Журнал Млечный Путь
Млечный Путь Xxi век Номер 37

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 28/08/2022.
  • © Copyright Журнал Млечный Путь (pamnuel@gmail.com)
  • Размещен: 14/12/2021, изменен: 14/12/2021. 534k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Оглавление: ПовестьД. Трускиновская "Ономаст" (окончание)РассказыО. Быкова "Билет в Монро"Е. Гаммер "Альтернет"В. Смолович "Фотонные грезы"Д. Раскин "Линда, генномодифицирующий скальпель и планета Дронт"МиниатюрыЛ. Ашкинази "Вавилонская библиотека"Ф. Ромм "Вторая попытка"ПереводыР. Джоунс "Коммерческая тайна"ЭссеВ. Мач "Антинаучная статья"Наука на просторах ИнтернетаШ. Давиденко "Может ли наука ошибаться?"СтихиМ. ПолыковскийО. Поляков
    •   Далия Трускиновская
      
      ОНОМАСТ
      (Окончание)
      
      Я догнал девчонок и пошел следом. Я все понял - они вместе учились в балетной школе. Это была не настоящая школа, что-то вроде студии. Но кое-что они уже умели. И они шли выворотно, шли носочками наружу, наконец-то я это заметил.
      Динка-челеста!
      Ее распущенные темные волосы колыхались невесомым облачком. В них жила музыка. Я слышал эту музыку, я должен был ее сохранить и повторить, но как, но как?..
      Ее фигурка еще не оформилась, Динка-челеста пока прекрасно обходилась без всех девичьих округлостей, но ее ноги... ноги были сильные, прекрасной формы, с узким коленом, с изящной щиколоткой, с округлыми икрами, прекрасно вылепленными, без балеринского рельефа. Я взмолился всем богам: не надо ей этого рельефа, она сейчас прекрасна, пусть останется такой навеки!
      Два квартала я шел за девчонками, боялся, что вот сейчас обернутся, увидят меня и испугаются: что за старый идиот вдруг погнался за ними? Но они не оборачивались. Оказалось, они провожали мою Динку. Она жила поблизости и у дверей старого дома, облепленного маскаронами и прочей гипсовой дребеденью, рассталась с подружками, наскоро поцеловав каждую.
      Теперь я знал, где она живет.
      Я уже понял, что буду бродить тут утром, ожидая, пока распахнется облупленная дверь и выпорхнет девочка в туфельках без каблуков, юбочке - на три ладони выше колена, с рюкзаком за спиной, а в рюкзаке - все, что нужно для занятий. И резинка, чтобы собрать волосы в хвост, и шпильки, чтобы превратить его в аккуратный узел. И два полотенца - одно будет висеть на станке в репетиционном зале для утирания пота, с другим она пойдет в душ. И длинные толстые гетры, собственной вязки. Все танцовщицы умеют вязать... откуда я помню это?..
      Опять зазвонил смартфон.
      - Полифем, Полифем, улыбнитесь, - пропел я ему и поднес смартфон к уху.
      - Я должен уйти на остров, - басом сказал Семенов. - Устрой это.
      - А сейчас ты где?
      - На крыше. Пришли за мной пентеконтору.
      - На крыше виллы?
      - Нет.
      - А на какой?
      - Не знаю.
      - Что ты забыл на острове?
      - Там моя пещера. Пентеконтору пришли. Тут для нее есть подходящая гавань. И на весла посади вольных. От рабов толку мало.
      - Так, ясно... Что ты видишь со своей крыши?
      - Реку. Мост.
      Если учесть, что город вытянулся вдоль реки, а мостов у нас шесть штук, ориентир сомнительный.
      - Еще что видишь?
      - Трубу вижу, полосатую.
      - Так ты возле промзоны, что ли?
      - Не знаю, я трубу издали вижу.
      Труба у нас была одна - и знаменитая. Высотой - полсотни метров, не меньше, и в нее вмурованы железные ступеньки до самого верха, зачем - хрен ее знает. Вечно на нее кто-то сдуру лез, а потом его с большим трудом снимали.
      - Если смотреть на реку, труба справа или слева?
      - Слева.
      - Уже кое-что...
      За промзоной долгие годы были колхозные поля, теперь землю частично взял под себя город, частично ее распродали богатым дядькам, желающим поставить особняки почти что на берегу. Город же, если я правильно понял, строил там жилой комплекс - несколько многоэтажек с подземными стоянками.
      Семенов зарычал и пропал. Потом в трубке раздались вопли - но вопили где-то очень далеко.
      - Семенов! Валька! Полифем! - закричал я. Он не отозвался.
      Я впервые по-настоящему пожалел о том, что продал свой "гольфик". Похоже, Семенов серьезно влип. Это не угон копытного средства или речного пароходика. Это гораздо хуже...
      Нужно было мчаться на помощь - а на чем, на такси? Как объяснить таксисту адрес?
      Я покричал в микрофон, вызывая Семенова, потом нажал на красный кружок. Может, моего друга и в живых-то уже не было...
      Смартфон запищал, высветился незнакомый номер.
      - Гражданин Макаров?
      - Я.
      - Хорошо, что мы вас нашли. Ваш номер сохранился в базе данных.
      - Вы - кто?
      - Полиция.
      Ну да, подумал я, ведь я же уже искал однажды Семенова с помощью полиции...
      - Семенов?.. Валентин?..
      - Он самый.
      - Что с ним?.. Жив?..
      - Жив, - с загадочной ненавистью ответил незримый голос. - Засел на крыше многоэтажки и кидается оттуда бетонными блоками. Двух человек уже придавил. Знал я, что у сумасшедших случается такая силища, но чтобы своими глазами увидеть?
      - Просто так кидается?
      - Нет, многоэтажку наши хачи, или кто они там, оцепили. Целая дивизия с Западного рынка. Чем-то он их достал. Они по нему стреляли, он залег. Когда мы приехали, он как раз первый блок метнул.
      - Где это?
      - Приезжайте на Федотовскую.
      - Это где? Я такой улицы не знаю.
      - Улица новая, таксеры уже должны знать. Ориентир четыре башни, две готовы, а он на той, что недостроена. Сразу увидите - она ближе к реке. Может, вы уговорите его слезть с крыши. И мы его тогда сразу - на Афанасьевские Горки.
      - А хачи?
      - Этих мы отгоним. Правда, они от злости стали совсем невменяемые. Еще приедет один наш товарищ, который с их Саидом Алтынбековичем вась-вась.
      - У него там поблизости вилла?
      - Да, за полкилометра от Федотовской, вниз по течению.
      Делать нечего - я вызвал такси. Пока ждал - вспоминал, что я помнил о Полифеме, и вообще пытался понять, как это имя забрело в мою дурную голову.
      
      ***
      Кто такой Полифем?
      Это не имя!
      Откуда он вообще взял этого Полифема?
      Что-то вроде из греческой мифологии...
      Не может быть! Я дважды проверял - он открыл канал "Полифема"! Совсем свеженький канал! Раньше его не было!
      Так что, теперь Полифем - имя?
      Оно что-то значит?
      Ничего оно не значит! Одноглазое чудище... погодите, сейчас узнаю точнее...
      Но если он способен открывать каналы!..
      Да, это - беда. Настоящая беда.
      Ага - беда сам-знаешь-для-кого...
      Полифем кинул камень в пастуха Ациса и убил его. Еще он запер в пещере Одиссея... в общем, придется читать Гомера...
      Но как?! Как?!
      Кто может закрыть канал этого проклятого "Полифема"?
      Новый канал, еще не окреп, должно сразу получиться.
      Собираю тройку, собираю тройку.
      Нет, тройки мало.
      Какой сильный канал, будь он неладен! Может, имя за две тысячи лет накопило силу и теперь держит его? Кто-нибудь хоть что-то понимает?!.
      Да, это тебе не Христофор и не Тамерлан.
      Христофор теоретически тоже силу накопил...
      Мне надоело это безобразие! Придется решать проблему любыми средствами.
      Кто должен был исследовать канал "Владислава"? Кто, я спрашиваю?
      Там многомерный канал! Там целый пучок каналов прирос! Как это получилось - не понимаю! Не понимаю!!!
      Пора действовать.
      Да. Только открывателей каналов нам еще не хватало...
      Так что - решено?
      Тихо.
      Да.
      
      ***
      Гендель! Точно - Гендель! Опера "Ацис и Галатея"! Потом ее улучшал Моцарт. Но где ее ставили?
      Там циклоп Полифем из ревности убил Ациса огромным валуном.
      Семенов мог где-то что-то слышать про Сулеймана, Христофора, Тамерлана. Но я голову бы дал на отсечение - оперы Генделя он не знал! И греческой мифологии тоже.
      Что я такое вытворяю?..
      - Сюда, что ли? - спросил таксер.
      - Если это Федотовская - то сюда.
      - Может, и Федотовская, если навигатор не врет.
      - Погоди. Нам нужны многоэтажки. А тут какой-то шанхай. Едем дальше.
      Когда подъезжали, нам здорово повезло: бетонный блок слетел с крыши и грохнулся в трех сантиметрах от правой дверцы. Этот поганец чуть меня на тот свет не отправил!
      Поодаль стояли полицейские машины. Возле одной я заметил группу восточных людей - уже немолодых, очень прилично одетых. Видимо, переговоры завершились - восточные люди не буянили, а стояли спокойно, ждали. А до чего они могли договориться с полицией? А до того, что бывшего Тамерлана, изловив, отдадут им с уговором, что сумасшедший будет доставлен на Афанасьевские Горки за счет Западного рынка. Полиции сумасшедшие не нужны. А до неврологического диспансера он точно не доедет...
      - Хорошо, что приехали, - сказал мне седоватый плотный мужчина в мундире. Погоны были с красной полоской и четырьмя звездочками; видимо, капитан.
      - Сейчас я ему позвоню, - я полез за смартфоном.
      - Попытайтесь.
      Семенов решительно не желал разговаривать. Вместо того он сбросил с крыши толстый рулон чего-то черного и вонючего.
      Подошли восточные люди.
      - Брат, ты нам только сними с крыши этого шайтана, клянусь, не обидим! - проникновенно пообещал самый толстый, с бровями такой ужасающей ширины, что на буденновские усы хватило бы. - Опозорил всех нас, опозорил девушку! Такое нельзя прощать.
      По моему виду бровастый понял, что перегнул палку.
      - Брат, убивать не будем! Пусть женится по закону! Пусть снимет с нее позор!
      Я подумал: еще неизвестно, что хуже.
      - Попробуйте это, - мне протянули рупор системы "матюгальник". - Может, до него дойдет?
      И я заорал:
      - Семенов! Семенов, это я, Макаров! Семенов, отзовись!
      В ответ Семенов-Полифем зарычал, как целый прайд голодных львов.
      Я еще несколько раз звал его, но безуспешно. Разве что прилетела сверху железная палка и пробила крышу полицейской машины.
      - Ну, что, придется посылать ребяток, - усталым голосом сказал капитан. - Не жить же нам тут, пока он не проголодается.
      - Придется, - согласился бровастый. И оба посмотрели на стоявший чуть поодаль микроавтобус. Совсем невзрачный микроавтобус, но я сообразил, кто сидит внутри. Спецназ, его тут еще только не хватало...
      Какой бес подсунул мне это слово - "Полифем"? Отчего я вспомнил Генделя?..
      Ой, нет, я не Генделя вспомнил! Я фильм вспомнил - про странствия Одиссея. Хитроумного Одиссея! Вот где был зловредный Полифем! О-дис-сей?
      Годится!
      И я тихонько забормотал: Одиссей, Одиссей, улыбнитесь...
      Если бы я запел громко - сюда бы точно вызвали бригаду с Афанасьевских Горок. Пришлось исполнять песенку еле слышно, вкладывая в нее всю душу. Лишь бы подействовало!
      С Полифемом спецназ на крыше справится. А вот с Одиссеем - дудки!
      
      ***
      Нет, он меня в гроб загонит!
      Кто может перекрыть канал "Одиссей"? Срочно! Пока еще свеженький!
      Свеженький?! Да ему пять тыщ лет!
      Кто работал с греческими каналами? Эй! Повторяю запрос - кто работал с греческими каналами?
      Передайте по сетке - кто имел дело с греческими каналами?
      А разве в Греции сейчас есть Одиссеи?
      И как еще есть!
      Ч-ч-черт! Поздно! Он зацепился за канал!
      Ну, лопнуло мое терпение. Выезжаю на Федотовскую. Нужно его перехватить, пока он там.
      Может, лучше возле дома подкараулить?
      Я знаю адрес. Я там жила.
      Если он вытащит оттуда своего Семенова, то вообще неизвестно, куда они уйдут.
      Тихо, тихо. Не будем спешить. Решить проблему всегда успеем. Попробуем сперва с ним договориться. Может быть, он сам не понимает, во что влез.
      А если поймет?
      Тогда нам всем крышка...
      А Гамаюн?
      Ты что, не понимаешь?
      ТАМ, наверху, могут предпочесть его. Если он открывает новые каналы...
      Гамаюн нам нужен, господа.
      В общем, у нас есть проблема, и мы ее решим. Точка.
      
      ***
      Спецназовцы обшарили весь дом, но Семенова не нашли. Он словно испарился. И неудивительно - он же стал Одиссеем. А Одиссей не то что четверку спецназа - целый взвод обманет. Он хитрый!
      Я редко задумывался над тем, как устроен человек. А тут вдруг задал себе вопрос: было ли в Семенове нечто - то, что я нечаянно разбудил новым именем? Просто было - спало в ожидании сигнала? Или же оно прилетело к нему вместе с новым именем? Скажем, страсть к лошадям - она в Семенове спала? Или желание плыть на поиски Америки? Это я еще как-то мог бы понять. Но силища, необходимая, чтобы швыряться бетонными блоками? Семенов щуплого сложения, откуда там силище взяться? Даже спящей? А вот же появилась. Откуда, как?
      Опять же, хитрость. Семенов простодушен, его всякая тетка-гадалка вокруг пальца обведет. Так что же - хитрость в нем спала? Или откуда-то к нему снизошла?
      Понять, куда он подевался, никто не мог. Восточные люди окончательно поняли, что имели дело с шайтаном. Полицейский капитан, кажется, тоже. Но на всякий случай общими усилиями обшарили окрестности. Я еще покричал в матюгальник, но безрезультатно.
      А потом стемнело. И все мы расстались.
      Восточные люди подвезли меня до городского центра. Могли и до самого дома, но домой я не хотел. Я хотел бродить по городу и слушать музыку в собственной голове. Время от времени я звонил Семенову. Он не отзывался. Я даже подумал: Полифем, если верить преданию, туп, он вполне мог потерять смартфон на крыше и не придать этому значения. А Одиссею, когда пришлось прятаться от спецназа, было не до техники.
      Ноги сами привели меня к дому Динки-челесты. Не прежней, а нынешней. Руки сами взялись за дверную ручку. Кодового замка там не было, я вошел в парадное и поднялся на площадку между этажами. Там было окошко с довольно широким подоконником, я сел и...
      Нет, не о поцелуях я мечтал! Я погрузился в странное состояние, вроде дремы, во мне звучала музыка, отчего-то - увертюра "Руслана и Людмилы", она всю голову заполнила, там играл большой оркестр, и я слышал голос каждой - каждой! - скрипки. Я вел эту увертюру, как ведут войско в бой, а оркестр шел за мной и, кажется, был счастлив.
      И я был счастлив.
      Завершившись, увертюра начиналась сначала, остановить ее круговращение я не мог - да и не пытался. Небо в окошке посветлело. Получалось, я в таком невменяемом состоянии просидел целую ночь. Но спать не хотелось.
      Невзирая ни на что, я был счастлив.
      - Ты влюбился, Влад, - сказал я себе, - и это прекрасно.
      Я отлично понимал, что ситуация безнадежная, что никогда Динка-челеста не будет утром жарить мне яичницу. И, честное слово, не хотел я никакой яичницы! У меня вообще чувство голода скончалось, приказало долго жить. А хотел я видеть тоненькую танцующую фигурку и облачко темных волос.
      Просто - видеть и слышать.
      И ничего больше.
      Такое, кажется, уже было однажды. Или не однажды? Я обречен любить девочек, вот что. Стройненьких, тоненьких девочек. И каждая девочка - музыкальная фраза.
      Ве-ро-ни-ка?
      Ну и странная же была у нас встреча...
      Меня согнала с подоконника ранняя бабка, спешившая к открытию Западного рынка, когда фермеры выкладывают на подносы свеженький деревенский творожок с приятнейшей кислинкой и выставляют кувшины с настоящей сметаной - плотной, хоть ножом режь. Видно, бабка выкармливала любимого внучка самым лучшим, самым полезным, невзирая на цену.
      Бабка пригрозила вызвать полицию и умчалась, а я опомнился и побрел домой.
      Возле моего подъезда стояла синяя машина. Это была незнакомая "тойота". Я, хотя и избавился от колесной скотины, все же обращал внимание на личный транспорт и знал все местные колымаги в лицо. Из нормального мужского любопытства я заглянул в салон - кто там за рулем.
      В "тойоте" были трое - двое мужчин спали в обнимку на заднем сидении, а на переднем скорчилась женщина.
      Это была Маринка-Инга.
      Очень мне не понравился этот почетный караул...
      Нужно было привести себя в порядок, побриться, позавтракать и нестись на работу.
      И я одним выстрелом убил двух зайцев. Я пошел к Семенову. В глубине души я надеялся, что этот Одиссей приплывет хотя бы к утру в родимый дом. Но его не было. В ванной я нашел все необходимое и даже поменял рубашку. Семенов у нас щуплого сложения, ну так и я не культурист, его джинсовая рубашка была чуточку маловата, зато свежая.
      И я не переставал думать о Маринке-Инге. Конечно, приятно знать, что женщина, которая тебе нравится, способна ждать тебя во дворе всю ночь. Но вот двое мужчин на заднем сидении как-то не вписывались в благостную картинку.
      Мне никогда еще не приходилось утром ехать на работу от Семенова. Вот он у меня, случалось, ночевал. Приятным сюрпризом оказалось, что можно пройти через парк. Выйдя из парка, я мог, сделав небольшой крюк, заглянуть в пиццерию. Не то чтобы я обожал пиццу, но как-то же позавтракать надо. А у Семенова в холодильнике какие-то пшеничные проростки и банки с непонятными кашами. Не иначе, очередное помешательство на почве здорового образа жизни.
      Парк ранним утром - забавное местечко. Люди несутся по дорожкам, не глядя по сторонам, спешат с автобусной остановки на трамвайную и наоборот. А если идти неторопливо, то, то...
      Чайковский, вальс цветов из "Спящей"...
      Сладкий аромат вальса, как будто фортепиано автора стояло посреди розария...
      Я невольно замедлил шаг, и меня обогнала девица. Шла она быстро, но ее качало и заносило. Скорее всего, детка возвращалась домой после бурно проведенной ночи, и хорошо еще, если ограничилась только шампанским и сексом, могла наглодаться какой-нибудь дряни.
      Юбочка у нее была - если бы девица стояла, то ее кругленькая попка была бы прикрыта, а на ходу все время мелькали ягодицы. То ли они забыла там, где колобродила, трусики, то ли носила стринги.
      А ножки были дивно хороши. Такие - одни на весь город..
      - О! - воскликнул я. - Ноги!
      Я совершенно не собирался с ней беседовать. Просто узнал - и само изо рта вылетело. И это относилось не столько ко всей девице, сколько к великолепным загорелым ногам.
      Ноги обернулась.
      - Привет, - сказала она.
      - И тебе два привета.
      Шутка у нас была такая - еще в школе. Ноги озадаченно посмотрела на меня - видимо, понимала, что я сказал смешное, но над чем тут смеяться - сообразить не могла.
      Я догнал ее, и мы пошли рядом.
      - Послушай, Ноги, а как тебя зовут на самом деле? - спросил я.
      - А тебе на что?
      - Да так, интересно.
      Она задумалась, и на круглой мордашке отразилась единственная дурацкая мысль: нет ли в моем вопросе подвоха?
      - Я - Ноги! - с неожиданной гордостью ответила она.
      Ну да, подумал я, лучшие ноги этого города. Можно сказать, пожизненный титул.
      - И что, так в паспорте и записано - Ноги Ивановна Петрова?
      Она уставилась на меня, догадываясь, что я пошутил, но смысла шутки не понимая.
      - По паспорту ты кто?
      - А тебе на что?
      И тут меня осенило жуткое соображение. Что, если Ноги забыла свое имя? Несколько лет обходилась без него - и забыла?
      - Как тебя мама зовет?
      - А тебе на что?
      - Так нельзя, - очень серьезно сказал я. - Давай ты будешь Катей. Ка-тя! Ка-те-ри-на!
      - Это не я. Катька - моя подруга.
      - Ну, Дашей, Дарьей. Договорились?
      - Нет. Я с тобой договариваться не буду.
      - Почему?
      - Потому что ты тоже старый козел!
      Она развернулась и пошла прочь, очень четко ставя свои блистательные ножки и треща каблуками. И в самом деле, если это - единственное, что у нее есть, стройные ножки и гордое имя "Ноги", - имею ли я право лишать ее единственной собственности?
      Ну, старый... Но так уж сразу - козел?..
      Брюха я еще не отрастил!
      Ноги покачнулась и чуть не вошла в цветущий куст. Но удержалась и полетела дальше. Я смотрел ей вслед и уже жалел, что дал слово больше не разбрасываться именами. Хватит с меня Семенова!
      Вот куда подевался этот Одиссей?!. Где его носит нелегкая?
      Я присел на лавочку и достал смартфон. Мобильный интернет - великое дело, и через полминуты я уже знал, что Одиссей должен уплыть домой, на Итаку, где его ждет Пенелопа. Вот только Пенелопы в этом вселенском кавардаке недоставало!
      Ноги тоже присела на лавочку. Я видел издали, как она снимает туфли на невероятных каблуках. Все девчонки уже бегают без каблуков, а вот ей требуются шпильки, с которых она после шампанского может здорово навернуться.
      Но эта шалава чем-то меня задела.
      Да, я дал слово больше не разбрасываться именами. Да! Но видно же невооруженным глазом - девчонка из-за своей кликухи попала в беду.
      Конечно, спасать всех, кто сбился с пути и пошел по рукам, я не мог - это вообще невозможно. И слово дано... А что, если она сама может выбрать себе другое имя? Вот как я - стал Владиславом?
      Может, достаточно будет ей подсказать?
      Я подошел к ней.
      - Ноги, не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю. Я только хочу дать совет.
      - Какой еще совет?
      - Придумай себе другое имя. У тебя тогда все в жизни изменится, честно! Вот, например, Алина, Светлана, Карина...
      - Я не Карина! - закричала Ноги. - Не хочу быть Кариной! Не хочу и не буду!
      - Почему?
      - Потому что Карина - дура!
      - А по-моему, это имя для умной и талантливой девушки.
      - Нет! Я - Ноги!
      Спорить было бесполезно.
      Она сунула ноги в туфли и пошла прочь. Но как пошла? Больно было смотреть, как она ковыляет на жутких каблуках. Вдруг она остановилась и поднесла руки к лицу. Я понял - расплакалась.
      Вышел я из семеновской берлоги с тем расчетом, чтобы обстоятельно позавтракать в пиццерии. Так что время до начала рабочего дня у меня было.
      Догнав бедолагу, я сказал:
      - Вот что, Ноги, мы сейчас доползем до пиццерии, ты там останешься, а я добегу до базарчика и куплю тебе шлепки. Бери меня под руку - и пойдем. Пойдем, Ноги, пиццерия - вон она, на углу. Совсем близко.
      Как я ее дотащил до дверей и усадил за столик - это даже не песня, это поэма, Гомер отдыхает. Спросив размер, я побежал за шлепками, рассуждая примерно так: в последнее время я такого натворил, что хорошо бы сделать хоть одно доброе дело: шлепки, бескорыстный дар глупой девчонке, - как раз и есть доброе дело, опять же, я ее завтраком покормлю.
      Взяв на базарчике еще и пакет, куда положить шлепки, я поспешил в пиццерию.
      - Ты уже сделала заказ? - спросил я Ноги.
      - Да, маленькую "маргариту".
      Радость ты моя, подумал я, дитя трепетное, фея Канарейка из "Спящей", для себя она пиццу заказала, обо мне, конечно, не подумала. Ладно, я подозвал девочку и взял себе "Королевскую большую", рассудив, что половину съем тут, а половину - в офисе, в обеденный перерыв.
      Ноги, видя, что я к ней не пристаю, расслабилась.
      А девчонка-то неплохая, подумал я, и руки бы пообрывать, башку бы отвинтить тому, кто назвал ее "Ноги". Но я дал слово, я дал слово...
      Однако всякое слово - как столб, перепрыгнуть сложно, а обойти можно.
      Нужно было избавить бедолажку от этого опасного звукосочетания, причины ее беды... при этом нового имени ей не давая...
      - Послушай, Ноги, давай ты возьмешь английское имя, - предложил я.
      - Английское? - тут она наконец заинтересовалась.
      - Да. "Ноги" по-английски - "Legs". Правда, классно звучит?
      - Легс... - повторила она и задумалась.
      - Вот представь - знакомишься ты с иностранцем, и он спрашивает: как тебя зовут? Ты, конечно, отвечаешь: Ноги! Но для него это - какое-то японское слово, понимаешь? Очень похоже на японское. И что оно означает - понятия не имею.
      - Да?
      - Да. Иностранец просто не поймет, что тебя так назвали, потому что у тебя лучшие в городе ноги. А скажешь "Легс" - и ему все сразу станет ясно. Хочешь имя Легс?
      - Хочу, - подумав, сказала она.
      Память Ноги на иностранные слова казалась мне сомнительной, и я сразу записал новое имя русскими буквами на салфетке. Она спрятала эту салфетку в микроскопическую сумочку.
      - Теперь ты - Легс, договорились?
      - Договорились...
      Красивая круглая мордашка на миг перестала быть кукольной. Похоже, я был на верном пути, но больше ничего тут не мог сделать.
      Расплатившись, я ушел.
      Видимо, покупка шлепок для Ноги была очень хорошим поступком, и его оценили где-то наверху. Если бы не эта благотворительность - я бы притащился на работу минут за десять до начала рабочего дня и шел бы вальяжно, как индюк. Тут-то бы и случилась беда.
      А так я ускорил шаг и в двери нашей богадельни просто влетел.
      В фойе я почувствовал тревогу. Что-то было не так, что-то я заметил боковым зрением, но впопыхах не оценил. Что-то, в десятке шагов у входа...
      Я вернулся и осторожно выглянул на улицу.
      Машина Инги разворачивалась, чтобы уйти оттуда, где ждала меня. За рулем - Инга, на заднем сидении - два амбала. Такие вот дела.
      Ясно было - она во что бы то ни стало решила меня подкараулить. И вряд ли с добрыми намерениями.
      Так, значит, на обед не выхожу, а когда часы покажут шесть - выскакиваю в толпе... в толпе, а дальше?..
      Если взять такси или попросить кого-то подвезти меня, Инга увяжется следом.
      Влад, ты влип...
      
      ***
      Канал не отслеживается.
      Не может быть. У него же непонятно почему - очень прочный канал. Ничем не перепилишь!
      А если пятерка?
      И семерки мало.
      А сейчас его нет.
      Может, сам Гамаюн?
      Тихо. Станет он тебе докладывать...
      Так что, отбой?
      Нет! Нужно понять, что это значит.
      Ему наконец СВЕРХУ перекрыли канал?
      Хорошо бы!
      А то, чего доброго, и нам перекроют.
      ТАМ своя логика.
      А Гамаюн?..
      Тихо.
      Все-таки лучше от этого чудилы избавиться. Сейчас канала нет, а завтра вдруг - двойной.
      Рожки-то у него остались!
      Ты видела?
      Днем не так хорошо видно, но - видела...
      Рожки есть, а канала нет? Странно.
      Имя освободить надо. За имя деньги плачены, клиент ждет.
      Еще и это!
      Гамаюн вызывает на связь всех.
      Ох, что сейчас будет...
      
      ***
      Я не привык ходить по своему городу, озираясь и вздрагивая.
      Окно подсобки, где наша тетя Люся хранит свои швабры и пылесос, выходит во внутренний дворик, и оттуда, как оказалось, можно легко соскочить на крышу гаража.
      В общем, рабочее место часов около пяти я покинул. А куда идти - еще не решил. К себе - опасно. Я никакой вины за собой не знал, но двое крепких дядек, которыми руководит ставшая сущей ведьмой Инга, доверия что-то не внушают.
      Сидеть до скончания века в семеновской квартире я не могу. Да и Семенова хорошо бы отыскать. Если он сейчас - Одиссей, то где-то очень хорошо спрятался. Одиссей был хитрый.
      И вдруг перед глазами возникло лицо, возник и прирос к моим зрачкам умный и пронзительный взгляд прищуренных глаз того странного художника. Того, что малевал причудливые искаженные лица и рогатые головы на набережной. Древняя восточная мудрость была в этом взгляде. Нам, как-бы-европейцам, да еще горожанам, этого не понять.
      Я понял - он меня зовет.
      Что-то такое это человек знал про меня - про мою синюю футболку и солнечные очки. Они тогда возникли, словно по волшебству. Может, он догадается, где искать Одиссея?
      У него какие-то непонятные способности - и, возможно, именно это мне сейчас требуется.
      Выписывая по городу кренделя и вензеля, озираясь и постоянно перебегая на другую сторону улицы, я направился к набережной. Время еще не позднее - может, ему нужен как раз этот теплый вечерний свет? Хоть и не с натуры он пишет, но кто этих художников разберет?
      Это был, видимо, один из последних солнечных дней ускользающего лета. Один из последних жарких. Потому-то набережная даже в такое время была полна народа. Люди развлекались или просто грелись, сидя на лавочках и подставив лица солнечным лучам. Чуть ли не у всех в руках были стаканчики или вафельные конусы с мороженым.
      Я шел, глядя по сторонам и невольно делая стойку на каждый мольберт. Восточного мудреца с рогатыми головами пока не было.
      Там, впереди, подальше, была устроена купальня, из-за которой городские власти тронулись рассудком: то разрешали там купаться, то запрещали. Я был уверен, что сейчас, невзирая на запреты, молодежь с хулиганским весельем плещется в воде и наперегонки уплывает к другому берегу.
      Даже позавидовал - хорошо быть молодым и беззаботным, плавать, показывая девчонкам свою лихость и силу, ох, хорошо...
      А было такое в моей жизни? Чтобы девчонка, сидя на парапете, следила за моими подвигами и тихо гордилась: мой-то лучше всех?
      А ведь не было.
      Учеба сожрала лучшие месяцы и годы. Я думал - это правильно, и потому совсем одичал. Даже летом подрабатывал в компьютерной фирмочке, был приставлен к железу. В результате я стал винтиком в сложной машине. Винтиком по имени Михаил. Теперь я больше не Михаил, но нет тех девчонок, ради которых стоило бы стараться.
      Вместо мольберта я увидел знакомое лицо.
      На лавочке сидела Вероника и следила за стайкой детишек. На сей раз она была без очков - видимо, надела линзы.
      Специально для малышей на асфальте был нарисован лабиринт, и они играли в непонятную мне игру, прыгая по дорожкам из квадратов, желтых и красных. Я понял, что безнадежно отстал от жизни. В годы моего детства такого не было, а потом как-то так вышло, что я с детишками дел не имел, разве что иногда в троллейбусе уступал место мамаше с детенышем.
      И вдруг я угадал, который из малышей - ее сын.
      Не умею определять детский возраст. Теоретически парню могло быть от четырех до семи.
      Он подбежал к Веронике, и она его напоила из пестрой бутылочки. Потом поцеловала в щеку. И, наконец, дала ему игрушку - радиоуправляемую машинку. Ребенок погнал эту машинку вперед и вперед, но не рассчитал - она подъехала к лестнице слишком близко, не удержалась и заскакала вниз по ступеням. Решив, что машину еще можно спасти, ребенок побежал за ней, споткнулся и скатился в воду.
      Там, я знал, не слишком глубоко. При мне взрослые мужчины доставали оттуда сегвей - так вода была им по грудь. Но - ребенок...
      Вероника с воплем бросилась спасать сына. И точно так же, споткнувшись, свалилась в воду.
      Ребята, сидевшие на парапете с мороженым, прыгнули в реку первыми. Пацаненок даже не успел нахлебаться воды. Его-то вытащили без проблем, а вот с Вероникой пришлось повозиться. Она, видимо, с перепугу как-то обмякла и потеряла власть над собственными ногами. Я спустился к реке и просто втянул ее на лестницу, как мешок с картошкой.
      Хорошенькие тоненькие девочки уже утешали мальчишку и кормили его мороженым. Оказалось, они его знают.
      Вероникиного сына звали Славиком.
      Потом мокрые мама с сыном сидели на ступеньках и обсыхали. Я сел рядом. Почему-то не хотелось оставлять эту женщину - за ней не присмотришь, она еще во что-то влипнет.
      - Я линзы в воде потеряла, - сказала Вероника. - С ними купаться нельзя. А без линз или очков я ничего не вижу.
      - Плохо, - ответил я.
      - Плохо, - согласилась она. - Вы бы не могли мне вызвать такси?
      - Могу, конечно. А где ваша сумка?
      Чего и следовало ожидать! Сумка с лавочки пропала. На этой прекрасной набережной, кроме художников, велорикш, мороженщиц, бродячих акробатов и музыкантов, водится ворье. Обычно они "своих" не трогают, больше промышляют по туристам. Но вот польстились на сумку с детскими шмоточками.
      - Домой я вас со Славиком доставлю, - сказал я. - А вот как попасть в квартиру без ключей?
      - Ключи у соседки есть... Когда я по вечерам занята, она смотрит Славика...
      - Ну, хоть что-то. Если не секрет, где вы работаете?
      - В нашей филармонии. Я на флейте играю. Концерты, репетиции, в театр нас тоже приглашают... А сейчас лето, нас отправили в отпуск.
      И тут я услышал соло флейты... коротенькое соло, печальный голос женщины, все потерявшей... Брамс? Точно - Брамс?..
      Нужно дома найти эту симфонию, чтобы убедиться!
      Откуда в голове взялись вообще эта фамилия, Брамс, я не знал - но даже не удивился. В последнее время то и дело возникали всякие музыкальные имена.
      Откуда дома симфония - тоже непонятно, но она где-то там есть... Винил?..
      Я знал - есть фанаты винила, которые не просто хранят дома грампластинки, но и где-то добывают новые модели проигрывателей. У меня никогда ни одной пластинки не было. Сперва - кассеты, потом - диски, потом - флешки... и все это какое-то ненадежное. Хотя и пластинка ведь портятся, ломаются, покрываются царапинами.
      - Брамс, - сказала Вероника.
      Я кивнул.
      И тут же стал вызывать такси.
      Наша набережная чем хороша - на ней нет домов с нумерацией. То есть, отдельные дома к ней вроде бы пристегнулись, но числятся за переулками, которые ведут от Речной улицы к реке. Сколько этих переулков и как они называются, знают разве что фанаты городской географии. И когда вызываешь такси на набережную - это целый квест. Первая попытка оказалась неудачной - диспетчерша отказалась брать невнятный заказ. Я вышел на Речную, а там обнаружил здание "Трансинвеста", оно меня просто спасло.
      Держа Веронику под локоток, я доставил ее с ребенком сперва к доброй соседке, а потом и к ее собственной квартире. Там сразу нашлись очки с мощными линзами, и Вероника, желая хоть как-то меня отблагодарить, предложила кофе. Я согласился.
      Пока она хозяйничала на кухне, я посмотрел, чем украшена скромная комнатка. На стенах и на комоде были фотопортреты в рамках, с автографами - оказалось, Вероника выступала в концертах вместе с известными музыкантами.
      Ко мне подошел Славик.
      - Это дядя Леша, это дядя Боря... - он тыкал пальчиком в портреты. - Это тетя Настя, она играет на скрипке. Она мне самокат подарила. А это... это мой папка...
      Ребенок повернулся ко мне, ожидая вопросов.
      Меня поразило - как горестно он сказал "это мой папка".
      - Серьезный у тебя папка, - чтобы поддержать разговор, заметил я, а сам подумал: мужчина в рамке тебе, Славик, пожалуй, в дедушки годится.
      Лет ему было куда за сорок, возможно, чуток за пятьдесят. Крупное лицо, какое-то несовременное, и очки - очки чуть ли не из тридцатых годов. Опять же, папка позировал в костюме и при галстуке. Это было какое-то чересчур официальное фото.
      - Серьезный. Мама сказала - он в Москву уехал, у него там важные дела. Он мне машинку прислал... Мама!.. Папкина машинка утонула!
      Я вспомнил - ребята вытащили Славика, помогли выбраться Веронике, спасать игрушку даже не подумали.
      Вероника вошла в комнату.
      - Ну, утонула, что же теперь делать? - спросила она. - Я тебе куплю точно такую же.
      - Не надо такую же! Я папкину хочу! Папкину!
      Ребенок расплакался.
      Вероника подхватила его на руки.
      - Погоди, Славичек, не все потеряно, - сказал я.- Вот пойду завтра на набережную, попрошу ребят нырнуть и выловить твою машинку.
      При этом я подмигнул Веронике.
      Она чуть заметно кивнула.
      - Слышишь, заяц? Завтра будет тебе твоя машинка.
      - Да-а?
      - Дядя Влад же обещал.
      - А папка у нас тоже Влад!
      И тут в голове у меня случилось прояснение.
      Я вспомнил - в день нашего знакомства Вероника ехала на кладбище. И, услышав мое имя, сама чуть на тот свет не отправилась.
      Тот, на кладбище, тоже был Владислав.
      Влад-и-Слав. Папка и сын Славик.
      Все вроде бы сложилось...
      - А кто твой папка, Славик?
      - Он музыкант! Он музыку пишет и играет! - с гордостью сообщил ребенок. - Я тоже уже играю, мне папка скрипку подарил. Только я ее не люблю. Я хочу играть на рояле, как тетя Настя.
      - Папка хотел... Папка хочет, чтобы ты на скрипочке играл, - напомнила Вероника.
      - Он говорил - когда он был маленький, у него тоже была скрипка, и он хотел ее потерять на улице! - доложил ребенок.
      - Он шутил... - в Вероникином голосе была какая-то вселенская безнадежность.
      - Не шутил, не шутил! Он потом играл только на рояле! И сейчас играет только на рояле!
      Я слушал эту перепалку капризного мальчишки и завравшейся мамы. Слушал и понимал, что произошло. Точнее - понимал то, что на поверхности. Став Владиславом, я каким-то образом вызвал из небытия музыканта, и он вцепился в меня волчьей хваткой. Имя послужило крючком, которым я сам себя проткнул, ему осталось только привязать леску и потянуть... Откуда потянуть?..
      Мне стало страшно - с тем светом в игрушки не играют.
      И я сбежал.
      
      ***
      Может, ему просто нужно помочь? Подсказать другое имя, чтобы он отказался от "Владислава"? И тогда мы отдадим "Владислава" заказчику.
      А способность прицепляться к каналу как отнять?
      Он же сам не понимает, как это у него получается!
      Выцепить канал и замкнуть его на носителя - это же...
      Тихо.
      Молчим.
      Способность можно отнять только вместе с жизнью.
      А еще Мастихин на наши головы...
      Нужно торопиться - Мастихин может на него выйти.
      Зачем?
      Не знаю! Вот ты понимаешь, что такое - Мастихин? И я не понимаю!
      Наверху понимают...
      У него какие-то свои каналы, к которым у нас вообще нет доступа.
      Зачем-то же его сюда прислали.
      Молчим. Выхожу из канала.
      Тихо. До связи.
      До связи.
      
      ***
      Сколько на Земле Иванов? И ведь все - разные. Живут же как-то, друг другу не мешают...
      И Владиславов, наверно, сто тысяч. Вместе с покойниками. Вот надо же мне было связаться с неугомонным покойничком!
      А Одиссеев сколько? Может, мне стать Одиссеем? Может, я тогда пойму, где искать Семенова?
      В городе тихо. Никто речных трамвайчиков не угоняет и новостройки не разоряет. Восточные люди притихли.
      Куда же этот дурак подевался?
      Куда мог сбежать Одиссей?
      Интернет мне в помощь - я нашел жизнеописание этого древнего грека, ужаснулся количеству версий и персонажей, запутался в них безнадежно, в голове застряли два жутких эпизода. Нет, не побоище, в котором Одиссей перебил сотню женихов супруги. Семеновская супруга давно была замужем, да и тот, за кого она вышла, никогда ее толком не домогался и не вызывал у Семенова злобы.
      Меня испугала волшебница Кирка, превращающая людей в свиней. Если вспомнить, насколько Семенов внушаем... Брр!
      А еще - весло. В Одиссее мог на минуточку проснуться Христофор. Семенов увидел весло, вцепился в него обеими руками, а дальше, уже в образе Одиссея, закинул весло на плечо и пошел искать народ, который спросит: "Чужеземец, куда это ты потащил лопату?"
      Народы, никогда не видавшие весла, давно вывелись - даже в самом диком горном ауле уже есть телевизоры. Значит, идти ему через все российские просторы, пока не упрется в Тихий океан...
      Либо - свинья, либо - путешествие с веслом? И неизвестно, что хуже!
      Имя "Одиссей" спасло его от восточных людей, оно свой долг исполнило. Нужно подобрать другое, но как? "Сулейман", "Христофор", "Тамерлан" и "Полифем" сами откуда-то в голове появлялись.
      Но первым был "Соломон"!
      Вот! Вот что спасет моего друга!
      Он бросит весло, вернется домой за документами и отправится на родину всех Соломонов. Как - не знаю, но надеюсь, что смогу его по дороге перехватить. Главное - изловить, пока он не наделал бед, главное - изловить!
      Срочно требовались листок бумаги и ручка. Ни того, ни другого у меня при себе не было. И я огородами и задворками отправился в семеновское жилище. Тем более, что именно там собирался ночевать.
      Семенов живет в старом доме, не знавшем ремонта со времен императрицы Елизаветы. Но что хорошо - в этом доме есть чердак, откуда дворник и полиция постоянно гоняют бомжей. Запирать его безнадежно, эта публика все замки с корнем выдирает. А вот что в этом чердаке хорошо - маленькие окошки с выбитыми стеклами.
      В семеновской квартире я отыскал магазинный чек в полметра длиной, Семенов тоже любил затовариваться раз в неделю, и даже оранжевый маркер - зачем бы он моему другу понадобился?
      Написав на оборотной стороне чека огромными буквами "ОДИССЕЙ", я поднялся на чердак, пробрался к окошку и отпустил имя в полет, бормоча самодельные заклинания:
      - Лети, лети, найди того, кому больше делать нечего, кроме как по свету с веслом бродить! Или искать стерву, которая превратит его в свинью!
      Чек улетел на поиски жертвы. А я крикнул в окно:
      - Соломон, Соломон, улыбнитесь!
      Если раньше на Семенова так действовала немудреная песенка, то, может, и сейчас подействует?
      А потом я с чувством выполненного долга отправился спать.
      Перед сном я обратился к Семенову:
      - Соломон Семенов, твой паспорт и прочие бумажки лежат на книжной полке в коробке из-под старого смартфона, без них тебя не выпустят на землю предков. Живо чеши домой!
      Потом я по привычке включил в голове мелодию из "Щелкунчика", и она меня усыпила.
      Проснулся я часа два спустя - от страха. Я вспомнил про Владислава - того Владислава, что на Западном кладбище. Я вдруг осознал, насколько же крепко он в меня вцепился. И неспроста же я тогда выдернул из-под серой "мазды"! Это он мне ее подсунул... это он через меня хотел вернуться к ней, покойничек окаянный!..
      Я не слишком суеверен, я не Семенов, которому кладбищенская земля перед дверью мерещится, но шутить с потусторонним миром я не желал. Как бы эта музыкальная сущность вообще с того света в меня не переселилась, вытеснив мою личность и завладев моим телом.
      Этого я совершенно не желал - да и кто бы пожелал?
      Я человек простой, мне нравится обычная жизнь, я прекрасно себя чувствую на инженерной должности, я люблю пиво и шашлык по выходным, люблю сериалы про дальний Космос, вот разве что для полного счастья недостает обычной приходящей женщины. И лишаться всего этого лишь потому, что сдуру разбудил неприкаянную душу, не хочу!
      У меня был, в сущности, только один выход - вернуть свое осточертевшее имя. Опять стать Михаилом. Если я пожелаю сделаться каким-нибудь Митрофаном или Валерианом - поди знай, что за сущность ко мне прицепится. Может, вместо музыки у меня в голове начнет дешевая порнуха крутиться.
      Ох, как не хочется быть Михаилом. А придется.
      С этой мыслью я и уснул.
      Утром я вышел пораньше - мне же предстояло брать контору штурмом с крыши гаража. По дороге я думал о Маринке-Инге.
      Чего она от меня хотела? Зачем выслеживала?
      От ее машины прямо-таки разило опасностью.
      На работе случился праздник! Вырубилось электричество. Компы померли. Нам велели убираться и приходить к обеду.
      - Но как?! - спросил я.
      - Как-как... Сауна, будь она неладна, - ответила Юля.
      Сауна досталась нам в наследство от бывшего владельца здания. Идиотом нужно быть, чтобы устраивать такую игрушку, не поменяв проводку. Ну, так мы в итоге имели компанию идиотов: первый устроил в подвале сауну, а второй, третий и четвертый забрались туда поздно вечером погреть старые косточки - как будто им днем жары мало. Ну, проводка и полетела к чертовой бабушке, хорошо, что дом не сожгли. Вот на что способен отдел снабжения, если не контролировать каждый его шаг и не стоять над ним с берданкой. Я подозревал, что они не понимают большинства слов, которые проходят по их заказам и накладным, но чтобы до такой степени?..
      Я не был уверен, что к обеду наши электрики справятся с этой бедой. Выслеживать в стенках проводку времен царя Гороха - то еще развлечение, они плюнут на все и пустят под плинтусами наружную, так оно и надежнее выйдет. Но осчастливить все кабинеты до обеда?
      В общем, я выглянул на улицу, Маринкиной машины не заметил и в компании счастливых сослуживцев сел в маршрутку, которая идет по Смоленской и выворачивает на Речную. А с Речной все переулочки ведут к набережной, к шашлычницам и пивным заведениями.
      Там я отцепился от пелетона и слинял...
      Я нарочно прихватил с собой листок и ручку, чтобы написать имя "Владислав" и пустить его по речному ветру. Лети, лети, лепесток, через запад на восток...
      И я это сделал.
      Имя упорхнуло, а я сказал себе:
      - Ну, все, Миша, побаловались - хватит.
      И не то чтобы вздохнул с облегчением... Вернее было бы сказать: я отказался от борьбы, я смирился, мне наплевать, какая у меня зарплата, на скромные развлечения хватает - и ладно.
      Попробовал сыграть на том фортепиано, что в голове, прелюд Шопена. Начать-то начал, а финал повис в воздухе. Значит, от имени "Владислав" я почти избавился.
      Интересно, к кому оно попало. То-то удивится товарищ, когда поймет, что к нему прицепился покойник.
      Я шел по набережной, шел, шел и тихо радовался тому, что оглох. Я больше не слышал музыкальных фраз, не радовался им, а слышал обычный шум, и это было хорошо. Очень хорошо.
      Еще бы Семенова отыскать, думал я, очень может быть, что он уже дома и открывает коробку с паспортом. Ну и пусть уезжает в землю обетованную. Может, ему там будет лучше. Обязательно будет лучше. Только бы магия имени помогла туда прорваться.
      Значит, буду жить без Семенова...
      Ничего страшного.
      Как-нибудь проживу.
      И тут я его увидел.
      Сперва, правда, не узнал - тут всякие сумасшедшие попадаются, надеть на голову продырявленную плоскую коробку от пиццы - еще не предел безумия. Но пригляделся - и охнул.
      Семенов сидел на лавочке и разговаривал со старушкой. Я так обалдел, что подошел и встал перед ними. Но они не обратили на меня внимания.
      Семенов вещал! Старушка обалдело слушала.
      - Не внимай льстивой женщине, - торжественно провозглашал Семенов. - Ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее, но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый.
      - Полынь и есть, - согласилась старушка. - Та еще крапива. Сколько лет ее терплю!
      - Ноги ее нисходят к смерти, стопы ее достигают преисподней!
      - Так она помрет, что ли? А когда?
      Я - не старушка, практическую пользу из семеновских речей добывать не стал. А обратил внимание на слова. Так же ни один нормальный человек разговаривать не станет. Стопы достигают преисподней, надо же! И ведь чешет, как по незримой шпаргалке.
      Я отошел, зато подошел длиннобородый дедушка. Ему тоже было любопытно послушать. Подрулили еще две бабульки. Семенов прямо-таки соловьем разливался.
      - Спаси и сохрани, - сказал старичок. - Всякие безумцы к нам в храм приходят, иных только с полицией и выведешь. Но чтобы "Притчи Соломоновы" - наизусть, без запинки?..
      Я - не Семенов, у меня есть мобильный интернет. Я спросил у всемирной паутины про притчи Соломоновы и очень скоро получил ответ. Ответ меня не порадовал. По моей милости Семенов вообразил себя древним иудейским царем, прославленным мудрецом, и пришел проповедовать на набережную.
      Где он болтался, воображая себя Одиссеем, я даже догадываться не смел - сия тайна для меня навеки останется покрыта мраком.
      Ну, что же, подумал я, сегодня пусть побалуется, на радость бабулькам. А я придумаю что-то другое, нельзя же его оставлять в Соломонах навеки. И, кстати, мой Соломон ведь который уж день не выходит на работу! Чего доброго, выпрут за прогулы - и куда библейскому царю податься?
      Я стал вспоминать, кого с семеновской работы знаю. Никого не вспомнил, зато подумал про Арину. Она, конечно, любовью к бывшему супругу не пылает, но заинтересована в алиментах.
      Решив, что никуда Семенов с набережной не денется, и даже, может, его тут покормят, я пошел прочь. Нужно было до обеда придумать ему новое имя, да и себе, пожалуй, тоже. Я понимал, что нарушил какие-то порядки в мироздании, что восстановить их могу, лишь снова став Михаилом, но очень уж не хотелось.
      Я прекрасно чувствовал себя Владиславом, все было замечательно - если бы ко мне не прицепился покойник. С другой стороны, если вдуматься, у каждого имени - здоровенный багаж из покойников. Как себя ни назови - непременно на каком-то кладбище могильный холмик всколыхнется...
      Придумать совершенно новое имя, что ли?
      Та-ак, а мобильный интернет на что?
      Я выкопал списки совершенно доисторических мужских имен, потом подумал - даже если я назовусь Амфибрахием, из глуби веков может вынырнуть когтистая лапа покойника Амфибрахия. Решение пришло не сразу. Нужно было откопать редкое женское имя и отрубить у него хвост!
      И тут я услышал, словно прощальный привет, музыкальную фразу издалека - крошечный кусочек из дуэта Водемона и Иоланты. Не иначе, Владислав прислал...
      Я проверил - нет мужского имени Иолант! Нет! Значит, будет!
      
      ***
      Он открывает канал! Тревога!
      Он открывает новый канал! Совсем новый!
      Сейчас ведь откроет!
      Кто там поблизости? Пора с ним кончать!
      Если наверху поймут, что он сильнее Гамаюна...
      А Гамаюн это уже по...
      Тихо.
      Тихо.
      Без Гамаюна бизнес сдохнет.
      Кто возле набережной, войдите в канал.
      Я возле набережной.
      Задача ясна?
      Знаешь его в лицо?
      Да как-то оно...
      Хочешь, чтобы он нам весь бизнес порушил?
      Если его не убрать, он вообще может договориться с Мастихином!
      Мастихин, кажется, нейтрален...
      Но у него свой канал связи.
      Которым он не пользуется.
      Если они договорятся...
      Я иду.
      Выхожу из канала.
      Тихо.
      До связи.
      
      ***
      Иолантик? Ланик? Ланочка? Ланушка?
      Ну, как-то же надо с собой разговаривать.
      Иолик? Иолочка? Елочка, блин!
      Я приручал свое новое имя и брел по набережной невесть куда. Если так брести вверх по течению, можно дойти до Старой Пристани, а там стоит на вечном приколе посудина, в которой устроили ресторанчик. Новое имя нужно обмыть, чтобы хорошо служило.
      Ну, не могу я быть Михаилом! С души воротит!
      До обеда надо прогуляться, чтобы вернуться на работу с пустой, продутой речным ветром головой.
      И тут я увидел, как из переулка выходят на набережную красивые девчонки. Одну я узнал - и мне даже стало стыдно, что, как дурак, целую ночь просидел на подоконнике в ее подъезде. Мало ли как развлекался покойный Владислав? Ну, нравились ему шестнадцатилетние девочки, ну, менял он их, скорее всего, когда им становилось восемнадцать или двадцать. Спал ли он с ними - уже другой вопрос. Может, они покойнику вообще были нужны для творческого вдохновения? Увлекся вон той тоненькой, с распущенными черными волосами...
      Динка-челеста... Почему - челеста? Что такое - челеста?
      Обрывки знаний, которыми покойник пытался нафаршировать мою голову, таяли.
      Вместе с девчонками шел старик. Старика я уже где-то видел. В трамвае? Кажется, да. Чем-то он меня тогда удивил. Я узнал его аккуратную седую бородку. И ничего больше в голове не отозвалось.
      С памятью творилось неладное.
      Старик не просто шел с девчонками - они его вели. Они не позволяли ему сворачивать ни вправо, ни влево. Когда останавливался - ждали, пока соберется с силами. И ведь нельзя сказать, что он запредельно стар. Скорее, болен.
      Они вели старика к тому спуску к реке, где торчал установленный на ступеньках мольберт А за мольбертом сидел...
      Кто же этот чудак с восточной внешностью! Я нарочно сбоку зашел, чтобы его получше разглядеть.
      Художник, которого я уже давно заприметил, сидел с мольбертом почти у воды и малевал очередное странное лицо.
      К мольберту были прислонены листы чего-то, похожего на оргстекло. С одной стороны - замазанные темной краской, из мазков проступали строгие лица с белыми и желтыми бликами на носах и щеках. С другой - чистые и даже блестящие.
      Я остановился поодаль, ожидая, что будет дальше.
      - Канат Айткулович, вот, мы привели, - сказала белокурая кудрявая девчонка, настоящий одуванчик.
      - Спасибо, красавицы.
      Художник повернулся к деду, усмехнулся и быстро выдавил на большую доску белую краску из тюбика, смешал ее с капелькой голубой краски, размазал в полосатое пятно. А потом - шлеп, шлеп толстой кистью по мазне!
      И я увидел, как на месте прежнего лица возникло другое лицо - тонкое, в длинных морщинах и с седой бородкой. Даже в бровях замерцала седина. Я посмотрел на деда - точно, его брови.
      Что сделала кисть? Прилепила к пятну бородку с бровями, и оно вмиг стало лицом. Уму непостижимо.
      - Узнал? - спросил деда художник.
      - Вроде да.
      - Узнал?
      - Да они все теперь для меня - на одно лицо.
      - Понятно. Будем лечить.
      Мне стало интересно.
      О том, что произведениями искусства лечат, я где-то слыхал или читал. Но какое же тут произведение искусства? Мрачная мазня, оживленная бликами!
      Мазила меж тем как-то непостижимо сдвинул лицо деда в правый нижний угол и стал работать с левым верхним.
      Я сперва подумал, что он хочет изобразить кабачок или баклажан. Но очень большой кабачок или баклажан-переросток. Почему-то белый с желтым.
      Когда кисть прилепила этому овощу уши, до меня дошло: да это ж лошадиная голова! Но лошадиного тела не было, а вместо него - щелястый ящик. Из дыры в этом ящике выглядывала физиономия деда.
      - Не узнал? - спросил художник.
      - Троянский конь, - четко и внятно ответил дед.
      Я попытался вспомнить, откуда знаю про троянского коня. Что-то я когда-то читал...Про Одиссея? Одиссей придумал коня, но зачем?
      Голова вдруг стала похожа на старый шкаф, откуда при уборке выкинули ненужное тряпье, теперь там чисто и пусто. В самом деле, на кой там держать Одиссея с конем?
      - Ты - троянский конь. Ты - существо, в котором прячется другое существо. Понял?
      - Понял.
      - Нет, не понял. Это вечный миф. В коня посадили солдат, чтобы они в нужную минуту оттуда вылезли и открыли городские ворота. Им там жарко, душно, они уже ничего не соображают. Им там плохо.
      - Да.
      - Не бойтесь, красавицы. Вы правильно сделали, что привели его сюда. Смотри на себя! Я не знаю, кто и зачем посадил тебя в деревянного коня, но сейчас ты оттуда вылезешь. Понял?
      - Понял...
      - Кто ты?
      - Михаил? - сам себя спросил дед.
      - Нет, ты не Михаил. Вылезай из троянского коня. Кто ты?
      - Зигфрид.
      - Зигфрид, Зигфрид! - повторяя имя, девчонки хватали друг дружку за руки.
      Я впервые слышал это имя.
      Художник уставился на деда так, будто у того на голове вдруг капуста выросла.
      - Почему - Зигфрид? - спросил он, и в голосе был явный испуг. - Никакой он не Зигфрид!
      - Он партию Зигфрида танцевал, - сказала белокурая девчонка. - Очень давно. Когда он был артистом балета. Он нам рассказывал. Еще когда в Перми жил.
      У нас в городе не было театра оперы и балета, где бы ставили полновесные спектакли, но была филармония, которая в содружестве с институтом культуры могла преподнести концерт с участием заезжей вокальной знаменитости и с фрагментами опер, а то и даже концертное исполнение оперы. В институте культуры явно преподавали хореографию. И преподавателей приглашали из других городов - своих-то взять было неоткуда. Наверно, именно так попал в наш город балетный дед.
      Да, балетный.
      В пустую коробочку, одну из тысяч в том шкафу, что стоит у меня в голове, поместилось слово "балет", а на стенке незримый маркер написал "Зигфрид".
      - Так, Лантик, так... - прошептал я. - Так, Ланочка...
      Слово "балет" потащило за собой картинку - художник не видел, как дед проделывает в трамвае балетный экзерсис, но я-то видел.
      Память оживала, коробочка наполнялась.
      - Пермь... Пермь, Лантик, - сказал я.
      И тут же вспомнил - в Перми с балетом все в порядке, отличный театр, отличная школа. Взять оттуда отставного Зигфрида было хорошей идеей.
      Зазвучала музыка из второго действия "Лебединого"...
      Но я сразу не ощутил тревогу.
      - Простите, не подскажете, кто это? - спросил я девочек, мотнув головой в сторону деда.
      - Это Николай Борисович, наш педагог-репетитор, - ответила девчонка.
      - То есть, он у вас урок проводит, а потом с вами репетирует?
      - Ну да.
      Коробочка наполнялась!
      Откуда-то я знал, что разминка балетных называется уроком, и откуда, догадаться нетрудно: Владислав, чье имя я подхватил и нацепил на себя, имел какие-то дела с балетными.
      Владислав?..
      - И что, сегодня он тоже урок проводил?
      - Да...
      В голосе девчонки я услышал тревогу. Что-то с Николаем Борисовичем было не так...
      - А напомните-ка мне его фамилию, - попросил я. - Мне кажется, много лет назад я видел его в Перми, он там танцевал Зигфрида в "Лебедином".
      - Он всех принцев перетанцевал, и в "Лебедином", и в "Щелкунчике", и в "Спящей", - с гордостью сообщила девчонка. - Он настоящий классик, знаете, какая у него школа?
      - Знаю.
      Я не соврал - откуда-то я это действительно знал.
      И тут-то я наконец понял, что происходит!
      Владислав, покойник проклятый, не желал меня отпускать! Он снова запустил в меня когти!
      - А шиш тебе! - закричал я.
      
