здесь есть нацарапанные инициалы хозяина. Спроси у ребят-фоторепортеров, и они тебе подтвердят, что они так обычно метят свою технику.
      - Что там за инициалы? - тихо и дрогнувшим голосом спросила Клер.
      - Б. Л. - Брег Льюис! - выкрикнули Стив и Клер.
      - Боже, Боже! - обнимая Стива, почти приплясывая, кричала Клер.
      - Они были здесь! Ура! Я сейчас же свяжусь с Джоном. Представляю, как он обрадуется - и тут же осеклась, побледнела. Нет! Это невозможно и непоправимо - они там, в прошлом. Как они близко и... далеко. - В ее глазах блеснули слезы.
      - Подожди плакать, Клер, - засуетился Стив. - Не надо так печалиться. Есть же всякие экстрасенсы, ясновидящие и еще не знаю кто, кто сможет, может быть, "переговорить" с ними.
      Клер уже справилась с собою и стала журналистом, "поймавшим" сенсацию.
      - Конечно, надо будет подсказать Джону, чтобы он подключил к этому делу ясновидящих. Имея в руках твою находку, они наверняка смогут "связаться" с ними. По крайней мере, так "работала" болгарская Ванга и еще кое-кто из известных ясновидящих. Стив, мы обязательно встретимся с тобой вечером, а сейчас я бегу работать, - сказала скороговоркой Клер и "выпорхнула" из бара, не допив свой бокал.
      - Вот так всегда, - со вздохом тихо сказал сам себе Стив, бережно пряча находку в глубокий карман куртки. - Желанная, но неуловимая!
      
      Клер подняла Джона своим телефонным звонком среди ночи, так как не хотела считаться с разностью часовых поясов в таком важном деле. И Джон был ей очень благодарен за это.
      - Джон! - возбужденно кричала в трубку Клер. - Свяжись с ясновидящими. Я думаю, имея в руках крышечку, они смогут наладить "связь" с пропавшими.
      - Я понял твою мысль, - ответил Джон. - Многие ясновидящие "работают" так. Важно, что ты молодец, девочка и завтрашний номер "Ньюс" выйдет с сенсационной новостью. У тебя есть целых двести строк для сообщения, и они должны быть готовы к сроку. Работай, девочка, и большое тебе спасибо. - Джон отключил связь и пошлепал босыми ногами к бару, чтобы налить себе порцию мартини.
      - Господи, помоги нам, - прошептал он, пристально вглядываясь в звездное небо. Какое счастье было бы вернуть ребят и расспросить их о "той" жизни. Сколько новых вопросов и "заморочек" ученым, сколько новых возможностей для человечества.
      
      
      Сергей Сухоруков
      
      Черный ангел белый бес
      
      Спустившийся с небес - не всегда ангел
      
      Случилось так, что однажды я умер. Конечно же, приятного здесь мало, но, помнится, тогда я не сильно переживал поэтому, в целом, печальному поводу. Да, я еще был относительно молод, но что я видел за свои прожитые годы? Пожалуй, ничего такого, из-за чего стоило бы цепляться за жизнь. Возможно, я и в самом деле "не нашел себя", как любили рассуждать у нас некоторые умники с солидными валютными счетами в коммерческих банках. Я считал, что мне плевать на их материальные идолы, они считали, что я просто ленив и не способен к какой-либо ответственной работе. Может быть, они были ближе к истине. Так или иначе, но в их мире, мире денег и успеха, достойного меня занятия я так и не нашел. И смерть положила конец моим поискам.
      Сейчас я уже смутно помню свой переход на э т о т свет. Кто-то кричал, перед глазами мелькнули чьи-то лица, женский приглушенный голос настойчиво звал меня. Потом стало тихо. Я очнулся, лежа на спине. Голым. Открыв глаза, увидел ясное голубое небо. Встав на ноги, обнаружил, что подо мной песок. Сразу я предположил, что нахожусь на пляже. Дело, конечно, обычное, но что-то меня насторожило. И тут я сообразил, что именно. Тишина. Абсолютная тишина. И песок. Он тоже, как и небо, был голубым. Меня окружало сплошное море голубого песка, ровное, без впадин или холмов. Безбрежное, на горизонте оно сливалось с небом.
      Во всем своем теле я чувствовал непривычную свежесть и легкость. Я сделал шаг. Песок приятно уколол ступни ног. И тут какая-то робкая мысль мелькнула в моей голове. Мысль о том, что так не может быть. Мертвое тело не может чувствовать. И я все понял и вспомнил свою смерть!
      Я по-новому, с особенным любопытством, огляделся. Голубая пустыня никак не соответствовала моим представлениям о загробной жизни. Но окружающий меня пейзаж однозначно не был худшим из известных мне вариантов. Правда, непонятно какому из потусторонних ведомств эта местность принадлежит? При жизни я не отличался особой набожностью, так что не питал иллюзий насчет радушного гостеприимства здесь, в мире теней.
      Так, сомневаясь, я стоял посреди голубой пустыни, когда почувствовал легкий ветерок со спины, сопровождаемый едва заметным колебанием воздуха. Затем, аккуратно над моей головой, огненным шаром вспыхнуло вдруг появившееся солнце, лопнувшее в следующую же секунду, поджигая небо расплескавшимися ярко-красными каплями. Оглушенный и ослепленный, я упал на колени, а потом, резким толчком земли, был опрокинут на спину. Приподнявшись, я сердито взглянул на небо. Бушующий пожар там сменился мягким сиянием. Оно умиротворяло и несло успокоение. Я любовался им, пока не заметил, как злость моя исчезла без остатка, а на лице застыла неосмысленная улыбка.
      Но тут песок вновь сотрясло.
      Толчок был намного слабее предыдущего, но теперь он сопровождался глухим подземным рокотом, который, нарастая, усиливался. Потом раздался треск - и в шагах двадцати от меня появилась трещина метра в полтора шириной. С хлопком вырвавшееся оттуда пламя рассыпало фонтаном голубой песок, устремившийся было водопадом в образовавшуюся щель. Воздух резко насытился запахом серы. Затем пламя внезапно погасло, а из щели неведомой силой вытолкнуло хлопья пепла. Повалил густой, черный дым. Постепенно объем его уменьшался и дым, все более сгущаясь, приобретал очертания чего-то смутно знакомого. Наконец, последние клубящиеся струйки превратились в полы черного плаща, спадавшего с плеч огромного черного рыцаря, облаченного в готические доспехи. Голова рыцаря была защищена массивным квадратным шлемом, увенчанным двумя коровьими рогами. В руках рыцарь держал огромный двуручный меч, такой же черный, как и он сам.
      Взяв оружие наперевес, черный рыцарь направился в мою сторону. Движения его были зловещими, а намерения недвусмысленными. Несмотря на то, что я уже умер, меня, похоже, собирались умертвить еще раз. Подземный воин был уже близко, когда вдруг шипящий и искрящийся огненный шар, прилетевший откуда-то сверху, взорвался рядом с ним, едва не угодив ему в ногу, опалив спереди броню на голени. Между мной и рыцарем, на месте падения шара, легла воронка, залитая пламенем. Черный воин, даже не посмотрев вверх, спешил обойти пылающий кратер, с явным намерением быстрей добраться до моей грешной души. Я же, напротив, с надеждой посмотрел в небо.
      Там величаво шествовал прекрасный белый рыцарь, ступающий по воздуху, как по тверди. Он шел, оставляя за собой шлейф поразительно длинного, почти прозрачного плаща, конец которого тонул в ранее вспыхнувшем сиянии. Латы и меч рыцаря ослепительно пылали небесным огнем, в котором белый воин и был рожден.
      - Этот человек не принадлежит тебе, раб преисподней! - прогремел сверху могучий голос.
      Черный рыцарь, удостоив, наконец, противника вниманием, в ответ лишь злобно зарычал, одновременно ловко увернувшись от очередной шаровой молнии.
      Воспользовавшись заминкой, я отполз на несколько метров назад, подальше от черного посланника Сатаны. В демоническом происхождении черного рыцаря я уже не сомневался. Так же, как и в том, что белый рыцарь послан мне на помощь небесами.
      Тем временем Черный, описав над головой круг мечом, направил его на Белого. Черный клубящийся шар сорвался с кончика клинка и устремился в цель. Небесный воин, отразив снаряд круглым щитом, ответил тем же. Шар, только уже огненный, разбился о черный клинок. Безрезультатно обменявшись еще несколькими выстрелами, непримиримые враги сблизились и сошлись в поединке. Теперь мне удалось рассмотреть белого рыцаря лучше. Его тело так же было заковано в броню, поразительно схожую с доспехом черного рыцаря. Собственно, латы воинов отличались лишь цветом и тем, что шлем небесного воина не имел забрала, а вместо уродливых рогов по его бокам были приделаны изящные золотистые крылья.
      Сражаясь, белый рыцарь плавно, точно вальсируя, кружился в воздухе над своим противником и расчетливо наносил удары. Мрачный адепт зла, исполином возвышающийся над горящей пустыней, умело отражал их. Постепенно противники двигались все быстрей, а их клинки встречались все чаще, высекая при столкновении искры. Удачным выпадом меча Черный отсек белому рыцарю плащ. Отрезанный вьющийся кольцами кусок медленно растворился в воздухе. Словно в отместку, языки огня, плавящие лазоревый песок, перекинулись на плащ черного рыцаря. Подземный воин резким движением сбросил его, обнажив спину и извивающийся метровый хвост, торчащий из-под панциря. Меня передернуло от омерзения.
      Битва за мою душу продолжалась, а я шокированной всей этой фантасмагорией, неподвижно сидел на песке, ожидая итога поединка и решения своей участи. Поначалу я трепетно наблюдал эту схватку, но вскоре однообразие фехтовальных приемов мне надоело, и я заскучал.
      Словно оценив мое состояние, противники поспешили закончить затянувшийся поединок. Меч небесного воителя с хрустом врубился в черный корпус врага, оставив в броне борозду, из которой тотчас повалил смрадный дым. Шипя от боли, черный рыцарь рухнул в огонь и загорелся сам, сотрясая воздух жутким воем. Громоздкое тело демона начало проваливаться в песок, пока полностью не было поглощено голубой пустыней.
      Отбросив в сторону щит и меч, которые тут же исчезли и не коснувшись земли, победитель грациозной походкой, достойной небожителя, приближался ко мне. Латы белого рыцаря, несмотря на битву сияющие, как и прежде, показались мне тусклыми на фоне его божественного лица, излучавшего небесный свет.
      Остановившись передо мной, мой спаситель, ласково улыбнувшись, снял перчатку и протянул мне свою руку, чтобы помочь подняться. Легонько, с благоговением, коснувшись предложенной мне ладони, я встал на ноги. Небесный воин оказался со мной одного роста, хотя на расстоянии казался значительно выше.
      - Ты готов следовать со мной к свету? - спросил меня белый рыцарь. Теперь, когда он не сражался с демоном, а говорил со мной, голос у него был мягкий, как ворс.
      Я, посмотрев в его ясные голубые глаза, нерешительно кивнул и почувствовал, как их сила, пронизывая меня насквозь, делает мое тело невесомым.
      Держась за руки, мы взмыли в небо и поплыли к сиянию, лучи которого маняще зазывали в Царство Света.
      
      - Почему нарушаете? Порядка не знаете, Двенадцать Тридцать Восемь? Мне из-за Вашей халатности неприятности не нужны! - резкий хрипловатый голос принадлежал пожилой крупной даме в строгом сером платье, сидящей за прямоугольным столом с канцелярскими принадлежностями. - Без контракта нельзя!
      И разгневанная дама, и стол со стулом непонятно откуда появились перед небесными вратами и зависли в воздухе, загородив вход. Полное раскрасневшееся лицо дамы было обращено именно к нам.
      Я растерянно оглянулся на спутника. Он равнодушно смотрел куда-то в небо высоко над завитыми пепельными волосами женщины, а саму ее, казалось, не видел и не слышал.
      - Почему не поступило вызова? - бушевала дама. - Я сама должна Вас разыскивать?
      И что ее так разозлило?
      - Я предполагал, что по прибытию, - заговорил, наконец, белый рыцарь, отпустив мою руку и переведя свой безучастный взгляд с неба на даму.
      - Не по инструкции предполагаете! - нетерпеливо перебила женщина. - Не по инструкции!
      - Но ведь это - только формальность, - вежливо оправдывался ангел, если, конечно, он им был. - Главное - согласие.
      - Согласие? - успокаиваясь, переспросила дама. - А каким образом свободное волеизъявление кандидата зафиксировано?
      Небожитель заметно смутился. Теперь на женщину он смотрел с плохо скрываемой неприязнью, портившей его иконописное лицо. Похоже, больше аргументов у моего спутника не было, и последний вопрос остался без ответа. Но дама уже переключилась на какой-то бланк. Поднеся его к носу, она, щуря глаза, сквозь очки внимательно изучала печатный текст. Затем, проницательно взглянув поверх очков на меня, спросила ФИО. Я машинально ответил. Она записала. Рыцарь облегченно вздохнул. Рано. Дама, что-то вспомнив, нахмурилась и отложила бланк на край стола. Потом, очень нехорошо посмотрев на моего спасителя, зловеще спросила:
      - Параграф Шестнадцать Четырнадцать соблюден?
      Ангел был раздавлен. От его божественного величия не осталось и следа. На даму он смотрел почти с испугом. А женщина, тем временем, медленно растворялась в воздухе.
      - Но он же согласен...- неуверенно заговорил рыцарь, когда дама уже исчезла.
      - Мне неприятности не нужны! - сурово отчеканил голос из пустоты.
      Небесные врата тоже исчезли.
      - Ну и чем тебе плохо в раю, дубина? - повернувшись ко мне раздраженно спросил рыцарь. Надо сказать, ругался он зря, я ведь ни от чего не отказывался. Но было видно, что он очень расстроен, и я не стал обижаться, а только вежливо спросил:
      - Вы ангел?
      - Разумеется, - вздохнул ангел. - А кого ты еще с неба ждал? Кстати, и ты бы мог уже там быть. Впрочем, - подмигнул он мне, - еще не все потеряно. Ты там будешь. Ну, пошли!
      И мы действительно пошли, а не полетели.
      Первое, что я увидел, почувствовав опять под ногами опору - это черная фигура в обезображенных латах, одиноко бредущая по лазоревой пустыне, волоча по песку хвост. Я готов был поклясться, что это - поверженный ангелом бес. Так оно и оказалось. Он, положив свой огромный вороненый меч на плечо, неторопливо шел к той самой щели в земле, из которой и вылез. Остановившись у неровного зазубренного края, воскресший демон осторожно плашмя погрузил свое оружие в трещину. Затем он принялся неловко царапать пальцами по талии. В результате этой возни что-то щелкнуло - и хвост упал возле его ног! Уродливая кривая палка была просто пристегнута. Спихнув стальным носком хвост вслед за мечом в щель, демон снял свой рогатый шлем. Как оказалось, черный колпак скрывал бледное худощавое лицо юноши с усталыми глазами, прямым носом и плотно сжатыми тонкими губами. Длинные, обрезанные по плечи, черные прямые волосы демона были мокры от пота.
      Из темной пасти щели показался край узкой ступенчатой лестницы, должно быть поданной автоматически. Юноша в черных доспехах ступил на верхнюю ступеньку, но тут мой спутник свистом окликнул его. Черный рыцарь обернулся. Ангел, сверкнув рекламной улыбкой и обнажив безукоризненные по форме и белизне зубы, приветливо помахал недавнему врагу рукой.
       К этому моменту я уже совсем перестал что-либо понимать. Разве ангел не убил беса, спасая меня? Хотя, разве можно убить демона? Во всяком случае, погибая, орал тот убедительно. Получается, все, что я наблюдал, было всего лишь спектаклем, ловко разыгранным на потеху единственному зрителю. Мне. Но стоило ли так напрягаться ради моей скромной персоны?
      Ожидая объяснений, я повернулся к ангелу, но тот, проигнорировав мой вопросительный взгляд, велел мне стоять на месте, а сам, гремя железом, подошел к демону. Дружески приобняв его за плечо, ангел что-то шепнул ему на ухо и громко заржал. Черный рыцарь кисло улыбнулся, и вяло спросил, почему мы еще здесь. Трудно было поверить, что жуткое рычание, которое я слышал из уст черного рыцаря во время недавней битвы, принадлежало этому несколько инфантильному юноше с тихим голосом. Шумно втянув через ноздри воздух, небожитель опять заржал, но на этот раз как-то неестественно.
      Я вспомнил серую даму, которая почему-то напугала ангела, и закашлялся.
      Небесный воин выразительно посмотрел в мою сторону. Даже на расстоянии я почти физически почувствовал силу его взгляда, наверняка способную крошить камень. Не выдержав, я закрыл глаза. А когда через мгновение открыл, то уже смотрел не на ангела. Я смотрел на собственное отражение в зеркале. Но выглядел лет на пять моложе.
      
