Аннотация: От того, как люди выбирают реальность, зависит эволюция Вселенной.
Павел Амнуэль
ЛИШЬ РАЗУМНЫЕ СВОБОДНЫ
От публикатора.
Документ, представляемый сегодня на рассмотрение Генерального Директората Комиссии по Контролю, в течение пятидесяти лет хранился в запечатанном файле архива КОМКОНа-2. Гриф секретности "ноль" и личное распоряжение Рудольфа Сикорски - "вскрыть через пятьдесят лет" - сохраняли этот документ от любопытствующих взглядов. Собственно, более всего сохраняло документ от преждевременного вскрытия то простое обстоятельство, что никакие каталоги - ни открытые, ни даже полностью засекреченные - не содержали ни названия файла, ни его индекса, ни адресата. Содержание документа было в свое время рассеяно по многочисленным файлам КОМКОНа-2 в общемировом киберспейсе, и приданная документу вирусная подпрограмма предписывала ровно через пятьдесят лет после старта собрать разрозненные единицы информации в единую структуру, доступную для чтения в любом текстовом редакторе.
Действием этой подпрограммы и объясняется то обстоятельство, что именно сегодня, 8 октября 130 года, документ под названием "Мемуар-1", подписанный бывшим руководителем отдела ЧП Максимом Каммерером и запечатанный личным кодом бывшего руководителя КОМКОНа-2 Рудольфа Сикорски, стал доступен для прочтения.
Поскольку никого из участников описанных в мемуаре событий в настоящее время уже нет в живых, содержание "Мемуара-1" предлагается для обсуждения членами Генерального Директората, как чрезвычайно важное для развития цивилизации.
Руководитель отдела ЧП Комиссии по Контролю,
Вадим Серосовин.
8 октября 130 года.
Екатеринбург.
"22 ноября 80 года.
Звонок видеофона оторвал меня от чтения весьма занимательного документа - отчета моего агента Кирилла Костакиса об его пребывании в Институте неопознанных структур. Институт уже несколько месяцев привлекал внимание не только мое, ни и отдела исторических изысканий. Там происходили события, которые, с моей точки зрения, могли быть связаны в несанкционированной деятельностью на Земле миссии голованов, а, с точки зрения начальника отдела исторических изысканий Рони Мдивани, сотрудникам института удалось-таки расшифровать и заставить действовать древнюю, еще двадцатого века, программу инициирования искусственного интеллекта. Отчет Кирилла оставлял достаточно большое поле для обеих интерпретаций, а также предлагал свою, которую я и изучал, когда неожиданный звонок заставил меня оторваться от этого увлекательного занятия.
Лысина, появившаяся на экране, могла принадлежать только Экселенцу.
- Я полагаю, ты не занят, - сказал шеф, не поднимая головы. Интересно, подумал я, есть ли у него на лысине третий глаз, или ему просто неинтересно смотреть на мою мрачную физиономию.
- А если и занят, - продолжал Экселенц, - то передай дела Панову. Час назад в системе ЕН 200244 потерпел катастрофу пассажирский звездолет "Альгамбра". Предположительно - взрыв реактора. Тебе надлежит расследовать это происшествие на месте.
Я недовольно дернул плечом. "Альгамбра", насколько я помнил, была старой транспортной посудиной, не предназначенной для перевозки пассажиров. Троекратное ускорение при старте и отсутствие удобств при переходе в нуль-режим и обратно - все эти прелести дешевого межзвездного фрахта делали "Альгамбру" непригодной для нетренированного человека. Возможно, корабль успели переоборудовать - хотя я и не понимал причины. И уж совсем нелепым было предположение о взрыве реактора - такого не случалось уже лет семьдесят, а с новыми типами переходников - вообще никогда.
- Сколько погибших? - спросил я.
Экселенц изволил, наконец, поднять голову и бросить на меня косой взгляд.
- Восемь, - сказал он, - включая экипаж.
На кораблях типа "клон", к которому принадлежала "Альгамбра", экипаж составлял семь человек. Значит, на борту был всего один пассажир. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что именно личность погибшего пассажира заставила Экселенца оторваться от деловой текучки. И поскольку позвонил он не кому-нибудь, а именно мне, то сделать вывод не составляло труда. Впрочем, я не стал сразу выкладывать свои соображения.
- "Альгамбра" шла через систему ЕН 200244 транзитом, и на единственной обитаемой планете этой системы, Альцине, взяла на борт пассажира по имени Лучано Грапетти...
Экселенц уставился на меня своими пронзительными голубыми глазами - хотел проверить мою реакцию. Полагаю, что отреагировал я адекватно.
- Детонатор? - спросил я.
Экселенц хмыкнул.
- В том-то и дело, - сказал он. - Никакой реакции... Но это лишь одна странность. Вторая: Грапетти, работавший в Институте биоформирования, не имел ни малейших причин бросать на середине начатый на прошлой неделе эксперимент, мчаться в космопорт, договариваться о месте на первом же звездолете, весьма далеком от комфортности - а через неделю, кстати, к Земле должен уйти "Магеллан", - и, заметь, он даже не переговорил с женой, лишь оставил сообщение на автоответчике.
Конечно, это выглядело странным. Еще более странным выглядело то, что детонатор под номером четыре - именно под таким номером значился в списке "подкидышей" Лучано Грапетти - никак не отреагировал на трагедию. Вариантов было два: либо Грапетти не было на борту в момент взрыва, либо детонатор разрушится несколько часов спустя - именно это произошло после гибели Тома Нильсона.
- Вопросы есть? - спросил Экселенц, тоном своим давая понять, что ни на какие вопросы отвечать не намерен.
- Нет, - ответил я. Вопросов у меня было множество, но задавать их Экселенцу не имело смысла - ответов он, как и я, не знал.
- Через час сорок стуртует "Арбель", - сказал Экселенц и провел ладонью по лысине. Редкие волосинки немедленно встали торчком, будто наэлектризованные. - Он пройдет через систему ЕН 200244 и высадит тебя на базовом спутнике. Космодром "Мирза-Чарле", стартовая башня шесть-а.
Такими мелочами, как заказ для своих сотрудников места на транспортах, Экселенц не занимался никогда. Очевидно, он хотел, чтобы мой отлет остался в тайне даже для моих подчиненных. Я не стал лишний раз убеждаться в этом, задавая наводящие вопросы.
- Панова предупрежу, что отправляюсь в миссию голованов, - сказал я раздумчиво, краем глаза оценивая реакцию собеседника. Экселенц кивнул. - Обычно это занимает у меня три-четыре дня. Полагаю, этого времени мне хватит, чтобы разобраться в ситуации.
- Надеюсь, - буркнул Экселенц. - Докладывать будешь каждые сутки через нуль-И. Успеха.
Экран погас.
* * *
Посидев минуту в раздумье, я вызвал на дисплей ввод общемирового киберспейса и, назвав свой личный регистрационный номер, затребовал информацию из сектора КОМКОН-2/чп/близнецы/детонаторы. Естественно, пришлось набрать на клавиатуре еще несколько кодов, включая последний, введенный лично Экселенцем около года назад исключительно для моего пользования. Похоже, что система не желала расставаться с информацией, как алкоголик не хочет даже под страхом смерти расстаться с единственной оставшейся бутылкой.
На экране появился, наконец, базовый каталог, и я вызвал сведения по четвертому номеру. Меня интересовали данные за последний месяц, но для полноты картины я заставил себя проглядеть карт-информ Лучано Грапетти с самого начала.
Родился, естественно, как и все "подкидыши", 8 октября 38 года. Единственный, кто, в порядке эксперимента, увидел свет не на Земле, а в родильном отделении клиники Теплый Сырт, Марс. В качестве посмертных родителей записаны Анна-Луиза Мончинелли и Карло Грапетти. Анна-Луиза погибла при сходе оползня в провинции Аккамарель, южнее марсианского Большого разлома. Произошло это весной 35 года, и Карло ненадолго пережил жену - осенью 36-го он был очень неосторожен при отладке лучевого ружья, собираясь охотиться на марсианских пустынных пауков. Исключить самоубийство не смогли, но и доказать ничего не сумели.