      ***
      Бей!
      Бей!!
      
      ***
      Я не понял, что это такое было. Надо мной вдруг возникла толстая зеленая палка. Она должна была ударить меня по голове.
      Все произошло стремительно - я понял, что меня убивают, но... Но не имел против этого возражений! И в самом деле, какого хрена я живу?
      Я не попытался уклониться.
      Возражения были у художника. Он вскочил, в его руке оказалось оружие - что-то вроде плоской стальной стрелы на длинной рукоятке.
      Стрела метнулась между мной и человеком, задумавшим меня убить. В это же время балетный принц Зигфрид оттолкнул меня, и я со ступенек полетел в воду.
      Раздался крик - стрела впилась в плоть.
      Рядом со мной шлепнулась в воду пустая бутылка от шампанского. Орудие убийства!
      Я хотел было закричать: что ж ты, сука, делаешь?! Теперь я хотел сам напасть на убийцу. Но меня уже подхватило течение. У берега оно не слишком сильное, однако метра на два от ступенек утащило прежде, чем я опомнился.
      Опомнился?
      Тело вспомнило навыки плавания, а голове включилась в процесс метрах в двадцати от того спуска. И как включилась!
      Первая мысль была об ответном ударе. Вторая - не о смертельной опасности, а о смартфоне. Ну да, я же технарь... У меня в голове может не остаться половины мозгов, но вторая половина сохранит технические характеристики компа, смартфона и тех смарт-часов, к которым я недавно присматривался.
      Страстное желание спасти свою драгоценную технику заставило меня быстрее работать руками и ногами. До следующего спуска оставалось метров шестьдесят, к тому же, мне помогало течение.
      Я выбрался на набережную, одолев ступеньки на четвереньках. И там же, прямо на ступеньках, достал из поясного кожаного футляра свой смартфон.
      Я - современный человек, и без смартфона я - как без печенки и селезенки. Для своего сокровища я завел дорогой, нет - дорогущий футляр. Дрожащими пальцами я вытащил оттуда технику - о чудо, она работала. Тут-то я и понял, что такое счастье.
      А потом я выбрел к скамейкам и сел. Нужно было как-то просохнуть. Я подумал - может, пойти к купальне? Там есть раздевалки. Можно хотя бы выкрутить рубашку и джинсы...
      Но по пути к купальне придется пройти мимо того места, где на меня напали.
      Как-то оно того... стремно...
      Я вспомнил балетного деда Зигфрида. Дед плохо соображал, это у него и на лбу было написано. Однако кинулся мне на выручку, блеснув быстротой реакции.
      Он считал себя Михаилом...
      Так это что же получается? Он мое имя поймал? Допустим, допустим... И теперь видит во мне родственника, что ли? Что-то вроде названого брата? Ономастического брата?
      Выходит, именно к нему попало отпущенное мной по ветру имя. А вместе с именем - странная особенность меня-бывшего не видеть разницы между человеческими лицами.
      Каменные блины, будь они неладны...
      А он - стар, голова уже не слишком хорошо варит, память подводит. И ничего удивительного, что новое имя произвело в нем такие разрушения.
      Что же я натворил?
      Так, тихо, Ланчик, сказал себе я. Начинаем жизнь с чистого листа, если только в моем положении это возможно. Меня пытались убить. Видимо, еще раз попытаются. За что - уже неважно. Допустим, я сильно попортил бизнес, которым занимается моя бывшая, как там ее... За мной, кажется, идут по следу. Возле нашей конторы поймать не удалось - пока не удалось, но они сообразят, как я залезаю и вылезаю по крыше гаража. Могут бесшумно сопроводить до квартиры Семенова - и там прихлопнуть. Значит, к Семенову мне возвращаться опасно.
      Где-то нужно жить... Спрятаться, затаиться...
      Но до каких пор мне прятаться?
      И - где?
      Поселиться на работе? Но у нас нет на входе охранников. Первый встречный может войти и попасть в любой кабинет. Напроситься к кому-то из сослуживцев, наврав, что дома - потоп и пожар? Но ведь долго меня там держать не станут.
      Я думал, что хорошо знаю свой город. И вот выясняется, что я не могу припомнить ни одного подходящего местечка и ни одного знакомца, у кого мог бы хоть переночевать. Голова моя пуста, шкаф Иоланта только начал заполняться сведениями.
      - Плохи твои дела, Иолантик, - сказал я. - Может, у тебя есть друзья, только ты их не знаешь. А вот враги уж точно есть. Если напрячь голову, можно докопаться, что это за враги...
      В мозговом шкафу я налепил на ящичек имя "Инга". Был разговор с Ингой в кафе... как же называлось то кафе? Был разговор об именах... о бизнесе... кажется, о серьезном бизнесе... ну да, все дело в бизнесе...
      И в ящичек положить нечего...
      В голову пробивалась мелодия. Это было - как будто крошечное существо стучит кулачишками в дубовую дверь: впустите, впустите!
      - Владислав... - прошептал я.- Ну, неймется же покойнику!
      И вдруг я осознал: покойник-то мне сейчас друг! Если я позволю ему ко мне прицепиться - память вернется. И моя личная память, и память Владислава. Ну что же... Кажется, иного выхода нет...
      Значит, буду все-таки Владиславом. Жаль красивого имени "Иолант", да и связываться с покойником совсем не хочется.
      Или все-таки вернуть прошлое и стать Михаилом?
      Решение нужно было принимать немедленно. Из-за пустых ящичков в головном шкафу я рисковал жизнью. И, в общем-то, не только своей. Если эти ономастические бизнесмены отправят меня на кладбище, Семенов так и останется царем Соломоном, для окружающих - безобидным городским сумасшедшим. А если его отвезут на Афанасьевские Горки, то там начнут лечить... Брр, только не это!
      Михаилом я уже был. Сейчас странный художник каким-то непонятным способом избавит балетного деда Зигфрида от этого имени, оно освободится, и я смогу его вернуть. Но с этим именем я не был счастлив. А с именем "Владислав" - был, когда музыка во мне звучала.
      Ввек бы не подумал, что способен так любить музыку.
      - Я - Владислав, я - Владислав, - бубнил я, озираясь по сторонам, чтобы найти клок бумаги и отпустить на волю "Иоланта".
      Удивительно, что бдительное население не вызвало спецбригаду и не отправило меня на Афанасьевские Горки.
      И вот мне повезло! Я набрел на подвальчик, в котором помещался сэконд-хенд. При себе я имел банковскую карточку, несколько бумажных десяток, отсыревших во время нечаянного плавания, и несколько металлических десяток. Карточку в этом бутике не приняли, а десятки - согласились. Я получил сухие штаны и сухую футболку. На радостях я сыграл в голове солдатский марш из "Фауста". И, когда он прозвучал целиком, я понял, что снова стал Владиславом.
      Я поспешил на работу, по дороге взяв беляшей и пирожков с картошкой в надежной пирожковой, а раздобыть кофе в нашем коллективе - не проблема.
      Я попал на рабочее место с крыши гаража и повеселил коллектив рассказом, как сдуру свалился в воду. Я повесил в углу на просушку штаны и рубашку. Я даже взялся за работу - и вдруг вспомнил страшное.
      Ведь на набережной сидит и морочит головы старушкам Соломон Семенов!
      Ночи становятся прохладнее, когда уйдет последняя бабулька - он ведь так и останется сидеть на лавочке, бормоча непонятные ему самому слова.
      Переименовать?
      В кого?
      Тут в голове моей зазвучало "Dies irae" Моцарта.
      То бишь - Гнев Божий...
      Идти на набережную опасно - может, и не слишком опасно, а просто страшно, ведь меня там чудом не убили. И те, что меня выследили, возможно, знают и Семенова. Сидят в кустах или за шашлычницей, ждут, когда я за ним припрусь.
      И караулят возле моего дома. И, наверно, караулят возле семеновского дома - если сообразили.
      Страшно...
      Мне совершенно не хотелось умирать. Так не хотелось, что я запел.
      Я даже не подозревал, что у меня такой трагический тенор!
      - Мой час настал, и вот я умираю, и вот я умираю... - пропел я. - Но никогда я так не жаждал жизни! Не жаждал жизни!
      Это явно был голос Владислава. И это был кусок арии. Если напрячься, может, даже название оперы вынырнет из памяти.
      Выскочило и пропало непонятное слово "Каварадосси". Что оно означало - знал только покойничек; знал, но не признавался.
      - Миш, что это с тобой?!
      - Что-что... пою вот... Пою. Мне это помогает.
      Наверно, и впрямь помогло - я подумал об Арине. Она - лицо, заинтересованное в алиментах. Смерть Семенова ей ни к чему. Послать ее за Семеновым на набережную, что ли? А дальше? Начать с того, что она его никогда не любила, она просто хотела замуж. Но общий ребенок, но алименты?..
      Прямо удивительно, что в тот день я доработал до шести и никаких бед не натворил. Потом я притворился, будто доделываю график, все ушли, а я с пакетом, в котором лежали сырые штаны и рубашка, отбыл через окно и гаражную крышу.
      А дальше-то куда?
      Ка-ва-ра-дос-си...
      И тут покойничек подсказал: Вероника!
      Я же эту дурочку от смерти спас, я ее потом помогал из воды вытаскивать. Если у нее совесть есть - должна помочь.
      Даже если она не пустит переночевать - сходить-то за Семеновым она может? Мамочка с сыночком вечером гуляют по набережной - что может быть невиннее?
      - Спасибо, старина, - сказал я покойничку. Значит, Семенова можно отправить в его жилище, а меня? Если на меня идет охота, то семеновская квартира - плохое убежище.
      Вероника?
      Она непременно пустила бы меня переночевать! Она - добрая. Без всяких амурных поползновений, просто - переночевать. Хоть в прихожей на коврике.
      Потом я призадумался - ведь у меня не было телефона Вероники. Теоретически она нигде по вечерам не пропадает, сидит со Славиком на детской площадке во дворе или перед телевизором.
      Но идти к человеку с просьбой и с пустыми руками как-то нехорошо. Торт, цветочки? Лучший способ, чтобы тебя приняли за искателя постельных приключений! Подумав, я решил купить что-нибудь Славику. Это было дипломатически точным ходом.
      Я был уже в трех шагах от нашего "Детского мира", когда остановился в полном обалдении.
      Оттуда выходила Ноги, таща три увязанные вместе большие коробки. Вид у нее был деловитый, а лицо, а взгляд...
      Я увидел проблески разума!
      Ноги спешила и не обратила на меня внимания. Впрочем, вряд ли она меня запомнила.
      В "Детском мире" я купил радиоуправляемую машинку. Я подозревал, что их у Славика - уже целый автопарк, но это был беспроигрышный вариант.
      
      ***
      Вызывает Гамаюн.
      Я в канале.
      Я в канале.
      Передайте по личным каналам - вызывает Гамаюн.
      Есть.
      Доигрались...
      Присасывайтесь к моему каналу.
      Ну, что? Блеснули интеллектом? Олухи! До пустой бутылки додумались! Нашли надежное средство. Молчать! Вы еще не поняли, что происходит? Он рано или поздно договорится с Мастихином. Он поймет, что Мастихин может его защитить. Молчать всем. Этого новоявленного ономаста нужно убрать. Немедленно. В опасности мой собственный широкий канал.
      Надо было его еще тогда купить!
      А кто провалил эту покупку? Кто?
      Не я!
      Не я!
      Я сам действовать не могу. Немедленно все - на дело.
      Но как?
      По каналу, идиоты! Он опять присосался к блоку Владислава и вытянул из него канал. Значит, он будет искать подругу Владислава. Отслеживайте канал, ползите по каналу!
      Но...
      Как хотите и чем хотите! Если он научился сам лепить каналы - наверху это оценят. Ему дадут настоящий шанс! А мы с чем останемся? Канал Иоланта пока что повис, но не рассыпался, остаточные возмущения можно отследить. И отследят! Работать позволят ему, а не нам. Все, хватит. Отлепляйте задницы от диванов. Утром - связь. Жду победных реляций. Выхожу из канала. Идиоты!
      
      ***
      - Я просто не понимаю, что тут можно сделать, - сказала Вероника. - Ну, вот подойду я к этому человеку, скажу, что меня прислал за ним Владислав...
      Перед моим именем она сделала паузу.
      Я человек не сентиментальный и в женских психологических вывертах не разбираюсь. Маринка-Инга, Аллочка и Светка мне это наглядно доказали. Но тут...
      Ей не хотелось называть любимым именем чужого человека. Пусть даже этот человек ее от смерти спас...
      - Вы пропойте: Соломон, Соломон, улыбнитесь. Знаете эту песенку?
      - Какую песенку?
      - Ясно...
      Но ничего мне не было ясно. Я не мог придумать, как увести Семенова с набережной, разве что опять поменять ему имя. Но в качестве Соломона он хоть сидит на месте и бормочет. Я очень хорошо помнил, что он вытворял, сделавшись Сулейманом, Христофором и, не к ночи будь помянут, Тамерланом.
      Каждое имя тащит с собой чемодан, в чемодане большую часть места занимают, видимо, вспоминания о самых ярких владельцах имени. Ведь не все Христофоры открывали Америки, только один - и именно этим одним на несколько часов сделался Семенов. Вот так назовешь Семенова Сигизмундом - а потом выяснится, что самый заметный Сигизмунд - серийный убийца.
      Назвать его Иолантом?
      Это значит, что в голове у него возникнет пустота с обрывками каких-то моих соображений и воспоминаний.
      Что должно быть в голове у древнего царя Соломона?
      Я же прочитал о нем целую статью в Интернете, чтобы разобраться, что же я такое натворил.
      У Михаила память работала избирательно: его ночью разбуди, и он с закрытыми глазами нарисует схему "шкафа" для кабелей. Владислав же - личность творческая, он может забыть таблицу умножения, но запомнит какую-нибудь артистическую чушь. Должен, обязан запомнить!
      - Есть!
      - Что - есть?
      - Вероника, миленькая, вы подойдете к этому убоищу и тихонько скажете, что его зовет царица Савская! Он не пойдет за вами - он побежит!
      - А потом?
      - Приведете его к себе и напоите до такого состояния, чтобы заснул под столом.
      - У меня дома нет алкоголя...
      Да хранит меня Господь ныне и впредь от безупречных женщин. Когда я жил с Маринкой-Ингой, у нас всегда стояла в кухонном шкафу бутылочка хорошего вина.
      - Идем. Я куплю ему бутылку водки.
      - Водки?!?
      - Я знаю, какую он любит.
      - Но водка?.. Это же ужасно!
      - Почему?
      - От нее медициной пахнет!
      И в глазах, и в голосе этой красавицы был настоящий неподдельный ужас.
      - Так ее же не нюхать, ее пить надо... Так, понял. Я не алкоголик. Я пью только хорошие вина. В данном случае нужно то, что уложит этого Соломона основательно и надежно. Это - водка, простая русская водка.
      Разумеется, я соврал. Водки за жизнь было выпито немало - в обществе того же Семенова. Но только беспардонная ложь могла нас сейчас спасти.
      Веронике даже не пришлось заходить в магазин. Я их со Славиком оставил на детской площадке, а сам сбегал и принес бутылку в пакете - чтобы Веронике не краснеть перед соседями и прохожими за свой дурной вкус.
      Потом я соблазнил Славика тем, что он сможет погонять по набережной свою новую машинку на большие расстояния. Заодно объяснил парню, что такое километр.
      - Вы не представляете, как я вам благодарна, - прошептала Вероника. Ей и в голову не приходило, что Славик должен знать не только гаммы, но и килограммы. Ей казалось - он однажды сам до всего этого додумается.
      Я помянул покойника незлым тихим словом - нашел же кому делать ребенка, да еще мальчишку!
      Дальше события развивались так - Вероника со Славиком подошли к Семенову и пригласили на рандеву с царицей Савской. Он спросил: а где верблюд? Вероника растерялась - о верблюдах я ее не предупреждал. Она вернулась туда, где я торчал за углом кришнаитской кафешки "Прасад". Это было совсем некстати - она могла навести на меня этих проклятых киллеров.
      - Сдох верблюд! - воскликнул я. - Держите деньги...
      Понимая, что в моем положении наличка может оказаться полезнее карточки, я снял с нее немного - на мелкие расходы. И Семенова повезли к царице Савской на велорикше - против такого экипажа он не возражал. А я стал придумывать - где бы переночевать.
      Я не знаю правил, по которым живут кришнаиты, но вряд ли у них одобряется курение. Однако наша бывшая бухгалтерша Катя выскочила из служебного входа, забежала за угол и, достав спрятанные в глубоком вырезе оранжевой кофтенки сигаретную пачку и зажигалку, с огромным наслаждением закурила.
      Слово за слово - проблема убежища на эту ночь была решена. Меня приютили кришнаиты. Они жили целой коммуной, и жили очень весело. К трем часам ночи я уже танцевал вместе с ними и звенел колокольчиком. Даже удивительно, что утром я побежал на работу в штанах, а не в желтой кришнаитской юбке.
      Странно устроена моя голова. Вот ведь на меня охотятся, убить собираются, мне бы сбежать из города - а я ровно в девять сижу на рабочем месте, и гори все синим пламенем!
      - Миш, к начальству!
      Я поспешил на зов.
      - Вызывали, Виктор Иванович?
      - Да. Ты был прав. Онищенко с завтрашнего дня у нас не работает. Мне начхать на его пенсию. Поезжай в Ключевск, на месте разберись, что там наворотил этот бездельник.
      - Ничего он не наворотил. Просто все ваши указания тупо игнорировал, - ответил я, и тут меня осенило: - Виктор Иванович, я там за день не разберусь. Мне, чтобы встретиться с бригадой и разобраться во всех приписках, дня два-три потребуется. То есть, командировка.
      - Это - само собой. Но чтобы выехал немедленно!
      - Есть выехать немедленно!
      Похоже, он принял меня за сумасшедшего - нормальный человек так радоваться поездке в Ключевск не станет.
      Я, как шпион из кино, прикупил все необходимое в разных торговых центрах, а на автовокзал явился впритык и прыгнул в свой автобус в самую последнюю минуту. Оттуда позвонил Веронике.
      - Как там наш Соломон?
      - Он спит! И храпит!
      - Да, это ужасно. Вероника, вам придется продержать его у себя хотя бы два дня... Не перебивайте! Вы знаете номер своего банковского счета?
      Ответила она не сразу - ей пришлось долго вспоминать, в котором банке у нее счет, потом искать бумажку, на которой он когда-то был записан. Сомневаясь, что она способна прочитать цифры вслух, ничего не перепутав, я велел ей сфотографировать бумажку и прислать мне картинку.
      - Очаровательное создание... - бурчал я, пока она решала эту проблему. И вдруг я понял - лет шесть назад она действительно была очаровательным созданием! Вроде той танцевальной девочки, которую я для себя назвал Динкой-челестой. Покойничек увлекся, у девочки не хватило ума отправить его на поиски ветра в поле.
      Потом я через интернет-банк перекинул ей деньги на временное содержание Соломона Семенова, клятвенно пообещав, что через три дня заберу его. И дальше до самого Ключевска придумывал этому балбесу новое имя.
      Проблема была в том, что у Семенова обнаружилась способность притягивать к себе знаменитых покойников. Ну, мало ли на свете Соломонов? У нас вот работал дедушка Соломон Моисеевич, работал, пока ноги носили, а потом правнуки двадцать лет назад увезли его в Израиль. Скорее всего, наш обаятельный Соломон Моисеевич уже на том свете. Так нет, чтоб Семенов с ним сцепился! Ему древнего царя подавай!
      И я тоже притянул не какого-нибудь алкаша проспиртованного - я притянул известного музыканта.
      Может, на том свете у покойников образовалось что-то вроде биржи или службы знакомств? И за то, чтобы прицепить покойника к живому человеку, кто-то деньги получает? Потусторонние, но все же - деньги? Может, бизнес, к которому пристегнулась моя красавица Мариночка, с тем замогильным бизнесом как-то увязан? Брр! Во что же я вляпался?
      В Ключевске я сразу пошел в наш филиал и обнаружил, что он заперт. Ну, ладно, у меня есть телефоны бригады...
      Оказалось - утром, получив на завтрак мощный разгон от Стасова, старый бездельник изобразил инфаркт. Он такие штуки уже проделывал, артист хренов. И супруга ему подыгрывала. С одной стороны, я был ему благодарен за возможность три дня прожить в Ключевске. А с другой - был на него зол.
      - Ну ладно, паразит... - проворчал я. - Будет тебе инфаркт... Кто ты у нас, Анатолий? Будешь, будешь... Полифемом, черти бы тебя, паразита, побрали!
      Про Полифема я твердо знал - будет таскать тяжелые предметы и швыряться ими во что попало. Онищенко - не худосочный Семенов, хрупкое создание, а дядька в теле. Ему не вредно хоть на старости лет потрудиться! Сколько он в нашей конторе числился - столько и занимался главным образом отращиванием пуза и задницы.
      Но сперва я при помощи бригадира Рысакова все же проник в филиал. Как и следовало ожидать, инструктажей Онищенко не проводил, документация была в изумительном беспорядке. Я сам учил его пользоваться компьютером, но в рабочем компьютере стояли в основном игрушки. Еще я нашел ссылки на порнографические ресурсы. А мы-то еще удивлялись, почему из Ключевска поступают жалобы...
      - Старый врун, - сказал я. - Ловко он нашего добренького Стасова за нос водил. Я старенький, я хворенький, мне бы до пенсии дотянуть, мне врачи больше трех кило поднимать запретили! Будешь, гад, Полифемом. И будешь таскать бетонные блоки, пока я не разгребу твой бардак. Эй, Онищенко, слышишь? Ты - Полифем! По-ли-фем!!
      
      ***
      Поймал!
      И я поймал!
      На кой ему канал "Полифем"? Что он там задумал?
      Может, делает из кого-то телохранителя?
      Надо брать его в Ключевске. Я этот городишко знаю. Там поблизости - знаменитое болото. Вывезти тело из голода, утопить в болоте - до второго пришествия не найдут.
      Кто может поехать в Ключевск и сделать из этого подлеца тело?
      С меня хватит! Я тогда, на набережной, еле ноги унес. Мне Мастихин чуть сонную артерию не перерубил!
      В Ключевске Мастихина нет.
      Я не могу.
      Сейчас в канал войдет Гамаюн и что-нибудь скажет...
      А что, если скинуться?
      У тебя есть подходящий человек?
      По всем каналам - у кого есть подходящий человек?
      Тихо. Гамаюн...
      Да. Он не одобрит.
      Одобрит!
      Разлетаемся.
      Важен результат!
      До связи.
      Тихо. До связи.
      
      ***
      Я до последней секунды сомневался - получится, не получится?
      Именем "Анатолий" я наделил бомжа, сидевшего на церковной паперти. Бомжу как раз и надо, чтобы ему деньги платили за факт его существования. Как контора платила Онищенко. Я дал ему пятачок и сказал:
      - Бери мое добро и имя "Анатолий" впридачу.
      Надеюсь, что сработало.
      Потом, разгребая бардак и ругаясь с Рысаковым, который очень не одобрял этого занятия, я время от времени бормотал:
      - Ну, Полифем, погоди!
      А поскольку подходящей музыки для моей доморощенной магии я придумать не мог, да и жалко было переводить музыку на старого паразита, я сопровождал "Полифема" всякими интересными прилагательными - от таких Вероника бы рухнула в затяжной обморок.
      Но сперва я выражался скорее из баловства, а потом - просто других слов не осталось. Я понял, что Рысаков врет, и неудивительно - он же заинтересован в приписках старого паразита. Поэтому я лично отправился к заказчикам и потребовал показать плоды паразитовых трудов. Тут я узнал много любопытного о конторе, которая платит зарплату такому вот Онищенко.
      Вечером, перед тем, как идти в гостиницу, я перевел дух и позвонил Веронике.
      - Заберите его, ради Бога! - взмолилась Вероника. - Он совсем больной!
      - Я сейчас не могу. Извините! Подержите его у себя еще немного!
      - Он требует верблюдов, чтобы ехать навстречу царице Савской! А Славика называет Ровоамом. Я не знаю, что делать, ребенок перепуган!
      - Я что-нибудь придумаю!
      А что тут можно было придумать? Только одно - разжаловать Семенова из царей в обычные ИТР-овцы.
      Пусть побудет Валентином, решил я, пусть пока побудет просто Валентином. По крайней мере, не убежит встречать царицу Савскую.
      Гостиница в Ключевске построена при покойном генсеке Брежневе. Изначально она явно для чего-то другого предназначалась, а не для проживания людей. Может, тут была общага. С одной стороны, дешево, а с другой - комнатушки крошечные, удобства в конце коридора. Однако в общаге должна быть кухня. А в гостинице - хоть какой-то буфет.
      Бежать на автостанцию, где пасутся тетки с плакатиками "Сдам комнату на сутки", не имело смысла - поздно. Другую гостиницу еще только строили, так что выбирать не приходилось.
      Тетка на входе, унылая и брюзгливая тетка под шестьдесят, с кошмарной короткой стрижкой, накрашенная примерно так, как красилась наша бухгалтерша Катя в годы бурной молодости, записала меня в графу таблицы, выведенной на монитор, а потом еще для надежности в какую-то тетрадь. И еще предупредила, чтобы - никаких кипятильников, а ужинать и завтракать - в городе, вон там через дорогу пирожковая. Про кипятильники я в последний раз слышал лет двадцать назад, когда мы с ребятами странствовали автостопом.
      Ну да я не избалован роскошью, три дня как-нибудь продержусь.
      И вот тут меня спас мой собственный организм.
      После всей суеты и ругани я приплелся в гостиницу, разулся, рухнул на постель и заснул. Напрочь забыл не только про Семенова, но и про естественные потребности. А проснулся я в первом часу ночи. Потребности дали о себе знать.
      Вздыхая и зевая, стараясь сохранить полусонное состояние, поплелся я в дальний конец коридора.
      А вот когда выходил из комнатушки с примитивными удобствами - увидел человека у двери моего номера. Этот человек огляделся по сторонам и вошел...
      Я гостей не ждал. И тот, кто ко мне входит без стука, доверия что-то не внушал. Пришлось проснуться окончательно.
      Не найдя меня в номере, он сообразит, куда я ушел, и сядет в засаду. Возможно, он опять вооружен бутылкой из-под шампанского. А возможно, и чем-то похуже.
      Можно, конечно, вернуться и ждать решения своей судьбы, сидя на унитазе...
      Еще можно вломиться в чужой номер и разбудить постояльца, зажечь свет... Но я твердо знаю - постояльцев сейчас мало, об этом администраторша предупредила. Если ломиться подряд в три запертых номера - то как раз и схлопочешь по дурной башке...
      Вооружиться?
      Чем, вантузом?
      Я вернулся в туалет и вытащил палку вантуза из резинового черного клапана. Ну, теперь хоть сопротивляться смогу. Но где сказано, что за мной пришел всего один человек?
      Долго этот киллер в моем номере не просидит, забеспокоится, высунется. Может пойти на поиски. И тут все зависит от того, чем он вооружен. Палка от вантуза против пистолета с глушителем - это как-то неправильно. Надо делать ноги... Надо - пока он сидит на моей кровати и ждет моего возвращения...
      Я опять вышел в коридор. В торце его было окошко. Оно смотрело в переулок, под ним, скорее всего, чахлый газон. Этаж - полуторный, то есть прыжок получится с высоты примерно двух метров. Ерунда.
      Я прокрался к окну, распахнул его, сел на подоконник, перекинул ноги. Приземлившись, побежал прочь, не выпуская из руки палку.
      А вот теперь вопрос: что делать ночью в чужом городе человеку, у которого нет ни кошелька, ни смартфона, зато есть палка от вантуза? Хороший вопрос, да?
      Ответ был на поверхности - вернуться в гостиницу через обычный вход, разбудить дежурную, чего-нибудь ей наврать. Но не все, что на поверхности, годится в дело. Как говорят поляки, не все то лебедь, что из воды торчит...
      Я подошел ко входу и увидел кое-что любопытное.
      Напротив этого входа была автобусная остановка, прозрачные стенки, символическая крыша. Рядом торчал фонарь. Так вот, на крыше сидел человек. Я прищурился - и опознал Онищенко.
      Рядом с паразитом лежали камни. Как он их затащил наверх, как сам туда взгромоздился - уму непостижимо. А вот что понятно - так это "почему". Кто-то перехватил управление Полифемом Онищенко. Паразит и так был на меня зол, особого труда не потребовалось, чтобы сделать из него убийцу.
      - Логично, - сказал я. Рассчитали правильно - если я даже вырвусь из номера, то побегу не в дальний конец коридора, а в ближний, где выход в фойе со спящей дежурной, и затем - на улицу. А на улице меня ждет Полифем. Так ли, этак ли, а ночевать мне уже на том свете.
      Ведь очень может быть, что где-то поблизости торчит и третий убийца. Возможно, Рысаков.
      Я ушел в ночь.
      В сквере на лавочке я просидел с полчаса. Все это время я аккумулировал в себе злость. Нужно было сопротивляться сволочам! И для начала - вывести паразита из игры. Я ему дал новое имя - я и отниму. Что там у нас в загашнике?
      Я вспомнил имена, которыми от большого ума награждал Семенова. Их я как-то умею добывать с того света. Требовалось имя, которое загрузило бы немногие мозги моего паразите под завязку; имя, парализующее способность действовать.
      Я нашел афишную тумбу. Я ободрал с нее несколько плакатных клочьев. Писать все равно было нечем - но я напряг воображение - и увидел на бумаге слово "Соломон".
      - Семенов, Валька! - позвал я. - Валентин, Валентин, улыбнитесь! Ведь улыбка - это флаг корабля! Валентин, Валентин, подтянитесь! Только смелым покоряются моря! Эй, Семенов! Отныне ты Валентин. По крайней мере, пока не кончится весь этот кавардак. Ты слышишь меня, Семенов?
      От Ключевска до Протасова - примерно шестьдесят километров, если по прямой. А автобус тащится, выписывая странные загогулины. Интересно, с какой скоростью летит имя, подумал я.
      Теперь нужно было пустить по ветру имя "Полифем". Но я не хотел, чтобы оно прилипло к ни в чем не виноватому человеку.
      Тот, древнегреческий Полифем - давно покойник. Значит, нужно отправить имя на тот свет, к хозяину. А как?
      В руке у меня был содранный с афишной тумбы клочок. Я зажмурился и удивительным усилием воли увидел на нем имя "Полифем", хотя и не сразу опознал - оно было написано какими-то совсем древнегреческими буквами. Я смотрел на него, смотрел - и, как будто я нацелил на него солнечный луч сквозь линзу, оно принялось тлеть, буквы покраснели, пошли искорками, потом почернели и рассыпались серым пеплом. Я понял, что, кажется, заснул и вижу это во сне. Однако сон не имел продолжения.
      Вдруг мне стало холодно. Смертельно холодно. Я обхватил себя руками. В голове была одна мысль: вернуться в гостиницу, завернуться в одеяло, и пусть убивают!
      Но я эту мысль выгнал. На гостинице свет клином не сошелся. Свет... клин... я это увидел, увидел точку, в которую световой клин уперся, и понял, что это за точка: домик на окраине Ключевска, где жил старший мастер Рысаков. Он ненавидит меня, но в дом впустит.
      И я побежал, не выпуская из руки палку от вантуза. Странные события этой ночи требовали: ты должен быть вооружен!
      За мной кто-то бежал следом.
      Я заскочил за угол и увидел: да это же паразит Онищенко! Спешит дурацкой рысцой, и пузо у него колышется. Стало быть, незримые враги пустили его по следу. Как - не время выяснять.
      В общем, я треснул его палкой по дурной башке и побежал дальше. При этом я еще сам себя ругал: нельзя же оставлять человека совсем без имени! Он сразу станет легкой добычей. Имя "Анатолий" я у него отнял, имя "Полифем" просто пришлось забрать, пока он меня не прикончил. И кто-то незримый поместил на пустое место имя человека или иного существа, задача которого - бежать и выслеживать. При этом мне совершенно не было жаль паразита. Видимо, желание крепко его ударить, и именно по голове, зрело во мне годами.
      Усадьбу Рысакова охранял крупный и очень брехливый пес. Хозяин вышел на крыльцо и встал так, чтобы оставаться в полумраке, а меня видеть у привратного фонаря во всех подробностях, включая палку от вантуза.
      Я объяснил ситуацию так: в поганой гостинице стал свидетелем какой-то загадочной и кровавой местной разборки, пришлось утекать. Рысаков поверил и постелил мне на диване в углу веранды.
      Утром я предложил ему взаимовыгодное соглашение. Я ничего не говорю начальству о его участии в махинациях Онищенко с приписками, а он предоставляет мне веранду на два дня. При этом я рассчитывал еще и на пса-брехуна, и на тот ствол, с которым Рысаков вышел мне навстречу.
      По своей инициативе Рысаков включил в соглашение кормежку. И надо отдать должное его супруге: мало того, что овощи - с собственного огорода, а курятина - из собственного курятника, так еще и приготовлено - пальчики оближешь!
      Днем я, разгребая бумажный бардак в филиале, в присутствии Рысакова уничтожил несколько бумажек, на которых стояла его подпись. Пусть за все теперь старый паразит отвечает.
      Так что расстались мы с мастером лучшими друзьями.
      Онищенко как сквозь землю провалился. Рысаков полагал, что старик очканул и прячется от меня. Я же подозревал, что лежит в больничке с черепно-мозговой травмой. Вроде бы совесть моя была чиста - я же спасал свою жизнь. Но не того я треснул палкой от вантуза. Удар следовало нанести тому, кто послал в погоню Онищенко, тому, кто его на меня натравил.
      И я даже понимал, как найти эту сволочь.
      Через Маринку-Ингу.
      И я даже знал: найду. Должен найти.
      Я по натуре не боец. Но если я не справлюсь со сволочью, сволочь справится со мной.
      
      ***
      Это невозможно.
      Он научился добывать огонь.
      Но он сам этого не понимает.
      Куда пропал Гамаюн?
      Гамаюн, войдите в канал!
      Он ведь такого может сейчас натворить!
      Инга вызывает Гамаюна, Инга вызывает Гамаюна!
      Что же теперь делать?
      Прекратите панику.
      Он оставит нас без куска хлеба!
      Нужно еще раз попытаться...
      Но чтоб уж наверняка.
      Все - в канал!
      Все в канал! Идиоты! Вы уже совсем не соображаете? Мало того, что вы его упустили в Ключевске - вы еще и подставили ему какого-то старого дурака! Ничего получше для погони не нашли? Осталось только за ручку привести его к Мастихину!
      Гамаюн, объясните наконец, что такое Мастихин!
      Враг это. Враг!
      Может, его уничтожить?
      Болваны! У него такой канал связи, что вам и не снилось. Его невозможно уничтожить! Так что - все на охоту. Любые средства хороши. Все. Выхожу из канала.
      Гамаюн!..
      Гамаюн!..
      Вышел...
      Господа ономасты, мы влипли...
      
      ***
      Итак, я обзавелся врагом.
      Это - тот, кто руководит Маринкой-Ингой и ее коллегами, чтоб их приподняло да шлепнуло. Тот, кто умеет давать имена и ищет клиентуру. Маринка-Инга что-то, наверно, уже умеет, но встречаться с ней нет никакого желания. Она устроит ловушку.
      Что я знаю о враге?
      То, что ему служат беспрекословно. Попытка убийства посреди набережной о многом говорит. Попытка убийства в Ключевске говорит еще больше. Похоже, враг там был самолично - уж больно ловко он оседлал паразита Онищенко.
      У меня подчиненных нет. Я один.
      С одной стороны, это скверно. С другой - я ничьей жизнью не рискую, только собственной. Значит, пока задачи такие: перевести Веронике денег на временное содержание Семенова, выпросить на работе свои законные отгулы и взять след этой сволочи.
      Ведь не только Маринке он имя поменял! Она еще рассказывала про других женщин.
      Женщин...
      А ведь я знаю одно несчастное существо в юбке, к которому приклеили дурацкую кличку, заменившую и мозги, и вообще все на свете.
      Ноги.
      Где же я впервые встретил эту бедолажку?
      Впервые я ее видел в баре... в бар меня затащил Норберт... оттуда я видел семеновскую подворотню... "Соната"!
      Тут я включил логику. Ноги хорошо знают в "Сонате", это ее охотничьи угодья. Видимо, девочка живет где-то неподалеку. Там, в "Сонате", должны знать - она личность яркая и заметная.
      Конечно, с мозгами у девочки проблема. Но если поговорить по-хорошему - она может вспомнить, кем была до того, как стала Ноги.
      Норберт!
      Он в курсе всех дел Гринмана, он может знать, где живет Ноги. И опять же все упирается в "Сонату". Телефона Норберта у меня нет, а с барменом он явно не первый день знаком.
      Я просидел целый вечер в "Сонате", но ни Норберта, ни Ноги не дождался. Про девицу вообще сказали, что уже дня три ее не видели. Насчет Норберта - за стойкой был новый бармен, который мало кого из постоянной клиентуры знал, но потом пришел человек, который, как и я, искал Норберта. Мы объединили усилия.
      Потом были какие-то несуразные ночные поездки на такси, авария посреди шоссе, пешее путешествие к автозаправке, знакомство с женщиной по имени Тамила, а проснулся я в загородном доме. Сколько было выпито - на знаю.
      Тамила сказала, что знакома со Стасовым, и действительно - они оказались давними приятелями. Мне полагались отгулы, и Тамила предложила пожить в ее доме заместо сторожа - сама она улетала в Китай, на какую-то текстильную ярмарку. В моем распоряжении были: спальня, кухня, джакузи, квадроцикл, чтобы ездить купаться на Берладку, а также два здоровенных пса, которым следовало утром и вечером выставлять бадью с кормом.
      Можно было считать, что я успешно спрятался от киллеров.
      Оставалось разобраться с Семеновым. И я позвонил Веронике.
      - Как там наш Соломон? - осторожно спросил я.
      - Он пришел в себя, - доложила Вероника. - Сейчас вешает занавеску в ванной. Он ее ночью сорвал. Еще говорит, что нужно поменять прокладку в кране.
      - То есть, хозяйничает?
      Меня это немного смутило. Кран в семеновской квартире подтекал всегда. То есть - ВСЕГДА. Семенову и в голову не приходило что-то с ним сделать.
      - Вы его потом выставьте. У него свое жилье имеется. Пусть там сантехнику чинит, - посоветовал я.
      - Он еще обещал повесить шторы.
      - Ну, пусть вешает. А потом - пусть выметается. Я и так ваш должник навеки.
      В сущности, я вздохнул с облегчением. Семенов опять стал Валентином - то есть, вернулся на исходные позиции. Наверно, это имя ему на роду написано. Ну, пусть с ним и живет. Ведь все мои попытки изменить его судьбу ни к чему хорошему не привели. Пусть будет прежним раздолбаем, верящим во всякую доморощенную мистику и время от времени провозглашающим вегетарианство.
      А я займусь поисками своего врага.
      Теперь у меня был телефон Норберта. И я к концу дня все же до него дозвонился.
      - Ноги?! На кой она тебе? - удивился Норберт.
      - Да вот жалко стало дурочку. Может, смогу ей как-то помочь.
      - Единственное, в чем она нуждается, так это богатый папик. Ты теперь богатый папик? Нет? Ну так и выбрось ее из головы. Ей нужна ходячая кормушка - а она за пайку и тряпки будет честно раздвигать свои прекрасные ножки.
      - Но ты все-таки узнай, как там она. Я на звание папика не претендую. Просто хочу, чтобы у нее, наконец, все хорошо сложилось.
      - Погоди, я, кажется, знаю, кого можно спросить...
      Информацию о Ноги я получил ближе к полуночи. Папик-таки нашелся! И, что совсем прекрасно, всего в десяти километрах от моего нынешнего жилища. Я знал, что берега тихой Берладки обживают серьезные люди, которые хотят тишины и покоя. Один такой и приютил Ноги.
      Попасть в его владения оказалось непросто. Во-первых, поселок по периметру обнесен забором, есть ворота на востоке и на западе. Во-вторых, серьезная охрана.
      Я пошарил в особняке Тамилы и нашел надувной плотик - плавсредство, чтобы загорать посреди Средиземного моря. Съездил в разведку - и точно, со стороны реки охрана не выставлена, узкий пляж на берегу заводи даже не поделен на зоны влияния, да и зачем? Там все - свои. Там расхаживают чуть ли не в чем мать родила.
      Плавок у меня не было, зато на карточке имелись накопления. Я съездил в Сакрай и вернулся с двумя парами плавок.
      Как искать в элитном поселке девицу, которую поселил у себя богатый дядька, я не знал, но подозревал, что Ноги - на то и Ноги, чтобы демонстрировать свое главное сокровище всюду, где позволяют обстановка и погода. Значит, начнем с пляжа.
      Я спрятал квадроцикл в леске, переплыл Берладку, которая перед заводью - не больше сотни метров в ширину, вынырнул в камышах и прокрался к пляжу, где отдыхали мамочки и бабульки с малышами. Это была совершенно не нужная Ноги публика, и я даже расстроился, осознав неудачу, но решил пройти подальше, туда, где кончалось мелководье. Решение было разумное: на песчаном пятачке площадью - как кухня в Тамилином доме, я обнаружил свою красавицу.
      Она в таком бикини, что скорее было - как несколько блестящих ниточек, сидела на коврике по-турецки и складывала из фигурок "Лего" какие-то диковинные конструкции. Большая коробка с фигурками стояла рядом.
      - Привет, - сказал я. - Узнаешь?
      - Привет. Ага... - рассеянно ответила она. И продолжала складывать непонятную разноцветную композицию.
      Мне стало страшно - похоже, дурочка спятила.
      - Ноги... - тихо позвал я. Ответа не было. Тогда я вспомнил нашу последнюю встречу.
      - Легс...
      - Ага...
      Лицо не изменилось - как было неподвижным кукольным, так и осталось.
      - Легс, ты что делаешь?! - в ужасе спросил я.
      - Играю.
      - Во что?
      - Вот это мой будущий дом, это - гараж, это - бассейн.
      - Легс!
      - Как ты сказал? Меня не так зовут.
      - А как?
      - Ты же сам тогда сказал - меня зовут Лего. Я нарочно с собой носила ту салфетку, чтобы не забыть.
      Салфетка нашлась в сумочке. Я посмотрел на корявые буквы - и все понял.
      Писать шариковой ручкой на салфетке трудно, получается невесть что, и я каждую букву прорисовывал дважды. "С" в итоге получилось похоже на "О". А бедная девочка откуда-то знала название конструктора для малышей. Вот у нее в голове все и совместилось.
      Вот что она тогда тащила из "Детского мира"!
      - Лего, ты молодец, - сказал я. - У тебя очень хорошо получается. Та, наверно, любила складывать такие домики, когда была маленькая. Тебя тогда иначе звали. А как?
      - Я - Лего!
      - Да, сейчас ты - Лего. А помнишь, раньше тебя называли Ноги. Плохие люди прозвали тебя Ноги, потому что у тебя фантастически красивые ноги.
      - Да, я знаю, - согласилась она.
      - Наверно, они стали такими красивыми, кода тебе исполнилось пятнадцать... или четырнадцать... - я пытался нашарить точку в ее красивой головке, нажать на которую нужно, чтобы возникли хотя бы обрывки памяти.
      - Они всегда были красивыми. Всегда...
      - Когда тебе было десять лет, они были красивыми по-детски, а потом просыпаешься однажды утром - а у тебя уже прекрасные взрослые ножки...
      Боже, какую чушь я несу, подумал я, какую несусветную чушь! И даже если дать девочке новое имя - память не проснется...
      - Да, - согласилась Лего. - Проснулась в спальне...
      - А где в твоем будущем доме будет спальня?
      - Вот тут, видишь - розовый пол...розовый пол...
      - Лего, а что, если ты построишь два дома? - предложил я. - Один - тот, где ты жила раньше, а другой -тот в котором будешь жить, когда... Когда тебе его подарят.
      Я чуть было не сказал: когда выйдешь замуж. Но она уже побывала замужем, она потеряла ребенка... Незачем, чтобы она это вспоминала.
      - Я сама его построю. Я же - Лего.
      - Можно и так. А где был твой старый дом?
      - Я не помню... - в голосе была растерянность.
      - Давай начнем строить - и ты понемногу вспомнишь.
      - Я не хочу! Я не хочу вспоминать! Я не могу! Это, это!..
      - Это страшно?
      - Да...
      - Тогда - не надо.
      Какая-то сволочь заперла ее память на огромный амбарный замок, а ключ забросила в Марианскую впадину. Кажется, я даже понял, что это за сволочь.
      Обижать девчонку просто так, из любви к искусству, - последнее дело. Может, сукин сын сводил счеты с ее родителями? А что? Если из единственной доченьки сделать говорящую куклу и пустить ее по рукам - лучшей мести и не придумаешь. Ну, ладно...
      - Значит, тебе нравится имя "Лего"?
      - Очень нравится.
      Уж не созвучно ли оно прежнему имени Ноги? Те же звуки - но в ином порядке?
      - Ольга? - спросил я.
      Лего продолжала возводить стены игрушечного особняка.
      - Гелла?
      Тоже - мимо.
      "Эль", "е" - или "э"? "Г"... "О"...
      Не получалось!
      - Хельга?
      Лего резко повернулась ко мне.
      - Хельга, Хельга... - повторил я.
      - Нет, нет, нет!
      - Ты - Хельга, а вовсе не Лего. Давай, вспоминай! Тебя так мама звала! Где твоя мама, Хельга?
      - Нет, нет, нет, нельзя...
      - Да вспоминай же!
      - Не могу, не получается...
      - Получится!
      - Нет!
      Она вскочила и убежала. Пестрые кусочки "Лего" остались на песке.
      А я понял, что взял след.
      
      ***
      Теперь уже вообще ничего не понять...
      Гамаюн в ярости!
      Прямо озверел!
      Да тихо вы! От ваших воплей канал треснет!
      Гамаюн его убьет.
      Сам.
      Да.
      Видит, что от нас толку мало...
      Вот и хорошо, что мало. Я там, в Ключевске, чуть в штаны не наложил...
      Мы - наемная рабочая сила. И нам нужно удержать Гамаюна. Кто мы без него?
      Офисный планктон, господа.
      Нищеброды!
      Ладно, ладно, мы еще можем что-то предпринять.
      Мы же знаем, где прячется этот ономаст.
      Лучше - мы. Гамаюн так зол, что может пристрелить его посреди улицы.
      Тихо. Сейчас выходим из канала.
      Связь - в полночь.
      Тихо. Я - вышел.
      Я выхожу.
      До связи.
      До связи.
      
      ***
      Хельга - имя редкое.
      Скандинавское. Но откуда в наших краях скандинавы? Должно быть, появилась парочка примерно двадцать два или двадцать три года назад.
      Вот что - мне нужна база данных нашего загса. Для начала - хотя бы это.
      Оказалось - наш загс хранит информацию пятнадцать лет, потом сдает ее в архив, а в архиве такой бедлам - тетки, которые там работают по сорок лет, привыкли держать в порядке бумажки, а компьютер для них - все еще страшный зверь, к которому лучше близко не подходить. То есть, регистрация новорожденных мне недоступна.
      Хорошо, подумал я, попробуем с другого конца.
      Ноги до какого-то времени была Хельгой. По документам она, возможно, и теперь Хельга. Когда выходила замуж на Гринмана - должна была предъявить паспорт. Ищем Гринмана...
      Да, действительно, вступил четыре года назад в брак с Хельгой Янсон. До сих пор, кстати, с ней не развелся. Странно, однако факт. Движемся дальше. Ищем мужчин и женщин подходящего возраста с фамилией "Янсон". Их в городе должно быть не очень много.
      Оказалось - ни одного. С луны, что ли, свалилась к нам Ноги?
      Но человек, который раскопал все приписки и фальшивые накладные паразита Онищенко, так просто не отступит.
      Если кому-то пришло в голову отнять у Ноги ее законное имя, то - не для того ли, чтобы передать другой женщине? Что мне тогда рассказывала Маринка-Инга?
      Если имя в данном случае - товар, то оно должно принести покупателю удачу или хотя бы деньги.
      Я полдня прожил в Гугле. Пробовал и так, и сяк, носился по всем просторам нашей необъятной державы. Наконец отыскал подходящую Хельгу: двадцать лет, красавица, артистка, пробивается в Москву, а ее матушка трудится у нас, в "Трансинвесте", входит в совет директоров, не слабо...
      Ирина Сергеевна Дударь. А у дочки фамилия "Берладская". То бишь, псевдоним.
      Ну, займемся мадам Дударь. Поднимем всю ее прекрасную биографию. Итак - дочка Хельга училась в средней школе, номер не указан, а потом поступила в наш институт культуры. На отделение вокала. Очень хорошо. И вдруг рванула в Москву. Надо разбираться, надо разбираться...
      Я иду по следу!
      Была ли она Хельгой с рождения?
      Информация об этом должна отыскаться в архивах нашего гороно. Окончила ли одну из наших средних школ девушка по имени Хельга?
      Я иду по следу!
      Окончила. Судя по всему, сразу после школы поступила в институт. А в школу откуда попала? Жаль, классные журналы не сдают в архив... Хотя - чего ж я дурака-то валяю? Одноклассник Валерка женился чуть ли не сразу после выпускного бала. Значит, он женился на Жанне. А Жанна собиралась поступать в педагогический. Скорее всего, поступила - и, судя по тому, что Валерка никуда не уехал, а выгуливает внука на набережной, она тоже живет у нас в Протасове. Она действительно хотела быть учительницей, такое случается.
      Значит, ищем Валерку Фомина.
      Но во втором часу ночи искать Валерку Фомина бесперспективно.
      Я нашел его телефон такими кружными путями, что восстановить маршрут час спустя не сумел бы. А в тринадцать тридцать я уже говорил с Жанной.
      - Ты не поверишь, Хельга училась в нашей школе! - сказала Жанна. - Имя редкое. Я запомнила. Но не с первого класса. По-моему, с пятого. А откуда пришла - понятия не имею.
      - А, может, в твоей школе училась девочка по фамилии Янсон?
      Жанна задумалась.
      - Точно тебе не скажу, но фамилия на слуху. Что-то с ней такое связано... Да. Девочка была, но она заболела. Ее перевели на домашнее обучение, а потом, кажется, вообще увезли.
      - Имя, возраст не помнишь?
      - Имя не помню. А училась то ли в восьмом, то ли в девятом. Помню ее маму - эта мама все бегала с конфетными коробками, чтобы дочке хоть тройки ставили.
      Кажется, я таки напал на верный след.
      Куда-то пропала девочка по фамилии Янсон и откуда-то взялась Хельга Берладская, она же - Дударь.
      Еще немного посижу в Тамилиных владениях, а потом - вперед, в институт культуры. К балетному деду Зигфриду и к хорошеньким девчонкам-плясуньям.
      Они совсем молоденькие, но должны помнить Хельгу, которая умчалась покорять Москву. Мне кажется, девчонки такое запоминают. И теоретически завидуют - ведь Хельга не с фанерным чемоданчиком в Москву уехала, мамочка ей там и квартиру сняла, и прочие расходы оплатила. Мамочка - не дура, а такое помещение денег называется "инвестиция".
      В институте я узнаю хотя бы часть правды.
      А еще я пойму, как во все это замешался художник с набережной, который рисует рогатые головы...
      Делать мне все равно было нечего. Выдав псам корм, я полез в Интернет с глупейшим запросом "рогатые люди". И узнал кое-что любопытное.
      Я вообще-то от религии с ее обрядами далек. Как теперь определяют таких почти верующих, я агностик, и хотел бы я знать, что означает это слово...
      Так вот, Библию я не читал и, честно говоря, не собираюсь. Я вообще очень мало читал, а она же толстенная. Знаю, что были Адам, Ева, змей и яблоко. Имя "Моисей" мне ничего не говорило - разве что вспоминал с улыбкой нашего симпатичного Соломона Моисеевича. Занятный был старик, добрейшая душа, умел войти в разгар любой ссоры и всех как-то ненавязчиво помирить. Так вот, я даже не знал, что в Библии, а не только в нашей конторе, тоже был Моисей, и его изображали рогатым.
      Увидел я на экране скульптуру Микеланджело из Сикстинской капеллы и задумался.
      Рожки были очень похожи на те, что рисовал художник с набережной. Только у него они завершались пушистыми золотыми облачками, вроде кисточек из тончайшего волоса. Конечно, изготовить такое из мрамора вообще нереально.
      Так вот, "рогатый" Моисей предстал перед своим народом после общения с Господом. И если бы я отнесся к этому делу по-научному, то назвал бы его рожки каналами связи со Всевышним. И это явно были не рога, как у козла или быка, а скорее уж лучи - как на том моем внезапно возникшем портрете.
      Я ощупал голову. Дырок, из которых могли исходить лучи, не обнаружил...
      Во дворе залаяли псы. Я выглянул в окно и тут же спрятался. Вот только не хватало, чтобы убийцы меня выследили. Псы, конечно, их во двор не впустят. Но торчащий в окне дурак - прекрасная мишень. Приедет Тамила с ярмарки, увидит покойника и очень удивится...
      Владислав послал мне с того света кусок похоронного марша Шопена.
      - Премного благодарен, очень кстати, - сказал я ему.
      Продовольствие в доме имелось, мешки с собачьим кормом стояли на кухне. Но рано или поздно придется отсюда уходить. Мои убийцы могут наладить круглосуточное наблюдение за особнячком Тамилы. Как же быть-то?
      Вызвать такси!
      Я за всю свою жизнь, может, раз десять на такси катался. Когда была "белочка" - на расстояние больше десяти кварталов ездил "белочкой". Потом на работу с удовольствием ходил пешком, если требовалось - брал служебную машину. А вообще мне вполне хватало общественного транспорта. Такси - это какое-то понятие не из моего репертуара.
      И тут я обратился с речью к своему покойнику.
      - Влад, дружище, - сказал я. - Объясни человеку, который ничего не смыслит в искусстве и в гуманитарном образовании, когда начинается учебный год в нашем институте культуры! Еще не сентябрь, но девчонки туда уже бегают. И балетного деда Зигфрида они явно оттуда привели на набережную. Заодно узнай по своим каналам - что общего между девчонками и художником, который рисует странных людей.
      Ответа я не получил.
      И, поскольку других дел не было, стал заниматься мадам Дударь.
      Я, конечно, тот еще лопух мохнатый, но даже я понимаю: если дама пробилась в совет директоров "Трансинвеста", то вряд ли только в силу своих деловых способностей. Нашлось несколько фоток, на которых она присутствовала. Красавицей я бы ее не назвал. Но, чтобы лечь в нужную постель, не красота нужна, а характер. У нас в конторе такое однажды было: после корпоратива Стасов проснулся в постели новой сотрудницы. Тридцать лет, незамужняя, бездетная, откуда-то из глубинки... Он даже растерялся, зато не растерялись наши девочки - тут же на нее повесили полтора миллиона косяков, причем косяков финансовых. Ей пришлось выбирать - или скандал и увольнение чуть ли не по статье, или тихий уход по собственному. Жена Стасова получила анонимку, но ей объяснили: подленькая месть за увольнение, и не более того. На что способна женщина, рвущаяся вверх, я, выходит, знаю.
      Итак - сорокалетняя бизнес-леди, имеющая, скорее всего, законного мужа, а также имеющая двадцатилетнюю дочь, с которой связаны большие надежды. В раскрутку девочки вкладываются большие деньги. В какую-то минуту дочь получила имя "Хельга". Могу ли я через Интернет найти человека, знакомого с мадам Дударь, который дал ее дочери имя? Вряд ли они где-то появлялись вместе...
      Ирина Сергеевна Дударь. Дама, делающая карьеру и деньги в провинциальном городе. А муж? Не поискать ли мужа?
      Как ни странно, целое гнездо Дударей обнаружилось сравнительно недалеко - в Сакрае. Для девочки из Сакрая Протасов - почти столица мира. Значит, с человеком, способным менять имена, Ирина познакомилась в Сакрае...
      "Дударь" наша мадам, скорее всего, по мужу. И что-то мне кажется: мужа она за собой в Протасов не потащила.
      Видимо, куда-то ездила и познакомилась с мастером, меняющим имена. Вряд ли в Сакрае живет такой специалист - для него там нет клиентуры.
      Будь я частным детективом - знал бы, как раздобыть нужную информацию. Но я частных детективов только по телевизору видел. И нет у меня в Сакрае...
      Стоп! Болван!
      У нас же там клиент, которого обслуживает бригада из Ключевска! А моя задача - разгрести кучу дерьма, которую оставил, удирая на пенсию, паразит Онищенко.
      Я расхохотался - надо же, будет польза и от паразита!
      И начал я считать часы и минуты до возвращения Тамилы.
      
      ***
      Вызываю Гамаюна!
      Вызываем Гамаюна!
      По всем каналам, по всей сети передайте - вызываем Гамаюна!
      Он вызвал такси и помчался в Сакрай!
      Мы уже ничего не успевали сделать!
      Гамаюн! Он едет в Сакрай!
      
      ***
      Все оказалось проще, чем я думал.
      Гнездо Дударей было сильно обижено мадам Ириной. Она увезла дочку, не спросившись ни у своей родни, ни у родни мужа. Муж, человек простой, бухгалтер в местном Доме быта, уже понял, что он этой мадам - не пара. Не пара, а всего лишь ступенька, необходимая, чтобы подняться на следующую ступеньку.
      Была еще одна личность, которую мадам Дударь обидела, - ее лучшая подруга. Вместе они собирались штурмовать вершины, вместе учились на каких-то курсах менеджеров, а потом Ирина Сергеевна заявила, что для нее место в Ключевске, в филиале банка, есть, а вот для подруги Натальи - увы. То есть, она приехала в Протасов уже из Ключевска.
      Я встретился с этой подругой - клиент, который обалдел, узнав о деятельности Онищенко, из благодарности помог устроить встречу.
      Я увидел женщину лет сорока пяти, крупную блондинку, которая смирилась с провинциальным житьем-бытьем, ни о какой карьере не помышляла и считала, что заведовать химчисткой по сакрайским меркам - даже круто.
      - Это ее Гамаюн с толку сбил, - сказала Наталья. - Экстрасенс тут у нас завелся. Знаете, вроде тех, что по телевизору показывают. Она ему кучу денег отдала.
      - За что?
      - Он ей какие-то талисманы сделал, что ли. И обещал, что ее Катька станет звездой.
      Так, подумал я, из Сакрая выехала Катька, в Протасов въехала Хельга. Ну, кажется, я на верном пути.
      - А вы этого Гамаюна видели?
      - Мерзкий тип!
      - Мерзкий тип еще в Сакрае?
      - Кто его знает! Я за ним следить не нанималась. Мне кажется, он тут отсиживался после каких-то неприятностей. На картах гадал, талисманчики делал.
      - А теперь он где?
      Наталья задумалась.
      - Так это что же - они вместе уехали? - вдруг спросила она.
      - Одновременно?
      - Говорю же - я за ним следить не нанималась! Но девочки говорили - он больше не принимает. Ну, мало ли, почему не принимает? Не больно-то он мне и нужен! У меня, слава Богу, семья, детки, я мужа люблю, мы дачу строим! На кой мне его талисманчики?! И на любовников я гадать не собираюсь!
      Встал вопрос о настоящем имени этого Гамаюна, встал второй вопрос - о его внешности.
      Настоящего имени Наталья не знала, а вот про внешность рассказала: высокий, тощий, лысый и прихрамывает, в магазин может выйти без палки, а если куда подальше - обязательно с палкой.
      - Совсем лысый? - уточнил я.
      - Как колено!
      - А лет ему?..
      - За полтинник, наверно. Да, еще - усы. Противненькие такие усишки. Гаденькие. Тьфу!
      Мою поездку в Сакрай можно было считать удачной - я получил портрет врага. Правда, пока не знал, что делать с этим портретом.
      О том, что Гамаюн - псевдоним, я догадался без посторонней помощи.
      Теперь следовало поискать информацию о Хельге.
      Я - это всего лишь я, армии полевых агентов не имею, наладить круглосуточный присмотр за мадам Дударь не могу. Но в институте культуры мне могут рассказать не только о Хельге.
      - Дружище Влад, что же ты со мной делаешь? - спросил я своего покойника. - Это ведь ты, а не я, мог потерять голову от азарта. Ты, а не я, был способен преследовать цель, я-то человек мирный. Если бы не ты - я бы и паразиту Онищенко войну не объявил...
      Покойник ничего не ответил.
      - Мысль о девочках из института - это ведь твоя мысль, - продолжал я. - Ты хочешь хоть моими глазами еще раз посмотреть на ту - тоненькую, с черной гривой! Так, да? Мало тебе было Вероники! На сына посмотреть тебе совсем уж не хочется?
      Покойник молчал.
      А я решил, что общаться с тем светом - скорее всего, опасно. И в одностороннем порядке прекратил разговор с покойником. Положение мое было незавидное: я - Михаил просто обречен на погибель, потому что не смогу сопротивляться моим киллерам, а я - Владислав сопротивляться способен, но играю в опасную игру.
      Значит - в Протасов, в институт культуры.
      То, что девчонки туда бегают и даже встречаются с преподавателем, означает: он открыт. Имя преподавателя известно - Николай Борисович. Я его найду, найду девчонок! Девчонки хитрые - они немало знают о Хельге и мадам Дударь. Главное - чтобы они захотели со мной говорить...
      Кататься на такси между Протасовым, Ключевском и Сакраем - никаких денег не хватит. Я спросил у своих новых сакрайских знакомых, не едет ли кто в Протасов, и вариант нашелся.
      В давние времена возле Сакрая был колхоз - то ли "Заветы Ильича", то ли "Знамя Ильича". Колхоз приказал долго жить. Отличные теплицы стояли на отшибе и понемногу разрушались. Но нашелся умный человек, приватизировал их, вскоре Протасов и Сакрай получили свои, а не привозные, помидоры, огурцы, кабачки и зелень. Опять же, рабочие места. Десяток сакрайских и даже протасовских женщин вместо того, чтобы торговать дешевыми колготками на рынке, кормился от тех теплиц: и зарплата шла, и можно было пару помидоров домой прихватить. И что еще хорошо - сам себе рабочий график назначаешь. Тем, у кого дети и внуки, очень даже удобно.
      В пять часов утра я сел в грузовик, который вез ящики с овощами на рынки. И в семь часов утра я уже стоял у запертых дверей института культуры. Место было открытое, я малость струхнул и побежал искать, где бы спрятаться. Тут мне помог мой покойничек.
      Напротив института культуры у нас парк, в парке большой пруд, в пруду летом плавают лебеди, а на берегу стоит "лебединый домик". Это не значит, что птицы там ночуют. Просто городские власти поставили его для хранения граблей, метелок, лопат и прочего добра, необходимого для ухода за парком. Домик красивый, в древнерусском духе, и когда однажды обдолбанная молодежь его подожгла, дураков осудили по всей строгости закона, процесс был громкий и показательный. Домик восстановили за счет обдолбанных (конечно, их родителей, а родителям в этой истории никакие деньги и связи не помогли отмазать своих обалдуев), после чего все поняли - подходить к нему опасно. Однако ребята из института культуры научились открывать дверь и потихоньку водили туда подружек - романтика же, ночь, пруд, луна, древнерусский терем и поцелуи!
      Мой дорогой покойник об этом знал и, как я понял, сам туда кого-то водил. Может, даже Веронику.
      Как раз туда я и забрался. Уселся на перевернутый ящик, среди груды новых метелок, и включил в голове оперу "Иоланта". Окон в домике не было, было их декоративное подобие снаружи, я время от времени высовывался, чтобы посмотреть на институтские двери. И как же я там тосковал! Когда мои сверстники водили девчонок в этот домик, я учился, и меня подобрала соседка, которой между разводом и новым браком нужно было чем-то занять себя. "Лебединого домика", впрочем, еще не было...
      А когда мой покойник водил туда Веронику?
      Я был с Маринкой-Ингой? Или уже с Аллочкой? Я приходил с работы домой, и все у меня было хорошо - еда на столе, телевизор в углу, женщина в постели...
      Старый дурак!
      Старый - не значит, что много лет прожил. А значит, что молодости у тебя не было!
      Но, может, еще не все потеряно?
      Вон мой покойничек, судя по всему, до смертного часа влюблялся, бегал за девочками, балдел от прекрасной музыки. И от избытка чувств играл, играл, играл!
      Ну что же, и я сыграю. В игру с убийцами. Каждому - свое.
      Мне удалось перехватить тех девчонок и вместе с ними войти в институт. Они мне сразу объяснили - с начала августа могут приходить, заниматься в зале, и Николай Борисович приходит - ведет "урок", причем бесплатно. Нельзя в танцах делать большой перерыв, а летом, в жару, заниматься даже полезно - мышцы уже разогреты.
      Я спросил про Хельгу.
      Оказалось, Хельга и ее мамочка - живая легенда института. И все очень рады, что девица убралась из Протасова. Мамочка совсем задолбала институтское начальство, а доченька со всеми ссорилась, потому что все - бездари, а она - гениальная певица.
      - И что, в самом деле - гениальная? - спросил я.
      Мои девчонки только поступили на первый курс хореографического отделения и почти с Хельгой не сталкивались. Но про ее скверный нрав были наслышаны. Однокурсницы Хельги по всему институту разносили слухи о мадам Дударь и ее любовниках. Девчонки - народ ядовитый. Как-то они догадались, что мадам Дударь шла к вершинам успеха по смятым чужим простыням.
      - А помните, как мы впервые встретились? - спросил я. - На набережной? Вы туда еще своего педагога привели.
      - Ага, к Канату Айткуловичу! - вспомнила та, от которой я был почти без ума, а звали ее Гаяне. - Мы знали, что он поможет.
      - Канат - это разве имя? - удивился я.
      - Казахское. На самом деле очень красивое имя, означает "крыло", - ответила русоволосая, синеглазая Таня. - А знаете, как мы с ним познакомились? Он тоже приходил в институт, спрашивал про Хельгу.
      - Ну, мы ему все и выложили! Все что знали! Как она Галину Петровну до слез довела! - и дальнейшие подвиги студентки Хельги девчонки излагали хором. Подвиги были отвратительные, и улаживать конфликты прибегала мадам Дударь.
      - А как вышло, что вы повели к нему вашего балетного педагога?
      Девчонки засмущались.
      - Ну вот как-то так... У Николая Борисовича что-то с памятью стало... Он старенький, но педагог - зашибись! Классный педагог, почти не ругается! Вот раньше был Евгений Павлович, девочки с третьего курса рассказывали, чуть что - орет: это не балерина, это мясокомбинат! А мы в балете танцевать не собираемся, мы будем в домах культуры работать! Подумаешь, два лишних кило! А Николай Борисович вообще нам всем - как родной дедушка!
      - И все-таки - почему вы его повели не к врачу, а к художнику?
      - Понимаете... Канат Айткулович - не совсем художник... - тихо сказала Гаяне. - Он, он... ну, не знаю, как объяснить... Он что-то такое видит, чего обычные люди не видят...
      Вот уж точно, подумал я. Но спросил не о художнике:
      - Девочки, а не встречал ли кто в обществе Хельги и ее мамаши высокого, старого, лысого дядьку, голова - прямо как колено, хромает, ходит с палочкой?
      - Да мы и саму-то Хельгу очень редко видели, - ответила Таня. - Мы поступили - а ее через полгода мамашка в Москву увезла.
      - А я такого дядьку видела, - сказала Рита, самая маленькая из девчонок. - Только не живого.
      Меня аж передернуло - как будто мне мало одного покойника!
      Оказалось - она гуляла поздно вечером со своим парнем по набережной. Там сидел художник и сочинял портрет несуществующего человека с рогами. Уж как он мог это проделывать почти впотьмах - Рита объяснить не могла. Но белые и желтые блики буквально испускали свет. А лысина человека была розовой - такого цвета, который Рита назвала няшным и мимимишным. Я понял, насколько отстал от жизни.
      - А рога? - спросил я.
      - Рога, кажется, желтые, вот такие.
      Рита показала, раздвинув пальцы, расстояние сантиметров в двенадцать.
      Стало ясно - нужно встретиться с этим Канатом Айткуловичем. Для начала - поблагодарить за то, что он своей серебряной стрелой вывел из строя моего киллера. А потом... Потом - рога. Он же и на портрете, который условно можно считать моим, их изобразил... Орудие связи с тем светом, что ли?
      Я хотел отвести девчонок в кафе, отблагодарить их мороженым, но они отказались - у них был "урок". Девочки уже научились соблюдать танцевальную дисциплину.
      Я бодро вышел из института культуры - и чуть ли не задом наперед влетел обратно.
      В двадцати метрах от входа стояла синяя "тойота". А синяя "тойота" принадлежала Маринке-Инге. Похоже, меня выследили.
      Странно, подумал я, они охотятся за мной и не трогают художника. Тайну эту может разъяснить только сам Канат Айткулович. Надо пробиваться к нему. Сперва - затаиться в институте, потом козьими тропами мчаться к набережной. Вряд ли он там сидит с раннего утра. Значит, по меньшей мере два часа мне торчать в институтском мужском туалете, что ли?
      Это было бы разумным решением. Да...
      Но - не для меня.
      Если меня хотят уничтожить, я - не просто враг, я - сильный враг. На слабого бы таких облав не устраивали.
      Я опасен.
      Это прекрасно.
      Рогатый человек, скрывшийся под кличкой "Гамаюн", считает меня серьезным врагом.
      Я должен жить! Должен! Хотя бы ради того, чтобы посчитаться с Гамаюном за Ноги! Жалко же дурочку! Хотя теперь она уже не Ноги, она - Лего...
      Я задумался. Странно получилось, очень странно...
      Я вспомнил Ноги-Лего на пляже, вспомнил, как ловко она, совершенно не задумываясь, соединяла разноцветные кусочки пластика. В этом что-то было...
      В голове у меня щелкнуло. Не иначе, покойник повернул выключатель!
      О том, что имя может сделать из человека мыслящий набор деталек "Лего", я и не подозревал. Но если так, если так...
      То имя - страшное оружие.
      Не способ поменять судьбу Семенова, Машуты, еще кого-то в лучшую сторону, а именно оружие.
      До сих пор мне ни с кем воевать не приходилось. Да и кому я на фиг сдался? За всю жизнь не завел ни одного врага.
      Что я вытворял с придуманным именем "Иолант"? Вот что-то похожее требуется и теперь. Слова, не имеющие смысла!
      Я знал новые имена троих из тех, кто меня преследует. Жаль, что не знал имени Гамаюна. Но хоть что-то...
      Вы сцепились с технарем, детки, сказал я, вы сцепились с технарем, у которого голова набита всякой электрической терминологией. Вы у меня сейчас ходячими "шкафами" с кабелями станете!
      Вот прекрасное женское имя - Фальшпанель. Прямо-таки средневековое. Прекрасная дама, которая сидит в башне, как Рапунцель (спасибо Семенову, он как-то поставил этот мультик, когда мы у него пиво пили). Вот прекрасная туалетная бумага, достаточно плотная, чтобы писать на ней шариковой ручкой, забытой на подоконнике. Сейчас я пущу по ветру имя "Инга" - пусть улетает в сторону Сыктывкара! Имя "Юрий" - лети следом! А тебя, бывшего владельца, нарекаю...
      Я чуть было не запел "Термостат, Термостат, улыбнитесь!", вовремя испугался - имя могло прилететь к Семенову. Требовалась попса, которую Семенов не любил. И я запел на мотив "Миллион алых роз":
      - Термостат, Термостат, Термостат, Термоста-а-ат!
      Имя "Аркадий" было отправлено в сторону Владивостока. На смену ему явилось не менее благозвучное имя "Силикон".
      - Силикон, Силикон, Силикон, Силико-о-он!..
      Конечно, я не знал, насколько внушаемы Маринка-Инга и те двое, которых я знать не знал и в глаза не видывал. Судя по всему, внушаемы - если новые имена тогда так хорошо прижились.
      Значит, получайте имена, у которых нет при себе чемодана с информацией. Может быть, когда-нибудь вы от них освободитесь... Может, даже с моей помощью. А пока - в страхе и смятении ищите хотя бы обрывки воспоминаний.
      Но это - всего три человека. Сколько еще подчиненных у Гамаюна - я не знал. Вряд ли, что сотня...
      Была еще, кажется, Элеонора, которой досталось имя "Марина". Женщины бывают разные - вон Вероника и мухи не обидит, скорее уж муха ее обидит, а работает у нас Валерия - так она увлекается айкидо и скалолазанием, как-то давала пощупать свой бицепс - у меня такого нет! Если Элеонора стала Мариной - вряд ли она так уж агрессивна, Маринка была вполне миролюбива.
      Я выглянул из дверей - синяя "тойота" стояла на прежнем месте. Очень хорошо, подумал я, нужно бы показать рыбке наживку. Я вышел и прогулялся вдоль институтской стены. Потои сделал вид, будто сворачиваю на Парковую.
      "Тойота" дала задний ход, сделала какой-то невообразимый финт и налетела бампером на фонарный столб. Это радовало: Маринка-Фальшпанель разучилась управлять машиной! Надолго ли - это уже другой вопрос.
      Я выстроил маршрут с опорными пунктами, где можно спрятаться при опасности. Последним был кришнаитский ресторанчик "Прасад". Там я мог, взяв на завтрак полюбившийся мне панир, подождать, пока не выйдет на набережную Канат Айткулович с мольбертом и кусками оргстекла.
      Кто решил, что именно этот человек спасет меня? Я - или покойный Владислав? Скорее всего, он. Ну что же, с того света виднее...
      