      - Добро пожаловать, молодой человек. Сейчас вас вызовут.
      Окающий мужской голос прозвучал за моей спиной. Я оглянулся. Помещение, в которое за свою нескромность я так бесцеремонно был выброшен ангелом, оказалось приемным кабинетом, похожим на дюжину других, где мне приходилось побывать. Разве что облик сидящего за письменным столом лысоватого пожилого мужчины в сером костюме никак не вписывался в мои представления о секретарях.
      - А я и не секретарь. Я - садовник, - поспешил внести ясность мужчина тем же окающим голосом и представился: - Смаковников Карл Адольфович.
      - Через "а", - добавил он зачем-то.
      "Что через "а"?" - чуть было не спросил я, но сдержался. Представившись в ответ, я скромно ждал дальнейших указаний.
      - Халатик-то накиньте. Вон там, на гвоздике, около зеркала.
      Серый халат пришелся мне впору. Я даже повеселел. До чертиков надоело ходить голым. Впрочем, мертвым тоже.
      - Увы, молодой человек, - продолжая верно угадывать мои мысли, заговорил назвавшийся садовником, жестом приглашая сесть напротив его на свободный стул. - Человек смертен. И внезапно смертен.
      "Однако", - подумал я и направился к стулу, минуя серую дверь. За ней, наверняка, сейчас решало мою судьбу местное начальство. И решало молча. Не было слышно ни звука.
      Лишь ощутив под собой стул, я почувствовал насколько устал. Мне захотелось вздремнуть, но дядька, как назло, попался разговорчивый.
      - Я такой же почивший, как и вы, - начал рассказывать он. - Но из-за досадной ошибки при записи моей фамилии в контракте, я лишен своего законного места в нижнем ведомстве. Точность должна быть во всем - это вне сякой критики. Но зачем же бюрократию разводить? Сам при жизни этим грешил понемногу. И я так понимаю: грешен - получи свое. Таков порядок. А я уж без малого полвека болтаюсь между землей и небом. Но я своего добьюсь. Свои права я знаю!
      Заинтересовавшись, я внимательно слушал. Садовник продолжал.
      - Пробовал я свою фамилию изменить, подав прошение Особой комиссии. Даже на уловку пошел, подсказав членам комиссии, что в старину фамилия моя через "о" писалась (ну, так, как ее в контракт занесли). Так верите ли: проверяли ажно до восьмого колена. В обоих ведомствах шарили. А одного прадеда по сей день ищут.
      Пробовал я другой контракт составить. Да куда там! "А с первым, что прикажете делать?" - спрашивают. Один авторитетный чиновник принялся всех уверять, что ошибка здесь не в составлении контракта, а во мне. И я, мол, хочу запутать членов комиссии. Он даже инициировал, гад, создание комитета по розыску Смоковникова Карла Адольфовича, через "о". На мое счастие, таковой за последние сто лет в обоих мирах не значился. О чем комиссию и информировали сверху.
      Казалось бы, дело решилось. Осталось только получить добро на уничтожение старого документа. И тут такая бумажная волокита началась, что забыли по какому поводу и затеяли. Ну и заглохло все к бесу. Тогда отважился я побеспокоить Верховный суд своего ведомства. Да вот, глядите, ответ пришел.
      Он извлек из кармана пиджака вчетверо сложенную розовую бумажку и протянул мне. Я развернул. Это была выписка из решения суда.
      - Смаковникову Карлу Адольфовичу в удовлетворении исковых требований о составлении нового Контракта отказать за необоснованностью, - прочитал я вслух последние две строчки.
      - Так вот, - вздохнул Карл Адольфович, пряча бумажку в карман. - Советовали мне обжаловать решение на Страшном суде. Мол, там разберутся. Так ведь это ждать-то сколько. Да и не к чему оно тогда уже будет.
      У меня затекла нога, и я пошевелился, скрипнув стулом.
      - Я вижу, вы потрясены, - оживился садовник.
      На всякий случай киваю. История и впрямь забавная. Хотя я и сам пока не понятно куда определен.
      - Поверьте, молодой человек, мне здесь не так уж и плохо. Смею даже надеяться, что отлично справляюсь со своими обязанностями. Правда, у меня нет постоянной должности. Не положено. Только временные. Кем я только не был! Но не успеваю и года проработать, как должность под сокращение попадает. Сейчас вот по штату числюсь садовником. А вообще выполняю все, что придется.
      - Так вам жалование полагается, - шучу я.
      - А как же!
      Но тут нашу беседу прервали. Серая дверь распахнулась. Я направился к ней.
      - Молодой человек! Молодой человек! - торопливо позвал меня Карл Адольфович.
      Я обернулся.
      - А не хотите ко мне помощником? - Он говорил серьезно. - Работы у меня много и мне обещали прислать. Не пожалеете! Оплачиваемый отпуск, частые командировки в мир живых. Хотите, а?
      Я неопределенно пожал плечами и вошел в дверь.
      Уже на входе меня встретили старые знакомые. Первым ко мне подскочил ангел. Теперь он был в белом костюме и белых остроносых туфлях. На груди, поверх белой рубашки, широкой полосой искрился золотом галстук, подобранный под цвет кудрей небесного красавца. Широко улыбаясь, заоблачный франт схватил руками мою ладонь и начал усердно трясти, уверяя, что "просто счастлив меня видеть". На его прекрасном лице, впрочем, читалось то же самое.
      Не успел я опомниться от такой перемены, как ангела сменил демон. Как и следовало ожидать, он оделся во все черное. Подчеркивая деловой стиль, свои длинные волосы он собрал в аккуратный хвостик. Без своих устрашающих лат, здесь, в костюме, демон оказался обыкновенным высоким, стройным парнем, несколько тонковатым на фоне атлетически сложенного ангела. Похоже, и этот бледный юноша испытывал при виде меня непонятную радость, хотя выражал ее более сдержанно.
      - Не было случая представиться, - словно извиняясь, сказал он, едва мы обменялись рукопожатием. - Хотя, конечно, можно сказать, что мы уже знакомы.
      И тут он вдруг заговорщически подмигнул мне и хмыкнул. Я тоже. Кто старое помянет?
      - Зовите меня просто - Бес.
      - Да, дружище! - запоздало вспомнил об этикете и ангел. - Я - Двенадцать Тридцать Восемь. Но мы же с тобой уже добрые приятели? А для друзей я Эдгар. К черту церемонии!
      Ангел, поминающий черта - часто ли такое увидишь? Собственно, как и самого ангела.
      - Добро пожаловать в наш офис! - шутливо торжественно провозгласил ангел Эдгар, гостеприимно махнув рукой вглубь кабинета.
      Офисом он обозвал небольшую комнатку с голыми стенами, расчерченными на одинаковые по размеру черные и белые квадраты, расположенные в строгом шахматном порядке. Потолок был белым, а каменный пол - черным. В центре комнаты стоял круглый трехцветный стол с тремя стульями: белым, серым и черным. Каждый стул стоял напротив того сектора стола, которому соответствовал по цвету.
      - Извини за заминку, дружище, - шепнул мне ангел, когда мы подходили к столу. - Сейчас быстренько заполнишь бумаги - и полетим домой!
      Пока я устраивался на своем сером стуле, Эдгар уже подсовывал мне какие-то листы.
      - Вот здесь. И здесь...- застенчиво говорил он, водя пальцем по бумаге.
      - Постой-ка, Эдгар! - вмешался Бес. - На этот раз, боюсь, ничего не получится...
      Ангел, осекшись, замолчал.
      - Это почему же? - с вызовом спросил он.
      - Он уже меченый. Его обязательно проверят.
      - А, дьявол! - наморщился ангел. - Ты прав. И что же ты предлагаешь?
      - Параграф...- напомнил Бес.
      Теперь Эдгар скривился, словно от жуткой зубной боли.
      - Проклятье! Ладно, давай ролик. Не подкопаются.
      Едва ангел занял свое место за столом за белым сектором, как стены комнаты замерцали, черные и белые квадраты исчезли, и с четырех сторон на нас обрушилась... обыкновенная реклама! Так вот что такое Параграф Шестнадцать Четырнадцать!
      Рекламный ролик был снят в форме диалога двух конкурирующих сторон. Дряхлые старички, насильно вытащенные из их уютных могил, вещали о вечной молодости, мускулистые ражие парни с тусклыми глазами предлагали вечное здоровье, грудастые длинноногие красотки, зазывающе щерились перламутровыми челюстями, обещая вечное наслаждение. Жаркое солнце, пляжи, экзотические пейзажи, вина - вал наслаждений и удовольствий предлагала реклама. И все это под пошловатую музыку, в такт которой ангел и бес радостно кивали головами. Смотря ролик, они, по очереди заглядывая мне в глаза, светились искренним восторгом, многозначительно подмигивали, пришептывали, мол, каково! Не то, что у конкурентов!
      Я же, по правде говоря, существенной разницы между двумя ведомствами не заметил. Да и мне уже было все равно. От обилия красок и потока звука болели глаза, и гудела голова.
      - Ну?! - Оба, еще не остыв от возбуждения, ожидающе смотрели на меня.
      - А больше у вас ничего нет? - робко поинтересовался я, дабы потянуть время.
      Бес обиженно отвернулся, а ангел, не скрывая разочарования и презрения, театрально запустил пальцы в свои роскошные золотистые кудри и растрепал их. Впрочем, тут же он овладел собой и опять засверкал своей неизменной голливудской улыбкой. Бес продолжал сидеть ко мне спиной, демонстративно меня игнорируя. Лишь его нервно подрагивающие плечи говорили о том, как он переживает.
      - Я хотел сказать, что все это было потрясающе, - поспешил я успокоить своих расстроенных агентов. - Все было интересно. Поэтому трудно выбрать.
      - А! - понимающе закивали головами ангел, и бес и сразу же повеселели.
      Чтобы еще больше разрядить обстановку я шутливо спросил, обращаясь к демону:
      - А котлы для грешников почему не показали?
      Лучше бы я промолчал.
      Ангел хрюкнул и поспешно закрыл лицо ладонями. Демон даже содрогнулся от ужаса.
      - Подписывай ты... подписывай уже! - начал почти умолять Бес, отмахиваясь от меня и указывая пальцем на контракт, лежащий передо мной на столе. Затем, распустив свои волосы, начал нервно их теребить.
      Я, конечно, сообразил, что сморозил какую-то глупость. Но зачем же реагировать столь болезненно?
      - Я подпишу, обязательно подпишу, - пообещал я. - Но не могли бы вы мне сразу кое-что прояснить?
      - Валяй, спрашивай, - благосклонно кивнул Эдгар.
      - Значит, если я правильно понял, каждый попавший сюда волен сам выбирать, где ему провести свою вечность?
      - Совершенно верно! - подхватил ангел, явно бывший в восторге от моей догадливости.
      - И выбирает после того, как просмотрит этот э... замечательный ролик? - на всякий случай уточнил я.
      - Именно, - радостно закивал ангел.
      - А что тогда значила битва между вами, которую я имел удовольствие наблюдать?
      - Скажем? - попросил Эдгар позволения у Беса. Тот кивнул.
      - Видишь ли, так гуманно, как нынче, было не всегда, - рассказывал ангел. - Были другие времена - были другие нравы. Я бы даже сказал - дикие нравы. Раньше за душу человека приходилось сражаться. Буквально. Именно поединки ангелов и демонов решали участь умерших. Побеждал ангел - душа попадала на небеса. А если победу одерживал демон - то в пекло!
      - Но это было очень давно, - вмешался Бес. - Сегодня эти поединки сохранились лишь в виде шоу. И то только по большим праздникам для почетных гостей.
      - А нам с Бесом однажды пришла светлая мысль эти поединки возродить, - сказал Эдгар, самодовольно улыбаясь.
      - Зачем?
      - Никогда не догадаешься! - радостно заявил ангел. - А идея проста. Параграф - он не надежен. Кандидат может, если повезет, выбрать твое ведомство. А может и не выбрать. А план выполнять надо?
      - Надо, - вздохнув, согласился я, вспомнив свое прежнее место работы.
      - Вот! А у нас с Бесом есть уговор: души мы забираем себе строго по очереди. Мы красочно сражаемся, и восхищенный или напуганный кандидат без проблем следует за победителем и все подписывает, что положено. Вот ты попал на мою очередь. Поэтому ты должен был попасть на небеса. В следующий раз обязательно победит Бес - и следующий кандидат уже подпишет контракт с нижним ведомством.
      - Должен был победить, - уныло подал голос демон. - Теперь, боюсь, лавочка прикрылась. Похоже, отдел кадров пронюхал о нашей выдумке. И как они узнали?
      - Это кто-то из моих коллег-конкурентов выболтал, - нахмурился Эдгар. - Благодаря нашему договору я стал лучшим в своем деле, лучшим охотником за душами, и у меня появилось много завистников. Они меня и сдали.
      - А это разве не мошенничество? То, как вы добывали души в обход Параграфа Шестнадцать Четырнадцать? - осторожно спросил я.
      - Это - бизнес! - в один голос возмутились оба охотника за душами.
      Если бизнес, тогда, конечно. О чем разговор?
      - Ну, так что ты выбрал? - Ангел и бес с плохо скрываемым нетерпением ожидали моего решения.
      Я, конечно, мог бы выбрать ад или рай. Разница небольшая. И там, и там - вечный комфортный покой. Но я, мечтая о нем, о покое, в мире живых, вдруг с ужасом подумал о нем
      
      здесь.
      
      Нет. Я понял, как ошибался
      
      там.
      
      Я вовсе не хочу покоя!
      Я молча встал и, сопровождаемый двумя парами удивленных глаз, подошел к двери, открыл ее и позвал:
      - Карл Адольфович?
      - Да, молодой человек? - отозвались из приемной.
      - Я согласен. Согласен быть вашим помощником. Где мне подписать?
      
      
       Федор Титарчук
      
      Байка о Создателе
      
      Рассказ из цикла новелл "Байки для Роблингов"
      
      Старинная лампа накаливания, запитанная через диод, дабы срезать половину амплитуды переменного тока и продлить жизнь лампочки едва ли не до бесконечности - главное, не отключать питание, иначе провисшая нить осыплется "от встряски" - своим желтовато-тусклым светом освещала комнатушку метра тир на четыре. Все наши уже собрались. И даже больше - некоторые персонажи из дальнего гетто каким-то образом тоже оказались здесь.
      Странник доел принесенную ему банку не то фасоли в томате, не то еще какой деликатесной еды, отложил в сторону ложку, обвел нас испытывающим взором и молвил:
      - Ну что, дорогие мои полусинтетические братья, о чем вам сегодня поведать? Какую байку-быль рассказать?
      Странник, буду звать его так, хотя у него были и иные имена. Много имен, как я понял, но, по сути ничего так и не понял - как у одной особи может быть сразу много имен?! Для меня это было непонятно. Ну да и ладно - Странник так странник.
      - Может о жуках-скарабеях, которых изобрели Создатели и забыли на метановом спутнике? - робко произнес один из завсегдатаев наших посиделок Р17А2-Полудеревянный.
      Полудеревянным он был по той причине, что в пылу экспериментов с живой материей кто-то да когда-то сделал ставку на целлюлозную клетку, мол та куда лучше защищена для жизни в условиях космических излучений, так и появились мыслящие существа с такой особенностью строения их организма. В свое время Полудеревянных было едва ли не большинство, и даже поговаривают это направление псевдо-эволюции считалось самым перспективным. Но потом что-то случилось у Создателей, какой-то конфликт, почему-то одни лаборатории были закрыты, другие как-то странно: то замерзли на спутниках Юпитера, то странным образом взорвались на Ганимеде, но после того линия захирела, новых разработок не появлялось и остались вот такие раритеты, как Р17А2 со встроенным квантовым хранилищем "души и сознания", прозябающем сейчас на заброшенной свалке отходов.
      - Жуки-скарабеи? - задумался Странник - Можно и про них... Только это будет уже повтором. Их путь давно закончился, новых видов, насколько мне известно, не появляюсь, и если из забытой популяции что и осталось, то к ним не стоит вторгаться. Они и без того были созданы как разрушители, для зачистки отработанных миров, а после того, как с ними поступили Гуманисты-Создатели, то, боюсь, оставшиеся ушли в стадию вечной куколки и только и ждут того, чтобы поквитаться со всей Вселенной.
      - Гуманисты? - переспросил больше смахивающий на робота с наложенными на металл искусственными мышцами и кожей Г7А3-Гуманоидный
      - Это спорный вопрос, - углубился Странник. - Вопрос гуманизма - это вообще такой вопрос, что в наш век создания новых индивидуумов для расселения по Вселенной вызывает больше вопросов, чем дает ответов. Но они есть - эти Гуманисты, как бы кому от них ни хотелось избавится.
      - Ну да ладно, - отмахнулся Странник. - Что-то мы сегодня слишком заговорились, а вы, как я понимаю, хотите новую историю.
      - Да-да, - загудело с пару десяток глоток, ретрансляторов, встроенных горнов и бог весть его чего, на что только способен полет мысли Создателей.
      - О чем бы на сей раз поговорить? - вроде бы задумался Странник. Он часто так делал, вроде выбирая, о чем сегодня поведать. Часто это была просто уловка, театральный жест - он уже давно решил, о чем сегодня расскажет, но натура Древнего, рожденного еще до Странников, обязывала.
      - А почему тебя называют Древним? - вдруг выпалил самый молодой из нас. Его водоросли, адаптированные к поеданию космической радиации, кустом колыхались на том, что с некоторой натяжкой можно было назвать головой.
      - Не перебивай, - вступился я, но Странник остановил меня жестом руки.
      - Отчего же, отчего же, сдала, - сделал он мне жест рукой. - Я поясню. Все очень просто, и термин Древний вполне описывает мое состояние, потому что я родился еде до тех времен, когда появились Создатели. Они ваши Создатели. Но не мои.
      - Это как же? - встрепенулись все присутствующие. - Как, Создатели не создали этот мир? Он существовал до Создателей? Тогда кто создал Создателей? А кто же тогда создал Странника? - роились вопросы
      - Именно так! - пояснил Странник. - Создатели, которых вы знаете - это точно такая же модификация исходного биологического материала хомо сапиенс сапиенс, как и большинство из вас, и создал их, как ни странно, тоже Создатель.
      Присутствующие заволновались, заскрипели металлические шарниры, потрескивали искусственные мышцы, жужжали фиолетовые водоросли, потрескивали мыслители, словом, все разнообразие соединенных воедино биологического, механистического, духовного и мыслительного пришло в движение. Роблинги разволновались.
      - Тише-тише-тише, - я, как модератор этого действа, призвал к спокойствию присутствующих. И передал слово Страннику.
      - О да, некое непонятное не то создание, не то набор алгоритмов и встроенных в нашу вселенную законов, привело к созданию предтечи ваших Создателей. - пояснил Странник.
      И началась история.
      - Кузя, сколько ты там будешь сидеть? - стучала в дверь Адриана, пытаясь выгнать из санузла Казимира. Последний любил поутру обстоятельно принять душ перед длинным и часто сложным трудовым днем, что очень бесило Адриану, которой тоже требовалось время для макияжа и утреннего моциона.
      - Сейчас-сейчас, - отозвался Казимир, видимо, не очень спешивший уступить Адриане наполненный паром санузел.
      - Ну, знаешь! - хотела устроить "скандал из-за двери" в очередной раз, как дом качнулся. Их высотных многоквартирный дом, где они проживали в квартире на 40-м этаже, именно не зашатался, а именно раз качнулся - будто волна прошла через него, тронула все на своем пути и так же, неизвестно откуда взявшись, неизвестно куда исчезла.
      Когда минут пятнадцать спустя мокрый, с полотенцем в руках, Казимир покинул все же ванную, он застал вполне типичную картину. Обиженная Адриана вновь перекрывает совой льющийся из окна свет, отчего ее силуэт выглядит неестественно темным на фоне яркого солнечного света.
      - Ну да ладно тебе, - попытался обнять ее Казимир, и ощутил, что на этот раз обида протекает как-то не так.
      Адриана не дернулась, не развернулась, не принялась отчитывать его за то, что он в который раз обещал и в который раз не сдержал слово. Раз уж он так любит посидеть в ванной, пускай встает тогда на полчаса, на час раньше и... потому что и ей тоже, и она тоже, и так дальше нельзя...
      Но всего этого не случилось. Адриана просто повернулась к нему, пристально так посмотрела глаза в глаза и произнесла что-то вроде: "Какая у тебя бледная кожа, стоило бы ее как-то защитить от разгорающегося солнца".
      Казимир усмехнулся, отпустил какую-то шутку, налил себе чая к тостам и наблюдал как она направляется неспешно и грациозно, пребывая в глубокой задумчивости, в сторону ванной.
      Он уходил раньше. Минут на двадцать, но раньше, а потому постучал перед уходом в ванную, снова пошутил о чем-то, в ответ ему был плеск воды и не более.
      "Обиделась", - подумал он, вздохнул и покинул квартиру, закрыв за собой дверь.
      День обещал быть... но в лифте, мчащемся с хорошей скоростью с высоты сорокового этажа вниз, случился первый приступ. Точнее, назвать его приступом было бы существенным преувеличением. Голова слегка закружилась, и ему показалось, что стенки лифта на миг не то чтобы изменили цвет, но как-то цветопередача изменилась. Это длилось лишь миг, и тут же действительность вновь приобрела привычный вид.
      Спустя час мир вновь напомнил о себе, когда он перед заходом на работу заскочил в Кулиничи и купил себе чиабату с натуральным кофе для утреннего перекуса. Столик в небольшом павильончике вдруг поплыл в его глазах, меняя не только цвет, размер, но и, казалось, обрастая новыми пространственными сущностями, новыми измерениями...
      Голова закружилась, и он едва не выронил из рук стаканчик с кофе.
      - У вас тоже сегодня головокружения? - поинтересовалась девушка, которая только что продала ему кофе.
      - Немного... - ответил Казимир, присаживаясь за столик.
      - Странно... - ответила девушка. - Или нет... - тут же поправила она себя. И будто развивая разговор сама с собою, добавила. - У меня сразу две сменщицы так же, с утра, с головными болями и какими-то галлюцинациями домой отпросились. Вот, осталась одна на всю смену. Не знаю, как буду справляться, - закончила она и взглянула на Казимира своими глубокими глазами, из которых, как на миг показалось ему, исходил теплый янтарный свет. Видение как появилось, так и исчезло, и Казимир тяжело вздохнув, принялся за утренний перекус.
      А дальше день и вовсе не заладился. Не так, чтобы сразу взял и не заладился, но по нарастающей.
      То светофор друг раздвоился и начал давать противоположные сигналы к переходу. На миг, но этого оказалось достаточно, чтобы пара бедолаг ринулась на красный и создала аварийную ситуацию.
      Потом как-то странно гудели провода троллейбуса, натянутые над самым пешеходным переходом, и казалось, что с каждого из проводов в сторону земли лилось нечто странное, зеленоватое, извивающееся, касалось земли и там разливалось целыми лужами. Казимир даже видел, как пара бедолаг, видимо в последний момент все же заметив эти струи, попыталась отскочить в сторону, но не успела. С ними, к счастью, ничего не случилось, но ощущение не то всеобщей галлюцинации, не то военных испытаний над целым городом, не оставляло Казимира.
      Поначалу он думал, что наваждение, периодическое головокружение, зрительные и слуховые галлюцинации - это лишь удел его сущности, но, чем ближе он подходил к изогнутому зданию офисного центра, к своей каторге, тем явственнее становилось, что нечто подобное происходит не только с ним. Не со всеми, но со многими.
      Апофеозом пути на работу стало тело. Тело лежало прямо возле входа в здание и Казимир узнал своего начальника. Тот, как и положено трудоголику до мозга костей, требовавшему того же от остальных, на работу приходил за час, и, видимо, этого часа ему хватило чтобы как-то умудриться выпорхнуть из окна седьмого этажа, да так неудачно, что его тело в час пик стало достопримечательностью.
      Пожалуй, этот сухой и многословный только в требованиях к себе и подчиненным человек, никогда не собирал столько внимания к своей персоне, как сегодня утром.
      - Он как-то странно себя повел. Поднялся, вылил кофе на пол и произнес что-то вроде - легко, как птицам, - а потом... - рыдала рядом наша секретарша, по слухам - его любовница.
      - Да уж... - протянул Казимир и, с опаской глянув на громаду офисного здания, все же пересек линию, отделяющую его от улицы и "каторги".
      И все бы так и осталось непонятным недоразумением, если бы спустя час рядом с местом первого падения не хлопнулось второе, потом третье тело, и вот уже обеденное время, солнечные лучи ласкают тонкими и изящными лучами всю округу, прощупывая каждый миллиметр на предмет бог знает чего... Обволакивают, треплют волосы на голове Казимира, подымающиеся потоки теплого воздуха от разогретого асфальта и потоки, чего-то непонятного, кажется, исходящего из самой сердцевины земли, влекут вверх.
      "Легче, чем птица... - шепчет Казимир, качаясь носком на краю парапета. - Легче, чем всемирный эфир..." - Кто-то хватает его в последний миг и стаскивает на разогретую крышу.
      "Парить так легко..." - дурманит его запах смолы, к которой он плотно прижат щекой, и все те же восходящие вверх не то испарения, не то потоки эфира.
      Его, наверное, от полета с крыши спасло затворничество. Вынужденное затворничество в пустой подсобке, где он с еще десятком таких же "летяг" пробыл до окончания рабочего дня, томимый то желанием взлететь, то ненавидя и проклиная этот мир...
      К вечеру его, похоже, отпустило.
      Как он добрался домой - осталось большим пятном в памяти. Дорога, подземка, новости в телефоне, люди с неадекватным поведением, да и он сам, пожалуй, со стороны выглядел не очень. Но когда весь город, а судя по новостям, и весь мир, превратились в одночасье в нечто непонятное, то уж к его поведению и внешнему виду никто претензий не предъявлял.
      Лифт опять стал местом галлюцинаций. Дорога на сороковой этаж не обошлась без странных видений. Лифт тронулся, набирая ход, и в этот момент стена не только поменяла цвет, как утром. Картинка поплыла, будто громадный микроскоп приближал структуру вещества, не спеша при этом наводить на резкость.
      "Ну вот, сейчас я увижу атомы и кристаллическую решетку, а вокруг ядер будут вращаться электроны..." - подумал Казимир, предвкушая видение.
      Но громадный микроскоп навел резкость, и никакой кристаллической решетки на ожидаемом месте не оказалось.
      "Нет, не может быть..." - простонал Казимир и едва не рухнул на пол лифта
      Видение исчезло, глаза болели, мозг отказывался воспринимать происходящее.
      Адриана была уже дома. Против обыкновения она не вышла навстречу вернувшемуся с работы Казимиру. Более того, поведение ее было нетипично. Она сидела в прихожей, забравшись с ногами на диван, и то рассматривала, то поглаживала, то трогала не существующие отростки и листья на стоявшем перед ней комнатном растении. Цветами в их доме занимался Казимир, и ранее он как-то не отмечал интереса к цветам со стороны Адрианы. До сегодняшнего дня не отмечал.
      У Казимира так кружилась голова, пот заливал лицо, делал невыносимо липкой рубашку, что он лишь отметил интересный факт, сделал пару шагов в сторону ванной, и мир пред ним вновь поплыл...
      Он падал в бесконечность, достигнув сначала того самого слоя, который рождал и поглощал элементарные частицы, в котором появлялись и растворялись сложные связи, блуждала неведомая Казимиру до того энергия, казавшаяся ему осмысленной и даже разумной... Провалился сквозь этот слой и отправился в путешествие вниз по структуре мироздания, оставляя этот мир... навсегда.
      - Казимир, - позвала его Адриана спустя часа полтора, не отрываясь от своего занятия. Ее глаза излучали янтарный свет и неподдельный интерес к комнатному растению. - У нас на работе творилось что-то непонятное. Сначала с треть работников просто не пришли на работу. Не пришли и на телефонные звонки не отвечали. Потом те, кто уже пришли, начали вести себя странно, двое пытались из окна выпрыгнуть, парить, как птицы...
      - Казимир, где же ты? - звала она, не отрываясь от цветка. - Погляди, я раньше не замечала, насколько красивы и совершенны твои цветы. Погляди, насколько они прекрасны!
      Казимир, увы, уже не слышал ее. Мир его не принял, и он ушел в мир иной, оставив свое бездыханное тело.
      Странник выдохнул, потянулся, давая понять, что история из прошлой жизни окончена.
      - Э-э-э... я не совсем понял... - осторожно протянул Р17А2-Полудеревянный. - Это...
      - Это был тот день, когда одна вселенная схлопнулась с другой, и на свет появились те, кого вы называете Создателями.
      - Создатели?
      - Да, - кивнул Странник, разжигая старинный примус в намерении приготовить горячую воду с травой, которую он упорно почему-то называл чаем, несмотря на всю очевидность того, что это вода с травами.
      - Так появились Создатели?
      - Именно так, - кивнул Странник. - Именно так и именно в тот день.
      - Но как же?.. - Картина мира роблингов рушилась в их позитронных, биотонных, кварцевых и иных аппаратах мышления и духовных практик.
      - А что с этим, Казимиром? - поинтересовался Р17А2-Полудеревянный.
      - Он, увы, не вынес слияния двух миров. Оказался не способен трансформироваться. И его духовная сущность не выдержала диссонанса с пониманием мира, каков он был и каков стал теперь, разделилась с телесной оболочкой и ушла в мир иной. По крайней мере, мне хочется в то верить. - Повисла долгая пауза. - Когда я стоял на его могиле, Адриана уверяла меня, что, как только они разберутся со структурами, удерживающими в материальном объекте духовную сущность, она тут же отправится в мир, куда ушел Казимир, разыщет его и вернет назад.
      - А что случилось? - не унимался Р17А2-Полудеревянный. - Почему так произошло?
      - Не знаю, мои дорогие, - пожал плечами Странник. - Да, наверное, никто не знает. - Он поставил на примус платиновую емкость с водой. - Это только в старых фильмах да книгах даются ответы на все вопросы, поясняя, что произошло, почему, как с этим бороться... В жизни часто случаются вещи, суть которых мы можем оценивать по проявлениям, не осознавая причин и смысла происходящего. Есть гипотезы...
      - Давай гипотезы. - засуетился Г7А3-Гуманоидный
      - Хорошо. - Странник добавил в закипающую воду измельченные травы. - Давайте попробуем. Если удастся...
      ... Наш мир полон закономерностей, которые сплетаются в картину мироздания, и измени хоть одну составляющую, может оказаться, что любая жизнь, не говоря уже о разумной, окажется невозможна. Да измени любую фундаментальную закономерность, заряд элементарной частицы, и мироздание, скорее всего, рухнет.
      Нам кажется, что этот мир нерушим, закономерности незыблемы, заряды неизменны. Так было, есть и будет всегда, думали мы, изучая этот мир. Были, безусловно, и те, кто задавался более фундаментальными вопросами. Откуда это взялось? Почему все настолько взаимоувязано и сбалансировано? Зачем и с какой целью создано и функционирует? В свое время эти два направления называли научным подходом, доходя до отрицания замысла как такового. В их понимании мир существовал всегда или почти всегда, развивался, усложнялся, боролся с разрушительными силами благодаря случайным флуктуациям. Второй подход все сводил к творению Высшей Силой, которая вложила замысел во все сущее, создала законы, управляет развитием и мимоходом присматривает за человечеством, как за одним из своих многочисленных проектов.
      - Главный Создатель? - едва слышно выдохнул Г7А3-Гуманоидный.
      - Пожалуй, да... - согласился Странник. - С некоторыми оговорками. Оба лагеря были далеки от полного понимания мироздания. И только единственное у них было незыблемо - как бы ни менялся этот мир, как бы ни развивался, ни усложнялся, базовые закономерности, законы, силы, заряды и прочие вещи, которые формировали этот мир - незыблемы с момента создания, как бы он ни появился - от Слова Божьего или Великого Взрыва.
      При этом у обоих лагерей было множество проблем, скажем так, с прошлым мироздания и человечества. Опираясь на утверждение незыблемости законов мироздания, приходилось изобретать "костыли", чтобы объяснить, например, как появилась жизнь или как сформировалась Солнечная система в таком виде, что защищала миллиарды лет Землю, позволяя развиваться и усложняться живым организмам...
      Так бы мы и жили, наверное, если бы мироздание не преподало нам урок.
      В тот день, о котором я вам рассказал ранее, случилось нечто, что изменило фундаментальные законы мироздания. Материя стала иной, равновесие сил изменилось, заряды сдвинулись... Мир изменился. И как оказалось, изменения коснулись не только материальной части, но и того, что мы сейчас называем духовной. Ранее между душами живых и неживых существ, с одной стороны, и материальным миром, с иной, лежала непреодолимая пропасть. Лишь изощренные методики позволяли кончиком мизинца проникнуть в иной мир... И вот, в один день эта пропасть если не схлопнулась, то уменьшилась так, что можно стало построить довольно прочный и основательный мостик.
      Почему это произошло? Был ли в том умысел Верховного Создателя или простая случайность? Неведомо.
      Более того, даже на уровне материального объяснения случившегося до сих пор идут грандиозные споры. Одни уверяют, что наша Вселенная - большой пузырь, в какой-то момент столкнувшийся с соседним пузырем, отчего часть фундаментальных закономерностей нашей Вселенной претерпела изменения. Не фатальные, но существенные.
      Иные уверят, мол, в разных участках нашей Вселенной действуют различные законы природы, и в какой-то момент, то ли иной участок проплыл через наш, то ли наша Галактика вошла в иной сектор, с иными базовыми законами...
      Но как бы то ни было, даже прямое доказательство наличия духовного мира, сознания и духа у человека, не убедило сторонников научного подхода, что стоило бы поставить вопрос о существовании где-то и иных форм духовной жизни, возможно, куда более сильных, влиятельных, способных охватить всю нашу Вселенную. Нет, этот вопрос как был табу, так и остался, а духовная составляющая живой природы была лишь добавлена как новая, особая форма материи, обладающая специфическими свойствами, вплоть до осмысленного влияния на неживую материю.
      Изменение основ мироздания, осознанное или случайное, привело к тому, что подавляющее большинство живших на тот момент живых существ (и людей, в том числе) не смогло перенести этого. Те, кто выжил, кто принял новые правила игры, скажем так, преобразились. Новые закономерности мироздания, например, оставшуюся горстку людей наделил способностями, о которых они до того и мечтать не могли. Люди превратились в то, что их предки назвали бы превращением в полубогов, со способностью видеть мироздание на фундаментальном уровне и использовать эти знания для созидания (порой и деструктивного, стоит признать), даже для создания искусственной разумной жизни. Жизни на базе генетического разнообразия, созданного, возможно, Верховным Создателем. Жизни, которая смогла начать экспансию во Вселенную.
      - Ух ты... - Роблинг с металлическим скелетом и искусственными мышцами мало что понял, но был воодушевлен тем, что истина где-то рядом, - Так у Создателей был свой Создатель?!
      - Где-то так... - кивнул Странник. Его горячий напиток был уже готов, налит в платиновую емкость, и ему, Страннику, хотелось побыстрее приступить к тому, что он называл чаепитием.
      - Ты говорил, что был на могиле этого...
      - Казимира.
      - Да, Казимира, - уточнил Р17А2-Полудеревянный. - Значит ты из этих... тех, кто был предтечей Создателей.
      - Так и есть, - согласился Странник
      - Тогда почему ты не изменился и не ушел, как те, кто не захотел принимать этот новый мир?
      - А кто сказал, что я не ушел? - отпил свою горячую травяную жидкость Странник. - Я просто вернулся.
      
