Аннотация: Почти реальная история, рассказанная Джоном Уильямом Данном.
Павел Амнуэль
Наблюдение и только наблюдение
Мимо окна неторопливо прошел грузный джентльмен средних лет в темно-синем костюме-тройке. Аккуратные темные усики придавали профилю его аристократического лица сходство с политическим деятелем, фамилию которого Джон запамятовал, и он поразился собственному сравнению: известный писатель и - мелкий политик...
Джон торопливо поднялся и, едва не опрокинув стул, поспешил к двери. Сейчас старый друг пройдет мимо, растворится в толпе отъезжающих, приезжающих, провожающих и встречающих, и когда им еще доведется встретиться?
Дверь распахнулась, и из промозглой серости приморского полудня в зал привокзального ресторана вошел...
- Кого я вижу! - воскликнул вошедший. - Джон, друг мой!
- Герберт! - Джон протянул руку, и случилось крепкое дружеское рукопожатие. - Какими судьбами?
- О... - Джентльмен, названный Гербертом, немного отстранился от Джона, чтобы внимательно его рассмотреть знакомым цепким и, в то же время, добродушным взглядом серых глаз. - Вы прекрасно выглядите, Джон. Уверен, вы и сейчас отдаете должное ловле форели на сухую муху?
- Не так, как раньше, - смутился Джон. - Однако мы загораживаем проход. Я за столом один и...
- Прекрасно! - прогремел раскатистым баритоном Герберт. - У меня есть в запасе три часа.
Через минуту старые друзья сидели за столиком у окна друг напротив друга, и вездесущий официант, прекрасно чувствуя настроение клиентов, поставил перед каждым стаканчики с пламенеющим виски, графинчики с виски и содовой и удалился, всем видом показывая, что, пока его не позовут, не будет докучать друзьям своим присутствием.
Герберт выглядел лет на пятнадцать старше своего визави, и по всему было видно, что отношения между этими людьми были далеко не такими простыми, какими они сами хотели бы их видеть. Джон смотрел на Герберта восторженно, но и с опаской, будто не знал, чего ожидать от него в следующую минуту. А Герберт разглядывал Джона так, будто хотел сам понять все перипетии его судьбы. Они не виделись с далекого 1920 года, когда их развела бессмысленная, как сейчас обоим казалось, ссора.
- Друг мой Джон, - сказал Герберт, глотнув виски, - надеюсь, вы не в обиде?
- Ну, что вы! - воскликнул Джон. - Напротив! Как раз сегодня я подумал: было бы замечательно, если бы я смог подарить Герберту свою книгу.
- Так подарите! - с энтузиазмом воскликнул Герберт. - Я бы тоже с удовольствием подарил вам свой новый роман, но не захватил ни одного экземпляра. Как называется ваша книга, Джон? О чем она?
Джон наклонился над портфелем, лежавшим у его ног, достал небольшой, апельсинового цвета томик в твердом переплете, извлек из наружного кармана пиджака автоматическую ручку, отвинтил крышку, аккуратно написал четким почерком несколько слов, подписался и поставил дату.
Герберт внимательно прочитал написанное, улыбнулся и проникновенно сказал:
- Спасибо. Это то, чем вы занимались еще в наши лучшие годы?
Джон кивнул.
- Завидую вашему упорству, - с чувством произнес Герберт. - У меня так не получается. То одно приходит в голову, то другое... Кстати, куда вы сейчас направляетесь, друг мой?
- Домой, в Лондон. А вы, Герберт?
- В Грасс, - сказал Герберт неохотно, и Джон намек понял.
- Знаете, откуда я возвращаюсь? Не догадаетесь - из Брюсселя.
- Брюссель? - поднял брови Герберт. - Там пару дней назад закончился Пятый Сольвеевский конгресс. Вы могли увидеть самого Эйнштейна! И Бора. И Планка. Весь цвет мировой физики.
На его лице легко было прочитать, какой вопрос он хотел задать: "А вы-то что там делали, дорогой Джон?"
- Я, - ответил Джон на невысказанный вопрос, - тихо сидел в последнем ряду и пытался понять, каким образом идеи великих ученых связаны с темой моей книги.
