- Мне кажется, - неуверенно произнес пациент, - я уже бывал здесь.
- Вряд ли, - отозвался Фаулер, частнопрактикующий психотерапевт, записывая в компьютер фамилию и краем глаза следя, как пациент осматривался и ладонью пробовал упругость лежанки, на которой ему предстояло провести заказанный и оплаченный час. - Ложитесь, мистер Дженнисон. Туфли можете не снимать. Можете и снять, как вам удобнее.
- Точно, - рассеянно отозвался пациент. - Я здесь бывал.
- Вы у меня впервые, мистер Дженнисон. Иначе я бы помнил, и в компьютере была бы ваша медицинская карта.
- Там, - пациент кивнул в сторону белого медицинского шкафа с дверцами из непрозрачного ребристого стекла, - на нижней полке у вас лежали несколько книг Шелдона и бутылка виски.
Фаулер перечитал запись, "запомнил" файл и повернулся к пациенту, уже лежавшему на топчане и смотревшему в потолок. Туфли Дженнисон снял и аккуратно поставил на пластиковый коврик.
- Вам посоветовал меня кто-то из моих пациентов, - сделал Фаулер очевидный вывод. Мировер и Уиплоу, с которыми доктор, бывало, обсуждал последние романы Шелдона, знали, что эти книги лежат в шкафу. - Старина Виктор, скорее всего?
- Виктор? - удивился Дженнисон. - Нет, никто мне... Я увидел вашу рекламу в Интернете. Собственно, мне было все равно, к кому... Извините.
Фаулер придвинул к лежанке стул, сел, подтянув брюки, и, оставив на потом выяснение и без того очевидного вопроса (не хочет пациент признаваться, бывает), спросил:
- Вас что-то угнетает?
- Да. - Дженнисон наконец перевел взгляд и посмотрел доктору в глаза. - Меня угнетает... Нет, не то слово... Впрочем, скорее угнетает, вы правы... Дежавю.
***
В детстве он об этом не задумывался. Ему казалось, что у всех так: приходишь в новый детский сад и вспоминаешь, что уже бывал здесь. Видел большого зеленого попугая, встречавшего детей воплем "Доброе утро, друг мой!". Он никому не рассказывал - зачем говорить о том, что и так всем известно?
Когда подрос, стал понимать, что с ним, возможно, что-то не так. Впервые задумался, когда на десятый день рождения дядя Моррис подарил ему механического слона, который мог ходить, тычась лбом о мебель, поднимал хобот и громко трубил. Раскрыв большую коробку, он ощутил привычный момент узнавания: была у него такая игрушка, точно была. Он вспомнил красное седло и выключатель под хвостиком и испугался, потому что давно присматривал слона в магазине, но даже не заикался родителям, чтобы они купили это чудо. Слон стоил дорого, а цену деньгам он уже тогда хорошо знал.
Он осторожно поговорил об этом с Майком, лучшим школьным другом, и по тому, с каким недоумением тот выслушал его невнятные истории, понял, что с Майком никогда ничего подобного не происходило. Вспоминал Майк только то, что действительно с ним случалось: как он, к примеру, свалился с дерева, сломал ногу и два месяца скучал в постели, перечитав за это время столько книг, сколько, как был уверен, не прочитает за всю оставшуюся долгую жизнь.
В шестнадцать он узнал, что неожиданные взбрыки памяти называются красивым французским словом "дежавю". Дежавю может случиться с кем угодно, но явление это редкое, изучено плохо, и почему некоторые люди изредка (может, раз за всю жизнь) вспоминают то, что с ними не происходило, наука не знает, а если знает, то в популярных журналах для юношества об этом не написано. Про угри - сколько угодно, и про вред раннего секса, а про дежавю ни слова.
Странные воспоминания больше не пугали его, но и привыкнуть к ним он не мог. Случались они всегда неожиданно и мешали жить, потому что выделяли его из окружающих. Может, он вообще был один такой на всем белом свете.
Дежавю не поддавались мысленному контролю: случались они тогда, когда им самим хотелось. Он поступил в колледж и полгода не испытывал дежавю, не узнавал комнат, куда входил впервые, жил обычной студенческой жизнью и однажды с облегчением, но и с ностальгией подумал, что дежавю оставили его в покое.
Не тут-то было...
***
- Почему вы раньше не обращались к психотерапевтам? - спросил Фаулер.
Дженнисон лежал, скрестив руки на груди, и будто не слышал вопроса. Может, действительно не слышал, думал о своем?
- Вы пришли ко мне, - мягко произнес Фаулер, - потому что ваши дежавю стали более навязчивыми?
Дженнисон медленно повернул голову и посмотрел психотерапевту в глаза. Взгляд у пациента был спокойным, рассудительным. По этому взгляду Фаулер не сделал бы заключения о неустойчивой психике пациента и каких-либо отклонениях от нормы. Мелькнул во взгляде, как ему показалось, скепсис разумного человека, не доверяющего газетным заголовкам, сплетням и - психотерапевтам, что бы они о себе ни воображали.
- Я сценарист, - проговорил Дженнисон и замолчал, обдумывая следующую фразу, а может, решая, говорить ли следующую фразу вообще. Подождав минуту, Фаулер кашлянул и сказал:
- Об этом вы написали в анкете. По вашим сценариям компания "Рокстон" поставила три фильма. Два имели успех, а третий провалился, компания понесла убытки.
