От Фьюмичино начинались городские пригороды - Рим сильно разросся за последние годы, - и Зеев Барак просигналил остановиться. Обе машины съехали на обочину, не доезжая километра от последнего на этой дороге патрульного поста италийцев. Зеев заглушил двигатель и вышел из машины. Аркан остался сидеть за рулем, ладони лежали на баранке, глаза смотрели на Зеева, но видели не настоящее, а будущее. Минут этак на пятнадцать вперед, когда начнется. "Такой молодой, а уже нервный", - подумал Зеев.
Он помахал ладонью перед лицом Аркана, и тот, придя, наконец, в себя, опустил боковое стекло.
- Лечиться надо, - добродушно сказал Зеев. - Если ты будешь с таким же видом смотреть на полицейского...
- На полицейского я смотреть не буду, - тихо сказал Аркан. - Зачем мне на него смотреть? Выйду, руки за голову...
- Ты, главное, выйди где и когда надо, - жестко сказал Зеев, полагая, что напряжение он снял и теперь можно говорить серьезно. - Улица Нерона угол Юпитера, здание Министерства внутренних дел. Паркуешь машину на третьей стоянке слева, перед выходом отпускаешь сцепление и включаешь радио. Идешь в сторону...
- ...Улицы Мальфитано, знаю, - прервал Аркан и, наконец, оторвав взгляд от какой-то, ему одному видимой точки, посмотрел на Зеева. - На память не жалуюсь. Повторить маршрут отхода?
- Не надо, - помолчав, сказал Зеев. - Бэ зрат а-шем, вперед.
За руль он садился с неприятным ощущением, что день этот радости не принесет. Не нравилось ему выражение лица Аркана. Нельзя так. После возвращения нужно будет показать мальчика психологу. В Перудже хороший психолог, Бен-Хаим, из третьего поколения римских евреев.
Дальше Аркан ехал первым - ровно ехал, хорошо. У поста притормозили, полицейские-италийцы смотрели на Зеева презрительно-недоверчиво, проверяли машину придирчиво, разрешение на въезд в Рим чуть ли не в лупу разглядывали.
- Проезжайте, - сказал капрал, и они проехали.
Через два квартала настало время расстаться - за светофором Зеев свернул налево и в зеркальце увидел, что Аркан повернул вправо и выехал на бульвар короля Виктора. Эти италийские названия... Когда город был романским, бульвар носил имя Рамбама, и в этом заключался высокий смысл. А кто такой этот италийский Виктор? Он и королем-то был всего три с половиной года, пока его не убил собственный сын. И эта нация претендует на Вечный город!
Мысли о Викторе, достойном разве что двух строк в учебнике гойской истории, отвлекли Зеева, но не помешали подъехать к зданию Центрального военного универмага в точно обозначенное время.
В десять утра народу здесь было много, люди входили и выходили, романцев среди них, естественно, не наблюдалось. Зеев отпустил сцепление, включил радио - первая программа италийцев передавала классическую музыку, то ли Верди, то ли Пуччини. Музыка изгнанников, особенно Верди - он, как слышал Зеев, все свои оперы писал в Париже с мыслями о возвращении италийцев в Рим.
Выйдя из машины, Зеев быстрым шагом пошел в сторону Храма Юпитера - там облавы начнутся в последнюю очередь. Миновав площадь Независимости с нелепым фонтаном, в центре которого стояла статуя Нептуна, извергающего воду из огромного кувшина, Зеев углубился в квартал Весталок. Внешне он не очень отличался от среднего италийца, кипу, уезжая в Рим, оставил дома. Улица в этот час была пустынна: весталки отдыхали после утомительных, надо полагать, ночных оргий.
Часы на одной из башен Старого города начали бить десять, и Зеев обратился в слух. С последним ударом раздались два глухих взрыва - справа и сзади. Что ж, Аркан не подкачал. Молодец малыш, нервы нервами, а все сделал точно. Теперь бы еще посмотреть на результат, но придется терпеть до вечера - покажут в программе новостей. Диктор скажет мрачным голосом: "И вновь еврейские фундаменталисты, называющие себя романцами, взорвали начиненные взрывчаткой автомобили на людных местах столицы. И вновь пролилась кровь невинных..." Невинных - вот, что они говорят каждый раз. Нет невинных италийцев. Невинный италиец - мертвый италиец.
Зеев вышел к парку принца Домициана и, углубившись в пустынные аллеи, сел на скамью. Посмотрел на часы. Минуты через две должен подойти Аркан - конечно, довольный и уже не такой напряженный, как час назад. Лучше всего успокаивает нервы удачно проведенная акция.
Солнце, голубое небо, ни облачка, хорошо. Мысли короткие, как дротики италийцев. Где-то завывают сирены: пожарные, скорая помощь, полиция. Кажется, слышны и крики. Нет, слишком далеко - игра воображения.
Где же Аркан?
* * *
- Ты уверен, что это было его личное решение? - спросил Зеев. - Может, он просто не успел?
- Не успел! - Марк пожал плечами. - Ты смотрел италийский "Взгляд"? Этот придурок выполнил все операции и остался в машине. Семь минут! Что можно не успеть за семь минут?
- Но зачем? - пораженно сказал Зеев.
На экране опять появились кадры с мест утренних терактов. Полуразрушенное здание универмага - его, Зеева, работа, много тел, десятки, большинство - военные, хорошо. А вот министерство - обрушилась стена со стороны стоянки, кругом остовы сгоревших машин. Пострадал сам министр Гай Туллий, ранен в голову, довольно серьезно, но, к счастью, не смертельно. К счастью? Для министра, может, и к счастью. Вот и "субару" Аркана - центр взрыва. Обгоревший труп в салоне, страшно смотреть, так нет - еще раз специально показывают: вот, мол, глядите, дорогие италийцы, до чего дошли еврейские фанатики... а куда смотрела дорожная полиция... как в городе оказались автомобили со взрывчаткой... когда можно будет спокойно жить в собственной столице...
Марк выключил телевизор.
- И что я скажу его матери? - спросил Зеев. - Что ее сын решил погибнуть, как герой? Стать символом Сопротивления?
- Ребятам можно сказать и так, - покачал головой Марк. - Хотя... символом его делать нельзя. Примером для подражания - тем более. Жизнь одного еврея дороже сотни гойских, поступок Аркана принесет больше вреда, чем пользы... А матери скажи правду.
Зеев вопросительно посмотрел на Марка.