      
      Леонид Ашкинази
      
      Относительно инопланетян
      
      Текст посвящается тому из моих друзей, кто сразу поймет, что именно ему.
      
      Люди давно и тщательно обсуждают, есть ли на Земле следы присутствия инопланетян, и не присутствуют ли они здесь и сейчас, не летают ли они на своих НЛО. Проводятся исследования, кипят страсти, публикуются статьи и книги. Между тем, ситуация проста. Примерно три миллиона лет назад на расстоянии немного более тридцати тысяч километров от Земли состоялся примерно такой разговор (приводится, как обычно, в переводе на один из земных языков, для этого издания - на русский):
      - Жалко улетать будет. Они же в самом начале интересной эволюции. Так биологи говорят.
      - Говорят они правильно. Но миллион лет ждать мы не можем, а ускорять эволюцию передачей им, например, орудий труда и технологий нельзя - мы не знаем, как и на чем это скажется.
      - Я этот принцип знаю. И все мы это знаем. Но все равно жалко. Так хочется посмотреть, кем они станут.
      Двое - один из научной части, но не биолог, а физик-климатолог (он начинает разговор и предлагает идею), другой - один из группы координаторов, что-то вроде помощника начальника экспедиции.
      - Помогать орудиями и технологиями мы не можем. А в генотип вмешаться мы можем?
      - Что? Да за это нам...
      - Нам никто ничего не может.
      - Нам могут запретить продолжение движения. Снять с миссии. Такого, кажется, во всей истории не было. Такого позора.
      - Координатор, подождите минутку. Я же не просто так, я придумал одну идейку и посоветовался с биологами, они сказали, что, если мы добудем им образец, они берутся мою идею реализовать.
      - Какую идею? Какой образец?
      - Образец генетического материала. А идея простая - внести совсем маленькое дополнение в генетику - увеличить любопытство. Оно у них пока на животном уровне, то есть слабое и не стойкое. Можно увеличить до сравнимого с нами уровня. Это и в ледниковый период поможет им выжить, и потом полезно будет.
      - Вы и с советом по этике, наверное, тоже обсудили?
      - Да, и они не возражают.
      - Наших зондов там сейчас, кажется, восемь. Послать любой из них к любой группе и ночью взять образец с поверхности тела - не проблема. Но что с ним дальше делать?
      - А вот тут нам крупно повезло. Демографы, которые изучают весь ареал, говорят, что у них как раз сейчас один из моментов "бутылочного горлышка" - совсем мало групп, и одна заметно перспективнее остальных. Там есть, предположительно, две или три перспективные самки.
      - И что дальше с этим образцом делать?
      - Биологи сказали, что это уже их проблема будет. В самом худшем случае они ничего не придумают. Ничего страшнее не будет. Нам все равно еще несколько месяцев эту планету изучать. С остальных планет мы данные вроде сняли, они не перспективные.
      - Да с остальными еще повозиться тоже придется... Хорошо. Действуйте.
      
      Через три дня
      
      - Ну что, все получилось?
      - Биологи счастливы. Зонд взял мазок из носоглотки у трех женщин. Последняя при этом проснулась, но дело было ночью, видимость плохая, зонд действовал быстро, она даже не успела испугаться и опять заснула.
      
      Через неделю
      
      - Биологи говорят, что они решили задачу, и откорректировать геном так, чтобы поднять любопытство, они могут. Есть два способа. Ввести его в организм можно через заражение вирусом, они берутся сделать такой, просят месяц. Но этот способ сопряжен с некоторым риском для объекта, вирусы эволюционируют и так далее, а для полного исключения риска нужно длительное наблюдение. Второй путь - половой, он может быть применен немедленно, риск отсутствует, но может просто не получиться.
      - Но для этого надо сначала ввести все это в геном их мужчины, а как это сделать?
      Пауза
      - Да вы с ума сошли. Этого делать нельзя, да и ничего не получится.
      - Они генетически очень к нам близки, а этический совет не возражает.
      - Ладно. Это ваша идея, вот вы и дадите образец.
      
      Через два месяца
      
      - Ну вот, у двух получилось.
      - Как вы это установили?
      - Переоборудовали зонд и сделали рентген.
      
      Еще через пять месяцев
      
      - Они вчера нормально родили. Вчера и позавчера.
      - Пробу генного материала у младенцев брать будете?
      - Конечно.
      
      Еще через неделю
      
      - Ну как?
      - Это ужасно.
      - То есть?
      - Она погибла. Одна из них погибла.
      - Почему??
      - Проснулась, когда зонд брал образец у ребенка, решила, что есть опасность, вцепилась в зонд, он начал подниматься, она сорвалась.
      Пауза.
      - Еще вот что странно. У них нет похоронных обрядов. Копать почву им нечем. Но ее похоронили в озере и ушли с этого места. Похоже, что родился новый обряд.
      - А ребенок?
      - Выживет. Вторая его кормит.
      - Новый обряд... они рыбу ловят?
      - Конечно.
      - Форма нашего зонда очень похожа.
      - То есть они вернули ее "ему"?!
      - Вполне возможно.
      Пауза.
      - Подготовьте с биологами полный отчет, и передадим его домой. Нам пора двигаться дальше.
      - Капитан...
      - Что еще?
      - Поисковый инстинкт, любопытство... Его хорошо бы поддержать.
      - Вам мало одного эксперимента?
      - Мы не узнаем результатов ни того, ни этого.
      Пауза.
      - Это аргумент за или против?
      Пауза.
      - Изложите.
      - Я предлагаю оставить на этой планете несколько артефактов, которые можно счесть свидетельствами о нашем визите, но можно и не счесть.
      - Дать им материал для споров?
      - Для вечных споров. Одиноки они во Вселенной ли нет.
      - Вы считаете, что это важно?.. Что такие споры полезны? И вообще, что важнее для выживания - считать, что есть еще кто-то, что ты не одинок, или считать, что на тебя, единственного, надежда всей Вселенной?
      - Для индивида, мне кажется, первое. А для общества - скорее второе.
      - Не факт. Может и наоборот. В любом случае, до этого интереса им еще очень далеко. Мы не увидим.
      - Вы считаете, что это важно?
      Пауза.
      - Скажите инженерам, пусть подготовят проект и включат в отчет. Если наша цивилизация предпримет вторую Волну Жизни... Тогда при следующем прилете, если сочтут нужным, сделают.
      - А может, мы сами?
      - Два эксперимента за один раз - это не по правилам. Кроме того, и так, и этак - мы не узнаем результатов. Ни нашего эксперимента, ни гипотетического.
      Пауза.
      - Так что подготовьте отчет, хорошо? Как координатор. С биологами, этиками и инженерами.
      
      ------------------------------------------------------------------------
      Примечание публикатора
      
      Данная версия событий базируется на информации, которой располагает несколько человек, и в том числе я. Раскрывать источник я не буду, но не исключено, что и помимо меня он будет раскрыт. Сейчас я могу только указать, что данная версия логично объясняет несколько странных фактов и совпадений. Все эти факты известны, о них есть даже в Википедии. Первое - отсутствие промежуточных форм, человек "слишком сильно" отличается от ближайших животных. Кажется, что кроме простой эволюции, было еще что-то, какой-то толчок, может и не один. Далее, влияние на эволюцию ледниковых периодов и прохождений через "бутылочное горлышко". Первую женщину условно называют Люси, найден ее уникально хорошо (по понятиям археологов) сохранившийся скелет, поэтому часть археологов считает, что она утонула - иначе звери растащили бы кости и на костях были бы следы зубов. Другие археологи указывают, что повреждения костей соответствуют смерти при падении с высоты около 15 метров. Но ее племя обитало в местности, где падать просто неоткуда! Кстати, стоянка племени была на берегу тогдашнего озера. Похоронных обрядов эти пралюди не знали, но рыбу ловили.
      
      Указание на разговор на расстоянии около 30 000 км не случайно - высота геосинхронной орбиты 35 786 км от уровня моря, для длительного наблюдения удобна орбита, на которой время обращения немного отличается от 24 часов - тогда можно каждую точку наблюдать непрерывно и продолжительно, но в итоге покрыть большую часть поверхности. Что касается объектов, которые некоторые считают свидетельствами - см. Википедию, статью "Неуместный артефакт". Дискуссию на тему "одиноки ли мы во Вселенной" вели еще Станислав Лем и Иосиф Шкловский, это достаточно говорит о важности.
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      
      Автор благодарен Н.К. и А.Д. за полезные замечания.
      
      
      Леонид Ашкинази
      
      О случайности
      Наташе К.
      
      Двое моих добрых друзей обсуждали роль случайности в жизни. И она написала ему вот что.
      
      "К примеру пустяк. Я пошла с подругой на выступление Вероники Долиной. Мелочь же. А там рядом с нами сидела женщина с девочкой и магнитофоном. Случайность и событие незначительное. Через полгода или чуть больше мы с той же подругой и детьми отдыхали в Саулкрастах и встретили эту же пару (уже без магнитофона). Я их узнала и спросила, как запись получилась, напомнила, что рядом сидели. Так и познакомились. А потом муж этой женщины отвел меня в первую легальную еврейскую библиотеку в Москве [ее называли "библиотека Сокола" - по фамилии создателя, полковника Юрия Сокола - прим. авт.] и вообще пробудил еврейское самосознание. Не факт, что без этой "подготовки" я бы решилась на алию [эмиграцию в Израиль - прим. авт.]. То есть из двух случайных, не зависящих от меня мелочей получилось нечто грандиозное - для моей жизни и жизни дочерей и внуков. Как ты понимаешь, этот выразительный пример просто был под рукой. А ведь их бессчетное количество в жизни каждого человека. Ну, как в песне когда-то: "... другой бы улицей прошел - тебя б не встретил, не нашел". Правда, тут о глобальном событии в жизни идет речь. А я как раз про мелкие, незначительные, которые оборачиваются чем-то серьезным".
      Когда этот текст попал ко мне, я ответил следующее.
      "А мелкие как правило влекут мелкие последствия - например, я в любом случае занимался бы прикладной физикой или физхимией (явно не математикой, не биологией) и ее же преподавал бы. Тут скорее субъективное - что важно, а что нет. Другая жена, другой ребенок, другая страна, другая работа - что из этого важно, а что нет? Не субъективны ли мы - игнорируем то, что не изменилось бы и драматизируем то, что действительно могло измениться?"
      Теперь мне хочется немного развить эту мысль, в частности потому, что о влиянии случайностей в жизни людей на их дальнейшую жизнь со вкусом написал мой любимый Станислав Лем.
      Предлагаю модель ситуации. Жизнь состоит из стабильного, спокойного, закономерного развития событий и точек переключения, в которых либо мы принимаем решения и делаем выбор, либо происходит случайное событие, которое могло и не произойти. Сами точки переключения люди в первом случае отмечают сразу, во втором случае - если вообще занимаются самонаблюдением. Причем самая потрясающая встреча, равно как и самая потрясающая не встреча (разминулись на три минуты, а могло быть такое!) может не иметь серьезных - по нашей собственной оценке - последствий. Последствия же могут наступить быстро или с задержкой, они могут быть существенны или нет, они могут оцениваться позитивно или негативно. Все это, и личная психология - кто-то склонен анализировать успехи, вспоминать, что к ним привело, кто-то, наоборот, анализирует путь к неудачам - влияет на оценку важности, существенности переключения и даже на его заметность. Поэтому анализ - как и любой самоанализ! - труден и не надежен. Но даже не это главное.
      Прежде всего, нам нужен критерий близости. Что такое "близкие ситуации", "далекие ситуации"? Без хоть в какой-то мере объективного критерия мы будем трактовать близость совсем субъективно, подгоняя оценку под выбранный по психологическим причинам ответ. Я предлагаю достаточно очевидный критерий - дальнейшие последствия. Если, сунувшись на кафедру на третьем курсе, я бы встретил не А.Б., а Л.В., то занялся бы не электронно-вакуумными приборами, а лазерами. Изменило бы это что-либо в моей последующей жизни? Скорее всего, нет - даже с учетом событий 90-х в СССР, которые действительно увеличивали значимость области деятельности для ее сохранения. Конечно, есть некоторая вероятность того, что в 1995 году я, возможно, и не переключился бы с экспериментальной науки и преподавания на преподавание и редактирование. Но, во-первых, вероятность эта мала, а во-вторых, в пяти- или десятилетней перспективе это повлияло бы только на мою жизнь, да и то не радикально. Примерно такой анализ, с рассмотрением последствий на интервале в несколько лет, и надо делать всякий раз для оценки значимости.
      Оценивая важность изменений в жизни, мы иногда делаем серьезную методологическую ошибку. Переоценка важности изменений возрастает, если они затрагивают жизнь конкретных и не безразличных нам людей. Мысль о том, что вот этого, конкретного человека, могло не быть - немедленно повышает оценку важности на порядок. Но, с точки зрения методологии, это ошибка - сравнивать можно либо двух реально существующих людей, либо двух реально не существующих. Нельзя сравнивать, и тем более, нельзя оценивать разницу между существующим (и его исчезновением) и не существующим (и его возникновением).
      Например, человек рассматривает последствия принятия решения о том, в какой фирме работать. Когда-то из фирм B и C он выбрал B. Теперь он сравнивает свое положение в B - хорошее или плохое, но реальное, с положением в C, которого не существует. Его модель несуществующего и оценка этого несуществующего зависит от его психологии. Да и само различие вариантов может быть сильно переоценено. Скорее всего, различие между развитием ситуации при выборе B не сильно отличается от такового при выборе C. Умирающую фирму D он не выберет, в суперуспешную A не возьмут, B и C развиваются примерно одинаково, его личная служебная траектория была бы похожей.
      Аналогична ситуация при выборе области деятельности - сильно далекую человек не выберет, а в относительно близкой ситуация сложится примерно так же, как она и сложилась. Способности человека одни и те же, ситуация на рынке одна и та же, страна одна и та же. Впрочем ...
      
