Журнал Млечный Путь
"Млечный Путь, Xxi век", 1 (42), 2023

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Журнал Млечный Путь (pamnuel@gmail.com)
  • Размещен: 01/03/2023, изменен: 01/03/2023. 481k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Содержание ПовестьВладимир Моисеев Условный разумРассказыОльга Бэйс Завещание ПолиныНаталия Новаш Серая орхидеяКирилл Берендеев Медвежатник МильтонОльга Быкова Одним летним предрождественским днемЕвгений Добрушин БуратиноДарья Странник СинекураПереводыЭдвард Митчелл Тень над близнецами ФинчерЭссеЛеонид Ашкинази Демы и диалогНаукаШимон Давиденко Мосты между вселеннымиСтихиМихаил РахуновДаниэль КлугерОлег Поляков
    •   Владимир МОИСЕЕВ
      
      УСЛОВНЫЙ РАЗУМ
      
      От автора
      
      Прочитал письмо Станислава Лема о "Пикнике на обочине" Стругацких, и мне понравились его слова о том, что эту книгу он написал бы по-другому. Идея показалась очень интересной. И мне самому захотелось написать "Пикник на обочине" по-другому. Стругацкие занимались социальными вопросами, главный объект - человек. Станислав Лем сосредоточился бы на проблеме инопланетян. Меня интересует способность людей познавать. Наука. Как повели бы себя люди столкнувшись с загадочным? Смогли бы решить странные загадки, у которых нет ответа? Предупреждаю, что сравнивать "Условный разум" и "Пикник на обочине" бессмысленно, поскольку они написаны о разных вещах.
      
      
       Прилагательное "условный" имеет два значения:
       1. Заранее условленный и понятный только тем, кто условился.
       2. Имеющий силу только при каких-нибудь условиях.
      Энциклопедия
      
      Наука - это способ упорядочить наблюдаемый мир
      Дмитрий Поляков
      
      Часть 1
      
      Валентин Пильман и Институт внеземных культур
      
      Странные новости из Хармонта
      
      Впервые о том, что вблизи маленького городка, на границе с Канадой, возможно, высадились пришельцы, Валентин Пильман узнал, как и положено ученому с хорошей репутацией, из сообщений желтой прессы. И, конечно, добродушно и с удовольствием посмеялся. Он давно перестал удивляться низкому интеллектуальному уровню современных журналистов - в конце концов, могли бы придумать что-нибудь более правдоподобное. Само собой, Пильман не стал обсуждать с коллегами по университету ни особенности разума журналистов, ни сенсационную новость о якобы посетивших Землю пришельцах. Коллегам не обязательно было знать, что он любит вечером, перед сном, после утомительных и праведных трудов, проводить некоторое время за чтением наукообразного бреда от мастеров мистических тайн и загадок.
      Пильману было приятно сознавать, что лично ему удается избежать участи многих талантливых людей, не сумевших вписаться в ряды "настоящих ученых", а потому вынужденных подрабатывать в низкопробных журналах, сочиняя очевидную, а часто и пошлую ахинею, так любимую, впрочем, определенными представителями народных масс. Пильман сочувствовал этим несчастным людям. Понятно, что каждый зарабатывает так, как умеет. И все же радовался, что не стал одним из них. Еще в детстве он поставил перед собой простую и понятную задачу - занять подобающее место в высшем слое общества, а для этого необходимо было сделать себе громкое имя, не только среди практикующих ученых, но и среди по-настоящему богатых людей: топ-менеджеров высшего звена, банкиров, политиков, кинопродюсеров, писателей и известных театральных режиссеров. То есть, среди людей, которые имеют определяющее влияние на реальную общественную жизнь в стране. И добиться этого желательно было относительно честным трудом. Да, работать приходилось много. Но это был труд на самого себя, с каждым днем приближающий его к желательной цели.
      Известно, что у науки есть неприятная сторона: иногда занятие какой-то важной или любопытной проблемой оказывается настолько увлекательным делом, что человек вольно или невольно забывает о собственных интересах. Пильман считал, что каждодневное чтение пошлой желтой прессы - лучший способ относиться к любому способу познания с известной долей иронии и даже презрения. Это позволяло не выполнять придуманные кем-то правила поведения "настоящего ученого", что явно помешало бы здоровому желанию заниматься своей карьерой. Пильман еще на студенческой скамье научился относиться к морали с пренебрежением, что давало ему право считать себя особенным. Полезное свойство.
      
      Неуместное любопытство
      
      Честно говоря, Пильман не обратил бы никакого внимания на очередную заметку о нашествии злобных инопланетян, если бы не один удивительный факт - маленький городок на канадской границе, в котором якобы обнаружились космические гости, оказался его малой родиной, тем самым унылым захолустьем, где он провел свое не слишком счастливое детство. В газетке было написано: Хармонт. Он еще раз посмотрел - нет, он не ошибся. Именно, Хармонт. Может быть, это был совсем другой Хармонт? Мало ли Хармонтов на свете? Пильман внимательно всмотрелся в газетную фотографию и признал, что здание мэрии за последние пятнадцать лет не изменилось. А это означало, что ошибки не было, и речь действительно шла о его родном городке.
      И все же, ему было очень трудно поверить, что в патриархальном Хармонте может случиться что-нибудь подобное. Гоби, Ньюфаундленд - ещё куда ни шло, но Хармонт! Неужели инопланетяне не удосужились найти на Земле место повеселее?
      "Придумщики и болтуны, - с раздражением подумал Пильман о журналистах. - Ославили мой городок на весь мир. А потом окажется, что все дело в очередной кампании по выбору мэра или судьи. Впрочем, нужно проверить".
      Разумнее всего было обратиться за информацией к старым школьным друзьям. Наверняка, кто-то из них все еще коптит небо в Хармонте. Например, Рик Нунан. Тот еще в средней школе мечтал о том, что обязательно организует собственную фирму по продаже подержанных автомобилей и электрических самокатов. Вроде бы у него получилось. Этот должен знать подробности.
      Интересно, что совсем недавно - еще и года не прошло - Рик прислал рекламку своей фирмы, хотел, наверное, расширить зону сбыта. Предлагал большую скидку. Что же, каждый зарабатывает, как умеет. По счастью, Пильман не выбросил бумажку. Почему? Он не помнил. Конечно, не потому, что его настиг приступ ностальгии. Впрочем, это не важно, главное, теперь он знал номер телефона Нунана.
      Пильман не сразу решил позвонить, не мог оценить, правильно ли поступает? Зачем возобновлять ненужное, а скорее всего и крайне вредное для карьеры знакомство, зачем возвращаться в давно забытые места, которые в свое время оставил без малейшего сожаления? Однако пришельцы в Хармонте... Ему до сих пор так и не удалось полностью вытравить проклятое любопытство, которое, несмотря на упорные попытки раз и навсегда отделаться от этого бесполезного чувства, сохранилось в тайных и недоступных глубинах подсознания. Хорошо, конечно, что со временем оно напоминает о себе все реже, но... пришельцы в Хармонте. Белиберда какая-то несусветная. Ему захотелось узнать подробности, чтобы быть готовым к самым неприятным последствиям. Иногда карьере может помешать сущий пустяк. Нельзя исключить, что какой-нибудь умник из тех, кто принимает решения, поднимет его досье и сделает неприятный вывод, что невозможно серьезно относиться к человеку, детство которого прошло в городке, известном лишь тем, что в нем побывали пришельцы. И мало того, не захотели в нем остаться даже на день, поскольку быстро сообразили, что провинциальная дыра, в которой они очутились, интереса для научных исследований не представляет. А это означает, что городишко способен порождать только бесполезных и бесперспективных людей. И сделает вывод, что большинство жителей этого городка, включая Пильмана, клинические придурки. И добавит от себя грязные подробности (как обычно принято у чиновников средней руки, с подмигиванием и гримасами). Бр-р-р-р.... Как потом отмазаться от такого обвинения? Всегда лучше знать заранее, в какую пропасть ты можешь безвинно провалиться, поскольку это тот самый случай, когда знания позволят подготовиться к любым нападкам и помогут использовать ситуацию в свою пользу.
      Пильман решительно набрал номер. К его удивлению длинные гудки довольно быстро сменились короткими. Кто-то сбросил вызов? Он еще раз набрал номер. На этот раз ему ответили. И это был не Рик Нунан.
      - Мистер, прекратите перегружать линию. Сегодня связи с Хармонтом нет, и не будет.
      - Неполадки?
      - А вам какое дело?
      - Но мне нужно дозвониться до...
      - Меня это не касается. Советую вам положить трубку, успокоиться и прекратить бессмысленные попытки, - голос человека был неприятно суров.
      - Хорошо, - Пильман догадался, что, продолжая этот неприятный разговор, он совершает большую ошибку, о которой, вероятно, потом горько пожалеет, но не мог остановиться, нужно было получить больше информации, вдруг потом понадобится. - Когда связь с Хармонтом будет восстановлена?
      - Вы, мистер, собственно, кто такой, чтобы задавать провокационные вопросы?
      - Доктор Валентин Пильман, астрофизик, специалист по внеземным органическим веществам, ведущий сотрудник Вашингтонского университета. Звоню по долгу службы.
      Он немного приврал, но в данном случае это не имело значения.
      - Вот что, доктор, обратитесь за разъяснениями в ФБР. Не мое дело давать такие справки, но сдается мне, что связь никогда больше не восстановят.
      - А с кем я разговариваю? - спросил Пильман.
      - А вот это, брат, точно не твое дело.
      Разговор прервался, в трубке раздались тревожные короткие гудки. Пильман всегда умел чувствовать тонкие нюансы в любом разговоре. И сейчас врожденное чувство самосохранения подсказало, что он все сделал правильно. Можно было уверенно утверждать, что в Хармонте и в самом деле произошло что-то по-настоящему серьезное. Контроль телефонной линии - дело не пустячное. Наверняка события контролируются федеральными властями. А это значит, что он очень удачно напомнил о своем существовании. Теперь, почти наверняка, его привлекут к участию в большом проекте. В конце концов, он местный житель! При условии, конечно, что переполох в Хармонте действительно заслуживает специального расследования.
      Рик Нунан собственной персоной
      
      Вечером дома Пильмана ждал сюрприз. Его жена, Ева, была явно встревожена. Удивительное дело. До сих пор она умела сдерживать чувства. Некоторая эмоциональная отрешенность добавляла их отношениям немного шарма. Так что - должно было произойти что-то по-настоящему неприятное, чтобы она потеряла над собой контроль. Не исключено, что она почувствовала угрозу лично для себя. Пильману это не понравилось. Если бы мог, ни за что бы не стал спрашивать Еву о том, что случилось, сделал бы вид, что не заметил ее беспокойства. Но было понятно, что его разрешения никто спрашивать не собирается - она обязательно расскажет ему все-все, не ожидая, когда он устроится в любимом кресле и приведет в порядок свои потрепанные на работе нервы. Хочет он этого или нет, значения не имело, ему все равно придется выслушать неприятную весть (а в том, что она будет неприятной, сомнений не было). И, конечно, Ева не забудет добавить о своей тревоге и озабоченности и потребует, чтобы он был внимателен и осторожен и не забывал, что с некоторых пор все его неприятности - это ее неприятности, а все его успехи и достижения - ее успехи и достижения.
      Можно было попробовать перехватить инициативу, но на успех Пильман не рассчитывал. Ева - женщина очень решительная. Она очень не любит, когда что-то остается недосказанным. Намеков не признает. Если желает что-то сказать, то обязательно скажет.
      - Пораньше вырвался из своего интеллектуального гетто, мечтаю посмотреть баскетбол, - сказал Пильман, стараясь произносить слова по возможности медленно и равнодушно. - Что-то я сегодня устал, дорогая. Нуждаюсь в длительном пассивном отдыхе. Эти аспиранты, знаешь ли, любого утомят. Такие напористые ребята. Все время чего-то требуют. Достали.
      - И не мечтай! - сурово сказала Ева. - Сегодня посмотреть баскетбол тебе не удастся.
      - А что так?
      - Ждут тебя. Человек ждет.
      - Кто такой?
      - Говорит, что твой давний знакомый.
      - Из ФБР?
      Ева засмеялась.
      - У тебя есть знакомые в ФБР? Не знала.
      Пильман шутку не оценил.
      И Ева поняла, что ничего забавного в визите агента ФБР нет.
      - Нет, вряд ли. Непохож на федерала. Какой-то он жалкий, помятый. Кто-то его здорово напугал.
      - Это не я, - попытался пошутить Пильман.
      - Кто бы сомневался. По-моему, он хочет, чтобы ты его защитил.
      - Я?!
      - Представь себе. Сама удивилась!
      - Где он?
      - Я отвела его в библиотеку.
      - И что он там делает?
      - Ничего. Третий час смотрит в одну точку. Я сначала думала, что он книгу выбирает, а потом поняла, что он в полуобморочном состоянии и не способен совершать осмысленные поступки, по крайней мере, пока не увидит тебя. Так выглядят охваченные ужасом, источник которого объяснить невозможно. Представляешь, два часа сидит и не шевелится. Читала о подобных страдальцах в романах, но своими глазами вижу такое в первый раз. Не могу сказать, что мне это представление понравилось.
      - Неужели этот человек не сказал, какого дьявола ему от меня нужно?
      - Ни слова. Молчит, даже не сопит. Будь осторожен, Валентин. Я боюсь этого пришельца. У меня нехорошее предчувствие. Если он втравит тебя в опасную историю, твоей карьере придет конец. Будет просить денег - решительно откажи. Не мямли. И не давай обещаний, которые потом не сможешь выполнить. А лучше вообще ничего не обещай.
      - В любой ситуации нужно пытаться получить личную выгоду, - сказал Пильман и подмигнул. - Это ведь не мы просим его о помощи, а он нас. Отказать ему я всегда успею. Но сначала надо поговорить, узнать, кто такой, зачем я ему понадобился? Откуда он меня знает, почему думает, что я ему помогу? Информация лишней не бывает, сама знаешь. Допрошу с пристрастием. А потом, конечно, откажу.
      - Смотри, не переусердствуй.
      - Он тебе не нравится. Это я могу понять. Но почему ты не выставила его вон? - удивился Пильман.
      - Не знаю, - удивленно сказала Ева. - Он сказал, что знаком с тобой с детства. Было бы странно, если бы я выставила на улицу твоего старого друга.
      - У меня нет старых друзей.
      - Я помню. Ты всегда это говорил. Но я уверена, что есть вещи, которые мне знать не следует. А если будет необходимо, то расскажешь сам.
      Рик Нунан рассказывает
      
      Пильман тяжело вздохнул и отправился в библиотеку. Он рассчитывал, что продолжения событий следует ждать дня через три-четыре. Но ошибся. Дельце-то, оказывается, горячее. И отлагательств не терпит. Неужели, в Хармонте и в самом деле завелись настоящие инопланетяне? Чушь, конечно, но...
      Он набрал в легкие побольше воздуха и открыл дверь в библиотеку.
      - Ба, вот так встреча! - сказал он, разглядев гостя. - Неужели это ты, Ричард Нунан? Ужас предместий или Головорез Рик, так тебя, вроде бы, называли? Давно это было, я стал забывать наши старые школьные клички. Помню, в свое время ты был большим баламутом. Надеюсь, сейчас успокоился.
      Нунан не сразу отреагировал на его голос, рефлекторно вздрогнул, словно очнулся от глубокого сна и медленно повернул голову в сторону Пильмана, оторвавшись от разглядывания третьей полки книжного шкафа. Пильман с удивлением отметил, что Ева была права, Рик явно был не в себе и действительно просидел два часа, поджидая его, уставившись в одну точку. Боже правый! Чего только не бывает на свете.
      - Ты узнал меня, Валентин? - спросил Нунан хрипло, надо полагать, его горло катастрофически пересохло. - Это хорошо.
      - Конечно. А я ведь сегодня тебе звонил, хотел кое о чем расспросить.
      - Я знаю.
      - Но не дозвонился. Связь с Хармонтом прервана. Ерунда какая-то.
      - Мне сообщили.
      - Кто?
      - Не знаю. Они не представились. Серьезные люди. Мне приказали приехать к тебе и ответить на любые вопросы, которые ты задашь. Пожалуйста, спрашивай быстрее, я очень устал, хочу спать.
      - И ты будешь откровенным?
      - Да. Но только с тобой. Другим ничего не расскажу, я дал подписку.
      Пильману это не понравилось. Спецслужбы - это не хорошо. Совсем не хорошо. Получается, что он становится фигурой в чужой игре. Для озабоченного своей карьерой человека это было плохое известие. Ева предупреждала о необходимости соблюдать предельную осторожность, и надо признать, чутье ее не подвело.
      - И что ты хочешь мне рассказать?
      - Ничего не хочу, - удивился Нунан. - Мне нельзя ничего рассказывать. Только честно отвечать на вопросы. Спрашивай.
      - В Хармонте произошло что-то страшное?
      Лицо Нунана скривилось от гримасы ужаса, которая почти сразу сменилась выражением крайнего удивления и растерянности.
      - Я не знаю, как ответить. Не задавал себе такого вопроса. Что-то произошло? Может быть, мне-то откуда знать? Это ты у нас ученый, а я простой предприниматель. Я не знаю, что тебе сказать. Никто не знает. Никто ничего не видел. Все произошло само собой. Как бы это сказать - незаметно. Я до сих пор не уверен, что вообще было событие, после которого наша жизнь изменилась самым трагическим образом.
      - Трагическим?
      - Или счастливым. Заранее сказать трудно. Мне, по крайней, это неизвестно, - всхлипнул Нунан. - Да, у нас, в Хармонте, многое изменилось. Этого я не отрицаю. Но что конкретно, вот в чем загвоздка! Нам не рассказывают. А вот страшно нам было. Честно говоря, и сейчас страшно. Думаю, что страх останется с нами на долгие годы, это если повезет, а не повезет - так и навсегда. Мне было бы проще, если бы я понимал, чего мне нужно бояться. Когда боишься чего-то конкретного, легче подготовиться к новому приступу страха и сопротивляться. Но, повторяю, я не знаю, что у нас произошло.
      - Так не бывает.
      - Бывает. Вот я сижу перед тобой. И боюсь неизвестно чего. Меня просто выворачивает от страха. А почему - не знаю. И я не один такой. Все жители Хармонта трясутся от страха и боятся выходить из своих домов. Пусть нам кто-нибудь объяснит, что происходит. Но власти нам велят помалкивать! Мы друг друга кормим дурацкими слухами. Придумываем для собственного потребления. Некоторые говорят, что поблизости проходят маневры или учения с применением психологического оружия. Но я не верю. Это было бы очень просто и понятно. Люди такие вещи делать не умеют.
      - Значит, инопланетяне? А может быть, ангелы или демоны?
      - Я бы поверил даже в ангелов. И вздохнул бы с облегчением, если бы так оно и было. Нет, в самом деле, какое простое и понятное объяснение. Но дело в том, что никто в Хармонте не видел ни инопланетян, ни ангелов, ни демонов. Никто. Никого. Даже краем глаза. Как будто все произошло, когда люди на Земле отсутствовали.
      - Это как?
      - Не знаю. Один умник сказал, что все произошло в промежутках между мгновениями. Будто бы время дискретно, и между мгновениями есть пустоты, где могут происходить какие угодно чудеса, неподвластные нашему человеческому пониманию.
      - Ученый человек?
      - Нет. В кабаке нашем, в "Рыцаре и пастушке", вещал. Ребята настолько обалдели, что, вроде бы, даже его не побили. Улизнул, зараза.
      - Может быть, ты устал, и все придумал? Я слышал, такое бывает. Старайся ночью спать не менее семи часов и больше отдыхай. Если нарушаешь режим, голова время от времени отказывает. Когда ты в последнее время брал отпуск и отправлялся в путешествие, ездил на Ниагару или в Лас-Вегас?
      - Ерунда. Не придумывай. У меня с головой все в порядке. "Газированную глину" не я придумал!
      - "Газированную глину"? Что это такое?
      - Мы так называем асфальт, который вдруг перестает быть асфальтом. И покрывается странными пузырями. Так ведет себя вода в чайнике, когда закипает. При этом он остается холодным, только цвет меняет и выглядит серым или голубым как глина. Один лихач на своем "Кадиллаке" не успел вовремя затормозить, и машина, соприкоснувшись с "газированной глиной", растаяла на глазах удивленной публики, превратившись в кучу глины. Сначала исчезли колеса, потом и кузов. Дурачина шофер сообразил, что пора спасаться в самый последний момент. Стоял и плакал, наблюдая, как его любимый автомобиль превращается в кучу грязи.
      - Есть свидетели?
      - А зачем свидетели? Поезжай и сам посмотри. Лужи пузырящейся глины никуда не делись. Наши ребята иногда кидают туда кирпичи и камни и смотрят потом, как они превращаются в голубую глину. Захватывающее зрелище.
      Пильман заинтересовался, складный рассказ у Нунана получился.
      - А еще есть ямы на Главной улице. И на них можно посмотреть!
      - Ямы? Вот невидаль! Дорожники заделают их за пару часов.
      - Нет, - глаза Нунана стали стеклянными. - Наши дыры бездонные.
      - В каком смысле? - удивился Пильман. Разговор все меньше ему нравился.
      - У них нет дна.
      - Так не бывает.
      - Бывает. Пробовали их засыпать, но ничего не получилось. Сколько щебня извели! И все зря. Так и поняли, что дна у этих ям нет!
      Пильману показалось, что у Нунана навернулись слезы.
      - Значит, "газированная глина" и бездонные дыры. Это все? Маловато для катастрофы.
      - В Хармонт ввели национальную гвардию, а потом объявили военное положение и комендантский час. После этого даже самые тупые поняли, в городе случилось что-то серьезное. Только жителям не сообщили, что конкретно. Сказали только, что ждут прибытия какой-то специальной комиссии. Они, мол, разберутся. А пока, сидите по домам и не мельтешите на улицах.
      - О комендантском часе я не знал.... Это неприятно, - признал Пильман.
      - Ты мне говоришь? Так я и сам догадался.
      Пильман не знал, что еще спросить.
      В дверь постучали, и на пороге появились два парня, вот эти, наверняка, были агентами ФБР.
      - Спасибо, Нунан, - сказал один из них. - Хорошая работа. Все, что должен был знать господин Пильман, вы ему сообщили. Не будем излишне назойливыми. Пора домой.
      Они подхватили Нунана под руки и потащили на улицу, вежливо усадили в машину и увезли в неизвестном направлении, впрочем, наверняка доставили обратно в Хармонт, по месту жительства.
      
      Неожиданное приглашение
      
      Недели проходили за неделями, но больше Пильмана никто не беспокоил. О нем забыли, как и о странных событиях в Хармонте. Сенсация умерла очень быстро. Информация о положении в Хармонте в средства информации больше не поступала.
      Пильман немного успокоился и почувствовал себя в относительной безопасности. Ему даже показалось, что он может еще раз позвонить Нунану. Хотя бы для того, чтобы узнать, не было ли у него неприятностей после такого странного визита. И опять неудачно. Ему, правда, ответили и сказали, что он попал в кафе. Естественно, что ни о каком Ричарде Нунане они никогда прежде не слышали.
      Пильман не смог удержаться и спросил:
      - Как там у вас дела с "газированной глиной"?
      - Простите, с чем?
      - С "газированной глиной".
      - Что это такое?
      - Я у вас хотел спросить.
      - А вы шутник, доктор!
      Вот и весь разговор. Ему показалось странным, что его назвали "доктором", получается, что его собеседник знал, кто он такой. Наверное, так надо. Ну, на нет и суда нет. Пильман не любил думать о вещах, которые от него не зависят. И он довольно быстро потерял интерес к событиям в Хармонте. Все равно никакой дополнительной информации нет.
      Но совсем скоро о пристальном интересе федеральных властей к его малой родине Пильману напомнили самым неожиданным образом. Специальный курьер доставил приглашение на прием, посвященный празднованию Дня взятия Бастилии, который через три дня должен был пройти в Посольстве Франции. С какого перепуга он вдруг стал интересен французам? Какое отношение астрофизик, занимающийся исключительно эксорами и фуорами - редкими вспыхивающими объектами, имеет к политической истории Французской республики? Ответа он не знал. Впрочем, это был не его вопрос. Как человеку практическому, ему было понятно, что он кому-то понадобился. Но он не знал за собой каких либо уникальных способностей, которые нельзя было легко обнаружить у многих других более серьезно относящихся к научному познанию людей. Значит, все дело в том злосчастном телефонном звонке в Хармонт и в странном визите Рика Нунана. Федеральным властям понадобились астрономы, родившиеся в Хармонте. Зачем?
      "Может быть, я и не самый умный в стране человек, но и дураком, а тем более, простофилей считать себя я отказываюсь", - подумал Пильман.
      Конечно, все дело в неосторожном звонке в Хармонт, после чего к нему прислали несчастного Рика Нунана для выяснения обстоятельств. Так получилось, что благодаря стечению странных, но важных факторов, Пильман стал одним из немногих людей, которым известны некоторые сведения о происшествии в Хармонте: он разбирается в астрономии, обладает организаторскими способностями и к тому же уроженец этого города. Не исключено, что его собираются включить в научную комиссию, которой будет поручено разбираться с "газированной глиной" и подозрительными ямами на дорогах. Что ж, отказываться он не намерен, а уж как там все повернется: удастся ли доказать инопланетное происхождение этих феноменов или найдется другое, более приземленное объяснение - это дело десятое.
      Столь приятные рассуждения заставили улыбнуться. Давно известно, что иногда головокружительные карьеры строятся самым неожиданным образом. И главное в этой ситуации для человека, стремящегося быть на виду, - не упустить свой шанс.
      
      Прием в Посольстве Франции
      
      Естественно, что в назначенное время доктор Пильман, надел взятый на прокат смокинг и оказался в зале для приемов Французского посольства. У него на мгновение перехватило дух, и он почувствовал себя по-настоящему счастливым. Неужели его детские мечты начали, наконец, сбываться - по крайней мере, он уже попал в "высший свет", где важные, облеченные властью мужчины, и прекрасные женщины, говорят о чем угодно, но только не о науке. Удивительно, но такие люди действительно существуют. Пильман боялся одного, что он, в своем смокинге, затеряется в толпе таких одинаковых, на первый взгляд, мужчин, и люди, пригласившие на встречу, не узнают его. И все надежды рухнут.
      Так могло случиться. Это было бы глупо и неприятно. Пильман принялся затравленно озираться, пытаясь обнаружить хотя бы одного знакомого человека. К его радости, ему это удалось. Он разглядел в толпе советника президента по науке Нила Кларка и инстинктивно стал пробиваться к нему поближе. Понятно, что советник президента - явно не его уровень. Для вербовки такого мелкого служащего достаточно было бы и простого помощника советника. Но они были знакомы. Пильмана однажды представили Нилу Кларку, когда тот посещал Университет по делам. Конечно, маловероятно, что он вспомнит рядового доктора астрофизики, но...
      И случилось чудо, Кларк узнал Пильмана, приветливо улыбнулся и жестом пригласил присоединиться к себе. Два раза повторять не пришлось. Они взяли у официанта по бокалу мартини. Пригубили, улыбнулись друг другу, и разговор завязался.
      - Как вы попали сюда, Пильман? - спросил Кларк, впрочем, прозвучало это у него вполне доброжелательно.
      - Был приглашен неизвестными людьми.
      - Кто же эти таинственные доброжелатели?
      - Понятия не имею.
      Кларк рассмеялся.
      - Я вам не верю. Такой человек, как вы, обязательно должен был придумать правдоподобное объяснение такому неожиданному приглашению во французское посольство. Наверняка, выдвинули подходящую гипотезу, которая бы правдоподобно описывала происходящие события. Так, вроде бы, принято изъясняться в привычном для вас академическом кругу?
      Пильман застенчиво пожал плечами.
      - Только некоторые старые профессора.
      - Пока заинтересованные в сотрудничестве с вами люди не появились, хочу задать несколько вопросов, - продолжал Кларк, он явно получал от разговора удовольствие.
      - Пожалуйста, господин советник.
      - Вы верите в существование инопланетян, контакт с которыми следовало бы установить?
      - Однозначного ответа не существует. Астрономы не располагают достоверной информацией о существовании внеземных цивилизаций. Но, честно говоря, ваш вопрос лишен смысла, - Пильман хотел понять, чего конкретно от него добивается советник Президента.
      - Почему вы так считаете? - удивился Кларк. - Или не поняли моего вопроса?
      - Наука не строится на вере. Любое явление, которое может заинтересовать ученых, должно быть обязательно подтверждено проверочными экспериментами или наблюдениями. Только прошедшие такие испытания события становятся научным фактом. Наверное, ученые, как и прочие люди, имеют свои предпочтения. Но любая вера как истина, предшествующая научному знанию, им противопоказана. И мне, следовательно, тоже. Наука при этом потеряла бы свой смысл.
      - Правильно ли я вас понял, что вас инопланетяне как недоказанный факт не интересуют?
      - Ничего подобного я не говорил, сэр. Все дело в том, что мы, люди, живем в мире постоянно пребывающей информации: правдивой или ложной. Не подтвержденные до поры до времени явления, естественно, не признаются научными фактами, но заслуживают интереса до тех пор, пока не будут опровергнуты научными исследованиями. Как бы это понятнее сказать, не все они ложные, есть не до конца изученные или непонятые. Вот вы упомянули инопланетян. Есть правдоподобное предположение, что на экзопланетах могут обитать разумные существа. От ученых требуется предложить такую систему наблюдений, в результате которых удалось бы доказать существование чужих цивилизаций или их отсутствие. Мы занимаемся этим вопросом. Но пока эта задача нами не решена. Однако, сам факт того, что такие исследования учеными проводятся, означает, что у нас сохраняется интерес к подобной проблеме.
      - Но лично вы ничем подобным не занимаетесь? - спросил Кларк с явным интересом.
      - Занимаюсь. Я написал несколько статей о парадоксе Ферми. Там есть интересные темы для размышлений о судьбе вероятных цивилизаций. Было бы странным оставить без анализа такую важную для теоретических размышлений тему.
      - Парадокс Ферми - это отсутствие видимых следов деятельности инопланетных цивилизаций, которые должны были бы расселиться по всей Вселенной за миллиарды лет её развития?
      - О, господин советник, вы хорошо разбираетесь в таком непростом вопросе. Да, мы почему-то их не видим. И объяснить это не можем.
      - Ученые пока не способны обнаружить следы чужой разумной деятельности? Или видят, но не понимают, что это и есть искомое доказательство?
      - Мне кажется, что правильнее второе объяснение, - сказал Пильман и загрустил. Он очень не любил вести отвлеченные разговоры со случайными людьми.
      - Нашим умникам не хватает ума?
      - Все сложнее. Мы почему-то привыкли думать, что инопланетный разум похож на человеческий. То есть, разумное существо должно сочинять музыку, писать стихи, решать квадратные уравнения и интересоваться очарованными кварками. Но это совсем не так. Мы хотели бы, чтобы чужой разум был похож на человеческий. Но антропоморфный подход почти наверняка неверный. А если добавить, что мы до сих пор не знаем, что такое разум и для чего он понадобился эволюции, ситуация становится почти безнадежной. И тем более мы не представляем, на что этот разум способен.
      - А если ученые обнаружат явные следы деятельности чужой сверхцивилизации, то, наверное, им будет легче разобраться и с человеческим разумом?
      - Не исключаю. Да где же их можно найти, эти ваши сверхцивилизации?
      - Например, на Земле.
      - Ерунда. Пустая трата времени и средств, как и наш разговор, - не выдержал Пильман.
      - Почему?
      - Нет конкретики. Если бы такие следы существовали, их бы давным-давно обнаружили. Такие факты скрыть нельзя. Да и непонятно, зачем их скрывать. Я знаю людей, которые приписывают любое нарушение причинности деятельности инопланетян. Это смешно. То, что мы не знаем причину явления, не говорит о том, что ее нет.
      - Но вы сами только что сказали: если бы их могли отличить от естественных природных явлений, - ехидно заметил Кларк.
      - Вот именно.
      - Но чтобы ученые смогли вынести свой вердикт, они должны провести свои уточняющие эксперименты. Я правильно вас понял?
      - Для начала было бы неплохо обнаружить хотя бы один конкретный предмет изучения, который можно было бы связать с пресловутыми инопланетянами. Мы должны наблюдать необычное явление, которое не можем объяснить с помощью наших стандартных представлений и теорий.
      - Например, "газированную глину" в вашем родном Хармонте?
      Пильман поперхнулся и молча допил остатки из бокала с мартини.
      - Только не говорите, - продолжил Кларк, - что вы не интересовались тем, что происходит в городке, где прошло ваше детство. Вы, наверное, помните там каждую улочку, каждый дом...
      - В общих чертах.
      - Казалось бы, пустяк, но в некоторых случаях личные воспоминания бывают чрезвычайно полезным качеством. Особенно, когда правительство сталкивается с явлением, объяснить которое затруднительно. Так бывает. Это нужно признать. И тогда нам требуется помощь ученого, который способен решить проблему, кажущуюся нам неразрешимой.
      - Так это вы хотите предложить мне работу? - удивился Пильман.
      - Нет, не я, - засмеялся Кларк. - Ваше участие в проекте одобрил лично Президент Соединенных Штатов. Предварительный анализ событий показывает, что в Хармонте мы столкнулись с общемировой проблемой. И прямая обязанность правительства сделать все от нас зависящее, чтобы превосходство Соединенных Штатов осталось неоспоримым. Контакт с инопланетным разумом должен быть проведен американскими учеными. Только так мы сможем обеспечить национальную безопасность и подтвердить лидерство в свободном мире. Проект одобрил Конгресс и выделил для его реализации очень большие деньги.
      - Кто возглавит группу? - спросил Пильман, облизав внезапно пересохшие губы. - Есть люди, с которыми я не смогу работать. Личная неприязнь, знаете ли. Взаимная. В научном мире такое бывает.
      - В ближайшее время в Хармонте будет создан "Институт внеземных культур", научное руководство которым будет доверено вам, доктор Пильман. Мы считаем, что человек вашей квалификации с работой справится. Сотрудников подберете по своему усмотрению. Но должен предупредить, что ваша дальнейшая научная карьера будет зависеть от успешности работы в Институте. Надеюсь, вы это понимаете? Второго шанса вам никто не даст.
      - Я? - удивился Пильман. - Но есть более достойные и заслуженные ученые.
      - Нам не нужны заслуженные ученые. Нам нужны люди, которые способны выполнить работу, которую мы им поручаем. Вы, доктор Пильман, самая подходящая кандидатура на должность директора такого необычного Института. Я внимательно ознакомился с вашим досье. Надо сказать, занятное чтение. И абсолютно уверен, что вы со своей новой работой справитесь.
      Пильман был потрясен. Он не ожидал такого развития событий. В собственных способностях он не усомнился ни на секунду, но все произошло так стремительно. Он рассчитывал возглавить подходящий институт лет через десять, не раньше. Но все, что ни делается - к лучшему. И он справится, достанет этих инопланетян из-под земли, но свой шанс не упустит.
      - Кстати, доктор Пильман, Президент Соединенных Штатов хотел бы встретиться с вами. Не каждый день наша страна сталкивается с подомными проблемами. Нет ничего удивительного в том, что Президент хочет лично убедиться, что вы - подходящий человек. Говорите твердо, уверенно и побольше научных терминов, наш Президент это любит.
      - Когда состоится встреча?
      - Прямо сейчас. Пройдемте со мной, - Кларк явно был настроен серьезно.
      - И все-таки, почему именно я?
      - Трудно найти столь же наглого, бессовестного, хваткого, самовлюбленного негодяя, готового добиваться своей цели любой ценой, тут вам нет равных, доктор Пильман. Нет никаких сомнений, что только человек, обладающий набором перечисленных качеств, способен решить нашу проблему. Собственно, ничего другого от вас пока не требуется.
      Пильман вынужден был с ним во многом согласиться, для достижения нужного результата сильный человек не должен ограничивать себя в выборе средств. Претензии, даже если они и возникнут, моментально исчезнут, если будет достигнут успех. Как известно, победителя не судят. Правда, про себя отметил, что до совершенства ему еще далеко, чтобы стать жестоким и умелым руководителем крупного проекта, ему придется поработать.
      Встреча с Президентом
      
      Уже через час доктор Валентин Пильман был доставлен в Белый дом и немедленно представлен Президенту, который рассматривал его с нескрываемым интересом как диковинную зверушку. В своем смокинге с чужого плеча Пильман чувствовал себя крайне неудобно, словно на какое-то время стал студентом, сдающим экзамен преподавателю, который его недолюбливает, и потому обязательно попытается завалить. Он пребывал в полной прострации и не знал, как себя вести: имеет ли он право улыбаться, куда спрятать руки и не стоит ли принять в присутствии Президента стойку "смирно". А все потому, что не мог ответить на самый простой и очевидный вопрос: за каким дьяволом, спрашивается, он вдруг понадобился стране и Президенту? Спасать мир, как это принято в голливудских блокбастерах? Или, наоборот, подготовить человечество к неминуемой и страшной гибели? Увы, он не знал правильного ответа, и это его бесило. Ему казалось, что сейчас его обязательно разоблачат, поставят двойку и выгонят с позором как самозванца и прохиндея.
      - Приветствую вас, доктор Пильман! - между тем произнес Президент и улыбнулся своей фирменной улыбкой, знакомой большинству людей, обитающих на планете Земля.
      - Благодарю, господин Президент. И от меня примите самые наилучшие пожелания. Я голосовал за вас и ни разу не пожалел об этом!
      - Прекрасно, значит, мы найдем общий язык.
      - Сделаю все, что в моих силах.
      - Вас рекомендовали серьезные люди, к мнению которых, как мне кажется, следует прислушаться.
      Пильман промолчал. Ему было бы спокойнее, если бы Президент сразу перешел к делу. Прелюдия затягивалась. И его это раздражало. Он много раз слышал от своих коллег, что довольно часто в подобных случаях Президент оставлял размечтавшегося о карьерном росте человека с носом. Серьезных людей, как известно, много и каждый предлагает на важную должность своего кандидата. Но место одно и окончательный выбор должен сделать Президент. Пильману показалось, что его сейчас отбросят как шелудивого щенка. И он стал подыскивать вежливые слова для решительного отказа, как будто это он сам решил, что не справится. Это был хороший ход, чтобы оставить о себе хорошее впечатление. Но Президенту удалось его удивить.
      - Что вы думаете об инциденте в Хармонте?
      - Собачья чушь.
      - Увы. Нет. Дело становится большой занозой в нашей заднице. А это означает, что национальная безопасность Соединенных Штатов под угрозой. Хочу послать вас в Хармонт, наведите порядок и выясните, наконец, что там происходит. Мы решили организовать специальный исследовательский Институт, который будет заниматься исключительно "хармонтским феноменом". Возглавите его вы, доктор Пильман. Назначаю вас своим личным представителем. Директор Института - это же почти министр. Надеюсь, вы понимаете, что страна ждет от вас самых решительных действий. Старайтесь соблюдать законы, но при необходимости применяйте любые самые суровые меры, вплоть до пыток, расстрелов и массового террора.
      Президент улыбнулся, наверное, чтобы последние его слова можно было принять за шутку, но тут же жестко сжал губы. Черт побери! Это была не шутка, а приказ! - понял Пильман.
      - Все так серьезно, господин Президент?
      - Инопланетяне, доктор Пильман! Инопланетяне! Будущее страны под угрозой.
      - Я в инопланетян не верю.
      - Прекрасно. Докажите, что мы столкнулись с чем-то другим. Но у вас нет права на ошибку. Если не справитесь, мне придется уничтожить Хармонт с помощью пары "Томагавков" с ядерными зарядами.
      - Наверное, я не могу отказаться?
      Президент кивнул.
      - Да. Решение о вашем назначении окончательное и пересмотру не подлежит.
      - Когда мне приступить к работе?
      - Считайте, что уже приступили. Две сотни лучших специалистов уже на месте, ждут ваших распоряжений. Оставьте тех, кто вам действительно нужен. Остальных гоните в шею!
      Пильман не знал, радоваться ему или печалиться. Пора было приниматься за дело. Но он не имел ни малейшего представления, чем ему придется заниматься. Впрочем, Президента его сомнения не интересовали.
      
      Всегда следует стремиться к выигрышу
      
      Нельзя сказать, что Ева обрадовалась, когда узнала, что они должны бросить привычную университетскую жизнь и срочно, в течение трех дней, перебраться в захолустный Хармонт.
      - Ты забыл о том, что я читаю лекции студентам старших курсов. И, конечно, мне не хотелось бы бросать научную работу в группе профессора Кэррика. Вспомни, сколько сил мне пришлось потратить, чтобы стать его ассистентом!
      - Мне предложили возглавить Институт. Я должен воспользоваться выпавшим шансом. Если откажусь, о дальнейшей карьере можно будет забыть. Меня просто вычеркнут из списков.
      - Прости, конечно, но почему выбрали тебя? Почему не какого-нибудь известного ученого с именем?
      - Я думал об этом. Нельзя исключать того, что вся эта история окажется пустышкой. Окончательно это станет ясно только через полгода. Ученые с именем наверняка отказались играть в такую рискованную игру. Я - другое дело. Пусть вся эта проблема - низкопробный блеф, порожденный желтой прессой. Но о моей работе будут судить не по научным результатам, а потому, смогу ли я организовать работу нового исследовательского центра, привлечь лучших специалистов, решить многочисленные рабочие проблемы, без которых не обходится ни одно новое дело.
      - Все это я понимаю. Но как быть со мной?
      - Прошу, дай мне полгода. За это время проект или выдохнется, или наберет такую мощь, что не будет отбоя от желающих перебраться к нам в Хармонт. Но сначала я переманю к себе в Институт тебя. Подберу интересную работу, которая откроет такие перспективы, какие тебе и не снились. Твой профессор Кэррик будет проситься к тебе в ассистенты. Мы автоматически станем частью академической элиты. А лично ты - женой Нобелевского лауреата.
      - Размечтался.
      Ева была умной женщиной, поэтому не сомневалась, что ее муж во многом прав. Все так и будет, если у него хватит решимости. А в этом сомневаться не приходилось.
      - О нет, я трезво оцениваю ситуацию, - сказал Пильман решительно. Пока в Хармонт поеду один я. Ты останешься здесь, читай свои лекции и работай на старика Кэррика. Если дело не выгорит, мы с тобой все равно окажемся в выигрыше.
      - Так и решим, - сказала Ева, тяжело вздохнув.
      - Поверь, это самое разумное решение.
      
      Институт внеземных культур
      
      Для строительства Института внеземных культур было выделен обширный пустырь возле Хармонта. Пильман с удивлением наблюдал, с какой удивительной быстротой возводятся исследовательские корпуса. Собственно, пока это были временные сооружения, типовые постройки, впрочем, оснащенные самой современной аппаратурой. Уже через месяц приглашенные ученые могли приступать к научной работе. Главное, шестнадцатиэтажное, здание обещали построить через полгода. Недостатка в рабочей силе и строительной технике не наблюдалось. Заказчик - Федеральное правительство - организовало работы на самом высоком уровне. И с финансированием проекта проблем не возникло. Надо полагать, в Конгрессе трезво оценили опасность возможного вторжения инопланетных захватчиков. Или вдруг ясно поняли, что контакт даже с доброжелательно настроенными чужаками, вполне может привести к самым печальным последствиям. Возможно непоправимым. Или, что было бы предпочтительнее, принести сказочные выгоды.
      Работать приходилось по двенадцать часов в сутки без выходных, но Пильман считал, что удовлетворительно справляется со своими обязанностями. Его огорчало только одно - у него оставалось слишком мало времени для собственных научных исследований. Лучшие научные умы, которых Пильману удалось привлечь к изучению "хармонтского феномена", к сожалению, так и не смогли прийти к общему пониманию физической природы наблюдаемых явлений. Честно говоря, заслуживающей доверия информации было еще мало, что не позволяло сделать окончательный вывод.
      Гипотезы высказывались самые экзотические, причем предположение об инопланетном вторжении было не самым популярным. Остальные предлагаемые сценарии казались странными, но выглядели правдоподобнее: проявления квантовых макроэффектов, соприкосновение параллельных миров, следы функционирования машин времени, которые доставили на экскурсию в нашу эпоху путешественников из будущего. Или - самое простое - результаты несанкционированных экспериментов.
      В первое время доктор Пильман с большим интересом выслушивал каждую новую теорию, но поскольку все эти рассуждения не приводили к желанному результату, он стал терять терпение. Это было неправильно, потому что руководители больших проектов не должны поддаваться неконтролируемым эмоциям. Правильнее было смиренно ждать, что "хармонтский феномен" проявит себя как-то еще. И накапливать информацию.
      - Доказательства, - говорил он сурово очередному умнику, - прошу предоставить доказательства. Тогда и поговорим.
      Разработчики гипотез в задумчивости чесали затылки, и уходили, не попрощавшись. Впрочем, через две недели, они возвращались с новыми предположениями. Пильман смотрел на них с немым укором и кротко просил:
      - Вы сначала разберитесь с "газированной глиной". Обоснуйте мне, что это такое, опишите, хотя бы в общих чертах, механизм ее возникновения, а еще попробуйте объяснить, почему она стабильна, ведь ее существование нарушает второе начало термодинамики.
      Ответов пока не было.
      
      Новые проявления "хармонтского феномена"
      
      Единственным достижением Института в первые месяцы работы можно считать достаточно разумное объяснение появления ям на шоссе. Было произнесено слово "гравиконцентраты", которое устроило всех. Скорее всего были задействованы неизвестные науке мощные источники энергии (если судить по рассчитанной массе, которая бы понадобилась, чтобы вызвать наблюдаемый эффект продавливания земной коры и образования чрезвычайно глубокой ямы). Направленная гравитация. Красивая формулировка. Но объяснить, как мог работать подобный аккумулятор, и какие физические законы могли быть использованы для получения наблюдаемого эффекта, не удалось. Подходящая теория гравитации пока еще не была создана.
      Пильман понимал, что дальнейшая исследовательская работа возможна только в том случае, если удастся обнаружить еще какие-нибудь проявления "хармонтского феномена". Трудно поверить в то, что деятельность пришельцев ограничилась превращением асфальта в липкую слизь и рытьем колодцев. Обязательно должны были существовать и другие артефакты, но как их обнаружить, было непонятно. Натолкнуться на них можно было только случайно, обнаружив предмет или событие, нарушающее наше представление о реальности. Пильман надеялся, что рано или поздно встреча с непознанным обязательно произойдет. А для этого необходимо упорно работать и быть готовым встретиться с чудесами.
      Познание - занятие крайне заразительное. Желающих участвовать в поисках было предостаточно.
      Специально подобранные группы ученых исследовали город, пытаясь обнаружить новые загадочные проявления инопланетного присутствия.
      Но очевидных артефактов обнаружить не удалось. Если не считать статистически установленного странного эффекта локального страха в одном из зданий на центральной улице города. Оказалось, что горожане обходят стороной до тех пор популярный универсам в центре Хармонта. Нельзя сказать, что покупать стали меньше. Покупателей не стало вообще. Абсолютный ноль. За последний месяц не было совершено ни одной покупки. Здравого объяснения этому удивительному факту ученые предложить не смогли. Спрашивали у жителей близлежащих домов, почему они перестали покупать продукты в этом конкретном универсаме? Но все они, как будто сговорившись, угрюмо твердили: "Не хотим, и все". Не удивительно, что и все до единого продавцы вскоре дружно уволились. Они, кстати, тоже не стали покупать в своем универсаме товары даже по сказочно сниженным ценам.
      Пильману осталось только признать этот странный факт за явное проявление "хармонтского феномена". Это стало первым необычным наблюдением после появления в Хармонте Института. Но пользы от такого "открытия" не было никакой. Оно стало лишь очередной информацией, объяснения которой не удалось найти. Очевидно, что смысл явления следовало искать в психологии, а не в физике, чем, собственно, в первую очередь должен был заниматься Институт. Привлекать психологов Пильману не хотелось, в его планы не входило становиться филиалом сумасшедшего дома.
      Организация нормальной работы Института требовала огромных затрат физической и моральной энергии. Пожалуй, только один вопрос решился сам собой. Многие зажиточные жители города продавали за бесценок свои дома правительству и перебирались на постоянное жительство в другие города штата, лишь бы подальше от Хармонта. Так что приглашенные для работы в Институте ученые в жилье не нуждались. Но уже через три месяца хармонтцам было запрещено покидать город. Пильман поинтересовался у мэра, на каком основании введен такой странный запрет. Тот ответил не сразу, покраснел и долго обижено сопел, а потом поведал, что из офиса губернатора штата ему сообщили, что, оказывается, с появлением в новых местах проживания переселенцев из Хармонта там стали происходить необъяснимые и очень неприятные события.
      Скажем, открывает человек книжную лавку, и начинают с его покупателями случаться всевозможные неприятности. Люди вываливаются из окон, гибнут в автомобильных катастрофах, вырезаются гангстерами и хулиганами, тонут на мелких местах, и так далее, и так далее. Возрастает количество стихийных бедствий. Откуда-то берутся смерчи и тайфуны, которых в этих местах никогда не видывали, на город обрушивается полугодовая норма осадков, реки выходят из берегов и затапливают город и его окрестности. Казалось бы, случайность, но ученые говорят, что факторный анализ и статистика достаточно точные науки, чтобы связать происходящие катастрофы с появлением в этих местах переселенцев из Хармонта.
      Пильман поморщился. Еще одно метафизическое проявление "хармонтского феномена".
      - Да. Неприятно. Но исключать подобные проявления нельзя, - вынужден был признать он.
      - Скажите, что все это значит? - горячился мэр, промокая платком разгоряченный лоб. - Отныне все хармонтцы заразные? Вы можете нас вылечить?
      - Поверьте, мы сами хотим побыстрее разобраться с "хармонтским феноменом". Ответы на ваши вопросы обязательно будут найдены. Ради этого мы и строим в вашем городе свой Институт. Дайте нам немного времени. Мы привлекли для проведения исследований лучших ученых страны, самые светлые умы. Рано или поздно мы узнаем правду, можете не сомневаться.
      Пильман хотел казаться оптимистом, уверенным в своих силах, но понимал, что получается это у него не очень убедительно. Было от чего загрустить.
      Итак, добавился еще один метафизический феномен - статистический. А это означает, что придется организовать еще одну лабораторию и приглашать на работу людей, которых он признавал учеными с большим трудом.
      
      Проблемы с Евой
      
      Полгода пролетели незаметно, в трудах и заботах. Честно говоря, у Пильмана не было времени вспоминать о своем опрометчивом обещании Еве закончить изучение "хармонтского феномена" за полгода. Они виделись часто, каждое воскресенье. Иногда Валентин прилетал в Вашингтон, иногда Ева в Хармо нт. Вынужденная разлука пошла на пользу, они стали лучше относиться друг к другу. Но полгода прошли, а Пильман свое обещание не выполнил. Кто бы мог подумать, что работа в Хармонте растянется на долгие годы. Нельзя сказать, что он забыл о нем, скорее считал его не слишком обязывающем - текущая работа не оставляла времени для выполнения необдуманных клятв, а вот Ева помнила. Можно было не сомневаться, что она потребует объяснения.
      - Ты помнишь о нашем договоре?
      - Конечно, вот только сроки его выполнения чуть-чуть сдвинулись. Работы оказалось немного больше, чем это представлялось ранее.
      - Ты сказал - немного?
      - Хорошо, правильнее было бы сказать, много, очень много. Серьезные проблемы у нас возникают постоянно. Некоторые из них решаются относительно быстро и легко, о некоторых я только догадываюсь, как их можно решить. А есть такие, для которых решение еще не придумано. Но главное, и это особенно печально, что наверняка существуют феномены, о которых пока ничего неизвестно, поскольку они никак себя еще не проявили. Точнее, мы, наверное, что-то такое наблюдаем, но не догадываемся, что должны это изучать. Известно только, что они есть.
      Ева прекрасно понимала, что свою работу Пильман на полпути не бросит, какие бы убедительные доводы для этого не приводились, поскольку это означало бы, что он ставит крест на своей карьере. Требовать такого подвига от своего мужа Ева не могла, тем более, что подобная просьба была заведомо невыполнимой. Понятно было, что выбор должна сделать она.
      - Если я откажусь от своей директорской должности, ты первая будешь презирать меня, как безвольного слабака, - сказал Пильман грустно.
      Он знал, что жена не любит неудачников.
      - Неплохо ты здесь устроился, дорогой, - сказала Ева сурово. - Красивый дом.
      - В нем раньше жил владелец местного ресторана. Очень богатый человек. Он перебрался в Филадельфию. Струсил, наверное, и теперь продает его за полцены. Через полгода этот дом станет нашим.
      - Хорошее приобретение.
      - Ты можешь перебраться ко мне в любой момент. Кстати, как там поживает твой профессор Кэррик и его выдающееся исследование?
      Ева улыбнулась, и Пильман немедленно успокоился, пронесло.
      - Профессор Кэррик оказался балбесом. Ему так и не продлили грант. Для него это стало ударом. А все потому, что он давно выдохся, потерял боевой дух. Ходит, шепчет что-то про себя. Сдался, старикан. Наверное, ищет в своих рассуждениях ошибку.
      - Вот как. Что ж, прекрасно. Это многое упрощает. Нам нужен талантливый математик. Нам необходимы динамические модели метафизических процессов, с которыми мы сталкиваемся. Надеюсь, что эта работа тебе понравится. Соглашайся. Считай, что собеседование ты прошла. Я предлагаю тебе интересную и перспективную самостоятельную работу.
      - Это будет выглядеть, словно я проиграла.
      - Ерунда. Ты не можешь проиграть, поскольку мы с тобой давно поняли, что занятия наукой вовсе не игра на деньги с нулевой суммой. Так что проиграть мы не можем, только выиграть. Мое предложение - всего лишь подтверждение очевидного факта: мы созданы для того, чтобы поддерживать друг друга, тем более, когда в этом есть нужда. Как ни грустно констатировать, но мы уже не столь молоды, как привыкли думать. Перед нами один путь - вверх по карьерной лестнице.
      - Ты всегда был хитрецом!
      - Заметь, умным хитрецом! Я тебя не тороплю, обдумай все как следует. Даю тебе пять минут. Надеюсь, этого достаточно.
      - Кто будет моим научным руководителем? - спросила Ева.
      - Я. Точнее, никто. Получишь отдел в полное свое распоряжение.
      - И чем конкретно я должна буду заниматься?
      - Я уже сказал. Динамическим моделированием процессов неизвестной природы. Конечно, ты в этом разбираешься лучше меня. Профессор Кэррик, насколько я понимаю, разрабатывал похожие алгоритмы.
      - Но я не знаю, чем вы тут занимаетесь. Ты сам говорил, что проект секретный.
      - Сейчас все подробно расскажу. Впервые о том, что вблизи Хармонта побывали пришельцы я узнал, как и положено ученому с хорошей репутацией, из сообщений желтой прессы...
      
