Амнуэль Павел Рафаэлович
Острова

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Амнуэль Павел Рафаэлович (amnuel@rambler.ru)
  • Обновлено: 01/10/2016. 184k. Статистика.
  • Повесть: Фантастика Эвереттическая литература
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение повести "Поводырь".

  •   Павел Амнуэль
      
      ОСТРОВА
      
      - Этого, наверно, следовало ожидать? - спросил инспектор Капульский.
      Доктор Стефенсон, директор Института, не желавший признавать за полицейским права задавать вопросы, связанные с профессиональной деятельностью поводырей, вынужден был ответить, но сначала долго рассматривал висевшую на стене напротив его стола картину с изображением пурпурного солнца в желтом небе над серой инопланетной долиной. Подписи под картиной не было, посетители обычно полагали пейзаж написанным с натуры и думали, что директор специально повесил у себя в кабинете эту мрачноватую картину, чтобы отпугивать слишком нервных клиентов. На самом деле пейзаж был фантастическим, нарисовал его Джон Вескотт в середине прошлого века, когда на орбиту вышли первые спутники и фантасты населили космос звездолетами, так никогда и не построенными, но создавшими романтические представления о космических путешествиях.
      - Чего ожидать, простите? - переспросил Стефенсон.
      - Что в конце концов кто-то решит не возвращаться, - терпеливо объяснил Капульский.
      - Вряд ли на этот вопрос можно ответить, - вздохнул Стефенсон. - Утвердительно - нельзя, поскольку даже теоретически этого произойти не могло. Отрицательно тоже нет, поскольку современные теории многомирий разработаны недостаточно и в каких-то случаях могут оказаться ошибочными.
      Фраза показалась инспектору слишком длинной, и он прервал ее новым вопросом:
      - Я знаю, доктор, что служебных инструкций относительно данной ситуации не существует, поскольку ничего подобного прежде не случалось, а теория... ну что теория? Давайте оставим теории. Нужно найти девушку. Разбираться, насколько виновен поводырь Штирнер и насколько совершенны инструкции, будем потом.
      - Конечно, инструкции не совершенны, - вынужден был согласиться Стефенсон. - Что касается мисс Массар, то вероятность найти ее...
      - Живой и здоровой, - подхватил Капульский.
      - Она жива и здорова, - раздраженно сказал Стефенсон. - Прошло слишком мало времени, чтобы говорить о... мм... худшем. Но вероятность ее найти практически равна нулю, к сожалению.
      - С этого места подробнее, - попросил инспектор. - За последние пять часов я сто раз слышал, что девушку найти невозможно, хотя прекрасно известно место, где она осталась, и она физически не могла уйти далеко, даже если у нее было такое желание. Мне неоднократно приходилось искать пропавших стариков и сбежавших мужей, но ваши сотрудники уверяют, что искать бесполезно, ссылаясь на закон физики. Объясните, бога ради, что это значит.
      - Вам не объяснили?
      - Сто раз! Мне это пытался объяснить поводырь Штирнер, потерявший девушку...
      - Вы задержали его!
      - Он будет обвинен как минимум в преступной халатности.
      - Это не так!
      - Я понимаю, вы защищаете своего сотрудника...
      - Инспектор, мы начинаем ходить по кругу. Вы попросили, чтобы я объяснил физическую суть происходящего. Извольте. В поисках ни от вас, ни от меня все равно никакого толка.
      - Я побывал на острове Моргенштерна сразу, как только в полицию поступило сообщение об исчезновении мисс Массар.
      - С поводырем Доннером, знаю.
      - Никаких следов пребывания человека, хотя, по словам Штирнера, он оставил там маяк.
      - Естественно.
      - Для вас, может, и естественно...
      - Послушайте, инспектор, давайте с азов. Вы знаете, что скорость света в вакууме - предел скоростей?
      - Это все знают.
      - И потому бессмысленно отправлять к звездам аппараты, которые достигнут цели в лучшем случае через полвека. Межзвездные перелеты - мираж, фантастика.
      - Да, но при чем...
      - Проблема решается иначе.
      - Многомирие, знаю. Некоторые люди - их называют поводырями - обладают врожденными способностями перемещаться в любые точки в других вселенных.
      Стефенсон поморщился.
      - Эти журналисты...
      - А что не так?
      - Генетическая природа лоцманства пока надежно не доказана. По-видимому, почти все дети - поводыри. На короткие промежутки времени - секунды, минуты, очень редко часы - они умеют перемещаться в другие реальности. Говоря физическим языком - в другие идентичные миры. Идентичные - это такие миры в различных многомириях, которые отличаются друг от друга лишь в пределах так называемой квантовой неопределенности. Сходу их вряд ли различишь, но небольшие отличия есть, конечно. Так вот, поводырь обладает способностью физически отправляться в любой из идентичных миров. Более того - в очень далекую от Земли точку идентичной вселенной. В галактику Андромеды, в область какого-нибудь квазара или окрестности черной дыры. Ребенок это делает запросто, даже не давая себе отчет в том, что минуту-другую проводит совсем в другой вселенной. К двенадцати годам у девочек и к тринадцати у мальчиков эта способность обычно полностью исчезает. Обратите внимание, инспектор, это так называемый возраст инициации. В очень редких случаях лоцманская способность, как мы ее называем, не исчезает навсегда, а затухает временно и опять начинает проявлять себя после того, как человек достигает половой зрелости - годам к семнадцати-восемнадцати. Эти люди становятся поводырями и остаются ими до смерти. И вот еще что важно: профессиональный поводырь может взять с собой группу людей - человек десять-двенадцать. Именно эта способность поводырей позволила в свое время основать Институт. На планете тридцать два отделения, в нашем, Бостонском, работают двадцать три...
      - Я внимательно прочитал рекламный проспект, - перебил директора Капульский. - Вы мне скажите, как это у них получается, если быстрее света лететь невозможно?
      - Невозможно в пределах одного мира, одной вселенной, одного пространственно-временного континуума. Но когда материальное тело перемещается из одной вселенной в другую, действуют законы не теории относительности, а законы межмировых склеек. Идентичные вселенные не изолированы друг от друга, они взаимодействуют - склеиваются, как говорят физики. Потому и перемещения становятся возможы - для поводырей.
      - А почему поводыри перемещаются только, как это у вас называется, по фарватерам?
      - Это просто аналогия, и слово красивое. Первые поводыри придумали: фарватер, остров, банка, мелководье... К физической реальности они имеют такое же отношение, как миф о голландском скитальце - к реальным историям пропавших кораблей. Никто пока не знает почему, но в ткани пространства-времени есть критические точки - острова, расположенные определенным образом, будто на фарватере. Только туда и может переместиться поводырь. Вместе с людьми, которых он ведет. Потому, кстати, и название - поводырь.
      Стефенсон произносил привычные слова, как на лекции, а думал о другом: сколько поводырей и кто именно сейчас находится на островах Моргенштерна в различных идентичных мирах. Ласло - человек спокойный, вряд ли у него возникнет конфликт с отправившимися с ним криминалистами. За Мартинеса и Гренделя директор тоже не беспокоился. Опасения вызывала Марина Шацкая. Опасения, скорее всего, преувеличенные, но Стефенсон еще не знал, как она поведет себя в ситуации, когда на нервы действуют трое мужчин в форме, задающие бессмысленные, с ее точки зрения, вопросы и формально не подчиненные поводырю, хотя и получившие инструкции делать все, что он потребует, или, точнее, не делать ничего, если поводырь скажет, что этого делать нельзя. Противоречие: нужно искать пропавшую девушку и искать не нужно, потому что это бессмысленно. Но убедить полицейских в бесполезности поисков не удалось: у них свои профессиональные представления, как у этого инспектора. Ему уже объясняли (сто раз, как он сам сказал), что практически невозможно оказаться именно на том острове именно в той реальности именно того многомирия, где сейчас находится наверняка живая и здоровая Лесли Массар. Полицейский не понимает, а любому профессионалу ясно, что девушка не пропала, она попросту сбежала. Сам факт ее исчезновения на промежуточном острове маршрута говорит, что она - поводырь. Проблема не в том, чтобы найти Лесли (это невозможно по определению), а в том, чтобы понять причины ее поступка. Поступила она осознанно, или это был мгновенный необдуманный подсознательный импульс, которого девушка и сама испугалась? Если это знать, то можно будет предотвратить подобные ситуации в будущем.
      - Вы говорили с родственниками? - спросил Стефенсон. - Я имею в виду: говорили ли вы с ними о детстве Лесли? Знала ли ее мать, о чем дочь мечтала, о ее фантазиях... то есть о том, что матери казалось фантазиями...
      - Я говорил с отцом. В полицию обратился отец. Почему-то не поводырь Штирнер.
      - Вернер... простите, поводырь Штирнер, как того требует инструкция, доложил начальнику службы безопасности, тот - мне, и маршрут был заблокирован.
      - Но в полицию вы не сообщили!
      Стефенсон поморщился.
      - Я уже объяснил: это было бесполезно.
      - Закон обязывает...
      - В законе нет ничего относительно исчезновения людей на идентичных островах во время плановых экскурсий.
      - Какая разница, где исчез человек? Он пропал. В таких случаях...
      - Это не такой случай, - устало произнес Стефенсон. Он уже час потратил впустую, пытаясь втолковать инспектору вещи, очевидные для каждого сотрудника Института поводырей.
      Капульский посмотрел на часы.
      - Поисковые группы должны вернуться через семь минут.
      - Они вернулись. Три минуты назад.
      - Откуда вы...
      - Мне сообщают, - не стал вдаваться в подробности директор. Ему докладывали в режиме реального времени - текст он читал в нижней половине правого "стекла" очков. Инспектор этого не видел, но наверняка и у него была своя система связи с подчиненными. Странно, почему ему не сообщили, что группы поиска вернулись. Полицейские не пользуются импактными очками? Штука дорогая, да, а полиция постоянно жалуется на недостаток средств, но есть необходимые вещи, которые... Впрочем, неважно, это проблемы инспектора.
      - Когда с ними можно будет поговорить?
      - Пройдемте в конференц-зал, инспектор.
      - Я хочу говорить с каждой группой в отдельности.
      - Вы и поговорите в отдельности, - сухо сказал Стефенсон.
      - О, Господи, - пробормотал Капульский, поднимаясь из кресла, которое, похоже, с удовольствием избавилось от него, наподдав снизу. "Хорошо живут, - подумал инспектор. - С финансированием здесь все в порядке".
      Из кабинета они прошли коротким коридором в небольшую комнату без окон, посреди которой стоял круглый стол и шесть кресел. "Вернулись четыре группы, - подумал Капульский, - в каждой трое экспертов-дознавателей и поводырь. Все не поместятся". Он сел в указанное Стефенсоном кресло, почувствовал крепкие объятия, из которых трудно будет выбраться без посторонней помощи, - поморщился, но промолчал. В полиции использование пластической мебели не допускалось: подозреваемый или свидетель не должен был чувствовать себя лишенным хоть каких-то прав и возможностей. Например, возможности вытянуть ноги или расправить плечи.
      Стефенсон сел напротив, бросил на полицейского изучающий взгляд. Ничего не сказал, но кресло неожиданно проявило дружелюбие, Капульский с удовольствием откинул голову и вытянул под столом ноги.
      - Где... - начал он, но замолчал: в соседних креслах появились люди - голограммы, естественно, но достаточно высокого качества, чтобы создалась полная иллюзия присутствия. Капульский еще раз подумал о том, что в Институте поводырей, в отличие от полиции, не думают об экономии средств, и надо как-нибудь поинтересоваться источником финансирования. Впрочем, это не по его ведомству.
      - Начнем, - сказал Стефенсон.
      Четверо поводырей откровенно изучали полицейского. Трое мужчин среднего возраста и женщина лет двадцати семи, с гривой черных и будто не причесанных волос. Капульский знал, что женщин в Институте очень мало, две-три на сто поводырей-мужчин. Объяснить этот феномен ученые пока не смогли, хотя и предполагали, что, поскольку способности к лоцманству были, скорее всего, вызваны генетическими причинами, то и асимметрия в гендерном распределении объяснялась генетическими различиями мужчин и женщин.
      - Я хотел бы поговорить с каждым в отдельности, - недовольно начал Капульский.
      - Вы и говорите в отдельности, - не глядя на инспектора, произнес Стефенсон. - Начинайте, Марина.
      - Марина Шацкая, - представил директор женщину-поводыря, - работает у нас восемь лет, пришла сразу после колледжа, интуитивистка, одна из лучших.
      - Я не обнаружила следов присутствия Лесли. Криминалисты сняли показания, копии материалов я передала в отдел аналитики, но полицейские, - женщина бросила иронический взгляд в сторону Капульского, - собираются заняться никому не нужной работой.
      - Вы уверены, что были именно на острове Моргенштерна? - не мог не задать вопрос Капульский. Если острова похожи, как капли воды...
      - Разумеется, - поспешно вставил Стефенсон, предупреждая раздраженную реакцию женщины.
      - Я спрашиваю госпожу Шацкую, - отрезал Капульский.
      - Разумеется, - повторила она, показывая, насколько разочарована в умственных способностях инспектора. Капульскому не раз приходилось сталкиваться с похожей реакцией, он привык.
      - Но вы понимаете, надеюсь, - продолжала Марина, - что мы побывали не на том острове.
      - Мне объяснили. Мне даже объяснили, что нет смысла вести поиски хоть на острове Моргенштерна, хоть где бы то ни было еще, все равно шанс найти мисс Массар практически равен нулю.
      Марина кивнула.
      - К сожалению, - грустно сказала она.
      - Я, конечно, получу всю информацию от криминалистов, которые вас сопровождали...
      - Которых я сопровождала.
      - Неважно. Прежде я бы хотел, чтобы вы рассказали о своих ощущениях на месте происшествия. Не то, о чем вы думали, а что почувствовали. Понимаете?
      - Вы интуиционист?
      - Неважно. Вы помните свои ощущения? Я слышал, что запоминается далеко не все.
      - Почему ж не все? Это зависит от того, хорошая ли у человека... я говорю о поводырях... память. У меня - плохая, если хотите знать. Как-то я была свидетельницей. Машина сбила девочку, приехала полиция, меня спросили, что я видела, но я даже не смогла вспомнить лица водителя.
      - Бывает, - философски заметил Капульский. - Свидетель и из меня неважный, хотя, казалось бы, я должен по роду службы замечать каждую мелочь. Но я не о том. Ощущения...
      - Пока ваши работали, я честно пыталась найти что-нибудь, что связывало бы этот остров с пропавшей девушкой. Но... ничего.
      - Может быть, - вкрадчиво проговорил Капульский, - на вас действовала психологическая инерция? Вам всегда внушали, что, отправляясь, скажем, на остров Моргенштерна, вы всякий раз оказываетесь в другом идентичном мире, как мне объяснил доктор Стефенсон. Вас убедили, что нет никакой возможности оказаться именно на нужном острове Моргенштерна. Это стало вашей... не идефикс, конечно... но въелось в подсознание, и вы...
      - Глупости, - не удержался от реплики Стефенсон, и Капульский предостерегающе поднял руку.
      - Человеку можно ненавязчиво внушить почти любую мысль. А вам эту идею внушали с того момента, как вы почувствовали в себе способности к лоцманству, я прав?
      - Вам с детства внушали идею, что Земля обращается вокруг Солнца, я права?
      - Хм... Да. Но знаете, я всегда в этом сомневался.
      Стефенсон хмыкнул и отвернулся. Марина улыбнулась и сразу стерла улыбку с губ.
      - Я понимаю, что вы хотите сказать, инспектор. Вы все еще считаете, что остров Моргенштерна - один-единственный. Да, в каждом идентичном мире - единственный, но мы никогда не знаем и не можем знать, в каком из бесконечного числа идентичных миров оказываемся. Так вот: я стояла на песчаном холме, откуда открывался прекрасный вид на долину. Ощущение было таким, будто... не знаю, как это объяснить...
      - Не надо объяснять, - быстро произнес Капульский. - Говорите только об ощущениях.
      - Да... Будто я смотрю на все острова Моргенштерна во всех идентичных мирах. Сразу. Они все там были, все в одном... Трава немного колыхалась под слабым ветром и стояла, не шелохнувшись, потому что был штиль, она была зеленовато-пурпурной, но стоило присмотреться, как цвет менялся на пурпурно-желтый, а если продолжать смотреть, то цвета смешивались, и если бы меня спросили, какого цвета трава на острове Моргенштерна...
      - Какого цвета трава на острове Моргенштерна?
      - Не знаю. Может, не помню, слишком много было разных эмоций одновременно. К тому же трава - вовсе не трава в обычном смысле. Так мы называем...
      - Могу я вставить слово? - раздраженно спросил Стефенсон.
      Капульский отмахнулся.
      - Потом. Вы чувствовали, что девушка... вы ощущали ее присутствие?
      Марина сжала пальцами виски.
      - Нет, - сказала она, подумав. И повторила: - Нет.
      - Спасибо, - кивнул Капульский. - У меня пока больше нет вопросов.
      - Я могу идти?
      - Конечно. Всего вам хорошего, Марина.
      - До свиданья, инспектор. - Кресло Марины опустело, и Капульский вытянул шею, чтобы посмотреть, нет ли в подлокотниках неприметной кнопки. Что все-таки проецировало голографическое изображение: аппаратура кресла или излучатели в стене?
      Он перевел взгляд на мужчин: каждый занимался своим делом, не обращая внимания на соседей и наблюдавшего за ними полицейского.
      - Они точно не слышали наш разговор? - обернулся Капульский к директору.
      - Нет, - коротко отозвался тот и добавил: - Эффект, о котором упомянула Марина, называется квантовой суперпозицией.
      - На острове растет трава?
      - Это не трава, - поморщился Стефенсон. - Поводыри так называют планетарные алостеры... мм... это квазикристаллы, они отдаленно напоминают траву. Не живые, конечно.
      - Можно теперь поговорить с этим господином? - Капульский ткнул пальцем в мужчину лет пятидесяти, что-то читавшего то ли в очках, то ли на экране стоявшего перед ним (не здесь, а в кабинете, где он сейчас находился) компьютера.
      - Стив Грендель, - назвал Стефенсон, - доктор наук, был неплохим специалистом в области медицинского приборостроения. Редкий случай, когда понимание лоцманства приходит в зрелом возрасте.
      - Я читал досье, - перебил директора Капульский. - Вы можете его позвать?
      - Конечно.
      