      ... впрочем - да, если это другая страна, другое общество - тут средний уровень изменений повышается.
      Конечно, только - средний. Конкретная ситуация может быть разной. В том числе и такой, с рассказа о которой начался этот маленький текстик.
      
      
      Евгений Добрушин
      (идея Леонида Шифмана)
      
      Казус Епрста
      
      Константин Епрст был писателем.
      Во всяком случае, он считал себя таковым.
      Правда, его нигде не публиковали.
      Он писал увлекательные фантастические рассказы про инопланетных монстров и вампиров, про межзвездные путешествия и подводные лодки на нейтринной тяге, про полеты сквозь Черную Дыру и паравселенные, про железных драконов и газообразных фей, про "Дождь, который хотел курить" и про "Снег, который любил спать". Константин был очень плодовит.
      Закончив очередной "шедевр", он тут же покупал большой конверт, вкладывал в него напечатанную на пишущей машинке рукопись и отправлял в какое-нибудь популярное издательство или журнал.
      Потом тянулись долгие дни ожидания. Обычно из издательства приходила короткая отписка: "Извините, но Ваша рукопись нам не подходит". Но после перестройки, когда писать стало можно все и исчезла цензура, в редакции хлынул такой поток рукописей, что издательства даже перестали утруждать себя ответами. Большинство рукописей даже не вскрывали - их отправляли в урну в запечатанном виде. Издательства теперь работали либо с уже известными авторами, либо с теми, у кого были пробивные литературные агенты. Понятно, что такие агенты стоили денег, а их у Константина Епрста не было.
      Тогда он решил попробовать себя в только зарождавшемся жанре в постсоветской России - художественной эротике.
      Свой первый рассказ он начал фразой:
      "Ее нагота сводила его с ума..."
      Несмотря на то, что к своим тридцати пяти годам Константин оставался все еще девственником, воображение у него было настолько богатым, что он мог описать совершенно фантастические сцены совокупления в самых разных комбинациях. Сложнее было придумать сюжет. Но и тут он оказался мастером. Герои его рассказов занимались любовью везде, где только можно: в турпоходах, в залах кинотеатров, в частных и общественных банях, в деревне на сеновале, на берегу реки, моря, озера или бассейна...
      Его извращенной фантазии не было предела. В его рассказах муравьеды лишали невинности юных богинь, а козлоногие черти сношали коров. Инопланетные пришельцы жестоко насиловали землянок, и те рожали потом от них зеленых человечков. Его герои могли два раза поменять пол и потом сравнить ощущения - кем лучше быть: мужчиной для женщины, мужчиной для мужчины, женщиной для мужчины или женщиной для женщины. Молодые и старые, опытные и невинные, богатые и бедные, жестокие и ласковые - все было перемешано в его творениях так сильно, что могло вызвать шок у неподготовленного читателя.
      Наверное, поэтому его рукописи не принимали даже в самых низкопробных порноизданиях.
      Отчаявшись быть опубликованным хоть где-нибудь, Епрст стал писать для души. И снова фантастику. И эротику тоже, разумеется! Ибо его душа требовала не только чуда, но и любви.
      В тот день он написал сразу два "шедевра": "Пираты космоса" (фантастика) и "Любовь в XXIII веке" (эротика).
      Собственное творчество ему всегда нравилось больше, чем чужое. А тут он просто пришел в неописуемый восторг от своего детища!
      Не выдержав искушения, он взял два конверта и положил в каждый по рассказу. Написал адрес, приклеил марку и...
      Ждать пришлось недолго.
      Первым пришел ответ из журнала "Потому что!":
      "Уважаемый Константин Епрст!
      Мы получили и прочли Вашу рукопись, а именно рассказ "Любовь в XXIII веке".
      Сюжет рассказа нас поразил новизной идей и решением проблемы перенаселения Земли. Нам очень понравилась образность Вашего языка и богатство фантазии. Мы хотим опубликовать этот рассказ в ближайшем номере и высылаем Вам гонорар в размере 600 рублей. Чек прилагается.
      С уважением, главный редактор журнала фантастики "Потому что!"
      Юрий Агонценкоп".
      А на следующий день пришло письмо из журнала "Фаллос":
      "Уважаемый Константин Епрст!
      Мы прочли Вашу рукопись - рассказ "Пираты космоса", и решили опубликовать это произведение в нашем порножурнале. Высылаем Вам гонорар 700 рублей. Чек прилагается. Будем рады дальнейшему сотрудничеству.
      С уважением, главный редактор эротического журнала "Фаллос"
      Артур Вдупель".
      Константин понял свою ошибку: он случайно перепутал конверты и отправил фантастический рассказ в порноиздание, а порнорассказ - в журнал фантастики.
      Воистину, неисповедимы пути твои, Господи!
      Но теперь наш писатель уже знал - дорога в Большую Литературу ему открыта!
      
      
      Евгений Добрушин
      
      Пути Господни...
      
      - Что подарим Начальнику на Праздник?
      - Как обычно - какое-нибудь чудо...
      - Есть идеи, Габи?
      - Ой, Моня, какие у меня идеи! Идеи - это по твоей части. Я - простой исполнитель.
      - Ты мне, как всегда, льстишь. А это грех!
      - Ну, может быть у архангела хоть какой-то маленький грешок? Святым быть так скучно...
      - О! У меня идея!
      - Я же говорил! Ну, Эммануэль, чем порадуешь?
      Архангел Эммануэль, или, по-простому, Моня, стал быстро что-то подсчитывать на карманном квантовом компьютере.
      - А, черт! - вдруг ругнулся он.
      - Как тебе не стыдно, Моня! В такой день ты поминаешь Рогатого!
      - Ты прав. Но "комп" говорит, что здесь без него никак не обойтись...
      - В каком смысле?
      - Для свершения замысла во всей красе необходимо участие черта. Или даже двух.
      - О, Господи! Но - почему?
      Архангел Габриэль (по-простому - Габи) очень удивился. Уж с Сатаной связываться никак не входило в его планы. Господь этого "засранца из Преисподней" терпеть не мог, а принимать от него подарок или услугу было ниже Его достоинства.
      - Смотри расклад: схема такая - простая двухходовка. И финальный аккорд в конце. Через пятьдесят лет. Скажи, эффектно?
      - Да... Классная идея! Господь будет в восторге! Казалось бы - такой пустяк! Какой-то маленький хомяк... А потом, на Новый год - такой финальный разворот!
      - Видишь, как на тебя подействовала моя задумка! Аж стихами заговорил!
      - Но к Сатане на поклон, конечно, мне придется идти?
      - Ничего, ничего! Смотаешься туда еще разок. Чай, не впервой...
      - Ладно. В конце концов, дело правое - можно и постараться. Надеюсь, все получится, как надо...
      - Если Сатана согласится - безусловно.
      - А если откажет? Слишком уж чистые души у этих детей... Сатана обычно в таких случаях не соглашается.
      - А ты ему подробно расскажи задуманный финал! Тогда "и волки будут сыты, и овцы целы"!
      - Хорошо. Ну, я полетел!..
      - Давай, Габи! Успехов!
      
      Через полчаса Габриэль вернулся.
      - Ну как? - спросил его коллега - архангел Эммануэль.
      - Все сделано! Сатана очень смеялся над этой идеей! Особенно - от финала. Все будет в ажуре!
      - Только Господу ничего не говори - пусть для Него это окажется сюрпризом!
      
      Ганс и Петер, два десятилетних шведских мальчика, сидели на диване в гостиной и играли в шахматы.
      - Ну вот, - грустно сказал Ганс, - я опять проиграл...
      - Еще партейку? - Петер начал было опять расставлять фигуры.
      - Надоело! Мы уже два часа с тобой играем!
      - А что еще делать? Сегодня выходной - сидим, играем... Нормально!
      
      Никто из мальчиков не заметил появления "гостей". Да и немудрено - чертей могут видеть только "избранные", и то, если допьются до "белой горячки". Между тем, два черта - Эльф и Цвельф - уже подобрались к ушам каждого из пацанов и стали тихонечко им нашептывать...
      Что именно? А то, что им наказал их начальник - Сатана. Зачем это делалось, чертям не дано было знать. Пришел приказ - выполняй!
      "Идея, Ганс! Классная идея! - шептал Эльф. - Поиграть в воздушный десант! Твой хомяк Шмулик будет классным парашютистом!"
      - У меня идея! - воскликнул Ганс. - Давай поиграем в десантников!
      - Это как? - удивился Петер.
      - Мой хомяк Шмулик будет десантником! Мы положим его в корзинку, приделаем к ней парашют и бросим его с балкона вниз! Он спустится на парашюте, как десантник с самолета, а мы его внизу подберем!
      - Ты офигел, Ганс? А вдруг он разобьется?
      Тут в дело включился черт Цвельф: "Соглашайся, Петер! Не будь размазней! Это клевый прикол! Хомяк будет десантником! Потом в школе расскажешь ребятам - все обалдеют!"
      Петер и Ганс не знали, что все эти мысли им нашептывали черти. Им казалось, что они приходят сами по себе в их головы.
      ...Но хомяка было очень жалко...
      - Не дрейфь, Петер! - стал уговаривать его Ганс. - Ничего хомяку не будет! Он же в корзинке спустится! Будет сидеть там тихо, даже ничего и не заметит...
      - Ага! Тебя бы так с десятого этажа запустить!
      "Будь мужиком, Петер!" - шептал Цвельф.
      "Скажи ему, чтобы был мужиком, а не размазней!" - шептал Эльф Гансу в ухо.
      - Петер, будь мужчиной! - начал уговаривать друга Ганс. - Что ты раскис? Это будет классный эксперимент!
      
      Препирательство продолжалось минут пятнадцать. Два черта и два мальчика решали судьбу маленького зверька.
      Победила дружба!
      Хомяк Шмулик был вынут из клетки, посажен в маленькую плетеную корзинку для сбора ягод, к ручке корзинки привязали парашют от детской игры...
      На балконе десятого этажа было немного ветрено. Впрочем, ветер был не сильный...
      Вначале Шмулик ничего не подозревал...
      Но когда они вышли на балкон, он занервничал. Идея выбраться из корзинки и удрать ему не приходила в голову - он был воспитанный хомяк, цивилизованный и послушный...
      "Идущие на смерть приветствуют тебя!.."
      Летел он красиво.
      Все, что видел Шмулик над собой, - это белый купол парашюта и, время от времени, кусок голубого неба...
      
      "Белый купол поет,
      Словно ангелов сонм,
      И планета плывет,
      Сквозь предутренний сон..."
      
      А потом налетел порыв ветра и унес нашего "десантника" к чертям собачьим...
      
      - Ну вот! - зло и грустно сказал Петер, когда корзинка с хомяком скрылась вдали. - Ветер его унес! Теперь он погибнет...
      - Черт побери! Вот ведь неудача! - Ганс тоже был очень расстроен.
      - Идиотская была затея! - злился Петер.
      - Да. Зря мы это сделали.
      - Не мы, а ты! Это ты во всем виноват! - Петер чуть не плакал.
      - А ты что - просто так - пустое место?! Почему ты меня не отговорил? - пытался оправдаться Ганс.
      - А, так это я, значит, виноват, да?
      - Мы оба.
      - Не ври! Твоя была задумка! "Давай поиграем в десант!" И хомяк твой! Угробил ты Шмулика! Ни за фунт изюма - угробил!
      - Я не виноват! - разревелся Ганс. - Я не знал, что так получится...
      
      Друзья крепко тогда поссорились...
      И только два черта - Эльф и Цвельф - радостно потирали "руки", предвкушая награду от начальства. Дело сделано!
      
      Прошло пятьдесят лет...
      В Новогоднем Шоу на канале Центрального Шведского Телевидения участвовала куча народу: тут был и шведский цирк, и артисты кино, и певцы, и какое-то юное дарование с труднопроизносимой фамилией Шмукельбрухер, и... нам хорошо известный Ганс.
      Ганс Фридрихсен - глава мегакорпорации "Фридрихсен Групс". Ему было уже шестьдесят лет, он вальяжно восседал в кресле для почетных гостей и весь аж раздувался от гордости, стараясь, впрочем, не очень это показывать. Да, он создал свою корпорацию по торговле сантехникой сам, "с нуля", и очень гордился своим "детищем".
      Он не спеша давал интервью местному журналисту, подробно рассказывая свой путь от простого инженера до мультимиллиардера. История "селфмейкера", как и следовало ожидать, производила на зрителей хорошее впечатление, и рейтинг передачи оставался высоким (о чем свидетельствовали аналитики канала, пристально следившие за данными на компьютере).
      - Скажите, господин Фридрихсен, - спросил журналист гостя, - бывал ли в вашей жизни случай, за который вам по-настоящему стыдно? Вас терзают какие-нибудь угрызения совести?
      Ганс Фридрихсен задумался. Самодовольная улыбка вдруг сошла с его лица.
      - Да, был такой случай у меня в детстве, - грустно сказал он.
      - А подробнее? - не унимался въедливый журналист.
      - Когда мне было десять лет, мы с приятелем запустили с десятого этажа моего хомяка в корзинке из-под ягод. Мы приделали к ней парашют и сбросили в ней хомяка с балкона нашей квартиры. Мы не ожидали, но его унес порыв ветра. Наверное, хомяк погиб... Это мой самый тяжкий грех, который я ношу в себе всю жизнь.
      - Да, грустная история, - согласился интервьюер. - Но это не такой уж большой грех... Все-таки вы были маленькие и глупые дети тогда.
      - Да, но это было. И это лежит тяжким камнем у меня на душе. Единственное! Все остальное - пустяки рядом с этим...
      - Тогда вы, Ганс, счастливый человек! У многих людей куда более страшные грехи!
      - У нас звонок! - раздалось из кабины ведущего шоу. - Да, мы вас слышим!
      - Здравствуйте! Меня зовут Герда! - раздалось в динамике. - У меня вопрос к Гансу Фридрихсену.
      - Пожалуйста! Он вас слышит!
      - Скажите, Ганс, та история с хомяком произошла в 1966 году?
      - Да.
      - В день города Стокгольма?
      - Да.
      - В самом Стокгольме?
      - Именно так.
      - Тогда я вам могу рассказать, что стало с вашим хомяком.
      - Я слушаю.
      Ганс Фридрихсен покраснел от напряжения.
      - Мне тогда было шесть лет, - продолжала позвонившая, - и мы с мамой жили в Стокгольме. Я ее очень долго уговаривала подарить мне хомяка. Мать ни за что не хотела этого делать и сказала, что у меня будет хомяк только в том случае, если мне пошлет его сам Господь! Я усердно молилась и просила Бога послать мне хомяка... И - представляете - мы вышли в тот день с мамой гулять, я смотрю - прямо с неба ко мне в руки спускается на парашюте корзинка, в которой сидит маленький хомячок!
      - Что вы говорите?! - Ганс Фридрихсен плакал второй раз в жизни...
      
      Яхве был очень доволен. Давно он не был в таком хорошем настроении. Два архангела - Габриэль и Эммануэль - смиренно сидели перед ним и светились от счастья. Они вспоминали, как тогда гнали ветер в нужном направлении, чтобы корзинка с хомячком приземлилась именно там, где было задумано. Сегодня, как и пятьдесят лет назад, Господь был счастлив. Продолжение истории с хомяком Ему понравилось даже больше, чем первая ее часть.
      
      "Пустячок, а приятно!" - думал про себя Сатана. Ведь он тоже был участником этой затеи. В глубине души он очень любил Бога, но никогда, никогда в этом себе не признавался!
      
      
      Ингерсолл Локвуд
      
      МИР ВНУТРИ МИРА
      
      Или Невероятное подземное путешествие барона Трампа
      
      Перевод с английского: Леонид Моргун
      
      
      Глава XV
      
      
      Стражники у серебряных ворот. - Какими они были. - Как они нас приняли. - Я делаю замечательное открытие. - Нам с Балджером удается подружиться с этими незнакомцами.- Краткое описание соодопсий, которые чувствуют глазам, или формифолку, то есть муравьиного народа. - Как слепой может прочесть ваше письмо.
      
      О Великий дон Фум, мастер всех мастеров, что теперь я обязан тебе за то, что ты открыл мне существование этого чудесного мира! Ах, если бы я был рабочим по металлу! Я не смог бы пройти мимо великолепного портала, у которого сейчас находился, не начертав на его серебряных колоннах полное имя самого славного ученого, которого когда-либо знал мир. Балджер предупредил меня, что эти ворота охраняются, и поэтому я вошел в них осторожно, стараясь заглянуть во все темные углы, чтобы не стать мишенью для какого-нибудь невидимого врага, и иметь возможность обороняться в случае необходимости.
      Не успел я миновать ворота, как три любопытных маленьких существа примерно моего роста быстро и бесшумно бросились через тропинку. Они были одеты в короткие куртки, бриджи до колен и гетры, доходящие до лодыжек, но без шляп и обуви. А вся их одежда была щедро украшена красивыми серебряными пуговицами. Их руки, ступни и головы казались слишком большими для их маленьких тел и худых ног, кожа коричневого цвета придавала им жутковатый вид, который значительно усиливался пристальным и стеклянным выражением их больших круглых глаз. Когда я впервые увидел их, они держались за руки, но теперь они стояли, протянув свои руки к Балджеру и ко мне, странно размахивая ими в воздухе и шевеля своими длинными пальцами, как будто пытались наложить на нас заклятие.
      Мне показалось, что я чувствую, как меня охватывает сонливость, и я поспешил крикнуть:
      - Нет, добрые люди, не пытайтесь околдовать меня. Я прославленный исследователь из верхнего мира, Себастьян фон Трумп, и пришел к вам с самыми мирными намерениями.
      Но они не обратили никакого внимания на мои слова, просто продвинулись вперед на несколько дюймов и с вытянутыми руками продолжали размахивать ими в воздухе, останавливаясь только для того, чтобы подать сигнал друг другу, касаясь рук или различных частей тела друг друга. Я был глубоко озадачен их действиями и сделал шаг или два вперед, но они в свою очередь тотчас же отступили на то же расстояние.
       - Все люди братья, - громко воскликнул я, - и носят в груди одинаковые сердца. Почему вы боитесь меня? Вас в три раза больше и вы находитесь в своем собственном доме. Я умоляю вас, постойте и поговорите со мной!
       Когда я произносил эти слова, они все время дергали головами, как будто звук моего голоса бил их по лицу. Это было очень странно. Вдруг один из них вытащил из кармана клубок шелкового шнура и, ловко развернув его, бросил один конец мне. Он полетел прямо на меня, потому что его конец был увенчан тонким диском из полированного серебра, так же как и конец, удерживаемый в руке метателя. Следующим его действием было расстегнуть куртку и, по-видимому, прижать диск к голому телу прямо над сердцем. Я поспешил сделать то же самое со своим, крепко держа его на месте. Сделав это, он отступил на шаг или два, пока шелковый шнур не натянулся достаточно туго. Затем он остановился и несколько мгновений стоял неподвижно, после чего передал диск одному из своих товарищей, который, тоже прижав его к своему сердцу, затем передал его третьему из группы.
       И тут меня осенила мысль: три существа, похожие на домовых, стоявшие передо мной, были не только слепы, но также глухи и немы. Единственным чувством, на которое они полагались и которое в них было самым острым, было чувство осязания. Странные движения их рук и пальцев, так похожие на размахивание щупальцами насекомого, должны были просто перехватывать и измерять колебания воздуха, приводимые в движение движениями моего тела. Их большие круглые глаза тоже обладали лишь чувством осязания, но оно было так удивительно остро, что почти походило на силу зрения, позволяющую им по вибрации воздуха точно определить, насколько близко к ним находится движущийся объект. Они бросили мне шелковый шнур и серебряный диск с целью измерить биение моего сердца и сравнить его с их собственным, чтобы понять, являюсь ли я таким же человеком, как они.
       Судите о моем изумлении, дорогие друзья, когда один из них указал на серебряный диск и с помощью языка жестов дал мне понять, что они хотят почувствовать сердце сопровождающего меня Балджера.
       Нагнувшись, я поспешил удовлетворить их любопытство, приложив диск к сердцу моего дорогого спутника.
       Тотчас же на их лицах появилось выражение изумления. Они передавали диск от одного к другому и прижимали его к разным частям своего тела - то к груди, то к щекам, то даже к закрытым векам. Конечно, я знал, что их изумление вызвано быстрым биением сердца Балджера, и мне очень понравилось их детское удивление. Теперь всякое выражение страха исчезло с их лиц, и я был в восторге от того, какое добродушие и хорошее настроение играло на их лицах, окутанных улыбками.
       Медленно, на цыпочках, они приблизились ко мне и Балджеру и несколько минут забавлялись тем, что водили своими длинными гибкими пальцами туда-сюда по нашим телам.
       Им не потребовалось много времени, чтобы понять, что я во всех смыслах и намерениях был существом подобным им, но Балджер отличался от нас всех. Их круглые лица стали морщинистыми от удивления, когда они познакомились с его, по их мнению, странным телосложением. И всякий раз, когда они ощупывали его, они останавливались и молниеносными движениями пальцев по рукам и лицах друг друга обменивались мыслями о чудесном существе, вошедшем в ворота их города.
       Без сомнения, вы умираете от нетерпения, дорогие друзья, услышать что-нибудь более определенное об этих странных людях, среди которых я оказался. Ну, так знайте же, что на их существование был смутный намек в рукописи великого мастера дона Фума. Я говорю смутный, ибо вы должны иметь в виду, что дон Фум никогда не посещал этот мир; что его удивительная мудрость позволила ему рассуждать обо всем этом, не видя подземного мира, подобно тому, как великие естествоиспытатели наших дней, найдя один зуб, принадлежащий какому-то гигантскому существу, жившему тысячи лет назад, могут воссоздать его полные изображение.
       Так вот, эти любопытные существа, в город которых мы с Балджером вошли, в замечательной книге дона Фума названы двумя разными именами. В некоторых местах он говорит о них как о соодопсииях[9], или о народе мнимых глаз, а в других - как о формифолку[10], или муравьином народе. Их большие, круглые, ясные глаза были действительно мнимыми, потому что, как я уже говорил, у них абсолютно не было никакого зрения; с другой стороны, тот факт, что они были глухими, немыми и слепыми и жили в подземных домах, давал им полное право называться муравьиным народом. Через несколько минут трем соодопсиям удалось обучить меня основным принципам своего языка, так что я, к их великой радости, смог ответить на ряд их вопросов.
       Но не думайте, дорогие друзья, что у этих очень мудрых и деятельных маленьких людей, искусных во многих искусствах, язык был беден, и заключался в простых нажимах разной степени, производимых кончиками их пальцев на тела друг друга. У них был прекрасный язык, настолько богатый, что они могли выражать самые трудные мысли, выражать самые разнообразные эмоции; короче говоря, язык, совершенно равный нашему во всех отношениях, кроме одного - он не содержал абсолютно никакого слова, которое могло бы дать им хоть какое-то представление о том, что такое цвет. В этом нет ничего удивительного, ибо сами они не имели и не могли иметь ни малейшего представления о том, что я подразумеваю под цветом. А когда я попытался объяснить им, что наши звезды - это яркие точки на небе, единственное, о чем они спросили меня, не уколют ли они палец, если надавить на одну из них. Но вы, несомненно, хотите знать, могут ли формифолку использовать еще какой-то другой язык, кроме языка нажимов. Ну что ж, я вам расскажу. Каждый из соодопсий носил на поясе маленькую чистую книжечку, если можно так выразиться, обложки которой были сделаны из тонких серебряных пластинок с различной резьбой и чеканкой, как того требовал вкус владельца. Листы этой книги также состоят из тонких серебряных листов, не намного толще нашей оловянной фольги; также к поясу шелковым шнуром было прикреплено что-то наподобие серебряной ручки. Теперь, когда соодопсий хочет сказать что-то другому соодопсию, что-то слишком трудное для выражения нажимом кончиков пальцев, он просто берет лист серебра и, взяв ручку, начинает писать то, что он хочет сказать; затем он ловко вырывает лист и передает его своему товарищу, который удивительно чувствительными кончиками пальцев по рельефному письму читает его с величайшей легкостью.
      