      Ричард Нунан, заместитель директора ИВК
      
      Пильман считал себя хорошим семьянином, поэтому обрадовался тому, что Ева перебирается в Хармонт. Одной проблемой, пусть и не связанной с работой, стало меньше. Конечно, он ни за что не разрешил бы Еве бросить своего профессора Кэррика и свою докторскую, если бы у нее дела шли хорошо. Но поскольку все произошло само собой, без нажима с его стороны, этому можно было только порадоваться. И, конечно, - просто замечательно, что с трудоустройством Евы на новом месте не возникло проблем. Хорошо быть самым главным. И просто чудо, что такую важную работу по моделированию процессов "хармонтского феномена", он может поручить именно Еве. В ее компетенции он не сомневался, найти лучшего специалиста для такой работы будет трудно. Пресловутый профессор Кэррик, как к нему не относись, свое дело знал хорошо и многому научил Еву.
      Расчет динамических моделей наверняка поможет институтским теоретикам создать адекватную теорию Посещения. А то, что заниматься этим будет его жена, поможет ему лучше контролировать всю остальную работу Института. Кроме того, он сможет оперативно вносить изменения в компьютерные модели, добавлять новые параметры и исключать лишние. Это сэкономит кучу времени и усилий. И позволит хранить неприятные тайны, если таковые обнаружатся, и в этом появится необходимость.
      Теперь Пильману осталось заставить работать на себя Рика Нунана. Советник Президента по науке Кларк заблуждался (но разочаровывать и поправлять его ни в коем случае нельзя), когда считал, что Пильман до сих пор как-то связан с Хармонтом. В последний раз он посещал свой родной город лет десять тому назад. Понятно, что за эти годы многое изменилось, он потерял нужные связи, и помочь восстановить их мог только Рик Нунан, который чувствовал себя в Хармонте как рыба в воде.
      Пильман не сразу о нем вспомнил. Слишком много дел на него навалилось. И - опять счастливый случай, Рик пришел к нему сам. Пильман сначала разозлился, подумал, что тот собирается выпрашивать для себя какую-нибудь привилегию. Например, монопольное право на торговлю в Хармонте подержанными автомобилями. Но нет, Нунан пришел предложить свою помощь.
      - Доверься мне, Валентин, - сказал он твердо. - Тебе обязательно понадобится помощь местного населения. Я слышал, что ты посылаешь своих научных сотрудников отыскивать новые артефакты. Не кажется ли тебе, что эту работу должны делать местные ребята? Они лучше знают местность и не боятся рисковать за ту малую денежку, которую ты им будешь платить. До меня дошли слухи, не очень приятные для тебя, что местными артефактами уже сейчас интересуются посторонние люди, связанные с крупными корпорациями. Желающих воспользоваться новыми инопланетными технологиями с каждым днем становится все больше и больше. Ты это понимаешь? Почему бы тебе не подмять формирующийся рынок под себя? Но без моей помощи у тебя ничего не получится. Ты плохо разбираешься в местных условиях. Увы, этому научиться нельзя, это приходит с опытом.
      Пильман поморщился. Нунан и в детстве умел быть убедительным, если видел возможность поживиться и частенько предлагал купить его честность еще в школе. Это не было секретом.
      "Он прав. Расторопный помощник мне понадобится, и хорошо, что это будет свой человек", - подумал он.
      - Пожалуй, мы с тобой могли бы договориться, - сказал Пильман.
      - Ты не пожалеешь, я тебя не продам.
      - Тебе придется много работать и часто выполнять грязную работу.
      - Это само собой. Это я понимаю. Разве выгодная работа бывает чистой и легкой? - ухмыльнулся Нунан и скабрезно подмигнул. - Денежки сами по себе в карман не попадают.
      - Остынь, дружище. Сомневаюсь, что нам придется когда-нибудь столкнуться с откровенным криминалом. Мы занимаемся обычной скучной научной работой, - сказал Пильман озадаченно, нарушать законы он не собирался. - Во всяком случае, полиция будет на нашей стороне.
      Нунан обидно засмеялся.
      - Совсем скоро у тебя начнутся серьезные проблемы, и поверь, полиция не поможет. Мы живем в свободной стране, частное предпринимательство еще никто не запрещал.
      - О чем ты, собственно?
      - А ты знаешь, что в нашем тихом городке на этой неделе зарегистрирована частная компания "Престиж". Хозяева там подобрались бойкие. Вербуют ребят, которые бы согласились искать для них "хармонтские артефакты" за большие, по нашим понятиям, деньги. Добровольцы уже нашлись.
      - Мне ничего неизвестно о каких-то "хармонтских артефактах", кроме тех, о которых ты сам мне в свое время рассказал, - сказал Пильман. - Даже если таковые и в самом деле существуют, нам их пока обнаружить не удается.
      - Плохо, господин директор, очень плохо. Получается, что в городе появились серьезные люди, которым известно о пресловутых пришельцах больше, чем лучшим профессионалам страны, которых удалось собрать в твоем хваленом Институте внеземных культур. Так возникает нездоровая конкуренция. А это всегда непредсказуемая возня и столпотворение. И проигрывают, как правило, те, кто старается соблюдать законы. Пора бы тебе понять, что дальше по правилам ты работать не сможешь.
      Пильман вспомнил, как Президент разрешал ему "при необходимости применяйте любые самые суровые меры, вплоть до пыток, расстрелов и массового террора". Неужели это время наступило?
      - Ерунда. Ничего конкретного наши предполагаемые конкуренты не знают и знать не могут, кормятся сплетнями. А от пустой болтовни толку нет и быть не может.
      - Тебе тоже неплохо было бы поговорить с местными ребятами. Много интересного услышал бы. А вот эти новые, из "Престижа", не побрезговали. Они активно вербуют людей, денег не жалеют.
      - Что же делать?
      - Работать с населением. Привлекать самых активных на свою сторону.
      - Хорошо. Ты принят. Теперь это твоя работа. Давай, договаривайся с местными. У тебя получится.
      - Сделаю, что смогу.
      
      Конкуренты
      
      Рекламную кампанию фирма "Престиж" проводила с невиданным доселе в Хармонте размахом. Через каждые сто шагов вдоль главной улицы были установлены огромные щиты, на которых был изображен идеально одетый человек с аккуратно постриженной бородкой и внимательными, внушающими доверие глазами. Надпись была соответствующая: "Заставим пришельцев работать на нас". И подпись: Питер Мозес.
      Отныне, направляясь в Институт, Пильман вынужден был рассматривать наглую рожу Питера Мозеса (что она наглая, он понял не сразу, только через неделю). Он не сразу стал относиться к нему серьезно - мало ли мелких предпринимателей желающих набить карманы, используя всеобщий ажиотаж, раздутый телевидением и блогерами. Но однажды он заметил возле одного из щитов большую группу людей. Сотрудник "Престижа", его легко можно было узнать по фирменной шапочке (Пильман отметил, что шапочки - это они удачно придумали), составлял списки людей, согласившихся работать на Мозеса. Он сидел за небольшим переносным столиком, а к нему выстроилась очередь из пяти-семи человек. Каждому попавшему в список сотрудник выдавал конверт, надо полагать, с деньгами. Это зрелище совсем не понравилось Пильману. Неожиданная конкуренция вряд ли могла помочь работе Института.
      Однажды он не выдержал и посетил офис "Престижа". Приемная ничем не отличалась от множества других. За маленьким столом располагался молодой человек в фирменной шапочке. Он был занят, медленно тыкал пальцем по клавиатуре компьютера. Внимание Пильмана привлекли два ярких плаката. Их содержание было нетривиальным. Текст на первом был непонятным:
      
      "Сталкер всегда одинок.
      Используй свое преимущество".
      
      Кто такие сталкеры? Почему одиночество для них - преимущество? Эти загадки еще предстояло разгадать. Но сам факт, что удалось за что-то зацепиться, давал надежду. Наверняка, тихонько потянув за ниточку, можно будет узнать о фирме "Престиж" много занятного и полезного для Института. Всегда полезно знать, что затевают твои конкуренты.
      Второй плакат был проще и излишне откровенным:
      
      "Обнаружил у соседа чудо - сообщи нам.
      И получи законные сто долларов!"
      
      Пильман ухмыльнулся. Этот простой и эффективный подход следовало перенять и применять самим, вряд ли Институт от этого разорится, чудеса на дороге не валяются. Вполне коммерческий подход, обреченный на успех. Только слово "чудо" придется заменить на более академическое - "артефакт".
      Молодой человек приветливо улыбнулся, бойко вскочил на ноги и молниеносно подскочил к посетителю, надо полагать, узнал директора Института.
      - Мое почтение, доктор Пильман, - сказал он. - Очень рад, мы ждали вас!
      - Вы знаете, кто я?
      - Конечно. Директор Института внеземных культур - известный человек в нашем городе.
      Слово "нашем" он выделил особо. Не хотел, чтобы фирма "Престиж" выглядела чужеродным захватчиком, который решил нажиться на чужой территории.
      - Здравствуйте, молодой человек. Чем вы здесь занимаетесь?
      - Пока исключительно организационной работой. Наши исследовательские лаборатории расположены в Буффало. При необходимости мы сможем переместить туда любой инопланетный материал в самые кратчайшие сроки. А уж там люди знают, что с ними делать.
      - Кто же у вас занимается научными исследованиями? Если не секрет.
      - Простите, доктор, наука нас не интересует.
      - Как это?
      - Питер Мозес собирается заниматься исключительно практическим применением инопланетных технологий. Будущее земной цивилизации во многом зависит от того, как быстро и насколько успешно люди научатся использовать на благо земной цивилизации попавшие в их распоряжение артефакты. Фирма "Престиж" создана именно для того, чтобы значительно сократить путь от научного изучения "хармонтского феномена", которым занимается ваш замечательный Институт, до внедрения в промышленное производство любых инопланетных чудес. У нас большие планы и неограниченные возможности. Питер Мозес ни перед чем не остановится, чтобы добиться своей цели.
      Пильман поморщился, то, что он услышал, было обычной рекламной болтовней. Какие чудеса? Какое внедрение?
      - А конкретнее?
      - Простите, я не специалист. Подробности знает только сам Питер Мозес, хозяин фирмы "Престиж". Он любит повторять: "Тот, кто меньше знает, дольше живет". И я ему верю.
      Молодой человек продолжал мило и доброжелательно улыбаться. Наверное, он не считал, что его слова звучат угрожающе. Пильману это не понравилось.
      - Искренне надеюсь, что это касается лишь сотрудников фирмы? - строго спросил он.
      - Да, конечно, - ответил молодой человек.
      - А как быть с другими людьми, например, со мной? И с другими сотрудниками Института? Нам тоже следует поменьше знать?
      - Об этом мне ничего неизвестно. Но кажется, что на институтских это предупреждение не распространяется.
      - Спрашивать нужно у Питера Мозеса?
      - Да. Вы поняли правильно. Конечно, правильнее всего выяснять детали непосредственно у хозяина.
      - А как его найти?
      - Обычно он сам приходит к человеку, если тот кажется ему заслуживающим внимания.
      - И как его заинтересовать?
      - Вы, господин директор, насколько мне известно, занимаетесь научными исследованиями. Я плохо себе представляю, что такое - научные исследования, но звучит это внушительно, как музыка или упоминание о капитальных вложениях. Если выполните работу, которая станет прорывом в изучении "хармонтского феномена", мистер Мозес обязательно вас отыщет, потому что будет знать, что вы способны помочь ему заработать большие деньги. Так мне кажется. Старайтесь, и все получится.
      
      Важный эксперимент
      
      Молодому человеку разговор с таким известным в Хармонте человеком, как директор Пильман, показался забавным. Даже самые великие люди, попав в ситуацию, в которой не разбираются, а следовательно, не способны управлять ею по собственному разумению, обычно выглядят потешно. Нет, ну, в самом деле, как директор ИВК может противостоять планам Питера Мозеса? Вернется сейчас в свой кабинет и издаст приказ о неразглашении? Но мистер Мозес настроен решительно и не пожалеет денег для своего проекта. Кто устоит против по-настоящему больших денег? И сам директор Пильман явно не станет исключением. Будет делать то, что ему скажут. Молодой человек представил, с каким серьезным видом этот Пильман станет рассовывать по карманам толстые пачки денег, которые ему будут вручены за "консультацию", и с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Вовремя вспомнил, что хозяин не велит смеяться над людьми из Института.
      И ему повезло. Хлопнула дверь на втором этаже, где располагался кабинет Питера Мозеса. И вот хозяин уже бодро спустился по лестнице. Молодой человек поспешно изобразил серьезное лицо. По непроверенным слухам, хозяин шутников не жаловал, предпочитал деловых сотрудников. У смеющегося на рабочем месте сотрудника шансов остаться в фирме было мало.
      - Не было ли писем? - спросил Питер Мозес.
      - Никак нет.
      Этот странный вопрос Мозес задавал каждый день. Но поскольку за все время существования офиса фирмы "Престиж" в Хармонте ни одно письмо так и не пришло, отвечать было легко.
      Мозес пожал плечами, словно не мог решить, хорошо это или плохо.
      - Записываются ли люди в сталкеры?
      - За такие деньги? Охотно. Желающих хоть отбавляй. Иногда выстраиваются в очередь. Удивляюсь я, сэр, с такими рожами, а сидят в очереди тихо и чинно, порядок соблюдают.
      - Есть ли интересные экземпляры?
      - Не знаю. Стараюсь держаться от них подальше. Честно говоря, побаиваюсь я этих ребят. Уж очень, знаете ли, сомнительные у них репутации, такие способны выкинуть что угодно. Но это не сказывается на моей работе. Всю эту братию я регистрирую и посылаю к доктору Каттерфилду, как вы и приказали.
      - Хорошо. Спрошу у Каттерфилда.
      Мозес кивнул и отправился в кабинет регистрации. Каттерфилд иронически называл его "приемный покой". Этот человек любил двусмысленности. Особенность, с которой можно было смириться. Люди - существа странные, особенно обладающие извращенным чувством юмора. Интересно, слышали ли кандидаты в сталкеры эти страшные слова? Понимают ли, что уже через несколько дней большинство из них умрет болезненной смертью? Некоторые в страшных мучениях. "Приемный покой" - это надо было придумать такое простое и честное название, отличный пример черного юмора. Даже если сталкеры будут соблюдать технику безопасности, во что верилось с трудом, смертность среди "счастливчиков" предполагалась очень большой.
      В очереди ожидали вызова пять человек. Удивительно, но у всех этих людей было хорошее настроение. Еще бы, им были обещаны хорошие деньги только за то, что они пришли испытать судьбу, и согласились добровольно пройти непонятное испытание. На лицах у многих застыли одинаковые мечтательные улыбки - они рассчитывали заключить выгодный контракт, чтобы впредь денежки капали им постоянно.
      "Обычные люди, - подумал Мозес безразлично. - Но мне требуются особенные экземпляры. Человеческая судьба - забавная штука. Те, кому не повезет, и их не возьмут в сталкеры, останутся в живых, счастливчики умрут. Только потому, что они мне нужны".
      Если бы кто-нибудь набрался смелости и спросил, не жалко ли ему этих людей, он бы честно признался, что его не интересуют судьбы сталкеров, совсем. Но люди, даже умные, не способны задать такой простой вопрос. А потому и отвечать на него не придется. Они вызвались добровольно, так что пусть заботятся о своей судьбе сами. Удачливый сталкер должен любить себя больше денег.
       Мозес открыл дверь. Кто-то громко выкрикнул: "Здесь очередь!"
      - Не волнуйтесь, примут всех, - автоматически ответил он, со стуком закрывая за собой дверь.
      - Сэр, - радостно выкрикнул Каттерфилд. - Сегодня удачный день, обнаружил сразу трех достойных внимания новичков!
      - Неужели в их энцефалограммах обнаруживается Т-зубец?
      - Самым явственным образом. Как в методичке, - доктор Каттерфилд был доволен собой.
      В кресле сидел очередной испытуемый. Его голова в смешной розовой шапочке была опутана разноцветными проводами. Он громко вдыхал воздух, а потом медленно выдыхал его. Так ему приказали. Здоровый, но глупый парень с тревогой прислушивался к беседе своих работодателей и ничего не понимал.
      - И у этого?
      - У этого парня Т-зубец проявляется очень слабо. Посмотрите сами.
      Он показал пальцем на монитор. Т-зубец и в самом деле был очень слабеньким, скорее угадывался, чем явно проявлялся.
      Мозес поморщился. Надо было бы прогнать этого слабака, толку от него все равно не будет, но такое решение не будет оптимальным. Для того, чтобы сталкеры, обладающие правильным Т-зубцом, научились выживать, они должны видеть, как гибнут их напарники. В противном случае, защититься или спастись им не удастся. В первые дни активной работы должно погибнуть много случайных людей, очень много. Только так можно будет выработать у настоящих сталкеров инстинкт самосохранения. По-другому поступать нельзя. Чтобы уцелели полезные люди, приходится жертвовать вот такими несмышленышами как этот парень. И его жалко, но и настоящих сталкеров нужно пожалеть. Большинство из них все равно погибнет. Такая работа. Но смерть бесперспективных не будет напрасной, потому что они откроют путь более удачливым и умелым. Да, вероятность того, что этот парень выживет, очень мала. Но она не нулевая, и если ему немного повезет, то... Везение для сталкера - счастье и удача.
      - Тебя как зовут? - спросил Мозес у парня со слабеньким Т-зубцом.
      - Счастливчик Картер.
      - Я тебя запомню, Счастливчик Картер. Удачи тебе.
      - Спасибо, сэр!
      - Запиши его, Каттерфилд, в сталкеры.
      - Но, сэр...
      - Запиши. Ты же слышал - он счастливчик.
      Счастливчик Картер получил обещанные сто долларов и ушел весьма довольный собой.
      - Хозяин, - сказал Каттерфилд растеряно. - С таким слабым зубцом он долго не протянет.
      - Мы не можем знать этого наверняка. Не исключено, что именно он и выживет. На практике мы пока этого не установили. У каждого из этих парней должен быть шанс. Записывай всех, у кого есть хотя бы маленький намек на Т-зубец. Всех.
      - Понял, хозяин. Но я бы не стал привлекать для работы заведомо негодных людей. Они бесполезны и не смогут выжить.
      - Когда начнется настоящая работа, этим ребятам будет наплевать на то, занесли мы их в свой список или нет. Они без разрешения полезут в самые опасные места на свой страх и риск, потому что другого способа заработать большие деньги, у них нет. Получать у нас лицензию они не будут.
      - Но зачем мы составляем список?
      - Только для того, чтобы сталкеры твердо усвоили, куда им следует нести свои находки. Мы будем улыбаться им и исправно платить деньги. Всегда. Какую бы ненужную дрянь они ни приносили.
      - А зачем ищем у них Т-зубец?
      - У этих больше шансов выжить и обнаружить нужные нам артефакты. Мы должны проследить, чтобы сталкеры с Т-зубцом свои находки несли только нам. Мы не можем допустить, чтобы они работали на конкурентов. Но это не твоя забота.
      - Это вы про Институт внеземных культур?
      - Нет.
      - Я чего-то не знаю, сэр?
      - Конечно. Все никто не знает.
      
      Главный корпус Института построен
      
      Прошел год. Обстановка вокруг Института внеземных культур стала спокойнее. Деньги поступали с завидной регулярностью, правда, до настоящих научных открытий дело пока не дошло, но главное было сделано. Лаборатории во временных сооружениях начали свою работу. Были выпущены первые тома "Бюллетеня ИВК", основной объем их занимали теоретические статьи участников проекта "SETI". Но появились и публикации о первых результатах исследования "газированной глины". Большая статья группы ученых, занимающихся изучением гравиконцентратов, не была пока опубликована. Авторы попытались, исходя из факта существования подобных объектов, создать новую физику. Рецензенты не смогли прийти к единому мнению, а Пильман, как директор Института и главный редактор "Бюллетеня", придержал статью до лучших времен. Ему не хотелось, вот так сразу, без надлежащей проверки, подвергать сомнению научную репутацию ИВК, да и свою собственную.
      Сам он не смог выделить достаточного времени для внимательного чтения статьи. Прежде всего, необходимо было подготовиться к ответам на возможные вопросы скептиков, которых, в этом не было сомнения, после публикации обнаружится великое множество. Новые концепции во все времена встречали серьезный отпор и недопонимание.
      А времени для компетентной проверки не было, главным сейчас было достроить новое здание Института. Пильман должен был поставить свою подпись под приемо-сдаточными документами. А ведь он ничего не понимал в строительстве. Вот когда пригодился Рик Нунан - вот кто чувствовал себя при общении с подрядчиками, как рыба в воде. В ситуациях, когда Пильман без малого впадал в отчаяние, Нунан сохранял спокойствие и каждый раз добивался нужного результата. Подрядчики его побаивались.
      И вот, наконец, шестнадцатиэтажное здание главного корпуса было построено. Остались внутренние работы, которые обещали закончить в течение месяца. Главное - электрические сети и компьютерные кабели были проложены.
      - Они сделали это! Это наш первый успех, - радостно воскликнул Нунан.
      - Я буду доволен, только когда в здании заработают лаборатории, а у входа установят вооруженную охрану - Пильману хотелось, чтобы вся эта кутерьма со стройкой, наконец, закончилась.
      - Местные обходят территорию Института стороной, побаиваются.
      - Мы такие страшные? - удивился Пильман.
      - Считается, что мы собираемся заключить договор с нечистой силой.
      - Дикие люди.
      - Не скажи. У них слишком много проблем, которые им никто не помогает решать. Трудно доказать людям, что Институт не принесет им новые беды. Если бы ты, Валентин, мог гарантировать им безопасность, разговор с тобой был бы другой. Но как честный ученый, ты, конечно, не станешь давать пустые обещания. Хотя бы потому, что за год работы Института твоим ученым так и не удалось установить, связан ли "хармонтский феномен" с визитом инопланетян или вызван другими причинами. Прости, но ты не знаешь даже этого. А людям нужна определенность. Они чувствуют, что ты помочь им не в состоянии.
      - А вот в "Престиж" они идут охотно, - с плохо скрываемой обидой сказал Пильман.
      - Конечно, - ответил Нунан с сожалением. - Людям почему-то кажется, что Питер Мозес собирается бороться с пришельцами, кем бы они ни были. До полной победы. Народ видит в нем защитника, люди ведь как малые дети, честное слово. Они начитались комиксов о супергероях. И считают Мозеса своим парнем. Только повзрослев, понимаешь на личном опыте, что враг твоего врага, не обязательно станем твоим другом. Хармонтцы пока еще не повзрослели.
      - Друзей вообще мало.
      - Но потребность в их существовании очень велика, - люди - они такие.
      - Как ты думаешь, Рик, кто этот Питер Мозес? Он наш враг или друг?
      - Правильнее было бы спросить об этом у него самого. Хотя, сомневаюсь, что он и сам это знает, - грустно сказал Нунан.
      - Кто же спорит.
      - Но, скорее всего, он ни друг и ни враг. Не удивлюсь, если ему глубоко наплевать и на наш Институт, и на твои потуги разобраться во всей этой истории.
      - Всегда удивлялся, какие причудливые способы зарабатывать деньги относительно честным путем придумывают люди. Но как Мозес умудряется получать прибыль с помощью "хармонтского феномена" для меня загадка.
      - Добровольно он нам об этом не расскажет, - засмеялся Нунан.
      На всякий случай, Пильман решил подстраховаться и обратился к Нилу Кларку с просьбой поделиться хоть какими-то сведениями о Мозесе. Ответ его удивил. Оказалось, что вся известная информация о прошлом Питера Мозеса не стоит и ломаного цента, поскольку явно выдумана и не содержит ни единого подтвержденного факта. Так что и говорить не о чем. Впрочем, Кларк добавил, что волноваться по этому поводу не стоит. Ждать подвоха от Мозеса глупо. Только помощь.
      Пильман горько ухмыльнулся. Очередной црушник. Все так просто.
      
      Питер Мозес, собственной персоной
      
      За завтраком Пильман старался выглядеть серьезно, но у него получалось плохо, не удавалось скрыть довольную ухмылку. Благо для этого был хороший повод. Нунан абсолютно прав: день, который совсем недавно казался таким далеким, наступил и оказался замечательным - новое шестнадцатиэтажное здание Института внеземных культур было достроено. Напряженная работа не была напрасной. Успех окрыляет.
      И Ева радовалась от всей души. Она уже осмотрела помещения, выделенные для ее отдела, и теперь мечтала как можно скорее там обосноваться. Конечно, придется еще немного подождать, пока окончательно наладят мощный компьютер, так необходимый для проведения сложных расчетов при моделировании возможных проявлений внеземной разумной жизни.
      Пильману было приятно сознавать, что жена гордится его достижением. Он не ожидал от себя такой странной эмоциональной реакции, но вынужден был признать, что переезд Евы в Хармонт придал ему дополнительную силу и решимость.
      - Почему ты не кричишь: "Ура!"? - спросил Ева. - Только благодаря тебе наш Институт начинает работать по-настоящему! Я бы на твоем месте...
      - Мужчине не пристало бурно радоваться успешно завершенному делу, - сказал он назидательно. - Потому что это только передышка перед новой работой, может быть, еще более тяжелой.
      - Институт начнет работу...
      - Да, задачи понять, что такое "хармонский феномен", какую опасность или выгоду он несет цивилизации, с нас никто не снимал.
      - Ты справишься, но не кажется ли тебе, что в наше распоряжение попало слишком мало достойной внимания информации? Мы так и не нашли новых фактов, которые можно было бы с полной уверенностью посчитать проявлением "хармонтского феномена".
      - Ты считаешь, что нам кто-то мешает? - удивился Пильман, такое ему в голову не приходило.
      - Да, - твердо сказала Ева. - Неужели ты сам этого не замечаешь?
      - Ты говоришь о фирме "Престиж" и Питере Мозесе? Но они не занимаются наукой.
      - Да, я о нем. Ты так и не встретился с этим странным персонажем. Это твоя недоработка. А другие обитатели города посещают офис фирмы с завидным постоянством. Словно им там медом намазано.
      Пильман хотел сказать, что ничего необычного в поведении Мозеса, если считать его црушником, нет. Но решил промолчать. В конце концов, это только догадка, которая, впрочем, легко объясняет поведение хозяина "престижа" и его методы работы с населением.
      - Ничего удивительного - за каждый донос на соседа Мозес выплачивает сто долларов. Десять доносов - это тысяча долларов. Хорошие деньги.
      Зазвонил телефон.
      - Алло?
      - Дорогой доктор Пильман, вас беспокоит Питер Мозес. Мне передали, что вы хотели встретиться со мной. К сожалению, не смог откликнуться на вашу просьбу сразу, был занят. Если ваш интерес к моей скромной персоне не ослаб, мы могли бы обсудить интересующие вас, господин директор, темы.
      - Интересующие НАС темы? - переспросил Пильман с досадой.
      - Увы. Наши интересы не совпадают. И согласитесь, что это очень хорошо, потому что мы не будем мешать друг другу в достижении наших - еще раз повторю, таких принципиально не совпадающих целей. Я предлагаю обсудить интересующие ВАС темы, точнее Институт, ну, вы поняли.
      - Где бы мы могли встретиться?
      - Не хочу показаться назойливым, но буду рад, если вы пригласите меня в свой замечательный дом. Во-первых, нам никто не помешает вести взаимовыгодные переговоры. А во-вторых, у меня есть несколько вопросов к вашей очаровательной супруге.
      - Что за вопросы?
      - Ничего секретного. О математике и моделировании поведения внеземного разума, попавшего в непривычную среду. Ее лаборатория, как мне сообщили, занимается чем-то подобным?
      - Если она не против.
      - Само собой разумеется. А пока, чтобы развеять вашу вполне понятную антипатию ко мне как к возможному сопернику, что не соответствует действительности, мы могли бы встретиться на церемонии открытия главного здания Института. Пригласите меня. Буду признателен и благодарен. Очень хочется разделить с вами радость такого значительного достижения.
      - Хорошо, я внесу вас в список гостей.
      - Премного благодарен.
      
      Катастрофа
      
      Перед новым зданием Института установили трибуну и пятьдесят удобных кресел для знаменитых ученых, приглашенных на церемонию открытия. Пильман с удовольствием отметил, что на праздник, выслушать его торжественную речь, собрались все до единого ведущие сотрудники Института. О, они тоже ждали этого события. Им не терпится начать работу в этом новом прекрасном здании, оборудованном по последнему слову техники. Что ж, он будет краток...
      - Простите, что беспокою. Но мне кажется, что будет правильно познакомиться перед началом церемонии. Да, да, я тот самый Питер Мозес. Я вижу в ваших глазах такое приятное сияние, предвкушение великих открытий, которые под вашим руководством обязательно совершит замечательный коллектив ИВК, что даже немного завидую. Понятно, что после торжественного открытия у вас не будет времени поговорить со мной. Вы, как и все собравшиеся здесь великие ученые, броситесь работать. И я, наверное, на вашем месте рвался бы, так сказать, в бой... Вы знаете, у нас с вами намного больше общего, чем можно предположить. Мы с вами люди одержимые. Нас объединяет желание посвятить жизнь поискам: вы ищите научную истину, я - личную выгоду. На самом деле, разница небольшая.
      Питер Мозес разочаровал Пильмана. Точнее, не он, а его внешний вид. Встречают по одежке.... Не яркий, ничем не примечательный человек среднего возраста и среднего роста, к тому же начинающий толстеть. И это знаменитый Питер Мозес, о котором жители города говорят с придыханием! Что еще можно было сказать: черные, коротко постриженные волосенки начинали редеть, не молод, на носу очки - не модные, да и одежда не фирменная, дешевая, словно купленная на распродаже. На рекламных щитах Питер Мозес выглядел гораздо представительнее. Пильману пришла в голову странная идея: так мог выглядеть очень богатый человек, которому бы захотелось "выглядеть как все" и затеряться в толпе. Но, поскольку Мозес не очень хорошо представляет себе, как это - "выглядеть как все", получилось это у него глупо и неудачно.
      Игра? В последний раз Пильман играл двенадцать лет тому назад, в шахматы. Зачем Мозес играет с ним сейчас? В чем его главная цель? Пильману не понравилось, что ему предлагают вновь стать игроком. Более того, ему показалось, что Мозес считает его даже не игроком, а чем-то подобным шахматной фигуре.
      - Вот и познакомились. Что вы хотели сообщить? - холодно спросил Пильман.
      - Простите, но мне показалось, что это вы хотите спросить меня о чем-то.
      - Что вы делаете в Хармонте?
      - У меня здесь бизнес.
      - А конкретнее, чего вы добиваетесь?
      - Хочу получить выгоду. Такой ответ вас устроит? Добавлю: выгоды для всех. Но если вас интересует конкретный ответ, скажу так: я стараюсь обеспечить спокойную жизнь для этого мира. Да, подтверждаю, я занимаюсь поисками. Вы тоже, насколько я понимаю психологию ученых. Я уже об этом говорил. Хорошо то, что мы ищем разные вещи. Я - спокойствие. Вы - знания. Мы не будем мешать друг другу, только помогать друг другу.
      - Какую помощь вы ждете от меня? - удивился Пильман. Оказывать услуги Мозесу он не собирался.
      - Самую неожиданную. Вот, например, вы построили это замечательное здание. Я и мечтать не мог о таком сказочном подарке. Это замечательный шаг в наших поисках. В вашем, и в моем. И вот, я стою рядом с вами и радуюсь такому удачному развитию событий.
      - Не понимаю. Вас не пустят внутрь. Охране даны четкие инструкции: посторонних людей на территорию Института не пропускать.
      - Да я и сам не пойду, - засмеялся Мозес. - Будете соблазнять научными штучками, не пойду. Заплатите, не пойду. Простите, но это совершенно невозможно. Даже и не уговаривайте. А вот на семейный ужин к вам домой, я надеюсь, вы меня пригласите. От такой возможности я не откажусь. Такая встреча в непринужденной обстановке может быть полезной и мне, и вам.
      - Потом. Когда справлюсь с неотложной работой.
      - Прекрасно! А сейчас мы ждем от вас спич!
      Пильман ничего не понял, однако почувствовал, что Мозес наговорил ему массу оскорбительных слов и наслаждается теперь тем обстоятельством, что Пильман не понимает смысла этих оскорблений. Наверное, это нормально, когда странный человек, говорит странные и непонятные вещи. Можно не обращать внимания. Но праздничное настроение Мозес ему все-таки испортил.
      Он подошел к трибуне. Мозес почему-то последовал за ним.
      - Господа, наши долгие и напряженные ожидания закончились! Мы, наконец-то, приступаем к настоящей работе! Теперь только от вас зависит успех нашего проекта. Секрет "хармонтского феномена" должен быть раскрыт! Я слышал, что в некоторых странах на удачу первым в новый дом запускают домашних животных, кошек, что ли, но мы - ученые не суеверны и не верим в приметы, поэтому в наше новое здание мы первым запустим начальника лаборатории спектрального анализа Марка Уильямса! Вместе с его таким дорогим и любимым рентгенофлуоресцентным анализатором.
      К трибуне подошел счастливый Уильямс. Ему показалось забавным, что выбор выпал на него.
      - Я принесу вам счастье, коллеги! Не сомневайтесь! - воскликнул он и, слегка припадая на левую ногу и активно размахивая анализатором, направился к зданию Института.
      - Остановите его! - неожиданно закричал Мозес.
      - Что такое? - возмутился Пильман.
      - Разве вы не слышите?
      Пильман затаил дыхание, и ясно услышал странный скрипящий звук, негромкий, но неприятный. Не было сомнений, что он доносится со стороны здания.
      - Стойте, Уильямс!
      Уильямс немедленно застыл на месте и с недоумением оглянулся. Звук, тем временем, становился все сильнее и противнее. Многие ученые инстинктивно закрыли уши ладонями. Но это не помогало. Казалось, что от этого резкого звука нет спасения.
      Пильман не мог справиться с внезапно охватившей его паникой. И вдруг звук на несколько секунд смолк. Но это не принесло облегчения. Здание Института начало медленно проваливаться под землю. Ведущие ученые страны, собравшиеся на лужайке на свой праздник, как по команде заорали как малые дети. А потом крики ужаса стихли. Воцарилась тревожная тишина. Слышно было, как мимо пролетела стая голубей. Через пять минут на поверхности осталась только крыша здания, как будто зацепилась за что-то крепкое.
      Никто не кричал, да и со стороны провалившегося дома больше не раздавалось ни звука. Пильману было бы легче, если бы над несчастной крышей появился какой-нибудь дымок или облачко пыли. Ничего. Можно было подумать, что мир застыл, видео внезапно закончилось, и осталась только фотография.
      Пильман был потрясен. Он не ожидал такой подлянки от "хармонтского феномена".
      - Что это было? - спросил Пильман.
      - В Хармонте появилась Зона, в которой людям появляться опасно, - ответил Мозес.
      - Но это же настоящая катастрофа! Все наши надежды и планы рухнули в эту чертову яму!
      - Вовсе нет. Я бы назвал происшедшее очередным проявлением "хармонтского феномена".
      - Неужели и этому инциденту можно будет придумать разумное объяснение?
      - Конечно. Помните ямы на шоссе? Надо полагать, что мы наблюдаем что-то подобное.
      - Гравиконцентраты?
      - Можно и так назвать. Вы - ученые, вам виднее. Наверное, кто-то подложил под ваше здание маленький гравиконцентрат.
      К ним подбежал Рик Нунан. Он был возбужден и беспорядочно размахивал руками, словно отбивался от невидимых демонов.
      - Вы видели? Нет, вы видели? Ничего себе! - заорал он и заплакал.
      - В здании были люди? - спросил Пильман.
      - Профессор Робертсон и двадцать пять строительных рабочих. Мы должны попытаться их спасти. Кто-то из них мог выжить.
      Так нужно было поступить, но кто решится проникнуть в здание? Пильман задумался.
      - Я вызвал спасателей. Правильно? - сказал Нунан, вытирая слезы рукавом пиджака.
      В это время на крыше появились люди. Они были живы и могли передвигаться самостоятельно. Пильман узнал профессора Робертсона. Хорошо, что старик жив.
      Только через пять минут Робертсон смог ответить на вопрос, который волновал всех: что с ним произошло? Он заикался и забывал некоторые слова. Но главное понять можно было: профессор ничего не понял и ничего не почувствовал. Внезапно стало темно. Это все, что он запомнил.
      - Вы должны рассказать о том, что с вами произошло, любые подробности и ощущения, пусть самые мелкие и малозначительные. Профессор, вы же проваливались вместе со зданием. Сейчас важно собрать всю возможную информацию.
      - Зачем? - спросил Робертсон.
      - Происшествие наверняка связано с "хармонтским феноменом". Любая информация поможет нам в работе. Мы должны понять...
      - А что, красиво получилось, - сказал Мозес и обидно рассмеялся. - Словно так и было задумано.
      - Это ваши проделки?
      - Считаете, что я могу закопать шестнадцатиэтажный дом? По собственному желанию. Щелкнув пальцами? Вы серьезно? Это просто смешно.
      Этот человек, однако, нисколько не удивился, пожалуй, все произошедшее его позабавило и даже порадовало. Пильман вдруг почувствовал, что совершенно напрасно недооценил Питера Мозеса. Он явно знал о "хармонтском феномене" больше, чем кто-либо еще в этой стране. Включая самого Пильмана. Поверить в исключительную проницательность владельца провинциальной фирмы было трудно. Какими бы источниками информации он ни пользовался, тягаться с Институтом частнику не по силам. Даже если он црушник. Неужели он таскает в кармане пиджака кулек с гравиконцентратами?
      Но было во взгляде Мозеса что-то непонятное, почти гипнотическое, Пильман с ужасом понял, что не сможет противиться воле этого человека. Самое правильное - постараться не портить с ним отношения. Дружба не дружба, но такого врага не хотелось бы иметь ни при каких обстоятельствах.
      Наверное, Мозес догадался, что напугал Пильмана, понимающе покивал и обидно рассмеялся.
      - Доктор Пильман, моя фирма останется надежным партнером вашего Института. Более того, лично я готов делиться любыми важными для науки фактами о "хармонтском феномене".
      - Но почему?
      - Я уже говорил. У нас разные цели. Но ваши научные исследования могут быть полезны для моей деятельности. Я заинтересован в успешной работе Института.
      - А если наши интересы пересекутся?
      - Не пересекутся. Меня ваша наука не интересует совсем. Сколько раз я должен это повторять?
      - Не спрашиваю о ваших намерениях.
      - А вот это правильно, - сказал Мозес. - Даже если я расскажу о них, вы ничего не поймете, только еще больше испугаетесь. Так что, пожалуй, воздержусь. Это было бы очень глупым поступком. Но помогать буду. Что-то мне подсказывает, что совсем скоро вам понадобится моя помощь. Обращайтесь. Всегда к вашим услугам.
      Он приветственно взмахнул рукой, повернулся и неторопливо отправился в город.
      
      Полный провал
      
      Трудно было ожидать, что новый корпус Института провалится под землю сразу после того, как строительство будет закончено. Не удивительно, что Валентин Пильман растерялся. Он, естественно, отправил сообщение об обрушении построенного здания (правильнее было бы написать - провале, но это прозвучало бы чересчур двусмысленно) работодателю, советнику президента по науке Нилу Кларку. И стал ждать решения своей судьбы. На месте Кларка, он бы такого директора уволил безо всяких колебаний. Чего уж там, заслужил. Сам Пильман, впрочем, виноватым себя не считал.
      На кого можно было бы свалить неудачу? Проще всего заявить, что для строительства было выбрано явно неподходящее место. Но участок выделил мэр Хармонта, а строительством занималась подрядная организация, к которой Пильман не имел никакого отношения.
      Со своей работой он справлялся. Научная работа продолжалась, как будто никакого провала и обрушения не случилось. Ученые - люди странные. Они не любят только одного - когда им мешают работать.
      А вот сам Пильман не хотел ничего делать и, тем более, принимать какие либо важные решения. Он ждал скорой и позорной отставки. Так что, когда вечером пришел Нунан, он без лишних вопросов достал из бара бутылку виски и наполнил стаканы.
      - Давай, Рик, простимся с Институтом, мы хорошо поработали. В том, что случилось, нет нашей вины. Но кого это интересует. На смену нам придут другие люди, пожелаем им успеха, пусть они окажутся более удачливыми, чем мы. Хорошо бы они разобрались со всей этой мерзостью.
      Он выпил, не обратив внимания на то, что Нунан не притронулся к своему стакану.
      - Я к тебе пришел по делу, Валентин, - сказал он озабоченно. - Ко мне обратился профессор Уильямс. Он требует, чтобы ему вернули какой-то ценный прибор, который остался в провалившемся здании на десятом этаже. Эти ученые такие зануды.
      - В чем проблема? Распорядись, чтобы спасатели спустились в здание. Там наверняка осталось много ценного и уникального оборудования. Все равно придется этим заняться. Думаю, что они смогут порадовать массу ученого народа, не только Уильямса.
      - Спасатели отказываются работать.
      - Вот так номер! Что случилось?
      Нунан поморщился.
      - Я думал, что тебе как директору должны были сообщить подробности.
      - Какие?
      - Ты видел, как из провалившегося здания выбрались находившиеся там во время катастрофы люди. Ты уже допросил профессора Робертсона и спасшихся рабочих?
      - Нет. Сомневаюсь, что они могут рассказать что-то интересное. Понятно, что во время катастрофы они были в здании. Даже представить не могу, какого страха они натерпелись. Бог миловал, я никогда не оказывался в падающем лифте. Хватит того, что я поговорил с Робертсоном. Еще раз тревожить старика не считаю нужным, он и так натерпелся, пусть поправится: нервы, высокое давление, сердечко шалит. Я понимаю, что пожилому человеку необходимо определенное время для восстановления нервной системы.
      - Рабочие рассказали, что момент провала они даже не заметили. Проблемы начались потом, когда они стали выбираться наружу. Трое погибли в здании, их разорвало на части, еще двое через два часа скончались в больнице. Причины устанавливаются, но ничего вразумительного понять пока не удалось, раны нанесены непонятно чем и как, а выжившие рабочие отказываются говорить с учеными.
      - Почему?
      - Говорят, что ничего не помнят. Я им верю. Вполне вероятно, что от страха их мозг отказался работать.
      - Но почему спасатели отказываются спускаться в здание сейчас? - удивился Пильман. - Оно же не может провалиться еще сильнее.
      - Страшно им. Один из рабочих кое-что вспомнил и рассказал спасателям удивительные вещи. Его словам, само собой, никто не поверил, подумали, что он просто бредит. Он видел как какое-то кружение в воздухе (так он сказал) разорвало его напарника на мелкие куски. Самое простое объяснение - помутнение сознания, такое случается, когда у человека температура приближается к сорока градусам. Жаль, что не удалось его расспросить подробнее, через два часа он скончался. Почему? Врачи так и не установили причины. На редкость здоровый был человек, только сейчас он мертвый. У него даже ни одной ссадины не обнаружилось.
      - И что же нам делать?
      - Не мне советовать, и все же - обратись к Мозесу, - сказал Нунан и закашлялся.
      Пильман загрустил. Согласиться с тем, что он должен обратиться за помощью к Мозесу, было неприятно. Да и зачем? К тому же, теперь это не его дело - заниматься "хармонтским феноменом". Пусть новый директор Института договаривается с Мозесом или с кем-нибудь еще, кого сочтет полезным. Всего ожидал Пильман, но в то, что предполагаемые пришельцы так подло обойдутся лично с ним, не верил. Эти твари оказались настоящими подлыми мерзавцами!
      
      Согласился - получай
      
      Больше всего на свете Валентин Пильман не любил проигрывать и попадать в дурацкое положение. Как правило, работа по организации научных исследований позволяет чувствовать себя в безопасности. "Какой я ученый, - часто думал Пильман, - бери выше. Я - прекрасный администратор". Если успеть вовремя завести полезные знакомства и заработать положительную репутацию у важных персон, можно выстроить свою жизнь наилучшим образом. Чем он до сих пор и занимался с неизменным успехом. Надувать щеки и произносить фразы, которые способны понять несколько человек в мире, он научился еще на первом курсе университета. И это умение ему в жизни пригодилось.
      И когда все рухнуло, он оказался не готов к такому печальному концу своей карьеры. Любой, даже самый осторожный и удачливый человек, рано или поздно сталкивается с неприятностями. Пильман об этом никогда не забывал. И все же оказался не готовым.
      Наукой было выгодно заниматься, пока не появились эти проклятые инопланетяне или схожие с ними по повадкам твари. Кто конкретно, до сих пор так и не ясно. Информации маловато. Но когда это останавливало болтунов и проходимцев. Нашелся в среде ассистентов умник по фамилии Милкинс, который однажды заявил какому-то блогеру: "Эй, ребята, в Хармонте побывали настоящие инопланетяне! Они атаковали Институт внеземных культур". Как будто он лично видел их. Как будто его квалификации хватало на то, чтобы делать такие важные заявления. Выскочку, естественно, немедленно уволили, чтобы губами не шлепал без команды, но процесс пошел. Слушок был пущен. Воронья стая падких до сенсаций блогеров немедленно почуяла сенсацию. Слетелись стервятники в расчете на легкую добычу. И их можно понять: для безответственных болтунов это была настоящая золотая жила. Немедленно припомнили первые сообщения о событиях в Хармонте, которые благодаря усилиям ФБР удалось в те дни замять. Зубную пасту трудно запихнуть обратно в тюбик. А уж словесную пургу в социальных сетях прекратить, тем более. Молоть языком, не мешки ворочать.
      Пильман достал заветную записную книжицу в кожаном переплете (хранение важной информации на бумажном носителе имеет свои преимущества) и записал там недрогнувшей рукой:
      "Дать распоряжение Нунану. Пусть проследит, чтобы жизнь бывшего ассистента Милкинса становилась с каждым днем труднее и безнадежнее. Он должен потерять желание жить и надежду на лучшее будущее. Близкие ему люди должны страдать. Личные зверьки сдохнуть. Спиртное и наркотики не должны приносить ему облегчения - лишь мучительные желудочные боли и гарантированный мордобой от собутыльников. Любую его разумную попытку изменить образ жизни и найти достойную работу необходимо жестко пресекать. Впредь так поступать и с другими пакостниками".
      Пильман удовлетворенно кивнул. Возможность окончательно уничтожить жизнь проклятого Милкинса показалась ему достаточной компенсацией за порушенный тупой болтовней этого придурка жизненный комфорт. Пустячок, но приятно было сознавать, что пока еще в его силах претворить в жизнь любые проклятия, которые только могут прийти ему в голову.
      Однако не следует преувеличивать роль несчастного Милкинса в последующих событиях. Его поступок был похож на маленький камешек, который глупый турист поддел своим ботинком в горах. Его так легко обвинить в том, что именно он стал причиной губительного камнепада. Но если подумать, становится понятным, что трагедия готовилась столетиями. Наивные люди думают, что нужен был малюсенький толчок, чтобы завертелись колеса судьбы. Ерунда. Как правило, многие события предопределены. В науке это называется причинно-следственными связями.
      Пильман в очередной раз с раздражением отметил, что в свое время у него не хватило ума держаться подальше от всей этой дурно пахнущей истории.
      Он помнил тот день, когда был втянут в историю с инопланетянами. Ничего, как говорится, не предвещало. Но ему следовало проявить бдительность и осторожность. А он думал только о том, что у него, наконец, появилась хорошая возможность срубить по-настоящему большие деньги. Риск - благородное дело. А попытка - не пытка. И так далее. Когда Президент назначал его директором Института, он был нагл и самоуверен, считал, что сумеет выкрутиться из любого сложного положения.
      Ну и, конечно, ему крупно не повезло. Но про везение в подобных случаях говорят только неудачники. Пильман запретил себе даже мысленно жалеть себя.
      Первый настоящий сталкер
      
      Ранним утром возле дверей хармонтского филиала фирмы "Престиж" нерешительно переступал с ноги на ногу неприятный на вид человек. Костлявый, но сильный, с маленьким злым личиком. В криминальных сериалах подобных типов можно наблюдать среди бандитов, которых благородный главный герой убивает до первой рекламы. Секретарь фирмы узнал в нем одного из своих клиентов, - теперь их почему-то называли модным в Хармонте словом сталкеры. Мистер Мозес уже выплатил этим людям кучу денег. В фирме все знали, что они понадобились хозяину для его личных непонятных целей, но толку от них он пока не добился. Пока они только жрут, пьют и нарушают общественный порядок. Хорошо еще, что их немного, человек десять. А записаться в сталкеры хотят многие. В Хармонте это сейчас что-то вроде личной гвардии Питера Мозеса, но берут далеко не всех. Отбор производит неулыбчивый доктор Джеймс Каттерфилд. За какие особые достоинства он зачисляет на довольствие кандидатов - это никому кроме него неведомо. Иначе обязательно появились бы курсы подготовки молодых сталкеров, на которых развивались бы нужные качества. Но поскольку никто не знает, что это за качества, люди приходят записываться в сталкеры самостоятельно, рассчитывая, что им повезет.
      Секретарь не любил общаться с этой братией: наглые, тупые и подлые. Они иногда приходили в офис в надежде выпросить еще немного дополнительных денег. Охрана прогоняла их прочь. Это всегда сопровождалось дикой руганью и потасовками, впрочем, до стрельбы дело не доходило. Пришлось парочку особенно настойчивых сталкеров отправить в городскую больницу с серьезными переломами, вот остальные и присмирели. Слухи в маленьких городках распространяются быстро.
      Но нерешительного сталкера секретарю видеть еще не приходилось. Наконец, жадность - а что еще может заставить сталкера сделать хоть что-то - победила, и тот вошел в офис.
      - Хочу видеть хозяина. Да, хочу видеть мистера Мозеса, - сказал он твердо.
      - Мистер Мозес занят.
      Сталкер, не мигая, смотрел прямо перед собой, не обращая на секретаря должного внимания.
      - Он сказал, что если я раздобуду что-нибудь важное для него, меня примут в любое время. Так вот, я принес одну вещь, - сказал он глухо.
      - Фамилия? - спросил секретарь.
      - Барбридж.
      - Кличка?
      - Стервятник.
      - Я так и пишу: Стервятник Барбридж, правильно?
      - Да.
      - Сейчас доложу хозяину. Может быть, он тебя примет, но не обязательно сегодня.
      - Наверное, так даже лучше, - сказал сталкер.
      - Боишься хозяина? - усмехнулся секретарь. - Правильно. А он трусов не любит.
      - Страх - это мой бизнес. Кто из наших братьев, сталкеров, ничего не боится, тот считай уже дохлый. А вот мистера Мозеса я не боюсь, потому что знаю, не сделает он мне ничего плохого, потому что я ему нужен. Зачем - это пока неизвестно. Однажды я обязательно узнаю это. Но до поры до времени встречаться с ним не хотелось бы. Каждый раз, когда его вижу, кажется, что он знает обо мне что-то страшное, что-то такое, о чем сам я даже боюсь догадываться. Как будто в самые потаенные уголки моей разнесчастной души заглядывает. И там ему не нравится. Будто я безнадежно подлая зверюга. Еще хуже, чем на самом деле.
      - Скажешь тоже! Какая душа может быть у сталкера? Вы души свои продали пришельцам, - ухмыльнулся секретарь. - Об этом все в городе знают.
      - Ты это... не того... Вранье это... Грязный навет.... Хватит болтать, зови хозяина.
      Секретарь набрал номер хозяина и сообщил, что к нему пришел сталкер Стервятник Барбридж по важному делу. К его удивлению, господин Мозес спустился в холл уже через минуту.
      - Принес что-нибудь, Барбридж?
      - Да.
      - Пойдем, покажешь, - сказал Мозес, и они вдвоем поднялись по лестнице в кабинет хозяина.
      Секретарь удивился, никогда прежде ничего подобного не происходило. Но все всегда случается в первый раз. А вот разбираться в том, что это было, ему не хотелось. Меньше знаешь, крепче спишь. Он лучше других знал, что доверительные беседы со сталкерами до добра не доведут. Опасное это дело и неблагодарное. Деньги здоровья не вернут. И с сожалением подумал, что пора подыскивать другую работу.
      Первый артефакт
      
      Рабочий день длился очень долго и заканчиваться не желал. Заняться было нечем, и Пильман стал готовиться к позорному увольнению. Он собрал в коробку личные вещи: модель корабля "Мейфлауэр", приносившая ему до сих пор удачу, фотографию жены, объемные папки с материалами для написания монографии о "хармонтском феномене", которые он собирал с первого дня своего директорства, черновики статей, личные записи - своего рода дневник его пребывания в Хармонте. Он был уверен, что рано или поздно эти материалы ему понадобятся и помогут начать новую жизнь. Фразу, которая должна была стать последней в его записях о пребывании в Хармонте, он уже придумал: "Стремление стать лучшим не покидало меня ни на минуту".
      И вот он запечатал коробку скотчем и стал ждать официального сообщения об отставке. Ему было обидно, что никто из сотрудников Института не удосужился прийти и лично поддержать его. Но это еще можно было пережить. Ученые известные эгоисты и привыкли думать только о себе. А вот то, что заместитель по безопасности не счел нужным доложить директору о проблемах со здоровьем у людей, которые сумели выбраться из провалившегося здания, просто безобразие. Обязательно надо будет попросить нового директора как следует наказать его за нарочитое пренебрежение служебными обязанностями.
      Наконец, рабочее время закончилось, Пильман тяжело вздохнул, подхватил коробку и отправился домой. Надо полагать, его провал (очаровательная двусмысленность) показался Кларку настолько позорным, что он даже не счел нужным сообщать Пильману об отставке. Мол, о таких решениях администраторы должны догадываться сами. Завтра утром в кабинет директора войдет новый хозяин и молча укажет прежнему обитателю на дверь. Интересно, кто это будет?
      Дома он уселся возле телевизора и стал молча смотреть баскетбольный матч. Разговор с Евой также следовало перенести на завтра. Как хорошо, что у Евы хватило такта не приставать к нему с лишними вопросами и ненужным сочувствием.
      Тишину разбавляли резкие выкрики спортивных комментаторов. Они не мешали Пильману думать о своей печальной судьбе. Директором ему еще не скоро удастся стать, но заместителем по науке он сможет устроиться без проблем. Есть на примете два или три университета, которые с удовольствием его примут. В конце концов, кой какое реноме себе он в Хармонте заработал.
      Неожиданно в дверь позвонили. Пильман посетителей не ждал и не двинулся с места. Дверь открыла Ева. Она вернулась, и Пильман услышал первые за весь день слова, обращенные к нему.
      - Принесли письмо из Вашингтона, - сказала Ева взволновано. - Доставил курьер. Можно я буду рядом с тобой, когда ты его вскроешь и прочитаешь? Меня это тоже касается. Если ты еще этого не забыл.
      - Конечно. У меня нет от тебя тайн. Тайны могут быть у Вашингтона. Но я сомневаюсь, что они со мной ими поделятся.
      Пильман решительно вскрыл конверт и прочитал послание от Кларка.
      
      "Дорогой Пильман!
      После известного инцидента финансирование вашего проекта будет увеличено. Пригласите двух специалистов по своему выбору, которые могут быть вам полезны при новых обстоятельствах. Работы теперь у вас прибавится. Господин Президент высоко ценит ваш вклад в изучение "хармонтского феномена". Ваш административный опыт, полученный за этот непростой год, поможет решить стоящую перед страной проблему. От себя добавлю, что никогда не сомневался в ваших способностях. Желаю вам успеха! Только сейчас у вас начинается настоящая работа. Абсолютно уверен, что вы справитесь.
      Нил Кларк,
      советник Президента Соединенных Штатов по науке".
      