      * * *
      - Я этого не вынесу. Уходи, пожалуйста, я не хочу... не могу тебя видеть.
      Эдмон остался сидеть и глубже вжался в кресло - если бы Эстер захотела применить физическую силу, ей пришлось бы очень постараться. "Пожалуйста", - подумал он. После развода он не слышал от Эстер ни одного слова, хоть как-то гревшего его самолюбие, о простой вежливости и говорить не приходится. "Пожалуйста"...
      - Я уйду, - сказал он. - Но ты не ответила. Что-то происходило с Лесли в последнее время, если она решила...
      Он не смог заставить себя произнести слово "сбежать". От Эстер. От матери! От кого ж еще?
      - На этот вопрос ответишь ты! - вскипела Эстер. - И не мне, а полиции! Мне тоже! Сначала мне, полиции потом! Ты купил Лесли эту проклятую экскурсию! Даже мне не сказал! Я бы не позволила, это слишком опасно!
      - Не более опасно, чем прогулка в парке, - мрачно возразил Эдмон. - И ты это знаешь. Ничего никогда ни с кем не случалось, а Лесли мечтала побывать на островах. Она просила тебя купить экскурсию, а ты...
      - А ты рад стараться!
      Эдмон промолчал. Купил экскурсию, да. Дорого, ну и что? Когда единственной дочери исполняется восемнадцать, имеет право родной отец сделать ей подарок, о котором она мечтала и в котором мать ей отказывала?
      - Ты действительно думаешь, что Лесли ушла сама? - неожиданно спокойным тоном спросила Эстер. На бывшего мужа она взгляд не подняла, слишком много чести, но взяла себя, наконец, в руки.
      - Так сказал Штирнер.
      - Поводырь, который ее потерял!
      - Послушай, Эсти...
      - Не называй меня так! Терпеть не могу, когда ты меня так называешь!
      - Но другие тебя называют Эсти, и ты...
      - Ты - не другие!
      "Верно, - подумал он, - я не другие, и как это понимать? Лучше? Хуже?"
      - Эстер, - сказал он, - пойми наконец: это произошло не на Земле. Не в походе по Альпийским лугам, как в прошлом году.
      - Лесли могла упасть со скалы, сломать ногу, простудиться...
      - Да, - поспешил согласиться Эдмон. - Но ничего не случилось, верно? Ты все время сбиваешь меня с мысли.
      - У тебя есть мысли? Это что-то новое!
      Эдмон досчитал до десяти и продолжил:
      - Я хочу сказать, что потеряться на острове - совсем не то же самое, что на Земле. На острове невозможно потеряться. Не-воз-мож-но! Законы физики не допускают.
      - Но Лесли...
      - Она не потерялась. Осталась сама. Ты понимаешь, что это означает?
      - То, что ты отправил Лесли в опасный маршрут с поводырем, который не уследил...
      - Эстер, - терпеливо повторил Эдмон. - Маршрут не опасен. Поводырь надежен. Лесли ушла, потому что сама этого захотела. А это означает...
      - Что маршрут опасен, а поводырь ненадежен.
      - О, Господи! Это означает, что наша дочь - поводырь. И что у нее была причина уйти.
      - Моя дочь - замечательная. Я поговорю с адвокатом, когда ее найдут. Он перепишет договор: тебе больше не позволят с ней видеться.
      - Лесли исполнилось восемнадцать... - Эдмон понимал, что долго не продержится, начнет кричать, а в это время - закон подлости - явится полицейский, которому не обязательно знать, как бывшие супруги относятся друг к другу.
      - Лесли восемнадцать, она совершеннолетняя, и договор наш, чтоб ты знала, да ты это прекрасно знаешь, просто тебе невыгодно помнить, договор утратил юридическую силу. Мы с Лесли можем видеться столько, сколько захотим. Сколько она захочет.
      - Она не захочет, я постараюсь.
      - Мы толчем воду в ступе. Ты меня не слушаешь.
      - Почему я должна тебя слушать?
      - Лесли - поводырь, ты это способна понять?
      - Лесли - замечательная девуш...
      - Да! И у нее есть лоцманские способности. Она слишком мало времени проводила со мной...
      - Слишком много, и это надо прекратить!
      - ...чтобы я мог это заметить, но почему не замечала ты?
      - Я знаю о Лесли все, что нужно знать матери. А тебе незачем знать, что знаю я. Понятно?
      Эдмон молча смотрел на женщину, которую, как ему казалось, прекрасно понимал несколько лет назад. Продолжать разговор было бессмысленно, хотя именно Эстер могла сообщить важную информацию, которая помогла бы в поисках.
      - Открой дверь, - сказала Эстер.
      - Что? - очнулся от своих мыслей Эдмон.
      - Ты оглох? Это, наверно, инспектор.
      Действительно, в дверь звонили. И это действительно был Капульский. Эдмон по старой памяти повел себя как хозяин: проводил инспектора в гостиную, предложил прохладительного, открыл бар, достал высокий стакан зеленого стекла, прошел в кухню, взял из холодильника пару бутылок "Карлсберга", стоявших там, куда он раньше ставил бутылки с напитками. Если бы его мысли не были заняты, Эдмон наверняка обратил бы внимание на то, что за прошедшие годы Эстер не изменила в квартире ничего: все стояло на тех же местах, что при нем, будто она все эти годы ждала его возвращения.
      - Спасибо. - Инспектор подставил стакан под струю холодного напитка.
      - Нашли? - выдохнула Эстер.
      - К сожалению, нет, - вздохнул Капульский. - Пока нет, - поправился он. - Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
      - Господи! - вспылила Эстер. - О чем? Вместо того, чтобы искать...
      - Эсти, пожалуйста, - предупреждающе проговорил Эдмон.
      - Помолчи! - последовала немедленная реакция. - Можно подумать, это не твоя дочь!
      - Миссис Массар... - начал Капульский.
      - Корман! - воскликнула Эстер. - Вы даже не знаете, что я изменила фамилию на девичью! Полиция...
      Разумеется, Капульский знал. Но ему показалось, что здесь и сейчас, в присутствии бывшего мужа и при том к нему отношении, которое он успел заметить за пару минут, уместно было бы назвать Эстер миссис Массар. Ошибся? Капульский был уверен, что нет. За годы полицейской работы инспектор видел несколько подобных семей, понимал их сложные отношения и нежелание женщин признавать очевидное. Впрочем, это не его дело. Хочет называться девичьей фамилией? Пусть.
      - Миссис Корман, - уступчиво продолжил он, - ваша дочь когда-нибудь убегала из дома?
      - Как вы може...
      - Я имею в виду: могла ли уйти, не предупредив? А вернувшись, не хотела объяснять, где была и почему?
      - Нет, - твердо сказала Эстер. - У Лесли не было от меня секретов.
      - А десятое апреля? - тихо спросил Капульский.
      У Эстер перехватило дыхание. Откуда он... Даже Эдмон не знал. Неужели Лесли ему рассказывала? Их секрет? Нет, он ничего не знает, у него удивленное лицо, он тоже не ожидал этого вопроса.
      Капульский ждал ответа.
      - Это... - Эстер подыскивала слова. - Какого десятого апреля... - Нужно было что-то говорить, придумывая версию, которая устроила бы полицию.
      - Позапрошлого года, - уточнил инспектор, глядя на Эстер с неподдельным участием.
      - Вы думаете, - сказала Эстер, приняв решение, - я помню, что происходило два с лишним года назад? Лесли исполнилось шестнадцать пятого марта, мы отпраздновали это сначала вдвоем, в ресторане, я подарила ей кольцо с маленьким бриллиантом, первое в ее жизни, на другой день устроили торжество дома, она пригласила подруг, друзей, даже двух преподавателей, самых любимых, замечательно провела время, мое присутствие им не мешало, а наутро, - красноречивый взгляд в сторону Эдмона, - ее увез на несколько дней бывший муж. Лесли сказала потом, что ездили в Париж, поднимались на Эйфелеву башню, не представляю, какой в этом был смысл, она очень устала от поездки, и ничего...
      - Я спрашиваю не о пятом марта, а о десятом апреля.
      - А что десятое апреля? Я не помню!
      Эдмон переводил взгляд с бывшей жены на полицейского, пытаясь понять, о чем идет речь.
      Инспектор вздохнул - нарочито, с вызовом.
      - В тот день, - сказал он, - точнее, вечер, в двадцать два часа одиннадцать минут, полицейский патруль остановил на улице Донована девушку. Она шла посреди проезжей части и выглядела, будто сомнамбула. Патрульный - его имя Джордж Берри, вы сможете с ним поговорить, если будет желание, - спросил у девушки, не нужна ли ей помощь, и попросил подняться на тротуар. Девушка не понимала, где находится и что с ней происходит. Такое бывает, когда человек под кайфом... извините. Это первое, что он подумал.
      "Боже мой, - сказала девушка, - я дома".
      "Где ваш дом, мисс? - спросил Берри. - И как вас зовут?"
      Он взял девушку под руку, отвел к тротуару, там небольшой сквер, вы, наверно, знаете, это неподалеку отсюда, и усадил ее на скамейку. Похоже, она пришла в себя - во всяком случае, Берри больше не замечал в ней признаков опьянения или наркотической ломки, абсолютно ничего такого. Задерживать ее или, тем более, обыскивать у него не было оснований, и он ограничился тем, что повторил вопрос.
      "Лесли Массар", - назвала себя девушка.
      - Массар! - возмутилась Эстер. - Она так сказала?
      - Массар... - пробормотал Эдмон с тихим удовлетворением.
      "Я живу в доме за углом, вон он торчит, это единственная высотка в нашем квартале". - "Вы уверены, что вам не нужна помощь?" - "Уверена, со мной все в порядке". - "Но вы шли посреди проезжей части. Почему? И ваши слова: "Я дома?", что они означали?" - "Простите, офицер, я была сейчас в другом месте". - "Где?" - "Не знаю... Очень красивое место. Там три такие яркие звезды! И деревья... странные". - "Три звезды, мисс? Всего три? На небе тысячи звезд". - "О, я не о том, офицер! Три яркие, как солнце. И предметы отбрасывают три разноцветные тени. Там, наверно, очень жарко, но мне было хорошо, не хотелось возвращаться. Офицер, я почему-то знала, что это место... не здесь... как вам объяснить... в другом мире, понимаете? Я там уже была... давно... и не боялась". - "Мисс, я провожу вас домой. Вас, наверно, родители ищут". - "Спасибо, офицер, я уже вернулась, а дом мой вот, я сама..." - "И все-таки..."
      Патрульный не имел права оставлять девушку одну, и Берри проводил ее до дома. Убедился, что она знает код домофона, и еще постоял минут пятнадцать перед домом, прежде чем продолжить патрулирование. Все это есть в его рапорте. Ни патрульный, ни системный администратор прежде не имели дела с поводырями, а соответствующих инструкций два года назад не существовало. Я хочу сказать, что с Институтом поводырей они не связались, и случай остался в архивном протоколе.
      Он помолчал, давая возможность высказаться Эстер или Эдмону.
      - Сегодня этот материал, естественно, оказался в компьютере директора Института поводырей. Поводыри утверждают - по описанию, - что Лесли была на острове Ханка, это система гаммы Ворона, тысяча семьсот световых лет от Солнца.
      - Господи... - пробормотала Эстер.
      - Вы вспомнили? Дочь объяснила, почему так поздно вернулась домой?
      - Это какая-то ошибка, - упрямо произнесла Эстер. Эдмон подумал, что бывшая жена не могла занять более глупой позиции. Неужели она не понимает, что любая информация, которой она располагает, может помочь в поисках?
      - Я вспомнила тот вечер, да. Лесли была на вечеринке у подруги. Ее зовут Карин Мейлор, можете поинтересоваться, их дом в трех кварталах отсюда. Я всегда отпускала Лесли к Карин, район здесь тихий, ваши патрульные могут это подтвердить. Лесли вернулась вовремя, была в хорошем настроении, мы немного поболтали, она рассказала о вечеринке... ерунду какую-то, я не запомнила. Ушла спать.
      "Лесли ничего ей не сказала, - подумал Эдмон. - Почему? Наверняка она испытывала восторг, ей хотелось с кем-нибудь поделиться... И мне ничего не говорила. Ладно матери, но мне?"
      - После того случая Лесли опаздывала когда-нибудь? Неожиданно исчезала? Вы ее искали, а она появлялась пару часов спустя, как ни в чем не бывало? Что-нибудь в таком роде?
      - Нет, - покачала головой Эстер. - Никогда.
      "Почему она лжет?" - подумал Эдмон. Он хорошо знал бывшую жену и мог отличить, когда она говорит правду, а когда придумывает отговорку. Лгать ей не было смысла, и все-таки она сейчас сказала неправду.
      - Хорошо, - вздохнул Капульский. - Значит, вы ничего не можете добавить?
      Эстер промолчала. Инспектор перевел взгляд на Эдмона, и тот пожал плечами. Он чувствовал себя обделенным: Лесли рассказывала ему о таких вещах, о которых не знала мать. Она не признавалась Эстер в том, что иногда покуривала травку, самую легкую, так делали все, и она не хотела отличаться. Сказать маме? Ни за что, начались бы сцены, слезы, кошмар и жесть. А отцу рассказала. Эдмон понимал, что, если начнет читать дочери нотацию, это разрушит их отношения, и он лишь дал ей пару советов: как выходить из состояния эйфории, как избегать компаний, где, ты точно знаешь, без наркотиков не обойдется, и, главное, что делать, чтобы не впасть в зависимость. Лесли молодец, поступила, как он говорил. Почему же промолчала о своей способности к лоцманству? Обидно.
      - Больше у меня вопросов нет. - Капульский поднялся. - Не провожайте.
      В прихожей гулко хлопнула закрывшаяся за ним дверь. Эстер опустила голову на ладони и заплакала. Плечи ее дрожали, и Эдмону впервые за несколько лет захотелось погладить Эсти по голове, сесть рядом, взять ее руки в свои... И молчать, потому что сказать все равно было нечего.
      