       Л1
      
       В гостях у муравьиного народа.
      
      Глава XVI
      
       Идеи формифолку относительно нашего высшего мира. - Танцующий призрак. - Их попытки схватить его. - Мое торжественное обещание, что он будет хорошо себя вести. - Мы отправились в город соодопсий. - Мое изумление от великолепия подступов к нему. - Мы достигаем большого серебряного моста, и я впервые вижу город канделябров. - Краткий отчет о чудесах, развернувшихся перед моими глазами. - Волнение, вызванное нашим прибытием. - Наша серебряная спальня.
      
      Хотя прошли тысячи и тысячи лет с тех пор, как формифолку, постоянно подвергаясь воздействию мерцания и блеска горящего газа, который их предки открыли и использовали для освещения своего подземного мира, постепенно утратили зрение, а затем вследствие абсолютной и ужасной тишины, которая вечно царила вокруг них, также потеряли слух и, естественно, способность говорить, все же, как это ни удивительно, они все еще сохранили в своих умах смутные и призрачные традиции верхнего мира и "могучего светильника", как они называли солнце, которое горело двенадцать часов, а затем гасло, оставив мир во тьме до тех пор, пока духи воздуха не смогут снова осветить его. И, как ни странно, многие из нереальных вещей верхнего мира были преобразованы их разумом в реальность, в то время как реальность превратилась в выдумку. Например, тени, отбрасываемые нашими телами при солнечном свете и вечно следующие за нами по пятам, они стали считать настоящими созданиями, нашими двойниками, так сказать, и верили, что из-за этих "танцующих призраков", как они их называли, которые всю нашу жизнь следовали за нами по пятам, люди верхнего мира совершенно не могут быть полностью счастливыми, как им хотелось бы.
      Им сразу пришло в голову, что у меня должен быть такой двойник, так что несколько раз они вдруг брались за руки и, образовав круг вокруг меня, постепенно смыкались с намерением схватить танцующего призрака. Я пытался их убедить, что то, что они имели в виду, было всего лишь тенью, отбрасываемой человеком, идущим на свету. Но так как они не имели ни малейшего представления о природе света, то мне оставалось только смириться.
      Они также не прекращали делать время от времени самые отчаянные и смехотворные попытки поймать маленького "танцующего джентльмена", который, как они видели, спокойно тащился за мной по пятам, и который, как они сообщили мне, был гораздо быстрее в своих движениях, чем вода или любой падающий предмет. Наконец, они провели одну из своих безмолвных, но очень возбужденных бесед, во время которой тысячи молниеносных ударов и постукиваний, которые они производили друг с другом, наводили наблюдающего за этим зрителя на мысль, что они были похожи на трех глухонемых школьников, занятых дракой из-за мешочка с шариками. По завершению они сообщили мне, что решили позволить Балджеру и мне войти в их город, если я дам им слово дворянина, что удержу своего проворного двойника от причинения им какого-либо вреда.
      Я дал им торжественное обещание, что он будет хорошо себя вести. Они приветствовали нас с Балджером как родных братьев, гладили нас по волосам, гладили по головам, целовали в щеки и, кроме того, назвали нам свои имена - Длинные большие пальцы, Квадратный нос и Косматые брови.
      Все это время я то и дело бросал тревожные взгляды вперед, потому что умирал от нетерпения войти в удивительный город муравьиного народа.
      Я говорю "удивительный", дорогие друзья, ибо, хотя многое было удивительным, что я видел в своей жизни в отдаленных уголках верхнего мира, но все же сейчас это было зрелище, которое постепенно открываясь перед моими глазами, сковывало мое сердце и заставляло меня задыхаться. С самого начала я с немалым удивлением обнаружил, что стены и пол прекрасного коридора, по которому соодопсии вели Балджера и меня, были из чистого серебра, причем первый состоял из полированных панелей, украшенных тонко выполненными чеканкой и резьбой, а второй, как и все улицы и проезды города, имел на своей полированной поверхности слегка выпуклые символы, которые я объясню позже. Один коридор переходил в другой, а затем в четвертый и далее, но все они были сосредоточены в обширном круглом зале, который мы пересекли с тремя нашими молчаливыми проводниками только для того, чтобы войти в комнаты и коридоры большего размера и красоты, все также ярко освещенные рядами великолепных канделябров, поддерживающих скопления языков пламени. Я не мог сравнить эту сцену ни с чем, кроме как с серией великолепных бальных и банкетных залов, из которых счастливые гости были внезапно изгнаны сильнейшим ужасным грохотом землетрясения и только огни остались гореть.
      Теперь картина начала меняться. Длинные пальцы, который шел впереди и в чьей большой ладони совершенно потерялась моя маленькая рука, вдруг повернул направо и повел меня вверх по арке. Я увидел, что мы переходим по мосту через ручей, такой же черный и медлительный, как сама Лета.
      Но какой мост! Никогда еще мой взор не останавливался на таком легком и воздушном строении, перепрыгивающем с берега на берег. Это была не простая и прочная работа каменотеса, а прекрасный и изощренный результат таланта мастера по металлу, как труд любви, тонкий и сильный, но слишком красивый для использования.
      Два ряда серебряных фонарей изысканной работы венчали его изящно изогнутые бока, и когда мы стояли на самом высоком изгибе, Длинные пальцы остановился и написал на его табличке: "Теперь, маленький барон, мы собираемся войти в жилище нашего народа. У тебя большая голова, и, без сомнения, в твоем мозгу хранится много мудрости. Используй ее так, чтобы не нарушить совершенного счастья нашего народа, ибо, без сомнения, многие из наших людей будут с подозрением относиться к тебе, ведь впервые за тысячи лет соодопсии почувствуют прикосновение танцующего призрака из верхнего мира". Я пообещал Длинныму пальцам, что у него не будет причин быть недовольным мной, а затем, извинившись, я несколько мгновений наслаждался великолепной сценой, развернувшейся передо мной.
      Это был город формифолку во всем своем великолепии - великолепии, увы, невидимом и неизвестном самим людям, живущим в нем. Ибо для них его серебряные стены и арки, его бесконечные ряды великолепных канделябров, вздымающих бесчисленные скопления никогда не угасающих струй пламени, его изящно вырезанные и высеченные порталы и ворота, его изящные стулья и диваны, кровати и кушетки, столы и лампы, тазы и кувшины, тысячи предметов мебели - все из чистейшего серебра, созданные и выкованные искусными руками их предков, когда они еще обладали силой зрения, могли быть познаны благодаря единственному чувству - осязанию.
      С высоких потолков коридоров и арок, с выступающих орнаментов фасадов домов, с карнизов и склонов, с каждой из сторон колонн, с углов куполов и минаретов там и сям повсюду свисали серебряные фонари более прекрасной формы и отделки чем даже восточные, и все они своими неугасающими языками пламени излучали мягкий, хотя и неустойчивый свет, падающий на незрячие глаза!
      Но все же эти бесчисленные огни, с помощью которых я мог созерцать великолепие серебряных дворцов этого города, были жизнью, если не светом для соодопсий, ибо они согревали эти обширные подземные глубины и наполняли их восхитительно мягким и странно благоухающим воздухом.
      И все же подумать только, что мы с Балджером были единственными живыми существами, способными смотреть на эту картину почти небесной красоты и сияния!
      Мне стало грустно, и я погрузился в такую глубокую задумчивость, что потребовалось не одно легкое прикосновение руки Длинных пальцев, чтобы привести меня в чувство.
      Когда мы пересекли мост и вошли собственно в сам город, я с радостью отметил, что улицы и открытые площади были украшены сотнями статуй, все из чистого серебра, и что они представляли собой образы представителей необычайной красоты людей. И тогда мне пришло в голову, что как это удачно, что соодопсии не могли видеть эти изображения своих предков и таким образом стать свидетелями их собственного отличия от прежнего физического изящества их расы.
      Теперь, подобно муравьям, которыми они по факту стали, формифолку начали выползать из своих жилищ во всех концах города, и мое острое ухо уловило низкий шаркающий звук их босых ног по серебряным улицам, когда они приближались к нам, их руки сверкали на свету, а лица выражали странные эмоции, когда они узнали о появлении среди них двух существ из верхнего мира. Все они, как мужчины, так и женщины, были одеты в шелковые одежды каштанового цвета, и я сразу же заключил, что они получали этот материал из тех же источников, что и миккаменки, ибо, дорогие друзья, вы не должны думать, что формифолку не вполне заслужили имя, которым их наградил Дон Фум. Они были настоящими человеческими муравьями, которые всегда работали, за исключением времени на сон.
      Правда, с тех пор как они ослепли, они не смогли добавить к Серебряному городу ни одной новой колонны или арки, но во всех обычных жизненных делах они были так же трудолюбивы, как и прежде: они охотились, вырезали, высекали, сажали, ткали, вязали и делая тысячу других вещей, которые нам с вами и с нашими зрячими глазами, было бы трудно сделать.
      Я сообщил Длинным пальцам, что мы с Балджером оба очень утомлены долгой прогулкой, и что нам очень хочется подкрепиться, а потом сразу же лечь спать, пообещав, что после нескольких часов крепкого сна мы с превеликим удовольствием представимся достойным жителям Серебряного города.
      Удивительно, с какой быстротой эта моя просьба передавалась от человека к человеку. Длинные пальцы сообщил об этом одновременно двум, а эти двое - четырем, а эти четверо - восьми, а эти восемь - шестнадцати и так далее. Видите ли, при таком темпе это не заняло бы много времени, чтобы рассказать и миллиону.
      Как по волшебству, формифолку исчезли. Балджер и я были очень рады, что нас провели в серебряную спальню, где, казалось, предвосхищались все желания путешественника. Единственное, что нас беспокоило, так это то, что мы не привыкли спать с горящим светом, и это заставило нас обоих сначала немного помучиться; но мы слишком устали, поэтому через несколько минут уснули. Матрас был достаточно мягким и пружинистым, чтобы удовлетворить любого, и я уверен, что никто не мог бы пожаловаться, что в доме недостаточно тихо.
      
      Глава XVII
      
      В которой вы прочитаете, дорогие друзья, кое-что о живом будильнике и соодопсийном банщике и массажисте. - Наш первый завтрак в Серебряном городе. - Новый способ ловить рыбу. - Как были пронумерованы улицы и дома, и где были вывески. - Очень оригинальная библиотека, в которой книги никогда не теряются. - Как Бархатные подошвы наслаждалась ее любимыми поэтами. - Меня представляют ученому, который излагает мне свои взгляды на высший мир. - Они меня очень развлекли и могут заинтересовать вас.
      
      Не могу сказать вам, дорогие друзья, как долго мы с Балджером проспали, но, должно быть, довольно долго, потому что, проснувшись, я почувствовал себя совершенно отдохнувшим. Разбудило меня легкое постукивание по тыльной стороне ладони - шесть постукиваний.
      Сначала мне показалось, что я сплю, но, протерев глаза, я увидел, что рядом с моей кроватью стоит один из соодопсий, который, почувствовав мое движение, взял свою дощечку и написал следующее:
      "Я - часы. Нас тут целая дюжина. Мы определяем время для наших людей, считая колебания маятника в Доме времени. Он раскачивается так же быстро, как мы дышим. Есть сто дыханий в минуту и сто минут в час. Наш день делится на шесть часов работы и шесть часов сна. Сейчас наступил час восхода. Если ты соблаговолишь встать, один из наших людей из Дома здоровья разотрет тебе все усталые конечности".
      Я коснулся его сердца, чтобы поблагодарить, и поспешно выбрался из постели. Теперь я впервые оглядел серебряную комнату, в которой спал. На серебряных полках лежали серебряные гребни, серебряные ножницы и серебряные ножи; на серебряной подставке стоял серебряный кувшин в серебряном тазу; на серебряных колышках висели шелковые полотенца, на серебряном полу были расстелены мягкие шелковые ковры, а наверху и вокруг на потолке и стенах тысячи раз повторялись языки пламени в панелях из полированного серебра.
      В свое время я испытывал на себе всевозможные восточные массажи и банщиков, но молчаливая маленькая соодопсия, которая мыла, растирала, похлопывала и гладила меня, превосходила их всех ловкостью, к которой добавлялось новое очарование, потому что я не был обязан слушать длинные и бессмысленные рассказы о приключениях и интригах, а был совершенно предоставлен своим собственным мыслям. Балджеру также позволили насладиться обтиранием и растиранием - роскошью, которой он был лишен с тех пор, как мы покинули замок Трампов.
      Едва мой туалет был закончен, как появился Длинные пальцы, чтобы осведомиться о моем здоровье и распорядиться подать завтрак, состоявший из куска нежнейшей вареной рыбы с устрицами восхитительного вкуса, украшенных кусочками тех же странных грибов, которые я ел среди миккаменков. Все это было подано на прекрасном серебряном блюде на серебряном подносе с серебряными же столовыми приборами.
      Вспоминая странный способ, которым рыбу ловили и убивали в стране миккаменков, мне было любопытно узнать, как это делали соодопсии, ибо я достаточно хорошо знал их, чтобы понять, что ощущение чего-то, борющегося за свою жизнь в их руках, будет достаточно, чтобы повергнуть их в приступы великого страдания, наполнить их нежные сердца безымянным ужасом.
      "В конце одного из многочисленных коридоров, ведущих из нашего города, - объяснил Длинные пальцы, - есть каменная пещера, которую наши предки называли Уфаслок, или дыра смерти, потому что любое существо, которое вдыхает ее воздух в течение нескольких мгновений, обязательно умрет. Поэтому они закрыли ее навсегда, оставив только маленькую трубочку, торчащую из двери. Как ни странно, те, кто дышит этим воздухом, не испытывают никакой боли, но вскоре погружаются в приятный сон и, если их не спасти, конечно, никогда больше не проснутся. Теперь, когда наши законы запрещают причинять боль даже самому ничтожному существу, нашим предкам пришло в голову, что с помощью длинной трубы они могут подавать этот отравленный воздух в реку, когда им понадобится запас рыбы для еды. Так они и делали, и, как ни странно, в тот момент, когда рыба чувствует, что газ пузырится в реке, они сразу же подплывают к устью трубы и борются друг с другом за возможность поймать смертельные пузырьки. Видимо они вызывают какие-то приятные ощущения перед тем, как постепенно погружают живое существо в его последний сон. И таким образом мы получаем возможность питаться рыбой из нашей реки, не нарушая закона".
      Я понимал, что познакомился с очень оригинальным и интересным народом, но Балджер, как я вскоре заметил, был не совсем доволен им по нескольким причинам. Во-первых, он никак не мог привыкнуть к холодному и остекленевшему взгляду их глаз, а во-вторых, он немного завидовал их удивительно острому обонянию, которое у них было настолько сильным, что они неизменно подавали признаки того, что замечают приближение Балджера еще до того, как, например, я мог его увидеть, и всегда поворачивали лица в ту сторону, от куда он появлялся.
      Вы помните, дорогие друзья, что я упомянул тот факт, что формифолку ходили босиком, и что их ноги, так же как и руки, казались слишком большими для их тел, и я хочу добавить, что в то время как Балджера и меня вели по длинным коридорам и извилистым проходам по пути в Серебряный город, трое соодопсий часто останавливались и, казалось, пытались ногами нащупать что-то на полу. Я не задумывался об этом, пока мы с Балджером не отправились на нашу первую прогулку по их чудесному городу, и тогда, к моему великому удовольствию, я обнаружил, что номера домов, имена жильцов, названия улиц, а также все, так называемые, вывески, и все указатели были написаны слегка выпуклыми буквами на мостовых и тротуарах. И тут меня осенило, что Длинные пальцы и его спутники просто останавливались, время от времени, чтобы прочитать названия улиц подошвами своих ног, и чтобы убедиться, что они выбрали правильный путь.
      Более того, дорогие друзья, когда мы с Балджером впервые проезжали по одной из открытых площадей Серебряного города, вы можете представить себе мое удовлетворение, когда я обнаружил, что серебряные тротуары были буквально покрыты письменами, написанными рельефными буквами.
      Так вот, в замечательной книге дона Фума он в своей мастерской манере дал мне ключ к языку формифолку, так что я легко смог определить, что часть улиц были отданы, например, историкам, а некоторые - писателям, в то время как другие были заполнены учеными трудами философов, а многие содержали тысячи строк произведений лучших поэтов.
      И мне не составило большого труда определить, какие из них были любимыми стихами соодопсий, ибо, как вы легко можете предположить, они были отполированы, как серебряное зеркало, шарканьем множества благодарных ног по их одухотворенным и проникновенным строкам.
      Я заметил, что сочинения философов в этом мире, как впрочем и в моем собственном, находили мало почитателей, так как рельефные буквы во многих случаях были потускневшими и черными.
      Несколько позже, когда я познакомился с Бархатной подошвой, дочерью Длинных пальцев, милым маленьким существом, столь же полным внутреннего света, сколь слепым к внешнему миру, и она пригласила меня "зайти почитать", мне стоило большого труда убедить ее, что я не могу снять то, что она называла моими нелепыми "футлярами для ног", чтобы присоединиться к ней и насладиться некоторыми из ее любимых стихов. Но для меня было восхитительным развлечением сопровождать эту счастливую маленькую девочку, когда она "уходила читать". Мне нравилось идти рядом с ней и наблюдать за постоянно меняющимся выражением ее прекрасного лица, когда подошвы ее крошечных ножек чувствовали слова любви, надежды и радости. Ее сердце в этот момент замирало, а руки застывали в позе блаженного наслаждения, казалось, столь же глубокого и пылкого, как если бы благословенный солнечный свет падал на ее лицо, а глаза упивались великолепием летнего заката. О обитатели верхнего мира со светом, струящимся в окна ваших душ, с вашими ушами способными воспринимать музыку свирели, флейты и скрипки, и еще более сладкую музыку голоса любви, насколько больше есть у вас, чем у нее, и все же как редко вы бываете так же счастливы и способны ощущать то сладостное удовлетворение, которое испытывает эта маленькая соодопсия!
      За короткое время формифолку, казалось, вполне привык к тому, что мы с Балджером были среди них, и были со мной так же дружелюбны, как если бы я был одним из них.
      Однажды Длинные пальцы привел меня в дом самого старого и мудрого ученого из соодопсий, по имени Бочколобый.
      Он принял меня очень радушно, хотя я, видимо, прервал его занятия, потому что, когда я вошел в его комнату, он читал одновременно четыре разные книги: две лежали на полу, и он изучал их рельефные буквы подошвами своих ног, а две другие были установлены на раме перед ним, и он расшифровывал их кончиками пальцев.
      