      - Меня оставили, - сказал Пильман, удивлению его не было предела.
      Ева кивнула. Оказывается, она волновалась за своего мужа не меньше его самого. Пильман был польщен. Как там священник говорил: "в горе и радости...".
      - Я с тобой, дорогой!
      Его оставили. Странное ощущение. Непонятно было: радоваться или расстраиваться. Надо признаться, что времени разбираться с тайными намерениями Нила Кларка, у Пильмана не было. Слишком много работы он должен будет сделать. Но если подумать... Загадочным был сам факт того, что его - не обремененного особыми заслугами и известностью - назначили директором Института. Впрочем, это еще можно было объяснить. Бесперспективный проект, нужно было перед очередными выборами в Сенат проявить внимание к событию, вызвавшему интерес у избирателей. Но сейчас все изменилось. Катастрофа с провалившимся зданием переводила глупую сенсацию в разряд серьезных научных проблем. Нельзя было исключать, что последствия этого происшествия могут со временем отрицательно сказаться на безопасности страны. И все-таки его оставили директором Института. Это решение было абсолютно абсурдным. Получается, что кому-то очень влиятельному понадобилось, чтобы именно он продолжил работу по изучению "хармонтского феномена". Кому-то было очень важно, чтобы в Институте не произошли серьезные перемены. Пильман таких людей не знал. И даже не догадывался, кто бы это мог быть. Неужели пресловутые пришельцы?
      Но почему именно он? Неужели пришельцы считают его тупым и бездарным, не способным добиться успеха даже в простом исследовательском проекте? Он должен сделать все от него зависящее, чтобы разочаровать недоброжелателей. Или наоборот, вдруг он обладает каким-то редким даром, так необходимым для свершения, о котором пока даже не догадывается. Но и в этом случае обстоятельства складывались так, что отныне Пильман должен работать и днем и ночью. Только так он сможет остаться на плаву. Если у него ничего не получится, он не только окажется на улице, но и потеряет надежду впредь рассчитывать занять даже самую примитивную научную должность. Серьезные люди не будут с ним разговаривать. Так как для всех окончательно и бесповоротно станет ясно, что Пильман - бездарный неудачник.
      Однако это был хороший стимул для продолжения напряженной творческой работы. Пильман готов был принять этот вызов. Правда, не очень хорошо понимал, как надлежит перестроить работу Института, и чем конкретно ему следует заняться в первую очередь.
      - Теперь тебе придется относиться к моему отделу серьезнее, - сказала Ева. - От наших расчетов будет зависеть очень многое. Провал здания помог лучше оценить значения нескольких важных коэффициентов. Мы сможем использовать новые данные, и наши модели станут точнее описывать "хармонтский феномен". Почти наверняка результаты мы получим странные, но если правильно их интерпретировать, можно будет решить главную задачу довольно быстро. Мы узнаем, кто устроил Посещение.
      - Попробуй, конечно.
      Пильман отправился в свой кабинет, чтобы составить предварительный план первоочередных действий. Завтра утром он придет, как обычно, в свой кабинет и займется делом. У него отныне нет времени для раздумий и лишних сомнений. Действовать придется без раскачки. Теперь работа, только работа...
      Неожиданный гость
      
      Прежде всего следовало поговорить с профессором Робертсоном о его теории колебаний энергетических полей нового типа, потом узнать, почему умер рабочий.... Очень тревожный факт. Люди погибли во время первой же встречи с неведомым. Необходимо как можно быстрее узнать от чего. Для этого Пильман должен организовать оперативное изучение последствий провала.
      В дверь опять позвонили. Еще один незваный гость. Второй за вечер.
      Ева открыла дверь и крикнула:
      - Валентин, это к тебе.
      Пришлось Пильману спуститься. К его крайнему удивлению, на пороге стоял Питер Мозес с большой хозяйственной сумкой в руке.
      - Простите за поздний визит. Но у меня не было выбора, я должен показать вам один предмет.
      "Если бы не депеша из Вашингтона, с каким бы огромным удовольствием я сейчас выставил его прочь", - подумал Пильман. Но его оставили, и он вынужден был сказать:
      - Проходите.
      Они поднялись в кабинет. Пильман занял свое место за письменным столом, Мозес устроился в кресле для гостей и с детским любопытством осмотрелся. Его внимание привлекли вывешенные на стене диплом и фотографии, на которых Пильман был запечатлен в обществе известных людей, американцев и европейцев. Но больше всего ему понравилась абстракционистская картина известного художника из Нью-Йорка. Пильману она тоже нравилась. На метровом полотне были изображены несколько красных, белый, розовый и черный шары, гонимых жутким ветром. Художнику удалось изобразить, как шары сопротивляются чудовищному порыву стихии. Главным достоинством картины было как раз то, что зритель видел и чувствовал этот, казалось бы, незримый ветер. Благодаря таланту художника.
      - Хорошая картинка, - сказал Мозес.
      - Да. Художник большой мастер, мне повезло, что я дешево приобрел этот шедевр, когда его автор еще не стал знаменитым. Но вы мне хотели показать какой-то предмет?
      - Не смог дождаться утра. Считаю, что вам как директору Института внеземных культур нужно увидеть эту штуку одним из первых.
      Мозес запустил руку в свою хозяйственную сумку и вытащил странный предмет, который скорее можно было назвать двумя предметами. Собственно, это и были два медных диска размером с чайное блюдце, каждое толщиной миллиметров пять, расстояние между дисками вряд ли превышало четыреста миллиметров. Кроме этого расстояния между ними ничего нет.
      - Что это?
      - Сталкер, который обнаружил эту штуку, назвал ее "пустышкой".
      - Здесь два диска.
      - Их нельзя разделить, так что это один предмет, - сказал Мозес.
      - Может быть они связаны невидимым стержнем?
      - Нет, - сказал Мозес.
      Он провел рукой между дисками, никакой преграды не обнаружилось.
      - Попробуйте вы.
      Пильман послушно провел рукой между дисками. Ничего. Ему было бы легче смириться с существованием этой странной конструкции, если бы он почувствовал какое-нибудь легкое покалывание или чуть заметное изменение температуры. Любое указание на то, что между дисками есть какая-нибудь, пусть и не видимая глазом, связь. Ничего.
      - Но что удерживает диски в таком странном положении? - спросил он.
      - Вы - ученый, вот и объясните мне.
      - Можно я покажу это жене?
      - Еве Пильман? Обязательно. Позовите ее.
      Ева внимательно осмотрела "пустышку". И зачем-то засунула между дисками голову. Пильман инстинктивно попытался помешать ей, но она остановила его.
      - Все в порядке. Интересная штука.
      - А ты не подумала, что пришельцы специально оставили на Земле эту "пустышку", чтобы любопытные люди облучали свои мозги какими-нибудь вредоносными лучами?
      - Слишком сложно. Мистер Мозес, где вы раздобыли такую прелесть?
      - Притащил мой парень.
      - Сталкер?
      - Да. Они себя так называют.
      - Но где он обнаружил этот странный предмет? - спросил Пильман.
      Мозес пожал плечами. Изобразил, что не знает. Но было понятно, что соврал.
      Как прикажите разговаривать с таким человеком? Пильман вспомнил, что собирался просить у Мозеса помощи. Тот мог послать своих сталкеров, обследовать провалившееся здание. Теперь добавилось еще один неприятный факт, где-то они раздобыли новый артефакт. Глупо думать, что такой объект был изготовлен на Земле. Подходящими технологиями человечество пока еще не располагает. А это означает, что его нужно передать в лабораторию Мэрфи для изучения.
      - Что вы хотите за эту... "пустышку"?
      - Ничего не нужно, возьмите безвозмездно, вместе с пакетом.
      - Не верю. Сами пришли, сами принесли. Так не бывает.
      - Сознаюсь, хотел обратиться с небольшой просьбой. Пустяковой, как мне кажется. К тому же, представляется, что это предложение может быть полезным для Института и лично для вас, директор.
      - Я слушаю.
      - Разрешите моим ребятам, сталкерам, проникнуть в провалившееся здание. Чужого мы не возьмем. Все ценное ваше оборудование, если оно уцелело, сдадим в целости и сохранности. Артефакты, если таковые будут обнаружены, исследуем по своей методике и тоже сдадим лично вам. Нам бы только посмотреть, что там произошло и как там сейчас живется в этом так неожиданно провалившемся здании. Мне кажется, что и вы тоже заинтересованы в подобном исследовании. Доброжелатели доложили мне, что профессиональные спасатели побаиваются спускаться в здание. И правильно делают. Здесь нужна специальная подготовка и особые личные качества сталкеров.
      "Удивительно, - подумал Пильман. - Я сам хотел просить его об этом одолжении, а теперь получается, что одолжение окажу я, если разрешу работать на меня. Странны дела твои, Господь".
      - В провалившееся здание спускаться опасно, - сказал он на всякий случай.
      - Кто бы сомневался. Мы предупреждаем сталкеров об опасности и предлагаем им подписать специальный договор о том, что они согласны рискнуть своим здоровьем за хорошее вознаграждение. Фирма "Престиж" заботится о людях, которых мы нанимаем на работу, и обучаем правилам, которые следует соблюдать, чтобы выжить в чужой среде. Недавно заказали у НАСА специальные защитные костюмы. Они должны спасать от столкновения с вредными веществами и сущностями. Наследникам тех, кому не повезет, будет выплачено щедрое пособие. У нас все по-честному.
      - Откуда вы знаете, что там происходит?
      - Мы поговорили с рабочими, которые находились в здании во время катастрофы.
      - Но они ничего не помнят.
      - Да, не помнят, но тела их ничего не забыли. Зона оставляет на психике людей свой отпечаток. Сами они об этом не догадываются. Но у нас есть способ достать эту информацию из подсознания.
      - Что такое Зона?
      - Зона - так мы называем опасную для людей территорию около и внутри провалившегося здания, где наблюдаются непонятные явления и обнаруживаются чужие предметы, артефакты, как вы их называете в Институте.
      - Получается, что катастрофа - это продолжение "хармонтского феномена"?
      - Вне всяких сомнений.
      - Мои люди смогут посещать здание вместе с вашими сталкерами?
      - Конечно. Мы обучим их правильному поведению в Зоне и снабдим защитными костюмами. Но на это потребуется время, которое транжирить нельзя, кто знает, какие еще сюрпризы готовит "хармонтский феномен"? Лучше выяснить это прямо сейчас.
      Пильман был вынужден согласиться. Ему понравилось, что не пришлось просить Мозеса об услуге, поскольку он вызвался сам. И, почему-то, ничего за это не попросил. А мог бы стрясти с Института, скажем, миллиона два. Или десять. В конце концов, Пильман ничем не рисковал, разрешая людям Мозеса наведываться в Зону. Ладно, пусть это будет Зона - хорошее название, точное и легко запоминающееся. А если что-то вдруг пойдет не так, разрешение можно будет отозвать в любой момент. Убедительный повод придумать не трудно.
      Мозес ушел. Пильман с Евой еще долго рассматривали "пустышку", пытаясь понять ее предназначение. Ничего путного не придумали. Честно говоря, ничего подобного они до сих пор не видели. Было очевидно, что этот артефакт следует изучить с особой тщательностью. Для начала сделать спектральный анализ, чтобы понять, из какого материала он изготовлен. А потом применить различные механические и химические воздействия для того, чтобы попробовать разъединить два диска. Это поможет понять, что их удерживает вместе.
      Ева предложила подойти к исследованию "пустышки" с другой стороны: посмотреть, как подобную конструкцию можно было бы изготовить с помощью существующих технологий.
      Пильман кивнул. Ему предложение Евы понравилось. Хотя заранее знал правильный ответ - ничего подобного, используя современные технологии, создать нельзя.
      
      Инструктаж
      
      В зале заседаний фирмы "Престиж" собрались около двадцати человек. Десять из них доктор Каттерфилд признал настоящими сталкерами, поскольку у них при обследовании мозга в электроэнцефалограмме был обнаружен Т-зубец. Остальные были всего лишь добровольцами, привлеченные возможностью заработать достаточно большие деньги за легкую, как им казалось, работу. Странно, но перспектива погибнуть во время спуска в провалившееся здание их не пугала.
      Питер Мозес смотрел на них без особого интереса, он не чувствовал к этим людям ни капли жалости. Он понимал, что многие из них будут мертвы уже после первого проникновения в Зону. Но так нужно было поступить. У него не было выбора. А раз так - нет никакой нужды сожалеть о вынужденном, пусть и неприятном решении. Этих людей предупредили о том, что им предлагается выполнить очень опасную работу. Более того, каждый из них подписал договор и - указал адрес, по которому в случае гибели следует перечислить наследникам деньги. Можно было рассуждать, почему они согласились: любят риск, им хочется казаться крутыми и бесстрашными или все дело в деньгах, которые обеспечат безбедное существование их семьям на несколько лет. Мозесу было все равно.
      - У вас еще есть время передумать. Работа, которую я хочу поручить вам, крайне опасна. Выживут только самые дисциплинированные и внимательные из вас. Смерть будет подстерегать вас на каждом шагу. Смотрите по сторонам и ждите подвоха от любого предмета, который покажется странным. Соблюдайте правила безопасности. Запомните все, что я вам сейчас расскажу, и, может быть, это поможет вам остаться в живых. Если не сумеете, что же: кому повезет, останется калекой на всю оставшуюся жизнь, а прочие - быстро умрут в страшных мучениях. Повторяю: у вас еще есть шанс отказаться от моего предложения.
      Никто не пошевелился. Мозесу даже показалось, что его голос загипнотизировал этих несчастных людей. Неожиданный и неприятный эффект. Это невозможно было предсказать. И нельзя сказать, что он был этому рад. На самом деле ему нужны были люди, которые сумеют вернуться из Зоны живыми.
      - Будьте начеку и старайтесь держаться подальше от стенок. Строительный рабочий Смит умер после того, как случайно коснулся серебристой паутинки, сплетенной неведомым паучком. В результате у него не выдержало сердце. Внимательно смотрите под ноги. И остерегайтесь любых жидкостей. Если течет по полу ручеек, старайтесь обойти его стороной. И не пытайтесь переступить через него. Особенно, если он ярко зеленого цвета. Рабочий Томпсон умудрился зачерпнуть ботинком немного этой зеленки. Это привело к тому, что он потерял память, а потом впал в кому. Так он стал инвалидом на всю свою оставшуюся печальную жизнь. Иногда жидкость вроде как застывает, становится похожа на серый пудинг. Рабочий Джонсон зачем-то пнул эту субстанцию ногой. Итог: его ступня уже через несколько минут превратилась в резиноподобную размягченную массу. При этом поражение продолжало распространяться, не щадя здоровую плоть и кости. Пришлось срочно ампутировать ногу выше колена. Этот пудинг наверняка приготовила какая-то злобная ведьма. От него нет спасения.
      Мозес внимательно посмотрел на сталкеров. Хотел понять, относятся ли они серьезно к предупреждениям. Оказалось, что они внимательно слушают его, некоторые записывали каждое слово. Как примерные ученики начальной школы. Но осталось непонятным, сознают ли они, что все эти ужасы относятся к ним лично.
      - Опасность представляют любые пятна плесени на стенах или полу. Знаете ли, они могут выплевывать вредные вещества и поражающие сгустки. Некоторые рабочие получили опасные ранения от слизи, которой эта плесень выстрелила в них.
      - О, это действительно опасно, - сказал какой-то парень из добровольцев. - Мне рассказал об этом приятель, в которого попал такой плевок. Жуткое дело, он так и не вылечился. Его плечо загнило, и он умер через два дня. Правда, почти не мучился.
      - Наши защитные костюмы отлично защищают от воздействия "жгучих плевков". Главное, чтобы они не попадали на обычную одежду или открытые участки кожи. Это не означает, конечно, что в наших костюмах вы сможете ходить пешком по "зеленке" или пренебрегать правилами безопасности.
      - А от механических воздействий ваши костюмы спасают?
      - Надеемся. Но проверить это сможем только с вашей помощью. На практике. Но я призываю вас соблюдать осторожность. Любой непонятный предмет наверняка вредоносен. Любое дуновение ветерка, если сквозняка нет, и каждый неприятный звук - могут нести смерть. Увидите что-нибудь подозрительное - ничего не предпринимайте, запомните ощущения и расскажите мне. Мы придумаем, как защититься. Будете выполнять наши рекомендации - выживете.
      - Я не понял. Неужели вы предлагаете нам смертельно опасную работу? - спросил доброволец.
      - Да. Об этом прямо написано в договоре, который вы подписали. Но вы можете отказаться. Еще не поздно. За отказ вы получите еще сто долларов.
      - Ну уж нет! Не для того я из инкассаторов уволился, чтобы размениваться на мелочевку. Там, знаете ли, тоже небезопасно, постреливают, гады гангстеры! А там сто долларов просто так не раздают!
      Остальные дружно поддержали его. Кроме бедолаг, готовых на все ради лишнего доллара, здесь собралось достаточно искателей экстремальных приключений, которым без постоянной опасности, жизнь не мила.
      Мозес с удивлением догадался, что каждый из этих людей считал, что лично с ним никогда ничего плохого не случится. Только с партнером. Ему даже показалось, что они посматривают на своих соседей с сочувствием.
      
      Рэдрик Шухарт
      
      В первую пробную экспедицию в Зону решено было отправить восемь человек. Точнее, четыре пары, которые должны были работать автономно. Мозес посчитал, что так будет разумнее всего. Даже если кто-то и погибнет, его напарник сообщит важные подробности, что позволит скорректировать план дальнейшей работы.
      Каттерфилд отобрал четырех сталкеров - людей с Т-зубцом в энцефалограмме. И приставил к каждому из них по добровольцу, этими можно было пожертвовать без сожалений.
      Сталкеры - в первой экспедиции согласились участвовать Стервятник Барбридж, Красавчик Диксон, Пит Болячка и Курёнок Цапфа - с откровенным презрением рассматривали добровольцев. Их именами никто не интересовался. Недолговечный расходный материал. Много чести.
      Один доброволец, впрочем, явно выделялся. Барбридж его сразу заметил. Стройный красивый парень с сильными руками и, что стало неприятным открытием, жестким взглядом. Был и недостаток - рыжий. Можно было подумать, что он все понимает. В частности, ни на секунду не сомневается, что сталкерам глубоко наплевать на его жизнь. Они будут посылать его в самые опасные места и пальцем не пошевелят, чтобы спасти в случае любой, даже самой малой опасности. Кому, скажите на милость, интересна судьба приблудного добровольца? А вот сам он так поступить не сможет, если доброволец вернется домой, оставив сталкера умирать, с ним не только никто впредь не будет иметь никаких дел, но и наверняка проломят голову по пьянке в кабаке или в каком-нибудь темном уголке. Барбридж не сомневался, что этот парень обязательно вытащит его при любой опасности. Здоровье свое не пожалеет, жизнью своей никчемной рискнет, а вытащит.
      Парень заметил, что Барбридж его рассматривает, и чуть заметно подмигнул. Если бы не опасное дело, которое Барбриджу предстояло выполнить в компании с этим рыжим, тот бы поплатился за свое непочтительное поведение, но он твердо решил, что этот доброволец станет его напарником, а внутреннее чутье никогда его не подводило.
      - Подмигнул, что ли? - спросил он, стараясь скрыть переполняющую его ненависть. - Мне?
      - Никак нет, сэр. Просто глаз дернулся. Дело нам предстоит опасное, сам-то я храбрый и привычный, а организм мой пока не готов к тяжелым испытаниям, беспокоится, зараза, вот и дернул глаз.
      - Кто? - не понял Барбридж.
      - Мой организм, - сказал парень и снова обидно подмигнул. - Вот опять. Видели?
      - Заткнись. Будешь много болтать, сдохнешь. Усек? Повторять не буду.
      - Я счастлив, сэр, что могу стать напарником такого известного человека. Мне иногда везет! Такой специалист как вы, сэр, обязательно сделает меня настоящим сталкером. Главное не забывайте давать мне полезные советы. Я их буду записывать, а потом выучу наизусть. Честное слово!
      Этот парень явно издевался над ним. Болтун. Но о чем говорить с расходным материалом? У болтунов шансов выжить нет. Вероятность, что с ним придется встретиться после экспедиции, нулевая. Вот тогда и посмотрим, кто будет издеваться последним. Мысль показалась удачной, не зря Барбриджа прозвали Стервятником. Он в издевках понимал толк. До сих пор достойных соперников не встречал.
      - Со мной пойдешь, Рыжий, - сказал Барбридж. - Если не боишься.
      - Слушаюсь, сэр, - ответил парень ехидно. - Называйте меня Рэдриком Шухартом, сэр. Так я лучше понимаю, когда меня окликают.
      - А что ты такой смелый?
      - Таким родился, сэр.
      
      Сталкеры исследуют здание Института
      
      Служебные автомобили фирмы "Прогресс" доставили сталкеров к Зоне. Их построили метрах в сорока от провалившегося здания. Разбились на пары. Барбридж схватил Шухарта за руку и подтащил к себе поближе. Он не любил, когда нарушают его планы.
      Питер Мозес критически осмотрел готовых к работе сталкеров. Жалкое зрелище. Трудно было ожидать, что эти ребята смогут выполнить главную задачу, ради чего их и собрали. Это поколение сталкеров умрет, на их смену придут другие, третьи, еще и еще... Люди, увы, смертны. Их гибель не будет напрасной. Рано или поздно среди людей появится подходящий экземпляр, усилиями которого главная цель будет достигнута. Надо подождать. Но Мозес не спешил.
      - Кто пойдет первым?
      - Мы все готовы, сэр, - сказал Барбридж.
      - Первым пойдет Мик Болячка с добровольцем. Проверьте свои радиотелефоны. Комментируйте каждый свой шаг. Задание у вас простое: спуститесь по лестнице на пятнадцатый этаж, найдете лабораторию ? 1522, попробуете проникнуть. Понятно? Никакого геройства. Ваше дело наблюдать. Возьмете образец воздуха - и назад. Понятно?
      - Так точно, сэр, мы не подведем, - ответил Мик Болячка. - Я инструкцию наизусть выучил.
      - А как взять образец воздуха? - спросил его напарник.
      - Вот бутылка, отвинтите крышку, а через десять минут завинтите ее обратно. Бутылку принесете мне. Все ясно?
      - Так точно, сэр!
      - Тогда вперед.
      В защитных костюмах эта пара выглядела комично. Мик Болячка, мужчина с лишним весом, шел уверенно, быстро, заметно косолапя, его напарник - худой человек с грустным лицом, семенил рядом, боялся что отстанет. У него получалось плохо, но он старался, иногда для этого приходилось подпрыгивать на месте, чтобы попасть в такт шагам Болячки.
      - Все в порядке, - доложил Болячка, когда они добрались до провалившегося здания. - Вот только крыша поросла травой.
      - Крышу можно разглядеть?
      - В каком смысле, сэр?
      - Видно ли металлическую кровлю или все завалено землей?
      - Землей? Здесь нет земли, сэр.
      - А как растет трава?
      - Прямо из кровли. Но, сэр, разве так бывает? - он удивился только после наводящего вопроса - из такого сталкер не получится.
      - Попробуй открыть дверь.
      - Получилось. Мы входим.
      - Удачи. Главное, не спешите. Подождите, пока ваши глаза привыкнут к темноте.
      Некоторое время они молча сопели. Слышно было только, как Мик Болячка ритмично стучит ладонью по своей щеке, пытаясь успокоиться. Его напарник не произнес ни единого слова.
      - Все в порядке. Начинаем движение.
      Через десять секунд:
      - Что-то изменилось, - сказал Мик Болячка. - Что-то происходит, вроде бы ветерок поднялся легкий, сквозняк, что ли? Не опасный.
       И в этот момент напарник заорал нечеловеческим голосом.
      - Тебе говорили, ничего не трогай! - укоризненно сказал Мик Болячка.
      - А-а-а-а-а, - продолжал истошно орать напарник. - Я не хотел!
      - Что случилось? - спросил Мозес.
      - Этот придурок нашел какой-то чужой предмет, похожий на обычную зажигалку, и, естественно, нажал, - возмущенно ответил Мик Болячка. - Не знаю, что произошло. Даже мне очень страшно стало, а дурачка прямо корежит. Ух ты...
      - Опять что-то не так?
      - Напарничек мой придурочный гикнулся. Ветер крепчает, скручивается как вода, попавшая в водоворот. Мусор кругами летает, смерч, что ли? Мой напарник от испуга совсем спятил и побежал назад, к двери, ветер догнал его, закрутил и разорвал на куски. Почему он не послушался?
      - А ты замри, Болячка. Понял? Не шевелись. И не хлюпай носом.
      - Понял.
      
      Новые попытки
      
      - Теперь Красавчик Диксон с напарником, - сказал Мозес. - Ваша очередь. Задача простая: найдите Болячку и доставьте его сюда. Будьте осторожны. Сами ничего не трогайте. Сбегайте быстренько туда и обратно. Если Болячка не сможет идти сам, притащите его на своем горбу. Это не опасно. И постарайтесь не вляпаться в какую-нибудь грязь. Смотрите под ноги. А почувствуете сквозняк, даже самый маленький - немедленно останавливайтесь и старайтесь не шевелиться.
      - Есть, сэр, - сказал Диксон и послушно направился к провалившемуся зданию.
      Его напарник обреченно поплелся за ним. Кажется, он только сейчас понял, что за его жизнь и доллара никто не даст. Но отказаться от выполнения губительного приказа, не хватило то ли ума, то ли силы воли, а может быть, он просто не знал, что может взять и отказаться.
      Сталкеры проникли в дверь на крыше и поскольку уже знали, как себя вести, выждали минут десять, чтобы их глаза привыкли к темноте. Только после этого начали движение. Передвигались медленно, старались ничего не задеть. Когда повеял легкий ветерок, перепугались и, как и было приказано, застыли, стараясь, лишний раз не шевелиться. Страх сделал свое дело, они продержались. Ветерок, наконец, стих. Красавчик Диксон решил, что теперь можно действовать и негромко, почти шепотом, крикнул:
      - Эй, Болячка? Ты слышишь меня?
      Никто не откликнулся. Но и ничего опасного не произошло. Диксон осмелел и крикнул громче. На этот раз из дальнего угла чердака послышалось нечленораздельное мычание.
      - Это ты, Болячка?
      - Я.
      - Ты можешь поднять левую руку?
      - Могу.
      - А правую руку можешь поднять?
      - Могу.
      - Хорошо. Попробуйте пошевелить левой ногой.
      - Получилось.
      - Замечательно. Теперь пошевели правой.
      - Двигается.
      - Вот и прекрасно. Значит, сможешь дойти до нас. Иди на голос.
      - Постараюсь.
      Через минуту Мик Болячка вышел к своим спасителям. Теперь нужно было как можно скорее эвакуироваться. Они выбрались на крышу. Диксон с опаской разглядывал побывавшего в переделке сталкера. Он почему-то решил, что тот должен был измениться внешне, может быть, поседеть или хотя бы покрыться красными противными болячками. Это было разумно и подтвердило бы верность клички, которую Мику дали за несносный характер. Но тот выглядел почти нормально, только глаза были выпучены и слезились, но это как раз понятно - не отошел еще от пережитого ужаса. Любого бы на его месте перекосило.
      - Жив остался, повезло, честно говоря, уже и не рассчитывал, - сказал Болячка. Он попытался обнять Диксона, но тот отшатнулся. Тогда он протянул руку. - Спасибо, Красавчик, ты спас меня.
      - Пожалуйста, обращайся. Но прикасаться к тебе не буду, не обижайся.
      - Понимаю. Но все равно спасибо!
      Болячка глупо улыбался, наверное, именно так и должна проявляться безмерная радость спасшегося от неминуемой смерти человека.
      Вернулись без происшествий.
      Мозес приказал немедленно отправить Мика Болячку к Джеймсу Каттерфилду на обследование. В прежней жизни тот был патологоанатом. Мозес предложил ему заняться настоящими исследованиями, воспользоваться ситуацией и стать компетентным специалистом по внеземным болезням, первым в своем роде. Мозес подумал, что будет подозрительно, если он не наймет такого человека для экстренной помощи сталкерам. Им будет спокойнее, если они будут знать, что есть специальный доктор, который при необходимости сможет их вылечить. От физических повреждений, а если повезет, то и от психических. Доктор довольно быстро научился выявлять перспективных сталкеров по Т-зубцу в энцефалаграмме. Это удачное открытие. Полезный человек - этот доктор.
      Наступила очередь Курёнка Цапфы. Задание осталось прежним. Мозес повторил его:
      - Задание у вас простое: спуститесь по лестнице на пятнадцатый этаж, найдете лабораторию ? 1522, попробуете проникнуть. Понятно? Ведите себя тихо. Ваше дело - наблюдать. Ничего не трогайте. Ни к чему не прислоняйтесь. Возьмете образец воздуха - и назад. Понятно?
      Курёнок Цапфа был очень рад тому, что наконец-то наступила его очередь. Он был нетерпелив и не любил сидеть молча и ждать, когда ему разрешат совершить какое либо действие. Разумное или нет - ему было все равно. Главное - быстро двигаться и четко выполнять поставленную задачу. Сейчас от него требовалось самое легкое: сбегать, посмотреть, что там можно найти полезного и вернуться живым и здоровым. Вот это он умел и любил. Тем более, что теперь хорошо известно, с какими опасностями им придется встретиться. Красавчик и Болячка вернулись и обо всем рассказали. Это хорошо. Это пригодится.
      Сначала все шло нормально. Куренок Цапфа со своим напарником без проблем проникли на чердак. Нашли самый безопасный путь, переждали дуновение проклятого ветерка, который Мик Болячка назвал "мясорубкой" - удачно придумал. И первыми оказались на лестничной площадке шестнадцатого этажа. Это был успех.
      - Все нормально. Переходим к следующему этапу - спускаемся на пятнадцатый этаж, - сообщил Цапфа по радиотелефону.
      - Давайте, - разрешил Мозес.
      - Сейчас вызову лифт. Представляете, он работает!
      - Запрещаю! - крикнул Мозес.
      - Не волнуйтесь, хозяин. Потом все равно надо будет спускаться и на третий, и на первый этаж. Сейчас проверим, можно ли этим лифтом воспользоваться.
      - Отставить!
      - Все будет хорошо! Дверь уже открылась! Давай, парень, входи первым.
      Это были последние слова, которые произнес Куренок Цапфа.
      
      Лаборатория ? 1522
      
      Тишина бывает омерзительной.
      - Отбегался, Куренок, - сказал Стервятник Барбридж и сплюнул. - Не повезло сталкеру.
      - Собирайся, - сказал Мозес. - У тебя получится лучше, Стервятник.
      - Я о себе сумею позаботиться.
      Он присел несколько раз, смешно выбросив свои корявые руки вперед, разминался. На лице его застыло пустое и наглое выражение уверенного в себе человека. Мозесу стало смешно. Наверное, легко живется человеку, лишенному природой способности здраво оценивать опасность, которой он вынужден подвергать свою жизнь, чтобы заработать жалкие деньги. Но это, конечно, не про Стервятника Барбриджа. Этот был не такой. Можно было не сомневаться, что он ни на минуту не забывает о своей безопасности. Едва ли что-то другое интересует его больше, даже деньги и выпивка. Барбридж напоминал крысу, которая ни за что не купится на сыр в мышеловке, будет долго ходить возле нее кругами, облизываться, страдать, но не купится. Этот звереныш всех переживет. Или глупо рассчитывает, что переживет.
      Его напарник, - странно, но Мозес почему-то запомнил его имя - Рэдрик Шухарт, явно развлекался, разглядывая сталкера. Его рыжие кудри забавно подрагивали в такт внутреннему смеху. Но внешне он выглядел очень серьезным и озабоченным. У него хватало ума, скрывать свои чувства.
      "Неужели и этот не понимает, что за его жизнь и цента никто не даст. Два напарника уже погибли. Сейчас его очередь погибать".
      Шухарт увидел, что Мозес поглядывает на него, и чуть заметно подмигнул. Не смог удержаться, опять подвел строптивый характер.
      - Ну, мы пошли, - сказал Барбридж.
      - Постарайтесь вернуться.
      - Обязательно, сэр.
      Шли медленно. Барбридж стал рассказывать, как он однажды в баре избил Фараона Банкера.
      - Я избил его не потому, что тот провинился. Нет еще таких людей на свете, которые бы посмели рассердить меня, и не поплатились за это! Я избил его, потому что у меня испортилось настроение. Бармен Эрнест налил теплого пива. Разве этого мало для того, чтобы рассвирепеть? Не надо подходить и здороваться, когда меня переполняет ненависть к окружающему миру. Вот и получил по сопатке. Теперь каждый знает, что от меня можно ждать удар в любой момент. Это полезно, больше бояться будут, а значит и уважать. Я - главный сталкер в этой богом забытой дыре. Так я называю Хармонт, и никто не может мне возразить...
      Рэдрик Шухарт остановился.
      - Заткнулся бы ты, Стервятник. Достал. Прекрати свой словесный понос. Смотри лучше под ноги. Увлечешься и попадешь в беду. Вытаскивай потом тебя на своем горбу. Не будь дураком. Не молодой уже.
      - Ты как со мной разговариваешь, сопляк? Моча в голову ударила? Не знаешь, кто я?
      - А мне плевать. Не заткнешь фонтан, получишь по сопатке, как Фараон получил от тебя в баре. Помнишь? Пока прощаю, нам нужно вернуться живыми, - стараясь быть грубым, сказал Шухарт.
      - Я запомню это, Рыжий.
      - В блокнотик запиши. А то отобьет в Зоне память и забудешь.
      - Не забуду.
      - Это твое дело. А сейчас соберись кучкой. Когда сможешь держать язык за зубами, скажи.
      Барбридж сплюнул и пошел дальше. На этот раз молча. Некоторое время он придумывал, как накажет сопляка, но потом успокоился. Рыжий был прав, надо думать о том, как выжить в данную минуту. Если подохнешь - потом не отомстишь. А запомнить нужно - это само собой. На потом. Он попытался сосредоточиться и обратил внимание на то, что метрах в десяти от крыши трава стала другой. А это значит, что они уже в Зоне. Теперь о глупостях думать нельзя. Он опустил забрало шлема спецкостюма.
      Дверь на чердак была взломана. Спасибо Мику Болячке. Барбридж включил фонарик и внимательно осмотрел ближайшую часть чердака. Бетонный пол был чист и сух. Не было никаких следов зеленки, ведьмина пудинга или газированной глины. На ближайшей стене обнаружилось пятно активной плесени. Понятно, что поворачиваться спиной к плесени нельзя. Но она была не активна, не плевалась, так что можно было продолжать движение.
      - Стоп, - сказал Шухарт. - Слышишь?
      Барбридж напрягся. Действительно, из угла доносилось неприятное позвякивание и постукивание. Словно кто-то осторожно бренчит связкой ключей. Словно готовится открыть какую-то дверь во внутреннее помещение. Он посветил и разглядел смятую бумагу, скорее не газету, а салфетку. Выяснять, опасна она или нет, времени не было. Лучше всего обойти стороной.
      Они сделали всего несколько шагов, и опять пришлось остановиться. Подул легкий ветерок. Спасибо Красавчику Диксону, они знали что делать. Застыли и постарались дышать, как можно, тише. Помогло. Впрочем, как только они продолжили путь, плесень выплюнула в их сторону сгустками какой-то дряни. Спецкостюмы спасли их.
      Они не спешили и тридцать метров преодолели за полчаса. И вот добрались до лестничной площадки. Барбридж доложил о достигнутом успехе Мозесу. Тот посоветовал осмотреться и не торопиться без крайней необходимости. Постояли несколько минут, опасаясь подвоха. И действительно, раздался какой-то знакомый, но неожиданный в провалившемся здании звук. С каждым мгновением он становился все громче и громче. Наконец, Барбридж понял, что это приближается лифт. Он кивнул Шухарту, тот кивнул в ответ. Нельзя было исключать того, что им предстоит встретиться с чем-то опасным. В Зоне любые движущиеся объекты грозят смертью.
      Лифт остановился перед сталкерами. Дверь открылась, и они увидели мертвых Куренка Цапфу и его напарника. Нет, ну надо было быть полнейшими идиотами, чтобы добровольно зайти в кабину лифта. Таких ребят никакие спецкостюмы не спасут.
      - Говорили ведь им, чтобы пешком на пятнадцатый спустились, - удивленно спросил Барбридж. - Почему не послушались? Им же говорили.
      - Подумали, что на лифте быстрее.
      - Дурачки.
      - В одно ухо влетает, а в другое вылетает. Потому что в промежутке зацепиться не за что.
      - Мы хитрые - по лестнице спустимся.
      В том, что Барбридж считает себя хитрым, Шухарт не сомневался. Старый мерзавец привык добиваться своего, не брезгуя самыми грязными методами. Ребята многое про него рассказывали. Хитрым и подлым он, конечно, был всегда, но особым умом не отметился. Вот и сейчас сказал: "мы". Надеялся, что Рыжий обрадуется, что такой человек считает его равным себе. Дураки могут подумать, что слово "мы" просто так не употребляют. Возрадуются и потеряют бдительность. И получат по башке от своего "товарища". Шухарт хихикнул. Спиной поворачиваться к Стервятнику Барбриджу в его планы не входило.
      Теперь необходимо было попробовать успокоиться. Шухарту потребовалось десять минут, чтобы вернуть себе обостренное чувство опасности.
      - Когда же мы пойдем дальше? - ныл Барбридж. - Сил нет ждать больше.
      - Заткнись, - грубо ответил Шухарт.
      Барбридж злобно задышал. Наверное, в подробностях представлял, как накажет молокососа за непочтительное поведение, когда они выберутся из Зоны. Он свяжет ему руки за спиной и будет макать мордой в ведро с вонючей грязью, и каждый раз, вытаскивая болезного из нечистот, награждать его сильным ударом ноги под ребра. Картинка получилась очень привлекательной, Барбридж заулыбался в предвкушении.
      - Пора, - наконец, сказал Шухарт.
      Лестничный пролет - не самое безопасное место для передвижения. Впрочем, Шухарт внимательно оценил обстановку. Прежде всего, нельзя было терять из виду небольшое пятно плесени на стене и перила, покрытые ржавым мочалом.
      Стервятник Барбридж плелся следом и громко шептал грязные ругательства. Его устраивало то, что напарник решил идти первым. Подохнет, никто его жалеть не будет. А так, появляется лишний шанс уцелеть. Главное быть первым, когда будут делить хабар и деньги.
      Вот и коридор на пятнадцатом этаже. Шухарт отметил, что выбоина в бетонном полу в хорошем состоянии, не заросла какой-нибудь дрянной зеленкой, не заполнилась газированной глиной.
      - Не наступи в трещинку, - сказал он. - Нам лишние неприятности не нужны.
      - Вижу, - ответил Барбридж.
      Шли медленно. Почти без происшествий. Пришлось еще раз переждать неприятный порыв ветерка. Мясорубка выдохлась в метре от них. Несколько раз мимо Шухарта пролетали плевки чертовой капусты и семена жгучего пуха. Но какие-то вялые. Уклониться от них удалось без труда.
      И вот она - лаборатория ?1522. Дверь была открыта, так что в помещение они проникли без лишних проблем. Первым вошел Стервятник Барбридж.
      - Мы прибыли на место, сэр, - доложил он по радиотелефону.
      - Хорошо, - ответил Мозес. - Опишите разрушения. Подробно.
      - Нет никаких разрушений. Даже посуда не разбита. На полках стаканы стоят целые, колбы и пробирки. Книги и какие-то бумаги. Посредине помещения находится лабораторный стол. На нем лежат какие-то странные предметы. Я таких никогда не видел.
      - Запомните все, что видите, и возвращайтесь, - приказал Мозес. Он был доволен.
      - Можно что-нибудь захватить с собой? - спросил Барбридж.
      - Если не боишься, - засмеялся Мозес.
      Барбридж взял со стола несколько черных шариков и засунул в карман. Потом посмотрел на Шухарта.
      - Сдается мне, парень, что ты уже здесь бывал раньше. Уж очень ловко ты меня привел, как будто знал путь заранее. И радости особой не проявляешь. Ты кто такой? Признавайся, все равно узнаю.
      - Тебя это не касается, Стервятник. Ты своим делом занимайся.
      - Отвечай, когда тебя спрашивают.
      - Перебьешься. Не забудь взять пробу воздуха, - грубо сказал Шухарт.
      - Здесь, я командую, Рыжий, - возмутился Барбридж, но крышку фляги открутил, а потом завинтил.
      Путь назад занял не более часа. Барбридж был настолько взбешен, что даже не сразу обрадовался тому, что вернулся из Зоны живым.
      "Черные брызги"
      
      Пильману было неприятно признавать вопиющий и очевидный факт - Мозес оказался единственным поставщиком артефактов для Института. Все попытки послать в Зону институтских лаборантов провалились. Большинство из них погибали, не выдержав страшных испытаний, с которыми пришлось столкнуться. Пришлось просить Мозеса включать лаборантов в группы сталкеров. Тот с готовностью удовлетворял эти просьбы. Лаборанты стали чаще возвращаться живыми, но пустыми. Ни одного артефакта за полгода им обнаружить так и не удалось.
      Объяснить этот удивительный факт Пильман не мог. Было в этом что-то странное и противоестественное. Будто сотрудников Института включили в черный список.
      А вот сталкеры Питера Мозеса приносили артефакты из Зоны с завидным постоянством. Раз в неделю, обычно в четверг вечером, Мозес приносил Пильману мешок со странными вещами, обнаруженными в Зоне. С особым шиком он однажды подарил Еве великолепный черный шарик.
      - Его нашли в Зоне? - спросил Пильман.
      - Конечно. Повезло одному отъявленному мерзавцу. Мерзавцы часто бывают удачливыми, - сказал Мозес. - За это мы их и ценим.
      - И чем он знаменит, этот камень?
      - Его свойства обнаружили совершенно случайно. Решили его распилить. Обычными способами сделать это не удалось. И один умник, у нас в фирме есть и такие, не все оказались в вашем Институте, предложил совершенно идиотский способ: проделать в камне дырку с помощью лазера. Любая дурацкая идея обычно овладевает массами практически мгновенно. Стали сверлить. Естественно, без малейшего успеха. Так вот, оказалось, что луч лазера сквозь него не проходит, полностью поглощается. Умник перепугался и посоветовал передать объект, на обследование в ваш Институт. В течение часа он сам пытался придумать объяснение такому странному поведению лазерного луча, выдвинул десяток теорий, но потом произошло еще одно событие. Из камня появился пучок темных брызг, которые на минуту застыли, так что мы смогли как следует рассмотреть их и восхититься - надо сказать, они выглядели сказочно красиво, а потом пропали. Мы назвали их "черными брызгами".
      - Опыт был повторен? - заинтересовался Пильман, "черные брызги" в институтских лабораториях пока еще не исследовали.
      - Да. Много раз. Задержка прохождения лазерного луча повторяется с точностью до миллисекунд.
      - То есть вы хотите сказать, что этот камень - часть "хармонтского феномена"?
      - Да. Без сомнения.
      - Он один такой?
      - У меня их целая горсть. Собираюсь продать их коллекционерам из Вашингтона и Европы, - похвастался Мозес.
      - Как вы считаете, происхождение этого камня естественное, или он создан разумными существами? - спросил Пильман.
      - Это вам, ученым людям, решать. Такая у вас работа. Потом и нам расскажите, если сможете выяснить что-нибудь вразумительное.
      После этих слов Мозес встал и, не попрощавшись, ушел. Так он привык поступать. Пильман давно смирился, что разобраться с тем, кто вообще этот Питер Мозес и почему он ведет себя так агрессивно и непредсказуемо, не проще, чем разгадать тайну самого "хармонтского феномена".
      Пильману пришла в голову неприятная мысль, что этот Мозес сам может быть частью "хармонтского феномена", так сказать, его жертвой. Наверняка, когда произошла катастрофа, обязательно что-то вспыхнуло или бабахнуло, или завоняло, или задело мозг невидимым излучением. Кто знает, как это могло подействовать на случайно оказавшегося в центре событий человека? Как было сказано в старом анекдоте: кто-то спивается, кто-то становится Мозесом. Кому как повезет.
      - А ты сам как думаешь? - спросила Ева. - Естественный объект этот камень или искусственный? Ты веришь в Посещение?
      - Ты же знаешь, дорогая, что я не большой любитель выделять человеческий разум в отдельную категорию природных явлений. Это всего лишь один из способов приспособления к изменениям окружающей среды. Тебя интересует, что общего для меня у человеческого разума и природных камней? Камни прекрасно приспособились к изменению окружающей среды. И надо признать, лучше, чем люди. Они могут пролежать на одном месте миллион лет. На них воздействуют дожди, ветры, снег, но они сохраняют свой внешний вид в целости и сохранности, незначительно меняясь за это время. Можно, конечно, представить условия, при которых они когда-нибудь рассыплются в пыль, но это произойдет не скоро. Для нас, людей, любой камень когда-то родился в результате геологической катастрофы, прожил долгую жизнь и погиб в результате случайности или следующей геологической катастрофы. Будем ли мы считать это жизнью?
      - Меня интересует вот этот конкретный камень - источник черных брызг.
      - Я не знаю.
      - Смогут ли это установить в Институте?
      - Мы попытаемся.
      
      Кабак "Очарованный кварк"
      
      Хармонт - городок маленький. А кабак "Очарованный кварк" был признанным центром общественной жизни города уже долгие годы. Еще в те времена, когда он назывался "Ковбой и пастушка". Здесь собирались люди, пережившие катаклизм и те, которые узнали о Посещении из газет и рассказов местных жителей. Они приходили в этот знаменитый кабак, чтобы отпраздновать удачу, превозмочь горе, встретиться с друзьями и устроить разборку с врагами. Это было место, где каждый мог найти занятие по интересам.
      Рэдрик Шухарт заказал у Эрнеста виски на два пальца, удобно устроился за столиком в углу, как любил, и стал вспоминать, есть ли на этом свете кто-то, кого он мог бы назвать своим другом. Так и не вспомнил. С детства он привык быть одиноким волком и старался решать свои проблемы самостоятельно, обращаясь за помощью к знакомым людям только в особых случаях. В последний раз он посетил кабак год назад. Правда, закончилось тот визит дикой массовой дракой.
      Шухарту было скучно. Ему срочно нужен был хороший собеседник, который бы много говорил и не ждал, что Шухарт ему ответит. Спиртное подействовало плохо, в голове продолжали вертеться навязчивые неприятные мысли, неужели Эрнест и в самом деле использует вместо содовой воду из-под крана, как утверждали тайные недоброжелатели.
      Он не поленился подойти к стойке и заказать еще одну порцию виски. Бармен одобрительно кивнул и достал особую бутылку, которую приберегал для почетных гостей. Шухарта это устроило, значит, на этот раз он получит качественное бухло.
      - Послушай, Эрнест, а почему ты изменил название своего бара? Было традиционно, красиво и наглядно: "Ковбой и пастушка". Ребята привыкли. Многим нравилось. Сколько анекдотов придумывали. Не только скабрезные. И вдруг - здрасте пожалуйста, язык сломаешь произносить: "Очарованный кварк".
      - Все просто. Привлекаю дополнительную клиентуру. Расширяю бизнес. Местные ребята, как ты, придут ко мне в любом случае. А вот институтских надо заманить. Хорошим обслуживанием - это раз. И потом, они же интеллигенты, им ведь мало выпивки. Они ко мне обычно обедать ходят. Не только лаборанты, но и профессора. Да что профессора, ко мне сам Ричард Нунан частенько заходит. Отобедают и потом остаются свои чудные беседы вести о гравиконцентратах, магнитных ловушках и криволинейных интегралах. Под разговоры пиво у них хорошо идет. Им радость, а мне прибыль.
      - Но почему "Очарованный кварк"? Что это значит? Тарабарщина какая-то.
      - Понятия не имею. Это название сами институтские придумали. Не нравилось им прежнее. Чужое оно для них. Услышал, что они мой бар почему-то "Кварком" стали называть. Говорили между собой: "Приходи завтра в "Кварк", нам Джексон выпивку проспорил". А мне все равно. Пусть, думаю, так и будет. Да и тебе, как я понимаю, до лампы.
      - А почему "очарованный"?
      - Институтские часто друг друга так называют - говорят, мало того, что ты, дружище, криворукий, так еще и очарованный. Вот я и подумал: пусть им будет приятнее. Когда видишь знакомые слова, то и на душе становится спокойнее. И жажда просыпается. Не считаешь зазорным лишнюю кружку заказать. Знаешь, Рыжий, а у меня посетителей действительно прибавилось. Не потерял еще хватку. Все правильно рассчитал.
      Шухарт вернулся за свой столик. Удобное место он занял - с него зал хорошо просматривался. Он не хотел пропустить появления какого-нибудь знакомого человека. Ему хотелось, выслушать какую-нибудь занимательную историю о том, как трудно стало жить после Посещения. Иногда, не часто, ему и самому хотелось рассказать кому-нибудь всю правду о своем житье-бытье. Главное, чтобы его молча выслушали и не лезли с поучениями и советами. Честно говоря, ему не на что было жаловаться. Он всегда делал только то, что хотел. Ни от кого не зависел. С этой точки зрения мало что изменилось. Даже в сталкеры попал, не потому что напросился, а так обстоятельства сложились. Сосед, Фараон Банкер, заболел, и уговорил его поучаствовать в вылазке в Зону вместо него. Сказал, что начальники в фирме "Престиж" очень не любят, когда выбранный ими человек не может прийти в назначенное время, заболел или его понос пробрал, они требуют, чтобы в таком случае болезный обязательно прислал кого-то на замену. Шухарт согласился, потому что собирался за полцены купить у Фараона подержанный автомобиль. Вот и подумал: будем квиты. Разойдемся довольными друг другом. А о том, что придется иметь дело со Стервятником Барбриджем, не подумал.
      Сам он за собой особой вины перед старым мерзавцем не чувствовал. Наоборот, вроде бы, удачно сходили в Зону, можно было бы и подружиться. Но о Стервятнике говорили много и плохо. Будто он сам придумывает обиды на ни в чем не повинных людей, а потом мстит им немилосердно.
      Шухарт непроизвольно сжал кулаки. Пусть только попробует!
      Он вспомнил, каково было там - в Зоне в первый раз. Особого страха не было, но пришлось быть внимательным и осторожным. Вряд ли стоит совершать такие походы регулярно. Пусть по провалившемуся дому ползают сталкеры. Щедрая премия, конечно, его порадовала. Конверт с бешеными деньгами им выдали сразу после того, как они выбрались из Зоны и добрались до служебного автомобиля.
      - Придешь во вторник? - спросил его Мозес.
      - Нет, - ответил Шухарт твердо, потому что знал, что начальники уважают людей, которые могут отказаться от больших денег, если то, что от них требуют сделать, им не нравится.
      - Почему?
      - Не хочу, - ответил Шухарт.
      Он впервые встретился с великим Мозесом лицом к лицу, но сразу понял, что тот любит, когда с ним говорят прямо и честно.
      - Если передумаешь, знаешь, где меня найти. Люди не могут заранее предсказать, что с ними может случиться в будущем, - примирительно сказал Мозес. - Не советую загадывать. Жизнь тяжелое испытание, не каждому по плечу. А тебя, Рыжий, я запомнил. Ты мне понравился. Из тебя толк выйдет.
      Шухарт кивнул. Не надо было говорить: "нет!", если не уверен, что выполнишь обещание. Мозес прав, будущее нельзя предсказать. Что случится завтра, никто не знает.
      Через неделю к нему в кабаке подошел Стервятник Барбридж, принес бутылку виски. Улыбался, подмигивал, болтал о баскетболе и прочих пустяках. Потом, когда бутылка опустела, перешел к делу. Понадобился сталкеру напарник для нового похода в Зону, и очень ему хотелось, чтобы это был именно Шухарт.
      - Соглашайся, Рыжий. Дело верное. Ты уже побывал в Зоне, знаешь как там себя вести. Мы с тобой такой хабар раздобудем, что никому и не снилось. Озолотимся. Есть у меня предчувствие, что на этот раз мы отыщем в Зоне что-то по-настоящему ценное. Сам знаешь, какая смешная штука жизнь. Часто не везет. А если уж пойдет пруха, то и одного раза хватит, чтобы обеспечить безбедную жизнь и себе, и детям нашим, и внукам. Сходим еще разок и больше к Зоне на пушечный выстрел не подойдем. С золота будем есть, в фарфоровые чашки сплевывать. Лучше нас с тобой ведь никого нет. Мозес это знает и ценит нас. Он на нас ставку сделал. Уж я в таких вещах разбираюсь. Рассчитывает, хозяин, что мы мечту его сокровенную исполним. Ты думаешь, почему он сталкеров так щедро подкармливает, хотя особой прибыли мы ему не приносим? Я не знаю, для чего ему понадобились сталкеры. Никто не знает. Но рассчитывает он, что именно мы достанем и принесем ему самую главную вещицу из Зоны, цены невероятной. Может быть, ученые еще и числа такого не придумали, сколько эта вещица стоит. А мы ее на блюдечке ему преподнесем. Награду свою, конечно, выторгуем. Без этого нельзя. Без этого он нас уважать не будет. Потому что мы для него на веки вечные останемся дешевками. Я это понимаю и тебе растолкую. Но мы с тобой не продешевим. Хорошую цену запросим. Ты мне веришь?
      - Нет, - ответил Шухарт.
      Барбридж словно поперхнулся. От злости даже побелел. Мог бы, убил на месте. Только понимал, что без Рыжего ему не справиться. Старый уже, и внимание рассеянное из-за алкоголя проклятого. В Зоне без такого напарника делать нечего. Но запомнил и это "нет". Добавил в память еще один повод разделаться с проклятым Шухартом, когда подвернется удобный случай. Но, само собой, только после того, как раздобудут и принесут Мозесу самый дорогой хабар из Зоны.
      - Не груби старшим, - сказал он твердо. - Никто не знает, какая судьба нас, сталкеров, ждет уже завтра. И не зарекайся. Ты мне поможешь, я тебе.
      - Как ты помогаешь друзьям, все знают. Помнишь, как Очкарика в Зоне оставил? Обидел он тебя однажды, в покер обыграл. Вот ты ему и отомстил. Сгинул парень в Зоне. И концы в воду.
      - Очкарик сам помер. Приковало его, - угрюмо возразил Барбридж. - Я тут ни при чем.
      - Сволочь ты, - равнодушно сказал Шухарт, отворачиваясь. - Стервятник.
      - А Суслика я вытащил! На горбе тащил с десятого этажа. Забыл? Спроси у него. Суслик в мясорубку попал, а я вытащил, жизнью своею рисковал. Спас напарника. Он у меня сейчас садовником работает. И жилье, и жратва, и шмотки - все у него есть. Поговори с Сусликом, он врать не будет!
      - Не пойду с тобой, у меня другие планы, - сказал Шухарт и презрительно оскалился.
      - Ну, смотри, не продешеви. Все равно ко мне придешь, потому что я места знаю, куда другим сталкерам дороги нет. Только мы с тобой пробраться туда сможем. Потому что я знаю пароль. Уж поверь, старику. Я в таких делах разбираюсь. Нас все равно не оставят в покое. Мы нужны хозяину и начальникам в Институте. Без нас, может быть, земной прогресс остановится. Хоть это ты понимаешь, своей упрямой рыжей башкой? Получается, что мы с тобой герои!
      - Или поможем без лишних хлопот уничтожить несчастное человечество.
      - А вот это не наше дело. Это как повезет, - жестко ответил Барбридж. - Кому надо - выживут. А слабаки и без Зоны помрут.
      - А ты, значит, будешь решать, кто слабак, а кто будет тебе полезен. Это без меня.
      - Может и меня спросят, кому разрешить жить.
      
      Душевный Стервятник Барбридж
      
      "Вот и поговорили. Нашел, называется, интересного собеседника. Как бы не стошнило", - подумал Шухарт раздраженно.
      Когда он был ребенком, ему нравилось слушать частые рассуждения старших о неминуемом прогрессе, который сделает всех здоровыми, счастливыми и богатыми. Со временем магия слова "прогресс" несколько померкла. Отец объяснил ему, что здоровыми и счастливыми в будущем люди, конечно, станут, но не все. Только те, кто заслужит это. А еще те, кто готов заплатить за это большие деньги. У вторых шансов больше. Такие грустные откровения запомнить было очень легко, тем более, что убедительные доказательства их справедливости отыскать было не трудно.
      Ричард Нунан однажды подробно объяснил Шухарту, в чем его главная ошибка. Все дело в том, что люди, не только он, Шухарт, но вообще все, по крайней мере, большинство людей, когда слышат про неминуемый прогресс, почему-то думают, что это как-то связано с качеством их личной жизни. Ну, что по мере прогресса цивилизации их жизнь чудесным образом изменится в лучшую сторону. И жить, лично им, станет легче и проще. В самом простом случае, сытнее. Бороться с этим бесполезно, потому что люди, как правило, эгоисты. Но взрослые люди должны бы знать, что прогресс - по природе своей, к людям безразличен. Если цивилизация нуждается в развитии промышленности, то прогресс - это рост производства стали и добычи нефти. Если вдруг цивилизация заинтересуется охраной природы, то прогресс - это сокращение производства стали и добычи нефти. Возможны и варианты: например, прогрессом могут назвать рост добычи нефти и сокращение производства стали или, наоборот, рост производства стали и сокращение добычи нефти. Разве нормальный человек будет себе забивать голову подобной ерундой и вдаваться в детали? И если Барбридж вдруг вспомнил о прогрессе - значит, он хочет обмануть какого-нибудь простака на четыре кулака. Шухарт попробовал понять, чего конкретно хотел от него Барбридж. Самое разумное объяснение: Стервятник возжелал отомстить ему по полной программе, заманить его в Зону, приковать как Очкарика, и бросить подыхать. Надо признать, остроумно придумано. Но рассчитано на дурачка.
      
      Проникновение
      
      Шухарт проследил за тем, как Стервятник Барбридж, шатаясь, продвигается к выходу из бара. Он задевал посетителей, словно на время потерял зрение. Ему кричали вслед проклятия, но он на них не реагировал, наверное, и со слухом у него что-то случилось.
      "Расстроился старикан, с кем не бывает", - подумал Шухарт равнодушно. А потом немного пожалел о своей несдержанности. Наверное, нельзя было разговаривать грубо с таким известным сталкером. Кто знает, что ему прилетит в ответ от Стервятника, если тот посчитает его личным врагом. Но быстро успокоился, ответка прилетит в любом случае. Есть люди, от которых можно ждать только пакостей. Хорошо ли ты к ним относишься или плохо, выполняешь их просьбы или отказываешься, это не имеет значения. Такая у них жизненная позиция - быть гадом. Или Стервятником.
      И тут на Шухарта накатило. Что-то подобное с ним случалось только в Зоне. Да и в Зоне прихватывало только три раза. Каждый раз ему стоило огромных трудов выжить. И вот впервые случилось в кабаке. Плохой сигнал, если подумать.
      В голове что-то свистнуло. Громко. И весь принятый за вечер алкоголь немедленно выветрился. Все чувства обострились многократно. Шухарт словно попал в другой мир. Здесь все было по-другому. Он никогда прежде не обращал внимания на запахи. Даже на резкие и неприятные. Ну, пованивает, и ладно. И вдруг - на него внезапно обрушились миллионы запахов: приятные, отвратительные и непереносимые. К своему удивлению, он обнаружил, что они разные. И что он умеет различать их: резкие, сладкие, металлические, ласковые, опасные, тревожные, огромные как дома, крошечные как пылинки, грубые как булыжники, тонкие и сложные как часовые механизмы. Воздух сделался твердым, пространство вокруг него наполнилось множеством самых странных непонятных вещей, как лавка старьевщика, заставленная уродливой старинной мебелью. Он с трудом открыл глаза, сосредоточился на своем пустом стакане, и наваждение пропало. Вонять перестало. Он снова сидел за столиком в кабаке "Очарованный кварк".
      Шухарт попытался понять, что с ним случилось. Вроде бы его сознание куда-то перенеслось. Куда, спрашивается? Сам разобраться со своим видением он не мог. И не было рядом человека, который бы объяснил, куда ему удалось заглянуть, что рассмотреть. Самое простое - признать, что он сошел с ума, потому что не выдержал постоянного нервного напряжения. Или вот еще есть подходящий ответ: Зона проклятая неумолимо переделывает своих подопечных в нелюдей.
      "Нет моего согласия. Мне удается держаться подальше от самозваных хозяев и начальников. Справлюсь и с иноземной мразью", - подумал Шухарт с горечью и ожесточением.
      Он торопливо поднял стакан и одним глотком допил остаток виски. Не помогло. Ему захотелось подставить лицо под сильную струю водопроводной воды, чтобы смыть любые воспоминания о жутком призраке чужого мира.
      К сожалению, такое желанное сейчас опьянение не возвращалось. И это было тревожно и отвратительно, как будто он проигрывает в какой-то сложной и непонятной игре, от которой зависит не только его судьба, но и само существование земной цивилизации и пресловутого прогресса. Грязно выругавшись, он направился в туалет.
      Добрался без проблем. Наверное, у него было такое выражение лица, что даже самые завзятые драчуны шарахались от него в ужасе. И это стало большим разочарованием, у Шухарта чесались кулаки, но не было возможности пустить их в ход.
      Дверь он открыл удачным ударом ноги. Внезапно стало темно. В голове опять свистнуло, как только что в зале, когда его накрыло видением чужого мира. Свет вернулся. К ужасу своему Шухарт увидел, что находится не в туалете кабака "Очарованный кварк", а в знакомой лаборатории ? 1522 провалившегося здания Института. Он застыл, как привык это делать в Зоне, его организм сработал быстрее, чем его сознание. Надо было оценить положение, чтобы не попасть в одну из множества ловушек, которых на пятнадцатом этаже провалившегося здания было хоть отбавляй.
      Шухарт обнаружил "комариную плешь", которая на этот раз сместилась к книжным полкам, и опасный вихрь "мясорубки", перекрывавший путь к двери. На знакомом столе, расположенном в центре лаборатории, лежали артефакты, словно специально разложенные кем-то к его приходу. Он разглядел две "пустышки", два неизвестных пока белых обруча, несколько браслетов, за которые на черном рынке давали большие деньги, поскольку доктор Джеймс Каттерфилд - главный и признанный специалист по инопланетным болезням и вообще по воздействию артефактов из Зоны на человеческие организмы объявил, что они крайне благотворно действуют на здоровье людей. Излечивают большинство болезней и чуть ли обеспечивают практическое бессмертие.
      Шухарт действовал автоматически, подчинившись рефлексам. Левой рукой он подхватил белые обручи, а правой "пустышку". Только после этого стал думать, как бы ему выбраться из Зоны. "Мясорубка" по-прежнему перекрывала путь к двери. Но в этом не было ничего страшного. Нужно было успокоиться и подождать, когда опасное завихрение пропадет само собой. Он закрыл глаза и стал считать: "Раз, два, три..." Считал он долго, несколько раз сбивался, но отнесся к этому без паники, поскольку никто не требовал от него, чтобы числа, которые он называл, были расположены последовательно. В этом не было необходимости.
      Неожиданно он услышал свою любимую песенку: "Дай мне денег, мне очень нужно". Открыл глаза, и к своему удивлению обнаружил, что стоит посредине зала кабака "Очарованный кварк" с артефактами в руках.
      