      * * *
      В кафетерии Института отдыхала группа Михаля, поводыря с ними не было. Увидев вошедшего инспектора, эксперт помахал рукой, приглашая Капульского за столик.
      - Никаких следов, - сказал Михаль, мужчина сорока двух лет, с квадратным подбородком боксера и внимательным взглядом психолога. В экспертном отделе он работал почти четверть века, в полицию пришел раньше Капульского и первые два года провел в дорожной службе, что позволило ему получить бесценный опыт работы со свидетельскими показаниями. Потом пригодилось.
      - Девственная земля. Как и все прочие острова Моргенштерна, которые мы посетили.
      Капульский налил себе кофе, взял с прилавка бутерброд с сыром и опустился на стул напротив эксперта.
      - Говорили с родителями? - спросил Михаль.
      - Да, - кивнул Капульски. - Отец ничего не знал о способности дочери к лоцманству. Мать знает, но почему-то не хочет об этом говорить.
      - Вам? - поразился Михаль. Он полагал, что инспектор может вытянуть информацию из кого угодно.
      - Она не хотела говорить при бывшем муже, - высказал предположение Капульский.
      - Странные у них отношения, - добавил он. - Можно подумать, он ей главный враг в жизни. Хотя на самом деле...
      - Что странного? Мои родители после развода терпеть друг друга не могли и всю оставшуюся жизнь поливали друг друга грязью. Вы не представляете, как это меня мучило... И мучит, - помолчав, добавил он.
      - Странные отношения, - повторил Капульский. - Впечатление такое, будто миссис Массар играет роль, а мистер Массар с интересом наблюдает за ее игрой. Поговорю с ней в отсутствие мужа.
      - Какой во всем этом смысл? - вопросил Михаль в пространство. - Пустая трата времени. Не о поисках нужно думать, а о том, какие меры предпринять, чтобы такое больше не повторилось. По сути, все это случилось только потому, что никто не удосужился выяснить, есть ли среди туристов поводырь. Тем более - поводырь необразованный, не понимающий, что может произойти, если он покинет группу. Я тут пообщался с профи, узнал много интересного. Обычно в походы идут взрослые люди, ученые. Туристы - реже, это пока не стало массовым явлением. Все проходят тесты. Детей на экскурсии не допускают, потому что психика у них еще неустойчива. Вы знаете, инспектор, что почти все дети в возрасте от трех до примерно семи могут быть поводырями?
      - Слышал, - буркнул Капульский.
      - Многие дети сами не понимают, что с ними происходит. Некоторые рассказывают родителям или друзьям. Большинство - нет. Тем, кто рассказывает, в жизни приходится туго - к ним относятся в лучшем случае, как к фантазерам и лгунам. Насколько я понял, у большинства детей эта стадия довольно кратковременна. Пройдя ее, дети обо всем забывают, а если и помнят, то боятся признаться и оттого еще яростней конфликтуют с теми, кто рассказывает, как бывал в удивительных странах.
      - В моем детстве ничего подобного не было.
      - Вы не помните, вот и все. Единственное, что пока точно установили психологи: если детский период лоцманства не закрепляется, то быстро и прочно забывается... Вы летали во сне? - неожиданно спросил Михаль. Инспектор доедал бутерброд и едва не поперхнулся.
      - Мм... Наверно. Я не запоминаю снов. Не помню, кстати, чтобы кто-то утверждал, будто летает наяву. Если, конечно, не имеет психических отклонений.
      - Сны о полетах и о других мирах, - пояснил Михаль, - это следующая стадия после лоцманства, когда способность пропала, а память еще не угасла. Тогда начинают сниться сны. Активное состояние лоцманства у мальчиков, как мне сказали, лет до шести, а к тринадцати обычно исчезает. У девочек меньше - лет до четырех. В каком возрасте вам перестали сниться сны о полетах?
      Капульский пожал плечами.
      - Я же сказал, что не запоминаю снов.
      - А у меня были. Получается, я тоже в детстве путешествовал по островам, и от этого остались смутные воспоминания о снах, в которых я летал... кстати, летал не над землей, это я и сейчас помню. Странные места... не помню какие, только ощущение странности, необыкновенности, непохожести. Но вот что меня поражает! Наверняка, и вас, инспектор! Нас весь день уверяют в том, что невозможно вернуться на один и тот же остров.
      - Да, мне уже объяснял Стефенсон. Остров-то один, но в разных ветвях.
      - И потому каждый раз это другой остров, назовите вы его хоть сто раз одним и тем же! В этом я убедился, к сожалению. Мы сегодня пять раз ходили на остров Моргенштерна с разными поводырями...
      - Можете не повторять, - раздраженно оборвал эксперта Капульский.
      - ...и возвращались сюда, в эту ветвь, в этот Институт! - закончил свою мысль эксперт. - Существуют, оказывается, точки возврата, жестко закрепленные в исходной ветви - возвращаешься всегда туда, откуда вышел, это называется законом квантового равновесия. Понятия не имею, что он означает с физической точки зрения, но, когда судья Варгез выносил в свое время прецедентное решение, позволившее легализовать деятельность Института поводырей, он ссылался именно на твердо установленные физические законы.
      - Мы ничего и никого не найдем на острове Моргенштерна, - заключил Михаль. - Что-то мы упускаем, инспектор. Что-то важное.
      Эксперт поднялся.
      - Прошу прощения, в семнадцать двадцать мне нужно быть в аудитории Хелма, это будет наш последний сегодня переход на очередной остров Моргенштерна.
      - Удачи...
      - Которой ни при каких реальных обстоятельствах быть не может. Это меня бесит.
      Оставив кофе недопитым, а круасан недоеденным, Михаль вышел из кафе.
      - Что-то мы делаем не так, - пробормотал Капульский. - Совсем не так.
      
      * * *
      У Эстер не осталось сил даже на то, чтобы выпроводить бывшего мужа. Он сидел в кресле, где, как, наверно, воображал, сидел все годы, что они провели вместе. Кресло было очень похожим. В отличие от многих женщин, Эстер не любила перемен в обстановке, но и сохранить мебель, напоминавшую о бывшем муже, не могла. После развода распродала все, что было в квартире, и купила в точности такое же. Даже сервизы, которые выбирала когда-то сама и к которым бывший муж ни разу не прикоснулся, Эстер заменила новыми. Никто из гостей не замечал подмены, а Лесли молча смотрела, как рабочие уносили предметы, которые она любила, и ставили на их место точно такие же: так в музее меняют подлинники на подделки. Лесли жила в подмененном мире, и время от времени Эстер замечала, как дочь берет в руки куклу, начинает играть и бросает в кучу других игрушек, с которыми перестала возиться после ухода отца.
      Она хотела сказать бывшему, чтобы он ушел, но боялась, что сорвется на крик. Этот человек заслужил, чтобы на него кричали, но у нее не было сейчас на это сил.
      - Прости, - сказал Эдмон.
      Она помотала головой: прощать Эстер не собиралась.
      - Я не о том, - сказал Эдмон с досадой. - Я хотел сказать: прости, что я мало расспрашивал тебя, как Лесли жила тут. Мне казалось, я представлял, что с ней происходило, но сейчас понимаю, знал только то, что обычно знают отцы. Наверно, какие-то отцы близки с... а у нас... в общем, ты понимаешь, что я хочу сказать.
      Разговорился. Нет, она не понимает, что он хочет сказать. Если то, что плохо знал свою дочь, это ясно. Вообще не знал. И не должен был. Если Лесли ему о себе не рассказывала, - молодец девочка.
      - Эстер, - Эдмонд наклонился, и она протянула руки в защитном жесте, ей не хотелось, чтобы он ее касался. Не хотелось. Не хо...
      - Эстер, - повторил он, правильно поняв ее жест, - Лесли ушла сама. Она это умеет, понимаешь? И у нее была причина. Ты не все сказала Капульскому, я видел, я знаю тебя, как... в общем, знаю. У Лесли была причина сделать то, что она сделала, и тебе эта причина известна.
      - Не было никакой причины, - упрямо сказала Эстер. - Поводырь не досмотрел.
      - Почему ты не рассказала о том, что Лесли и раньше уходила?
      - Оставь меня в покое. Дети всегда фантазируют. Девочки меньше, а мальчишки, ты по себе знаешь, - большие вруны.
      - Ты думаешь...
      - Господи, что значит "думаешь"! Ты не помнишь, как она сочиняла про своего друга Деррика, жившего в шкафу?
      - Помню. Лесли с ним разговаривала, мы с тобой слушали под дверью, я хотел открыть, а ты не позволила, сказала, что у девочки должен быть свой личный мир, и, если ей не с кем поговорить, она разговаривает с придуманными существами, многие так делают.
      - Конечно. Потом это проходит.
      - У тебя тоже был в детстве невидимый друг? - задал неожиданный вопрос Эдмон. Странно: за годы супружества, переговорив обо всем на свете, в том числе о том, что, наверно, следовало держать при себе, они тем не менее ни разу не вспомнили о своих детских страхах, желаниях, причудах, настоящих и выдуманных друзьях, полетах во сне и странах, где побывали в воображении... а может, не только в воображении.
      Отвечать Эстер не собиралась. Что он вбил себе в голову, на самом деле? Почему этот непутевый мужчина, с которым она прожила пятнадцать лет, вечно ищет несуществующие причины и невнятные следствия?
      Эстер поднялась.
      - Уходи, Эдмон, - сказала она. - Пожалуйста.
      Он встал и, не осознавая, что делает, протянул к Эстер руки. Она назвала его по имени! Впервые после того, как они расстались. Эстер никогда не называла его - никак не называла, при посторонних говорила "бывший муж", а когда они случайно оставались наедине - как сейчас, - обращалась к нему, будто к стенке.
      Эстер открыла дверь и встала на пороге.
      - Если Лесли не найдут...
      Она впервые представила, что так может случиться. Каждую минуту ждала, что раздастся телефонный звонок... или в дверь... у Лесли свой ключ, она не станет звонить... войдет и скажет: "Ой, мамочка, видела бы ты, как они переполошились, когда я от них сбежала! Не говори ничего папе, ладно?"
      Эстер не замечала, что плачет. Дверь была открыта, а Лесли не приходила.
      Эдмон очень хотел остаться. Эстер с ее упрямством его раздражала, он готов был взять ее за плечи и трясти, пока она не расскажет все, что ей известно. И еще ему хотелось - странно, что одновременно - взяв Эстер за плечи, привлечь к себе, обнять, ничего не говорить, просто стоять, обнявшись, и ждать, когда она перестанет плакать и еще раз назовет его по имени. Тогда раздастся телефонный звонок... или в дверь... нет, у Лесли свой ключ, она не станет звонить... войдет, увидит обнявшихся родителей и... он не мог представить, что скажет Лесли, вернувшись.
      Она не вернется.
      Наваждение исчезло. Эстер ждала, когда он уйдет. Она уже не плакала.
      Он протиснулся в дверь, стараясь не коснуться бывшей жены. Он уйдет, а она останется одна. И будет вспоминать. Что?
      
