- Может, все-таки Павел? - спросил я на всякий случай.
Секретарь взглянул на экран компьютера.
- Падел, - сообщил он со злорадством. - Нормальное имя, нечего стесняться. И не такое бывает. Давеча приходил доктор наук из Института правоведения, так он по паспорту вообще Перкосрак. Интересно, как его жена называет.
- В зависимости от настроения, - предположил я. - Если хорошее, то Перик, а если плохое...
- И все-так я Павел, а в компьютере ошибка, - поставил я точку в разговоре.
***
- Садитесь в кресло, - не глядя на меня, сказал Бен-Дор, дежурный Центра Дружественного Солипсизма имени Эрве Цвирна. - Расслабьтесь. Видите перед собой зеленую точку? На нее и смотрите. Я объясню вам принцип действия аппарата, и начнем.
- Не надо объяснять, - усаживаясь в кресло, попросил я. - Все это я знаю, сам инструкцию писал.
- Ну да, - вздохнул я. - Инструкцию надо соблюдать.
- Итак, - начал Бен-Дор, - сначала основы. Как теперь установлено, Вселенная является квантовой системой, находящейся одновременно во всех своих возможных состояниях, запутанных друг с другом.
- Правильнее сказать, - встрял я, - волновая функция Вселенной находится в состоянии суперпозиции.
- Не перебивайте, - отрезал Бен-Дор. - Имейте терпение.
- Угу, - буркнул я и закрыл глаза. Смотреть на зеленую точку во время чтения инструкции не имело смысла.
- Итак, все варианты Вселенной существуют в запутанном виде, но в ходе эволюции живые существа приспособились не замечать огромное множество состояний Вселенной, кроме одного. Мозг не может обработать почти бесконечно большое количество информации. Так люди и жили, не подозревая, что мироздание гораздо богаче их представлений. Это можно сравнить с восприятием дальтоника. Мир содержит семь чистых цветов и многие тысячи цветовых нюансов, которые для дальтоника скрыты. Для него мир - это оттенки серого. Можете как угодно долго рассказывать дальтонику о прекрасном цветном мироздании, он не поймет и никогда не сможет насладиться всем богатством цветов.
- Если не вживить ему в мозг чип... - пробормотал я.
- Гхм... Да. Именно это наука сумела сделать. Сейчас каждый желающий получил возможность воспринять все богатство реальной Вселенной. Мира в суперпозиции.
- Так-таки все богатство... - буркнул я.
- Перестаньте меня перебивать! - взорвался Бен-Дор. - Да, не всю суперпозицию. Пока только одну дополнительную реальность. Это как дальтоник смог увидеть, кроме оттенков серого, еще один-единственный цвет - ну, скажем, зеленый. Мозг человека эволюционировал миллионы лет, он не может пока выдержать, если...
- Послушайте! - перебил я Бен-Дора, и тот застыл, воздев руки к потолку. - Я плачу за время! Не надо рассказывать мне то, что я знаю. Переходите к делу!
Бен-Дор сложил руки на груди и сказал скучающим голосом.
- Хорошо. Подпишите согласие.
Я провел указательным пальцем в воздухе изящную кривую линию. Бен-Дор зафиксировал и, зевнув, сказал:
- Приступим. Одну ветвь из суперпозиции миров выберет генератор случайных чисел. Нажмите на кнопку в правом подлокотнике.
Я нажал. Бен-Дор потерял ко мне всякий интерес, кивнул и пальцем указал на зеленую точку, висевшую в воздухе перед моими глазами.
Я крепко сжал подлокотники, приготовился и...
Фу, какая гадость!
Я сидел теперь не в кресле, а на очень неудобном стуле, предназначенном, видимо, для трехногих существ с неустойчивым вестибулярным аппаратом. Мир кругом меня раскачивался, кружился и норовил обрушиться на голову, если я сделаю лишнее движение, причем любое движение наверняка считалось здесь лишним. Видимо, это был город, хотя местные, возможно, были уверены, что это цветник. Я-то прекрасно понимал, что все относительно, наблюдаемое зависит от наблюдателя, да и вообще я заказал это посещение, стоившее мне трехмесячной зарплаты, не для того, чтобы сравнивать эту ветвь суперпозиции со своей.
Я попытался, не качая головой, скосить взгляд и увидеть, наконец, того, ради кого затеял эту популярную нынче авантюру.
Увидел.
- О, черт! - воскликнул я, не сдержав эмоции.
- Святая Мария, чтоб я так жил! - одновременно со мной завопило во всю глотку существо, сидевшее на чем-то, больше похожем на кол, чем на одноногий табурет.