- Ты не знал? - удивился Марк. - Ты вообще чем-то интересуешься, кроме пиротехники? Или ты никогда не видел Малку?
Вот оно что! Зеев догадывался, но, честно говоря, эти проблемы его совершенно не волновали. В жизни нужно делать одно дело, и Зеев его делал. Он был, конечно, женат, как всякий религиозный еврей, и рожал детей, поскольку на то была Его воля, но знал ли он, что такое любовь? И слава Творцу, что не знал. Хая была хорошей женой и матерью - все, точка.
- Малка поощряла его? - спросил Зеев с горечью.
- Ну, ты, действительно, слепец, - изумился Марк. - Поощряла! Она его к себе на метр не подпускала. Некоторые думали, что он просто хочет воспользоваться случаем - муж в Америке, все такое... Нет, я-то знал: Аркан ее любил. Был влюблен по уши. Готов был жизнь отдать...
- Вот и отдал, - сказал Зеев. - Дурак.
Марк посмотрел на Зеева странным взглядом - слишком много в этом взгляде смешалось разнородных эмоций, Зеев не сумел разобраться, какая была главной. Неважно.
- Пойду к Далии, - сказал он. - Сейчас объявят комендантский час, могу не успеть... Надеюсь, следующая акция состоится в срок.
- Завтра обсудим, - уклончиво отозвался Марк. - Не мы с тобой решаем...
* * *
Далия Шаллон, мать Аркана, была историком. Молодая еще женщина, лет сорока пяти, не красавица, но очень мила, как любил говорить ее муж Шай, благословенна его память. Она тоже смотрела телевизор, ждала сына с работы, Аркан, как всегда, опаздывал, Далия к этому привыкла и еще не начала волноваться. Зеев не стал проходить в гостиную, остановился у двери. Дверь оставил открытой, и в спину дуло.
- Да проходи ты, - пригласила Далия. - Я женщина нерелигиозная, мне можно.
- А мне - нет, - сказал Зеев и решил покончить с заданием сразу. - Ты смотрела "Взгляд"?
- Италийский? Смотрела. Работа "Каха"?
- Нет, это мы, "Бней-Иегуда". Я и Аркан.
Далии понадобились три секунды, чтобы осмыслить сообщение. Она, в отличие от самого Зеева, поняла его целиком, со всеми нюансами и скрытыми от Зеева смыслами. Он подумал даже, что она ожидала от своего сына чего-то такого. Далия опустилась в кресло, закрыла глаза, лицо стало белее стены, но, когда Зеев сделал шаг вперед, она предостерегающе подняла руку, и он остался у двери.
Он не знал, сколько прошло времени - может быть, час. Далия, не открывая глаз, сказала:
- Уходи. Ты не виноват, я знаю, но уходи. Я хочу побыть одна.
- Я скажу Хае, чтобы...
- Скажи Хае, что я не хочу никого видеть, пусть она позаботится об этом.
Потоптавшись на месте, Зеев повернулся, чтобы уйти, и Далия сказала ему в спину:
- Никогда нельзя смешивать личные беды с бедами народа. Никогда. Он был неправ.
Она говорила о своем сыне, будто читала главу в учебнике истории - том, что написала несколько лет назад для еврейских средних школ.
Зеев вышел и закрыл дверь.
* * *
Утренние италийские газеты были заполнены огромными заголовками и фотографиями, бившими на жалость. Зеев из дома не выходил, потому что по улицам Перуджи расхаживали военные партули, смотрел телевизор, где первые полосы газет демонстрировались крупным планом. Позвонил Арону Московицу и спросил, что происходит с романским телевидением и газетами.
- Что всегда, - отозвался Арон, Зеев так и увидел, как старик усмехается в бороду. - Закрыто. В наш век информации это бессмысленно. Кстати, комендантский час кончается в полдень, и на два часа назначено заседание. Изволь явиться.
- Сколько их там было? - спросил Зеев. - Я так и не слышал окончательного числа.
- По последним данным - сорок восемь. Подробности - когда встретимся.
- Аркана жалко, - сказал Зеев.
- Не опаздывай, - отозвался Арон, не отреагировав на реплику.
Конечно, для него Аркан - богоотступник, религия не прощает самоубийц, жизнь еврея принадлежит Ему, и никто не может распоряжаться ею самостоятельно. Это так. Но все равно жалко.
* * *
Подвели итоги. Заседали в малом зале синагоги, где не было книг и где обычно собирались раввины и муниципальные власти, чтобы обсудить местные проблемы, которых всегда было достаточно, а после оккупации стало просто непроворот. Перуджийский совет Общины Бней-Иегуды насчитывал одиннадцать человек - достаточно для миньяна и для принятия любого ответственного решения.
Зеев был краток - только главные детали и основные выводы. Рав Штейнгольц, руководитель Общины, кивал головой, а когда Зеев закончил доклад, пустился в обычные рассуждения о причинах и целях Сопротивления. Рава слушали внимательно, хотя он, по большей части, повторял известные истины - но среди этих истин, как цветы среди камней, попадались замечательные мысли, которые никому, кроме рава, в голову не приходили. И не могли прийти - рав был мудр, а остальные просто служили Создателю.
- Сейчас, в пять тысяч семьсот пятьдесят пятом году, - рассуждал рав, - нелепо сохранять такое количество богов, что свидетельствует о косности италийского мышления. Подумать только - президент у них посещает храм Юпитера Капитолийского, а министр иностранных дел просит помощи у Марса, когда направляет карательные отряды в Перужду и Неаполь! Бог един, и это признал весь цивилизованный мир. Даже безбожники в Штатах и России вынуждены были согласиться, что Мир не мог быть создан олимпийским сборищем развратников. Уже хотя бы поэтому приход италийцев на эту землю противен всему развитию цивилизации.
"Что ты знаешь о развитии цивилизации? - подумал Зеев. - У тебя даже телевизора нет. Компьютера - подавно. Твой Хаим приходит к моему Гилю играть в компьютерные игры, они вместе убивают на экране италийцев, и это учит их патриотизму больше, чем твои субботние речи".
- Недавно мне пришлось услышать в этих стенах большую глупость, - продолжал рав. - Один романский еврей, я не хочу называть имени, спросил меня в личной беседе: а что бы случилось с нами, евреями, если бы почти две тысячи лет назад Титу удалось взять Иерусалим и разрушить Храм, как того хотел его отец, император Веспасиан? И мне пришлось объяснять, что история не знает сослагательного наклонения, что произошло - то произошло, и евреи обязаны были победить, потому что опыт прежних сражений с греками и римлянами не мог не принести свои плоды. И гений Маккаби Бен-Дора, описанный Иосифом Бен-Маттафием...