      * * *
      На сайте факультета физики Йельского университета Эдмон нашел подробные сведения о докторе Голдберге, в том числе адрес электронной почты, но не обнаружил ни домашнего адреса, ни номера телефона. Голдберг не хотел, чтобы его беспокоили?
      Эдмон написал короткое письмо, отправил и стал ждать. Сколько? День? Два? Голдберг мог и не ответить.
      Ответ пришел через полторы минуты. "Жду вас. Адрес: 19, Лорелл-стрит, Йель".
      Ни тени удивления. Голдберг уже знал о случившемся? Может, сообщали в новостях? Эдмон не смотрел 3D и лишь сейчас с удивлением подумал, что ни его, ни Эстер не беспокоили журналисты. Странно. Исчезновение Лесли не попало в прессу? Хорошо, если так. Но тогда откуда знает Голдберг? А он знает. К нему обращались из полиции? Заказали экспертизу? Но если так, обращаться к Голдбергу бессмысленно. Если физик работает в контакте с полицией, то не станет отвечать частному лицу, пусть даже это отец пропавшей девушки. А он ответил.
      Университетский городок оказался в точности таким, каким Эдмон его себе представлял: тенистые короткие улицы, пересекавшиеся, как линии между клетками на шахматной доске, одноэтажные и двухэтажные коттеджи, две солнечные подстанции, посадочная площадка для такси в квартале от коттеджа Голдберга, не пришлось далеко идти. Хозяин встретил Эдмона на пороге: высокий плотный широкоскулый мужчина лет сорока, с большими серыми глазами. Эдмон терялся в догадках - женат ли известный физик? Женщина его стеснила бы, но подумал он об этом только тогда, когда Голдберг, пожав гостю руку, провел Эдмона в гостиную, где присутствие женской руки ощущалось с первого взгляда. Он не мог бы сказать - в чем именно, не сумел бы описать ощущения словами.
      Первая фраза, произнесенная Голдбергом, вызвала у Эдмона оторопь.
      - Если вы хотите побывать на острове Моргенштерна, давайте отправимся прямо сейчас, а поговорим потом.
      Черт возьми, почему никто из полицейских экспертов, никто из институтских поводырей не предложил этого? Почему о такой возможности не подумала Эстер? Почему ему самому не пришло в голову?..
      - Да!
      Эдмон поразился собственной горячности. Он устал с дороги, настроился на долгий и, возможно, бессмысленный разговор.
      - Это... возможно?
      - Если для вас это не будет слишком... - Голдберг подбирал слово и нашел: - слишком эмоционально.
      - Да!
      - Но вы понимаете, что мы не найдем вашу дочь?
      - Понимаю. Но, может, мне удастся ее понять... там.
      Голдберг кивнул.
      - Что нужно сделать? - спросил Эдмон. Странно, но он не знал, как готовиться к перемещению. Он так думал - перемещение, - хотя слово это было неприятно и не соответствовало физическим процессам, но другие связанные с лоцманством слова, которые он слышал и должен был помнить, куда-то исчезли.
      - Встаньте, пожалуйста, - сказал Голдберг.
      - И...
      - И все. Просто встаньте.
      Эдмон просто встал. "Сейчас я увижу Лесли" - подумал он с безумной надеждой. То, чего не получилось ни у кого, могло получиться у Голдберга.
      Он просто постоял, ожидая. Может, Голдберг должен был подать ему руку? Или знак? Ничего не происходило, только тень Голдберга шагнула и стала почти невидимой на фоне темной стены, в окне засветился фонарь на подъездной дорожке, и краски заката стали блеклыми, будто воздух заполнила пыль, как в Аравийской пустыне, куда Эдмон ездил два года назад исследовать кратер, обнаруженный энтузиастами идеи посещения Земли инопланетянами. Кратер, по их мнению, остался после приземления летающей тарелки, а на самом деле оказался заснувшим вулканом. Тоже не маленькое открытие, Эдмон тогда написал две статьи по результатам обследования...
      "Почему я об этом вспомнил?" Если в воздухе стояло столько пыли, он должен был это почувствовать. Запах. Открытое окно и пыль... В Саудии пыль - мельчайший песок пустыни - он ощущал и носом, и ушами. Здесь воздух был чист и свеж, дышалось легко, а серость за окном... была ли она?
      Краски стали яркими, будто исчез светофильтр перед глазами, солнце опустилось чуть ниже, облака вспыхнули, засияв расплавленным золотом. А Голдберг...
      Он сидел в кресле напротив, передвинув его, чтобы лучи солнца падали ему на лицо, и Эдмон увидел, что физик, пожалуй, моложе, чем показалось вначале, и смотрит он почему-то с сожалением, будто гость не оправдал его надежд.
      - Можете сесть, - сказал Голдберг.
      - Мы не... - начал Эдмон и запнулся. Он так и не смог произнести ненавистное ему почему-то слово "отправляемся", а синоним в голову не приходил, хотя Эдмон и был уверен, что синонимов таких масса, минимум десяток, но область памяти, где они хранились, была сейчас для него закрыта.
      - Сядьте, пожалуйста, - повторил Голдберг. Эдмон опустился в кресло, неожиданно поняв, что за минуту произошло что-то, изменившее отношение к нему хозяина, и пыльное, как старая подушка, небо за окном имело к этому непосредственное отношение.
      - Так мы не...
      - Почему же? Мы там были.
      - На...
      - На острове Моргенштерна, в том числе. Ничего не обнаружили, конечно.
      - Но я...
      Мысли у Эдмона путались, и он решил ни о чем не думать. Что-то он упустил, чего-то не понял - не мог же Голдберг выдумывать, это было бы странно, нелепо. Некрасиво и нечестно, наконец.
      - Вы не запомнили. - Голдберг придвинул кресло ближе, наклонился, из пола выдвинулся журнальный столик, создавший между ним и гостем то ли препятствие, то ли наоборот, плоскость, по которой могли перетекать, подобно ручьям, сказанные слова.
      - Остров Моргенштерна не был конечной точкой маршрута, - пояснил Голдберг. - Я хотел проверить, есть ли у вас способность к лоцманству, о которой сами вы могли и не подозревать. - Голдберг поднялся. - Посидите минуту, придите в себя, я принесу кофе, и мы продолжим. Вам с молоком или...
      - Черный. Без сахара. С лимоном, если можно.
      - Конечно.
      Голдберг пошел к двери, и Эдмон сказал ему в спину:
      - Воздух был пыльный, будто в пустыне.
      - Это не пыль. Вы не почувствовали запаха, верно? Состав атмосферы...
      - Где? - вырвалось у Эдмона, но Голдберг уже вышел, прикрыв дверь за собой.
      Вернулся он через несколько минут, открыв дверь локтем. В руках держал поднос с двумя большими чашками черного кофе, на блюдечках лежали сладости.
      Пока хозяина не было, Эдмон разглядывал обстановку и пейзаж за окном, ни о чем не думая, а только повторяя мысленно названия предметов, попадавших в его поле зрения: постер на стене с изображением телескопа Кека, тумбочка в углу, на которой стояла фарфоровая фигурка девушки - голова запрокинута, широкое платье, вроде русского сарафана. Рядом несколько - одна над другой - полок с настоящими бумажными книгами в кожаных подарочных переплетах.
      - Книги - мое хобби, - сказал Голдберг, проследив за взглядом гостя. - Каждая на заказ.
      Он расставил на журнальном столике чашки и блюдца и, наконец, произнес достаточно длинную и связную фразу:
      - Я выбрал маршрут, чтобы дважды - на пути туда и обратно - пройти через остров Моргенштерна. А конечной точкой был такой же кабинет в другом идентичном мире. Вы знаете, наверно: только поводырь запоминает все острова на маршруте. Человек, лоцманскими способностями не обладающий, помнит только конечный пункт. Хороший тест - собственно, пока единственный. Вы не помните, как мы были на острове Моргенштерна, значит, вы не поводырь.
      Эдмон взял чашку и поставил на место - пальцы дрожали. Не сильно, Голдберг вряд ли заметил.
      - Теперь можно говорить серьезно, - продолжал Голдберг. - Вы хотите, чтобы я объяснил, почему бессмысленно искать вашу дочь на острове Моргенштерна?
      - Это мне уже объясняли. Трижды, - раздраженно сказал Эдмон. - Сначала полицейский, потом Стефенсон, директор Института, а потом поводырь Штирнер.
      - Вернер Штирнер - прекрасный специалист, поводырь, как говорится, божьей милостью, - вставил Голдберг.
      - Не сомневаюсь, - буркнул Эдмон. - Я не хочу, чтобы мне объясняли, я хочу, чтобы вы нашли способ вернуть Лесли! Не верю, что это невозможно!
      Голдберг с сомнением покачал головой.
      - Теория... - начал он.
      - Плевать на теорию! - воскликнул Эдмон. - Прошу прощения... Я хочу сказать, что сегодня теория одна, а завтра другая. Сегодня Ньютон говорит, что пространство абсолютно, а завтра Эйнштейн утверждает, что все относительно. Сегодня Бор говорит, что волновая функция коллапсирует при каждом квантовом наблюдении, а завтра приходит Эверетт и утверждает, что коллапса нет, а существуют миллионы миров.
      - Вы перечислили такие имена... - вздохнул Голдберг. - Мне далеко до Эверетта, Бора, и, тем более, до Эйнштейна с Ньютоном.
      - Когда мне говорят, будто что-то невозможно, - мрачно сообщил Эдмон, - я подозреваю, что кто-то плохо выполняет свои обязанности. Или что-то не в порядке с теорией.
      - Возможно, вы правы, - сухо произнес Голдберг. - Я пока хочу понять, был ли поступок Лесли продуманным или спонтанным.
      - У нее были проблемы с матерью, я уверен. А со мной у Лесли проблем не было никаких, уверяю вас, мы прекрасно ладили и понимали друг друга!
      - Однако некоторых вопросов предпочитали не касаться, - заметил Голдберг.
      - Но...
      Голдберг поднял обе руки.
      - Меня сейчас не интересует конкретная причина. Достаточно знать, что причина была.
      - Вы сказали, что сможете ее найти!
      Голдберг с сочувствием посмотрел на гостя. Он не произносил такой фразы, но Эдмон по-своему оценивал и интерпретировал каждое слово.
      - В теории, - Голдберг подбирал слова так, чтобы не возникло недопонимания, - существует ненулевая вероятность, что поводырю удастся выйти не просто на случайный идентичный остров, как обычно происходит, но именно на тот, где осталась Лесли.
      - Вот!
      - Погодите. Я хочу сказать, что вероятность не равна нулю тождественно, но бесконечно мала. Теоретически требуется бесконечно большое время, чтобы попасть на нужный остров Моргенштерна. Реально все же не бесконечно большое, поскольку существует квантовая неопределенность, и если рассчитать точно...
      - Сколько нужно времени?
      - При параметрах, характерных для острова Моргенштерна... десять в тридцатой степени лет.
      Эдмон выпрямился в кресле.
      - Вы издеваетесь? - вырвалось у него.
      - Я хочу, - спокойно продолжал Голдберг, - чтобы вы правильно оценивали ситуацию.
      - То есть никакой надежды?
      - Да погодите, - с досадой произнес Голдберг. - Вы можете выслушать, не перебивая?
      - Я...
      - Современная теория лоцманства дает бесконечно малый шанс, - повысил голос Голдберг. - Мы говорим о вероятностях, а это неправильно. С вероятностями в многомирии вообще проблема, чисто теоретическая. Физики спорят о том, применимо ли в многомириях классическое понятие о вероятности, поскольку в идентичных мирах осуществляются все варианты развития событий, и, следовательно, нужное нам событие непременно в каком-то из миров происходит. Проблема не в том, чтобы узнать, происходит ли событие - оно происходит обязательно, - а в том, чтобы понять: как перейти именно в тот мир, где нужное нам событие наверняка произошло.
      - Вы хотите сказать, что в каком-то из миров Лесли вернулась домой вместе с группой?
      - Безусловно.
      - И поводырь может...
      - Не может, - отрезал Голдберг, сочувственно посмотрев на Эдмона. Впрочем, сразу добавил: - Но вы обратились по адресу.
      Эдмон молчал. За эти несколько минут он столько раз переходил от отчаяния к надежде, что сейчас не знал, по какую сторону находится: отчаяться ли ему окончательно, подняться и уйти, забыть разговор, как страшный сон, или подождать, что еще скажет физик, у которого, похоже, все-таки есть неучтенные теорией соображения.
      - Люди все еще плохо представляют себе квантовые бесконечности, - продолжал Голдберг. - Даже вовсе не представляют. Я вам скажу, что пока не учитывает современная теория. Вы думаете, только одна Лесли отправилась на экскурсию и пропала? Нет, конечно. Бесконечно большое число девушек по имени Лесли Массар в соответствующих идентичных мирах сделали то же самое. Это значит, что на бесконечно большом числе островов Моргенштерна, а не на одном, как считают поводыри, остались следы пребывания группы Штирнера. Но попадать поводыри и эксперты все равно будут на острова, где Лесли не было, поскольку таких островов бесконечно больше, а действуют поводыри методом проб и ошибок.
      - Это... - пробормотал Эдмон. - Не понимаю... Вы знаете, как... или...
      - Теоретически, - буркнул Голдберг. - Я давно пытаюсь решить эту задачу. Почти решил. А сейчас...
      - Я понял, - сказал Эдмон. - Вы знаете как, но не знаете, получится ли, потому что это чистая теория? Вы о ней никому еще не говорили?
      - Почему же? Обсуждал с коллегами.
      - Но не рискуете применить вашу теорию, боитесь, что расчеты окажутся неправильны, вы не сможете найти Лесли, и вас обвинят в том...
      Эдмон не придумал, в чем можно обвинить Голдберга, но был уверен, что физик просто боится, как боится фармацевт, синтезировавший новое лекарство, но не успевший провести клинические испытания. Лекарство даже на мышах не опробовано, и приходит к нему отец умирающей девушки и требует... просит...
      "Я бы отказался".
      - Видите ли, - осторожно произнес Голдберг. Все, о чем думал сидевший перед ним человек, было ему понятно, каждая мысль Эдмона отражалась на его лице. - Видите ли, дело не только в пока не разработанной теории. Есть вещи, которые входят в теорию как внешние параметры. Начальные и граничные условия. А они не определены хоть сколько-нибудь полно. Вы понимаете, о чем я?
      - Нет, - буркнул Эдмон. Он понимал, что существует лекарство, не проверенное, но единственное, которое может спасти. А этот человек, врач, не хочет... боится.
      "Я бы на его месте тоже боялся".
      Голдберг наклонился вперед и положил ладонь на колено Эдмона.
      - Мне нужно знать все, что известно полиции. Все, что может подсказать причину, по которой ваша дочь решилась на это.
      - Я не знаю! - в отчаянии воскликнул Эдмон. - Возможно, знает Эстер... моя бывшая жена... но... нет, она тоже не представляет.
      - Вы можете устроить так, чтобы мы поговорили?
      - Эстер не станет разговаривать с вами, если просьба будет исходить от меня.
      - У вас настолько плохие отношения?
      Эдмон не стал развивать эту тему. Да. Настолько. И еще хуже.
      - Хорошо, - сказал Голдберг. - Я попробую. Наверно, мне нужно будет получить разрешение инспектора...
      - Капульского, - подсказал Эдмон. - Разрешение... зачем?
      - По сути, это вроде работы частного детектива, верно? Физика физикой, но речь идет о вмешательстве в действия полиции. Я даже не могу сам позвонить вашей бывшей супруге и попросить о встрече.
      - Но вы будете искать ее дочь! Хотя... Если Эстер будет знать, что вы работаете со мной... для меня... Она действительно не пустит вас на порог.
      - Значит, пока мы можем лишь повторить работу полицейских экспертов. Вот уж где нет шансов перейти дорогу полиции.
      - Вы хотите сказать...
      - Начнем в посещения "места события". Точнее, одного из бесконечного количества "мест событий". Мы уже там были дважды, но вы не помните. Теперь остров Моргенштерна будет конечным пунктом маршрута. Вы готовы?
      Эдмон еще минуту назад был уверен, что готов ко всему. Сейчас ему казалось, что к посещению острова он не готов.
      - Да, - сказал он, стараясь, чтобы короткое слово прозвучало твердо.
      - Мы пойдем обычным фарватером, то есть, через пять других островов, которые вы, понятно, не запомните. На месте можете делать что угодно, только не отходите от меня далеко... на всякий случай. На самом деле никакой опасности нет.
      - Я знаю, - буркнул Эдмон. - Иначе не отпустил бы Лесли.
      - Отлично, - кивнул Голдберг. - Поехали.
      