- Вот как, - произнес Герберт, не проявив, впрочем, как показалось Джону, особого интереса.
Конечно, где Джон, авиаинженер, пусть и способный, и где - лучшие в мире физики-теоретики, спорившие в Брюсселе о свойствах невидимого и непонятного мира элементарных частиц и атомов...
Джон слишком резко поднял свой стаканчик с виски, и капля янтарной жидкости пролилась на скатерть.
- Ах, я неуклюжий... - Он попробовал промокнуть пятнышко кончиком носового платка, но Герберт отвел его руку.
- Оставьте, - сказал он добродушно. - Я вижу: вам не терпится рассказать, а мне - послушать ваш рассказ. Чем поразили вас господа Бор и Эйнштейн? Я читал: у них возник спор, верно?
- Верно! Именно о том, о чем я писал в моей книге.
- Вы пишете о квантовой механике? - удивился Герберт. - Помню, вы исследовали сновидения.
- Да, - согласился Джон. - Я много лет записывал сны.
- И приобщили к этому занятию своих близких, - улыбнулся Герберт. - Ваша кузина как-то рассказывала... - На лицо Герберта набежала тень.
- Да, - повторил Джон. - В этой книге, - он показал на томик, который Герберт держал в руках, перелистывая страницы и быстро пробегая взглядом по строчкам. Герберт умел "схватывать" материал с одного взгляда, но сейчас хотел слушать, а не смотреть, закрыл книгу и отложил в сторону.
- В этой книге, - повторил Джон, - я описал разгадку вещих снов.
Герберт вежливо кивнул. Вещие сны... Этой идефикс его друг Джон увлекся еще в годы их знакомства. Как давно это было! Двадцатый век только начался, но Герберт был уже популярным писателем, автором фантастических романов, а Джон - молодым инженером, недавно вернувшимся с Второй бурской войны. Cвела их авиация - летающие машины, которые Герберт описал в своем романе о будущем, а Джон такие машины - бипланы без хвостового оперения - проектировал и строил.
Однажды Джону приснился сон о часах, и, проснувшись, он увидел свой сон воочию - во всех приснившихся деталях. Джон загорелся, с ним стало почти невозможно говорить ни о чем другом. Он всех родственников заставил записывать сны. Записывал, конечно, и сам. Герберт только посмеивался, когда Джон попытался и его привлечь к этой игре.
Хорошее было время...
- Что вы сказали, друг мой? - Герберт будто выплыл на поверхность из внезапно нахлынувших воспоминаний.
- Вещие сны возникают потому, что в снах мы наблюдаем себя со стороны, понимаете? В снах мы способны видеть себя во всех временах - и в прошлом, и в будущем. Не каждый раз, но иногда это происходит, и такой сон - из будущего - мы называем вещим.
- Конечно! - с деланым энтузиазмом воскликнул Герберт. - Но давайте все-таки сделаем заказ. Мой поезд отходит только через три часа...
- А паром через Канал - в час пополудни.
- Значит, у вас мало времени?
- Я успел поесть утром в отеле, а сюда зашел выпить виски.
- Тогда, с вашего разрешения, я закажу...
- Конечно!
Через несколько минут, заказав себе бифштекс и крабовый салат, Герберт с удовольствием вытянул под столом ноги, закурил сигару, решил, что день прекрасен, и он готов послушать забавные логические построения Джона. Герберт еще раз перелистал подаренную книгу. Надо прочитать на досуге. Досуга сейчас у Герберта было больше, чем он того бы хотел.
- Так вот, - говорил тем временем Джон, - наблюдатель первого уровня видит свою жизнь от рождения до смерти. Но есть наблюдатель второго уровня, который наблюдает за наблюдателем первого уровня, и для него время - штука еще более сложная.
Герберт вздохнул и отложил книгу. О времени он и сам в далекой юности написал роман, сделавший автора популярным. Идея была любопытная, роман получился слабым, неопытность дала себя знать. Сейчас Герберт - так ему представлялось - писал гораздо более глубокие книги. Книги, которые - он был уверен - смогут пережить автора, в отличие от того романа...
- А есть еще третий наблюдатель, над ним четвертый... - продолжал тянуть свое Джон.