До семи лет Лучано рос в семье Джемисонов, работавших врачами в клинике Теплого Сырта, а затем, когда на локтевом суставе появился знак подкидыша ("сабля" в случае Лучано) был отправлен на Землю - не столько по собственному желанию, сколько по решению Совета Тринадцати, против чего приемные родители, естественно, возразить не могли. Далее: интернат Монтевидео, колледж Стемацки на острове Аранаком у Западного берега Африки, высшая школа биотехнологии в Джезказгане и, конечно же, назначение на работу в колонию, только что организованную на планете Альцина в системе красного карлика ЕН 200244. Семь с половиной парсеков от Солнца. Апрель 59 года.
С того времени Лучано Грапетти ни разу не был на Земле. Никаких сомнений по поводу своего происхождения Грапетти не высказывал никогда. К родителям своим (не зная, естественно, о том, что они - приемные) он относился снисходительно, регулярно беседовал с ними по нуль-И, но вовсе не рвался ни на Марс, ни даже на Землю, где провел лучшие годы детства и юности. Сначала это обстоятельство казалось нам с Экселенцем странным, но впоследствии мы пришли к выводу, что характер Лучано, выкованный сначала Джемисонами, а затем Учителем Соловиным и Наставником Ле-Кардо, обладал высочайшей степенью приспособляемости к условиям среды. Он достаточно быстро и очень сильно "притирался" к местным условиям - так было и в школе, и в колледже, - и менять их на что бы то ни было иное даже на непродолжительное время казалось ему мукой мученической, на которую он мог пойти лишь в крайнем случае, каковой ему, конечно же, стараниями Экселенца, никогда не представлялся.
Информ-блок месячной давности ничем не отличался от предыдущих. Грапетти работал в Институте биоформирования экологии Альцины, ставил рутинные эксперименты, жил вот уже полтора десятка лет с любимой женой Таней и не имел детей, как не имел их никто из подкидышей. Ни странное родимое пятно на локтевом сгибе, ни некоторые детали собственной биографии, похоже, Лучано Грапетти не интересовали. Номер "04" всегда был идеальным объектом для наблюдения и среди всех подкидышей единственный ни разу не доставил хлопот. Даже после гибели Льва Абалкина.
Особенно после гибели Льва Абалкина, когда надзор за оставшимися в живых подкидышами был многократно усилен.
Что произошло в последние двадцать четыре часа?
* * *
Я вышел из кабинки нуль-Т в двухстах метрах от стартового поля номер шесть-а, где транспортный "мираж" под названием "Арбель" уже, как говорится, раздувал пары или поднимал паруса. Годились оба сравнения, поскольку весь комплекс был окутан белесыми парами гелия-2, которыми корпус "промывался" перед прыжком в нуль-пространство, а на высоте системных блоков полоскались голубые полотнища втягиваемых парашютов. Пока я шел, не торопясь, к разинутому зеву главного трюма, парашюты со всхлипом втянулись внутрь камер, гелий растаял и исчез, оставив корпус блестеть на солнце, будто елочную игрушку.
Я прошел в предоставленную мне каюту и заперся, поскольку за время перелета хотел освежить в памяти не только биографию погибшего Грапетти, но и сведения об остальных подкидышах - я был практически уверен в том, что операция, перешедшая после гибели Абалкина (убийства Абалкина, если быть честным хотя бы наедине с собой) в латентную фазу, по каким-то причинам вновь активизируется, и мне придется играть в принятии решений не последнюю роль.
Не хотелось.
Ни разу после того трагического дня в Музее внеземных культур мы не разговаривали с Экселенцем о Льве Абалкине. Служебное расследование, предпринятое Комитетом Тринадцати, прошло на удивление быстро и закончилось принятием решения о том, что действия Рудольфа Сикорски были, хотя и необратимыми, но единственно верными в сложившейся ситуации. О том, что сама ситуация сложилась именно так во многом благодаря действиям того же Сикорски, в решении Комитета не было сказано ни слова.
На следующий день после трагедии, вскоре после вскрытия, не обнаружившего никаких отклонений ни в анатомии, ни в физиологии - с точки зрения патологоанатомов Абалкин оказался патологически зауряден, - Экселенц поручил мне какое-то немыслимо занудное дело, о котором я сейчас помнил только то, что решать проблему мне пришлось, пролеживая бока в киберспейсе Валдайского института негуманоидных культур. Я даже не помнил, в чем, собственно, состояла проблема - решал я ее, как говорится, "на автопилоте", мысли были заняты Львом Абалкиным, а крик Майи Тойвовны Глумовой - страшный, как вопль короля Лира над телом Корделии, - не отпускал меня даже в ночных кошмарах.
Потом это прошло - все, как известно, проходит. Остались другие подкидыши, и опасность, аналогичная "синдрому Сикорски", вовсе не стала меньше. Но Экселенц то ли предпочитал контролировать ситуацию сам, то ли полагал, что ситуация не нуждалась в особом контроле, - но, как бы то ни было, за два года, прошедших после выстрела в Музее, ни разу шеф не упоминал при мне фамилии Абалкина и ни разу не заводил разговор об оставшихся в живых подкидышах. Но информацию по проблеме для меня открыл и предоставил свободу для размышлений. Действия, естественно, не предусматривались.
Сейчас, удобно расположившись в противоперегрузочном кресле с кибер-виртуалом, нацепленным на манер старинных очков, я запустил информационный блок от даты 4 июня 78 года, предполагая заполнить лакуны в собственных знаниях.
* * *
Номер 1. Рахман Аджеми. Знак "Крыло" - удлиненная фигура, напоминающая крыло самолета. Инженер коллекторных сетей, воспитывался в Интернате "Пальмы" (Дубаи). В день завершения операции "Подкидыш" находился на своем рабочем месте (энергетическая фабрика на Радоване в системе ЕН 94813). На изменение ситуации реакции не последовало. В 79 году получил повышение, стал директором той же фабрики, в каковой должности пребывает до сих пор. Женат. Дважды изъявлял желание посетить Землю - оба раза с целью показать жене заповедники Северной Америки и музеи Парижа, Лондона и Санкт-Петербурга. Оба раза поездки срывались из-за "неожиданных" сбоев в производственном процессе на ЭФ. В настоящее время живет в Арден-сити, Аппермановский континент Радована. Согласно агентурным данным, ситуация полностью стабильна и находится под контролем (интересно, - подумал я, - понял ли агент КОМКОНа-2, приставленный к Аджеми, почему, собственно, надлежит держать под наблюдением этого спокойного и ничем особенным не приметного человека?)
Номер второй - Томас Нильсон - в списке отсутствовал: знак "Косая звезда" погиб двадцать три года назад на Горгоне при обстоятельствах, не исключавших возможность самоубийства.
Третий номер - Мелия Глоссоп, знак "Ф удлиненное", фигура, вообще говоря, лишь отдаленно напоминающая русское "Ф", но любые другие буквы любого другого алфавита напоминающая еще меньше. Воспитывалась в интернате "Ручьи", Норвегия. С 57 года живет на Марсе, долина Эскориала, поселок Малые Сфинксы. В день окончания операции "Подкидыш" находилась в отпуске - путешествовала с компанией друзей по предгорьям Никс Олимпика. На изменение ситуации реакции не последовало. За все время наблюдения ни разу не изъявляла желания посетить Землю, а равно и другие планеты, входящие в современный ареал человечества. По характеру домоседка. (По-моему, агент-наблюдатель должен был покрыться волосами от безделья и видимой бессмысленности своей работы).
Номер 4 - Лучано Грапетти, знак "Широкая сабля". Это можно было пропустить, о бедняге Лучано я уже знал все. Или ничего - в зависимости от того, имела ли усвоенная мной информация хоть какое-то отношение к его поступкам и гибели.