      * * *
      Он стоял посреди лесной поляны, со всех сторон окруженной деревьями. Обычные деревья - высокие стволы, протяжные ветви, переплетенные друг с другом на высоте третьего или четвертого этажа, длинные листья, закругленные с концов, ни на что не похожие, но в то же время не вызывавшие ощущения чего-то неземного и непривычного. Странная смесь обыденного и необыкновенного.
      Трава под ногами...
      Глаз будто привыкал правильно воспринимать увиденное. Точнее, привыкал мозг - поступавшее на сетчатку изображение мозг сначала трансформировал в относительно привычную картину и только потом, будто спохватившись, что делает что-то не то, исправлял изображение, отчего голова у Эдмона закружилась, поляна поплыла, как палуба корабля в шторм, ухватиться было не за что, но - странное дело - Эдмон чувствовал, что стоит на ногах твердо, и падать не собирается.
      Чем-то пахло, но определить чем именно, Эдмон не мог, хотя запах был знакомым с детства.
      - Привыкаете? - услышал он голос Голдберга и увидел физика, стоявшего, оказывается, в двух шагах прямо перед ним.
      Он наконец разглядел остров по-настоящему, таким, каким он был на самом деле, привлекая многочисленных туристов и ученых-исследователей.
      Деревья и трава оказались квазикристаллами, принимавшими здесь самые причудливые формы.
      - Красиво, - пробормотал он.
      Голдберг улыбнулся.
      - Первое, что здесь поражает, - сказал он тоном экскурсовода, - это несоответствие увиденного и реального.
      - Да, я... мы читали. Игра цвета...
      - Я был на этом острове раз десять. Последний раз - полчаса назад, причем вместе с вами. Я-то уж точно знаю, какой бывает иллюзия, но все равно - будто впервые. Именно это состояние заставляет большинство туристов опять и опять покупать путевки на острова.
      - Это и есть Зеленые скалы? - спросил Эдмон, вспомнив, что они с Лесли читали на сайте Института.
      - Зеленые скалы, - подтвердил Голдберг. - Хотя зеленые они лишь за полчаса до захода Душена, когда лучи падают под определенным углом, преломляясь в слое местных серебристых облаков.
      Эдмон увидел небо. Странно все-таки реагировал организм на новые ощущения. Разве он не увидел небо сразу? Но... Нет, не видел. Будто неба не существовало для его взгляда. Вселенная проявилась, мозг разобрался, наконец, распределил фотоны по нужным местам...
      Перед глазами восстали (таким было ощущение, хотя Эдмон смутно осознавал, что в небе не было движения, картина оставалась статичной много лет и была такой задолго до его рождения) пурпурные, алые, розово-апельсиновые, багровые, желтовато-лимонные, но все же больше пурпурные - этот оттенок доминировал - столбы, достигавшие зенита: с выступами и впадинами, будто от снарядных разрывов, но все равно казавшиеся идеально выстроенными, как небоскребы в Абу-Даби. Над ними, за ними и еще где-то, в местах, пока неопределимых для зрения, сверкали яркие бриллианты, аметисты, алмазы, хризолиты. Наверно, звезды, разумом он понимал это, но эмоции затолкали рациональные объяснения в подсознание - не звезды в небе светили, а чьи-то необузданные эмоции. Голубой кристалл - эмоция светлой любви, вспыхнувшей между ним и Эстер, когда они увидели друг друга на корпоративной вечеринке у Дугласов. Они потянулись друг к другу так же, как тянулись и притягивали лучи, чей цвет Эдмон не мог определить - голубой секунду назад и неожиданно белый... нет, опять голубой... белый... В душе возник восторг узнавания, такой же, как тогда... Не отвести взгляда, но боковым зрением Эдмон увидел и то, что возникло правее колонн света: три почти правильных окружности, одна темно-синяя, другая, пересекавшая первую, - белая, и третья, чуть в стороне, - ярко оранжевая с желтым окоемом. В центре каждой окружности блестела яркая точка, и Эдмон даже знал, чем эти точки были на самом деле. Знал, читал на сайте, но сейчас не пытался вспомнить, потому что каждая точка сообщала ему о жизни нечто, чего он не знал прежде. Он и сейчас не знал, а только ощущал присутствие нового знания и прислушался к себе, чтобы понять. Понимание требовало разума, а не эмоций, сейчас это было ему чуждо. Он заметил нечто позади себя, будто глаза выросли у него и на затылке, ощутил присутствие еще одной важной эмоции, обернулся и едва не захлебнулся восторгом душевной близости, возникшей между ним и Эстер, когда они, едва познакомившись, ушли с вечеринки и бродили по бульвару, будто по краю пропасти - почему-то ему казалось именно так: шаг в сторону, и они упали бы в непролазную черноту, в другой мир, туда, где не встретились, не увиделись, не полюбили... не жили.
      Краем сознания Эдмон начал все-таки понимать, что над ним не пиршество эмоций, а небо, в котором блистали десятка полтора ярких звезд, осветивших ими же вытолкнутые и опрокинутые на десяток парсек газо-пылевые туманности, а три невообразимо красивых окружности были "всего лишь" планетарными туманностями с белыми карликами в центре. Шкатулка, куда он затолкал свой рациональный разум, тихо приоткрылась, и знание, будто змея, выползло оттуда, зашипев на эмоции, но не сумев их прогнать.
      "Смотри наверх, тебя не испугает небо!" Почему-то эту фразу, неизвестно когда неизвестно где и неизвестно от кого слышанную, вспомнил Эдмон. "Я вовсе не испугался", - ответил он неизвестно кому и неизвестно зачем.
      Он опустил взгляд и увидел то, что привлекало туристов на 3D-фотографиях: полимерные квазикристаллические цепи "травы", выдавливаемые из недр. По сути, это была одна-единственная, как утверждали химики, молекула, у которой не было ни начала, ни конца. Планету, на которой располагался остров Моргенштерна, не назвал бы планетой ни один астроном прошлого, форма ее постоянно менялась, но никогда не была шаром. Колоссальная квазикристаллическая нить вытянулась вдоль орбиты, прихотливо извиваясь вокруг голубого гиганта Душена.
      Ничего красивее этого неба и этой природы Эдмон не видел, но эмоциональный порыв угас. Не для того он здесь, чтобы любоваться прекрасным.
      Дышалось легко, сила тяжести... впрочем, вспомнил Эдмон, сила тяжести в коконе определялась не притяжением острова, а подсознательной силой поводыря - еще одна загадка перемещения в идентичных мирах, которую ученые, насколько знал Эдмон, толком не решили, запутавшись в квантовой гравитации и нелинейных квантовых уравнениях. "Надо будет расспросить Голдберга, - подумал Эдмон, - но потом, когда Лесли будет дома, и все закончится".
      Он еще в это верил.
      Эдмон посмотрел под ноги. Поверхность выглядела пупырчатой, как шкура дракона, и казалась полупрозрачной.
      - Следы здесь остаются, конечно, - ответил Голдберг на молчаливый вопрос Эдмона. - Поверхность упругая, а память формы у этого материала замечательная, попробуйте сделать шаг.
      Эдмон шагнул и обернулся, чтобы увидеть след. Такой след остался бы на слежавшемся снеге - ясный и четкий.
      Больше следов не было нигде. Первозданная поверхность. Первозданная планета. Нога человека никогда здесь не ступала.
      - Понимаете теперь? - спросил Голдберг. - Мы с вами - первые, кто пришел на этот остров, хотя до нас здесь побывали десятки исследовательских групп и сотни туристов. Криминалисты пытались - как и вы - обнаружить следы. Сейчас на острове работают несколько экспертных групп, и, надеюсь, до инспектора дойдет, наконец, что отправлять сюда криминалистов - пустое дело.
      - Здесь... сейчас?
      - С математической точки зрения - именно здесь и сейчас. Вы должны понять, что математически остров Моргенштерна - один-единственный. В пределах квантовой неопределенности, конечно. Не будь система вселенных квантовым объектом, остров и реально был бы один. Впрочем, тогда не существовало бы ни идентичных миров, ни разветвленных миров вообще, Вселенная была бы одна, и путешествовать между звездами пришлось бы на звездолетах с субсветовыми скоростями. Нет надежнее доказательства существования множества типов идентичных миров в множестве типов многомирий, чем этот остров, где вы можете оставить свои следы, которые никто из тех, кто будет здесь после нас, обнаружить не сможет, потому что всякий раз окажется на идентичном острове - на том же самом, но в другой ветви, а ветвей этих...
      - ...Бесконечно много, - пробормотал Эдмон.
      - Именно так, - поставил точку Голдберг.
      - Зачем вы меня сюда привели? - взорвался Эдмон.
      Голос сорвался, Эдмон закашлялся.
      - Я хочу, чтобы вы ощутили... Решения мы принимаем эмоционально. Я привел вас сюда, чтобы вы почувствовали...
      - И понял, что все бессмысленно!
      - Почувствовали, - повторил Голдберг, - и сказали: вы все еще хотите, чтобы я взялся за эту проблему?
      - Если вы можете...
      - Я не сказал, что могу, - прервал его Голдберг. - Я тоже поступаю эмоционально.
      - Я хочу. - Эдмон смотрел не на Голдберга, а в небо, где недвижная картина вселенских столбов неожиданно изменилась, средний столб чуть изогнулся и больше не касался второго своим краем, а упирался в зеленовато-серую ткань, прошившую небо до зенита. Эдмон понимал, что этого быть не могло, но чувствовал, что зрение его не обманывает, и в идентичных мирах возможно все, даже то, что представляется невозможным для понимающего разума.
      - Здесь так хорошо... - сказал Эдмон.
      - Одно из красивейших мест во Вселенной.
      - Первозданное...
      Никогда нога человека не ступала на этот остров. Ощущение первооткрывателя. Незабываемо.
      Лесли ушла отсюда в никуда.
      - Хочу домой, - пробормотал Эдмон.
      
      * * *
      Голдберг подогрел куриные стейки, приготовил салаты, достал из холодильника бутылку "Кармеля". Эдмон никогда не пил израильское вино, оно показалось немного терпким, похожим на итальянское "Кьянти", но в винах он разбирался плохо и на вопрос хозяина "Как вам?" кивнул, не имея определенного ответа.
      На кухне было удобно, окно выходило на восток, небо стало темным, а звезд видно не было то ли из-за дымки в небе, то ли мешала незаметная глазу подсветка от городских кварталов.
      - Ценю вашу деликатность, Эдмон, - сказал Голдберг, когда тарелки опустели. - Вы так и не спросили, как я собираюсь поступить. Проблема - я уверен - сугубо физическая, полиция только все запутает. Загадка, на мой взгляд, вот в чем. Ваша дочь - поводырь. Для нее не составляло проблемы вернуться домой, если бы она этого захотела. Она не вернулась. Значит, почему-то не захотела.
      - Лесли? Невозможно!
      Голдберг поднялся и принялся убирать со стола. Дает понять, что пора уходить? Что делать? Сидеть и ждать или встать и попрощаться? И что сказать?
      Сложив посуду в посудомоечную машину, Голдберг обернулся к гостю:
      - Пройдем в кабинет, и я задам вам несколько вопросов о Лесли, о вас и вашей бывшей жене.
      - Вы сказали, что задача физическая, а не криминальная. Инспектор уже спрашивал...
      - Конечно, физическая. Но я должен знать граничные условия. Может, в будущем потребуется более точное введение операторов сознания, но сейчас я еще не знаю, как это делается. Придется ограничиться упрощенными параметрами. Время рождения, место, что-то еще, я посмотрю по ходу... Вы готовы?
      - Да. - Эдмон боялся, что то, что он вспомнит и скажет, будет лишь искажением реальности в его восприятии и сознании. Эстер о том же событии расскажет иначе.
      Голдберг указал гостю на кресло у журнального столика.
      - Начнем, - сказал он.
      
      * * *
      У дома дежурили журналисты.
      - Ваша дочь знала, что она поводырь? Когда она узнала?
      - Полиция допрашивала подруг вашей дочери, она кого-то подозревает в соучастии?
      - Вы уверены, что Лесли сделала это по собственному желанию?
      - Может, это похищение, и полиция скрывает факты?
      - Какие у вас были с дочерью отношения?
      - Ваша жена знала, что вы отправляете дочь одну, или вы от нее это скрыли?
      Эдмон прошел сквозь толпу, опустив голову. Почему женские голоса такие пронзительные, режут слух? Неужели Капульский не может сказать своим людям, чтобы отогнали эту свору?
      - Без комментариев, - бормотал он. - Дайте пройти.
      - Можно войти? - услышал он за спиной, когда прикладывал большой палец к замку.
      О, Господи! Инспектор. Легок на помине.
      - Черт возьми! - взорвался Эдмон. - Вы видите? Это ад!
      Капульский пожал плечами.
      - Пресса, - сказал он, будто все объяснил. - Работа у них такая.
      - А у вас?
      - Есть несколько вопросов.
      Эдмон пропустил инспектора в гостиную.
      "Полиция делает свое дело, - повторял он, переодеваясь в спальне. - Полиция знает, что делает. Полиция ничего не знает и только делает вид".
      Мысль показалась бессмысленной, но почему-то правильной, и Эдмон поспешил в гостиную, где детектив дожидался, сидя в кресле, будто это был электрический стул: выпрямившись и стараясь не касаться ни спинки, ни подлокотников.
      - Есть что-то новое?
      - Нет. Скажите, господин Массар, когда вы сообщили вашей жене...
      - Бывшей.
      - Вашей бывшей жене о том, что купили дочери тур на острова?
      Эдмон опустился в кресло, подобрал под себя ноги - неприлично при постороннем, но ничего, потерпит.
      - Меня об этом спрашивали раз десять!
      - Так когда...
      - Я не говорил бывшей жене о том, что купил Лесли тур.
      - Почему?
      - Вчера я уже...
      - Так почему?
      Эдмон минуту смотрел на детектива непонимающим взглядом. Они все тупые в полиции (чепуха!) или хотят взять его измором (тоже чушь!)? А может, у них появилась новая информация, и тот же вопрос теперь задается с другой целью?
      - Лесли прекрасно понимала, что мать будет против и испортит ей поездку. И еще... Если бы Лесли сказала матери, то она... бывшая жена, я имею в виду... устроила бы мне скандал, а я не...
      - У вашей дочери много подруг, - перебил инспектор. - Они часто встречались...
      - Да, почти каждый вечер.
      - Ваша жена там не присутствовала.
      - Это было бы слишком, - пробормотал Эдмон, - но она знала о каждом шаге Лесли. Провожала и встречала.
      - Разве это не причина? - заметил Капульский. - Многие дети сбегали из дома и при менее... мм... внимательных родителях.
      - Может быть, - согласился Эдмон. - Я тоже об этом думал.
      - А вы задумывались над тем, - продолжал детектив, - почему ваша жена...
      - Бывшая!
      - Почему ваша бывшая жена устраивала дочери такой жесткий прессинг?
      - Лесли привыкла с детства. Это даже было удобно - она сама мне говорила. Не приходилось думать, как добраться домой с вечеринки. В школу на очные занятия многих детей привозят родители, это нормально. Вы лучше меня знаете, - добавил Эдмон, усиливая эффект сказанного, - что случается с девочками...
      Инспектор оставил намек без внимания.
      - Вам не кажется, что жесткий прессинг со стороны матери объясняется тем, что она знала о способности дочери и потому старалась не оставлять ее одну?
      "Резонный вопрос", - подумал Эдмон.
      - Нет, - покачал он головой. - У Эстер всегда был такой характер, еще до рождения Лесли. Она и меня контролировала - должна была знать точно, когда я приеду с работы, когда у нас заканчиваются совещания...
      - О... - улыбнулся Капульский одними губами. - Завести в такой ситуации интрижку было бы безумием, верно?
      - На что вы намекаете? - повысил голос Эдмон. - Я никогда... Впрочем...
      Похоже, полиции известно гораздо больше, чем они говорят. Они всегда говорят только то, что нужно в данный момент. От кого Капульский мог узнать, и какое, черт возьми, это имеет сейчас значение?
      - Не знаю, - сухо сказал он, - кто вам наплел, но интрижек у меня не было. А развелись мы потому, что стало невыносимо. Как в клетке, понимаете? Мы с Эстер прекрасно ладили, она замечательная хозяйка, вкусно готовит, все мои друзья чувствовали ее отношение...
      - Настолько, что перестали приходить, верно? В последние годы перед разводом друзей у вас поубавилось.
      - Вам и это известно? Эстер здесь ни при чем. Просто... у меня испортился характер. Да и у кого бы не испортился? Однажды утром я посмотрел на себя в зеркало и не узнал человека, который в нем отражался. Я совсем потерял себя от такой жизни. В тот день я решил уйти. Но из-за Лесли тянул еще почти год. Эстер понимала, что...
      - Вы уже который раз назвали бывшую жену по имени, - перебил Эдмона инспектор.
      - Да? - удивился Эдмон. - Не обратил внимания.
      - Вы все еще переживаете развод, - констатировал Капульский.
      - Вас это не касается, - сухо сказал Эдмон.
      - Давайте рассуждать, - продолжал инспектор, - исходя из того, что ваша жена знала, что у дочери есть способности к лоцманству. Кроме того - вы сами при этом присутствовали, - она солгала полиции.
      - Вы что же, - сказал Эдмон, запинаясь, - хотите сказать, что все это... мм... организовала Эстер?
      - Одна - нет. Вдвоем с дочерью... возможно.
      Эдмон долго смотрел на инспектора, не зная, что сказать, что думать, и не представляя, что делать, если сказанное окажется правдой.
      - Зачем? - выдавил он наконец.
      - Например, чтобы насолить вам. Она могла давно настраивать дочь против вас.
      - Настраивала, конечно. Ну и что? Лесли все мне рассказывала, понимаете? Не матери, а мне! Она не могла...
      - Типичная ошибка многих отцов, - назидательно заметил инспектор. - Они думают, что дети полностью доверяют им, а не матери. Отец уверен, что ребенок с ним откровенен, а на деле ребенок находится под властью уверенной в себе матери-командира.
      - То есть, - Эдмон попытался собраться, - вы хотите сказать, что Эстер и Лесли договорились? Лесли устроила этот... это... чтобы я... а на самом деле вернулась домой и сейчас прячется? И Эстер знает - где?
      Представить себе что-то подобное Эдмон не мог.
      - Чушь, - сказал он. - Если Лесли вернулась, зачем Эстер разыгрывать спектакль? Полиция, расследование. Эстер не дура, прекрасно понимает, что, когда Лесли найдут, будет скандал. Помните, израильтянин разыграл собственное похищение, чтобы не платить по долгам? Ему вчинили такой иск...
      - Помню, - кивнул Капульский. - Но вы сами сказали, что ваша жена - умная женщина. Она может прятать дочь в месте, о котором договорись заранее, не поддерживать с ней связь, поскольку это легко отследить. Потом, скажем, через неделю или месяц, когда вы уже доведены до отчаяния, а полиция поиск прекратила... Кстати, официально поиск действительно прекращен сегодня в пятнадцать часов.
      - Почему?
      - Неофициально поиски продолжаются, - заверил инспектор, - но формально дело сдано в архив, то есть активных действий мы не предпринимаем, ждем появления новой информации.
      - Чего вы хотите от меня? - Эдмон сжал ладони так, что стало больно пальцам.
      - Попытайтесь вспомнить: что говорила ваша дочь, на что намекала. Она могла что-то сказать, тогда вы не обратили внимания, а сейчас... Подумайте. Если вспомните - звоните мне.
      - Хорошо, - сказал Эдмон. Подумать-то он подумает, но это чушь.
      Капульский встал, попрощался и пошел к двери, а Эдмон продолжал сидеть, глядя перед собой. Последние слова инспектора, сказанные перед тем, как он закрыл за собой дверь, в памяти Эдмона, конечно, сохранились. Память хранит все, но вспомнить, что она сохранила, бывает порой невозможно. Эдмон вспомнил поздно вечером, когда, просидев несколько часов у телефона, побрел в спальню.
      Закрывая дверь, Капульский сказал:
      - Вообще-то возможна и обратная ситуация. Все это организовали вы с дочерью, чтобы насолить матери. Это даже вероятнее, чем...
      Что он сказал еще? Или просто захлопнул дверь?
      