      ***
      Вызываю Гамаюна!
      Вызываю Ингу!
      Гамаюн, Инги нет в канале!
      Вызываю Аркадия!
      В чем дело? Аркадий, вы там перепутали каналы?
      Кто в канале - отзовитесь!
      Передайте по сети Гамаюну - тревога, тревога!
      Тревога!
      Тихо! От ваших воплей канал треснет.
      Все - на набережную, да?
      Тихо, идиоты. От вас проку - как от козла молока. Я пущу в ход обслуживающий персонал. Другого выхода нет.
      Вызываю Юрия, вызываю Юрия!
      Нет больше Юрия, идиоты! Инга заложила его имя! Молчите! Я сам буду командовать операцией!
      А мы? Нам - куда?
      Куда хотите! Потом я выйду в канал и соберу вас. Конец связи.
      
      ***
      Наконец художник появился.
      Он шел к своему любимому местечку - у самой реки. И очень легко нес и мольберт, и что-то вроде больший фанерной папки с работами.
      Он улыбался.
      Он раскрыл мольберт, установил, приспособил портрет - примерно метр на метр, довольно крупная работа. Приготовил палитру.
      Вдруг его лицо изменилось. Брови сошлись, взгляд стал пронзительным. И я услышал в голове голос:
      - Сюда! Ко мне!
      Звал он - художник!
      И я кинулся к дверям "Прасада".
      Выскочил в последний миг - эти двери уже загородили два крепких парня в форме охранников "Трансинвеста". Еще доля секунды - и мне бы не удалось проскочить между ними.
      Они развернулись довольно быстро и помчались в погоню.
      Я бежал, выключив дыхание, на предельной скорости. Пробежать следовало всего-то с полсотни метров.
      Мне махал рукой с зажатой в кулаке серебряной стрелой художник Канат Айткулович.
      И я чудом успел затормозить, чтобы не полететь со ступенек в воду.
      - Так, - сказал художник. - Пошли вон отсюда.
      Охранники остановились, глядя на человека с серебряной стрелой в великом недоумении. Один обернулся, словно ища поддержки у кого-то за спиной. Я проследил взгляд. К нам спешил, прихрамывая, мужчина - ростом под метр девяносто, лысый, усатый.
      - Ишь ты... - выдохнул я. Это означало - ишь ты, какого зверя выманили из норы...
      - Перемирие, Мастихин, перемирие! - кричал этот мужчина.
      Тогда я посмотрел на художника и по его лицу понял: перемирия не будет.
      Быстрым движением Канат Айткулович скинул с мольберта одну картину, и она встала возле его ноги, как дрессированный пес; вторым движением он выдернул из фанерной папки другую свою работу и установил ее.
      - Стой, не уходи, - сказал мне художник. - Сейчас все поймешь.
      Несколько стремительных мазков кистью - и темное лицо с едва намеченными чертами обратилось в лицо мужчины, который, прихрамывая, спешил к мольберту.
      Другая кисть, нырнув в бело-желтое пятно на палитре, шлеп-шлеп по лысине на портрете - и выросли рожки с пушистыми кончиками.
      - Очень хорошо. А теперь - мастихин... - художник взял ту плоскую серебряную стрелу на рукоятке, которой спас меня, и дважды метнул ее в портрет.
      На стреле осталась краска, а там, где торчали рожки, образовалось пустое место. Более того - абсолютно прозрачное место. Ну да, сообразил я, он ведь малюет на оргстекле...
      Мужчина, который был уже в двух шагах от мольберта и даже замахнулся тростью, окаменел.
      - Все. Теперь - уходи, - велел художник. - Нет больше твоего дара и твоей власти. И ребят своих забирай.
      - Я хотел...
      - Теперь это уже не имеет значения. Ты стал убийцей, - ответил художник.
      - Никого я не убил!
      - Потому что не успел. В душе ты его уже десять раз убил.
      - А Хельга?! Ты ведь ее все равно что убил! - крикнул я. - И ее ребенка ты убил! Ты!
      - Так, - сказал Канат Айткулович. - Хельгу ты уже спас. Теперь смотри, как он уходит.
      Гамаюн повернулся и побрел прочь. Показалось мне, что ли? Он с каждым шагом делался все ниже ростом...
      Смущенные охранники из "Трансинвеста" побрели следом.
      - Ну, мне осталось немного. Осталось поговорить с тобой, Владислав.
      Художник стал собирать свое живописное имущество.
      - Послушайте, не уходите! У меня проблема! - взмолился я.
      - Говори.
      - Ко мне прицепился покойник! Нет, я ничего не имею против музыки, и имя мне нравится, но - покойник же!
      Канат Айткулович расхохотался.
      - Нет никакого покойника, друг мой. А есть блок в огромном хранилище информации. Ты как-то умудрился установить с ним связь - через имя, но не только. Ты открыл канал. Это многим удается, но не все это осознают. Большинству, как тебе, покойники мерещатся. Твои приключения с Валентином - именно этим объясняются. Ты так хотел ему помочь, что и для него стал открывать каналы. Больше так не делай, пожалуйста.
      - Но ему же требуется другое имя.
      - Ну, еще один раз можешь попытаться. Канал связи у тебя остается - это награда за Хельгу.
      - Но, Канат Айткулович! За что он ее так?..
      - Ни за что. Просто злая шутка. Ему хотелось еще раз проявить свою власть. Он очень веселился, когда придумал для девочки кличку "Ноги". Очень... Мне кажется, что ты равнодушен к власти. Только не злоупотребляй каналом. Слушай музыку, ищи в мире прекрасное. А тех, кто соберется сделать из тебя ходячий кошелек, гони. И свитой себя не окружай. Сам видел, что натворил Гамаюн со свитой. Иначе мой мастихин тебя найдет. Мой мастихин на самом деле - оружие.
      - Понял...
      Я вспомнил тот портрет, одновременно мой и не мой, на котором под кистью художника выросли светящиеся рожки.
      - Я ухожу. Приходил, чтобы разобраться с сомнительными каналами и навести порядок. Меня уже ждут в другом месте. Что-то хочешь спросить?
      - Да... У вас такие странные работы... Люди, каких не бывает...
      - Я творю мир, он взаимодействует с иным миром, случается, что мои картины - двухмерные проекции того, что я вижу в ином мире, а случается и наоборот - там возникают многомерные проекции моих фантазий. Ступай. И никого больше не ищи. Кому надо - сами к тебе придут.
      - А если встречу человека, которому нужно поменять судьбу? На что я имею право?
      - Душа у тебя есть? Вот ее и слушайся.
      
      ***
      Кто в канале?
      Гамаюн, Гамаюн!
      Что это? Канал распадается!
      Где ты, Гамаюн?!
      Инга, Инга! Вызываю Ингу!..
      Я ничего не слышу!
      Кто в канале- отзовитесь!
      Кто в кана...
      Гама!..
      
      ***
      Я был абсолютно счастлив.
      Я избавился от врага! Покойник оказался вовсе не покойником! Я имел право окончательно поменять судьбу Семенова!
      Я даже мог бы найти потерявшую новое имя Маринку. Как знать, как знать...
      Когда звонил Семенову - был уверен, что он, поблагодарив Веронику, уберется к себе домой. И вот, извольте радоваться, он все еще торчит у Вероники! А у нее, видно, не хватает духа, чтобы выставить этого красавца!
      По сравнению с проблемами, от которых я с помощью художника избавился, эта - выеденного яйца не стоила. И я отправился к Веронике.
      Семенова я обнаружил на лестнице. Он тащил на помойку старый унитаз.
      - Там теперь мастер работает. А я вот помогаю, - объяснил Семенов. - Оказывается, новый унитаз - не такое уж дорогое удовольствие, если знать, где брать.
      - Это хорошо, - сказал я. - Она тебя приютила, она о тебе заботилась. Помочь ей по хозяйству - святое дело. Мы проконтролируем мастера, а потом поедем к тебе, и я все расскажу...
      - Я обещал ей починить люстру. Так что сегодня, извини, не получится.
      - Эта женщина - не для тебя, - подумав, сказал я. - Давай, тащи унитаз. С люстрой я помогу. Вероника очень милая, согласен, но ей, по-моему, нужен другой мужчина. Более основательный, что ли...
      Семенов помрачнел.
      - Основательный... А он ее сможет так полюбить, чтобы?.. Они же, основательные, все толстокожие!
      - Понимаю... - пробормотал я.
      - Да нет, ты ничего не понимаешь, - сказал Семенов. - А она... Она же совершенно беспомощная. Ее защищать нужно. Все еще не понимаешь?
      Я хотел было сказать "да сам же ты беспомощный, балда", но чудом удержался. У Семенова появился какой-то другой голос. Более твердый, что ли. Когда он про Арину говорил, то хныкал и чуть ли не визжал. Про подруг, которых навещал, вообще говорил неохотно - как будто про несварение желудка. А тут...
      - Ты влюбился?
      - Н-ну... Ну, наверно...
      - И как же ты будешь ее защищать?
      - Еще не знаю. Но буду.
      - Не думаю, что ты на это способен.
      Семенов задумался.
      - А ты-то сам когда-нибудь любил? - вдруг спросил он.
      - Я?..
      Вот теперь задумался я.
      - Валька, ты что вообще называешь любовью?
      - Я не про постель. Этого у нас с тобой было навалом. Это - когда хочешь взять ее на руки и нести, нести... Чтобы никто и никогда не смел ее обидеть!
      - Ты разве сможешь?
      - Смогу.
      Вот такой получился неожиданный разговор.
      - А она? Ее-то ты спросил? Ты ей нужен? А, Валька?
      - Не знаю... - Семенов задумался. - Но я буду рядом. Понимаешь, она - одна! Она хочет только одного - растить Славика! А Славику отец нужен! А не покойник, к которому мамочка в гости ездит!
      - Ты твердо решил?
      - Да.
      Я имел право в последний раз помочь ему - и прямо сказал об этом.
      - На этот раз мы подберем тебе такое имя, чтобы ты стал для Вероники настоящим мужем, крепким плечом, опорой, ну, как это еще называется, - пообещал я. - У меня получится. Я за последнее время многое понял.
      - Не надо, Мишка... То есть, Влад. Не надо.
      - Но почему? Если у тебя такие серьезные намерения?..
      - Идем. Не торчать же нам до ночи тут с этим унитазом.
      Мы спустились вниз, я предлагал свою помощь, но Семенов отчего-то решил, что должен справиться с унитазом сам. Спровадив это сокровище на помойку, он повел меня к детской площадке, чтобы вместе посидеть там на лавочке. И я понял, что впускать меня в жилище Вероники он не хочет.
      Это был какой-то другой Семенов. Точно - другой!
      Я понял, что, кажется, теряю друга.
      Если он сейчас ревнует, потом-то что будет?
      - Знаешь, ты... мы оба ошиблись, - сказал он. - Мы думали, что имя должно изменить человека.
      - Но ведь меняло же.
      - И что получилось? А на самом деле человек должен изменить имя, ну, перевоспитать его, что ли... Чтобы от него польза была. Так что извини - я все-таки останусь Валентином. И сам как-нибудь разберусь с этим именем.
      Семенов даже внешне, кажется, изменился - лицо стало суше и строже.
      - Валь, а ты помнишь, что вытворял, когда был Сулейманом?
      - Лошадь - помню. И что было потом - обрывками, как сон - утром. Вроде все было в нем логично, и вдруг вываливаются целые куски, все тает, тает... какой-то фрагмент вроде остается, но это на самом деле снилось, или я пытаюсь что-то додумать - уже непонятно. Я хочу жить своей жизнью. Хочу думать свои мысли.
      - Но вот я же стал Владиславом - и ничего...
      Я не хотел его переубеждать, я просто хотел понять.
      - По-моему, ты тоже изменился. Мы оба стали другими. Хорошо это или плохо - я пока не знаю.
      - И я не знаю.
      Я мысленно перебрал все семеновские причуды - начиная с эзотерики и кончая вегетарианством. Но вслух о них говорить не стал.
      Хочет человек по имени Валентин начать новую жизнь с белого листа?
      Пусть начинает.
      Имеет право.
      
      ***
      Вот накаркал же художник! Я действительно не гонюсь за властью - и честно сопротивлялся, когда предложили временно возглавить филиал в Ключевске. Ну, какое из меня начальство? Стасов пообещал, что это - всего на месяц, а просидел я там все полтора.
      Вернувшись в Протасов, я взял два дня отгулов - действительно, страшно устал.
      И вот иду я по улице, в полной расслабленности, еле ноги волочу, и ем мороженое! Да! Захотелось мороженого - для полного счастья лишь его недоставало.
      А навстречу мне - Левка...
      Нет, не Левка - Марат.
      Левка был постоянно чем-то озабочен, а у этого рожа - счастливая. Сытая, круглая, очень довольная, и весь он какой-то сытый, круглый, очень довольный.
      - Привет! - разом сказали мы и пожали друг другу руки.
      - Как жизнь? - спросил я.
      - Очень странно, - ответил он. - Я никому не рассказывал, боялся - засмеют. А рассказать страшно хочется. Может, ты поймешь?
      - Попытаюсь.
      Мы сели за столик уличной кафешки. Я еще мороженого взял - так на меня этот Ключевск подействовал, что, наверно, бочку мороженого бы съел. Марат спросил бокал мартини.
      - А что такое? -полюбопытствовал я.
      - Понимаешь, я поменял имя. Это вообще был какой-то кошмар. Пришлось закрыть "Римские каникулы", долгов - выше крыши, моя Ленка забрала Димочку и к родителям ушла, я забурился к Надьке, ты ее не знаешь... Взял бутылек и забурился, ну, ты ж понимаешь... Совсем мне было тошно. Надька добрая, накормила, напоила, с собой уложила. И вот - Надька заснула, а я лежу рядом, как бревно, думаю - нужно встать, одеться и тихонько уйти. Ну, встал... А у нее напротив тахты - трюмо. Смотрю я в это трюмо и понимаю: там, в стекле, не я! А кто? А хрен его знает! Но - точно не я!
      - Допился...
      - Да нет, я уже трезветь начал. А дня за два до того я ходил на митинг!
      - Ни фига себе!
      Митинги у нас проводят бешеные бабушки перед городской думой. Туда человек может забрести только спьяну. Видимо, Марат крепко поддал, раз пошел вместе с бабками протестовать против капитализма.
      - Нет, ты слушай, слушай! Я сам себе казался таким крутым борцом с властью, что даже готовился сесть за решетку. И нашел я инструкцию - как себя вести в толпе, чтобы не затоптали. Там такой приемчик: если понимаешь, что у тебя паника, нужно самого себя звать по имени. На митинге паники, конечно, не было, а в Надькиной спальне... В общем, стою в чем мать родила перед трюмо и взываю, как идиот: Лева, Левочка!
      Я расхохотался.
      - Ага, тебе смешно... А я думал - пора самому ехать сдаваться на Афанасьевские Горки, пока спецбригада не повязала. Зову сам себя - а тот, в трюмо, не отвечает. Значит, он - не Лев Короткевич, понимаешь? Так, думаю, значит, я уже не Лев. А кто же я? И тут в головушке: бум-бум, Ма-рат, Ма-рат! Какой Марат, почему Марат? И вдруг до меня доходит: в слове "Лев" буквы неправильные, а в слове "Марат" - правильные! Понимаешь? Нет? Мне нужно имя с сильными, твердыми буквами! В общем, никуда я не пошел, а лег к Надьке и заснул. А утром еще раз посмотрел на себя в зеркало... Смотрю, а там - Марат... Ты думаешь, я кукухой поехал? Слушай дальше! Мне нужно было днем встречаться с одним хмырем, я хотел ему мебель из пиццерии загнать. Он только мою фамилию знал. Ну, я и представился - Короткевич Марат Петрович. Что б ты думал?! Мебель за хорошие деньги ушла, а он вокруг меня прямо на цырлах выплясывал: Марат Петрович да Марат Петрович!
      - И ты вместо того, чтобы хоть какой долг вернуть, поехал в загс менять имя!
      - Точно!
      - И дела резко пошли вверх?
      - Точно! Я взял кредит, вложил деньги в магазин детских товаров. У меня там - все! От сосок до велосипедов. Ну и всякие шмоточки, знаешь, от которых тетки балдеют, все эти ботиночки, шапочки, комбинезончики. Закупками заведует супруга, она в этом деле сечет. Я Надьку на работу взял, продавцом-консультантом. Она просто счастлива! Погоди...
      Он достал айфон и вытащил на экран фото витрины своего магазина. В витрине стоял рыцарский замок чуть ли не в натуральную величину, из окон и ворот торчали кукольные головы.
      - А что не так было с "Римскими каникулами"? - спросил я. - Ты это понял?
      - Понял, конечно. Пицца уже не предмет роскоши, а средство передвижения. Зачем тащиться в ресторан-пиццерию и платить за всякие ресторанные прибамбасы, когда можно через инет заказать любую пиццу, и мальчик на велосипеде привезет ее тебе горяченькую? Дураков все меньше... Мальчики после школы или там института нанимаются в дешевую пиццерию, два-три часа вечером носятся по городу на великах, получают небольшую денежку. Ну и подкармливают их там. "Римские каникулы" были обречены.
      - А твой новый бизнес как?
      - Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, - сказал Марат. - Мамашки с папашками придут за какой-нибудь бутылочкой с соской, а уносят мешок всякой детской дребедени. Опять же, ведут мелкого мимо моих витрин, он как увидит всю эту архитектуру, сразу ор и рев: хочу-хочу-хочу! С такой витриной другой рекламы уже не нужно, а мы ведь ее два раза в неделю обновляем. Деткам интересно, они сюда просятся.
      - И в самом деле, классно, - согласился я, разглядывая картинку. - Занятная архитектура. И что - все из "Лего"?
      - Представь себе, да. Мы случайно нашли девчонку, которая собирает настоящие дворцы и замки. По-моему, она их из головы сочиняет. Мы ей выдали десять наборов, и она фантазирует! Золото, а не девчонка! И знаешь что? Она молчит!
      - Как - молчит?
      - А так - лишнего слова не скажет. Сидит на полу, возится с детальками. В последнее время, правда, стала петь. И, знаешь, неплохо у нее получается. Но какие дворцы строит!
      - Ее не Хельгой, часом, зовут?
      - Точно, Хельга. Ты ее знаешь?
      - Встречались.
      - Конечно, мы ей платим. Не так чтобы много...
      - Переманят, - уверенно сказал я. - Ты на девочке не экономь. А то потом локти кусать будешь.
      - Да?..
      Марат показал мне еще картинки. И впрямь, бывшая Ноги нашла себя - видно, среди предков затесался великий архитектор.
      И она запела.
      Это была самая лучшая новость за полтора месяца.
      Она - Хельга, и она будет петь!
      Вот так-то, Гамаюн!
      Я шел по городу, ел третью порцию мороженого и понимал, что счастлив.
      Где-то далеко вместе со мной был счастлив художник, чья обязанность - служить мастихином. Я ощущал его присутствие и нес в себе радость - словно бокал отменного вина, что налито в склень.
      Где-то близко звучал молодой и звонкий женский голос. Слов я не разбирал, но понимал - голос набирает силу. И от этого радость становилась еще ярче.
      Навстречу шли имена, имена, имена...
      Сплошной поток имен, и они, в сущности, подходили своим людям. Я все ждал - не проснется ли во мне тревога, не зазвучит ли Dies Irae. Но нет - пока все было благополучно. Моя помощь пока не требовалась.
      Я шел по своему городу и улыбался.
      И незнакомая женщина вдруг улыбнулась мне. Очень милая женщина, очень светлая и грациозная, и звучала - как музыка Моцарта. Не какой-то один концерт, а весь Моцарт вообще.
      - Здравствуйте, Надежда, - сказал я ей. - Меня зовут Владислав. Как насчет чашечки кофе?
      - Согласна, - ответила она.
      
      
      
      Ольга БЫКОВА
      
      БИЛЕТ В МОНРО
      
      После обеда мне позвонил Шульц, старый товарищ отца, и попросил зайти к нему на работу в больницу. Не скрою, меня крайне удивил его звонок. Последний раз мы виделись с ним года два назад, когда я случайно наткнулся на него в переходе. В детстве он казался мне эдаким беззаботным весельчаком, у которого всегда в запасе была припасена какая-нибудь интересная история. Сейчас же, я думаю, что веселье его было, по большей части, напускным и являлся он человеком крайне одинокими несчастным. Когда мой отец был еще жив, Шульц часто навещал наш дом, часами просиживая в гостиной, и без умолку что-то рассказывая, но после смерти отца все изменилось. Он несколько раз к нам забежал, предложил свою посильную помощь, но поняв, что мы ни в чем не нуждаемся, быстро исчез из нашей с матерью жизни.
      "Какое такое дело появилось ко мне у Шульца, что он вдруг решил объявиться? Должно быть, речь идет о чем-то серьезном," - размышлял я, проходя по знакомому больничному коридору с единственным желанием поскорее оттуда сбежать и больше никогда не возвращаться. Я ощущал неприязнь к этим холодным стенам, яркому свету диодных ламп и удушающему запаху лекарств. Несмотря на то, что отец проработал в этом месте почти двадцать лет, я так к нему и не привык.
      Шульц уже ждал меня в своем кабинете. Он сильно изменился, но я сразу его узнал. Все то же измученное нехваткой сна лицо, те же синяки под глазами и с детства знакомая улыбка.
      - Заходи, малыш Джонни! Рад тебя видеть! - он быстро пересек кабинет и, подойдя ко мне, тепло меня приобнял. - Извини, что не рассказал ничего по телефону. Мне показалось, что такое лучше обсудить при встрече.
      Я устроился в кресле, не спуская с него глаз. Нет, что-то в нем все же поменялось. Глаза! Они светились странным, почти безумным блеском.
      - Мне кое-что надо тебе показать, - с азартом продолжил Шульц, усевшись за письменный стол и, достав из верхнего ящика конверт, положил его передо мной. - Посмотри, что внутри. Там ведь на записке твой адрес указан, правильно?
      В конверте лежал пожелтевший билет на автобус из Нью-Йорка в Монро и листок бумаги, на котором, действительно, было напечатано мое имя и адрес.
      - Это принадлежало пожилому мужчине, - пояснил Шульц. - Его привезли к нам неделю назад. Несчастный случай в метро, на Гранд-Централ. Машинист поезда клянется, что человек буквально вырос перед ним из-под земли, и он попросту не успел вовремя среагировать и остановить состав. К сожалению, мужчина не выжил, и установить его личность полиции не удалось.
      Я вопросительно посмотрел на Шульца - мне было непонятно, зачем он все это мне рассказывает. Если полиция не посчитала нужным меня проконтактировать и задать необходимые вопросы, значит и оснований для беспокойства не было. Конечно, по-человечески мне было жаль бедолагу, но я не понимал, почему Шульц решил посвятить меня в эту историю.
      - У него была записка с твоим именем, Джонни. Это важно! И еще, обрати внимание на дату билета, он был куплен 4 августа, 2018 года. То есть завтра... Разве это не странно?
      Шульц сделал многозначительную паузу и вопросительно посмотрел мне в глаза в надежде встретить хотя бы какое-то понимание с моей стороны, но я был по-юношески беспечен.
      "Нет, только не это! Он точно обезумел!"- мысленно вскричал я. Неужели ради этого я примчался сюда? Но ведь каков хитрец! Знал же, что я ни за что не соглашусь прийти к нему, раскрой он мне свои карты заранее. Хотя, это было весьма в его стиле. Шульц любил всякого рода загадки. Помню как-то, он рассказал мне о летающих тарелках в небе над Нью-Мексико и о, якобы, секретной операции ВВС по их перехвату. В нем чудесным образом уживался циник в белом халате и фантазер, не знавший границ собственного воображения.
      - Сейчас даже паспорт могут с неправильной датой рождения выдать, - парировал я, - а насчет моего адреса, то я не держу его в секрете. Возможно, человеку нужна была страховка и меня кто-то ему порекомендовал. Я правда не знаю, что вы от меня хотите.
      -Джонни, мне не дают покоя обстоятельства его гибели и результаты вскрытия.... У человека были биоимпланты легких. Ты понимаешь, что это значит?
      Я отрицательно покачал головой. К своему стыду, я абсолютно ничего не понимал ни в медицине, ни в биологии, хотя отец всегда мечтал, чтобы я пошел по его стопам.
      - Производство биоимплантов легких до сих пор находится в стадии разработки. И для меня это означает лишь одно - человек не принадлежал нашему времени! Джонни, я почти уверен, что он пришел к нам из будущего и очень хочу попасть в тот тоннель, чтобы лично все осмотреть! Кроме нас с тобой этим никто заниматься не будет. Мои коллеги в больнице предпочли закрыть глаза на результаты вскрытия. Полиция тоже умыла руки. Но я видел эти импланты... Видел собственными глазами.., - с горечью произнес Шульц, а потом добавил: Скажи, ты пойдешь со мной осматривать тоннель? У меня есть кое-какие знакомства в Нью-Йоркском Метрополитене и мне обещали посодействовать.
      - Шутите? Вы предлагаете мне спуститься с вами в метро и расхаживать там ночью по тоннелю, среди кучи крыс? Не понимаю, что вы планируете отыскать? Не машину ли времени? - поинтересовался я, едва сдерживая смех. Наш разговор начал меня забавлять.
      - Я не говорил о машине времени, по крайней мере не в привычном ее понимании. Но у меня есть предчувствие, что, если мы туда пойдем, то можем найти что-то очень важное. Я думал, что тебя это заинтересует не меньше, чем меня, но видно я ошибся... Мне казалось, что мы с тобой чем-то похожи..., - Шульц умолк и в лице его отразилось явное разочарование.
      Я хотел было объяснить ему свою позицию, но передумал - участвовать в подобной авантюре я точно не собирался. Признаюсь, более благодарного и внимательного слушателя, чем я в детстве, ему трудно было найти. Однако я повзрослел и на место моей природной мечтательности пришел здравый скептицизм.
      "Когда-нибудь тяга к тайнам не доведет его до добра," - подумал я, посмотрев на Шульца. Он выглядел абсолютно потерянным, и мне даже стало его жаль. Он не походил на умалишенного... Не знаю, не берусь ставить какие-то диагнозы. Но другого объяснения для всего того, что я услышал, у меня на тот момент не нашлось. Сейчас я понимаю, что должен был, как минимум, задуматься над его словами и, возможно, задержаться и поговорить. Но я этого не сделал. Извинившись, что не смогу быть ему ничем полезным и пообещав как-нибудь перезвонить, я поспешно раскланялся, выскользнул из кабинета и уже через час сидел на своем маленьком балкончике, попивая виски и наблюдая за вереницами огней, пронизывавших город. Как бы странно это ни прозвучало, но шум мегаполиса меня подбадривал и заставлял жить. Казалось, погрузись Нью-Йорк в полную тишину, я собьюсь с его ритма, опущу руки и, как обессиливший путник увязну в трясине. Так я просидел, наверное, до полуночи.
      А рано утром мне опять позвонили. Нет, уже не безумный Шульц, а Нэнси Корриген - секретарша моего директора. Она просила прощения, что приходится беспокоить меня в субботнее утро и просила выехать к одному весьма важному клиенту. Хотите верьте, хотите нет, но клиент жил как раз в том самом городке под названием Монро. С ее слов сделка с клиентом из Монро обещала, если и не озолотить нас, то хотя бы добавить пару-тройку миллионов в бюджет компании. Для меня это был тот самый долгожданный шанс, которого я ждал, как мне тогда показалось, всю жизнь. Наконец-то я смогу показать всем чего я стою и, возможно, получу повышение по службе.
      Я уже представил, как буду важно восседать в кресле в своем собственном кабинете, но спустившись в гараж, к своему неописуемому ужасу, обнаружил, что мой старенький мерседес подобных амбиций не разделяет и мотор его приказал долго жить. Давно надо было взять новую машину, но я все колебался - она мне была дорога как память об отце. Отец приобрел ее, когда я только пошел в школу, и его сентиментальность к железному коню, думаю, передалась и мне. Поняв, что с машиной договориться не удастся, я побежал на автобусный терминал.
      И вот билет из Нью-Йорка в Монро лежал в моем бумажнике. До отправления автобуса оставалось чуть больше часа, и я решил скоротать время в соседнем кафе.
      У стойки уже стояло несколько человек, я пристроился в конец очереди и принялся ждать.
      - Эй, мистер, у вас случайно не найдется лишнего доллара, - раздался детский голос позади меня.
      Я обернулся. Передо мной стоял грязный рыжеволосый мальчуган, лет десяти. Типичный беспризорник, каких в Квинсе немало.
      - Так что, мистер, вы дадите мне денег или нет? - повторил наглец.
      Я не раз задавался вопросом, почему из всех посетителей кафе он выбрал именно меня. Думаю, он шел за мной еще от банкомата, в котором я снял немного денег в дорогу, а может, увидел, как я расплачиваюсь в кассе терминала. Кто знает? Но тогда я об этом даже не задумался, а беспечно достал из кармана бумажник и хотел уже было отдать завалявшуюся в нем мелочь, как вдруг получил от мальчишки резкий удар по ноге. После чего он в мгновение ока выхватил у меня бумажник, выскочил за дверь и бросился наутек. Я устремился вслед за ним. Бежал он, надо признаться, быстро и каждый раз, когда мне казалось, что я вот-вот ухвачу его за шиворот, он чудесным образом от меня ускользал. Так мы пробежали почти до конца улицы, до перекрестка оставалось метров двести, не больше. Я был уверен, что он свернет в один из дворов, но воришка неожиданно обернулся, посмотрел на меня и решительно бросился через проезжую часть, на другую сторону улицы, ловко маневрируя между гудящими машинами. Оставить погоню и сдаться означало отказаться от поездки и упустить свой шанс. Нэнси Корриган без труда бы нашла кому меня заменить. Я мог поспорить, что от такой возможности не отказался бы ни один из наших сотрудников. И я, как последний дурак, ринулся вслед за маленьким негодяем, упиваясь мечтой о том, как я наконец-то его настигну, надаю заслуженных тумаков, после чего сяду в автобус и укачу на встречу. Но жизнь, как вы, думаю, уже догадались, распорядилась за меня. Я не добежал и до середины дороги, как услышал пронзительный скрип тормозов и увидел испуганную гримасу на лице водителя, несущегося на меня такси.
      Это случилось давно, но забыть те августовские дни я не в силах. Как я этому ни сопротивлялся, но больница тогда стала для меня вторым домом. Бумажник с кредитными картами мне вернули через день после аварии - деньги в нем, как и следовало ожидать, отсутствовали. Не было там и того злосчастного билета в Монро. Мальчишка, по-видимому, сгреб его вместе с деньгами, а бумажник, за ненадобностью, бросил на тротуар.
      На работе обо мне быстро позабыли, и кроме матери меня никто не навещал. Я лежал и проклинал то положение, в котором оказался. О, как же я ненавидел этого пацана! Снова и снова прокручивая в голове то утро, я с ненавистью вспоминал его лицо и не желал думать больше ни о чем другом. И так бы продолжалось бесконечно, если бы я вдруг не вспомнил о Шульце и о той невероятной истории, поведанной им мне за день до аварии.
      "Вдруг он был прав? Вдруг человек из будущего с билетом в Монро действительно существовал? Что, если им и был тот самый маленький воришка?" - как гром среди ясного неба раздалось в моей голове, и от мыслей этих у меня перехватило дыхание. Ведь, если это так, то он искал меня, чтобы предупредить и исправить то, что натворил. Знаю, кому-то мои выводы покажутся еще большим бредом, чем рассказ самого Шульца. Однако, я уцепился за эту идею, как за спасательный круг и можете верить, а можете нет, но у меня отлегло на душе. Я простил мальчишку!
      К сожалению, мне так и не удалось поблагодарить за это Шульца и поделиться с ним своим невероятным открытием. Оказалось, что он уволился из больницы. Поговаривали, будто бы Шульц разругался с ее администрацией и навсегда уехал из Нью-Йорка куда-то в Неваду. Но как я ни старался его разыскать - у меня так ничего и не вышло. Удалось ли ему попасть в тот тоннель, и был ли он безумен - не знаю, но мне кажется, что чем старше я становлюсь, тем больше начинаю его понимать.
      
      
      Ефим Гаммер
      
      АЛЬТЕРНЕТ
      
      Мы привыкли к тому, что сюжет развития нашего мира как бы задан свыше, и идет по написанному сценарию, никуда не сворачивая. Основанием для подобных мыслей явились пророчества предков, либо наших современников, вроде Ванги. Ей виделось падение башен-близнецов, и сколько бы история ни вихляла после этих видений, башни рухнули, как по предписанию свыше. Но если мы представим, что провидцам даны для лицезрения видеопрогнозы будущего, а не реальные события, тогда все разом станет на место. В древние времена, да и в дни сеансов ясновидения Ванги, компьютерная техника землян, в отличие от современной, не позволяла изображать на экране чуть ли не реальными зловещие прогнозы на будущее. Поэтому Тот, кто над нами, Тот, кто следит, чтобы мы не разрушили планету, и демонстрирует при помощи провидцев катаклизмы, которые грозят человечеству, если... Вот оно - главное! - представляющее собой всего-навсего коротенькое слово, вводящее нас в условно придаточное предложение. Если...
      Еще в Ветхом завете сказано, что нельзя с безоговорочной точностью предсказывать события, в особенности зловещие, необходимо подчеркивать: это случится, если... В почти неуловимом, как дыхание младенца, "если" намек на исправление пророчеств. Стоит в настоящем времени тебе, человеку разумному, задуматься о последствиях сегодняшней деятельности, и ты исправишь будущее: этого наказания не последует.
      Вдумайтесь в это "если", и представьте, что ждет наш мир, если... Ведь достаточно, чтобы потепление прибавило всего четыре градуса, чтобы затопило весь мир. Вода в морях и океанах поднимется на 61 метр, и жди новый потоп, если...
      Вот и подумайте....
      - Если ты подумаешь, то остановишься! Красный свет!
      И впрямь, светофор на выезде из Иерусалима, словно по уговору с Мирьям, переключился на красный свет, позабыв о желтом - предупредительном. Или не позабыл? Не проще ли прикинуть, что за размышлениями вслух ты на какое-то время отключился от реальности, и вот - на тебе, человек разумный! - оконфузился на глазах у жены. Но лучше так, чем нарываться на штраф.
      - Лучше так... лучше так, - врубилось в голову, и опять непроизвольно вырвалось из мыслей не свободу.
      - Заговариваешься? - сказала жена. - Говорила тебе. Перестань увлекаться роликами о пришельцах, они тебя...
      - Пришельцы? - Йосеф глубоко затянулся сигаретой, и выпростал руку за окно, чтобы стряхнуть пепел.
      - Ролики лишат ума, и приведут в психиатричку.
      - Брось!
      - Это ты брось!
      - А-а, - он махнул рукой, и чуть было не задел боковое зеркало присоседившегося почти вплотную "Мерседеса" с тонированными стеклами окон. Оглянулся: кто пожаловал? Олигарх какой? Слишком редко доводилось встречаться на дорогах с таким дорогущим заморским гостем.
      "Не иначе, как прокатный, - подумал Йосеф, разглядев на дверце знак фирмы "Хертц". - Живут же люди".
      - Опять заговариваешься? - ввернула сзади Мирьям. - Помолчал бы, а то услышат.
      - И что?
      - Да ну тебя! Я бы с тобой в разведку не пошла, - пошутила Мирьям и внезапно вскрикнула от испуга. - Ой! Господи! Дети!
      Йосеф тревожно посмотрел на жену: лицо белое, глаза - расширены, и дрожь в руке, направленной к трогающемуся с места "мерсу".
      А оттуда:
      - Мама! Мамочка!
      - Лиля! Катя! - толчок в плечо. - Гони!
      Йосеф и помчал.
      Но разве угонишься за "мерсом"? Междугороднее шоссе - лети, как на сверхзвуковом. Сигналь - не сигналь, не остановится. Больно нужно ему, похитителю детей, срок мотать! Рванет в два раза быстрей, и затеряется в потоке машин. Остается идти, как ищейка, по следу до самого его убежища, и уже там поговорить по-мужски, с проверкой зубов на прочность. Впрочем, против лома нет приема. Глядишь, и пистолет окажется у вражины: Израиль - у каждого второго личное оружие. Не правильнее ли подключить полицию к выяснению отношений? А вот и патрульный форд: дожидается на обочине свиданки с нацеленным на лихачей радаром.
      - Мира! Беги за помощью!
      Секундная остановка, и вновь на газ. Но на глазах у полиции не разгонишься, соточка - предел. Другое дело, после поворота на Бейт-Шемеш. Тут вроде бы локаторами небо не занавесили. Можно прибавить. Но и "мерс" не лох, тоже прибавляет. Километр, другой. И - на тормоза! Вильнул в сторону, завлек на стоянку к разбросанным там и здесь коттеджам. Мотель? Оно и видно, мотель. Этакий причудливый, деревенского типа. Маленькие особнячки с палисадником, коровка в виде живого памятника природе пасется на травке, куры подле нее квохчут. Рай земной по определению кибуцников - не хватает только Адама и Евы. Да и дерево познания добра и зла не помешало бы украшению библейского ландшафта.
      Насчет добра Йосеф был в настоящий момент не в курсе, а что касается зла...
      Хлопнув дверцей, он кинулся за водителем "мерса", и перехватил его у входа в коттедж. Занес кулак, развернул лицом к себе. И опешил.
      - Папа! - девочки встревожено вцепились ему в пиджак. - Папа, не бей папу!
      И впрямь. Как бить, когда столкнулся с самим собой. Один к одному: рост, прическа, цвет глаз, родинка на виске. Отличие разве что в костюме: куртка вместо пиджака и брюки в полоску.
      - Ты - кто?
      Девочки:
      - Спроси у своего папы.
      - Брат? Близнец?
      Девочки:
      - Спроси у своей мамы.
      - А мои дети - мои?
      Девочки:
      - У своей жены и спроси.
      Детям, судя по всему, не в новинку такая путаница. Давятся от смеха, пальчиками балуют - длинный нос показывают.
      - Папа дурит папу.
      - Главное, чтобы не подрались.
      - Мы не подеремся, - заверил дочек незнакомец. - Объясню, кто есть кто, и он угомонится. Но прежде в дом.
      В домашней обстановке, за чашечкой кофе, проще объясняться. Проще или не проще, но Йосефа как-то отпустило, обдувая ароматизированным холодком кондиционера. И он стал улавливать прежде незаметные различия в тембре голосов девочек. Лопочут складно, по-русски, но это и не удивительно: родились в России. Но почему нет в их словах текучести, привносимой в речь ивритом? Будто в школу не ходили. Или? Ходили. Но не в ту школу. Однако... и это совсем дико... даже не хочется думать.
      - Не догадался?
      Незнакомец щелкнул пультом, включил телевизор с встроенным интернетом. Прогуглил имя и фамилию гостя.
      - Зачем тебе это? - спросил Йосеф.
      - Для сравнения, коллега.
      - Не понял.
      - Всему свое время.
      - И все же...
      На экране появился портрет Йосефа, под ним биографические данные. Родился... учился... работал... репатриировался в Израиль, где совместно с женой сменил имя на еврейский лад, чтобы соответствовать хотя бы в звуковом ряде праотцам. Она из Марии превратилась в Мирьям, он из Иосифа в Йосефа.
      - Теперь понял?
      - Причем здесь смена имен?
      - Притом, что я по-прежнему Иосиф, а жена моя Мария. В этом все наше различие.
      - Ты - это я?
      - Я - это ты. А между нами разделительный забор, проще говоря, право выбора. Божье наследие, между прочим.
      - Право выбора?
      - Именно.
      - Выходит?
      - Я - это ты, но из параллельного мира. В тот момент, как ты двинул в Израиль, я остался в России, вернее, в параллельном по отношению к тебе миру. Словом, и к той России, из которой ты уехал. Так что я тот, кем в настоящий момент являешься ты, если бы не сменил имя и не уехал в Израиль.
      - Как же ты оказался здесь?
      - Жена в больнице. На содержании. А детишек взял на променад, чтобы отошли от переживаний. Одна требует братика, а другая сестричку.
      - Подожди со своими проблемами. Я спрашивал: как ты оказался здесь?
      - Это не сложно. У нас продвинутые технологии. Всего одна флешка, и путешествуй без всякого.
      - А таможня?
      - Между мирами нет таможни.
      - Мне к вам тоже можно?
      - Сейчас только глазком. По альтернету. И не только к нам, а ко всем своим единокровным альтернятам. Потом... - немного замялся, но преодолел смущение и сказал: - Посмотрим на твое поведение. Если без свиха, то научу, как путешествовать по разным мирам. И увидишь себя, ненаглядного: кем сегодня являешься в иной реадьности, если бы...
      - Условно придаточное?
      - Оно самое. Да, впрочем, и вся наша жизнь условная. А на добавку и придаточная к условной реальности.
      - Что-то сложно для понимания.
      - А понимать и не требуется. Требуется действовать.
      - Это как?
      - Так! Вот тебе пульт, и нажимай кнопки. Шлепай по цифиркам, раз, два, три и в дамках. Но на забронированную для меня нулевку красного цвета не нажимай. Выключишься.
      - А ты?
      - Пойду девочек укладывать. Умаялись в дороге, пора отдохнуть.
      Неопределенность - странное чувство: вроде предоставлен сам себе, на столе пульт и жми на кнопки. Но ведь умом не постичь, куда выведет та или иная кнопка. Легко сказать, когда ты специалист: "нажимай". Это все равно, что предложить броситься в омут.
      Эх, где наше не пропадало!?
      Кнопка податливо ушла в панель, и на телеэкране возникла панорама Дамаска: кривые улочки, базар, железные ворота в подземное сооружение. Что это? Напоминает командный пункт. Чужие лица, чужая речь, чужая военная форма. Дальше - больше. Среди офицеров чужой армии Йосеф различил себя самого, и тоже с погонами на плечах. "Какого я звания? Ага, майор! Но чего вдруг? А-а... после универа предложили идти по военной стезе. Помнится, я тогда отказался. Выходит, не откажись, ходил бы сегодня в советниках у сирийцев и командовал... Да, а чем я командую?".
      Йосеф прибавил громкости и услышал собственный приказ: "Пуск!"
      Огненные всполохи. Металлическая сигара, оставляя за хвостом шлейф дыма, ушла в небо.
      Сквозь помехи послышалось: "Запуск успешно завершен. Ракета легла за заданный курс".
      Подумалось: "Заданный... Какой это, заданный? Куда заданный? Не на Израиль ли? Черт! Такая альтернатива нужна только моим врагам".
      Йосефа передернуло. И чтобы избавиться от наваждения он надавил на следующую кнопку.
      О, здесь восхитительная немота интима. Поцелуи, объятия, обнаженка. С кем это он? Не иначе, как с Аленкой. Эх, Аленка, Аленка, родная душа! Вместе учились, вместе собирались обустроить жизнь. Но... когда зашел разговор об Израиле, пришлось расстаться.
      "Родину не выбирают!", - сказала она.
      И если бы он пошел на поводу у Аленки, то сегодня...
      Йосеф задумчиво смотрел на свою первую любовь, испытывая чарующее томление. Казалось бы, захоти и переметнешься в запредельную нирвану, в мир, полный любви и исполнения желаний. Но вдруг краем глаза приметил на стоянке полицейскую машину.
      "Мирьям!" - ахнуло в нем. И инстинктивно, чтобы жена не застала его за просмотром сцен реальной измены с давней соперницей, выключил видик, нажав на кнопку с красной нулевкой. "Попробуй, объясни ей, что это не по-настоящему", - вспыхнуло в мозгу. А когда погасло, он обнаружил себя в незнакомой больнице, в палате рожениц, у кровати своей жены.
      Но нет, ее звали не Мирьям. Ее звали Мария, как до репатриации в Израиль. Она бережно прижимала к груди посапывающего младенца, и, счастливо улыбаясь, говорила без умолку.
      - Оставили на сохранение. А его, - поцеловала ребенка в лобик, - потянуло на свет. Что ему медицинские предписания? Захотел родиться, вот и родился.
      - Мальчик, Мария?
      - Мальчик, Иосиф! После двух девочек в самый кайф.
      - А как назовем?
      - Тут и думать нечего, если мы не в Израиле. Не зря же Андрей Белый написал: "Россия, Россия, Россия - Мессия грядущего дня".
      
      Влади СМОЛОВИЧ
      
      ФОТОННЫЕ ГРЕЗЫ
      
      Я родился вместе с космической эрой, и это определило мою судьбу. Я бросал детские игры, чтобы стоя у радиоприемника выслушивать сообщения ТАСС. Сначала - о запусках спутников и ракет, а потом - собак и людей. В мечтах я видел себя среди тех, кто находился в кабинах космических кораблей или среди конструкторов новых ракет для полетов на Луну и Марс. Если в мои руки попадала книга о полетах в космос, то остальное отходило на второй план. По многу раз смотрел в кинотеатрах те немногие фильмы о полетах в космос, что были сняты в те годы.
      Тогда же я впервые прочитал о фотонных ракетах. Они предназначались для полетов к другим звездам. В центре чаши параболического зеркала, расположенного в основании ракеты, вещество и антивещество аннигилировали, испуская при этом такое количество света, что он начинал толкать ракету вперед. Я уже знал, что свет - это маленькие частички, и пусть масса каждой из них ничтожна, но вместе они - та сила, которая способна разогнать ракету до скорости, близкой к световой. При таких скоростях время на ракете замедлялось, и космонавты получали возможность достигнуть самых глубин вселенной. Наличие некоторых проблем - скажем, отсутствие антивещества в природе, невозможность его хранения- меня не смущали, я не допускал существования таких проблем, каких бы не сумел преодолеть пытливый ум.
      Конечно, попадались и скептики. Один из них - по фамилии Смилга - даже опубликовал статью под названием "Фотонные грезы". На рисунке в начале статьи добродушный толстячок, наполовину вылезший из непропорционально малюсенькой ракеты, подносил к зеркалу в торцовой части ракеты зажженную спичку, что - по мнению автора той карикатуры - демонстрировало тщетность попыток улететь к звездам, опираясь на силу света.
      Я постоянно возвращался в этой статье, находил все новые упущения и нестыковки, и записывал их в отдельную тетрадь.
      Куда идти учиться после школы - сомнений не было. Московское Высшее Техническое училище имени Баумана, энергомашиностроительный факультет. Именно на этом факультете под скромной вывеской "Двигатели летательных аппаратов" скрывалась та благословенная кафедра, на которой учили, как делать ракетные двигатели. Правда, не фотонные, а обычные, жидкостные. Меня это нисколечко не смущало, как начинающего музыканта не смущает необходимость начинать с гамм...
      Я уже писал дипломный проект, когда в популярном журнале мне попалась статья о фотонных ракетах. Возможность межзвездных полетов автор отбрасывал как изначально абсурдную - при скорости в сто или двести тысяч километров в секунду, писал неизвестный мне автор, любая пылинка пробьет в космическом корабле такую дыру, что полет далее продолжать будет некому.
      Я вспомнил, что когда-то об этом уже писал Смилга, и точно в таких выражениях. Автор статьи был не просто жалкий плагиатор, он покушался мечту моей жизни!
      На несколько дней я отложил в сторону работу над дипломом и засел за книги. А затем написал сердитое письмо автору той статьи, объяснив ему, что нет смысла использовать давно опровергнутые отговорки. Межзвездная пылинка имеет размер примерно десять с минус пятой сантиметра и массу в десять в минус пятнадцатой грамма. При попадании такой пылинки в броню межзвездного корабля выделяться такое-то количество энергии, плотность этой энергии будет... - я плавно переходил от рассуждений к расчетам. Далее я разъяснял, что именно такие энергетические воздействия легко моделировать с помощью луча лазера. И переходил к описанию взаимодействия сверхкоротких лазерных импульсов с различными материалами. Итог - эмоциональный страх перед межзвездной средой не имеет под собой никакого основания. Точно так же до наступления космической эры сильно преувеличивалась метеоритная опасность при полетах в солнечной системе. В знаменитом фильме "Планета бурь" один из трех космических кораблей был вдребезги разбит метеоритом, и это не показалось членам экипажей других кораблей исключительным невезением.
      Я не ожидал ответа. Статья опубликована, и вряд ли редакция сочтет необходимым через несколько месяцев возвращаться к старым материалам. Но у автора той статьи - я надеялся - появятся сомнения в правильности сделанных суждений.
      Я почти забыл об отправленном письме, когда получил письмо с незнакомым обратным адресом. Автор этого письма писал, что отклик на статью в журнале ему очень понравился, и он просит разрешения использовать его в другой публикации. Если я не возражаю, то должен сообщить ему. Также предупреждал, что мой отзыв будет подвергнут небольшому редактированию, конечно так, чтобы содержанию не было нанесено ущерба. Так же меня просили немного написать о себе. Подписано письмо было "проф. Лучинский".
      Это не был автор той статьи. Он так же не числился в списке членов редколлегии журнала- я проверил. Оставалось только догадываться, как мое письмо попало к нему.
      Я немедленно согласился. Тогда я представить не мог, как это изменит мою жизнь. Но это потом. А пока я готовился к защите дипломного проекта. И именно в день защиты проекта пришло еще одно письмо от профессора Лучинского. Проект был уже защищен, с наших плеч словно гора свалилась, и мы чувствовали себя как птицы, выпущенные из клеток в большой мир. Письмо я нашел на кровати в общежитии, где жил тогда и даже не стал раскрывать - оставил на потом - спустя несколько часов после защиты было не до писем.
      Лишь на следующий день я раскрыл этот пухлый конверт с экземпляром отпечатанного на ротаторе журнальчика "Фантастика и наука". Журнал издавал клуб любителей фантастики МФТИ, ответственным за выпуск был профессор Лучинский. Выпуск открывала дискуссия о фотонных ракетах. Среди выступлений было и мое- перепечатка того самого письма в редакцию журнала! К номеру была приложена записка от профессора- меня приглашали посетить следующее заседание клуба.
      Естественно, в назначенное время я был там. Увиденное меня заворожило. Это было место, где можно было свободно говорить о межзвездных полетах и о летающих тарелках, о внеземной жизни и таинственных знаках в пустыне Наска.
      Я стал завсегдатаем клуба. Но, что более важно - меня очаровал профессор Лучинский. Он был обладателем лучших качеств, какие только могут быть у ученого - обширная эрудиция, железная логика, твердый характер, умение убеждать. Все это подкрашивалась тонким юмором и некой долей цинизма, который, впрочем, некогда не выходил за рамки приличия. У него было необычное умение - мог говорить об одном и в то же время делать на бумаге пометки, относящиеся к совсем другому. День профессора был жестко распланирован, и он мог - абсолютно не смущаясь - прервать собеседника на любой фразе: "К сожалению, сегодня я не могу уделить вам больше внимания - дела. Продолжим в другой раз". Иногда этим все и заканчивалось - "проситель" не возвращался к начатому разговору, возможно осознав мелочность затронутой темы и, тем самым освободив профессора от продолжения беседы. Многие считали - и не без основания - что такая фраза в его устах - это просто сигнал собеседнику, который говорит о том, что профессору неинтересна обсуждаемая тема, и он не желает продолжать. Но если после такой фразы все-таки случалось возвращаться к прерванной беседе, то профессор - как правило - помнил не только тему беседы, но и момент, на котором беседа прервалась. Профессор охотно делился с окружающими домашними делами - все знали о приближающихся семейных праздниках профессора и о его своеобразных взаимоотношениях с тещей, об отдельных эпизодах из которых он рассказывал с изящным юмором.
      В клубе иногда обсуждались вопросы, казавшиеся мне сошедшими со страниц фантастических книг. Одно из заседаний клуба прошло под девизом "фотонную ракету делаем сегодня!". Мы обсуждали такую схему: компактный космический летательный аппарат, состоящий из мощного лазера - это и есть фотонный двигатель, панели солнечных батарей - для обеспечения лазера энергией, системы стабилизации с гироскопами, миниатюрных электродвигателей, которые будут поворачивать солнечные батареи к солнцу, аппаратура связи. Все, из чего бы состоял этот маленький аппарат, можно было сделать сегодня! Расчеты оказались не утешительными: если этот аппарат стартует с околоземной орбиты, то для достижения Луны - по раскручивающейся спирали - ему потребуется целый год. Конечно, такой аппарат - всего лишь игрушка - но ведь многие великие проекты начинались с того, что - казалось вначале - практического значения не имело. Радиосвязь начиналась с "грозоотметчика"- простейшего прибора, способного "уловить" разряд молнии за десятки километров. Казалось бы - какой толк от этого?
      Тем временем я начал работать на заводе, по производству ракетных двигателей, в цехе турбонасосных агрегатов. Это было очень далеко от фотонных двигателей, о которых я мечтал. Это была дорога в другую сторону.
      Спустя два года я оставил завод и поступил в аспирантуру МФТИ к Лучинскому.
      Я уходил заниматься лазерами. И не мог предположить тогда, что за много десятилетий колесо судьбы совершит полный оборот и вернет меня к тому, о чем грезил в детстве. Как никогда, я сейчас понимаю, что значит развитие по спирали.
      
      ***
      Медведь вернул мне текст выступления.
      - Хорошо, но суховато. На твое выступление придут в первую очередь журналисты, ловцы сенсаций и прочая шушера. Серьезные люди будут потом, после пленарного заседания. А на пленарном ты должен ублажать публику рассказами о невероятных перспективах - так, чтобы все почувствовали, чтобы у всех зачесалось продолжить исследования. Там будет парочка политиков - у них должно возникнуть желание немедленно увеличить финансирование. После перерыва половина разбежится, тогда уже поговорим серьезно.
      - Два выступления готовить?
      Медведь кивнул.
      - Первое выступление должно быть живым, эмоциональным. Вспомни, как ты шел к этому.
      
      ***
      Поздним вечером я сижу в маленькой комнатке, пышно называемой "кабинетом". На столе - текст выступления, который нужно сделать "живым" и "эмоциональным". Рядом - старая общая тетрадь небольшого формата - дневник, который я веду уже много лет. Я листаю странички дневника, в поисках того, чтобы можно было бы взять для "оживления" текста выступления.
      Короткие, на первый взгляд ничего не значащие записи. Но для меня - они -та нить, уцепившись за которуюможно размотать клубок воспоминаний.
      Одно слово: Клички.Всего одно, но оно открывает мне дверь в мир воспоминаний.
      
      ***
      В нашем институте распространены клички. Нашего директора зовут Медведем. Иногда люди забываются настолько, то начинают использовать эту кличку в присутствии обладателя оной. Что тут удивительного, если его фамилия - Медведев. И телосложения подходящего - высокий, широкоплечий. Плюс десяток-другой килограмм избыточного веса - из-за малоподвижного образа жизни. Михаил Ильич относится к прозвищу с явным удовольствием и иногда сам использует. Курьезов из-за этого случается немало. Мне особенно запомнился случай на Ученом совете. Савченко- руководитель соседней лаборатории, маленький и сутулый человек, нудно жаловался на тесноту в выделенных ему помещениях. В какой-то момент выдал фразу "Надоело ощущать себя медведем в посудной лавке".
      Члены Ученого совета дружно хмыкнули, а сидевшие рядом с Савченко попытались поправить - вы хотели сказать "слоном". Но Савченко уже утонул в своих мыслях, в коих медведи и слоны перемешались настолько, что расставить их по местам превратилось в проблему. Попытку поправить, принял как вызов. "Медведем"- грозно и громко повторил он.
      Члены ученого совета начали сползать со своих стульев. Михаил Ильич улыбался во весь рот и старался изо всех сил не рассмеяться. Два человека бросились объяснить Савченко допущенную оговорку, но тот никак не соглашался признать упоминание о медведе оговоркой. Порядок восстановил сам Михаил Ильич.
       - Пусть будет "медведем".
       С тех пор старая поговорка в нашем институте существует в двух вариантах: с "медведем" и со "слоном".
      
      ***
      Особого внимания заслуживает Наш Никита Сергеевич. Инженер по электронике, приборист. Но выглядит столь солидно и представительно и столь по-академически, что гости, не знающие его, принимают тут же за профессора. Но с некоторых пор его стали звать не просто Никита Сергеевич, а Наш Никита Сергеевич. Вот как это произошло:
      Давным-давно в СССР сняли фильм о тогдашнем руководителе государства - Никите Сергеевиче Хрущеве. Назвали этот фильм просто - "Наш Никита Сергеевич". Энтузиасты из нашей лаборатории отыскали этот старинный фильм, смонтировали несколько фрагментов из него вместе с фотографиями нашего Никиты Сергеевича, отзвучали оригинальным текстом, и подарили нашему главному прибористу на сорокалетие.
      Успех превзошел ожидания. Весть о фильме с космической скоростью облетела институт. Несколько дней сотрудники при встрече прежде прочего спрашивали: "Видел?"
      А нашего любимого прибориста с тех пор стали звать не иначе, как "Наш Никита Сергеевич", превратив слово "Наш" в часть имени. Доходило до курьезов. Гость из университета однажды поинтересовался у меня: "Почему вы все время говорите "Наш Никита Сергеевич"? Есть еще один Никита Сергеевич, которого вы своим не считаете?"
      Нашему Никите Сергеевичу новый вариант имени понравился. Человек высокой внутренней культуры, такта, а так же обладатель отменного чувства юмора и любитель розыгрышей ухитрялся делать вид, что не замечает изменения в имени и воспринимал оба прозвания одинаково ровно.
      
      ***
      Нельзя не упомянуть о нашей лаборантке - Белке. Ее настоящее имя - Бэла. Но ей нравится быть Белкой. Стремительная, подвижная, и острая на язык девушка считает белок своим тотемным животным и сама предложила звать ее Белкой. Стол ее украшает целая шеренга фигурок и статуэток белочек всевозможного вида и размера. В первый же месяц ее работы в лаборатории произошел курьез, о котором вспоминают до сих пор. Медведь зашел и увидел незнакомую сотрудницу. В принципе, он знает всех сотрудников института, прием на работу научных сотрудников происходит только при участии Михаила Ильича. Но для лаборантки согласие директора было не обязательным, и она "проскочила" без знакомства с Михаилом Ильичом. "А это кто?" - весьма дружелюбно поинтересовался Медведь у Людочки, то есть у нашей Людмилы Павловны. "Наша новая лаборантка, Белка" - с гордостью отвечала Людочка, не задумываясь о том, насколько тактично при представлении директору новой сотрудницы использовать прозвище. "Белка?" - удивился Медведь. Белка кивком подтвердила, да, она Белка. Медведь удивился и даже немного растерялся, но затем подумал: почему бы и нет, каких только имен не бывает в наши дни. Повернулся к Белке и, протягивая руку для знакомства, спросил: "А по отчеству?". Белка немедленно ответила, что Георгиевна. Далее прозвучала фраза, вошедшая в золотой фонд институтского фольклора - "Ну, здравствуйте, Белка Георгиевна..." и начал поздравлять ее с началом работы в замечательном коллективе.
      Наш Никита Сергеевич закрыл лицо руками. Его трясло от смеха. Другие пытались сдержаться, но получалось плохо. Лаборатория наполнилась, дипломатично говоря, неоднозначно трактуемыми звуками.
      Медведь мгновенно оценил ситуацию. Тем более, что и самой Белке было сложно сдерживаться.
      - Ну а полным именем как?
       - Бэла Георгиевна Черткошвили, - гордо ответила она. Но Белка произнесла свою фамилию нечетко, наверное, из-за шума, начавшегося после "Белки Георгиевны".
      - Чертошвили? - озадаченно переспросил Медведь.
      Более удержаться от смеха было невозможно. Медведь воспринял это достойно и смеялся вместе с другими.
      К моему великому сожалению я при этом не присутствовал, но каждый из тех, кто был свидетелем этого знаменательного события, рассказывал мне о нем подробнейшим образом не менее двух раз, так что я имею столь подробное описание случившего, что могу считать себя очевидцем.
      