      Л2
      
      Но когда ему сообщили, кто я такой, он сразу же прекратил работу и задал мне ряд вопросов, касающихся высшего мира, о котором он, кстати, был не очень высокого мнения.
      - Вы, люди, - сказал он, - если я правильно понимаю древние писания тех людей нашего народа, которые все еще сохраняли определенные традиции верхнего мира, наделены несколькими чувствами, которые совершенно отсутствуют у нас, чему я очень рад, ибо, если я правильно понимаю, у вас есть, например, такое чувство, которое вы называете слухом. На мой взгляд это одно из самых неприятных чувств, потому что из-за него вас постоянно беспокоят и раздражают колебания воздуха, доносящиеся издалека. Так вот, они не могут принести вам никакой пользы. С таким же успехом вы могли бы иметь чувство, которое сообщило бы вам, что происходит на Луне. Поэтому я пришел к выводу, что слух только отвлекает и ослабляет мозг.
      Еще одно чувство, которым вы обладаете, - продолжал Бочколобый, - вы называете зрением - является силой еще более бесполезной и отвлекающей, чем слух, по той причине, что она позволяет вам знать то, что знать совершенно бесполезно, например, что делают ваши соседи, как выглядят горы по ту сторону реки, как выглядит небо. Зачем это нужно, если вы не можете прикоснуться ко всему этому? Зачем, например, знать как скоро пойдет дождь, если у вас есть крыша над головой, чтобы укрыть вас? Это все решительно бесполезные знания. Но самое нелепое использование этого чувства зрения - это изготовление того, что вы называете картинами, посредством которых вы, кажется, получаете величайшее удовольствие, обманывая это самое чувство, которым вы так гордитесь. Если я правильно понимаю, эти картины, если их потрогать, совершенно гладкие, но на них так искусно нарисованы линии и наложены краски, что вам, действительно, удается обманывать себя, часами стоя перед одним из этих кусочков обмана, вместо того чтобы полюбоваться тем самым оригиналом, который имитировал обманщик.
      И так как жизнь в верхнем мире гораздо короче, чем в нашем, то мне кажется очень странным, что вам нравится тратить ее таким глупым образом.
      Но есть еще кое-что, маленький барон, - продолжал ученый, - о чем я хотел бы упомянуть. Дело вот в чем: люди верхнего мира очень гордятся тем, что они называют силой речи, которая, если я правильно понимаю, является их способностью выражать свои мысли друг другу, яростно выталкивая воздух из своих легких, который устремляясь в приемники мозга, которые вы называете ушами, производит ощущение так называемого звука. И таким образом один из ваших людей, стоящих на одном конце города, может сообщить о своих желаниях другому, стоящему на другом конце города.
      Надеюсь, ты простишь меня за то, что я так думаю, маленький барон, но мне кажется, что это ничуть не отличает вас от любого глупого животного, которое, раскрывая свою огромную пасть, приводит в движение воздух, призывая своих детенышей или бросая вызов врагу. И если я правильно понимаю, маленький барон, твой народ так гордится этой силой речи, что многие настаивают на том, что пользоваться ею надо всегда и во всех случаях, и, как ни странно, эти "болтуны" всегда могут найти множество людей, готовых их слушать. Хотя это так утомляет мозг, что в конце концов они неизменно засыпают. А еще, насколько я знаю, ваши женщины еще больше любят демонстрировать свое умение в разговорах, чем мужчины; но, не удовлетворенные этой превосходной способностью выдыхать слова, они на самом деле прибегают к сильнодействующей траве, которую они замачивают в кипящей воде и пьют как можно более горячей, поскольку она расслабляет язык.
      Но все это, маленький барон, - добавил ученый, - можно было бы упустить из виду и рассматривать в свете простого развлечения, если бы не тот факт, что, если я правильно помню, так называемые уши у разных людей имеют разную способность слышать, следствием чего является то, что эти колебания воздуха, которыми вы пользуетесь, чтобы сообщить друг другу свои мысли, производят различное воздействие на разных людей, и в результате люди верхнего мира тратят половину своего времени на повторение слов, которые они уже говорили друг другу. И даже после этого вы редко можете встретить двух человек, которые точно согласятся относительно количества, вида, силы и значения слов, сказанных друг другу. Поэтому приходится призывать так называемых судей, чтобы разрешить эти споры, которые часто длятся всю жизнь.
      Я искренне верю, маленький барон, - написал ученый на своей серебряной табличке, - что, когда ты вернешься к своему народу, ты расскажешь ему обо всем, о чем мы беседовали сегодня, ибо никогда не поздно исправить ошибку, и чем дольше длилась эта ошибка, тем большей будет твоя заслуга в ее исправлении.
      Я пообещал ученому соодопсию сделать так, как он просил, и тогда мы коснулись затылков друг друга, как было принято прощаться в стране формифолку.
      
      (Продолжение следует)
      