Помолчав, добавил:
- Не каждый отмечает в резюме не только свои успехи, но и провалы.
Во взгляде пациента мелькнуло удовлетворение.
- Да, - сказал Дженнисон. - Именно потому мне пришлось... - Он запнулся. - Потому я и пришел к вам.
"Продолжайте", - сказал Фаулер взглядом. И Дженнисон взглядом ответил: "Сейчас. Дайте сосредоточиться".
Фаулер кивнул и отвел взгляд. Дженнисон вздохнул и закрыл глаза.
- Со временем я научился извлекать пользу из своих дежавю, - сказал он, четко выговаривая слова, будто выучил их наизусть перед тем, как отправиться на прием. - Первый раз подумал об этом, когда пришел устраиваться в одну из голливудских компаний. Долгое время у меня не было дежавю, а тут будто что-то включилось. Я шел по коридору и узнавал каждую дверь, каждое окно, каждый цветочный горшок и даже мусорную корзину. Я точно знал, что прежде никогда здесь не был, но узнал и кабинет, и человека, сидевшего за столом, хотя раньше не видел его лица даже на страницах газет. Разговор происходил будто на автомате: я не мог обдумывать свои слова, потому что вспомнил, что именно здесь мне пришла в голову замечательная идея фильма. Я пытался эту идею вспомнить, но ничего не получалось, зато я узнал женский портрет на стене, телевизор на консоли под потолком, плюшевого тигра, разлегшегося посреди ковра. Мой сценарий пролистали, и мне сказали... как обычно: "Вам позвонят". Я вышел и узнал эту дверь еще раз, будто и не видел ее пять минут назад. Такого со мной еще не бывало: заново узнавать уже виденное. Я вспомнил, как стоял перед этой дверью и держал в руке папку со сценарием. Это был другой сценарий. Папки в руке у меня не было, но я поднес к глазам ладони, вспомнил, как писал текст, и несколько строк появились у меня перед глазами. Узнавание было мимолетным, и воспоминание быстро исчезло. Я повернулся и пошел. Никаких больше дежавю, но я запомнил эти несколько строк, отрывок из синопсиса, идея великолепного фильма. Записать мне было не на чем, разве что набить текст на телефоне, но я почему-то думал, что не нужно тратить на это время, а когда вернулся домой, записал все, что запомнил, на компьютере.
Дженнисон опять замолчал - надолго, будто не собирался сказать больше ни слова. Фаулер тоже сидел молча - знал, что пациент на сказанном не остановится. Задать наводящий вопрос - значит, отвлечь его от навязчивой мысли, и тогда он действительно больше ни слова не скажет.
- Идея была гениальна, - неожиданно заговорил Дженнисон, все так же медленно, размеренно, будто продолжал читать текст, появлявшийся перед его мысленным взором. - За две недели я написал великолепный сценарий криминального фильма с мистическими элементами. Я почти не правил текст, он выходил из-под моих пальцев практически чистым. Будто, когда я вспомнил отрывок из синопсиса, это потянуло за собой мысленную цепочку. Очень странное дежавю. Понимаете, я не вспоминал текст, который потом записывал. Наоборот. Я сочинял, текст рождался у меня в голове, я это понимал прекрасно, но, когда он, записанный, появлялся на экране и я его перечитывал, то возникало стойкое и не очень приятное ощущение, будто я это уже видел, уже писал.
Дженнисон запнулся, и Фаулер кашлянул, дав понять, что он здесь и внимательно слушает.
- Сценарий купила студия "Джереми" из группы "Фокс". Возможно, вы видели фильм, он назывался "Смиренный воитель".
Фаулер видел фильм. Он постарался не дать понять пациенту, какое редкостное дерьмо тот написал и какую бездарную чушь сварганили на студии, не сумев исправить сюжетные нелепости. Фаулер смотрел этот шедевр не в кинозале, он терпеть не мог общественные места, где в темноте хрустели, жевали, разговаривали, целовались и бог знает чем еще занимались - может, даже на экран поглядывали время от времени. Фильм показывали по кабельному каналу, смотрела его Катрин, а Фаулер обнимал жену и вынужден был поглядывать на экран. Время от времени, да. Как в настоящем кинозале.
- Большой успех, - говорил, тем временем, пациент. - Мне заказали новый сценарий, и тогда начались проблемы. Дежавю с цепи сорвались. Думал - не выдержу. Просыпался будто в незнакомой комнате, первая мысль была: где я? Но тут же возникало дежавю: я вспоминал, что бывал здесь раньше. Не помнил когда, но точно - бывал.
- Почему вы называете это дежавю? - вмешался Фаулер. - Обычное дело, со всеми бывает: просыпаешься, со сна не понимаешь, где находишься, но уже через секунду...