Пятый номер - Алекс Лурье, знак "Омега плюс", подобие греческой буквы с крестиком посредине. Воспитывался в интернате "Дюк", Одесса. Закончил экономический колледж при Одесском университете и сразу по окончании получил лестное предложение работы в Экономической миссии на Тагоре, куда и отбыл незамедлительно. На Тагоре, однако, не ужился - точнее говоря, попросту сбежал от неудачной любви. В день окончания операции "Подкидыш" работал на Гиганде в должности экономического советника одного из многочисленных сыновей Герцога Алайского. Оказалось, что именно такая жизнь была Алексу Лурье больше по вкусу. В 79 году женился на Альбине Алайской, особе, судя по донесениям, предельно вспыльчивой и имевшей на беднягу Алекса непреодолимое влияние. На Земле после окончания колледжа Лурье был единственный раз - по личному повелению Герцога, причем сам Алекс не проявлял к путешествию ни малейшего желания. Во время двухнедельного пребывания на Земле (май 76 года) не интересовался ни Музеем внеземных культур, ни вообще какими бы то ни было земными достопримечательностями, предпочитая многочасовые диспуты с коллегами-экономистами о путях и методах решения экономических проблем монархо-синдикалистских цивилизаций.
Номер 6 - Татьяна Додина-Привалова, знак "Раскрытая книга", хотя, на мой взгляд, фигура на локтевом сгибе этой удивительно красивой женщины больше напоминала птицу в полете. Воспитывалась в интернате "Левкой", Вологда. Работник Мирового киберспейса, отделение на Прибое (система ЕН 343293). Единственный, кстати, случай, когда подкидыш использовал все доступные средства для того, чтобы нацело свести "проклятое родимое пятно", почему-то мешавшее Татьяне Приваловой (Додин была фамилия ее первого мужа, которого она оставила сразу после медового месяца) жить на этом свете. Похоже, Татьяна решила, что синяя птица на локте играет в ее жизни роковую роль - в 61 году она даже пыталась попросту вырезать этот участок кожи вместе с мышцами и мясом, операция варварская, решился на нее некий абориген с Прибоя, наученный хирургии первым еще поколением Прогрессоров. В результате Татьяна едва не умерла, "процесс изъятия", естественно, ни к чему не привел. Точнее, результатом был лишь очередной брак Татьяны - она вышла замуж за неудачливого хирурга и, хотя детьми, по естественным причинам, не обзавелась, но мужа своего, по-видимому, любила по-настоящему. Не думаю, что Акрус Второй Седьмой (так звали мужа-прибойца) мог по-настоящему оценить нордическую красоту своей супруги. Как бы то ни было, Татьяна никак не отреагировала ни на окончание операции "Подкидыш", ни на сегодняшнюю гибель Грапетти (Агент-наблюдатель, кстати, был заменен после того, как допустил ошибку - позволил Татьяне совершить варварскую операцию по снятию родимого пятна).
Номером седьмым был Лев Абалкин, и, конечно же, этот информационный блок был из системы изъят.
Восьмым номером шла Матильда Генриховна Геворкян, знак "Контурный интеграл". С равным успехом я мог бы назвать этот знак "Морской волной". Или "Морским коньком". Фантазия у Экселенца и его коллег по Комитету Тринадцати была в свое время несколько изощренной. Матильда Геворкян, хотя и числилась посмертным ребенком Марты и Генриха Геворкянов, имела столь явно монголоидную внешность, что это обстоятельство должно было ее не просто беспокоить, но очевидно - наводить на мысль о существовании тайны личности. Здесь не было просчета Комитета - до десятилетнего возраста Матильда, имевшая нос с горбинкой и огромные черные глаза, вполне соответствовала своей армянской фамилии. Но, после появления на локтевом сгибе родимого пятна, странным образом на протяжении полутора лет изменилась и форма носа, и цвет глаз (черный сменился зеленовато-карим), а лицо расширилось и приобрело монголоидные черты. Менять фамилию и анкетные данные было уже поздно, и потому за развитием ситуации КОМКОН-2 следил особенно тщательно. После интерната ("Каньон" в Швеции) был колледж, потом университет (Калифорния), специализация по негуманоидным культурам. Затем - Пандора. Прогрессором Матильда не стала, но много лет работала в орбитальных штабах, работу свою любила, личная жизнь ей, конечно же, не удалась, но, похоже, это ее не беспокоило. В день окончания операции "Подкидыш" Матильда находилась на борту флаг-звездолета "Астарта" - штаба Прогрессоров в системе Пандоры. На изменение ситуации никак не отреагировала. Сегодня, когда погиб Грапетти, Матильда Геворкян, согласно донесению агента-наблюдателя, занималась составлением рутинного отчета и оторвалась от этой мало интересной работы лишь для того, чтобы пропустить в баре "Астарты" стаканчик смородиновой наливки.
Судьба девятого номера оказалась печальной, о чем я узнал с огромной грустью. Ю Ю-Ма, маленькая японка (знак "Изогнутый меч") умерла несколько месяцев назад на Надежде от быстротечного рака легких, который распознали слишком поздно для того, чтобы отправить женщину в стационарный госпиталь на одну из развитых планет.
Обнаружив эту информацию, я затребовал подтверждение по медицинским директориям и получил требуемое. Все оказалось именно так - совершенно нелепая ситуация в наше время, когда от рака умирают лишь явные самоубийцы. Похоже, что Экселенц был поражен не меньше меня, и медики Надеждинской миссии крепко поплатились за свою ошибку. Оправдывало их лишь то, что Ю Ю-Ма работала с обнаруженными на Южном материке Провалами Странников, к врачам не обращалась даже тогда, когда появились боли, не явилась на стационарный осмотр и лишь после третьего напоминания прибыла в медслужбу, где сразу же и обнаружилась страшная болезнь. Сразу - но поздно.
Детонатор-яйцо с символом "Изогнутый меч" исчез из своего гнезда через семнадцать часов после того, как по нуль-Т на Землю было доставлено тело Ю Ю-Ма (через двадцать три часа синхронизованного времени после ее смерти). Для специалистов - богатый материал по исследованию связи подкидыша с детонатором. Похоже, что никакие определенные выводы сделаны не были.
Номер 10 - Ганс Дитрих Фихтер. Знак "Растянутая бесконечность". Интернат "Грибница", Прикарпатье. Институт Экспериментальной Истории в Москве. Прогрессор по призванию. Похоже, что призвание это было тщательно вылеплено Учителем, а затем Наставником. Как бы то ни было, сам Ганс Дитрих никогда не сомневался, что рожден Прогрессором. Мы не были знакомы с ним по естественной причине - Фихтер работал на Тагоре, где мне не пришлось побывать ни разу. Он был внедрен в одну из правительственных структур и проработал до положенной по тагорянским законам пенсии, не будучи разоблачен - видимо, Фихтер действительно был очень талантливым Прогрессором, мне лично неизвестны другие аналогичные случаи. Тагоряне - народ до безумия подозрительный, достаточно сказать, что обнаруженные ими "семена-подкидыши" они уничтожили, даже не попытавшись поставить контрольный эксперимент.
Фихтер и сегодня находился на Тагоре - пенсионер государственного значения, личность, уважаемая самим Императором. На нем никак не отразились ни окончание операции "Подкидыш" в 78 году, ни сегодняшняя гибель Грапетти.
То же самое можно было сказать и об одиннадцатом номере - Корнее Яшмаа, единственном из подкидышей, который знал правду о своем происхождении. Он никогда не ощущал себя "автоматом Странников", за долгие годы работы Прогрессором достиг наибольших возможных высот в своей специализации, а его достижения во время пребывания агентом-двойником в лесах Саракша (69-77 годы) вошли в учебники. Похоже, что Яшмаа более других ощущал свою принадлежность к человечеству, несущему, с позволения сказать, свет истинного прогресса в отсталые миры... и все такое.
Номер 12, Эдна Ласко, знак "М готическое", погибла еще в 50-м году в Северных Андах - предположительно, в результате эксперимента по разрушению детонатора. Эксперимент такого рода был единственным, впоследствии даже попыток не делалось каким бы то ни было образом воздействовать на детонаторы или на гнезда, в которых эти детонаторы располагались.
И наконец, номер 13, Джордж Полански, знак "R с полумесяцем". Странная личность, никогда и ничем толком не интересовавшаяся. Интернат "Вечер" на Миссури. И Учитель, и Наставник считали Полански своим педагогическим провалом - мальчик учился, не прилагая усилий, похоже, что использовать приобретенные знания он не собирался. После интерната странствовал по странам и континентам, нигде не задерживаясь дольше, чем на два-три месяца. В конце концов, Комитет Тринадцати решился на крайнюю меру - Джорджа попросту сплавили с Земли, сагитировав на путешествие по Леониде. Это было вполне безопасно и - в характере Полански. С тех пор Джордж никуда с Леониды не отлучался, благо на планете было достаточно места для путешествий. Никакой полезной профессией Полански не обзавелся, его никогда не интересовало ничего, что происходило за пределами его мирка, который он ограничивал сам. Было высказано предположение об его умственном нездоровье, но все обследования (на Леониде в этом не было проблемы) показывали, что здоровее Джорджа Полански может быть разве что киборг, да и то не первого, а более поздних поколений.