      
      Портреты Стихийных Дней:
      День Энигмы
      
      Элизабета Левин
      
      https://www.youtube.com/c/ElizabethaLevin
      
      Эта история посвящена дню 9.5.1941, его событиям и тем людям, чей день рождения совпал с этой датой. Этому дню сопутствовал редкий парад планет, когда 6 небесных светил, включая Солнце (для краткости буду называть их всех планетами), выстроились в одном секторе эклиптики. Ранее в темпорологии (науке о времени) такие дни были названы "стихийными" или "многопланетными", а их уроженцы - "многопланетниками".
      Конкретно 9.5.1941 многопланетность наблюдалась в секторе, традиционно относящемуся к Зодиакальному знаку Тельца и стихии Земли. Иными словами, темпорологически, этот день был связан с доминированием Земли. Число подобных дней так мало, что составляет менее 0,6 промилле от общего числа дней. Компьютерные программы облегчают поиск датировки таких дней, но этого недостаточно для составления портретов стихийных дней. Для этого нужна еще возможность сопоставить с нужной датой конкретные, буквально точечные события этого дня, а такое случается еще реже. 9.5.1941 относится к тем редчайшим многопланетных дням, события которых зафиксированы историками.
      Одной из причин, по которой я назвала 9.5.1941 днем Энигмы, стало то, что он вошел в историю как день, когда в руки британской разведки впервые попал действующий образец немецкой переносной шифровальной машины Энигма. Эта машина получила свое название от греческого слова, означающего "говорить загадками". Непрезентабельный внешний вид Энигмы был обманчив и ничем не выдавал ее исключительной значимости и ценности. Аккуратно уложенный в скромный дубовый ящик, этот компактный аппарат с 26 клавишами напоминал обычную печатную машинку. Непосвященному и в голову бы не пришло, что под видимой простотой скрывается один их наиболее сложных аппаратов того времени. Курьезный случай произошел в 2017 году, когда на блошином рынке в Румынии один из продавцов продал за сто евро неисправную печатную машинку. Оказалось, что это была именно Энигма! Новый владелец, осознав ценность своей находки, выставил ее на аукцион, где она была продана за 45000 евро. Представьте себе удивление продавца, когда он узнал, что выбросил целое сокровище! Таковы уж свойства стихии Земли, что за материальной оболочкой безмолвного физического тела может притаиться загадочный Сфинкс. Так и Энигма. С середины 30-х годов ее шифровальный механизм считался настолько надежным и неподдающимся взлому, что в Германии ее без опаски использовали для передачи самых сверхсекретных сообщений.
      С годами история расшифровки Энигмы британскими разведслужбами стала легендой и обросла множеством домыслов. О ней написаны романы и сняты художественные фильмы, такие как "Игра в имитацию" (2014). Подчеркивается, что, даже обладая образцом Энигмы, английским математикам понадобились несколько месяцев работы и гений Алана Тюринга, чтобы разгадать секреты ее действия. С точки зрения историков, обилие мифов и прикрас вокруг расшифровки Энигмы затуманивает факты и мешает объективному анализу событий. К счастью, для темпорологических исследований в этой истории существенны лишь два факта, и оба они не вызывают сомнений.
      Во-первых, ясно, что без доступа к конкретному образцу Энигмы расшифровка ее кодов не была бы возможной.
      Во-вторых, ясно, что первый аппарат Энигмы попал к англичанам в результате того, что 9.5.1941 королевский военно-морской флот захватил немецкую подводную лодку U-110. В итоге это событие, позволившее в дальнейшем перехват немецких сообщений, послужило одной из ключевых точек Второй мировой войны и ввело дату 9.5.1941 в анналы всемирных хроник.
      Оба этих факта подтверждают, что событие редкого по своему характеру дня было выдающимся. При этом в корне успеха дня Энигмы лежал захват трофея - шифровальной машины Энигма, что соответствует проявлениям стихии Земли и девизу Тельца "я обладаю". Телец, как земной знак, ассоциируется с материальными ценностями и стремлением к обладанию. Захват Энигмы, как ценного и уникального объекта, символизирует это стремление. Это также соответствует захватническим целям военных действий, проводившихся ранее в стихийные дни Тельца, о чем говорилось подробнее в беседе из цикла "Люди и звезды": "Учимся видеть все в свете Тельца" (30.4.2023). Тогда же было показано, что и люди, родившееся в подобные дни, демонстрируют явную связь с характеристиками Земли. В свете этого день Энигмы естественно подводит к вопросу, сказываются ли особенности этого 6-планетного дня на характере и поведении его уроженцев? Ведь, как было показано в книге "Часы Феникса" (2014(, именно рождение человека является одним из важнейших событий, определяющих дальнейший ход истории.
      Повторю это еще раз. какими бы значимыми ни были действия людей 9.5.1941, они не соревнуются с чудесными мгновениями появления на свет новорожденных. Новая жизнь, несущая уникальный потенциал своего дня рождения, становится одновременно зеркалом этого потенциала и тем субъектом, в чьих силах заложены возможности претворить этот потенциал в жизнь. В этом плане дополнительной причиной того, что я назвала 9.5.1941 днем Энигмы, была моя удивительная встреча с носителем этой энергии. Именно эта случайная встреча 21.3.2016 стала для меня первым столкновением с носителем потенциала стихийного дня и подтолкнула к систематическому поиску и рассмотрению "многопланетных" дней - тех редчайших дней, когда Солнце и еще не менее четырех планет наблюдались в одном и том же Зодиакальном знаке.
      Не стану забегать вперед и расскажу по порядку. В моей жизни этой встрече предшествовала цепочка "с-лучайных" событий. Я осознанно пишу это слово через дефис, так как то, что многим видится стихийными случайностями, в темпорологии и теории четырех стихий перестает быть хаосом и превращается в закономерное скрещение лучей. Так или иначе, в 2015 году профессор Александр. Левич пригласил меня провести семинар в руководимом им Хроносе - Институте изучения проблем времени (темпорологии) при МГУ. За этим последовало приглашение участвовать в телепередаче "Что такое время?", на которой я познакомилась с философом Виктором Молчановым. Знакомство с его обстоятельной книгой об истории феномена пространства и времени привело меня к попытке задаться вопросом о влиянии стихий на формирование мировоззрения философов. Соответствие между взглядами известных философов на время и теми стихиями, которые доминировали в момент их рождения, оказалось столь явным, что побудило меня опубликовать эссе "Философия стихий и стихии философов". Когда я послала рукопись на отзыв Молчанову, он отметил, что это так интересно, что стоило бы провести статистический эксперимент с живыми людьми. Поначалу его предложение казалось мне неосуществимым, но после долгих раздумий я решилась провести широкомасштабный опрос о том, как люди, родившиеся в разные даты, определяют, что такое эмоции или чувства. Этот проект, названный "Картография эмоций", стартовал в конце 2015 года.
       Так случилось, что уже в первые месяцы тестирования эмоций. меня пригласили провести встречу по теме "Часы Феникса" в научном обществе Нагарии. Поначалу я волновалась, так как никого там не знала. Помогло успокоиться то, что перед лекцией один из участников представил меня аудитории и рассказал, что читал мою книгу "Пространство-время в высокоразвитых биологических системах" (2012). По профессии выступавший был инженером, и на вид ему было лет 70. Он держался с достоинством и говорил деловито, сжато, толково. Видно было, что его здесь знают и уважают. Его слова расположили слушателей ко мне. Лекция прошла замечательно, и в конце большинство участников охотно заполнили анкету предпочтения эмоций. К моему удивлению, именно тот образованный инженер, который в начале так поддержал меня, положил на стол пустой бланк. "Но почему так?" - поинтересовалась я. "Я не знаю, что такое чувства и эмоции", - был спокойный ответ. Человек говорил без намека на смущение, иронию или насмешку.
      От удивления я на миг остолбенела. И все же попросила его заполнить на бланке дату рождения и записать своими словами то, что он только что сказал. Сохраняя невозмутимость, мой собеседник аккуратно заполнил бланк и записал свой ответ. Дома я проверила его дату рождения. Оказалось, что этот инженер был редчайшим 6-планетником в Тельце, а также, что он был селестиальным близнецом Дня захвата Энигмы. Так я впервые прикоснулась к мироощущению многопланетника в Земле.
      Словами мне не дано описать охватившие меня тогда чувства. Плотный, бесстрастный и безмятежный мир стихии Земли довлел надо мной. Как будто меня погрузили в царство полотен художника Дали (11.5.1904-1989, 4 в Тельце), а точнее в его серии картин "Бесконечная энигма", "Энигма Гитлера" и "Энигма умирающей Розы". Вспоминая мясистое гладкое лицо уроженца дня Энигмы, мне хотелось во что бы то ни стало разгадать его суть, докопаться до потайных чувств, скрытых под его Земной маской Сфинкса. У меня заняло несколько лет систематического ознакомления с целым рядом исторических периодов и многопланетных личностей, чтобы осознать бесплодность подобных попыток.
      Подробно о сфере Земли и характеристике ее представителей говорилось в третьей лекции из цикла "Чему нас может научить темпорология?" (31.01.2022), а также в ранее упомянутой беседе из цикла "Люди и звезды": "Учимся видеть все в свете Тельца" (30.4.2023). Работа над записями этих бесед на ю-тубе помогла мне свыкнуться с фактом существования алекситимии - отсутствия у определенного процента людей умения выражать чувства иди даже переживать их.
      Последовавшая работа по составлению каталога известных многопланетников, родившихся между 1300-1900 годами, свидетельствовала о том, что у каждой стихии - Огня, Земли, Воздуха и Воды - свои сферы проявления, свои потенциалы и ограничения. При этом, чем больше планет, включая Солнце, концентрировалось в знаке определенной стихии, тем ярче эти свойства проявлялись в характере и поведении таких людей. Анализ биографий 12450 многопланетников подтвердил, что они воспринимались окружающими как экстраординарные или необычные люди. В этом смысле встреченный мною уроженец дня Энигмы был лишь частным случаем более общего явления. Тем не менее, по сей день для меня он остается исключительным, потому что именно возможность прикоснуться к интенсивной, но однонаправленной энергии, носителем которой он был, позволила мне открыть для себя ее особенности. В значительной степени эта встреча также послужила стимулом для изучения стихийных дней в целом. Этот личный опыт, наряду с исторической значимостью события 9 мая 1941 года, послужил мощным стимулом для дальнейших исследований.
      Объективность является необходимым условием любого научного исследования. Когда я изучала эффект селестиальных близнецов или часы Феникса, ударение делалось на том, что вся информация опиралась на максимально объективные факты и многочисленные независимые от меня источники информации. Мои личные мнения и чувства тщательно выводились за кадр. Тем не менее, за два десятилетия проведенных встреч и лекций на эти темы, я многократно убеждалась в том, что читатели связывались со мной тогда, когда сами сталкивались с описанным мною феноменом. Только испытав на себе или став свидетелями описанных явлений, они начинали воспринимать их значимость и становиться активными соучастниками исследования. Так и я. Именно благодаря встрече с человеком, родившимся в день Энигмы, я осознала, насколько важно сочетать объективные данные с личными впечатлениями. Только лично столкнувшись с представителем дня Энигмы, я решилась составлять портреты стихийных Дней.
      Еще раз подчеркну уникальность для меня этого дня. Когда я писала о 5-планетном дне в Близнецах, выпавшем на 16.6.1904 и названном несобытийным Днем Блума, мне приходилось опираться на роман Джойса "Улисс". Джойс был свидетелем этого дня, наведшего его на идею записать весь поток мыслей, обуревавших его героя в тот необычный день. Джойс был свидетелем этого потенциала, но он не был его носителем. Мне приходилось воссоздавать атмосферу дня Блума, опираясь на посредничество Джойса. Вдобавок в понятиях стихии Земли для меня как Джойс, так и уроженцы дня Блума оставались вне зоны досягаемости. Иными словами, их жизнь в нашем материальном мире уже была завершена. Мне не дано было пожать им руку или заглянуть в их глаза. Портреты того стихийного Дня я как бы рисовала по мозаичным наброскам и эскизам их словесных описаний.
      По той же причине я также не могла пожать руки или заглянуть в глаза уроженцев доминирования стихии Воды (день подписания Версальского мира 28.6.1919) или уроженцев доминирования стихии Огня (день подписания Веймарской конституции 11.8.1919), так как никто из них больше не обитает в этом мире. Не осталось ни одного известного носителя той энергии, т.е., человека, рожденного в тот день. Так случилось, что рукопожатие и пересечение взглядов с одним из редких носителей доминирования Земли придало субъективную силу моим объективным изысканиям. Встреча с уроженцем дня Энигмы была для меня похожа на проникновение в сердце живого организма. Я могла наблюдать, как эта уникальная энергия проявляется в его жизни, в его поступках и словах. Это был совершенно иной уровень соприкосновения, который позволил мне не просто описать стихийный день, а ощутить его силу на собственном опыте.
      Собирая данные обо всех известных на сегодняшний день уроженцах 9.5.1941, я также отыскивала их фотографии. Рассматривая их лица, я каждый раз невольно отмечала поразительное сходство с чертами моего случайного знакомого. Не будет преувеличением сказать, что на всех этих фотографиях появлялась похожая безмятежность.
      После краткого рассмотрения событий 9.5.1941 и моего личного (субъективного) опыта знакомства с представителем этого дня перейдем к описанию известных представителей этого дня. Напоминаю, что известными представителями дня Энигмы можно считать тех, о ком можно получить открытую достоверную информацию, включая подтвержденную в Википедии дату рождения. Учитывая, что день Энигмы произошел в 1941 году, всего 83 года назад, естественно, что около половины известных людей, родившихся 9.5.1941, являются ныне живущими и здравствующими. Их жизни не закончены, дела не завершены. Они продолжают творить и изменять свою личную и мировую историю. Статьи о них в Википедии зачастую несут мизерную информацию, да и ту порой ставят под вопрос. Многие данные и число языков, на которых появляется их биографические справки в Википедии, часто могут меняться.
      Ранее, особенно в книге "Селестиальные близнецы" (2006), я ограничивалась анализом лишь тех известных людей, чей жизненный путь был завершен, а творчество посмертно оценено рядом критиков и биографов. С исторической точки зрения, это помогало избегать аберрации близости и учитывать фактор перспективы. В морально-этическом плане, такой подход избегал риска навредить кому-либо из живущих людей.
      Я продолжала избегать упоминания ныне живущих людей и тогда, когда работала над изучением многопланетников, ограничивая их даты рождения периодом 1300-1900 годов, о чем можно прочитать в эссе "Многопланетники как база данных для постижения свойств четырех стихий и двенадцати знаков Зодиака" (2024). Перелом начал происходить тогда, когда в циклах "Чему нас может научит темпорология" (2023) и "Люди и звезды" (2024) ударение сместилось с изучения людей на характеристики самого времени и сопутствующего ему смешения стихий. Продолжая эту линию, в случае 9.5.1941 рассмотрение уроженцев этого дня не входит в детали их личной жизни. Фокусировка ограничивается основной, открытой темой их призвания, дарованного им датой рождения и превалировавшей в тот день стихией Земли.
      Так как стихия Земли сосредоточена на материальных объектах и практических действиях, попробуем описать потенциал рождения 9.5.1941 года через метафору популярного кулинарного шоу "Мастер Шеф". Реализация потенциала каждого дня напоминает задачи, стоящие перед участниками этой программы. Как правило, всем им задается общая тема, которую каждый творчески преобразует в согласии со своим личным видением, вкусом и умением. По аналогии с этим стихийный день с преобладанием планет в одном знаке и доминированием одной стихии напоминает частое задание приготовить два разных блюда (соленое и сладкое) из одного и того же продукта. К примеру, таким продуктом могла быть выбрана свекла. В нашей аллегории она станет аналогом Зодиакального знака Тельца, в котором 9.5.1941 находилось Солнце и дополнительные 5 планет.
      Помимо свеклы всем участникам доступны такие "базисные" продукты, как соль, масло, мука, яйца и сахар. Эти основные, общедоступные для всех, продукты напоминают "дух времени" - те медленно движущиеся планеты, которые задают общий фон эпохи.
      Еще одна группа продуктов - это специи, травы или дополнительные компоненты, которые каждый участник выбирает по своему усмотрению из общей кладовой. Тут появляется простор для проявления личных особенностей кулинаров. В нашей аналогии эта группа соответствует эксклюзивности положения быстро движущихся планет и особенностям конкретного часа и места рождения.
      Помимо различия в добавочных компонентах у шефов есть свобода выбора в технике обработки и приготовления продукта. Продукты можно по-разному нарезать, натирать, размельчать. Их можно варить, жарить, запекать и коптить. Та же свекла станет в руках одного шефа борщом, у другого - блинами, у третьего винегретом и котлетами, а у четвертого - десертом или даже мороженым. Тем не менее, общая тема задания должна оставаться лейтмотивом всех рецептов. Победителем станет тот, кто сумеет ярче всего оттенить качества самой свеклы, используя остальные продукты как вспомогательные средства для этого.
      Множественность вариаций на тему свеклы может стать бесконечной. Свобода выбора порой заводит так далеко, что некоторые участники могут потерять пропорции и упустить из виду необходимость подчеркнуть вкусовые качества главного продукта. Они могут приготовить вкуснейший хлеб или изумительное рагу, и все же "вылететь" из конкурса.
      Нечто похожее происходит с селестиальными близнецами. У них есть свобода выбора, делать ли ударение на духе эпохи, на общих возможностях своей стихии или на лейтмотиве своего конкретного дня. Совместное рассмотрение открытой информации обо всех 34 известных на сегодняшний день представителях 9.5.1941 без труда позволяет выделить общую для них стержневую тему, вокруг которой выстраивалась их жизнедеятельность. Подобно большинству 6-планетников в Тельце, их привлекало все земное: от геологии и географии до геодезии и минералогии; от банков до ресторанного бизнеса; от физической культуры до музейного дела (или музеологии); от ландшафтного дизайна до искусства визажизма (техники нанесения макияжа, создающего внешний образ). Возникал вопрос, можно ли дополнительно выделить у уроженцев 9.5.1941 нечто специфическое, связывающее их с нарративом основного события дня Энигмы? В поисках ответа я обратилась к творческим представителям дня Энигмы, так как именно в творчестве ярче всего проявляются связи между внутренним миром человека и его окружением.
      Из всех творческих профессий среди представителей дня Энигмы, на первое место выходит прикладное изобразительное искусство. Им занималось 5 человек. Из них наибольшую известность приобрел Ян Диббетс. Спрашивается, как решено, что именно он самый известный? Чтобы избежать субъективных оценок и личных приоритетов, в исследованиях многопланетников индикатором степени известности людей выбрано число языков, на которых в Википедии приводятся их биографические справки. Это число может колебаться от 1 до максимум 325. Как правило, о широко известных людях можно найти по крайней мере 3 справки: в частности, у лауреатов Нобелевской премии среднее число справок возрастает до 70-80. Подчеркну, что число языков ничего не говорит о талантах человека. Оно говорит лишь о широте распространения его работ в различных кругах и культурах. Пояснив этот момент, вернемся с самому известному творческому представителю дня Энигмы.
      ЯН ДИББЕТС (8 языков, 9.5.1941, 6 в Тельце) - голландский художник-концептуалист из Амстердама. Его работы выставлены во многих престижных музеях мира, включая Городской музей Амстердама и музей Гуггенхайма в Нью-Йорке. Напрасно искать в этих работах богатство цвета и света или откликов импрессионизма. Нет в них ни портретов людей, ни игры чувств. Подобно Сфинксу, его работы не выражают никаких эмоций, кроме любопытства разгадать, что скрывается за их сухими геометрическими фигурами.
      Известно, что на работы Диббетса повлияла математика, и что он в основном предпочитает работать с фотографиями, а не с живой природой. Особое внимание темпорологии вызывает то, что Диббетс основывает свои работы на теории Лэнд-арта. Символично, что на английском слово "Лэнд" означает "земля", и что на русский "Лэнд-арт" можно перевести как "земное искусство". Лэнд-арт - это форма искусства, при которой художники используют для создания своих произведений природные ресурсы и элементы окружающей среды. Чаще всего это крупные инсталляции на открытом воздухе, такие как земляные насыпи, каменные круги или даже вырезанные в земле рисунки. Лэнд-арт часто связан с идеями экологии и ландшафта. К нему также относятся произведения искусства, встроенные в окружающую природу, как продолжение ландшафта.
      Развивая эти идеи, Диббетс начал, по его словам, использовать фотографию как "диалог между природой и чисто-геометрическим дизайном".
      С одной стороны, чисто визуально некоторые работы Диббетса напоминают очертания Энигмы и чертежи ее внутреннего устройства. С другой стороны, одна из его самых известных и широкомасштабных работ, известная как "Hommage а Arago", может стать загадкой для будущих археологов и эпиграфистов - специалистов по расшифровке древних текстов, высеченных или выгравированных на камнях, монетах и других артефактах. Начало этой работы относится к 1994 году, когда французская Ассоциация Араго поручила Диббетсу увековечить память прославенного физика, астронома и политика Франсуа Араго (1788-1853). Решение этой задачи было осуществлено Диббетсом полностью в духе и стиле Земли. Он создал серию из 135 бронзовых медальонов и расположил их между северной и южной окраинами Парижа вдоль Парижского меридиана, установленного Араго в 1806 году. Каждый из этих бронзовых медальонов имеет диаметр 12 см с тиснением имени "ARAGO" в центре. Над именем ученого появляется буква "N", обозначающая север, а под ним есть буква "S", обозначающая юг. Эти медальоны Диббетс вмонтировав в тротуары и здания Парижа, обозначив тем самым уникальный маршрут для прогулок и размышлений о науке и истории.
      Медальоны с именем Араго стали не только средством почитания памяти выдающегося ученого, но и ориентиром для определения направления по всему Парижу. Более того, они напоминают туристам, что первоначально, до переноса в Гринвич, именно этот Парижский меридиан и обсерватория Араго считались центром мира и нулевым меридианом. Диббетсу удалось проложить уникальный маршрут по Парижу, идя по которому туристы ощущают себя следопытами, отыскивающими путеводные знаки. Вдобавок автор сумел оригинально соединить в этой инсталляции памятник Араго с данью уважения его городу. В итоге по мнению критиков, Диббетс создал одновременно один из самых миниатюрных и самых крупномасштабных существующих исторических памятников.
      С годами эта система медальонов зажила собственной жизнью. Ее эмерджентным свойством стала способность демонстрировать степень загрязненности среды в разных районах Парижа. Хотя все медальоны были отлиты и вмонтированы одновременно, степень их почернения и потемнения в разных местах города разная, что свидетельствует об экологических особенностях каждого района.
      Сочетание экологии с ландшафтом стало визитной карточкой другого известного представителя дня Энигмы - одного из наиболее известных и плодовитых современных экофилософов и члена редколлегий журналов "Экологические ценности" и "Экологическая этика":
       ДЖ. БЭРД КАЛЛИКОТТ (6 языков, 9.5.1941, 6 в Тельце) - американский философ, работа которого находится в авангарде новой области экологической философии и земельной и городской этики.
      Он родился в семье известного регионального художника и с юных лет полюбил природу. Будучи профессором ряда американских университетов, он уже в 30 лет получил известность как составитель и преподаватель первого в мире курса экологической этики (1971).
      Еще большую известность принесла ему книга "В защиту земельной этики" (1989). В ней Калликотт много внимания уделял развитию идей, впервые предложенных уроженцем часа Феникса и ярким представителем стихии Земли Альдо Леопольдом (27 языков, 11.1.1887-1948, 3 в Козероге). Развивая его философию, Калликотт утверждал, что человечество должно видеть себя как часть биосферы, и что наши действия должны быть направлены на поддержание гармонии и целостности природы. Используя антропологические парадигмы и распространяя их на неживые существа, он подчеркивал важность взаимоотношений между человеком и природой и призывал к уважению и сохранению окружающей среды.
      Калликотт также известен своими исследованиями традиций и экологической мудрости американских индейцев и, в особенности, их взглядов на внутренние ценности дикой природы и важность сохранения диких видов животных и растений. По его мнению, человечеству следовало бы научиться у индейцев истинному уважению к природе и признанию права других форм жизни на благополучие. Упрощенно говоря, Калликотт ратовал за то, чтобы люди ценили не только "полезные" на их взгляд виды и вещи, а научились бережно относиться даже к тем объектам, чье назначение или пользу нам не дано разгадать. В его глазах понятие "ценности" выходило за рамки сиюминутной рыночной стоимости и приобретало широкий философский смысл.
      Современные критики неоднозначно относятся к взглядам Калликотта. Вокруг его работ разворачиваются многочисленные споры. Как я уже предупреждала, аберрация близости не позволяет оценить, приживутся ли идеи Калликотта в академическом мире. Я также не уверена, надолго ли останутся концептуальные работы Диббетса в престижных музеях мира. Но нам важнее другое. А именно то, что оба известных уроженца 9.5.1941 видят в природе Энигму, загадку, внутреннюю ценность, которую нам порой не дано разгадать. Оба, каждый по-своему, призывают людей оставлять потомкам бессловесные молчаливые послания, записанные языком природы или говорящих камней.
      Такое отношение к окружающей среде совпадает с призванием всей жизни их французского селестиального близнеца по имени ЭМИЛЬ ПЮЭШ (5 языков, 9.5.1941, 6 в Тельце). Этот католический священник широко известен, прежде всего, как эпиграфист, археолог и мастер расшифровки посланий из прошлого. Его ценят как одного из ведущих исследователей ессеев и текстов Мертвого Моря. Его работы включают изучение и интерпретацию древних семитских языков и надписей, а также редактирование научных публикаций в Кумранском журнале. Он является директором по исследованиям в Национальном центре научных исследований (CNRS) в Париже и профессором Школы библейских и археологических исследований в Иерусалиме.
      Из Франции переедем в Венгрию, где родился ФЕРЕНЦ СОМОРЖАЙ
      (1 язык, 9.5.1941, 6 в Тельце) - известный как художественный историк, иллюстратор, школьный учитель и гид-проводник.
      Соморжай учился в Высшей школе изящных и прикладных искусств. Затем он окончил Педагогический колледж в Сегеде по специальности география, биология и рисование. В 1971 году он получил степень по географии в Университете Йожефа Аттилы. Уже тогда он, подобно Калликотту, ощущал неразрывную связь с красотой окружавшей его среды, природными и художественно-историческими ценностями. В автобиографии он писал: "Как страстный поклонник природных красот и культурно-исторических ценностей, я рано начал заниматься туристической профессией". В 1979 году он защитил докторскую диссертацию на тему "Сравнительная оценка географического природного потенциала Венгрии для туризма". В итоге он стал экспертом-знатоком природных и экономических богатств, научных и литературных памятников, а также ценностей изобразительного искусства Сегеда, Будапешта и Венгрии п целом. С 1977 года он участвует в подготовке гидов, администраторов туризма и менеджеров по туризму в различных учебных заведениях.
      Его значительные познания в области краеведения и географии, превосходные знания истории искусств, уважение к традициям, навыки рисования и картографии, а также любовь к фотографированию позволили Соморжаю опубликовать серию популярных учебных пособий и путеводителей, посвященных истории искусства, культуре и туризму. Предлагая туристам знакомиться с новыми для них местами, он гармонично связывал особенности культурного наследия разных народов с природным богатством их ландшафта. Его работы включают в себя подробные описания городов, музеев и других достопримечательностей Венгрии и Европы. Он составил путеводители для более чем 1600 Венгерских и международных поездок и лично проводил местные и международные экскурсии.
      Тот факт, что Соморжай включал в путеводители свои оригинальные зарисовки и фотографии, такие как его рисунки францисканского храма и костела Святой Розалии в Сегеде, делал его публикации особенно востребованными. Глядя со стороны на его геометрические черно-белые чертежи и сравнивая их с картинами Диббетса, можно подумать, что и те и другие несут в себе скрытую информацию о каких-то универсальных законах материального пространства - энигму природы, говорящей с нами загадками.
      Из Венгрии переместимся в Каталонию. Там в городе Палафружеле родился ЖОАН БАДИА-И-ОМС (1 язык, 9.5.1941, 6 в Тельце), историк и музеолог, считающийся крупным специалистом по романскому жанру Эмпорды -природного и исторического региона в автономной территории Каталонии.
      В период правления Франко ему не удалось получить высшее образование. С юности он зарабатывал на жизнь тем, что был банковским служащим. Параллельно он все свободное время посвящал самообразованию и изучению истории и архитектуры родного края. Вдобавок его привлекали основные принципы организации музейного дела.
      В 1972 году он стал одним из основателей Муниципального музея Палафружеля и проработал его директором до 1987 года. Его вклад в корпус романской Каталонии значителен, а публикация "Средневековая архитектура Эмпорды" (1978-1981) считается шедевром.
      А теперь сдвинемся на север, в Осло. Там родился норвежский график и художник АРНЕ БЕНДИК СЮР (1 язык, 9.5.1941, 6 в Тельце). Он дебютировал в 1967 году и с тех пор участвовал в множестве выставок. Известность ему принесли серии гравюр, созданные особой техникой, позволяющей с помощью острых инструментов врезать глубокие линии, создающие мотив в печатной форме. Его гравюры почти всегда отличаются резким, ломаным рисунком. Быть может, через много веков, глядя на эти пластинки с геометрическими узорами, эпиграфисты будут ломать голову над расшифровкой его посланий в будущее. Сам же автор, по его словам, всего лишь демонстрировал, "насколько хрупка жизнь".
      С холодного севера и суровости его ландшафта сдвинемся опять на юг. Там в Минске - столице Белоруссии - родился ЛЕОНИД ГРИГОРЬЕВИЧ ДАВИДЕНКО (1 язык, 9.5.1941 - 2002, 6 в Тельце). Он известен как скульптор, живописец, график и педагог. Его резьба по дереву выставлялась не только в СССР, но и за границей, на выставке в Лондоне. Возможно, что будущим историкам удастся расшифровать его наиболее известный барельеф "Урожай" и догадаться, что он отражает плодородие родной земли резчика по дереву.
      И вновь вернемся на север, где в шведском городе Шеллефтео родился еще один селестиальный близнец дня Энигмы. Это профессор прикладной физики в области твердого тела ИНГЕМАР ЛУНДСТРЕМ (3 языка, 9.5.1941, 6 в Тельце). Он нашел свой оригинальный способ, как оставлять будущим эпиграфистам значимые послания. В 2006 году он был избран в Нобелевский комитет по физике, а с 2010 года стал его председателем. И если Диббетс вдавливал медальоны с именем Араго в тротуары Парижа, то Лундстрем активно участвует в распространении по миру золотых медалей с портретом Альфреда Нобеля.
      Американский селестиальный близнец дня Энигмы ЛЕОНАРД ЭНГЕЛЬМАН, (2 языка, 9.5.1941-2024, 6 в Тельце) нашел еще один способ как сочетать прикладное изобразительное искусство с увековечиванием памяти о том, что в наши дни считается ценным. Прежде всего он известен как востребованный голливудский визажист, номинированный на премию "Эмми". Он родился в семье голливудского гримера и свою первую киноработу получил в фильме Альфреда Хичкока "Топаз" в 1969 году. За свою 50-летнюю карьеру он был известен работой над такими фильмами, как "Дневники принцессы", "Рокки IV", "Бэтмен и Робин" и "Как Гринч украл Рождество".
      Он был личным гримером Шер, создавая для нее невероятные образы, которые помогали ей перевоплощаться на экране. От ярких и экстравагантных до драматических и загадочных, каждый образ Шер был результатом их совместной работы. Тандем Энгельмана с Шер был настоящим творческим союзом, способствовавшим мировому успеху таких фильмов, как: "Власть луны" (1987), "Подозреваемый" (1987), "Иствикские ведьмы" (1987) и "Бурлеск" (2010).
      В 2017 году Гильдия визажистов и стилистов Голливуда удостоила его высшей награды за личный вклад в развитие искусства грима в кино. В свою очередь, он сделал много для гильдии тем, что успешно лоббировал включение визажистов в церемонию вручения премии "Оскар".
      Как и многие другие представители Земли, Энгельман обладал также коммерческой, практической жилкой. Свой талант гримера он дополнил предпринимательскими навыками. Вместе с Шер (20.5.1946), тоже родившейся в Тельце, они создали успешную линию косметических продуктов, основанную на уникальной системе ухода за кожей лица, разработанной самим гримером.
      Забота об уважении к земному труду была свойственна целой группе из 6 представителей дня Энигмы, занимавшихся общественной деятельностью. Ярким их представителем стал итальянец МАТТЕО ГРАЦИАНО (4 языка, 9.5.1941- 2013, 6 в Тельце). Он был квалифицированным землемером из Палермо, ставшим впоследствии профсоюзным деятелем и президентом Сицилийского региона.
      Концентрация внимания на нашем физическом теле приводит к самой представительной группе известных уроженцев 9.5.1941. Это спортсмены. Все они медалисты чемпионатов и олимпиад. Эта группа насчитывает 11 человек, что составляет треть всех известных уроженцев 9.5.1941. В целом биографические справки о них наименее информативны. Отмечу, что после ухода из большого спорта, а зачастую и параллельно с ним, они занимались бизнесом - от ресторанного дела до торговли недвижимостью. Среди них наибольшей известности в мире добилась английская спринтер ДОРОТИ ХАЙМАН (21 язык, 9.5.1941, 6 в Тельце). Она также стала лидером по числу языков, на котором появляются биографические справки уроженцев дня Энигмы.
      Многие спортивные комментаторы безуспешно пытались разгадать секрет ее феноменального успеха. Им казалось необъяснимым чудом появление рабочей английской девчушки, ставшей одним из лучших спринтеров мира. Она родилась в многодетной семье потомственных шахтеров, и с раннего детства ее жизнь была связана с шахтами. После участия в спортивных соревнованиях в начальной школе. ее отец заметил, что у Дороти есть талант к спринту. По предложению отца она начала бегать по окрестным паркам. С 13 лет она уже начала серьезные тренировки, что требовало огромной самоотдачи, выдержки, упорства и настойчивости. Ближайший стадион находился в 8 милях от дома, и девочке приходилось добираться туда с пересадками на двух автобусах. В автобиографии она вспоминала, что каждый день проходил для нее по одному и тому же графику: работа, еда, поездки на автобусах, тренировка, возвращение домой на двух автобусах и ночной сон. Жизнь делилась на работу, дорогу, тренировки и сон.
      В 16 лет она уже стала международным спринтером. За последующие 8 лет спортивной карьеры она завоевала три олимпийские медали: одну серебряную и две бронзовые. Чемпионаты Европы и Игры Содружества принесли ей еще 8 медалей: четыре золота, три серебра и одну бронзу.
      После травмы в конце 1964 года Хайман ушла из большого спорта, когда ей было всего лишь 23 года. В ее честь назван один из английских стадионов. Сейчас она на пенсии, и ее самая большая гордость - это доска, на которой развешены все ее медали.
      О жизни Хайман после ухода из спорта сообщается очень мало. Отмечают ее занятия с детьми с ограниченными умственными способностями, а также, что она долго работала в планировочном отделе угольной компании, занимаясь созданием чертежей и планов для угольных шахт и их развития.
      Подходя к концу обзора жизнедеятельности уроженцев дня Энигмы, еще раз отмечу, что очень трудно говорить об их внутреннем мире и чувствах. В отличие от других ранее рассмотренных стихийных дней, в день Энигмы не родилось ни одного беллетриста и ни одного известного поэта. Авторы, как мы уже видели, были. Около трети из уроженцев дня Энигмы публиковали свои работы. Так же, как в концептуальных работах Диббетса, в них не было ни тени чувств или намека на красочность. Это были серьезные исторические тексты, путеводители или учебные пособия. Среди авторов дня Энигмы особо хочу отметить швейцарского военного историка по имени ГАНС РУДОЛЬФ ФЮРЕР (2 языка, 9.5.1941-2023, 6 в Тельце). Он служил в разведслужбе и преподавал военную историю в Военной академии Цюриха и в Цюрихском университете. Наибольшую известность в кругах специалистов ему принесла докторская диссертация по теме "Шпионаж против Швейцарии. Секретные немецкие разведывательные службы против Швейцарии во время Второй мировой войны".
      Это эссе началось событием 9.5.1941, когда трофейный деревяный ящик послужил стимулом для мозгового блица в попытке разгадать его секреты. К тому времени уже 9 месяцев длился так называемый блиц Лондона 1941 года. Это была серия беспрецедентных до того времени воздушных бомбардировок Лондона и других городов Англии. Начиная с 7.9.1940, эти массированные налеты проводились нацистской Германией в рамках Битвы за Британию. Целью этого блица было разрушить военно-промышленные объекты и подорвать моральный дух британцев. Не только Лондону, но и практически всем промышленным городам Британии был нанесен значительный ущерб. Многие здания были разрушены и повреждены. Десятки тысяч людей погибли и более сотни тысяч были ранены. В частности, в ночь с 10 на 11.5.1941 мощнейшему воздушному налету подвергся Плимут. Сотни людей были убиты, и множество зданий разрушены.
      Что помогло британцам выстоять? Как бы ни было им тяжело, они выдержали это испытание, и их моральный дух не был сломлен. Притупились ли чувства людей в те дни? Вполне возможно, что ответ положительный. Трудно себе представить, как могли бы утонченно чувствующие эмоциональные люди выжить в такие жуткие дни победоносного шествия смерти. Возможно ли, что именно преобладание стихии Земли, которое в 1941 году длилось почти целый месяц, с 28.4.1941 по 12.5.1941, помогло британцам сохранять присутствие духа и заковать свои чувства в защитный панцирь, чтобы выстоять?
      Так или иначе, официальной датой окончания блица Лондона считается 11.5.1941. Именно в этот день Гитлер пришел к выводу, что нет больше смысла продолжать Битву за Британию, и приказал завершить эту воздушную кампанию. Хотя налеты немецкой авиации на Англию продолжались до конца Второй мировой войны, но они уже не были такими массированными, смертоносными и систематическими.
      Люди, рожденные в День Энигмы, появились на свет тогда, когда, казалось, что над всем миром довлел страх погрузиться в кромешную темень Мордора. Как мы видим, известные уроженцы того дня, как бы ощущая хрупкость жизни, пытались сохранить для будущего свои послания, зашифрованные в металле, камнях, медальонах или дереве. А еще они пытались выразить идею ценности стихии Земли, ее природы и нашего физического тела. Ведь без этой земной базы никакие другие стихии не могут существовать самостоятельно. Никакие желания или идеалы (Огонь), мысли и слова (Воздух) или чувства и эмоции (Вода) не смогут воплотиться и реализоваться в нашем мире без их телесного носителя (Земля).
      Символично, что история Битвы за Британию тесно связана с именем человека, тоже родившегося с явным доминированием Земли. Это был Барон ДАУДИНГ (4 языка, 24.4.1882 -1970, 5 в Тельце) - главный маршал авиации Королевских ВВС во время Битвы за Британию. Ему приписывают решающую роль в обороне страны, а следовательно, и в разгроме плана Гитлера по вторжению в Великобританию.
      Как и у других 5-планетников, у Даудинга, с точки зрения современников, было много "странностей". Он был убежденным и последовательным вегетарианцем. Его отличало полное отсутствие чувства юмора и дипломатичности, а резкая прямота высказываний отталкивала от него многих. Более того, Даудинг не боялся, что люди сочтут его чудаком из-за его веры в существование фей. Он был убежден, что феи необходимы для роста растений и благополучия растительного царства. Такое мировосприятие Даудинга, а также его трепетное и бережное отношение к природе становятся более понятными в свете идей 6-планетных представителей дня Энигмы.
      "Берегите Землю", - говорят нам на уроженцах дня Энигмы. "У нее тоже, как и у Сфинкса, есть своя самостоятельная ценность. Нужно ее только разгадать".
      
      
      Шимон Давиденко
      
      МИР, СОЗНАНИЕ И ВОЛЯ
      
      "Млечный Путь" продолжает публикацию наиболее интересных материалов с научно-популярного интернет-портала Medium.
      
      ***
      Шесть известных исторических событий, которые никогда не происходили
      
      Исла Веспер
      
      Нам рассказывали истории о бесчисленных крупных событиях, которые кажутся слишком важными, чтобы подвергать их сомнению. Но некоторые из этих известных событий на самом деле никогда не происходили. Эти ложные события сформировали наше понимание прошлого.
      Рассмотрим некоторые исторические события, которые, как ни странно, никогда не происходили.
      