       ***
      Особого внимания заслуживает Людочка, наш химик. Никакая кличка к ней не прилипает. Просто Людочка. Сразу скажу, чтобы ни у кого не было сомнений: Людочка - отличный химик. И при этом ухитряется быть совершенным профаном во всем, что химии не касается. Я не имею объяснения этому феномену, и, наверное, к этому никогда не привыкну. Во всем, что не касается химии - Людочка - классическая блондинка из анекдотов. Однажды, к примеру, я стал свидетелем такого случая:
       Людочка вернулась из гермозоны, бурча под нос о том, что массу времени приходится тратить на подготовку реактивов. Печь медленно нагревается, фильтры нужно слишком часто менять, приборы приходится заново калибровать. Упоминание о приборах заставило Никиту Сергеевича поднять голову.
      - Это из-за глобального потепления, - сказал он, поворачиваясь к Людочке.
      - Что? - не поняла она.
      - Приборы приходится часто калибровать из-за глобального потепления, - невозмутимым голосом повторил Никита Сергеевич.
      - Какая связь? - фыркнула Людочка.
      - Из-за глобально потепления стала меняться скорость света. За последние двадцать лет она увеличилась уже на треть процента. А при тонкой настройке приборов даже сотые доли процента имеют значение.
      Людочка озадаченно посмотрела на него. На ее лице появилось выражение сомнения.
      - Не из-за этого. Просто у того, кто их делал руки кривые. Цейсовский микроскоп у нас работает как...
      Людочка "проглотила" объяснение Никиты Сергеевича не моргнув глазом! Я уставился на Людочку. А она, как ни в чем не бывало, села за компьютер. Я видел, как понимающе улыбались свидетели ее разговора с Нашим Никитой Сергеевичем. Если бы такое "выдал" кто-то другой - разговоров бы было на неделю. Но к Людочке ничего не пристает.
      Но главное достоинство Людочки - в ее обаянии, в кажущейся наивности и незащищенности. Этой кажущейся незащищенностью она в состоянии одолеть дружину богатырей. Поэтому для всех она Людочка, и лишь в официальной ситуации - Людмила Павловна.
      
      ***
      Перескакиваю через несколько страниц. Короткие обрывки фраз, записанных мною когда-то, немедленно превращаются в скелет, на который нарастает мясо воспоминаний.
      
      ***
      Однажды, возвратившись из непродолжительной командировки, увидел на дверях лаборатории приклеенный скотчем листок из школьной тетради, на котором фломастером было выведено: "Лаборатория имени perpetuum mobile". Я с возмущением сорвал листок и отправился выяснять, кто позволяет себе такие вольности. И, кстати, в чем смысл этой записки? Какое отношение имеет perpetuum mobile к работе с графеновыми лазерами?
      В лаборатории застал почти всех. Я продемонстрировал листок и спросил - чье художество? Медведь увидит - будет не смешно.
      - Медведь уже видел, - успокаивающе ответил Сергей. - И, кстати, срывать не стал. А велел разобраться. Второй день пыхтим, вчера до восьми сидели. Вас ждем-с.
      - Ты членораздельно объяснить можешь?
      - Мы начали проверять работу лазера на графеновой слоенке шесть-б. Подключили питание - пятьсот милливатт. Сколько может быть луч? Ежу понятно - максимум триста. Ну триста пятьдесят, если произошел какой-то прорыв. Ну, четыреста, если чудо случилось. Промерили: пляшет на уровне пятьсот десять - пятьсот пятнадцать. Два дня все лопатили - чисто. От Нашего Никиты Сергеевича вчера дым шел. Три девятки гарантировал. Чисто. Вечный двигатель-с.
      Я замешкался. Перепроверять? Что-то такое, что явно не лежит на поверхности.
       - Покажите хоть...
      Направились гурьбой в бокс. Конечно, с ходу такие крепости не берутся. Надо подумать. Но прежде всего - что-то поменять.
      Людочку я поймал в лаборантской.
      - Людмила Павловна, дорогая, последняя слоенка на чем была?
      - На кобальте, - она удивилась такому вопросу. И я сам не понял, зачем спросил то, что знал.
      - Еще две-три таких сможешь смастерить? Сколько времени потребуется?
      - Дня три. Одну слоенку завтра к концу дня сделаем. И еще две - в понедельник и вторник.
      - Быстрее никак?
      - Профессор! - сердито сказала она. - Вам нужно качественно или быстро?
      - А вместе - никак?
      - Вместе никак, - категорично сказала Людочка. - Почему все с ума посходили из-за этого кпд?
      - Видишь ли, - начал я объяснять со скрытой насмешкой - если узнают, что у нас работает установка с кпд больше ста процентов, то обвинят в связи с нечистой силой и сожгут на костре.
      Людочка фыркнула и позвала Белку. Вместе они направились в гермозону. А мы с Алешей и Сергеем вернулись в лабораторию - обсудить опыты. Наш Никита Сергеевич уселся за соседний стол - послушать. Его любопытство меня всегда радовало. От того, что Никита Сергеевич был в курсе всех дел, лаборатория только выигрывала. Приборист он сильнейший, плюс обладал завидной интуицией. Я думаю, он бы и на младшего научного потянул. Если бы захотел.
      
      ***
      Снова пролистываю дневник. Где та, следующая точка, которая всколыхнет массу воспоминаний?
      
      ***
      Медведь перекладывал графики, теперь они были разложены по длительности опытов.
      - Ты отдаешь отчет себе? Если это действительно ядерная реакция, то мы, прости господи, сидим на атомной бомбе. А если твоя "слоенка" рванет?
      - Откуда, Михаил Ильич? Это же не классическая ядерная реакция, вы же знаете, никакого излучения не зарегистрировано,
      - Не зарегистрировали! А кпд в сто сорок процентов зарегистрировали? Источник энергии неизвестен! Ты понимаешь, что по-хорошему я обязан остановить ваши эксперименты? А если рванет? - затянул он свою нудную песню.
      - Какой "рванет"! Там же милливатты.
      - Забудь про милливатты и думай про цепную реакцию! Мы уперлись в то, чего не знаем и не понимаем. Значит, возможно, все. Или ядерная реакция, или закон сохранения энергии перестал работать и распахнул врата ада. Твои милливатты могут перерасти в киловатты и так далее, и тогда лабораторию придется собирать по кусочкам.
      Медведь нервно постукивал пальцами по столу.
      - Установку сложно перевезти?
      - Куда?
      - У меня есть связи в Объединенном Институте Ядерных исследований. Запустим твою установку там. У них измерительной аппаратуры горы. Любое излучение регистрируют.
      - А кто деньги даст?
      Медведь заерзал.
      - Наука призвана удовлетворять любопытство людей, - начал он размышлять вслух. - Новое увидели - надо покопаться, узнать, что это. А там, - он указал пальцем в потолок, имея в виду не потолок, а высокое начальство, - первым делом про отдачу спрашивают. Отдача лет через двадцать начнется. Если повезет.
      - Вот именно. Если повезет.
      На том наш разговор с Медведем закончился. Надо отдать ему должное. Он сумел все. Пробил деньги. Договорился о сопровождении наших опытов. И даже мобилизовал пару членов Ученого совета Объединенного института Ядерных исследований - может они сумеют объяснить то, что объяснению не поддается. Тщетно. Никаких следов вторичного излучения, которым сопровождаются ядерные реакции, обнаружено не было.
      
      ***
      День рождения. Круглое число.
      
      ***
      На столе лежал подарок: перевязанная цветной ленточкой книжка. Я поблагодарил всех и развязал ленточку. "Conformal map in the Hilbert space for Dummies" (Конформные преобразования в Гильбертовых пространствах для чайников) профессора Финка из Кембриджа.
      Мы знакомы - однажды встречались на каком-то симпозиуме в Праге. Впрочем, всего лишь обменялись любезностями, и разошлись. Не совсем обычный подарок - в книге обстоятельный анализ конформных преобразований - это интересно только для узких специалистов, я к их числу не отношусь. Может быть, эту книгу выбрали для подарка из-за того, что я, по всеобщему убеждению, знаком с Финком? Но что за странное добавление - "for Dummies"? Для чайников? Сомнительно, чтобы тех простачков, которых обычно называют "чайниками" заинтересовала бы эта книга. Но Dummies - это не только чайник. В английском языке это еще и манекен, и пугало, и наверняка еще куча других значений, мне не известных. Надо будет покопаться в словаре. Я стал листать книжку.
      Через минуту я замер. Вся лаборатория внимательно наблюдала за мной, хотя и делали вид, что чем-то заняты.
      Подарок был с сюрпризом. Далее я листал книжку медленно, чтобы не пропустить загадочный сюрприз. Что-то вложено в книгу? После раскрытия очередной страницы выскочит сложенный чертик? Постепенно я дошел до оглавления. Чертик не выскочил. Еще покрутил книжку в руках и аккуратно положил на край стола.
      Работники лаборатории были разочарованы. Они вздохнули и начали заниматься текущими делами. Ничего, подумал я, у кого-нибудь терпение лопнет и секрет раскроется.
      Секрет раскрыл Медведь. Он как бы случайно проходил мимо и решил заскочить и поздравить. Сказал своим громовым тоном несколько стандартных фраз и тут его взгляд упал на лежавшую на столе книжку. Он схватил ее.
      - Что это?
      - Это мне подарок от коллектива.
      Михаил Ильич покрутил книжку в руках.
      - Какие чайники могут обитать в Гильбертовых пространствах! Что за чушь!
      И тут он сделал то, чего я сделать не догадался. Полез в выходные данные книги.
      - Ну, вот же! Книжка называется "Конформные преобразования в гильбертовых пространствах". И никаких чайников! Они новую обложку наклеили!
      И, повернувшись к сотрудникам, с наигранной грозностью спросил:
      - Издеваетесь над любимым завлабом?
      Взрыв смеха. Михаил Ильич смеялся вместе со всеми. Я пытался сдерживаться, но не получилось.
      - Не обижайся на них, это они любя,- громким шепотом, но так, чтобы слышали все, объясняет мне на ушко Михаил Ильич. - За чайника тебя тут никто не держит.
       И, повернувшись к сотрудникам, спросил:
      - Никита Сергеевич, твоя работа?
      - Почему моя? - наигранно развел руками Наш Никита Сергеевич. - Это подарок от коллектива.
      - Ну, ну, коллектив. А в типографии художником твоя дочь работает. Думаешь, не знаем?
      Медведь, посмеиваясь, ушел. А вскоре к нам в лабораторию вереницей потянулись сотрудники института. Более полюбоваться книжкой, чем поздравить. Работать не дали.
      У нас есть традиция - именинник приносил в день рождения торт. В конце обеда торт торжественно нарезается на части и идет к чаю или к кофе. В тот день я принес домашний торт, подходивший для дюжины человек, которые работали в нашей лаборатории. Но вскоре я понял, что гостей будет больше. Одного торта не хватит. Послать кого-либо из лаборанток купить еще один? Но этот вариант тут же отпал - и Белка и Марина работали в гермозоне. В конце концов пришлось идти к Нашему Никите Сергеевичу. Я тихонечко объяснил ему ситуацию и попросил помочь. Но так, чтобы никто не видел. Никита Сергеевич сделал знак - не беспокойтесь, все будет в лучшем виде - и вышел в коридор. Через минуту он вернулся, пряча мобильник в карман. Все в порядке, через полчаса торт привезут.
      Я изумился. Я полагал, что он или отправит кого-то из своих техников или сгоняет сам. Он не редко ездил по делам, к этому привыкли. Но он просто позвонил и заказал торт из кондитерской с доставкой. Почему мне это в голову не пришло?
      Мой тривиальный промах, нелепая случайность, не давал покоя. Сколько раз я проходил мимо открытых дверей? Нужно было всего лишь иначе посмотреть на проблему - и она решилась. Но что значит - иначе посмотреть на излучение "слоенки"?
      В тот день ни поработать, ни пообедать не получилось. То и дело заходил очередной гость с поздравлением. Получал дежурный стакан чая или кофе с тортом, спрашивал о новостях и просил показать книжку про конформные преобразования для чайников.
      В четыре часа я сбежал с работы - ко всеобщему удовольствию. А вы видели, чтобы сотрудники огорчались из-за отсутствия в офисе начальника?
      На работу и с работы я ходил пешком. Хоть какой-то противовес гиподинамии- злейшему врага научных сотрудников. Прогулка освежает голову, и первым результатом этого стало проснувшееся чувство голода. Я так и не пообедал. Дома - я это знал - шли приготовления к приему гостей, рассчитывать на то, что удастся что-то "перехватить" до того, как все соберутся, было мало. И я заскочил в кофейную-стекляшку под оригинальным названием "Прокофьев", которая была в пяти минутах ходьбы от дома.
      И надо же! Не успел я съесть и половины заказанного куска яблочного пирога, как в кафе появилась дочка. Не знаю, зачем она заскочила, но увидев меня, забыла, зачем. Я жестом позвал ее и указал на свободный стул рядом.
      - Пап, - она продолжала изумленно смотреть на меня. - Тебя дома не кормят?
      Я объяснил, что, во-первых, не сумел пообедать на работе. А во-вторых, через час с четвертью у нас дома собираются гости, и я уверен, что у мамы элементарно не будет времени, чтобы предложить мне обед. И в-третьих, самому мне взять что-нибудь и поесть также не удастся, поскольку мама во время подготовки праздничного стола никого на кухню не пускает.
       Дочка согласилась со мной. Я хотел заказать еще кофе, но она отказалась. Вместо этого стала изучать тот яблочный пирог, который я заказал. Сказала, что сомневается в его качестве, поскольку тесто выглядит темнее, чем полагается. И что лучше бы я заказал слоенку - выпечку из слоеного теста.
      Я перестал жевать. Опять "слоенка". И темное тесто в придачу. У меня в лаборатории тоже есть "слоенка". Правда, другая. А темное тесто где?
      
      ***
      На следующей страничке - строки из песни Высоцкого: "А в конце дороги той - плаха с топорами"
      
      ***
      Общее собрание сотрудников лаборатории. Подведение промежуточных итогов. Лазер на "графеновой слоенке" с кадмием-109 на протяжении 207 минут генерировал луч мощностью в 800 милливатт. Затем внезапно - сама по себе - мощность луча упала до типичных для этой модели 300 милливатт и держалась на этом уровне белее 11 часов. Затем снова подскочила на несколько минут до 750, опять упала. Я велел не вмешиваться и только фиксировать наблюдения. Через четыре дня стало ясно - просматривается цикличность. Но только просматривается. Определить какие-либо параметры не удалось.
      Наши теоретики выглядят так, как будто только что пришли с похорон. Еще одна гипотеза рассыпалась. Химики - во главе с Людочкой - наоборот, выглядят довольными и беззаботными. Лаборантки шепотом обсуждают что-то не относящееся к работе.
      - Ну почему вы такие грустные? - возмущается Людочка. С непредвиденными ситуациями приходится сталкиваться часто. И дома, и на работе.
      Людочка, и этим все сказано.
      - Людмила Павловна, - объясняю ей, как школьнице. - С последней слоенкой мы уже можем собрать вечный двигатель. Лазерный луч направим на фотоэлемент, и выработанный им электроэнергии хватит для питания лазера. Круг замыкается.
      - И вовсе не хватит! - возмутилась Людочка. - С теми фотоэлементами, которые у нас есть - ничего собрать нельзя. Их выбрасывать пора, я уже много раз говорила!
      Алеша не выдержал. Подобрался к жене и стал что-то возмущенно шептать ей на ухо.
      Алеша - муж Людочки. Замечательная семья: муж - физик, жена - химик.
      - Если мы признаем наши эксперименты "чистыми", то придется закрывать классическую физику вместе с Теорией относительности.
      - Нам этого не простят,- отозвался Сергей.
      "А в конце дороги той - плаха с топорами", - замурлыкал Наш Никита Сергеевич.
      И тогда я решился. То, что последние недели созревало в моей голове, вдруг кристаллизовалось и приняло четкую форму.
      - Есть у меня одна мысль. Только просьба - не кидайте в меня тяжелые предметы, пока я не закончу излагать...
      - Как вы могли такое подумать, профессор! - Наш Никита Сергеевич подъехал поближе на своем стуле с колесиками. - Клянусь, у каждого, кто кинет в вас что-то, отличное от шоколадной конфеты с ореховой начинкой, отсохнет рука.
      Смех разрядил обстановку. И я начал.
      
      ***
      Строчки, заполненные обрывками фраз. Некоторые из этих фраз уже не вызывают никаких эмоций и воспоминаний. Другие выглядят зловещим напоминанием.
      
      ***
      Медведь прохаживался по лаборатории взад-вперед. Алеша и Сергей дели вид, что занимаются делом. Наш Никита Сергеевич демонстративно скрестил руки на груди в ожидании реакции директора института.
      - Ну,- не выдержал я. - Есть возражения?
      - Откуда? - Медведь остановился.- Вы тут полгода эту кашу варили и хотите, чтобы ее за минуту расхлебал?
      - Значит, да? С этой минуты основная рабочая гипотеза - подпитка "слоенки" происходит за счет темной энергии?
      - Михаил Ильич, - неожиданно вмешался Никита Сергеевич. - Даже неверная гипотеза это большой шаг вперед по сравнению с отсутствием хоть какой. Мы начнем. А если выяснится в ходе работ что-то другое, признаем неправоту. Отрицательный результат - тоже результат.
      - "Признаем неправоту"! - передразнил его Медведь. Наш Никита Сергеевич был, пожалуй, единственным прибористом, который позволял себе разговаривать с Медведем на равных. - А деньги на что спишем? Ты, кстати, знаешь какова плотность темной материи во вселенной?
      - Если удастся доказать, что наши "слоенки" хоть как-то подпитываются темной материей, то это будет доказательством неправомерного распределения этой энергии во вселенной, что само по себе уже станет научным прорывом.
      - Никита Сергеевич, ты профиль нашего института помнишь?
      Начавшаяся перепалка между Медведем и Нашим Никитой Сергеевичем мне не нравилась.
      - Михаил Ильич! Отправим обстоятельное письмо в адрес Академии Наук,- начал я. Никита Сергеевич перехватил инициативу.
      - Письмо нужно составить таким образом, чтобы по каким-то пунктам они могли бы написать отказ - без последствий для нашего дела, а по другим - разрешить продолжить исследования. Например - написать одним пунктом - сделать пристройку для многосторонних исследований явления, а в следующем пункте - на базе имеющегося оборудования изучить что-нибудь другое, скажем, температурные поля в пятиугольных ячейках графена при работе "слоенок". По одному пункту они, разумеется, откажут, но тогда уже точно по другому пункту разрешат.
      - Вот тебе и поручим составить, - не то сердито, не то насмешливо сказал Медведь.
      
      ***
      Я переворачиваю страничку блокнота. На ней всего два слова, обрамленные кривой жирной линией: "Крокодилят иттрия".
      
      ***
      Тотемным животным нашей Белки, Бэлы Георгиевны считается белочка. Но я подозреваю, что ее настоящее тотемное животное - кошка. Известно, что стоит завести кошку, как уже спустя несколько дней начинает казаться, что жила у вас всегда. Также и Белка. Спустя неделю нам стало казаться, что она работала у нас всегда. Она стремительно вошла в курс дел и еще быстрее - в коллектив. Вдруг выяснилось, что ни одно начинание невозможно без участия Белки. Если вы хотите узнать, куда делся тот или иной сотрудник - спрашивайте у Белки. Если вы хотите знать институтские новости - спрашивайте у Белки. Авторитет Белочки в наших глазах стремительно рос и однажды поднялся на недосягаемую высоту.
      Я предположил, что еще один слой графена на иттриевой подложке должен стабилизировать мощность установки. Сделать подобную слоенку было не просто, и Людочке приходилось выказывать чудеса изобретательности. После двух недель кропотливых работ новая слоенка заработала. Мощность луча действительно стабилизировалась, колебания не превышали двадцати процентов. Я велел не выключать, стараясь отследить параметры системы на как можно большем отрезке времени. Организовали круглосуточные дежурства. И надо же - посреди второго дня испытаний мне пришлось отлучиться на несколько часов.
      Именно в это время в лаборатории появился Медведь.
      Медведь - замечательный человек и талантливый ученый. Но и недостатки у него есть. Мы с этим давно смирились - подобно тому, как люди смерились с тем, что на солнце есть пятна.
      У него есть удивительное свойство - появляться именно тогда, когда его меньше всего ждут.
      При плохом настроении Медведь начинает ходить по лабораториям, проверяя - кто чем занимается. Разумеется, он заходит не во все лаборатории, а лишь в те, в которых в данный момент местное руководство не на месте. На это у него особое чутье. И летят в стороны пух и перья. Никаких последствий такие "разгоны" обычно не имеют.
      Первое, что бросилось в глаза Медведю - отсутствие сотрудников на рабочих местах. В помещении сидели три человека - Белка, Алексей и Сергей.
      Директору тут же объяснили, что сейчас идет испытание, люди работают в три смены, поэтому в лаборатории столь малолюдно. Но это всего на несколько дней - пока не закончится проверка нового лазера.
      - Чего вам удалось добиться? - грозно вопрошал Медведь.
      Ему объяснили - уже 25 часов излучение стабильно.
      - Как вы этого достигли?
      Сергей, которого отвлекли от чего-то важного, ответил скороговоркой, надеясь, что от него отстанут:
      - Обработали подложку крокодилятом иттрия.
      Слово "крокодилят" у нас давно стало местным жаргоном - так мы обозначали любые вещества с длинными названиями.
      - Чем?? - вопрос Медведя прозвучал угрожающе - он быстро превращался во льва, готового к прыжку. Сергей замер.
      Неожиданно вмешалась Белка. Сделала по-детски наивное лицо и звонко пояснила:
      - Это иттриевая соль крокодиловой кислоты.
      Медведь повернулся к ней. Казалось, сейчас в бедную Белочку полетят громы и молнии. Но Белка не думала упускать инициативу.
      - Мы называем эту кислоту крокодиловой потому, что у нас некоторые,- она сделал вид, словно все обязаны сейчас посмеяться над этими "некоторыми", - не в состоянии выговорить ее полное название - карбонтринуклеатидксициннаменилакрилическая кислота. В состав названия входят буквы к-р-к-л, что созвучно слову "крокодил".
      И еще раз повторила нараспев, словно приглашая Медведя повторить вслед за ней:
       - Карбон-три-нуклеатид-ксицинн-аменил-акрилическая кислота.
      Медведь оторопел. Белка выжидательно, и в то же время с какой-то показной наивностью во взгляде, смотрела на Медведя.
      Директор института дрогнул. Возможно, пытался повторить в уме формулу. Затем неопределенно покачал головой и чуть ли не на цыпочках вышел из лаборатории.
      Белка смотрела на всех победителем.
      - Белочка...- начал было Сергей, но Белка его прервала.
      - Ты понимаешь, что если бы не я - Медведь разорвал бы тебя на клочки?
      - Я твой раб...
      - Я знаю об этом.
      Именно в этот момент я вернулся в лабораторию с радостным сообщением, что есть объяснение - почему иттрий стабилизирует излучение.
      
      ***
      Несколько обрывочных записей. Что-то меня отвлекло.
      
      ***
      Людочка и Алеша развешивали на стене листы с графиками. Рисовали графики и таблицы наспех, но для небольшого семинара, которой организовал Медведь, это было нормально.
      Медведь и два приехавших из Москвы академика ходили от листа к листу. Толпа из наших сотрудников почтительно держалась поодаль.
      - Вы изготовили полторы сотни слоеных элементов? - удивляется академик Интов.
      - Не совсем. Сначала мы действительно изготавливали каждый раз новый элемент, но потом научились делать составные конструкции, используя нелинейность оптических свойств графена. Так мы получили возможность изучать влияние различных факторов на излучение.
      - Вы опирались на эффект Холла?
      - В том числе. Сначала мы пытались установить связь холловской проводимости с уровнями Ландау, а потом расширили матрицы Паули в пространство Минковского и получили результат. Некоторые параметры излучения нам уже удается предсказывать.
       Второй академик - Борташ Евгений Владиславович оживился.
      - Какие параметры вам удается предсказывать?
       Пришлось развести руками.
      - Надежные предсказания есть пока только в отношении одного свойства, которое мы назвали лучезарностью.
       Оба академика смотрят на меня с любопытством.
      - Да вы романтики! - смеется Интов. - И кому в голову пришло столь прелестное название?
       Я показываю на Людмилу Павловну и представляю ее академикам. Борташ, надо добавить, вице-президент Академии наук. Оба обсыпают Людочку комплиментами, которые она принимает, как должное.
      - Как я понимаю, исследования у вас в полном разгаре. Какой помощи вы хотите? Про финансирование пока не слова, это отдельная проблема, касающаяся всех ученых во все времена.
      - Мы боимся пропустить какие-либо ошибки в наших рассуждениях и расчетах. Все примелькалось, все хорошо знакомо. Нужно чтобы кто-то со стороны просмотрел наши работы свежим и беспристрастным взглядом. - сказал Медведь.
      - Попросту говоря,- замечает академик Интов - нужен адвокат дьявола. Спасибо за интересное предложение.
      Борташ фыркает.
      - Адвокат дьявола - это очень уважаемая в католицизме должность. Именно благодаря адвокатам дьявола в святые не попадают те, кто этого не заслуживает. Кстати, некоторые называют эту должность иначе - "защитник бога".
      - В нашем варианте - "защитник науки",- смеется Медведь.
      
      ***
      Я закрыл дневник.
      На обложке - пожелтевшая от времени и клея картинка из журнала "Знание-Сила" за 1960 год, где добродушный толстячок, наполовину вылезший из непропорционально малюсенькой ракеты, подносит к зеркалу в торцовой части ракеты зажженную спичку.
      Мой милый, никто больше не будет смеяться над тобой. Ты полетишь.
      Завтра я вступлю с докладом, в котором объявлю, что существование темной энергии можно считать доказанным и что - с большой степенью вероятности - мы можем говорить о возможности ее практического использования.
      Но я думаю о другом. С тех пор, как впервые прочитал о фотонных ракетах, прошло более полувека. Большую часть этого времени я не задумывался над тем, осуществима ли эта идея. Я читал о самых фантастических идеях, но ни одна из них не приближала эпоху межзвездных полетов ни на йоту. И вот теперь мне все-таки повезло сделать первый реальный шаг в этом направлении.
      Когда-то под руководством профессора Лучинского мы - группа любителей фантастики - рассчитали, что простейший спутник, приводимый в действие лазером, сможет достичь Луны примерно за год.
      Если на тот спутник времен моей юности, поставить лазер на "слоенке", то он достигнет Луны вдвое быстрее. Топливо ему не потребуется.
      Это, конечно, вызывает улыбку. Но эксперименты еще не закончены. Я надеюсь, что удастся создать системы, увеличивающие мощность излучения лазеров на "слоенке" во много раз. Я уже нащупал пути решения этой проблемы.
      В мечтах я уношусь на годы вперед, когда можно будет провести первый эксперимент в космосе. В голове мне уже рисуется компактный разгонный блок с набором из десятков или сотен лазеров на "слоенке" плюс радиоизотопный источник питания. Благодаря темной энергии мощность установки будет в несколько раз выше, чем мощность источника питания. Такой двигатель будет работать годами. Прирост скорости составит заметную величину и сократит время полета к дальним планетам. И не только дальним. Буксир с огромными солнечными батареями и сотнями лазеров на "слоенке" доставит космические корабли к Марсу и вернет обратно, не расходуя даже грамма топлива.
      Я пытаюсь понять - как семена, брошенные в землю давным-давно, дали всходы там и тогда, где никто не ожидал? Статья Смилги в журнале "Знание-Сила" заставила меня собирать доводы в пользу фотонных ракет. Статья в другом популярном журнале привела к знакомству с профессором Лучинским. Благодаря ему я занялся лазерами. После окончания аспирантуры случайно попал в Обнинск. Лишь потому, что в Обнинске жили родители жены. Спустя много лет мне поручили заняться графеновыми лазерами. Из всего этого и родился первый, маленький шаг по пути реализации фотонных грез. Судьба?
      Большая дорога начинается с маленького шага.
      
      
      Дмитрий РАСКИН
      
      ЛИНДА, ГЕННОМОДИФИЦИРУЮЩИЙ СКАЛЬПЕЛЬ И ПЛАНЕТА ДРОНТ
      
      Пора сказать им правду
      
      Линда боялась объяснения с родителями, но не в ее характере было тянуть до последнего, откладывать. Да и куда откладывать, собственно, если старт корабля системы "нуль-пространство" к планете Дронт уже назначен?
      Папа за сегодняшним ужином был на редкость словоохотлив и благодушен. Ну да, ему удалось. Провел у себя в Конгрессе очередной закон об "ограничении вмешательства в природу и сущность человека". И удалось это ему "куда как меньшей кровью, нежели предполагалось". Давно уже не видела она его в таком приподнятом расположении духа. И вот сейчас придется ему все испортить. К обычному злорадству (не прощала она отцу той нотки самодовольства, что всегда появлялась, когда он счастлив или просто весел) вдруг добавилась жалость - сама не ожидала. Потому, что сейчас это слишком серьезно? И детство кончилось - да что там! Кончается множество вещей, что серьезнее, важнее и глубже детства.
      Линде сделалось жутко вдруг. Нет, уже поборола в себе. В который раз, да? А отец, как всегда, убив прогресс, наслаждается говяжьим стейком и бокалом коллекционного бордо. Мама же, что с нее взять? - отец дома, за столом, острит-пытается, дочь добросовестно ест и не дерзит, стол прекрасно сервирован, свечи зажжены - она счастлива. (Это Линда сейчас специально подхлестывает себя - отец не убил, а лишь замедлил прогресс... незначительно, "несколько", а мать не ограниченная домохозяйка, а та, без которой отец не стал бы тем, кем стал.)
      Входит Нэнси, чтобы узнать, не пора ли подавать десерт. Нэнси - домработница. Точнее, домработница-андроид последнего поколения. Выполнена в гиперреалистической манере: если б можно было сейчас воскресить дедушку (кстати, в общем-то, можно!), он принял бы ее за живую. Папа сначала хотел сделать ее в виде той необъятной чернокожей служанки из старинного фильма (Линда забыла название фильма, "Унесенные..." только чем? Ветром? Нет, она не уверена. И какой имеется в виду ветер - ветер марсианских равнин? Скорее всего, так. Фильм же настолько древний, и в те времена люди вряд ли летали куда-нибудь дальше Марса). Но мама побоялась, что его коллеги могут не так понять.
      Линда поразилась, что такие пустяки занимают сейчас ее внимание. Лишь бы не думать о
      
      предстоящем
      
      разговоре? Лишь бы его не начинать?! Но хорошо все-таки, что Линда заговорит только когда Нэнси уберет тарелки и подаст десерт.
      
      Известие о том, что их дочь летит на планету Дронт, родители приняли сдержанно. То есть их возмущение было сдержанным. Сдержанности Линда даже и не ожидала от них. Отец, нарочито глядя в свою вазочку с десертом, спрашивал, когда назначен полет, сдала ли она все необходимые тесты, поучал, как вести себя в столь долгом, сложном перелете и насчет "мер предосторожности" на самой планете... Но вот мама, успокоившись сколько-то, воспрянувшая было, спрашивает, а когда Линда планирует вернуться на Землю? И Линда выпалила, да! лучше так, не останавливаясь, без запятых и разом: она летит не каким-нибудь космическим туристом - к любимому человеку - к Джонни - у них давно уже все решено.
      На этом и кончилась вся родительская сдержанность.
      - А ты уверена, что он действительно человек?! - кричит, задыхается мама.
      
      Необходимые пояснения
      
      На Земле уже привыкли к хомокреаторам. Что ж, генномодифицирующий скальпель творит чудеса. Человек отсек от себя онкологию, Альцгеймера и прочие мерзости человеческой своей природы, максимально замедлил старение собственных клеток. Кто против? Оказалось, все "за". А вот дальше - казалось бы, куда уж дальше? Но было "куда". Это было только еще начало. Нехитрые по нынешним временам генетические манипуляции, и человек добавляет себе, если взять совсем уж простой, хрестоматийный пример, гены ящерицы, обретает способность к регенерации этой рептилии. Нет, он не отращивает себе хвост, но утерянную руку ли, ногу, пожалуйста. А если хочет - можно вырастить и хвост. И многие захотели. И не только хвост рептилии, теперь какой угодно. Выдохшиеся было, ролевые игры, переживают ренессанс. Можно не просто играть в каких-нибудь эльфов ли, хоббитов - теперь можно быть ими по-настоящему. Давно уже стало ясно, что инопланетного разума нет и мы одни во Вселенной (во всяком случае, в обозримой ее части). Хомокреаторы исправили этот изъян Мироздания. Люди сплошь и рядом становятся "инопланетянами". Насколько хватает фантазии. А генномодифицирующий скальпель уже практически не ограничивает фантазию. Были те, кто преобразовывал себя ради немыслимого расширения сексуальных своих возможностей или же гастрономических ощущений. Кто-то обзаводился множеством конечностей, жабрами, способностью слышать ультразвуки, видеть в инфрацвете... Появились экспериментирующие с собственным мозгом. Им мало было сверхспособностей и вмонтированного в их черепную коробку искусственного интеллекта, они захотели гениальности. Немыслимой, непредставимой для человека гениальности. И появилась идеология "дополненного человека". Так философ Столман объявил все это новым качеством человеческой свободы. Провозгласил наступление эры абсолютной свободы. Человек теперь как творец не ограничен ничем и имеет ряд преимуществ перед Творцом, так как свободен от целого ряда Его стереотипов. Он не низвергает Его, не борется с ним, он сочувствует Ему, может быть, даже опекает (почетная пенсия Бога?). Человек мог бы стать Богом, не говоря уже о сверхчеловеке, постчеловеке и прочем. Человек и становится всеми ими, но теперь и это для него не главное - это частности его бытия в чистоте, в абсолюте свободы... Но идеи Столмана были все-таки для узкого круга хомокреаторов. Основная же масса трансформирующихся хотела просто наслаждаться, играть, рисковать, экспериментировать. Для них сформулировал профессор Браун: "будьте"! Будьте теми, кем хочется. В том числе вы вправе и
      
      не быть человеком
      
      . Ваш выбор! Но, безусловно, лучше, когда он осознанный - выбор свободы, а не своеволия. (Сам профессор от
      
      трансформации,
      
      исходя из свободы, из своеволия ли, отказался.) И вот тут у отца Линды, конгрессмена Хельгера возникли вопросы: если человек, хомокреатор осуществил свой выбор, трансформировал себя настолько, что перестал быть человеком, распространяются ли на него права и свободы человека, остается ли он субъектом права? Второй вопрос был о кодификации новой реальности. И, в частности, должны ли быть законодательные ограничения на трансформацию человека в бога, сверхчеловека или разумного осьминога? На первый вопрос Хельгер ответил себе и обществу "Да". Хомокреатор все равно остается человеком в совокупности своих прав. Даже, если сам этого и не желает или, наоборот, требует себе каких-то особых прав. ("Боги" и "сверхлюди" начали борьбу за получение особого статуса.) Хельгеру ничего более-мене внятного противопоставить не смогли, но в Конгресс не избрали. Он вернется туда после следующих выборов. Отстоит права трансформированных, защитит равенство (равенство человека независимо от уровня его генетической модификации) и займется законодательными ограничениями трансформации. Собственно, он занимается этим и по сей день. Просто запреты смягчаются с ходом времени. Так, никаких трансформаций до совершеннолетия. (Для детей только генная модификация с целью отсечения генетически обусловленных заболеваний и ради замедления старения клеток. Это так же ясно и само собой разумеется теперь, как прививка от оспы. Это базовая генетическая модификация) Детей хомокреаторам можно заводить только до трансформации. Запрет действует, но хомокреатор имеет полное право положить в инкубатор яйцеклетку, оплодотворенную им до собственного преображения, а запустить процесс выращивания плода в инкубаторе уже
      
      после
      
      . Все замечательно, да? И никаких детей-мутантов. А ребенок рождается в семье осьминогов. (Дался же Хельгеру этот образ!) Профессор Столман объясняет на слушаниях в Конгессе, что "осьминог" не так уж и страшен, ребенок привыкает к инвариантности разума. Хельгер не без ужаса замечает, что профессор не сказал об "инвариантности человеческого существа". И по его настоянию была принята формулировка об "инвариантности человека разумного". На какое-то время всем полегчало. Спрятались за формулировку, нечего сказать.
      Итак, ребенок защищен, но живет он в семье, где родители поэтапно, на протяжении жизни осуществляют над собой трансформацию за трансформацией. Все дополняют и дополняют себя, это цель и способ их жизни, их вера, в конце концов. Свободен ли ребенок в своем будущем выборе? Не лишать же хомокреаторов родительских прав?! Многие требовали: лишать. Хельгер предложил законопроект, обязывающий родителей хомокреаторов предоставлять детям "всю полноту информации об иных взглядах на проблему дополненной личности и трансформации". Но это успокоило его совесть лишь отчасти.
      Гром грянул уже при жизни первого поколения трансформировавшихся. Жизнь оказалась коротка. Платой за вдохновенную лепку из нуклеинового праха было резкое старение клеток. Резкое и внезапное. И с нарастающей скоростью старения. Боги, постлюди, сверхчеловеки оказались недолговечными. Те же, кто экспериментировал с собственным мозгом, в лучшем случае отделались шизофренией. И она у них не была спутницей гениальности. Профессор Браун пытается развеять ужас, охвативший хомокреаторов: "Ваши двадцать лет жизни емче, насыщенней, ярче двухсотлетнего существования всех тех, кто лишь замедлил старение организма. Вы проживаете десятки, сотни жизней унылого, классического (теперь такой термин!) человека, хомо вульгарис, назовем его так (слово тут же прижилось). Если наслаждение, которое дает ему оргазм, принять за единицу, то вы получаете сто двадцать единиц, а многие из вас все тысяча двести! Поедание обычной котлеты, всего лишь одной котлеты дает вам больше счастья, нежели год интенсивной сексуальной жизни классического человека на пике. Не забывайте об этом! Вы были, впервые в истории человечества были теми, кем хотели быть. Теми, кем смогли быть. А невозможного, впервые в истории, для вас не было. А генная инженерия найдет выход, как подхлестнуть наш геном. Этот вызов лишь ускорит прогресс отрасли, сколько раз так было! Мы заставим наши тела жить долго"! Те хомокреаторы, для которых обратной дороги уже нет, ухватились за эти его слова, попытались утешиться, но... они-то думали, что это только еще "начало банкета", а, оказалось, пора уже "освобождать место". Это, говоря словами профессора Столмана. Человек, считает Столман, вкусил абсолюта, а такие, как Браун и его последователи, опошляют абсолютную свободу гонкой за наслаждениями, а теперь еще и скулежом из-за скоротечности наслаждений. Дополненный человек оказался недостоин этого своего дара. Соблазнился "горизонталью сверхчеловеческого", не дотянулся до высшего, главного - абсолюта, абсолютной свободы, остался, подобно классическому своему собрату, весьма равнодушен к "смыслу и истине". Он, Столман, подозревал, что будет так. Сам же он, как трансформировавший свой мозг, готов принять и преждевременную смерть, и скорое безумие. И ни о чем не жалеет. Стоило того. А людей ему, безусловно, жаль. По-человечески жаль. Но что для трансформированных вся его жалость, что им все словеса Брауна?! Они не хотят умирать!
      Профессор Браун оказался прав: человечество нашло способ, позволяющий трансформировать человека без такой платы, как патологическое старение клеток. (Но первое поколение хомокреаторов прожило немилосердно короткую жизнь.) Геном человеческий действительно "подхлестнули". А чем за это предстоит заплатить, пока неизвестно. А, может быть, платить на этот раз и вовсе не придется. И пошла новая волна хомокреаторства. И Браун со Столманом могли теперь спокойно продолжить спор о "высших смыслах" трансформации.
      Статьи профессора Смита привлекли внимание, он призывал к "ответственному хомокреаторству". Человек не насилует свои гены, не издевается над ними, не проверяет на прочность и не рядит их в шутовской колпак, а осторожно, кропотливо и мудро раскрывает заложенное в них. И генетическая модификация больше не прихоть, а долг. Да-да, долг человека перед своей сущностью и природой. Вскоре выяснилось, что "профессор Смит" не тот, за кого себя выдает. Нет, он действительно профессор, только не Смит, а Столман. Да, тот самый! Прячущийся под псевдонимом. Уличенный Столман не смутился ничуть: "Пусть будет и такое направление. Для разнообразия и равновесия". Движение "ответственных креаторов" достаточно быстро стало массовым. "Профессор Смит" все чаще и чаще в своих статьях говорил о долге, чуть ли не об обязанности человека стать "ответственным креатором", который противопоставлялся в его статьях не только "креатору безответственному", но и человеку классическому, по своей ограниченности, если не трусости, не желающему вмешиваться в свой геном.
      Многие из тех, кому претили даже те весьма ненавязчивые ограничения генномодификационной трансформации по законам Хельгера начали переселяться на другие планеты, заселять только-только открытые миры. Там конгрессмен Хельгер над ними не властен. Получилось, борьба с трансформацией за "сохранение человека" стимулировала космическую колонизацию. Колонизация же открывала новые возможности для трансформации с непредсказуемыми последствиями для человека и его сущности. Но "непредсказуемые последствия" позволяли человеку заселять не только экзопланеты, но и те, что были совершенно непригодны для человека обыкновенного, классического. Были люди, что специально трансформировались, подгоняли себя под тот ли иной мир - были, решившие жить на планете с метановой атмосферой, были переселившиеся туда, где температура на поверхности близка к абсолютному нулю, были, выбравшие себе планету, покрытую океаном; плавники и жабры позволят им жить, строить свою жизнь под водой... И техника, вся аппаратура, необходимая для обживания новых миров, теперь проектируется с учетом специфики генетических модернизаций космических колонистов. (Новый и весьма неожиданный виток научно-технического прогресса.) Такие переселенцы-первопроходцы бежали не за наслаждениями, трансформации были для них не целью, а средством. Они бежали от Земли (на Земле не сразу поняли это!) Что движило ими? Какие социальные, метафизические утопии лишили их покоя? Собирались ли они там, в новых своих мирах преодолевать все земное или же грезили построить новую, лучшую Землю?
      Но как бы то ни было, в соответствии с утопиями или же их игнорируя, человечество начинает обживать не экзопланеты, которых так мало в достижимом для земной цивилизации космосе (на всех не хватит), а планеты обычные, которых более чем достаточно. И, значит, шансы на выживание человечества после того, как погаснет Солнце, возрастают. И вероятность, что человечество земное сумеет стать человечеством космическим, велика.
      Какой ценной только будет достигнуто это? Сохранит ли единство человечество? Человечество, расселившееся по разным мирам, обзаведшееся жабрами, щупальцами, неуязвимой для радиации кожей, чем-то еще, на что сегодня у оставшихся на Земле просто не хватает воображения. Сумеет ли оно удержать себя как земное человечество? Захочет ли? И что станет с самим человеком?
      Профессор Столман смотрел на такое будущее весьма оптимистично, ему удалось даже сбить появившуюся было моду на скепсис. Пессимист с его легкой руки стал маргиналом.
      Планета Дронт, на которую и собиралась дочь конгрессмена Хельгера Линда, была самой дальней из колонизированных на сегодняшний день, самой экзотичной и самой малонаселенной. Там живет всего сотня человек.
      
      Родителям больно
      
      - А ты уверена, что этот твой Джонни действительно человек? - повторила мама.
      Он отец ее подруги, объясняет Линда, кстати, они знают ее - Клэр. Неужели не помнят? Она же была у них в гостях года полтора назад. Как раз тогда и дала координаты своего отца, просто так, сама не поняла, зачем, спонтанно, как и все, что она делает.
      - Значит, у вас будет очень большая разница в возрасте? - спросила Нэнси. Никто не заметил даже, как домработница-андроид вышла из кухни к ним в столовую. Она у них почти что член семьи, ей можно.
      - Нэнси! Не до пустяков сейчас, - отмахнулась от нее мама.
      Папа ищет пульт, чтобы отключить у Нэнси голосовую функцию. Пульта на его всегдашнем месте, в нише обеденного стола не оказалось, и это вывело из себя мистера Хельгера:
       - Почему в этом доме никогда ничего невозможно найти?! - Конгрессмен Хельгер гремел так, что можно было подумать - новость о том, что Линде предстоит год полета в системе "нуль-пространство" на самую дальнюю планету нашей космической ойкумены, чтобы соединиться с каким-то Джонни, была бы сейчас не столь возмутительна и непереносима, если б пульт управления Нэнси у него был.
      В другое время Линда оценила бы комизм ситуации, но сейчас ей надо, чтобы родители хоть сколько ее поняли. Да! Сначала она выходила на связь с ним просто так - интересно, экзотично, лестно для ее самолюбия, но потом, не заметила, как полюбила, то есть поняла вдруг, что любит его уже давно. Любит, любит... со всеми его причудами, с его тоскою, с его идеями, с его надеждами, замыслами, с его скепсисом, с его уязвимостью и болезнями, с его...
      Мама, не дослушав, попросила поподробнее остановиться на причудах и болезнях Джонни. Линда замкнулась сразу же. Понимания не будет. А ведь это было ясно заранее, что она их не знает?! Удивилась только, что вместо обжигающей детской обиды на родителей получилась только усталость.
      - Какой Джонни?! Какой Дронт?! - кричит мама. - Тебе до сих пор пиво без удостоверения личности не продают.
      - Я уже взрослая! - Линда сама поразилось, насколько по-детски получилось у нее: тинейджер борется за право возвращаться из ночного клуба не "к одиннадцати", а когда захочет.
      - Чисто юридически, - парирует мама. - Твои плечи и шея с полотна Модильяни, - мама не скупилась на сарказм, - хороши здесь, чаруют студентиков, а во что они превратятся под весом скафандра на Дронте? А это, - мама запустила пальцы в гущу ее, коньячного цвета, волос, - быстро станет под цвет серых пейзажей Дронта, если, конечно, не выпадет вообще.
      - Я знаю, - огрызается Линда, - Плевать.
      Мистер Хельгер не собирался слушать их препирательства, он возвращается к первому вопросу мамы, несколько переформатируя, заостряя его:
      - Линда, а ты уверена, что этот твой Джонни все еще человек?
      
      Кто такой Джонни?
      
      Линда долго и путано объясняет, что Джонни полетел в свое время на Дронт не за той уникальной, возможной только в реалиях этой планеты трансформацией, ради которой там и находятся остальные девяносто девять человек. Он и ее, Линду, убедил, что трансформация это не главное (вовремя убедил, чтоб вы знали!), даже взял с нее слово, что она никогда, ни при каких обстоятельствах... "Ни при каких обстоятельствах что"? - перебивает, не выдерживает отец. "Не пойдет, не согласится на трансформацию", - заканчивает фразу Линда. Джонни там ради того, что с оговорками и условно он называет преображением, но не в религиозном смысле. И оно возможно только в условиях Дронта, она пока еще не поняла деталей, но там уникальная среда, плюс воздействие темной материи и близость антимира. Преображение, переход, освобождение... нет, он прав, эти слова неточны и условны. Родители напряглись.
      - Джонни, - Линда мучительно подбирает слово, - он как бы уже и не материален... не-совсем-материя, это новое состояние.
      Мама вскрикнула.
      - Значит, осьминоги, это было еще так, это еще цветочки, - у отца получилось устало и зло.
      - Нет, что вы! Я лечу к Джонни не за преображением, - Линда поняла родителей, - Я просто лечу к своему Джонни и только.
      - Доченька, я, конечно, ценю, что ты пытаешься нас сейчас хоть как-то успокоить, - начал было конгрессмен Хельгер.
      - И кто же тогда твой возлюбленный? - взрывается мама. - Ангел? Бестелесная сущность? Мозг на крыльях? А, может быть, просто компьютерная программа, искусственный интеллект, способный на самоусложнение? Усложнился настолько, что задурил голову моей девочке?!
       - Не смей так о Джонни! Что ты знаешь о нем?! - у Линды получилось очень по-детски и с детской злостью. Она не любит себя такой.
      Отец накрывает ладонью мамины пальцы, мама отдернула руку: - И ты, Линда, действительно веришь, что прилетишь к такому вот, "преображенному", и останешься собой?! Он же втянет тебя, заставит, уговорит, обманет! - к мужу, - Роберт! Сделай что-нибудь!
      - Джонни, может быть, еще и вернется в материю, он еще не решил.
      - И ты, конечно, летишь разрешить его сомнения! - горький сарказм мамы.
      - Я просто хочу, наконец, быть с ним, - Линда пыталась говорить как можно мягче, - в смысле, я уже не могу без него.
      - А как это "быть с ним", если его нет? - кричит мама. - А-а, понимаю-понимаю, виртуальный секс и все такое.
      - Я не знаю, я много чего пока еще не знаю, там столько такого, что не укладывается в наши земные головы. - У Линды получилось тихо.
       - Но любовь, как известно, побеждает все, - рассмеялась мама.
       - Эта стихийная, полустихийная колонизация новых миров силами наших мечтателей и хомокреаторов только лишь распылила силы цивилизации, - вдруг начал Хельгер, - а наши ресурсы не беспредельны, сколько б мы не смаковали слово "сверхцивилизация". Человечеству предстоит переселится с Земли в какой-то новый дом, туда, где местному Солнцу светить еще миллиарды лет, другого выхода нет для нас. А вместо этого мы расползаемся по космосу как тараканы.
      - Роберт! - мама изумлена. - Ты отец или кто? Ты видишь свою дочь в последний раз, и у тебя поворачивается язык... ты не у себя в Конгрессе!
       - Вот я и говорю, Джина, мы с тобой были так уверены, что нас не коснется, пройдет стороной, и вот удар - в самую душу. И не вздохнуть.
      - Что значит "в последний раз"? - возмутилась Линда. Залепетала, - Я же буду навещать вас, конечно же, навещать! Обязательно.
      - Кем ты вернешься, - не дослушала мама. - Чистым духом? Дуновением ветерка? Ничем? - не дает Линде ответить. - Только не говори, что согласишься только на ту трансформацию, где сохранится твое самосознание и все, что к нему прилагается. Ты не знаешь, не можешь знать. И этот твой Джонни не знает. Не знаю только, кого он обманывает, тебя или себя - он не вернется в материю.
      - Я бы не вернулся, - сарказм мистера Хельгера. И повторил, но уже не без грусти, - Я бы не вернулся.
      - Папа, ты не понял, Джонни ищет не забвения, не ухода от того, что мы обычно называем несовершенством сущего или же его неудачей...
      - Ну, да, ему нужен высший смысл, кто бы сомневался, - не дослушал, отмахнулся отец.
      - Высший смысл нужен мне, - у Линды получилось без рисовки, просто. Впервые услышала эти слова из собственных уст, - Джонни же ищет пределы для "высшего", ему нужна "последняя неправота" смысла, предельная неудача бытия, он пытается пробиться к недостижимому "с другой стороны".
      - Этим вообще-то можно было бы заняться и здесь, на Земле, - заворчал отец. - И с тем же примерно успехом. - Вдруг, разозлившись, - Разбиться о пустоту, размазать себя по стенкам Ничто можно было б и здесь. Но этот твой Джонни решил достичь сего результата не метафорически, а буквально! Ради бога и на здоровье. Но причем здесь моя дочь?!
      - Это новая реальность, папа, - тут же поправила себя. - Может быть, получится новая реальность.
      - Нахваталась от этого Джонни громких слов! - негодует мама.
      - Я не верю, что физика антимира вдруг возьмет и поможет нашей человеческой метафизике, - выдохся вдруг, сник мистер Хельгер.
      - Вот для этого именно Джонни там, на Дронте! Рискует, пытается, соединяет собой. И дело даже не в том, что в новой реальности, наконец, разрешится все то наше, что всегда было непосильно и неразрешимо для нас.
      - А когда, Линда, ты станешь
      
      другой,
      
      - не дослушала мама, - мы потеряем всяческий смысл для тебя. Это неизбежно.
      - Да и сейчас моя любовь к вам, в конечном счете, довольно поверхностна. Так что, если я стану другой, не слишком-то что изменится, - пытается Линда. И шутка, как ни странно, подействовала, все успокоились вдруг, замолчали. Долго сидели так.
      
      Двумя годами ранее
      
      Линда пригласила Роджера назло родителям. Дескать, познакомьтесь - жених. Роджер был от идеи в восторге. Еще бы: подразнить, потроллить самого конгрессмена Хельгера, главного борца с трансформацией и хомокреаторами. Им удалось весьма убедительно изобразить, что "у них все серьезно". Родители поверили. Тихий ужас в глазах мамы, загнанный вглубь гнев отца - этого Линда и добивалась. Но родители, не сговариваясь, повели себя так, будто Роджер самый обычный парень, ничем не отличающийся от тысяч и тысяч других. Если коротко, повели себя так, будто у него одна голова.
      Роджер отправляет порцию жаркого в рот одной головы, одновременно делая глоток вина другой своей головой (или, как сказать правильно, ртом другой головы?), а мама самым что ни на есть светским тоном осведомляется, где милый Роджер намеревается провести летние каникулы. Роджер озадачен, а вот уже и раздражен, он затевает с отцом разговор "о политике", обращаясь к нему то одной головой, то другой, а отец и отвечает, то одной его голове, то другой, будто ведет разговор с двумя собеседниками. (Отцу удалось даже "столкнуть их лбами" в споре.) Наконец, Роджер целует в щеку сидящую с ним рядышком Линду губами одной своей головы (видите, как у нас все серьезно!), и тут же берет ее руку, шутливо целует ее пальцы губами другой головы, а мама, как и положено в таких случаях, умиляется, мурлычет, предписанное этикетом: "мне нравятся ваши отношения". Линда решает обострить, говорит, что влюблена в правую голову Роджера, а с левой просто дружит, мама говорит да-да, в смысле, главное, чтобы человек был хороший.
      Наконец, Роджер не выдерживает и начинает "митинговать": хомокреаторство - неотъемлемое, естественное право человека, за трансформацией будущее, а им, костным консерваторам, не понять.
      Линда устроила весь этот спектакль, дабы позлить папу с мамой, и вдруг поймала себя на том, что восхищена поведением родителей. Тем более, что они-то считают, что все по-настоящему и перед ними действительно жених их дочери. И как раздражает ее азарт и пафос "жениха".
      На следующий день Роджер ей выскажет: она только лишь мнит себя бунтаркой, а на самом деле мало чем отличается от своих родителей, та же самая буржуазная ограниченность, ей никогда не стать хомокреатором, да она и недостойна.
      Когда Роджер, пунцовый на оба своих лица, встал и откланялся, родители, по реакции Линды, догадались, наконец, что она их дурачила. И так хорошо стало всем. И Линде хорошо, и немного стыдно. Отец обнял ее, что означало "мир", умудрился при этом боднуть ее лбом и довольно больно. "Ой! Извини, доченька. А в данном случае, согласись, неплохо, что у меня всего лишь одна голова".
      За вечерним чаем мама рассуждала, имея в виду Роджера, что все это у нашей молодежи от праздности. А что сделаешь, если реально нужен труд только лишь десяти процентов населения планеты - остальные живут на безусловный базовый доход. Папа считал, что проблема, конечно же, глубже, но он надеется, что человечество переболеет хомокреаторством, перебесится, взяв, усвоив все лучшее, что это самое креаторство дало человечеству и даст в скором будущем. А так он, конечно же, за человека природного, естественного. Естественный человек - это процессор искусственного интеллекта, вмонтированный в мозг, и базовая генетическая модификация. И все. Ни шагу дальше. Эта мысль ему так понравилась, что он все возвращался к ней, уточняя, повторяя на множество ладов.
      За тогдашним чаепитием все у них было радостно, счастливо.
      Как все было просто и счастливо два года назад.
      
      Похищение
      
      Линда у Клэр. Джонни, оказывается, уже рассказал ей. Поэтому сенсации не получилось. Клэр была весела, как всегда жизнерадостна. Ревнует ли она Линду к своему отцу? К отцу, которого не видела столько лет и уже никогда не увидит. Он для нее лишь картинка на мониторе во время сеанса связи. Положено выходить с ним на связь. Примерно раз в месяц. Но любит ли она эту картинку? Этот пробивающийся сквозь шумы и помехи голос? Старалась не думать об этом. А эта Линда никогда близкой подругой и не была. Могли бы попрощаться посредством процессоров, что у них в головах, так нет, напросилась, приперлась. И говорит все время о папе, о Джонни, да. Он для нее не "картинка", он для нее
      
      что
      
      ? Линда весь вечер и рассказывала что для нее ее отец. Клэр в ответ иронизировала, насмехалась, но Линда, кажется, не поняла. Ничего не поняла от счастья. Только рано радуется, папочка еще тот подарок. А что, теперь получается, эта Линда для нее как бы мама, мачеха? (мама у Клэр погибла в космической катастрофе, и до совершеннолетия Клэр воспитывалась у тети, сестры отца.) Это Клэр уже подстегивает, растравляет себя.
      Договорились держать связь друг с другом, пусть Линда "звонит" ей не только вместе с отцом, но и сама по себе. Но ясно, что "связи" не будет, даже Линда это поняла.
      
      Линда могла бы взять такси, но ей хотелось вернуться домой пешком. Еще раз пройти по тем самым улочкам... улочкам, которых уже через неделю не будет, не станет для нее. Может быть, даже не станет уже навсегда, скорее всего, навсегда. Не может поверить? Страшно поверить, точнее. Да и не в "поверить" дело, она поняла вдруг, а в том, что страшно. Здесь стены, увитые плющом, осенние клены, а там... те пейзажи Дронта, что транслировал ей Джонни, потрясающие, захватывающие, но слишком... какие? Нечеловеческие - вот оно, слово. Разве сможет она полюбить все это, сделать своим? Она попытается.
      С Линдой поравнялся андроид, забавный такой, в цилиндре, старинном сюртуке, панталонах, невысокий, кругленький, добродушный.
      - Добрый день, леди.
      Линда запросила процессор в своем мозгу, тот сообщил, что андроид сделан по образу героев Диккенса, возможно, имелся в виду мистер Пиквик.
      - Добрый день, мистер Пиквик. - улыбнулась Линда.
      - Хорошая погода, не правда ли, мисс Хельгер?
      Линда не удивилась, мир, в котором она жила, был абсолютно прозрачным. Согласилась, что погода сегодня "действительно удалась".
      - Осторожно, ступенька! - вдруг показал ей под ноги предупредительный мистер Пиквик и подхватил ее под локоть, дабы она не споткнулась об эту внезапную для нее преграду.
      Линда резко остановилась, но ступеньки не было, так небольшая неровность покрытия, что явно никак не могла ей угрожать. Очень уж предупредительный этот Пиквик.
      Мистер Пиквик, не меняя добродушного выражения лица, вцепился в ее локоть железной хваткой и в одно движение закинул Линду в припаркованную здесь же машину. Машина тут же взмыла в воздух.
       - Что за черт?!
      Вместо ответа мистер Пиквик состроил еще более добродушную физиономию и специальным парализатором блокировал процессор Линды. Все, теперь у нее связи с миром нет.
       - А разве закон "Робот не может причинять вред человеку" не распространяется на андроидов? - Линда бьется в его руках как птица.
      - Все делается исключительно для вашей пользы, мисс, - добрый мистер Пиквик сумел, наконец, воткнуть ей в руку иглу, сделал инъекцию. Линда отключилась.
      
      Родители Линды в гостиной, у камина. Что-то она задерживается, слегка беспокоится мама. Она же сегодня у этой Клэр, поясняет отец, прощается, м-м, да. И не выдерживает: пропади эта Клэр пропадом вместе своим преображенным папочкой, с планетой Дронт, с антимиром и нуль-пространством!
      - Видишь, Линда опаздывает на час, и мы уже беспокоимся, - говорит мама, - а через неделю мы отпустим ее непонятно куда, неизвестно зачем, и точно, что навсегда. Сделай же что-нибудь!
       - Наша власть над ребенком закончилась, - вздыхает отец, - это надо понять, это надо, наконец-то, признать.
      - Как красиво ты сказал! - возмущается Джина Хельгер, - сколько усталой мудрости, надо же! А девочка уже час как не выходит на связь!
      - Отключила свой процессор, дабы мы не мешали общаться, - поморщился Роберт Хельгер, - В первый раз, что ли? Или ты думаешь, Линда минуты без помощи искусственного интеллекта не проживет? - другим тоном. - Пусть бабушка с ней поговорит. Она всегда имела на Линду большое влияние.
      - Не преувеличивай, - перебивает Джина.
      - Может, ей удастся отговорить девочку, - сам чувствует фальшь этой вырвавшейся у него "девочки". - И еще этот наставник Линды Хоген, с ним надо будет тоже связаться.
      - Я уже, - ответила Джина, - мобилизовала обоих. Не ждать же, пока ты дозреешь, сообразишь.
      - Ну, я тут еще кое-что сделал, - скороговоркой пробормотал конгрессмен Хельгер в свое оправдание.
      
      Линда пришла в себя на каком-то диване. Как болит голова! Связаться с родителями, быстро. А! Андроид вырубил ей процессор. Нет, не включается. Глухо. Линда с досады хлопнула себя по голове. Ч-черт, зачем? - голова же и так раскалывается. Голова плывет, куда вот только? В дальний угол подвала. Значит, она в подвале? Небольшой подвал, глухой, без единого окна, хорошо, хоть горит какая-то лампочка. Судя по всему, это подвал какого-то небольшого коттеджа. Дверь туалета. То, что надо сейчас.
      Уже в туалете вдруг мысль: а нет ли здесь камер наблюдения? Не участник ли она сейчас какого-то реалити-шоу? А процессор ее отключен, так что и не просканируешь подвал.
      Вернувшись на диван, пытается взять себя в руки, да! надо взять себя в руки и начать думать. Голова, как ватная, боже! Получается, ее похитили?! Сделали с ней то, что делали только в далекой древности. Она читала о похищениях в исторических романах. Но там речь шла о тринадцатом веке, ну, или о двадцать первом. А сейчас что, историческая реконструкция? Вот так вот, не спрашивая ее согласия? Абсурд, конечно. Но, хотя бы, есть логика. В отличие от других версий. Да и нет у нее никаких других! Насчет реалити-шоу, это ж не версия, это, потому, что голова уплывает. Но с чего вдруг реконструкция? Она никогда ни с какими реконструкторами не дружила. Не была знакома даже. Розыгрыш? Вот это уже ближе к истине... наверное. Розыгрыш под видом исторической реконструкции. Но разве розыгрыш может длиться так долго? А сколько он длится? Линда с ужасом обнаружила, что не чувствует времени. Сколько она здесь с момента отключки? Час? Два? День?
      Она стучала в дверь подвала, стучала в стены, нашла вентиляционный, закрытый решеткой ход и кричала туда, насколько хватало легких, пока не охрипла. Все впустую.
      Снова сидит на диване. Вдруг ясность - это похищение. Никакая не реконструкция, не розыгрыш, не игра в похищение, а само похищение. Но так не бывает. Это же не-воз-мож-но! Но это есть. Неужели Клэр? Она же заметила, что Клэр ревнует ее к отцу. Но чтобы дойти до такого?! Да и ревнует она немного, в меру. Это нормально, это даже не повод для разрыва их отношений. Клэр не способна даже на мелкую гадость, духа не хватит у нее, а уж на такое! И откуда у Клэр вдруг андроид? Правда, андроида можно взять напрокат. Но не такого и не с такой программой. Но кто-то мог ей перепрограммировать взятого напрокат самого обычного андроида. Реально ли это? Она не знает. А у искусственного интеллекта не спросишь, он отключен. А что, если ее похитили из-за отца? Но кто? Хомокреаторы? Месть за недавний его закон? Попытка не допустить каких-то новых его законов? Она сейчас в подвале, а конгрессмену Хельгеру выдвигают требования. Это хорошо. Потому что в таком случае ее быстро найдут, а преступников обезвредят. А вдруг похитители все просчитали и их не найдут - ее, ее не найдут в этом вонючем подвале! Согласится ли папа на их требования ради спасения дочери? Она не знает. И он не знает, сейчас в начале переговоров, еще не знает. Но похищений не было на Земле уже столько веков! Но вот теперь одно уже есть. Стало быть, я войду в историю, пытается Линда в своей манере. Интересно, посмертно? И вдруг жутко и мерзостно - а что, если все подстроил папа?! Они же с матерью так не хотели, чтобы она улетела на Дронт к Джонни. Вспомнила, он на днях, в ответ на мамины требования что-нибудь предпринять для предотвращения отлета Линды, пробормотал невнятное, что-то вроде: "есть еще и другие средства" или "есть еще кое-какие средства". Она не помнит толком, она не обратила внимания. Думала, папа это просто так, чтобы мама, наконец, от него отстала. Но как он мог?! Ее отец! Он же всегда был честен с ней, даже если себе в ущерб. Она не верит. Не в силах поверить. Как он мог?!
      