Как бы то ни было, Полански никак не отреагировал на окончание операции "Подкидыш", а весь сегодняшний день провел на естественном пляже в обществе двух дам неопределенного возраста, явившихся на Леониду с Земли погулять и поглядеть на "зеленых человечков".
Я не представлял, как могла вся эта информация помочь мне в расследовании гибели Лучано Грапетти, но мысленно поблагодарил Экселенца хотя бы за то, что он позволил мне узнать то, что, как мне казалось, я должен был знать с самого начала.
* * *
"Арбель" пришвартовался к стационарному спутнику, и мне пришлось добираться до планеты на челноке - одноместной посудине, больше приспособленной, по-моему, для перевозки небьющегося груза. Автоматика посадила челнок на самом краю поля, никто и не подумал меня встретить (думаю, что никто и не был предупрежден о моем приезде - очередная причуда Экселенца), и я, зарегистрировав свое прибытие в информ-блоке и назвавшись, по старой памяти, журналистом, перекинул через плечо походный ранец и побрел к вокзалу, соображая на ходу, к кому было бы естественней всего обратиться, чтобы, не теряя времени, приступить к работе.
Комиссия по расследованию причин катастрофы - самое естественное, что можно придумать, но туда мне путь заказан. У них свои проблемы, у меня свои.
С тихим шелестом с неба прямо на меня опускался звездолет-разведчик класса "дельфин". Впечатление было, конечно, обманчивым - посадочная площадка находилась более чем в двухстах метрах, - но я все же поспешил укрыться под порталом космовокзала. И лишь тогда ощутил на себе всю прелесть пониженной силы тяжести Альцины. С трудом затормозив, я схватился обеими руками за колонну и услышал рядом с собой тихий смешок.
Это была женщина невысокого роста - она едва доставала мне до плеча, - с длинными светлыми волосами, совсем не по моде опускавшимися до талии, и с чуть раскосыми глазами, которые казались не на своем месте, потому что лицо женщины было типично русским.
- Простите, - сказал я, улыбнувшись. - Я только что прилетел и еще не адаптировался к вашей силе тяжести.
- Да, - отозвалась женщина. - Челнок. Собственно, я вас здесь дожидаюсь. Мое имя Татьяна Шабанова.
Ну, конечно. Жена (теперь уже - вдова) Грапетти.
- Простите, - еще раз сказал я, мрачнея. - Это так ужасно... Приношу свои соболезнования. Собственно, я здесь для того, чтобы разобраться, как это могло произойти.
- Разбираться будет комиссия Шабтая, - сухо сказала Татьяна, повернулась и пошла ко входу в здание космовокзала. - Я не понимаю, зачем Земле нужно было присылать еще и своего представителя.
- Где сейчас члены комиссии? - спросил я, полагая, что это сейчас самый естественный вопрос.
- На орбите, где же еще? - Татьяна повела плечом. - А мне запретили. Почему? Я жена. Я имею право видеть. Мы с Лучано жили пятнадцать лет. Я люблю его, это они хоть понимают?
Татьяна почти кричала, я топал за ней, как напроказивший школьник, мы прошли в небольшую дверь и оказались в комнате, напоминавшей прихожую обычной квартиры - здесь был диван, журнальный стол, окно-экран с видом на лесную поляну и бар, который при нашем появлении мягким перезвоном напомнил о том, что имеет полный набор напитков. Я не сразу сообразил, что дверца, в которую мы вошли, была на самом деле нуль-т мембраной, и Татьяна привела меня, скорее всего, к себе домой. А может, и куда-то в иное место, где, по ее мнению, можно было поговорить без помех и свидетелей.
- Таня, - сказал я минут пять спустя, когда мы сидели друг против друга, и взаимное разглядывание привело к взаимному же решению быть друг с другом предельно откровенными, - Таня, что происходило здесь в последние дни? Что могло стать причиной неожиданного решения Лучано отправиться на Землю? Вы не знали об этом?
- Мне ничего не было известно, - Татьяна налила себе какой-то багряного цвета напиток и выпила залпом. Я держал в руке свой бокал с шипучкой, но пить не торопился. - Ничего, - повторила она. - Вечером мы, как обычно, смотрели новости, потом читали. Лучано заканчивал эту жуткую книгу... Поливанов, "Златые горы", знаете? Там просто невыносимый киберспейс, выбираешься, как из вонючей клоаки... Мы как-то начали вместе, но я не смогла дальше третьего кадра... О чем это я? Да... Я уснула, Лучано еще читал. А ночью проснулась от странного ощущения... Как вам объяснить? Будто все пусто кругом... Лучано не было ни в спальне, ни в квартире, нигде. Я обратилась к следовому файлу и узнала, что Лучано поехал в порт. Это было в два сорок. В четыре со стационара уходила "Альгамбра", и он как раз успел на челнок...
Она замолчала.
- Вы пытались связаться с "Альгамброй"? - спросил я.
- Конечно... Я не могла выйти на прямую связь, поскольку шли предстартовые операции. Но потом мне дали линию, это было уже после того, как "Альгамбра" покинула стационар и шла с ускорением. И я...
О, Господи! Экселенц не сказал мне об этом (вероятно, и сам не знал). Она видела, как все произошло. Она видела, как...
- Таня, - сказал я, - если вам трудно об этом... Я вовсе не хочу, чтобы вы... Я уйду, и мы встретимся позднее. Завтра.
- Нет, - неожиданно твердо сказала Татьяна, но взгляд ее, брошенный на меня, вовсе не был твердым. Она боялась остаться одна. - Максим... Вас ведь Максим зовут, верно?
- Простите, - пробормотал я в который уже раз, - так все... Я даже не назвал себя.
- Я знаю, - отмахнулась Татьяна. - Вы Каммерер, сотрудник КОМКОНА.
Интересно, какую информацию скормил ей уважаемый Экселенц?
- В последнее время, - я делал вид, что рассуждаю вслух, - Лучано не проявлял какого-то интереса к Земле?
- Никакого, - покачала головой Татьяна. - Мы довольно часто смотрели видовые передачи - Алтай, Северная Америка... Несколько раз - Италия, Рим, Помпеи. Знаете, Лучано с гораздо большим, по-моему, интересом смотрел репортажи с Пандоры или с какой-нибудь там Цирцеи.
- Ну почему же, - раздумчиво сказал я, - он ведь провел на Земле лучшие двадцать лет...
- Лучшие? - подняла брови Татьяна. - Да какие там лучшие! В первые наши годы он рассказывал мне о своем детстве. Это был кошмар! Я просто не понимала, что за Учитель был у Лучано! А Наставник - еще хуже.
- Простите?
- Учителем был Альдо Вахана, науки у Лучано действительно шли хорошо, но он терпеть не мог сверстников, все они казались ему каким-то быдлом, стадом, и этот Вахана помогал Лучано культивировать в себе мизантропию. Вы можете это представить - в школе первой, а потом и второй ступени! Наставник продолжал ломать характер Лучано, ведь тот по натуре вовсе не был таким. В результате после колледжа Лучано ни минуты не захотел оставаться на Земле - они сделали из него просто невыносимого в общении человека... Вам налить, Максим? Это хороший тоник, очень рекомендую с дороги.
- Налейте, - согласился я. Эта женщина поражала меня. Такая экспрессия, и неожиданно - совершенно спокойное предложение. Рекомендую с дороги. А Учитель - просто негодяй. У Ваханы было задание, и он это задание выполнил.
Татьяна налила мне в бокал на полпальца багряного напитка, и я отхлебнул. Нужно было предупреждать, однако. Здесь было градусов шестьдесят, не меньше.
- Таня, - сказал я, откашлявшись, - давайте подумаем вместе. Лучано не имел желания побывать на Земле. Значит, что-то произошло. Причем именно в последние часы, иначе вы бы это давно заметили, верно? Какие-то контакты? Встречи? Книги? Передачи? Любая мелочь могла... Или не могла?
- Не могла, - уверенно сказала Татьяна. - Ни мелочь, ни что-то более существенное. Да ничего и не было. Я имею в виду - внешне. Работа, работа, у него шли эксперименты... Мы работали в разных лабораториях, хотя и в одном отделе. Я знала, чем занимался Лучано, а он знал, что делаю я. Сканирование мультиклонированных биополимеров - вам это о чем-нибудь говорит?
- Нет, - вздохнул я. - Но, Таня, так мы не сдвинемся с места. Что-то должно было быть... Ну, хорошо. Я понимаю, что сейчас вам... Давайте встретимся завтра. Или лучше - послезавтра. Дни вам предстоят нелегкие, и я вовсе не хотел бы... А послезавтра обсудим. Хорошо?
Я встал. Татьяна смотрела на меня снизу вверх, я только теперь заметил, что под глазами у нее набухли мешки - похоже, их и не было час назад, когда она встречала в космопорту посланника КОМКОНа-2.
- Хорошо, - сказала она равнодушно. - Рекомендую гостиницу "Аква".
Я подхватил рюкзак и пошел к двери, пробормотав на прощание какое-то вполне бездарное выражение сочувствия, в котором Татьяна, судя по всему, не нуждалась.
- Послушайте, Каммерер, - сказала женщина мне в спину, - может, хотя бы вы скажете мне - почему? Почему, черт возьми, моему мужу нельзя было лететь на Землю? Вы ведь это хотели сказать своими вопросами?
Я остановился на пороге. Разве это объяснишь в двух словах? Да и не в двух не объяснишь тоже.
- Тайна личности, - пробормотал я, злясь на самого себя. - Он не должен был знать тайну своего рождения.
- И только-то? - поразилась Татьяна. - Но Лучано прекрасно знал эту вашу проклятую тайну. И о близнецах своих знал. И это все?
Я осторожно положил на пол рюкзак и вернулся к столу.
* * *
В номере гостиницы "Аква" было слишком жарко, и я раскрыл все окна, а также дверь, которая вела на широкий балкон, откуда открывался замечательный вид на город Альцина-Прим, на речной порт Альцина-Секунда и на космическую гавань. Здесь наступил вечер, бордовое солнце Альцины - красный карлик ЕН 200244 зацепился краем за крышу какого-то небоскреба, да так и застыл, раздумывая, видимо, продолжить ли путь к горизонту или лучше вернуться назад, к зениту. Нужно было срочно звонить Экселенцу, и я уже заказал охраняемый от помех канал нуль-И. Но мысли в моей голове еще не вполне отложились. Конечно, я понимал, что Экселенцу на данном этапе расследования плевать на мои мысли, ему нужны факты, мысли он приложит свои. Но мне очень не хотелось играть, как во время операции "Подкидыш", нелепую и очень неприятную роль дурака-коверного, лишь в последний миг гала-представления прозревающего для того только, чтобы воскликнуть "ах!" при финальном выстреле укротителя.
Сигнал вызова прогудел, когда я стоял посреди салона в чем мать родила и растирался после холодного душа махровым полотенцем. Обернув полотенце вокруг бедер, я сел к аппарату. Сигнал шел с запаздыванием - не из-за нуль-И, конечно, просто волна должна была еще пройти от передатчика на Земле до спутника на стационарной орбите, где был нуль-передатчик, а потом, в системе ЕН 200244, расстояние от местного спутника-приемника до информцентра в Альцине-прим. В результате несколько секунд после включения Экселенц мрачно смотрел в пустой еще экран, а я любовался его физиономией со следами бессонной ночи под глазами. Черт, - подумал я, - в Екатеринбурге же сейчас даже не рассвело, нужно было звонить позднее.
- А, это ты, - сказал Экселенц, когда на его экране появилось изображение. Интересно, кого еще он ждал в эти минуты? - Докладывай.
- Татьяна Шабанова, жена погибшего, встречала меня в космопорту и знала, чьим представителем я являюсь.
Я сделал паузу, чтобы увидеть реакцию Экселенца. Реакция превзошла даже мои завышенные ожидания. Экселенц придвинул лицо к камере, так что его огромный, в синих прожилках, стариковский нос занял чуть ли не все поле зрения. Он произнес что-то вроде "ну, черт их..." и, похоже, стул, на котором он сидел, свалился на пол - если судить по грохоту и по тому, как Экселенц, отодвинувшись от экрана, начал совершать странные телодвижения, нащупывая нижней частью туловища потерянную опору.
- Второе, - продолжал я. - Татьяна Шабанова, прожившая с Лучано Грапетти в любви и мире больше пятнадцати лет, вовсе не выглядит потрясенной смертью мужа. Она собранна, спокойна. Временами даже улыбается.
Я сделал еще одну паузу, поскольку Экселенц вовсе исчез с экрана. Он, наконец, поднял стул и уселся на него верхом, показав мне свою знаменитую лысину. Ну хорошо, от вопросов он отгородился, да я и не собирался их пока задавать. У меня еще не закончился запас разоблачений.
- Третье, - сказал я. - Лучано Грапетти не интересовался тайной своего происхождения по очень простой причине: ему эта тайна была известна.
- Как? - прокаркал Экселенц несколько секунд спустя. - Ты уверен в своих словах?
- Тайна личности Грапетти была известна и его жене.
Лысина Экселенца продолжала совершать на экране странные возвратно-поступательные движения. Экселенц думал. Трех предложений, сказанных мной, было ему достаточно для того, чтобы делать выводы.
- Подробнее, - потребовал, наконец, он, явив на экране свое лицо и глядя мне в глаза, - не упускай никаких мелочей. И сначала.
Мне стало прохладно, ржавое солнце скрылось-таки за спину небоскреба, и свежий ветерок обернул меня холодным сухим листом. Я встал и, дав Экселенцу возможность еще немного подумать, скинул на пол полотенце, набросил лежавший на постели халат, перевязался поясом и вернулся к аппарату. Экселенц сидел неподвижно и ждал продолжения.
- Года полтора назад, вскоре после гибели Абалкина (я сделал паузу, но не дождался реакции Экселенца), Лучано сказал ей, что у него есть несколько братьев и сестер, живущих на разных планетах. На вопрос жены, почему он не поддерживает со своими родственниками контактов, Лучано ответил, что контакт между ними осуществляется постоянно, они просто чувствуют друг друга. Он знал, что одна из его сестер погибла в двенадцатилетнем возрасте. Он знал, что один из его братьев покончил с собой, но не знал причину. Он знал, что другой его брат отправился на Землю и там погиб.
- Стоп, - сказал Экселенц. - Знал или чувствовал?
- Знал, - подтвердил я. - Именно это слово использовала Татьяна. Но это было интуитивное знание. Догадка. Озарение. Ситуация Кекуле-Менделеева. Насколько я понял, контакты между подкидышами в течение многих лет происходили на подсознательном уровне и лишь в критические моменты для развития этой... мм... семьи знание осознавалось.
- Откуда Шабанова узнала о твоем прибытии? - каркающим голосом спросил Экселенц. Перевел разговор, решил обдумать информацию.
- Не поверите, Экселенц. От астролога.
- От... кого?!
- От астролога, - с долей злорадства повторил я. Похоже, что Экселенц ожидал любого ответа - от начальника космопорта до резидента Странников на Альцине, - но не того, который услышал. Впрочем, Экселенц не был бы самим собой, если бы пребывал в изумлении больше, чем долю секунды, необходимую, чтобы привести в порядок мимику.
- Ну, ну, - сказал он иронически. - В таком случае, ответь мне, от кого узнал о твоем прибытии этот... мм... специалист. Мне нужно конечное звено цепочки, а не промежуточные.
- Боюсь, что конечным звеном цепочки в данном конкретном случае является расположение планет системы ЕН 200244 в небе Альцины.
Экселенц потер лысину обеими руками и скосил глаза куда-то в сторону. Проверяет, - подумал я. Вызвал на соседний дисплей информацию о развитии астрологии. Это я уже проходил - сразу после разговора с Татьяной. Шеф мог бы спросить у меня - узнал бы о том, что на Земле в настоящее время насчитывается 27 астрологических обществ, профессиональная корпорация астрологов имеет в своих списках 2966 специалистов, работающих на 14 планетах. Меня лично эта информация ни на йоту не приблизила к пониманию простого факта: именно Ванда Ландовска, астролог-консультант, сообщила Татьяне Шабановой, что расследовать гибель "Альгамбры" будет представитель с Земли, который прибудет сегодня. Рассчитать, когда и куда прибудет означенный представитель, Татьяна сумела и без посторонней помощи.
- Ну, хорошо, - пробормотал он. - Астролог так астролог. Ты с ним говорил?
- С ней, - поправил я. - Пока нет. Меня куда больше заинтересовал рассказ Татьяны Шабановой. Согласитесь, шеф, что, если она правильно поняла мужа, мы вели в отношении подкидышей с самого начала неверную линию расследования.
Мы. Нужно было сказать - вы, дорогой Рудольф Сикорски. И Абалкина вы застрелили напрасно. Вы просто убийца, вы думали, что вы на войне, но это было не так, и то, что вы об этом не знали, нисколько не снимает с вас вины. Ну, хорошо - с нас, пусть будет с нас.
Экселенц посмотрел мне в глаза, и я понял, что сейчас наконец-то последуют точные указания, и мне - во всяком случае, сегодня - больше не придется раскидывать собственными мозгами, чтобы принимать решения.
- Вот что, Максим, - жестко сказал он. - Мистикой я сыт по горло. Займись обстоятельствами гибели звездолета. Причина. Где Грапетти. Детонатор под номером четыре не разрушился до сих пор. Это говорит либо о существенном ослаблении связи - что, как ты понимаешь, имеет важнейшее значение, - либо о том, что сведения о смерти Грапетти, мягко говоря, преувеличены. Поведение его жены подтверждает эту гипотезу. В таком случае - куда направился Грапетти, и был ли он вообще на борту звездолета. Займись этим, все остальное выкинь из головы.
Я хмыкнул.
- Пока выкинь, - повторил Экселенц. - Сегодня вечером получишь дополнительные инструкции.
- Завтра утром, - поправил я. Экселенц поморщился:
- Да, у тебя там дело к ночи... Черт, потеря темпа.
- Журналисты работают и по ночам, - флегматично отозвался я.
- Похвально, - пробормотал Экселенц.
Он еще раз вперил в меня свой взгляд - не столько по-обычному пронзительный, сколько, как мне показалось, растерянный, - и отключил связь.
* * *
Видеофон астролога Ванды Ландовской не отвечал. На автоответчике не было записи изображения, только голос, низкий, с бархатными обертонами, голос женщины лет сорока, я представил себе черноволосую красавицу с крупными чертами лица и полными чувственными губами.
- Меня нет дома, - произнесла госпожа Ландовска дежурную фразу, - оставьте, пожалуйста, свое сообщение, я свяжусь с вами при первой возможности.
У меня не было, что сообщать астрологу, и я, подумав, отправился в космопорт - почему бы журналистам, действительно, не работать по ночам.
Татьяна провела меня к себе домой через нуль-т, и я, по сути, не успел увидеть, как выглядит изнутри космопорт Альцины-прим. Выглядел он плохо - захолустный вокзал, вовсе не рассчитанный на пребывание хотя бы сотни пассажиров. Наверняка пропускная способность порта была не более трех-четырех кораблей в сутки.
Я поднялся на второй этаж и, приоткрыв дверь, на которой было написано "Руководитель полетов", заглянул в комнату. Здесь было шесть человек - пятеро мужчин и женщина. Мужчины расположились за круглым столом с планарным дисплеем, на котором я увидел несколько проекционных схем звездолета (по-видимому, "Альгамбры") и ежесекундно менявшиеся блоки чисел. У всех мужчин были нацеплены чипы мультимедиа, и разговаривать с ними - по крайней мере сейчас - было бессмысленно.
Женщина, сидевшая в углу за журнальным столиком, заинтересованно посмотрела в мою сторону и сделала приглашающий жест.
- Проходите, Каммерер, - сказала она знакомым уже контральто. - Проходите, садитесь.
По-моему, росту в госпоже Ландовской было не больше метра шестидесяти, разве что у нее были необыкновенно длинные ноги. Светлые, точнее - осветленные, волосы, короткая стрижка, маленький рот и огромные глаза, цвет которых было трудно определить, мне показалось, что гамма ежесекундно менялась, проходя весь спектр - от черного до светло-голубого. Пожалуй, я не ошибся только в возрасте, но и в этом я теперь не был уверен - выглядела она на сорок, но не было ли это просто искусной работой визажиста?
- Вы меня знаете? - искренне удивился я, присаживаясь на угол кресла. - Я журналист, прибыл сегодня - гибель "Альгамбры" всех на Земле потрясла, и вот я хотел...
Похоже, я избрал неправильный тон - Ландовска бросила на меня удивленный взгляд, явно не понимая, зачем я валяю перед ней Ваньку.
- Вот уж не ожидал, - сказал я, - встретить здесь и сейчас представителя вашей профессии. Вы ведь Ванда Ландовска, астролог?
- Вот и познакомились, - улыбнулась Ландовска. - Чтобы нам быть откровенными друг с другом, скажу, что ваше имя я узнала от информблока "Арбеля" - вы были единственным пассажиром. Только не говорите мне, что принадлежите к журналистской братии, не тот тип, вы ярко выраженный Стрелец, а журналисты, по большей части, Близнецы. Так вот, причину вашего приезда вы объясните, если будет желание. А я здесь пытаюсь повышать свою квалификацию.
- Есть что-то новое о причинах гибели "Альгамбры"? - спросил я, чтобы не продолжать разговор о разнице между Стрельцами и Близнецами. Вообще говоря, я родился в феврале и был, следовательно, типичной Рыбой, но на этом мои познания в астрологии кончались.
- Нет, - покачала головой Ландовска, бросив взгляд на столпившихся у стола-дисплея мужчин.
Что ж, по крайней мене один вопрос прояснился сам по себе. Мою фамилию госпожа астролог узнала не от светил небесных, а от нормального информа - другое дело, для чего ей понадобилось запрашивать эту информацию. Остальное уже было делом техники - сделать вывод о том, что Каммерер, записавшийся журналистом, прилетает для того, чтобы написать о трагедии или узнать об этой трагедии что-то новое. Ландовска сообщает об этом Татьяне, с которой, скорее всего, поддерживает дружеские отношения, а та... Дальше ясно.
- Вы давно здесь? - задал я вопрос, многозначность которого осознал лишь секунду спустя.
- В этой комнате, - сказала Ландовска, - я четвертый час. В этом городе я второй год. А на этой планете - шестнадцать стандартных месяцев.
- И есть практика? - спросил я, не столько задумываясь над смыслом вопроса, сколько следя за выражениями лиц людей, сосредоточенно глядевших куда-то в пространство и слушавших сообщения, поступавшие, скорее всего, с места трагедии, где все еще работали спасательные группы.
- Практика? - переспросила Ландовска. - Практика у меня на Земле. А здесь я учусь.
- Чему, если не секрет?
- Астрологии, конечно, - с досадой сказала Ландовска. - Послушайте, Каммерер, не нужно спрашивать просто потому, что не хотите молчать. Нам есть о чем поговорить, уверяю вас, но не сейчас. Если вам нужна информация об "Альгамбре", подключитесь к информу.
Вот результат моей многолетней дружбы с Экселенцем! Вот, что делает работа в КОМКОНе-2 с мыслительными способностями. Мне и в голову не пришло, что вся деятельность спасателей, да и комиссии по расследованию тоже, становится достоянием общепланетного информа, и любой житель Альцины может, войдя в общий для планеты киберспейс, узнать все то, что знают на данный момент самые осведомленные люди. Девиз КОМКОНа-2 - "секретность, ибо враг не дремлет" - не довлел над жителями Альцины.
Я встал и, подойдя к столу, взял лежавший на поверхности планар-дисплея свободный чип. Один из мужчин покосился в мою сторону, но не сказал ни слова, лишь кивнул головой. Я прилепил чип к мочке уха и слегка надавил, включая трансляцию.
* * *
Два часа спустя мы вышли из здания космовокзала - стояла ночь, и площадь была пуста, как марсианская пустыня перед началом самума. Я предполагал, что Ландовска захочет распрощаться и предложит встретиться утром или даже днем. Честно говоря, мне зверски хотелось спать. Именно зверски - так, наверное, хочет спать уставший после долгой охоты, но уже насытившийся тигр.
- Вам хорошо, - сказала госпожа астролог, зябко поведя плечами. - В гостинице есть нуль-т, а мне вот придется махать крылышками аж десять километров.
- Махать крылышками? - удивился я, и Ландовска кивнула в сторону стоянки, где в ряду новых и потрепанных глайдеров выделялась посудина производства, по-моему, конца прошлого века. Махолет-ротоплан типа "стрекоза" для двух пассажиров с оркестром. Сравнение с оркестром эта штука заслужила в свое время за мелодичный свист, который издавали крылья и от которого конструкторы так и не сумели (или не захотели?) избавить свой аппарат. Управлять "стрекозой", несмотря на ее небольшие размеры, было трудно - крылья вообще конструкция неповоротливая и неудобная, я убедился в этом на Пандоре в 57-м, когда пришлось вывозить с Южного материка попорченное взрывом вулкана оборудование местной пересадочной станции КОМКОНа.
В общем-то, намек Ландовской было более чем прозрачен, и я галантно сказал:
- Если позволите, я доставлю вас домой.
- Вы можете управлять этой штукой? - удивилась Ландовска.
- Я могу управлять всем, что летает, - несколько самонадеянно ответил я, поскольку такой ответ был запланирован ходом нашего диалога.
В результате еще через минуту я, надев нарукавники, выворачивал крылья в рабочий режим, а госпожа астролог прижалась ко мне справа, поскольку в тесноте кабины просто не было места для соблюдения светских условностей. На самом деле все оказалось не так сложно, как я предполагал. Аппарат переоборудовали по новейшей навигационной технологии, и домой - в какое-то темное пригородное строение - мы долетели со свистом за две минуты.
Я даже не спросил, замужем ли госпожа астролог, и приготовился к процедуре знакомства с каким-нибудь шаманом, ибо кто же способен взять в жены представителя оккультной науки, если не профессиональный шаман, целитель или экстрасенс?
Как только Ландовска поставила машину в "стойло", в доме включились огни, и мы вступили в прихожую под тихие звуки старинного вальса.
- Штраус? - показал я свою эрудицию.
- Ну, что вы, Каммерер, - улыбнулась Ландовска, - это полонез Огиньского.
Конечно. Впрочем, уловить разницу между вальсом и полонезом я был не в состоянии даже во время школьных уроков музыки - самое большее, на что меня хватало, это определение принципиальных различий между оперой и балетом.
Дожидаясь в салоне, пока хозяйка приготовит кофе, я печально думал о том, что, если наш разговор не даст никакой дополнительной информации (а я был уверен, что именно так и произойдет), то, проведя бессонную ночь, я не смогу утром как следует разработать план дальнейших действий.
Стены салона были размалеваны изображениями зодиакальных знаков - я узнал Стрельца, Рака, своих родных Рыб. Присутствовали еще какие-то звери, явно не из земной мифологии, скорее всего, астрологические символы местной зодиакальной фауны. С нее я и начал разговор, чтобы не отдавать инициативу в руки Ландовской.
- Это ведь аквапилот? - показал я на изображение двухголовой крылатой рыбки. - Он что, на Альцине вознесен в астрологические символы?
Ландовска села напротив меня на пуховую подушку и сразу превратилась из стройной женщины в грибок, закрывшийся от меня вместо шляпки густой копной волос. Она отпила из фарфоровой чашечки несколько маленьких глотков, посмаковала и лишь после этого ответила:
- Это Аквапилот, он до некоторой степени соответствует по своему влиянию земному Водолею. А всего местный Зодиак содержит не двенадцать, как на Земле, а девять астрологических символов.
- И что же? - спросил я, стараясь, чтобы в моем голосе не было слышно и следа иронии. - Что же, вы можете предсказать мою судьбу, пользуясь этими знаками?
- Вашу - нет, - сухо сказала Ландовска. - Вы родились на Земле, и в вашей натальной карте впечатаны влияния земных зодиакальных знаков и планет Солнечной системы, которые находились на небе во время вашего рождения. А судьбу вашу на ближайшие сутки я могу предсказать и без астрологии. Вы будете безуспешно пытаться понять, что произошло с Лучано Грапетти.
- Давайте говорить прямо, Ванда, - сказал я, отхлебнув, наконец, начавший уже остывать кофе. - Что вы узнали обо мне? Для чего? И что, в конце-то концов, произошло с Лучано Грапетти? Вы ведь это знаете - знаете, например, что он не погиб при взрыве "Альгамбры", знаете, вероятно, где он находится, жена его тоже знает, я так полагаю, но постаралась ничем не выдать своей осведомленности. И вы знете еще что-то, какую-то очередную ступеньку на этой лестнице, до которой я еще не поднялся и потому не могу задать конкретного вопроса. Иначе Татьяна Шабанова не встречала бы меня в космопорту, а вы не ждали бы меня в ЦУПе и не зазвали бы к себе.
Ландовска выслушала мою тираду внешне совершенно безучастно - ее больше интересовало то, что происходило в это время где-то на втором этаже. По-моему, не происходило ничего для этого дома экстраординарного: существо по имени Алексей готовилось отойти ко сну. В правой руке Ландовска продолжала держать кофейную чашечку, а указательный палец левой руки медленно поглаживал странную брошь, висевшую на груди Ванды: отлитое из густо-красного сплава изображение существа, наверняка принадлежавшего к сонму зодиакальной фауны, причем, не исключено, вовсе даже не этой планеты.
Если она скажет, что информацию ей поставили светила, мне не останется ничего иного, как предъявить свои истинные полномочия, что бы по этому поводу ни думал Экселенц. В конце концов, он в свое время тоже поступал не по правилам и нарушал им же составленные инструкции.
- Мне кажется, - сказала Ландовска и заглянула на дно чашки. Только гадания на кофейной гуще мне не хватало, - подумал я. - Мне кажется, - продолжала Ландовска, - что Лучано действительно жив. Хотя бы потому, что его гороскоп... - она запнулась, натолкнувшись на мой взгляд. - Ну хорошо, если хотите, я думаю, что Лучано жив, потому что Таня это знает. Женское сердце, интуиция, как вам угодно...
Этот ответ удовлетворил меня так же, как первый. Я продолжал смотреть на Ландовску, иронически выгнув бровь, - должно быть, так смотрели на подследственных комиссары из старых, двухсотлетней давности, чрезвычайных комиссий. А может, их называли как-то иначе? Неважно.
- Знаете, - мирно сказал я, - почему я не люблю литературу даже в ее стереоверсиях? Потому что от главного героя обычно все и всегда скрывают до самого последнего момента - чтобы поддержать сюжет. Между тем, обычно уже в первой главе герой может задать прямой вопрос и получить не менее прямой ответ. Читатель это знает, автор это знает и, следовательно, герой это знает тоже. Но не спрашивает. А если спрашивает сдуру, то ему не отвечают, хотя никаких резонов для сокрытия фактов нет и не предвидится. Сюжет! Но мы-то с вами...
- Ну так давайте для начала я задам прямой вопрос вам, - улыбнулась Ландовска. - У вас ведь тоже нет оснований ломать комедию.
- Задавайте, - кивнул я, предвидя, что именно она спросит.
- Кто вы, Каммерер? Вы ведь не журналист, верно? И не эксперт по чрезвычайным ситуациям. И тем более, не праздный турист. Вы прибыли с конкретной целью и добиваетесь этой цели, задавая вопросы Татьяне и мне. Так кто же вы? И в чем ваша цель?
Я откашлялся. Суровый взгляд Экселенца. Тайна личности. Общечеловеческие интересы.
- Меня зовут Максим Каммерер, - сообщил я. - Должность: начальник отдела чрезвычайных происшествий, так что в некотором роде все же эксперт. Организация, в которой я работаю, называется Комитет по Контролю.
Я сделал паузу, оценивая реакцию Ландовской. Реакции не последовало, женщина слушала внимательно и ждала продолжения. Она первый раз слышала о КОМКОНе-2. В этом-то как раз не было ничего удивительного: о КОМКОНе знали девяносто пять процентов населения Земли и всех прочих миров, о КОМКОНе-2 знали процента два-три, а то и меньше.
- Комитет по контролю - это Прогрессоры? - спросила Ландовска, не дождавшись продолжения.
- Прогрессоры - это Комитет по Контактам, тоже КОМКОН, но под номером один, - пояснил я. - А мы занимаемся... В общем, тоже Прогрессорами, но не нашими. Согласитесь, что, если мы осуществляем прогрессорскую деятельность в иных мирах, то не исключена ситуация, когда кто-то занимается аналогичной деятельностью на Земле. Эту деятельность мы должны выявлять и пресекать всеми доступными способами.
- Ну... - протянула Ландовска и пристально посмотрела мне в глаза. - И какие же способы вам доступны?
Я неопределенно махнул рукой.
- Разные, очень разные.
- Такие же, какие доступны органам контроля на тех планетах, где работают наши Прогрессоры?
- У всех свои методы...
- Не считаете ли вы, Каммерер, что ситуация, какой вы ее описали, выглядит по меньшей мере аморально? Главная заповедь, записанная еще в Библии и, насколько я понимаю, общепринятая в нашем цивилизованном мире, это - не делай другому того, чего ты не хочешь, чтобы сделали тебе. Вы же поступаете прямо противоположным образом. Вы не желаете, чтобы кто-то делал на Земле то, что сами спокойно и расчетливо делаете на десятках других планет.
- Это долгая история, - вздохнул я. - Этой истории почти двести лет. Противоречие, о котором вы сказали, действительно непреодолимо. Но... А есть ли выход, госпожа Ландовска? Во все времена, когда на Земле существовали отдельные государства, были и разведка, и контрразведка.
- Господи, о чем вы говорите, Каммерер? Вы хоть слышите сами, о чем вы говорите? Какое отношение разведка имеет к прогрессорству? Что, эти разведчики двадцатого века, они занимались прогрессорской деятельностью? Они стремились подтолкнуть чье-то развитие? Я читала книги! Я видела фильмы! Да что там, в школе я сама играла в спектакле, мы его ставили по книге... не помню названия... сейчас... Да, вот: "Во имя мира на Земле". Автора уж точно не помню, не в нем дело. Был там такой разведчик, то ли из СССР, то ли из США. А может, оба... Они охотились за секретами. Называлось это секретными службами. Прогрессорством и не пахло, обыкновенный грабеж средь бела дня. Разведчиков, конечно, ловили. И правильно. Ваши прогрессоры тоже грабежом чужих секретов занимаются?
- Прогрессоры не наши, - ощетинился я. - Но, согласитесь, что нельзя исключить ситуации, когда на Земле...
- Не суди о других по своему образу и подобию, - заявила Ландовска и неожиданно замолчала, хотя, казалось, фраза, которую она хотела сказать, только началась. Она нахмурила брови, но взгляд от меня не отрывала - тяжелый взгляд, давящий.
- Погодите, Каммерер... - протянула она. - Не хотите ли вы сказать, что бедный Лучано... Вы думаете, что он...
Она даже выговорить вслух не могла того, что пришло ей на ум. И если я ей скажу сейчас, что она близка к истине, Ландовска швырнет мне в голову тяжелую статуэтку, изображавшую то ли сатира, то ли просто чертенка. Статуэтка стояла на столике, и ладонь Ландовской непроизвольно сжимала фигурку за кривые ноги. Не нужно было мне раскрываться. Прокол. Сам виноват. Поверил в рассудительность и открытость. Но теперь, когда контакт исчез безвозвратно, продолжать разговор просто не имело смысла.
- О чем вы говорите, госпожа Ландовска! - с искренним возмущением воскликнул я. - Грапетти - инопланетный агент! Чушь. Но гибель звездолета - это серьезно. Это первый случай за несколько десятилетий.
- И вы решили, что не обошлось без вмешательства иного разума, Господи, спаси и помилуй, - театрально вздохнула Ландовска, опустив статуэтку на стол. - Каммерер, вы либо псих, либо дурак, либо не говорите мне правду. Когда я жила на Земле, то у меня был сосед, он летал на транспортниках куда-то в систему то ли звезды Барнарда, то ли на Тау Кита. Так он мне все уши прожужжал в свое время о пресловутых Странниках. Он мечтал с ними встретиться. И все, что не мог объяснить у себя в космосе, он сваливал на Странников. Это было бы смешно, если бы не его глаза - он этих пресловутых Странников боялся! Туннели Странников. Циклопические сооружения Странников. Странники спасают жителей Надежды и исчезают. Странники, Странники... Хорошо, здесь, на Альцине, я перестала слышать эту чепуху, здесь люди куда прагматичнее. Это ведь религия, Каммерер, религия, где Богом являются Странники, которых никто никогда не видел и авторство которых во всех случаях никогда не было доказано.
- Я вовсе не утверждаю, что "Альгамбра" погибла по вине Странников, - сказал я, но Ландовска, похоже, меня не слышала.
- У каждого века, - продолжала она, - свои безумства. В двадцатом помешались на этих... тарелках. Все их видели, кто-то летал на них, наука даже такая была - уфология, которая объясняла непонятные явления в атмосфере вмешательством пришельцев. Не похоже? По-моему, то же самое. Удивляюсь, как в те времена не создали какую-нибудь секретную комиссию по отлову пришельцев и насильственному вступлению с ними в контакт. Знаете, Каммерер, тогда воображали, что высокоразвитые инопланетяне, конечно же, принесут людям одно лишь благо. Это потом, когда мы... точнее, вы сами занялись прогрессорством, когда Гарднер основал Институт экспериментальной истории... Кстати, вы не помните, когда это было?
- В тридцать втором, - механически сообщил я.
- Значит, еще до... Ну, вот видите! Да, так с тех именно времен, как мне кажется, общественное мнение на Земле изменилось радикально.
- Подождите, Ванда, - я решил, наконец, прервать ее эмоциональную речь и внести свежую струю в нашу пикировку. - Я могу представить ваше отношение к моей организации, я могу даже разделить это мнение. И я не стану доказывать, что, если есть хоть один шанс из миллиарда, что Странники или кто-то иной вмешиваются в нашу историю, мы просто обязаны сделать все возможное и невозможное, чтобы выявить и пресечь. Это очень серьезный и отдельный разговор...
- Да, отдельный разговор, - настойчиво сказал я. - Но, согласитесь, что, кого бы я ни представлял, цель у нас с вами сейчас одна. Я хочу знать, что произошло с "Альгамброй", почему это произошло, и что случилось с Лучано Грапетти, мужем вашей, насколько я понимаю, близкой подруги.
- Подруги? - подняла брови Ландовска. - Мы познакомились с Таней на прошлой неделе.
- Вот как... Ну, хорошо. Как бы то ни было, у вас есть своя версия того, что произошло. И похоже, вы знаете что-то о судьбе Лучано. И я не вижу причин, по которым вам нужно скрывать эту информацию от меня.
- Вот разговор не мальчика, но мужа, - усмехнулась Ландовска. - Конечно, я могу вам сказать все, что знаю, и поделиться тем, чего не знаю, но предполагаю. Но вы мне не поверите, вот в чем штука. Если я вам скажу, что Лучано Грапетти совершил то, что он совершил по той простой причине, что у него не было иного выхода? Что единственным его побудительным мотивом было желание доказать необходимость возврата к полному детерминизму, к миру, каким он был тысяч десять лет назад? Вы мне не поверите, потому что ни в грош не ставите мою науку. А иных доказательных идей у меня нет и не было.
- Хорошо, - согласился я. - Давайте пока без доказательств. Грапетти жив?
- Думаю, да.
- Вы или Татьяна знаете, где он находится?
- Понятия не имеем, - совершенно искренне сказала Ландовска.
- Почему произошел взрыв на "Альгамбре", и где в это время был Грапетти?
- Понятия не имею, - повторила Ландовска.
- Татьяна вам рассказывала о... ну, скажем, братьях и сестрах ее мужа?
- Она - мне? Да нет же! Это я ей рассказала, а она подтвердила.
- Вы? - я, пожалуй, действительно, перестал ориентироваться в ситуации. Оставалось надеяться, что удивление на моем лице не было выражено слишком явно.