      * * *
      - Как, по-вашему, - приступил к разговору Капульский после того, как Эстер высказала свои претензии к полиции, бывшему мужу, Институту поводырей, а потом немного поплакала. - Как, по-вашему, миссис Корман, Лесли сама решила... мм... убежать, или у нее был... мм... советчик?
      - Сообщник, - отрезала Эстер. - Был, и вы это прекрасно знаете. Мой бывший муж.
      - Мы не обнаружили ничего, что указывало бы на участие мистера Массара.
      - А что вы предприняли? Спросили его? Так он вам и признался!
      - У полиции есть множество способов... - туманно пояснил Капульский. - Главное: у мистера Массара нет мотива.
      - Нет мотива? - возмутилась Эстер. - Он всегда хотел отобрать у меня дочь! Он мог уговорить глупую девчонку устроить это представление. Лесли вернулась на Землю, они договорились, где она будет скрываться...
      - Не получится, - покачал головой Капульский. - Ваш бывший муж не может скрывать дочь всю жизнь. Как только девушка объявится в доме Массара или где-то еще, вы немедленно сможете возбудить...
      - Не смогу, - отрезала Эстер. - Это мне уже объяснили. Лесли исполнилось восемнадцать, и я не могу требовать ее возвращения. Она совершеннолетняя и может жить, где захочет.
      Капульский кивнул.
      - Разумеется. Но тогда история не имеет смысла. Девушка могла просто сложить вещи и переехать к отцу, верно?
      - Да, - мрачно согласилась Эстер. - Но какое это сейчас имеет значение, инспектор? Найдите мою дочь! Все вопросы можно задать потом. Ей самой, в том числе.
      - Я к тому и веду. Такой вариант не исключен.
      - И прорабатывается, - иронически вставила Эстер.
      - Видите ли, это не уголовное дело... пока. И я не могу получить через суд разрешение на действия, затрагивающие права личности.
      - То есть бывший запретил копаться в его делах?
      - Напротив, он предоставил нам карт-бланш. Эксперты изучили его компьютеры - и дома, и на работе. Телефонные разговоры, в том числе с дочерью. Произвели осмотр в квартире. Могу утверждать практически со стопроцентной уверенностью: ваш бывший муж ничего не знал о планах дочери - если у нее были планы - и сам ни в каких приготовлениях не участвовал.
      - То есть, у Лесли был другой, как вы говорите, сообщник?
      - Я не говорил "сообщник"! - поднял руки Капульски. - Но с кем-то она, более чем вероятно, обсуждала свои планы... если такие планы у нее были.
      - Понимаю, - протянула Эстер. - Вы хотите поискать в личных записях Лесли. В компьютере. Кстати, телефон она взяла с собой.
      - Речь идет не о личных записях, потому что нужно ее согласие, которого мы, понятно, получить не можем.
      - Что за глупости? Спросите меня, я разрешу!
      - Лесли исполнилось восемнадцать, - напомнил инспектор, - и вы не имеете права что бы то ни было разрешать или не разрешать, связанное с вашей дочерью. Только она сама или лицо, на которое она оставила доверенность, но такого лица нет, а потому...
      - Глупость неимоверная! - поразилась Эстер.
      - Повторяю, - терпеливо сказал Капульски, - это не уголовное дело... пока. Закон охраняет права личности.
      - Боже! Если бы я знала пароли, которыми пользовалась Лесли, я бы сама...
      - То есть вы их не знаете, - констатировал инспектор.
      - Я предоставила Лесли максимальную свободу! Обо всем она рассказывала сама, у нее не было от меня тайн!
      - Кроме паролей, - подпустил шпильку инспектор.
      - Для ваших экспертов вскрыть детские пароли - минутное дело!
      - Это противозаконно, - изобразил возмущение Капульски. - К тому же, и невозможно. Коды, задаваемые квантовыми кубитами, не дешифруются. А подругам о своих планах - если у нее были планы - ваша дочь не рассказывала.
      - Инспектор, - сказала Эстер после короткого молчания, во время которого она пыталась осмыслить новую для нее информацию, - полиция сложила руки?
      - Ну что вы! Мы продолжаем делать все возможное. Вы сказали: "сообщники". Отец, подруги, другие знакомые - их мы тоже опросили. Остается...
      - Никого больше не остается, - тихо и безнадежно произнесла Эстер.
      - Почему же, - нейтральным голосом произнес Капульский. - Остаетесь вы.
      Эстер несколько мгновений смотрела на инспектора, пока до нее не дошел смысл слов.
      - Я? Вы хотите сказать...
      - Я ничего не хочу сказать! Но это единственное, что у нас сейчас осталось. Если вы позволите... В вашем компьютере могут быть сведения, которым вы сами не придавали значения. И в телефоне.
      "Интересно, - подумал он, - неужели у нее в жизни есть нечто, чего она очень стесняется или боится? А впрочем, это у всех есть, часто полная глупость, но человеку дорого".
      - Так вы за этим пришли?
      Инспектор промолчал.
      На глазах Эстер выступили слезы. Пара слезинок в углах глаз, можно и не заметить. На лице женщины ничего не отразилось. Она должна понимать, что эксперты будут искать исключительно материалы, необходимые для расследования. Никакие ее прегрешения не будут приняты во внимание, даже если эксперты обнаружат, что она когда-то убила человека.
      Эстер промокнула слезинки бумажной салфеткой, инспектору показалось, она сделала это специально - чтобы он обратил внимание. Он все больше раздражался и прилагал все больше усилий, чтобы его раздражение осталось незамеченным.
      Эстер смяла салфетку, аккуратно положила на столик и скорбно кивнула.
      - Я могу прислать экспертов прямо сейчас?
      Еще один скорбный кивок.
      - Они будут предельно аккуратны, - пообещал Капульский.
      
      * * *
      Эдмон хотел предупредить Голдберга о своем приезде, но телефон не отвечал, хотя и был включен. Он отправил сообщение, электронное письмо, сказал на автоответчик, что не может сидеть один дома, ему необходимо поговорить, он понимает, что может помешать, но все же...
      Дверь открыл сам хозяин и, пропустив Эдмона в знакомую уже гостиную, сказал участливо:
      - На вас лица нет. Вам необходимо выспаться.
      - Не могу спать, - пожаловался Эдмон.
      - Чем больше вы устаете и теряете возможность здраво соображать, - заметил Голдберг, устроив гостя на диванчике, - тем меньше вероятность извлечь из вашей памяти полезную информацию.
      - А у вас что-нибудь получилось?
      - Сейчас дам полный отчет, - сказал Голдберг, - только кофе приготовлю.
      Вернувшись с подносом, он застал гостя спящим, - Эдмон привалился к спинке дивана, скрестив ноги в неудобной позе, но сон, похоже, был крепким, и Голдберг сначала выпил свой кофе, потом - кофе гостя, размышляя о том, как использовать в статье идеи полиморфности разномерных идентичных многомирий, и применим ли к таким мирам принцип квантовой неопределенности в форме Волкова - Дорштейна. Должен быть применим, хотя доказать это будет сложно, поскольку не доказана пока десятая теорема инфинитологии, а если начать с нее, решение может затянуться на месяцы.
      Эдмон вздрогнул, сел и с удивлением обнаружил себя не там, где ожидал. Обычное дело: просыпаешься неизвестно где и не сразу понимаешь, как оказался в незнакомом месте.
      - Я заснул, - констатировал Эдмон.
      - Туалет прямо по коридору, - сказал Голдберг. - Потом выпьете кофе, и я вам кое-что скажу.
      Эдмону хотелось знать все и сразу, но он честно поступил, как сказал хозяин: умылся, пригладил волосы ладонью, выпил заново приготовленный кофе и, наконец, произнес:
      - Вам удалось решить задачу?
      - Насколько это возможно при нынешнем состоянии инфинитологии, - уклончиво сказал Голдберг. - Я думаю, Лесли вернулась. Искать ее нужно на Земле.
      - Послушайте, - сказал Эдмон, - мы вернулись к исходной точке, верно? Полиция без вашей нетрадиционной инфинитологии утверждала это с самого начала. Инспектор обвинил меня в том, что я прячу дочь. Она вернулась, а я ее прячу!
      Эдмон почти кричал.
      - Они изучили переписку, все обыскали, инспектор говорил со мной, будто с преступником. Они опросили всех подруг и даже просто знакомых Лесли, вы понимаете? Лесли на Земле нет!
      Эдмон стукнул кулаком по столу, блюдца подпрыгнули, он пришел в чувство и сказал почти спокойно:
      - Они перестали искать. Бесполезно. А вы говорите...
      - Эдмон, вы так и не поняли, что я сказал. Хотите еще кофе? Или поужинаем? Вы ничего не ели с утра, верно?
      - Можно стакан воды? Холодной.
      - Конечно. И омлет. С чем вы предпочитаете? Сыр, бекон, зелень, помидоры?
      Эдмон почувствовал голод.
      - Просто воду, - сказал он.
      Пока Голдберг возился в кухне, Эдмон безвольно сидел в углу дивана и думал о том... ни о чем он не думал, в мозгу, как спутник по орбите, крутилась мысль: "Лесли на Земле". Это было бы замечательно - здесь ей, по крайней мере, не грозят ни голод, ни удушье. Впрочем, ни то, ни другое ей не грозило - если правы поводыри - и на острове Моргенштерна, и на любом другом острове вселенских фарватеров. По той простой причине, что Лесли, его дочь, такая понятная и незнакомая, была поводырем, знала это и скрывала... хорошо, от матери, но почему от него? Почему?
      - Прошу, - сказал Голдберг, мысль Эдмона сошла с орбиты и сгорела в верхних слоях атмосферы, затерялась в подсознании.
      Воду Эдмон выпил залпом, потянулся было к вилке, но отдернул руку.
      - Да ешьте вы, - добродушно проговорил физик. - И перестаньте дергаться. Я буду задавать вопросы, а вы вспоминайте. Однажды Лесли вернулась от подруги поздно вечером, вы с женой извелись, телефон не отвечал. Домой ее привел патрульный, а она не смогла объяснить, где провела время. Вы накричали на девочку.
      Так и было. Эстер была вне себя, а он ждал, когда жена успокоится. Конечно, оба волновались, но нельзя же так...
      Неделю спустя он осторожно расспросил Лесли, и она охотно, как ему показалось, сказала, что всего лишь погуляла в парке, вдруг захотелось, не могла удержаться. "Парк - тот, что за домами, мы раньше там вместе гуляли, помнишь? Только сейчас парк так разросся... огромный... и небо над ним удивительное... И облака..."
      - Она гуляла в парке, - тихо произнес Эдмон. - Мы зря на нее накричали, да.
      "Мы? Накричала Эстер, а я..."
      - Давайте перейдем в кабинет, - сказал Голдберг. - Есть вы не хотите, жаль.
      Комната, которую Голдберг назвал кабинетом, была пуста, как тюремная камера: голые стены, лежанка, похожая на те, что в фильмах стоят в кабинетах психоаналитиков, два пластиковых стула. Рассеянный желтоватый свет из панелей в потолке.
      - Садитесь, - сказал физик. - Главное: чувствовать определенное неудобство. Оно не позволяет расслабиться, иначе спустя какое-то время начинает клонить в сон. По себе сужу.
      Голдберг придвинул стул к изголовью лежанки, провел ладонью по белой простыне, вспухло голографическое изображение фирменного знака "Эпсон" - производителя квантовых компьютеров третьего поколения.
      Вот оно что... Эдмон никогда не видел профессиональных квантовиков. Знал, что они стоят огромных денег.
      Знак "Эпсона" сменился голубым свечением, куда Голдберг погрузил руку и выволок на свет плоскую клавиатуру, повисшую в воздухе на уровне его груди.
      - На случай, если придется какие-то команды вводить символами, - объяснил Голдберг, покосившись на Эдмона. - Обычно он понимает с полуслова.
      "Как о собаке", - мелькнула мысль.
      - Начнем, - сухо произнес физик. - Мы говорили с вами о случае, когда Лесли гуляла в парке, не предупредив, и ваша жена ее отругала.
      - Откуда вы об этом знаете? - не удержался Эдмон от вопроса. - Неужели от инспектора?
      Голдберг приподнял брови.
      - Вы мне поверите, если я скажу, что рассчитал это по тем данным, что у меня были? Из того, например, что наблюдал на острове Моргенштерна, из того, что скачал с сайта полицейского управления...
      "Зачем он вешает мне на уши лапшу?"
      - Не поверите, - констатировал Голдберг. - Но все же давайте начнем, хорошо? Лесли описала - вам или матери, - что именно видела на острове... мм... в парке, где провела два часа?
      - Не знаю, что Лесли рассказала Эстер, а мне потом, когда обида прошла, описала довольно подробно. Я решил, что она фантазировала. Деревья-столбы, почти без веток, такие высокие, что... да, вспомнил, деревья будто тянулись - это ее слова, они вовсе не означают, что... да-да, понимаю. Деревья втыкались вершинами в небо и протыкали его, представляете? Не то чтобы это были низкие тучи и вершины деревьев скрывались в них, нет, Лесли определенно говорила, что светили три солнца, а деревья разрывали небо, и в разрывах вспыхивали яркие стрелы.
      - А! - со значением произнес Голдберг.
      - На следующий день я проверил на сайте городских новостей. В тот вечер студенты устроили в парке фейерверк. Вот откуда стрелы и деревья, протыкавшие небо.
      - И вы успокоились, - констатировал Голдберг.
      - Мне и в голову тогда не пришло, что это... тем более, что потом ничего такого...
      Помолчали. Голдберг подвигал пальцами над клавиатурой, не прикасаясь к ней, будто разминал кисти рук. В голубом тумане ничего не изменилось.
      - Банка Никомеда, - произнес Голдберг, положил пульт на пол, и тот растекся лужицей, которая сразу подсохла.
      - Банка... - Эдмон следил за превращениями пульта и не понял смысла того, что сказал Голдберг.
      - Банка Никомеда - один из мелких островов на фарватере Чамберса, - пояснил физик. - Поводыри им редко пользуются, ведет фарватер к большой газо-пылевой туманности в межгалактическом пространстве на окраине сверхскопления в Деве. Промежуточные острова представляют относительный - не очень большой - интерес для астрофизиков. Впрочем, там все уже, в принципе, исследовано, астрофизики туда ходят редко, а туристы вообще никогда, это не туристический маршрут. Банка Никомеда - третий остров на фарватере. Двести шестнадцать мегапарсек.
      - Вы хотите сказать, что Лесли...
      - Похоже, что да.
      - Фейерверк...
      - Стрелы, протыкающие небо. Именно это там и происходит. На высоте от десяти до двадцати километров над планетой, она, кстати, небольшая, размером с Марс, расположен слой натриевых паров. При определенных погодных условиях - температура, давление, поток звездного излучения - натрий становится металлическим, и возникает тонкая и прочная пленка. Планета отделяется от окружающего пространства металлической оболочкой. По расчетам, из-за уникальной поляризации натриевая пленка прозрачна изнутри и непрозрачна снаружи. Из космоса планета в такие минуты становится... то есть должна становиться, никто этого, конечно, не видел... похожа на сверкающую елочную игрушку. А изнутри натриевый слой пробивают струи холодной плазмы... как стрелы, да.
      - Это опасно? - неожиданно перепугался Эдмон.
      - Нет, - улыбнулся Голдберг. - Для поводырей в идентичных мирах нет ничего опасного, они окружены коконом. Компьютер дает девяносто семь процентов вероятности, что ваша дочь была на банке Никомеда. Это опорный момент, я ввел его сейчас в уравнение, но это все еще линейная часть, а нам нужны нелинейные коэффициенты, зависящие от сознания наблюдателя. В инфинитологии эти коэффициенты называют психоидными.
      Физик отодвинул стул от лежанки, наклонился и потянул из пола шнур, будто индийский факир - змею из кувшина. Шнур растекся в воздухе, возник 3D экран, внутри которого слепилось голографическое изображение. Эдмон узнал фотографию из альбома Лесли. Дочь с подругами сидела на "вафле", так девочки называли длинную скамью в сквере неподалеку от школы. "Вафлей" скамья стала, когда ее однажды кто-то разрисовал продольными и поперечными полосками. Лесли смотрела по обыкновению не в объектив, а куда-то в небо. Слева чопорно выпрямилась Сандра Радович, с ней Лесли дружила в младшей высшей школе, справа - Дайана Гросс.
      - Откуда у вас эта фотография? - спросил Эдмон.
      - Выпросил у Капульского, - не стал отрицать очевидного Голдберг. - Полиция изъяла у вашей бывшей жены компьютерный архив, но инспектора, насколько я понял, интересуют сегодняшние контакты вашей дочери.
      - Это Дайана, - начал перечислять Эдмон, не понимая, зачем Голдбергу нужны имена, - это Сандра...
      - Двое мальчиков на заднем плане, - палец Голдберга прошел сквозь зеленую листву и остановился в миллиметре от фигурок, на которые Эдмон прежде не обращал внимания. Двое мальчиков, верно. Дети не часто встречались вместе в одной аудитории. Мальчишек Лесли в те годы избегала, как-то сказала, что она их боится. Мальчишки такие странные, хотя иногда строят из себя джентльменов. А эти двое... Один высокий, белокурый, с узким запоминающимся лицом, он стоял за кустом рододендрона, положив руку на плечо второго мальчишки, пригнувшегося и разглядывавшего что-то в траве.
      - Тот, что пригнулся, - Рамон. Он Лесли прохода не давал, она как-то пожаловалась, и Эстер приняла меры. Мальчишке изменили программу, и они перестали встречаться на аудиторных занятиях. Обычная история в таком возрасте. Больше я о нем не слышал.
      - А второй?
      - Рудольф, кажется. Неплохой парень, на год старше Лесли. Слышал, семья переехала в Австралию, Рудольф поступил в университет.
      Голдберг закрыл фотографию, туманное пятно стало сиреневым, в глубине возникли оранжевые блики, менявшие форму и цвет. Что это означало и означало ли что-то вообще, Эдмон не знал.
      - Спасибо, - сказал Голдберг и, взяв Эдмона под руку, повел куда-то по коридору: не в гостиную, а дальше. Как оказалось, к входной двери. На пороге он пожал вялую ладонь Эдмона.
      - Возможно, я сумею найти решение.
      Ошарашенный неожиданным окончанием визита, Эдмон не нашелся, что сказать.
      - Я с вами свяжусь. - Голдберг взмахнул рукой и скрылся в доме.
      