      Участок
      
      На мгновение Рэдрик Шухарт растерялся. Даже не на мгновение, а на двадцать секунд. Все это время он не мог сообразить, как ему следует поступить. Стоял как столб и тупо моргал глазами. К нему подскочил Эрнест.
      - Тихо, парень, успокойся. Все в порядке. Пойдем, поговорим, нечего здесь стоять у всех на виду, - прошептал он и подтолкнул Шухарта к двери в служебное помещение. Тот повиновался.
      В маленькой комнатенке Эрнест налил в стакан виски на два пальца и протянул Шухарту.
      - Пей. За счет заведения.
      Шухарт выпил. Помогло. От растерянности его не осталось и следа, он снова был собран и сосредоточен. Как будто находился в Зоне. Непонятно было, что от него понадобилось бармену. Но он не сомневался, что тот ему сейчас это объяснит.
      - Что это у тебя? - спросил Эрнест.
      - Хабар, - ответил Шухарт честно.
      - Из Зоны?
      - Наверное. Не знаю.
      - Как они к тебе попали?
      - Не знаю.
      - Разумно отвечаешь, - засмеялся Эрнест. - Всем так говори, если спросят. А мне можешь не отвечать. Не мое это дело. Мне подробности без надобности. У меня к тебе другой вопрос. Или, точнее, предложение. Не знаю, как правильно сказать. Ты не переживай, когда в следующий раз придешь в кабак с хабаром. Сразу ко мне обращайся. Есть, мол, дело. А я тебе сразу зеленых отвалю. На вскидку за сегодняшний улов тебе кусок полагается, никак не меньше. Держи и можешь не пересчитывать, все по честному. В нашем кабаке тебя не обсчитают. Мы сталкеров не обижаем, потому что делаем одно общее важное дело. Способствуем прогрессу.
      Он довольно засмеялся и протянул деньги, Шухарт молча засунул их во внутренний карман куртки.
      - Хорошо, что ты принял мое предложение, - сказал Эрнест. - Люблю понятливых сталкеров. Давай еще выпей. За сотрудничество. Угощаю.
      Он налил виски еще на два пальца. Шухарт выпил залпом и почувствовал, как по телу разливается приятная теплота. Спиртное подействовало. Хороший знак. Это значит, что Зона его пока отпустила. До следующего раза, надо полагать.
      Свою долю впечатлений от посещения кабака на сегодня Шухарт получил сполна. Даже больше, чем ему бы хотелось. Теперь нужна была передышка. Ему захотелось немедленно увидеть свою ненаглядную Гуту. Умеет эта девчонка успокоить и приободрить. Век бы с ней не расставался. Он представил, как она обрадуется, когда он покажет ей деньги. Шухарт довольно заулыбался. Если так и дальше пойдет, то совсем скоро смогут они снять какой-нибудь подходящий домик на окраине Хармонта. И заживут там душа в душу. Говорят, что у некоторых людей так получается. Шухарт не сомневался, что и у них дурацких проблем не возникнет. Сам он - человек не злой, свою женщину обижать не собирается, наоборот, будет заботиться и защищать. Проследит, чтобы ни одна сволочь ей не навредила.
      - А ну, стоять! - раздалось совсем рядом.
      Шухарт обернулся. К нему подбежали два полицейских. Запыхались. Наверное, давно бежали.
      - Что делал в "Очарованном кварке"?
      - В кабаке, что ли? Пил, что там еще делают? Дыхнуть, что ли?
      - С кем общался?
      - В баре?
      - В баре.
      - Один сидел. Тихо радовался жизни.
      - Врешь! К тебе подходил Стервятник Барбридж, - сказал полицейский сердито.
      - Точно, я забыл.
      - О чем говорили?
      - Старикан на рыбалку приглашал. А я отказался. Не люблю я эту рыбу. И ловить не люблю, и жрать потом жареную.
      - Он уговаривал?
      - Да, теперь припоминаю. Точно. Сам он старый уже, но кто-то же должен сеть тащить? Вот он и хотел меня использовать для этого дела.
      - В Хармонте запрещено ловить рыбу сетью.
      - Я ему так и сказал: "Запрещено, мол, рыбу сетью ловить. Разве может законопослушный житель Хармонта нарушать закон". Он и отстал. Послушался. Совесть его, наверное, заела. Решил исправиться. Рад, что помог ему встать на праведный путь.
      - Ты, это, Рыжий, не юродствуй!
      - Какой я тебе, Рыжий, оглобля стоеросовая. Я - гражданин великой страны. Я, если хочешь знать, в следующем году буду выбирать президента! Ты меня уважать должен и защищать от хулиганов и гангстеров! Называй меня мистер Шухарт.
      - Хочешь поговорить, что ж, пройдем в участок. Там нам никто не помешает.
      - Мне с вами говорить не о чем!
      - Это тебе так кажется. Мы сумеем тебя разговорить, не сомневайся, у нас самые завзятые молчуны становятся ораторами. Сам пойдешь или тебе помочь? - сказал полицейский, доставая наручники.
      - Я ни в чем не виноват.
      - Так тебя никто ни в чем и не обвиняет. Пока.
      Было уже поздно, но в полицейском участке кипела напряженная жизнь. Розовощекие сержанты шустро сновали из кабинета в кабинет, перетаскивая толстые папки с протоколами допросов. Их сытые физиономии благостно светились от осознания важности доверенной им работы.
      Шухарта довольно грубо втолкнули в крошечный кабинет капитана Квотерблатта.
      "Наверное, узнали что-то, заразы", - подумал он равнодушно. - "Я, вроде бы, чист. Донес кто-нибудь из завсегдатаев бара? Сейчас узнаю подробности".
      - Рэдрик Шухарт? - спросил капитан и расплылся в ехидной улыбке, которая не обещала ничего хорошего. Так улыбаются устрице, когда собираются ее сожрать живьем.
      - Здравия желаю, капитан! Вы ж меня давно знаете, неужели не узнали? А я вас помню. Как ваша печень? Побаливает?
      - Ты мне, сталкер, зубы не заговаривай, - сказал капитан сердито. - Отвечай, как положено.
      - Какой из меня сталкер? Навет это. Гнусный и несправедливый. Спросите в "Престиже", нет меня в списках.
      - Это верно, мы проверяли, - с грустью признал Кватерблатт. - Почему-то нет. Но понимаешь, какое дело, в городе стал все чаще появляться нелегальный хабар. Не из Института и не из "Престижа". Никак не могу сообразить, как он в наш город попадает? Может быть, ты подскажешь?
      - Мне-то откуда знать? Я в конторе "Престижа" ни разу не был. И в Институте, само собой. Думаете, русские завозят? Но тут я вам не помощник, языков не знаю. Слышал, конечно, про сталкеров, но сам заниматься этим ремеслом не собираюсь. Противозаконно это и, как говорят, очень опасно. Мне моя шкура дорога. Рисковать не люблю. А деньги эти смешные заработаю другим путем, без лишнего риска. Руки у меня есть, да и голова на плечах имеется.
      - Работаешь где-нибудь?
      - Нет. Не люблю, когда моя фамилия в списках значится. И потом, знаю я вашу работу: утром по свистку приходи, по свистку обедай, по свистку бросай работу и домой собирайся. А потом сиди и высчитывай, хватит ли заработанных несчастных грошей на поход в кабак? Или надо следующей зарплаты ждать, чтобы горло промочить. Скучно. Я сам себе хозяин: сделал работу, получил деньги и свободен.
      - Не найдешь постоянную работу, мы тебя в участок будем каждый день таскать.
      - Сочувствую. Но вы сами себе такую работу выбрали. Я вас не заставлял.
      - И все-таки.
      - Не знаю, капитан, о какой-такой работе в Хармонте вы говорите? Все хорошие места давно заняты по блату. Или вы хотите в полицию меня устроить? Капитаном? Или регулировщиком?
      - Есть для тебя подходящее место в Институте. Будешь лаборантом. Там твои умелые руки пригодятся, - сказал Квотерблатт примирительно.
      - Рассмотрю. Не знаю, смогу ли справиться с такими серьезными обязанностями. Но если возьмут, обязательно отблагодарю вас, капитан. Как положено среди хороших друзей.
      - Рад слышать от тебя такие правильные слова. Надеюсь, что со временем обязательно станешь хорошим человеком. Дай я пожму твою честную руку.
      - Подождите, капитан, - сказал один из полицейских, надо бы его карманы проверить, не завалялось ли ты что-нибудь по нашей части.
      - Прости, Рэдрик Шухарт, но это наша работа. Покажи-ка нам свои карманы. Добровольно. В последний раз. Для порядка.
      Шухарт поднял руки вверх, подставляя карманы, он был спокоен, потому что уже успел сбросить случайный хабар Эрнесту.
      Полицейский залез к нему в карман куртки и вытащил оттуда "белый обруч".
      - Вот так находка, - сказал он восторженно. - Вон чего я нашел!
      - Как же так, Рэдрик Шухарт, а ведь я поверил тебе. А ты меня обманул. Как же ты теперь мне в глаза будешь смотреть?
      "Если повезет, никогда больше тебя не увижу, не только твоих глаз, но и толстого тела", - подумал Шухарт раздраженно.
      Он не понимал, как к нему в карман попал этот "белый обруч". Неужели Эрнест засунул? Но зачем? Выйду на свободу, спрошу заразу!
      - Сержант Луммер, посмотрите внимательнее, нет ли у него еще чего-нибудь интересного.
      Луммера не надо было просить два раза, он похлопал руками по груди Шухарта, радостно засопел и вытащил из внутреннего кармана пачку денег.
      - Пересчитай, - приказал Кватерблатт.
      Луммеру не часто приходилось держать в руках такие большие деньги, поэтому пересчитывал он их несколько раз. Наконец объявил:
      - Тысяча долларов, сэр!
      - Откуда у тебя такие деньги, сталкер? - капитан огорченно.
      - На завтраках скопил, - ответил Шухарт.
      - Не хами, сталкер. Думаю я, что сбросил ты заказчику хабар и шел домой свою выручку прятать в тумбочку. Такое предположение, пожалуй, звучит правдоподобнее твоих рассказов, - сказал Квотерблатт сурово.
      Шухарт промолчал. Разговаривать с ним все равно никто не хотел. Его отвели в обезьянник и оставили там до утра. Он не сомневался, что утром его выпустят. Подумаешь, "белый обруч". Мало ли откуда он у него оказался? Нашел на улице. Вот он и поднял. Зачем такой красивой вещице валяться на улице? А потом забыл. Дела серьезные у него скопились. Не до ерунды было. Почему, спрашивается, он должен оправдываться? Пусть, жабы, докажут, что он его из Зоны вынес.
      
      Ночь на нарах
      
      Шухарт долго не мог заснуть. Никогда прежде он не думал так много о своей судьбе. До сих пор он всегда поступал так, как считал правильным. Хорошо получалось или плохо, был прав или нет - это не имело значения. Он привык отвечать за свои ошибки. Когда заслуживал нагоняя, получал по полной программе. И никогда не жаловался при этом. Ему даже нравилось страдать по собственной вине. Он предпочитал учиться на своих ошибках. Встречались на его пути навязчивые "учителя", которые рассказывали, как правильно надлежит жить. Шухарт обычно пропускал их нравоучения мимо ушей. Не встречал он людей, которые бы искренне желали ему счастья. Не довелось. Попадались достойные кандидаты в "добряки", и они часто говорили правильные вещи. Но Шухарт знал, что они заняты только собой и своими интересами.
      Вот, например, капитан Кватерблад. Он же искренне считает, что всем желает добра и борется за безопасность всего человечества. Трудно не согласиться с ним, что нельзя допустить, чтобы грязное дерьмо из Зоны: чужие предметы неясного предназначения беспрепятственно распространялось по планете. Что тут возразишь? А потом оказывается, что кому-то все-таки можно ковыряться с "пустышками", или изучать "газированную глину" и "ведьмин пудинг", потому что у них есть разрешение от начальников, которые решили, что они цари небесные, и имеют законное право распоряжаться всей этой дрянью из Зоны. И капитан Кватерблад из штанов выпрыгивает, чтобы обеспечить им такую возможность. А это означает, что оказаться с ним в одной команде позорно.
      Шухарт с ужасом понял, что все эти размышления ни на шаг не приближают его к решению главного вопроса, на который он должен дать ответ как можно скорее: что делать лично ему? Как поступить, когда жабы возьмут его за горло по-настоящему?
      А потом думать ему надоело. Шухарт решил, что до сих пор поступал правильно, и впредь нужно вести себя именно так. Заботы и тревоги других людей не должны его волновать. Всю жизнь свою он старался думать только о себе. И это удавалось легко и без напряжения, потому что никто его проблемами не интересовался, а он отвечал взаимностью попадавшимся на его пути людям. У него нет ни малейшей причины, быть добреньким к другим. А это означает, что все, что он будет делать впредь, должно приносить выгоду только ему. Отныне он ничего не будет делать по приказу. Он и раньше не любил начальников, которые считали, что могут отдавать ему обязательные к исполнению приказы. Теперь тем более - отныне любая работа исключительно за деньги. И только тогда, когда они ему действительно понадобятся.
      Шухарт дал себе крепкое слово впредь не поддаваться уговорам и поступать, как положено законченному эгоисту. И так ему стало хорошо и спокойно, что он повернулся на бок и моментально заснул.
      Утром Шухарта разбудил сержант Луммер. Он был не в духе. Его некрасивое толстое лицо, перекошенное злобой, выглядело еще отвратительнее, чем вчера во время задержания. Не трудно было сообразить, что его так расстроило. Он пришел, чтобы выпустить на свободу своего узника.
      - Пожрать принес, сержант? - спросил Шухарт с издевкой.
      - Дома пожрешь, - неохотно пробурчал Луммер. - Отпускаем мы тебя.
      - А вот это правильно. Я пойду? Или отведешь меня к капитану Кватербладу? Он наверняка захочет принести мне извинения.
      - Смотри, сталкер, а вдруг капитан передумает? Он у нас принципиальный. Отведет тебя к судье, а по твоей статье меньше трех лет не дают. В лагеря отправят, вот там и будешь язвить, сколько захочешь. Если слушателей найдешь. Вот там будешь жрать по расписанию.
      - Не боишься, что я тебя запомню, сержант Луммер?
      - Запоминай на здоровье. Я тебе "белое кольцо" в карман не подбрасывал. Вины перед тобой не чувствую. А ты, Рыжий, парень честный, не будешь мстить человеку, который тебе зла не сделал.
      - А вдруг я доброту свою продам за сотню монет?
      - Никто тебе за такую мелкую сошку, как я, сотню монет не предложит. И не наговаривай на себя, таких как ты, жизнь не меняет. Стержень у вас есть, хотя частенько ржавый, - сказал Луммер и заржал над своей шуткой. Понравилась она ему.
      Потом достал наручники. Внимательно посмотрел на Шухарта и убрал их обратно.
      - Так дойдем, - сказал он примирительно.
      Капитан Кватерблад был не один. У стены стояли два жутких мордоворота в одинаковых темных костюмах. Каждый на две головы выше Шухарта, с кулаками, живо напоминающими о бренности существования. Конечно, можно было представить себе драку с ними, но это было бы очень короткое и печальное кино. Зачем они здесь? Из ФБР, что ли? Раньше таких здоровенных парней Шухарт в полиции не видел.
      - Здравствуйте, капитан! Я вам не помешал? У вас, смотрю, важная встреча. Так я в следующий четверг зайду.
      - Садись, Шухарт. Не шуми. Будь моя воля, отправил бы я тебя в тюрьму на три года. Для перевоспитания. Ты бы мне потом спасибо сказал. Но нашлись хорошие люди, поручились за тебя. Что-то мне подсказывает, что они сделают из тебя законопослушного человека быстрее, чем правоохранительные органы. Можешь не сомневаться. Есть у них на тебя методы.
      - Вот эти, что ли? Да уж лучше в тюрьму.
      - Боишься, сталкер?
      - Никого я не боюсь, капитан, только эти ребята на воспитателей не похожи.
      - Боишься. И это хорошо. Сговорчивее будешь. И поймешь, наконец, что честным быть выгоднее.
      "Не на того напал, зараза стоеросовая", - подумал Шухарт с ненавистью.
      - Забирайте его, ребята. А ты, Шухарт, больше законы не нарушай. Если опять тебя с предметами из Зоны поймают, получишь по совокупности. Пожалеешь, что на свет появился.
      - Уже жалею.
      - Да ладно тебе. Станешь честным человеком заходи, поболтаем о жизни, пивка выпьем.
      - Не люблю пиво, - огрызнулся Шухарт.
      - Ну, еще чего-нибудь.
      - Капитан, наручники ему полагаются? - спросил один из мордоворотов. - А то мы свои захватили на всякий случай.
      - А зачем? Он же свободный человек. Претензий к нему со стороны закона нет. Так что относитесь к нему как к обычному человеку. И прошу, без необходимости его не обижайте.
      - Наша работа: доставить его в нужное место без повреждений. Мы справимся, капитан, не в первый раз такую важную работу выполняем, - ответил второй мордоворот.
      
      Странный договор
      
      Что же, Шухарту жаловаться было не на что, доставили и в самом деле без повреждений, в машине бить не стали. Разве что, угрюмо молчали всю дорогу. Ему не удалось разговорить их, хотя он очень старался выяснить, за каким дьяволом он кому-то понадобился. Впрочем, Хармонт - город маленький. Глаза ему завязать не догадались или не захотели, так что он прекрасно видел, куда его везут: почему-то в центр. Если бы хотели убить или покалечить, направились бы на окраину, там есть укромные места для темных дел. О том, зачем кому-то понадобилось его убивать, Шухарт не думал. Прихватили, значит нужно. В этом городе никто ничего просто так не делает.
      И все-таки его удивили. Автомобиль остановился возле офиса фирмы "Престиж". Шухарт выругался. Неужели его все-таки хотят записать в сталкеры? Как им объяснить, что он не будет на них работать. Только на себя.
      - Проходите, мистер, - сказал мордоворот, открыв дверцу.
      - Культурно излагаешь. Долго тебя натаскивали? - не выдержал Шухарт.
      Мордоворот смолчал. Ни слова не сказал, словно язык проглотил. Выполнил приказ. Привел в кабинет. Там Шухарта ждали двое: Питер Мозес и доктор Кваттерфилд, о котором сталкеры рассказывали много хорошего - заботливый, лечит при необходимости, сам уколы делает и таблетки раздает. Значит, убивать не собираются, а будут наоборот лечить.
      - Здравствуй, Шухарт. Ты мне нужен, хочу, чтобы ты поработал на меня, - сказал Мозес.
      - С ума сойти. Что же такое произошло, что я вдруг многим понадобился? А вы мне - нет. Более того, уверен, что никому ничего не должен. Не люблю брать взаймы. А сейчас прямо-таки очередь выстроилась по мою душу, как будто я и в правду что-то задолжал. Не знаю, как отвадить заказчиков.
      - Не нравится быть популярным?
      - Нет. Оставьте меня в покое.
      - Обязательно. От тюрьмы я тебя уже освободил, - сказал Мозес примирительно.
      - А теперь вы скажите, что желаете мне счастья, - усмехнулся Шухарт.
      - Размечтался, сталкер. Я хочу использовать тебя в своих целях, смысл которых ты понять не в состоянии. Детали тебе знать не нужно, даже, пожалуй, вредно. Пока ты мне нужен, можешь быть спокоен, - я позабочусь о твоей безопасности. А потом, когда цель будет достигнута, прости, гуляй самостоятельно. Я не вычеркну тебя из списка, потому что ни в одном списке ты числиться не будешь, просто забуду о твоем существовании. В тот самый момент, когда необходимость в твоей работе исчезнет, ты для меня перестанешь существовать. Да что я тебе говорю, ты и сам знаешь, как это бывает.
      - Да, - кивнул Шухарт.
      Честно говоря, ему стало легче. Он любил, когда ему говорят правду. Так проще жить.
      - Что я должен сделать?
      Мозес смотрел на Шухарта и старался отделаться от неприятных сомнений, он понимал, что этого человека будет трудно контролировать. Слишком своеволен и говорит много лишнего. Но обстоятельства заставляли использовать его. Мозес привык, что люди из этого городка за деньги выполнят любой приказ. И любые разговоры на тему: хочу - не хочу, они начинают только ради того, чтобы выбить побольше денег. Шухарт был другим, но и к нему, конечно, можно подобрать ключ. Например, разговорами о том, что никто не собирается мешать его стремлению к свободе выбора и личной независимости. Есть, оказывается, и такие люди. У Мозеса сложилось мнение, что Шухарт сделает все, как надо, только если будет думать, что решение принял сам, без принуждения.
      - От тебя потребуется сущая ерунда. Как я уже сказал, мне нужна твоя помощь. Заметь, я не принуждаю тебя, а прошу помочь. За хорошие деньги.
      - А конкретнее?
      - Сначала мы должны сделать тебе энцефалограмму, парень, проверим на соответствие, - вмешался в разговор человек в белом халате. - Посмотрим, есть ли у тебя шанс стать великим сталкером.
      - Вы знаете, доктор Джеймс Каттерфилд, как вас ребята называют?
      - Нет.
      - Мясник.
      - Красиво и остроумно. Я оправдаю высокое доверие, если представится возможность, - засмеялся доктор. Он, конечно, и раньше слышал свое прозвище, и оно ему нравилось.
      - Резать меня будете?
      - Если понадобится.
      - Прямо сейчас начнете?
      Питер Мозес и доктор охотно рассмеялись. Шутка им понравилась.
      - Не бойся, сталкер, Мясник тебя не обидит! Пошли в медпункт, плакса.
      Через полчаса Шухарту стало скучно. Мозес и Мясник с увлечением обсуждали что-то непонятное и важное для них. Они рассматривали бумажную ленту, на которой самописец нарисовал ломаную кривую, и произносили непонятные слова и были явно чем-то удивлены или расстроены. Что-то им не понравилось.
      - Я могу идти? - спросил Шухарт, которому надоело ждать. - Продолжайте свой ученый разговор без меня. Не хочу мешать таким умным господам.
      Мозес посмотрел на него и рассмеялся.
       - У этого парня действительно нет Т-зубца? - спросил он у доктора Каттерфилда. - Кто бы мог подумать!
      - Совсем. Из него не получится сталкер.
      - Значит, мы просчитались. Послушай, Шухарт, кто еще вчера просил у тебя помощи? - спросил Мозес.
      - Стервятник Барбридж.
      - Старикан опять собрался в Зону?
      - Ага. Сказал, что у него есть там выгодное дельце.
      - Рассказывал про Золотой шар?
      - Нет.
      - А я говорил, что Барбридж попытается раздобыть шар самостоятельно, - сказал доктор Каттерфилд.
      - Скрытная мерзкая гадина. Тяжело работать с такими мерзавцами.
      - Среди сталкеров есть и болтуны.
      - Хорошо, запустим легенду через Фараона Банкера или Диксона, - сказал Мозес.
      - О, да! Банкер известный болтун.
      - Это хорошо.
      - Так мне не нужно соглашаться на предложение Стервятника? - спросил Шухарт.
      - А зачем тебе со сталкерами в Зону ходить, ты же научился пользоваться альтернативным входом? - сказал Мозес.
      - Через туалет, что ли?
      - Например.
      - Устал я от вас, господа. Задурили вы мне голову. Курить хочу, да и выпил бы на два пальца виски. Что вам от меня нужно? Говорите, иначе я капитану Квотербладу сдамся и во всем признаюсь, пусть меня в тюрьму отправит на три года. Там не так скучно.
      - Ты, Рыжий, необычный человек. Можешь в Зону попадать по собственному желанию из любого места. Этот талант дорогого стоит. Слышал, наверное, что такое нуль-транспортировка?
      - Никак нет. Я в университетах не учился.
      - Тебе и не нужно. У тебя природный дар. В Зоне есть много полезных вещей, после знакомства с которыми землянам удастся усовершенствовать многие технологии, а земная наука сделает огромный шаг в познании Мира. Это "браслеты", "белые обручи", "батарейки", "черные брызги", "губки" и многое другое. Если раздобудешь что-нибудь из этого списка, приноси Эрнесту, он на меня работает. Но есть один предмет, который ты должен будешь принести лично мне. За него я тебе выложу один миллион долларов наличными.
      - Он тяжелый?
      - Да. Это "золотой шар". На самом деле он медный, этот шар, диаметр его примерно десять сантиметров. Мне он нужен. Для того, чтобы заставить сталкеров его искать, я придумал глупую историю о том, что достаточно любому человеку прикоснуться к нему, чтобы у него немедленно исполнились все потаенные желания, и он обрел настоящее человеческое счастье.
      - Это действительно так? - поинтересовался Шухарт, чтобы поддержать разговор. Он не верил в "золотые шары", исполняющие желания.
      - По крайней мере, на миллион долларов ты сможешь купить много вещей, о которых пока только мечтаешь, - ответил Мозес жестко.
      - А если кто-нибудь другой найдет ваш "золотой шар"? И загадает, чтобы ваш "Престиж" провалился под землю. Что вы тогда будете делать? Подождите, не потому ли здание Института провалилось? Оказывается, кто-то до шара вашего уже дотронулся! Вот так дела. Как все просто объяснилось!
      - Не болтай ерунду. Подумай лучше о миллионе, который ты получишь, когда принесешь мне шар. Кто бы не принес мне "золотой шар", свой миллион он получит.
      - А если вам принесут два шара или три?
      - Он один такой. И повторяю, у тебя очень большие шансы обнаружить его. Не упусти свой шанс.
      - А вы откуда знаете про этот "золотой шар"?
      - Мне рассказал о нем доктор Сэм Дуглас из Института внеземных культур.
      - Но этот ваш доктор погиб в Зоне.
      - Да. Сначала рассказал о "золотом шаре", а потом погиб. Так бывает. Ты, Шухарт, надеюсь, не веришь, в то, что шар приносит удачу и исполняет желания? Если веришь, то сможет загадать хоть сотню желаний. Я разрешаю. Но потом обязательно принеси его мне. Не слишком трудное задание?
      - Я так понял, что поиски "золотого шара" дело опасное.
      - Любая прогулка в Зоне опасное дело. Ты об этом знаешь лучше других.
      - Вы хотите использовать "золотой шар" для злого дела?
      - Нет, конечно, - ответил Мозес серьезно. - Мой интерес к нему сугубо прагматичный и не затрагивает философских понятий добра и зла. Кстати, для меня эти понятия не имеют значения.
      - И все-таки, для чего он вам понадобился?
      - Есть вещи, о которых неподготовленным людям лучше не знать. Скажу больше: для людей будет лучше, если о тайне "золотого шара" никто никогда не узнает. Не вашего ума это дело. Понятно?
      
      В ожидании фантаста
      
      Пильман получил очередное указание от советника президента по науке Нила Кларка. Ничего существенного, очередная причуда человека, который давно забыл, каково это - заниматься наукой.
      - Что-то случилось? - спросила Ева.
      - Не знаю, что и сказать. Кларк решил прислать мне на помощь консультанта. По его мнению, Институт не справляется. Считает, наверное, что его человек исправит наши возможные ошибки.
      - Абсурд!
      - Само собой, - подтвердил Пильман. - Дорога к академическому знанию проложена через болото абсурда! Это все знают.
      - И кого нам ждать? Потрясающего гения или обычного осведомителя?
      - Ты будешь смеяться! Помощь нам будет оказывать писатель-фантаст.
      - Это шутка?
      - Увы! Это реалии нашего сошедшего с ума мира, - с горькой усмешкой сказал Пильман.
      - И кого присылают, интересно?
      - Некоего Энди Хикса. Никогда не читал его книг. Даже не слышал о нем.
      - О, а я читала его роман. Правда, забыла название. Надо сказать, у него хорошо получилось. Забавно написал. Иногда, даже поучительно.
      - Поучительно? - возмутился Пильман. - К нам едет учитель-самоучка. Только этого не хватало. Проклятый фантаст наверняка будет нудно бубнить о том, что мы безнадежные придурки, поскольку не учитываем в исследованиях последние достижения астрологической науки и древние эзотерические знания. Астрологическая наука - язык не поворачивается произносить подобный бред. Но выслушивать его я буду обязан.
      Ева расстроилась. Она давно не видела мужа в таком возбужденном состоянии. Не секрет, что Институту так и не удалось добиться прорыва в изучении "хармонтского феномена". Но это не значит, что Пильман не справлялся со своей работой. Рано или поздно секрет Посещения будет раскрыт. Для Пильмана важно оказаться при этом в нужном месте и в нужное время, чтобы навеки связать это великое достижение со своим именем. С этой точки зрения общение с фантастом - настоящий подарок. У его текстов значительно больше читателей, чем у самого известного ученого. Если удастся убедить Хикса, что в своих интервью он должен чаще упоминать о Пильмане и возглавляемом им Институте, все получится самым лучшим образом. Впрочем, и Хикс заинтересован в том, чтобы в публикациях об Институте чаще мелькало его имя. Наверняка со временем он напишет несколько книг о Посещении. Кларк неслучайно выбрал для проведения рекламной кампании "хармонтского феномена" в меру известного фантаста - псевдо документальные книги, которые он, в конце концов, обязательно напишет - дело исключительно перспективное. Надо полагать, что пришло время отчитываться в Конгрессе о проделанной работе и рациональном использовании бюджетного финансирования. Документальные книги о достижениях Института в этих обстоятельствах лишними не будут. Наступил тот редкий случай, когда у всех участвующих сторон цели совпадают.
      - Постарайся вести себя с Хиксом доброжелательно, его участие в проекте может быть выгодным, - сказала Ева, ей не хотелось, чтобы Пильман навредил себе.
      - Я должен буду молча выслушивать его бред? - возмутился Пильман.
      - А ты не слушай его, а говори сам.
      - Сомневаюсь, что это поможет.
      - Кларк не прислал бы к тебе сумасшедшего. Иногда бывает полезно взглянуть на проблему, решить которую пока не удается, с необычной стороны. Хикс - совсем не глуп. Он может, сам того не желая, подсказать новую идею, которая, если ты с ней поработаешь, приведет к новому подходу, который поможет установить истину. Нельзя пренебрегать любой возможностью.
      - Ты советуешь мне проверять фантастические идеи? Ты серьезно?
      - Да. Я уже говорила, что читала его книгу о странных событиях, которые долгое время считали вторжением инопланетян, а потом оказалось...
      - С тех пор, как я возглавил Институт, у меня нет времени читать "желтую" прессу.
      - Мне кажется, что Хикс знает о пришельцах больше, чем весь наш хваленый Институт.
      - Существование которых не доказано.
      - Тем не менее.
      - Почему ты так считаешь? - удивился Пильман.
      - Потому что у нас недостаточно научных данных, чтобы всерьез рассуждать о пришельцах в Хармонте. Для нас они пока еще всего лишь фантастическая идея.
      - Чушь.
      - Когда у тебя, такого умного, в доме вдруг засоряется унитаз, ты зовешь на помощь сантехника или профессора Робертсона? Пусть о фантастических идеях рассуждают фантасты. У них своя логика. К тому же он сделает тебе рекламу, которой будут завидовать самые выдающиеся ученые мира, - сказала Ева решительно.
      - Хорошо. Где я могу прочитать его книгу?
      
      Хикс о пришельцах
      
      К своему немалому удивлению, Пильман вынужден был признать, что сочинение Хикса ему понравилось. Ну, как понравилось? Некоторые его идеи (оказалось, что у фантаста могут быть оригинальные идеи) показались вполне разумными. В самом начале текста просто и доходчиво, на пальцах, было показано, что, признавая конечность скорости света, говорить о межзвездных путешествиях нелепо. Слишком длительными окажутся подобные полеты. А значит, человеческие организмы не способны преодолевать космические расстояния. Можно допустить, что чужие используют нуль-транспортировку? Но тогда разумно было бы предположить, что на Земле должны находиться тысячи пришельцев. Что скрыть было бы невозможно.
      Разумное предположение, что развитые инопланетные цивилизации открыли способ передвигаться по Вселенной со скоростями выше скорости света, тоже не проходит. Если и в самом деле существует не открытый пока закон природы, игнорирующий скорость света, он обязательно проявился бы в естественных космических процессах. Мы исследуем небесные объекты, находящиеся в различных предельных состояниях: сверхмассивные, обладающие огромными магнитными полями, вращающиеся с невообразимой скоростью. Но наблюдения показывают, что законы Кеплера неукоснительно выполняются во всех известных нам системах, что однозначно доказывает, что скорость света в нашей Вселенной не может быть превышена. Что же, с этим очевидным фактом следует согласиться. Но сначала надо бы проконсультироваться у астрономов, занимающихся SETI - международным проектом по поиску внеземных цивилизаций, у которых могут быть свои соображения.
      Дальнейшее повествование в книге Хикса развивалось предсказуемо: появился персонаж, поведение которого легко могло быть объяснено высокими инопланетными технологиями, неизвестными на Земле. К тому же он и сам регулярно называл себя пришельцем. И только в самом конце книги, совместными усилиями ученого и фантаста (странное сотрудничество, а ведь нечто похожее Кларк ему сейчас и предлагает) удается разобраться с истинной сущностью этого поддельного пришельца. Если отбросить фантастическое объяснение, которое Хиксу понадобилось, чтобы свести концы с концами в своем произведении, придуманная им ситуация может представлять интерес и при изучении "хармонтского феномена". Вдруг никакого Посещения не было? И разгадка не связана с мифическими пришельцами? Это объяснило бы, почему пока не удается понять смысл этих загадочных проявлений непонятно чего. Неприятно говорить, но неверные предпосылки обычно приводят к ошибочным выводам.
      Такую возможность следует учитывать, ее нельзя отбрасывать без тщательной проверки. Получается, что фантаст давно, еще до своего появления в Хармонте, подсказал хорошую идею, которая может стать полезной для общего понимания "хармонтского феномена". От Пильмана как директора Института сейчас требуется ненавязчиво намекнуть профессорам Уильямсу или Робертсону о возможности и полезности подобного подхода. Интересно, скорректируют свои исследования, если придется отказаться от гипотезы Посещения Земли инопланетянами?
      - Послушай, Ева, - попросил жену Пильман, - не могли бы твои сотрудники рассчитать примитивную модель "хармонтского феномена" без Посещения?
      - У меня в лаборатории один парень занимается чем-то подобным. Завтра расспрошу его о результатах.
      
      Фантаст прибыл
      
      Фантаст Энди Хикс оказался склонным к полноте аккуратно одетым длинноволосым человеком невысокого роста. В нем чувствовалась порода. Хотя вряд ли он был аристократом, но это не принципиально. Впрочем, какая разница. Пильмана его родословная не интересовала. К тому же он сомневался, что у Хикса есть родственники, которыми бы тот гордился и хвастался. Не исключено, что для собственного пользования он придумал мир, где был самым-самым выдающимся и знаменитым. Говорят, что фантасты часто такое проделывают со своей жизнью. Но надо признать, что Хикс производил довольно приятное впечатление. Наверное, именно так и должен выглядеть самодостаточный человек.
      - Я прочитал вашу книгу, - сказал Пильман первое, что пришло в голову. По его мнению, такое признание должно было понравиться писателю.
      - И какую конкретно книгу вы прочитали, если вас не затруднит припомнить?
      Для Пильмана это был неожиданный вопрос.
      - Интересную. Название забыл.
      Хикс натужно рассмеялся, достал платок и стал демонстративно вытирать выступившие на глазах слезы. За долгие годы общения с читателями подобные отзывы ему изрядно надоели. Но он нашел в себе силы ответить крупному ученому, как ответил бы малому ребенку, произнесшему по неразумению оскорбительную фразу, поскольку не понимал ее сути.
      - Не переживайте, так многие отвечают. Казалось бы, объяснить этот феномен трудно, однако это очень частое явление. Надо сказать, придумать подходящее название для нового текста - это одна из тяжелых и ответственных обязанностей писателя. И вот, он думает, мучается, ночами не спит.... И наконец, наступает волшебный миг озарения, выстраданное название создано. Миг творения произошел. Иногда писатели гордятся названием своей книги больше, чем остальным текстом. Но вот книга попадает в руки читателя. Понравилась она или нет - дело десятое. Важно, что название никого не тронуло. То есть большая часть писательского труда безвозвратно пропала. Осталась недоступной для людей. Неприятные чудеса. О, хороший образ - "неприятные чудеса". Это надо будет запомнить. Пожалуй, назову так очередную свою книгу.
      - Я не знал, что вас, писателей, волнуют такие тонкости.
      - Нас все волнует. Мы - биологические механизмы, перерабатывающие человеческие чувства в доступный массовому читателю продукт, - Хикс довольно покивал головой, ему понравилось это определение.
      - Никогда не думал о писателях с этой стороны, - признался Пильман.
      - И это наша заслуга. Страсти, без которых настоящее творчество невозможно, остаются с нами. Личные чувства автора не должны мешать читателю поглощать готовый продукт. Часто добиться этого эффекта бывает очень трудно. Но таков наш тяжелый труд, все решается наличием таланта.
      - Сочувствую.
      - Напрасно, - угрюмо сказал Хикс. - Вы, наши читатели, должны нам завидовать.
      - Ну, знаете, мы тут тоже работаем и по-своему страдаем.
      - Не сомневаюсь. Но мы - писатели раскрепощены, полету нашей фантазии нет предела. Мы свободны в своем творчестве, нас не сдерживают ваши, так называемые, законы природы. Нет предела нашим мыслям и нашему чутью на проникновение в нашу жизнь элементов будущего. Знаете что, Пильман, я обязательно напишу о вас книгу. Вы - очень интересный человек, идеальный книжный герой.
      - Кларк заказал? - печально спросил Пильман.
      Хикс загрустил.
      - Я профессионал. Писать книги - моя работа. И дорого продаю свои услуги. Очень дорого. Пока мы с Кларком не сошлись в цене. Он пытается сэкономить на самом важном элементе "хармонтского феномена" - на связном изложении всей этой загадочной истории на бумаге. Заметьте, сделать это должен человек, который умеет профессионально работать с текстом. И экономить на этом нельзя. Потому что через десятилетия всем будет глубоко наплевать на ваши научные статьи и отчеты. О "хармонтском феномене" будут знать только потому, что я напишу об этом происшествии книгу, и помнить только то, что в ней будет изложено.
      - С этим утверждением можно поспорить, - почему-то разозлился Пильман.
      - А вот это, пожалуйста. Это мы любим, это может быть полезно для моей книги. Но знаете, я что-то устал и проголодался. Есть ли поблизости хороший ресторан, там мы могли бы продолжить наш занимательный разговор. Готов выслушать ваши возражения.
      
      О множественности миров
      
      Среди известных Пильману представителей творческих профессий: театральных режиссеров и артистов, художников, карикатуристов, скульпторов, дизайнеров, деятелей кино, музыкантов, композиторов и поэтов, писатели, как правило, отличались исключительной прожорливостью. Некоторые из них были гурманами и выбирали себе еду с утомительной разборчивостью, другие были всеядными. Но выпить и закусить любили все без исключения. Правда, с фантастами Пильман пока не встречался. Он слышал, что писатели не любят, когда их сравнивают с фантастами, верно было и обратное. Почему Пильман вспомнил об этом сейчас, за столиком в кабаке "Очарованный кварк"? В первую очередь, потому что наблюдать за Хиксом было любопытно. Не каждый писатель мог бы посоревноваться с этим представителем фантастической литературы в поглощении виски и запеченной форели.
      К тому же он беспрерывно говорил. Некоторые из его высказываний были банальны, но иногда он высказывал интересные идеи, которые неплохо было бы проверить и обсудить с профессионалами. Это было удивительно, ученые ни при каких обстоятельствах не стали бы выкладывать вот так, между сменой блюд, свои гипотезы, многие из которых могли бы стать основой актуальных научных статей и даже монографий, повышающих статус и репутацию в научном сообществе. Для фантаста этот впечатляющий фонтан идей не значил ничего. Пильман не сомневался, что большинство своих гипотез фантаст забудет через десять минут, а может быть, и сразу после того, как он их высказал.
      - Нет никаких инопланетян, - сказал Хикс, обведя зал недобрым глазом. - Вам, дорогой директор Пильман, придется упорно потрудиться, чтобы доказать мне обратное.
      - Зачем? - удивился Пильман.
      - Я уже говорил, что моя цель - написать правдивую книгу о том, как группа мошенников... э-э-э, простите, группа ученых с мировыми именами разводит федеральное правительство на очень большие деньги рассказами о зеленых человечках и разумных растениях, которые однажды посетили Землю и теперь готовят вторжение на нашу несчастную родину. Наверное, хотят съесть нас или поработить. Так фантасты обычно пишут для школьников пятого класса. Как правило, троечников. И, надо сказать, это приносит им успех, известность и хорошие деньги.
      - Какая ерунда.
      - Я люблю цитировать интервью вашего сотрудника Милкинса, которое он дал полгода назад целому ряду ведущих газет и известных блогеров в Центре изучения возможных экологических катастроф. Как мне кажется, он зарабатывал себе на пропитание именно таким способом. Он называл себя ученым, пострадавшим за правду, которую хочет скрыть коррумпированное правительство.
      Пильман поморщился. Он думал, что об этом мерзавце давно уже забыли. Но для фантастов полгода - не срок. Можно сколько угодно опровергать лживые, ни на чем не основанные и не подтвержденные ни единым фактом антинаучные теории, но для фантаста это не имеет значения - важно, что фейки отлично продаются.
      - Наш бывший сотрудник Милкинс - всего лишь пошлый мерзавец, который пожелал по легкому срубить деньжат с доверчивых граждан. Мы подробно разъяснили, что все его измышления - гнусная ложь. А сам он - мелкий проходимец.
      - Мелкий? Правда? - засмеялся Хикс.
      - Был бы чуть умнее, придумал бы что-нибудь более правдоподобное.
      - Он продолжил свои исследования? У него есть новые разработки?
      - Нет. Милкинс был немедленно уволен. Мы дорожим репутацией нашего Института.
      - А вот это напрасно. Общественное мнение вас не поддержит. Наши граждане очень не любят, когда людей преследуют за их убеждения.
      - Его уволили не за убеждения, которых у него не было и нет. Он торговал авторитетом Института. То есть не своей собственностью. Если проще - пытался получить деньги мошенническим путем. Но безнаказанно марать доброе имя Института нельзя. Он был наказан именно за это.
      - Я вас понимаю. Звучит правдоподобно. Но мы не в зале суда. Кстати, хорошая идея для книги. Я бы на месте Милкинса потребовал с вас деньги за незаконное увольнение и клевету. Насколько мне известно, вы так и не доказали, что Посещение не связано с пришельцами. Как, впрочем, и обратного. У вас нет окончательного, понятного общественности объяснения "хармонтскому феномену". В такой ситуации любой суд встанет на сторону Милкинса. Не хочу ему подсказывать, но книга, в которой бы описывался подобный судебный процесс, обречена на успех. Представьте себе, человек утверждает что-нибудь абсолютно дебильное и через суд доказывает свою правоту. Блеск. Обязательно напишу об этом серию книг. Это очень хорошая идея.
      Хикс заказал еще одну порцию виски. Он раскраснелся и выглядел возбужденным и довольным.
      - Сам я в пришельцев не верю. Зеленые человечки - это слишком человеческое, а значит, примитивное и, наверняка, ошибочное. Если и есть чужой разум, он будет совершенно не похож на нас, счастливых обитателей Земли. Я даже не уверен, что мы сможем посчитать этих пресловутых пришельцев не только разумными, но и хотя бы живыми. В конце концов, что такое жизнь? Наши ученые не способны дать внятное функциональное определение, с помощью которого мы могли бы надежно отличать живое от неживого, разумное от неразумного, глупое от умного.
      - Если бы спросили у настоящих ученых, то получили квалифицированный и точный ответ, с которым согласно большинство ученых. Жизнь - это основополагающее понятие в биологии - активная форма существования материи, которая в обязательном порядке содержит в себе все свойства живого.
      - Это пустые слова.
      - Почему же? - удивился Пильман. - Есть несколько качеств, отличающих живое от неживого. Живые существа довольно сложно устроены, получают энергию из окружающей среды и используют её для своей пользы, способны к развитию, приспосабливаются к изменениям окружающей среды, реагируют на раздражители, а еще размножаются.
      - А чем разумные существа отличаются от живых? - поинтересовался Хикс.
      - Разум - высшее проявление живого. Благодаря нему люди обладают сознанием.
      - А еще создают вторую природу.
      - Несомненно.
      - Сочиняют стихи, фантастические романы и рекламу моющих средств.
      - И ищут проявления чужого разума в далеком космосе, - вставил Пильман.
      - И разгадывают кроссворды, - добавил Хикс. - И раскладывают пасьянсы.
      - Мне кажется, вы не очень высокого мнения о человеческом разуме, - пошутил Пильман.
      - Кстати, и о разумных существах, якобы, оставивших у нас на планете свой мусор.
      - Это вы напрасно. Они прилетели к нам из далекого космоса, без высоких технологий это невозможно, - Пильману захотелось защитить неведомых инопланетян.
      - Мы считаем пресловутых пришельцев разумными, только потому, что нам удобно и выгодно так думать. Мы условились, что они обладают сознанием, подобном человеческому. И это дает нам право считать их разум условным. Мы договорились считать их разумными. Конечно, все это пресловутый антропоцентризм, давно осужденный философами и фантастами. Нам кажется, что разум величайшее природное явление, потому что мы им обладаем. А у рыб есть жабры, которые для них вершина эволюции.
      - Вы излишне бескомпромиссны.
      - Есть только один способ проверить мои слова. Надо поймать хотя бы одного пришельца и допросить его. С пристрастием.
      
      Фантаст удивляет
      
      Хикс пожаловался на нездоровье и отправился в гостиницу, обживаться. Пильман обрадовался, в больших дозах фантаст был утомителен.
      - Я должен закончить главу, доктор Пильман. Это очень важно для меня. Понимаете, главные враги для самого талантливого писателя или фантаста, - при этом Хикс довольно хмыкнул, - это лень и пренебрежение своими обязанностями. Очень важно придерживаться распорядка дня. Завтра я вам расскажу о пришельцах-призраках. Не слышали, наверное, о таких? Уверен, что вы будете мне благодарны. Это очень познавательно. Чужие формы жизни, они очень... чужие.
      Пильман помахал ему рукой, но фантаст не обратил внимания на его жест.
      Дома Пильман подробно рассказал Еве о новых идеях, которые высказал пьяненький Хикс.
      - Как все предсказуемо, - засмеялась Ева. - У меня есть знакомые фантасты. Они действительно такие. Мы - мыслим фактами и гипотезами, художники - образами, а писатели - сюжетами. С этим ничего не поделаешь, у них так работает голова.
      - Это какие-такие знакомые фантасты? - удивился Пильман.
      - Разве ты не знаешь, что муж моей сестры Бетти - детективщик? Так у него много друзей фантастов.
      - Нет. Никогда его не видел. Тем более его друзей, - признался Пильман.
      - Очень плохо. Ты никогда не интересовался моими родственниками.
      - Детективщик, фантасты. Получается, что я был прав, когда держался от них подальше. Знаешь, с меня и Хикса хватило. Буду писать мемуары, обязательно напишу о нем. Для оживляжа.
      Впрочем, Пильман решил, что имеет смысл подробно записать рассуждения Хикса. А потом поискать в них рациональное зерно. Умение мыслить сюжетами, как это называет Хикс, - это, наверное, полезное качество. Комплексное восприятие, вне всяких сомнений, может быть полезно. По его словам, любое, даже незначительное искажение действительности немедленно станет очевидным, и сюжет немедленно развалится. Ложные факты в повествовании, якобы, ни за что не выстроятся в стройную логичную картину. Лучше проверки для любой новой гипотезы и не найти. Может быть, это и так. Но с этим хотелось поспорить. Есть повод думать, что иногда правильная ложь, бывает полезнее некоторых фактов.
      Что, собственно, сказал Хикс? Пильман достал записную книжку, он попытался вспомнить и записать основные его идеи.
      1. Чужой разум не похож на человеческий.
      2. Инопланетяне не похожи на людей.
      3. Нельзя исключать, что Посещение устроили вовсе не живые существа. В том смысле, что не все свойства земной жизни у них могут проявляться. И наоборот, они могут быть наделены свойствами, которыми не обладают земные организмы.
      4. Мы можем считать разумом свойство материи, которое таковым не является. И наоборот. Только потому, что мы так условились.
      5. Однако Хикс уверен в том, что пришельцев можно и нужно поймать. И допросить.
      Интересный набор идей.
      Его размышления прервала Ева.
      - У нас гость, дорогой.
      - Не вовремя.
      - А я думал, что давно стал для вас желанным гостем, Валентин, - сказал Мозес дружелюбно.
      - Зачем вы пришли?
      - Артефакт, которого вы еще не видели.
      Он достал странную штуковину, которая напоминала обычную губку, которой люди пользуются в душе.
      - Губка? - удивился Пильман.
      - Можно и так сказать, - улыбнулся Мозес, только эта губка не человеческая.
      - Чем она отличается от обычной?
      - Это своеобразный видеомагнитофон. С помощью этой губки можно записать ваш сон, а потом днем просмотреть его и даже показать другим людям.
      - Вы уже попробовали?
      - Да.
      Он закрыл глаза и щелкнул пальцами. Над губкой появилось голубое свечение. Сначала слабое, заманчиво дрожащее, временами вспыхивающее красными и желтыми всполохами. Постепенно оно стало сгущаться. Появились красивые фиолетовые прослойки и маленький человечек. Он был похож на карикатуру Мозеса. Так бы его изобразили в детском мультфильме.
      - Мои способности мысленно представлять четкие картинки никогда не были удовлетворительными, - признался Мозес. - Простите, уж как вышло. Надеюсь, у вас получится лучше.
      Человечек сел за появившийся невесть откуда стол. Он грустно - почему-то Пильман понял, что карикатурный Мозес был грустен - смотрел прямо перед собой. На столе стали появляться предметы, которые сталкеры вынесли из Зоны: "белые обручи", "зуды", "браслеты", "пустышки", "черные брызги"...
      Маленькому Мозесу не понравилось все это богатство. Резким взмахом руки он сбросил артефакты на пол. Потом вскочил и стал ожесточенно пинать ногами поверженные предметы, как будто это были футбольные мячи. Он даже немного повеселел.
      - Жалко, что звука нет, - огорченно сказал Мозес. - Это многое говорит о способах общения пресловутых пришельцев. Я во сне произнес много резких слов, что подчеркивало мое раздражения. К сожалению, не могу их повторить. Забыл, могу только предполагать.
      Между тем история маленького Мозеса продолжилась. На столе появился приятно сияющий шар желто-красного цвета. То ли золотой, то ли медный. Человечек с вожделением протянул к нему руки. Видно было, что он старается прикоснуться к нему, но тщетно. Невидимая сила отталкивала его. Пространство между маленьким Мозесом и шаром становилось больше, но руки его с каждой секундой становились длиннее. Так расширяется Вселенная, подумал Пильман. Было четко видно, что руки Мозеса растягиваются, словно резиновые, но дотронуться до шара ему не удается.
      Внезапно картинка исчезла.
      - Зараза, - сказал Мозес. - Как всегда проснулся на самом интересном месте. Не повезло.
      - Интересная штука, - сказал Пильман. - Дадите попользоваться?
      - Собственно, для этого я и пришел. В Институте должны знать о таком странном артефакте из Зоны.
      Пильман решил, что ему следует поделиться новыми идеями, которые высказал Энди Хикс. И прочитал вслух, все, что только что записал.
      - Условный разум, - это он хорошо придумал, - сказал Мозес. - Таких людей как этот писатель, вроде бы, называют остроумными и находчивыми?
      - В каком-то смысле.
      - Надо будет почитать его книги.
      Пильман с сомнением пожал плечами.
      В кабинет вошла Ева.
      - Наверное, вам обоим будет это интересно. Мой сотрудник рассчитал модель Посещения, не связанного с космическим полетом. Выяснилось, что существует два решения соответствующей волновой функции. Проще говоря, существует два района, где могла появиться Зона. Первое решение - действительно указывает на Хармонт, что мы наблюдаем своими глазами. Второе, неожиданное, предполагает существование аналогичной Зоны на другом конце Земли, в России, в Ленинградской области.
      - Отправитесь в экспедицию? - спросил Мозес.
      - Если информация подтвердится.
      - Не забудьте пригласить меня.
      Через три дня они были готовы отправиться в путь. Пильману хотелось, чтобы к ним присоединился Хикс, но тот отказался. Сказал, что ему нужно закончить роман. И добавил, что в России своих фантастов хватает.
      
      Часть 2
      
      Панов и Алмазов
      
      Кирилл Панов
      
      Когда все началось? В детстве, естественно. Иногда люблю вспомнить, как так получилось, что я решил вдруг стать ученым? Произошло это в классе шестом или седьмом. И виноваты, само собой, были прочитанные мной книги. Я тогда много и беспорядочно читал. Почему-то во многих попавших мне в руки книгах подробно рассказывалось о всепоглощающей жажде познания, которая, если уж овладевала однажды душами людей, не отпускала до конца их дней и делала по-настоящему счастливыми. Людей этих называли учеными, потому что они занимались наукой - одним из самых волнующих способов познания окружающего мира, известных человечеству. Некоторые считали их неудачниками, но это, конечно, было не так. У страсти познания был смысл, ради которого стоило жить, а это ни за какие деньги не купишь.
      Я до сих пор вспоминаю и перечитываю эти книги. Поль Крюи. "Охотники за микробами". Синклер Льюис. "Эрроусмит". Вениамин Каверин. "Открытая книга" и "Два капитана". Чарльз Перси Сноу. "Пора надежд" и "Поиски". Митчелл Уилсон. "Живи с молнией" и "Брат мой, враг мой".
      Потом пришло время читать фантастику. Жюль Верн. "Таинственный остров" и "Из пушки на Луну". Герберт Уэллс. "Машина времени" и "Война миров". Артур Конан Дойл. "Затерянный мир". Братья Стругацкие. "Далекая радуга", "Понедельник начинается в субботу" и "За миллиард лет до конца света". Фред Хойл. "Черное облако".
      Мне нравилось читать истории о фантастических обстоятельствах, в которые попадают удивительные и талантливые люди.
      И нет ничего странного в том, что однажды наступил день, когда я понял, что больше всего на свете хотел бы стать одним из них. Находиться рядом с настоящими учеными казалось мне наивысшим счастьем, которое только может выпасть в жизни. В детстве я еще не разделял эти состояния - стать и находиться. Мне тогда казалось, что это одно и то же. Я считал притягательный мир науки своим, и мечтал оказаться однажды его частью. Хотелось верить, что однажды смогу стать таким же одержимым борцом за истину, как мои любимые книжные герои. Даже больше того - тайно рассчитывал, что и настоящие ученые обязательно признают меня своим. Так была решена моя судьба. И, надо сказать, я ни разу не пожалел о своем выборе.
      И ведь получилось. Однажды я стал одним из тех самых людей, которых считал особенными. И вынужден был признать поразительную истину - мое мировоззрение сформировали не чужие сочинения. Это я сам выбирал для чтения книги, в которых находил что-то важное для себя, то, что давало мне право не считать свои желания чем-то маргинальным и ненормальным. Конечно, я читал и другие книги, но сейчас ничего не могу сказать о них, кроме того, что они были интересными, но описывали непонятный мир, который так и остался чужим. Мир людей, для которых познание пустой звук.
      Самым большим своим недостатком всегда, с самого раннего детства, я считал гипертрофированное, часто болезненное чувство любопытства. Я хотел знать. Всегда и обо всем, о чем бы ни заходила речь. Иногда это было неприятно и неуместно, но победить странное желание постоянно удовлетворять свое любопытство я был не в состоянии. Потом стал утешать себя тем, что болезненное любопытство для любого настоящего ученого - всего лишь обязательная профессиональная деформация, без которой добиться успеха в своей работе нельзя. Может быть, я заблуждался. Но, честно говоря, мне достаточно было того, что так считал я. Со временем пришлось научиться использовать свое неуемное любопытство в мирных целях (при написании квартальных отчетов о проделанной работе).
      Как устроен мир вокруг? Вот что я хотел знать. Подхода к решению этого главного вопроса было три:
      1. Ядерная физика. Строение неисчерпаемых атомов. Начинать следовало с основ мироздания. Следовательно, заняться квантовой механикой;
      2. Биология. Исследование феномена жизни, хотелось понять, что такое сознание и мышление;
      3. Астрономия. Почему Вселенная оказалась именно такой - расширяющейся с ускорением. Как возникли звезды, галактики и планеты, почему именно на Земле возникла разумная жизнь? Что такое пространство, почему возникли и наполнили его многочисленные поля? Что такое время? Что такое темная материя и темная энергия? Как развивалось все это невообразимое сборище таких непохожих материальных объектов. Существуют ли объекты нематериальные?
      Я сделал выбор - посчитал, что астрономия лучше всего подходит для того, чтобы получить внятные ответы на волнующие меня вопросы.
      Как оказалось, я сделал правильный выбор.
      