Самое интересное, что у меня ни тени сомнения не возникло в том, что передо мной я сам, поскольку именно эта встреча была запрограммирована при расчете квантовой запутанности с ветвью суперпозиции, номер которой был выбран генератором случайных чисел.
- Это ты? - спросил я. Дурацкий вопрос, конечно. Но ничего другого мне в голову не пришло.
- Это ты? - спросил другой я, мысли которого, надо полагать, текли в том же направлении.
- Разрази меня гром!
- Раздери меня святой Шамаил!
Вопили мы одновременно, испытывая, естественно, одинаковые эмоции.
И одновременно оба замолчали, впившись друг в друга взглядами.
У меня - того, другого - оказалось две головы, соединенных общим ухом. Центральным ухом, точнее говоря, поскольку у каждой из голов было и собственной ухо с противоположной стороны лица. Нос на две головы был один, и находился он на тонком хрящике между головами. А ртов, тем не менее, было четыре, по два на голову. Самое же печальное или забавное, или неприятное, или утешительное (ощущения бурлили во мне, как в кастрюле с кипятком), было то, что в этом кошмарном лице... лицах... я легко узнал собственные черты - какими видел их как-то в кривых зеркалах в парке Яркон.
Я (то есть другой я, конечно) был кривобок, трехрук, о четырех ногах разной длины, одет в мой любимый темно-лазоревый костюм, перекроенный, конечно, под мою (другую мою) уникальную фигуру. Свой костюм (в нем я пришел на свидание с собой) я купил на распродаже в гипермаркете "Хаим и Хаим" в Тель-Авиве. И полагал, что город, который сейчас вокруг меня дымил, клокотал и кривлялся, тоже Тель-Авив, но преобразившийся, будто в том же кривом зеркале реальности.
Можно сколько угодно отвергать реальность, можно сколько угодно доказывать себе, что это другой мир, другая ветвь вселенской суперпозиции, но я-то, полжизни отдавший, чтобы изобрести аппаратуру, позволяющую реальностям интерферировать, прекрасно понимал, что это - я, я, я и только я, а город этот именно Тель-Авив, каким бы карикатурным мне ни казались и я, и Тель-Авив в этой, одной из многих триллионов, ветви.
- Извини, - сказал я, обращаясь к нему, - за непроизвольную реакцию.
- Извини, - сказал я, обращаясь ко мне, - за недостойное поведение.
- А что ты ожидал увидеть? - поинтересовался я у него.
- Ты ожидал увидеть что-то другое? - поинтересовался я у меня.
- Нет! - воскликнули я и я одновременно.
Конечно, это была ложь. Я хотел увидеть себя в прекрасном костюме от Версаче, гладко выбритым, с огоньком в глазах, довольным жизнью, я хотел знать, что в другой реальности мне хорошо, у меня прекрасная работа, хорошая зарплата, красивая и умная жена, двое изумительных детей...
Он, видимо (наверняка!) ожидал увидеть то же самое.
Самое смешное - и мы оба это осознали: мы действительно увидели то, что и кого хотели.
Только в карикатурной форме. Ибо все внешние отличия ветвей суперпозиции есть всего лишь отражения в кривых зеркалах. Бродить в запутанных ветвях единой квантовой Вселенной - все равно, что гулять по комнатам, где в беспорядке расставлены кривые зеркала самых разных форм.
Я представил, каким видит себя сейчас мой визави, и ужаснулся - существо с одной головой, двумя ушами и единственным ртом, не способным даже издавать стереозвуки... Кошмарное создание!
Я протянул обе руки, я протянул три, и я крепко пожал все наши пять рук, но оба - я и я - подумали, что никогда больше не стану тратить деньги (даже если в будущем эта процедура будет стоить не больше шекеля), чтобы посмотреть на себя со стороны. С той стороны. С тех сторон. Со всех сторон, из всех ветвей вселенской суперпозиции.
Все-таки эволюция поступила мудро, оставив человеку возможность видеть, ощущать, чувствовать единственный мир. Пусть мы, как дальтоники, не различаем многоцветье реальной Вселенной. Дальтоник счастлив, даже зная, что в природе есть множество цветов. Он живет в лучшем из миров - в собственном мире. Все остальные миры - лишь карикатуры на настоящий.
- Да! - воскликнул я.
- Точно! - воскликнул я.
И тут я вспомнил.
- Послушай, - сказал я. - Как тебя зовут? То есть понимаю, конечно, имя у нас одно на всех, но все-таки?