      * * *
      - Нужно поговорить.
      - Не о чем.
      - Эстер, послушай, я был у Голдберга, это физик, специалист по идентичным мирам, и он взялся найти... то есть, попытается найти Лесли. Он уверен, что она на Земле, и нам нужно с тобой...
      - Ты говоришь слишком быстро, а дикция твоя за годы лучше не стала.
      - Эстер, послушай...
      - Нет, это ты послушай. Ко мне приходил полицейский. Он обвинил меня... ты представляешь, меня!.. в том, что я, оказывается, была с Лесли в сговоре, а сейчас прячу ее, ты представляешь!
      - Меня он тоже в этом обвинил!
      - А! Это я ему сказала.
      - Эстер!
      - Не называй меня по имени! Ненавижу! Если бы не ты, Лесли сейчас была бы дома! Со мной! Полиция перевернула все в ее комнате! Им нужен пароль от ее почты в компьютере. Может, ты знаешь? С тобой она в последнее время была... Короче: тебе известен пароль?
      - Нет. Послушай. Может, тебе позвонит Голдберг...
      - Не собираюсь говорить ни с тобой, ни с твоим детективом.
      - Он не детектив, он физик, изучает физику идентичных миров.
      - Тем более!
      - Что... тем более? - Эдмон перестал понимать смысл разговора. Так всегда с Эстер. Начинаешь о логичном и понятном, но уже через минуту теряешь нить, то есть, нить теряет она, а ты теряешься от того, что нить ускользает.
      - Если бы тебе действительно нужно было со мной поговорить, ты бы приехал, а не звонил и не морочил мне голову! Я тут одна, и мне... Не мучай меня хотя бы ты! И не звони больше!
      Эдмон минуту смотрел на схлопнувшийся экран телефона, голос Эстер постепенно затихал в ушах, будто по комнате носилось, отражаясь от стен, гулкое эхо. Пока не исчезла решимость, он надел свежую рубашку, прошел мимо зеркала в прихожей, отвернувшись. Даже боковым зрением не хотел себя видеть.
      До дома Эстер доехал меньше чем за четверть часа. Так близко, а ему всегда казалось...
      Позвонил в дверь и почему-то оглянулся: почудилось, что за спиной маячит фигура инспектора. Эстер увидит Капульского в глазок и не откроет.
      Дверь распахнулась.
      - Извини, - сказал он. - Но нам надо поговорить, Эстер.
      - Ты не мог приехать быстрее? - сказала она. - Проходи. Ты считаешь, что Голдберг может найти Лесли? Он тоже поводырь, я знаю!
      Эдмон переступил порог, а Эстер, прежде чем закрыть дверь, почему-то выглянула на улицу: может, действительно разглядела, что за его плечом стоял инспектор?
      - Что говорит Голдберг?
      - У него своя теория. Я ничего не понимаю, - пожаловался Эдмон, - но больше и поговорить не с кем!
      Эстер села на диван рядом с ним, ее колено коснулось его ноги, и она немного отодвинулась.
      - Он сумасшедший, - сказала она, не глядя на Эдмона. - Все они сумасшедшие. Лесли где-то прячется на проклятом острове, он большой, целая планета. Никто даже не пробовал искать с воздуха. Сверху виднее.
      - С воздуха невозможно, - вздохнул Эдмон. Эстер понимала в лоцманстве даже меньше него, если сморозила такую глупость. - Поводырь не в силах перенести на остров флайер. И смысла нет. Остров - не вся планета, а круг... точнее, полусфера радиусом сотни три метров, не больше. Выйти за пределы Лесли не могла. Только уйти на другой остров. Или вернуться домой.
      - Они все сумасшедшие, - повторила Эстер.
      - Эсти, - пробормотал Эдмон.
      Эстер молчала, глядя в сторону, но ее колено опять коснулось его ноги.
      - Эдмон, - тихо произнесла Эстер, - я рассказала полиции все, что могла. Ты - я уверена - тоже. Что я смогу сказать твоему физику? Лесли была в прекрасном настроении, когда я проводила ее до твоего дома.
      - Проводила?
      - Я всегда ее провожала, ты не знал?
      - Она приезжала одна.
      - Лесли так хотела. Выходила из машины в квартале от твоего дома и шла пешком. Не хотела, чтобы ты... То есть это я не хотела...
      Кто из них не хотел? Лесли, желавшая выглядеть самостоятельной, или Эстер, не хотевшая, чтобы он видел, как она смотрит из машины на его крыльцо и думает...
      - Чтобы Голдберг мог составить уравнения, - сказал Эдмон, - ему нужны начальные и граничные условия. То есть, если бы он... мы с тобой поняли, что было у Лесли на уме, о чем она думала... Может, какое-то слово могло бы... если подумать... вспомнить...
      - В то утро она была с тобой. Ты с ней говорил, не я.
      - Эсти, мы с тобой разберемся друг с другом. Потом. Когда Лесли будет с нами.
      Почему-то сейчас, когда, вроде бы, не было сказано ничего, он смог произнести (а прежде - подумать) "когда" вместо "если". Потому, что Эстер сидела рядом, и ее колено касалось его ноги?
      Он положил ладонь на колено Эстер. Она тихо положила поверх его ладони свою. Они сидели неподвижно и впервые за шесть лет спокойно и рассудительно разговаривали друг с другом. Молча. Как когда-то. И впервые Эдмон был уверен, что все закончится хорошо. Он ничего не понимал в инфинитном исчислении, не представлял, как выглядят пресловутые квантовые уравнения для идентичных миров, да еще с психоидными коэффициентами, но сейчас он точно знал, что произошло. Вдруг понял, что знает, но не мог выразить словами, не мог даже словами об этом подумать, только чувством, ощущением, интуицией - будто буддист, познавший истину и не способный донести ее не только до людей, но даже до собственного сознания.
      - Пусть он приходит, - сказала Эстер. - Только...
      - Да?
      Эстер промолчала, но Эдмон понял, что она хотела сказать. Конечно, он не оставит ее наедине с Голдбергом. Будет сидеть рядом, касаться ногой ее колена, а Голдберг станет спрашивать - кто знает, какие вопросы он задаст, и если Эсти что-то не сможет вспомнить, он напомнит. Даже если сам вспомнить не сможет, такой парадокс.
      Потому что он уже понимал, что знает. А при Голдберге сумеет подобрать слова.
      И ни при чем тут квантовая физика, инфинитный анализ, нелинейные уравнения с психоидными коэффициентами. Только интуиция.
      - Все будет хорошо, - сказал он и поцеловал Эсти в шею.
      
      * * *
      - Я изучил вашу статью. - Волков полулежал в специально для него сконструированном кресле, смотрел, казалось, в глаза Голдберга, но тот понимал, что математик видит не голографического гостя, а развернутые в воздухе знаки, числа, символы и пояснения. Волков передвигал их легкими движениями бровей, отчего могло показаться, будто он недовольно морщится. - Доказательство девятой теоремы любопытно. А многофакторный анализ инфинитных ситуационных состояний я бы выделил в отдельную статью.
      - Спасибо, Владимир. - Голдберг в своем кабинете придвинулся ближе к изображению, стараясь не пересечь экранную плоскость и не разрушить эффект присутствия. - Но я хочу поговорить не об этом.
      - Знаю. Не думаю, что вы правы, и вот почему. Да, существует бесконечно большое число идентичных миров, где Лесли Массар отправилась с группой туристов и покинула их на острове Моргенштерна, доказав свои способности к лоцманству. Вы правы также в том, что эта бесконечность на ранг ниже, чем бесконечность числа идентичных миров по Дорштейну. Проблемы начинаются, когда вы задаете психоидные коэффициенты для нелинейной части уравнения. Иными словами - мотив поступка девушки. Но мотив неважен. Неужели вы думаете, что девушка, впервые в жизни оказавшаяся в реальной экспедиции под руководством опытного поводыря, отправится куда бы то ни было, кроме как домой, на Землю?
      - Полиция, - осторожно заметил Голдберг, - провела полный розыск. Дома - ни у матери, ни у отца - ее нет. Ни у кого из знакомых...
      - Я знаю, - перебил Волков. - Они, к тому же, подняли базу данных и проверили все случаи, когда обнаруживали девушек, не помнивших ни своего имени, ни адреса. Вообще-то это было лишнее, но хорошо, что проверили.
      - Лишнее?
      - Если девушка сбежала по собственной воле, - конечно, лишнее. Она не могла потерять память, если поступок был осознанным, а не бессознательным. Психоидные коэффициенты для такого распределения совсем другие.
      Эти слова Голдберг и хотел услышать. Сложность с психоидными коэффициентами как раз и заключалась в отсутствии методики определения и, чаще всего, в ошибочном смешении сознательного с подсознательным.
      - Иными словами, - сказал он, - поскольку мы предполагаем, что поступок был совершен в здравом уме и твердой памяти...
      - Есть подозрения, что девушка была не в себе? Почему ее тогда допустили к походу?
      - Нет, подозрений не было.
      - Тогда в чем сомнения? Она поступила осознанно. Не представляла своих возможностей поводыря, но точно знала, что вернуться на Землю ей ничто помешать не может. В вашей статье такие решения описаны, верно?
      - Но на Земле ее нет, - настойчиво повторил Голдберг.
      - И тем не менее девушка на Земле, - твердым голосом поставил точку Волков. - Существует физическое противоречие. Его и нужно разрешить.
      Помолчали. Разговор перешел на такой уровень понимания, когда слова представлялись лишними. Рассуждение вело себя само по протоптанным уровням инфинитного анализа, Волков время от времени перехватывал взгляд собеседника, и оба кивали, подтверждая, что мысли их текут в общем направлении. Прошло минут пять, Волков расслабился и взгляд его, в очередной раз уцепившись за взгляд Голдберга, не скользнул в сторону.
      - Полиция только все усложнит, - сказал Волков.
      - Да, - согласился Голдберг.
      - В прошлогодней октябрьской статье Хопкинса и Дорштейна...
      - Формулы восемь и одиннадцать...
      - И еще лемма Корпаунда.
      - Безусловно.
      Помолчали еще пару минут.
      - Вам придется действовать самому, - извиняющимся тоном произнес Волков. - В практической инфинитологии я вам не помощник.
      Голдберг кивнул.
      - Детектив из меня...
      Фразу он не закончил.
      - Вы знаете все об инфинитологии, - с улыбкой заметил Волков. - Зачем вам разбираться в криминалистике? Психоидные коэффициенты с потерей памяти можете смело отбросить. Теоретически эти коэффициенты отличались бы от нуля, если бы опыт лоцманства стал для девушки первым в жизни. Но тогда возникает вопрос: почему она покинула остров, когда пошла в поход с опытным поводырем? Могла и раньше...
      - Конечно, - Голдберг перебил Волкова, но не заметил этого и продолжал: - На этот раз Лесли хотела иметь свидетелей.
      - Именно, - согласился математик. - Значит, можно задать это ограничение в определении психоидных коэффициентов.
      - Если говорить по-простому, - задумчиво проговорил Голдберг, - мы все равно возвращаемся к тому, что нужен мотив. И поскольку психоидные коэффициенты включают время в качестве свободного параметра...
      Он сделал паузу, подбирая слова, чтобы сформулировать мысль точнее.
      - Да? - поднял брови Волков.
      - Полиция искала мотив в настоящем, но реальный мотив мог быть в прошлом или... - он запнулся на мгновение, - в будущем.
      - В будущем вряд ли, - с сомнением сказал Волков. - Возникнут проблемы с причинностью.
      - Да, но формально этого исключить нельзя.
      - В том-то и дело, - вздохнул Волков. - Мы не можем решить частную задачу. Слишком много неизвестных коэффициентов.
      - То есть, - мрачно сказал Голдберг, - вы считаете, что ничего не получится.
      - Не считаю! Если частная задача не решается, решим сначала общую! Свойства системы могут оказаться более простыми, чем свойства ее частей. Решив общую задачу, вернемся к частной, и тогда мотив проявится, как частный случай общего состояния объекта. Общее уравнение написать проще, вы согласны?
      - Конечно, - кивнул Голдберг. - Не нужно записывать весь ряд психоидных коэффициентов, а только полную матрицу. Только, боюсь, мой компьютер не потянет.
      - Воспользуемся квантовым компьютером Гарварда, у меня там проект.
      - Замечательно! - Голдберг не мог усидеть на месте и принялся ходить по комнате, то и дело выпадая из голографического поля. Волков исчезал, будто привидение, испуганное начавшимся рассветом, и возникал вновь, когда Голдберг пересекал конус проекции. Точно так же и сам он мельтешил, появляясь и исчезая перед Волковым, и в конце концов математик прикрикнул:
      - Да перестаньте же ходить, Пол!
      - Получается, - Голдберг остановился и, как ему показалось, поставил точку в обсуждении, - мы сможем рассчитать судьбу?
      - Теоретически - да. Я давно об этом думаю. Невероятное ощущение. Будто ты Господь, держишь в руке нити всех возможных судеб мультивидуума и дозволяешь им осуществляться в тех рамках, какие предоставляет инфинитное исчисление для идентичных миров.
      - Мы получим мотив.
      - Конечно, - кивнул Волков. - Можно попытаться, верно? Найти девушку.
      - Она на Земле. - Голдберг не спрашивал, а утверждал. Но... Он хотел быть уверенным, что понял правильно. - Ее не нашли. Ни полиция, ни родители, ни...
      - Верно, - кивнул Волков. - Поняли - почему? Давайте так. Я займусь общими уравнениями, а вы, Пол, актуализацией мотива. Когда получим решение, надо будет только подставить психоидные коэффициенты. И у нас будут ограничения по всем четырем координатам.
      - Черт, - сказал Голдберг. - Я ведь уже спрашивал Эдмона...
      Спрашивал, имея в виду совсем другое.
      