- Нет! - воскликнул Дженнисон и взмахнул руками, одной ударившись о стену, а другой ткнув Фаулера в колено. Глаз он, однако, не открыл. - Я знаю, о чем вы говорите. Не могу объяснить разницу. Чувствую, но не могу описать. Смотришь в окно собственной комнаты с ощущением, что бывал здесь, хотя и не был никогда. И ощущение остается даже после того, как заставляешь себя... именно заставляешь... принять, что это твоя комната, твоя квартира, и ты здесь вчера уснул, а сейчас проснулся. И так весь день, ужас! Входишь на кухню и чувствуешь, что уже бывал здесь, но вроде и не здесь. Что-то не так, а что - не понимаешь. Открываешь шкаф, чтобы привычным движением достать чашку с блюдцем, и чувствуешь, что где-то когда-то именно таким движением доставал чашку и блюдце из такого же шкафа... Из такого, но не из этого. Садишься за компьютер, открываешь новый файл и чувствуешь, что уже это делал. Ничего странного, верно? Конечно, делал. Много раз. Каждый день. Годами. Но ощущение такое, будто узнаешь что-то, чего с тобой никогда не случалось, но все-таки было. Берешь себя в руки, печатаешь наугад первое слово и вспоминаешь, что именно это слово именно на этой странице именно этого компьютера именно ты уже когда-то печатал. И вспоминаешь, что печатал потом. Поймите, это совсем разные ощущения! Одно дело, когда в голове рождается текст, и ты быстро записываешь, пока не забыл. И совсем другое, когда тебе кажется, что ты уже этот текст печатал. Не помнишь когда, но точно - печатал, а сейчас лишь повторяешь.
И забываешь! Через минуту ощущение дежавю пропадает, ты оглядываешься, видишь знакомую обстановку, смотришь на текст на экране и не понимаешь, откуда он взялся. Стираешь написанное и начинаешь заново, теперь уже в ясном уме и твердой памяти. И через минуту не помнишь, что за каким-то дьяволом печатал несколько минут назад.
Когда это случилось третий или четвертый раз, я догадался сделать простую вещь: прежде чем стереть, распечатал текст. Там было совсем немного, чуть больше половины страницы. Положил лист на край стола и занялся делом.
Сценарий рос, и стопка листов с текстами, которые я вроде бы вспоминал, росла тоже. Сначала я их просматривал после того, как дописывал дневную порцию сценария. Тексты были осмысленными, но обрывочными. Непонятно, как их использовать и зачем. Через неделю я перестал забивать этим голову. Печатал то, что, как мне казалось, когда-то уже распечатывал, и клал лист в стопку, не перечитывая.
- Когда это началось? - подал голос Фаулер. Тихо, чтобы не сбить пациента с мысли.
- Я работал над вторым сценарием. Пять лет назад. Фильм назывался "Бешеные парни из Ордуана". Тоже успех - правда, меньший, чем в первый раз. Третий фильм провалился. Большие убытки. Режиссер - дурак, ничего не понял в сценарии, но все шишки достались, конечно, мне.
Фаулер хотел сказать, что пациент отвлекся. Конечно, провал фильма мог стать причиной душевного расстройства, но рассказывал Дженнисон не о своих кинематографических успехах и неудачах.
- Я отвлекся, - пробормотал Дженнисон. - От меня ушла жена! Понимаете? Уехала в Сиэттл с Патриком. Пат - наш сын, сейчас ему семь.
Он опять замолчал, и Фаулер задал очевидный вопрос:
- Причина вашего разрыва...
Он не успел договорить. Дженнисон приподнялся на локте и ткнул доктора пальцем в колено.
- Нет! Я знаю, о чем вы подумали. Сюзи не считала меня неудачником, с чего вы взяли?
- Я вовсе не...
- Она верила в меня! Сюзи знала, что у меня прекрасные сценарии! Но поставьте себя на ее место. Как бы вы поступили, если бы ваш муж, продрав утром глаза, сказал бы: "А я вас уже встречал, мне кажется"? И так несколько раз в день. Не каждый день, к счастью. Бывало, дежавю не возникали месяцами, и я вел себя, как нормальный семьянин. Я заметил... Наверно, нужно было заметить сразу, но мне почему-то не приходило в голову сопоставить... Дежавю сваливались на меня, когда я работал над сценарием. Стоило мне сесть за компьютер, и начинало казаться, что все это со мной уже было, я вот так же...
- Но послушайте! - воскликнул Фаулер. - Что тут необычного? Конечно, с вами это было! Вы каждый день садились за компьютер, вы это помните, у вас нормальная память...
- Да? - Пациент сел, нашарил ногами туфли, но надевать не стал, уставился в глаза доктора белесыми зрачками, и Фаулер немного отодвинулся. - Нормальная память, говорите? Да, я каждый день садился за тот же компьютер. Как обычно, включал. Как всегда, вызывал записанный вчера файл. И каждый раз меня будто обухом по голове... Я уже делал это! Как вам объяснить, чтобы вы поняли разницу? Ощущение такое, будто я впервые вижу этот компьютер, но знаю, что видел его когда-то. Не вчера. Не здесь. Вспоминаю, будто первый раз... Доктор, может, я схожу с ума?
Дженнисон наклонился к Фаулеру и посмотрел ему в глаза. Доктор отметил разумный взгляд, в котором было отчаяние.
- Почти всякий раз, вспомнив, что я так же когда-то включал компьютер, я вспоминал и текст, который тогда писал. Я начинал печатать, но слова очень быстро исчезали из памяти, и, напечатав несколько строк, иногда полстраницы, я переставал понимать, что это. Ни начала, ни конца. Предложение могло начаться с середины и на середине оборваться. Избавиться от наваждения я мог только одним способом: распечатать написанное, положить лист в стопку, которая становилась все больше, стереть ненужный мне текст... И сразу возвращалось осознание текущего момента, я вызывал вчерашний текст и продолжал сочинять. Мне даже казалось, что дежавю, чем бы они ни вызывались, стимулировали фантазию, я писал с упоением...
"С упоением, - подумал Фаулер. - А фильм провалился".
- Вот так, - сказал Дженнисон с неожиданным равнодушием. Он приподнялся, чтобы встать, но Фаулер не позволил.
- Погодите, - сказал он. - Мы не закончили.
Дженнисон посмотрел на доктора удивленно, будто увидел впервые.
- По-моему, - пробормотал он, - я уже приходил к вам. Точно. Приходил.
- Вы у меня впервые, - терпеливо проговорил Фаулер. - Но если вам кажется... Вы называете это дежавю, но то, что вы рассказываете, на дежавю не похоже. Признаться, я раньше не встречался ни с чем подобным. Дежавю - это...
- Я знаю, доктор, - перебил Дженнисон. - Я знаю, что написано в словарях, энциклопедиях и медицинских справочниках. Уверяю вас, это оно - дежавю. Я смотрю на что-то или кого-то и вспоминаю вдруг... Доктор, ключевые слова именно "вспоминаю" и именно "вдруг"... Уже видел, бывал... Тексты не приходили мне в голову, как озарение, я их вспоминал, понимаете?
Он замолчал. Лежал, бросал взгляды в сторону доктора. Фаулер тоже молчал, ожидал продолжения.
- Почему все-таки, - спросил он после паузы, - вы именно сейчас обратились к специалисту?
- Видите ли, доктор... Я стал бояться. Никогда прежде такого не было. Я боюсь...
- Чего? - мягко спросил Фаулер.
- Он меня убьет!
Это был крик из глубины сознания.
Фаулер коротко вздохнул. Избавлять пациентов от фобий он умел. Страхов у людей - даже вполне нормальных - неисчислимое множество. Чего только люди не боялись! Однажды Фаулеру пришлось работать с женщиной, боявшейся, что ее похитят пришельцы. Двадцать восемь лет, замужем, дочке полтора года. Возможно, синдром возник как следствие послеродовой депрессии. Она мучительно, до потери сознания, стала бояться, что с неба опустится летающая тарелка, откуда выйдут маленькие зеленые человечки (такие, каких показывали по телевизору), утащат ее на корабль и начнут производить над ней бесчеловечные опыты, похуже, чем пресловутый Менгеле. Фаулеру удалось купировать приступы, а потом и вовсе избавить пациентку от навязчивых страхов. Всего семь сеансов.
- Он - это кто?
Пациент поднял на доктора взгляд, в котором теперь легко прочитывалось страдание.
- Таубер. Ее муж.
- Таубер, - повторил Фаулер. Это имя еще не всплывало в разговоре. И при чем здесь так называемое дежавю, о котором Дженнисон столько распространялся? - Муж... простите, чей?
Губы пациента едва заметно шевелились, будто он готовил и проговаривал текст, чтобы рассказ прозвучал как по писанному. Не получилось.
- Я был женат. Я говорил? Да. У меня сын. Сюзи ушла три года назад... Это было ужасно, но в нынешнем марте... сейчас август... значит, уже полгода... как бежит время... Я не сказал, что ее зовут Шарон? Она работает в монтажной, мы познакомились... Неважно. То есть, важно, конечно. У меня какое-то время не было дежавю, и я... Когда увидел Шарон, вспомнил, что мы уже знакомы... давно... Вспомнил, как мы встречались... Ну, вы понимаете. И конечно, точно знал, что вижу ее впервые. Я сказал Шарон: "Мне кажется, мы знакомы". Обычное дело, но она смутилась. Я хотел объясниться... Сказать о дежавю... Но Шарон, оказывается, поняла меня иначе и сообщила, что вообще-то замужем. Муж, слава богу, работает не на студии, так что... В том смысле, что нет опасности случайно столкнуться. Честно говоря, когда была Сюзи, я тоже, знакомясь с женщинами, не сразу говорил, что женат. Может, вовсе не говорил. Конечно, то, что Шарон замужем, осложняло... Приходилось... Ну, обычные меры предосторожности. Я приводил Шарон к себе, и мне казалось, будто собственную квартиру вижу впервые, но когда-то здесь уже бывал. Всякий раз возникало чувство... Как вам объяснить... Ощущение или опасности, или покоя. Однажды ощущение опасности оказалось таким сильным, что, уже открыв дверь, я опять ее захлопнул, бормоча какую-то чушь: лучше, мол, сегодня посидеть в кафе...
Дженнисон нервно сцепил ладони, сделал паузу, будто заново переживая тот случай, и Фаулер попробовал вернуть рассказ к началу.
- Вы сказали, что муж...
- Да!
Пациент неожиданно пришел в возбуждение: одна рука бесцельно сжимала и комкала бумажную простыню, другой рукой Дженнисон расстегивал и застегивал верхнюю пуговицу на рубашке, довольно мятой, как обратил внимание Фаулер, заметив также небольшое темное пятно, видимо, от кофе, на правом рукаве.
- Шарон замужем восемь лет, - заговорил Дженнисон, перестав возиться с пуговицей, но продолжая мять бумагу. Он немного совладал со своими нервами, и слова звучали теперь спокойно и без пауз, говорил он короткими фразами, но напряжение в голосе Фаулер прекрасно ощущал.
- Детей у них нет. Сначала не хотел Таубер. Потом - Шарон. Таубера это бесит. Он хочет сына. А Шарон хочет меня. Таубер сказал, что, если она подаст на развод, он ее убьет. Две недели назад мы пошли с Шарон в кафе. Когда вошли, возникло сильнейшее дежавю. И страх. Он накатил, как цунами. Я подумал о Таубере. Он мог нас здесь застать. Я схватил Шарон за руку и повел в другое кафе. Она была шокирована. Дала понять, что я чокнутый. Вечер закончился размолвкой. Потом было еще несколько дежавю. Точнее - семь. Да, точно семь. Еще раз в кафе. Два раза на перекрестках, когда мы стояли у светофора. Четыре раза у меня дома. И всегда - страх. Ощущение, что сейчас меня убьют. И я знал - кто. Вспоминал тень. Кто-то стоял за моей спиной и поднимал руку. Я вспоминал только тень, и дежавю тотчас прекращалось. Оставалось ощущение смертельного ужаса. Шарон не понимала причины. А я не мог ей сказать, что Таубер все о нас знает и убьет не ее, а меня. Может быть, в кафе. Может, на улице. Или у меня дома. Ворвется, застанет... Конечно, я запирал дверь. Но он мог сделать копию ключа. Ведь ключ был у Шарон. Я ей дал дубликат, чтобы она могла приходить в мое отсутствие. Глупо, я понимаю. Последние недели ужасны. Я больше не могу, доктор!
Дженнисон схватил Фаулера за руку и сжал ладонь так, что доктор не сдержал крика. Он осторожно высвободил руку и сказал успокаивающе:
- Все в порядке, Дженнисон. Все хорошо. Здесь вам нечего бояться. Здесь вы в полной безопасности.
В голову пришла мысль, и Фаулер добавил:
- Когда вы вошли в кабинет, у вас было дежавю. Вы не испытали по этому поводу беспокойства или, тем более, страха?
- Нет, доктор. Никакого.
- Отлично.
Мобильник, лежавший в нагрудном кармане Фаулера, завибрировал, напоминая, что время приема подходит к концу, и через минуту в дверь постучит Дорис. Следующий пациент в приемной ждет своей очереди.
- Здесь, - сказал доктор, - вы в полной безопасности, и здесь вам помогут. Думаю, нескольких сеансов хватит, чтобы избавить вас не только от страхов, но и от того, что вы называете дежавю.
Уверенности в этом у Фаулера не было - пожалуй, впервые в его практике.
- Следующий прием... Я постараюсь найти поближе... - Фаулер повернулся к столу и заглянул в ежедневник. - Послезавтра в пятнадцать вас устроит?
- Да, - закивал Дженнисон. Он наконец расправился с простыней и скинул бумажный ком на пол. Поднялся, сунул ноги в туфли. Протянул руку для пожатия, передумал, спрятал руку за спину, смутился и в результате встал перед Фаулером по стойке "смирно". - В четверг меня устраивает.
Заглянула Дорис и молча кивнула.
- Мне кажется, - улыбнулся Дженнисон секретарше, - мы с вами уже встре...
Дорис исчезла прежде, чем он закончил фразу. Дверь осталась полуоткрытой.
- Жду вас послезавтра, - бодро сказал Фаулер.
Сев за компьютер, чтобы запротоколировать кое-какие соображения по поводу рассказанных пациентом историй, Фаулер обратил внимание на голубую пластиковую папку, в которой лежала пара десятков листов формата А4 - компьютерные распечатки, где на каждой странице стояли дата и размашистая подпись в виде стилизованной под готику буквы D. "Забыл" папку, конечно, Дженнисон - чтобы доктор ознакомился с содержимым. Так довольно часто поступали непризнанные литературные гении, приходившие к психотерапевту не столько для того, чтобы избавиться от фобий, сколько чтобы услышать, как это прекрасно написано и непременно будет оценено потомками. Доктор так и говорил, перелистав очередную бездарную рукопись, и никогда не кривил душой, поскольку не утверждал, что потомки оценят опусы восторженными воплями.
К папке Дженнисона Фаулер вернулся, когда ушел последний пациент. Отпустив в шесть часов секретаршу, доктор удобно устроился в кресле. Жена ждала его к восьми, чтобы поехать на ужин к Полу, старшему сыну, жившему в десяти минутах езды даже при очень плотном трафике. Пол пошел по стопам отца и занимался психоанализом в частном медицинском центре "Ланиадо". Невестка работала там же, но - в кардиологии.
У Дженнисона была неплохая творческая фантазия. Словарный запас невелик - но для сценариев не нужны литературные красоты. Никаких признаков психических отклонений. Пара листов, правда, выбивалась из общего не очень интересного фона, и доктор отложил их, чтобы разобраться позднее. В целом тексты могли быть написаны в здравом уме и твердой памяти. В основном, экшен: покадровые описания погонь, задержаний, стрельбы. Иногда диалоги. Персонажи, похоже, из всех передряг выходили живыми, здоровыми и богатыми. Обычная голливудская туфта. Судя по датам, все тексты были написаны больше года назад - с июня по август. Если верить пациенту, во время приступов так называемых дежавю.
Не бывает таких дежавю. Любопытный случай, очень любопытный. Может, даже получится написать статью в "Проблемы психологии".
За ужином Фаулер, не называя имен, рассказал о странном пациенте. Катрин поахала, несколько раз сказала "бедняга", обычная ее реакция на рассказы мужа. Фаулера интересовало мнение сына. Пол тоже не встречался с дежавю а-ля Дженнисон, его больше заинтересовал страх пациента быть убитым. В отличие от дежавю неизвестной этиологии, это обычная фобия, и бороться с ней можно обычными способами. Трех-четырех сеансов достаточно.
- А если он действительно вспоминает? - сказал Фаулер. - Я подумал вот о чем, Пол. Обычное дежавю - мнимая память о том, что якобы уже происходило с пациентом. А в данном случае не имеем ли мы дело... только не перебивай меня... дело с мнимой памятью о будущем?
Ну вот, высказался. Хорошо, что женщины завели свой разговор и Катрин не слышит фантастических измышлений мужа. А Пол не станет высмеивать родного отца.
Пол остался серьезен.
- Судя по рассказу пациента, - сказал он, подумав и потерев переносицу, - можно сделать и такой вывод. Но я бы поостерегся, - добавил он. - Ты же не можешь полностью доверять его рассказу, верно? А материальных доказательств нет.
- Распечатки, которые он оставил, - напомнил Фаулер. - Им больше года. Можно сравнить с текстами сценариев, что он потом написал.
- Сам он не сравнивал?
- Нет. Он эти тексты даже не перечитывал. Такое впечатление, что боялся.
- Одна из его фобий, - согласился Пол. - Другая: разновидность танатофобии, как мне кажется.
- Не думаю, - засомневался Фаулер. - Он боится не смерти вообще, а мужа своей любовницы.
- Нормально, - хмыкнул Пол и покосился на женщин, увлеченных беседой. - На его месте я бы тоже боялся.
- Но не до такой степени! Этот его страх определенно связан с так называемыми дежавю.
- Предчувствие? Тоже ничего необычного.
Фаулер промолчал. В ходе разговора у него сложилось другое мнение, но обсуждать его Фаулер не был готов.
- Послезавтра, - сказал он, - надеюсь, мне удастся продвинуться. Очень интересный случай...
***
- Мне кажется, - неуверенно произнес Дженнисон, войдя в кабинет и прикрыв за собой дверь, - я здесь уже...
- Конечно, вы здесь были! - воскликнул Фаулер. - Позавчера.
- Да, - облегченно вздохнул пациент. - Доктор, это очень неприятно и всегда путает.
- От подобных ощущений я и постараюсь вас избавить - при вашей активной помощи, разумеется. Ложитесь и расслабьтесь, пожалуйста.
- В прошлый раз, - сказал Дженнисон, поерзав, пока не нашел удобное для себя положение, - я тут забыл кое-что...
Он посмотрел доктору в глаза, увидел в них понимание и не стал заканчивать фразу.
- Да, - кивнул Фаулер. - Я только через час обнаружил, вы уже ушли.
Подыграл.
- Вы... прочитали?
- Вообще-то, - задумчиво произнес Фаулер, - я не читаю чужие тексты без разрешения, но подумал, что в данном случае могу сделать исключение.
Дженнисон не стал напоминать, что доктор мог бы позвонить, спросить разрешения.
- Как я понял, это наброски сценариев. Реальных? Тех, что вы действительно написали?
- Нет! - воскликнул Дженнисон. - В том-то и дело. Эти листы ничего мне не говорили, никаких ассоциаций. Будто чужие.
- Вы их не перечитывали, - напомнил Фаулер.
- Именно поэтому! Я боялся. Это... чужое.
- Там стоят даты. Год назад, полтора...
- Есть более свежие, - оживился Дженнисон. - Если хотите, я... Правда, там все то же. Обрывки. А несколько месяцев, с февраля, таких дежавю не было. Доктор, вы, вообще-то, их первый читатель. Как вы считаете...
- Неплохо, - задумчиво произнес Фаулер, - но я не литератор, не критик. Как психотерапевт могу сказать, что никаких признаков умственного расстройства в них нет.
- Дежавю... - пробормотал Дженнисон.
- Вы сказали, что их нет уже несколько месяцев.
- Да, но они могут вернуться в любой день. Господи, как мне надоело!
- В прошлый раз вы говорили о страхе...
- Это тоже, доктор! Но с этим страхом я справлюсь.
Фаулер молча смотрел на пациента. Тот подбирал слова.
- Я люблю Шарон, - сказал он наконец. - Или... Может, мне только кажется. Доктор, сейчас я думаю, что никогда не любил по-настоящему. Может, я и не знаю, что это такое - по-настоящему любить. Если бы по-настоящему, мне не пришло бы в голову... То есть я бы не подумал... В общем, самый верный способ избавиться от навязчивого страха - устранить его причину, верно?
- Что вы задумали? - с беспокойством спросил Фаулер. - Устранить причину? Причина вашего страха - муж этой женщины. Вы что, решили...
- О! Нет, конечно! Расправиться с Таубером? Да он меня одной правой... Я решил больше не встречаться с Шарон. Если мы перестанем видеться, у Таубера не будет повода... Завтра в одиннадцать Шарон приедет ко мне, и я ей скажу, что между нами все кончено. Это верное решение?
- Безусловно. Но страх, возможно, исчезнет не сразу или не исчезнет вообще. Скорее всего, одного только расставания с женщиной недостаточно, мы и с этим поработаем. Но главное - ваши дежавю. Возможно, и фобия возникла по этой причине.
- Потому я и подумал, что на самом деле не люблю Шарон. То есть люблю, но не так, чтобы...
Эта мысль его смущала.
- Давайте поговорим об этом, - предложил Фаулер. - Закройте глаза, руки вытяните вдоль тела. Как в прошлый раз.
- Хорошо, доктор...
***
Когда Дженнисон ушел - в состоянии умиротворения и почти в ладу с собой, - Фаулер попросил Дорис не впускать сразу следующего пациента.
- Минут через десять, - сказал он. - Я позвоню, когда буду готов.
Он сидел в кресле, заложив руки за голову. Думал. Сеанс, как и первый, прошел удачно. Дженнисон много рассказал о своем детстве, о проблемах с родителями, о юношеских фобиях. За семь сеансов, пожалуй, не управиться, нужно будет десять, но об этом он поговорит с пациентом позже.
Только вот Таубер. В тексте, что оставил Дженнисон, не придав, судя по всему, значения... Муж, да. И если завтра последняя встреча с Шарон... В подсознании пациента эта встреча будет и для Таубера последним шансом... Чепуха. Да, но...
Фаулер потянулся за телефоном, набрал номер.
- Здравствуй, Шерлок, - сказал он, услышав знакомый энергичный голос.
- Привет, Гордон, только говори быстрее, у меня клиент.
- Тогда отложим. Мой рассказ довольно длинный.
- Я тебе перезвоню, когда освобожусь.
- Хорошо. Жду звонка.
***
Он увидел ее машину, когда она въезжала на парковку. Шарон, надевшая сегодня свою любимую сиреневую шляпу, неторопливо прошла вдоль газона, почувствовала, наверно, что Базз на нее смотрит, подняла голову, придерживая шляпу, разглядела любимого на балкончике одиннадцатого этажа и послала ему воздушный поцелуй.
Дженнисон ответил таким же поцелуем и пошел в прихожую дожидаться, когда зашелестит дверь поднявшегося лифта. Шарон возникла, как фея из сказки, и Базз едва удержался, чтобы не воскликнуть: "Мы с вами уже встречались, по-моему!" Несколько раз он так и обращался к Шарон, она сердито обрывала его словами "Милый, это давно не смешно", и первые минуты свидания оказывались испорчены.
- Какая ты красивая! Платье - прелесть! - заставил он себя сказать то, что сегодня, как ему казалось, звучало немного фальшиво.
Он хотел сразу поставить точки над i, но не нашел в себе достаточно мужества, и сначала все шло, как обычно: объятия, поцелуи, "сегодня я с утра хорошо поработал...", "я едва улизнула от мужа, он уехал позже обычного..." Фраза насторожила Дженнисона, страх кольнул сердце. Позже обычного. Хотел проследить? Догадался? Что, если проследил и...
Господи, так невозможно! Нужно, наконец...
- Шарон, родная, я должен тебе сказать...
- Ты получил контракт на сценарий? Поздра...
- Нет. К сожалению.
- И я тебе хочу сказать, милый! Муж - видишь, как нам везет, - улетает на полторы недели в Португалию, их фирма там что-то налаживает или открывает, я точно не поняла, но это неважно, у нас будет столько времени побыть вдвоем!
Полторы недели. Как хорошо... Может, отложить разговор? А если Таубер вернется раньше? Вдруг он вернется через три дня? А что, если это вообще ловушка? Никуда он не летит и неожиданно ввалится... Полторы недели не только радостей любви, но и липкого страха?
- Шарон. - Базз обнял ее за плечи. - Мы должны расстаться, Шарон. Это наша последняя встреча.
Надо было мягче. Постепенно. Но он не смог. Фраза сказалась сама собой. Все это с ним уже было однажды. Так же он обнимал Шарон за плечи, смотрел в глаза... Дежавю. Только бы не сказать сейчас привычную фразу, тогда станет совсем невыносимо!
Шарон вырвалась, отошла к открытой балконной двери, повернулась спиной, сделала вид, будто рассматривает что-то в небе. Вертолет? Облако?
- Я не могу больше! - в отчаянии воскликнул Дженнисон.
- Ты меня не любишь, - сухо констатировала Шарон, обращаясь, видимо, к Богу.
- Не в том дело. - Он подумал, что попытки объяснения будут выглядеть глупо и неубедительно, и сказал: - Да. Разлюбил. Все имеет конец, верно?
- Встретил другую? - Мысли Шарон были предсказуемы.
- Да, - сказал он и застыл.
Показалось? Или в прихожей действительно что-то звякнуло? Он прислушался. Нет, тихо.
А если Таубер проследил? "Он сегодня позже..." И дубликат ключа он мог сделать. Шарон так неосторожна, он мог порыться в ее сумочке...
Глупости. Нужно победить страх. Вот опять: шорох в прихожей. Это невозможно вынести!
Базз подошел к Шарон и дотронулся до ее плеча. Она резко обернулась.
- Не трогай меня! - Крик был таким громким, что Базз отшатнулся.
- Прости, - пробормотала Шарон и прижалась к нему всем телом.
"Если Таубер сейчас внизу, - мелькнула мысль, - он нас видит, нужно уйти с балкона".
Базз не мог. Шарон целовала его так исступленно, будто это был действительно последний поцелуй. Он ответил, у Шарон были горячие губы, он не удержал равновесия и спиной ощутил перила балкончика. Кто-то в прихожей... Если сейчас войдет Таубер, произойдет катастрофа. По улице промчался амбуланс, звуки сирены мешали расслышать шаги в прихожей.
- Базз, - произнесла Шарон ему в ухо. - Я люблю тебя. Я разведусь с Таубером...
Только этого не хватало! Тогда он точно убьет...
- Нет! - воскликнул Дженнисон. - Не надо. Мы больше не будем встречаться!
"Глаза... Какие у нее глаза... Она действительно меня любит!"
За спиной Шарон начала открываться дверь в прихожую. Господи, он здесь уже! Он убьет их обоих! Дженнисон инстинктивно шагнул назад и почувствовал пустоту. Перила, а там... Он взмахнул руками, и Шарон, вскрикнув, ухватила его за плечи, чтобы удержать от падения.
Дверь в прихожую распахнулась, и темный силуэт мужчины...
Сильный толчок в грудь.
"Раньше надо было с этим покончить", - подумал он, и ему показалось, что это уже с ним было однажды.
Было, было...
***
- Добрый день, Дженнисон. Вы сегодня выглядите значительно лучше. Ложитесь. Кстати, спина не болит?
- Спасибо, доктор, - пробормотал Дженнисон. - Нет, уже не болит. Доктор Михельсон - замечательный.
- Отлично, - бодро сказал Фаулер и придвинул стул к лежанке. - Похоже, есть результат нашей совместной работы: войдя, вы не сказали свою коронную фразу.
- "Кажется, я уже это видел?" - хохотнул Дженнисон. - О да! После того... Той... В общем, ни одного случая дежавю больше не было.
- Сильнейший стресс. Часто используется в психологической практике. Результат, к сожалению, неоднозначный, но в вашем случае...
- Доктор, у нас не было возможности поговорить после... А ваш человек...
- Кевин Лоутер? Старый мой знакомый. Частный детектив, я его в шутку зову Шерлоком, он откликается.
- Да, Лоутер. Он ничего не объяснил. А что было в полиции, я не помню.
- Посттравматическая амнезия, это пройдет, уверяю вас, - мягко произнес Фаулер. - Наша с вами задача: оставить все неприятности в прошлом.
- Но я не понимаю! Как вы догадались, что Таубер придет меня убить?
Фаулер вздохнул. Он не хотел возвращаться к недавним событиям. Психика у пациента все еще неустойчива, не случился бы рецидив. Но объяснить, конечно, нужно. Хотя бы для того, чтобы двигаться дальше.
- У вас есть сын, мистер Дженнисон.
- Да. Патрик. Ему семь лет, но я его давно не видел. Моя бывшая...
- Именно. Несколько месяцев назад вы застраховали жизнь на пятьсот тысяч долларов.
- Застраховал, верно. Мне предлагали на полтора миллиона, и я было согласился, но при моих нынешних доходах не потяну слишком большие выплаты.
- Полмиллиона - тоже сумма внушительная, - заметил Фаулер. - И вы тогда же написали завещание.
- Написал. Страховой агент посоветовал, я-то и не думал.
- Кому вы оставили страховую сумму в случае вашей смерти?
- Как кому? Вы сами упомянули Патрика. Больше у меня и нет никого.
- Вы уверены?
- В чем, доктор?
- В том, что завещали деньги сыну и никому другому?
- Доктор, я еще не выжил из ума!
- Нет, конечно, нет! - быстро сказал Фаулер. - Это завещание... где оно хранится?
- Не понимаю, почему вы спрашиваете.
- Сейчас поймете. Так где?
- У моего адвоката, конечно. Боудер-старший, мне страховой агент посоветовал.
- Дома у вас есть копия?
- Нет, зачем мне? У адвоката надежнее.
- Отлично. А теперь вспомните: уходя после нашего первого сеанса, вы оставили на столе папку с листами. Вы хотели, чтобы я прочитал и сделал выводы. Среди этих листов было подписанное вами завещание, по которому сумма страхового полиса после вашей смерти должна быть выплачена Шарон Биркенсон.
- Шарон? О чем вы говорите, доктор? Листы, которые я вам передал... Они написаны полтора года назад! А страховку я сделал прошлой осенью, еще и года не прошло! И с Шарон мы познакомились четыре месяца назад, в феврале! Я никак не мог...
Дженнисон говорил все тише, последнюю фразу он произнес шепотом, Фаулеру пришлось наклониться, чтобы не пропустить ни слова. Дженнисон сел, нащупал ногами туфли.
- Господи! - пробормотал он. - А где... Покажите.
- Бумаги в полиции, - сообщил Фаулер. - Вас вызовут, конечно, и все покажут. Как ваш врач, я просил детектива, который занимается этим делом, пока не травмировать вас всякими...
- Вы хотите сказать, доктор, что Шарон нашла...
- Это очевидно. У нее был ключ, она приходила в ваше отсутствие.
- Зачем? Этим она лишь навлекла бы на себя подозрение, вы согласны?
- Боже мой, боже мой, - бормотал Дженнисон, раскачиваясь. - Но послушайте! - воскликнул он. - Я не понимаю! Эти дежавю! Получается, я вспоминал не то, что когда-то видел? А то, что еще не... Что увижу? В будущем? И эти отрывки из сценариев! Я когда-нибудь напишу?
Фаулер мысленно возвел очи горе.
- Это не дежавю, - сказал он терпеливо. - То есть похоже, да. Но в медицине дежавю, подобных вашему, не зарегистрировано.
- Я вспоминал будущее? - настойчиво спросил Дженнисон. Он хотел знать правду. - Это завещание. Я написал его полтора года назад, когда еще не знал Шарон. Потому и внимания не обратил.
- Возможно, - вздохнул Фаулер. - Успокойтесь, пожалуйста. Напрасно вы встали, ложитесь, мы только начали разговор. Продолжим, хорошо? Вернемся в детские годы...