      Кирсанов, университетский друг
      
      В университетские годы я интересовался многими вещами. Прежде всего, пытался понять, что такое наука? Очень быстро выяснилось, что многие студенты весьма смутно понимают характер своей будущей работы, поскольку никогда всерьез не задавались таким вопросом, с необъяснимым пренебрежением относясь к любым проявлениям философии. Их интересовали только конкретные исследования. Мне это казалось странным. Как можно чем-то заниматься, если не очень хорошо представляешь смысл своих действий?
      А еще для меня было важно понять, есть ли у научного познания предел. Познаваема ли Вселенная, так сказать, до конца? Существует ли что-нибудь кроме наблюдаемой астрономами Вселенной? Я был обычным студентом, но ни на миг не сомневался, что обязательно попытаюсь найти внятные ответы на эти вопросы. Стоит ли тратить время на учебу, если не можешь четко сформулировать планы на будущее? Я хотел узнать о Вселенной что-то такое, чего до меня никто не знал. Нормальное желание для молодого ученого.
      В университете я встретил студента, с которым мог вести содержательные разговоры о самых запутанных научных вопросах. На самом деле, найти подходящего собеседника не так просто, как кажется. Конечно, мне здорово повезло. Кирсанов умел слушать и понимать. В те годы я был восторженным молодым человеком, которого переполняло огромное количество самых безумных гипотез. Мне было необходимо делиться своими идеями с людьми, которые были бы согласны безропотно их выслушивать, понимать и как-то реагировать: хвалить, восхищаться или критиковать. Я поощрял любую реакцию. Не все мои идеи были удачны, Кирсанов немедленно указывал на явные ошибки, логические недостатки и прочие изъяны моих идей. Иногда казалось, что и ему нравится беседовать со мной, его присутствие наполняло мое сердце радостью.
      Прямолинейная критика Кирсанова устраивала меня больше пустых похвал, поскольку позволяла находить ляпы в моих смелых рассуждениях и исправлять ошибки, добиваясь относительной непротиворечивости теорий, которые после этого начинали казаться даже Кирсанову более или менее перспективными.
      Самым часто употребляемым его замечанием были такие слова:
      - Твои идеи всего лишь пустые, не подтвержденные наблюдениями домыслы, ты не имеешь права так говорить, поскольку нет таких фактов. Старайся не делать не признанных научным сообществом заявлений. Только так ты сможешь стать настоящим ученым.
      - Пока еще не признанных, - отвечал я гордо. - Но то, что я говорю, явно следует из общей физической картины мира. Думаю, что нужные мне доказательства совсем скоро будут установлены. Подождем, мы пока никуда не спешим.
      - Твоей картины мира! - возмущенно говорил Кирсанов.
      - Конечно, моей! А чьей же еще!
      Нельзя не отметить, что в специальных вопросах Кирсанов разбирался очень хорошо, умел подбирать точные слова и замечал мелкие, но важные детали, на которые я, как правило, увлеченный общей идеей, не обращал должного внимания. Кирсанова привлекали конкретные частные задачи, о которых заранее известно, что они имеют полезное применение, рассуждать о фундаментальных проблемах, он не умел и не любил. Более того, почему-то не считал, что имеет на это права, чем каждый раз приводил меня в состояние легкой паники. Кто должен был ему выдать права на научное творчество, я так и не выяснил.
      Лично я не нуждался в специальном разрешении иметь собственное представление об окружающем мире. Достаточно было строгих ограничений, которые на мои идеи накладывал современный уровень научных знаний. Главное - и это меня устраивало - мои гипотезы должны были основываться на результатах наблюдений, позволяющих сделать правдоподобное предположение, которое в свою очередь должно быть проверено в процессе новых наблюдений. Дальше по методике: если самые смелые идеи подтверждаются на практике - они принимаются, если не подтверждаются - безжалостно отбрасываются. Все просто.
      - Я не слишком груб? - время от времени спрашивал Кирсанов. - Обычно творческие люди, вроде тебя, крайне обидчивы.
      - Не бери в голову, - честно отвечал я. - Если твои придирки неверны, я не обращаю на них внимания, если ты прав, я благодарен тебе, поскольку помогаешь исправить неизбежные ошибки. Это же диалектика! Как говорил кот Матроскин: "Совместный труд для моей пользы - объединяет".
      Кирсанов ухмылялся. И пытался перевести разговор на обсуждение уже проверенных фактов, о которых нам на лекциях рассказывали преподаватели. Для него они были абсолютными истинами, обсуждать которые глупо и вредно, а я относился к ним только как к исходным сведениям, необходимым для проведения дальнейших исследований.
      
      Наука, оказывается, бывает разной
      
      Разговоры с Кирсановым помогли мне понять одну непростую истину - разные ученые могут по-разному понимать, что такое наука. Цель, вроде бы, у всех одна - познание. Но что такое познание, каждый понимает по-своему. И самое неприятное, нет общей формулы, которая позволила бы определить, какое познание следует считать "правильным". Нельзя сказать, что я сразу примирился с таким печальным выводом. Но это был тот самый случай, когда мое согласие не имело значения.
      Однажды Кирсанов появился утром на лекциях в крайне взвинченном состоянии. Что-то у него пошло не так, то ли важная встреча сорвалась, то ли деньги потерял. Такое случалось время от времени. Я не любил в такие дни вести с товарищем отвлеченные разговоры, потому что толку от него все равно нельзя было добиться, его голова была занята своими проблемами. Но на этот раз Кирсанов заговорил первым. Да так убедительно и складно, словно специально заранее подготовил свою речь и выучил ее наизусть.
      - Иногда мне жаль тебя, Панов, ты не понимаешь самого главного в реальной жизни. И, боюсь, что никакие лекции не помогут тебе стать настоящим ученым, как бы ты не старался, каких бы замечательных результатов не достигал, какие бы великие открытия не совершал. Ничто тебе не поможет.
      - Почему? - удивился я.
      - Ты не можешь стать членом научного коллектива. Ты - законченный эгоист и не способен на простые человеческие чувства, когда тебе приходится выбирать между людьми и познанием. Для тебя научная истина при любых обстоятельствах важнее человеческих слабостей. В современном мире такие ученые не нужны.
      До сих пор я никогда не задумывался о том, что стать настоящим ученым и познавать мир - разные вещи. Для меня эти понятия были тождественны. Познаешь мир, используя научный метод - значит, ученый. А если называешь себя ученым - будь добр познавать мир. О том, что можно быть ученым и не заниматься познанием мира, я не догадывался.
      - Ты фанатик, - угрюмо продолжал Кирсанов. - Неужели непонятно, что для того, чтобы продуктивно заниматься наукой, иметь возможность определять цели познания и получить доступ к производственным мощностям современной науки, ты должен заняться собственной карьерой. Без этого все твои надежды будут разбиты. Ты должен научиться нравиться начальникам, долгие годы стараться быть им полезным, пока сам не станешь научным руководителем.
      - Я смогу, - рассмеялся я.
      - У тебя ничего не получится.
      - Почему.
      - Ты излишне честен.
      - Это же хорошо?
      - Ошибаешься. Ты обречен на проигрыш. Понимаешь, честному человеку тяжело везде, занятие наукой не исключение. Способность к вранью и разумной подлости дает людям эволюционное преимущество. Особенно при попытках выстроить карьеру. Ты готов подделывать научные данные и хвалить лживые статьи?
      Я растерялся. Ни о чем подобном я никогда не думал. Но поспорить мне захотелось.
      - Занятие, основанное на вранье и подлости, не может считаться наукой. Ученые должны быть кристально честны. По-другому быть не может.
      - Ты путаешь науку и познание, - Кирсанов начал сердиться. - Это целью познания может быть стремление к достижению абсолютной истины. Наука занимается более приземленными вещами. Часто заблуждения ученых становятся величайшими открытиями.
      - Например?
      - Самый наглядный пример - гелиоцентрическая система Коперника. По его ошибочному представлению об устройстве мира планеты двигались не только по правильным круговым орбитам вокруг Солнца, но и по многочисленным эпициклам, которые понадобились ему для того, чтобы получать хотя бы приблизительно точные значения положения планет на небесной сфере. В данном случае, эпициклы - прямая подтасовка данных. Давай, осудим его и перестанем называть ученым.
      - Неудачный пример. В этом суть занятий наукой - полученные данные неоднократно проверяются, прежде чем стать установленным фактом. Коперник был честен. Он сделал все, что смог. Его дело продолжил Кеплер, а потом и Ньютон. Они были настоящими учеными. А лживые и разумные подлецы только показывают свою дурость. Любая подтасовка данных рано или поздно становится известной.
      - Неужели, Панов, ты действительно так думаешь? - спросил Кирсанов, словно давая возможность покаяться и исправиться.
      - Конечно, - ответил я. - Потому что именно так наука развивалась многие века. "И все-таки она вертится", - сказал Галилей инквизиции, и был прав. Как мы теперь знаем. Земля вертится.
      - Не говорил Галилей этого, - возразил Кирсанов. - Эту сказку придумали вот такие же упертые моралисты как ты.
      - А если и придумали, все равно были правы! Это очень полезная легенда.
      - Вот все вы такие - чистоплюи. Одна ложь для вас преступление, а другая, полезная вам, вполне себе разрешается. И все бы ничего, но вы считаете, что это вы наделены особым человеческим качеством, позволяющим решать, какая ложь позволительна, а какая должна быть запрещена.
      Мне осталось лишь улыбнуться в ответ. Упрек в свой адрес я не принял.
      
      Павел Павлович Павлов
      
      Беседы с Кирсановым были полезны и многому меня научили, хотя бы точно формулировать мысли, но ни на шаг не приблизили к тому идеальному миру "настоящей науки", который я себе придумал.
      По тихим коридорам Университета действительно ходили великие люди, о которых я столько читал в учебниках и монографиях. Мне было разрешено вежливо здороваться с ними, и я радовался, когда мне отвечали. Иногда формально, иногда с доброй улыбкой, за которой читался профессиональный интерес - вот какие люди придут нам на смену. Это было очень приятно, но я понимал, что вести с ними откровенные беседы о своих гипотезах пока еще рановато. Почему, собственно? Наверное, не хватало наглости. А может быть, стеснялся. Первое, что приходило в голову - у них своих идей полно, нехорошо отрывать их от работы (то есть занятий той самой "настоящей наукой", к которой я стремился).
      Когда пришло время выбирать тему для дипломной работы, я почти решился предложить свою - о природе магнитаров, таинственных и удивительных нейтронных звезд, обладающих исключительно сильным магнитным полем, но не успел. Мне на выбор предложили две темы: калибровку N-образных измерительных щелей или составление таблиц для астролябии Данжона. Я тяжело вздохнул и выбрал калибровку N- щелей.
      И ведь справился. Разработал методику наблюдений, вывел формулы, написал программы обработки данных и отправился в командировку в южную астрономическую обсерваторию, где специально для меня было выделено время для работы на настоящем телескопе.
      Работа над дипломной работой полностью захватила меня, я выполнил ее с удовольствием, и был рад, когда узнал, что результаты ее обещали напечатать в Ученых записках Университета. Это была первая самостоятельная публикация - событие, которое запомнилось на всю жизнь. Теперь можно было подумать и о магнитарах.
      На кафедре, впрочем, по-своему решили вопрос о моем дальнейшем трудоустройстве. Сразу после удачной защиты диплома, меня подвели к элегантно одетому человеку с аккуратно подстриженной бородкой. Глаза его скрывали темные очки, но, судя по безмятежной улыбке, с которой он рассматривал меня, можно было догадаться, что я произвел благоприятное впечатление на своего потенциального вербовщика. Выглядел я счастливым, усталым и готовым к проведению сложных научных исследований.
      - Повезло вам, Панов, - шепнул куратор группы. - Многие более достойные студенты с удовольствием бы поменялись с вами местами.
      - Совершенно верно, вам многие позавидуют, если вы присоединитесь к нашему коллективу, - подтвердил элегантный человек, снял очки и представился: - Павлов, Павел Павлович. Я представитель заказчика.
      Глаза его были лучезарны и честны. "Непонятно, зачем он их прячет?" - подумал я. - "Наверное, не хочет, чтобы его считали излишне мягким человеком. Мол, руководящая работа требует определенной жесткости, иначе подчиненные не поймут".
      Какие странные мысли иногда приходят в голову человеку, которому предлагают работу, которая на долгие годы должна определить его жизнь. Мне тоже следовало показать себя серьезным человеком. Я непроизвольно, но энергично помотал головой, другого способа отделаться от глупых мыслей я не знал. До сих пор помогает. Но не все это поняли правильно.
      - У вас появились сомнения? - участливо спросил элегантный человек.
      - Нет, нет, - поспешил я заверить своего будущего работодателя.
      - Прискорбно, мне рекомендовали вас как человека, способного проявлять сомнения. В работе, которую я вам хочу предложить, это полезное умение.
      Я на миг растерялся, хотел промолчать, но потом не выдержал:
      - Когда дело касается научных теорий, я сомневаюсь всегда.
      - Прекрасно. Это как раз то, что я хотел от вас услышать. Жду вас завтра в нашей резиденции ровно в 11 часов. Не опаздывайте.
      Он протянул мне красивую рекламу Центра особо важных исследований, о котором я слышал от людей, заслуживающих доверия, много разных противоречивых и малоправдоподобных рассказов. Говорили, например, что в Центре собрались явные прохиндеи, занимающиеся лженаукой. Но кое-кто, наоборот, намекал на то, что это учреждение создано для занятий некоей постнаукой, тем совершенно новым способом познания, который неминуемо должен сменить устаревающую науку. Лично я склонялся к третьему мнению: в Центре занимаются исследованиями явлений, о которых человечеству знать еще рано. Как стать сотрудником Центра было непонятно, нельзя было просто прийти и сказать: "Хочу у вас работать". И объявлений о свободных вакансиях никто не видел. По крайней мере, с этим вопросом мне удалось разобраться: будущие сотрудники получали персональные приглашения от руководителей Центра. Критерии отбора остались непонятными. Не могу даже предположить, чем я мог привлечь внимание такой серьезной организации. Что такое они во мне обнаружили.
      Павлов сказал куратору группы:
      - Благодарю за помощь. Этот человек нам подходит. Если, конечно, все, что вы про него рассказали, правда.
      И ушел.
      - Что это все значит? - спросил я у куратора.
      - Только то, что вы - счастливчик, Панов. Я нашел вам подходящую работу, на которой вы сможете добиться успеха. Отныне вы сможете безболезненно выдвигать самые завиральные теории, как это любите, и получать за это большие деньги, о которых не смогут даже мечтать самые талантливые товарищи со своими блестящими работами.
      - Но почему я?
      - Поспрашивал ребят из вашей группы. Все они указали на вас, как на самого отвязного студента, для которого авторитетно не мнение хорошо знающих предмет преподавателей, а некая абстрактная "научная истина". Староста группы рассказал, что вы готовы по любому поводу выдавать собственную оригинальную гипотезу. Вас даже просить об этом не нужно, потому что вам это нравится.
      - Это Кирсанов про меня такое сказал?
      - Он.
      Я пожал плечами. В конце концов, я не запрещал Кирсанову рассказывать обо мне любым людям, которым это интересно. Сказал и сказал. Значит, так думал. И все-таки было обидно, что он считает меня болтуном. Я не все ему рассказал, лишь о малой части своих идей. О многом умолчал до поры до времени. И, как оказалось, правильно сделал.
      - Но я и сам догадался, что господин Павлов выберет именно вас. Других подходящих кандидатов для работы в Центре мы пока не подготовили.
      
      Центр особо важных исследований
      
      Разумнее было бы решительно отказаться. Однако проклятая неспособность противостоять приступам любопытства заставила меня в очередной раз забыть об осторожности. Конечно, я понимал, что, если завтра в 11 часов окажусь в Центре ОВИ, моя жизнь изменится. Как? Непонятно. В хорошую сторону, если получу интересную работу. И совсем в отвратительную, если меня не возьмут. Моя репутация будет подорвана. "Его не взяли серьезные люди" - так будет написано в моем личном деле. Но еще хуже будет, если возьмут, а мне через полгода захочется поменять работу. Кто возьмет к себе бывшего сотрудника Центра? Слухи очень часто оказываются более важным фактором, чем реальные факты. У бывших сотрудников Центра в научных кругах плохая репутация.
      Но любопытство победило. Мне захотелось составить личное мнение о таинственном Центре ОВИ.
      В 11 часов я был на месте. Меня встретил молодой парень, не очень приятный на вид, может быть, все дело было только в том, что он постоянно улыбался. Излишне ехидно и беспричинно. Почему, кстати, люди постоянно посмеиваются, когда глядят на меня. Иногда это бесит. Давно хотел спросить, почему, но забывал.
      Парень поздоровался и рукой показал следовать за собой. Больше он не произнес ни одного слова. И мне не хотелось нарушать его молчание. Значит, так надо. Мы долго шли по каким-то длинным запутанным коридорам переходили с этажа на этаж, иногда вверх, иногда вниз, можно было подумать, что парень путает следы. Во всяком случае, если бы мне пришлось самостоятельно выбираться из здания, обратную дорогу почти наверняка отыскать не удалось. Наследственный топографический кретинизм.
      Перемещение по Центру казалось бесконечным. Мы проходили мимо сотен закрытых дверей, которые отличались только табличками с номерами.
      - Какой номер нам нужен? - спросил я, когда понял, что у меня начинает кружиться голова.
      Парень не ответил. Посчитал, наверное, что вопрос слишком глуп, чтобы обращать на него внимание. Он сохранял спокойствие. Только его улыбка стала чуть шире и еще противнее. Не сомневаюсь, что сам он давно привык к подобным перемещениям и не находил в них ничего странного.
      И вот мы, наконец, остановились у кабинета под номером 273. Мне показалось, что это короткий привал, передышка перед новым этапом нашего бесконечного путешествия.
      Но парень заговорил.
      - Тебе сюда. Алмазов тебя обязательно примет.
      - Алмазов? - удивился я. - Меня пригласил на переговоры Петр Петрович Петров. Не знаю никакого Алмазова.
      Но парень уже испарился. Я пожал плечами, наверное, здесь так принято обращаться с новичками. В чужой монастырь со своими порядками не лезут. Правильнее всего было развернуться и попытаться покинуть здание Центра. Но я уже давно понял, что обратного пути отыскать не смогу. Постоял немного, собрался с духом и принял единственно правильное в подобной ситуации решение - постучал в дверь, она и открылась.
      - Проходите, Панов. Хорошо, что вы умеете быть пунктуальным и обязательным. Это хорошее качество, оно поможет вам в научной работе.
      За большим начальственным столом сидел элегантный человек, назвавшийся Павлом Павловичем, он, как и во время первой встречи, загадочно улыбался. Просто какое-то наваждение.
      Я растерялся и неожиданно для самого себя спросил:
      - Почему вы назвались Павловым?
      - Шут его знает, - ответил Алмазов. - Согласитесь, что Павлов Павел Павлович звучит прикольно и надолго запоминается собеседником. - Такое настроение у меня в тот день было. Обычно я откликаюсь на Семенова Семена Семеновича. Или Карпова Карпа Карповича. Или Нила Ниловича Нилова. Но редко.
      - Понятно.
      - Вы порадовали меня - задали правильный вопрос, на который могут решиться совсем немногие. Ваша зарплата выросла на десять процентов. Хорошее начало, не правда ли?
      После длительного передвижения по запутанному лабиринту здания (кстати, непонятно, как мне удастся выбраться на свободу после того, как Алмазов меня отпустит) можно было ожидать жесткого разговора, предупреждения о неразглашении ведомственных и государственных тайн и подписания документа о согласии на самые серьезные и неотвратимые наказания в случае малейшего нарушения режима секретности. А вместо этого я оказался действующим персонажем какого-то водевиля с переодеванием.
      - Мне нужно поклясться, что я никому не расскажу о том, что увижу в вашей организации?
      - Конечно. Вот бумажка лежит перед вами. Оставьте автограф - так принято. Но это не означает, что о вашей научной работе будут знать только семеро специально подготовленных людей. Наоборот, вы имеете право открыто обсуждать любые аспекты исследований с сотрудниками Центра и нашими иностранными коллегами, которых в обычные дни у нас полным-полно, или даже с корреспондентами или блогерами, но эти информационные монстры вряд ли захотят разговаривать с вами, зажрались, у них нет нужды в дополнительных контактах. И, конечно, ваши статьи будут печатать в самых престижных мировых научных журналах. В остальных случаях секретность нужно будет соблюдать. Это делается для вашего спокойствия.
      
      Поиски инопланетян
      
      - Чем же вы здесь занимаетесь? - спросил я.
      - Это не секрет. Мы ищем и изучаем предметы, созданные инопланетным разумом. Точнее, не сами предметы, которых нам пока обнаружить не удалось, а сведения о них в самых разных средствах массовой информации. И когда находим, пытаемся понять, как они устроены и для чего использовались инопланетянами. Сделать это очень трудно, практически невозможно из-за ограниченности человеческого разума, поэтому мы просто ищем разумные способы их применения с пользой для человечества.
      - Вы это серьезно? - удивился я.
      - Разве вы ничего не слышали о таинственной Зоне, появившейся на Земле после Посещения пришельцев?
      - В Америке? О чем-то таком писали в прошлом году. Но это же газетная утка?
      - И многие так думают? - удивился Алмазов.
      - Практически все разумные люди!
      - Прекрасно! Вот уж поистине, самый лучший способ сохранить тайну - быть откровенным. Человеческий разум - вот что позволяет нам не замечать очевидного! Даже не нужно хитрить, изворачиваться и обманывать! Говорите правду, и вам никто не поверит.
      - Вы хотите сказать, что в публикациях желтой прессы есть частицы правды? И мы, в самом деле, столкнулись с инопланетной жизнью, странным образом оказавшейся на Земле? - пришла моя очередь удивляться.
      - Я желтую прессу не читаю, но думаю, что многое в репортажах из Хармонта заслуживает внимания. У этих парней обычно плохо с творческим воображением, они не умеют придумывать правдоподобную ложь. Отбросьте явные глупости, без которых такие публикации не обходятся, и останутся факты, пусть искаженные, которые неплохо было бы изучить.
      Алмазов продолжал отстраненно улыбаться. У меня сложилось впечатление, что меня глупо разыгрывают. Или проверяют на профпригодность. Значит, если начну поддакивать - прогонят с позором.
      - Непонятно, зачем я вам понадобился? Придумывать правдоподобную ложь я не умею. Да и не желаю.
      - Мне это известно. Профессиональных выдумщиков у нас достаточно. Но нужны люди, которые будут работать. Мне доложили, что вы однажды сказали, что ученый должен быть абсолютно честным, иначе он проходимец. Если за время трехмесячного испытательного срока вы докажите, что являетесь тем самым "настоящим честным ученым", для которого научная истина важнее карьеры, с вами будет заключен долгосрочный контракт.
      - С врунами проще работать, - сказал я.
      - Вы правы, но простота общения в Центре больше не ценится, нужны отчеты о реальных исследованиях, где были бы собраны понятные результаты, о которых можно будет доложить инвесторам, вкладывающим деньги в развитие Центра. Их красивыми рассказами не проведешь. Они правду ото лжи отличают мгновенно. Но такую работу сможет выполнить только настоящий ученый. Например, вы, Панов. А почему бы и нет? Я этого не исключаю.
      Что ж, если от меня требуется честность - пожалуйста, это мне не трудно.
      - Я ничего не знаю о том, чем вы здесь занимаетесь, поэтому сказать, что справлюсь с работой, не могу.
      - Не с работой, а с заданием. Привыкайте к нашему жаргону. Мы говорим: "С заданием".
      - В последний раз я выполнял задания в средней школе.
      - В наших заданиях, в отличие от школьных, ответ заранее неизвестен. Более того, мы не знаем, есть ли он вообще.
      - Еще раз. Я не знаю, какие задачи вы решаете.
      - Это поправимо. Сейчас расскажу. Наша главная задача - изучать внеземную жизнь, любые проявления ее. И если повезет - разумную. Это станет настоящим венцом нашей деятельности.
      - Но пока это только пустые разговоры.
      - Не пустые, а теоретические. Вы должны понимать разницу. Важность теоретических разработок глупо отрицать.
      - Но исследовать внеземную жизнь можно только в том случае, если в наших руках окажутся реальные экземпляры.
      - Верно. Но запомните, Панов, рано или поздно это случится. И мы должны быть готовы к тому, что это произойдет прямо сейчас.
      
      Кирилл Панов. Разумность объекта Ч
      
      Прошло пять лет. Я ни разу не пожалел, что согласился работать в Центре. Мне было интересно. Еще бы, поиски органических веществ в космосе - тема крайне любопытная. Нельзя исключать, что в областях, где удается наблюдать следы органики, однажды можно будет обнаружить проявления жизни или даже внеземного разума. Теорию панспермии следовало подтвердить или опровергнуть. В любом случае это станет важным шагом в поисках космической жизни. Со многим удивительным мне пришлось столкнуться за это время. Центр - это потрясающий проект, реализованный наилучшим образом. Настоящее раздолье для научных исследований. Но самым поразительным было то, что Алмазов ни разу за пять лет не удосужился предложить мне конкретную работу. Можно подумать, что ему все равно, чем я занимаюсь в рабочее время. Странная позиция для руководителя такого крупного научного учреждения, смысл существования которого носит принципиально отвлеченный характер.
      Более того, у меня создалось впечатление, что реальные исследования Алмазова вообще не интересует. Он следил только за тем, чтобы подробные отчеты о проделанной работе были готовы в указанные в плане сроки, а статьи сотрудников регулярно публиковались в ведомственных журналах. Давно работающие сотрудники лаборатории объяснили, что ничего странного в этом нет, поскольку Алмазов знакомится со всеми работами, выполняемыми в Центре, внимательно изучая отчеты и научные статьи, что позволяет ему точно оценивать творческий потенциал сотрудников. По заслуживающим доверия слухам, я был у Алмазова на хорошем счету. Осталось узнать, хорошо это или плохо.
      Раз в год, обычно в мае, сотрудники принимали участие в составлении плана исследовательских работ на следующий год. Я поинтересовался у заведующего лаборатории, в штатном расписании которой числился, на какое финансирование можно рассчитывать. Особых надежд на исполнение всех моих запросов не было, но попробовать стоило. По крайней мере, это позволит установить, на какие траты заказчики готовы идти ради выполнения такого нерентабельного проекта, как поиски внеземных цивилизаций. Собственно, я хотел пошутить. Могло получиться забавно. Быть постоянно серьезным я не умел. Люди не любят постоянно серьезных деятелей. И это правильно. Нигде не написано, что наша Вселенная - исключительно скучное место, где не бывает чудес, приключений и забавных происшествий. Занятия физикой это опровергают. Да и само по себе возникновение жизни - это чудо из чудес, но жизнь существует. Каждый человек может в этом убедиться, если подойдет к зеркалу.
      Заведующий обещал, что все до единой поступившие от сотрудников заявки будут обязательно рассмотрены и удовлетворены.
      - А если для моего проекта потребуются огромные деньги? - удивился я.
      - Средства будут выделены в необходимом объеме, - твердо объясняли финансисты. - Не сразу, конечно. Не исключено, что придется ждать пятьдесят лет. Но вы обязательно получите все до копейки.
      - Это хорошая новость, - пошутил я.
      Было бы глупо немедленно не проверить степень благодушия руководителей Центра. И я придумал отличную тему: "Проверка на разумность объекта Ч (человека)" - предполагалось использовать в качестве объекта исследования обычного человека и попытаться доказать его разумность - и стал терпеливо ждать, когда мне выделят запрашиваемое финансирование. Попросил много, потому что знал, чем больше требуешь на проект, тем почтительнее к нему относятся. Мало просить - себя не уважать.
      На самом деле, если говорить серьезно, это была на самом деле важная и очень сложная задача. Необходимо, наконец, понять, что такое разум. В первую очередь, естественный разум. Как ни странно, но что такое искусственный разум более или менее известно - это система, способная обрабатывать большое количество информации. Но годится ли это определение для естественного ума? Это еще следует доказать. Вот, например, если объем информации маленький, значит ли это, что можно спокойно обработать ее, не привлекая разум? Часто ли люди сталкиваются с необходимостью обрабатывать большие объемы информации? И еще непонятно: может ли интуиция считаться проявлением разума? А инстинкты? Разум и интеллект - одно и то же? Вопросов появляется масса. И если отнестись к такой работе без смеха, то легко доказать, что научная ценность ее огромна. Наверное, когда-нибудь со временем удастся сформулировать простые оценочные критерии, с помощью которых можно будет отделить проявления разума от сработавших в нужный момент инстинктов. Это трудно определить, даже когда имеешь дело с объектом, заведомо наделенным разумом - человеком. Но если удастся создать приемлемую теорию, то можно будет классифицировать и инопланетный разум. Узнаем, по крайней мере, что ищем.
      Мне такой подход понравился. В качестве объекта исследования я решил использовать своего хорошего друга Кирсанова. И это был правильный выбор, мы давно знали друг друга, привыкли вести долгие заумные научные споры, а значит, можно было рассчитывать получить для анализа добротный материал, не искаженный случайными факторами. Кроме чисто научного интереса, мне хотелось научиться определять, какие из заявлений Кирсанова связаны с работой его разума, а какие всего лишь проявления дремучих инстинктов.
      Все это я изложил в заявке, стараясь использовать по возможности наукообразный язык, чтобы меня не заподозрили в легкомысленном отношении к служебным обязанностям. Дальнейшие события показали, что мне удалось вызвать к себе неподдельный интерес начальства. Сомневаюсь, что я хотел именно этого.
      
      (Окончание в следующем номере)
      
      
      
      
      Ольга БЭЙС
      
      ЗАВЕЩАНИЕ ПОЛИНЫ
      
      Неожиданное наследство
      
      Этот день начался необычно. Впрочем, возможно, и ночь была не совсем такой, как всегда. Дело в том, что, сколько я себя помню, у меня либо не было никаких сновидений вообще, либо я не помнила, даже частично, того, что видела и переживала во сне, так я думаю. Но есть некое исключение: время от времени мне снилось, что я нахожусь в каком-то странном доме. И этот дом мне почему-то казался удивительно знакомым. Настолько, что, просыпаясь, я не сразу понимала, где я. Сплю я всегда крепко и спокойно. Я никогда не страдала бессонницей. Я вообще до того дня, о котором сейчас пишу, ничем не страдала, если не брать в расчет нечастые приступы скуки. Не люблю и не умею бездельничать и ждать. Впрочем, вряд ли я одна такая.
      
      ***
      Что за странный сон? И не менее странный вопрос. Опять этот дом. Но раньше я видела себя там как бы со стороны, а в этот раз я была в нем хозяйкой. Мне кажется, что-то должно произойти. Или я выдаю желаемое за действительное?
      Все, пора вставать, после этого видения мне никогда не удается снова заснуть, как бы рано я ни проснулась. Да, сегодня суббота, мне не нужно в редакцию, но валяться в постели не люблю.
      - Неплохо выглядишь, - улыбаясь, говорю своему отражению в зеркале.
      
      В этот момент и засигналил телефон. Кому это я понадобилась сегодня и в такую рань!
      Мобильник затрещал, а номер, с которого мне звонили, был незнакомый. Такое, конечно, бывало и раньше, но я почему-то именно в этот раз напряглась и не сразу решилась ответить на вызов, да и ответ мой был непривычный, как минимум. Вместо нормального "алло" я сказала нетерпеливое "ну". Правда сразу спохватилась и произнесла:
      - Слушаю, говорите.
      - Добрый день. Мое имя Карл Креминг, я адвокат и представляю адвокатскую фирму Креминглоу.
      - Вы уверены, что не ошиблись номером? - на всякий случай уточнила я.
      - Ваше имя Дэлла Норинг?
      - Да.
      - Тогда мне нужно поговорить именно с вами. Не волнуйтесь, мое сообщение не должно вас огорчить.
      - Надеюсь. И что же вы собираетесь мне сообщить?
      - Мы не могли бы встретиться где-нибудь? Есть вещи, которые не принято обсуждать по телефону, к тому же, я должен показать вам кое-какие документы.
      - Я не возражаю. Здесь недалеко есть кафе "Утреннее меню". По утрам там не бывает много посетителей.
      - Хорошо. Почему бы и нет.
      - Как я вас узнаю?
      - У меня есть удостоверение и водительские права, - я почувствовала, что он улыбнулся.
      - Тогда предъявите их хозяину кафе, он по утрам сам обслуживает посетителей, меня он знает давно и неплохо, он и поможет нам встретиться
      
      ***
      Дядюшка Якоб, так зовут хозяина упомянутого выше кафе, действительно нам помог встретиться и занять удобный столик, расположенный у двери, ведущей во внутренний двор, вернее, небольшой, но безупречно ухоженный сад, где тоже располагались столики, но по утрам они не обслуживались.
      
      В кафе, кроме нас, было еще двое, пожилая пара, они уже заканчивали свой завтрак.
      А когда мы расположились за столом и сделали заказ, на какое-то время, нам повезло остаться единственными посетителями.
      Прежде, чем приступить к деловому разговору, который меня заинтриговал с самого начала, мы выпили по чашечке кофе.
      - У вас действительно есть характер, - с улыбкой во взгляде заявил мой собеседник.
      - Характер есть у каждого, - серьезно ответила я, - люди отличаются друг от друга не только лицом и фигурой.
      - Разумеется, - уже откровенно усмехнулся адвокат. - Но вы же прекрасно меня поняли. Я не об особенностях поведения разных людей говорил. Характером, в том смысле, о котором я подумал, обладают далеко не все. Но это хорошо.
      Я не очень поняла, что подразумевалось под этим "хорошо" Поэтому не стала отвечать на его реплику, просто ждала, что еще он скажет. Он опять усмехнулся и начал говорить после заметной паузы. Вернее, он задал мне вопрос.
      - Знакомо ли вам имя Полина Норинг?
      - Естественно, она, кажется, двоюродная или троюродная сестра моей прабабушки. Карины Норинг, матери моего деда. Самого деда я не знала, он куда-то исчез еще до моего рождения. Неужели она нам что-то завещала?
      - Да, что-то. Именно вам, то есть потомку Полины Норинг женского пола по линии Норингов.
      - Вот как? А что, в нашей немаленькой семье я одна такая? В смысле, именно я соответствую всем требованиям, какими должна обладать наследница?
      - Так уж получилось. Впрочем, я дам вам копию ее завещания, и вы сможете сами все прочитать.
      
      Завещание
      
      Я несколько раз перечитала небольшой, в одну страничку документ. Но не могла ничего толком понять. Нет, то, что именно мне Полина Норинг завещала все, "чем она владеет на момент ее смерти", я поняла, о самом наследстве я пока не спросила, не подумала даже. Но вопрос "почему?" остался и витал вокруг меня как назойливое привидение в фамильном замке.
      Ситуация была далеко не загадочная. Историю Полины в нашей семье знали все. Мы ее слышали и воспринимали как нечто естественное, и даже неизбежное. Мы считали, что так и должно быть в семействе Норингов.
      Семья наша разрослась как огромное дерево с мощными корнями на плодородной почве. В ней множество потомков, вполне достойных стать наследниками легендарной Полины Норинг. Но она оставила мне все, чем владела только потому, что я была в этой огромной семье единственной девочкой-первенцем, дожившей до совершеннолетия.
      
      Норинги
      
      Норинги всегда держались вместе, никогда не бедствовали, никогда не попадали в сложные обстоятельства. Лет двести назад это легко объяснялось и материальным благополучием, и талантами всех, кто принадлежал нашему очень древнему роду, но была и некая особенность в нашей семье, о которой мы все знали, но которую никогда не обсуждали: ни внутри семейства, ни, тем более, с кем-то для нас посторонним.
      Когда семья давала очередной росток, то есть, кто-то из Норингов вступал в брак, то первенцем в молодой семье всегда была девочка, а далее рождались сыновья, дочери, у кого как. Нет ничего странного в том, что девочки появлялись на свет слабыми и болезненными, зачастую, они умирали еще в младенчестве. Понятно, с развитием медицины ожидалось, что эта печальная традиция прервется, и она прервалась, когда появилась на свет Полина. Это случилось так неожиданно, что родители девочки оказались к этому совсем не готовы. Полина была, на редкость, крепким и жизнелюбивым ребенком. Она росла как бы сама по себе. Так как никто особо не рассчитывал, что она выживет. Ее окружали кузены, не считавшие необходимым видеть в ней хрупкое и нежное создание. Не было у Норингов нужного опыта. Полина при таком отношении в семье постепенно превратилась в сорванца, который вскоре начал верховодить в среде не только младшеньких братьев, сестер, кузин и кузенов, но и тех, кто был старше, пусть и ненамного.
      Однако время шло, и сорванец все же превратился из неуклюжего, но очень бойкого подростка в веселую и симпатичную девчонку, Полину Норинг.
      Полина получила неплохое домашнее образование, но оно сильно отличалось от того набора умений и навыков, коим обычно обременяли девочек из приличных семей. Их ведь, в основном, готовили к замужеству. Юная госпожа Норинг так и не научилась вышивать платочки для рождественских подарков. Впрочем, роль хозяйки ей, видимо, нравилась. Поэтому она ловко и умело распоряжалась во время чаепитий и на праздничных застольях.
      Довольно рано она овладела искусством верховой езды. В двенадцать лет отец подарил ей жеребенка вороной масти. Она назвала его Ветер. В этом имени было что-то одновременно и притягательное, и точное, и настораживающее. Но эта мысль приходила в голову только тем, кто видел Полину на ее верном скакуне во время утренней или вечерней верховой прогулки. Впрочем, все говорили, что назвать это действие скучным словом "прогулка" было бы крайне неуместно.
      Я все это рассказываю так, как представляю по немногочисленным и скупым пересказам, услышанным мною от представителя старшего поколения Норингов. Больше всего о Полине мне рассказал дядя, старший брат моего отца, на попечении которого я осталась, когда во время эпидемии заболели все родные, кроме дяди Берта.
      Он, к сожалению, не знал ничего о человеке, который был мужем Полины и отцом умершей в младенчестве Кристины, а также двух близнецов Эда и Хольма, красавцев братьев, не настолько похожих друг на друга, как можно было бы подумать, но, тем не менее, очень привязанных друг к другу.
      Мне известно только то, что один из братьев стал военным, а другой поселился в доме родителей. Кажется, он занимался разведением породистых лошадей.
      Хотя я тоже принадлежу к семейству Норингов, но моя судьба сложилась так, что некоторое время я была отдалена от своих близких. Судьбе было угодно подвергнуть меня испытаниям. Но все уже позади. Не скажу, что мне было легко, но я справилась. И горжусь тем, что не опозорила свою семью. Я радуюсь тому, что мне удалось вернуться и занять вполне почетное место на нашем фамильном древе. Простите мне этот невольный пафос. Это эмоции, а они, как известно, неуправляемы, или, я бы уточнила, плохо управляемы.
      
      Дом
      
      По моей просьбе адвокат Карл Креминг привез меня в дом, который по воле моей давно отошедшей в мир иной родственницы стал теперь моим. Да, я дожила до совершеннолетия и очень неплохо себя чувствовала.
      Я не стала почему-то осматривать свое новое владение в присутствии господина Креминга, хотя, мне показалось, Карл неохотно оставил меня здесь одну.
      Я проводила адвоката до двери, поблагодарила за работу и пообещала, что обязательно ему позвоню, если что.
      "А если что?" - подумала я, едва осталась наедине со своим домом и, наверное, своим будущим.
      Вокруг дома я, мельком оглядевшись у двери, когда мы входили, заметила некогда наверняка ухоженный, а сейчас одичавший и заросший чем попало сад. Мне захотелось выйти и посмотреть на него повнимательней, но глянув в большое, почти в полстены, окно, я заметила внушительную тучу на горизонте, погода предвещала грозу. Решила, что окрестности и свой сад осмотрю позднее. И вскоре я убедилось, что решение было разумным.
      
      Дождь зашумел так, что заглушил мою последнюю мысль, и я напряглась, чтобы вернуть ее на место. Не торопясь, разожгла камин, кто-то заботливо приготовил для этого все необходимое. Рядом с окном стояло большое удобное кресло. Оно выглядело очень уютно. Я подвинула это кресло поближе к огню и забралась в него с ногами, сбросив туфли.
      Дождь усилился. А здесь уже стало тепло и даже как-то привычно, словно я действительно вернулась домой.
      Мне показалось на мгновение, что стихия способна проникнуть и сюда, за эти толстые стены. Под влиянием этих нелепых опасений я встала, подошла к камину, в котором пылал огонь, и, видимо, чтобы просто оправдать свое бессмысленное действие, зажгла еще три свечи в массивном серебряном подсвечнике, который украшал каминную полку. В моем пространстве стало светлее и даже веселее.
      Этому подсвечнику было немало лет, интересно, помнил ли кто-нибудь, откуда он появился. Подсвечник выглядел необычно, поскольку был предназначен не для трех свечей, а для шести. Кроме того, он был не симметричен. Свечи располагались по слегка растянутой спирали, каждая следующая была выше предыдущей. Представьте себе змею, поднявшую голову, с шестью горящими свечами на спине. Возможно, мой образ и не слишком поэтичен, зато точен.
      Дождь заставил меня задержаться в огромном и сейчас почти пустом доме, хотя при других обстоятельствах я бы давно уже была далеко отсюда.
      Придется провести здесь ночь. Вряд ли мне захочется занять какую-нибудь из комнат второго этажа. Сама мысль о том, что нужно подняться по старой скрипучей лестнице, была способна вогнать меня в такую тоску...
      Я понимала, что от камина никуда не пойду. До утра осталось не так много времени. Где-то наверху старые часы, довольно громко напоминали о себе. Если они не врут, то полночь прошла пару часов назад.
      Нет, нежданное наследство совсем не принесло мне ни радости, ни удовлетворения. Но мое любопытство было растревожено, слишком много из того, что происходило, было непонятно, нелогично и окружено тайной.
      
      Я вернулась в большое мягкое кресло, расположенное довольно близко от камина, удобно устроилась и продолжила свои размышления и воспоминания.
      
      Несмотря на мое непонятное положение в семье, здесь когда-то обитавшей, мне нравилось в этом доме. Меня с детства притягивало все необычное и таинственное. И было совсем неважно, какое место мне было отведено во всех этих событиях. Когда-то мне было очень досадно, что этот дом - всего лишь мое временное пристанище. Я испытывала к этим стенам странную любовь, непонятно откуда взявшийся жгучий интерес ко всему, что здесь когда-либо происходило. Я завидовала Полине, которая могла здесь оставаться столько, сколько захочет. Не подумайте, что я жалуюсь, меня здесь не обижали, просто никто не притворялся, что любит меня или дорожит мною. Мне предоставили приют, обо мне позаботились, выполняя свой христианский долг, но не более того. Никто не произносил при мне обидного слова "подкидыш", однако никто и не назвал меня ни дочерью, ни сестрой, ни хотя бы племянницей.
      Когда я подросла, меня отправили учиться в монастырскую школу, но на праздники я могла навещать своих благодетелей, даже в мыслях я не называла их иначе.
      Впрочем, после того, как мне исполнилось шестнадцать, я покинула стены монастыря, а сюда тоже больше не приезжала. До этого момента, когда воспоминания вывернулись наизнанку, обнажив старые обиды и мечты.
      О том, что здесь случилось за последние десять лет, я узнала только сегодня. Вернее, кое-что я узнала чуть раньше, когда мне сообщили о трагической смерти Полины и ее странном завещании.
      
      Меня начало клонить в сон, глаза сами закрылись, да, заснуть бы ничуть не помешало. Время пройдет быстрей и с большей пользой. Но неожиданно я четко услышала шаги. Кто-то прошел по коридору второго этажа, затем заскрипели ступени. Я открыла глаза, но не шевелилась. Свечи на каминной полке вдруг погасли одна за другой, и все вокруг теперь освещалось только пока еще достаточно ярким огнем камина.
      Господи! Не помню, догадалась ли я закрыть дверь! Вот шаги уже совсем рядом. Как в ночном кошмаре: я хочу закричать и не могу. Дверь медленно открывается.
      В комнату вплывает, поскольку звука шагов я больше не слышу, высокая худая женщина в длинной белой ночной сорочке из легкой чуть светящейся ткани. Я не столько узнаю ее, сколько догадываюсь, что это Полина или, точнее, ее призрак. Она молча приближается ко мне, несколько мгновений смотрит мне в глаза, взгляд ли это? А затем она поднимает правую руку и показывает на подсвечник. Потом просто исчезает, словно мне все это приснилось, померещилось в полудреме. Или действительно приснилось?
      Я смотрю на каминную полку и вижу, что все шесть свечей по-прежнему горят. Значит, это был просто сон, облегченно вздыхаю, но что-то заставляет меня встать и подойти к камину. Какое-то время я разглядываю подсвечник, затем беру его и отодвигаю в сторону. Вдруг вижу, что под его массивным основанием лежит сложенный вчетверо лист бумаги.
      Я разворачиваю записку, руки мои дрожат. Очень странный текст.
      "Все обязательно вернется. Нет тайны рождения, как и нет тайны смерти"
      
      ***
      Проснувшись, поежилась. Спать сидя вообще неудобно. Огонь в камине погас, но в комнате было не слишком холодно и достаточно светло. Я встала, подошла к большому окну и раздвинула шторы. От вчерашнего ненастья остались лишь все еще мокрые дорожки сада и блестящие, словно покрытые лаком листья на деревьях. Попытка открыть тяжелые рамы ни к чему не привела, и я оставила все как есть.
      Когда я вспомнила, что произошло этой ночью, мне захотелось как можно быстрее покинуть этот дом. Но есть ли в нас что-то, что могло бы преодолеть любопытство? Даже страх далеко не всегда способен заставить человека отказаться от действий, ведущих к раскрытию тайны.
      Записка все еще лежала на каминной полке. Я взяла ее и внимательно рассмотрела.
      Наверное, это был почерк Полины, который не был мне знаком. Но что означают эти слова?
      Я собиралась уехать, лишь только будет возможность дойти до перекрестка, где ровно в полдень можно сесть на Большой автобус.
      Что я буду делать со своим наследством, я пока не решила. Поскольку мне достались еще и кое-какие деньги, я поручила стряпчему Генри Сомерсу найти управляющего и пару горничных, чтобы содержать какое-то время этот дом в порядке. Я надеялась, что управляющий прибудет вовремя.
      Но пока было довольно рано, поэтому я могла осмотреть комнаты второго этажа. У меня было чувство, что там я смогу найти ключ к тайне.
      Таинственного в моей жизни было более чем достаточно. Я даже не знала какое-то время толком, кто я. Смутно помню, что жила когда-то в большом доме, что вокруг было много постоянно суетящихся людей. Странно, но я совсем не помню своей матери, словно у меня ее никогда и не было. Впрочем, я ведь помню себя лет, пожалуй, с трех. Но это очень приблизительно.
      День, когда меня привели в приют, ставший впоследствии на несколько лет моим домом, я помню хорошо, но кто меня привел? Сколько ни пытаюсь, вспомнить не могу. Вообще, память подкидывает мне иногда довольно яркие картинки, но все они как-то слабо связаны между собой. Воспоминания ли это?
      Я поднялась на второй этаж. Вот библиотека.
      В памяти опять всплыла яркая картинка-воспоминание. Моя ли это память сохранила, или это из чужой жизни и судьбы? Попробую описать этот полусон:
      Однажды на Рождество, мне было лет двенадцать, я пробралась сюда ранним утром, когда все собирались в церковь. Я взяла с полки одну из книг, открыла ее посредине и стала читать. Как не похожа была жизнь героев романа на мой скромный жизненный опыт! Как эта придуманная история отличалась от всего, к чему я привыкла! Но мне удалось ухватить лишь крошечный кусочек представлений о мире, к которому я не только не принадлежала, но и не надеялась когда-нибудь принадлежать.
      
      Я знаю, что потом пришли мечты, фантазии, за ними жгучее желание вырваться из колеи своей судьбы.
      Всего в своей короткой жизни я добилась сама. Я всегда знала, что могу надеяться только на свои силы, свои знания, свой интеллект. Но мечты рождались в ответ на сновидения. Мои ли это были грезы? Я к ним привыкла настолько, что не решилась бы от них отречься, какую бы правду ни узнала о себе и о мире, из которого пришла.
      
      А вот и комната Полины. В этот момент я поняла, что именно сюда я и стремилась, подсознательно, отвечая каким-то неявным, скрытым от моего сознания, целям.
      Я невольно напряглась, словно зашла сюда незваной, и меня могут застать в этой комнате. Это было мимолетное чувство, я знала, что могу находиться здесь столько, сколько хочу или сколько мне понадобится. Теперь это был мой дом, но почему-то я чувствовала здесь себя самозванкой. Я не видела связи между собой и той реальностью, в которой жила когда-то Полина Норинг.
      
      Вот большая деревянная кровать, старая с поцарапанными спинками, постель кое-как накрыта коричневым атласным покрывалом, изрядно потрепанным и несвежим.
      Кресло и низкий чайный столик. В простенке у окна, плотно зашторенного тяжелыми грязновато-бежевого цвета шторами, секретер. Странно, но меня словно кто-то подталкивает к нему. И этот кто-то руководит моими действиями. В считанные мгновения я нахожу в одном из ящиков, который выдвигаю с уверенностью хозяйки, запечатанный конверт, в котором прощупывается довольно объемное письмо. На конверте рукой Полины написано мое имя. Значит, можно это письмо открыть? Оно адресовано мне?
      Содержание письма я передаю по памяти, только главное, то, что просто невозможно забыть.
      "Дорогая моя сестричка!
      Я знаю, что ты найдешь это письмо и обязательно его прочитаешь. Не грусти обо мне, я должна была поступить так, чтобы искупить нашу вину перед тобой и перед Богом. Я знаю, что меня ждет, но это не может изменить моего решения.
      Да, мы с тобой сестры, родные, кровные, роднее просто не может быть, ибо родились мы в один день. Теперь ты можешь точно узнать день своего рождения. Иногда близнецы бывают похожими, а иногда и не очень, так было и в нашем случае. Наша мать умерла, дав нам жизнь, а нашей судьбой распорядилась ее сестра, которая присутствовала при нашем рождении. Только она и знала, что родилось две девочки. Она и повитуха, которой заплатили значительно больше, чем это требовалось, за ее услуги. Наша тетка решила стать хозяйкой в доме своей умирающей сестры. Не буду брать на душу грех недоказанного обвинения, но и сейчас во мне живет подозрение, что она причастна к судьбе нашей матери. Она решила, что ей ни к чему заботы о двух девчонках. А тебе еще и не повезло, ты так неудачно появилась на свет. Кажется, это называется родовой травмой, после которой ты обречена была прихрамывать на правую ногу. Повитуха забрала тебя с собой. У нее была большая семья, которой очень кстати пришлись деньги, те, что в течение почти пяти лет выплачивались на твое содержание. Но все ходят под Богом. Наверное, повитуха, имя которой не осталось в моей памяти, относилась к тебе, пусть и не с материнской любовью, но милосердно. Что случилось с этой женщиной, я толком не знаю, но, когда она умерла, кто-то из ее семьи привел тебя в наш дом. Может, она успела что-то рассказать, но, скорее всего, ничего определенного, так как никто больше не побеспокоил ни нашего отца, ни его вторую жену, которую я считала очень долго своей матерью.
      Ты, наверное, захочешь узнать, откуда мне известно обо всем этом. Все очень просто. Прошлой зимой сестра нашей матери серьезно заболела, так серьезно, что к ней был приглашен священник. Я подслушала ее исповедь.
      Она не умерла. Но с этого момента я не могла оставаться с ней в одном доме, не рассказав о том, что знаю правду. Не могла я называть ее мамой, не могла сидеть с ней за одним столом.
      Не сказав никому ни слова, я поехала к тебе в монастырь. Но не застала тебя там. Ты уехала, даже не оставив адреса. Что ж, это твое право. Я знаю только, что ты получила должность компаньонки в доме какой-то очень богатой дамы. Я же попросила приюта в монастыре и прожила там почти семь лет. Каждый день я молилась о том, чтобы Господь помог мне восстановить справедливость. Я умираю, наш отец умер пять лет назад в год, когда эпидемия унесла многие жизни, ненадолго пережила его сестра нашей матери. Вчера приходил ко мне стряпчий, я написала завещание и вот пишу это письмо. Сколько я еще проживу, никому неведомо. Из монастырских стен я перебралась в наш дом еще два года назад, когда почувствовала у себя признаки той странной болезни, которая день за днем отнимает мои силы. Прости нас, моя дорогая сестричка. Я ухожу, надеясь, что Бог услышит мои молитвы и даст тебе счастье, а мне покой.
      Прощай.
      Твоя любящая сестра Полина".
      
      Я вдруг почувствовала, что годы, прожитые той, кому были адресованы эти строки, словно растаяли, чужая мысль вторглась в мой разум. Я словно видела, как она дочитала письмо, и на глазах ее были слезы. Ведь она понимала то, что так и не поняла ее несчастная сестра, которая оказалась жертвой жестокой интриги. Я знала немного о своей прабабушке. Но помнила рассказы о том, что жизнь возместила ей все детские переживания: вынужденное сиротство, хромоту, бедность и зависимость. Я знаю сейчас, что ее печали были ничто по сравнению со страданиями бедной Полины, которая приняла на свою светлую душу чужой грех.
      
      ***
      Я не сразу смогла отвести от себя наваждение, внезапно заставившее меня почувствовать печаль и боль из чужой судьбы, из чужого прошлого. Понадобилось какое-то время, прежде чем до меня дошло, что это письмо написано вовсе не мне. Что я, скорее всего, являюсь потомком той, кому оно было адресовано, потомком родной сестры Полины Норинг! Но как же моя прабабушка смогла вернуться в семью? И почему именно меня признали наследницей? Я должна это показать и рассказать хорошему адвокату или даже полицейскому детективу. Я хочу знать правду, и я ее узнаю!
      Можно было бы обратиться в адвокатскую контору, услугами которой я постоянно пользовалась уже несколько лет, но мне пришлось бы многое объяснять, и я не уверена, что смогла бы это сделать, ведь я и сама почти ничего не понимала.
      А что, если попробовать уговорить Карла Креминга помочь мне расследовать эту историю и разгадать тайну, озадачившую меня? У меня было подозрение, что он заинтересовался моим нежданным наследством. Может, этот дом ему приглянулся. А, может, он захотел бы стать моим юридическим представителем, за разумную плату, естественно? Не привыкла я еще к своему новому положению. Осторожное отношение к малознакомым людям меня пока не обременяло и не влияло на мои решения. К тому же Карл показался мне надежным человеком.
      Я проверила, не разрядился ли мой мобильник, выяснила, что могу еще им пользоваться как минимум пару часов, и набрала нужный номер.
      Карл ответил сразу, но, видимо, был занят, спросил, не случилось ли что-то, требующее его срочного вмешательства. Я ответила, что мне нужно с ним поговорить, но ничего срочного. Тогда он предложил мне встретиться после полудня. Пообещал приехать ко мне, если я еще буду там же, где мы вчера расстались. Я сказала, что меня это вполне устраивает. На том и договорились.
      
      Он появился даже чуть раньше. Я очень сбивчиво поведала ему о своих мыслях, сомнениях и страхах.
      Карл слушал меня внимательно, не перебивая даже уточняющими вопросами, что было бы естественно, в смысле, вопросы бы меня не удивили. Я понимала, что сумбур в моих мыслях только усиливается. Но не могла остановиться и замолчать, мне казалось, что, если я сейчас перестану говорить, случится что-то такое, чего нельзя допустить. Все это было невероятно глупо. Честное слово, я не суеверна, не особо религиозна, вообще я сама себя считаю рациональной особой, и те, кто меня знают, вряд ли стали бы возражать. Этому меня научила жизнь, в которой я всегда сама принимала решения и прекрасно знала, что ответственность за последствия тоже на мне.
      Наконец поток сознания, который я обрушила на своего терпеливого собеседника, иссяк. Пару мгновений я с тревогой и надеждой ждала ответа, любого, у меня не было конкретных ожиданий, да и быть не могло.
      - Давайте попробуем разобраться. - Карл взял мою правую руку в свои ладони, и я как-то сразу успокоилась.
      - Извините меня, - почти прошептала я.
      - Все нормально, - ответил он. - В вашей жизни оказалось слишком много странностей и загадок. Поверьте мне - все странности объяснимы, и загадки тоже имеют объяснение. Вы не откажетесь рассказать мне о себе? Возможно, еще и ответить на какие-то вопросы?
      - Пожалуйста, если это поможет.
      - Вот и хорошо. Давайте расположимся у вашего камина и будем думать.
      Он улыбнулся, затем сказал:
      - Я поднимусь на второй этаж, там наверняка найдется какой-нибудь стул для меня, а вы занимайте кресло, я вижу, оно вам пришлось по душе.
      