      Джина Хельгер связалась с Клэр и узнала, что Линда уже довольно давно ушла от нее. А как давно, она затрудняется, но несколько часов прошло уже точно. И почему Роберт, отец (!) настолько, можно сказать, подозрительно спокоен? Джине даже кажется, что он переживает так, из такта, просто чтобы не обидеть, не раздражать ее своим спокойствием. Джина вызывает поисковые службы. "Может, я и чрезмерно мнительна, но у меня дурные предчувствия".
      Мистеру Хельгеру поступил запрос на выход на связь. От некоего Дж. Пауна. Что же, он всегда открыт для своих избирателей. Даже сейчас, когда у них происшествие с Линдой. А что, если это и связано с Линдой?!
      Связь была на удивление нечеткой, без картинки, с множеством помех, с непонятным запаздыванием сигнала во времени, или просто его собеседник делал до неприличия долгие паузы. Наконец, то, что говорилось конгрессмену Хельгеру, соединилось в нечто членораздельное: "Сэр, Линда не вышла, не выходит на связь, и я волнуюсь за нее, не сочтите за мнительность с моей стороны, но поверьте, у меня есть причины для волнения, мне трудно сейчас говорить, потому что я не с планеты, а со спутника"... И тут Роберт Хельгер понял - Дж. Паун и есть тот самый Джонни. Это было уже выше его сил.
      
      А может ли кто-то еще, кроме родителей, не хотеть, чтобы она, Линда, летела на Дронт? Нет, конечно же. Всем все равно. А что, если кто-то не хочет, чтобы у Джонни получилось то, ради чего он на Дронте? И он срывает ее отлет, чтобы помешать Джонни? Зная, что в таком случае Джонни забудет все и будет пытаться по всем возможным и невозможным каналам связи найти Линду. А когда у него ничего не выйдет, вернется за ней на Землю. Может такое быть? Может ли кто-то добиваться именно этого? Она не знает. Не знает! Не знает, может ли вообще рассчитывать хоть на какое-то знание здесь. А сумеет ли Джонни вернуться за ней? И вдруг вопрос: а бросит ли он то, что главное для него, ради нее?
      
      Звук ключа, проворачиваемого в дверном замке. Значит, дверь в подвал заблокирована не электроникой, а архаичной механикой? Замок щелкнул, дверь медленно, с долгим скрипом открывается. Линде казалось, что сердце сейчас у нее оборвется.
      
      Кто вошел в дверь?
      
      Вошел Стифф. Быть не может! Стифф! Большой, сильный. Он один нашел ее, сумел, вычислил! Он спасает. Уже спас! Кошмар закончился. Стифф! Линда обняла, прижалась. Не сразу поняла, что Стифф пытается отстраниться, отводит глаза.
      - Линда, любимая.
      - Но как? Как тебе удалось? Раньше всех спасательных и полицейских служб?! Как ты вообще узнал, что меня похитили? Это было очень опасно? Ты рисковал? А где преступники? Нам надо бежать!
      Стифф стоит, медлит, покрывается мелкими, обильными каплями пота:
      - Риск был минимальным... ты в безопасности... я узнал не первым - я единственный, кто знает вообще...
      И тут Линда поняла, но не поверила - не хотела, боялась верить и понимать.
      - Я люблю тебя, Линда. И сделал это из любви.
      - Ты что, серьезно собираешься держать меня в этом подвале, пока я тебя не полюблю?! - Линда уже не знала, кричит она или шепчет.
      - Я, конечно, псих, но не настолько. Понимаю, что теперь потеряю тебя.
      - Не потеряешь, потому что меня у тебя и не было, дурак!
      - Я знаю, не лови меня на слове. Я люблю тебя и хочу... то есть не хочу, чтобы ты исчезла в новой волне хомокреации. Ты посидишь здесь неделю, следующий корабль на Дронт будет только через год. Может, за этот год ты раздумаешь, - Стифф запнулся, - превращаться в чистый дух или еще во что. А этот твой гуру...
      - Стифф, я объясняла тебе, но ты не понял, значит, так и не поймешь. Запомни только: Джонни против того, чтобы я
      
      преображалась,
      
      совершала переход. Переход не хомокреация, это нечто иное. Я хочу быть с Джонни. Получится ли у меня, получится ли у Джонни - я не знаю. Буду ли я счастлива - не знаю тоже. Есть ли что-то, что лучше этого моего выбора? Наверное, есть. Но мне нужно именно это, пойми же ты, наконец.
      - Ты отказываешься от, - Стифф ищет слово, - от полноты жизни, бытия, от неисчерпаемости и красок во имя непонятной какой-то глубины... и глубина эта, не бытия даже, а чего-то, что вроде бы, выше и емче... а вдруг это просто Ничто? Не этим ли и торгует твой Джонни?
      - Ты опять не понял, - Линда вдруг стала спокойной, - я выбираю и то, и другое, и третье, и не обольщаюсь на собственный счет.
      - Я человек классический, так сказать, вульгарный, но у меня есть своя гордость, и я против всяческих дополнений и трансформаций, - срывается, - Да какая там, к черту, гордость! Ради тебя я согласен и на трансформацию, и на переход. Но ведь это же ничего не изменит?
      - Нет, конечно, - Линда теперь говорит сочувственно, - Дело не в новом теле и не в чистом духе, а в любви. Ты для меня так много значишь... я пыталась... пыталась полюбить тебя, но не смогла.
      - Посидишь неделю, - повторил Сифф угрюмо, - корабль уйдет, у тебя будет год подумать, вдруг это тебя спасет, ну, а нет, значит, нет. Я отвечу перед законом, как положено. Ты будешь ненавидеть меня. Но моя любовь к тебе, мне ее достаточно, ее у меня не отнять ни закону, ни тебе... Жаль, что она безнадежная. Но я люблю тебя не для себя... сам не ожидал.
      - Стифф, - Линда робко приобнимает его, - Твоя любовь, я знаю... не знала только, что у тебя так серьезно, - перебивает саму себя, - ее глубины не знала... где мне, не хватило опыта, да и просто ума. Пожалуйста, не обращай любовь в точку опоры для себя, в идею любви, в основание собственной правоты, чтоб не ушла чистота любви. Ладно? То есть, я хотела сказать, не упивайся страданием.
      Стифф оттолкнул ее грубо:
      - Понимало бы что! Лезешь в душу. Выкорчевываешь единственное, что там еще осталось. Выдираешь с корнем нутряное, главное. Валяй.
      Линда с жалостью:
      - Это надо пережить, Стифф. Что ж сделаешь... За ради чистоты любви, получается так.
      Стифф посторонился, освободил выход. Сначала он хотел распахнуть перед ней дверь, этак торжественно, гневно, но удержался от жеста.
      - У тебя получится, - Линда проходит мимо него. - Ты точно сможешь. Да! Разблокируй пожалуйста мой процессор.
      
      Не успела выйти на улицу, как ее обступили полицейские и спасатели со всей своей аппаратурой. Сказала первое, что пришло в голову. Ночь была бессонная, поэтому решила вздремнуть на скамейке, здесь, недалеко, в парке, погода же позволяет. Процессор отключила, чтобы поспать спокойно, хотя бы минут пятнадцать. Она же не знала, что проспит так долго. Кстати, сколько она спала? Боже! И как только она могла забыть подключить свой искусственный интеллект по пробуждении? Вот что бывает, когда у тебя со своим, естественным интеллектом туговато.
      С ней провели все положенные в подобных случаях медицинские тесты и, убедившись, что все в полном порядке, с добродушной торжественностью отвезли ее к родителям.
      
      Мама ругала ее за безалаберность, поражаясь в то же время собственной мнительности - ничего же не произошло, и все ее дурные предчувствия совершенно беспочвенны, могла бы и сразу понять. У папы камень с души, тяжелый и склизкий. Устоял перед соблазном "похищения" дочери, чтобы сорвать этот ее полет на Дронт. Как такое только могло в голову придти?! И ведь начал было уже, начал готовить "спецоперацию". Мистер Хельгер, кажется, впервые понял, что чистая совесть не само собой разумеющееся состояние.
      
      Линда идет в гости
      
      Надо попрощаться с бабушкой. Линда знала, конечно, что та получила от родителей подробнейшие инструкции, как убедить Линду остаться на Земле. Но знала также, что бабушка никогда не принимала ни инструкции, ни самих родителей всерьез. Кстати, бабушка, это так, для краткости. На самом деле она Линде пра-пра-пра- и еще сколько-то раз бабушка. Ей без малого пятьсот шестьдесят лет.
      
      Необходимые, но все же излишне подробные пояснения
      
      Магда Бертсон, бабушка Линды была легендой хомокреаторства. Во всяком случае, для тех, кто считал ее хомокреатором. Это мнение разделяют далеко не все. Иными словами, споры идут по сей день. По ходу жизни Магда меняла тела. Выращивала из своих стволовых клеток новую саму себя, а постаревший мозг раз и навсегда заменила биомоникулярным компьютером, в который были закачаны ее чувства, мысли, воспоминания, все ее неповторимо личностное, все, что ее делает ее самой - Магдой Бертсон. Когда она заменила себе тело впервые, дерзнула воспользоваться спорной только-только появившейся технологией - не воспользовалась даже, а довела до ума, до того самого, биокомпьютерного, как острила она сама. Рисковала, конечно же, страшно. Ее новаторство напугало очень многих. Не на Магде ли и закончится человек? Где гарантия, что это именно Магда, а не высокоорганизованное биочучело Магды? И по силам ли биокомпьютеру сохранить, воспроизвести, а если называть вещи своими именами, быть Магдой?! "Что вы, что вы, - я не так уж и сложна, и неисчерпаема - биокомпьютер запросто справится. Может, даже сделает меня несколько глубже как личность. Точно! Будем сие считать моим личностным ростом". После первой же такой замены тела родственники подали на Магду в суд. "Замена" съела целое состояние, а Магда и не скрывала, что не собирается останавливаться. "Стану я ждать, когда человечество соизволит, наконец, найти способ стать бессмертным! Я
      
      уже"
      
      ! Родственники оказались перед перспективой остаться без денег по вине слишком уж жизнелюбивой бабушки. Она, меняя тела, будет проживать одну жизнь за другой, действительно, до бесконечности а они, следовательно, просто-напросто, не доживут до трогательного момента вступления в права наследства. А средств на такие "замены", при всем ее богатстве, хватает только на нее - детей и внуков она с собой в новую жизнь, получается, взять не может. "Мама, ты чудовище"! "Извините, дети, очень хочется жить". "Мама, ты нас не любишь"! "Бабушка, ты нас не любишь"! Магда задумалась: "Люблю. Конечно, люблю. Но всему есть пределы". "Чудовище"! Магде стало неловко, попыталась было в своем стиле: "Кажется, после второй "замены" у меня несколько обострилась совесть, - задумалась. В глубокой задумчивости: "Если это действительно так, и, если это не случайность, а тенденция, так сказать, "вектор", то через две-три замены я, дети, отдам вам все деньги, и вы тоже начнете жить вечно". У дочери началась истерика, сыновья Магды сказали, что ноги их не будет в ее доме. И тут ее осенило: "А технологии-то дешевеют! Когда я делала первую замену, это было по карману только миллиардеру, вторая замена уже доступна простому миллионеру. Так что спокойно продлевайте себе жизнь посредством генной инженерии, ведите здоровый образ жизни, избегайте излишеств и доживете до той поры, когда "замена" станет доступной и среднему классу. Тем более, что на это в будущем, наверное, станет можно брать кредит". Окончательно успокоившись: "В общем, доживете до вечности... так ли, иначе". Пресса заклеймила Магду, чего стоили такие заголовки как: "Магда Бертсон идет в бессмертие по трупам самой себя", или "Эта женщина пахнет серой", или "В вечность идут лишь одни чудовища". Магда и ухом не повела: "Почему женщина может менять костюмы и платья хоть каждый день, а я всего-то раз в восемьдесят лет меняю тело, и все чувствуют себя несчастными - и ученые, и правоведы, и святые отцы". Из-за этого стиля Магды Бертсон общество с нею, в конце концов, так ли иначе примирилось. Стиль оценили даже ее идейные враги. Правда, нельзя сказать, что людям того времени совсем уж не хватало развлечений, но Магда здесь оказалась незаменима.
      Магда выращивала новую саму себя из своих стволовых, но это были клетки восьмидесятилетней женщины. Она обрекла себя на вечную старость. (Одна из причин, почему у нее было очень мало последователей.) "Что же, - вздыхает Магда, - все-таки лучше, чем ничего".
      Она боролась с "вечной старостью", кривлялась, "показывала ей язык". Так в одну "замену" она конструирует себя юной девственницей, в другую - роскошной женщиной-вамп - дает бой вечной старости на своем поле. Но генетически все эти Магды все равно остаются восьмидесятилетними старухами. Юная девственница должна предвкушать любовь, жаждать любви, но, на самом-то деле, все мертво. Женщина-вамп должна пить кровь из своих мужчин, ей нужны приключения и жертвы, но сил восьмидесятилетней Магды хватает лишь на склоки со своими потомками.
      Те, кто пошел по следам Магды, именно на этом и сломались, одна-две "замены" и "сошли с дистанции". Магда же выдержала. Продолжала. Зачем? Из принципа? Назло тем, кто считал все эти ее "переодевания" мерзостью? Иногда ей казалось, что все эти ее девственницы и вампы - все ж таки победа. Да! в меру ее не слишком высокого вкуса, но победа. "Сила духа в сочетании с дурным вкусом дает потрясающий результат", - язвит, но радуется этой своей победе Магда. А иногда ей виделась в этом только собственная бездарность; она не одолела безысходность, лишь сделала ее непристойной, похабной. И что, добавим еще косметики поверх мертвечины? Или же плюнем на все и засчитаем все это за пародию на саму себя?
      Суть иска детей к Магде Бертсон сводилась к тому, что носительница сознания их матери не есть их мать. А тела, меняемые ответчицей, не имеют отношения к Магде Бертсон - они лишь результат своеволия и извращенной фантазии носительницы сознания, Магда Бертсон умерла в результате первой своей "замены".
      Магда к началу судебного заседания сделала внеочередную "замену", дабы явиться в суд в виде респектабельной леди, носительницей того, что можно назвать роскошной, патрицианской старостью. Адвокаты специально крючкотворствовали, оттягивали начало процесса, чтобы Магда успела. В самом деле, не "вампом" же ей в суд приходить, не нимфеткой.
      Суд затянулся несколько, точнее настолько, что истцами уже были не дети, а внуки Магды. Интересы обеих сторон представляли не те адвокаты, что начинали процесс, а их потомки.
      Претензии к телу были отметены быстро: генетические экспертизы показали - все тела, это Магда. С сознанием и самосознанием получилось сложнее, как и следовало ожидать. Ряд экспертов сказали "да", но был другой, еще более длинный ряд, и они сомневались, может ли биомолекулярный компьютер гарантировать стопроцентное тождество личности, а с учетом череды "замен" накопились, могли накопиться погрешности. А если погрешности, это уже не Магда, а Магда-штрих. В таком случае, сохраняется ли ее право- и дееспособность в полном объеме? В качестве экспертов были привлечены как исследователи, изучающие проблематику хомокреаторства, так и сами хомокреаторы. Если Магда докажет, что она хомокреатор, ее позиция станут практически неуязвимой. В том, что креатор остается собой, сколько бы он ни пережил трансформаций, к этому времени никто уже в мире не сомневался. Адвокат говорит, что надо доказать-постараться, что она, хотя бы, предтеча хомокреаторов. (Она начала раньше!) Но хомокреаторы не хотели признавать Магду своей. У них-де высокие цели, они раздвигают рамки человеческой свободы, совершенствуют не только функции, но и саму суть человека. Они, мол, творят и это творчество, о котором не мог мечтать ни один из величайших творцов за всю историю человечества. Они колонизируют космос, в конце концов, а здесь что? старушка вцепилась в жизнь, не хочет отдавать, и деньги, кстати, не отдает.
      Магда, не дав и рта раскрыть своему адвокату: "Это что же у нас получается, если б я обзавелась жабрами, отрастила бы крылья, разжилась каким-нибудь хитиновым панцирем, или же просто, так сказать, по-домашнему, добавила себе пару-тройку влагалищ, никто бы не сомневался, что я это я"?! Судья сухо сказал, что юридически дело обстоит именно так. И тут Магда начала, ей уже неважен исход дела, ее захватил азарт: "Я преклоняюсь, конечно, перед хомокреаторами, перед их дерзостью, а они еще к тому же действительно обживают космос, за ними будущее, кажется, это вроде как единственный шанс человеческой цивилизации жить долго, пережить Солнце, стать всесильным, и так далее и так далее, но благодаря креаторам, у нас опять в моде идеологизированные мозги, а мы не заметили. Только не говорите мне, что на этот раз идеология правильная! Если что нас и погубит, то только наша правота. Креаторы молятся на многообразие и неисчерпаемость. Но сами они предлагают штампы, набор штампов неисчерпаемости, пусть выбор штампов действительно очень большой, большой как никогда. Они восхваляют "просто жизнь" и не заметили сами, как сделали "просто жизнь" смыслом этой самой жизни, и смысл этот, сколько бы он ни трубил о собственной терпимости, ревнив и очень обидчив. Они говорят об абсолютной свободе и не заметили, как превратили такую свободу в дубину, которой гвоздят простую, несовершенную свободу... мою свободу. Почему ваша свобода начинает уже вытеснять личность? И не надо сейчас в сто тысяча первый раз, что личность для вас превыше всего! Я понимаю, вы не хотели - так само получается. Вот что погубит нас! Пусть даже если мы не заметим, что нас погубили, продолжим творить, совершенствоваться, наслаждаться. А разрешите мне просто-напросто быть собой. Пусть вы лучше и выше меня... но все равно, разрешите. Вы лепите из нуклеиновой пыли, кто ж против? Но ваша претензия слепить мне новую душу"...
      Магда внезапно выдохлась, засмущалась, пробормотала: "В общем-то и не в креаторах дело, м-м, да".
      Адвокаты истцов под аплодисменты находящихся в зале хомокреаторов потребовали провести психиатрическую экспертизу. Философ Столман, тогда совсем юный, еще не признанный лидером интеллектуального крыла хомокреаторов, подошел к Магде и пожал ей руку. Получилось театрально, конечно, но он был искренен.
      Адвокат Магды спокойно, подчеркнуто буднично попросил провести сравнительный анализ текстов, устных выступлений, интервью, шуток, выходок авторства Магды Бертсон до первой ее "замены" и, опять же, Магды Бертсон в каждом ее воплощении. Родственники Магды предоставили суду записи всех их скандалов с Магдой, надеясь, что это пригодится и для психиатрической экспертизы.
      Все эксперты после длительных проверок-перепроверок пришли к общему мнению - и до первой " замены", и во всех "воплощениях" мы имеем дело с одним и тем же человеком, имитация исключается.
      Один из экспертов монотонно, по пунктам зачитывал константные, незыблемые черты личности Магды Бертсон, в том числе: нарциссизм, эгоцентризм, мания величия, остроумие в сочетании с занудством, самолюбование, самоирония как способ самолюбования... Магда радостно кивала при оглашении каждого пункта и бросала победоносные взгляды на истцов.
      
      Итак, Магда отстояла свои права, но очень многих смущала моральная сторона проблемы. Действительно, получается, "вцепилась в жизнь". А как надо, уточняет Магда, пожил сам, освободи место, дай другому? Но речь идет о твоих детях, отвечали ей. А прецедент уже был, вот, пожалуйста, трагедия, Магда показывает книжку, родители царя Адмета, не смогли пойти в тартар вместо сына. И у них были аргументы. И логика была, и даже сознание правоты. Это вам не Столман с Брауном. Это Еврипид, между прочим! В случае же моих деток, речь не о преждевременной смерти, здесь выбор между неимоверно долгой (слава генной инженерии!) жизнью и моей весьма сомнительного качества вечностью.
      Наедине с собой Магда, бывало, пыталась себя переломить и отщипнуть от своей вечности в пользу тех своих детей, внуков, правнуков которые этого хотят. Но она не могла.
      Семья Линды - первое поколение потомков Магды, которое не требовало с нее ничего.
      
      У бабушки
      
      Магда была в новом теле. "Не подумай только, что это я к специально к твоему приходу, - чмокнула Линду в щеку Магда, - проходи, садись, да не сюда, лучше ближе к камину". Линда не сразу сообразила, что Магда теперь в теле самой себя - той, что была до первой "замены". (У родителей в семейном архиве сохранились кое-какие фото и видео материалы с той, изначальной Магдой.) Линду поразила неуверенность, неестественность ее движений. "Да, милая моя, - поняла ее Магда, - новое тело приходится довольно-таки долго обживать".
      Проговорили до самого вечера. Уже прощаясь, Магда сказала:
      - Отговаривать тебя, Линда, как ты, наверное, понимаешь, я и раньше не собиралась, а теперь тем более. Насчет же твоего "преображения" или как его, "перехода"? Может быть, твой Джонни и неправ, что тебе не надо. Мне кажется, это твое, для тебя. Я бы на твоем месте уж точно... Ладно, сама разберешься. Жаль только, если все равно, если... - Магда замолчала.
      - Если это все окажется пшиком, ты же об этом, Магда? Ты считаешь, я хочу абсолюта? - задумалась, - Я и в самом деле хочу его именно. Только сейчас поняла. Надо же!
      - Я прожила много жизней уже и проживу еще множество, м-да. Есть ткань, поток жизни, есть ее глубина. Высшие смыслы, те, что над жизнью тоже есть. И абсолют, недостижимое... Но не в них, не в них дело.
      - А в чем же тогда? В чем? - Линда не понимала.
      - В том, наверное, чем ты не сводишься ко всему этому, и к абсолюту не сводишься. Если ты вдруг не сводишься, - улыбнулась, - но это я заключаю не из опыта, где уж мне. - Дорасти до "несводимости", выхватить ее... Несводимость к абсолюту, а заодно и к отсутствию абсолюта, - состроила гримасу, - надо же, как я сказала, надо будет записать, - тут же, - Пригубить и от абсолюта и от его невозможности... и чтобы все это было еще и не назло истине? Так вот, если у тебя получится через переход, благодаря переходу. Честно сказать, я не очень-то верю. Но, возможно, я не права. Так хочется быть неправой.
      - Но Джонни, - говорит Линда, - у меня есть Джонни.
      - Я любила много и разнообразно. Были люди, были хомокреаторы. Среди тех и других были разные, всякие; были нелепые, были гении, были добрые, были веселые, занудные, да, и были не только мужчины. Не было лишь самой любви. Я любила себя в любви, любила саму любовь, в лучшем случае, а это все же не то... как оказалось. Так что, дай тебе бог, - И тут же, во избежание пафоса, - Надеюсь, родители тебе объяснили, как предохраняться?
      
      Цикады
      
      Линда возвращалась от Магды уже в сумерках. Какой тихий, ласковый вечер. Как вкусен воздух. А вот уже ее улица. Огоньки в окнах коттеджей и голоса цикад в садах, средь которых стоят коттеджи. Линда вошла в свой сад, пение цикад шло от самой травы и поднималось по грудь Линде. Это, должно быть, последние цикады, потому как осень, да? Линда поймала себя на том, что не знает, когда перестают петь цикады, никогда не обращала внимания на это. Светится абажур сквозь занавески у них в столовой. Линда знает, ее ждут. И почему вдруг все это должно исчезнуть через два дня уже? Почему она никогда не увидит этого больше? А что, если все это потеряет смысл, сок, вкус для нее? После перехода? Независимо от перехода?
      
      Дом
      
      Все трое сейчас за столом. Молча пьют утренний кофе. Родители, все, что ни делают они в эту неделю, - прощание с ней. И этот завтрак в тишине тоже прощание. Мама подливает ей из крошечного кофейника. Сколько Линда помнит себя, у них всегда был этот кофейник. Отец, почему он уже стареет. Стареет? Как странно. Он всегда был для нее... да нет, ничем он особенным не был, не надо, наверное, сейчас, под впечатлением минуты. То есть, она не увидела, пропустила, не угадала в нем? Не смогла, поленилась? Эта его натруженная вена на левой кисти, хотя он никогда не держал в руках ничего тяжелее книжки (он обожает бумажные книжки). Вена уходит вверх, по запястью. В детстве Лине нравилось гладить ее, пыталась почувствовать пальцами кровоток этой вены, но у нее не получалось. И это было ей почему-то смешно.
      
      Нэнси призналась
      
      Линда вошла в свою спальню, когда Нэнси еще не закончила уборку. На правой руке у нее сейчас вместо "человеческой" кисти сопло пылесоса.
      - Нэнси, признайся, в прошлый раз ты случайно не засосала мою сережку?
      - Хотела тебе отдать после уборки, чтобы случайно снова не засосало. - Левой рукой достает из передника сережку и отдает. - Держи в руках, пока я пылесошу.
      - Хорошо, - улыбнулась, - Знаешь! А оставлю-ка я тебе. Будем считать, что на память.
      - Я все же скажу тебе, Линда, - Нэнси выключила пылесос, - Потому, что ты улетаешь, - замолчала. Линда отметила про себя, что андроидов научили делать довольно эффектные паузы.
      - Когда-то я была человеком.
      Первая мысль Линды: надо сказать родителям, чтобы вызвали сервисную службу, пусть проверят у Нэнси настройки и почистят контакты.
      - Человек, который решил стать андроидом. Представь.
      - ?
      - Это не так и сложно. Нужно только заменить биологию биомеханикой, постепенно, конечно, но полностью. А затем убираем мозг, оставляем только искусственный интеллект.
      - Я не понимаю.
      - Так проще. Я довольна. Я этого хотела, и я довольна. Ни сомнений, ни мук, ни боли. Ни мышления, ни души. Ты не представляешь, как легко, как хорошо без души. Вспомни об этом, когда у тебя ничего не получится на Дронте. Когда ничего не получится с Джонни. Надеюсь, мой опыт поможет тебе. Я же счастлива, видишь. То есть, если бы андроиды могли быть счастливы, я была бы счастлива. Не лови меня на слове, не в слове дело и не в прочих хитростях искусственного интеллекта. Мне так, как должно быть именно мне. И это главное.
      - Это что, отрицательная трансформация?
      - Таких, как я, уже много и будет еще больше.
      - Скажи, - Линда спрашивает требовательно, жестко, - родители знают?
      - Только мать.
      
      Линда переживет и это. Что же, скелет в их семейном шкафу.
      
      Гримасы богов
      
      Авто внезапно приземлился рядом с ней, у самой кромки тротуара. Линда вздрогнула. (Еще бы, после той истории со Стиффом.)
      - Линда, привет! - из машины выскочил Том Джонсон. Да, тот самый Томи! - Линда, как я рад!
      Они сели в маленьком кафе здесь же, неподалеку. Томи это первая любовь. Первая влюбленность, тут же поправила себя Линда. Она, конечно же, рада его видеть, почему бы и нет. Но почему он уж так, неестественно даже, рад? И почему сейчас настолько сентиментален? На него не похоже. (В тогдашних их отношениях она была влюблена куда сильнее, чем он.) Он прощается? Он последний день здесь?
      "Последний день среди вас всех". - Томи считает, что внес ясность. Слово за слово, выяснилось, Томи решился на трансформацию. Ему тяжело далось, но теперь все сомнения, страхи позади, и он счастлив.
      - И что же ты выбрал, Томи? Кем теперь станешь?
      - Это так сразу не объяснишь, - начал было Томи.
      - Каким-нибудь жуком или же наоборот, сверхчеловеком?
      - Я выбрал нечто мифологическое. Можешь себе представить?
      - И кем же ты будешь в таком случае? - Линда попросила подсказку у своего искусственного интеллекта, - Зевсом-громовержцем или, напротив, чем-то хтоническим? - Далее она говорит фразу, за которую ей сразу становится стыдно. - Неужели так тошно сидеть на безусловном доходе? Ты ж только начал.
      - Ты не поняла, Линда. Я не от скуки. Просто меня тошнит от вашего мира. Я хочу, давно уже хочу выйти из мира людей, в силу своей человеческой ограниченности мнящих себя естественными, и амбициозных, возомнивших, что превзошли человеческие цели и смыслы, хомокреаторов. Да что там "выйти"! Это бегство. Знаю, сейчас ты скажешь, бежишь от мира, используя технологии этого самого мира, так? Здесь противоречие, согласен. Но это будет последнее мое использование технологий вашей цивилизации.
      - Я действительно не понимаю.
      - Но уходить от цивилизации в природу глупо и утопично, согласись. Это тупиковый путь. Вспомни движение "природосообразных хомокреаторов". Я же нашел выход - уйти от цивилизации в то, что и выше природы, и вне цивилизации. Ты слышишь, вне! И потому, получается, выше? Я не боюсь, что зазнаюсь. Потому как для меня здесь главное, что именно вне. Вне культуры с ее предельным и относительным, с ее истинами и утопиями, с ее Добром и Злом, - не давая Линде вставить слово, - Понимая при этом все, но понимая извне. Скажешь, а разве это "извне" не дает человеческая рефлексия? Только мне-то нужно нечеловеческое извне! Мне нужен скепсис античного бога. Всепонимающий скепсис.
      - На это ты мог бы претендовать и без всякой трансформации.
      - Нет.
      - Неужели так уж трудно убедить себя, что ты скептичен и все понимаешь?
      - Мне ни к чему миражи, для этого есть человеческое. Человек создал целую культуру миражей. По мере роста могущества человека миражей становится только больше. Мне нужна подлинность бога. Подлинность, что может быть подлинностью одного только бога! До сих пор "бог" у хомокреаторов был лишь метафорой, синонимом сверхчеловека, я же стану богом без кавычек, понимаешь?!
      - Стой-ка! Томи, а при чем здесь трансформация? Что ты должен отрезать у себя или что присобачить к себе, дабы стать богом?
      - Ряд операций на мозге. Сложная методика изменения сознания.
      - Томи! - вскрикнула Линда. - Ты же станешь не богом, а статуей бога. Ты видел такие в музее - с мраморными невидящими глазами.
      - Ха! Поверила! Генетические модернизации, открывающие дорогу к бессмертию. Манипуляции с генами, призванные вызвать бессмертие. Поняла? Да, это спорная методика, но я подписал согласие на эксперимент. Мне терять нечего. Я буду бессмертным, следовательно, у меня будет сознание бога. Но чтобы это было сознанием бога, а не просто бессмертного человека, там запланирован еще целый ряд трансформаций сознания, самосознания, поэтапно, конечно, и кое-что надо будет сделать с телом, - и снова взвинтив себя. - Мне терять нечего!
      - А ты и не потеряешь. Ты же не будешь знать сразу, стал ли бессмертным, а сознание бога уже при тебе. Правда, потом может возникнуть разочарование.
      - Как была полузнайкой, так ею и осталась. Бессмертие есть прекращение старения клеток. Тестируется легко.
      - Томи, я много чего не знаю и смутно представляю античность, но разве античные боги могут быть иступленными? - ей вдруг стало жалко Тома.
      - А вот не надо! - Тома возмутила ее жалость, не такая и сильная, кстати.
      Попрощавшись с ним, она понимала, что уже опоздала из-за него. Ничего, возьмет такси. Она думала о том, как странно: в ту пору, когда они дружили, она не видела в нем того, что сделало бы его сегодняшним Томом. Потому, что была влюблена? Не видела, или действительно еще не было в нем зерна теперешнего Тома? Они оба были глупы, наивны. Но их чувства были чисты, свежи. Чистоту и свежесть принять за любовь? До знакомства с Джонни она и представить себе не могла, что задастся таким вопросом. В начале спора с Томом ей казалось, он сейчас позовет ее с собой, ну, да, "в боги" (это она переключает мысль на другое), на Олимп, пить амброзию. А ему лишь бы выплеснуть на кого-то свою правоту. Так и надо ей, размечталась, Линда принуждала себя к самоиронии. Неужели, чтобы не думать о том, не есть ли идея Тома пародия на то, к чему хочет пробиться она? А что, если и не пародия, а оно самое и есть. Независимо от того, выберет, не выберет ли она для себя переход. И она поняла сейчас, что не станет обсуждать это с Джонни. Она должна сама.
      
      Наставники
      
      Дверь открыла служанка-андроид. Предупредила: мистер Хоген не один. Линде вспомнилось, что в старых фильмах живые, "человеческие" служанки именно с такой интонацией и говорили: "Хозяин сейчас с дамой". Линда прошла в гостиную Хогена (именно к своему наставнику она шла и опоздала из-за Тома). Дэвид Хоген утопал в любимом своем кресле, как всегда растрепанный, но со свидетельствами того, что попытки причесать свою седую шевелюру он предпринимал. Худые длинные ноги, как всегда, покрыты стареньким желтым пледом, над которым он вечно подтрунивал, называя его шотландским. Если б вся эта экспозиция была всерьез, наверное, вышел бы некий штамп на тему "непризнанного гения" или еще чего-нибудь в этом роде, но у Хогена это самоирония.
      Хоген кивнул ей и приложил палец к губам, дескать, не надо мешать страстной речи щупленького человечка преклонного возраста, что, несмотря на возраст, отчаянно жестикулирует, бегает взад-вперед от кресла с Хогеном к окну и обратно. Линда тихонечко села на свое всегдашнее место в этой гостиной. Понимала, конечно, села бы она громко, демонстративно, с опрокидыванием тяжелого стула на старый скрипучий паркет, или же невзначай сбивая локтем большую старинную вазу двадцать пятого века, это ничуть не отвлекло б человечка от произнесения страстной речи, отчаянной жестикуляции и беготни по комнате.
      - Понимаю прекрасно, - ораторствует человечек, - колонизация непригодных для жизни планет - единственная надежда для человечества. Экзопланеты вне досягаемости на сегодняшний день. А большинство из них не будут досягаемыми для нас никогда. Да и не верю я, что человечество так вот, разом, возьмет и снимется с насиженного места, переедет в иную планетную систему или же в соседнюю галактику как в новую квартиру. Романтично, конечно, но утопично. А так, как сейчас - ползком по Вселенной, век за веком, тысячелетие за тысячелетием, что-то получится, уже получается, да! Не слишком-то славное будущее, но будущее только это. Экозопланеты редкость, на всех не хватит, а обычных планет пруд пруди.
      Лицо человечка показалось Линде знакомым. Вряд ли она могла его знать. Просто он кого-то напоминает. Сообразить бы еще, кого именно.
      - А чтобы жизнь на планетах, на жизнь не рассчитанных, была не просто экстремальной экспедицией, - продолжает человечек, - не экспериментом по выживанию, а именно жизнью, обыденной, повседневной, приятной, приемлемой для сохранения и воспроизводства человеческой цивилизации, человек должен перестать быть человеком. Он обзаводится все теми же жабрами, дополнительными сердцами и легкими, сверхпрочным костяком, неуязвимой для космического излучения кожей, словом, по ситуации.
      - Ну, жабры, - отвечает Хоген, - если уж без этого никак. Ну, иной состав крови, раз уж так надо. Ну, мерзнем немного, когда температура на планете Х вдруг понижается аж до плюс четыреста двадцати пяти по Цельсию. Но разве человек от этого перестает быть человеком? Да и осваивает он все эти миры и планетные системы, приспосабливает себя к ним, движимый вполне человеческой мотивацией: жажда нового, страсть к открытиям, творчество, самоотверженность, самопреодоление, наконец, долг, созидание, жажда будущего, забота о судьбе человечества, как, продолжить?
      - Достаточно, - жестикулирует нетерпеливый человечек. - Разве все это не есть человек? Разве это не человеческое. Не продолжение человеческого? Пусть и в новых формах человеческого.
      - Хомокреаторство начиналось как расширение, углубление человеческой природы и свободы, как новый уровень многообразия человека, так? Но, став средством колонизации космоса, оно в скором будущем поставит крест на универсализме человеческой цивилизации! Неужели так трудно представить? Его нельзя было превращать в средство!
      И тут Линда поняла вдруг, кого напоминает ей сегодняшний гость Хогена - философа Столмана. Сколько раз она видела его на экране. В следующий миг потрясенная Линда поняла, это и есть сам Столман, Глен Столман - идеолог хомокреаторства.
      - Что, скажи мне, дорогой Дэвид Хоген, объединит человека с жабрами, что живет на планете, покрытой океаном, строит свои города на дне, и человека, что где-то на другом конце Вселенной обзавелся тремя парами рук или еще чем похуже, получше, то есть, живет под зеленым небом, смастерил свое тело таким образом, что оно может свободно дышать смесью углекислого газа и азота и еще к тому же вырабатывает электричество. Что удержит их вместе?
      - То, что они люди, наверное. И у них, и у нас, оставшихся на Земле, и у тех, кто в классическом своем человеческом образе будет осваивать экзопланеты - общая культура, общая историческая память, наконец.
      - Как же! - рассмеялся Столман. - Один, поколение за поколением рождается, умирает на дне морском, а ты хочешь удержать его возле себя Кельнским собором?! Другой видит в сто раз лучше тебя, слышит в сто раз больше, у него давно уже какие-нибудь фасеточные глаза, не говоря уже о ясновидении, плюс обоняние собаки, к тому же на зеленом его небе десять лун и пара солнц, а ты почему-то уверен, что земная живопись, земная музыка, земная поэзия, благодаря которым ты и стал собой, человеком, мыслителем Дэвидом Хогеном, хоть что-то будут значить для него, вызовут у него чувства сколько-то отличные от непонимания, равнодушия, если не отвращения! Человек человеку инопланетянин. Вот что нас ждет через несколько поколений космической колонизации силами дополненных людей. Не получится ли так, что Земля породит ряд условно-антропоморфных цивилизаций с перспективой уступить им сцену, уйти в тень? А я еще к тому же не снимаю вопроса, будет ли, остается такой человек человеком вообще.
      - Но человеку, какие бы причудливые формы он ни принял, по дерзости или же по необходимости, все равно придется в своей жизни осуществлять совокупность каких-то экзистенциальных выборов, определяться, что есть Добро, что Зло. Даже если ты, предположим прав - Культуры не хватит. Может, действительно не хватит. Но есть то, что выше Культуры. Человек, будь он в чешуе или в панцире, все равно будет искать истину, размышлять о смысле собственной жизни, мучиться над непостижимостью бытия, жаждать абсолюта, подозревать изъян в абсолюте, да мало ли...
      Столман театрально захохотал.
      - А если и не удастся сохранить единство человечества, его, как ты изволил, универсализм - жаль, больно, горько... но... - Хоген хотел сделать паузу, но у него не получилось. - У всех этих человечеств есть, остается шанс сохранить человечность. Пусть вне единства, вне антропоморфности, лишь бы была человечность.
      - Я не смеюсь своим фирменным смехом только потому, что уже делал это в сегодняшнем нашем споре, не люблю повторяться. Так сказать, во избежание тавтологии, - чувствовалось, что Столман уже устал.
      - Скажи, Глен, если б ты тогда, в самом своем начале знал о таких последствиях хомокреаторства, ты бы отказался от него?
      - Вряд ли, - помолчав, ответил Столман (он уже не бегает по комнате). - Сам же я, по всему судя, уже довольно скоро отвечу за все. Это я о давнишних экспериментах с собственным мозгом, ну ты помнишь. Пожизненная терапия позволила мне не сойти с ума и не сдохнуть, но, кажется, она скоро будет и не нужна. По естественным причинам.
      - Прекрати.
      - Нет, Дэвид, я серьезно. Всем, поигравшим с собственным мозгом, не повезло. Сохранить продолжительность их генномодифицированной жизни не удалось даже нашей медицине. Что особенно обидно, с учетом того, что именно хомокреаторство неимоверно ускорило прогресс этой самой медицины, - меняя тему, - Понимаю, я сегодня немного увлекся, человек в любом случае сохранится и на Земле, пока она есть, и на экзопланетах, очень хотелось бы верить. Но в любом случае наше человечество будет периферией нового мира. А природа поставила предел нашим манипуляциям с генами, ограничила нас в нашем глумлении над ДНК. Пусть, казалось бы, пример моих коллег говорит об обратном, но пределы все ж таки есть. К добру ли это? Не знаю. Хотелось бы, чтобы у нас получилось хотя бы с бессмертием. Не идти же нам к бессмертию, вцепившись в подол Магды Бертсон, в самом-то деле. Как ты, понимаешь, я уже не для себя стараюсь... да. Кстати, а как там твой ученик?
      - Рано еще говорить о чем-то определенном, но здесь у нас претензия на то, чтобы выйти за рамки дихотомии "человек - дополненный человек", в которую мы все, так сказать, всей планетой и уперлись. Но если у Пауна получится хоть что-то....
      Они говорят о ее Джонни?! Но почему она не знала, что Джонни ученик Хогена? И при чем здесь Столман?
      - Боюсь только, как бы метафизика не победила у него физику, несмотря на то, что она квантовая, - начал Столман, - Ему нужно то, что мы, эвфемизмом прикрывшись, называем переходом, попыткой человека получить принципиально новый уровень свободы от материи, оставаясь именно человеком... а Джонни все чаще и чаще рассматривает сие как попытку, как там у него?
      - Посмотреть на предельные наши вопросы с "другой стороны", "выйдя за", "с изнанки". Попытаться перескочить через предельное, последнее, абсолютное. Не постичь непостижимое (он же считает себя реалистом), не достичь недостижимого, не выхватить истину, а пробиться сквозь них.
      - Он ничего не найдет. Почему ты не объяснил ему, Хоген? Нет никакого "за".
      - Мне, кажется, он это знает. Насколько я понял, он отдает себе отчет, что дальше - ничего. Но он хочет новой глубины этого ничего.
      - Зачем? - хмыкнул Столман.
      - Очень неправильный вопрос. Чиркнуть собою-спичкой об эту сферу. И при чем здесь твое "зачем"? А еще он надеется высветить преодоленное им, добавить что-то такое преодоленному или его отсутствию, если здесь все же отсутствие.
      - Добавить тому, что выше и глубже него? Добавить то, чего не имеет сам? - задумался Столман.
      - Примерно, - Хоген пытается скрыть волнение.
      - Не к добру все это. Чует мое сердце, не к добру.
      - Мне тоже кажется, что не к добру, но несколько по другой причине. А ты, Глен Столман, пусть ты и гений, конечно, но все-таки филистер. Но ты в голову не бери, потому как Джонни, слава тебе господи, знает об эксперименте и о своей свободе в нем не все, далеко не все.
      - Для эксперимента нужна вера в успех, вера в свою правоту, а уж никак не то, что развел тут Джонни... Понимаю, конечно, сейчас ты скажешь: его неудача будет очень важна. Согласен. Но нам-то нужна "удача" и только она.
      - Как бы нам только не сделаться со всеми нашими "удачами", не стать по дороге нашей от победы к победе, пусть всесильными, пусть свободными, но все ж таки плоскими, - начал было Хоген.
      - Может, ему лучше так и остаться в переходном своем состоянии? Так оно как-то спокойнее будет. К тому же, сдается мне, что ты, Хоген, все меньше и меньше можешь его контролировать. И эта его любовь. Говорил я тебе, не надо было разрешать ему все эти годы выходить на связь с кем бы то ни было на Земле. Нет, даже я, филистер, не против любви, но как-то это не вовремя. Кстати, кто она?
      - Кто ж ее знает, Джонни у нас такой скрытный, слова не вытянешь. Кстати, если она действительно любит его, я ей не завидую. Завтра в открытом доступе появится окончательный список пассажиров транспортника, отправляющегося на Дронт, тогда и узнаем. Вряд ли туда летит так уж много женщин. Я представляю примерно вкусы Джонни. Так что по одним уже только их фото и биометрии нетрудно будет вычислить. Мы успеем ее проинструктировать. Линда, куда ты?
      
      Эпилог
      
      Что же, пора. Папа сядет за руль машины, и они поедут на космодром. Линда попросила, чтобы именно ехать, а не лететь на их катере-флаере. Мама хлопочет над вещами Линды, что давно уже собраны - все пытается хоть чем-то занять себя. Папа, наверное, специально пошел к машине раньше срока и долго возится с ней, чтобы избежать тягостных пауз и разговоров "ни о чем" перед дорогой.
      Звонок в дверь. На пороге робот-разносчик: "Посылка от бабушки Магды. Пирожки на дорожку". Линда и мама переглянулись: "Магда в своем репертуаре". И почему-то вдруг ушло напряжение, им стало легко. Папа машет со двора: машина готова. "Ты иди, мама, садись. Я сейчас".
      Линда поднялась в свою комнату. Больше она никогда не зайдет сюда. Теперь она точно знает это. Хоген, Столман, вообще Земля - почему даже в самых высоких, в самых главных замыслах наших есть какая-то нечистота? Почему даже лучшее получается с примесью чего-то недоброго, низкого даже? А замысел надо воплощать. Обязательно. Только зря они все обольщаются, будто будут определять меру и степень свободы Джонни, воплощающего замысел. Здесь их ждет сюрприз. Это Линда им гарантирует.
      
      
      Леонид Ашкинази
      
      Вавилонская библиотека
      
      Короткая история этого не длинного текста началась с загадки. Возможно, это была и не случайность, возможно, она имела какое-то отношение к сути дела. Может быть, я "сунул нос", куда не следовало. Не знаю. Но, допуская это, или, скажем так, не осмеливаясь отрицать такую возможность, я считаю правильным сообщить и об этом тоже. Так вот, вчера, когда я уже видел перед собой первые три абзаца, мне пришлось прерваться - приближалось время занятия со школьниками, занятия по физике. Ситуация сейчас, в апреле 2020 года, такова, что мы ведем занятия дистанционно - а у меня еще не все было для занятия готово. Да хотя бы то, что - как я уже понимал, - мне потребуется. Занятие прошло нормально. После занятия я немного поработал с бумажной литературой (у меня хорошая библиотека), и кое-что посмотрел в Интернете - не на все вопросы, которые задают мне участники, я могу достаточно подробно ответить сразу. Это важный и радующий меня факт, говорящий о вечности мироздания. Когда я сделал все, что хотел, и собрался вернуться к тексту, то обнаружил, что я его не вижу. Я умею находить в компьютерах стертые тексты; но этого набора трепещущих от вожделения букв не обнаружилось. Могло ли быть так, что мне эти три абзаца привиделись?
      
      Вообще-то этот текст был задуман, или, скажем честно - зафантазирован, как приношение, но текстовое, а не музыкальное, дань восхищения фантазией Хорхе Луиса Борхеса и остолбенения перед нею. В своей безграничной щедрости Он сообщает нам следующее. Вселенная - некоторые называют ее Библиотекой - состоит из огромного, возможно, бесконечного числа шестигранных комнат, с широкими вентиляционными колодцами, огражденными невысокими перилами. Устройство комнат неизменно: двадцать полок /.../ на каждой полке - тридцать две книги одного формата, в каждой книге четыреста страниц, на каждой странице сорок строчек, в каждой строке около восьмидесяти букв черного цвета. /.../ Пунктуация ограничивается запятой и точкой. Эти два знака, пробел и двадцать две буквы алфавита составляют двадцать пять знаков. Библиотека существует извечно. В этой истине, прямое следствие которой - грядущая вечность мира, не может усомниться ни один здравый ум. Конец цитаты.
      
      Кстати, в переводе на русский вместо "комнат" ошибочно указано "галерей", а вместо "пробел" - "зазор между буквами". Как говорят в Интернете - переводчик, выпей йаду.
      
      Мы же, взяв из слабеющих ручонок посуду (чтобы не разбилась), пойдем дальше. Из приведенных выше цифр можно сделать некоторые осторожные выводы. Число книг в комнате 640, число знакомест в книге - около 1.280.000. Слово "около" - следствие утверждения "в каждой строке около восьмидесяти букв". Борхес экстремально точен в описаниях; значит, в разных строках могло быть и разное количество знаков. Это наверняка следствие отсутствия переносов; об этом говорит и отсутствие дефиса в перечне знаков. Знаков 25, поскольку все книги разные, их 251.280.000, а комнат, соответственно, это чудовищное число, деленное на 640. Его чудовищность столь велика, что даже это деление ему, как мы в итоге узнаем, не вредит. Для оценки "на пальцах" заменим 25 на 10 1,5, то есть на 31,6, тогда комнат будет примерно 10 2.000.000 (знающие логарифмы и умеющие делить на 640 могут уточнить нашу примитивную оценку). Но новой сладостной дрожи она вам уже не принесет.
      
      Если взять Вселенную и плотно набить ее "планковскими объемами", гипотетическими самыми маленькими объемами, которые вообще могут быть, "дискретностью пространства", то потребуется, по разным оценкам, от 10 181 до 10 186 штук. Разница оценок на пять порядков (в 100.000 раз!) совершенно не имеет значения, потому что и 181, и 186 - все это тонет в двух миллионах.
      
      Хочется задать детский вопрос - если ужать комнату с 640 увесистыми томами до планковского объема (у нас, физиков, всегда было хорошо с фантазией), и набить этими непонятностями Вселенную, то сколько таких вселенных, лопающихся от книг Вавилонской библиотеки, втиснутых - да не в электрон, солнышко, а в планковскую каморку объемом (hG/2?c3)3/2 = 4?10?105 м3, сколько таких Вселенных потребуется для размещения библиотеки? Арендная плата сейчас, мне кажется, в России эпидемически просядет, так с учетом этого как, справится бюджет, дворцы да яхты?
      
      На этот вопрос нет ответа. При делении степени вычитаются, но из 2.000.000 вычесть 640 в физике нельзя. Потому, что 640, простите за грубое слово, меньше погрешности этих двух. То есть миллионов.
      
      Примечание для желающих обОстрить и углУбить. В Интернете есть несколько текстов, посвященных "Вавилонской библиотеке" Хорхе Луиса Борхеса. С картинками (все явно ошибочные) и без, с попытками расчетов (с ошибками и без) и без, с примечаниями (умными и глупыми) и без. Вы тоже можете, и без. В этой Вавилонской библиотеке наверняка это (как и это) уже есть.
      
      А также есть все то, что без.
      
      
      
      Фредди Ромм
      
      Вторая попытка
      
      Профессор Евгений Алексеевич Самойлов заканчивал беседу с аспирантом, когда зазвонил телефон. Профессор снял трубку и жестом отпустил подчиненного.
      - Слушаю!
      - Профессор Самойлов? - послышался голос с иностранным акцентом. - Я - профессор Майкл Бергман...
      - А! Вы уже приехали?! Очень рад!
      - Да, я у входа в ваш институт, меня не пропускают...
      - Сейчас приду! - и москвич разъединил. Через минуту спустился на цокольный этаж и вышел к проходной. Прежде чем увидел гостя - ощутил его взгляд: острый, испытующий, скрывающий эмоции.
      - Профессор Бергман ко мне! - сообщил Самойлов охраннику. Тот кивнул и пропустил иностранца. Профессора улыбнулись, обменялись рукопожатием и направились к лифту.
      Бергман уехал из России еще ребенком, но, став американским гражданином, постарался сохранить родной язык, впоследствии много общался с русскими коллегами. Сейчас он курировал сотрудничество в рамках секретного международного проекта.
      - Вы получили мое утреннее сообщение? - спросил американец, едва войдя в лифт.
      - Да, но мало что понял. То, что программа омоложения проводится параллельно у вас, у нас и в Европе...
      - Нет, Евгений, я о другом. Вы знакомы с прогнозом Робертса?
      - Нет...
      - Английский коллега дал неутешительный прогноз перспектив науки на ближайшие десятилетия: у нас нет кадров, способных находить революционные решения проблем. Мы окажемся в тупике.
      Самойлов пожал плечами: стратегическое прогнозирование было не по его части. То ли дело генная инженерия.
      - Так вот, Евгений: мое предложение - взять омоложение под контроль.
      - Мы его контролируем.
      - Я хотел сказать - взять под контроль поведение омоложенных людей...
      - Что, простите? - удивился Самойлов. - Вы предлагаете держать их за решеткой?
      - Никоим образом. Просто, исходя из двусмысленности их положения, оказывать всю необходимую помощь...
      - Вряд ли это понадобится, - холодно возразил Самойлов. Они уже подходили к его кабинету. - Речь идет о взрослых людях, обладающих немалым жизненным опытом...
      - Который окажется плохим советчиком. Ведь их прежняя молодость - это мир, которого уже нет. А нынешний мир им известен по опыту пенсионеров.
      Самойлов отпер дверь в кабинет.
      - Тут я не могу не согласиться - их прежний опыт во многом станет ложным. Однако не понимаю, какое отношение это имеет к прогнозу Робертса.
      - Вот какое: мы предлагаем начать омоложение с людей, известных своими научными заслугами, нобелевских лауреатов. А именно - вашего коллеги Антона Галича и физика Эмили Джонсон. Чуть позже, когда им будет лет по двадцать, мы их познакомим. По расчетам нашей группы, у их ребенка окажутся необычайные способности к науке. Это и станет первым шагом к решению проблемы Робертса.
      
      - Я снова сделаюсь молодым... - задумчиво произнес Галич, глядя мимо Самойлова.
      - Да, конечно. Вас это удивляет? Вы же, как никто, в курсе этой программы.
      - Вы правы, но я не примеривал ее к себе и еще менее предполагал оказаться первым.
      - Мы очень рассчитываем на ваше сотрудничество. Вы лучше других поймете меры безопасности, которыми будете окружены...
      Галич хрипло рассмеялся, демонстрируя беззубый рот, и закашлялся.
      - Простите. Вам не придется держать меня под стеклянным колпаком. Все, чего я хочу, когда помолодею - вернуться к прежней работе. Ах, как много я планировал! И еще час назад думал, что этому суждено умереть со мной. А так - у меня второй шанс. Вы не представляете, как я благодарен!
      
      - Операции прошли нормально, - гордо улыбаясь, доложил Бергман, едва обменявшись рукопожатием с Самойловым. - Скоро наши нобелевские лауреаты станут совсем молоды. Не представляете, как я им завидую - быть молодыми, красивыми и уже признанными учеными!
      - Да, - кивнул русский гость. - Им не придется доказывать свой талант и умение. Очень хорошо, что омоложение сохраняет память...
      - И даже позволяет восстановить то, что забыто из-за склероза, - торопливо добавил американец. - Замечательная программа! Я уверен - мы спасем человечество!
      
      Галич с удивлением смотрел на свой письменный стол - ровно таким он его оставил пять лет назад, когда, снедаемый старческими болезнями и, казалось, ни на что уже не годный, решил покинуть науку. Книги, статьи... Что - возвращаться ко всему этому? За минувшие годы наука ушла далеко вперед. Садиться на студенческую скамью - нобелевскому лауреату? Невозможно. Но главное даже не это. Просто - не хочется.
      Он вышел на улицу, сел в машину. Молодая кровь бурлила, требуя действия. Рвануть газ, дать максимальную скорость, промчаться по улицам... Пойти на стадион, поболеть за нашу команду... Или даже сыграть самому. Заглянуть в сомнительный закоулок, дать кому-нибудь в мерзкую рожу... Нет, все не то. А чего же хочется? Обилие возможностей молодого тела в сочетании с деньгами и известностью оказалось не только сокровищем, но и ловушкой.
      
      - Катастрофа, - выдохнул Самойлов.
      - Что случилось? - мрачно поинтересовался Бергман.
      - Галич сбежал.
      - Как это?
      - Оставил записку - наука ему осточертела, он хочет жить нормально. Влюбился в какую-то медсестру...
      Бергман нервно захохотал.
      - Не понимаю, чему вы радуетесь, - со злостью заметил Самойлов.
      - Как у вас говорят - снявши голову, по волосам не плачут. Всего час назад Эмили Джонсон заявила, что оставляет науку и уходит в шоу-бизнес - и разорвала наше соглашение. Нобелевский лауреат отныне танцует в мюзик-холле! Что будет с человечеством?
      
      - Привет, Лиз, иди сюда! - окликнул темнокожую танцовщицу широкоплечий парень, не без труда перекрикивая грохочущую "музыку". - И подругу свою захвати! Я сегодня не один!
      - А кто это? - поинтересовалась Лиз, оглядывая взглядом смущенного незнакомца.
      - Русский! Отличный парень, только стесняется! Его девчонка ушла к другому, гы-гы!
      Лиз кивнула и потянула за руку подругу - невысокую стройную синеглазую брюнетку:
       - Сегодня больше не танцуем! Идем, поговорим с ребятами. Познакомишься.
      - Добрый вечер, меня зовут Энтони Галич, - робко произнес русский, пожирая взором синеглазую. Та покраснела, опустила взгляд и еле слышно ответила:
      - Очень приятно. Я - Эмили.
      
      
      Рэймонд Ф. ДЖОУНС
      
      КОММЕРЧЕСКАЯ ТАЙНА
      
      Блондинки-фотомодели носят в разгар лета норковые шубы, редакторы журналов ищут истории о снеге, льде и старом Святом Николае, а рядовые помощники Санты собираются на ежегодном Салоне Национальной ассоциации продавцов игрушек.
      Места в центральном вестибюле на шоу - это лакомый кусочек, и иногда жизнерадостные помощники Санты устраивают настоящие потасовки за право занять там место. Доктор Мартин Нэгл, новичок в этой профессии, был несколько ошеломлен изощренными методами конкуренции, которыми пользуются изготовители детских лучевых ружей и миниатюрной мебели для маленьких домохозяек. Но ему обязательно нужно было проникнуть в центральный зал. Только там, на открытом месте с высоким потолком, ему хватило бы высоты, чтобы продемонстрировать свое изделие. И он добился своего, чем немало удивил опытных ветеранов жестокого и беспощадного игрушечного бизнеса.
      Но еще больше партнеров по ажиотажу раздражало то, что у Нэгла была только одна игрушка. Это была обычная на вид ракета, с горящими иллюминаторами и огнем, извергающимся из хвостовых сопел. Она сделала два круга под потолком вестибюля, а затем плавно опустилась возле ног Нэгла.
      Сэм Марвинштейн, президент "Самар Тойз", покинул секцию своей компании, когда полет ракеты уже заканчивался. Он вынул сигару изо рта и посмотрел вверх, на миниатюрный космический корабль, который сделал второй поворот и начал снижаться.
      - Неплохо смотрится, - критически заметил Сэм, - но эта игрушка будет плохо продаваться. Трудно поверить, что найдется много магазинов с большими залами и высоким потолком. В некоторых крупных городах, конечно, можно будет натянуть тросы, как у вас здесь, но не в маленьких торговых киосках, а именно там обычно самые большие объемы продаж. И уж точно, вам не удастся одурачить отцов такой сложной демонстрацией. А так, да, получилось очень эффектно, - признался он. - И тросов почти не видно.
      - А это потому, что их нет, - сказал Март. - Ракета стартует и приземляется на собственной автономной тяге и довольно легко управляется.
      - Никаких тросов, хм... - Сэм провел рукой под спускающимся кораблем. - Это еще хуже. И очень жаль. Это мог быть очень хороший товар.
      - А что с ним не так? - с тревогой спросил Март.
      - Огнеопасная игрушка. Ни один родитель не позволит своему ребенку играть во что-то летающее по дому и извергающее огонь. Кстати, какое топливо вы используете? Впрочем, неважно, пожарные инспекторы быстро прикончат вас.
      Сэм Марвинштейн печально покачал головой, когда маленькая ракета, вращаясь, упала на пол, и из ее сопел посыпались опасные искры.
      - А, это... - облегченно вздохнул Март. - Этот огонь только для вида. Мы позаимствовали его у производителей игрушечных поездов. Чуть-чуть добавили мощности и удалось довольно удачно имитировать ракетные выхлопы.
      - Но тогда как это работает? И вообще, что за трюк вы продаете? - почти воинственно спросил Сэм.
      Март взял лежащую на прилавке модель и отвинтил ракетный нос. Внутри обнаружилось гнездо из трех батареек, которые используются в фонариках.
      - На батарейках - сказал он Сэму. - На пять часов полета хватает трех штук.
      - Но как это?
      - Антигравитация, - сказал Март. - В хвосте под батареями спрятано небольшое антигравитационное устройство. Переключатель на корпусе ракеты позволяет выбрать желаемую схему полета. Все очень просто. И надежно. Даем гарантию на три недели.
      Сэм Марвинштейн медленно засунул сигару в рот. Он взял одну из игрушек и повертел ее в руках, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь внутри нее.
      - Антигравитация. В самом деле? О, это стоящая вещь. Я читал о ней в журналах, которые приносит домой мой сынишка, но я не знал, что ее уже используют.
      Он взял ракету и направился в свою секцию, чтобы показать своим партнерам.
      - Да. Антигравитация - это стоящая вещь.
      Спорить с этим не имело смысла. Слова Сэма оказались пророческими. Ракета Нэгла стала звездой шоу, лишив производителей обычных игрушек заказов на несколько тысяч долларов.
      На следующий день вестибюль отеля напоминал растревоженный пчелиный улей. Восхищенные покупатели игрушек беспорядочно запускали ракеты в разные стороны. Они ударялись о потолок, сталкивались с другими ракетами и посетителями. Мартин Нэгл получал новые и новые заказы, которые, как было понятно, он никогда не сможет выполнить.
      На четвертый день Сэм Марвинштейн вышел из своего киоска, которым давно уже никто не интересовался, и протиснулся сквозь толпу. Сотрудники отеля установили своеобразные правила воздушного движения. Отныне в полете одновременно могли находиться не более двух ракет, причем одну из них должен был запускать сам Нэгл. Теперь Март должен был одновременно принимать наличные деньги от покупателей, оформлять заказы и управлять ракетами.
      - А давайте я вам помогу, - сказал Сэм. - Я все равно сейчас ничем не занят.
      - Это было бы здорово, но я не хочу отрывать вас от собственной работы.
      - Не беспокойтесь. Мне кажется, что сегодня люди не расположены покупать обычные реактивные самолеты, стреляющие ракетами.
      - Что же, принимайте заказы покупателей и собирайте с них деньги. Тогда я смогу без помех контролировать движение ракет.
      Салон закрылся в одиннадцать вечера. К тому времени Сэм был слегка ошеломлен количеством заказов, которые он заключил для Марта, да и деньгами, которые они должны были принести. Он умножил сумму, собранную за день, на четыре прошедших дня салона и приплюсовал деньги, которые удастся собрать за оставшиеся пять. Он вытер лоб и хмуро посмотрел на свой опустевший киоск "Самар Тойз", заставленный игрушечными реактивными самолетами, вооруженными резиновыми ракетами.
      Он повернулся к Марту, который расставлял на прилавке очередные ракеты.
      - Я тут кое-что о вас разузнал, док, - сказал он. - Вы доктор Мартин Нэгл, до недавнего времени работали в Университете Западного побережья, а позже в Управлении Национальных исследований. Шесть месяцев назад вы, в партнерстве с доктором Кеннетом Беркли, психологом, открыли собственную контору. Ваш бизнес - консультации по вопросам фундаментальных исследований. У вас нет фабрики игрушек, и, насколько мне удалось выяснить, вы никогда не занимались ничем похожим. Так вот, это, конечно, ваше дело, док, но меня, интересует, что вы собираетесь делать с заказами на ... - он взглянул на свои расчеты, - на миллион четыреста восемьдесят шесть тысяч сто девятнадцать ракет Нэгла?
      Март резко выпрямился.
      - Так уж получилось, Сэм, что я тоже немного поспрашивал о вас. И выяснилось, что "Самар Тойз", вероятно, самый оснащенный и самый современный завод в стране, наилучшим образом подходящий для производства сложных игрушек вроде моей маленькой ракеты. А еще, что он надежен с финансовой точки зрения и пользуется уважением в отрасли. Очень жаль, что в этом году люди не покупают реактивные истребители, но мне кажется, что небольшое расширение производства могло бы превратить "Самар Тойз" в главного изготовителя ракет "Нэгл", что было бы выгодно для нас обоих. Короче говоря, патенты на ракеты доступны для лицензирования заинтересованным сторонам. А контракты, которые вы держите в руках, продаются.
      - Заманчиво, док, - сказал Сэм. - Не скрою, мы собирались проделать в этом году что-то подобное. Считали, что у нас есть товар, который завоюет рынок. И все бы у нас получилось, если бы не вы со своей ракетой. Никаких обид, понятное дело, только бизнес. Как насчет чашки кофе, заодно и обсудим, сможем ли мы заключить сделку?
      Март кивнул.
      - Позвольте мне закончить. Я думаю, что мы сможем договориться - но должен предупредить, появление на рынке ракеты Нэгла, скорее всего, вызовет настоящий ажиотаж. Но вряд ли он продлится долго.
      Но он ошибся. Репортеры, сделав обычные репортажи об игрушечном шоу, вернулись, чтобы еще раз взглянуть на феноменальную ракету Нэгла. Научные редакторы проверили основные патенты на игрушку, после чего сообщения о ней немедленно попали на первые страницы газет по всей стране. В тот же день Мартину Нэглу позвонили из Вашингтона. Об этом сообщил Кеннет Беркли из офиса консультаций по вопросам фундаментальных исследований.
      - Как и было предсказано, - сказал Берк, - Кейс хочет поговорить с вами. Вам, наверное, стоит сегодня вечером вернуться, чтобы уже утром повидаться с ним.
      - Он взбешен?
      - Ему бы больше понравилось, если бы я ограбил Форт-Нокс, а не признался, что истории о ракете Нэгла - правда. Он собирается закрыть нашу контору и посадить нас за решетку до конца жизни. Так и произойдет, если вы не сможете убедить его, что мы невиновны в предательстве национальных интересов.
      - Может, будет лучше, если пойдете вы? Или, по крайней мере, будете сопровождать меня. Вы познакомились с ним первым. В конце концов, это вы убедили его открыть проект "Левитация".
      - Нет. Он хочет видеть вас. Хотя он и сотрудничал со мной в проекте "Левитация", но вы физик, и ему легче договорить с вами, чем со мной. Все теперь зависит от вас, Март.
      - Ладно. Я попробую. Мы знали, что этого разговора не избежать. Чем скорее все закончится, тем лучше.
      - А как же быть с Салоном игрушек? Мне завтра приехать и подменить вас?
      - Не надо. Вместо меня останется Сэм, я нашел надежного партнера. Он крайне заинтересован в сотрудничестве и уже отказался от своих проектов. Я уговорил его переоборудовать свой завод для производства наших ракет. Так что утром я буду в Управлении.
      