"Конечно, - думал Зеев, - Иосифу было проще - он шел с наступающей армией, и когда Бен-Дор вошел в Рим и лично убил Веспасиана, как прежде убил и Тита, и когда он разрушил храм Юпитера, историку было легко это описывать. А сейчас, когда все перепуталось, и мы, евреи, прожившие на этой земле два тысячелетия, сделавшие из этой земли рай, вынуждены скрываться... опять брать в руки оружие... и погибать за то, что уже было нашим... и должно им быть..."
- И только антисемитизм Сталина, - воскликнул рав, - дал возможность новоиспеченной Организации Объединенных Наций создать здесь, на землях романских евреев, это нелепое образование - Италийскую республику. На месте Большой синагоги поставить храм Юпитера! Я не понимаю: неужели гои, решавшие нашу судьбу, думали, что мы смиримся?
"А о чем думал генерал Шапиро, когда в сорок девятом не смог сбросить италийцев в море? - мысленно спросил рава Зеев. - Возможностей было четыре, по числу морей: Ионическое, Тирренское, Лигурийское и Адриатическое..."
- И они теперь говорят о нашей жестокости! - завершил монолог рав Штейнгольц. - Они, которые согнали нас в гетто, запретили жить в Риме, нашем городе! Эти гои, эти антисемиты, эти...
- А если бы в Иерусалиме сидели не трусы, - подал голос Марк, - нам не пришлось бы сейчас воевать.
Это был давний и бессмысленный спор, и Зеев подумал, что, если Марк опять сцепится с равом, им до начала комендантского часа не удастся принять решение.
- Не будем о Рабине, - быстро сказал он. - В Иерусалиме своих проблем достаточно. Давайте...
- Вот именно, - тут же согласился рав, которому тоже не хотелось начинать дискуссию - он предпочитал монологи. - Я считаю вчерашнюю акцию успешной. Гибель Аркана Шаллона связана с личными мотивами, это дело его и Творца, и мое как раввина. Как отреагировали в Вашингтоне?
- Никак, - сказал рав Иосиф Визель, отвечавший за международную информацию. - Телевидение, естественно, нагнало на народ страха, а госдепартамент сделал вид, что ничего не случилось. Более интересна реакция Берлина. Канцлер Коль заявил, что борьба с терроризмом не отменяет борьбы за независимость и права на возвращение. И пусть мне объяснят, что он имел в виду! Наше право на независимость Еврейской Римской Республики? Или право италийцев на возвращение, потерянное ими за два тысячелетия рассеяния?
- Канцлер Коль, - усмехнулся в бороду рав Штейнгольц, - всегда оставляет нам возможность для самооправдания, а италийцам - для обвинения. В конце концов, экономические интересы Германии превыше всего...
И он демонстративно похлопал по прикладу "шмайссера", лежавшего на журнальном столе.
- Козырев в Москве призвал италийцев к компромиссу, хотя и осудил акцию, в результете которой, по его словам, погибли невинные, - продолжал рав Визель. - А Ельцин в то же время заявил, что Москва не откажется от дружественных связей с Иерусалимом, и что он не намерен отменять свой визит в Большой Израиль из-за того, что горстка фанатиков нарушает Конвенцию о Риме. Фанатики - это, естественно, мы.
- Боюсь я этого визита, - подал голос молчавший до сих пор Гидон Амитай, самый молодой среди членов совета, но успевший принять участие уже в двух десятках акций. Слова его вызвали улыбку, поскольку все знали, что Гидон никогда и ничего не боялся. - Боюсь, потому что Рабин, как обычно, от нас откажется. Ему, видите ли, нужно поддерживать имидж, пусть даже ценой единства еврейской нации.
- Политикам, - наставительно сказал рав Штейнгольц, - нужно прощаль ложь. Даже наши праотцы время от времени вынуждены были скрывать свои мысли. А уж сейчас, да еще в гойском окружении... Все, переходим к завтрашней акции. Гидон, мы слушаем.
- Все готово, - сказал Амитай небрежно, будто о деле, само собой разумеющемся. - Четыре мины в Чивитавеккия, на пирсах Шестого флота. Тактический ядерный заряд в полкилотонны вблизи от военной базы во Фраскати. Радиоподрывники на местах. На завтра италийцы акций не ожидают - объявление дадим в семь утра, за полчаса до взрывов. На эвакуацию им хватит.
Зеев впервые услышал, что, кроме обычных мин, установлен и тактический ядерный заряд. Он знал, конечно, что в Обществе существуют секретные секции, что задавать кое-какие вопросы нельзя, он и не задавал, но хотел бы все же знать, каким образом людям Амитая удалось заполучить компоненты плутониевой бомбы, собрать ее - не говоря уж о том, чтобы доставить на место! Иногда ему казалось, что он завидует Амитаю - не столько его молодости (какой смысл завидовать тому, что определяется только волей Творца?), сколько способности принимать неожиданные решения, самоуверенной силе в лучшем смысле понятия "самоуверенность".
Задумавшись, он пропустил несколько фраз и поймал конец предложения рава Штейнгольца:
- ...А в семь пятьдесят я выступлю по радио и объясню причины акции.
- И италийская полиция тут же просчитает твой голос, - резко сказал Марк, - и им понадобится ровно полчаса, чтобы тебя арестовать!
- Нет, - покачал головой рав, - я буду говорить голосом их так называемого президента Ливия Тацита. Неужели ты думаешь, Марк, что наши ученые не могут сделать то, на что способен выпускник любого компьютерного колледжа?
Марк, судя по всему, сомневался в способностях выпускников колледжей, но возражать не стал - в конце концов, раву виднее.
Проголосовали и быстро разошлись - время поджимало.
По дороге домой Зеев заскочил в магазин, единственный в районе новостроек, который работал, когда италийцы закрывали территории Тосканы и Умбрии. Магазин был уже пуст, у входа стоял армейский патруль, и офицер-италиец демонстративно показал Зееву на часы - до начала комендантского часа оставалось десять минут.
Кипя от злости, Зеев купил хлеба и молока и припустил по улице, будто заяц, убегавший от волка. Стыдно. Ничего, - думал он, - за мой сегодняшний стыд вы ответите сполна. И вы, и дети ваши.