      Моя жизнь
      
      Прежде, чем я стала говорить о себе и своей жизни, несколько мгновений я помолчала, чтобы решить, как именно хочу все изложить, буду ли абсолютно откровенна? А почему бы и нет? По крайней мере, в тот момент я не видела в своей биографии ничего такого, о чем бы не могла поведать любому человеку, тем более, тому, кто захотел мне помочь.
      
      - У вас, я думаю, есть копии всех документов, подтверждающих мою личность и мое право носить имя Дэллы Норинг. Иначе мы бы с вами сейчас не занимались этим увлекательным расследованием, - начала я свой рассказ.
      Карл только кивнул, а я уже уверенней продолжила.
      - Помню себя лет с трех-четырех, но первые воспоминания выстраиваются в моей памяти цепью не слишком связанных между собой эпизодов. Родителей не помню совсем, их мне полностью заменил дядя Бэрт, Бэртрам Норинг. Моим домашним обучением занимались сначала двое: учитель естествознания и математики Джим Коринг, хотя я не уверена, что правильно произношу его фамилию, я его называла просто Джим. Ему я обязана своей любовью к точным наукам.
      - А чем вы сейчас занимаетесь? - спросил Карл.
      - Наверное, меня можно считать журналистом. Точнее, репортером и фотокорреспондентом. Я продолжу?
      - Да, конечно.
      - А вот грамоте, чтению, владению компьютером и иностранным языкам меня обучала до школы Элизабет. Фамилию ее я, кажется, просто не знала, но думаю, это нетрудно выяснить, если это окажется важным.
      - Вряд ли, - прокомментировал Карл.
      - С восьми лет я стала учиться в частной школе для девочек при Тотриджском университете.
      - Вам нравилось там учиться?
      - Несомненно! Не буду нагружать вас банальностями о том, что мне открылся целый мир. Но там у меня появились и первые подруги, и первые недоброжелатели, как же без этого.
      - Вы окончили полный курс?
      - Да и школу, и университет.
      - Извините, но...
      - Не стесняйтесь, спрашивайте.
      - Вы были стеснены в средствах?
      - О, нет! Родители оставили мне некоторую сумму, которая позволяла жить достойно и учиться там, где я хотела. Когда умер мой дядя, я получила деньги и по его завещанию, впрочем, вы все можете уточнить в моем банке. Если понадобится, я распоряжусь, чтобы вам дали эту информацию.
      - Не думаю, что это важно, просто...
      - Да я все понимаю, и, если вы будете скромничать, задавая вопросы, нам будет трудно установить истину. Собственно, мне больше не о чем рассказывать. Теперь я хотела бы, чтобы вы рассказали о моем наследстве. Как все получилось? Этот дом не выглядит таким уж запущенным, но и не заметно, чтобы кто-то здесь жил постоянно.
      - Последним, кто жил, в этом доме постоянно, был Эдвард Норинг, он ваш дальний родственник. Присматривать за домом после смерти Эдварда было поручено фирме "Замок", они за небольшую плату следят за недвижимостью, временно не занятой никем. Такой недвижимости не так уж много, это дома, которые сдаются в наем от имени адвокатов или судебных исполнителей. Этот вид аренды пользуется спросом, поскольку недорого, иногда с вполне реальной возможностью купить дом за небольшие деньги. Дома эти временно по стечению обстоятельств никому не принадлежат. Ну, вы, я думаю, понимаете, что бывает, когда хозяин недвижимости умирает, не имея наследников и даже претендентов на наследство. Часто это старые и неухоженные строения. Ясно, что их реставрируют и благоустраивают. Но в завещании вашей прабабушки было указание, что на этот дом при сдаче в наем может претендовать только представитель Норингов. А наследницей может стать только особа женского пола, старшая в своей родовой ветви и дожившая до совершеннолетия. И еще, спальня на втором этаже, в которой когда-то провела свои последние дни Полина Норинг, должна быть опечатана до того момента, пока в этот дом не придет подлинная хозяйка, то есть наследница всего, чем владела Полина. До того момента, пока появится наследница, удовлетворяющая требованиям, указанным в завещании Полины Норинг, фирма могла сдавать дом в аренду, но только Норингам.
      - Постойте, но ведь сейчас комната не опечатана!
      - Вы в этом уверены?
      Не сговариваясь, мы буквально взлетели на второй этаж. Что ж, все так. Дверь в спальню Полины была закрыта на ключ и опечатана по всем правилам.
      - Я же вечером заходила в эту комнату! - не удержалась я от возгласа.
      - Вы уверены, что это было не во сне? - спросил Карл.
      - Не знаю...
      - Но по условию завещания вы можете войти туда в любое время, или хотите пригласить своего постоянного поверенного?
      - А вы разве не можете его заменить?
      - Могу, если на то будет ваша воля.
      - Тогда я вас прошу об этом. Правда, у нас нет ключа!
      - Ключи хранятся в сейфе у нас в конторе, на каждом ключе есть бирка. Давайте съездим в город, пообедаем. Когда вы ели в последний раз?
      - Вчера.
      - Нет, это никуда не годится. Тайны тайнами, но есть нужно регулярно. После обеда зайдем к нам в контору и возьмем ключи. Кстати, номер в отеле я для вас заказал. Вам нужно выспаться ночью как следует. Не дремать в кресле у камина, как бы романтично это ни выглядело, а именно выспаться.
      Когда я услышала эти слова, моя реакция оказалась двойственной: события меня действительно утомили, в какой-то мере напугали и, несомненно, огорчили. И ни свалившееся на меня богатство, ни приключения не могли компенсировать эти проблемы. И мне, что называется, было не по себе. Я бы с удовольствием почитала о подобных приключениях какой-нибудь абстрактной героини. И с непременным хэппи-эндом. Но реальные события вызывали если не страх, то что-то похожее на него, и настоящую физическую усталость. И, конечно, я была рада, что рядом оказался человек, готовый мне помочь. Карл ничего не обещал и даже не намекал на готовность оказать мне профессиональную помощь в качестве адвоката. Я просто почувствовала: рядом друг, и он меня не оставит в беде или один на один с опасностью.
      Не знаю, почему, но мне стало еще и очень интересно. Что будет дальше?
      
      Тайна
      
      Хорошо, что Карл практически взял надо мной шефство. Я сама себя не узнала бы, если бы у меня была возможность взглянуть на себя со стороны. Куда девалась моя деловитость и уверенность в себе? Вдруг оказалось, что очень хорошо, когда есть, к кому обратиться, если нужен совет.
      Мы пообедали в маленьком ресторанчике рядом с адвокатской конторой, заехали в отель, оставили там мой чемодан в номере, где я собиралась провести следующую ночь. В конторе никого не было, кроме секретаря. Мы взяли связку ключей и вернулись в дом, который после этой короткой деловой поездки уже не казался мне таким уж загадочным.
      Когда я попросила Карла, чтобы он помог мне найти управляющего, чтобы оживить дом, привести его в состояние, которое позволит мне в нем не только гостить, но и жить, он заверил меня, что на первых порах сам справится с этой задачей.
      Не скажу, что меня удивило его предложение, оно меня точно обрадовало.
      И вот мы стоим перед дверью в комнату Полины. Не знаю, по каким приметам мы определили, что это та самая дверь, но, не сговариваясь, остановились именно перед ней. В коридоре было сумрачно, он освещался только светом, проникавшим через запыленные стекла двери, выходившей на маленький декоративный балкончик.
      Ключ, как ни странно, легко повернулся в замке, дверь открылась, и мы переступили порог небольшой квадратной комнаты, почти пустой. Странно, я ожидала увидеть здесь большую кровать и комод с зеркалом. Впрочем, что-то вроде комода действительно стояло в простенке между двумя окнами с запыленными стеклами, а снаружи защищенными кованными фигурными решетками.
      Пыль словно висела в воздухе. Осторожно ступая по каменным плитам пола, мы подошли к единственному в этом помещении предмету, напоминавшему комод и не без труда выдвинули верхний ящик. Не знаю, почему я надеялась там что-то обнаружить. Ничего там не было, кроме пыли и мелкого мусора. Карл по очереди открыл еще два нижних ящика, там тоже было пусто.
      Что ж, мои романтические грезы были просто сном. Странно было надеяться, что мне приснилось что-то, если не реальное, то хотя бы вещее, как говорят.
      Думаю, мысли наши были похожи. Мы посмотрели друг на друга и обменялись понимающими улыбками.
      - А вы знаете, в таких комодах бывают скрытые ящики, тайники, - почему-то тихо, почти шепотом произнес Карл.
      Я стала внимательно рассматривать ящики и заметила, или мне так показалось, что нижний чуть меньше двух верхних. Я сказала об этом Карлу. Он присел на корточки и попытался выдвинуть этот ящик полностью. Это удалось не сразу. Но, тем не менее, удалось. Мое мнение только укрепилось. Карл опять присел и заглянул внутрь комода.
      - Там что-то есть, - произнес он слегка дрогнувшим голосом.
      Затем протянул руку и вытащил какой-то пакет из серой упаковочной бумаги. Пакет был запечатан чем-то вроде сургуча, насколько я могла судить.
      - Ну что, заглянем сами или пригласим полицию? - спросил Карл.
      - Не думаю, что полиция этим заинтересуется, - ответила я. - Давайте сначала посмотрим, что там.
      Я попробовала сломать печать, но это оказалось мне не по силам. Впрочем, и разорвать пакет тоже не получилось. Тогда за дело взялся Карл. И ему удалось оторвать закаменевшую печать от бумаги и вскрыть пакет. Там мы обнаружили письмо в пожелтевшем от времени конверте.
      
      Исповедь
      
      Именно так был озаглавлен текст, который мы прочитали. Это был очень странный рассказ о том, что много лет назад сделала женщина по имени Инга Грей. Она не только попыталась описать в довольно запутанном повествовании свой несомненный грех. Эта женщина хотела объяснить, почему она так поступила.
      Была ли это попытка покаяния или оправдания, я не знаю. Письмо было очень длинным, слог у автора не отличался ни изяществом, ни логичностью изложения. Читать это было непросто.
      Поэтому я расскажу все своими словами. Хотя у меня была мысль просто сжечь это письмо. Но мы с Карлом решили: раз уж это покаяние, то пусть будет так, как просила Инга. Не нам ее судить.
      
      Примерно двести лет назад где-то недалеко от дома Норингов был дом Джона Грея. Он рано овдовел, на его попечении остались сын и две дочери. Насколько мы поняли, сына Грей отправил в школу, когда тому исполнилось восемь лет. О нем в письме говорилось совсем немного. Дочери Грея были внешне похожи друг на друга, чего нельзя было сказать об их характерах. Старшая, Лиза, тихая ласковая девочка, всегда готовая к послушанию, стремящаяся ничем не огорчать никого из людей, живших с ней рядом, независимо от того положения, которое они занимали. Младшая, Инга, была совсем другой. Гордая до заносчивости, темпераментная, она всегда старалась добиваться того, чего ей хотелось. Как правило, это у нее получалось. Лиза любила читать романы, иногда засиживалась с книгой у камина почти до утра. Она, как и ее сестра, неплохо держалась в седле, но верховых прогулок избегала, возможно, даже боялась лошадей. Она предпочитала бродить по аллеям сада и мечтать.
      Строки, которые мы читали, написаны были, как мы поняли, Ингой. Это была ее исповедь.
      Однажды сестры Грей были приглашены в дом соседей, Норингов, Это был праздничный прием, на Рождество. Почему соседи не общались до этого дня, мы так и не поняли, хотя, возможно, писавшая эти строки Инга просто не сочла нужным упоминать события, предшествовавшие тому, которое она считала главным.
      На этом приеме сестры были представлены, среди всего прочего, Артуру Норингу, представителю молодого поколения. Инге очень понравился молодой человек, и она решила покорить его сердце. Но случилось все совсем не так, как должно было быть по разумению девушки. Артур действительно через какое-то время попросил руки, но не Инги, а ее старшей сестры Лизы. Можно представить, что чувствовала гордая Инга. Ей даже в голову не могло прийти, что красавец Артур Норинг может влюбиться в мямлю, ее полоумную сестру. Что он в ней нашел? Даже в рамках сдержанного повествования, которое мы сейчас читали, было понятно, насколько тогда все это поразило Ингу. Но гордость не позволила ей показать, что она чувствовала на свадьбе старшей сестры, ей хватила и ума, и воли вести себя разумно.
      Молодые после скромной свадьбы переехали в дом Норингов. А Инга попыталась изъять из своей души любовь к Артуру, но вместо этой любви в ее сердце прокрались обида, зависть и ненависть.
      Мы могли бы и не читать, что произошло потом. Мы уже догадались, кем приходилась мне коварная Инга. Это она сыграла роковую роль в моей судьбе, пусть и не прямо. Но я не испытывала к ней ничего, кроме сочувствия.
      - Знаешь, - сказал Карл, когда мы закончили читать странное письмо, непонятно кому адресованное, но так и не отосланное адресату. - Я не хочу, чтобы ты оставалась жить в этом доме.
      - Почему? - искренне удивилась и даже немного возмутилась я. - Это же мой дом! И мне он нравится, несмотря ни на что. К тому же, мы не знаем, сколько в описании событий содержится истины. Могу сказать, как репортер с некоторым опытом, что люди не всегда объективно и правдиво описывают то, чему были свидетелями.
      - А я могу тебе возразить как неплохой адвокат. - Карл улыбнулся. - Правда всегда пробьет себе дорогу через любую, даже очень хорошо сшитую ложь.
      - Разве все адвокаты стремятся выяснить правду? Разве для них не является главным отстоять интересы клиента, и разве ради этих интересов они остановятся перед необходимостью солгать? - выпалила я.
      - Всякое бывает, - согласился Карл, - я даже не могу утверждать, что ложь всегда бывает разоблачена, может случиться и такое, но только в частных случаях. Время, как правило, всегда на стороне правды. Просто потому, что так проще. Но давай вернемся к нашим проблемам: я не оставлю здесь тебя одну, даже если ты попытаешься выдворить меня из своего дома при помощи полиции.
      - Здесь достаточно места, чтобы не прибегать к таким крайностям, - заметила я и рассмеялась. - Буду только рада, зная, что ты рядом.
      - Это правда? - неожиданно серьезно спросил Карл.
      - Не вижу ни одной причины лгать, - так же серьезно ответила я.
      
      
      
      
      Наталия НОВАШ
      
      Серая орхидея
      Немножко фантастический рассказ
      
      Сеня умер за неделю до своего дня рождения. Он стал худеть и слабеть, а когда перестал есть свой любимый кошачий корм, мама понесла его к ветеринарам. Но там отказались лечить Сеню, узнав, сколько лет коту:
      - Что вы хотите? Британцы живут семь - восемь лет. От силы девять. Десять - это уже предел. А ваш прожил восемнадцать.
      Но мама потребовала, чтобы кота обследовали и сделали всё возможное. Ведь она платила за это деньги.
      - Сколько дней он отказывается от еды? - сочувственно посмотрев на кота, спросил маму ветеринар.
      - Один.
      Врач кивнул и принялся изучать Сенин паспорт. Мама долго искала его по всей квартире и никак не могла найти, пока не спросила сына. А тот сразу достал из ящика своего письменного стола. Ведь это ему подарили Сеню на день рождения в десять лет, исполнив давнюю и заветную мечту завести настоящего кота британца. Уже тогда он знал, что такое порода и какие качества определяют гены.
      Сестричка Старшего Брата, которую все в доме звали Малышкой, уже видела Сенин паспорт. Она изучила его год назад, когда пошла в школу и научилась читать по-английски, и даже на маминой клавиатуре набирала на двух языках смешные собственные стишки про Сеню. Типа:
      
      Сеня шёл, шёл, шёл -
      В туалетик свой пришёл
      И какашечку нашёл
      Мама-кошка научила:
      К туалету приучила.
      
      Наш котёнок - молодец,
      Как солёный огурец:
      Сеня ходит в туалет,
      И к нему вопросов нет.
      
      А сами знаете, как это важно для всех семей, где живут кошки... Чтобы мать научила котят пользоваться туалетом. Малышка тоже имела представление о важности родительского обучения с самого рождения.
       Из паспорта она узнала о Сениных родителях. Там указывалась порода: "Голубой британский короткошерстный". Отец - Чемпион. И в самом деле завоевавший много призов и медалей. Мать - тоже породистая британская кошка. А настоящее имя Сени было Лайт оф Мунс Лаки.
      Бабушка читала Малышке рассказ Брэдбери, где было стихотворение про "счастливый лунный свет". Поэтому она без труда перевела Сенино настоящее имя на русский язык. А от Старшего Брата Малышка знала, что имена, а правильней говорить, - клички, для новорожденных котят придумывала племянница Сениной хозяйки - заводчицы. Заводчиками называют людей, которые профессионально разводят породистых собак и кошек. Племянница заводчицы была очень умной и начитанной девочкой и выбрала для котёнка очень подходящее имя. Светлая серо-голубая шкурка всегда серебрилась так, будто на неё в любое время суток падал сияющий лунный свет. "Не просто лунный, а ещё и "счастливый" - любил говорить Старший Брат. - А уж счастье - это именно то, что принёс Сеня в нашу семью".
      
       Малышка появилась в семье, когда Сеня прожил в доме восемь лет. Солидный возраст для кота и школьный возраст ребёнка - а теперь вся прошедшая жизнь малышки. Таким образом, её брат оказался втрое старше сестры. Сейчас он заканчивал аспирантуру и подрабатывал лаборантом в научно-исследовательском институте. Следовательно, когда он получил Сеню в подарок на свой день рождения, ему было почти столько же, ну, пускай, чуть-чуть больше лет, чем сейчас Малышке.
       В тот год он встречал Новый год с родителями у друзей. Там был огромный британский кот Томас, и брат просто влюбился в кота. А потом стал умолять родителей завести такого же... Точно такого же! Ведь он уже знал, что такое гены... И родители согласились.
      Сеня оправдал надежды - он вырос точно таким, как огромный солидный Томас.... Ну а если по правде... Всё-таки, не совсем таким же. Чуть-чуть необычным - не таким огромным, более слабеньким и душевным, более трогательным, не таким мордастым, как все британцы, зато природа компенсировала ему это другими генами - она его наградила: он стал долгожителем!
      Кот сделался членом семьи и всеобщим любимцем. "Собаки и кошки - фантастические существа! - говорила мама. - Заставляют любить себя ни за что. А ведь это и есть настоящая любовь, когда - ни за что..." Домашние любимцы притягивают на себя любовь каждого и так укрепляют всеобщую любовь в семье. Словно лупа, которая по законам физики собирает у себя в одной точке потоки света. И вспыхивает огонь.
      Была у кота и одна нежелательная черта. Он нагло будил всех утром в Новогодние праздники, если те приходились на будни. А в выходные давал поспать. Уж так привык он за десять лет школы и пять лет института будить своим противным мяуканьем Старшего Брата! Правда, умел различать будни и выходные дни. Только вот праздники вычислять не научился.
      Но в семье прощали ему и это... Поэтому на лечение отдали последние деньги. Хоть времена-то наступили очень непростые... Шла война. И сразу же после выборов маму уволили с работы. Властям стали известны результаты опроса в Телеграме. Она голосовала за Т.
      В ветеринарной клинике Сене сделали все мыслимые анализы, какие делают людям, и нашли у него серьёзную болезнь почек. И сразу же назначили лечение.
      Мама кутала Сеню в свою любимую пушистую шаль из тёплого лебединого пуха, и красиво вышитую блестящей серебряной нитью, ведь была уже поздняя осень, а нужно было его утром и вечером, два раза в день носить в корзинке на капельницы в ветеринарную клинику. Ему кололи все необходимые лекарства вплоть до гормонов.
      В последний день лечения врач сказал маме: "Оставьте его у нас. Вы не представляете, в каких мучениях умирают коты от почечной недостаточности".
      Но мама не дала усыпить Сеню. Он тихо умер в тот же день дома.
      Исхудавшее маленькое тельце, завёрнутое в серебристую шаль, лежало в большой картонной коробке. Глаза Сени были закрыты. Казалось, он спал.
      - В этой коробке мы его похороним... - сказала мама.
      Вечером Старший брат ушёл на работу. Хоронить Сеню поехала мама, папа и Малышка. За городом машина свернула в лес, а потом они долго ехали по краю поля.
      - Мы его похороним в очень красивом месте, - сказала мама.
      Справа от дороги желтело скошенное ржаное поле, в котором зацветал розовый клевер.
      - Почему он растёт, как летом? - удивилась Малышка. - Сейчас ведь осень...
      - По старой белорусской традиции, - сказала мама. - У белорусов не было крепостного права, и они с умом обрабатывали свою собственную землю...
      - Не было у литвинов, - поправил папа. - А название "белорусы" им придумала Екатерина. Когда захватила ВКЛ. До неё здесь не было и крепостных.
      - Ну да... Она раздавала наши маёнтки своим князьям, и русские вводили тут свои порядки. Но каждый хозяин всегда стремился получить максимум выгоды с одного поля. Он сеял на зиму рожь вместе с клевером, а на следующий год убирали два урожая. Летом - зерно для себя. А осенью косили конюшину для скота.
      "И земля удобрялась азотом, - признала Малышка. Клевер ведь тоже бобовые с полезными клубеньками..."
      Поле кончилось. Началось мелколесье. На холме слева росли золотые берёзки и ярко-красные клёны.
      Сеню похоронили под молодой березкой.
      Утром на кухне без Сени было очень грустно. Мама с папой без завтрака уехали на работу. Старший Брат собирался в университет и нехотя допивал кофе. У Малышки была вторая смена. Ей тоже кусок не лез в горло.
      - Что значит "клонировать"? - спросила она у брата.
      - Это значит, из клетки какого-нибудь растения или животного вырастить точную его копию. Клон.
      - А как это делают?
      - Есть очень сложные технологии, ты не поймёшь. А зачем тебе?
      - Вчера... В лесу... мама сказала папе: "Вот и всё!" А потом добавила: "Мы так и не разбогатели. И не выполнили обещание клонировать Сеню..." Верней - твоё обещание...- Добавила Малышка. - Данное тобой коту...
      Брат кивнул.
      - А потом они объяснили, что это ты в детстве дал себе такую клятву. Ты долго не давал согласия и не разрешал кастрировать нашего Сеню, когда ветеринары сказали, что так нужно, чтобы продлить ему жизнь. Все стали тебя уговаривать, и тогда ты сказал: "Ладно. Делайте операцию. Пусть у него не будет детей. Зато я, когда вырасту, заработаю много денег и клонирую Сеню".
      - Было такое... - признал Старший Брат и уткнулся в книгу.
      - Но это ещё не всё... - продолжала Малышка.
      
      - Потом в машине мама заплакала. А папа сказал: "Не кори себя. У нас этого ещё не делают". - И она вопросительно посмотрела на брата.
      - Не умеют. - признал Старший Брат. - Не умеют по-настоящему. Только как овечку Долли. Но когда-нибудь мы клонируем Сеню новым способом. Я сделаю это сам.
      - Сам? Но каким образом? - погрустнела Малышка. - Ведь Сеня умер....
      - Я взял у него генетический материал при жизни... Помнишь? Когда расцвела мамина любимая розовая орхидея, мы залили её, и она погибла. Но я взял генетический материал этой хризантемы, чтобы когда-нибудь вырастить опять для мамы. Сохранил не только зелёные живые клетки, но и пыльцу.
      - Чтобы вырастить маме новую - клонированную орхидею??
      - А заодно взял и Сенину ДНК - клетки кожи, крови и даже костную ткань зуба. Мы умеем хранить это в нашей лаборатории.
      - На работе?
      - Не только. Смотри, что я тебе покажу.
      В стеклянной колбе с водой плавали крошечные водоросли. "Это ряска! - решила Малышка. - Как в нашем грязном пруду на даче. - И сказала об этом брату.
      - Но посмотри, какого они цвета!
      Два крошечных листика этой необычной "ряски" были серые. И это были совсем не водоросли.
       "Просто брат клонировал мамину любимую орхидею, вырастив её клетки в специальном растворе - получились крошечные растения", - догадалась Малышка.
      - Видишь, у каждой "ряски" - маленький корешок? Завтра я высажу их в землю.
      Из десяти растеньиц, высаженных в маленькую "тепличку" на подоконнике, выжило только одно. Растение было хилым и росло очень медленно.
      Однажды, вытирая пыль на подоконнике, мама неодобрительно покачала головой, глядя скептически на растеньице. "Да оно же серое и не может вырабатывать хлорофилл!" - сказала она и начала поливать странное растение красной водой, в которой мыла купленное в магазине мясо.
      Орхидейка стала расти на глазах. "Похоже, этой вашей химере вместо света требуется совсем другое питание..." - довольно говорила мама и продолжала поливать химеру мясными помоями.
       "Значит, химеры брата похожи и на животных, и на растений!" - догадалась малышка.
      Она прочла в интернете, что химерами называют гибриды растений или животных. Таких, к примеру, как мифические кентавры, у которых туловище лошади и голова человека. Или другое человекоподобное чудовище - минотавр с головой быка. Однако про смесь животных и растений нигде не было написано...
       "Но почему мама назвала химерой маленькое растение?" - удивлялась Малышка.
      Она поняла это через год, когда достигшая полуметровой высоты орхидея выпустила, мощную цветочную стрелку серого цвета с одним-единственным огромным бутоном, покрытым серо-голубоватыми ворсинками. Напоминающим чем-то ушастую голову кота.
      - Я взял десять клеток пыльцы и в каждую ввёл часть Сениных генов, - объяснил брат. - Какие гены попали в какую клетку, неизвестно.
      - А какие?
      - Отвечающие за разные Сенины качества. Цвет глаз, длину шерсти или за его любовь к нам.
      - А он нас любил? - спросила Малышка.
      - Конечно.
      - При том, что будил всех ни свет, ни заря, когда его об этом не просили?
      - Заботливость особой кошачьей любви - совсем не то, что навязчивая и эгоистичная любовь собак! - сказал брат
      Все почувствовали эту "любовь" на следующее утро, когда ровно в семь часов цветок раскрылся. Изнутри и снаружи его покрывали блестящие серо-голубые ворсинки, похожие на кошачью шерсть. И только пестик, приплюснутый и широкий, словно лопаточка, был розовым.
       А потом пестик вытянулся наружу, качнулся туда-сюда, и завибрировал, как натянутая струна. Дом огласило настырное кошачье мяуканье.
      Следующим утром, в субботу, было тихо. Тихо было и в воскресенье. А в семь утра в понедельник, как по будильнику, раздался строгий и требовательный Сенин голос.
      Старший брат был счастлив, что вырастил такую необыкновенную химеру. А сестре, у которой была вторая смена, совсем не нравилось, что ей не дают поспать.
      - А что будет, когда орхидея отцветёт? - спросила Малышка.
      - Вызреют семена. Я получу Нобелевскую премию, и если бы это открытие было сделано в Средневековом Китае, почитавшие своих предков древние китайцы, переезжая на новые места работы, везли бы в своем багаже не глиняные таблички с их именами, а коробочки с семенами орхидей...
      - Что... - вдруг закричала Малышка, догадавшаяся, что её разыгрывают, и, вскочив, принялась обиженно колотить кулачками в грудь Старшего Брата. - Ты опять надо мной смеёшься... А я уже обрадовалась, что про премию - правда!
      - Была бы правдой, если б нашёлся спонсор вроде Илона Маска.
      - Да? Чтобы он продвигал твоё открытие?
      Брат кивнул
      - И как бы он стал продвигать? Что бы для этого понадобилось?
      - Чтобы вместо того, чтобы клонировать спутники, ему захотелось клонировать людей.
      - Ты придумал, как их клонировать?
      - Нет. Я придумал, как сохранить их генетический материал. Чтобы клонировать любого человека хоть через сто лет после его смерти... А вот как клонировать человека - пусть придумают, те, кому такое понадобится!
      - Но когда?
      - Как только "жареный петух клюнет"...- засмеялся брат.
      - Наверное, перед ядерной войной? Когда всем нам грозит погибнуть?
      - Не только. Мы могли бы сейчас сохранить гены нашего дедушки.
      - Понятно.
      - А в будущем каждая семья, если захотят, сможет хранить геномы всех своих предков.
      - Дедушек, бабушек и прабабушек? И как долго?
      - Я же сказал. Практически вечно. И без особых сложностей. Не в жидком азоте, как сейчас. И это будет возможно, пока существует цивилизация... способная...- И брат задумался о чём-то, глядя на подоконник.
      - Способная - делать что?
      - Хотя бы выращивать орхидеи.
      - Ты опять надо мной смеёшься.
      - Ничего подобного. Но можно и без орхидей. То есть не обязательно будет самим выращивать их на подоконнике. Хотя некоторым это нравится. Представь фирму... Фирму, которая называется... "Новая жизнь твоих предков". Ты несёшь туда коробочку с семенами...
      - Опять с семенами.
      - Ну да. В этом весь смысл моего открытия.
      - А дальше?
      - Платишь большие деньги...
      - Опять деньги...
      - Ну а как иначе? И говоришь: "Клонируйте моего дедушку".
      Сестра покачала головой
      - Но они же вырастят тебе в пробирке младенца...
      - Можно и не в пробирке.
      - А как?
      - Самим. Если семья бездетная, а всем хочется иметь ребёнка...
      Малышка знала про экстракорпоральное оплодотворение... и понимающе кивнула
      - Женщине гораздо приятней вырастить доброго и успешного дедушку, если он таким был, чем неизвестно кого, если проблема в муже.
      - Дедушку мужа?
      - Предпочтительней. Хотя можно и своего. Если нет генетических противопоказаний. Понимаешь?
      Малышка задумалась.
      - Или если у мужа или жены - неизлечимые генетические болезни, и их ребёнок заведомо будет обречён...
      Она снова согласно кивнула головой. Потом спросила:
      - Так в чём же твоё открытие?
      - Неужели не догадалась?
      Старший Брат в задумчивости смотрел на серую орхидею.
      - Так это оно?
      - Нет. Это всего лишь маленький удачный эксперимент на пути к открытию. Я ввёл часть Сениных генов в ядро растительной клетки и вырастил гибрид.
      - Химеру! - уточнила Малышка. - Полурастение - полуживотное.
      - Да. Потому что чужие - Сенины гены включились в геном растительной клетки, внеся свою ДНК в ядро - и всё заработало, получилось скрещивание, создав химеру. Но...
      -- Что - но?
      - Мне нужно было совсем другое. Чтобы гены, введённые в растительную клетку как раз "не работали". А только хранились там.
      - Как это хранились?
      - Жили. Как вирус живёт в наших клетках. Ведь он - только сгусток генов. И попадая в животную клетку, отнюдь не включается в наш геном - не растормаживает все свои гены, а только те, которые отвечают за размножение - репликацию своего генома. И таким образом в неизменном виде передаётся в другие клетки.
      - Но мы болеем... если в нас вирус.
      - Это уже наши проблемы. Могли бы и не болеть. Но так старается наш иммунитет. И вообще. Это уже совсем другой вопрос...
      - И растение тоже будет болеть?
      - Возможно. У них полно вирусных болезней. Но есть, к примеру, и помидоры, устойчивые к разным вирусам.
      - И орхидеи?
      - Конечно. Эти проблемы можно решить. Я ставил цель, как сохранять гены человека.
      - Любого?
      - А как ты думала?
      - И вырастить в наше время какого-нибудь гения из прошлого? Моцарта, например, или Высоцкого?
      - Да, если б их гены были сохранены при жизни.
      - Было бы хорошо.
      - Только гены - ещё не всё. Я не уверен, что из Моцарта вышел бы тот -известный нам всем великий композитор, не будь у него гениального папы, который своим педагогическим упорством смог сделать из него музыкального гения. И не живи Высоцкий в кошмарное советское время - написал бы он столько гениальных песен об этом времени?
      - Но один всё равно бы стал музыкантом, а другой - поэтом?
      - Да, талант определяют гены.
      - И клонировать придётся не только таланты. А просто людей?..
      - Что ты имеешь в виду?
      - Ну, на тот случай... Если все женщины сделаются лесбиянками, а все мужчины - геями...
      - К тому всё идёт.
       - И если никто тогда не захочет рожать детей, то человечество всё равно не исчезнет! Детей станут выращивать в пробирках. Или, если мы вымрем в ядерную войну.
      Брат кивнул:
      - Или станем мутантами, и новые поколения людей будут нежизнеспособны. А гены нормального "хомо сапиенс" сохранятся.
      - А она будет?
      - Кто?
      - Ядерная война.
      - Вполне возможно.
      - И начнут ее русские?
      - Больше некому.
      - Знаешь? - вдруг вскочив, закричала Малышка и принялась колотить брата по руке. - Я не понимаю! Почему они такие глупые? Как они могут одобрять войну? Что им украинцы сделали?
      Брат глотнул ещё не остывший кофе и, поперхнувшись, пожал плечами:
      - Ничего. Но... Им сказали: на Украине - нацисты. Их надо убивать.
      - Да какая разница, кто там живёт? Разве можно кого-нибудь убивать?
      - Я тоже так думаю... - пряча совсем невесёлую усмешку, согласился брат. - Кто бы ни жил в соседней стране - нацики, пуцики или куцики! Какое вам дело, если они вам ничего не сделали?
      - Скажи мне: как могли они казаться себе такими хорошими? А ведь они гордились собой. Не могли посмотреть на себя со стороны? Понять, какими выглядели перед всем миром?
      Брат промолчал.
      - Значит, у них такие гены?
      - Не обязательно. Не всё в мозгах определяется генами. Хотя... Такая особенная внушаемость действительно может определяется каким-то особым геном.
      - Геном внушаемости?
      - Скорей всего, комплексом многих генов...
      - Плохие гены можно удалить. Ты рассказывал... Помнишь? Как можно удалять гены опасных болезней.
      - Из генома - до рождения ребёнка?
      - Да.
       - Этого ещё не делают. Хотя могли бы.
      - Так лучше придумай, как удалять вредные гены! - "Чем создавать мяукающих орхидей..." - закончила она мысленно.
      - Не всё так просто, - продолжал брат. - Во-первых, такие исследования негласно запрещены.
      - Кем?
      - Пока самоцензурой учёных. А в будущем... Ты права... Но есть и другая проблема. "Гены внушаемости" могут быть связаны и с "обучаемостью". И потом. Способность поддаваться или сопротивляться внушению зависит от воспитания, от широты и мощности интеллекта. Но таких людей очень мало, они - исключения в человечестве.
      "Очень жаль! - вздохнула малышка. - Так жалко, что в мире - сплошные "неисключения"!" - и вслух только сказала:
      - А нам говорили, что Бог создал человека по подобию своему...
       Брат усмехнулся.
      - Я понял тебя.
      - Значит, нам врали?
      - Если говорить не об эволюции, а о креационизме - искусственном создании "хомо сапиенс", то, кто бы ни создавал человека, ему предстояло создать и человечество. А тому - цивилизацию. А для этого на начальном этапе не нужно было много гениев и талантов.
      - Почему?
      - Ты же знаешь белорусскую поговорку: "Если Бог даст тебе талант, то ты будешь знать, что с ним делать"...
      - И не станешь заниматься другим?
      - Ну да. Думаю... Им бы не захотелось становиться охотниками и всю жизнь убивать мамонтов или копать землю. Вместо гениев нужно было создать внушаемого и здорового труженика, способного внушить самому себе правильное желание тупо делать любую неинтересную работу.
      - Грустно, - прошептала малышка.
      - Ничего веселого... - согласился брат.
       "Но теперь ведь другое!" - Она подумала с жалостью про огромное количество несчастных, обычных бесталанных людей, для которых в будущем останется всё меньше нетворческой простой работы. Куда их денут? Отправят всех на войну?
      - Совсем даже невесело... - повторил брат. - Жизнь вообще - не слишком радостная штуковина.
      - Ты про выборы? - поняла Малышка. - За тобой ещё могут прийти?
      - Каждый день.
      Брат допил кофе и убрал в холодильник не съеденный бутерброд.
      - Ты мог бы уехать?
      - Как я оставлю вас с мамой? Старого, больного деда...
      - А если тебя убьют на войне?
      Брат отвернулся и стал собирать портфель.
      Малышка заплакала:
      - Не уходи! Я боюсь! Неужели весь мир не может справиться с одной фашистской страной?
      - Ей слишком легко было запускать свои щупальца в этот мир... Она и сейчас это хорошо умеет.
      - Но ведь справились с фашистской Германией. Тогда победили фашизм?
      - Вряд ли фашизм можно победить. Зло - в природе человека.
      - А фашизм - в природе человечества?
      - Ты умница. Да, я уверен - фашизм победить нельзя. Он - как Змей Горыныч. Отрубают одну голову - вырастает другая.
      - Что теперь будет?
      - Будет ядерная война.
      - Почему? - возмутилась Малышка.
      - Закон истории. Неправильно созданные народы... отсчитывая от шумеров... неосознанно стремятся к самоуничтожению. Это вечный закон: они передают другим то, что создали. А сами умирают. Как люди.
      - Если больше ничего создать не могут?
      - Да. И тогда - казнь. Их палач - наступление фашизма.
      - Вместо того, библейского - Всемирного Потопа?
      - Именно так. Но в мире с каждым тысячелетием всё больше гуманизма, и есть надежда, что человечество выживет. Не все погибнут.
      - А мы?
      Брат застыл перед раскрытым портфелем, пытаясь засунуть в него ноутбук. Он долго стоял молча, а потом начал быстро застегивать молнию.
      - Я не уверен, что из каждого человека можно выпестовать Гитлера иди Путина, - сказал он. - Поддаются внушению девяносто человек из ста... Но я совершенно уверен, что, приложив усилия, из любого народа можно сделать гитлеровскую Германию или путинскую Россию, потому что девяносто процентов представителей любого народа имеют "ген внушаемости".
      - Если научатся сохранять геномы людей, надо выбирать не внушаемых?
      - Верно. И такие хранилища создадут. Поверь мне! Хранилища появятся в разных странах - как то, существующее сегодня в Европе, где хранят семена всех земных растений.
      И всё это когда-нибудь будет, там станут хранить генотипы людей с самыми разными способностями. Не только гены учёных, художников, музыкантов. Но и достигших цели спортсменов, политиков. И военных, побеждавших в войнах. Людей, умеющих достигать своей цели. Гены успешности очень важны для человечества...
      - Гены военных тоже? - удивилась Малышка. - Вроде Александра Македонского?
      - Можно и ближе к нашему времени... Рузвельта, Черчилля.
      Он нагнулся и поцеловал сестрёнку:
      - Бегу! Орхидею поливать не надо... И смотри, не опоздай в школу.
      - И Сталина тоже? - спросила она, подумав. - Сохранят?
      - Нет, конечно. Он слишком много совершил преступлений против своего народа. Чем он лучше Гитлера?
      - А гены Путина сохранят? - спросила Малышка.
      
      
      
      Кирилл Берендеев
      
      МЕДВЕЖАТНИК МИЛЬТОН
      
      - Нет, очередь не сдвинулась. Операция запланирована на август двадцать четвертого.
      - Но сейчас еще март двадцатого.
      - Очень сожалею, - мельком посочувствовала секретарша, - придется подождать. И билеты до Москвы за ваш счет, - спохватившись, напомнила она.
      - Какие билеты? - возмутился пациент. - У нас еще год назад открылся офтальмологический центр, аж на двести мест. По телевизору сколько раз говорили: все операции, даже по восстановлению зрения, должны перенестись...
      - Никому там ничего не должны, - раздраженно ответила телефонная дама. - Центр будет готов не раньше середины десятилетия. Вы хоть были на месте? А что тогда говорите. Одни голые стены, даже электричество не провели. И не напоминайте по передовое медицинское оборудование, не уверена, что оно вообще существовало. Меньше телевизор смотрите.
      - Да я слепой, черт возьми, как я могу что-то смотреть?
      - Так не слушайте. Здоровье сбережете.
      Трубка наполнилась гудками и замолчала. Кузьма зло брякнул ей о рычаги и долго стоял, размышляя над дальнейшими своими шагами. А ведь как раз тогда будущих пациентов, в том числе и выдающихся, вроде паралимпийцев, губернатор Спасопрокопьевской области Мешков-Торбин пригласил в свой дворец, отметить создание этого самого центра. Долго рассказывал о нем, а заодно и о доме, описывая красоты, недоступные их лицезрению, даже позволил пройтись по полам каррарского мрамора и пощупать дубовые стены. Наверное, и впрямь очень красиво, во всяком случае, сестра, которая его туда привела, осталась в полном восторге от увиденного.
      Недолго думая, Данилин натыкал ее номер и, едва услышав знакомый голос, изрек:
      - Зря думала, ничего не поменялось. Похоже, пора браться за старое и помять тугое, наглое вымя.
      Если Прасковья стала отговаривать, Кузьма наговорил бы ей кучу гадостей и наделал массу глупостей. Но та, немного помявшись, неожиданно согласилась. Напомнив снова, что брат мог бы давно на свои провести ту операцию, на что Кузьму ответил знакомо: с трех лет не вижу, могу подождать еще. Да и боязно отчаяться в случае провала. Об этом он никому не говорил, но не раз ловил себя на подобной мысли.
      Выслушав доводы Прасковьи, Данилин окончательно принялся готовиться к новому делу. Ничего, что после долгого перерыва, искусство медвежатника, как езда на велосипеде - уже не разучишься. Да и все инструменты при нем. А то, что он слеп как крот - так это даже на руку. Кто может заподозрить в незрячем вора, обчистившего не один дом или квартиру? Последний раз - два года назад, как раз, когда Прасковья подарила мобильник с камерой на сорок мегапикселей. После этого ее брат вломился в три особняка, а оттуда вынес сбережений на двести восемьдесят пять тысяч евро. Во всяком случае, так его уверяли в банке, куда он пришел обменивать награбленное.
      И ведь всегда принципиально грабил воров. Недаром, ему дали прозвище Мильто?н - не путать с английским поэтом. Хотя и в честь того слепца отчасти тоже, в своей работе Данилин всегда был изящен, а еще оставался твердым пуританином - оставлял себе исключительно по потребностям. Да они были велики, но остальное он непременно отдавал родным и близким нуждающимся, конечно, вовлекая их в число соучастников и обрекая на молчание, но из благих побуждений же.
      Последний довод окончательно его успокоил.
      - Больно хорош дворец, - заметила под конец беседы Прасковья. - Видно, из не дошедших на центр денег и обустроил.
      По срокам точно выходило, а насмешка губернатора над незрячими и прежде вызывала у Данилина вскипание желчи и уксуса в организме. Неудивительно, что Кузьма решительно взялся за дело. Но до места ему предстояло еще как-то добраться, а там еще и ориентироваться. Прасковью просить он еще с прошлых разов закаялся, нетренированный она человек; посему, решил привлечь в качестве зрительной помощи специалиста и старого знакомого Власа Копейкина, широко известного медвежатника, хоть и в полтора раза моложе Данилина. Молодой спец не сразу уяснил, что от него требуется, но согласился и время выискал. Спросил только, не понадобится ли от него чего-то более материального, инструментов, например. Но этого добра у Кузьмы имелось предостаточно. Хотя пуще всех наличествующих у Данилина приспособлений на черном рынке услуг ценились его руки, способные вскрыть самый хитроумный замок и удивительный слух, благодаря которому он проникал в самую суть любого механического сейфа. С электронными у домушника возникали понятные проблемы, но не привлекать же подельников к своей ювелирной работе. Мильтон всегда работал в одиночку. Ну, или так, как в этот раз.
      
      До места его доставило такси. Конечно, он велел доехать не прям до губернаторского дворца, остановился чуть в сторонке и там уже выгрузился.
      Домина губернатора располагалась в самой сердцевине города, возле екатерининских строений. И частью даже на месте одного из них - владетель области лично распорядился снести торговые ряды, чтоб воздвигнуть "Дом приемов" - как официально называлось это приземистое двухэтажное здание, созданное архитектором Заплечным в стиле рококо. Но только принимали в нем в основном на грудь - родственники, друзья, по крайности, коллеги по работе Мешкова-Торбина. То, что Данилин сотоварищи попал в сие строение, заслуга исключительно службы связи с общественностью - иначе никаких паралимпийцев, языковедов, скульпторов и просто незрячих за пушечный выстрел к дому не подпустили бы.
      Не за пушечный, ибо, как ни старался Мешков-Торбин, но отхватить даже клочка земли, и без того внесенной в фонд ЮНЕСКО, не смог. Посему "Дом приемов" не находился за забором под надзором недреманной стражи, а стоял, одним боком прислонившись к соседнему строению, а другим выходя на переулок Кима Филби. Именно туда и прибыл Данилин, там освободился от такси и вызвал Копейкина.
      - Иди еще метров сто прямо вдоль стены и не тряси так мобильником, - говорил онлайн-подельник, пристально вглядываясь в мельтешащую перед взором картинку с мощной фронтальной камеры. - Ты будто не мог навигатор включить.
      - Я и включил, да только он, зараза, потащил куда-то за город. Наверное, к особняку Мешкова-Торбина, тот-то куда примечательней.
      И верно, особняк, построенный в виде классической усадьбы девятнадцатого века, похожей на дом Шереметьевых, что в первопрестольной, находился посреди заливных лугов, полей и лесов общей площадью в десять квадратных километров. Обслуживали его около полусотни крепостных из стран ближнего зарубежья или с Европейской территории России - сибиряки славились бунташным нравом, а оттого в обслугу сиятельного губернатора никак не годились. "Дом приемов" в сравнении с постоянным местом жительства семьи Мешковых-Торбиных явно проигрывал, впрочем, это не значило, что внутри него отсутствовали ценности. Сам его подельник Копейкин не раз зарился на коллекцию живописи ранних авангардистов, включивших в себя и работы Джузеппе Арчимбольдо, но до сей поры не мог попасть внутрь. Теперь у него появилась возможность побывать внутри, пусть и без возможности хоть что-то потрогать руками - а хоть бы и для ознакомления с обстановкой.
      Заходить через парадный подъезд "Дома приемов" обоим показалось кощунственным. Тем более, что его охранял новенький цифровой замок, не совсем ясно, как открывающийся. А вот вход в людскую сторожил запор попроще, дисковый, пусть и известной немецкой фирмы, но поддавшийся усилиям Кузьмы с третьей отмычки. Камеры в самом переулке заблокировал на четверть часа Копейкин, благо, в этой области также снискал лавры. Теперь на съемке, если б та сохранилась, можно было увидеть, как Мильтон выбирается из такси и таинственным образом испаряется, телепортируясь в неведомые миры.
      Понукаемый подельником, Данилин вошел в небольшой закуток, где и разоблачился - для полной сохранности своих намерений он прибыл в длиннополом пальто и шапке; спрашивается, кто же в таком виде пойдет на дело? Переложив пакет из супермаркета в карман брюк, Данилин двинулся по коридору, поднимаясь в парадную залу. Феноменальная его память, способная воспроизвести обстановку помещения, где он уже тыкался в мебель и углы, подсказала, куда следует двигаться - дальше Мильтон шел, куда уверенней и без помощи Власа. Добрался до поста охраны на парадном входе, с помощью подсказок подельника, отключил систему слежения и охраны, благо, самой охраны в дни отсутствия губернатора в здании, не имелось. Мешков-Торбин был человеком рачительным, особенно, что касалось его кармана, из коего вахте и платили. И раз сейчас он пребывал в поместье, незачем здесь было его работникам прохлаждаться.
      - Ты хоть в курсе, где сейф находится? - не выдержал долгой паузы Копейкин. Кузьма помолчал еще немного, не то для пущего драматизма, не то огибая препятствие - но, наконец, изрек:
      - Более или менее.
      - То есть ты не видел...
      - Как, интересно, я увижу, по-твоему?
      - А куда ты тогда идешь?
      - В кабинет, разумеется.
      В тот памятный день несколько приглашенных получили от губернатора подарки: кто медали, кто денежные сертификаты - за особые заслуги перед городом и дарителем, видимо. Чета Данилиных не получила ничего, Прасковья потом долго и так сильно об этом сожалела, что потом стала выговаривать брату, мол, зря пришли. А слухач замечательно запомнил, что по каррарскому мрамору протопали подкованные ботинки с верхнего этажа, откуда-то издалека, ибо этот неприятный железистый звон он услышал много раньше торжественной раздачи ценностей. Вот и предположил.
      - Логично, - согласился и Копейкин, - Ты сейчас на лестницу? Она прямо перед тобой.
      - В курсе, ноги помнят.
      Данилин ловко забрался на второй этаж, но тут его ждала загвоздка, дверей в коридоре винно-красных тонов оказалось превеликое множество, при этом большая часть комнат за ними весьма походили на то расплывчатое понятие "кабинет губернатора", которое мысленно выстроилось в создании Мильтона. Пришлось обходить все или почти все, пока за картиной персоны Мешкова-Торбина, сделанной известным абстракционистом, медвежатник не обнаружил искомое. После чего Данилину и оставалось только положиться на свой тонкий слух и музыкальные пальцы.
      
      - Что-то я не слышу звуков грабежа, - наконец, произнес Копейкин, явно соскучившись.
      Мильтон же молчал, обратившись в слух. До его натренированных ушей донесся какой-то специфический звук, который он, покрывшись холодным потом, интерпретировал как наличие посторонних.
      - Не может быть, чтоб губернатор приперся так поздно, - затарахтел Копейкин. - Уже десять, он, поди, ужинать изволит. А после танцы и вист.
      - Помолчи!
      Теперь и до слуха Власа донесся странный звук, который обычно издает крадущийся человек, стараясь, чтоб его никто не услышал.
      - Похоже, во дворец еще кто-то припожаловал, - заметил Мильтон. - И явно не охрана.
      - Ты дограбил сейф? Да плевать, все равно выкатывайся.
      Он и поспешил на выход, несолоно хлебавши, да только в винном коридоре столкнулся нос к носу с другими домушниками, как назло, прибывшими поживиться в тот день и час, когда и Данилин. Судя по топоту, их заявилось двое: здоровяк с широким шагом и, очевидно, невысокого роста скороход, как мысленно его окрестил Кузьма, за частоту выбрасывания нижних конечностей. В последнего медвежатник и уперся, аккурат на выходе из кабинета.
      - Это еще что за номер? - поинтересовался скороход, вероятно, жестом подзывая дылду. - Глянь, кого я тут обнаружил.
      - Конкурент? Ты, мужичок, кто таков? И какого рожна приперся без очереди?
      А здоровяк, поди, еще и остроумец. Мильтон принялся объяснять, что и почему, но тут его перебил заслушавшийся разговоров Копейкин.
      - Давайте без базара, парни! - охолонул он соперников и подбодрил подельника. - Вы за чем припожаловали?
      - А это еще кто в мобильнике?
      - Ты в курсе, с кем разговариваешь!?
      Стоило только Копейкину представиться, как наступило столь долгое и немного шумное молчание, что Мильтон решил, будто перед мобильником пали ниц. Говорившего немедля узнали, стали извиняться, шаркая подошвами по мрамору. Скороход, выдвинувшись вперед, начал сбивчиво объяснять: поступил наказ от самого вора в законе по прозвищу Аршин напомнить Мешкову-Торбину, что тот прилично должен, а для этого взять пару-тройку картин из коллекции в качестве предварительного расчета.
      - Вот уж никогда бы не подумал, что барин окажется должен.
      - Это святой, карточный, долг, - пояснил скороход. - Недавно в буру? проигрался, а отдавать не спешит. Вот Аршин и приказал напомнить.
      Копейкин поинтересовался, что именно они взяли. Оказалось, немного: две пастели Лактионова из тех, что Влас сам мечтал увести, плюс натюрморт Машкова. Пока Копейкин разглядывал полотна через камеру телефона, другой мобильник пронзительно затрезвонил.
      - Хозяин, - произнес здоровяк, поднося к уху скорохода сотовый. Тот приник к устройству. И не успел Влас и слова молвить, как в подробностях разболтал Аршину, отчего вдруг в работе подопечных произошла серьезная заминка. Тот приказал включить громкую связь.
      - Вот что я решил, - отчеканил самый главный вор. - Вы сейчас мне все добро из сейфа мило положите в мешок и свалите подобру-поздорову. Влас, ты мне ничего не должен, просто отключайся и забей, а ты... Мильтон, так? Вскрывай сейф и радуйся. А вы, недотепы, присматривайте за ним, пусть слепец, но может чего себе заграбастать.
      - Но, шеф, он нам сейф вскроет...
      - Тихо тут! Я сказал, а вы исполняйте. Влас, всего хорошего.
      - Аршин, погоди, не по-людски это, - тут же запротестовал Копейкин. На что вор только хмыкнул, приказав поднять мобильник так, чтоб видеть собеседника. Странное зрелище вышло: два человека замерли в нелепых позах и протягивали руки с сотовыми друг навстречу другу, пока звонившие им общались между собой. Впрочем, подобное продолжалось недолго: Аршин отдал приказ, и верзила тотчас попытался заключить в медвежьи объятия Данилина, тот едва сумел увернуться. Отключив мобильник, здоровяк взревел и, замахав фонарем, бросился за слепцом. Вот только бегать в коридорной тьме сподручней оказалось незрячему, для которого дорога ощущалась, а не виделась в мельтешении. Мильтон остановился возле самой лестницы, впопыхах едва не сделав лишний шаг, затем приказал телефону выключиться, лишив нападающего последнего преимущества, видеть Кузьму он не мог более. А в последний момент попросту шагнул в сторону, поставив подножку.
      Дылда с грохотом устремился вниз по лестнице, старательно пересчитывая ступени. Мильтон обернулся.
      - Слышь, скороход, ты один остался, - довольно изрек Кузьма. - Давай испытаем, как хорошо ты дом знаешь. Попробуй меня поймать, ну?
      Мелкий сдался сразу. Не исключено, поднял руки, жаль, Кузьма этого не видел.
      - Все, мир, мир, - застрочил он. - Я тебе и выбраться помогу и все, что хочешь, сделаю. Только с сейфом помоги. А я Аршину скажу, что все по его указанию сделано.
      
      Обратно его вели, натурально, под руки. Оба подельника, особенно, спущенный с лестницы, расстарались, чтоб Данилину было удобно перемещаться во дворце, и хотя ноги и так помнили дорогу, Кузьма возражать не стал. Всегда приятно, когда за тобой ухаживают из вполне заслуженного уважения. Впрочем, с Копейкиным он тоже не расставался, Влас все еще находился на связи.
      Когда он облачился в пальто, оставленное в каморке, до обостренного слуха Мильтона донесся близкий перестук каблуков. А после он понял, что замок в людскую осторожно вскрывается. Данилин растерянно обернулся. Соратники его сориентировались мгновенно, распахнув дверь, тотчас втащили внутрь дамочку на шпильках и ее худосочного подельника.
      - Да как вы смеете? - возмутилась она. - Я представитель Третьяковской галереи, этот ваш Мешков-Торбин три года как взял из наших запасников картины для выставки, а взамен прислал подделки.
      - Что-то я не припомню никакой выставки, - тут же влез Копейкин. Дамочка глянула на мобильник, немедленно поднятый на уровень лица Данилиным. Досадливо куснула губу.
      - Да тут такое дело, - замялась она. - Выставка была для очень узкого круга господ потенциальных меценатов. Неважно. Нам надо вернуть захваченное и побыстрее.
      - Побыстрее, а почему?
      Дамочка немедля подобралась.
      - Вы что, телевизор не смотрите? Президент выступал, сообщил, что с завтрашнего... сегодняшнего утра вводятся карантинные ограничения на передвижения граждан. Все обязаны ходить только в продуктовые магазины, по крайности, на выгул собак и в масках и перчатках. Иначе штраф. Вас это тоже касается.
      Означенные атрибуты гардероба дамочка немедленно продемонстрировала, вызвав недовольное хмыканье уходивших.
      - Что за картины у вас отобрали во временное пользование? - поинтересовался скороход.
      - Несколько супрематических полотен Малевича и его учениц - Ольги Розановой и Любови Поповой, - и поскольку все задумчиво молчали, перебирая в памяти увиденные ранее полотна, поспешила с пояснениями: - Белые холсты с разными кругами, прямоугольниками всех цветов радуги.
      - Ах, да, "Автопортрет в двух измерениях", - тотчас вспомнил дылда. - Вниз и влево, в служебных помещениях. Видел его, пока вниз по лестнице спускался, - пояснил он удивленным напарникам.
      - Вот ведь, даром не нужны, а не отдает, - фыркнула дама, позвала худосочного подельника и двинулась в нужном направлении. Проводив ее взглядом, остальные выбрались на свежий воздух, после чего сердечно распрощались.
      