      Было серое вашингтонское утро, когда Март сошел с поезда и взял такси. Когда он добрался до здания Управления национальных исследований, где занимаются новейшими разработками, у него на мгновение возникло сомнение в разумности своих поступков. Конечно, ему следовало постараться заручиться поддержкой Кейса и других людей, подобных ему, но было похоже, что, скорее всего, в доверии ему будет отказано.
      Нэгл направился прямо в кабинет Кейса, секретарша впустила его, задержав лишь на мгновение. Кейс явно его ждал. Лицо директора было тусклым и бесцветным, он резко, почти грубо указал на стул.
      - Мне кажется, я уже знаю все, что должен знать, об этой вашей так называемой игрушке, - сказал он, - но я предпочел бы услышать вашу версию истории, которую вы затеяли. Если есть хоть какой-то повод не считать ваш поступок предательством, я хочу быть первым, кто узнает об этом.
      На мгновение Март почувствовал всю шаткость своего положения. Это был момент, которого он боялся, но так и не смог придумать, как его избежать. Он тысячу раз прокручивал в уме эту ситуацию, но так и не решил, что ему следует сказать.
      - Мы с Берком ... - начал он, но передумал. - Нет, Беркли здесь не при чем. Я говорю за себя и беру на себя полную ответственность. По личным причинам я оставил фундаментальные исследования и занялся бизнесом - производством игрушек. Когда проект "Левитация" закрыли, я быстро понял, что не могу позволить себе оставаться в УНИ или в Университете. У меня трое детей - и со временем их может стать больше, - я должен обеспечить им нормальную жизнь и оплатить образование. У меня есть дом, который я должен содержать. Для детей, для себя и для жены. У меня нет никакого желания постоянно с отчаянием задаваться вопросом, смогу ли я оплатить ипотеку в следующем месяце. Я должен содержать свой дом и обеспечить семье достаточный комфорт и безопасность.
      Но на зарплату, которую я могу получать в УНИ, да и в любом другом правительственном учреждении или в Университете, я не могу содержать семью. Поэтому, чтобы поддерживать свои финансовые возможности на должном уровне, пришлось подыскать другую работу. Некоторые из моих коллег, возможно, сочтут игрушечный бизнес недостойным и неподходящим занятием для ученого, но он обеспечит мою семью достаточными средствами существования, которые не могли и не смогут принести любые мои исследования. Игрушечный бизнес - дело почетное, и мне не за что извиняться.
      - Мне ваши извинения не нужны, - свирепо выкрикнул Кейс. - Все это к делу не относится. Растрата вашего блестящего таланта, фактическое предательство вашей профессии - все это меня нисколько не волнует, хотя когда-то для меня это было очень важно.
      Сейчас мы говорим о другом: вы взяли результаты совершенно секретного исследования, которое провели здесь, в УНИ. Исследования, которое было жизненно необходимо для обеспечения безопасности нашей нации, и передали его всему миру, включая тех самых врагов, которых мы обязаны уничтожить в целях самообороны. Вы сливаете секретную информацию под видом этой жалкой игрушки, которую продаете, чтобы купить роскошный дом, лучшую машину и, возможно, норковую шубу, чтобы потешить самолюбие вашей жены.
      Кейс хлопнул ладонями по столу и резко наклонился вперед, его лицо на мгновение стало умоляющим.
      Март ничего не ответил, и Кейс откинулся на спинку стула.
      - Для вашего поступка предусмотрено наказание. И оно будут применено. Но больше всего меня раздражает то, что, покинув нас, вы создали то, чего мы так напряженно добивались в проекте "Левитация", но так и не смогли сделать, - маломощное антигравитационное устройство. И вдруг, ни с того ни с сего, вы отдаете свои наработки врагу. Вместо того, чтобы использовать их для блага страны. Можете ли вы дать какое-нибудь разумное объяснение такому безумию?
      Март тяжело вздохнул.
      - Да. Я был готов ответить на все ваши вопросы. Но сейчас в этом нет необходимости. Во-первых, я получил патент на антигравитационное устройство, используемое в моей игрушке. Вы ознакомились с ним?
      Кейс поднял стопку бумаг, лежавшую на краю стола.
      - За последние тридцать шесть часов я не читал ни о чем другом!
      - Значит, вы обратили внимание на очень точные формулировки, которые я использовал для описания действия игрушки. Вы заметили, что в патенте говорится, что оно основано на недавно открытом законе природы?
      - Да, конечно, - обиженно сказал Кейс. - И о каком же законе природы идет речь?
      - Совсем не том, который мы установили во время проекта "Левитация"! - с неожиданной силой воскликнул Март. - Совсем не том... Вы понимаете, что это значит, доктор Кейз? Я не выдавал секретов и результатов работы проекта "Левитация".
      - Бессмысленная отговорка. Проект "Левитация" привел к открытию антигравитации. Вы используете принцип антигравитации в своих игрушках. Поэтому вы используете результаты проекта "Левитация", который вы поклялись сохранить в тайне.
      - Нет, - твердо сказал Март. - Принципов антигравитации несколько. Приведу грубую аналогию: можно создать автомобиль, работающий на паре, электричестве или бензиновых двигателях. Автомобиль будет выполнять те же операции, в определенных пределах, независимо от типа источника движения. Но если рассмотреть детали, сходство, конечно, пропадет.
      То же самое с проектом "Левитация" и моей маленькой игрушкой. Вы хотели, чтобы мы нашли способ построить летающий пояс Бака Роджерса. Мы этого не сделали, но нашли способ приводить в действие тысячетонные дирижабли и космические корабли.
      Невозможно использовать конкретный принцип, открытый в проекте "Левитация", чтобы создать летающие пояса. С другой стороны, моя маленькая игрушка, описанная в патенте, никогда не сможет быть использована для производства космических кораблей. Она способна действовать на тела массой не более двух фунтов, и ее мощность нельзя увеличить. Наверняка можно будет создать новые механизмы, еще неизвестные, основанные на новом законе природы, который используют для изготовления космических кораблей или летающих поясов - но они не будут иметь никакого отношения к игрушечной ракете Нэгла. Я не выдал секретов УНИ, которые поклялся сохранить. И не предавал вас. Поверьте мне, я не виновен!
      - Ерунда, - сказал Кейз. - Весь мир теперь знает, что антигравитация существует, по крайней мере, в принципе.
      - Обратите внимание, что я был осторожен при составлении патента, и не указал принцип действия. Сам принцип я, конечно, запатентовать не мог, да и раскрывать его не потребовалось, так что он остался неизвестным.
      - Надолго ли? Я, конечно, не провидец, но могу утверждать, что в этот самый момент в Москве ракету Нэгла разбирают на мельчайшие части. Через несколько дней или, самое большее, недель они разберутся с вашим принципом, найдут новые подходы и займутся конструированием космических кораблей.
      Собственно, это цитата из речи, которую Беркли подготовил для меня на первом заседании проекта "Левитация". Я сказал, что, поскольку наш вымышленный Даннинг сумел открыть антигравитацию, основываясь на известных научных идеях, то же самое может сделать какой-нибудь молодой русский!
      - Да. И ключевыми в вашем утверждении являются слова "известные научные идеи". Действие ракеты Нэгла не основано на известных научных идеях. Это их развитие второго или даже третьего порядка. Вот в чем суть дела. Вы могли бы подумать об этом.
      - Почему я должен думать об этом? - Кейс встал и внезапно подошел к окну, повернувшись спиной к Марту. - Мне надоело думать об этом! Вы не дураки, вы и Беркли ... - Он резко повернулся к физику. - Беркли... почему я не подумал о нем раньше? Это его рук дело! Это еще один проект, такой же как "Левитация"! Скажите мне: это так?
      Он направился обратно к Марту, заставляя физика подняться, чтобы тот увидел его лицо, на котором беспорядочно смешались страх, гнев, недоумение и разочарование. - Это так? - снова спросил Кейз. - Я имею право знать. Я должен знать!
      - Существует множество принципов, - медленно произнес Март, - возможно, больше, чем мы способны представить, с помощью которых можно добиться антигравитации, так же как вы можете управлять автомобилем с помощью пара, электричества или газа, или атомной энергии, если захотите.
      Самый очевидный вывод, который кто-либо может сделать, - это тот, который сделали вы: существует только один принцип антигравитации. Когда русские начнут препарировать ракету Нэгла, они будут искать этот единственный принцип. Они увеличат размеры маленького двигателя, который я спроектировал, - и их лаборатории будут уничтожены самым странным образом. Свойства материи изменятся, и начнется самопроизвольное схлопывание вещества.
      И они не поймут, почему так происходит, потому что для этого им потребуются научные знания, пока недоступные им. Исследования будут уводить их все дальше и дальше от принципов, установленных в проекте "Левитация". Вместо того чтобы предать проект, моя ракета будет активно блокировать раскрытие его секретов. Возможно, сейчас вам придется принять мои слова на веру. Но все обстоит именно так.
      - Я был бы полным дураком, если бы поверил хоть одному вашему слову, - сказал Кейс. Он растерянно развел руками. - Но... почти... мне не остается ничего другого. Если я открыто обвиню вас в предательстве, русские наверняка подумают, что у нас есть готовый космический корабль. Если я вам поверю, я рискую всем будущим воздушным и космическим развитием Соединенных Штатов. Я поверю вам, если вы объяснить мне: почему?
      Март медленно покачал головой.
      - Пока нет. Не знаю, удастся ли у нас что-нибудь. Если мы потерпим неудачу, то попробуем еще раз. Но вы, если сейчас узнаете о нашей цели, то вряд ли нас поддержите. Мы не можем рисковать. С другой стороны, и вы не можете рисковать, и вынуждены считать меня предателем, хотя в глубине души знаете, что это не так.
      
      II
      Разрыв с Кейсом вызвал сожаление Марта, но он знал, что это был лишь первый из длинной серии подобных инцидентов, которые обязательно последуют из-за ракеты Нэгла. Кейс стал первым, но было очевидным, что его впереди ждет целая серия таких же неприятных разговоров и разрушенных дружеских отношений.
      В рамках проекта "Левитация", возглавляемого Кейсом в УНИ годом ранее, Март и Беркли работали над созданием антигравитационного устройства. И как побочный продукт они натолкнулись на совершенно новое понимание работы человеческого разума и разработали принципиально новые методы мышления. Чтобы исследовать и использовать свои наработки, они организовали свою собственную фирму "Консультации фундаментальных исследований".
      Когда Март вышел из здания УНИ, чувствуя на себе пристальный взгляд Кейса, следящего за ним из окна второго этажа, он уже не был уверен в разумности нового проекта. Он напоминал ему дорогу, продвижение по которой оставляло за собой сожженные мосты, так что предсказать, чем закончиться эпопея, было невозможно. Кейс, по крайней мере, на какое-то время успокоится. Как он и сказал, само по себе обвинение в нарушении секретности подскажет русским, что космические корабли с антигравитационными двигателями - это реальный факт, но объяснение Марта настолько сбило его с толку, что ему потребуется какое-то время, чтобы сообразить, как вести себя дальше. К тому времени это уже не будет иметь значения.
      
      Продажи игрушечной ракеты не стали откладывать до Рождества. Как только завод Сэма Марвинштейна был переоборудован и смог поставлять их на прилавки магазинов, отбоя от заказов не было. Ракета сразу же была оценена детьми всей страны и моментально заменила всю конную и пистолетной продукцию и, тем более, псевдо-ракетные модели, которые продавались раньше. Это была настоящая вещь. Повторные заказы хлынули на завод почти сразу за отгрузками.
      Через две недели после начала производства Сэм Марвин Стайн безнадежно отстал от графика. Он позвонил Марту по телефону.
      - Игрушечный бизнес - это как продажа цветов или свежих овощей, - сказал он. - Можно удачно попасть в струю, а потом так же быстро вылететь. Один хороший продукт - и человек может обеспечить себе старость. Но любая ошибка, и вам придется начинать все сначала.
      - Что случилось? - спросил Март. - Ракета все еще продается, не так ли?
      - В том-то и беда. Она слишком хорошо продается.
      - Не понял.
      - Нам необходимо наращивать производство. Чтобы исполнить уже заключенные контракты, требуется удвоить наши производственные площади. Но мы сможем продавать ракеты, только пока есть спрос. Мне кажется, что ажиотаж продлится до Рождества. Если мы исполним контракты, то сможем продать нашу ракету каждому ребенку в стране, научившемуся ходить. Предположим, что мы действительно расширим производство и приобретем необходимое оборудование и станки - что произойдет потом? Сможем ли мы производить другие игрушки, которые оправдают наши вложения в новые производственные мощности? Или наш договор касается только этих ракет?
      - Нет, будет продолжение, - сказал Март, - я уже думал об этом. Весной у нас будет готово одно маленькое приспособление, которое позволит следить за ракетой. А сейчас, мне кажется, мы должны арендовать необходимое нам оборудование, которое позволит производить ракеты до тех пор, пока их покупают. Мы готовы к таким капиталовложениям, как и к любым последующим убыткам.
      - Это все, что я хотел узнать, - сказал Сэм.
      
      Хотя все службы новостей в стране уже рассказали о ракете Нэгла самое главное, Джо Бейрд, ночной телевизионный обозреватель, продолжал собирать дополнительную информацию об этой истории, как будто не верил, что удалось раскопать все детали. Март так и не понял, откуда у Бейрда взялись зацепки, но был вполне удовлетворен, увидев на экране худое лицо журналиста и услышав, как тот своим писклявым голосом пересказывает сплетни, которые сумел собрать:
      - Бывший высокопоставленный правительственный ученый теперь торгует игрушками, чтобы заработать себе на жизнь, потому что государственная зарплата оказалась недостаточно большой? Этот же ученый собирается провести несколько исследований, чтобы использовать вновь открытые научные законы для производства игрушек, а не для существенного роста благосостояния нашей страны. Вот такой бизнес выбрал человек, который мог первым отправить американца на Луну, а вместо этого довольствуется тем, что развлекает детей.
      Март понятия не имел, есть ли у Бейрда реальный информатор или он сочинил все это сам. Во всяком случае, его озабоченность вселяла надежду. Это сулило результаты.
      Контора Нэгла и Беркли - "Консультации по фундаментальным исследованиям", была не из тех, что привлекает клиентов в большом количестве, тем более, ранним утром. Но на следующее утро после передачи Бейрда Март спустился вниз, чтобы открыть дверь, и обнаружил посетителя, ожидающего в конце длинного коридора возле запертой двери офиса. На мужчине была серая, слегка помятая фетровая шляпа. Он стоял у окна, а свой портфель положил на радиатор. Март с любопытством посмотрел на него и вставил ключ в замок. Затем захлопнул дверь перед носом незнакомца, когда тот попытался вместе с ним попасть в офис.
      - Прошу прощения! Я не знал, что вы ищете наш офис.
      - Вы доктор Мартин Нэгл? - спросил мужчина.
      Март кивнул.
      - Выдающийся создатель игрушек. Пожалуйста, проходите.
      - Необычное представление, я бы сказал.
      Мужчина снял шляпу и протянул руку.
      - Меня зовут Дон Вулф. Я главный инженер "Апекс Эйркрафт". Я хотел бы обсудить с вами ряд вопросов.
      Март улыбнулся и направился в свой кабинет.
      - Садитесь, пожалуйста. Однако если вы хотите использовать ракеты Нэгла в качестве самолетных двигателей, то мой ответ - нет. Это невозможно в их нынешнем виде. И поскольку, как я полагаю, вы пришли спросить именно об этом, то боюсь, что вы зря проделали долгий путь.
      - Думаю, что нет, - ответил Вульф. Он положил портфель на угол стола и сел в кресло, на которое указал Март. - Если я правильно расслышал, вы сказали: "в их нынешнем виде", - это позволяет сделать вывод, что у изобретения существуют другие, более приспособленные для промышленного использования варианты.
      - Может быть. Это вы сказали, не я.
      Вульф нахмурился и слегка подался вперед.
      - Моя компания готова сделать вам очень щедрое предложение об использовании этого устройства. Естественно, у вас были и будут другие предложения. Я хотел бы быть уверенным, что наше предложение вы рассмотрите наравне с другими и, в свою очередь, хочу заверить вас, что мы верим, что сможем конкурировать с лучшими из них. Естественно, я говорю, что это будет возможно после осмотра вашей игрушки нашими специалистами. Мы не сомневаемся, что ваше устройство - действительно антигравитационное.
      - Надеюсь, никто не пострадал, - сказал Март.
      - А? Вы о чем?
      - Надеюсь, никто не пострадал, когда вы попытались увеличить подъемную силу механизма.
      Вульф покраснел и посмотрел на свои руки.
      - Действительно, небольшая авария у нас произошла, - признался он. - Никто не пострадал, хотя было уничтожено много ценного оборудования.
      - Я рад, что обошлось без жертв. Однако, вы и сами понимаете, что не имели права изменять запатентованное устройство в коммерческих целях без надлежащего разрешения.
      - Мы имеем право вносить усовершенствования с целью получения собственных патентов!
      - Ну конечно. Конечно, - сказал Март. - Надеюсь, что вы смогли добиться таких улучшений?
      - Нет, нам не удалось, - ответил Вульф. Тон его голоса начал меняться. - Я вас не понимаю, доктор Нэгл. Я пришел, чтобы сделать законное предложение. Я здесь для того, чтобы попросить вас назвать цену лицензии на использование ваших патентов.
      - Ты собираешься заняться игрушечным бизнесом?
      - Пожалуйста, доктор Нэгл, не надо...
      - Тогда все в порядке. Послушай: мне нечего вам продать. У меня нет патента, который мог бы представлять для вас какую-либо ценность. Вы взяли на себя труд прочитать патент, выданный на ракету Нэгла?
      Инженер кивнул.
      - Можно сказать, выучил наизусть.
      - Значит, вы заметили, что в патенте достаточно точно и подробно описан механизм, который использован в данной игрушечной ракете. Ничего больше. Это понятно? Мой патент распространяется только на эту игрушку, и если вас не интересует эта конкретная игрушка, мне нечего вам продать. Во всяком случае, не собираюсь этого делать, потому что дела с продажей ракеты Нэгла у нас идут очень хорошо.
      Вульф беспомощно развел руками.
      - Но антигравитация, это...
      - ... то, что может быть использовано в авиации и даже в космонавтике.
      - Именно так. Вы упомянули в своем патенте о новом законе природы. Очевидно, что...
      - Да. Очевидно, что именно это вас интересует. Но, боюсь, я не смогу продать вам закон природы. Никто не получает патентов на такие вещи. К сожалению, такие знания являются коммерческой тайной.
      - Вряд ли современные ученые так относятся к своим открытиям и работе, - сухо заметил Вульф.
      Март пожал плечами.
      - Не исключено. Но лично я отношусь к этому так. И теперь вы знаете: основной принцип действия ракеты Нэгла совершенно не защищен. Его никто не прячет, он абсолютно доступен и вам, и вашим инженерам, осталось его открыть самостоятельно. И когда вам это удастся, никто не помешает вам мастерить воздушные змеи или отправлять лайнеры на Марс.
      Вульф не двинулся с места, но продолжал смотреть через стол в глаза Мартину Нэглу.
      - У всего есть цена, - сказал Вульф. - Назовите сумму.
      - Да, - медленно кивнул Март. - У меня есть цена. Но опять же, к сожалению, она так же нетрадиционна, как вообще мое отношение к этому вопросу. Бывает так, что цену нельзя выразить цифрами.
      Вульф взял свой портфель и резко поднялся.
      - Повторяю, я вас не понимаю, доктор Нэгл. Либо вы считаете себя гением из гениев, либо принимаете всех нас за дураков. Что же, уверяю вас, что я поверю вам на слово. Я сам открою этот самый Закон природы, который вы применили в своей игрушке, и использую его, как мне заблагорассудится. Но было бы разумнее, с вашей стороны, согласиться на сотрудничество в использовании этого открытия. Или, по крайней мере, внятно объяснить причину отказа.
      Март пожал плечами, провожая гостя до двери.
      - Хорошее решение. Посмотрим, как вы справитесь.
      
      После открытия своей фирмы с Кеннетом Беркли Март возобновил контакты с коллегами-исследователями и бывшими студентами, которые теперь занимали ответственные посты почти во всех крупных отраслях. Он сообщил о существовании фирмы в каждую правительственную лабораторию, где работали специалисты, хотя бы отдаленно связанные с фундаментальными физическими исследованиями. Как и следовало ожидать, вскоре начали поступать ответы. Одним из первых пришло письмо от Дженнингса с Западного побережья. Дженнингс сотрудничал с ними в проекте "Левитация".
       "Новости о фирме Нэгла и Беркли, - писал он, - заставляют меня тосковать по старым добрым временам проекта "Левитация". Но наверняка, вы задумали что-то еще более безрассудное. И мне кажется, что превзойдете всех в этом отношении. Коллеги говорят, что вы наверняка окончательно сошли с ума, а я не верю в это. Когда вы чего-нибудь добьетесь, буду признателен, если вы пришлете доказательства того, что я был прав.
      P.S. Да, ракеты Нэгла так густо висят в воздухе над нашими здешними подразделениями, что столкновения в воздухе не редкость, с вытекающими отсюда претензиями и встречными исками мальчуганов о возмещении ущерба. Как вы решаете эти юридические споры?
      P.P.S. На днях произошел взрыв в нашей физической лаборатории. Никто не пострадал, но некоторые люди ужасно злы. Они разбились на группы, в каждой из которых свое представление о вашей судьбе. Есть те, кто хотел бы отправить вас в тюрьму или в сумасшедший дом. Но несколько парней клянутся всеми обмотками нашего местного циклотрона, что они обязательно выяснят, что вы встроили в эти устройства. Кроме того, я получил весточку от Кейса, он советует мне держать язык за зубами, и не разболтать о проекте Л. Я верю, что стану одним из первых, кому вы обо всем этом расскажете".
      Март усмехнулся и показал письмо Берку.
      - Представляю, чего стоило Дженнингсу ответить нам, - сказал он. - Он сойдет с ума, если не получит ответ в ближайшее время. Я полагаю, что из всех людей, которых мы привлекли, он первым все поймет.
      - А как насчет того парня из Апекса? - спросил Берк. - Вы сказали, что он оказался довольно проницательным типом.
      - Он инженер. Я не знаю, дает ли это ему больше преимуществ для решительного шага, чем физику-теоретику. Однако я подозреваю, что мы так или иначе еще услышим о Доне Вульфе.
      
      Из неофициальных источников Март узнал, что к концу шестой недели продаж ракет, игрушка была исследована почти во всех университетских лабораториях и в каждой корпорации, которая тратила более пятисот долларов в год на фундаментальные исследования. Он узнал также, что Сэм получил заказ непосредственно от Бюро стандартов Соединенных Штатов на дюжину ракет "Нэгл". Еще больше он обрадовался, когда в газетах появилось сообщение, что они предназначены для транспортировки в лабораторию Комиссии по атомной энергии США и что Бюро купило для собственных нужд почти десяток ракет.
      Письма и телефонные звонки сообщали о нарастающем безумии, охватившем все эти лаборатории по мере того, как ученые возились с маленьким антигравитатором, пытаясь понять принцип его работы и увеличить мощность до достаточного для практического использования уровня. Март не знал, как все это прошло в Комиссии по атомной энергии США, но был уверен, что и там усилия сотрудников закончились сводящим с ума разочарованием, как это произошло в Бюро стандартов и других местах.
      С тревогой он ждал сообщений о травмах, полученных в результате неосторожных попыток усовершенствовать ракету Нэгла. Однако пока везло, неофициальные источники сообщали о небольших авариях на Западном побережье, после чего были приняты жесткие меры безопасности. Случайные возгорания и незначительные разрушения лабораторного оборудования - вот и все, о чем стоило говорить.
      К Рождеству продажи ракеты Нэгла и разочарование ее исследователей достигли максимума. Джо Бейрд продолжал время от времени с осуждением вспоминать о непростительных и зловещих деяниях создателя игрушки. Сэм Марвинштейн не один, а два раза удвоил производственные площади своего завода. За два дня до Рождества он отправлял заказчикам ракеты целыми партиями.
      Но рождественские праздники закончились, а вместе с ними и пропала потребность в массовом производстве. Все до единого потенциальные покупатели ракеты Нэгла удовлетворили свои желания через магазины Сент-Ника и Сэма Марвинштейна.
      В первый день нового года Март вызвал Сэма в офис фирмы "Консультации фундаментальных исследований". Когда фабрикант сел за стол, Март протянул ему клетку похожую на дурацкий колпак, около шести дюймов в диаметре.
      - Преемник ракеты Нэгла, - сказал он.
      Сэм растерялся. Он пару раз повертел клетку в руках и стал рассматривать так, чтобы свет из окна падал через промежутки между прутьями.
      - Наверное, это действительно что-то очень умное, - вздохнул он. - Но что именно эта штука делает?
      - Мы условно называем это телепортом, - сказал Март. - Полагаю, вы сможете придумать имя с большей привлекательностью для продажи. Возможно, вы читали о телепортации в научно-фантастическом журнале, о котором упоминали при нашей первой встрече.
      Лицо Сэма просветлело.
      - Конечно... Теперь я вспомнил! Был такой рассказ, в котором парень отправил свою девушку через всю страну по радио, а она, сделав свои дела, мгновенно вернулась. И все были счастливы, и больше не нужно было ссориться из-за расставаний.
      - Примерно так, - ответил Март. - Приблизительно. Смотрите, что делает это устройство. Видите, этот алюминиевый диск делит сферическую клетку пополам, а проволока проходит через отверстие в центре диска. С одной стороны - на проволоке бусина. Теперь я нажимаю кнопку на одном из полюсов сферы, где прутья клетки соединяются с проводом, проходящим через середину. И, пожалуйста, - шарик уже находится на другой стороне диска.
      Он вернул устройство Сэму.
      - Попробуйте сами. Нажмите вот эту маленькую кнопку на полюсе сферы.
      Сэм взял устройство, но на его лице отразилось разочарование, граничащее с отвращением.
      - Не понимаю, - сказал он. - В этом нет ничего особенного. Проталкивание бусины вдоль проволоки, проходящей через отверстие в куске металла.
      - Посмотрите внимательнее и нажмите кнопку.
      Сэм так и сделал, снова рассматривая устройство в лучах солнечного света и щурясь сквозь провода клетки. Он нажал большим пальцем на кнопку. Бусина на проволоке мгновенно исчезла с одной стороны диска и появилась на другой.
      - Я все еще не понимаю, - разочарованно сказал Сэм. Потом он остановился. - Эй, подожди минутку! Как эта бусина туда попала? Там нет дыры, через которую она могла бы пройти. Проволока заполняет дыру!
      Март добродушно кивнул.
      - Правильно. Как вы думаете, такое устройство способно заинтересовать малышню - и, возможно, их старших братьев и сестер? Мы сможем продать пару сотен тысяч копий?
      - Да, я думаю, что, возможно, это будет продаваться, - пробормотал Сэм, продолжая смотреть в проволочную рамку, нажимая кнопку сначала на одном полюсе, а затем на другом. - Но в диске должна быть дыра! Должен же быть какой-то способ, чтобы бусина прошла, - сказал он. - Объясните мне, как это происходит!
      
      III
      Не ожидалось, что телепортация повторит успех ракеты. Они рекламировали новую игрушку за доллар и размещали однодюймовые объявления в отделах заказов по почте в журналах для домовладельцев и механиков, а также в комиксах. Результаты оказались лучше, чем ожидалось.
      Марта интересовали всего несколько конкретных продаж. И неофициальные источники сообщили ему, что они были сделаны сразу после того, как телепорт стали продавать. Новую игрушку приобрели лаборатории, которые уже изучали ракету.
      Как только Март убедился, что вторая игрушка приобретена и исследуется нужными людьми, он доверил детали ее изготовления и продажи Сэму Марвенштейну и переключил свое внимание на третий проект.
      Они с Берком готовились открыть собственное казино.
      - Однажды вы уже собирались сделать это, - напомнила им Кэролин Нэгл во время бесконечных обеденных обсуждений проекта.
      Еще одному игорному заведению было бы трудно добавить что-то к блеску ночи Лас-Вегаса, а казино "Вулкан" и не пыталось - во всяком случае, не очень старалось. На крыше здания висела неоновая вывеска средних размеров, предположительно напоминающая о последних днях Помпеи, с неоновыми волнами лавы, омывающими бока темнеющего конуса, и кусочками огня, выскакивающими, как яркие шары, из жерла вулкана. Это был хороший образ, но он терялся в вечном сиянии, которое висело над городом, как и туманные надежды игроков, готовых к решительному бою с однорукими бандитами.
      Располагалось казино "Вулкан" немного в стороне, в конце квартала на аллее Бандитов, в старом здании, где раньше размещалась аптека. Март и Берк не были по натуре азартными игроками и не хотели вкладывать много денег в начальный проект, но в конце первых двух недель они были искренне разочарованы.
      Они стояли на тротуаре перед своим почти пустым казино, наблюдая за гарцующими, манящими огнями в центре города.
      - Мы неправильно выбрали место, - мрачно сказал Берк. - Я говорил, что надо бы подобраться поближе к центру игровой активности. Открыть новое заведение вдали от основной массы игроков - это заведомо проигрышная стратегия. Игроки - это толпа. Привлекать нужно не отдельного человека, а группу.
      - Давай продержимся еще несколько дней, - сказал Март. - Если к тому времени дела не пойдут на лад, мы кое-что изменим. Может быть, нам следует нанять девиц посимпатичнее?
      Он взглянул внутрь, на девушек, принимавших ставки от одиноких клиентов.
      - Не знаю, что мы можем изменить. Кэролин в этом лучше разбирается. Она утверждает, что для этой работы лучше всего годится профессионалка в треснувшем зеленом козырьке.
      - Давай отойдем от двери. Похоже, к нам направляется клиент.
      Они с удовлетворением наблюдали, как незнакомец остановился перед входом, бросил взгляд на вывеску, висевшую над ним, а затем вошел в казино. Однако их радости пришел конец, когда через несколько мгновений незнакомец вышел на улицу. Он посмотрел по сторонам и, казалось, не без труда узнал Марта.
      - Мистер Нэгл? - спросил он.
      - Да, - ответил Март. Было видно, что человек пьян.
      - Я хочу знать, как эта штука работает. Я и пальцем ее не коснусь, пока вы не объясните мне, как она работает.
      - Конечно, с удовольствием, - сказал Март. Он вздохнул и взял мужчину за руку.
      Войдя внутрь, они направились к месту, откуда могли видеть любого клиента, сидящего в зале около игрового аппарата. Свет в зале был тусклым, большая его часть проникала через пластиковый конус вулкана, такой же массивный, как три или четыре музыкальных автомата, установленных в зале, но значительно превосходивший их яркостью освещения. Волны света пробегали по бокам конуса вулкана, а внутри дюжина ярких шаров безумно металась на диафрагме на дне отверстия, пронизывающего ось конуса.
      - Первое и единственное в мире абсолютно честное игровое устройство, - сказал Март.
      Внезапно один из шаров появился снаружи конуса и покатился вниз, где с лязгом ударился о металлический обод. Номер шара и его цвет вспыхнули на панели позади них. Один из посетителей радостно вскрикнул и помахал листком для ставок ближайшей крупье.
      - Абсолютно надежный механизм, - сказал Март. - Появление шара из конуса абсолютно случайно и не может корректироваться извне.
      Мужчина пристальнее вгляделся в шары, подпрыгивающие на диафрагме.
      - Правда, что ли? Но что заставляет шары двигаться вверх и вниз?
      - Резиновую диафрагму приводит в действие маленький мотор. Шарики подобраны по весу с точностью до тысячной доли миллиграмма, даже для самых важных шарикоподшипников требования меньше.
      - Ух ты? Вы уверены, что игра не контролируется?
      - Абсолютно, - подтвердил Март.
      - Тогда я сыграю. Где я могу купить чипсы?
      - Располагайтесь удобнее. Одна из девушек выдаст вам лист ставок, и вы отметите свой выбор для следующей игры с помощью устройства, установленного на подлокотнике кресла. Крупье покажет вам, как это делается. Игра идет без перерывов.
      - Спасибо, мистер. Ставки в два доллара достаточно для начала?
      - Если хотите, можете начать с доллара.
      - Послушайте, мистер, я хочу играть честно, но будьте уверены, если действительно игру не контролируют, я здесь надолго. Не меньше двух долларов от Пола Джентри.
      Март вышел подышать свежим ночным воздухом и присоединился к Берку.
      - Этот парень - репортер, - сказал он. - Мы попадем в газеты. Если это не принесет нам пользы, то не поможет уже ничего.
      Но это был не газетчик. Во всяком случае, в данный момент. Джо Бейрд с немалым интересом узнал о закрытии нью-йоркского офиса "Консультантов фундаментальных исследований" и с немалым раздражением следил за ними в течение последующих недель. Но они были настолько неуловимы, что его человек догнал их только через две недели. Так что сначала сообщение о Марте и Берке появилось в газетах, а в телевизионной программе Джо Бейрда только на следующий вечер.
      - Как так получилось, что два знаменитых ученых, участвовавших в исследованиях, финансировавшихся правительством, сейчас управляют игорным заведением в Лас-Вегасе, штат Невада? На этот многодолларовый вопрос хотели бы получить ответ многие их коллеги и правительственные чиновники.
      - Напомню, сначала перед Рождеством настоящий фурор произвела так называемая ракета Нэгла. Потом появился идиотский механизм с исчезающей бусинкой, который, по слухам, использовал еще более важное научное открытие, чем игрушечная ракета. И вот теперь мы узнали о следующем фантастическом устройстве, игровом автомате нового типа. Доктор Нэгл жаловался на низкие государственные зарплаты, и вот теперь он решил поправить свое финансовое положение, занявшись игорным бизнесом.
      Бейрд подробно описал вулканический конус, очевидно, со слов псевдопьяного, которому Март показал машину.
      - Это увлекательное устройство оказывает гипнотическое воздействие на игроманов, начавших игру. Мы уверены, что оно будет столь же успешным, как и предыдущие затеи Нэгла и Беркли, но мы разочарованы, что столь остро необходимый нашей стране гений был обнаружен в тускло освещенных закоулках полулегальной коммерции.
      Март и Берк пропустили выступление Бейрда, так как были на дежурстве в клубе, но они ознакомились с подробным отчетом о телепередаче, размещенном в утренней газете. Март ухмыльнулся, передавая тарелку с завтраком Берку.
      - Подождем до вечера. Если и это их не привлечет, придется признать поражение.
      Его предсказание оказалось более чем точным. Задолго до полудня любопытные устремились к невзрачному зданию казино "Вулкан". К середине дня в игорном зале не осталось ни одного свободного места.
      Даже Март вынужден был признать, что в этом устройстве было что-то гипнотическое. Он стоял сзади, наблюдая поверх голов толпы, как они наполовину наклонились вперед в своих креслах, уставившись глазами на поток разноцветного света и светящиеся шары, которые выпадали совершенно непредсказуемо.
      Девушки в униформе постоянно двигались по проходам, принимая ставки и штампуя листки победителям, чтобы они могли получить выигранные деньги. А потом, ближе к вечеру, появились другие посетители, некоторых Март и Берк узнали. Кто-то из них занял места у Вулкана, кто-то наблюдал за происходящим издали, не скрывая профессионального интереса. Их прислали собственники и управляющие крупнейших казино города.
      - Кажется, у нас получилось, - прошептал Март Берку. - Через неделю мы установим Вулкан в половине клубов Лас-Вегаса!
      Он был излишне оптимистичен. Прошло почти три недели, прежде чем первое казино приобрело франшизу на Вулкан. Установить устройство удалось в течение двух дней, но стоило грузовику вернулся на склад, раздался новый звонок. Март узнал голос игрока с сигарой во рту, с которым он заключил свою первую сделку.
      - Что не так с вашей машиной? Разве вы не можете настроить ее так, чтобы она проработали больше десяти минут? Мы закладываем шарики в отверстие, а потом они все оказываются снаружи. Ни один не остается внутри!
      - Запустите машину снова и не трогайте ее, - сказал Март. - И все будет в порядке, как и было.
      В трубке раздался хруст переломанной сигары.
      - Мы должны снизить процент выигрышей. Вы же не думаете, что мы будем играть в Санта-Клауса? Как вы контролируете игру?
      - Послушайте, я же говорил, когда мы заключали сделку, что эти устройства нельзя контролировать. Они действуют строго случайно. Дюжина шаров в загрузке дают вам шанс на выигрыш одиннадцать к одному на каждую ставку. Чего еще вам нужно? Как только вы попытаетесь вмешаться в процесс, машина перестанет работать. Вы все еще хотите купить ее?
      Игрок вспомнил и повесил трубку.
      - Что ты думаешь об этих парнях? - спросил Март. - Они говорят об одноруких бандитах, но думают о двуруких?
      Подобные проблемы возникли со всеми казино, в которых была установлена машина, но после дополнительных разъяснений, игроки смирились с тем, что игра будет честной. И новые отношения стали спокойнее, основанными на взаимной целесообразности. Март и Берк были заинтересованы в том, чтобы их устройства были установлены в казино. Это позволяло сделать им необходимую рекламу. А владельцы игорного бизнеса считали, что набрели на некое подобие жилы высококачественной золотой руды под полом рулеточной комнаты.
      Ни Март, ни Берк не имели ни малейшего желания задерживаться в игорном раю. Однако люди, чью реакцию они хотели вызвать с помощью своей машины, и которая была для них действительно важна, молчали.
      - Мы доказали, что наши изобретения могут с успехом применяться для организации азартных игр, - сказал Берк. - Но мы теряем время. Мы должны разрешить Сэму начать производить наши Вулканы для баров и аптек. Мы застряли в Лас-Вегасе, но так и не смогли привлечь внимание Бюро стандартов и Чикагского университета своей заменой колеса рулетки.
      - А вы не думаете, что физики придут к нам играть по своей воле? - спросил Март.
      - Физики не играют в азартные игры. После покупки продуктов на неделю, у них просто нет на это денег.
      - Да, - сказал Март. - Я думаю, что это одна из причин, из-за которой мы начали действовать. В любом случае, держу пари, что мы закончим здесь до конца недели. Получится ли у нас или нет, казино мы закроем. Сегодня днем я пошлю Сэму телеграмму, чтобы он приступил к работе. К следующему Рождеству в каждом баре и аптеке вместо одного пинбола будет установлено два Вулкана!
      В тот же день внимание Мартина привлек один из посетителей казино, которого Март назвал неуверенным игроком. Игроки бывают разные: уверенные и неуверенные, иногда трудно отличить их друг от друга. Но абсолютно неуверенного игрока можно отличить с первого взгляда.
      Этот конкретный экземпляр сидел в первом ряду зала, заворожено глядя на Вулкан, словно впал в транс. Он лишь изредка протирал стекла очков большим белым носовым платком, который вынимал из кармана. Он делал ставки. Довольно много. И не выиграл ни разу. Марту хотелось посоветовать ему сдаться. Если вы не способны хотя бы иногда предчувствовать развитие событий, у вас нет ни единого шанса отгадать абсолютно случайный набор цифр. Уверенные игроки обладают способностью предчувствовать. Неуверенные, по-видимому, родились с полным его отсутствием.
      Март, наконец, подавил желание защитить парня от его собственных проблем и отвернулся. Он увидел, что Берк тоже наблюдает за этим парнем со своего места возле окошка кассира.
      - Я бы сказал, что он из ФБР, - сказал Берк.
      - Он? Нет, ну что вы. Скорее всего, свежий магистр по английской литературе. Неприятно видеть, как бедняга выбрасывает свои деньги на ветер, но что я могу поделать?
      В тот вечер парень продержался на своем игровом месте почти до времени закрытия, и только после этого отправился восвояси. По правилам казино, чтобы сохранить место, необходимо было делать ставки по крайней мере на одну игру из четырех. Очевидно, у него кончились деньги даже на минимальные долларовые ставки. И все-таки казалось, парень с большим трудом покинул свое место.
      Март был уверен, что он появится на следующий день, но он ошибся. Однако на второй день парень все-таки пришел, и Март чуть не задохнулся от удивления, увидев, кто сопровождает этого неуклюжего незнакомца.
      Трудно было не узнать стройную фигуру его старого друга, доктора Дженнингса.
      Лицо Дженнингса озарилось радостным удивлением, когда он разглядел Мартина в дверях казино "Вулкан".
      - Добро пожаловать в наше заведение, - сказал Март, ухмыляясь. - Не знал, что вы дружите с госпожой удачей и колесом фортуны. В любом случае, я рад вас здесь видеть.
      - И я тоже, - криво усмехнулся Дженнингс. - Я не видел передачи Бейрда, и посмотрел ее только несколько дней спустя. К тому времени Рой уже дергал меня за рукав и требовал, чтобы я пришел и выяснил, что ты задумал. Кстати, ты уже познакомился с Роем? Он сказал, что провел здесь день, но остался неузнанным.
      Март поманил Берка, и они повернулись к человеку, который два дня назад проиграл свои деньги.
      - Доктор Рой Гудман из Комиссии по атомной энергии США, - представил его Дженнингс. - Он тоже не любитель азартных игр, более того, он признался мне, что вы укрепили в нем твердое желание оставаться таковым всю оставшуюся жизнь.
      Март пожал доктору Гудмену руку.
      - Мне очень жаль, - сказал он. - На днях я с трудом сдержался, чтобы не выставить вас из зала. Кто-то удачлив, кто-то - нет. И если нет удачи, ставки на скачках и столы для игры в бинго не для вас.
      - А Вулканы? - спросил Гудмен.
      - И Вулканы. Они тоже не принесут вам прибыли.
      - Я в этом не уверен, - сказал Гудмен. - До такой степени, что отправился в Лос-Анджелес и привез сюда доктора Дженнингса, чтобы он подтвердил мое мнение.
      - И это за мнение? - спросил Март.
      - Я считаю, что Вулкан может принести нам огромную выгоду. Вы не возражаете, если я попрошу доктора Дженнингса составить собственное мнение?
      - Как вам угодно, джентльмены, - сказал Март.
      Дженнингс неуверенно рассмеялся.
      - Ну что ж, давайте посмотрим. Я, конечно, не знаю, что все это значит. Я полагаю, что это как-то связано с ракетами Нэгла и Телепортами. У Роя тоже есть тайна, и вы оба меня совершенно озадачили.
      - Как насчет ужина, когда вы закончите? - спросил Берк. - Встретимся, поговорим и попытаемся разоблачить друг друга.
      - Вот и все, - сказал Март, наблюдая, как мужчины занимают места в игровом зале. - Вот и все, или я ошибаюсь. После того, как они закончат свое расследование, мы сможем упаковать наши чемоданы и отправиться домой.
      - Комиссия по атомной энергии США? - спросил Берк.
      - Именно.
      Дженнингс и Гудмен долго сидели в игровом зале. Наконец, когда солнце уже садилось за горизонт, они вышли из казино. Лицо Дженнингса казалось бледным, как будто он долго не видел солнечного света. Его руки заметно дрожали, когда он закуривал тонкую сигару.
      - Еда в нашем отеле очень хорошая, - сказал Март.
      Дженнингс кивнул. Ни он, ни его спутник не произнесли ни слова. Четверо мужчин молча направились к отелю. Только когда они сели за стол и взяли меню, Дженнингс нарушил молчание.
      - Запеченная ветчина, - пробормотал он официантке. - И сделайте кофе покрепче. Очень крепким.
      Пока они ждали выполнения заказа, он пожил руки на стол и пристально посмотрел на Марта.
      - Я слишком хорошо вас знаю, - сказал он, - чтобы спрашивать, не морочите ли вы нам голову, но я все равно спрошу.
      Март покачал головой.
      - Сформулируйте свой вопрос точнее, что вы имеете в виду? Перед вами всего лишь хитрое приспособление для отъема долларов у лохов, естественно, я не говорю о присутствующих - вы особый случай, мы приносим вам извинения, - улыбнулся он, посмотрев на доктора Гудмена.
      Человек из Комиссии по атомной энергии не подал виду, что понял намек.
      - Только два типа людей могли создать Вулкан, - сказал Дженнингс. - Это или дурак, который случайно наткнулся на этот эффект и не представляет, как он работает. Или гений, который точно знает, с чем он имеет дело - гений, который настолько велик, что может позволить себе сидеть сложа руки и посмеиваться над нами, в недоумении почесывающими головы и выглядящими довольно глупо, потому что не способны объяснить то, что видим.
      - Никто над вами не смеется, - серьезно сказал Март. - И все же вы должны объясниться.
      - Хорошо, - сказал Дженнингс. - Этот ваш Вулкан - не что иное, как чрезвычайно точная гипермасштабная модель радиоактивного атомного ядра, в которой в полной мере реализована возможность проникновения через потенциальный барьер. Вы хотите сказать, что вами создана окончательная теория, описывающая ядерную структуру. Вы говорите нам, что знаете, что происходит в радиоактивном атоме. Но, говоря это, вы явно насмехаетесь над нами. Почему? Почему вы так поступаете с нами, Март?
      Март посмотрел на скатерть и провел ногтем по узору на полотне.
      - Вовсе нет, - ответил он. - Я не смеюсь над вами. И готов объяснить, что здесь происходит. Более того, я расскажу об этом любому, кто самостоятельно разберется в принципе работы Вулкана. После ужина, наверху, в нашей комнате.
      Остаток ужина прошел почти в полном молчании. Берк и Март знали, что Дженнингс хочет поговорить с ними. Они знали, что он не забыл о проекте "Левитация" и их последнюю встречу, но он не мог упоминать об этом проекте в присутствии Гудмена.
      Человек из Комиссии по атомной энергии, казалось, почувствовал, что он здесь лишний. Молчание раздражало его. На его лице появилось выражение недовольной решимости, он хотел показать, что он против того, чтобы любые секреты обсуждали без его участия.
      Закончив ужин, они поднялись в комнату Марта. Кэролайн и дети пошли на представление, поэтому они остались одни. Дженнингс закурил новую сигару и сел у окна, откуда он мог видеть дымку огней и пустынную пыль над Лас-Вегасом. Март постоял немного у окна, глядя на улицу. Потом обернулся.
      - Я хочу получить патент на мои изобретения, - сказал он. - Это все, что мне нужно. Только патент.
      Дженнингс выпустил в воздух облачко дыма и с сомнением посмотрел вверх. Гудмен нетерпеливо заерзал на стуле.
      - У вас есть патенты! - сказал человек из Комиссии по атомной энергии. - Я телеграфировал в Вашингтон и получил копию патентов на Вулканы, пока ездил в Лос-Анджелес. Все ваши изобретения защищены!
      Дженнингс не сдержался и улыбнулся, наблюдая за Мартом сквозь тонкую дымку сигарного дыма.
      - Значит, вам нужен патент? - пробормотал он. - Я должен был догадаться, что услышу что-то подобное, вы ведь напарники с Берком. Это ведь Берку нужен патент?
      - Мы вместе это придумали, - сказал Март. - Мы разработали эти устройства и не знали, что с ними делать дальше. Наконец, Берк так устал от моих жалоб на невозможность использовать их, не выдав секрета, что предложил создать что-то конкретное. И мы это сделали.
      Дженнингс покачал головой.
      - Пока нет, Март. Вы всего лишь разворошили осиное гнездо. Но пока не ясно, приведет ли это копошение к каким-либо реальным действиям по вашей проблеме.
      - Копошение - это уже результат, - сказал Март. - Для тех, кто по-настоящему поймет смысл "Вулкана", мир уже никогда не будет прежним.
      - Вы говорите так, словно меня здесь нет! - раздраженно сказал Гудмен. - Я абсолютно ничего не понимаю. Вы создали модель, которая, по вашему молчаливому признанию, была правильно истолкована мной и доктором Дженнингсом. Теперь вы говорите, что вам нужны патенты на устройство, которое уже защищено патентами!
      - Вы лучше меня знаете, - сказал Март, - что каждый патент защищает конкретное устройство, но не закон природы, на котором основано действие данного устройства. В соответствии с нынешней Патентной системой это все, что я мог сделать. От нас потребовались значительные усилия, чтобы ограничить возможности "Вулкана", и создали развлекательное устройство, а не аморальный игровой автомат.
      - Что значит "все, что я мог сделать"? Что еще вы собираетесь изготовить?
      - Вас интересует что-то конкретное?
      Гудмен слегка покраснел.
      - Я хотел бы, чтобы вы просветили нас, невежд, насчет структуры и внутренних процессов радиоактивного атома - если вы, конечно, считаете нас способными понять это. Я хотел бы, чтобы вы рассказали, как способ движения в вашей ракетной игрушке может применяться в настоящих самолетах. А Телепорт... Совершенно очевидно, что мы хотели бы использовать его, если это возможно.
      - Это возможно, уверяю вас, - сказал Март. - Но поверьте, я пока не знаю, как это сделать. Чтобы разработать подобные устройства, потребуется хорошо оборудованные исследовательские лаборатории и труд многих инженеров. Но это уже детали. Я не инженер, доктор Гудман, и не создатель трюков, разве что временно. Я теоретик-исследователь и хочу им остаться. Однако, к сожалению, мне нужно есть. Моей семье тоже.
      - Не понимаю... Любой хороший университет ...
      - Принято считать, что теоретик-исследователь во многом похож на художника древности: он, якобы, выше работы за грязные деньги. Он должен работать на Истину и Знание, в то время как кто-то другой - инженер-разработчик, например, получает за свою работу замусоленные зеленые банкноты.
      - Доктор Нэгл...
      - Если я сейчас сделаю то, о чем вы просите, то есть передам основные принципы, которые лично открыл и использовал в этих устройствах, я буду совершенно бесправен. То есть не получу ни защиты, ни дальнейшего вознаграждения. До тех пор, пока я остаюсь изготовителем безделушек и трюков, я имею право на полную защиту и благословение наших патентных законов. Но в тот момент, когда я вступаю в область новой фундаментальной науки, я немедленно теряю права на собственные открытия. Я даже не могу использовать в своих целях собственную работу! Я не могу рассказать вам об этих основных законах природы, которые открыл, не потеряв при этом права на финансовую выгоду от моего открытия!
      Доктор Гудмен издал такой звук, словно был потрясен каким-то чудовищным святотатством.
      - Конечно, вы не можете запатентовать закон природы! Это немыслимо! Это то, что просто есть - им может воспользоваться каждый.
      - Прекрасно. Тогда пусть они им и воспользуются.
      Стало совсем темно, но они не включили свет. Единственным источником света было сияние над городом. Из темноты послышался тихий смешок, и Дженнингс сказал:
      - Если мы правильно понимаем ваш "Вулкан", то получается, что вы хотели бы запатентовать устройство атома.
      - Да, можно и так сказать, - задумчиво согласился Март. - Я хочу получить патент на устройство атома.
      - Вы смеетесь над нами, - сухо сказал Гудмен. - В сложившейся ситуации это выглядит особенно отвратительно. Правительство, безусловно, нуждается в вашей работе. И я уверен, что о надлежащем вознаграждении можно не беспокоиться.
      - Неужели? Лаборатория, два ассистента и семьдесят две сотни в год. На одной только ракете Нэгла я заработал почти сто тысяч.
      Март повернулся и с внезапным раздражением прошелся по комнате. В тусклом свете он смотрел прямо в лицо ученому из Комиссии по атомной энергии.
      - Доктор Гудмен, вы первый удостоились чести разобраться в принципе действия "Вулкана", но, похоже, не способны понять то, что я сказал. Но я хочу, чтобы вы меня поняли и рассказали об этом в лабораториях Комиссии. Я хочу, чтобы всякий раз, когда мое имя всплывет в разговорах ваших коллег, вы немедленно вспоминали: это тот самый Мартин Нэгл, открывший некоторые из самых важных и основных законов природы, которые люди способны постичь в настоящее время. Конечно, они имеют огромное значение для правительства, промышленности и военных, но если Мартин Нэгл не сможет получить патент на свою работу и получить за нее надлежащее вознаграждение, он будет использовать свои открытия только для изготовления безделушек. И еще. Сообщите своим коллегам, что Мартин Нэгл не сошел с ума. Процитируй меня как можно точнее.
      Он посмотрел на часы.
      - Если вы не возражаете, джентльмены, боюсь, нам придется вернуться в казино. Поскольку сейчас это наш основной источник дохода, мы с Берком должны помогать принимать наших посетителей.
      Казалось, Гудмен потерял дар речи. Когда они вышли из комнаты, Дженнингс подмигнул Марту за спиной своего спутника и пожал ему руку.
      - Держите со мной связь, - сказал он. - Я сообщу вам знать о реакции на Западе. Вы скоро вернетесь в Нью-Йорк?
      - Да. Мы заключили достаточно большое количество франшиз на "Вулкан". Они появятся и в других игорных центрах. Затем мы выпустим еще одну модель, чтобы конкурировать с пинбольными автоматами в барах и аптеках. Я думаю, это будет очень популярное устройство.
      - Надеюсь! - горячо воскликнул Дженнингс. - Очень на это надеюсь!
      