В дом он, однако, вошел степенно, как подобает хозяину. Дети играли в своей комнате, судя по всему, на компьютере - было относительно тихо. На кухне жена его Хая сидела за столом напротив Далии Шаллон, одетой во все черное - обе женщины плакали.
"Все не так, - подумал Зеев недовольно, - ей шиву сидеть по сыну, а она разгуливает. Мало того, теперь еще и ночевать останется, шестой час уже..."
Он положил на стол пакет с хлебом и молоком и собрался тихо выйти, но Далия подняла на него красные от слез глаза и сказала неожиданно твердым голосом:
- Завтра возьмешь меня с собой.
И чтобы слова звучали более весомо, чуть приподняла черную пелерину, спадавшую с плеч - Зеев увидел висевший в кобуре пистолет.
ИТАЛИЙЦЫ
Голова у министра была перевязана, а к левому локтю спускался от капельницы тонкий шланг. Впрочем, цвет лица у Гая Туллия, несмотря на ранение, остался великолепным, а голос - столь же зычным. Светоний Квинт, пресс-атташе Президента, внимательно оглядел палату в поисках каких-нибудь упущений, не обнаружил изъянов и повернулся к раненому.
- Неплохо выглядишь, мой Гай, - сказал он. - Врач сказал, что вечером к тебе можно будет допустить репортеров.
- Это все, о чем я мечтаю, - заявил Туллий. - Так и вижу себя на экранах телевизоров в Москве и Лондоне.
- В Париже не видишь?
- Французы всегда нас поддерживали, в отличие от русских и англичан. Скажи, мой Светоний, сильно ли пострадало здание?
- К сожалению, да, мой Гай. Обрушилась вся стена со стороны стоянки. Но Президента беспокоит сейчас другое. Видишь ли, после утренних терактов не последовало обычных заявлений со стороны евреев. Никто - ни "Ках", ни "Бней Иегуда", ни "Эрец" - не взял на себя ответственность. К тому же, водитель второй машины скрылся. В полиции недоумевают: то ли было запланировано, чтобы лишь один террорист исполнил роль самоубийцы, то ли он просто не успел выскочить.
- Меня не волнуют эти тонкости, - прервал Квинта Туллий. - Надеюсь, теперь-то наш дорогой Президент закроет территории надолго, если не навсегда. Я ведь говорил...
- Да, да, - поспешно согласился Квинт. - На территориях объявлен комендантский час, везде, даже в Ломбардии. И что в результате? В Риме закрыты многие заводы и прекращено строительство, потому что... ну, не тебе объяснять.
- Конечно, - с горечью сказал Туллий, - мы, италийцы, неплохие вояки, мы вот уже сорок лет отстаиваем свое право на эту землю, и в результате до сих пор не имеем своей промышленности. Ты знаешь, мой дальний предок был патрицием во времена Августа и...
- ...И положил немало евреев, когда встал во главе Десятого легиона, - поспешно сказал Квинт. Историю эту он слышал от Туллия раз сорок и не хотел терять времени. - Поправляйся быстрее, без тебя в правительстве иссякает боевой дух, недаром романцы покушались именно на твое ведомство.
- Романцы! - воскликнул Туллий, дернул головой и сморщился от боли. - И ты туда же, мой Светоний. Нет никаких романцев! Нет такой нации! Обыкновенные евреи. Еще лет сто назад они себя называли евреями и подчинялись Иерусалиму в каждой мелочи! А теперь, когда вернулись мы, им, видите ли, пришло в голову, что...
Квинт мысленно обругал себя за неосторожность: он-то прекрасно знал, чем грозит употребление в присутствии Туллия слова "романец". Минимум - лекция по истории Рима. Максимум - лекция плюс обвинение в отсутствии национальной гордости.
Пресс-секретаря спасла медицинская сестра, вошедшая в палату и выразительно показавшая Квинту на большие стенные часы.
- Великий Юпитер! - прервал свои исторические экскурсы Туллий. - Я согласен, чтобы на меня покушались, это создает вокруг моей личности ореол мученичества. Но уколы!
Светоний Квинт расхохотался и, предоставив медсестре заниматься экзекуцией, покинул палату. В холле первого этажа его окружили репортеры, и вопросы посыпались с такой скоростью, что разобрать каждый в отдельности было невозможно. Квинт и пытаться не стал, поднял руки и сказал в ближайший микрофон:
- Министр чувствует себя неплохо, но слишком слаб, чтобы давать интервью. Он попросил меня передать всему мировому сообществу, что еврейский террор нарастает, и единственный выход из создавшейся тупиковой ситуации - трансфер евреев на их земли: в Иудею, Израиль, на Синай и Аравийский полуостров. Видите, сказал мне министр Туллий, сколько у евреев земли и сколько стран Ближнего и Среднего Востока могут принять тех, кто незаконно проживает на землях, принадлежащих нам, италийцам, римлянам, потомкам Цезаря и Августа.
- Как министр Туллий представляет себе трансфер? - прорвался с вопросом репортер, по виду - типичный русский. - Он думает, что ООН допустит переселение целого народа?
- Комментариев не имею, - быстро сказал Квинт. - Я лишь передал слова министра.
"Надеюсь, Гай меня простит, если я вставил не то слово, - думал пресс-секретарь, выезжая с территории госпиталя Храма Юпитера Капитолийского. - Мог бы, между прочим, как-то варьировать свои привычные штампы, а то журналистам наскучит с ним говорить, все известно заранее. Солдафон, что с него возьмешь".
Впрочем, Светоний Квинт прекрасно знал, что можно взять с министра Гая Туллия. Остановившись на красный свет перед поворотом на холм Септимия, он набрал на трубке привычный номер. Клавдия откликнулась мгновенно - явно ожидала звонка.
- Слышала, - прервала его Клавдия. - Ты был в прямом эфире по второй программе.
- Да? - удивился Квинт. - Не знал. А то причесался бы.
- Ты приедешь?
- Уже еду, дорогая. В загородный коттедж?
- Милый, ты же звонишь не в городскую квартиру, верно? Целую и жду.
- Взаимно, - пробормотал Светоний.
За светофором он свернул налево и выехал на бульвар Оливетти. Так было дальше, но зато спокойнее, можно съехать на скоростную полосу и думать не о светофорах и пробках, а о том, что делать с Клавдией. Связь становилась опасной. Она была опасной с самого начала, но тогда была прелесть новизны, может, даже любовь, но скорее сильное влечение, обычное дело. А Клавдия решила... впрочем, все женщины таковы, италийки особенно... И что теперь? Нельза допустить, чтобы Гай узнал, чем занимается его жена в обществе его друга Светония.