      Ольга БЫКОВА
      
      ОДНИМ ЛЕТНИМ
      ПРЕДРОЖДЕСТВЕНСКИМ ДНЕМ
      
      Хотел бы я знать, зачем звезды светятся. Наверно, затем,
       чтобы рано или поздно каждый мог вновь отыскать свою.
      Антуан де Сент-Экзюпери
      
      За помутневшим стеклом витрины, по выбеленному солнцем асфальту промчалась орава местных мальчишек, толкая перед собой пустую продуктовую тележку. Её стёртые колёса то и дело норовили слететь с осей, от чего тележка тут же подпрыгивала и под восторженное улюлюканье ребятни громогласно приземлялась на землю.
      - Черт знает что творится! Скоро весь наш маленький Кентвиль по кирпичику разберут, - недовольно пробурчал Мистер Сандерс, после чего заботливо поправил лежавшую на прилавке рыбу и, обтерев руки о фартук, достал из-за кассы старую, с потертыми углами тетрадь.
      "Джо Янг со своей шайкой украл из магазина тележку. Довести до сведения офицера Уокера, - записал он и, покосившись на висевшие на стене часы, добавил: - 10 августа, 2015 года, 9.40 утра".
      Старик хотел перечитать сделанную им запись, однако, заметив показавшегося в дверях покупателя, отложил тетрадь в сторону.
      Мальчуган лет восьми, в потрепанной соломенной шляпе, скорее походившей на забытое птичье гнездо, и с чёрным скотч-терьером на плетёном матерчатом поводке перешагнул через порог и, подойдя к прилавку, поздоровался:
      - Доброе утро, Мистер Сандерс!
      - Овертон, сколько можно тебе говорить, чтобы ты не таскал своего блохастого пса ко мне в лавку. На дверях ведь ясно написано "Вход с животными воспрещён". Для кого я это повесил? - недовольно пробухтел старик, в ответ на что пёс сразу же попятился назад и жалобно заскулил.
      - Мело не блохастый, мы его раз в месяц с шампунем моем. - обиделся Овертон. - Он просто не хотел один на улице оставаться, вот я его и привёл с собой. Не ругайтесь, пожалуйста, Мистер Сандерс, - его загорелое, щедро сбрызнутое веснушками лицо расплылось в виноватой улыбке.
      - Ладно. Только смотри, это в последний раз,- смягчился старик.
      - Клянусь новым отцовским доджем, что в следующий раз Мело будет ждать меня за дверью, - радостно выпалил мальчуган и обратившись к псу, добавил: - Слышишь, Мело, мы с тобой поклялись. Теперь это дело чести!
      Пес понимающе лизнул хозяину руку и, присев на задние лапы, звучно тявкнул, как это умеют делать лишь чистокровные шотландские терьеры, для которых дело чести далеко не пустой звук.
      - Тебя мама за рыбой послала? - поинтересовался Мистер Сандерс. - У меня сегодня просто отменные палтус.
      - Нет, мама не знает, что я здесь. Я к вам по личному делу, - Овертон перешел на заговорщический тон, - только пообещайте, что никому не расскажете.
      Старик одобрительно кивнул в ответ.
      - У меня есть машина времени, - ошарашил неожиданным заявлением мальчик, - самая, что ни есть всамделишняя машина времени, она мне от дедушки досталась. Он говорил, что в ней можно отправиться в прошлое.
      - А я тут при чем, позвольте узнать? - удивился Мистер Сандерс.
      - Так я хочу её испытать. Только на мне она почему-то не работает. Думаю, что я для неё слишком мал, а вот вы будете в самый раз. Я кроме вас больше никого из... - Овертон замялся, подбирая слова.
      - Из стариков, - язвительно перебил его Мистер Сандерс, - я правильно тебя понял?
      - Можно и так сказать. Понимаете, из ваших я больше никого хорошо не знаю. Разве, что нашего почтальона, Мистера Чарли, но он на это не пойдёт. Уж больно он стал странным в последнее время. Даже газеты перестал мне в руки отдавать, говорит, будто я их прячу и родителям не отдаю, а на самом деле это он сам их по ошибке нашим соседям относит.
      - А почему ты решил, что я соглашусь?
      - Мне показалось, что раз вы были другом моего деда, то не сможете мне отказать.
      - Резонно. Ну и хитёр же ты, брат, ничего не скажешь. Мы с твоим покойным дедушкой Сэмом, действительно, когда-то были лучшими друзьями, даже за одной партой сидели. Только придётся тебе поискать другого подопытного старика для своего эксперимента. К тому же не хочу тебя расстраивать, но машины времени не существует.
      - А спорим, что существует! - загорелся Овертон. - На сто долларов, спорим?
      - Я на деньги с детьми не спорю. Ты ведь у родителей их возьмешь, а это будет нечестно по отношению к ним.
      - Тогда давайте спорить на что-нибудь другое, - не унимался Овертон. - К примеру, я бы мог целую неделю помогать вам в лавке, если проиграю. А если выиграю, то вы мне дадите сто долларов и ещё две дюжины леденцов. По рукам?!
      - А давай! Мне здесь помощь не помешает, - неожиданно согласился Мистер Сандерс. - Труд - дело благородное. По крайней мере, может, не будешь, как Джо Янг ерундой заниматься и тележки из магазинов воровать.
      - Тогда договорились, - обрадовался Овертон, - приходите ко мне сегодня вечером. Только, чур, никому не проболтайтесь.
      - Мне вообще-то в полицейский участок надо было забежать, но ради такого дела я, пожалуй, это отложу. Только, если ты проиграешь, пеняй на себя, у меня в лавке работы непочатый край.
      - Само собой! - уверенный в своей неминуемой победе, Овертон дернул пса за поводок и поспешил к выходу. - Держитесь, Мистер Сандерс, сегодня я вам докажу, что машина времени существует взаправду! - бросил он, выходя из лавки.
      
      ***
      На улице начинало смеркаться. C океана повеяло морской прохладой и заморосил дождь. Поеживаясь от холода, Мистер Сандерс подошел к красному дощатому домику на углу Форесхилл и Хенри-стрит и, поднявшись на его крыльцо, несколько раз постучал в дверь. В доме послышались шаги, отчаянный лай Мело, которого, по всей видимости, сразу же закрыли в одной из комнат, после чего дверь распахнулась и на пороге показалась невысокая молодая женщина в цветастом халате.
      - Мистер Сандерс! Рада вас видеть! - ничуть не удивившись его появлению, сказала она.
      - Здравствуй, Марта! Я к твоему сыну на полчасика, если ты не возражаешь.
      - Конечно, проходите, пожалуйста!
      Старик вытер ноги о коврик и вошёл в дом.
       - Овертон сказал, что вы хотите взять себе на память кое-что из вещей моего покойного отца, - продолжила женщина. - Буду рада, если они сослужат вам добрую службу. Правда, я уже многое успела раздать соседям, но кое-что все-таки осталось.
      "Вот же маленький хитрец, целую легенду придумал. Я бы до такого не додумался", - улыбнулся про себя старик, поднимаясь вслед за хозяйкой на второй этаж.
      - Сейчас Овертон как раз в спальне моего отца. Так что, пожалуйста, не стесняйтесь и проходите прямо к нему, а мне, если вы не против, нужно вернуться на кухню, - приглашающим жестом она указала в сторону распахнутой двери в конце коридора и тут же удалилась.
      Дождавшись, когда мать спуститься на первый этаж, Овертон поплотнее захлопнул за гостем дверь и шепотом произнёс:
      - Как думаете мама о чём-нибудь догадывается?
      - Думаю, нет. А нам обязательно говорить шепотом?
      - Конечно, это же часть конспирации. Если родители узнают, что мы с вами затеяли, то нашему эксперименту крышка. Они мою машину времени в два счёта на свалку выкинут. Взрослые ведь ничего не понимают в вещах. Сдувают пыль с бесполезного хлама, а при виде сокровищ морщат нос.
      - Уговорил, показывай мне свою машину времени, - Мистер Сандерс с любопытством огляделся вокруг. Кроме старой, застеленной серым поплином кровати, платяного шкафа, письменного стола, доверху заваленного стопками бумаг, и огромного сундука, укрытого скатертью, в комнате больше ничего не было. - Ну, и где твоя машина?
      Мальчик подошел к сундуку, как заправский факир, сорвал с него скатерть и торжествующе воскликнул: "Вуаля!".
      - Вот это да! - старик в замешательстве опустился на край кровати. - Неужели это она? Это же наша шхуна. Даже не верится, что Сэм её сохранил. Понимаешь, когда нам с твоим дедом было примерно столько же лет, сколько тебе сейчас, мы любили играть в пиратов. А этот сундук был нашей пиратской шхуной. Смотри, тут даже есть наши инициалы, - Мистер Сандерс провел пальцами по вырезанным на покатой деревяной крышке буквам БС и СК - Билли Сандерс и Сэм Картер, - пояснил он, - А это наша "Молния".
      - Никакая это не "Молния", а машина времени, - обиделся Овертон. - Дед говорил, что с помощью неё можно попасть в прошлое. Он никому не разрешал к ней прикасаться, даже мне.
      - И правильно делал. Эта вещь бесценна, по крайней мере для нас, - вздохнул Мистер Сандерс, - Ладно, давай начнём твой эксперимент, пока я не передумал. Говори, что надо делать.
      Думаю, нужно в него залезть и закрыть глаза, - последнее условие Овертон придумал на ходу и очень обрадовался своей находчивости.
      - Старик распахнул крышку сундука и, с трудом перекинув сначала одну, потом и другую ногу, забрался внутрь.
      - Не забудьте закрыть глаза, - с серьезным видом, напомнил Овертон.
      Старик зажмурился, и в комнате воцарилась полная тишина. И тут он ощутил, будто Время исчезло. Не ускакало вперёд, не попятилось назад, а именно исчезло, растворилось, смешалось с пространством, став с ним единым целым. Возможно дело в сумраке, окутавшем комнату, или в сверчке, притаившемся за кроватью и решившем проявить себя в самый неподходящий момент. Неизвестно. Но старику, показалось, что в тот момент всё смешалось. Прошлое и настоящее воссоединились, и в комнату ворвался запах мятного зефира, мармелада и имбирных человечков, которые родители привозили ему с Рождественской Ярмарки в Галифаксе. И вон он, уже семилетним мальчишкой бежит по заснеженной дорожке зажав в руке кулёк с рождественскими сладостями, чтобы угостить ими друга. Под ногами скрипит только что выпавший снег, нос заледенел, мороз щиплет руки даже через варежки, но он, Билли Сандерс, чувствует себя абсолютно счастливым.
      - Мистер Сандрес, с вами всё в порядке? - внезапно раздался голос Овертона, и старик вновь ощутил себя в этом странном, вечно ноющем теле.
      - Да, всё хорошо, - протянул Мистер Сандерс, после некоторой паузы, смахивая со лба проступившую испарину, - немного задумался, вот и всё.
      - Уфф, - выдохнул мальчик, - Просто у вас было такое выражение лица, что я уже подумал, что вы... это... ну, сами понимаете...
      - Понимаю, чего тут непонятного. Молодежь почему-то думает, что единственное, на что мы способны, так это отдать Богу душу в самое неподходящее время, - рассмеялся Мистер Сандерс.
      - Жаль только, что эксперимент не удался. Я так надеялся, что ящик испарится хотя бы на минуточку, - расстроился Овертон. - Но вы не думайте, я своё слово сдержу. Только скажите, когда приступать к работе.
      - Зачем? Ты что-то путаешь, малыш, это я должен тебе сто долларов и две дюжины леденцов.
      - Как? - удивился мальчик, - ведь машина не работает. Жаль, я так мечтал когда-нибудь стать настоящим путешественником во времени.
      - Она работает, только не так как ты предполагал. И даю тебе слово, что у тебя обязательно будет возможность попутешествовать в прошлое, только для этого придётся тебе немного подождать. Лет этак сорок, а может, и семьдесят. И машина времени у тебя будет другая, своя. А эта, - Мистер Сандерс кивнул в сторону сундука, - эта машина времени работала только для твоего деда, ну и, как выясняется, для меня.
      
      
      
      
      Евгений ДОБРУШИН
      
      БУРАТИНО
      
      ...Сторож ли я брату своему?..
      Библия
      
      Как этому говнюку везло сегодня в покер!..
      И вот ведь хитрец! Сначала уговорил меня играть на спички, а потом все это переросло в круглую сумму в тысячу шекелей!
      Да это треть моей пенсии!
      Скотина!
      Сам живет на шикарной вилле в Кейсарии, а с меня, своего несчастного старшего брата, содрал такие деньги! Нет у человека никакой совести!
      Элиэзер, наш младшенький, обласканный мамочками и папочками, всю жизнь купался в славе и любви. Еще бы! Гений! Вундеркинд! В год начал разговаривать, в три - читать, в пять уже владел шестью языками, а когда пошел учиться в школу, ему было скучно на уроках, так как он знал весь курс математики и английского с ивритом вплоть до пятого класса.
      В пятнадцать лет он уже окончил Тель-Авивский университет и стал делать докторат на кафедре физической биологии. Профессор в 15 лет! Вы себе такое представляете?!
      Я же был обыкновенным лузером - еле-еле окончил школу, потом - армия (джобником), потом работа в охране. И так - до самой пенсии. Бабы смотрели всегда сквозь меня, как будто я - пустое место, а Элиэзер менял подружек каждую неделю. Он и детей наделал с десяток - три раза был женат, и от каждой жены у него по несколько детей. И денег он зарабатывал - уйму! А как же! Ведущий биофизик Израиля, автор "эликсира молодости", лауреат Нобелевской премии по биологии... Тьфу!
      Да, это благодаря ему, я сейчас выглядел на двадцать лет, в свои семьдесят пять... Хорошо еще, что не отменили пенсионный возраст (из-за всеобщего омоложения населения), иначе я до сих пор торчал бы на какой-нибудь стройке!
      А недавно, ко всему прочему, этот урод выиграл 50 миллионов шекелей в ЛОТТО и купил себе виллу в Кейсарии.
      И, несмотря на все это, он у меня сегодня наглым образом выиграл в покер треть моей пенсии! И черт меня дернул садиться с ним играть! Он же везунчик! Не иначе продал душу дьяволу...
      Я чуть не плакал, отсчитывая ему свои жалкие шекели...
      - Буратино, - сказал он мне. - Забери деньги! Я тебе прощаю проигрыш!
      Буратиной меня звали в шутку. Еще в детстве я посмотрел сказку "Приключения Буратино" на видео (тогда в ходу еще были оптические диски) и всех "достал" своей мечтой найти такой "Золотой Ключик", который может открыть дверь в чудесную страну - богатую, красивую, безопасную и счастливую. Чтобы ни арабов, ни террора, ни безработицы, НИ-ЧЕ-ГО! А только шикарная безбедная жизнь, красивые, легкодоступные девушки (это уже потом добавилось), много сладостей, игрушек и всего чего только душа пожелает. Вот меня и прозвали этим мальчиком с "золотым ключом" - Буратиной! А так звали меня Юваль Раппопорт. Наши с Элиэзером родители приехали в Израиль из России в 1995 году еще подростками. В 2000-м они познакомились. В 2003 поженились. А еще через год родился я. Потом Элиэзер. Ггг-г-гад...
      - Слушай, ты! - я был готов разорвать его. - Сначала ты меня раскручиваешь на круглую сумму, а потом "благородно" прощаешь долг?! Да пошел ты!..
      - Буратино, не кипятись! Ну, так вышло... Я не виноват...
      - Знаем мы тебя! Тебе всегда везло! И в жизни, и с бабами, и с деньгами! Нет, ну почему - кому-то все, а кому-то - хрен с маслом?
      - Послушай, Юваль! Ну, кончай уже мне завидовать! И тебе когда-нибудь улыбнется счастье...
      - Хрена с два оно улыбнется! И ты это знаешь лучше меня!
      - Надежда умирает последней!
      - Я тебе сейчас по морде дам!
      - И получишь такую отдачу - мама не горюй. Ты меня знаешь...
      Да. У братца был черный пояс по карате...
      - Ладно. Давай сюда обратно мои деньги, и я пошел...
      Элиэзер вернул мне пачку стошекелевых купюр, и я уже собрался уходить...
      - Буратино! - вдруг позвал меня он.
      - Перестань меня называть этой дурацкой кличкой! - взвился я. - Меня зовут Юваль! Понял? Ю-валь!
      - Хорошо, хорошо... Юваль, у меня для тебя есть сюрприз...
      - Какой еще сюрприз? - спросил я недоверчиво.
      - Я хочу тебя поздравить.
      - С чем?
      - Твоя мечта сбылась!
      - Какая мечта?
      - О "Золотом Ключике" и "Чудесной Стране"...
      - Ну, ты сволочь...
      - Честно! Вот, за этой дверью - коридор в волшебную страну. Я построил подпространственный туннель, ведущий прямо из моей виллы в параллельный мир, где все идеально - именно так, как ты хотел!
      - Это - на Тот Свет, что ли?
      - Не остри! Это наука, брат! Я за это скоро тоже Нобелевку получу. Вторую. Только, на этот раз, не по биологии, а по физике.
      - Врешь!
      - Клянусь! И я предлагаю тебе сегодня экскурсию в этот мир.
      - Ты серьезно?!
      - Абсолютно! Вот за этой большой картиной (он указал на огромный холст на стене) - дверь, которая и ведет в тот мир. Открываешь ее вот этим золотым ключом и...
      Он протянул мне ключ, - настоящий, золотой, тяжелый такой, большой, прямо как в том фильме, - и указал на репродукцию картины Айвазовского "Девятый вал", которую нарисовал наш отец...
      - Не может быть!
      - Там - скрытый механизм приводится в движение, - пояснил он. - Золото нужно для высокой электропроводимости.
      - Прямо, как в сказке! - ошарашено пролепетал я.
      - Ну, знаешь, как пели наши бабушки и дедушки: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!" Так что - я верен заветам предков.
      - И я смогу попасть в этот мир?
      - Конечно! Причем, ты будешь там вторым, после меня!
      - А что, ты там уже был?
      - Разумеется... Слушай, там такие бабы! А-фи-геть! А жратва! А природа! И все - на полную халяву! Прикинь?.. И БЕЗ ПРЕДЕЛА!
      - Так это же Рай!
      - Именно! Все думали, что он на Том Свете, а он - здесь! Прямо здесь! За этой дверью, прикинь? Ну, на самом деле, это параллельный мир... Ну, слышал, о теории Эверетта?
      - Нет...
      - Неважно... В общем - там, у них, не просто коммунизм, а настоящий Рай! Причем, там такое изобилие, что хватит всем и еще останется. Короче - "Каждому по потребностям!"
      - А я думал, что это утопия...
      - Индюк тоже думал... Там общество без идеологии. В отличие от коммунизма. Там просто общество ТОТАЛЬНОГО ИЗОБИЛИЯ.
      - А это возможно?
      - Ну, если бы население Земли само собой, в результате грамотной политики рождаемости, уменьшилось раз в сто, то возможно. Сто миллионов человек вполне могут жить в роскоши.
      - А остальные?
      - Остальные просто не родятся. Я же говорил - грамотная политика контроля рождаемости.
      - А, понятно...
      Хотя я не понял ровно ничего. Ну да ладно...
      - А на каком языке там говорят?
      - Как и у нас - на самых разных языках. Там, куда мы попадем, будут говорить на иврите.
      - Почему?
      - Потому что там - Израиль. Но можно, теоретически, отсюда попасть в любую точку ТОГО земного шара: в США, Европу, Россию, Африку... Куда захочешь. И везде одинаковое изобилие. Ну, там только небольшие культурные различия. А так - все у всех есть.
      - А там тоже - планета Земля?!
      - Разумеется! Я же говорю - ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР!
      - Ни фига себе!
      - Ни фига себе, а всем - дофига!
      - Ну, это тебе так. А я бы там и остался...
      - Так нет проблем! Прошу!
      - А прописка, паспорт, документы - там не нужны?
      - Никакой бюрократии! В раю нет бюрократов!
      - Красота! Так! Открывай эту дверь, и пошли!
      - Сам открой! Ты же Буратино! Вот тебе Золотой Ключик, вот - Волшебная Дверь за Холстом. Снимай холст, открывай дверь - и по коридору - в Блистающий Мир!
      Дрожащими руками я взял у него ключ и направился к папиной картине. Аккуратно снял картину с гвоздя и...
      За нею и в самом деле была дверь! Обычная дверь, с замочной скважиной и медной ручкой. Не помню, видел ли я эту дверь раньше... Похоже, ее раньше не было... Значит, это не розыгрыш!
      Я вставил ключ в замочную скважину.
      - Теперь поверни его три раза! - сказал брат.
       Я повернул...
       И дверь открылась...
      За нею был черный коридор, ступенями уходивший вниз. Я шагнул вперед...
      Элиэзер, ухмыляясь, шел за мной. Он был явно очень доволен произведенным эффектом.
      Вскоре мы вышли к другой двери. Я одним движением распахнул ее...
      Яркий ослепительный свет рванул из нее в темный мрак тоннеля (пусть и не такого длинного, как в фильме, но очень похожего).
      И вот...
      Это было потрясающе!
      Вокруг были дворцы, настоящие дворцы потрясающей красоты и изысканности! Природа поражала своим богатством и чистейшим воздухом. Вокруг текли искусственные ручьи и били фонтаны. Вдалеке были видны каналы, по которым плавали прелестные лодочки с влюбленными парочками. Впрочем, влюбленные были здесь повсюду: юные и прекрасные парни и девушки ходили совершенно обнаженные и все время обнимались и целовались. Некоторые в открытую занимались любовью, причем в самых разных форматах - тут никто не смотрел кто какой ориентации и что и как делает. Любовь, секс, изобилие... При этом - ни толстых, ни худых, все красавцы и красавицы... Ну, сказка!
      К нам тут же подошла группа молодежи и увлекла нас за собой. И вот уже то, чего я ждал, о чем мечтал всю жизнь: жаркие женские тела, бесстыдно отдающиеся моим ласкам, с восторгом в глазах и без малейшей корысти! А зачем?! В этом мире не было корысти вообще! При таком тотальном изобилии она не имеет смысла - у всех все есть!
      Через три часа, когда я уже вымотался полностью и готов был повалиться спать прямо в траву, Элиэзер мне сказал:
      - А знаешь, Буратино, ведь я тебе наврал про коридор и дверь...
      - Как это?
      - А так! Только золотой ключ был настоящий. Но мой эксперимент закончился блестяще!
      - Что ты несешь? Какой эксперимент? Другой какой-то?
      - Да.
      - Не понял...
      - Все дело в этом газе...
      - В каком газе?
      - Знаешь, почему ты сегодня проиграл мне в покер?
      - Почему?
      - Потому что мне крупно везло...
      - Об этом я уже догадался, - сыронизировал я.
      - Но это везение - не от Бога.
      - Я так и думал! От Сатаны, да? Ты продал душу Дьяволу?
      - Дурак ты, братец! При чем тут Дьявол?! Я изобрел особый газ. Похожий на газ из одного фантастического рассказа... Не помню кого... То ли Лема, то ли еще кого...
      - И что это за газ?
      - Он активизирует воображение. Так, что человек начинает верить во все, чего он хочет. И это сбывается!
      - Наяву? Или в его воображении?
      - Наяву, в том-то и дело! В этом различие между газом в том рассказе, и моим. Там только им КАЗАЛОСЬ, что это в реальности, а здесь это происходит наяву...
      - Кому "им"?
      - Ну, какой ты тупой! Героям того рассказа!
      - Не читал...
      - Ладно, Бог с ним... Короче... "Матрицу" смотрел?
      - Ну, смотрел...
      - Так вот! Наш мир - и есть такая матрица. Матрица сознания Творца. И если мы сильно во что-то поверим, то на эту матрицу можно воздействовать, меняя ее по своей воле.
      - То есть, наперекор Богу?
      - Ну да! Теперь мы с тобой - как боги! Вот, ты, например, создал этот мир, в котором мы сейчас находимся. Клевый мир ты создал, братец! Поздравляю! Ты - гений!
      - Это ты гений...
      - Это само собой...
      - А другие сюда могут попасть?
      - Конечно! Ведь дверь там открыта! И газ все еще в комнате...
      - А где он хранится?
      - В маленьком розовом баллончике. Он стоит у меня под столом, за которым мы играли в карты. Я и окна тогда все закрыл, и двери. Чтобы газ не улетучивался. Его совсем немного надо. Пару грамм на кубический метр обычного воздуха. Это пока - единственный экземпляр. Экспериментальный. Но скоро он будет доступен всем! Представляешь?! Мы все - все человечество - сможем создавать себе миры по вкусу, менять реальность, создавать целые вселенные - идеальные, прекрасные, какие захотим!
      - А если это попадет в руки какому-нибудь негодяю? Маньяку? Убийце, террористу, исламскому фанатику?
      - Так надо сделать, чтобы оно ему в руки не попало! Для этого и существует правительство, спецслужбы и полиция.
      - Ты очень наивен, Элиэзер! Даже атомную бомбу не удержали в "одних руках", а уж такую фигню, как твой газ...
      - Это не фигня!
      - Извини. Я не хотел тебя обидеть...
      И тут у меня созрел план...
      - А что это за небоскреб там, неподалеку? - как бы между делом спросил я братца.
      - А черт его знает! Я его не строил...
      - Я тоже. Пошли, посмотрим: интересно, как все это выглядит с высоты.
      - Ты хочешь залезть на крышу здания?
      - Ну да! Посмотрим на мой мир с высоты птичьего полета!
      - Ну, пошли...
      Вскоре мы были на месте. Поднявшись на лифте наверх, мы вышли на крышу...
      Да, вид отсюда был шикарный...
      Аж дух захватило!
      Но не за видом я сюда пришел...
      Вообще-то, решиться на такое мне было непросто. Хоть я и ненавидел с детства своего братца, но не до такой же степени!
      Но...
      Надо было!
      Я не хотел, чтобы, кроме меня, в мой мир кто-то мог проникнуть. Да и человечеству этот газ не пошел бы на пользу. Как я думаю...
      В общем, я сбросил своего братца с крыши.
      Красиво он летел!
      А я быстро спустился вниз и, обогнув толпу зевак вокруг трупа Элиэзера, быстро пошел обратно - к заветной двери. Я четко запомнил по пути сюда, откуда мы вышли. Дверь была в стене дома. Я ее нашел и вернулся по коридору обратно на виллу брата. Закрыл за собой дверь тем же "Золотым Ключом" и стал искать баллончик с газом.
      Так и есть!
      Он стоял под столом. Я открыл его, выпустил остатки газа в воздух, потом распахнул все окна и тщательно проветрил помещение.
      Ну, вот и все! Пора назад...
      В Блистающий Мир...
      Я вставил золотой ключ в замочную скважину и повернул его три раза...
      Отрыл дверь.
      За ней...
      За ней была сплошная стена.
      
      
      
      
      
      Дарья СТРАННИК
      
      СИНЕКУРА
      
      Ужасно не люблю принимать гостей дома. Удовольствие на пару часов, а приготовления занимают несколько дней. Все эти уборки, покупки, готовки и суета по мелочам: затетрисовать три дюжины пар туфель в шкаф, спрятать подальше антицеллюлитный массажёр, собрать разбросанные глянцевые журналы и положить на видное место умную книжку с закладкой между первых страниц - отличный приём, чтобы избежать лишних вопросов к содержанию.
      Предпочитаю встречаться с друзьями в кафе и ресторанах - разнообразие и никакой грязной посуды. Поэтому считаю произошедшее со мной личной подножкой судьбы-садистки.
      Все, кому нужно, знали, что каждые три месяца Толик меняет любовниц, причём по системе блондинка - рыжая - шатенка - брюнетка. Редкостный индивидуум, совмещающий два ценных свойства: отсутствие пристрастий к извращениям и феноменальную щедрость.
      Ясное дело, кандидатки стояли очередь, но, в отличие от многих, я никогда не полагалась исключительно на неотразимую внешность, а обладала рядом других талантов, в том числе - организационным. Именно он позволил мне сблизиться с Толиком, как только пришло время для рыжеволосых, обогнав целую орду частично крашенных конопатых конкуренток.
      Три месяца пролетели быстро, время провела я более чем приятно и не отказалась бы остаться, где была, но у Толика имелись принципы, а у меня - гордость. На прощание он завёл речь о вознаграждении, предлагая машины и виллы, украшения и акции. Было приятно удивить его.
      - Я хочу работу. - И подробно описала основные моменты.
      - Понимаю. Что же, свободных вакансий такого рода сейчас нет, но это поправимо.
      Толик связался с кем-то, кто позвонил куда-то, где выписали что-то... В общем, в течение одной недели я превратилась в менеджера по встрече интерпланетных посетителей с альтернативой теоретического повышения на межгалактический уровень. Важная деталька: земляне, конечно, в меру своих возможностей искали разум во вселенной, но на момент моего назначения поиски успеха не принесли, и никаких посетителей с других планет не ожидалось. Повышения, правда, тоже, но это не особо меня удручало. Я оказалась частью закрытого привилегированного общества, что открывало мне доступ к самым престижным вечеринкам страны. Получала ежемесячно сумму, которую не успевала потратить до следующей зарплаты. График работы был более чем гибким. Гриф секретности освобождал от необходимости рассказывать кому-либо подробности моей деятельности... или отсутствия таковой.
      - Синекура, - сказал Толик.
      Я погуглила - точно, она.
      И оставалась бы такой до моей пенсии, если бы не какой-то рьяный работоголик, достучавшийся до разумной цивилизации на планете с непроизносимым названием.
      Тут-то и выдался праздник на улице всех завидующих, хочущих-да-немогущих. Сказали организовывать встречу.
      А то, что я понятия не имею как и даже по земным меркам хозяйка негостеприимная, это безразлично.
      - Для всех ситуация новая. Тебе за это платят.
      Даже уволиться не дали, потрясая какими-то подписанными, но нечитанными мной бумажками. Только один очкарик попытался образумить коллег:
      - Да, может, ну её, дуру? Запорет ведь всё нафиг. И будут нам межпланетарный кризис, война и уничтожение человечества!
      - А вот ты и присмотришь, чтобы всё было на уровне, - ответили и, печать - здесь, подпись - там, определили умника мне в помощники. Тут-то он и взвыл под грузом ответственности, но пощады не дождался.
      - Времени зря не теряйте. А то сами знаете: межпланетный кризис, война и уничтожение человечества...
      Вот так синекура! Но во мне проснулся азарт: не люблю гостей принимать, да, но не значит, что не умею! Устрою приём по высшему классу и спасу человечество! И, чувствуя себя, как минимум, супервумен, бросилась с головой в приготовления.
      Связиста, вышедшего на контакт, штурмовали толпой: один велел спросить про технологии, другой - про развитие медицины, а я - какую музыку любят ожидаемые гости. На следующий день опять осаждали кабинет: геолог просил привезти какие-то пробы, зоолог молил описать виды животных на той планете, а я выпытывала кулинарные предпочтения визитёров.
      Хорошо хоть, бюджет предоставили щедрый, правда, из-за секретности много помощников нанять не получилось. Пришлось не только приказы раздавать, а и самой мотаться по городу, разыскивая нужное. Архитекторы в постоянной войне со службой безопасности совместно превращали один из ангаров космодрома в первый межгалактический отель. Одна фирма по нашему специальному заказу ткала ковровую дорожку с мудрёным узором. Поставщики экзотических фруктов доставляли ящики ананасов и манго. Оркестр разучивал дико звучащую композицию - гимн наших гостей. Столяры изготавливали особенную мебель - из-за низкой гравитации пришельцы были на порядок больше и тяжелей землян. Я и мой помощник спешно разучивали азы языка пришельцев.
      Сам приём прошёл как в страшном сне. Все важные присутствовать обязательно хотели, но не в первых рядах. Как в детском саду, толкаются и за спинами друг друга прячутся. Впереди всех, конечно, оказались я и мой горе-помощник, у которого от волнения началась икота.
      Ну, чего-то там я пролопатала по-пришельски и оркестру махнула. А он грянул так, что один из пришельцев от испуга в обморок грохнулся. Ну всё, думаю, межпланетный кризис, война и уничтожение человечества...
      Но как-то обошлось, гостя в чувство привели, застолье, судя по всему, пришельцам понравилось.
      Язык наш они быстрее выучили, чем мы - их, правда, разговоры с власть имущими Земли велись за закрытыми дверями, но у меня и без них головной боли хватало.
      Я больше хлопотала за отопление отеля - теплолюбивыми пришельцы оказались, да организовывала туры по достопримечательностям планеты.
      Прощальный банкет, кстати, тоже моих рук дело. Обошлась вся суета без конфликтов, объявлений войны и угрозы человечеству.
      Я как раз махала затекающей рукой отлетающему космолёту, когда непосредственный начальник заявил:
      - Хорошо справилась, будет премия. - Но, прежде, чем я успела обрадоваться, добавил:
      - Через месяц прилетают следующие. Не подведи.
      Я сначала офигела, потом поистерила, затем более-менее успокоилась и получила бокал мартини и объяснения.
      Новые партнёры Земли собираются ввести нас в некое интергалактическое сообщество, объединяющее разумные цивилизации. Планируется обмен технологиями, заключение торговых отношений и тому подобное разное-важное, потенциально грозящее конфликтами, войной и уничтожением человечества...
      - Но ты этим свою красивую головку не забивай. Твоё дело - принимать гостей, - "успокоил" начальник.
      Не стану сейчас рассказывать, как голышом исполняла приветственный ритуальный танец древокожих, как рычала речь на тигроинском и как старалась не ударить лицом в грязь, встречая невидимых человеческому глазу гостей - обо всём этом я напишу толстую и интересную книжку, когда выйду на пенсию. Если доживу до неё.
      Дело в том, что в следующем месяце ожидается делегация светоидов. А у них традиция при встрече с партнёрами совместно поедать тело мужественного воина, павшего в бою. Это чего-то там символизирует и без этого - никак, иначе конфликт, война, уничтожение человечества...
      Тело предоставляют хозяева, но не в нём проблема, достану, да и повара наши тоже привыкают понемногу, приготовят как-нибудь... Но не приходится гадать, кого заставят разделить трапезу с гостями.
      Сижу вот и думаю: будь проклят Толик и его подарки, лучше бы я взяла тогда украшениями, и, если щедро приправить блюдо мускатом, то, может, сумею проглотить кусочек во имя спасения мира.
      Как же я ненавижу принимать гостей!
      
      
      
      
      Эдвард МИТЧЕЛЛ
      
      ТЕНЬ НАД БЛИЗНЕЦАМИ ФАНЧЕР
      
      Кинг-стрит - это дорога, проходящая по гребню живописного хребта в юго-восточной части округа Вестчестер. Она изгибается соответственно контуру местности, и с нее открываются великолепные виды на далекий пролив и туманные контуры голубых холмов Лонг-Айленда. Это благородная и широкая дорога - дорога для мужчин. Строилась она в колониальные времена, щедрые на землю. Здесь и печально поникшие вязы, и стоящие, подобно часовым, бородавчатые дубы. Дорога служит не только главной цели - проезду туда и обратно между гаванью и плодородной романтической долиной на севере, но в некоторых местах является и границей. Если, например, вы едете от Белых Равнин к морю и вам встречается некто, едущий на север, то вы должны повернуть направо, а встречный - налево, чтобы иметь возможность разъехаться. При этом вы окажетесь на самом дальнем восточном краю штата Нью-Йорк, а встречный будет огибать западный край Коннектикута.
      В какой-то момент, милях в шести от моря, дорога делает величественный поворот, открывая великолепную панораму моря на востоке до утесов, окаймляющих Хантингтон-Бей, а на западе воды резко останавливаются у мрачного форта Шайлер, и с этой сценой контрастирует далекий вид на скалы Коннектикута.
      За скрытым от дороги чахлым лесом стоят посреди унылого и пустынного поля печальные руины дома. Дом выглядит обветшавшим от старости и пренебрежения, и кажется удивительным, что даже самый слабый ветерок еще не сровнял с землей эти развалины. И все же дом сопротивляется бурям и одиночеству более ста лет. Сейчас он похож на череп и скелет чего-то, что было когда-то живо. Огромные зияющие дыры, окаймленные коричневой и рваной черепицей, как мохнатые брови, когда-то были окнами. И внизу - зияющее пещеристое пространство, определяемое формовочными балками и брусом, крепленным изогнутыми ржавыми гвоздями. Здесь когда-то висела тяжелая дубовая дверь, ныне упавшая на каменные ступени, на которых нет никаких признаков возраста, кроме плаща зеленоватого мха.
      Кажется, что ветер всегда стонет над этими развалинами, а по ночам визг сов пробуждает отголоски века, ибо больше ста лет прошло с тех пор, как в этих стенах не было слышно никаких звуков, кроме таинственного тиканья и грохота, с которым силы природы уничтожали то, что человек создал, а затем пренебрег, а также бесстрашного щебетания или визга птиц, которые занимают место, когда люди дезертируют. Но почему такое красивое и приятное место, как это, должно было когда-то быть покинуто, будто пораженное чумой?
      Были ли это тонкие влияния, которые всегда присутствовали в жизни мальчиков Фанчер и привели их к непреодолимой судьбе? Если эта реальная, хотя, быть может, бессознательная причина является неправдой, то почему даже в странах, где суеверия считаются предрассудками и властны только факты, отдают дань загадочным и непризнанным в человеческой природе силам, которым поклоняются астрологи и некроманты Востока? Несомненно, что никто никогда не жил в этом месте после того, как мальчики Фанчер покинули его, и, прочитав историю их жизни, читатели сами могут судить, есть ли основания думать, будто на этот дом наложено злое заклятие.
      Когда на землю спустилась тень во время великого затмения 1733 года, ужас охватил людей, ибо природа, казалось, обратилась вспять, и наступило удушливое затишье, так что звери в поле испуганно кричали, собаки лаяли, и птицы, даже в полдень, искали свои насесты. Люди не были готовы, как сейчас, к точности науки, чтобы засвидетельствовать это ужасное доказательство изумительной силы законов Всевышнего. Как раз в тот час в усадьбе Фанчеров собрались соседки, любезно склонные служить одной из самой священной среди всех потребностей. И когда полуденная тень начала проникать в атмосферу и становиться глубже и плотнее, а снаружи распространился призрачный свет, соседки сидели, пригнувшись, перед большим камином в гостиной, тесно друг к другу, и говорили только хриплым шепотом, бросая испуганные взгляды на странный свет из окна.
      Из внутренней комнаты появилась акушерка с угрюмым лицом и сказала:
      "Лучше бы оно было мертвым, ибо небесная тень омрачит его жизнь".
      Соседки шепотом спросили не о ребенке, а о матери, и акушерка ответила:
      "Она не знает, что солнце потемнело, когда ребенок пришел к нам".
      Вскоре акушерка внесла в большую комнату подушки, и, приподняв одеяло из мягкой шерсти, позволила посмотреть на новорожденного.
      "Это... оно живое?" - спросил кто-то.
      "Жалко его, потому что это так. Это мальчик, и он будет темным и свирепым. Неужели вы полагаете, что солнце не одолеет того, кто пришел к нам в этот темный момент?"
      Младенец открыл глаза, и они увидели, что, хотя, сколько женщины помнили, не было среди Фанчеров никого, чьи глаза были бы не самой нежной голубизны, это создание раздвинуло веки, обнажая глаза, несомненно, темные и обещавшие, когда ребенок вырастет, стать самыми черными; и даже пучки волос были темными.
      "Он не плачет", - сказала одна.
      "Нет, но он сжал кулачки", - сказала другая.
      "У младенцев всегда так; это ничего не значит", - сказала акушерка.
      "Если бы он плакал, мне бы понравилось", - продолжила первая.
      "Сомневаюсь, что он когда-нибудь прольет слезу", - сказала акушерка.
      А потом пришел отец, долго смотрел на своего первенца и, наконец, сказал:
      "Его имя будет Даниил".
      Затем, когда тень на земле исчезла и женщины собирались уходить, снова настал момент, когда акушерка выглянула на миг из внутренней комнаты, и, хотя она не сказала ни слова, а женщины не могли прочитать ее мысли, так тонка женская интуиция в такие моменты, что они снова собрались у камина, переговариваясь приглушенными голосами и глядя друг на друга тревожными взглядами. И когда солнце скрылось за холмами Уайт-Плейнса, снова появилась акушерка, неся еще одну аккуратную ношу, и, приподняв кончик покрывала, чтобы все видели, сказала:
      "Он пришел к нам, когда ярко светило солнце, и он будет красивым, нежным и миловидным, но тень рождения его брата будет с ним все его дни".
      Увидев этого младенца, женщины сказали, что у него глаза Фанчера. то есть очень голубые; и его волосы, похожие на лучики солнца, были светлыми, как у его матери и всей ее родни. Когда отец посмотрел на этого сына, он сказал:
      "Его имя будет Давид".
      Конечно, произошедшее было так необычно, что об этом событии пошло много разговоров далеких и близких, маленькие близнецы Фанчеры заметно отличались от других соседских детей, и многие отметили, что на них могло повлиять странное и противоестественное событие, произошедшее при их рождении.
      Когда близнецы стали старше, все согласились, что их имена должны были бы быть не Даниил и Давид, а, возможно, лучше было бы назвать их Исав и Иаков, ибо Даниил был темен, как некоторые индейцы, жившие поблизости, и голова его была лохматая с густыми черными волосами. Он был свиреп и властен и обещал стать могучим охотником или воином, ибо говорил о войне и кровопролитии, и еще до того, как ему исполнилось десять лет, хотел искать индейцев, чтобы завоевать их. А Давид был нежным. Он любил ферму и скот и не заботился ни о чем другом, потому что был доволен Даниилом.
      Так выросли братья-близнецы. Давид зависел от своего смуглого брата и подчинялся ему, как виноградная лоза подчиняется дереву, которое она обнимает. Братья спали вместе и вместе ели, учили буквы и учились читать по одной и той же книге, так что один знал все, что знал другой, и хотя они были такими разными, что казалось, принадлежали к разным расам, однако разум между ними был только один, и народ говорил: "тень брата на Давиде, и так будет всегда, пока не погаснет его жизнь".
      Однажды их отец сказал, глядя утром на свою ферму:
      "Боюсь, ночью будет буря. Ветер дует с юго-востока. Может, он принесет дождь".
      Даниил возразил, говоря: "Не с юго-востока, а с юго-запада".
      "Ты ошибаешься, сын мой".
      "Не ошибаюсь. Я никогда не ошибаюсь. Я бы не говорил, если бы был неправ. Спроси Давида. Он скажет тебе".
      "Давид скажет то, что и ты. У вас два тела и один разум, говорю я вам, и этот разум - твой".
      "У нас один разум, потому что мы говорим и думаем правду".
      Отец улыбнулся, услышав это от властного сынишки, и ушел; и когда он ушел, Давид сказал:
      "Даниил, мы убедили отца, что он неправ, а мы правы".
      "Если он не поверит нашему слову, он не поверит ничему".
      "Тогда он должен видеть".
      "Сделаем флюгер".
      "Только не в форме петуха, Давид".
      "Что же тогда?"
      "Это будет воин".
      "Это будет воин. Мы можем сделать вместе?"
      "Сделай голову и руки, потому что ты умеешь обращаться с ножом, а я сделаю тело и ноги. Мы соединим части, и, если сделать руки с широкими мечами в ладонях, то ветер ударит по ним, и они укажут направление, откуда пришел ветер. Отец не должен думать, что мы просто болтаем, когда противоречим ему".
      Они пошли в сарай и к полудню соорудили чудесное изображение, которое назвали воином: руки его были вытянуты и переходили в широкие мечи из прочной черепицы болиголова, и когда одна рука была поднята высоко над головой, другая указывала прямо на землю, и если дул хотя бы легкий ветерок, руки вращались с ошеломляющей быстротой.
      "Воин должен иметь цвет, Даниил", - сказал Давид, когда они посмотрели на собственное творение.
      "У него должен быть красный плащ", - ответил Даниил.
      "А его бриджи?"
      "Они должны быть белыми, и у него должна быть свирепая борода и суровый взгляд".
      Так они украсили изображение и установили его на коньке сарая, и когда их отец увидел флюгер, руки и меч указывали на юго-западный ветер, и воин свирепо смотрел, хотя и неравномерно очерченными глазами, далеко на горизонт, где холмы Лонг-Айленда касались неба.
      Воин оставался на посту долго после начала бури, пока его руки не были ранены в бою с ветром, а однажды ночью он покачнулся и упал под сильным порывом ветра, и лежал непогребенный на земле, пока его не прикончили черви.
      Даниил сказал, когда его отец увидел павшего воина:
      "Когда ты смотришь на это, помни, что мы с Давидом не ошибаемся".
      Соседи услышали историю о воине и сказали:
      "Тень лежит на парнях. Кто может сказать, что еще может произойти?"
      Когда Даниил овладел своей силой, его слава силача распространилась далеко, говорили, что он повалил быка одним ударом и схватил двух разбойников из города, удерживал их стальной хваткой, каждого за руку; и никто не мог сказать ему "да" или "нет", пока его желание не было исполнено. Но Давида все любили за его мягкость и уважение, за его умение обращаться с инструментами, и он был так любезен, что ему стоило только догадаться о желании соседей, как он старался удовлетворить его.
      Так что, когда у кого-то возникало желание, чтобы Даниил совершил какое-то действие или оказал какую-то помощь, нужно было, чтобы желание стало известно Давиду, и тогда Даниил был побежден. Ибо по мере того, как братья росли, они казались все более тесно связанными общими импульсами и целями, хотя люди утверждали, что тень становилась все сильнее, а сердце и разум Давида, несомненно, поглощены, и через много лет Давид будет просто тенью своего брата.
      Жила-была в городе Бедфорд, в нескольких милях отсюда, мисс Персия Роуленд, и о ней говорили, что, как ни прекрасны все другие девушки, она не была похожа на них, она это знала и была этим довольна, и говорили, что она жаждала не только восхищения, но и признания, и многие молодые люди удовлетворяли ее желания к их горю.
      Однажды мисс Персия призвала одного из своих обожателей и сказала:
      "В канун дня Святого Валентина должно быть большое катание на санках, и нужны хорошие сани".
      "Хорошо, госпожа. Но хорошо ли кататься на санях, когда приедут молодые люди с многих миль вокруг?".
      "Без сомнения. Зима хороша".
      "Да, но вы хорошо знаете, госпожа, зачем они приходят, и если бы вас не было, они бы быстро ушли".
      "Но меня утомляет видеть одни и те же лица, с их пристальными взглядами и тоской в глазах. В них нет дерзости. Я слышала об одном парне внизу, который, говорят, никогда не остановит взгляд на девушке, потому что влюблен в свою тень, то есть брата-близнеца. Мне было бы приятно взглянуть на этого человека".
      "Ах, он никогда не видел вас, госпожа, потому что, если бы видел, брат был бы забыт".
      "Ты его видел?"
      "Часто".
      "Как он выглядит? Он сильный и свирепый, и он хмурится и позволяет себе бороду?"
      "Да, и все люди, кажется, боятся его, кроме брата, а женщинам он ничего не говорит".
      "Если вы хотите доставить мне удовольствие, то сделайте так, чтобы это странное существо и его брат присутствовали в вечер катания на санях".
      Так случилось, что молодой человек, очень желая, во что бы ни то ни стало, заставить эту женщину хотя бы на мгновение улыбнуться ему, осторожно приблизился к Давиду и, наконец, добился обещания, что он и Даниил будут присутствовать на вечере. Но когда Давид и его брат говорили об этом, Даниил сказал:
      "Ты говоришь, мы пойдем, потому что все болтают об этой молодой женщине? Она не похожа на других? Разве не все они бросают взоры на юношей, Давид, и не все ли кривят губы, чтобы их улыбки казались более приятными? Дураки те, кто околдован этим; но ты сказал, что мы пойдем, а мы делаем то, что говорим, Давид".
      Итак, когда юноши и девушки исполняли придворный менуэт в Большом зале, среди них появились близнецы Фанчер. Они стояли бок о бок в дальнем конце зала, где были хорошо видны в свете от большого камина. Они были одинаково высокого роста, но один был мускулист и крепко сложен, и лицо его в тусклом свете казалось еще смуглее, чем было на самом деле, и его густые черные волосы стояли лохматыми массами, как устроила природа, и он был в жесткой одежде того времени. Другой был строен и прекрасен, как девица, и была улыбка на его лице, выделявшемся среди ярких лиц и пестрых платьев, и танец, и мерцание свечей радовали его.
      Мисс Персия видела, как они вошли, и хотя она, казалось, была скромно и грациозно занята танцем, но все же видела их все время. Когда котильон закончился, она призвала своего поклонника и сказала:
      "Темный - это он. Почему ты позволяешь им стоять там? Будет ли брат его партнером в следующем танце? Так быть не должно. Почему ты не приведешь его ко мне?"
      И вот юноша в жестком парике, шелковых чулках и атласных штанах подошел к Даниилу и, поклонившись, сказал:
      "Боюсь, тебе скучно".
      "Если так, мы можем уйти так же, как пришли".
      "Но не раньше, чем вас представят?"
      "Мы пришли посмотреть, а не для того, чтобы нас видели".
      "Он хочет представить тебя, Даниил", - сказал Давид.
      "Ну, он может сделать это".
      Юноша с некоторым смущением понял, что Даниил не думал ни о чем, когда Давид был рядом, и подумал, как часто ему приходилось слышать: "Прекрасный - тень другого".
      Но он привел их обоих к креслу с высокой спинкой, на котором сидела прекрасная Персия; и хотя Даниил стоял перед ней, мрачно глядя на нее и не смущаясь, а Давид стоял смиренно, низко склонившись перед ее красотой, она не обращала внимания на светлого, но говорила только с темным.
      "Мы слышали о вас, но никогда раньше не видели вас здесь, - сказала она. - Почему так?"
      "Потому что это не было нашим желанием", - ответил Даниил с серьезным достоинством.
      "Но так не должно быть. Такие люди, как вы, причиняют вред себе и другим, живя как отшельники".
      Она поняла это по смелому самоутверждению и бесстрашию манер. Только она могла заинтересовать этого человека.
      "Пойдемте со мной, - сказала она и добавила. - Дайте вашу руку, если вы будете тактичны. Это сильная рука, я понимаю. Неудивительно, что нам рассказывают о ваших силовых подвигах. Я бы желала слышать, как вы говорите, и хотела бы с вами приятно погулять. Позвольте представить вашего брата красивой молодой женщине. На этот раз, сэр, дайте предпочтение мне и разрешите брату развлекать мисс Нэнси Браш".
      И прежде, чем он понял, свирепый Даниил уже прогуливался с красавицей, опиравшейся на его руку, в то время как Давид на этот раз забыл брата.
      "Для нас большая радость видеть здесь сильного мужчину, - сказала она. - Женщина могла бы почти разувериться в мужчинах, если бы такие, как вы, не появлялись хотя бы изредка".
      "Моя сила принадлежит мне и Давиду. Что вам до этого?" - сказал он.
      "Что мне? Удовольствие от новизны. Говорят, задумана война, и войска уже сражались на Банкер-Хилл. Это то, что дает мне и всем женщинам чувство безопасности, потому что теперь я знаю, что есть мужчины бесстрашные, смелые и быстрые, чтобы сражаться с врагом, и поэтому мы в безопасности. Ах! Почему я женщина?"
      "Вы говорите о силе. Не следует оплакивать свою судьбу".
      "Могли бы вы не оплакивать себя, если бы родились без рук?"
      "Если бы вы были мужчиной, что бы вы сделали?"
      "Был бы сильным и славился этим. Если бы случилась война, я бы командовал армией, как могли бы вы, и если бы был мир, я добился бы поклонения и привязанности каждой прекрасной девы".
      "Командовать армией - хорошо, а ухаживать и желать - развлечение для ребячливых мужчин".
      "Так мало ты знаешь и осознаешь мощь силы! Величайшие победы, которые может одержать мужчина, - это те, что позволяют ему ухаживать и жениться на лучшей из всех девушек, которых он когда-либо видел. Если она будет гордячкой, он сможет усмирить ее гордость, а это больший подвиг, чем победить в бою; и если она тщеславна, он сможет усмирить ее тщеславие, а если она эгоистична, он сможет заставить ее забыть о себе, и если она будет благосклонна к нему больше других девиц, он сможет сознавать, что ее красота - для него, и это победа над всеми другими людьми".
      Сказав это, она посмотрела на него, изогнув изящную шею так, чтобы увидеть его суровое лицо и заставить посмотреть на нее. И когда он увидел ее лицо и его красоту, он не сказал ни слова, а отвел ее в дальний угол зала и повернулся так, чтобы стоять прямо перед ней. Он напряженно смотрел на нее, и она не боялась.
      "Что это? Почему ты так свирепо смотришь на меня?" - спросила она.
      "Потому что ты так говорила, и теперь я понимаю, что такое женская красота. Разве у тебя не больше силы, чем у меня?"
      "Я? Я сильнее тебя?"
      "Да, ты думаешь, что да. И я думаю, что да, но ты хитрая, и это тоже форма силы? Есть ли здесь кто-нибудь из мужчин, кто не повиновался бы тебе с радостью? И если это так, то разве это не та самая сила, которую ты только что хвалила в мужчинах?"
      "Кто знает? Я не могу быть столь же откровенна, как ты".
      "Я не знаю".
      "Не знаешь? Ну, я тебя испытаю. У меня есть сильный, но злобный жеребенок; ни один мужчина не осмеливается приблизиться к нему. Я думаю, ты осмелишься. Приходи завтра и сломай его для меня".
      "Я приду с братом".
      "Значит, ты не смеешь приходить один".
      Он посмотрел на нее сердитым взглядом, а затем сказал:
      "Я приду один".
      "А теперь иди и приведи ко мне брата. Он стоит там один и смотрит большими глазами на тебя. Есть ли между вами какая-то нематериальная связь?"
      "Мой брат - это я, а я - это он".
      "Тогда приведи его скорее и оставь нас ненадолго, чтобы я могла видеть, как Даниил ведет себя в лице Давида, как я уже поняла по твоему странному признанию, что Давид появляется в лице Даниила".
      "Странная ты женщина", -- сказал он, почти яростно глядя на нее, и его глаза были черными, как украшение из агата, которое она носила. Но он привел Давида, а потом отошел в сторону и смотрел, как гибкая, стройная фигура шла под руку с Давидом, будто лебедь плыл без видимой воли; и он увидел, как бела и грациозна ее шея, видная поверх мягкого кружева, и ее темные волосы были собраны, как корона, на голове, мерцая, будто звезды в зимней ночи с драгоценностями в оправе; и он мог слышать шелест шелка, когда она проходила рядом с ним, серьезно глядя ему в лицо, и он заметил, что ее ноги в белых и гибких туфлях время от времени выглядывали из-под юбки, как маленькие цыплята, показывавшие свои головы из-под материнского крыла.
      "Что такое моя сила и решимость по сравнению с этой силой? - думал он. - Я могу раздавить, но эта податливая сила может заставить".
      Гуляя с Давидом, мисс Персия сказала:
      "Кто бы предположил, что вы и он - братья?"
      "Почему бы и нет?" - спросил Дэвид.
      "Разве вы никогда не рассматривали себя в зеркале рядом друг с другом?" - спросила она.
      "Почему мы должны это делать? Я выкинул бы из головы мысль, что я похож на него, а он на меня. Мы не можем видеть себя".
      "Но твой брат такой свирепый, мрачный и властный".
      "Да, то есть он другая сторона меня".
      "А ты? Говорят, ты нежен, добр и не воинственен".
      "Ах, но это другая его сторона".
      "Будучи дополнением друг друга, вместе вы создаете мужчину", - сказала она.
      Он засмеялся, а она продолжала:
      "Но вы не можете жить так всегда. Дополнение лучше, даже чем брат".
      "Скажи, что ты имеешь в виду".
      "К тебе придет сознание этого. Мы никогда не видели тебя раньше. Приходи, и будем лучшими друзьями. Приходи, я хочу больше поговорить с тобой. Ты будешь?"
      "Мы придем".
      "Не вместе. Вы бы смутили меня. Приходи послезавтра и нанеси мне небольшой визит. Мой отец был бы рад познакомиться с тобой", - и она умоляюще взглянула на него с лукавой улыбкой, а не серьезной и скромной, какой была ее улыбка, когда она получила обещание Даниила прийти.
      Он ей пообещал. Возвращаясь домой в тихий предрассветный час, близнецы долго молчали. Наконец Даниил сказал:
      "Она не похожа на других женщин, Давид".
      "Это не так, Даниил".
      "У нее светящиеся глаза".
      "И щека, как розовая раковина в нашей лучшей комнате, Даниил".
      "И ее улыбка приятна, ибо в ней есть смысл, Давид".
      "Да, это приятно, но лицо серьезно".
      "Более того, в ее гибких движениях заключена великая сила".
      "Так я предполагаю".
      На следующий день Даниил сел на лошадь и помчался вдоль реки Кинг-стрит в Бедфорд, и когда вернулся, он хромал, но ничего не сказал.
      "Ты хромаешь, Даниил", - сказал Давид.
      "Да, жеребенок меня лягнул, но я его одолел".
      На следующий день Давид сел на коня и поехал, а Даниил сделал вид, что не обращает внимания на его отъезд. Вернувшись, Давид ничего не сказал.
      "Ты собираешься спать без ужина?" - спросил его брат-близнец.
      "Я ужинал с друзьями", - тихо сказал Давид.
      Потом, пока зимние морозы не уступили летнему солнцу, Даниил и Давид ели, спали и работали вместе, но молча, и почти каждый день тот или другой торопливо удалялся на север, но никогда вместе.
      Однажды после того, как Давид ушел, Даниил через час последовал за ним. Он подошел прямо к двери особняка эсквайра Роуленда и без церемоний прошел в гостиную. Там он увидел Давида, сидевшего рядом с прекрасной Персией, которая не слышала, как вошел Даниил. Он мгновение постоял на пороге, а потом сказал:
      "Давид, я сидел там вчера и должен сидеть завтра. Это наше проклятие: то, что у нас нет ума, кроме общего?"
      Он не стал говорить с Персией, резко повернулся и вышел из дома; Давид также без единого слова встал и последовал за ним. Девушка сидела растерянная, безмолвная; и когда наконец вернулось ее остроумие, она поняла, что братья уже ушли далеко вниз по дороге.
      "О, был там только один, и тот, темный", - сказала она, вглядываясь в маленькие оконные стекла, как она шли, и наблюдая, пока близнецы не пропали из виду.
      Ни Даниил, ни Давид не сказали ни слова, пока не добрались до дома. затем Даниил произнес:
      "Давид, в этом, как и во всем мудром, мы согласны. Ты любишь девушку, как я люблю ее. Если ты ненавидишь ее, я должен ее ненавидеть. Но хотя мы можем быть одним, для мира мы - двое. Мы любим ее и должны признать это".
      "Это правда, Даниил. Она не может разорвать узы, связывающие нас".
      "Я люблю тебя, как самого себя, Давид, а ты меня, ибо мы действительно во всем, кроме тела, одно. Поэтому мы не должны больше ее видеть. Однако один из нас может быть побежден страстью и посетит девушку снова. Если это произойдет, то что бы ни случилось, он придет к другому исповедоваться и скажет: "Что мне делать? Что ты будешь делать со мной?" И что другой скажет, то и будет сделано".
      "В этом обещании есть причина и цель, Даниил, и мы сделаем это".
      "Давид, если это ты придешь ко мне, я скажу то, что, я надеюсь, ты скажешь мне, если я потерплю неудачу".
      "Чтобы положить конец моей жизни?"
      "Это так".
      Однажды, несколько недель спустя, Даниил пришел к Давиду и привел его в долину. что и по сей день можно увидеть за старым домом.
      "Давид, я бедный слабак. Я видел ее вчера снова. Ты знаешь нашу клятву", - и Даниил вытащил из кармана пистолет.
      Давид смотрел на брата мучительным взглядом, а Даниил стоял перед ним мрачный и свирепый, и очень темный. Его палец лежал на курке.
      "Я не могу, я не могу, Даниил", - сказал Давид.
      "Можешь, потому что, будь я на твоем месте, я мог бы и приказал бы тебе сдержать обещание и сделать, как я велю. Спасенья нет, только здесь", - и он поднял оружие.
      "Нет, я не могу приказать тебе сделать это, хотя это и было нашим обещанием", - сказал Давид, приложил руки к глазам и вздрогнул.
      "Ты младенец", - сказал Даниил с презрением.
      "Но, Даниил, есть еще одна возможность. Пришла война. Вашингтон уже близко. Ты должен зачислиться в армию и стать солдатом. Возможно, ты будешь великим полководцем, как когда-то был уверен".
      "Ты сказал мне записаться, и я сделаю это".
      В ту же ночь Даниил оставил свой дом и через три дня был с Вашингтоном в Гарлеме. Через несколько месяцев у естественного укрепления собралась армия на Белых Равнинах, готовясь противостоять наступлению солдат короля Джорджа. Это было время, когда люди были мрачны, но полны решимости, тень сражения лежала на них, и мужество их было больше, чем их надежды.
      Однажды утром часовой, дежуривший на крайнем левом фланге лагеря на окраине города Бедфорд, привел к командиру грустного и угрюмого человека. Командиру сказали, что это дезертир. захваченный в ту ночь.
      "Кто ты?" - спросил офицер.
      "Я известен как Давид Фанчер"
      "Вы слышали обвинение?"
      "Это правда. Делайте со мной что хотите. Но позвольте мне сказать следующее: дело в том, что я дезертировал не из трусости".
      "Если не из трусости, то почему?"
      "Это мое дело".
      "Вы знаете наказание, если не будет уважительной причины?" - спросили его.
      "Мне известно наказание. Может быть, я рад этому. Кто знает?"
      Его увели, и, так как он угрюмо стоял перед офицерами военного трибунала, признал свою вину и не сказал ни слова в оправдание, они вынесли ему приговор - расстрелять на рассвете следующего дня.
      Вечером Давид отправил офицеру просьбу: если еще не поздно, он хотел бы поговорить с одним из солдат, которым было поручено казнить его.
      "Пусть его желание будет исполнено", - разрешил офицер.
      Так случилось, что во мраке ночи солдата привели в караульное помещение. Он стоял у двери, потому что не мог видеть ничего внутри.
      "Кто послал за мной и почему?" - спросил он.
      "Это я, Даниил".
      "Это голос Давида".
      "Да, Даниил. Помнишь, как ты, бывало, стрелял из мушкета с расстояния в пятьдесят шагов, безошибочно посылая пулю в кусок дерева не больше, чем моя рука?"
      "Помню".
      "Вспомни об этом завтра, когда увидишь мою руку".
      "Не говори загадками, Давид".
      "Помнишь обещание, которое мы дали, и ты обещал, что, если я приду к тебе и скажу: "Даниил, я снова видел ее", ты сделаешь то, что я потребую?"
      "Я помню, что ты не сдержал своего обещания со мной".
      "Даниил, я снова ее видел".
      "Я знал, что ты это сделаешь. Это наш общий порыв".
      "Даниил, когда меня завтра выведут и ты встанешь лицом ко мне, обещай, что хорошо отметишь место, где находится моя рука. Это будет, конечно, мое сердце".
      "Это во исполнение нашего обещания?"
      "Да".
      "Тогда я это сделаю. Но подожди: на этот счет есть военный приказ. Будет выбрана команда".
      "Она выбрана, и ты один из них".
      "Откуда ты это знаешь?"
      "Потому что это было неизбежно. Мне никто не сказал, но я знаю это".
      "Тогда я сделаю как скажешь", - и он повернулся, чтобы уйти.
      "Подожди, Даниил. Что происходит с одним, случится с обоими".
      "Я знаю. Мы не можем этого избежать".
      "Даниил, в моей руке будет прядь волос".
      "Она дала ее тебе. Дай мне мою часть. Нет, оставь ее. Твоя рука или моя держат ее - какая разница?"
      "Когда ты записался в армию, мне пришлось последовать за тобой, и, хотя я не смог найти ваш полк, но знал, что мы должны быть вместе".
      "Я тоже знал".
      "Мы были в лагере недалеко от Бедфорда, и случайно она гуляла неподалеку с каким-то своим знакомым. Она увидела меня первой и умоляла вернуться с ней. Хоть я и был на посту, но не выдержал и пошел. Меня нашли и привели сюда, и завтра утром тайна всей нашей жизни будет прервана".
      "Так лучше, Давид. Я рад".
      "Ты любил ее, Даниил?"
      "Больше, чем себя, и, следовательно, больше, чем тебя".
      "Так, конечно, было и со мной. И я сказал ей в исступлении, что сделал".
      "Как и в тот день, когда я пришел и потребовал выполнения обещания".
      "Она сказала, что, если мы одно целое, она могла бы лишь улыбнуться нам. Она не может выйти замуж за обоих".
      "Так она сказала и мне. Мы не можем избежать своей судьбы, Даниил. Вместе мы пришли в мир под таинственным мраком природы"
      "Вместе мы уйдем, Давид. И если это возможно, надеюсь, что воссоединение может быть полным, если мужские дУхи живут после них".
      "Посиди рядом, Даниил, какое-то время. Ты не несчастен, потому что я не несчастен".
      "Нет, Давид, мы довольны".
      Они сидели бок о бок, пока, наконец, охранник не пришел и забрал брата осужденного.
      Утром вывели Давида на луг за стан, за ним следовала шеренга солдат, во главе которой шел смуглый и суровый мужчина, о котором никто не знал, что это брат человека, стоявшего на коленях с непокрытой головой, гордо и упрямо, шагах в двадцати. Он попросил, чтобы ему разрешили самому дать сигнал, и просьба была удовлетворена, и он сказал им, что будет готов, когда проведет рукой по сердцу.
      Перед ним стояла шеренга солдат с наведенными мушкетами в ожидании знака, и Давид на мгновение посмотрел на Даниила - солдаты увидели, что он улыбнулся, - и затем положил руку на сердце.
      Смуглый солдат выстрелил еще до знака, а затем был залп, но Давид Фанчер упал ничком прежде, чем пули достигли цели. Затем солдаты увидели странную вещь. Смуглый солдат подошел к покойнику и склонился над ним, а потом лег ниц рядом; и когда подошли солдаты, они обнаружили, что были мертвы двое вместо одного.
      Хотя солдаты привыкли к пугающим вещам, это была такая тайна, что было проведено расследование. Наконец пришел кто-то и посмотрел на лица мертвых.
      "Это братья Фанчеры. Близнецы", - сказал он.
      