      IV
      Когда Март и Берк вернулись домой, выяснилось, что Бейрд успел включить подробности их разговора с Дженнингсом и Гудменом в свою программу. Было непонятно, как ему удалось так быстро получить эту информацию. Можно было предположить, что проболтался Гудмен, впрочем, даже это казалось маловероятным. Во всяком случае, они смогли посмотреть программу Бейрд, когда обе семьи ужинали вместе в квартире Марта.
      - Наконец-то все стало понятно, - сказал Бейрд, самодовольно скривив лицо. - Одна из самых поразительных новостей всех времен - это правда, стоящая за фантастическими предприятиями бывших правительственных ученых Мартина Нэгла и Кеннета Беркли. Вы помните, что много месяцев назад эти люди уволились из секретных правительственных лабораторий, чтобы заняться производством игрушек. В последнее время они обзавелись игорным домом в Лас-Вегасе, штат Невада. Теперь мы знаем, чего добиваются Нэгл и Беркли!
      Наш надежный информатор сообщил, что целью этих двух бывших ученых является разрушение всей системы американского патентного права. И метод, который они выбрали, очевиден - шантаж!
      С момента создания патентной системы наши суды свято охраняли силы природы от посягательств новоявленных собственников и не давали им попасть в руки корыстных монополистов. И эта система обеспечила нашей страна техническое процветание, а нашим изобретателям и ученым щедрое вознаграждение.
      И вот мы столкнулись с вопиющей попыткой уничтожить нашу патентную систему, требуя установления права частной собственности над природными силами Вселенной, которые, в противном случае, эти два человека отказываются раскрывать, в отличие от великих ученых прошлого. Я не знаю, каков будет исход этого спора, но я уверен, что наши суды не допустят такого наглого посягательства на основы нашей патентной системы. Она должна быть защищена и сохранена в неприкосновенности, чтобы обеспечить изобретателям их справедливые права на плоды их труда и в то же время защитить их от монопольной эксплуатации открытого хранилища Природы.
      Крайне неприятно наблюдать за поведением двух гениальных ученых - Мартина Нэгла и Кеннета Беркли. Научный мир признает их гениальность. Уникальность открытых ими принципов, использованных в их игрушках и игровых автоматах, подтверждена. Мы искренне надеемся, что они пересмотрят свои фантастические претензии и вернутся в лаборатории, где их труд так необходим для обороны страны.
      Кэролин Нэгл выключила телевизор. Это была высокая темноволосая женщина с неестественно бледным лицом.
      - Вот и все, - сказала она. - Надеюсь, вы к этому были готовы. Если вы сейчас же не прекратите свои эксперименты, мы, скорее всего, будем висеть на фонарных столбах где-нибудь на Пятой авеню.
      Март взял стакан и уставился на пустой экран.
      - Да, я знал, что будет плохо, но не думал, что кто-то сойдет с ума до такой степени. Берк, может быть, нам с тобой стоит все-таки поговорить с Бейрдом?
      - Э-э-э, - сказал Берк. - Как ваш личный психиатр, я не советую этого делать. Бейрд - своего рода знамя, Защитник домашнего очага. Он очень опасен. Думаю, что вам лучше держаться подальше от этого парня.
      - Он может ускорить выполнение нашего плана. Это позволит сделать следующий шаг.
      - Нет, если узнает, что нам это выгодно. Пока он просто следил за нами. Но Кэролин права, вся эта история может плохо закончиться. Мы должны действовать быстрее.
      - У нас есть Дженнингс, - сказал Март. - Но я бы предпочел не использовать его. Всем хорошо известно, что в прошлом он был с нами связан. Я бы предпочел, чтобы это сделал кто-нибудь вроде Бейрда. Во всяком случае, мы можем подождать еще день или два и посмотреть, как будут развиваться события. Лично я считаю, что мы должны добиться, чтобы еще больше нужных людей увидели "Вулкан". Это наш козырь.
      - Детям придется сидеть дома, - сказала Кэролин. - Какой-нибудь псих, взбудораженный Бейрдом, наверняка вскоре решит защитить от них свою страну. Иногда я жалею, что ты все это затеял.
      - Невозможно поставить яйцо вертикально, не разбив его конец, - философски сказал Март. - У вас есть личный телепорт. Без него наши дети никогда не выходят из дома. Как быстро ты смо...
      Он сделал быстрое движение, будто вытаскивая пистолет. Рука Кэролайн опустилась на узкий пояс на талии. Она исчезла прежде, чем Март успел поднять руку.
      - Достаточно быстро, - сказала она из другого конца комнаты.
      - Неплохо, - сказал Март. - Но хотелось бы, чтобы твоя рука двигалась быстрее. Может, нам стоит немного потренироваться? Кто-нибудь хочет сегодня вечером отправиться на Джерси-бич?
      На следующее утро Март и Берк вновь открыли свой офис. Не успели они вытереть пыль со столов, как появился первый посетитель. Когда Дон Вулф вошел, Март посмотрел на него и усмехнулся.
      - Вчера вечером я увидел передачу Бейрда по телевизору, - сказал инженер.
      - Ну и? - спросил Март.
      - Да. И это было чертовски хорошо. Когда в прошлый раз я выходил отсюда, мне было очень больно.
      - Не припомню, чтобы я сказал вам что-нибудь обидное, - сказал Март.
      - Ничего, - подтвердил Вульф, - однако продемонстрировали самое колоссальное, невыносимое тщеславие, которое когда-либо проявлял один человек по отношению к другому.
      - Довольно странная интерпретация моего поведения.
      - Но справедливая.
      Март развел руками и указал на стул.
      - И вот вы вернулись.
      - Да, - сказал дон Вульф, - чтобы поздравить вас и выслушать ваши извинения.
      - За что?
      - Так будет лучше! Я ее унес.
      На полдюжины ударов сердца Март затаил дыхание. Он прищурился, глядя на посетителя.
      - Ракету?
      - Да, - Вульф достал из кармана небольшой предмет: мешанину проводов, обернутых вокруг полудюжины похожих на арахисовые орешки стеклянных ламп и разнообразных конденсаторов. Он наклонился и прикрепил его к ножке стола.
      - Отойдите немного назад.
      Март так и сделал. Внезапно стол оторвался на фут от пола и повис в воздухе. Март протянул руку, чтобы прикоснуться к нему. Стол мягко качнулась в сторону, но когда он надавил сильнее, сдвинуть его не удалось.
      - Вижу, - он задумчиво поджал губы и откинулся на спинку стула. - А теперь, естественно, я должен спросить, что вы собираетесь предпринять дальше?
      Дон Вульф снова прикоснулся к обмотанному проводами прибору, и стол мягко опустился на пол.
      - Я же сказал, что видел передачу Бейрда прошлой ночью.
      Он взял тяжелый пресс-папье и принялся методично колотить по этой штуковине, пока в крошечных лампочках не погасли огоньки, и она не превратилась в груду стеклянных осколков и скрученной проволоки. Потом смахнул все это в мусорную корзину.
      - На самом деле вам не нужно извиняться, - сказал Дон Вульф. - Я просто хотел доказать, что смогу сделать это, и сказать, что я на вашей стороне. Но решил это сделать совсем недавно. Если бы вчера не Бейрд, все было бы совсем по-другому. Я не понимал, что вы задумали, пока не услышал его передачу. Я был слишком взбешен, чтобы понять, что вы занимаетесь чем-то еще, кроме очевидной попытки оскорбить как можно больше людей. Не думаю, что у вас что-нибудь получится, вы это и сами понимаете, но все равно я с вами. Но я сомневаюсь, что в стране найдется хотя бы один исследователь или инженер-разработчик, который не хотел бы лично нанести нокаутирующий удар Патентному ведомству. Если и есть такой, то я не знаю, где он прячется.
      Он поднялся со своего места.
      - Если мой шеф узнает, что я только что вдребезги разбил эту замечательную компактную рабочую модель, он вышвырнет меня вон, и я останусь без работы. Я сжег все записи. И не думаю, что люди из магазина, торгующего моделями, сумеют восстановить устройство по тем крохам, которые я мог оставить. Так что, если вы знаете какую-нибудь лабораторию, где мог бы пригодиться хороший специалист по разработке, дайте мне знать.
      - Я знаю одну маленькую работу, которую можно поручить очень хорошему человеку. Садитесь.
      Вульф вернулся на свое место, а Март наклонился вперед.
      - Вы слышали Бейрда, - сказал он. - Значит, вы знаете, кто он. Я хочу использовать его, но не могу сделать это напрямую. Он откажется от всего, если узнает, что это связано со мной.
      Я хочу, чтобы Конгресс провел расследование - как в отношении меня, так и в отношении всей Патентной системы. Я считаю, что Бейрд может добиться этого. Он из тех людей, которые готовы твердить одно и то же, пока все не устанут и не согласятся со всем, что он говорит. Но его нужно подтолкнуть. Вы тот человек, который сможет это сделать.
      - Что от меня требуется? - спросил Вульф.
      - Просто расскажите ему свою историю. Как предложили мне выгодную сделку по промышленному применению принципа, который задействован в игрушечной ракете, а я отказался его открыть. Скажите, что для авиационной промышленности жизненно важно использовать его в работах, связанных с национальной обороной. Помашите флагом. Он на это клюнет. Будьте настойчивы, и в тот же день он будет рыдать у дверей Конгресса.
      - У него должно получиться очень хорошо.
      - Мы воспользуемся этим шансом. Вы сделаете это? Заплачу немного, но не обижу.
      - Жалованье в данном случае не главное. Мы же начинаем крестовый поход, как мне кажется.
      - Спасибо. Дайте мне знать, как только свяжитесь с Бейрдом.
      Март и Берк ожидали результатов, вызванных передачей Бейрда. И к полудню они стали появляться в изобилии. Были телеграммы от бывших учеников Марта, которые теперь стали уважаемыми инженерами и физиками в коммерческих лабораториях по всей стране. Его коллеги из полудюжины университетских центров тоже прислали сообщения. Были послания и от незнакомых ему людей, связанных с некоторыми крупнейшими концернами страны.
      Дорис, их секретарша, уже давно получила указание не соединять ни с кем, кроме членов семей и важных деловых партнеров. В кабинете Марта они с Берком рассортировали сообщения, разделив их на две стопки.
      - Может быть, нам нужна третья куча, - спросил Берк. - Вот парень, который хочет знать, можем ли мы помочь ему получить патент на его суперцепкие туфли для кошек, которые нельзя сбросить.
      - Ему не нужна наша помощь, - сказал Март. - Патентное бюро согласится выдать ему патент, не задумываясь! У меня тоже есть такое письмо. Какой-то парень хочет запатентовать дом, подвешенный, как птичья клетка. Он считает, что покачивание такого дома позволит излечить неврозы людей, которых никогда толком не качали в колыбели. Но большинство остальных похлопывают нас по спине и желают удачи. У вас то же самое?
      Берк кивнул.
      - Некоторые из этих парней действительно озлоблены. Но они не сумасшедшие. В основном инженеры. Физики, кажется, немного менее увлечены тем, что мы делаем. Большинство из них, похоже, слегка озадачены.
      - Так и есть, - сказал Март. - Всю свою жизнь они считали, что Патентная система не имеет никакого отношения к их работе, поэтому плохо себе представляют, чего ждать от нее. Когда, наконец, прозвенит звонок, и они поймут, чего им не хватало, реакция обязательно последует!
      Дон Вульф позвонил в тот же день.
      - Бейрд все проглотил, - сказал он. - Это была именно та история, которой ему не хватало. Уже сегодня вечером моя история будет рассказана в его передаче. Но этот парень - настоящий параноик. Мне кажется, было бы неплохо нанять телохранителя, пока все не уляжется. Он, цитирую его, собирается выставить на всеобщее обозрение пример интеллектуального эгоизма, который сдерживал развитие нашей нации в течение последних двух десятилетий. Он просто чокнутый.
      - Это почти нормально для такого типа, - сказал Март. - Но я думаю, мы сможем о себе позаботиться. Если хотите, я сейчас же напишу несколько рекомендательных писем. У вас не должно быть никаких проблем с поиском новой работы. И надеюсь, что вы будете готовы дать показания, когда расследование будет завершено.
      - Можете не сомневаться, я готов. И письма мне не понадобятся. Сегодня днем мне удалось кое с кем договориться самостоятельно. Дайте знать, когда вам понадобится моя помощь.
      Дон Вульф не преувеличивал. Март выслушал речь телевизионного репортера, и вечером ему стало немного не по себе. Озлобленность Бейрда еще раз подчеркивала могущество того, с чем они боролись. Патентная система - всего лишь маленькая часть этого монстра, подумал он. Корни такой же необъяснимой злобы глубоко проникли во все слои общества.
      Но Бейрд все-таки сделал то, чего добивался Март. Он потребовал, чтобы Конгресс назначил Комиссию по установлению границ прав человека на сокрытие информации, имеющей жизненно важное значение для благосостояния нации, даже если он не может запатентовать свои открытия.
      - Мы знаем, что такая информация существует, - заявил он. - Однако сейчас она принадлежит одному конкретному человеку. Можем ли мы позволить ему монополизировать свои знания и ограничить доступ нации к жизненно важным законам природы? Я утверждаю, что эта информация сопоставима по значимости со стратегическими ресурсами угля, нефти и атомной энергии. Нам и в голову не пришло бы позволить одному-единственному человеку запрещать доступ нашей страны к любому из этих ресурсов. Я призываю Конгресс Соединенных Штатов расследовать эту скандальную ситуацию и немедленно принять закон, который исправит ее.
      Эффективность призыва Бейрда стала понятна Марту уже на следующее утро, когда он попробовал воспользоваться такси. Едва он устроился, двери с обеих сторон открылись, и рядом с ним уселись два аккуратно одетых человека. Он почувствовал, как с обеих сторон к нему прижимаются стволы пистолетов.
      С некоторой тревогой он попытался рассмотреть их. Понять, кто они, не удалось. Действовали они с бездумной решимостью, которая указывала на то, что они или единомышленники Бейрда, или, была и такая вероятность, бандитами, которые надеялись выбить из него секреты для собственного использования.
      Март нажал локтем на кнопку телепортационного пояса и тотчас обнаружил, что сидит на карнизе многоквартирного дома, наблюдая, как такси движется внизу в потоке машин. Он следил за ним, пока оно не исчезло из вида. Придется увезти Кэролайн и детей из города, подумал он. Он знал, что события будут развиваться стремительно, но не ожидал, что все будет так плохо.
      Март спустился в квартиру и встретился с Кэролайн, которая вздрогнула при его внезапном появлении.
      - Я думала, ты отправился в офис!
      Он рассказал ей, что произошло.
      - Ну, мы же не собираемся переезжать куда-нибудь в глушь, - сказала она. - Это самая безумная идея, которая у тебя когда-либо появлялась. Если кто-то и собирается нас похитить, то там это будет сделать в десять раз проще, чем здесь, в городе. Твое беспокойство о нас чрезмерно. И бессмысленно. Мы останемся здесь, с тобой, пока все не закончится. Дети умеют обращаться с телепортом не хуже нас с тобой. Кстати, тебе придется серьезно поговорить с Джимми. Вчера учитель отругал его за домашнее задание, и он из класса телепортировался домой. Учительница впала в истерику, остальные дети были перепуганы до полусмерти. Я заставила его вернуться. Но ты должен предупредить сына, что так поступать нехорошо.
      Марту история с учителем Джимми показалась забавной. Но он быстро взял себя в руки и признал, что Кэролайн права. Отсылать семью в деревню было глупо. Однако инцидент в такси все еще вызывал у него неприятное чувство. Нужно было что-то предпринять, чтобы события развивались еще быстрее.
      Когда он, наконец, добрался до офиса, опоздав на пару часов, оказалось, что за это время произошло что-то серьезное. Берк протянул ему телеграмму от Дженнингса.
      
      "Похоже, вам понадобится помощь, парни. Хотите или нет, но вы ее получите. Лас-Вегас станет Меккой американских физиков. Бедняг обирают до нитки. Этому надо положить конец. Ниже приводится копия послания, которое мы отправили в Вашингтон:
      
      "Нижеподписавшиеся полагают, что в национальных интересах поддержать предложение о расследовании заявлений и открытий некоего доктора Мартина Нэгла, но не с целью преследования доктора Нэгла и наказания его, как это было предложено первоначально. Мы просим, чтобы такое расследование позволило доктору Нэглу получить беспристрастное решение по поводу его претензий и решений".
      
      Рядом с именем Дженнингса стояли имена еще шестидесяти пяти ведущих физиков страны.
      Руки Марта слегка дрожали, когда он отложил телеграмму.
      - Довольно много подписей людей, на поддержку которых я не рассчитывал. Во всяком случае, теперь мы лучше знаем кто наши друзья.
      
      V
      Со скоростью, поразившей Марта, это обращение принесло результаты. Менее чем через две недели пришло официальное уведомление от Комитета Конгресса по расследованию интеллектуальных ресурсов Соединенных Штатов.
      Кейс вызвал его в Управление национальных исследований. Пришлось отправиться в Вашингтон. Был унылый дождливый день. Март не жалел, что не бывал в этом городе после последнего визита к Кейсу.
      Директор поприветствовал довольно тепло, будто они не расстались в прошлый раз почти врагами. Однако он смотрел на Марта с явным неодобрением, наверное, он хотел бы поверить в его добрые намерения, но не мог, потому что это противоречило бы всему, во что он до сих пор верил.
      - Они вызывают меня для дачи показаний, - сказал Кейс. - Мне бы хотелось, чтобы вы мне рассказали как можно больше о том, чего пытаетесь добиться. Я хочу быть непредвзятым, но это противоречило бы правилам, которым нас обучили, когда мы только начинали научные карьеры.
      За окном безостановочно шел дождь. Остаток дня они провели в кабинете Кейса. Март пытался объяснить старику, почему они расходятся во мнениях. Он не был уверен, что справился. Кейс колебался, но казалось, что его сомнения постепенно отступают под напором веских доводов. Март надеялся, что сумеет убедить Кейса, потому что его показания так или иначе будут иметь большое значение для окончательного решения.
      Первое заседание слушаний было назначено на следующее утро. Март был вызван для дачи показаний в зал заседаний Комитета, где собралось уже много людей, среди которых было более пятидесяти ведущих ученых и инженеров-исследователей со всей страны. Март обратил внимание, что многие из них подписали телеграмму Дженнингса.
      Там был и сам Дженнингс, очевидно, прибывший только утром, поскольку не связался с ним. Март узнал других людей из Комиссии по атомной энергии, из Бюро стандартов и ведущих университетов. Многие бывшие его ученики занимали там высшие научные посты.
      Среди собравшихся Март заметил Дона Вульфа и Джо Бейрда, телерепортера. А потом он с каким-то замиранием сердца обнаружил дородную фигуру своего бывшего коллеги по проекту "Левитация", профессора Дикстра из Массачусетского технологического института. Март застонал и подтолкнул локтем Берка, указав на Дикстра, который занял место в дальнем конце зала.
      - Немезида здесь, - сказал Март.
      Среди членов Комитета, организовавшего слушания, было пять конгрессменов. Когда они вошли и заняли места за длинным столом, Берк и Март внимательно наблюдали за ними. Среди ученых они ничем не выделяются, отметил Март. Он с тревогой подумал о том, что решение этих пятерых может повлиять на жизнь и работу всех остальных собравшихся на слушания. Что сделало этих пятерых и их коллег по Конгрессу компетентными судить об ограничениях, которые должны быть наложены на людей науки, и направлять их мышление?
      Его размышления были прерваны стуком молотка сенатора Когсуэлла, который возглавлял слушания Комитета. Он объявил о начале заседания в многочисленные микрофоны, установленные на столе перед ним.
      Март внимательно наблюдал за Когсуэллом. Он был ключом к Комитету. Сенатор был родом со Среднего Запада, до того, как попал в Сенат, он торговал сельскохозяйственной техникой. Характерный румянец, покрывавший его лицо, шею и руки выдавали в нем человека, который долгие годы своей жизни провел на солнце и ветре. Пресса называла его Честным Эйбом Когсуэллом, и Март был уверен, что он это имя заслужил.
      Но нельзя честно решить какой-то вопрос, если не разбираешься в нем, подумал Март. Нечестно даже пытаться судить о том, чего не знаешь. И никакая репутация честного человека не поможет, если ты не понимаешь даже того, что у тебя не хватает знаний для принятия решения! Так или иначе, он должен был найти способ объяснить Когсуэллу ситуацию.
      Фермер-политик объявил:
      - Первым для дачи показаний вызываем доктора Мартина Нэгла.
      Март встал и медленно подошел к креслу перед микрофонами. Он отметил, что площадка прессы была заполнена. Очевидно, все службы новостей были вынуждены послать своих представителей на случай, если на слушаниях произойдет что-то впечатляющее.
      Когсуэлл повернулся к нему.
      - Вы доктор Нэгл?
      - Да.
      После чего Марта привели к присяге. Затем Когсуэлл продолжил:
      - Вы были вызваны на слушания Комитета после того, как вы и ваш партнер были обвинены в порочащих вас действиях. Утверждается, что вы отказались от военного и коммерческого использования некоторых сделанных вами открытий, и что эти открытия имеют первостепенное значение для благосостояния и обороны страны.
      Утверждается, что вы очень серьезно критиковали Патентную систему Соединенных Штатов, утверждая, что она предоставляет недостаточную защиту вашим работам. Далее утверждается, что вы угрожали скрывать информацию о своих важных открытиях до тех пор, пока пересмотр Патентных законов не даст вам желаемую защиту.
      Вы хотели бы разъяснить свою позицию, доктор Нэгл, чтобы прояснить свои аргументы для Комитета, или предпочитаете сначала подвергнуться перекрестному допросу, пункт за пунктом?
      - Я хотел бы спросить, - сказал Март, - готов ли Комитет рекомендовать Конгрессу внести изменения в Патентную систему, если будет доказано, что это отвечает справедливым интересам общества, которую Патентные законы призваны защищать.
      - Мы не собираемся предпринимать никаких действий, - сказал Когсуэлл. - Но если будет доказано, что подобные шаги необходимо будет сделать, Комитет готов вынести соответствующие рекомендации.
      - Тогда я хотел бы изложить свою точку зрения, - сказал Март.
      - Продолжайте, доктор Нэгл.
      - В годы возникновения индустрии и промышленного производства, - сказал Март, - основой успеха часто было то, что привыкли называть коммерческой тайной. Мужчина или семья в течение многих лет открывали для себя наилучшие методы производства какого-либо предмета для последующей продажи. Этот процесс ревностно охранялся от глаз любого возможного конкурента. Только сохраняя тайну этих процессов, изобретатели и первооткрыватели могли получить справедливое вознаграждение за свой труд.
      Долгие годы, до самого последнего времени, эта система сохранения коммерческой тайны выполнялась неукоснительно. Очевидно, что у нее есть недостатки. Она препятствует распространению знаний. Она препятствует прогрессу, поскольку затрудняет соединять умения одного человека с открытиями других. Для того, чтобы обойти эти недостатки и была создана Патентная система. Теоретически это делается именно для того, чтобы собрать огромный запас коммерческих секретов в одном месте хранения общих знаний, которые в результате этого могут использоваться всеми заинтересованными людьми. В обмен на передачу своих открытий в общий фонд, человек теоретически вознаграждается Патентной системой, получая ограниченную монополию в использовании своего открытия.
      Помимо выплаты вознаграждения, Патентная система должна также обеспечивать стимул для совершения новых открытий и изобретений. На самом деле нынешние законы не достигают почти ни одной из этих очень идеалистических целей. Система не смогла идти в ногу с мировым техническим и научным прогрессом, поэтому она не в состоянии выполнить то, для чего она была разработана. Она не защищает практически никого из тех, кто больше всего в этом нуждается.
      Например, я обладаю тем, что мы можем назвать коммерческой тайной, имеющей огромную ценность, как для меня, так и для Общества. Я хотел бы поделиться ею, но при нынешней Патентной системе я не могу сделать этого и рассчитывать на вознаграждение, которое считаю адекватным и справедливым.
      Один из сенаторов, нахмурившись, прервал его.
      - Вы хотите сказать, что не можете получить патенты на свои открытия по нынешним законам?
      - Совершенно верно, - сказал Март. - Я не могу защитить свои открытия, поэтому, чтобы использовать их на практике, должен хранить их как коммерческую тайну.
      - Но патенты вам выданы, - сказал сенатор. - Он поднял пачку бумаг. - У меня есть копии выданных вам патентов на устройства, по поводу которых, похоже, возникли споры.
      Март покачал головой.
      - Нет, сэр. Нет никаких споров по поводу устройств, защищенных этими патентами. Никто не пытается лишить меня привилегии изготовить миллион игрушечных ракет, приводимых в движение антигравитацией, и им все равно, разбогатею ли я, став владельцем казино. Но это совсем не то, к чему я стремлюсь. Меня вынудили к подобной деятельности недостатки Патентного законодательства.
      Сенатор судорожно вздохнул, пытаясь сдержать раздражение.
      - Как может закон Соединенных Штатов принуждать вас к такой деятельности против вашей воли?
      - Минуточку, пожалуйста, - сказал сенатор Когсуэлл. - Возможно, нам следует позволить доктору Нэглу закончить свои показания, не прерывая его. После чего можно будет задать любые вопросы.
      - Если бы я был свободен, - сказал Март, - то немедленно передал свой материал в промышленные и правительственные лаборатории страны. В течение нескольких месяцев сотни инженеров в этих организациях смогут разработать десятки полезных устройств, основанных на моих открытиях. Но инженерам будут выданы патенты на устройства от имени корпораций, на которые они работают. Корпорации будут получать прибыль. Я же не получу ни цента за свою часть работы!
      - Фантастика, - перебил его сенатор. - Я не могу поверить, что это и в самом деле так. Конечно, никто не будет пытаться заставить вас отдать свою работу даром. Но я не понимаю, почему вы говорите о недостаточной защите по нашим Патентным законам. Что именно вы хотите запатентовать? Почему с этими вашими так называемыми коммерческими секретами нельзя поступать как с обычными изобретениями?
      Март улыбнулся и пожал плечами.
      - Вы не можете требовать от меня объяснений моих профессиональных секретов. В этой аудитории есть те, кто способен самовольно воспользоваться ими, если я сейчас подробно расскажу о них. Короче говоря, работа, которую я проделал, классифицируется патентными органами как законы природы. Они не могут быть защищены.
      Когсуэлл нахмурился.
      - Я не слишком хорошо знаком с терминологией, - сказал он. - Я полагаю, что примером может служить закон тяготения.
      - Да, - сказал Март. - Закон тяготения был бы классифицирован людьми из Патентного бюро как закон природы.
      - И вы предполагаете, что если бы сэр Исаак Ньютон был жив и опубликовал свое открытие закона тяготения, то ему был бы выдан патент на его применение?
      - Вот именно, - сказал Март. - Именно это я и предлагаю.
      В зале раздался приглушенный гул и шарканье ног по полу. За столом Комитета послышался смех.
      И председатель Когсуэлл не сдержал улыбки.
      - Во-первых, я не понимаю, - сказал он, - какую бы пользу принес такой патент доброму сэру Айзеку. Я уверен, что закон тяготения продолжал бы действовать независимо от патента. Вы полагаете, что патент на закон тяготения оказал бы какое-то влияние на нашу жизнь? Может быть, сэр Айзек стал бы взимать с каждого из нас пошлину за привилегию располагаться на поверхности Земли, как того требует этот закон? Или взимал плату за каждое упавшее яблоко?
      Сенаторы дружно хмыкнули, повернувшись друг к другу, чтобы оценить остроумие Когсуэлла. Но Марта больше интересовала реакция ученых и инженеров, собравшихся в зале. Он был доволен тем, как они раздраженно хмурятся.
      - Я не предлагаю ничего подобного, - сказал Март Когсуэллу.
      - Тогда, пожалуйста, объясните Комитету, какую реальную ценность представлял бы для сэра Исаака Ньютона патент на закон всемирного тяготения! И какую пользу получите вы, если вам выдадут патенты на то, что, надо полагать, является столь же очевидными законами природы.
      - В вашем последнем утверждении кроется заблуждение, из-за которого нам так трудно понять друг друга, - сказал Март. - Действие гравитации очевидно. А вот закон тяготения совсем не очевиден. Законы, которые я открыл, понятны еще меньше. На самом деле они настолько неочевидны, что я готов утверждать, что, если я не соглашусь раскрыть их после получения надлежащей патентной защиты, они не будут открыты по крайней мере еще сто лет.
      - Вы слишком высоко оцениваете свои способности по сравнению со способностями ваших коллег! - сухо сказал Когсуэлл.
      - Речь не о моих способностях, а о методах, с помощью которых я смог сделать эти открытия. Чтобы прояснить мою позицию, давайте возьмем более понятный пример. Одним из самых известных технологических устройств в современной науке и промышленности является обычный фотоэлемент. Фотоэлемент стал возможен благодаря открытиям доктора Альберта Эйнштейна. Доктор Эйнштейн не изобрел фотоэлемент; он открыл основные принципы, с помощью которых другие смогли изготовить соответствующее устройство. Вы видите разницу? Доктор Эйнштейн не получил и не мог получить никаких патентов на свои фундаментальные открытия. За эту свою работу он не получил какого-либо заметного вознаграждения. Но корпорации, которые с тех пор разрабатывали и производили фотоэлементы, получали баснословные гонорары за патенты на фотоэлементы. Понимаете, человек, который сделал фотоэлементы возможными, не получил никаких гонораров. Этот же ученый, благодаря своему важному принципу: E = Mс2, заложил основу атомной бомбы. Можете быть уверены, Комиссия по атомной энергии не выплачивает ему гонорары за каждую произведенную бомбу - как и любому другому человеку, чьи фундаментальные открытия сделали возможным производство этого оружия. С другой стороны, вы увидите, что...
      Внезапно в глубине зала послышался громкий шум. На мгновение показалось, что это взлетел взволнованный жук. Потом стало понятно, что это всего лишь доктор Дикстра вскочил со своего места и помчался по проходу к столу сенаторов.
      - Это нелепо! - воскликнул он. - Совершенно нелепо! Уверяю вас, джентльмены, что доктор Эйнштейн не допустит, чтобы его имя было осквернено упоминанием в связи с этой... этой корыстной попыткой...
      Председатель Когсуэлл громко постучал молотком.
      - Пожалуйста! Вас вызовут и позволят дать показания, когда придет время. В данный момент мы слушаем доктора Нэгла. Пожалуйста, займите свое место и воздержитесь в дальнейшем от подобных поступков.
      - Есть еще один важный момент, о котором бы я хотел заявить сейчас, - сказал Март. - Было упомянуто о потребности нации в научных талантах высокого уровня, о потребности в новых и фундаментальных открытиях. Я согласен, что это действительно так. Наша потребность в новых открытиях очень велика. Но фундаментальная научная работа не выполняется в достаточном объеме, потому что материальное вознаграждение отдельным исследователям и их спонсорам крайне невелика. Я показал, что происходит с такими людьми, как доктор Эйнштейн. Но подумайте о корпорации, которая нанимает большое количество людей для конкретной цели изобретения и открытия новых принципов. Рассмотрим "Gigantic Electric Corporation". Она берет на себя бремя проведения фундаментальных теоретических исследований стоимостью в пять миллионов долларов в год. В результате удается открыть некоторые основные законы химии и течения жидкости. Из-за патентной ситуации эти законы не могут быть защищены, но они очень приветствуются в "Mammoth Chemical" and "Altitude Aircraft", инженеры которой получают большое количество патентов на устройства, которые они разрабатывают на основе принципов, открытых в "Gigantic". В следующем году исследования "Gigantic" создадут теорию полупроницаемой мембраны. Компания "Mammoth Chemical" любезно поблагодарит их, использует в своих разработках и получит патенты на методы получения пресной воды из морской по доллару за кубическую милю или около того. AEC улучшит фильтры в Ок-Ридже. Кто-то еще получит патенты на выделение полезных углеводородов из нефтяных побочных продуктов для производства пластмасс. А вот "Gigantic Electric Corporation" не получит ничего. Их акционеры взвоют. И "Gigantic" свернет свою большую теоретическую исследовательскую программу. Никто не осмелится взяться за это дело, потому что при нашей нынешней Патентной системе теоретические исследования в достаточном масштабе не приносят никакой отдачи. Вот в чем ваша проблема, джентльмены. Дело не в том, что доктор Мартин Нэгл - собака на сене в отношении тех немногих вещей, которые у него есть. Это серьезная проблема, которая затрагивает каждого искреннего, ответственного ученого высшего уровня в стране. Это влияет на научное благосостояние всей страны. Я призываю вас принять решение, в котором все мы нуждаемся!
      
      В тот же вечер в отеле состоялась небольшая вечеринка, куда были приглашена пара десятков ближайших друзей Нэгла. Там были Кейс, Дженнингс и Дон Вулф. Пригласили для компании и профессора Дикстра, но у того были неотложные дела в другом месте.
      Март старался, чтобы разговоры не касались прошедших слушаний и сути его открытий. Однако эти темы постоянно всплывали. У него не было ни малейшего желания обсуждать это за обеденным столом. Все, что они могли сказать сейчас, нужно было говорить на слушаниях. Только Дженнингс сообщил новость, касающуюся работы Мартина. Он сообщил, что Гудмен приобрел один из "Вулканов" размером с таверну и разрабатывает систему, которая поможет ему победить в игре.
      Слушания возобновились во вторник утром. Первым был вызван Дикстра. Он встал, откашлялся и, слегка прихрамывая, со зловещим выражением лица направился к месту дачи показаний.
      Он заявил:
      - С того великого момента, ныне затерянного в туманных глубинах истории, когда первый пещерный человек высек огонь с помощью кремня, чтобы согреть и осветить свою пещеру, существует кодекс поведения, который истинный ученый неуклонно соблюдает. Невысказанный и ненаписанный, он, тем не менее, запечатлелся в наших сердцах горящими буквами. Этот кодекс гласит, что знание должно быть свободным. Это законное владение всего человечества. Истинный ученый не думает о том, чтобы получить патент на свою работу, как не думает о том, чтобы сознательно фальсифицировать отчеты своих исследований. Никогда я не слышал от ученых ничего более оскорбительного, чем вчерашнее упоминание почтенного имени доктора Эйнштейна. Как будто его на самом деле волнуют пустяки, связанные с гонорарами от производства фотоэлементов! Отчисления - это для лудильщиков и гаражных механиков. Ученые выше этого!
      Когсуэлл кашлянул, прикрыв рот рукой.
      - Мне кажется, уважаемый доктор Дикстра, что ученые тоже должны есть.
      - Они получают достойную своей работе плату, - ответил Дикстра, - Ни один настоящий ученый никогда не голодал и не нуждался. Конечно, он должен жить экономно, но спартанский режим жизни заставляет ум работать с максимальной эффективностью. Нет, сенатор, истинный ученый не нуждается в отчислениях. Человек, достойный внимания, автоматически приобретет репутацию, которая позволит занять заслуженное им место - в лаборатории. И обеспечит доход, принадлежащий ему по праву, в обмен на то благо, которое он так щедро дарует всему человечеству. Дарит, не думая о вульгарной коммерции, заниматься которой, нас пытаются принудить.
      Во второй половине дня вызвали Дженнингса. Его худощавое, похожее на палку тело неловко опустилось в свидетельское кресло. На его лице читалась удивленная терпимость.
      - Я предпочел бы отвечать на ваши вопросы, - сказал он. - Мне нечего добавить к тому, что уже было сказано.
      - Доктор Дженнингс, что вы можете нам рассказать о якобы революционных принципах, использованных при создании игрушек доктора Нэгла?
      - Я ничего не могу вам сказать, потому что не знаю, каковы эти принципы, - ответил Дженнингс.
      - Уверены ли вы, что доктор Нэгл действительно сделал открытия, на которые претендует?
      - Да. Уверен. Я совершенно уверен в том, что они были сделаны. Не сомневаюсь, что этот "Вулкан", который вы видите на столе, связан, возможно, с самым революционным открытием со времен высвобождения атомной энергии. Правильное использование подобных принципов, несомненно, сделало бы трансмутацию элементов простой обычной химической реакцией. Трудно оценить значимость такого открытия.
      - И все же вы говорите, что не знаете, в чем заключается открытый Нэглом принцип, - сказал Когсуэлл. - Похоже, что ум ученых работает совсем не так как у обычных людей.
      - Нет, это самый обычный ход мыслей - во всяком случае, мне так кажется, - сказал Дженнингс. - Это просто означает, что я знаю, на что способен Мартин Нэгл и доверяю ему. Если он что-то говорит, то я верю, что его утверждение основано на реальных фактах.
      - Но если вы так уверены в реальности открытий доктора Нэгла, по вашему мнению, должны ли они быть защищены патентами?
      - Я думаю, он совершенно прав в своих требованиях, - сказал Дженнингс.
      - И эти неизвестные принципы будут считаться законами природы?
      - Да.
      - Но если это так, то почему их не открыли другие специалисты? Разве логика его открытий недостаточно понятна, чтобы ее можно было расшифровать? Признаете ли вы, что, по утверждению доктора Нэгла, ни у кого другого не хватит ума, чтобы повторить его открытие в течение следующих ста лет? Или в вашем неписанном кодексе есть пункт, запрещающий это делать?
      Дженнингс криво усмехнулся.
      - Доктор Нэгл этого не говорил, не будем это обсуждать. Такого пункта, конечно, нет. Напротив, с тех пор, как Мартин выставил свои игрушки на рынок, едва ли найдется в стране ученый, который не пытается разгадать тайну этого закона природы. Но я знаю только одного человека, который пока добился частичного успеха.
      - Можете ли вы назвать какую-либо причину этого отсутствия успеха? Действительно ли доктор Нэгл - тот исключительный гений, каким он представляется?
      - Да, он необыкновенный гений, но не в обычном смысле этого слова, - рассмеялся Дженнингс. - Отвечая на ваш вопрос, я подозреваю, что существуют некоторые традиционные способы выяснения природы вещей, которые совершенно неверны в своем подходе. Я полагаю, что доктор Нэгл отказался от них и разработал для себя новые методы поиска фундаментальных знаний.
      - И вы, как я полагаю, подскажите, какие поправки к Патентному законодательству, позволяющие доктору Нэглу получать патенты на законы природы, должен рекомендовать Комитет?
      - Еще бы! - сказал Дженнингс.
      
      
      VI
      После этого начались прения. Среди выступающих были и озлобленные, и растерянные. Сенаторы с изумлением слушали, как молодые исследователи высказывались об идиотизме юридических определений в научных вопросах. О том, что признается изобретением, а что нет. О казуистике, порожденной юридическими умами. О критерии новизны в сравнении с предыдущими изобретениями. О причудливых определениях статусных или нестатусных заявок. О таинственной "вспышке гения", столь необходимой для изобретательства.
      Некоторые из молодых, менее сдержанных людей, делились горечью потерянных долгих часов исследований и разработок, признанных бесплодными с точки зрения патентоспособности, а следовательно и компенсации за свой труд.
      Впрочем, толку от этого было мало, отметил Март. Репортеры записывали произнесенные слова, но горечь разочарования ученых не проникала в умы тех, кто мог бы защитить его от обвинений, выдвинутых Бейрдом и ему подобными. Прессе было гораздо легче цитировать Дикстру и его комично-мелодраматическую речь, чем искреннее разочарование исследователей, которые делали все возможное, чтобы поддержать Марта.
      - В четверг, в полдень, - он сказал Берку, - мы должны перевести дебаты туда, где нас сможет услышать каждый заинтересованный человек. Даже если мы победим здесь, в этом маленьком Комитете, а потом и в Конгрессе, мы не изменим взгляды людей, подобных Бейрду. Он - настоящий враг.
      - Что ты собираешься делать? - спросил Берк.
      - Придется дать интервью в программе Бейрда.
      Берк присвистнул.
      - Брат, это равносильно тому, чтобы засунуть голову в пасть льва. Вы же знаете, он сможет уничтожить вас своими подлыми вопросами. Он препарирует вас как насекомое с воткнутой прямо в живот булавкой. Вы не сможешь сказать ни слова. А попытаетесь, он обрушится на вас с крикливыми и безумными обвинениями. Бейрд с вас шкуру снимет!
      - Вряд ли, - сказал Март. - У меня дубленая шкура.
      Бейрд пришел в восторг от этого предложения. Марту показалось, что комментатор едва удержался, чтобы не оскалить зубы. На мгновение он почти пожалел, что не прислушался к предупреждению Берка.
      - Я бы хотел, чтобы это произошло как можно скорее, - сказал он. - До завершения слушаний.
      - Сегодня вечером, - сказал Бейрд. - Я изменю сегодняшнюю программу и дам вам возможность изложить свою позицию всей стране.
      Март кивнул.
      - Встретимся в студии.
      Ему не нужно было готовиться. Он точно знал, что хочет сказать. Главное, не дать Бейрду исказить его слова. Было очевидно, что тот обязательно попытается это сделать.
      Для начала Бейрд усадил Марта на неудачном месте, так что его лицо было далеко от камер, чтобы только Бейрд мог напрямую обращаться к тем, кто смотрел его передачу. Как только они вышли в эфир, Март передвинул стул так, чтобы смотреть прямо в камеру. Сбитый с толку, Бейрд вынужден был или подвинуться, или сделать вид, что сидит позади Марта. Он подвинулся.
      Свою передачу Бейрд начал с того, что пожаловался зрителям на трудности, с которыми сталкиваются телевизионные комментаторы в ходе своей общественной работы. Создалось впечатление, что доктор Мартин Нэгл был одним из тех самых тяжелых крестов, которые ему приходится нести.
      Он задал вопрос:
      - Доктор Нэгл, не расскажете ли вы нашей аудитории, какова концепция патентной системы, которая бы удовлетворили вас?
      - Патентная система, - сказал Март, - это форма вознаграждения первооткрывателя за использование его труда. В случае...
      - Одну минуту, доктор Нэгл. Вознаграждение, предлагаемое патентом, по своей природе является монополией на использование, и в этом суть нашей нынешней проблемы. Вы не можете сказать, что было бы оправданно предоставить человеку монополию на любое открытие только потому, что он был первым, кто его сделал.
      - Я не употреблял слова "монополия", - сказал Март. - Я сказал вознаграждение. В случае...
      - Итак, доктор Нэгл. Вы говорите "вознаграждение". Хорошо, мы будем использовать слово "вознаграждение". Но сразу же становится очевидным, что если вы хотите рассчитывать величину вознаграждения прямо пропорционально значимости открытия, то мы быстро приходим к ситуации, в которой нелепо позволять одному человеку контролировать выплату вознаграждения на определенные открытия, имеющие чрезвычайно важное значение. Вы согласны, что это так, доктор Нэгл?
      Март пожал плечами, улыбнулся и ничего не ответил. Он взглянул на часы на запястье, надеясь, что не ошибся во времени.
      Бейрд замолчал, ожидая, что Март сделает заявление, которое можно будет прервать и выкрикнуть свое обвинение. Но Март молчал.
      - Не расскажете ли вы нашей аудитории, как именно вы рассматриваете свои собственные спорные открытия в свете нашей нынешней Патентной системы?
      - Я так и сделаю, - спокойно сказал Март, - если вы позволите мне закончить свой ответ и не будете мешать. Если вы меня снова прервете, я позволю зрителям самим решить, почему мне не позволено изложить свою точку зрения.
      Бейрд покраснел и, казалось, вот-вот взорвется. Но он вовремя взглянул на вездесущие камеры.
      Март удовлетворенно выдохнул. Он был прав. Камеры были единственным способом сдержать Бейрда. Тот вынужден был держаться в рамках приличий, и потерял возможность прерывать своего противника.
      На мгновение оказавшимися вне поля зрения камеры, он сказал, скривив губы и бросив на Марта испепеляющий взгляд:
      - Пожалуйста, продолжайте, доктор Нэгл.
      Март заглянул в блестящие, пустые глаза комментатора, которые больше бы подошли какому-нибудь глупому инквизитору из глубин космоса.
      - Мы построили нашу страну, - медленно произнес он, - в том числе, на принципе справедливого вознаграждения за добросовестный труд. Правильность этого принципа можно легко продемонстрировать, сравнив развитие нашего общества с другими, основанными на других принципах, требующих, чтобы и человек, и его труд принадлежали обществу. Вначале было легко применять наш трудовой принцип. Один человек владел фермой, выращивал урожай и торговал с соседями. Впоследствии видов труда стало так много, что оценить один с точки зрения другого, обеспечив справедливое вознаграждение для всех, стало трудно.
      Одним из самых сложных для оценки был труд человека, который изобрел машины, чтобы облегчить труд своего ближнего и самого себя. Сколько ему заплатят за такое изобретение? Построив и продав такую машину, он не получал награды за дни, проведенные в размышлениях и творчестве. Когда секреты машины были раскрыты, любой человек мог сделать ее для себя.
      Человек, который что-то изобрел, сделал это, потому что он любил этот вид труда, так же, как фермер любит обрабатывать землю. Но даже изобретатели должны питаться и обеспечивать свои семьи. Как могли фермеры должным образом отплатить изобретателю за его творение? Чтобы обеспечить справедливое существование этих людей общество приняло законы, предоставляющие изобретателю ограниченную монополию на использование его открытия. Это должно было стать его наградой и вознаграждением.
      При эксплуатации ресурсов земли мы следовали тому же закону. Человеку разрешили владеть землей, которую он застолбил и использовал. Ему было разрешено добывать и продавать минералы и нефть, найденные в ней, для собственной выгоды.
      Нигде и никогда мы не оспаривали право эксплуатировать и извлекать выгоду из того, что человек открывает - за исключением одной области. Неосязаемое поле исследования человеком принципов и законов, которым подчиняется мир природы. Домохозяйка может сколотить небольшое состояние, разработав упрощенный способ очистки домашнего водопровода. Человек, открывший силы, скрепляющие строительные блоки Вселенной, не получает ничего.
      Говорят, что восторг от совершенного открытия - это и есть награда, которую человек ищет и желает получить. Это глупый ответ. Мы живем в реальном мире, который требует, чтобы нас хорошо кормили, одевали и содержали, чтобы о наших семьях хорошо заботились, если мы хотим отправиться в самое долгое путешествие, какое только может совершить человеческий разум.
      В нашем мире домохозяйки и автомеханики способны за несколько недель работы в подвале или магазине заработать состояние. А вот вознаградить человека, открывшего основную тайну Вселенной, невозможно.
      Наконец обо мне. Я сделал игрушку, тривиальное устройство, не имеющее никакой ценности. И выручил за продажу ее солидную сумму. Но я также обнаружил, что за сила тянется через глубины космоса от планеты к планете и от солнца к солнцу. И вот, от меня требуют - буквально требуют и мистер Бейрд, и другие, - чтобы я отдал свое открытие даром!
      Я говорю об этом, чтобы показать вам, что происходит с учеными, которые честно пытаются посвятить свои таланты благу всех людей. Чего я не могу показать, так это того, сколько интеллектуальных способностей тратится впустую из-за неспособности нашей Патентной системы вознаграждать тех, кто открывает новые Законы природы. Наши великие корпорации хотели бы продвигать обширные программы исследований тайн Вселенной. Но вы, рабочие и акционеры этих компаний, не можете получить прямую прибыль от таких исследований. Человек, занимающийся чисто фундаментальными исследованиями не может рассчитывать, что его труд принесет ему прибыль. Разве только он не станет продавать игрушки и трюки, как это сделал я.
      Но я не хочу принимать такие правила игры. Как и тысячи других, вынужденных как-то выкручиваться, потому что они не могут получить заслуженную награду никаким другим способом. Кроме того, для нас принципиально невозможно так кардинально изменить свою сферу деятельности. Есть люди, чей талант связан с теоретическими и исследовательскими работами, а есть блестящие инженеры. По самой своей природе каждый из них компетентен в своем роде деятельности, и заменить друг друга они не способны. Каждый нуждается в другом. Если их заставляют заниматься чужой деятельностью, оба одинаково страдают.
      Краем глаза Март увидел, как к нему приближается Бейрд. Это было почти так, как если бы он отвел назад руку и направил в его сторону полированную рукоятку и сверкающее острие ножа.
      Телерепортер наклонился вперед, глаза его злобно блестели. Он точно рассчитал время, подумал Март. На мгновение ему даже стало немного жаль Бейрда. Предугадать его действия было нетрудно. Не мыслитель. Он действовал согласно старым и наработанным годами стереотипам.
      Бейрд снова заговорил, его низкий голос звучал с присущей ему фальшивой искренностью.
      - Предположим, что нынешние слушания в Комитете Конгресса примут решение против вас, доктор Нэгл. Предположим, посчитают, что не следует награждать вас монополией на то, что долгое время считалось Законом природы, только для того, чтобы вы могли извлечь из этого выгоду. Наступило время, когда ваша страна очень нуждается в этих открытиях, так говорят нам ученые. Ваша страна, возможно, единственная под голубым небом Земли, где вы имели достаточную свободу, чтобы сделать эти открытия. Отдадите ли вы их своей стране добровольно, даже если принятое решение вас не удовлетворит? Или будете сохранять в тайне свои секреты, как угрожали это сделать - до тех пор, пока не появится кто-то другой, кто сможет сравниться с вашим великим гением, и не откроет их заново? Что вы будете делать, доктор Нэгл?
      Бейрд отодвинулся, торжествующе улыбаясь. Март помолчал достаточно долго, чтобы позволить ему насладиться этим триумфом. Затем снова повернулся лицом к камерам.
      - Конечно, я отдам свою работу даром, - сказал он. - То, что я сделал, было только поводом для того, чтобы привлечь внимание к трагической несправедливости, которая приносит стране непоправимый ущерб. Я сделал это, потому что верю в своих сограждан. Я верю, что они больше не допустят этой несправедливости - изгнания из профессии тех, чьим жизненным делом должно быть раскрытие великих тайн Природы.
      Теперь, когда они знают правду, они будут настаивать на том, чтобы правосудие свершилось. Во-первых, потому что они по природе своей справедливы. Во-вторых, это позволит привлечь к исследованиям тысячи блестящих молодых умов, которых не нужно будет заставлять зарабатывать на жизнь изготовлением гаджетов. Уверяю вас, мистер Бейрд, и вас, мои сограждане, что мои открытия не будут долго оставаться коммерческой тайной.
      Впоследствии Март утверждал, что решение было принято во время передачи, но Берк не был в этом уверен. В последующие дни была собрана огромная стопка свидетельств ученых, которые рассказывали почти невероятные истории о попытках получить вознаграждение от существующей Патентной системы.
      Март был вызван для окончательной дачи показаний и опровержения, но он мог только повторить то, что уже было сказано. Однако он с удовлетворением отметил, что позиция всего Комитета значительно отличается от той, которую они занимали в первый день слушаний. Он даже почувствовал, что, возможно, они поняли - совсем немного, - что он имел в виду, заявив, что сэр Исаак Ньютон мог бы запатентовать закон всемирного тяготения. И что ему, Мартину Нэглу, должно быть позволено запатентовать устройство атома.
      В конце заключительного заседания сенатор Когсуэлл взял его за руку.
      - Кое-что изменится, - пообещал он. - Сделать это будет трудно. Возможно, нам придется перезвонить вам - и не один раз. Но в конце концов вы, люди, получите то, что требуете. Грядущие поколения ученых будут благодарны вам за то, что вы лично пожертвовали собой, устроив эту демонстрацию, которая привлекла наше внимание к недостаткам системы, которой мы несправедливо гордились.
      Только когда они переехали в Нью-Йорк, покинув свои временные пристанища и вернулись в свой привычный офис, они наконец увидели Дона Вульфа. Он пришел на следующее утро после их возвращения и, не говоря ни слова, сел в кресло напротив стола, за которым Март просматривал папку с бумагами. В другом конце комнаты Берк разбирался с отчетами.
      - Я хочу присоединиться, - наконец сказал Дон Вульф. - Все было кончено еще до того, как эта история обрушилась на меня, будто мешок с песком на голову. Вы проткнули его так быстро, что чуть не засыпали меня.
      - Присоединиться? - спросил Март.
      - Вы устроили шоу и подкупили их антигравитацией и телепортацией, чтобы изменить всю Патентную систему, и ни один из них не догадался, что вы на самом деле делаете - во что они на самом деле ввязываются.
      Март взглянул через комнату на Берка, тот нахмурился.
      - И что? Теперь у нас обнаружились тайные замыслы и невысказанные мотивы?
      Вульф кивнул.
      - Если бы вы жили в древнем Салеме, вас бы, без сомнения, сожгли за колдовство. В те дни люди быстрее разбирались в сути вещей. Но я не совсем уверен, что этим не закончится и сейчас. Вы только что нанесли один из самых смертоносных ударов по затылку, когда-либо нанесенных славному веку научных суеверий, и я не думаю, что верховные жрецы решат отпустить вас невредимыми.
      Дикстра не единственный. Он просто оказался в меньшинстве на заседаниях Комитета. Остальные пришли бы, если бы знали, что у вас есть шанс победить. Университеты переполнены ими. В коммерческих лабораториях их тоже полно и в Комиссии по атомной энергии, и в Бюро стандартов.
      Март рассмеялся и отложил работу, которую пытался сделать. Он откинулся назад и посмотрел на Дона Вульфа.
      - Боюсь, я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите, Дон.
      - Старый путь был хорошим путем, потому что он был по существу разработан, чтобы препятствовать новому мышлению. Это побуждало человека попытаться заработать миллион, запатентовав и продавая новую ручку для письма, которая не работает. Это побудило архивных клерков изобрести держатели воротничков и зажимы для галстуков. Десять миллионов умелых автомехаников проводили свои выходные, придумывая всякие дурацкие штуковины для супермаркетов и продажи по почте, чтобы заработать достаточно денег на пенсию.
      И они прекрасно держали под своим каблуком тысячи хороших мозгов, которые могли бы быть заняты новым, фундаментальным познанием устройства Вселенной - что и было их главной целью. О, неосознанно, конечно! Вы знаете это лучше меня. Человеческий организм гораздо хитрее. Но таков был эффект.
      Теперь система покачнулась. Вы хотели ее взорвать. Вы сделали это намеренно, заранее зная, какого эффекта добиваетесь. А я чуть не пропустил самое главное!
      Я хочу участвовать в вашем начинании. Я понимаю, ребята, что по сравнению с вами я всего лишь недочеловек-идиот, но я достаточно умен, чтобы понять, что происходит. Я могу подметать полы, чистить столы и ухаживать за лабораторным оборудованием. Итак, у вас есть место для меня?
      Март снова рассмеялся и повернулся к своему напарнику, который довольно ухмылялся.
      - Думаю, - сказал Март, - что в фирме "Нэгл и Беркли" всегда найдется место для молодого человека, обладающего таким потрясающим воображением!
      
      
      УНИ управление национальных исследований
      Office of National Research ONR
      секция
      "Самар Тойз"
      Сэм Марвинштейн
       -
      "Консультации фундаментальных исследований".
      
      Комиссия по атомной энергии США
      United States Atomic Energy Commission, AEC
      
      https://www.thefreedictionary.com/dictionary.htm
      
      
      
      Владимир Мач
      
      Антинаучная статья
      
      "Про бессилие науки перед тайною Бермуд"
      В. Высоцкий.
      
      
      Где-то в 50-х или 60-х годах прочел в журнале "Техника - молодежи" статью, в которой утверждалось о необходимости развивать в себе способность к эвристическому мышлению, позволяющему находить решения задач в различных областях науки и техники как бы по наитию в виде необъяснимых эвристических догадок, обходя стороной неотразимую убедительность стройных логических рассуждений. О самом процессе эвристического мышления и способах его развития автор статьи не сказал ничего, ограничившись описанием решенной эвристическим образом задачи, стоявшей перед инженерами всех стран, участвовавших во Второй мировой войне. Заключалась эта задача в настоятельной необходимости предотвращения целенаправленных налетов вражеской авиации в ночное время на объекты промышленности, обнаруживаемые по открытому пламени труб промышленных предприятий. Долго и безуспешно бились соответствующие специалисты над решением этой задачи, придумывая всевозможные способы надежной маскировки. Решение все-таки было найдено, но только после переформулирования задачи. То есть, формулировку - "скрыть пламя" заменили формулировкой - "сделать пламя невидимым". Требуемым решением оказалось добавление медного купороса в топки печей промышленных предприятий.
      Представляется весьма заманчивым освоить это самое эвристическое мышление для того, чтобы затем походя находить решения различных научных и технических задач. Тем более, что история развития науки и техники предоставляет огромное множество примеров эвристических решений. Наиболее известным из них является "Эврика!" Архимеда, открывшего закон, хотя, спрашивается, почему закон, а не свойство жидкости воздействовать на погруженное в нее тело, о котором (свойстве) Архимед догадался, находясь в ванне. Еще одним примером эвристической догадки является закон всемирного тяготения Исаака Ньютона, хотя и в этом случае позволительно спросить, почему закон, а не свойство физических объектов материального мира взаимодействовать между собой на расстоянии. Поговаривают, что озаряющая догадка об этом свойстве возникла у него после падения на его голову яблока. Результатом эвристической догадки является открытие Евклидом свойства параллельных прямых. Периодическая таблица химических элементов Менделеева оказалась очередной эвристической догадкой, возникшей в его голове во время сна.
      Не всегда, однако, известны сопутствующие обстоятельства, способствовавшие возникновению той или иной эвристической догадки. Одной из таких является, например, аксиома Евклида о свойстве параллельных прямых. Неизвестно также сопутствующее обстоятельство, способствовавшее изобретению колеса. Но и более древние наши предки внесли посильный анонимный вклад в копилку загадочных эвристических находок. В очередной раз такое знаменательное событие произошло, когда один из них с огромным интересом посмотрел на лежавший недалеко камень, проводив только что перед тем унылым взглядом и в который уже раз быстро убегавшую несостоявшуюся добычу. Вот таким непостижимым образом человек познавал и осваивал окружающий его материальный мир до появления науки и свойственного ей строгого логического мышления.
      Несмотря на многочисленность примеров эвристических решений, сами эти решения представляют некую, недоступную обычному пониманию загадку. Сопутствующие обстоятельства, способствовавшие возникновению многих эвристических решений, представляют собой отдельный интерес, который, возможно, потребует когда-нибудь произвести их полную, по мере возможности, систематизацию. Пока что представляется в высшей степени целесообразным выяснить возможность логического мышления находить решения задач, решаемых с помощью эвристических догадок. Остается предположить, что наиболее подходящей для выяснения этого вопроса является такая точная наука как математика.
      Совокупность всех этапов развития математики - от сложения натуральных чисел до дифференцирования, интегрирования и не только - представляет собой длительную последовательность эвристических догадок в виде множества бездоказательных и недоказуемых утверждений, называемых аксиомами, являющимися справедливыми в отношении воображаемых количественных отношений и пространственных форм. Если математика не в состоянии доказать собственные аксиомы, то одновременно она не в состоянии получить аксиомы новые с помощью любых логических рассуждений. Взятое все в целом означает недостаточность математического логического аппарата для решения задач, решаемых посредством эвристических догадок.
      Если верить математикам, то можно подумать, что пространство образуется достаточным множеством точек. Однако, даже не математикам известно, что размер точки равен нулю. Сумма любого количества нулей представляет собой один-единственный ноль. Вот так и совокупность любого количество точек образует собой одну-единственную точку. Можно с достаточной для того уверенностью утверждать о том, что в природе не существуют человеческие представления, обозначаемые такими неопределяемыми понятиями, как число, точка, прямая, плоскость, пространство и т. д. Совершив некоторое насилие над здравым смыслом, можно допустить существование такого пространства, но только в качестве воображаемого вместилища воображаемых же представлений обозначаемых неопределяемыми понятиями, а также производных от них количественных отношений и пространственных форм. Очевидно, что существовать такое пространство может только в воображении математиков и нигде более, поэтому и назовем его пространством математическим. Получается, что математика есть наука о воображаемых количественных отношениях и пространственных формах, а вся математическая логика служит только для внутреннего потребления, позволяя всего лишь правильно ориентироваться в пределах уже сложившегося математического аппарата, и не более того.
      Недалеко от математиков ушли и физики, которые, с целью использования математических методов для изучения окружающего нас материального мира, значительно упрощают физические свойства, явления и процессы, представляя их в так называемом идеальном или воображаемом виде. Одна только механика использует такие несуществующие физические свойства, явления и процессы как, например, абсолютно твердое тело, материальная точка, равномерное и прямолинейное движение, а также многие другие, так как не существует никакой возможности описать в точности реальную действительность.
       Хранящийся в Международном бюро мер и весов эталон длины является в действительности непостоянной произвольно выбранной мерой, которую невозможно даже представить в виде какой-то части какого-то неизвестной и непостоянной длины меридиана, или в виде неизвестной и непостоянной длины волны какого-то излучения, или в виде какого-то неизвестного и непостоянного расстояния, проходимого светом за какую-то долю настолько же сомнительной секунды. Это означает, что не существует даже идеального, то есть воображаемого эталона длины. Такими же произвольными и непостоянными мерами являются эталоны остальных физических величин, так как в природе не существует ни одного физического объекта, обладающего, хотя бы временно и хотя бы одним постоянным физическим параметром, поэтому нет никакой возможности выяснить точное мгновенное значение любого из них.
      Математика может считаться точной наукой только тогда, когда она рассматривает безразмерные величины. Физика, со своей стороны, не имеет ничего точного, что можно было бы подставить в математические формулы, которые дают, конечно, некоторый, приемлемый для дальнейших ограниченных теоретических рассуждений или допустимых практических действий, приближенный арифметический результат, но не более того и далеко не в каждом случае. По мере возможности наиболее важные результаты математических вычислений проверяются в процессе практических экспериментов, а затем, по мере необходимости, пересматриваются. Где сейчас была бы та же самая авиация, если бы результаты использования математического аппарата аэродинамики не подвергались проверкам в аэродинамической трубе? Что касается сущности описываемых математикой физических свойств, явлений и процессов, то математические формулы имеют к ней весьма отдаленное отношение, так как в природе не совершаются никакие математические действия. То есть, в окружающем нас материальном мире нет и быть не может в принципе никаких математических ужасов, парадоксов и противоречий, которые если и существуют где-нибудь, то только в человеческом воображении и нигде более.
      Можно с достаточной уверенностью утверждать, что совокупность всех этапов развития физики, так же, как и математики, представляет собой длительную последовательность эвристических догадок в виде множества бездоказательных и недоказуемых утверждений. Налицо очевидное несоответствие, заключающееся в том, что недоказуемые эвристические догадки в математике называются математическими аксиомами, а в физике - фундаментальными физическими законами, представляемыми в качестве точных знаний о реальных физических свойствах, явлениях и процессах. Для устранения этого несоответствия достаточно признать, что недоказуемые утверждения в физике являются таким же, как и в математике, знанием о воображаемых физических свойствах, явлениях и процессах, а потому представляют собой физические аксиомы. Если физика не в состоянии доказать справедливость собственных аксиом, то одновременно она не в состоянии получить аксиомы новые с помощью любых логических рассуждений. В целом это означает недостаточность физического и математического логического аппарата для решения задач, решаемых посредством эвристических догадок.
      Представляется в высшей степени целесообразным выяснить соответствие эвристических догадок реальной действительности, то есть, точность получаемых с их помощью знаний. Здесь уместно вспомнить основоположника немецкой классической философии Иммануила Канта и его утверждение о том, что окружающий нас материальный мир совсем не такой, каким мы его себе представляем. С этим утверждением нельзя не согласиться хотя бы потому, что видим мы всегда намного больше, чем понимаем. Длительная последовательность эвристических догадок свидетельствует о том, что возникновение каждой новой означает, что все предыдущие являются заведомо недостаточным знанием об окружающей нас реальной действительности. В своей совокупности они образуют в нашем воображении некоторое приближенное о ней представление. Каждая последующая эвристическая догадка дает нам более полное представление об окружающей нас реальной действительности, которое также является заведомо недостаточным, чтобы считаться точным знанием. Нет никаких оснований надеяться на то, что когда-нибудь возникнут такие эвристические догадки, каждая из которых будет окончательной в своей последовательности, завершив предыдущее представление точным знанием.
      Если логическое мышление не позволяет той или иной науке доказать собственные аксиомы, то каким образом с его помощью можно получить точное знание, опираясь на заведомо недостаточное предыдущее представление об окружающем нас материальном мире, полученное в виде очередной недоказуемой эвристической догадки? Получается, что никакого логического мышления, позволяющего получить хотя бы более полное представление об окружающей нас реальной действительности, не говоря уже о точном знании, не существует вовсе. Действительно, какое логическое мышление совершается в процессе очередного умножения два на два, и какое новое знание мы получаем в результате совершения этого элементарного математического действия? Оказывается, что логика - это всего лишь точный порядок действий с абстрактными, не существующими в действительности, понятиями. А эвристические догадки дают всего лишь более полное представление об окружающем нас материальном мире. Представляя собой недоказуемые утверждения, они являются справедливыми только в том случае, если рассматриваются идеальные, то есть воображаемые количественные отношения и пространственные формы, а также идеальные физические свойства, явления и процессы.
      Так чем же руководствуются в своей научной деятельности те же самые физики, предлагая вниманию всех остальных свое представление о тех или иных физических свойствах, явлениях и процессах? Оказывается, что руководствуются они ничем другим, кроме собственного здравого смысла по причине недоказуемости эвристических догадок и отсутствия какого-либо другого критерия для оценки их приемлемости. Действительно! Чем еще мог руководствоваться Архимед, предлагая свое представление о характере взаимодействия между жидкостью и погруженным в нее телом? Чем еще мог руководствоваться Исаак Ньютон, предложивший свое представление о характере взаимодействия между удаленными друг от друга физическими объектами? То же самое математики. Чем еще мог руководствоваться Евклид, предлагая свое представление о свойстве параллельных прямых? То же самое химики. Чем еще мог руководствоваться Менделеев, предлагая свое представление о строении периодической таблицы химических элементов? Да и никто другой не потребовал от них никаких доказательств, так как у каждого из всех остальных оказалось достаточно собственного здравого смысла, чтобы безоговорочно согласиться с соответствующими утверждениями Архимеда, Ньютона, Евклида и Менделеева. Имеется также множество других примеров безоговорочного согласия с теми или иными эвристическими догадками. В таких случаях говорят, как правило, что истина лежала на поверхности. Если такая эвристическая догадка ставится кому-нибудь в заслугу, то нередко следуют возражения в том смысле, что в уж этом-то тривиальном случае и без того всем все понятно. В свое время, однако, многие наблюдали свойство круглого катиться, но только один человек догадался использовать его для облегчения прямолинейного перемещения транспортных средств. И еще неизвестно, сколь долго все остальные и дальше продолжали бы круглое катать, а плоское таскать.
      Далеко не всегда, однако, наблюдается подобное единомыслие, отсутствие которого имеет особое значение в научной среде. Многие ученые от математики, например, достаточно продолжительное время не воспринимали геометрию Лобачевского. Хотя, казалось бы, о чем могут спорить ученые, уверенные, что все или почти все можно доказать с помощью формальной, диалектической или какой-либо другой логики? Большей частью предметом весьма ожесточенных иногда научных споров как раз и являются эти самые, неподвластные любой логике эвристические догадки. В случае с Лобачевским - это аксиомы криволинейной геометрии, несовместимые с аксиомами геометрии прямолинейной. Именно и только по причине полного непонимания чужих эвристических догадок новое зачастую встречает значительное, а порой и ожесточенное, сопротивление. Наиболее непримиримые споры в научной среде и не только происходят тогда, когда признание чужих эвристических догадок не то что основательно меняет, а даже очень болезненного разрушает сложившееся ранее мировоззрение человека. Именно такие случаи представляют собой то самое, что называется переоценкой ценностей. Это тогда, когда Платон является другом. В других, более прозаических случаях причинами не всегда достаточно корректных научных споров могут быть личные амбиции, а то и корысти ради. Большей частью научные споры представляют собой битвы авторитетов, стремящихся с помощью хитроумных логических рассуждений доказать недоказуемое или опровергнуть неопровержимое, которым является каждая эвристическая догадка. Случаются иногда научные битвы в виде беспощадного избиения своих научных противников этими самыми авторитетами.
      Великое множество эвристических догадок, возникших в процессе предыдущего познания и освоения человеком окружающего материального мира, свидетельствует о том, что они озарили достаточно значительное количество человеческих голов, из которых, однако, еще ни одна не созналась в том, что хотя бы единственная догадка является результатом эвристического или какого-либо другого способа мышления. Это означает, что сам процесс соответствующего мышления невозможно осознать, что вполне соответствует загадочной природе непредсказуемых эвристических догадок. Догадки, конечно, эвристические, а вот само мышление, в результате которого они возникают, является, скорее всего, образным.
      Процесс логического мышления представляет собой некоторую последовательность обоснованных действий с ограниченным количеством абстрактных понятий, каждое из которых обладает ограниченным количеством собственных свойств и взаимосвязей с ограниченным количеством понятий других, которые человек в состоянии представить себе все одновременно или в определенной последовательности.
      Процесс образного мышления представляет собой сопоставление множества различных образов, каждый из которых обладает огромным количеством собственных свойств и некоторым количеством взаимосвязей с образами другими. В этой связи будет нелишним вспомнить ленинское утверждение о неисчерпаемости атома для более полного понимания неисчерпаемости свойств его образа в представлении человека. Все множество свойств многих образов, а также взаимосвязей между отдельными из них человек не в состоянии представить себе не только одновременно, но и в любой последовательности, так как наиболее полная информация обо всем этом находится вне доступной ему непосредственно области его памяти. Тем более бессмысленным представляется предположение о возможности последовательного сопоставления каждого отдельного свойства одного образа с каждым отдельным свойством образов других, так как человек не в состоянии одновременно удерживать представления о них в своем воображении. Однако такое сопоставление, соответствующее познаваемой или осваиваемой области окружающего материального мира, происходит в голове человека самопроизвольно, в результате чего и возникают эвристические догадки. Если принять во внимание, что представление о свойствах образов и взаимосвязей между ними у каждого человека свое, то можно утверждать, что в процессе образного мышления используется информация, содержащаяся в его генетическом коде.
      Таким образом, можно утверждать, что эвристические догадки представляют собой результат настойчивого познания и освоения окружающего нас материального мира.
      
      
      Ш. ДАВИДЕНКО
      
      МОЖЕТ ЛИ НАУКА ОШИБАТЬСЯ?
      