Перед кольцевой дорогой стояла толпа юнцов, поднявших над головами плакаты: "Мир - сегодня!", "Тоскану - романцам!" На противоположной стороне держали оборону сторонники крутых мер, и плакаты были иными: "Евреи, уезжайте в Израиль!" и "Не отдадим Тоскану!" Обе толпы выясняли отношения с помощью камней, перебрасываемых через дорогу. Того и гляди, получишь камнем по кузову или стеклу. Полицейские стояли цепью вдоль шоссе, не вмешиваясь. Опасное место водители проскакивали на повышенной скорости, но Светонию захотелось притормозить - ему показалось, что справа, среди сторонников немедленного мира, мелькнула физиономия его сына Антония.
Вообще говоря, Квинт готов был отдать евреям не только Тоскану, но и всю область к северу от Аппенин. Пусть берут и успокоятся. Но ведь не успокоятся, вот в чем беда. Пятый год идут переговоры с их бородатым равом Рубинштейном, а террор только усиливается. И приходится держать на всей территории полуострова огромные полицейские силы, которые все равно не справляются с ситуацией. И не могут справиться, не приставишь же к каждому еврею карабинера. Квинт старался не вступать ни в какие политические группировки, говорил, что должность пресс-секретаря обязывает передавать точно чужие мнения, а не свои собственные. Мнение у него, однако, было, но высказывал он его лишь жене своей Агриппине, любовнице своей Клавдии, да еще Президенту, когда тому очень хотелось знать, что думает по поводу того или иного события государственный пресс-секретарь.
Квинт свернул с магистрального шоссе и, поглядев в зеркальце, убедился, что никто не едет за ним следом. Узкая однорядная дорога вела к Альбано-Лациале, и на полпути Светоний еще раз свернул, сразу оказавшись перед забором загородной резиденции Гая Туллия. У ворот стояла двухметровая мраморная статуя Венеры, выходящей из морской пены. Работа самого Теренция, Туллий отвалил за статую кучу денег, но Квинт полагал, что работа не стоит имени мастера: обычная копия с древнего оригинала. Разве что руки на месте.
Когда он вошел в холл, Клавдия бросилась ему на шею, пришлось заняться сексом, даже не обменявшись обычными приветствиями, - тут же, на ковре, и это внесло в привычную любовную рутину хоть какое-то разнообразие. Потом они возлегли у широкого мраморного стола, и Клавдия принялась строить планы на будущее. Квинт с тревогой отметил, что мысли Клавдии о разводе становятся все более навязчивыми.
- Дорогая, - сказал он. - Сегодня, когда твой Гай лежит с пробитой головой, не следует ли нам...
- Не следует! - вспылила Клавдия. - По-моему, ты сам готов на любой теракт против Гая, чтобы сделать из него мученика и не позволить мне покончить, наконец, с видимостью, какой является наш брак!
- Да и ты, - подхватил Светоний, - готова на теракт против Гая, но, в отличие от бедняги еврея, ты бы рассчитала более точно. Я прав?
- Прав, - согласилась Клавдия. - Евреи просто глупы. Если уж хочешь покончить с собой во имя идеи, то взорви себя у Президентского дворца. Или наложи полные штаны взрывчатки и пойди на министерский прием.
- Так его и пропустили со взрывчаткой в штанах! - воскликнул Светоний и прикусил язык. И ему, и Клавдии были известны результаты последней проверки, проведенной службой безопасности. Карабинер из числа уличных патрульных неделю назад преспокойно вошел в Президентский дворец, неся на себе три килограмма пластиковой взрывчатки (без зарядного устройства, естественно). И охрана его пропустила! Был, конечно, скандал, приняты меры, но Светоний Квинт и ломаного сестерция не дал бы за то, что отныне все охранники в любом министерстве, любой фирме или любом магазине утроят бдительность.
- Что наша жизнь? Везувий! - философски сказал Светоний и, потянувшись через стол, поцеловал Клавдию в губы.
Так бы они и перешли ко второму акту любовной пьесы, если бы не зазвонил телефон.
- Светония Квинта просит Президент Римской республики, - сказал требовательный голос.
Трубка едва не выпала из руки Клавдии.
- Но... - выдохнула она. - Это вилла министра Туллия, а вы говорите с...
- С его женой. Госпожа Клавдия, я всего лишь выполняю инструкцию, данную мне господином Президентом. Пресс-секретарь нужен немедленно, и я бы просил...
Клавдия протянула трубку Светонию и опустилась на подушки, почувствовав, что ей не хватает воздуха.
- Слушаю, - нетвердым голосом сказал Светоний, мысленно послав подальше Клавдию и собственную беспечность.
- Мой Светоний, это я, Луций, - Квинт узнал голос личного секретаря Президента. - Сейчас не до церемоний, никто не собирается вмешиваться в твою личную жизнь, просто ты срочно нужен. Очень серьезное осложнение. Выезжай немедленно.
- Неужели всем все известно? - трагическим шепотом произнесла Клавдия, глядя на Светония взглядом насмерть перепуганной коровы.
- Потом, - отмахнулся Светоний. - Ты слышала? Что-то произошло. Что-то более серьезное, чем ранение твоего Гая.
- Моего Гая! - гневно воскликнула Клавдия, но Светоний, быстро поцеловав ее в щеку, уже выбегал из гостиной.
По дороге он пытался выяснить обстановку у кого-нибудь из президентского окружения, но все линии оказались заняты, и Светонию пришлось придумывать самые фантастические версии. Евреи подняли на воздух оружейные склады? Убили премьера? Собрали ополчение и выступили на Рим?
В Президентском дворце его ждали, Луций провел Квинта в круглый зал, шепнув по дороге, что сам не в курсе и надеется, что Светоний после заседания по-дружески... Квинт кивнул и, войдя в зал, плотно закрыл дверь.
С первого взгляда стало ясно: собрался полный состав Совета безопасности. Кроме, конечно, Гая Туллия.
- Садись, - сказал Президент Корнелий Сулла, - и начнем.
Он кивнул Овидию Дециму, руководителю Службы контрразведки, и тот встал:
- Час назад, господа, нам стало известно, что назавтра евреи готовят акцию. Впервые будет применен ядерный заряд.
Все охнули, а министр по делам репатриации недоверчиво сказал "Ха!"
- Мы не знаем, где размещен заряд, удалось выяснить только, что он уже размещен. Более того, мы даже не знаем, какая из групп этих фанатиков-террористов стоит за акцией. Не говоря о том, что не знаем исполнителей...
- А что вы вообще знаете? - не удержался Светоний. - Откуда у евреев атомная бомба? Может, это просто дезинформация? Страх нагоняют?
- Информатор надежный, - не глядя на Светония, продолжил Децим. - И мы не можем требовать от него больше того, что он может сделать. Армия уже приступила к поисковой операции на всей территории Рима и окрестностей вплоть до черты разграничения. К сожалению, неизвестен класс заряда, и следовательно, приходится тратить уйму времени на просеивание информации, поскольку сейчас едва ли не в каждой промышленной фирме используются радиоактивные препараты. До завтра просто не успеть. По-видимому, единственный выход - обратиться через прессу и телевидение к этим проклятым евреям, постаравшись составить текст так, чтобы не вызвать паники среди...
Он сел, не закончив фразы. В конце концов, конкретные предложения не входили в круг его обязаностей.
- И что мы им скажем? - скептически спросил Эмилий Сервел, министр образования и культуры. - Дорогие евреи, ставьте ваши условия, мы на все готовы, да? Не проще ли заявить об этом на переговорах в Осло и потребовать от рава Рубинштейна отмены акции, пригрозив прекратить переговорный процесс?
Министр иностранных дел Май Селевк подал голос:
- Ты же знаешь, мой Эмилий, что это бесполезно. Рав Рубинштейн не контролирует еврейских ультра. Сорвать переговоры очень легко, а что дальше?..
- Зачем нам переговоры с человеком, который ни за что не отвечает?! - воскликнул Сервел.
- Господа, - вмешался Президент, - не возвращайтесь к старому спору, нет времени. Я тоже считаю, что нужно использовать возможности прессы и телевидения.
- Боюсь, при данных обстоятельствах у нас нет иного выхода, - сказал молчавший до сих пор Юлий Курион, министр обороны. - Приведены в высшую боевую готовность все силы противоатомной защиты. Конечно, есть шанс, что они найдут заряд прежде, чем он взорвется. Но нет никаких гарантий, что взрыв не произойдет, когда саперы начнут разминирование. Речь идет, насколько мне известно, о заряде с радиоуправляемым взрывателем, и радист, возможно, - смертник, с этим вариантом мы сегодня уже столкнулись... радист сидит поблизости от заряда и держит ситуацию под контролем.
- Будем действовать во всех направлениях, - решил Президент. - Составим обращение, и ты, Светоний Квинт, выступишь по первому каналу телевидения ровно в полночь, если до того времени заряд не будет обнаружен и обезврежен.
- Обращение к "Каху", "Бней-Иегуда" и "Эрецу"? - уточнил Светоний, думая одновременно о том, что сразу после заседания нужно будет позвонить домой и сказать Агриппине, чтобы она с детьми немедленно отправлялась на виллу в Сицилию. А Клавдия? Юпитер, откуда Президент знает о Клавдии?
- И еще "Хагана" и "Эцель", - добавил Децим. - Число организаций еврейских ультра растет с каждым днем. Не имеет смысла обращаться к каждой.
- И нужно пресечь возможную панику, - сказал министр обороны. - Информация может просочиться и...
- Это наша проблема, - отрезал Децим. - Как все, однако, неудачно! Этот комендантский час... Завтра в Риме практически не будет евреев, обе акции - сегодняшная и завтрашняя - наверняка скоординированы!
- Все, господа, закрываю заседание, - сказал Президент. - В двадцать один час обычные моления в храме Юпитера, будьте все, пусть народ видит, что правительство едино.
- Я должен обратиться к Марсу, - сказал министр обороны. - Это произведет больше впечатления.
Президент кивнул - "хорошо", - и попросил Светония остаться.
- Можно мне позвонить? - спросил Светоний, когда зал опустел.
- Домой? - буркнул Сулла. - Сейчас этим занимается Децим, его люди позвонят и твоей жене, и Клавдии, сиди, нужно работать.
- Я... - начал было Светоний, но Президент прервал его небрежным жестом:
- Мой Светоний, твои отношения с бабами и их мужьями не входят в мою компетенцию. Мое дело - все знать, а дальше рабирайся сам. И не сейчас.
Они перешли к терминалу компьютера и начали прикидывать текст обращения. Президент уже все обдумал, а мысли Светония путались, и он оказался плохим помощником. В сознании не укладывалось, что завтра половина Вечного города может оказаться лежащей в руинах. Неужели у еврейских ультра нет ни совести, ни даже элементарного соображения? Ведь и в Риме живут евреи - пусть мало, пусть предатели с точки зрения того же "Каха", но живут! И еще - мировое общественное мнение. Неужели евреи думают, что страны Семерки им это простят? Атомный взрыв чуть ли не в центре Европы! Они рехнулись.
- Не отвлекайся, мой Светоний, - сказал Теренций, бегая пальцами по клавишам. - Если я напишу "экстремисты, не жалеющие собственный народ" - это нормально? Или лучше "еврейские ультра, не способные оценить последствий"?..
...Когда обращение было готово, часы показывали восемь. Положив в портфель диск, Светоний спустился на нижний этаж и, не удержавшись, позвонил домой из комнаты пресс-службы. Никто не отвечал. Наверное, уехали, спасибо Дециму. А Клавдия? Не отвечали и на вилле Туллия, но Клавдия ведь могла поехать к мужу в больницу. Или куда-нибудь еще. Не искать же ее по всем ресторанам Рима!
На телецентр Светоний прибыл к девяти, прихватив с собой в кафе "Стрелы Амура" несколько бутербродов. Его провели в малую западную студию, из которой он обычно зачитывал президентские опусы, и оставили одного, хотя, судя по взглядам дежурных операторов, всем хотелось знать, с чем пожаловал в неурочный час пресс-секретарь Президента Римской республики.
По первому каналу шли новости, и Светоний, закрывшись на ключ, сел перед экраном.
Президент Ельцин увяз в Чечне... Грозный практически стерт с лица земли... Американцы подписали с Израилем новое долгосрочное соглашение о совместной добыче нефти на Аравийском полуострове... Боснийские сербы в очередной раз нарушили соглашение о прекращении огня... Романские ультра взорвали два автомобиля на оживленных магистралях Рима, есть убитые и раненые... Италийцы ввели на оккупированных романских территориях комендантский час... Мирный процесс на полуострове в очередной раз под угрозой срыва... Италийские левые провели демонстрацию с лозунгами "Мир - сегодня!" и "Тоскану - романцам!"...
Нашли время! Светоний не считал себя ястребом и не сочувствовал идее трансфера евреев в Израиль. Но и левых радикалов не понимал напрочь. Римлянин должен иметь свою национальную гордость! Пусть за два тысячелетия изгнания и унижений от такого понятия, как патриций, ничего не осталось, однако нельзя ползать перед противником на коленях! В свое время воины Маккаби разрушили храм Юпитера, осквернили Капитолийский холм, воздвигнув на нем храм своего единого Бога, и только сейчас справедливость удалось восстановить. Неужели у левых, демонстрирующих свою солидарность с евреями и даже согласных называть их романцами (хорошо хоть - не римлянами), никто из родственников не погиб на фронтах или от терактов за последние сорок лет?..
Зазвонил телефон, и Светоний поспешно схватил трубку.
- Мой Светоний, - это был голос режиссера вечерней программы, - тебя ищет министр Курион. Переключить?
- Конечно, - сказал Светоний и, услышав характерное пощелкивание, набрал на пульте цифры встречного кода - теперь линия была надежно защищена от прослушивания.
- Я только что из храма Марса, - слышимость была идеальной, голос Куриона казался не просто усталым, но безнадежно блеклым. - Я говорил с Оракулом и получил предсказание, что будущие испытания окажутся более тяжкими, чем мы можем вообразить...
- Оракул не всегда бывает точен, - мягко возразил Светоний, хотя следовало бы сказать, что Оракул зачастую просто несет чушь.
- Хочу надеяться, - пробормотал министр обороны, вздохнул и, видимо, усилием воли заставил себя вернуться от духовных сущностей к прозе жизни. Голос сразу стал жестким: - Заряд не найден. Есть новая информация от Децима. Взрыв предполагают осуществить в половине восьмого утра.
Светоний застонал. Час пик! Миллион человек в уличных пробках! Кошмар!
- К одиннадцати ночи, - продолжал Курион, - будут арестованы все евреи, проживающие в Риме, это превентивная мера, и не думаю, что от нее будет прок. В Осло Гракх Флавий потребовал срочной встречи с равом Рубинштейном. Тот сделал вид, что не понимает причины, а может, действительно, не понимает. Через час они там начнут трепать языками - тоже, конечно, пустой номер. Короче, мой Светоний, тебе придется выступить, это ясно.
- Надеюсь, - сказал Светоний, - они не взорвут заряд, как только услышат о нашем предложении...
Когда Светоний положил трубку, новости уже заканчивались. Главный жрец храма Аполлона зачитывал предсказание Оракула на завтра - очень оптимистическое, отредактированное военными цензорами. Прогноз погоды тоже был хорош - ясно, тепло. Атомный гриб, - подумал Светоний, - будет виден и в Тоскане, и даже на Сицилии. Ему захотелось позвонить Агриппине, но на вилле телефонная сеть не имела блокировки от прослушивания, и Светоний лишь вознес краткую молитву ко всем богам сразу, надеясь, что Агриппина и дети уже вне опасности. Почему-то звонить Клавдии у него желание не возникло.
Он вспомнил, как они с Клавдией познакомились во время празднования Сентябрьских ид - Дня осеннего равноденствия. Три года, подумать только, уже три года! Клавдия поразила его своей красотой, она была дочерью репатриантов из Средней Азии, где римляне после изгнания основали в свое время самую сильную диаспору, если можно говорить о какой-то силе в условиях рассеяния нации. Почему-то западные женщины на него впечатления не производили: италийки, вернувшиеся в Рим из Испании, скажем, или Германии, казались изнеженными, неспособными на страсть. Впрочем, может, ему казалось так, потому что сам он происходил из древнего рода. Какой-то его предок, судя по семейным преданиям, был адъютантом у Юлия Цезаря, и, глядя на женщин, Светоний интуитивно искал в них, прежде всего, гордую силу, а не вялую слабость. Что ж, в Клавдии он такую силу нашел - на свою голову.
Телефон зазвонил опять, и режиссер спросил, нужна ли будет Светонию студия в оговоренное время. До двенадцати оставалось полчаса.
- Нужна, - сказал Светоний.
По первому каналу показывали фильм - американский боевик "Скалолаз" с Сильвестром Сталлоне. Светоний не любил этого актера, хотя и понимал, почему тот, будучи италийцем в десятках поколений, не спешит возвращаться в Рим. Больших денег в Риме не сделаешь, а молиться Юпитеру и Марсу можно и в Голливуде.
Без пяти двенадцать фильм прервала реклама. Анкл Бенс, новая модель "хонды", поднятие груди методом Франка...
Светоний вывел файл с текстом обращения на экран, дал сигнал режиссеру и сосредоточился. Пальцы все равно дрожали.
НЕТ МИРА ПОД ОЛИВАМИ
- Неубедительно, - еще раз повторил Гидон Амитай, не отрывая взгляда от пустынного шоссе. - На рава Штейнгольца это впечатления не произведет, а в Риме возникнет паника, вот и все. Если они ищут заряд, паника только помешает работать.
По радио только что отзвучала речь Светония Квинта, пресс-секратеря Президента, понять которую мог лишь тот, кто точно знал суть каждого намека. Для остальных неожиданное полночное выступление Квинта выглядело словесной эквилибристикой, вполне в духе новой италийской дипломатии. Большая часть италийцев обращение Президента и не услашала.
- Какая паника, Гидон? - сказал Зеев и оглянулся: Далия сидела на заднем сиденье, опустив голову на руки, и, видимо, дремала. - Ты думаешь, кто-нибудь, кроме наших людей, понял, что означают "неосторожные действия, могущие привести к нежелательным для мира последствиям"? Меня не паника беспокоит, меня беспокоит предатель.
- Это Марк, - безапелляционно заявил Гидон и сделал крутой левый поворот, даже не подумав притормозить: машину занесло, и она правым бортом чиркнула по придорожному ограждению. - Только Марк в последние часы имел контакты с италийцами. К тому же, магазин - надежное прикрытие для такой деятельности.
- Ты слишком увлекаешься, - осуждающе сказал Зеев. - Неделю назад ты утверждал, что магазин Марка - надежное прикрытие для наших связных.
- Одно другому не мешает! - буркнул Гидон. Еще раз резко вывернув руль, он бросил машину на старую муниципальную дорогу и, проехав по разбитому бетонному покрытию метров триста, остановился.