      * * *
      На острове Моргенштерна не изменилось ничего. Это по-прежнему была неизведанная земля, на которую не ступала нога человека. Голдберг подумал, что будет теперь часто приходить сюда, чтобы размышлять в одиночестве. Он растянулся на светло-сером покрытии, внешне похожем на старый потертый и выцветший персидский ковер - сложные фигуры бродили, пересекаясь и меняя форму, но это была иллюзия: на самом деле линии ковра не двигались, и, в принципе, в них не было даже загадки: фрактальные структуры возникали на многих островах как результат специфических геологических процессов.
      Голдберг лежал, смотрел в небо и слово за словом, не пропуская ни интонаций, ни пауз, ни многозначительных взглядов, вспоминал разговор с Эстер Массар-Корман. Он знал теперь мотив поступка Лесли и был уверен, что Волков, решив задачу в численном виде, получит тот же результат.
      ...Она открыла ему дверь, и он сразу ощутил исходившую от нее враждебность. Эстер сухо ответила на приветствие, проводила Голдберга в гостиную, вышла и довольно долго отсутствовала. Вернулась в другом платье - встретила она его в сиреневом с широким подолом и глубоким вырезом на спине, а вернулась в строгом вечернем, классическом, о котором Мария-Луиза (не надо бы ее сейчас вспоминать, но вспомнилось) говорила, что это единственный вид платья без изъянов.
      - В детстве Лесли часто опаздывала домой с прогулки? Вы ей звонили, она не отвечала?
      - Господи! - взорвалась Эстер. - И вы тоже!
      - Я знаю, - заторопился Голдберг. - Вас уже спрашивали. Ваш муж... бывший... рассказал об одном случае.
      Эстер опустилась на диван.
      - Это было ужасно. Я никогда не отпускала Лесли одну. Никогда! Только с подругами, и чтобы про телефон не забывала. Больше она не опаздывала.
      Напрасно Эстер так поступала, вынуждая дочь неосознанно искать другие возможности.
      Голдберг запомнил ответ, ввел ограничение на численные величины нелинейных коэффициентов и задал следующий вопрос, сделав поправку на то, что женщина только что сказала неправду.
      - Помните мальчика, с которым у Лесли был конфликт? Ваш бывший муж рассказал...
      - Да, - Эстер не дала ему закончить фразу. Лесли всем делилась с матерью, напрасно Эдмон думает иначе, он всегда преувеличивал свою роль в воспитании Лесли. О мальчике Эстер давно забыла, неприятный эпизод. Неужели были и другие, о которых Лесли рассказывала отцу?
      - Я имею в виду ее бывших знакомых, с которыми она давно не общается.
      - Конечно, помню всех ее бывших подруг. Простите, я не понимаю, зачем...
      - Я пытаюсь решить нелинейные квантовые уравнения, а там психоидные коэффициенты...
      - Какие? Не думаете же вы, что Лесли...
      - О, Господи! Конечно, нет. Это просто термин, сугубо физико-психологический. Решения позволят...
      Она его больше не слушала. Теоретик. Все они чокнутые. Зачем Эдмон просил, чтобы она с ним встречалась? Что он хотел узнать? Он не задал ни одного толкового вопроса.
      Эстер встала.
      - Извините, я занята. Прошу вас уйти.
      
      * * *
      - Результат: нуль.
      Инспектор оседлал стул в гостиной Эдмона, он только что наотрез отказался выпить с хозяином чай, кофе, соки, ну хоть что-нибудь, "вы целый день на работе и вряд ли имели возможность перекусить..."
      - Это будет ударом для Эстер, - пробормотал Эдмон. - Вы ее обнадежили, а потом...
      - Идея изначально была глупой, - сердито произнес Капульский. - Если бы хоть какой-то след вел к прошлым знакомствам Лесли, мы бы его выявили, но ничего такого не было, и поэтому полиция ограничилась нынешними контактами. А тут появился ваш физик со своими идеями, и я попросил нашего компьютерного эксперта этим заняться. В свободное время, потому что, вы знаете, поиск прекращен.
      - Значит, теперь точно Лесли нет нигде.
      - К сожалению.
      - Вы действительно не хотите что-нибудь выпить, инспектор?
      - Спасибо, нет. Собственно, я заглянул на минуту, чтобы рассказать о результате. Мог и по телефону, но ехал мимо и решил зайти.
      - Инспектор, - сказал Эдмон, - вы хотели что-то спросить, верно?
      Капульский хрустнул пальцами.
      - Зачем вы обратились к Голдбергу? Во-первых, у него нет лицензии частного детектива.
      - Но он и не...
      - Он собирал сведения, а это противозаконно.
      - Да ну? - удивился Эдмон. - Противозаконно - разговаривать?
      - Во-вторых, - отмахнулся от вопроса инспектор, - он не умеет делать то, что азбучно для любого полицейского дознавателя. Он явился к вашей бывшей жене и стал задавать вопросы.
      - Я хотел пойти с ним.
      - И хорошо, что не пошли, иначе в полицию поступила бы жалоба и на вас.
      - Жалоба? От Эстер?
      - Конечно. И ваша жена права. Это вмешательство в частную жизнь.
      - Она могла не пустить доктора Голдберга в квартиру. Могла отказаться отвечать. Могла... да много чего она могла, а вместо этого накатала жалобу! По-вашему, это правильно?
      - Я не берусь судить о ее мотивах.
      - Вот! И вы не беретесь судить о мотивах, по которым Лесли поступила так, как поступила. Голдберг и Штирнер утверждают, что Лесли вернулась на Землю. Любой поводырь возвращается, ни разу не случалось, чтобы поводырь не вернулся домой!
      - Не кричите, пожалуйста, - поморщился Капульский. - Разумеется, мне это известно. Вопрос в том, что ее подсознание в тот момент считало своим домом.
      - Своим домом, - повторил Эдмон после долгого молчания. - Вы хотите сказать... Лесли не вернулась ни ко мне, ни к Эстер.
      - Она вернулась домой, - тихо проговорил Капульский.
      Эдмон не понял.
      - Но ее нет дома! Если бы она была на Земле, то давно бы позвонила, где бы ни оказалась!
      - Зачем человеку куда-то звонить, если он вернулся домой?
      - Чушь какая-то, - буркнул Эдмон.
      - Четыре года назад, - напомнил инспектор, - Лесли купили квантовый компьютер. Простую игровую модель. Но почту ее мы вскрыть не могли - квантовые пароли не вскрываются. Я знаю, что вы хотите сказать. Можно проследить адресатов. Наши эксперты это сделали, конечно. Так мы вышли на нынешних подруг, знакомых... Среди них не оказалось никого, о ком не упоминали бы вы и ваша бывшая жена.
      - Так о чем...
      - Но эксперты не могли, - перебил Эдмона инспектор, - выйти на адреса, закрытые квантовыми паролями.
      - Такие адреса были? - поразился Эдмон.
      - Один. Почти три года переписки. И мы не знаем - с кем.
      - То, что вы говорите... поразительно.
      - Да, - согласился инспектор и поднялся. - Как видите, мы работаем. Хотя официально... - Он развел руками. - Если вы вдруг что-нибудь вспомните, звоните в любое время.
      - А Эстер...
      - Я сейчас к ней, - сообщил Капульский.
      - Вряд ли она скажет что-то новое, - убежденно сказал Эдмон. - Если бы... ну, то есть... она бы сказала мне.
      - Возможно. - Инспектор не стал спорить.
      
      * * *
      - Есть две вещи на свете, которыми я не перестаю восхищаться, - сказал Штирнер. Он стоял на возвышенности, где "ковер" истончался и сливался с каменистым, похожим на стертые ступени, склоном. Сверху открывался вид на долину, там "ковер" выглядел разорванным на куски, которые кто-то пытался склеить, создавая сложную мозаику, но бросил работу, и островки коврового покрытия отделялись друг от друга серо-коричневыми изломанными линиями-тропинками. Чья-нибудь безудержная фантазия могла представить их таинственными иероглифами, словами или целыми фразами чужого языка.
      - Три, - сказал Голдберг.
      - Чего три? - не понял Штирнер, думавший о своем.
      - Три вещи, - пояснил Голдберг. - Звездное небо над нами, нравственный закон в нас и эта нетронутая природа, где человек уже был сотни раз, а она по-прежнему первозданна, неизменна и непознаваема. К небу я привык. Нравственный закон... Знаете, Вернер, я занимаюсь нелинейными квантовыми коэффициентами, связанными с сознанием наблюдателя. Волков и Дорштейн называют эти коэффициента психоидными, а я предпочитаю говорить о нравственной их природе. Впрочем, это не меняет сути. Да, так когда я этим занялся, то пропало ощущение загадочности человеческого сознания, подсознания, морали, этики - все это можно описать квантовыми числами. Ощущения математика, решающего трудную, возможно, нерешаемую задачу все-таки иные, чем ощущения философа, восхищающегося нравственным законом, как божественной данностью... если вы понимаете, что я хочу сказать.
      - Понимаю... - неуверенно протянул Штирнер.
      - Эта природа - не небо, а долина перед нами, и такие же долины у таких же холмов на бесконечном числе островов Моргенштерна. Хотя они, по идее, неотличимы, как электроны, они все равно разные, и вы это ощущаете, верно? Вот чем я не перестаю восхищаться наравне со звездным небом и нравственным законом.
      - Пол, видите голубую звезду справа от туманности "Мост вздохов"? Это звезда главной последовательности или гигант? Я водил сюда десятки групп, и мне часто задавали этот вопрос. Я отвечал, что это гигант, но не знал верного ответа! Возвращаясь, собирался посмотреть в базе данных или спросить у астрофизиков, забывал и вспоминал здесь. Я так и не знаю, что...
      - Вернер, спасибо! - воскликнул Голдберг.
      - Спасибо? - удивился поводырь.
      - Вы ответили на вопрос, который я не задавал, потому что считал бессмысленным. Возвращаемся.
      - Хорошо, - кивнул Штирнер. - Но вы не сказали, Пол, это гигант или...
      - Голубой сверхгигант. Спектральный класс О четыре. Но только...
      - Да?
      - Вы забудете, когда мы вернемся, - улыбнулся Голдберг. - И это решает проблему коэффициентов. И проблему нравственного закона в нас. И еще - отвечает на вопрос: что произошло с Лесли Массар.
      - Что? - поразился Штирнер, не поняв, почему физик объединил в одной фразе столь несопоставимые вещи.
      Ответа он не услышал: Голдберг кивнул ему, позвав за собой, и ушел домой. На Землю.
      
      * * *
      Волков, хоть и сидел в инвалидном кресле, выглядел так, будто сейчас встанет, пригладит растрепавшиеся волосы, взглянет на себя в зеркало и пригласит на вальс самую красивую женщину. Может быть - самую красивую в комнате. Может - во Вселенной. Но скорее - самую красивую во всех бесконечных мирах. Ходил Волков пока с трудом, это "пока" продолжалось четвертый год, однако вел он себя так, будто присел на минуту. Почему не на стул, а в инвалидное кресло? Оно оказалось рядом, вот он и воспользовался. Посидит и встанет, а пока давайте разговаривать.
      Волков протянул руку, и Голдберг ее пожал - во всяком случае, так это выглядело для стороннего наблюдателя. Голдбергу даже показалось, что он действительно ощутил пожатие. Недавно он читал, будто группе компьютерных дизайнеров в Берлине удалось сконструировать 3D проекции, способные вызывать тактильные ощущения. В принципе, проблема несложная, но этой практике противостояли многочисленные организации потребителей, мотивируя свои протесты тем, что тогда полностью исчезнет разница между общением на расстоянии и личным присутствием, люди перестанут перемещаться, и мир превратится в подобие фантомата, описанного фантастами еще в середине прошлого века.
      - Пожалуй, - сказал Волков, не дожидаясь, пока собеседник придвинет ближе свое кресло и сядет, - общую задачу я решил. Но теперь проблема - вернуться от общей задачи к частной.
      - Я думал об этом.
      На самом деле Голдберг весь вечер раздумывал над словами Штирнера, потом коротко поговорил с Эдмоном, попытался дозвониться и до Эстер, но та на вызов не отвечала, а оставлять сообщение Голдберг не стал: в принципе, он и так знал, что услышит, а лишнее подтверждение вряд ли повлияло бы на выводы.
      - Полиция, - сказал он, - пыталась проверить прошлые контакты девушки. У нее могли быть отношения, которые она скрывала, потому и попросила квантовый компьютер: игрушку, ничего серьезного. Единственное отличие от хорошего классического компьютера: невозможность вскрыть пароли.
      - Дети обожают криптографию, - усмехнулся Волков. - Моя дочь, хоть и вышла из этого возраста...
      Он не стал продолжать, а Голдберг сделал вид, что не расслышал.
      - Этот факт, а еще разговор, который у меня произошел с поводырем Штирнером...
      - Тем самым...
      - Да, он вел группу, когда пропала Лесли. Мы несколько раз ходили с ним вдвоем на остров Моргенштерна. Вернер питал безосновательную надежду все-таки что-то обнаружить. Этим занимаются все поводыри, прекрасно понимая бесполезность.
      - Второй ряд психоидных коэффициентов, - кивнул Волков. - Прошу прощения, продолжайте. Почему ходил Штирнер - понятно. А вы?
      - Наблюдение над наблюдателем, - улыбнулся Голдберг. - Интересную вещь сказал Штирнер, когда мы были на острове. Он показал мне очень яркую, примерно минус четвертой величины, бело-голубую звезду. Всякий раз, когда Штирнер посещает остров, ему хочется узнать класс звезды. Он собирается после возвращения посмотреть в справочниках и всегда об этом на Земле забывает.
      Волков нахмурился.
      - Что тут странного?
      - Две вещи. Во-первых, он может получить нужную информацию, находясь на острове. База данных есть в компьютере, которым пользуются поводыри. Вопрос может прийти в голову любому туристу, поводырь должен ответить. И второе. Поводыри регулярно проходят курс, где астрофизики рассказывают, какую уникальную информацию удалось получить на островах. Наверняка и об этой звезде рассказывали. Собственно, я это знаю точно: посмотрел запись лекции.
      - Вы имеете в виду... - Волков уже догадался, что хотел сказать Голдберг, но хотел услышать от него самого.
      - Да, - кивнул физик и замолчал: он хотел, чтобы свою догадку озвучил Волков, это означало бы, что они пришли к одинаковым выводам.
      - