Аннотация: Рассказ был опубликован в альманахе "Мир Искателя".
Павел Амнуэль
Дом в викторианском стиле
- Вот неплохой домик, - сказал Гасуэлл и вывел на экран изображение небольшого коттеджа, построенного в стиле модерн, с пирамидальными выступами и конической конструкцией на крыше. - Это в Форест-Роу, сорок миль в сторону Дувра, тихое место...
- Нет, - сказал Максим.
- ...И цена вполне умеренная, - с разгона закончил Гасуэлл начатую фразу. - Нет, говорите?
- Мне, - терпеливо объяснил Максим, - нужен дом в старинном стиле. Не замок, вы меня понимаете, но что-то такое... викторианское...
"Викторианское" было словом не из его лексикона, и если бы Максима спросили, что оно означает, с ответом он, конечно, не замедлил бы, как не медлил с ответами никогда в жизни, но и гарантии точности дать не мог - в делах он себе такого не позволял никогда, но сейчас он не делом занимался, хотя, конечно, и делом тоже, поскольку за дом в тихой английской глубинке готов был выложить половину годового заработка.
- Викторианское, - повторил Гасуэлл. - Значит, вот это.
На экране появилось изображение тяжелого двухэтажного здания, сложенного из темного кирпича, с большими окнами на первом этаже и маленькими - на втором, дом этот вполне подошел бы для приюта или похоронного бюро.
- Нет, - сказал Максим. - Это, по-вашему, викторианский стиль?
- Дом построен в одна тысяча восемьсот пятьдесят третьем году, - сказал Гасуэлл. - Королева Виктория, как вам, безусловно, известно, правила Британским содружеством наций с одна тысяча восемьсот тридцать...
- Дальше, - прервал Максим начавшуюся лекцию. - Возможно, "викторианский стиль" - не совсем удачно, я имел в виду...
- Давайте я сам представлю, что вы имели в виду, мистер Батурин, - улыбнулся Гасуэлл. Он уже давно понял, что именно хотел получить клиент, и мог предъявить искомое сразу, но ему нравилась предварительная игра, нравилось показывать товар, даже если он знал наверняка, что дом клиенту не подойдет. Но и затягивать игру не следует, это Гасуэлл понимал тоже, иначе у клиента иссякнет терпение. Некоторые могут хлопнуть дверью - люди сейчас нервные, даже когда у них достаточно денег, чтобы позволить себе домик в деревне.
- Как вам это? - спросил агент, и Максим увидел на экране воплощенную в камень мечту своей жены Полины. То самое, о чем она ему рассказывала, когда они начали встречаться три с половиной года назад и у нее еще был прежний жених, нелепо вскоре погибший.
На солнечной поляне (лес на заднем плане, недалеко, пешком минут десять, наверно) стояло сооружение, которое назвать домом мог только приземленный прагматик, не ощущавший в душе призывов неведомого, давно ушедшего, но всегда остающегося и устремленного в будущее времени. Правильнее было бы назвать сооружение замком, поскольку башенки возвышались по углам, как шахматные ладьи, и портик с двумя колоннами перед дверью, большие окна, труба (значит, в гостиной можно разжечь камин, протянуть к огню натруженные ноги), и что-то похожее на родовой герб намалевано было яркими красками под самой крышей.
- Прелесть! - не удержался от восклицания Максим, хотя и не собирался демонстрировать маклеру свое желание немедленно войти во владение этим домом и участком земли, и видом на окружающий пейзаж.
- Прелесть, - согласился Гасуэлл. - Стиль соблюден, верно? Будто настоящий!
- Что значит "будто"? - насторожился Максим. - Это макет, хотите вы сказать?
- Ну что вы! - улыбнулся Гасуэлл. - Дом построен по проекту архитектора Джошуа Мак-Наббса в одна тысяча девятьсот сорок девятом году по заказу сэра Генриха Меллори. Сэр Генрих был большим любителем старины, как... гм... ваша супруга, мистер Батурин. Дом продается по простой причине: сэр Генрих скончался в прошлом году, долгов у него осталось больше, чем предполагали наследники... История житейская и даже в чем-то банальная.
- Где? - спросил Максим, прервав увлеченный рассказ маклера.
- Совсем недалеко, и в этом большое преимущество! На машине от Лондона минут сорок, юго-западная Англия, полторы мили от Селборна, это небольшой городок, скорее даже деревня. Рядом железнодорожная станция Олтон.
- Естественно, удобства... - начал Максим.
- Это современный дом, хотя и выглядит, как крепость, способная выдержать осаду! Две ванны, две спальни и кабинет на втором этаже. На первом - столовая, кухня, гостиная. Солярий на крыше, туалетные комнаты, разумеется, - тоже две...
- Гараж?
- Не попал в кадр. Разумеется, гараж и еще сарайчик для хранения сельскохозяйственных принадлежностей. Сэр Генрих обожал работать в огороде. Правда, урожай у него всегда погибал, потому что в сельском хозяйстве сэр Генрих смыслил, как...
- Я хотел бы осмотреть дом, - в очередной раз перебил маклера Максим. - И цена - сколько это стоит?
- Цена вполне приемлемая, - уклончиво отозвался Гасуэлл. О цене он всегда говорил после того, как клиент ознакомится с потенциальной покупкой. Тогда и названное число не произведет слишком неприятного впечатления. - Поедем прямо сейчас?
* * *
Полина сидела у открытого окна в легком плетенном кресле и пыталась читать свою любимую леди Агату. Книжка была знакома с детства и читана раз тридцать, а может, и все сто. Но если нужно было успокоиться, отдохнуть или отвлечься от ненужных мыслей, Полина не знала лучшего средства, чем еще раз пробежать взглядом по страницам и будто впервые узнать, что на самом деле беднягу Экройда убил добрый и участливый доктор Шелтон...
Максим уехал и оставил ее одну. Он всегда уезжал, и всегда она оставалась одна на какое-то время, казавшееся ей то ужасно долгим, растянутым, как резина, а то быстрым, как шаги почтальона. Сегодня время двигалось в обычном своем темпе, и день был обычным, и облака, и прохладный воздух, и запах скошенной травы.
Полина отложила книжку и прислушалась к доносившимся из сада скрипучим звукам передвигаемой с места на место лестницы-стремянки и тарахтенью какого-то механизма. Это Джесс, садовник, служивший еще у прежнего хозяина, занимался обычным делом - то ли подрезал слишком длинные ветви, то ли подвязывал их, чтобы лучше держались: ни в ботанике, ни в садоводстве Полина не понимала ничего, с детства не могла отличить липы от клена, но изумительные запахи цветущего сада или жаркой, залитой солнечным светом, рощи волновали ее, заставляли замирать от восторга, вдыхать чудесный аромат и...
Господи, эти звуки могут свести с ума!
Полина выглянула из окна - Джесс закончил работу и, взвалив лестницу на плечо, направлялся к сарайчику. Увидев молодую хозяйку, он левой рукой приподнял соломенную шляпу, расплылся в широкой улыбке и произнес фразу, ставшую уже традиционной, если можно говорить о традициях, срок которым - без году неделя:
- Приятный день, миссис Батурин. Я вижу, у вас хорошее настроение.
Полина улыбнулась в ответ и кивнула. Макс сделал жене удивительный подарок, купив этот дом на юге Англии, - она все уши прожужжала ему, рассказывая о своей любви к старинным замкам, о том, что ей хотелось бы жить не в Москве, а в старушке-Европе, лучше всего в Англии, где да, туманы, да, промозглая осень, но такая замечательная архитектура, такое мягкое солнце летом и печальное зимой, и если поселиться в старинном доме, где когда-то собирались рыцари, пусть не Круглого стола, пусть более позднего периода, но непременно в латах, и ощущение этих лат, их вневременной запах чтобы сопровождали ее в каждой комнате...
"Вальтера Скотта начиталась", - ворчал Максим, но сам он разве не зачитывался в школе романами о проклятых французских королях и о бедняге Карле Первом, которому отрубили голову невежественные пособники злого Кромвеля?
Когда они поженились, Полина все еще была в депрессии после смерти Сергея, и Максим не мог оставлять жену надолго, несколько раз в день приезжал, чтобы посмотреть ей в глаза, удостовериться, что все в порядке, и уезжал опять. Куда, зачем - Полина не знала, и не было у нее никакого желания знать, чем занимался ее муж. Иногда она думала, что ей было бы все равно, даже если бы он завел любовницу; на самом деле это было не так, сопернице она, конечно, выцарапала бы глаза, но соперницы у Полины не было, это она знала точно, ей не нужно было спрашивать у Макса, где он пропадал и с кем проводил время до полуночи, а то и до поздней ночи. Не с женщиной. Остальное Полину не волновало. Работа? Деньги? Новая квартира в престижном районе? Переезд? Ремонт? Поездки в Варну и на Лазурный берег?
Работа - все мужчины работают, такая у них природа. Деньги - все мужчины зарабатывают, одни меньше, другие, как Максим, больше, и это естественно, кто должен в дом деньги приносить, если не муж? Новая квартира - ах, Господи ты Боже мой, четыре стены, и мебель современная, бездушная, трогаешь пальцами, а она не отзывается, молчит. А поездки на зарубежные курорты вовсе не для ее нервной системы: видеть чужих людей, надевать платья с декольте, чтобы вся грудь наружу, ну да, красивая у нее грудь, глядеть, наверно, приятно, а у кого-то возникает желание, но ей это ни к чему, лишнее волнение, Макс, прошу тебя, поедем домой, мне здесь не по себе, в тишину хочу, в свою комнату, где все мое и ты тоже мой, ты ведь только мой, верно?..
У всего на свете есть причины, но разбираться в них у Полины не было желания. Ее мир должен был оставаться спокойным, как пруд, освещенный полной безмятежной луной, и Максим создавал для жены, как мог, именно такой мир, чтобы Полине было в нем уютно.
"Хочешь, переберемся в другое место?" - спросил он как-то, вернувшись из очередного вояжа, во время которого, как догадывалась Полина, заработал для своей фирмы очередной миллион.
"В Париж?" - спросила она.
"Почему в Париж? - удивился Максим. - В Париже шумно. Тебе ведь Южная Англия нравится, верно? Корнуолл, скажем, или берега Эйвона?"
"Корнуолл, - повторила Полина знакомое с детства название. - Там, наверно, можно снять на время какой-нибудь замок? Ну, не замок, я понимаю, но старый дом времен королевы Виктории?"
"Почему снять? - улыбнулся Максим. - Купим дом и будем в нем жить. Если тебе нравится эта идея"...
Господи, он еще спрашивал!
В ту ночь Полине показалось, что у них с Максом непременно родится ребенок - так все было хорошо, удивительно, давно так хорошо не было, и это должно было означать что-то, потому что все в этом мире имеет единственное значение, а предзнаменования следует искать в каждом слове, каждом жесте, потому что каждое движение, жест, слово, тем более поступок что-то означают для будущего, но читать этот язык символов мы не умеем, а если бы умели, то не делали бы многое из того, о чем потом неисправимо жалеем.
* * *
- Джесс, - сказала Полина, обращаясь к садовнику, - что тарахтит там, возле сарая? Так неприятно...
- Это газонокосилка, миссис, - сообщил Джесс. - Харви, мой помощник, займется цветником, вон тем, с маргаритками.
- А нельзя ли, - сказала Полина, не привыкшая разговаривать с обслугой так, как должна разговаривать настоящая английская леди, - нельзя ли, чтобы Харви сделал это потом, такой неприятный звук... После обеда я пойду погулять в лесок, и тогда... Если, конечно...
- Как скажете, миссис Полина, - Джесс еще раз приподнял шляпу и, положив лестницу на траву, направился к сараю. Через минуту досаждавший Полине звук оборвался и в наступившей тишине стал слышен чей-то далекий смех и какая-то далекая музыка, и чьи-то далекие аплодисменты: это на кухне, где хозяйничала экономка и кухарка Глэдис Баркер, работал телевизор.
Полина опустила оконную раму и чуть не придавила себе пальцы. Она жила в этом своем доме третью неделю и все еще не могла привыкнуть к английским окнам, к английским раковинам с латунными затычками на цепочке, к английским кранам, где горячая вода не смешивалась с холодной, к английской чопорной простоте, выглядевшей высокомерием, и к себе-новой она не могла привыкнуть тоже. Что-то в Полине с переездом изменилось, что-то ей не известное возникло в ощущениях - то ли запах, то ли звуки здесь распространялись как-то иначе, а может, все, что она чувствовала, было лишь сугубо внутренним, психологическим, не реальным. Определить словами произошедшие с ней изменения Полина была не в состоянии, но то, что происходило, ей нравилось. Она спокойно и долго спала в высокой спальне на огромной кровати с балдахином, казавшимся ей таким же естественным и необходимым, каким казались в московской квартире антресоли, где отец хранил всякий хлам, который мама каждую весну норовила собрать в большой мешок и выкинуть на помойку. Полина боялась сначала, что ей будет тоскливо по вечерам одной, без мужа, а ночью ее станут мучить кошмары - призраки будут выходить из стен, завывать осенними голосами и размахивать белесыми прозрачными руками. На самом деле ничего этого не произошло, и Полина даже немного удивлялась самой себе: Максим уехал по делам на третий день после новоселья, ночью в доме оставалась только экономка, мисс Баркер, старая дева неопределенных лет (иногда Полина могла дать ей все семьдесят, а иногда - не больше сорока пяти), и Полине было спокойно, потому что она всегда могла представить, как мисс Баркер возится у себя в комнатке, примыкавшей к кухне; стоило только нажать на одну из кнопок, имевшихся во всех комнатах второго этажа, и экономка в ту же минуту примчится с вопросом: "Что-нибудь нужно, миссис Батурин?"
Полине было спокойно - дом построили в конце сороковых, на волне послевоенного строительного бума, он только выглядел старым, а на самом деле здесь не могло быть фамильных призраков, поскольку никогда не жили в этом поместье представители древних английских родов и, соответственно, не умирали, и несмываемым пятнам крови в спальне неоткуда было взяться, как и убиенным младенцам, взывавшим к милосердию и справедливости.
После обеда (надо бы научить мисс Баркер готовить борщ по-украински, а впрочем, не нужно, еще подумает, что хозяйка вмешивается не в свое дело) Полина действительно отправилась в лесок, взяв с собой книжку, привезенную из Москвы, - последний роман Улицкой. На полянке под раскидистым деревом, в сотне метров от дома стояла скамья с удобной спинкой и врыт был в землю столик, солнечные лучи пробивали себе путь сквозь густую листву и играли зайчиками на книжных страницах, Полина читала медленно, наслаждалась каждой прочитанной строчкой и не обращала уже внимания на доносившиеся со стороны дома визгливые звуки газонокосилки.
Вечером она смотрела телевизор - на крыше стояла "тарелка", принимавшая четыре московские программы, - а часов в десять позвонил Максим, говорил ласковые слова, обещал приехать не позднее уик-энда, пожелал спокойной ночи и сказал, что любит и жить без своей милой Лины не может. Как обычно.
В одиннадцать, когда по первому московскому каналу закончился концерт Баскова (Полина терпеть не могла ни его пение, ни слащавую внешность, но по другим каналам смотреть было и вовсе нечего, сплошная политика и репортажи из "горячих точек"), она разобрала постель, легла под легкое, но очень теплое пуховое одеяло, и ей показалось, что сразу уснула - во всяком случае, когда она проснулась от странного звука, на дно сознания все еще оседали обломки прерванного сна.
Звук, разбудивший Полину, повторился, и она прислушалась, приподнявшись на локте. Похоже, что в коридоре кто-то передвигал с места на место тяжелый шкаф. Шкаф скрипел и грозил развалиться.
"Что это Глэдис себе позволяет?" - подумала Полина. Она включила ночник, и взгляд ее упал на часы, висевшие на стене напротив кровати. Была одна минута первого.
Скрип в коридоре прекратился, но наступившая тишина показалась Полине еще более громкой, будто гудел сам воздух, и невозможно было определить высоту гула: то ли на границе ультразвука, то ли наоборот, это был уходивший в глубину звукового ряда бас.
Она опустила босые ноги на холодные доски пола, нащупала тапочки, и почему-то от ощущения теплоты в ногах стало очень холодно плечам, ночная рубашка сползла и едва прикрывала грудь, Полина накинула на плечи шерстяной платок.
Стрелка на часах беззвучно прыгнула на минуту вперед, и сразу же звук в коридоре возобновился - теперь это были чьи-то гулкие шаги, медленные и приближавшиеся: шаги Командора, Судьбы, Рока, Провидения.
Полина стояла рядом с кроватью, дрожала то ли от страха, то ли от холода, и была не в состоянии сделать ни шага. По коридору кто-то шел и бормотал себе под нос, Полина слышала это приглушенное бормотание, слышала шаги, скрип половиц, на несколько секунд некто замирал, и тогда опять начинал звучать воздух, а потом шаги и шепот возобновлялись, и воздух замолкал, будто два этих разных звука не могли сосуществовать в одном пространстве.
Кто-то прошел мимо спальни, Полине показалось, что дверная ручка начала медленно поворачиваться, но это было игрой воображения - звуки удалились в сторону лестницы, но спускаться на первый этаж некто не стал: шаги смолкли, шепот прекратился, гул воздуха тоже начал утихать, и когда минутная стрелка на часах скакнула еще на одно деление, в доме наступила нормальная тишина, какую распознаешь сразу, потому что складывается она из привычных и обычно не осознаваемых звуков: едва слышного гула холодильника на кухне, тиканья стоячих маятниковых часов в гостиной, и сверчок, на которого Полина привыкла уже не обращать внимания, подал свой голос, показавшийся соловьиным пением.
Если кто-то ходил по этажу, подумала Полина, то сейчас он стоит у лестницы и, видимо, боится спуститься, ведь в коридоре темно, хоть глаза выколи. Если сейчас раздастся грохот падения, это будет естественным продолжением, и тогда можно будет выйти и посмотреть, кто пробрался ночью в дом и сломал себе шею, упав с крутой лестницы.
Однако никто с лестницы не падал, ступеньки не скрипели, и значит, если все предшествовавшие звуки не были игрой ее воображения, то некто стоял сейчас у перил и, может быть, пытался нашарить на стене выключатель. Некто мог и не знать, что выключателя в коридоре вообще не было, свет - три бра вдоль стены - включался в каждой из комнат, и еще был выключатель внизу, в холле.
Если в дом проник грабитель, нужно звонить в полицию, но Полина не знала, что в таких случаях говорить, и номер телефона тоже помнила не точно: может, сто или, кажется, сто один. В Москве ноль два, но то в Москве...
Единственным телефонным номером, который сейчас приходил Полине на память, был номер комнаты на первом этаже, где спала Глэдис, и Полина, подняв трубку стоявшего на тумбочке возле кровати большого телефона, выполненного в стиле моделей начала прошлого века, набрала шесть цифр. Тишина прервалась нудным повторящимся зуммером, Полина считала: пять, восемь, одиннадцать... Неужели Глэдис спит так крепко? А может, это она и стоит сейчас у лестницы, имея какое-то тайное намерение?..
- Алло, - сказал в трубке низкий голос, в котором трудно было узнать голос кухарки. - Алло, алло...
- Глэдис, - сказала Полина. - Ой, простите, мисс Баркер, это я... Извините, что разбудила вас, но, вы понимаете...
- Миссис Батурин? - сразу проснулась кухарка и заговорила обычным дневным голосом. - Дорогая, что-нибудь случилось? Вам что-то нужно?
- Мне нужно, - медленно проговорила Полина, - чтобы вы ко мне поднялись. То есть... Сначала посмотрите - нет ли кого-нибудь в коридоре... И у лестницы.
- Да кто там может быть? - удивилась мисс Паркер, но спорить не стала и, сказав коротко: "Сейчас приду", положила трубку.
Минуту спустя Полина услышала торопливые шаги, скрип половиц, а потом быстрый стук в дверь и голос кухарки: "Миссис Батурин, это я!"
Полина плотнее запахнула платок и повернула ключ в двери. Глэдис вошла в спальню, и Полина успела заметить, что в коридоре, конечно же, горит освещение.
- Это вы включили бра? - спросила она.
- Я, - кивнула кухарка.
- Там... никого не было?
- Кто же там мог быть? - сказала мисс Баркер, глядя на Полину взглядом полицейского следователя, поймавшего важного свидетеля на том, что тот пытается повесить лапшу на уши представителя закона.
- Не знаю, - сказала Полина и опустилась на кровать. - Мне показалось...
Кухарка не стала спрашивать, что именно показалось хозяйке, воображаемое ее не интересовало, она поправила сползшее на пол одеяло, забрала со столика поднос с чашкой - Полина перед сном пила молоко - и спросила:
- Вы хорошо себя чувствуете, миссис Батурин?
- Да, - сказала Полина. - А почему вы... Я дважды вас спросила, и вы оба раза ответили вопросом на вопрос.
Мисс Баркер нахмурилась и пробормотала, отступая к двери:
- Не пойму, о чем вы.
- Ну, как же... Я спросила "Есть ли кто-нибудь в коридоре?" А вы не сказали "Нет", вы спросили: "Кто же там мог быть?"
- Но кто же там мог быть? - с недоумением сказала кухарка, не понимая, чего хочет от нее хозяйка в первом часу ночи. - Никого там нет. Вам, наверно, что-то дурное приснилось. Хотите, принесу еще молока? Или согреть чаю?
- Спасибо, не надо. Извините, мисс Баркер, что я вас разбудила...
- Да я не спала еще, - сказала кухарка, - я телевизор смотрела, в наушниках, чтобы тихо, и не слышала, как телефон звонил.
- Что показывали? - программа Полину не интересовала, но нужно было сказать что-нибудь вежливое и не обязательное.
- Передача для полуночников. Болтовня всякая, но если не спится, то в самый раз... Вам действительно ничего не нужно, миссис Батурин?
- Спасибо, мисс Баркер. Идите спать, я вас больше не потревожу.
Когда шаги стихли и голос сверчка опять стал единственным звуком в ночной тишине, Полина встала и подошла к двери. Уходя к себе, Глэдис наверняка выключила свет в коридоре. Приоткрыв дверь, Полина убедилась в том, что снаружи темно, и сразу закрыла дверь. Никого она, конечно, не увидела, только слева в окне можно было разглядеть черные на темном фоне силуэты деревьев.
Она заперла дверь, легла и сразу уснула - крепко и без сновидений.
Кто-то ходил по коридору, доходил до лестницы и возвращался, бормотал себе под нос, а однажды заглянул в спальню, постоял над спавшей Полиной и ушел восвояси.
* * *
Утром позвонил из Москвы Максим и расспрашивал Полину о том, что ей снилось. Полина сидела у окна, пила чай с булочками и смотрела, как над лесом носятся стаи птиц - издалека она не могла определить, были это ласточки или воробьи.
- Макс, - сказала Полина, - я так по тебе скучаю, ты не представляешь!
- Я тоже, - признался муж, но активного желания в его голосе Полина не услышала. Она читала в каком-то журнале, в "Коспополитен" или в "XXL", о проблемах деловых мужчин, но ей раньше казалось, что к ее Максу это не имеет отношения.
А если у него в Москве любовница?
Чепуха, подумала Полина, слушая, как муж объясняет, какая она хорошая, и как он хочет быстрее покончить с делами и приехать к ней на уик-энд. Чепуха, думала она, в Москве Макс бывает не больше времени, чем в Париже, Мадриде, Лондоне или Тель-Авиве. Может, и там у него по любовнице? Чепуха, он так устает от работы, что почти сразу засыпает, его попросту не хватит на другую женщину, и не нужно думать об этом, не нужно на этом зацикливаться...
И конечно, весь день Полина думала только об этом - как ее Макс приезжает по делам в Мадрид, и там его ждет у трапа самолета пышная рыжекудрая Кармен, а в Париже он сразу едет на Елисейские поля к худой, как палка, Жаннетт...
Хватит, говорила себе Полина и начинала с начала. Кто ждет ее мужа в Мадриде, кто в Тель-Авиве, а она тут, в английской глуши, которую сама себе вымечтала...
Вечером удалось чуть-чуть развеяться: заехали Барыкины проездом из Дувра в Лондон, Костя, как обычно, рассказывал анекдоты, а Ира, о которой Полина не знала, приходится ли она Косте женой или очередной секретаршей, только слушала и смотрела огромными влюбленными глазами. Полина предложила гостям переночевать, но Костя не согласился - у них забронирован был номер в "Хилтоне", на двух уровнях, с джакузи, и терять восемь сотен баксов он, конечно, не собирается, так что ты уж прости, Полиночка, мы с Ирочкой поедем, тем более, что шофер наш успел выспаться на своем водительском месте.
- Как? - воскликнула Полина. - Он так и сидит в машине? Пять часов? Не кормленный?
- Такая у него работа, - пожал плечами Костя. - А еда у него с собой. Сухим пайком. Так мы поедем, Иринка?
Полина гостей не задерживала - почему-то ей стало неприятно их присутствие, а ведь Костю Барыкина она знала не один год, старый приятель Максима, вместе начинали многие дела, но ей неожиданно захотелось побыть одной, и чтобы Максим позвонил перед сном, пожелал спокойной ночи и сказал, как скучает, и чтобы голос у него был не такой, как утром. Вечерами у всех мужчин голос меняется, у Максима тоже, вечерний голос предвещает, а утренний отбирает, это разные голоса, но муж так и не позвонил, и в половине одиннадцатого, выпив поданный в спальню чай с хрустящим хлебцом, Полина легла в постель.
Ей показалось, что она заснула сразу. Но почему-то глаза ее сами собой открылись в тот момент, когда стрелки часов соединились друг с другом на числе 12. Полина подумала даже, что спит - иначе как объяснить, что на часах всего одна стрелка, стоящая торчком?
В этот момент в коридоре что-то упало.
* * *
Полная луна светила прямо в торцовое окно, свет был холодным, но таким ярким, что видно было каждую висевшую в воздухе пылинку.
Запахнув халатик, Полина стояла на пороге спальни и смотрела. Она хотела закрыть глаза, но не могла. Хотела захлопнуть дверь, но руки не слушались. Хотела закричать, но в горле случился спазм. Хотела проснуться, но понимала, что проснулась минуту назад, ровно в полночь, услышала в коридоре шум и встала посмотреть, не подумав о том, что это может быть...
Белесый призрак висел сантиметрах в двадцати над полом, будто голографическая проекция. Лунный свет пронизывал изображение, и за фигурой мужчины Полина различала перила в конце коридора, где начиналась ведущая на первый этаж лестница.
На призраке были широкие брюки и рубаха с длинными рукавами. Может, у него была пышная шевелюра, а может, нимб. Призрак выглядел однотонным, блестящим, серебристо-стальным. И полупрозрачным.
Мысль в ее голове была почему-то одна: откуда здесь взяться привидению, если дом построили всего полвека назад?
Призрак поднял руку, и от этого движения что-то всколыхнулось в воздухе, Полина ощутила на щеках холодное дуновение, а призрак опустился, наконец, на пол и пробормотал низким голосом, в котором, однако, было столько высоких обертонов, что казалось - кроме обычных звуков слышен еще и уходящий в высоту скрип:
- П-ш... П-ще-нн...
Сердце колотилось так, как в прошлом году рвалась из рук Полины горлица, влетевшая в их московскую кухню и не нашедшая иного для себя места, кроме крышки холодильника.
- Не надо... - сказала Полина. - Я не хочу...
Привидение шипело, как шкварки на сковородке, смотрело на Полину злобным взглядом, делало руками пассы, будто фокусник на эстраде, и медленно отступало к лестнице.
Полина рванула на себя дверь, захлопнувшуюся с ужасающим грохотом, от которого наверняка должна была проснуться Глэдис в своей комнате на первом этаже. Привалившись к двери, Полина чувствовала спиной холодное дерево, и с каждой секундой спине становилось холоднее, ночная рубашка примерзла к ледяной уже древесине, Полина дрожала так, что зуб не попадал на зуб, и неожиданно поняла, хотя и не могла сама себе объяснить, откуда возникла такая уверенность, что проклятый этот призрак стоит за дверью, а может, приложил к дереву руку, и потому такой холод снаружи, и сейчас прозрачная ладонь схватит Полину за волосы...
- Нет! - закричала она и секунду спустя оказалась в постели под одеялом, в темноте перед глазами расплывались розовые круги, а может, это призрак, проникнув сквозь стену, собирал себя по частям и сейчас возникнет перед ней - злой, шипящий, как змея, и готовый...
К чему?
Мобильник лежал на тумбочке у изголовья, Полина думала, что аппарат не удержится в ее дрожавших руках, но она даже сумела набрать номер и, зарывшись лицом в подушку, слушала долгие гудки, а потом вежливый женский голос сказал, что абонент временно недоступен, и Полину охватило отчаяние: почему недоступен, чем занят Максим в первом... нет, у него в Москве на три часа больше... в четвертом часу ночи? С кем он, если отключил аппарат? Кого привел к себе и что сейчас с ней делает?
Трель из мобильника разорвала плотную тишину, и Полина стала нажимать на все кнопки подряд, а потом затихла, услышав сонный голос мужа, приходила в себя, а голос становился все громче, раздраженней и беспокойней:
- Лина, ну что, почему ты молчишь, ты же позвонила, я спал, ну говори, в конце концов, что ты хочешь сказать?
- Макс, - Полине казалось, что голос у нее скрипит так же, как скрипел в коридоре голос привидения, на самом деле она говорила вполне внятно и даже без признаков недавней паники. - Макс, тут привидение, представляешь, настоящее, я вышла, а он на меня руками...
- Не понял, - резко сказал окончательно проснувшийся Максим. - Кто-то влез в дом? Ты позвонила в полицию? Разбудила Джесса?
- Никто в дом не влез, это привидение, понимаешь, настоящее, в коридоре, сквозь него все видно...
- Стоп, - сказал Максим. - Так это живой человек или нет?
- Нет!
- Ага... Тогда прими снотворное, ложись под одеяло и постарайся уснуть.
- Откуда здесь привидение? Это же не старый дом. Здесь никого не убивали, да, не убивали, правда?
- Никого, - сказал Максим. - Ты можешь успокоиться и заснуть? Тебе приснилось...
- Не приснилось! Я видела.
- Хорошо, - согласился Максим. - Видела. А сейчас спи. И мне дай выспаться, у меня утром важная встреча. Я тебе позвоню, когда ты проснешься, хорошо? В девять часов.
В двенадцать по-московски, сообразила Полина.
- Да, - сказала она, - хорошо, Макс. Не сердись. Я люблю тебя.
- Я тебя тоже люблю, - недовольным голосом сообщил Максим. - Спокойной ночи.
Хорошо, - подумала Полина, - что можно позвонить и услышать голос, и успокоиться, а то с ума сойдешь, это только в романах с привидениями просто общаться, а на самом деле кошмар, и кровь стынет...
- Пожалуйста, - произнес низкий голос, - прошу прощения, я бы все-таки хотел войти. Можно поговорить и так, но вы меня не видите, и это создает некоторые неудобства. Для вас, не для меня.
Мобильник упал на пол. В спальне было темно и душно. Голос звучал. Мама, - думала Полина. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Очень тебя прошу.
- Так мне можно войти? - с некоторым нетерпением спросил голос. Слышно было так ясно и близко, что у Полины вырвалось:
- Вы же здесь уже! Кто?
- Ах, - произнес голос. - Ну хорошо. Все эти церемонии... Извините.
В воздухе возникло движение, у стены рядом с дверью начало светлеть, блеклое пятно выступило, будто горельеф, а потом отделилось от стены и стало человеком, полупрозрачным, фосфоресцирующим.
Всякий страх имеет свои пределы. Сначала думаешь, что умираешь, а потом становится все равно. Будь что будет.
- Я не подойду ближе, - заявил призрак, остановившись посреди комнаты и оглядываясь, будто искал место, чтобы присесть. Что он мог видеть в темноте?
И холодно, Господи, как же холодно... И душно. Как это возможно, чтобы сразу и холодно, и душно?
- Холодно, - пробормотала Полина, стуча зубами.
- Наверно, - согласился призрак. - Так уж устроено, ничего не могу поделать... Послушайте, мисс, вы можете оказать мне большую услугу, понимаете?
- Нет, - сказала Полина, от холода язык ее способен был выговаривать лишь самые короткие слова, не фразы даже, одно-два слога, и она спросила: - Откуда?
- Откуда? - повторил призрак, и глаза его сверкнули холодным огнем, взгляд пронзил Полину насквозь, так ей, во всяком случае, показалось. - Но это очевидно! Для вас - тот свет. Для меня тоже был, пока я не умер. Тот свет, - повторил призрак, - потусторонний мир, страна мертвых...
- Мама, - пробормотала Полина.
- Я могу присесть? - осведомился призрак, показывая белесой полупрозрачной рукой на край кровати.
- Нет, - быстро отозвалась Полина и тут же поправилась: - Да.
Он примнет одеяло своим весом? - отстраненно подумала она. - Разве призраки имеют вес?
Оказалось, что веса призраки не имеют, и от того, что тень опустилась на край кровати, одеяло не примялось, но, что показалось Полине удивительным, пружины явственно скрипнули в ответ на какую-то приложенную к ним силу.
- Нужно серьезно поговорить, - сказал призрак. Полина видела, как шевелились губы, и удивительным было то, что артикуляция не соответствовала произнесенным словам. Будто в плохо дублированном фильме. Призрак уже и рот закрыл, а последнее слово все еще звучало.
- Господи, - Полина вспомнила о нательном крестике, подаренном когда-то подругой ее Зиной и положенном в шкатулку, а куда делась шкатулка после переезда, Полина не помнила, но крест оказался бы, наверное, к месту - призраки боятся креста. Или креста боится дьявол, а призракам все равно?
- Я не боюсь креста, - вздохнул призрак. - Глупости это. Предрассудки.
- Вы понимаете мысли? - вырвалось у Полины.
- Нет, с чего бы? - сказал призрак. Похоже было, что разговор привел его в благодушное расположение, он даже стал меньше светиться и будто сгустился, сквозь него и виделось теперь хуже, того и гляди он станет обычным человеком. Неужели так и произойдет? - мелькнуло в голове у Полины.
- Послушайте, - сказал призрак, - мы все время сбиваемся с темы. Так вы согласны мне помочь?
- Не понимаю, - сказала Полина. - Помочь? Что вам нужно?
- Вот настоящий разговор, - одобрил призрак. - Мне нужно найти убийцу, и я надеюсь на вашу помощь.
Убийцу. Ну конечно. Чего еще может хотеть нормальное английское привидение? И что он... оно... станет делать со своим убийцей, если найдет? Проткнет бестелесным пальцем? Напугает до смерти, а потом расправится с ним там, у себя, в загробном мире?
- Позвольте мне изложить свое дело, - продолжал призрак, - иначе мы будем ходить до утра вокруг да около.
- До утра? - ухватилась за оговорку Полина. - А потом вы уйдете?
- Вы же прекрасно знаете! - раздраженно сказал призрак. - С первыми петухами. А точнее, как только начнется рассвет в сугубо астрономическом смысле. Увеличение освещенности.
- Вы боитесь только дневного света или...
- Послушайте! - воскликнул призрак. - Так мы никогда не доберемся до сути! Я отвечу на ваши вопросы, но не сейчас. Вы позволите мне, наконец, изложить мою просьбу?
Полина кивнула. Призрак устроился поудобнее, отчего пружины опять скрипнули, сложил на груди руки, вздохнул так, как и положено вздыхать уважающему себя привидению - мрачно, замогильно, с подвыванием и невесть откуда взявшейся струей ледяного воздуха.
- Холодно? - участливо спросил призрак. - Еще раз прошу прощения. Давайте начнем с представления, хорошо? Вас зовут...
- Полина, - пробормотала она. - Полина Батурина.
- Верно. А мое имя Крис Кадарос. Родился я по вашему летосчислению - грегорианскому, я имею в виду - в году от Рождества Христова тысяча семьсот восемьдесят восьмом, а умер в возрасте шестидесяти трех лет.
- Вы... жили в этом доме? - спросила Полина. - Ну... то есть... когда были живы?
- В этом? - удивился призрак. - Нет. Ах, вот что! Призраки являются на то место, где их застала смерть, да? Есть такие, согласен. Смотря какая смерть, кстати. Если насильственная, особенно с применением... Нет, я не жил в этом доме... Прошу прощения, какое у вас образование?
Вопрос показался Полине неуместным, но ведь и присутствие в ее комнате разглагольствующего о насильственных смертях привидения тоже было явлением не вполне совместимым с хорошими манерами и здравым смыслом.
- Высшее, - сказала она. - Английская филология. Московский университет.
- О! - протянул призрак. - Понятно, почему вы так хорошо говорите по-английски. Но в математике вы, как и я, полный нуль. Простите. Это констатация. Поэтому я не смогу вам объяснить, какие законы природы действуют при моем перемещении.
Конечно. Макс так обычно с ней и разговаривал, если не хотел что-то объяснять - ты, мол, гуманитарий, не поймешь, не буду забивать тебе голову... Отговорки.
- Миссис Полина, - сказал призрак, - давайте перейдем к делу. Видите ли, по профессии я сыщик.
- Вы расследовали преступления? - заинтересованно спросила Полина.
- Расследовал? Я сейчас этим занимаюсь!
- Вы хотите сказать...
- Да! Да! - призрак начал проявлять нетерпение. - Сейчас! И здесь я по долгу службы. Вы дадите мне, наконец, досказать до конца?
Полина молча кивнула и плотнее закуталась в одеяло.
- Итак, я расследую преступление. Убийство.
Господи, как все странно... Зеленоватая полупрозрачная фигура сидела в ногах кровати, сквозь нее смутно проступали контуры двери, а разговор шел такой, будто Полину вызвал к себе участковый уполномоченный майор Борисов Егор Константинович, усадил на жесткий стул в маленьком своем закутке и сказал мрачно, как он говорил всегда, будто эстрадный комик, сосредоточенно произносивший со сцены очень смешную репризу: "Буду с вами откровенен. Вчера во дворе убили человека".
Откровенность была лишней - все знали, что вечером была драка, и кто-то пырнул ножом Викентия из третьего подъезда. Полина возвращалась домой от подруги, мимо пробежали двое, фонари светили ярко, но ей и в голову не пришло, что на парней следует обратить внимание. Она заметила только, что один был высоким и сутулился, а второй семенил как-то боком, будто ему что-то мешало или он нес что-то под одеждой, а какой была одежда, Полина не разглядела, о чем уже дважды сообщала: милицейскому оперу, а утром - в отделении, когда подписывала протокол. Ну что еще Борисову нужно?
Тогда, к счастью, тремя неприятными допросами все ограничилось. Убийц то ли поймали, то ли нет, Полина не знала, вспоминать, как с ней говорили в милиции - вежливо, но так, что хотелось бежать на край света, - не любила, но картинка всплыла в памяти сама собой, и Полина не сдержалась:
- Разве его еще не поймали?
- Кого? - переспросил призрак и переместился на полметра ближе к Полине, не сделав для этого никаких видимых усилий: будто куклу пересадили с места на место. - Что вам известно?
- Нет, я... - Полина поняла, что сморозила глупость и дала себе мысленно слово впредь молчать, тем более, что во рту пересохло, язык казался шершавым и огромным, и в голове гудело так, будто рядом работала газонокосилка, мешавшая думать, смотреть, жить.
Полина натянула одеяло на голову, стало темно, уютно, сквозь материю доносилось бормотание, кто-то молился или читал нудный роман на сон грядущий. Нужно заснуть, - думала Полина, - утром окажется, что это был сон, и я его даже помнить не буду.
Бормотание прекратилось, наступившая тишина ударила по нервам, он ушел, конечно, ушел, и слава Богу, нужно спать, спать, не нужно смотреть, не нужно...
Полина рывком откинула одеяло и воскликнула:
- Господи, вы еще тут!
Призрак по имени Крис Кадарос стоял рядом с кроватью, покачиваясь, будто Ванька-встанька.
- До рассвета два с половиной часа, - извиняющимся голосом сообщил призрак. - Я все-таки надеюсь на вашу помощь.
Разбудить Глэдис? Джесс не услышит, даже если громко закричать - окно закрыто, сторожка далеко...
- Послушайте, - сказал призрак. - Я понимаю, что вы не верите ни в Бога, ни в черта, ни в потусторонний мир, ни в мир астральный... В Бога, должен сказать, я и сам не верю, в черта - тем более. Астральный мир если и существует, то мне его видеть не довелось, а что касается потустороннего, то уверяю вас...
Он все равно не сгинет, - подумала Полина. - Пока не пропоют петухи (какие петухи, я не слышала ни одного за все эти дни, может, в деревне и есть какая-то птица, но сюда петушиные вопли не доносятся, и слава Богу, спать не мешают), никуда этот... это... Пусть говорит, хуже было бы, если бы он стоял и молчал, и таращился своими глубокими глазами, или руками размахивал, или завывал, строил дикие рожи и оставлял на полу и стенах кровавые следы...
- Ну, знаете, - с видимым отвращением произнес Крис Кадарос, - это все, конечно, случается, но ведь и в человеческом обществе достаточно особей, которые ведут себя неприлично и способны плюнуть в тарелку соседа.
- Значит, - сказала Полина, - вы все-таки читаете мысли.
- Ваши мысли, - пожал плечами призрак, - написаны у вас на лице. При жизни я много времени уделял физиогномике, и должен сказать, наука эта мне здесь очень пригодилась, тем более при моей профессии.
- Итак, - продолжал Крис Кадарос, - двое суток назад была обнаружена без признаков жизни душа... м-м... имя вам знать не нужно. Перемещение произошло в направлении материального мира. Но поскольку имело место насильственное деяние - душа была умерщвлена с особой жестокостью! - то процесс был неадекватен, и материальное тело оказалось, во-первых, не в том времени, где должно бы, а во-вторых, с идентификацией - то есть, на самом деле, с физическим состоянием - тоже произошло несообразное, и я решительно не знаю, какую фамилию этот человек сейчас носит, какая у него биография и что он, собственно, сам о себе знает. Или воображает, что знает.
Призрак сделал шаг по направлению к изголовью кровати.
- Вот почему мне нужна ваша помощь, молодая леди! - завершил свою речь Крис Кадарос и замер, скрестив на груди руки.
Полина молча глядела, как белесая субстанция, называвшая себя человеческим именем и вполне внятно излагавшая свои желания, приблизилась на расстояние вытянутой руки. "Не надо, - молила она мысленно, - не подходи ближе, иначе я закричу, проснется Глэдис, и тебе придется уйти, и я не смогу сделать то, что ты хочешь, потому что еще не понимаю"...
- Не подходите, - сказала Полина. - От вас... Холод.
- Это не от меня... Моя температура равна температуре воздуха. А холод - вы его ощущаете, а я нет, - связан с потерей энергии при переходе. В физике я не очень... Я ведь сыщик, гуманитарий...
- И по физике у вас в раю были плохие оценки, - сказала Полина, не понимая, почему говорит именно эти слова, возможно, обидные, а, возможно, - и скорее всего, - просто не имевшие смысла: какая, действительно, школа на том свете, в раю или, скорее уж в аду, ведь в раю не могло быть убийств, а в аду это, возможно, обычное дело...
- Рай... - сказал призрак. - Ад... Мне тоже в свое время казалось... Вообще-то при жизни я был католиком. А школу окончил знаете где? Не поверите. В Рио-Гальегос, это Аргентина, край света. Впрочем, это неважно, не так ли? Мое образование, я имею в виду. Так я могу рассчитывать на вашу помощь?
Полина молчала, мыслей у нее тоже не было, запас жизненной энергии, поддерживавший ее, пока призрак вел нескончаемую, как ей теперь казалось, беседу, оказался исчерпанным. Полине стало все равно, что с ней будет, а призрак, не услышав ответа на вопрос, принял молчание за знак согласия и, отойдя на шаг, заговорил медленно, тщательно артикулируя - воображал, наверно, что так будет понятнее или, по крайней мере, внушительнее:
- Человек, которого я ищу, находится в пределах полуторамильной зоны, центр которой здесь, в этом доме. Тут рядом деревня... городок... Впрочем, этот человек может оказаться и в другом месте в пределах зоны. Он может вести себя неадекватно - вполне вероятна амнезия, полная или частичная. Он может затаиться, но должен где-то жить...
- Я понимаю, что это большая работа, - продолжал Крис Кадарос. - И вам будет трудно объяснить свой интерес. Скажем... Вы скучаете, вам не хочется сидеть дома, вы исследуете окрестности, просто любопытства ради. И заодно...
- Уйдите! - вырвалось у Полины.
- Что? - переспросил призрак.
- Я все поняла. Уйдите, прошу вас. Я хочу спать.
Все равно теперь не усну, - подумала она, - но пусть уйдет, я не могу больше, не могу...
- Хорошо, - призрак отступил к двери, взгляд его то ли потух, то ли что-то иное с ним приключилось, но Полина почувствовала, что никого в комнате нет, никто на нее не смотрит, Кадарос еще был здесь, белесая фигура распласталась туманом на фоне двери, и в то же время он уже ушел, как электрон, который мог находиться в двух местах одновременно, не будучи на самом деле ни в одном.
Может, он прошел сквозь дверь, а может, растаял в воздухе - был, и не стало. Упал мрак, такой мрак, какой Полина не могла выдержать, мрак полного отсутствия, в том числе отсутствия себя, собственного "я", собственной сущности.
И тогда Полина закричала.
* * *
- Спасибо, - поблагодарила она кухарку, допив невкусный, но, по словам Глэдис, очень полезный отвар. - Спасибо, я попробую уснуть.
- Я подумала, что в доме грабитель, - хмуро сказала Глэдис, забирая у Полины чашку. - Вы уверены, миссис, что с вами все в порядке?
- Конечно, - кивнула Полина. - Приснилось что-то.
- Оставить ночник?
- Да, спасибо.
Полина отвернулась к стене и закрыла глаза. Шаги мисс Баркер стихли в коридоре. Господи, какая противная бурда, неужели она пьет отвар всякий раз, чтобы лучше спалось? Странные все-таки вкусы у англичан, я бы лучше приняла таблетку. Кажется, она оставила дверь открытой, из коридора дует... А может, не из коридора...
* * *
- Вы хотите, чтобы я поехал с вами, миссис Батурин? - спросил Джесс.
- Я боюсь, что забуду о левостороннем движении, - объяснила Полина, - выеду на правую полосу...
- Да, я понимаю, - садовник снисходительно улыбнулся. Эти европейцы так и не научились ездить правильно - такой была мысль, написанная на его лице.
Утром позвонил Максим, почему-то из Праги, объяснил, что срочно вылетел по делам. Полина спросила, как там Карлов мост, но мужа не интересовали местные красоты. Куцый получился разговор, не обязательный.
Всю дорогу до городка - десять минут, да и то Джесс не очень торопился - Полина размышляла о том, с чего начать. И еще о том, что для сыщика Крис Кадарос вел себя странно. Может, у них в потустороннем мире все поставлено с ног на голову, но, по идее, сыщик должен искать преступника, убийцу, разве нет? Почему же он просил отыскать убитого? Жертву? Ночью Полине не пришло это в голову, и вопросы она задавала глупые, но сейчас, при свете дня, понимала, насколько странной была просьба Кадароса. Допустим, найдет она нового здесь человека, появившегося неизвестно откуда два дня назад. Допустим, она даже с ним познакомится и каким-то образом заставит его признаться в собственном потустороннем происхождении. Чепуха, конечно, если вдуматься. Кто, будучи в здравом уме и твердой памяти, на вопрос "откуда вы, сэр, сюда приехали?" ответит: "Из мира теней, миссис, из самого что ни на есть потустороннего мира"? Чепуха, верно?
Значит, признания - пусть это даже не царица доказательств - ей никогда не добиться. И придется строить версии: тот господин прибыл позавчера и поселился в пансионе, уверяет, что занимается продажей брошек или пилок для ногтей, а на самом деле... Придется искать местного констебля - чепуха, в общем, и чем ближе машина приближалась к Селборну, тем более невыполнимой казалась Полине простенькая вроде бы просьба Кадароса.
Ничего не выйдет.
С таким настроением Полина вышла из машины, попросив Джесса остановиться у двухэтажного дома из красного кирпича с надписью на фасаде: "Пансион "У камина".
Толкнув тяжелую дверь, Полина вошла в холл, уютный, ненавязчиво обставленный, надо бы и у себя сделать такую перестановку. У конторки сидела, положив ноги на подставочку, старушка - божий одуванчик, лет ей было не меньше восьмидесяти, а, может, и все сто, под стать мебели. Старушка, естественно, что-то вязала, и на вошедшую Полину даже не подняла взгляда.
Полина подошла ближе, неслышно ступая по толстому ворсистому ковру, так и не придумав первой фразы, с которой следовало бы начать разговор.
- Добрый день, дорогая! - сказала старушка, не отрываясь от вязания. - Если вас интересует пансион, то вынуждена вам с сожалением отказать, поскольку все комнаты заняты, ближайший выезд ожидается в следующую пятницу, но сразу же номер будет занят мистером Денновером, сделавшим заказ по телефону.
Речь хозяйки тянулась, как нить, которую она ловко пропускала спицами - прервать ее было все равно, что распустить вязание.
- Мое имя миссис Макс Батурин, - сказала Полина, - я живу неподалеку.