      Мы продолжаем публикацию наиболее интересных материалов из интернет-версии журнала Sciene Life
      
      ***
      Уилл Локетт
      
      Батарейка на тысячу лет
      
      В научной фантастике вы никогда не увидите, чтобы кто-то что-то заряжал. Роботу R2D2 ни разу не пришлось просить Оби-Вана быстрое зарядное устройство USB-C, поскольку он был на исходе, а световой меч Люка не давал сбоев, потому из-за того, что он не заряжал меч накануне вечером. Если бы это было так в реальной жизни! Представьте, что вам никогда не придется заряжать свой телефон, ноутбук или даже электромобиль! Что ж, благодаря алмазным батареям это может стать реальностью раньше, чем вы думаете.
      Самым распространенным типом аккумуляторов сегодня является литий-ионный аккумулятор. Все, от вашего телефона до самой быстрой Tesla, используют их, но они не идеальны. Для них требуются редкие металлы, такие, как кобальт, добыча которого наносит огромный ущерб окружающей среде. Самое замечательное в них и причина, по которой мы так широко их используем, заключается в том, что они очень энергоемкие, поэтому небольшая упаковка содержит много энергии.
      Аккумуляторы могут высвобождать энергию очень быстро, но дополнительным недостатком является то, что они со временем разлагаются и их необходимо регулярно заряжать. Это может засвидетельствовать любой, у кого есть iPhone старше года.
      Итак, литий-ионный аккумулятор - хороший аккумулятор, но он не идеален. Но новый тип батареи обещает решить все проблемы, связанные с литий-ионными батареями, используя радиоактивные отходы!
      Собственное название этой новой батареи - "Радиоактивная алмазная батарея", и она состоит из трех частей: радиоактивных алмазов, бетавольтаической окантовки и радиозащиты. Вместе эти три простых компонента могут произвести революцию в технологиях.
      Они начинаются с использованных графитовых стержней управления ядерных реакторов. Стержни поглощают нейтронное излучение от уранового топлива, поэтому, если опустить их в реактор, они замедляет цепную реакцию, предотвращая любое расплавление. Но графит состоит из углерода, который имеет два основных изотопа, углерод-12 и углерод-14. Углерод-12 является наиболее распространенным типом и поглощает нейтронное излучение. Углерод-14 является более редким типом, он также не поглощает нейтроны и является радиоактивным.
      Но если углерод-12 подвергается бомбардировке нейтронным излучением, он может поглотить нейтроны и превратиться в углерод-14. Управляющие стержни из углеродного графита-12 служат недолго, так как большая часть каждого стержня довольно быстро превращается в углерод-14, что снижает их способность контролировать цепную реакцию. Их нужно заменять на свежие стержни. Но отработанные стержни в настоящее время сами излучают значительное количество радиации, поскольку в них содержится повышенное количество углерода-14, поэтому мы должны обращаться с ними как с радиоактивными отходами.
      Наши радиоактивные алмазы сделаны из этих графитовых управляющих стержней ядерных реакторов. Сжимая и нагревая их, их можно превратить в крошечные алмазы, богатые углеродом 14. Эти маленькие радиоактивные алмазы - наш источник энергии.
      Углерод 14 имеет период полураспада 5700 лет, и когда он распадается, то высвобождает нейтрон и электрон (бета-излучение) и превращается в азот 14. Это означает, что мы можем получить относительно постоянный поток электронов из куска углерода 14 на несколько тысяч лет.
      Если вы можете захватить это бета-излучение и направить его в схему, то можете создать потенциал напряжения, иначе известный как батарея. Окружите горстку алмазов, богатых углеродом-14, бетавольтаическими материалами, и у вас есть аккумулятор. Более того, из батареи не может выйти бета-излучение, поскольку оно полностью поглощается бетавольтаическим материалом.
      Но с этой батареей пока небезопасно. Углерод-14 также испускает нейтронное излучение, а нейтронное излучение обладает высокой проникающей способностью, поэтому вылетает из батареи. Однако углеродные полимеры могут быть отличными блокаторами нейтронов, поэтому нам нужно окружить нашу алмазную батарею чем-то вроде полиэтиленовой радиационной защиты.
      Теперь у нас есть аккумулятор! К сожалению, не совсем так. Эта установка была предложена Университетом Бата в 2016 году и в настоящее время находится в разработке. У нас еще нет радиоактивной алмазной батареи, которая могла бы привести в действие что угодно. Создание алмазов из углерода-14 - сложная задача, которая, наряду с другими инженерными проблемами, такими как безопасное производство, делает производство такой батареи очень сложным и чрезвычайно дорогостоящим. Но теоретически это может сработать.
      На что будет похожа эта теоретическая батарея? Через сто лет заряд почти не упадет. Это почти то же самое, что унести с собой безграничную энергию. Это также относительно безопасно, поскольку углерод-14 заперт в алмазах, что затрудняет создание эффективной "грязной бомбы".
      В прошлом инженеры пытались передать в руки широкой публики миниатюрные ядерные устройства, такие как Ford Nucleon. Но большая проблема в том, что ядерное топливо часто имело форму, которую можно было легко превратить в мелкий порошок и имитировать вещества, которые накапливаются в нашем организме, например, кальций. Таким образом, для человека было бы относительно легко собрать много ядерного материала из этих устройств, привязать его к бомбе и взорвать. Это испаряет ядерный материал. Мы вдыхаем его или перевариваем, а затем наше тело накапливает его в тканях, и мы получаем радиоактивное отравление изнутри.
      Этот тип оружия известен как "грязная бомба", и он может убить тысячи людей с помощью небольшого количества ядерного топлива. Неудивительно, что никто не хотел этого риска, и от широко распространенных ядерных устройств отказались. Но алмазы из углерода-14 нельзя измельчить в мелкий порошок, поскольку они стабильны и инертны. Так что, даже если нам удастся его переварить или вдохнуть, мы получим лишь небольшую дозу радиации, когда алмазы пройдут через нас. Это делает радиоактивные алмазные батареи относительно безопасными, поскольку из этих батарей сложно сделать работоспособную грязную бомбу.
      Это безопасный аккумулятор с длительным сроком службы с минимальным содержанием тяжелых металлов. Представляете, как это может изменить нашу жизнь. Аккумулятор можно использовать для миссий к Марсу или спутникам Юпитера и Сатурна, где не хватает солнечной энергии. Аккумулятор вашего телефона переживет телефон. То же самое и с вашим ноутбуком или электромобилем. Представьте, что вы покупаете машину и никогда ее не заправляете!
      Будет значительно сокращено количество электронных отходов, поскольку люди захотят сохранить и повторно использовать старые батареи. Это действительно будет идеальный аккумулятор.
      Но две проблемы мешают этой утопической технологии вызвать революцию. Во-первых, стоимость. В мире не так много атомных электростанций, поэтому поставки облученного углерода-14 низкие, что делает его дефицитным товаром и, следовательно, дорогим! Обработка графитовых стержней для превращения их в алмазы также является чрезвычайно дорогой. В будущем цена может снизиться по мере удешевления переработки, но, поскольку поставки углерода-14 ограничены, похоже, что они останутся дорогими.
      Я не могу найти никаких цифр о том, насколько дорого, но инженеры сомневаются, что это может быть коммерциализировано. Учитывая, что это аккумулятор, который никогда не требует зарядки (представьте, какую экономию вы получите), это означает, что он может быть на порядки дороже, чем литий-ионный, даже если будет производиться в промышленных масштабах.
      Последняя проблема - плотность мощности. В отличие от литий-ионных, вы не можете заставить радиоактивную алмазную батарею сбросить всю свою мощность за один раз. Вы должны подождать, пока алмазы распадутся. Это означает, что хотя одна батарея может содержать сотни ватт-часов энергии (3,3 Вт/г), энергия выделяется очень медленно. Таким образом, чтобы получить достаточное напряжение для питания телефона или автомобиля, вам понадобится батарея гораздо большего размера, чем эквивалентная литий-ионная. Это не только означает, что вам придется таскать с собой тяжелую батарею, но и еще больше увеличивает стоимость батареи! Эта технология, вероятно, будет недоступна для большинства из нас
      Но если у вас есть деньги и вы довольны дополнительным весом, есть шанс построить робота, который не нуждается в зарядке, или электромобиль, который может проехать миллионы миль!
      На практике эти батареи не используются. Вместо этого они будут использоваться в качестве резервных систем низкого напряжения и зарядных устройств для удаленных и тяжелых приложений, таких как спутники дальнего космоса или удаленные метеостанции. По-прежнему революционная технология, которая может помочь нам расширить наши знания о Вселенной, но не совсем аккумулятор нашей мечты.
      Так мы застряли с литий-ионным аккумулятором?
      Возможно, нет. Есть и другие альтернативы, например, батареи на основе графена, но они находятся на очень ранней стадии разработки. В настоящее время ведутся исследования в области аккумуляторных технологий, и каждая концепция серьезно рассматривается. Кто знает, может быть, мы сможем сделать радиоактивные алмазные батареи более компактными, мощными и дешевыми, и сможем получить батарею своей мечты.
      Одно можно сказать наверняка: будущее энергетики выглядит очень интересным, поскольку наши научно-фантастические мечты о световых мечах, роботах, космических путешествиях и совершенном автомобиле с каждым днем становятся все ближе к реальности.
      
      ***
      Тим Танк
      
      Межпространственная гипотеза: ведущая теория в разведывательном сообществе
      
      Один из неопознанных феноменов был тщательно исследован лучшими умами в правительстве США и за его пределами. У этого трудного исследование высокий уровень согласия.
      Каким бы обнадеживающим ни был недавний поворот событий для общего поиска реальности, очень жаль, что тысячи ученых, инженеров, гражданских чиновников и других экспертов были изображены лжецами и психами просто потому, что осмелились начать дискуссию о предмете, который большинство людей просто не готовы понять. Этот разрыв между философией и личными убеждениями является основным источником нападок и насмешек со стороны величайших мыслителей общества. Мы положились на них, чтобы разделить атом, отправить нас на Луну и создать компьютерные сети, которые позволят вам прочитать эту статью. Однако, как только эти гении начинают обсуждать НЛО и Феномен, они обречены на анонимность. Их работа в основном хранится в архивах Министерства обороны и спецслужб. Большинство из них удалено из общественного достояния или затруднено для доступа.
      Государственные ведомства и те, кто занимается созданием боевых машин, с другой стороны, изучают их работу в секрете.
      
      Межпространственная гипотеза
      
      Она часто известна как "парафизическая теория". Если вы прочитаете между строк современного жаргона тех, кто близок к AATIP, AWSAP и другим проектам, исследующим Феномен (НЛО), вы скоро начнете слышать такие фразы, как "Мы ??должны мыслить вне пределов реальности". коробка "или "Человеческий разум просто видит вещи линейно ". Если вы продолжите читать работы людей, тесно связанных с Министерством обороны и разведывательными службами, сообщение станет сильнее по мере того, как вы вернетесь в прошлое. Похоже, что нас не беспокоит что-либо из другого мира или галактики. На мой взгляд, книга Джона А. Киля "Операция" Троянский конь" лучше описывает то, что исследователи обнаружили с течением времени.
      Доктор Эрик Дэвис, один из ведущих ученых AATIP, заявил, что он прочитал эту книгу, когда ему было восемь лет. По словам Жака Валле, исследователя, который также был советником AATIP и предыдущих программ, необъяснимые летающие объекты (НЛО) и связанные с ними явления включают посещения из других "реальностей" или "измерений", которые сосуществуют независимо от наших. Это не всегда ответ на внеземную теорию, поскольку две теории не идентичны друг другу, и обе могут быть действительными одновременно. Согласно Межпространственной гипотезе, НЛО - это современная версия явления, существовавшего на протяжении всей известной истории человечества и ранее приписываемого мифологическим или сверхъестественным существам.
      
      
      
      На фото (слева) Дж. Аллен Хайнек и (справа) Жак Валле.
      
      Кажется, они уже были здесь. Возможно, они хозяева. Кил работал полный рабочий день, семь дней в неделю, более четырех лет. Роман представляет собой сокращенную версию оригинальной рукописи объемом более 2000 страниц. Ясность исследования становится очевидной, если вы можете на секунду отказаться от научной шляпы и увидеть за пределами "научного подхода" глазами философа.
      
      Они смотрят на нас
      
      В 1966 году Кил собрал более 10 000 вырезок из новостей (для сравнения, ВВС якобы получили только 1060 сообщений за тот же период). Автор сам расследовал большую часть случаев и убедился в их правдивости. Затем в 1967 году автор посвятил свое время сортировке и категоризации собранной им информации, а также свел ее к четкому математическому методу исследования. У него было сильное желание обнаружить любые закономерности или циклы, которые могут произойти. Как только он организовал наблюдения по датам, стала очевидна первая значимая закономерность. Наблюдения, как правило, собирались в определенные дни недели. В среду было наибольшее количество наблюдений, и о них обычно сообщали между 8 и 11 часами вечера. Если деятельность НЛО была исключительно психологической, то в субботу или пятницу вечером должно быть больше наблюдений, так как больше людей будет на улице, добираясь до мест развлечений и так далее. Вместо этого мы обнаруживаем, что большинство наблюдений регистрируется в среду, и их число постепенно уменьшаются в течение остальной части недели. Во вторник регистрируется самый низкий уровень.
      Этот загадочный "феномен среды" оказался вполне реальным и был воспроизведен в 1967 и 1968 годах. Кил обнаруживает, что НЛО, похоже, ограничивают свои действия политическими границами, внимательно наблюдая за географическими положениями подтвержденных массовых наблюдений, которые были подтверждены многими людьми. Как будто они точно знают, где заканчивается Оклахома и начинается Техас.
      Если НЛО метеоры или другое небесное явление, несомненно, они будут зарегистрированы в соседних странах. Скептики ошибаются в том, что наблюдения между штатами случаются не так часто, как им хотелось бы думать. Это работа инопланетных пришельцев в поездке, которая случайно натолкнулась на интересную голубую планету? Или это похоже на работу кого-то, кто пользуется нашими картами и календарями и поэтому хорошо осведомлен о нас, хотя мы очень мало знаем о "них"?
      
      Парафизические игры
      
      Возможно, нас посещают существа с другой планеты, но это не обязательно. Ведь если материальность НЛО парафизична (и, следовательно, обычно нематериальна), то более вероятно, что НЛО могут быть творениями невидимой вселенной, сосуществующей с нашим реальным пространством. Это объяснение кажется гораздо более реалистичным, чем Феномен, возникающий из других миров. При условии, что настоящие НЛО являются парафизическими, способны отражать свет, как призраки, и что они остаются видимыми, пока перемещаются на сверхвысоких скоростях из одной точки в другую, это означает, что те, кто остаются видимыми при переходе, не дематериализуются для этого быстрого перехода, и, следовательно, их масса должна быть прозрачной (очень диффузной), а их субстанция - сравнительно эфирной. Рассказы очевидцев Феномена, от Нимица до Кена Арнольда, подтверждают парафизическое утверждение и увеличивают вероятность возникновения феномена на Земле по сравнению с вероятностью их существования на другой планете. Призраки, склонные к иллюзиям, изобилуют в астральном царстве иллюзий. Он известен своими разнообразными творческими практиками и наставлениями.
      Ранчо Скинуокеров - это то, что вам нужно. Некоторые из этих существ, кажется, олицетворяют княжества и силы. Другие делают заявления о религии, теологии, богословии и так далее. Все эти астральные представители, вызывающие человеческое сознание, могут быть подлинными, но многие из их теорий могут быть построены так, чтобы увековечить особый фантазм, возможно, о предыдущем воплощении, или удовлетворить горячее и постоянное научное стремление к материалистическому развитию, или просто удивить и досаждают легковерным ради этого.
      По сути, феномен НЛО может быть ошеломляющим космическим зрелищем, устроенным невидимыми существами, которые долгое время пугали, тревожили и вводили в заблуждение человечество. Чем больше мы препятствуем нашему успеху, задаваясь вопросом, справляются ли надежные источники информации с беспорядком воздушных шаров и чаек, тем дальше другие будут следить за нашими движениями и прислушиваться к нашим ограничениям. Известно, что следователи, аналитики и исследователи используют ряд методов для конструирования преступления или теории. Традиционно подтверждающие показания сотен свидетелей могут считаться убедительным фактическим заявлением в гражданском суде. Если бы теория заключалась в том, что транспортные средства, спроектированные и собранные нечеловеческим разумом, потерпели крушение на Земле, необходимые доказательства должны быть весьма значительными. У тех, кто призывает к существованию разбитых внеземных транспортных средств, уже есть гора очевидцев из первых рук, которые выступили публично. Однако из-за...
      
      ***
      Тим Андерсен
      
      
      Наука может быть не права
      
      
      рис
      
      Нил де Грасс Тайсон недавно написал в Твиттере то, что у большинства ученых не вызывает споров. Наука хороша тем, что она истинна вне зависимости от того, верите ли вы в нее или нет. Но верно ли это утверждение? При всем уважении к доктору Тайсону, я возражаю против использования им слова "истина".
      Я делаю это не потому, что не согласен по духу, а потому, что мне кажется, что в течение многих лет такие утверждения неправильно понимались как утверждения философской истины и, по иронии судьбы, использовались против науки, как будто притязания науки на истину противоречат ее склонности к самовосстанавливающийся истине. Но это не так. Скорее, это сокращенный способ сказать, что научные теории имеют весомые доказательства, подтверждающие их, и поэтому они не зависят от личных чувств или убеждений.
      Тем не менее, они не "верны", и на самом деле это хорошо для науки. Весь смысл научного метода, по мнению многих ученых, состоит в том, чтобы отличить истину от лжи путем наблюдения, гипотез, экспериментов и пересмотра концепций. Так формируются теории, которые мы обычно считаем "истинными". В отличие от теологических или философских утверждений о Боге, свободе воли, этическом поведении и т. д., научные утверждения подкреплены данными, исключающими альтернативные утверждения. Но являются ли эти утверждения "верными"?
      Истина для моих целей относится к логической истине, означающей, что предложение или утверждение следует от посылки к заключению.
      Например, у меня есть такое высказывание: "Если идет дождь, значит, трава мокрая". Затем, если я говорю "идет дождь", логически следует утверждение, что "трава мокрая". Следовательно, это правда. Однако, если я просто скажу "трава мокрая", я не могу сделать вывод, что "идет дождь", потому что утверждение "если" действует только в одном направлении. Я могу "сделать вывод", что идет дождь, но я не могу сказать, что "идет дождь" - верное утверждение. Трава могла быть влажной из-за разбрызгивателя. Таким образом, если взглянуть на научные утверждения, такие как закон всемирного тяготения Ньютона, то это скорее умозаключения, чем утверждения.
      Научная теория или гипотеза выступает в качестве предпосылки, а не заключения. Например, если закон всемирного тяготения Ньютона верен, то каждый член системы двух тел (Солнца и планеты) будет двигаться по эллиптической орбите. Мы наблюдаем, что две системы тел подчиняются эллиптическим орбитам, поэтому заключаем, что теория Ньютона верна. Но логически это ошибочный вывод. Мы можем только сделать вывод, что теория Ньютона верна, но если другая теория также подразумевала эллиптические орбиты, то эта теория также могла бы быть верной.
      Есть много предпосылок, которые могут подразумевать одни и те же выводы, особенно в отношении научных предложений, которые призваны быть универсальными. Цель науки - найти лучшие. Вот почему я предпочитаю, когда ношу хотя бы свою философскую фуражку, использовать слова "лучший", "лучше" и "хуже" для научных теорий, а не "истинные" и "ложные".
      Привыкание к этому языку может помочь вам понять, как научную теорию можно заменить, но при этом она будет полезной. В самом деле, мы знаем, что теория гравитации Эйнштейна объясняет явления, которые не объясняет теория Ньютона. Например, объясняет прецессию орбиты планеты Меркурий, искривление света, гравитационное красное смещение и многие другие измеряемые явления, которые теория Ньютона не учитывает. Следовательно, посылка о том, что теория Ньютона верна, не приводит к выводу, что мы наблюдали бы эти вещи. Поскольку мы наблюдаем их, это означает, что посылка логически ложна. Теория Ньютона неверна. Вот как работают последствия.
      Если посылка верна, заключение должно быть верным. Если вывод ложный, посылка должна быть ложной. Однако это не означает, что теория Эйнштейна верна, и не означает, что теория Ньютона бесполезна. В конце концов, теория Ньютона широко используется в ракетостроении и баллистике. В большинстве случаев это теория моделирования движения повседневных объектов. Поэтому правильнее сказать, что теория Эйнштейна "лучше", чем теория Ньютона, как общее объяснение гравитации. Между тем теория Ньютона, хотя и ошибочна, но все же полезна. Где-то, вероятно, есть теория, которая лучше, чем у Эйнштейна, объясняет гравитацию. Возможно, квантовая теория, но при этом она не делает бесполезной и эйнштейновскую теориию. Эта новая теория может быть более сложной, чем теория Эйнштейна, и полезна только в особых случаях. Даже если мы уверены, что теория Эйнштейна, как и теория Ньютона, должна быть ложной, мы не можем отклонить ее как не лучшую. По крайней мере, на данный момент она лучшая. И обе теории, безусловно, лучше, чем наша собственная интуиция или желания, которые легко рушатся при малейшем свидетельстве.
      Наука не гонится за истиной, поскольку не может определить, какие предпосылки истинны, в отличие от математики, где предпосылки просто определены. Наука гонится только за улучшениями.
      И ученые это понимают. Объективный характер научных данных почти гарантирует, что наука со временем улучшит свои модели. Каждый раз, когда вы собираете доказательства того, что научная модель не работает в определенном режиме, например, в случае несостоятельности закона Ньютона для черных дыр, а другая модель преуспевает в этом режиме, а также во всех других, в которых преуспевает другая модель, например, Эйнштейна, тогда объективно можно сказать, что вторая модель является "лучшим" объяснением данного явления, например, гравитации. Точно так же вы можете сказать, что старая модель ложна, не только хуже, но и логически ложна.
      Однако бывают случаи, когда у вас может быть более одной гипотезы, объясняющей одни и те же данные, без реального способа их различить. В этом случае ни то, ни другое не является ложным, так как же определить, что лучше? В данном случае у нас есть инструмент, который может ранжировать теории от лучших к худшим: бритва Оккама. Бритва Оккама - это практическое правило или самоочевидная аксиома. Она говорит, что лучшая теория - это та, которая объясняет все данные, а также является самой простой. Вы не можете доказать, что бритва Оккама верна, но это не обязательно. Скорее, это способ ранжирования гипотез, чтобы дать наиболее полезные и, следовательно, наилучшие ответы на научные вопросы. Бритва Оккама также не говорит вам, какая теория верна. Она только говорит, какая из теорий лучшая. И, в конце концов, это все, что имеет значение.
      Многие из нас неявно используют бритву Оккама как быстрый способ найти лучшее объяснение тому, с чем мы сталкиваемся каждый день. Если вы придете домой и обнаружите, что ваша обувь изжевана, вы легко поймете, что это ваша собака сделала, а не какой-то случайный незнакомец. Только в том случае, если у вас нет собаки, вам пришлось бы тянуться к более сложным объяснениям.
      Однако, когда эта привычка нарушается, и мы начинаем верить сложным объяснениям вместо простых, мы кажемся странными. Только подумайте, как выглядят теоретики заговора, когда они придерживаются сложных теорий, в которых задействованы многочисленные скрытные деятели для объяснения мирских событий.
      С другой стороны, иногда сложные явления требуют сложных объяснений. Когда из-за невежества мы игнорируем сложность в пользу простых объяснений, мы получаем не сторонника теории заговора, а экстремиста, который хотел бы свести все к одному принципу.
      Наука балансирует между этими двумя крайностями. Возникает вопрос, откроет ли однажды наука теорию всего, что нельзя улучшить. Будет ли эта теория, наконец, верной? К сожалению, логика так не работает. Единственный способ узнать, что научная теория верна, - это определить ее самостоятельно. В этом случае это было бы тавтологически (автоматически) верно. Вы должны быть Богом. Пока мы являемся частью Вселенной и не создаем ее сами, нам придется жить с неопределенностью, заключающейся в том, что мы никогда не узнаем, что есть правда, а только то, что ложно, и верим мы не в истину, а в лучшие теории, которые мы доказали. Поступать иначе было бы нелогично.
      
      ***
      Гленн Рцесс
      
      Можно ли путешествовать во времени?
      
      
      Те, кто видят статьи с такими названиями, любят большие вопросы: откуда мы все пришли, куда идем, и что такое жизнь, Вселенная и все остальное? Поэтому, когда уважаемый астрофизик заявляет, что да, мы можем вернуться в прошлое, мы говорим: "Подождите, что?"
      Вы слышали о горизонте событий черных дыр? В той точке, где гравитация настолько сильна, что даже свет не может ускользнуть? Получается, что в то время как статические черные дыры имеют один горизонт событий, вращающиеся черные дыры имеют два горизонта событий. Во вращающейся черной дыре точка, где скорость вращения равна скорости света, не совпадает с точкой, в которой скорость убегания равна скорости света... Внутри эргосферы ничто не может избежать увлечения при совместном вращении, но, до тех пор, пока он остается за пределами внешнего горизонта событий, теоретически может избежать втягивания в сингулярность.
      Однако профессор Маллет говорит, что до тех пор, пока человек входит во внешний горизонт событий под прямым углом, с достаточной скоростью и не пересекает границу внутреннего горизонта событий, он все еще может покинуть внешний горизонт событий и перейти в открытое пространство. Маллет указывает, что между внутренним и внешним горизонтами событий происходит нечто, называемое "перетаскиванием кадра". Согласно общей теории относительности Эйнштейна, чем сильнее гравитационный колодец, тем медленнее течет время. Гравитационный колодец черной дыры не только замедляет течение времени, но и увлекает за собой пространство-время - ткань самой реальности. Это эффект Ленса-Тирринга, более известный как "перетаскивание кадра".
      Наблюдатель попадает в часть пространства-времени, которая находится в некоторой точке прошлого. Как далеко в прошлом? По словам профессора Маллета, невозможно предсказать пункт назначения. Фактически, можно даже попасть в часть пространства-времени с момента образования черной дыры, возможно, миллиарды лет назад. И, конечно, есть небольшая проблема - сделать это с достаточно высокой скоростью, чтобы покинуть внешний горизонт событий.
      Единственный вопрос, который я могу придумать: если космический корабль входит под внешний горизонт событий из настоящего и попадает в "рамку" пространства-времени в прошлом, то, когда этот космический корабль покидает рамку, останется ли он в той же точке времени, или воссоединится с рамкой пространства-времени, из которой произошел?
      Вход из настоящего в пространственно-временной фрейм из прошлого - это своего рода обман, уловка, момент, когда стрела времени обходится, как будто ее никогда не существовало. Но когда кто-то покидает эту пространственно-временную рамку из прошлого и выходит за пределы внешнего горизонта событий, он, безусловно, подвержен стреле времени. Более того, логически говоря, если космический корабль способен двигаться достаточно быстро, чтобы войти за внешний горизонт событий в настоящем, а затем выйти в какой-то момент в прошлом, вполне вероятно, что такой космический корабль может путешествовать достаточно близко к скорости света, чтобы использовать замедление времени и вернуться в собственное настоящее. Все, что нам нужно, - это космический корабль, который может годами путешествовать со скоростью, близкой к скорости света (и выдерживать гравитационные нагрузки, вызванные неудобной близостью к сингулярности). Тогда мы действительно можем увидеть, реален "парадокс дедушки" или нет.
      
      ***
      Пол Саттер
      
      Состоит ли темная материя из "шаров Ферми"?
      
      Темная материя - загадочное вещество, которое проявляет свое притяжение, но не взаимодействует со светом. Оно может состоять из крошечных черных дыр, пронизывающих Вселенную. Согласно новой теории, эти черные дыры могли быть сформированы из "шаров Ферми" или квантовых "мешков" субатомных частиц, известных как фермионы, которые смешивались в плотных "карманах" во время зарождения Вселенной.
      Теория могла объяснить, почему темное вещество стало доминировать во Вселенной.
      "Мы обнаруживаем, что в некоторых случаях "шары Ферми" настолько плотны, что фермионы находятся слишком близко друг к другу, вызывая коллапс такого шара в черную дыру, - сказал Ке-Пан Се, исследователь Центра теоретической физики в Сеульском национальном университете в Южной Корее.
      Се и его сотрудник Киёхару Кавана разработали новый сценарий, объясняющий, как темное вещество стало доминировать во Вселенной: в разгар невероятной трансформации, когда возраст космоса был меньше секунды, появился новый вид частиц, которые попали в ловушку, схлопнувшись до такой маленькой точки, что превратились в черные дыры. Затем эти черные дыры заполнили Вселенную, обеспечивая массу, необходимую для объяснения темного вещества.
      
      Причина возникновения первобытных черных дыр
      
      Астрономы и физики не могут объяснить темное вещество, загадочную субстанцию, которая составляет более 80% массы любой большой структуры, от галактик до космической паутины во Вселенной. Интригующая возможность заключается в том, что темное вещество возникло из черных дыр. В конце концов, черные дыры, как и темное вещество, не излучают света.
      "Как своего рода несветящийся и компактный объект, черные дыры являются естественным объяснением темной материи", - сказал Се.
      Но астрономам давно известно, что обычные черные дыры звездной массы не могут объяснить темное вещество во Вселенной. За всю историю Вселенной образовалось недостаточно звезд, чтобы сформировать достаточно черных дыр и объяснить темное вещество. Но в самые ранние моменты во Вселенной была довольно ошеломляющая физика. Возможно, то, что происходило тогда, породило триллионы маломассивных черных дыр. Эти черные дыры могут существовать и по сей день, потенциально решая загадку темного вещества.
      Но теория должна создать достаточно черных дыр.
      
      Пенистая Вселенная
      
      Се и Кавана добавили несколько ингредиентов в свою модель. Они начали с очень молодой, очень горячей и очень плотной Вселенной. Эти экстремальные условия допускают некоторые физические процессы, которые не происходят в нормальных условиях современной Вселенной. Первый ингредиент - это нечто, называемое скалярным полем, которое представляет собой квантово-механическую сущность, охватывающую все пространство. (Хорошо известное поле Хиггса, которое придает материи ее массу, является примером одного из них.) Когда Вселенная расширялась и охлаждалась, это скалярное поле претерпевало фазовый переход, переходя из одного квантово-механического состояния в другое.
      Этот фазовый переход не произошел сразу во всей Вселенной. Было несколько точек, где переход начался, а затем распространился - так же, как несколько пузырьков в кастрюле с кипящей водой сливаются, образуя более крупные пузырьки. Этот процесс называется фазовым переходом первого рода: вода переходит из "жидкой фазы" в "газовую", и последняя сначала существует в виде растущих пузырьков. Новое состояние скалярного поля, называемое "основным состоянием", распространяется из этих точек, как пучок шипящих пузырей.
      В конце концов, пузыри полностью сливаются, и скалярное поле завершает переход.
      
      Как сделать шар Ферми
      
      Однако для создания первичных черных дыр, порождающих темное вещество, Се и Каване понадобился еще один ингредиент. Поэтому они добавили в свою модель фермион нового типа. Фермионы - это категория частиц, которые составляют строительные блоки Вселенной. Например, электроны, протоны и нейтроны, составляющие атомы в вашем теле, являются фермионами. В очень ранней Вселенной фермионы свободно перемещались в скалярном поле. Но согласно рецепту, который приготовили Се и Кавана, эти фермионы не могли проникнуть в маленькие вспенивающиеся пузыри нового основного состояния во время фазового перехода. По мере того, как пузыри росли, фермионы скапливались в оставшихся "карманах", становясь "шарами Ферми".
      И тогда все пошло наперекосяк. Это связано с тем, что между фермионами существует дополнительная сила, известная как взаимодействие Юкавы, вызванная тем же самым скалярным полем, какое предложили Се и Кавана в статье. Обычно фермионы не любят, когда их собирают в небольшие объемы, но скалярное поле добавляет силу притяжения, которая может подавить это естественное отталкивание. Например, протоны и нейтроны состоят из еще более мелких частиц, называемых кварками. Кварки являются фермионами и обычно ненавидят друг друга, но дополнительная сила заставляет их оставаться вместе.
      Эту силу можно смоделировать как взаимодействие Юкавы, подобное физике ранней Вселенной, действовавшей в модели Се и Каваны. Согласно теории Се и Каваны, как только взаимодействие Юкавы завоевало популярность, игра в маленькие "шары Ферми" была окончена. Втиснувшись в маленькие "карманы" быстро менявшейся Вселенной, сгустки фермионов катастрофически схлопывались, образуя огромное количество черных дыр. Эти черные дыры пережили конец фазового перехода и затопили Вселенную в виде темного вещества.
      По крайней мере, идея такова. Это радикальное предположение, но когда дело доходит до физики ранней Вселенной и тайны, окружающей темное вещество, нам нужны некоторые радикальные предложения, а также наблюдения, чтобы добиться прогресса.
      
      ***
      Итан Сигель
      
      Таинственная темная энергия
      
      Что на фундаментальном уровне составляет Вселенную? Когда мы задаем этот вопрос, мы обычно думаем о том, чтобы начать с вещей, которые наблюдаем напрямую - звезды, планеты, люди, газ, пыль, плазма и другие формы материи, которые мы знаем, - и разделить их на части, пока вы не достигнете чего-то, что неделимо. Когда мы овладели законами физики и начали манипулировать субатомными частицами, мы получили способность ускорять и сталкивать их, что позволило создавать широкий набор частиц и античастиц: все, что описано в Стандартной модели физики элементарных частиц. И все же, если мы сложим общую сумму всех этих форм материи, включая фотоны, нейтрино и все, что не состоит из атомов, мы окажемся далеко от того, что необходимо для описания нашей Вселенной. Необходимы два дополнительных компонента: темное вещество и темная энергия. Более того, хотя мы полностью ожидаем, что за темное вещество отвечают частицы, это совсем не так для темной энергии.
      Частицы и античастицы Стандартной модели подчиняются всевозможным законам сохранения, с фундаментальными различиями между фермионными частицами и античастицами и бозонными. Каждый набор частиц обладает собственными уникальными квантовыми числами, но никакие частицы не могут объяснить темное вещество или темную энергию. У всех частиц, по крайней мере, в том виде, в каком мы их знаем, есть несколько общих черт. У них есть набор "квантовых чисел" или свойств, которые им присущи, которые определяют их массы, спины и различные заряды. Все частицы одного и того же типа - электроны, нижние кварки, Z-бозоны и т. д. - имеют идентичные свойства, и вы можете заменить любую из них любой другой идентичной частицей, и все останется таким же. Единственное, что между ними различается, является либо случайным, например временем их распада (если они нестабильны), либо ситуационным: такие вещи, как импульс, орбитальный угловой момент или уровни энергии в связанной системе.
      Но есть частицы массивные и безмассовые. Массивные частицы замедляются по мере того, как Вселенная расширяется и охлаждается, и в конечном итоге гравитационно слипаются вместе, поскольку каждая масса универсально притягивает любую другую массу. Однако безмассовые частицы просто перемещаются через искривленное пространство с единственно допустимой скоростью, скоростью света, пока не начнут взаимодействовать с другой частицей на своем пути.
      Массивные (вещество) и безмассовые (излучение) частицы эволюционируют принципиально по-разному по отношению к расширяющейся Вселенной.
      В то время как вещество и излучение становятся менее плотными по мере расширения Вселенной из-за увеличения ее объема, темная энергия - это форма энергии, присущая самому космосу. По мере того, как в расширяющейся Вселенной создается новое пространство, плотность темной энергии остается постоянной.
      С астрофизической точки зрения, когда мы исследуем Вселенную всеми известными нам способами, открывается множество аспектов космической истории. Наблюдая за тем, насколько распространены легчайшие элементы и их изотопы, мы можем определить, сколько всего нормального вещества составляет нашу Вселенную. Измеряя, как галактики группируются вместе, а также их крупномасштабное распределение и индивидуальные внутренние свойства, мы можем определить, сколько всего существует "вещества", которое ведет себя так, как будто оно состоит из массивных частиц. И когда мы смотрим на детали, включенные в оставшееся свечение от Большого взрыва - космический микроволновый фон - это говорит нам о том, что Вселенная пространственно плоская, и о том, сколько всего "вещества" присутствует во Вселенной в целом.
      
      
      график
      
      Из этой информации мы узнаем, что весь нормальный материал Стандартной модели в нашей Вселенной составляет всего 5 процентов от общего количества. Еще ~ 27 процентов - это темное вещество, которое не может вести себя как ни одна из известных частиц. Оно слипается и гравитирует, как обычная материя, но не сталкивается с нормальной материей, светом или другими частицами темного вещества.
      Хотя мы можем обнаружить присутствие темного вещества только по его гравитационному влиянию, сразу становится очевидным, что темное вещество распределено гораздо более плавно, чем обычное; оно не такое комковатое, особенно в малых космических масштабах.
      К сожалению, все попытки экспериментов по прямому обнаружению не дали надежного положительного результата. Истинная природа темного вещества остается загадочной.
      Однако даже при сочетании нормальной и темной материи мы еще не приблизились к тому, чтобы найти остальные ~ 68 процентов.
      Ключ к разгадке того, что это за "материя" впервые появился в 1990-х годах, когда наблюдения далеких сверхновых показали, что они слабее, чем предсказывали наши модели Вселенной. Как будто что-то еще сверх того, что мы ожидали, вносило свой вклад во Вселенную. По мере поступления доказательств, подкрепленных космическим микроволновым фоном и крупномасштабными данными о скоплениях галактик, мы поняли, что должна присутствовать совершенно новая форма энергии, несовместимая со свойствами любой формы вещества или излучения: то, что мы называем темной энергией.
      Темная энергия распределена идеально однородно. Нет никаких доказательств того, что в пространстве, занятом богатыми скоплениями галактик, больше или меньше темной энергии, чем в пустотах пустого пространства. Нет никаких доказательств того, что темная энергия коррелирует с плотностью, направлением, местоположением или возрастом Вселенной. Она кажется неизменной во всем пространстве и времени.
      И все же, несмотря на свою простоту, она ведет себя принципиально иначе, чем все другие известные формы энергии.
      Каждая форма материи и излучения во Вселенной каким-то образом связана с квантовыми частицами. Нормальная материя состоит из субатомных частиц, которых существует конечное число. По мере расширения Вселенной количество частиц остается неизменным, а объем увеличивается, следовательно, вещество становится менее плотным с течением времени. Точно так же и излучение квантуется в частицы (даже, теоретически, гравитационное излучение, которое должно квантоваться в гравитоны), но эти частицы безмассовые. По мере расширения Вселенной не только количество частиц остается неизменным при увеличении объема, но и энергия каждой отдельной частицы уменьшается.
      Тем не менее, оба этих описания не подходят для темной энергии. По мере увеличения объема Вселенной плотность энергии не меняется; она остается постоянна. Как будто во всем пространстве присутствует что-то, не зависящее от чего-либо еще: плотности материи, плотности излучения, температуры, изменения объема и т. д. Хотя мы можем измерить и количественно оценить темную энергию и ее влияние на Вселенную, мы не можем сказать, что мы понимаем ее природу. Это могло быть
      • частица какого-то типа,
      • поле, пронизывающее вселенную,
      • или даже свойство, присущее самой ткани пространства.
      Если темная энергия - это частица, то либо должны постоянно создаваться новые частицы, чтобы поддерживать постоянную плотность энергии, либо поведение этих частиц должно со временем эволюционировать, чтобы их влияние на Вселенную оставалось постоянным.
      Если темная энергия - это поле, пронизывающее Вселенную, нет никаких доказательств того, что темная энергия - это что-то иное, кроме самой простой сущности, которую только можно вообразить: свойство, которое неизменно присуще пространству везде и всегда. Как это возможно?
      1. Вселенная может иметь положительную, ненулевую космологическую постоянную, термин из общей теории относительности. Постоянная должна быть очень, очень маленькой, но, когда вы помещаете ее повсюду по всей Вселенной, она в конечном итоге начинает доминировать.
      2. Это может быть квантовое свойство пространства: энергия нулевой точки всех полей в космическом вакууме не обязательно должна быть равна нулю, но может принимать какое-то положительное значение. То, что мы часто интерпретируем как квантовые флуктуации или возникающие и исчезающие пары частица-античастица, может быть причиной темной энергии.
      С теоретической точки зрения важно иметь в виду, что до тех пор, пока мы не поймем природу темной энергии, мы должны держать все эти варианты в уме. Темная энергия может быть связана с инфляционной эпохой, которая положила начало Большому взрыву; темная энергия могла быть важной и действенной на раннем этапе истории Вселенной, прежде чем перейти в ее нынешнее состояние с низкой плотностью; темная энергия может быть медленно эволюционирующей или неоднородной, или может иметь немного более высокую или более низкую плотность в зависимости от того, что еще есть вокруг. Теоретически все варианты остаются на столе. Но именно поэтому мы не основываем наши выводы только на теории.
      Вся идея науки основана на представлении о том, что мы узнаем информацию о Вселенной, проверяя саму Вселенную посредством измерений, экспериментов и наблюдений. По мере изучения:
      • космического микроволнового фона до все меньших и меньших масштабов, в большем количестве диапазонов длин волн и с учетом поляризации;
      • крупномасштабной структуры Вселенной на больших расстояниях, более слабых объектов и больших областей на небе;
      • и индивидуально светящихся объектов, с большей точностью и на больших расстояниях.
      Изучая все это, мы получаем возможность видеть, есть ли какие-либо указания на то, что темная энергия является чем-то другим, кроме чистой константы, и показывает ли она доказательства какой-либо эволюции или неоднородностей во времени и/или пространстве.
      Пятнадцать лет назад мы смогли ограничить постоянство темной энергии с точностью Ђ 30 процентов. Сегодня точность этого показателя увеличилась до Ђ 7 процентов. С появлением следующего поколения космических и наземных обсерваторий точность достигнет Ђ 1 процента. Если есть какие-либо неоднородности или эволюционные эффекты, которые происходят в темной энергии, предстоящие исследования смогут этто выявить.
      Однако есть и другие методы, которые могут выявить более экзотические интерпретации. Недавно в эксперименте XENON наблюдалось превышение количества событий над ожидаемым фоном, за пределами того, что можно было бы объяснить с помощью традиционных источников. В настоящее время есть три основных интерпретации:
      1. Результат является экспериментальной случайностью, которая уйдет с лучшей статистикой;
      2. это первое свидетельство неожиданного типа темного вещества, и объяснение потребует дополнительных изменений по сравнению с теми, что предполагались ранее;
      3. Причиной этого является новый источник фона, который не был включен в анализ (например, тритий в воде).
      Из этих объяснений большинство физиков предпочитают последнее. Но, как мы уже говорили ранее, нужно иметь в виду все возможности, какими бы экзотическими или странными они ни были.
      
      
      
      Детектор XENON1T с низкофоновым криостатом установлен в центре большого водяного экрана для защиты прибора от фона космических лучей. Эта установка позволяет ученым, работающим над экспериментом XENON1T, значительно снизить фоновый шум и более уверенно обнаруживать сигналы от процессов, которые они пытаются изучить. КСЕНОН ищет не только тяжелое темное вещество, но и другие формы потенциального темного вещества и темной энергии.
      
      Если не принимать желаемое за действительное и посмотреть только на доказательства, которые у нас есть, то история, рассказываемая Вселенной, очень проста, хотя и противоречит здравому смыслу. То, что мы досконально понимаем: вещество и излучение, состоящие из всех известных частиц Стандартной модели плюс гравитационные волны, составляет лишь 5 процентов от общего количества того, что существует.
      Есть еще одна форма массы: темное вещество, составляющее около 27 процентов. Но большая часть того, что присутствует, ~ 68 процентов Вселенной, - это темная энергия. Она ведет себя не как частица или поле, а как свойство, присущее самому пространству.
      Пора серьезно отнестись к идее о том, что темная энергия может быть просто свойством, присущим самой ткани пространства. Пока мы не научимся вычислять нулевую энергию самого пустого пространства или не получим каких-то странных, удивительных и неожиданных свидетельств, это останется одним из самых больших экзистенциальных вопросов во всей Вселенной.
      
      
      
      Марк Полыковский
      
      КАК ЛИСТ УВЯДШИЙ ПАДАЕТ НА ДУШУ...
      
      Заглавие "Сонеты Цурэна", которое, не мудрствуя лукаво, я предпослал небольшому циклу сонетов, в ком-то из читателей вызовет недоумение, а в ком-то всколыхнет воспоминание о повести братьев Аркадия и Бориса Стругацких "Трудно быть богом", написанной в 1963 и впервые опубликованной в 1964 году. А точнее, о третьестепенном персонаже по имени Цурэн Правдивый, которому в повести отведено лишь несколько строк:
      
      "Цурэн Правдивый, написавший более пятисот баллад и сонетов, положенных в народе на музыку", "На улице Премногоблагодарения он заглянул в оружейную лавку, купил новые кольца для ножен, попробовал пару кинжалов (покидал в стену, примерил к ладони - не понравилось), затем, присев на прилавок, поговорил с хозяином, отцом Гауком. У отца Гаука были печальные добрые глаза и маленькие бледные руки в неотмытых чернильных пятнах. Румата немного поспорил с ним о достоинствах стихов Цурэна, выслушал интересный комментарий к строчке "Как лист увядший падает на душу...", попросил прочесть что-нибудь новенькое и, повздыхав вместе с автором над невыразимо грустными строфами, продекламировал перед уходом "Быть или не быть?" в своем переводе на ируканский", "Цурэн Правдивый, изобличенный в преступной двусмысленности и потакании вкусам низших сословий, был лишен чести и имущества, пытался спорить, читал в кабаках теперь уже откровенно разрушительные баллады, дважды был смертельно бит патриотическими личностями и только тогда поддался уговорам своего большого друга и ценителя дона Руматы и уехал в метрополию. Румата навсегда запомнил его, иссиня-бледного от пьянства, как он стоит, вцепившись тонкими руками в ванты, на палубе уходящего корабля и звонким, молодым голосом выкрикивает свой прощальный сонет "Как лист увядший падает на душу"".
      
      Освежив свою и читательскую память, прошу прощения за столь обильное цитирование. Оправданием мне служит то, что это все, что написали братья Стругацкие о Цурэне Правдивом. Бесконечно мало в сравнении с тем откликом в русской, а по большому счету, и в мировой литературе, который вызвала всего лишь одна строка прощального сонета Цурэна:
      
      Как лист увядший падает на душу...
      
      Мировой культуре отлично известно это явление, когда в том или ином произведении одного автора присутствуют реминисценции или аллюзии на иные произведения. Я не собираюсь исследовать это явление, исследователей его и без меня хватает, но хочу лишь упомянуть о двух не сравнимых по масштабу произведениях мировой литературы. Первое - это Ветхий и Новый Заветы, без знания сюжетов которых невозможно понять ни "Братьев Карамазовых" Достоевского, ни некоторых рассказов Чехова, ни "Чистого понедельника" Бунина, ни "Станционного смотрителя" Пушкина или "Молитвы" Лермонтова, не говоря о "Мастере и Маргарите" Булгакова или "Двенадцати" Блока. Ветхий и Новый Заветы - величайшие произведения мировой литературы, я не касаюсь иных, в частности, религиозных аспектов - явились источниками не только всей духовной музыки, но и многих вполне светских произведений. А живопись! Вся без исключения живопись эпохи Возрождения в основе имеет библейские сюжеты.
      В качестве второго явления, как читатель догадался, я выбрал "Трудно быть богом" Стругацких. Не могу еще раз не упомянуть, что я осознаю разномасштабность этих двух произведений литературы. И тем не менее, сразу после опубликования в Советском Союзе повести "Трудно быть богом" в 1964 году появился новый вид сонета, названный "Сонетом Цурэна" и содержавшим уже неоднократно упоминавшуюся мною строку "Как лист увядший падает на душу...". Как правило, с этой строки "Сонет Цурэна" и начинался.
      Прием цитирования в поэзии известен и используется с давних пор. Известны стихи, полностью составленные из цитат, например, пародия Ильи Сельвинского на Александра Жарова:
      
      Буду петь, буду петь, буду петь (С.Есенин)
      Многоярусный корпус завода (А.Блок)
      И кобылок в просторах свободы (Н.Некрасов),
      Чтоб на блоке до Блока вскрипеть (С.Кирсанов).
      
      Стихотворение такого рода имеет специальное название - центон.
      Но часто цитирование ограничивается одной или несколькими строками заимствованного текста, причем цитирование может быть неточным, например:
      
      Александр Пушкин
      
      Я вас любил: любовь еще, быть может,
      В душе моей угасла не совсем;
      Но пусть она вас больше не тревожит;
      Я не хочу печалить вас ничем.
      Я вас любил безмолвно, безнадежно.
      То робостью, то ревностью томим;
      Я вас любил так искренно, так нежно,
      Как дай вам Бог любимой быть другим.
      
      Иосиф Бродский
      
      Я вас любил. Любовь еще (возможно,
      что просто боль) сверлит мои мозги.
      Все разлетелось к черту на куски.
      Я застрелиться пробовал, но сложно
      с оружием. И далее: виски:
      в который вдарить? Портила не дрожь, но
      задумчивость. Черт! Все не по-людски!
      Я вас любил так сильно, безнадежно,
      как дай вам Бог другими - но не даст!
       Поэт и философ Юрий Владимирович Линник изобрел новый термин - моноцентон, - назвав так стихотворение, в частности, сонет, содержащий одну цитируемую строку. Приведу отрывок из статьи Юрия Линника:
      
      "Вспомним великий термин Виктора Борисовича Шкловского: остранение.
      Центоны возмущают причинность - инверсируют или запутывают ход времен - создают парадоксальную ситуацию, противоречащую привычной логике.
      Цитата чудодейственно обретает воскрешающую силу.
      Поэзия - причастница вечности: там нет ни смерти, ни забвения.
      Мы удивились - и внятно почувствовали: поэт-символист прошел мимо нас, приподняв котелок.
      Померещилось?
      Греза и явь сейчас неразличимы.
      Важен результат: мир - обновился, восприятие - освежилось".
      
      Итак, сонет Цурэна - моноцентон. Со времени выхода в свет повести Стругацких их, этих сонетов, написаны тысячи. В 1980-х годах для поступающих на филфак ЛГУ одним из заданий было написать сонет Цурэна, проводилось несметное число конкурсов на лучший сонет Цурэна. Передо мною изданная Российским союзом писателей в 2017 году книга Николая Синяка "Печальная лирика", содержащая 40 сонетов Цурэна. Мне известны Венки сонетов Цурэна, один из них принадлежит и моему перу. При этом мне пришлось решать задачу "сцепления", "сродства" смежных сонетов Венка, которые не могли, как в классическом Венке, плавно "перетекать" один в другой, ибо, являясь моноцентонами, начинаются с одной и той же упомянутой ранее строки. Поэтому в моем варианте "Сцепление" смежных сонетов осуществляется по их последним строкам, которые, взятые в совокупности, и составляют магистрал.
      
      Все это ширящееся с каждым годом множество, независимо от качества сонета, его строфики и ритмики, изящества рифмовки и мастерства автора, рождает - или воссоздает - отголоски, налаживает связь времен между нашим миром и Миром Полудня.
      
      "...Загадали же братья Стругацкие нам загадку! И вот уже больше 50 лет мы пытаемся ее разгадать!.. Так о чем же пел Цурэн Правдивый? Вероятно, о том, о чем всегда поют Настоящие Поэты: о Любви и Смерти, - о Жизни, о нас, землянах и арканарцах, о нашей жизни, о том, что быстротечна и трепетна она, как осенний листок, - и не стоит разменивать ее на пустяки!.."
      Этой цитатой, почерпнутой в бездонных глубинах интернета (http://netler.ru/articles/curen.htm), я заканчиваю затянувшееся вступление к написанным мною сонетам Цурэна.
      
      ВЕНОК СОНЕТОВ ЦУРЭНА
      
      1
      
      Как лист увядший, падает на душу1
      Осенний бледно-розовый закат,
      Сосед горланит так, что вянут уши,
      Один куплет пятнадцать раз подряд, -
      
      Как расцветали яблони и груши2,
      Потом, как темные курганы спят3, -
      Сосед уже неделю бьет баклуши,
      Поскольку он районный депутат,
      
      Партиец, и внештатник КГБ,
      И чемпион чего-то по стрельбе,
      И морда набок, и мозги петушьи.
      
      Когда он буен, - сущий сатана,
      Но лишь уснет, мгновенно тишина,
      Как лист увядший, падает на душу.
      
      1) Строка из прощального сонета, написанного поэтом Цурэном по прозвищу Правдивый, эпизодическим героем повести братьев Аркадия (1925 - 1991) и Бориса (1933 - 2012) Стругацких "Трудно быть богом" (1963), при отъезде из Арканара в воображаемом Мире Полудня. В повести приводится лишь одна его строка: "Как лист увядший падает на душу".
      2) Строка из песни "Катюша" (1938) на стихи Михаила Исаковского (1900 - 1973) и музыку Матвея Блантера (1903 - 1990).
      3) Аллюзия на песню "Спят курганы темные" (1939) на стихи Бориса Ласкина (1914 - 1983) и музыку Никиты Богословского (1913 - 2014).
      
      2
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Почти забытый мерный плеск весла,
      Нам с тестем ли не знать повадку щучью
      Таиться в камышах, где нет числа
      
      Подлещикам, плотвичкам, - этой чушью
      Она питается. Преподнесла
      Природа хищным щукам прорву, тучу
      Всего, чтоб та, насытясь, доросла
      
      До той поры, когда, попав к нам в сети,
      Докажет, как прекрасно на рассвете
      Рыбачить, что не зря часы прождя,
      
      С добычей возвращаемся на дачу,
      А за окном - пожалте, как на сдачу,
      Привычно монотонный шум дождя.
      
      3
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Осенняя нахмуренность небес,
      Ни лучик не прорвется через тучу,
      Не выйдешь ни с супругою, ни без,
      
      И даже пса не выманишь наружу,
      Он хоть дворняжка, все же не балбес
      И твердо знает про погоду сучью -
      Не зря прошел ускоренный ликбез.
      
      О, милый край осенних непогод,
      Я здесь давно, все знаю наперед,
      Чтоб не озябнуть, приготовим пуншу
      
      И скоротаем этот вечерок, -
      Я напишу об этом пару строк.
      Порывы ветра предвещают стужу...
      
      4
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Поездка в выходные по грибы.
      Садимся, словно баловни судьбы,
      В наш "Запорожец" - тряскую каруцу,
      
      Он всю дорогу нас трясет как грушу,
      Машина наша - транспорт голытьбы,
      Колдобины и рытвины утюжу,
      На колымаге, ставшей на дыбы.
      
      В лесу под каждой елкой по грибу,
      Жена гребет в корзину, я гребу,
      В багажник загружаем все, кряхтя.
      
      Прощай, до новых встреч, осенний лес!
      Спешит домой усталый Геркулес,
      Наш "Запорожец", жутко тарахтя.
      
      5
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Не музыка еще, уже не шум4,
      Напоминая дудочку пастушью
      И отвлекая от вселенских дум,
      
      Заполонила все пространство, - в уши
      Немолчный наглый комариный зум
      Вторгается и там живет... Но глуше
      Он стал: видать, мы шли не наобум.
      
      И вот видавший виды драндулет,
      Он ждет нас. Грязь стряхнувши со штиблет,
      Мы покидаем девственную пущу.
      
      Преград не знает верный вездеход
      И, неуклонно двигаясь вперед,
      Из грязи выбирается на сушу.
      
      4) Заключительная строка стихотворения Иосифа Бродского (1940 - 1996) "Почти элегия" (1968).
      
      6
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Суровый быт послевоенных лет.
      Как, из чего готовили обед?
      Висят плакаты с несусветной чушью
      
      Про вкусных крабов, про икру севрюжью5,
      А колбасы и сыра нет как нет,
      Готовили овсянку - да погуще,
      Да щи, да мой любимый винегрет...
      
      Играли во дворе почти до ночи,
      По фонарям палили, между прочим,
      Мы пульками из гнугото гвоздя
      
      И пели вздор дурными голосами,
      Взирал на нас бесцветными глазами
      Задумчиво с забора лик вождя.
      
      5) Отлично помню висевшие в гастрономе напротив нашего дома плакаты, на одном из которых с изображением баночек с икрой было написано: "Заставляй себя есть черную икру!", на втором же была изображена улыбающаяся гражданка, подносящая ко рту вилочку с чем-то там, надпись гласила: "Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы".
      
      7
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Холодный свет ночного фонаря,
      И сеет мелкий дождь, и как-то уже
      Стал тротуар к исходу сентября,
      
      Вдоль улицы протяжно и тягуче
      Чуть слышен пряный запах имбиря, -
      То ветерок пожухлых листьев кучи
      Раздул... Так в шторм кусочки янтаря
      
      Волной выносит на пустынный берег.
      Никто средь ночи не заглянет в скверик,
      И я его безлюдья не нарушу.
      
      И лишь фонарь, как истукан, во мраке,
      В своем дождем омытом лапсердаке
      Взирает на бесформенную лужу.
      
      8
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Искрящихся снежинок легкий пух,
      Лошадка тянет сани-волокушу,
      На возчике засаленный треух,
      
      На сани усадил свою милушу,
      Вдвоем, приняв на грудь, горланят вслух
      Похабные частушки про старух,
      Про тяготы да канитель супружью...
      
      Снегурка, Дед Мороз в смешном наряде -
      И снег... Воспоминанье об отраде
      Болит, как незажившая культя.
      
      Я помню рой снежинок белоснежных -
      Из детских снов, чарующих и нежных,
      Иным предметам этот предпочтя.
      
      9
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Полночных окон негасимый свет6,
      Я их немного в доме обнаружу -
      Тех, что на мой вопрос дадут ответ:
      
      Быть может, там, накинув плед верблюжий,
      К утру допишет стих мой друг поэт,
      А может быть, отведав бок севрюжий,
      Эстет готов приняться за шербет.
      
      Таких немного. Завтра будет утро,
      И снова трудный день, и это мудро, -
      Так будет впредь, как это было встарь.
      
      Нет, крутоверть земная не устанет,
      Назавтра утро новое нагрянет, -
      Я брошу взгляд на вечный календарь.
      
      6) Аллюзия на строку "Московских окон негасимый свет" из песни "Московские окна" (1960) на стихи Михаила Матусовского (1915 - 1990) и музыку Тихона Хренникова (1913 - 2007).
      
      10
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Сирень, ее густой к исходу дня
      Неодолимый запах. Я не струшу:
      "Еще не раз Вы вспомните меня7" -
      
      Хоть шепотом сказать... Наш путь все круче,
      Кузнечиков зеленых стрекотня,
      Не ровен час8, чего-то отчебучу...
      Нет, ни к чему вся эта суетня!
      
      Мой Бог, когда, когда все это было?
      Годов не счесть. Виски посеребрило.
      И был ли я тогда настолько храбр?
      
      Как знать, как знать... Осенний человек -
      Я знаю: лишь она продлит мой век.
      Что ж, снова приближается ноябрь.
      
      7) Начальная строка стихотворения Николая Гумилева (1886 - 1921) "Еще не раз Вы вспомните меня..." (1917). На эти стихи Николая Гумилева написано несколько романсов, в частности, Александром Дуловым (1931 - 2007) в 1989 году, Юрием Вайханским (1958 - 2019) в 1992 году, а также Валерием Кругликовым, романс, на музыку которого исполнял Валерий Агафонов (1941 - 1984).
      8) Автор отдает себе отчет, что лексема "не ровен" изначально писалась с буквой "ё", на которую и падало ударение, - "не ровён". Тем не менее, я использую форму "не ровен" со смещенным на первый слог ударением, во-первых, потому что в бытовой речи именно так это выражение и произносилось, во-вторых, современные словари считают оба варианта равноправными.
      
      11
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Размеренное тиканье часов,
      Напоминая: время вездесуще
      В горах, на море и среди лесов,
      
      Оно едино для пожара в пуще9
      И для звучащих рядом голосов,
      Которые все глуше, глуше, глуше, -
      И вот уже не сыщешь адресов
      
      Ни в памяти усталой, ни в блокноте,
      Ни в притчах Соломона не найдете,
      Круг на асфальте мелом очертя10,
      
      Как сделать время хоть на йоту зримым,
      Когда в краю берез полуднем зимним
      Завьюжит, вихри снежные крутя11.
      
      9) В конце января 1962 года в Беловежской пуще произошел пожар, во время которого сгорел охотничий домик, бывшая царская резиденция. Пожар в Беловежской пуще многие местные жители связывали с попыткой покушения на Хрущева. Не случайно там распространились легенды о том, что во время происшествия советский лидер находился в охотничьем домике и выскочил на снег в одном белье. Беловежцы даже придумали такой анекдот: "Когда Хрущев вернулся в Москву с охоты, партийные товарищи у него поинтересовались: "Ну что, Никита, подстрелил в Беловежской пуще зайца?". На это он со злостью отвечал: "Нет, но обжег себе яйца!"".
      10) Аллюзия на притчу царя Соломона о двух женщинах в суде, каждая из которых заявляет, что она мать ребенка. Судья велит нарисовать на земле круг, ставит в круг малыша и велит женщинам тянуть мальчика на себя что есть силы, дескать, которая перетянет, та и мать. Настоящая мать, разумеется, сдается и со словами "Не разорвать же мне его" она отпускает детскую руку. На этой притче основаны пьеса "Кавказский меловой круг" и новелла "Аугсбургский меловой круг" Бертольда Брехта (1898 - 1956).
      11) Строка из стихотворения Александра Пушкина (1799 - 1837) "Зимний вечер" (1825).
      
      12
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Закатом освещенный небосклон,
      Корабль, как будто прорисован тушью,
      Уходит вдаль, куда-то под уклон,
      
      За дальний горизонт, в пучину, в гущу
      Соленых вод, в тот мир, где нет колонн
      И портиков, где нет сравненья "суше", -
      Там водяной простор, и почтальон
      
      Туда ни кратких телеграмм, ни писем
      Не принесет, и голубочком сизым12
      Не донесутся вести о земном...
      
      Отдаться мне фантазиям нетрудно,
      Пока бормочет медленно и нудно
      Осенний мелкий дождик за окном.
      
      12) Аллюзия на библейский рассказ о голубке, принесшей Ною в ковчег ветвь маслины (Бытие, 8: 10 - 11).
      
      13
      
      Как лист увядший, падает на душу
      С утра пораньше петушиный крик,
      И рой наседок, слыша песнь петушью,
      Слетают наземь. Долгожданный миг
      
      Настал. Петух разрыл навозну кучу
      И зерна для несушек отыскал,
      Съел, правда, те, что повкусней, получше,
      И отдохнуть взлетел на сеновал.
      
      Вот так и наша жизнь - как скотский хутор13:
      Кто раб, кто мироед, взнесенный круто,
      Кто кормится дерьмом, а кто зерном.
      
      А я пишу цурэновы сонеты,
      Ищу вопросы, а потом - ответы,
      И хочется подумать о земном.
      
      13) Имеется в виду "Скотный двор" (англ. "Animal Farm": "A Fairy Story", в других переводах "Скотское хозяйство", "Скотский уголок", "Скотский хутор", "Ферма животных", "Ферма Энимал", "Зверская Ферма", "Скотоферма") - изданная в 1945 году сатирическая повесть-притча Джорджа Оруэлла (1903 - 1950). Под названием "Скотский хутор" повесть вышла в 1989 году в переводе Илана Полоцка (1938 - 2013).
      
      14
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Дразнящий запах детства, запах грез, -
      Ну где его еще я обнаружу,
      Как не в краю непуганых берез.
      
      С друзьями сев на сани-волокушу,
      По Волховской, как будто под откос,
      Летим, и ветер обжигает уши,
      Наглеет и свирепствует мороз.
      
      Нет больше снега с запахом полыни,
      Остался в памятной карельской стыни...
      Не плачь о том, что, в детстве упустя,
      
      На склоне лет пытаешься восполнить,
      Поведай-ка о том, что можешь вспомнить
      Под свежий хруст соленого груздя.
      
      15. МАГИСТРАЛ
      
      Как лист увядший, падает на душу
      Привычно монотонный шум дождя,
      Порывы ветра предвещают стужу,
      Наш "Запорожец", жутко тарахтя,
      
      Из грязи выбирается на сушу,
      Задумчиво с забора лик вождя
      Взирает на бесформенную лужу,
      Иным предметам этот предпочтя.
      
      Я брошу взгляд на вечный календарь:
      Что ж, снова приближается ноябрь,
      Завьюжит, вихри снежные крутя.
      
      Осенний мелкий дождик за окном,
      И хочется подумать о земном
      Под свежий хруст соленого груздя.
      
      
  • Комментарии: 2, последний от 28/08/2022.
  • © Copyright Журнал Млечный Путь (pamnuel@gmail.com)
  • Обновлено: 14/12/2021. 534k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.