Все-таки с фантазией у Джона всегда были проблемы. Он и авиацию забросил, когда понял, что не способен придумать ничего, более сложного, чем бесхвостый биплан Д8.
Пятый наблюдатель, седьмой, двадцать третий... Дурная бесконечность.
- И наконец на вершине - Абсолютный наблюдатель, понимаете, Герберт? Наблюдатель, для которого времени нет - есть вечность.
Так и доводят идею до абсурда - когда воображение подобно складыванию кубиков. Абсолютный наблюдатель, надо же. Конечно, это Бог, кто еще?
Герберт отодвинул книгу Джона на край стола, освободив место, куда подошедший с подносом официант поставил тарелку с мясом. За еду принялся неторопливо, бифштекс оказался прожаренным, как ему нравилось, а Джон, так и не допив виски, увлеченно говорил и говорил, глядя куда-то в пространство воодушевленным взглядом (взором - так Герберт написал бы, если бы вставил эту сцену в роман).
- И теперь представьте: в тот день, когда я принес из издательства пачку только что отпечатанных книг, мне попалась на глаза статья в "Тайм". И я прочитал, что физики... лучшие физики мира!.. пришли к той же идее. Не абстрактно рассуждая, а сугубо практически. Оказалось, что результат эксперимента зависит от того, наблюдает за ним экспериментатор или нет. И только если существует наблюдатель, любой физический эксперимент приобретает конкретный смысл и результат. Как в моей книге! Я ведь писал, что только наш внутренний наблюдатель способен видеть все, и именно он выбирает то, что показывает нам в снах. Наша с вами реальность, Герберт, зависит от того, что нам показывает наш наблюдатель. И от того, что нашему наблюдателю показывает наблюдатель более высокого уровня. А тому - еще более высокий наблюдатель... По сути, моя книга описывает реальность гораздо глубже, чем реальность того единственного наблюдателя, о котором говорят великие физики.
- Да-да, - рассеянно пробормотал Герберт и налил в свой опустевший стаканчик немного виски из графинчика. Хотел было добавить содовой - для вкуса, исключительно для вкуса, но передумал. За ту секунду, что он принимал решение, ход мысли Джона резко изменился, и Герберт не сразу воспринял новое направление мысли друга.
- Мог ли я не попытаться? Нет, не мог! Я почувствовал себя обязанным! Статья в "Тайм" вышла в первый день работы Сольвеевского конгресса. Представьте, в каком я был возбуждении и предчувствии! Я собрался и уже пару часов спустя был на вокзале "Виктория". Еще несколько минут, и у меня в кармане лежал билет до Брюсселя.
- Вот как! - поднял брови Герберт и отложил вилку. - Вы видели Эйнштейна? Бора? Де Бройля? Госпожу Кюри?
- Представьте себе! - воскликнул Джон.
- Неужели вы даже сумели выступить? - с легкой иронией, чтобы не обидеть друга, предположил Герберт.
- Выступить? - удивился Джон. - Это было бы смешно. Заседание закончилось, и я вышел в коридор. Мимо меня прошли Эйнштейн с Бором. Как я потом понял, они шли в сад Королевского дворца, чтобы сфотографироваться на память. Они о чем-то говорили на немецком, я ничего не понял. Эйнштейна и Бора я знаю по фотографиям. И еще Планка и Де Бройля. А остальных... Я стоял с книгой в руке и не мог выбрать, к кому обратиться. Позади всех шел молодой человек в светлом пальто. Он один был в очках. Шел, опустив голову, погруженный в свои мысли. Меня будто некая сила подтолкнула к нему, и я спросил, не найдется ли у него пяти минут. Должно быть, он принял меня за репортера. Посмотрел вслед удалявшимся коллегам и ответил - к счастью, на английском. Естественно, ведь я и вопрос задал по-английски, не подумав, что меня здесь могли не понять. "Хорошо, - сказал он со вздохом. - Но не больше пяти минут". Я показал ему книгу и уложился точно в отведенное мне время. Никогда в жизни не был более лаконичен. Откуда только взялись слова и формулировки? Успел сказать об Абсолютном наблюдателе и показал картинку на сто сорок пятой странице. Молодой физик скользнул по картинке взглядом, и ему этого оказалось достаточно, чтобы понять больше, чем понял я сам!
- Вот как... - протянул Герберт. Ему стало жаль друга, предпринявшего поездку в Брюссель, чтобы показать свою работу людям, обсуждавшим интимнейшие тайны мироздания.
Джон наклонился через стол и в волнении опять пролил на скатерть несколько капель виски. Герберт отодвинулся, его немного коробила экзальтация друга, больше свойственная женщинам.
- "Любопытно, - сказал физик, и мне показалось, что он посмотрел на меня с интересом. - Вы продемонстрировали, мистер... э-э..." "Данн, - представился я. - Джон Уильям Данн". "Ваш аргумент - аргумент адвоката дьявола, если вы понимаете, что я имею в виду. Я не согласен с Бором. Он ошибается, наблюдатель не может влиять на результат наблюдения! И вы это доказали, господин Данн". Я удивился. Подумал, что физик все-таки ничего не понял - ведь я говорил, что наблюдатели существуют, и влияние их на нашу жизнь велико! "Вижу, господин Данн, вы сами не очень поняли, что именно следует из ваших рассуждений, как и из выводов профессора Бора".
Он потянул меня за рукав - к нам приближалась группа студентов, они спорили так яростно, что, казалось, в окнах зазвенели стекла. Мы отошли, дав им пройти.
"Послушайте! В вашей системе есть Абсолютный наблюдатель - Бог. Об этом профессор Бор не подумал - он не верит в Бога, видите ли. Но наблюдение - не вопрос веры. Это то, что мы в физике называем инструментализмом. Давайте оставим в стороне вопрос, создана Вселенная Творцом или была всегда. Вы вынуждены признать, что Бог - Абсолютный наблюдатель в вашей системе - за Вселенной наблюдает. Ничего более! Только наблюдает и тем самым - ведь именно об этом говорит профессор Бор - влияет на результат наблюдения. Что для Бога люди? Да то же, что для нас - элементарные частицы! Даже еще проще. Бог не делает ничего! Только наблюдает. Надеюсь, вы можете сами продолжить цепочку рассуждений? Ведь это ваша цепочка!"
Молодой человек говорил с таким напором, что я растерялся. Я смотрел на него, понимал, что вывод будет... не знаю... чудовищным...
"Ну же!"
Мне показалось, что он и сам не решался высказать вслух то, о чем подумал. И о чем подумал я... и подумал на самом деле давно, еще тогда, когда пришел к выводу об Абсолютном наблюдателе. Подумал, но утопил мысль в подсознании, чтобы она не мешала жить.
- Бог, - произнес кто-то моим голосом, и я не сразу понял, что это сказал я, - наблюдая за нами, вносит в мир хаос.
"Вот! - воскликнул физик. - Вы сказали!"
А мой голос - я сам? - продолжил:
- И со временем хаоса в мире становится больше.
Логическая цепочка мгновенно продолжилась в прошлое, и я уже не помню - как на духу говорю, Герберт! - не помню, кто это сказал: я или молодой человек, нетерпеливо размахивавший перед моим носом моей же книгой:
"Вот почему раньше в мире были пророки, а теперь их нет. Вот почему войны становятся все более жестокими, и значит, в недалеком будущем нас ждет война, более ужасная, чем та, что закончилась девять лет назад. Вот почему..."
В конце коридора, у выхода во двор кто-то громко призвал поторопиться.
- Прошу прощения, - сказал молодой человек, - мне нужно идти, все уже собрались, сейчас лучшее время, чтобы сделать фотографию.
Он сунул книгу мне в руку, сказал пару фраз на немецком, которые я не понял, и быстрым шагом пошел по коридору.
Я постоял немного, приходя в себя, и тоже направился к выходу. Во дворе намечалась съемка: стояла тренога с камерой, фотограф делал последние приготовления, кого-то просил подвинуться, кого-то привстать... В первом ряду физики сидели, во втором стояли, я обошел место съемки кругом, чтобы не мешать, встал за спиной фотографа, все стихло, замерло, в ряду сидевших я узнал знакомые по фотографиям лица Эйнштейна, Бора, Де Бройля... И неожиданно увидел молодого человека, с которым только что говорил в коридоре. Он стоял в третьем ряду и выглядел немного смущенным.
Фотограф что-то крикнул и сделал круговой жест обеими руками. Сразу все задвигалось, мой знакомый - знакомый ли? - остался стоять, скрестив руки на груди и, прищурившись, смотрел на солнце, бившее ему в глаза.
Я огляделся и спросил у студента - они группой столпились неподалеку - не знает ли он, как зовут вон того... да-да, в светлом пальто, очках и со скрещенными руками...
Студент посмотрел на меня с удивлением:
- Вы не знаете? Это профессор Эрвин Шредингер.
Вот оно как... Я стоял и смотрел, как они расходились - великие физики, изменившие взгляд на Вселенную.
***
Джон Данн, автор книги "Эксперимент со временем", аккуратно, чтобы не пролить, поднял стаканчик с виски и сделал глоток.
Герберт Уэллс отложил вилку, вытер губы салфеткой, провел пальцем по усикам, будто проверяя, на месте ли они, чем вызвал у Джона нервный смешок, и сказал:
- Интересная мысль. Бог проводит эксперимент и наблюдает над его ходом. А на Земле времена пророков сменяются темными веками, хаос нарастает, чему, кстати, помогает развитие промышленности и науки... хотя бы та же квантовая механика. Интересно, да. Я бы написал об этом роман. Но...
Уэллс покачал головой.
Данн был не чужд житейских сплетен и слышал, конечно, о романе Герберта с Одетт Кен. К ней в Грасс сейчас и направлялся Герберт... Да, роман, только другой.
- А вы, мой друг, не пробовали... - Уэллс не закончил фразу, но, встретив нетерпеливый ожидающий взгляд Данна, все же продолжил: - Я имею в виду: не пробовали ли вы создать математическую модель ваших наблюдателей. Математический ряд, восходящий к бесконечности, к вашему Абсолютному наблюдателю. Что-то вроде уравнения, придуманного Шредингером, с которым вы обошлись как со студентом.
- Я не... - запротестовал Данн.
- Я шучу, - поднял руки Уэллс. - Не вы, но когда-нибудь кто-то из физиков - может, Эйнштейн, может, Бор или Шредингер, а может, некто, еще не родившийся, такое уравнение напишет и назовет его уравнением Бога.
- Бор не верит в Бога.
- Неважно, - отмахнулся Уэллс. - Подкову на двери он все же повесил.
- Это легенда, - вяло возразил Данн.
- Неважно, - повторил Уэллс. - Но вы доказали, друг мой, что кто-то там, - он показал пальцем вверх, - назовите его Абсолютным наблюдателем, Богом или Природой - наблюдает. И мы для него - элементарные частицы. И потому хаос нарастает. Человечество обречено.
- Вы шутите, Герберт, - пробормотал Данн. - Только потому, что Бог...
- Абсолютный наблюдатель, - поправил Уэллс. - Бога, возможно, нет, но Абсолютный наблюдатель существует. Вы это предположили, Джон, а физики доказали. Квантовая механика работает, и наблюдатель наблюдает...
Уэллс пожал плечами.
Данн поднялся, взглядом поискал официанта.
- Я заплачу за ваш виски, - усмехнулся Уэллс. - Вы же ничего не заказали.
- Нет, я...
- Пожалуйста, не спорьте, - отрезал Уэллс. - Вы торопитесь?
- Паром уходит через полтора часа, а мне нужно еще забрать вещи из отеля.
Поднялся и Уэллс.
- Рад был повидаться, - сказал он, протянув Данну руку. - В следующем издании книги вы, конечно, напишете о вашем разговоре с Шредингером?
- Я? - Похоже было, что Данн растерялся. - Не уверен, стоит ли. Впрочем, одному Богу известно...
- Вот уж нет! - воскликнул Уэллс. - Если Бог существует, то не может точно знать ничего! Он сам создал квантовые законы. Наблюдая, он инициирует хаос. Вряд ли имеет смысл призывать Бога в свидетели чего бы то ни было.
- Даже на Библии поклясться не сможет, - пробормотал Данн.