Тишина здесь была абсолютной - даже странно, как почти в центре Умбрии сохранился этот первозданный уголок без единого огонька в окрестности, без единого звука от проезжающей машины или работающего станка.
- Я бы поменял место, - сказал Гидон. - Мало ли что сказал италийцам этот предатель Марк. Может, сейчас сюда нагрянет взвод карабинеров. И вообще, я не вижу, чем этот район лучше прочих. Гор нет, одни холмы, почему Штейн вообразил, что сигнал нужно давать именно отсюда?
- Потому что Штейн физик, а ты нет, - в очередной раз объяснил Зеев. - Он знает условия прохождения радиоволн, а ты знаешь, как лучше убить италийца. Каждому свое. И не нужно упоминать имени Марка всуе. Ты еще не доказал, что предатель именно он.
- Тогда ты, - заявил Гидон, вылезая из машины. Зеев последовал за ним. Оба не видели, как Далия переместилась к правому окну, чтобы было удобнее наблюдать за мужчинами, вытащила из кобуры пистолет и передернула предохранитель.
* * *
Рав Амнон Рубинштейн и посланник Гракх Калигула сидели друг против друга за небольшим круглым столиком и мрачно молчали. Италиец смотрел прямо перед собой и был похож на древнюю статую Нерона, уполовиненную в размерах и без лаврового венка на лысом черепе. Романец, напротив, не мог сдержать волнения и нервно барабанил пальцами по подлокотнику кресла. С каждой прошедшей минутой напряжение нарастало. Наконец открылась дверь, через которую полчаса назад вышел секретарь рава, и молодой человек в черном костюме и кипе передал Рубинштейну лист бумаги. Быстро пробежав текст, руководитель романской делегации на мирных переговорах сказал, глядя не в глаза Калигуле, а куда-то в область солнечного сплетения:
- Истину очень трудно отделить от заблуждений и преувеличений. Мне сообщили, что ни "Ках", ни другие экстремистские романские организации не обладали и не обладают достаточными средствами, чтобы приобрести компоненты плутониевого заряда. Даже если бы они такие средства имели, ни в Тоскане, ни в Марке, ни даже в Абруцци нет у них возможности такое оружие собрать. Полагаю, полученное вами сообщение - дезинформация, от кого бы оно ни исходило.
Калигула оторвался от созерцания пятнышка на обоях и соизволил посмотреть на бумагу, которую рав Рубинштейн положил на стол.
- Жаль, - сказал он. - Мы теряем время. До взрыва осталось всего семь часов. Мы предвидели такой ответ, и я уполномочен заявить: в случае, если в Риме будет взорвано ядерное устройство, Тоскана и весь север полуострова подвергнутся ракетно-ядерному удару. В отличие от тебя, уважаемый господин Рубинштейн, мое правительство полностью контролирует все территории и успеет вывести из-под удара проживающих там италийцев.
- Я брожу в темноте, - печально сказал рав. - Твое правительство и раньше знало, что я не могу отвечать за действия правых радикалов. Твое правительство начало переговоры о мире со мной, зная, что я - это восемьдесят процентов романцев с оккупированных Римом территорий полуострова. Равно как и я знал, что Президент Сулла со всей своей полицией и армией ничего не в силах сделать с собственными правыми, убивающими нас, коренных жителей Аппенин, при каждом удобном случае. Не нужно, мой Гракх, начинать сейчас очередной раунд взаимных обвинений. Если (повторяю - если) твоя информация верна, мы должны сейчас действовать сообща. Ты требуешь, чтобы я остановил проведение акции. Я хочу того же, и причину тебе не нужно объяснять. Но, чтобы растянуть нить, мне нужен хотя бы кончик ее. Я должен знать имя твоего информатора, чтобы выйти на...
- ...Чтобы расправиться с этим человеком, знаю я ваши методы, - пожал плечами Калигула.
- Пустой разговор, - сказал рав Рубинштейн и встал. - Я сделаю все, что смогу, но боюсь, что в сложившихся условиях могу я слишком мало.
Он пошел из комнаты - старый человек, с сутулой спиной, не ожидавший от своих соотечественников такого подвоха.
- Вчера утром, - сказал ему в спину Калигула, - террорист-смертник взорвал себя в машине. Имя этого человека тебе известно?
Рав Рубинштейн обернулся.
- Да, - сказал он, помедлив.
- Я не прошу назвать его, - усмехнулся Калигула. - Я лишь хочу сказать, что наш информатор - мать этого юноши.
* * *
Президент Римской республики Юлий Сулла возлежал на ложе для почетных гостей в командном бункере Генерального штаба. Конечно, он мог бы, как все собравшиеся здесь военачальники, сидеть по-европейски, у пультового стола, но Сулла безумно устал за день, невыносимо болела спина, и он боялся, что не сумеет держать свое тело в вертикальном положении.
Шел четвертый час ночи. До взрыва оставалось четыре часа с небольшим. Заряд не нашли. Более того, после шести вечера с агентом, сообщившим об акции еврейских фундаменталистов, не было связи. Объявленный на всех территориях комендантский час позволял производить обыски в любом подозрительном доме, и жилище Далии Шаллон было взято под охрану сразу после захода солнца. Дом оставался темным, контрольная проверка показала, что Далия покинула его. Куда? Зачем? У нее погиб сын, и по всем еврейским законам она должна была сидеть шиву. Может, о ее контактах с италийцами стало известно, и женщину убрали? У них это быстро - предатель перестает принадлежать к еврейскому племени, а к гоям у фанатиков отношение однозначное... Жаль, если так, сейчас ее информация была бы бесценной.
- Тибр в пределах города чист, - сказал министр обороны Курион. - Водолазы вернулись на борт "Марка Аврелия".
- Мой Юлий, - тихо сказал Сулла, жестом показав на место рядом с собой, и министр осторожно опустился на подушки, - мой Юлий, я беспрестанно думаю... Я решил: если к четырем заряд не будет обнаружен, атомную тревогу не объявлять и население не эвакуировать.
- Мы ведь обсуждали такую возможность и пришли к выводу... - начал Курион.
- Да, пришли. Да, почти однозначно - если мы проведем эвакуацию, евреи отменят акцию, и мы будем выглядеть нелепо перед всем миром. А если людей не эвакуировать, то они погибнут, и это будет кошмар... И лучше быть живым посмешищем, чем мертвым героем. Все это так. Но вот, мой Юлий, что не приходило мне в голову. Мы исходили из того, что Далия Шаллон поставляет нам правду.