      
      
      
      Леонид АШКИНАЗИ
      
      ДЕМЫ И ДИАЛОГ
      
      Мир демотиваторов состоит из демов и их связей - они связаны через их авторов. Сама идея сделать демотиватор возникает, наверное, при знакомстве с уже существующими демками. Следствие - возникновение многочисленных "постоянных тем", как перечисленных в [Ашкинази Л.А. VI Всероссийский социологический конгресс, 2020], так и других. Ситуации связи демотиваторов можно разделить на привязанные к конкретному демотиватору, и привязанные не к какому-то одному, а к нескольким, к теме. Хотя надежно разделить эти ситуации можно не всегда. Типов влияния три - простое подражание, которое трудно идентифицировать, заимствование картинки или подписи, и дискуссия (возражение, диалог и т. п.). Опять же, граница не резка - формой дискуссии может быть, например, повторение подписи, но с явно сознательным изменением.
      В классическом варианте демотиваторов возможность диалога была предусмотрена (дополнительные рамки), но использовалась она весьма редко {01}, и сама она пародировалась {02}, но тоже редко. Позже этот метод был забыт и использовался неправильно {03}, и более того, были даже шаблоны для неправильного использования {04}.
      Примеры заимствования картинки довольно часты {05}+{06}, {07}+{08}, {09}+{10}+{11}. Бывают и творческие заимствования {12}+{13}. Заимствования или обыгрывания подписи более редки {14}+{15}, или {16}+{17}, причем встречаются не простые использования, а обыгрывания, причем и серьезные {18}+{19}, и издевательские {20}+{21}+{22}. Последние два случая - это уже вполне диалог.
      Ситуация дискуссии, возражения, диалога наиболее интересна, потому что она говорит о некотором уровне зрелости, достигнутом этой субкультурой. Эти ситуации можно разделить на несколько групп. Прежде всего, это группа реагирования на культуру демотиваторов в целом, то есть нечто вроде "диалога с пространством". Отношение к себе "в целом" может разным: легким подтруниванием {23}, {24}, {25} (также и над персонажем, который рассматривает демотиваторы на бумаге), {26}, {27}, {28}; всерьез негативным {29}, {30}, {31}, {32}, {33}; ностальгическим {34}, {35}. В последнем случае отметим забавное наложение субкультур: слова "теплый ламповый звук" знаковы для другой субкультуры, hi-fi и high end. Далее, отношение может быть указанием на бесполезность {36}, {37}, {38}; наконец, самое редкое - позитивным {39}. То есть в целом, если уж автор хочет выразить свое отношение к этой собственной субкультуре, то это отношение оказывается умеренно критичным. Зато отношение к комментам, как и следовало ожидать, негативное {40}, {41}, {42}, {43} - одно дело, когда критикую я, и совсем другое, когда критикуют меня.
      Диалог с демотиватором может касаться подписи, картинки и того и другого. Самый распространенный вариант - диалог с подписью, при этом картинка не имеет той связи с подписью, которая подразумевается в исходном варианте. Вот "диалог", причем преобладает (кроме последнего примера) легкое издевательство над популярной когда-то темой "я бы вдул" {44}, {45}, {46}, {47}, {48}, {49}. Эта тема - единственная из распространенных тем, которая несколько лет назад, по сути, умерла, а издевки продолжаются. Вот примеры более редких "наездов", причем исходная тема указана перед примерами: "насосала" {50}, {51}, "вкус детства" {52}, "как и зачем" {53}, "в любой непонятной ситуации" {54}, "а чего добился ты" {55} (причем тут комбинированное издевательство), "котэ" {56}(издевка скорее не над темой, а над словом), и, наконец, редкий пример издевки сразу над двумя темами "я бы вдул" и "шикарен" {57}.
      Отдельная тема - утверждение, что картинка важнее подписи {58}, {59}, {60}. Само возникновение этой темы уже говорит об отступлении от канона, хотя последний из этих примеров изящен.
      Диалог с картинкой встречается редко, вот три примера. В ситуации {61}, {62} исходная картинка - распахнутая одежда - трактовалась прямолинейно. В ситуации {63} указанная часть тела на исходных картинках была видна. Ситуация {64}, {65} интересна тем, что цитируемая картинка просто встроена в новое изображение.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      Шимон ДАВИДЕНКО
      
      МОСТЫ МЕЖДУ ВСЕЛЕННЫМИ
      
      "Млечный Путь" продолжает публиковать избранные материалы из интернетовских научно-популярных новостных изданиы Life Science и Space.com.
      
      ***
      Стефани Паппас
      
      Есть ли разум на Земле?
      Почему инопланетяне не вышли на связь? Может быть, они думают, что Земля скучна!
      Новый препринт, опубликованный в базе данных arXiv, предполагает, что разумные инопланетяне могут найти планеты, на которых есть жизнь, не особенно интересными.
      Если жизнь развилась на многих планетах Галактики, то инопланетян, вероятно, больше интересуют те, где есть признаки не только биологии, но и технологий, пишет в статье автор исследования Амри Вандель, астрофизик из Еврейского университета в Иерусалиме.
      Автор исследует парадокс Ферми, утверждающий: учитывая возраст Вселенной, вполне вероятно, что разумные инопланетяне к настоящему времени освоили бы дальние космические путешествия, и, следовательно, посетили бы Землю. Тот факт, что их нет (насколько нам известно), может свидетельствовать, что в галактике Млечный Путь нет другой разумной жизни.
      Но, возможно, инопланетяне посещали Землю в прошлом. Или, может быть, дальние космические путешествия сложнее, чем считалось. Возможно, цивилизация инопланетян развилась слишком недавно, чтобы добраться до Земли. Или они намеренно решили не исследовать космос. Возможно даже, что они покончили с собой.
      Вандель предлагает другое объяснение. Жизнь на Млечном Пути действительно распространена. Если на многих каменистых планетах, вращающихся в обитаемой зоне звезд, есть жизнь, инопланетяне, вероятно, не станут тратить свои ресурсы на отправку сигналов всем - они попытаются связаться с технологическими цивилизациями. Но технические сигналы может быть трудно обнаружить. Земля излучала сигналы, обнаруживаемые из космоса (в виде радиоволн), только с 1930-х годов. Теоретически эти сигналы охватили около 15000 звезд, но это лишь малая часть от 400 миллиардов звезд Млечного Пути.
      Кроме того, для возвращения любого сообщения требуется время, поэтому только звезды в пределах 50 световых лет успели бы ответить с тех пор, как Земля начала вещание за пределы планеты. Что еще хуже, самые старые радиосигналы Земли не передавались в космос намеренно, поэтому они, вероятно, настолько искажены, что инопланетяне не смогли бы их различить.
      Земляне в 1974 году отправили инопланетянам первый сигнал высокой мощности с сообщением, направленным на шаровое звездное скопление M13. Некоторые ученые считают, что пришло время отправить еще одно.
      Вандель полагает, что сигналы Земли еще не достигли другой формы разумной жизни. Однако со временем и по мере того, как наша планета излучает все больше и больше радиопереговоров, становится все более вероятно, что сигналы с Земли найдут разумных слушателей.
      Полученные данные свидетельствуют что, возможно, в пределах 50 световых лет от нашей планеты нет разумных цивилизаций. Но разумная жизнь все еще может существовать - они просто ждут нашего звонка.
      
      ***
      Бретт Тингли
      
      НАСА и DARPA построят ядерную ракету к 2027 году
      
      НАСА хочет спроектировать и продемонстрировать работающую ядерную тепловую ракету к 2027 году. Администратор НАСА Билл Нельсон представил проект во время презентации на научно-техническом форуме Американского института аэронавтики и астронавтики (AIAA) 2023 года. Нельсон сказал, что НАСА будет сотрудничать с Агентством перспективных оборонных исследовательских проектов Пентагона (DARPA), чтобы "разработать и продемонстрировать усовершенствованную ядерную тепловую двигательную установку, революционную технологию, которая позволит Соединенным Штатам расширить возможности будущих пилотируемых космических полетов".
      В соответствии с соглашением, НАСА присоединится к программе DARPA Demonstration Rocket for Agile Cislunar Operations, или DRACO, которая началась в 2021 году. Программа направлена на разработку ядерного теплового двигателя, который будет использоваться экспериментальным космическим кораблем, разработанным DARPA. НАСА надеются запустить корабль в космос уже в 2027 году.
      Нельсон назвал партнерство "захватывающими инвестициями в будущее исследования космоса человеком" и "крупными инвестициями в полет на Марс".
      "DRACO станет важной частью оценки технологий, которые позволят нам глубже проникнуть в Солнечную систему, - заявила во время презентации заместитель администратора НАСА Пэм Мелрой. - Мы намерены возглавить и разработать план устойчивого присутствия человека во всей Солнечной системе. Это очень важная цель. И мы думаем, что эти передовые технологии станут ее важной частью".
      НАСА и DARPA заключили межведомственное соглашение, в котором излагаются роли и обязанности каждого агентства; соглашение дает НАСА окончательные полномочия по разработке и производству ядерного теплового ракетного двигателя. DARPA получает полномочия работать над "экспериментальным транспортным средством NTR (X-NTRV) и будет нести ответственность за эксплуатацию и утилизацию X-NTRV на орбите".
      Программа NASA Nuclear Engine for Rocket Vehicle Application, или программа NERVA, собиралась запустить пилотируемую миссию на Марс в 1979 году с использованием ядерной ракеты. Программа была отменена в 1972 году из-за сокращения бюджета и опасений по поводу эскалации холодной войны.
      Отправка людей на Марс стала одной из основных целей космических полетов как государственных космических агентств, так и частных космических компаний. Программа НАСА Artemis является частью концепции агентства "От Луны к Марсу". То, что НАСА узнает в ходе запланированного исследования Луны, будет использовано для работы над полетом человека на Красную планету.
      Тем временем SpaceX заявляет, что вскоре запустит на орбиту свой корабль Starship, который компания планирует в конечном итоге приземлить на Марсе; другие частные космические компании работают над достижением той же цели.
      
      ***
      Черный рыцарь - загадочный спутник
      неизвестного происхождения
      
      "Черный рыцарь" - один из самых загадочных среди известных космических объектов, вращающихся вокруг нашей планеты. Этот "искусственный спутник" вызывает интерес СМИ с конца 1950-х гг. Первоначально считавшийся российским спутником-шпионом, "Черный рыцарь" привлек внимание миллионов людей по всему миру и передает радиосигналы уже более 50 лет. Особый интерес к этому "неопознанному объекту из космоса" проявили Соединенные Штаты Америки и Советский Союз. Этот спутник заинтересовал такие страны, как Швеция, и энтузиастов со всего мира.
      Один из них - радиолюбитель, который расшифровал серию сигналов, полученных со спутника, и интерпретировал их как звездную карту с центром в системе Эпсилон Волопаса, откуда "Черный рыцарь" прибыл 13000 лет назад. (Эпсилон Волопаса - двойная звезда в северном созвездии. Звезду можно увидеть невооруженным глазом).
      Это открытие на самом деле было сделано намного раньше, чем мы думали. Ходят слухи, что Никола Тесла был первым человеком, который "перехватил" сигнал "потустороннего спутника" в 1899 году, после того, как построил радиоприемник в Колорадо-Спрингс. После открытия Теслы в течение следующих 30 - 50 лет сигнал перехватывали часто, пока его, по-видимому, не "расшифровали". В 1930 году астрономы всего мира сообщали о странных радиосигналах, которые якобы исходили от "Черного рыцаря".
      В 1957 году доктор Луис Корралос из министерства связи Венесуэлы сфотографировал "Черного рыцаря", когда фотографировал советский "Спутник II", пролетавший над Каракасом. Странно было то, что, в отличие от спутника, "Черный рыцарь" вращался вокруг Земли с востока на запад, а "Спутник II" - с запада на восток, используя естественное вращение Земли.
      История "Черного рыцаря" дебютировала в средствах массовой информации, когда 14 мая 1954 года о нем написали St. Louis Dispatch и San Francisco Examiner.
      
      Журнал Time написал о спутнике в марте 1960 года. Вот что они сказали. "Три недели назад заголовки сообщали, что Соединенные Штаты обнаружили в космосе нечто "темное и загадочное" с помощью спутника "Уилинг" на обычной орбите. Было предположение, что это может быть спутник-шпион, запущенный русскими, и это вызвало тревожное ощущение, что США не знают, что происходит в космосе. Министерство обороны с гордостью объявило, что спутник идентифицирован: это остатки сбившегося с пути спутника ВВС "Дискавери"".
      23 августа 1954 года журнал Aeronautical Medicine Week and Space Technology опубликовал статью, которая привела в бешенство Пентагон, поскольку военные пытались сохранить информацию в секрете.
      По имеющимся данным, "неопознанный объект" вращался по полярной орбите, в то время как США заявляли, что даже у русских нет технологий для запуска космического корабля на полярную орбиту. Первый полярный спутник был запущен в 1960 году. Полярные орбиты часто используют для наблюдения за Землей. Это поставило бы "Черного рыцаря в разряд спутников-шпионов, вопрос только в том, кто вывел его на полярную орбиту и с какой целью?
      Ученые подсчитали массу объекта и выяснили, что она составляет более 10 тонн. Это в то время самый тяжелый искусственный спутник на орбите.
      "Черного рыцаря" можно было увидеть как красную точку, движущуюся с более высокой скоростью по сравнению с другими спутниками на орбите восток-запад. Корпорация Grumman Aircraft сформировала комитет для изучения данных, полученных в результате наблюдений, но ничего не было обнародовано.
      В 1963 году на орбиту полетел космонавт Гордон Купер. Он сообщил, что видел вдали ярко-зеленый объект, который направлялся к его космическому кораблю. О своем наблюдении он сообщил на станцию слежения в Австралии, , но когда Купер вернулся на Землю, репортерам не разрешили его расспросить. Официальное объяснение заключалось в том, что высокий уровень углекислого газа вызвал у космонавта галлюцинации. До сих пор большая часть "официальной" информации хранится в секрете.
      Что же такое "Черный рыцарь"? Инопланетный спутник, отправленный на Землю для изучения за человечеством? Пытался ли он общаться? Игнорировал ли попытки общения? Одно можно сказать наверняка: "Черный рыцарь" остается одним из самых загадочных объектов на орбите.
      
      ***
      Тереза Пултарова
      
      Крупнейший в мире радиотелескоп
      
      На двух площадках в Африке и Австралии будет размещена обсерватория Square Kilometre Array Observatory (SKAO) с крупнейшим радиотелескопом в мире. Строительство массива SKA-Mid в пустыне Кару в Южной Африке и массива SKA-Low в Западной Австралии к северу от Перта началось после 30 лет подготовки.
      "Проект SKA разрабатывался много лет, - заявила Катрин Цесарски, председатель совета SKAO, присутствовавшая на церемонии закладки фундамента на южноафриканском объекте. - Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить еще одну важную главу в тридцатилетнем путешествии по доставке крупнейшего в мире научного прибора".
      Группа SKA-Mid в Кару будет сканировать небо в среднем диапазоне частот от 350 МГц до 15,4 ГГц с использованием 197 тарелок, каждая диаметром 50 футов (15 метров). Массив SKA-Low в Австралии будет опираться на 131 072 дипольных антенны для обнаружения радиоволн в диапазоне частот от 50 до 350 МГц.
      Радиоволны проникают сквозь пыль и мусор, позволяя астрономам заглянуть в области космоса, недоступные для обсерваторий других типов. Благодаря огромному размеру SKA будет невероятно чувствителен, что позволит астрономам обнаруживать сигналы от объектов в самых дальних уголках Вселенной, свет от которых шел к нам так долго, что мы можем увидеть их такими, какими они выглядели вскоре после Большого Взрыва.
      "Телескопы SKA действительно произведут революцию в нашем понимании Вселенной, - говорится в заявлении Цесарского. - Они позволят изучить ее эволюцию и некоторые из самых загадочных явлений в беспрецедентных деталях".
      Телескопы, общая площадь которых, как следует из их названия, составит один квадратный километр, будут завершены к концу этого десятилетия, но астрономы надеются, что смогут начать использовать некоторые из антенн, как только их строительство будет завершено. Первые четыре тарелки SKA-Mid и шесть станций SKA-Low смогут работать вместе как единый телескоп. Первые две антенные станции должны быть завершены к маю 2023 года, а первая тарелка должна быть установлена в апреле 2024 года, после чего ежемесячно будут устанавливать еще три-четыре тарелки.
      Антенны будут расположены по спирали диаметром почти 2000 миль (3000 километров). Представители SKAO заявили, что их цель - построить "самый экологичный исследовательский центр в мире", который будет удовлетворять большую часть своих энергетических потребностей за счет возобновляемых ресурсов.
      Из-за чрезвычайной чувствительности антенны необходимо размещать в удаленных местах, где использование обычных радиоприемников запрещено, чтобы избежать помех сигнала. Земли в окрестностях обоих массивов заселены коренными общинами, которые приняли участие в церемонии закладки фундамента. SKAO ранее обязалась создавать рабочие места для этих сообществ для выполнения части необходимой работы.
      "Это событие знаменует собой замечательную веху для обсерватории SKA и мирового научного сообщества, - заявил директор по строительству площадки 2KA-Low Ант Шинкель. - Мы собираемся начать строительство крупнейших в мире радиотелескопов, и здесь, в Австралии, делаем это при поддержке и тесном сотрудничестве старейших астрономов в мире, народа Ваджарри".
      16 государств-членов SKAO совместно финансируют строительство на сумму 1,55 миллиарда долларов (1,3 миллиарда евро) и 0,83 миллиарда долларов (0,7 миллиарда евро), необходимых для первого десятилетия его работы.
      Телескоп будет служить астрономам не менее 50 лет.
      
      ***
      Гарри Бейкер
      
      Единственное интервью с Жоржем Леметром,
      "отцом Большого взрыва"
      
      Единственная известная видеозапись интервью с физиком и католическим священником Жоржем Леметром, который первоначально предложил теорию Большого взрыва, была найдена на видео, утерянном почти 60 лет назад.
      Леметр (1894 - 1966) был профессором физики Лувенского католического университета в Бельгии и практикующим католическим священником. В 1927 году он был первым, кто предположил, что движение галактик от Земли - признак расширения Вселенной. Позже это было подтверждено наблюдениями американского астронома Эдвина Хаббла. Леметр был также первым, кто вывел закон, который гласит, что галактики удаляются от Земли со скоростью, пропорциональной их расстоянию. В то время все заслуги достались Хабблу, и закон был назван его именем. Международный астрономический союз в 2018 году восстановил справедливость, и закон теперь называется законом Хаббла-Леметра.
      В 1931 году Леметр предложил гипотезу "первичного атома" для объяснения расширения Вселенной. Согласно этой гипотезе, Вселенная началась в одной точке: то, что мы теперь знаем как теорию Большого Взрыва. На обнаруженном недавно видео Леметр обсуждает свои идеи с журналистом Жеромом Верхаге во время интервью бельгийскому телевидению, которое транслировалось 14 февраля 1964 года.
      Небольшой фрагмент интервью, продолжительностью около двух минут, был широко доступен в течение десятилетий, но полное 20-минутное видео считалось утерянным после того, как кинолента, содержавшая кадры, исчезла вскоре после выхода интервью в эфир.
      29 декабря 2022 г. бельгийская Национальная служба вещания для фламандскоязычного сообщества страны (VRT) повторно выпустила видео после того, как оно было обнаружено в архивах вещательной компании.
      "Кинолента была затерялась из-за того, что была отнесена к неправильной категории, а также из-за того, что имя Леметра было написано с ошибкой на этикетке, из-за чего поиск был похож на поиск иголки в стоге сена, - написали представители VRT в переведенном заявлении. Фламандский является одним из трех официальных языков Бельгии; на нем говорят люди, живущие во Фландрии на севере страны.
      В интервью Леметр говорит по-французски, к видео добавлены фламандские субтитры. В новой статье, загруженной 19 января на сервер препринтов arXiv, группа исследователей дала перевод интервью на английский язык, чтобы сделать видео доступным для более широкой аудитории.
      "Насколько нам известно, это единственное существующее видеоинтервью Жоржа Леметра", - написали исследователи в статье.
      Обширное видеоинтервью начинается с того, что Леметр отвечает на вопрос, который, вероятно, задал Верхаге во вступительной части. Осталось неясным, что сказал интервьюер во вступительном замечании. Леметр рассказывает, чем его гипотеза о "первичном атоме" отличается от модели стационарного состояния - идеи о том, что Вселенная всегда расширяется без начала и конца, но при этом поддерживает постоянную среднюю плотность. Эта идея была в то время предпочтительным взглядом на космос.
      Леметр подробно рассказывает о своем сопернике сэре Фреде Хойле, английском физике, который был одним из самых известных и яростных сторонников модели стационарного состояния. Хойл также случайно ввел термин "Большой взрыв". Хотя Леметр в ходе интервью неоднократно обвиняет Хойла в неправоте, тем не менее, он выражает "самое большое восхищение" работой своего коллеги.
      Леметр объясняет, что модель стационарного состояния могла бы работать только в том случае, если бы водород, необходимый для создания звезд, появлялся "как призрак" из ниоткуда, а это противоречит закону сохранения энергии, самому надежному физическому закону.
      Леметр утверждает, что расширение Вселенной можно проследить в обратном направлении вплоть до "превращения всей существующей материи в единственный атом", который и создал "расширяющееся пространство, заполненное плазмой" посредством "процесса, который мы можем лишь смутно представить".
      Леметр также обсуждает работу и идеи нескольких известных ученых, в том числе французского математика Эли Картана, английского астрофизика Эдварда Артура Милна и сэра Джеймса Хопвуда Джинса, английского физика, астронома и математика, который был еще одним сторонником модели стационарного состояния.
      Леметр и Эйнштейн
      
      Во время интервью Леметр отмечает, что обнаружение космических лучей - частиц высокой энергии, которые движутся в пространстве почти со скоростью света, поэтически описанных как "лучи первобытного фейерверка", сыграет важную роль в доказательстве его теории первоатома.
      Леметр умер вскоре после того, как узнал об открытии космического микроволнового фонового излучения. Открытие это произошло через два года после интервью и стало первым серьезным доказательством правоты Леметра.
      Священника, ставшего физиком, также спросили, противоречит ли теория первоатома его религиозным взглядам, но Леметр объяснил, что в его исследованиях нет "скрытых религиозных мотивов" и что "начало [Вселенной] настолько невообразимо" и "так отличается от нынешнее состояние мира", что он не видит причин, по которым это опровергает причастность Бога к творению.
      Исследователи, которые перевели расшифровку стенограммы на английский, рады, что сыграли свою роль в том, что единственное снятое на пленку интервью Леметра стало доступным для астрономического сообщества и общественности.
      "От всех людей, придумавших структуру космологии, с которой мы сейчас работаем, осталось очень мало записей того, как они говорили о своей работе, - сказал ведущий автор исследования Сатья Гонтчо, физик из Национальной лаборатории Лоуренса Беркли Министерства энергетики в Калифорнии. - Услышать обороты речи и то, как все обсуждалось... Будто вы заглянули во время".
      
      ***
      Ричард Винсент
      
      Отголоски предыдущей вселенной?
      
      Что, если наша Вселенная - одна из бесконечного числа вселенных, причем каждая возникает из остатков предыдущей? Это кажется невозможным, но, тем не менее, такие вселенные могли существовать. Мы могли бы даже увидеть их "лебединые песни" в разрушительных силах черных дыр. Если эти сигналы есть, мы должны задать поразительный и ужасающий вопрос: можем ли мы обнаружить сообщения от древних инопланетян, живших в последние дни предыдущей вселенной?
      Известный физик, лауреат Нобелевской премии сэр Роджер Пенроуз разработал модель циклической вселенной (ССС). В CCC Вселенная представляет собой одну из цепочек, простирающихся на эоны в прошлое и будущее. Большой взрыв представляет собой не только начало нашей Вселенной, но и смерть более старой. Хотя большинству из нас может показаться, что одной вселенной достаточно, мы можем быть частью структуры, намного большей, чем единый космос, и несмотря на то, что теория очень необычна, ее можно проверить.
      В последнюю эру существования нашей Вселенной, возможно, вся материя распадется. Конечно, мы знаем, что это имеет место для макроскопических объектов. В конце концов у звезд закончится топливо, и они станут белыми карликами, нейтронными звездами или черными дырами. Однако в CCC все массивные частицы тоже в конечном итоге распадутся. Это правдоподобно, хотя и не учитывается в нашем нынешнем понимании физики. Механизмы распада протонов и электронов неизвестны. Однако наше понимание физики элементарных частиц далеко не полно. Так что, возможно, через значительное время составные части атомов в наших телах и во всем, что мы можем видеть и осязать, растворятся в свете.
      Вселенная, полная безмассовых частиц, является важной деталью для CCC. В то время как несколько массивных частиц допускаются в последние мгновения Вселенной, доминирующий вклад должны вносить частицы света - фотоны. Невероятная особенность фотонов (и других бозонов) заключается в том, что, в отличие от частиц вещества, для них не существует границы на краю нашей Вселенной. Они плавно пересекут эоны, оставив нашу вселенную позади и войдя в новую. Однако все остальное должно быть оставлено на границе между старым и новым. Только свет - слабый призрак того, что было раньше - может войти в новый эон.
      Но это не совсем полная история. Гравитация, которую можно считать безмассовой, также сможет пересечь границу, влияя на нашу Вселенную, и именно это Пенроуз и его коллеги полагают, что наблюдали в 2010 году.
      Столкновение двух черных дыр создает рябь в пространстве-времени, которая распространяется по всей Вселенной и называется гравитационными волнами. Это одни из самых мощных событий. Настолько мощные, что мы можем обнаружить их за миллиарды световых лет. Учитывая, насколько колоссальны эти столкновения и что гравитационные волны в принципе могут перемещаться из одной вселенной в другую, они являются идеальными кандидатами для обнаружения в нашей Вселенной. Именно в кольцах с одинаковой температурой, обнаруженных в космическом микроволновом фоновом излучении, Пенроуз и его сотрудник Гурзадян увидели эти древние эхо.
      Измерения были проведены с помощью спутника WMAP, который исследовал разницу температур, оставшуюся после Большого взрыва. Впрочем, другие команды физиков не согласились с этими выводами, утверждая, что кольца также можно найти в симуляциях реликтового излучения, где не существовало предшествующей Вселенной.
      Не испугавшись критики, Пенроуз предложил вторую проверку своей теории: вместо того, чтобы искать столкновения черных дыр, нужно искать их испарение. Слабое излучение на горизонте событий черных дыр, известное как излучение Хокинга, обычно практически невозможно обнаружить, но, благодаря странному переходу между эонами, это излучение концентрируется в одной точке. Эта точка Хокинга растягивается по всему небу, создавая горячие области в реликтовом излучении - примерно в пять раз больше диаметра Луны.
      Данные со спутника Planck (обновленные с помощью WMAP) показали, что горячие области (в виде кругов) действительно наблюдаются в реликтовом фоне. Однако скептицизм остается. Сигналы могут быть ничем иным, как результатом обнаружения случайной особенности в огромном количестве бессистемных данных. Тем не менее вероятность того, что наша Вселенная может быть не единственной, все еще существует. Она может быть поколением в невообразимо длинной цепи смертей и возрождений.
      Если бы это было правдой, то существовала бы поразительная возможность. Когда существование нашей Вселенной подойдет к концу, человечество сможет стать достаточно развитым, чтобы закодировать наш геном - возможно, даже само сознание - и сжать его в сигнал. Благодаря тщательной передаче излучения или созданию гравитационных волн, возможно, созданных с помощью усовершенствованного точного управления черными дырами, мы могли бы передать сигнал между эонами и спроецировать его на реликтовое излучение последующей вселенной. В то время как физические формы наших предков будут вынуждены оставаться в этой вселенной, инструкции по нашему возрождению смогут отправиться в новую. В течение миллиардов лет мы сможем оставаться призраком в новом реликтовом излучении. Однако однажды такой зонд, как WMAP или Planck, сможет обнаружить особенно холодное или горячее пятно, напоминающее сообщение. Оно сможет быть расшифровано продвинутым видом, признано биологическим руководством по эксплуатации и реконструировано, что позволит нам возродиться в новой вселенной.
      Поразительно, что, если теория CCC верна, возможно, такие сообщения уже существуют в нашем реликтовом излучении. Сигнал может быть последним прощанием с предыдущим поколением. Это может быть предупреждением. Или, возможно, это могут быть инструкции по переносу древнего инопланетного вида в другую вселенную...
      
      ***
      Андрей Фельдман
      
      Гравитационные волны помогут увидеть начало времен
      
      Новое исследование предполагает, что рябь в пространстве-времени, известная как гравитационные волны, может помочь раскрыть секреты событий, происходивших на заре времен, всего через несколько мгновений после Большого взрыва. Физики говорят, что могут узнать больше о первобытных гравитационных волнах, используя термоядерные реакторы здесь, на Земле. В новом исследовании физики использовали уравнения, которые определяют, как электромагнитные волны распространяются через плазму внутри термоядерных реакторов, чтобы создать теоретическую модель взаимодействия гравитационных волн и материи. Это, в свою очередь, могло бы показать картину самых ранних моментов времени.
      Через несколько мгновений после Большого взрыва Вселенная была пропитана горячей сверхплотной первичной плазмой, которая посылала в космос мощные гравитационные волны. Эти древние гравитационные волны распространялись по всей Вселенной и должны присутствовать и сегодня. Поэтому взаимное влияние, которое материя и гравитационные волны оказывали друг на друга в молодой Вселенной, должно было оставить наблюдаемые следы. "Пройдя" в обратном направлении по этим наблюдаемым следам, можно было бы получить более точную картину раннего периода.
      "Мы не можем видеть раннюю Вселенную напрямую, но, возможно, сможем увидеть ее косвенно, если посмотрим, как гравитационные волны того времени влияли на вещество и излучение, которые мы можем наблюдать сегодня", - сказал Дипен Гарг. аспирант Принстонской программы по физике плазмы и ведущий автор исследования, о котором идет речь.
      Согласно общей теории относительности, массивные тела взаимодействуют гравитационно, деформируя пространство вокруг себя и создавая рябь в пространстве-времени, называемую гравитационными волнами, распространяющимися со скоростью света. До сих пор физики использовали детекторы, такие, как лазерная интерферометрическая гравитационно-волновая обсерватория (LIGO), для поиска гравитационных волн, возникающих в результате столкновений черных дыр. Эти космические катаклизмы порождают мощнейшие гравитационные волны, которые распространяются в вакууме, а это означает, что для их описания этих явлений достаточно моделировать физику пульсаций в пустом пространстве.
      Однако, когда Вселенная была в зачаточном состоянии, огромное количество материи перемещалось друг относительно друга, создавая гравитационные волны, которые должны были распространяться через первичную плазму. Эта плазма взаимодействовала с гравитационными волнами, изменяя их форму и траекторию.
      Чтобы рассчитать, как первичная плазма могла повлиять на древние гравитационные волны, Гарг и его научный руководитель Илья Додин тщательно проанализировали уравнения теории относительности. При определенных упрощающих предположениях они смогли рассчитать, как гравитационные волны и материя влияют друг на друга. Часть своих уравнений Гарг и Додин основывали на данных о распространении электромагнитных волн в плазме. Этот процесс происходит не только под поверхностью звезд, но и в термоядерных реакторах на Земле.
      "По сути, мы задействовали технику плазменных волн для решения проблемы гравитационных волн", - сказал Гарг.
      Хотя ученые сделали важный шаг к вычислению измеримых эффектов, которые гравитационные волны и первичная плазма могли оказывать друг на друга, им еще предстоит проделать большую работу. Предстоит провести более точные и подробные расчеты, чтобы получить более четкое представление о том, как древние гравитационные волны выглядели бы сегодня.
      "Сейчас у нас есть некоторые формулы, но для получения значимых результатов потребуется больше работы", - заключил Гарг.
      
      ***
      Джеймс Гордон
      
      Непризнанный мыслитель Уильям Джеймс Сидис
      
      Все знают об Эйнштейне. Но большинство не слышало о Сидисе. Хотя его достижения не были такими значительными, он все же был чрезвычайно выдающимся мыслителем. У него были все составляющие гения с юных лет. Тем не менее, его история была определена борьбой.
      Родился Уильям Сидис в 1898 году. Несмотря на ряд невероятных достижений, признания он до сих пор не получил и он умер в 46 лет, в 1944 году, от кровоизлияния в мозг, так и не найдя своего места под солнцем. Он страдал депрессией и последние годы жизни жил в изоляции.
      Его отец вырастил сына с намерением, чтобы он был очень хорошо образован. И в течение многих лет Уильям был на пути к долгой, славной жизни и карьере. Сидис поступил в Гарвард, когда ему было 11 лет. Он говорил на многих языках (некоторые говорят, что на двух десятках). Социалист и пацифист Сидис был политическим нонконформистом и не следовал традиционным ценностям своего времени. Он мог бы провести 18 месяцев в тюрьме за участие в протесте против Первой мировой войны, но его отцу удалось добиться другого судебного решения. Вместо тюрьмы Уильям провел время в психиатрической клинике.
      Сидис предсказал существование черных дыр. Его книга "Одушевленные и неодушевленные" описывала "обратную вселенную", где "движение всех тел происходят в обратном порядке".
      Книга Сидиса была опубликована в 1925 году, но вполне вероятно, что его теория уже хорошо могла бы зарекомендовать себя в предыдущее десятилетие. Эйнштейн не публиковал ничего существенного о черных дырах до 1939 года, когда вышла его работа "О стационарной системе со сферической симметрией, состоящей из многих гравитирующих масс".
      Снятый режиссером Гасом Ван Сентом в 1997 году фильм "Умница Уилл Хантинг" рассказывает историю математического гения. Главного героя играет Мэтт Дэймон (бросивший Гарвард, чтобы заняться актерским мастерством). История Хантинга похожа, но в некоторых ключевых моментах совершенно не похожа на историю Сидиса, и это позволяет предположить, что она могла быть вдохновлена сравнением и противопоставлением. Наставники Сидиса полагали, что однажды он станет известным математиком. Но этого не произошло.
      Фильм "Умница Уилл Хантинг" предостерегает от слишком сильного воздействия на блестящий ум на раннем этапе. Предостережение в том, что нельзя оказывать давление на гения. Возможно, это был урок, извлеченный из жизни Сидиса. На персонажа Уилла Хантинга, в отличие от Сидиса, родители или школа не давили. Фильм рассказывает о психологических трудностях и моральных дилеммах героя. Ему предлагают престижные возможности, признание его дара. Перед ним стоит трудный выбор: следовать подлинным путем, который он хочет для себя, или путем, который, как он чувствует, побуждает к нему интеллектуальное общество. Уилл выбрал свой путь. Как и Сидис.
      
      
      
      
      Михаил РАХУНОВ
      
      РАБ ЖИЛ В КАМОРКЕ...
      
      Раб жил в каморке. Ел и пил,
      Что разрешали, говорил,
      Что запрещали, то не пел, -
      Себе в две дырочки сопел.
      При поведении при этом
      Его назначили поэтом:
      "Иди, поэт, мычи и немли
      Исполнись волею моей,
      И, обходя моря и земли,
      Державным псам поклоны бей" ...
      Поклоны бей, поклоны бей
      У трона жалких королей,
      В домах вассалов, их подруг,
      И слугам их: а вдруг, а вдруг!..
      Тебе до смерти не суметь,
      Как птица в небе, вольно петь!
      
      
      ЦЕПЬ
      
      Повторяю за Блоком: "Фонарь и аптека...",
      Сколько раз этот ряд повторялся от века.
      Но закрылась аптека, сгинул старый фонарь,
      А за ними генсек, президент, государь,
      Петербуржцы в своих длиннополых пальто,
      Дамы в шубах тяжелых, в пенсне господа,
      Длинноногий канкан, Бим и Бом в шапито -
      Все ушли цепью длинной во тьму, в никуда...
      Представляете цепь: вереница вещей,
      Черепа вперемежку с обрывками фраз -
      Эту цепь тянет Время - безликий Кощей,
      В ней, тяжелой и ржавой, есть место для нас.
      
      Петербург разъедает болотная тля,
      Правит бал, пироги жалких улиц деля.
      Этот люд непотребный во все щели залез
      (Тараканий общаг, недосып и обвес),
      Грубым спиртом пропитан, он пахнет мочой,
      Он живет без потерь, без удач, без любви,
      Для него этот город - холодный, чужой,
      Где во тьме, прозябая, жгут судьбы свои.
      И вот эта толпа - без кровинки в лице! -
      Позабыв про несчастную совесть свою,
      Помогает тянуть злополучную цепь,
      Зло сверкая глазами, на самом краю.
      
      
      ФРЕЙЛИНА
      
      Остатки роскоши: фамильная камея
      Была обменена на хлеб в сорок втором.
      И вот она живет, у сыновей не смея
      Просить о помощи, не думая о том,
      
      Что смерть кружит за окнами, что внуки
      Забыли бабушку, играют во дворе;
      Сидит на стульчике, скрестив по-женски руки,
      Быть может, так она сидела при дворе.
      
      Заснули блики солнца на коленях,
      Мурлычет кот под кухонным столом,
      Ей нужно отдохнуть - пусть несколько мгновений, -
      Вернуться в прошлое и вспомнить о былом.
      
      Есть фрейлины на свете. Вам не верить,
      Но мне - увидеть и узнать
      Как превращаются разлуки и потери,
      Дожди и вьюги в благодать.
      
      И дар, не тронутый чужого века прозой -
      Все так же ярок, будто нимб над головой.
      Всем женским естеством - манерами и позой,
      Она несет духовный облик свой.
      
      Да будет счастлива простившая всех старость,
      Надежда, прикоснись к ней ласковой рукой,
      Любовь, сотри с ее лица ненужную усталость,
      И, вера, словом успокой.
      
      
      ЖИЗНЬ БЕЖИТ, СТУЧИТ НА СТЫКАХ...
      
      Жизнь бежит, стучит на стыках: поворот, вновь поворот,
      А вокруг не вяжет лыка праздно едущий народ.
      Кто-то травит анекдоты, кто-то пьет, а кто-то ест.
      Ах, дорожные заботы, заселенье спальных мест!
      
      Обустраиваться надо, не мешало б покурить,
      Прикупить бы лимонада, да попутчиц покорить.
      Все приедем: кто-то позже, кто-то раньше. Вот беда,
      Унесет ушедший - ножик, сало резать чем тогда?..
      
      Всем беднягу будет жалко: в эку темень с багажом!
      И глупа его товарка! Ладно, ну его с ножом!
      Эх ты жизнь, не знаем сами, в чем твой смысл и в чем твой сказ,
      И философ, как Сусанин, в дебри вновь заводит нас.
      
      
      ПЕВЧИХ ПТИЦ НЕ СЛУШАТЬ, В ПАРКИ НЕ ХОДИТЬ...
      
      Певчих птиц не слушать, в парки не ходить,
      Глупостями душу чтоб не бередить,
      Выйти из подъезда в ближний гастроном,
      "От Москвы до Бреста..." подкрепить вином.
      
      Холодно в квартире, страшно на Земле,
      Как мишени в тире, банки на столе.
      Чашки, помидоры, пачка сигарет -
      И на водку скорый молодой сосед.
      
      Вспоминать не надо юность, что прошла,
      Ночи Сталинграда, прошлые дела:
      Там еще мальчишкой я смотрел, как влет
      Лупит по людишкам глупый пулемет.
      
      Что ж, приказ - приказу ты не прекословь,
      Убивай - и сразу, да родную кровь,
      Кто же мог подумать, что среди ворья
      Будет и сестричка старшая моя.
      
      Знал же, что на фронте, знал, что где-то там...
      Хватит. Все. Увольте. Наливай, братан, -
      Выпьем за Победу, за рабочий класс...
      Как сосед соседу: "Презирают нас...".
      
      
      ПОД ПЕСЕНКУ ЕВРЕЙСКОГО КВАРТАЛА
      
      Меняется пиджак на Пастернака,
      Какое извращение, однако.
      Пиджак английский, строчка золотая,
      Но лучше я свой старый залатаю...
      
      Так я писал в году семьдесят пятом,
      Где нищим был я, вместе с тем, богатым,
      Где каждый час был без конца любимым,
      Где каждый день был столь необходимым.
      
      Вставало солнце где-то у вокзала
      И жизнь мою, как леденец, лизало;
      С восторгом рьяным желтые трамваи,
      Гремя по рельсам, сон мой прерывали.
      
      И вот иду я в гору по бульвару,
      Деля весну с красавицей на пару;
      Живет любовь у ней под шелком блузки,
      И говорим мы о любви по-русски.
      
      Ах, это время - корка апельсина, -
      И остро пахнет, и блестит красиво!
      Там все мои начала и основы,
      Там все друзья и живы, и здоровы.
      
      Под песенку еврейского квартала
      Я жизнь хочу начать свою сначала,
      Сначала жить с тоской необъяснимой,
      Сначала посмотреть в глаза любимой.
      
      
      БАРОККО, НЕМНОГО АМПИРА...
      
      Барокко, немного ампира -
      Московская это квартира.
      Под окнами, праздно сверкая,
      Шумит, громыхает Тверская;
      
      Глубокие кресла, обои,
      Где красным и синим - левкои,
      Под шалью хрустальная люстра -
      Прикрыта от пыли искусно,
      
      И в зеркале, будто все снится,
      Нездешние строгие лица:
      Столпились и смотрят сурово;
      Исчезли - и видимы снова...
      
      И снова вечерние тени,
      Как листья заморских растений,
      Ползут, извиваясь, по стенам,
      Сгущаясь в углах постепенно.
      
      Столица, столица, столица.
      Не здесь довелось нам родиться,
      Не этою улицей длинной
      Шагать, отражаясь в витринах,
      
      Не в этих вольтеровских креслах
      Легко находить себе место,
      Читая под лампой, к примеру,
      Цветаеву или Бодлера.
      
      
      В ПОЕЗДЕ
      
       Так поезд несется просторами ночи,
       Пока мы за шторами спии.
      Самуил МАРШАК
      
      Пока мы за шторами спим
      В летящем по рельсам составе,
      А, может быть, вещи честим,
      С натугой под лавку их ставя;
      
      Пока пьем разбавленный чай,
      И медленно в тамбуре курим,
      С друзьями пока балагурим,
      Внимая задорным речам;
      Пока мы над книгой сидим,
      А, может быть, в шашки играем,
      Вселенная ходом своим
      Мешает галактики, к ним
      Ледок подсыпая и гравий.
      
      Крутой этот звездный раствор
      Застынет узором пьянящим,
      И кто-то начнет разговор
      О вечном и непреходящем.
      
      А ночь разрядится дождем,
      И гром кавардак свой устроит,
      И только тогда мы поймем,
      Что жить - это многого стоит.
      Замолкнем, посмотрим вокруг:
      Живым быть - ну разве не чудо, -
      И выпадет книга из рук,
      И звякнет пустая посуда...
      
      
      СКВОЗЬ НАБУХШИЕ ЖИЛЫ АРБАТА...
      
      Сквозь набухшие жилы Арбата
      Разношерстного люда поток;
      Всё, чем наша столица богата,
      Предлагает здесь каждый лоток.
      
      Расклешенные платья бананов,
      Пирамиды вальяжные шпрот
      Беспардонно толкают и рьяно
      На покупки приезжий народ.
      
      "Понаехали тут, понабрали..." -
      Эта общая мысль москвича.
      Курят "Мальборо" местные крали,
      Носят куртки с чужого плеча.
      
      И над всей этой пестрой Москвою
      Легкокрылая юность моя
      Пролетает жар-птицей - судьбою,
      Улетая в чужие края.
      
      
      
      
      
      ИЗ НЕМЕЦКОЙ ПОЭЗИИ
      Переводы: Даниэль Клугер
      
      Людвиг ВИЛЬ
      
      ДВА МАТРОСА
      
      У красавицы Одессы,
      Моря Черного отрады
      Ходит русский император
      Вдоль высокой балюстрады.
      Перед ним его эскадра
      Курс меняет, ловит ветер.
      Для него, для самодержца,
      Нет картин милей на свете.
      
      Маневрируют фрегаты -
      То, как чайки, рвутся в море,
      То спешат скорей обратно,
      Не теряясь на просторе.
      И довольный император
      Адмиралу объявляет:
      "Два матроса очень ловко
      Парусами управляют!
      
      Их произвести желаю,
      Без задержек, в офицеры!"
      Но в ответ он слышит: "Эти
      Молодцы - еврейской веры.
      Потому они не могут
      Офицерами считаться.
      Разве только с иудейством
      Согласились бы расстаться!"
      
      Грозно крикнул император:
      "В чем же дело? Окрестите
      Их немедля, прямо в море -
      ну, а после наградите!"
      Двум матросам объявили
      Императора желанье.
      Двум матросом объявили
      Адмирала приказанье.
      
      Вот - на палубе, в крестильном
      Одеянии матросы.
      Вот - на палубе священник.
      А над морем альбатросы
      То ли бурю предрекают,
      То ли на фрегат глазеют...
      Адмирал кричит матросам:
      "Ну-ка, в воду, поскорее!"
      
      Обнялись матросы молча.
      Подошли матросы к борту.
      Поглядели в синь морскую -
      Синь особенного сорта.
      И - за борт... Вода вскипела -
      И затихла... И напрасно
      Император и священник
      Ждали их в тот час несчастный.
      
      Вот и солнце закатилось,
      Легкий бриз прохладой веет.
      Смотрит в воду император.
      Смотрит в воду - и не верит.
      Не вернулись два матроса,
      А легли на дно морское.
      Но в своей остались вере
      Два матроса, два героя.
      
      ... У красавицы Одессы,
      Моря Черного отрады,
      Не гуляет император
      Вдоль высокой балюстрады.
      И в поход ушла эскадра,
      В парусах играет ветер...
      Двух матросов, двух героев
      Больше нет на этом свете...
      
      1845
      
      
      Фридрих Вильгельм ГОТТЕР
      
      КОЛЫБЕЛЬНАЯ ЭСТЕР
      (Из пьесы "Эстер")
      
      1.
      Маленький принц мой, усни,
      К мягкой подушке прильни,
      Месяц преклонит главу,
      Вытопчут кони траву,
      Певчие птицы молчат,
      Только цикады звенят,
      В сумерках тают мечты,
      Спи, мой царёнок, и ты...
      
      2.
      И голоса во дворце,
      Тень на высоком крыльце,
      Сад от прохлады продрог,
      Юркнула мышь за порог,
      А за стеной "ох" да "ах" -
      Это прислуга во снах
      Ловит чужие мечты,
      Спи, мой царёнок, и ты...
      
      3.
      Спят и простак, и мудрец,
      Счастье плывет во дворец,
      Счастье спокойного сна,
      Сладкой судьбы тишина,
      Слезы слетают с ресниц,
      Больше не плачет мой принц,
      Утром вернутся мечты,
      Спи, мой царёнок, и ты...
      Олег ПОЛЯКОВ
      
      КАМЕННАЯ ДАЛЬ
      
      Дворцовые камни, дворцовые камни,
      Вы древнею книгой раскрыли века мне.
      Пришел ощутить я, пришел посмотреть я
      Иные эпохи, былые столетья.
      Входил в мавзолей и смотрел с цитадели...
      А вы на меня изумленно глядели,
      Как будто впервые увидели чудо:
      "Откуда пришел ты? Откуда? Откуда?
      И ветры все те же, и небо все то же,
      А люди - другие, на тех не похожи.
      А те - как живые, мы видим их лики,
      Те были издревле - рабы и владыки,
      А вы - властелины машинного гуда...
      Откуда пришли вы? Откуда? Откуда?
      Неужто отсюда - из каменной дали?
      Какими вы стали! Какими вы стали!.."
      Дворцовые камни, дворцовые камни,
      Вы древнею книгой раскрыли века мне, -
      То время, с которым навечно в разлуке...
      Я слышал былого ожившие звуки:
      Скрипенье арбы и журчанье фонтана,
      И морем рокочущий голос мейдана,
      И голос поэта, и голос нукера,
      И голос устада, и голос аскера...
      И каждый кричал мне из каменной дали,
      И каждый хотел, чтоб его услыхали.
      А я им внимал, словно некий владыка,
      Рискуя оглохнуть от этого крика.
      Ходил по двору, ощущая руками
      Горячий,
       шершавый,
       обветренный камень.
      А люди живые из камня кричали,
      Которые жили когда-то, вначале.
      Которые пели, смеялись, любили...
      "Когда-то мы были! Когда-то мы были!
      Когда-то мы были!..
      Когда-то... Когда-то...
      Ушедшее время,
      Забытые даты..."
      
      
      Мейдан - базарная площадь (азерб.)
      Нукер - охранник.
      Устад - учитель.
      Аскер - воин.
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Журнал Млечный Путь (pamnuel@gmail.com)
  • Обновлено: 01/03/2023. 481k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.