      1. Нерон, огонь и вымысел
      
      Н1
      
      В 64 г. н. э. пламя охватило Рим, поглотив дома и жизни. Посреди хаоса начала формироваться история об императоре Нероне, игравшем музыку, пока его народ страдал. Со временем этот рассказ превратился в печально известное утверждение, что Нерон играл на скрипке, когда Рим горел. Но эта история все же основана не на фактах, а на неверном толковании и мифе.
      Скрипки не существовало во времена Нерона, и исторические свидетельства предполагают, что правитель, возможно, представлял себе возрождение Рима, а не праздновал его разрушение. Творческая свобода Шекспира ввела эту идею, и столетия пересказов укрепили ее в том, что многие теперь принимают за истину.
      
      2. Французская революция и цитата "Пусть едят пирожные"
      
      Н2
      
      Печально известная цитата Марии-Антуанетты "Пусть едят пирожные" стала одним из самых устойчивых мифов в истории, часто используемым для изображения ее как бессердечной и оторванной от реальности правительницы. Однако эта фраза, скорее всего, выдумка. Это неправильный перевод французского "Qu"ils mangent de la brioche", что означает "Пусть едят бриоши". Это относилось к жирному виду хлеба, а не к пирожным.
      Но даже это кажется сомнительным, поскольку эта фраза появляется в рассказе, написанном за много лет до того, как Мария-Антуанетта стала королевой. Принцессу автор описывал как женщину, не обращающую внимания на тяжелое положение бедных, но Антуанетте тогда было всего девять лет.
      Антуанетта была известна своими благотворительными действиями. Миф, вероятно, возник как инструмент для ее очернения во время Французской революции, превратив ее в символ королевского безразличия, хотя история показывает, что ее жизнь и правление были гораздо более сложными.
      
      3. Сожжение ведьм, которого никогда не было
      
      Н3
      
      Легенда о сожжении ведьм в Сейлеме сохранилась в нашей коллективной памяти, но это история, рожденная недопониманием. В 1692 году судебные процессы над ведьмами охватили небольшой городок в Массачусетсе, но никого не сожгли на костре.
      Правда не менее ужасна. За три месяца 152 человека - мужчины и женщины - были обвинены в колдовстве, которое переквалифицировали в тяжкое преступление против правительства. Девятнадцать человек были казнены через повешение, но не сожжены. Другие томились в тюрьмах, настолько ужасных, что четверо умерли от ужасающих условий.
      Джайлс Кори, пожилой мужчина, отказался признать себя виновным. Его наказание? Медленная, мучительная смерть под градом камней. Его дерзкий крик "Больше веса" стал его наследием.
      Ужасы Салема заключались не в пламени, а в страхе и человеческой жестокости, замаскированной под справедливость.
      
      4. Самоубийства на Уолл-стрит в 1929 году
      
      Н4
      
      После краха фондового рынка 1929 года возникла жуткая история, будто биржевые маклеры, опустошенные финансовым крахом, бросались с небоскребов Манхэттена. Этот образ стал символом отчаяния во время Великой депрессии.
      Несмотря на драматические слухи, в тот день на Уолл-стрит не произошло ни одного зарегистрированного самоубийства. New York Daily News быстро опровергла эти утверждения, заявив, что, если бы хотя бы половина предполагаемых самоубийств была правдой, Уолл-стрит была бы опустошена.
      На самом деле в октябре 1929 года уровень самоубийств в стране был ниже, чем в предыдущие месяцы. Миф сохранялся, движимый черным юмором и необходимостью осмыслить хаос эпохи. Хотя история была основана на лжи, она описывала коллективное страх и неуверенность в мире, борющемся с экономическим крахом.
      
      5. Христофор Колумб доказал, что Земля круглая
      
      Н5
      
      В 1492 году образованные европейцы уже знали, что Земля шарообразная. Древнегреческие мыслители продемонстрировали это еще в 600 году до нашей эры. Историк Джеффри Бертон Рассел утверждает: "Ни один образованный человек в западной цивилизации с третьего века до нашей эры не верил, что Земля плоская".
      Миф возник в 1828 году, когда Вашингтон Ирвинг написал романтизированную биографию Колумба, ложно утверждая, что испанские географы отвергли его веру в круглую Землю. На самом деле достижение Колумба заключалось в доказательстве возможности трансатлантических исследований, а не в оспаривании формы Земли.
      
      6. Вильгельм стреляет из лука в яблоко на голове своего сына
      
      Н6
      
      История о Вильгельме Телле и яблоке - яркий пример абсурда. Чтобы восстать против угнетения, отец должен сбить яблоко с головы своего сына? Легенда гласит, что безупречная стрельба Телля не только спасла его сына, но и спровоцировала швейцарское восстание против Габсбургов, что привело к независимости Швейцарии.
      Однако историки утверждают, что Телля, скорее всего, никогда не существовало, его подвиги - лишь выдумки фольклора. Даже сегодня жители Швейцарии считают эту историю священной, относясь к ней скорее как к символу национальной гордости.
      Очевидная абсурдность мифа - рисковать жизнью ребенка как акт неповиновения - только усиливает его легендарный статус. Будь то смелый акт восстания или преувеличенная басня, эта история продолжает жить, сочетая храбрость с безрассудством, в которое почти невозможно поверить.
      
      Заключение
      
      Наша история полна мифов, которые пленяли нас на протяжении веков, и мы верим в них как в истину, несмотря на отсутствие доказательств. Человеку свойственно преувеличивать - в конце концов, драма продается лучше, чем реальность. За эти годы мы исказили слишком много историй из нашего прошлого, добавив свои собственные. Если мы продолжим эту тенденцию, события, разворачивающиеся сейчас, когда-нибудь могут оказаться не более чем искаженными историями, оставив будущим поколениям историю, далекую от истины.
      
      ***
      Почему наука не может объяснить сознание?
      
      Роберт Пепперелл
      
      У нас нет недостатка в теориях сознания. Эпический обзор Роберта Лоуренса Куна - самый полный из когда-либо опубликованных, но не является исчерпывающим. Несмотря на то, что Кун рассматривает десятки теорий из многих отраслей науки и философии, включая версию энергетической модели сознания, он приходит к выводу, что у нас все еще нет "окончательной" теории сознания.
      И он прав. Ни одна современная теория не может объяснить субъективную природу сознания так, чтобы это соответствовало известным принципам физики, химии и биологии; ни одна теория не является одновременно практически проверяемой, фальсифицируемой и способной генерировать неочевидные предсказания. И это несмотря на столетия упорного труда философов и ученых и - в более позднее время - на трату бесчисленных миллионов долларов на финансирование исследований.
      
      Н7
      
      В чем проблема? В новой книге я утверждаю, что мы до сих пор не смогли объяснить сознание, потому что упустили из виду нечто очень простое. Мы пренебрегли самой базовой и очевидной чертой сознания, той, с которой мы больше всего знакомы в нашей собственной ментальной жизни. Мы проигнорировали тот факт - или, точнее, мы не смогли понять все последствия этого факта, - что сознание существует изнутри наружу. Оно существует, как я выразился в книге, с "внутренней точки зрения" сознательного существа.
      Почему мы пренебрегли или не смогли понять последствия этого факта? Из-за того, как мы обычно занимаемся наукой. То, как мы занимаемся наукой (и я говорю это как человек, опубликовавший множество научных работ), мешает нам изучать внутреннюю точку зрения сознательного существа, поскольку наука действует извне, то есть с "внешней точки зрения".
      Геологи, космологи, химики, физики и бактериологи обычно относятся к изучаемым объектам как к бездумной и безжизненной материи, а не как к системам, имеющим разумную внутреннюю жизнь. Даже нейробиологов и психологов в некоторых случаях можно обвинить в том, что они относятся к своим живым объектам таким образом.
      В настоящее время у нас нет научной основы для изучения внутренних перспектив физических систем, того, что происходит с их точки зрения. И это касается как мозга, так и всего остального.
      В большинстве областей физической науки просто предполагается - без обоснования или доказательств, - что физические системы, такие, как атомы, молекулы, клетки, яблоки, горы и планеты, не имеют внутренней перспективы для изучения.
      Однако все физические системы имеют внутренние перспективы, и я предлагаю способ изучения и объяснения сознательного опыта.
      Многие люди найдут мои идеи удивительными (хотя некоторые из них не являются особенно новыми). Для других людей эти идеи могут быть - буквально - немыслимыми, потому что они бросают вызов некоторым из наших самых глубоких предубеждений о науке и о самой природе.
      
      ***
      Свобода воли и квантовая физика
      
      Крис Ферри
      
      2025 год. Это официальное начало Международный год квантовой науки и технологий ЮНЕСКО.
      Прошло сто лет с тех пор, как была сформулирована квантовая механика, навсегда изменившая наше понимание реальности. Тем не менее, когда мы решаем заняться спортом, мы, похоже, не ссылаемся ни на что квантовое. Но что, если я скажу вам, что именно квантовая физика дает вам свободу сделать этот выбор?
      Предположим, что ваше решение - заняться спортом в 2025 году. Это кажется высшим выражением вашей свободной воли - вы приняли осознанное решение поставить эту цель, составить план, представить будущее, в котором вы станете более здоровой версией себя. Чистый акт принятия решения, кажется, воплощает вашу свободу воли. Но как это решение на самом деле работает на практике?
      Вы создали ментальную модель себя - вымышленное повествование о мире, в котором вы совершаете определенные действия, например, посещаете спортзал, лучше питаетесь и придерживаетесь расписания. Все это должно привести к желаемому эффекту. В рамках этой структуры все ясно - причины приводят к следствиям, действия приносят результаты.
      Но где же ваша свободная воля в этом детерминированном мире причин и следствий, который вы для себя построили? Само решение, которое ощущается как акт свободы воли - ваш выбор привести себя в форму - можно рассматривать как просто еще одно событие, вызванное состоянием вселенной, предшествовавшим выбору. Ваше решение не было взято из эфира. Оно было сформировано всем, что было до него - вашим опытом, привычками, эмоциями, даже кратковременным всплеском вдохновения, который вы испытали в полночь в канун Нового года.
      Если предшествующие причины в конечном итоге определили ваше решение заняться спортом, существует ли свобода воли вообще, или наше чувство свободы воли - всего лишь полезная иллюзия?
      
      Вопрос о свободе воли
      
      Что мы подразумеваем под свободой воли? Для многих это возможность сказать: "Я мог бы поступить иначе". Если вы пропустили утреннюю тренировку, тогда есть вера, что вы могли бы сделать другой выбор, зашнуровать кроссовки и пойти на пробежку. Это привлекательная идея -о том, что мы свободны принимать решения, не привязанные к прошлому, не затронутые сетью причинно-следственных связей. Но разумна ли она? Не совсем - не в рамках физики, как мы ее понимаем.
      Вселенная, включая вас в ней, действует по неизменным законам причины и следствия. Каждое действие, от траектории кометы до активации нейронов в вашем мозге, находится под влиянием предыдущих состояний. Если бы мы перемотали ленту реальности на 23:59 31 декабря 2024 года, точно так, как это было, вы неизбежно снова приняли бы то же самое решение. Тем не менее, несмотря на этот детерминированный фон, наш опыт кажется неоспоримым. Вы приняли решение, вы составили план и представляете, что действуете по нему.
      Так как же нам примирить это кажущееся противоречие? Если свобода воли заключается не в игнорировании законов физики, то в чем она на самом деле заключается? Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно выйти за рамки иллюзии "поступать иначе" и исследовать более тонкую перспективу - ту, которая не требует ухода от причинности, а вместо этого принимает ее как структуру, в которой формируется наш выбор. Эта перспектива начинает проявляться, когда мы изучаем роль ментальных моделей, повествований, которые мы создаем, и глубоких прозрений квантовой физики.
      Детерминизм утверждает, что каждое событие во вселенной - включая каждую мысль, решение и всплеск вдохновения - является неизбежным результатом предшествующих условий. Но затем появляется квантовая физика, которая, кажется, разрывает эту жесткую цепь причинно-следственных связей. Внезапно у нас появляются принципы неопределенности, вероятностные волновые функции и разговоры о "случайности" на субатомном уровне.
      На первый взгляд это кажется победой свободной воли. Однако, если копнуть глубже, то квантовая случайность не дает нам "свободной воли" напрямую. Если законы физики допускают действительно случайные результаты, неясно, как эта случайность будет транслироваться в волю. В конце концов, подлинная "воля" подразумевает некоторое чувство личной свободы - внутренний руководящий принцип, который выбирает один курс действий вместо другого.
      Случайность означает лишь то, что события могут развиваться непредсказуемо, а не то, что ваш разум отвечает за то, что происходит. Таким образом, хотя квантовая физика может пробить брешь в строгом детерминизме, эта брешь не доказывает автоматически, что мы наделены неограниченной свободой. Вместо этого она указывает нам на более тонкую идею.
      Непредсказуемость на фундаментальном уровне означает, что никакой всевидящий внешний наблюдатель не может предсказать каждый нюанс вашего будущего выбора. Это может быть не тот тип абсолютной, метафизической свободы воли, которого мы иногда желаем - когда вы действительно "могли бы поступить иначе" в тех же самых обстоятельствах, - но это подсказка, что наше поведение не может быть сведено к простому вопросу причины и следствия плюс случайность.
      Другими словами, квантовая физика не дает нам магических сил, чтобы нарушить причинность. Скорее, она демонстрирует, что вселенная - это динамический, контекстно-зависимый процесс, в котором вы (как сложная саморефлексирующая система) появляетесь со способностью моделировать будущие сценарии, ставить цели и пересматривать свои планы на основе обратной связи.
      
      Контекстуальность
      
      Если квантовая физика не сводится просто к случайности, то что именно она нам предлагает? Мы представляем, что частицы (и люди) всегда обладают четко определенными свойствами, независимо от того, кто и как их наблюдает. Квантовая контекстуальность переворачивает это представление. В отличие от подбрасывания монеты, результат которого определяется скрытыми причинами, квантовая система не обязательно имеет "заранее заданный" результат, который просто ждет, чтобы его раскрыли. Вместо этого то, как вы выбираете наблюдать, определяет то, что вы можете наблюдать. Поскольку результат измерения сам по себе частично формируется установкой измерения, не существует универсальной точки наблюдения, с которой можно определить все будущие события.
      Эта контекстуальная природа означает, что даже если детерминированная теория лежит в основе квантовой механики, никакой внешний наблюдатель не может использовать этот детерминизм, чтобы увидеть все ваше будущее. Контекстно-зависимые правила игры не позволяют сформировать единый, всеобъемлющий снимок, который раскрывает каждую деталь.
      
      Обратное действие
      
      Квантовая механика показывает, что измерение системы влияет на саму систему - иногда это называется обратным действием измерения. Вы не можете просто подсмотреть что-то, не изменив его. Например, посветите на электрон, чтобы определить его положение, и вы неизбежно измените его импульс. Дело не в том, что наши инструменты недостаточно хороши. Дело в том, что сама природа измерения - извлечение информации - требует взаимодействия. Это взаимодействие изменяет систему. Таким образом, любое предсказание будущих состояний должно учитывать это изменение. Когда дело доходит до свободы воли, обратное действие измерения подразумевает, что не может быть никакого окончательного кукловода, дергающего за ниточки "извне" системы, потому что следить за вами с бесконечной точностью - значит изменить вас.
      
      Возникновение свободы
      
      На первый взгляд, такие явления, как контекстуальность и обратное действие измерения, могут показаться неактуальными для нашего повседневного стремления к улучшению здоровья, отношений или карьеры. В конце концов, субатомные неопределенности обычно размываются в больших масштабах, где доминируют классические законы. Однако эти квантовые концепции проливают свет на глубокую правду о нашей вселенной - ни один наблюдатель не стоит полностью отдельно, и никакая реальность не зафиксирована в окончательном, независимом от наблюдателя сценарии. Базовая структура вселенной может регулироваться строгими законами - квантово-механическими или иными. Но то, как эти законы проявляются в больших масштабах, часто далеко не просто.
      Сложные системы воплощают эмерджентность, где появляются более высокоуровневые модели и поведение, которые не прописаны в фундаментальных законах. Свобода возникает в рамках законных ограничений, а не вопреки им. Вы остаетесь физически связанными причинами и следствиями, однако взаимодействие непредсказуемости и обратной связи наделяет вас подлинной свободой действий.
      
      Реальность участия
      
      Хотя мы обычно не ссылаемся на принцип неопределенности при выборе завтрака, дух квантовой теории - ее взаимодействие между наблюдателем и наблюдаемым - резонирует в человеческом масштабе. Вы не просто пассивный зритель в статичной вселенной. Ваши действия изменяют ваш социальный и физический контекст, который, в свою очередь, формирует вас.
      Это взаимное формирование вносит практическую непредсказуемость - никто не может полностью предвидеть, как ваши микрорешения (эти маленькие, повседневные шаги) могут перерасти в существенные изменения. Идеальное знание вашего прошлого и настоящего недостижимо. Таким образом, ни один внешний наблюдатель (ни вы сами) не может создать безупречный сценарий вашего будущего. Мы воспринимаем это как творческий потенциал - мы действительно можем перенимать новые привычки, сталкиваться с неожиданными вызовами и иногда даже удивлять самих себя.
      
      Уроки на 2025 год
      
      Вам не нужно бросать вызов физике, чтобы быть по-настоящему свободным. Свобода возникает из взаимодействия между вашими ментальными моделями, ограничениями вашего тела и социальными и физическими контекстами, которые реагируют на вас. Это возникающее взаимодействие - то, что делает хорошо продуманное решение таким вдохновляющим и придает вашим повседневным действиям реальный вес. Осознайте, что ваши решения не парят в воздухе без причинности. Вместо этого используйте эти знания для разработки лучших входных данных - создавайте поддерживающую среду, окружайте себя полезными социальными влияниями и ставьте реалистичные цели.
      Поступая так, вы формируете те самые причины, которые, в свою очередь, формируют вас. То, что события причинно связаны, не означает, что их легко предсказать. Вместо того, чтобы чувствовать себя скованным детерминизмом, осознайте, что непредсказуемость способствует экспериментированию. Вы можете пробовать новые подходы, и никто - и меньше всего вы сами - не будет знать наверняка, каким окажется результат. Ваше намерение и действия изменяют окружающую среду.
      Если ваша цель - стать в форме в 2025 году, рассматривайте каждую тренировку, выбор еды или день отдыха как часть постоянного диалога между вами и вашим окружением. Никто не может предсказать, что принесет Международный год квантовой науки и технологий. Но как сознательные агенты, наделенные силой самих принципов квантовой физики, мы можем формировать свою жизнь, свои сообщества и свой мир силой наших решений.
      
      
      СТИХИ
      
      Дмитрий СТРОВСКИЙ
      
      ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ
      
      Еврейский музыкант на скрипочке играл
      На набережной старой Тель-Авива.
      Мелодия лилась, и каменный причал
      Сиял в огнях спокойно и красиво.
      
      Еврейский музыкант плел кружево смычком,
      В душе рисуя мир простой и бренный.
      И в сердце жил его тот теплый старый дом,
      Оставленный в местечке довоенном.
      
      Мелодия лилась, и будто от нее
      Мелькнула в небе прежняя улыбка,
      От звуков в этот миг окрасилось жнивье,
      И скрипнула вдруг в прошлое калитка...
      
      Мелодия лилась, то тихо, то слышней,
      В мгновенье устремляясь в миролетье.
      И слушая ее, он верил, что еврей -
      Любой, кто ощущает звуки эти.
      
      ***
      ВОПРОСЫ К СЕБЕ
      
      Мы слышим боль свою гораздо ярче,
      Чем боль других, судимых "за глаза".
      Истории неведомо иначе,
      И что иное я могу сказать...
      
      А как удобно жить на белом свете,
      Не ставя цели спрашивать с себя!
      За то, что равнодушны наши дети,
      Которых обличаем не любя.
      
      Вопрос к себе востребуется волей,
      Когда душа вздымается вверх дном.
      Намного легче пребывать в покое,
      Себе внушая "ладно" и "потом".
      
      И судим обо всем намного проще,
      И безразличны к пламени души.
      Как славно полагать, что я хороший,
      И то, что не сумею согрешить.
      
      А на поверку часто по-другому,
      Лишь чувства растревожены впотьмах...
      Мне это все давным-давно знакомо,
      Я тоже не Господь на небесах.
      
      ***
      КАК МОГЛА ТЫ?..
      
      Я чего-то не понял по жизни своей несуразной,
      Даже если ее бeредил по сухим документам...
      У меня со страной взгляд на прошлое, видимо, разный,
      Как разнятся и наши оценки по главным приметам.
      
      Никогда не принять мне безликую рать вурдалаков,
      Опрокинувших навзничь несчастных, от боли кричавших.
      На руках вурдалаков обилие черного лака,
      Заслонившего след от крови, из ладошек сочащей.
      
      Презираю все ханжество нашего барского века.
      Ненавижу всех тех, кто сегодня толпится у тронов.
      Я не знаю уже, отыщу ли в стране Человека
      Из оставшихся в гордости ста сорока миллионов.
      
      Но мой крик безнадежен в исчадии адского танца,
      И не жду я отныне уже никакого ответа,
      Как могла ты, страна, погрузиться в такое пространство,
      Ублажая себя в этом смраде на многие лета?..
      
      ***
      КАМНИ НА КАМНЕ
      
      На кладбищах еврейских нет цветов.
      И вместо них на всех могильных плитах
      Простые камни - те, что с прошлым слиты
      Без пиетета, страсти и крестов.
      
      Разбросаны порою невпопад,
      Разнятся формой, грубые на ощупь.
      Но в них я вижу Первый храм и поступь
      Души своей еврейской наугад.
      
      И в каждом камне есть земная боль,
      Мне прежде это было непонятным...
      Лишь через годы чувство стало внятным,
      Как внятной кажется моя мирская роль.
      
      В лежащих камнях хрупкая стезя -
      Пустыни всеобъемлющей начало...
      И вновь евреи долго и устало
      Пытаются найти в себе себя.
      
      И камни, где покоится еврей, -
      Особый символ - словно бесконечность
      Дороги, продолжающейся в вечность,
      То медленно идущей, то быстрей...
      
      И видя простоту людских могил,
      Где нет венков, травы, гирлянд и цвета.
      Осознаю, насколько важно это -
      Остаться ровней тем, кто рядом жил.
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Журнал Млечный Путь (pamnuel@gmail.com)
  • Обновлено: 01/03/2025. 535k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.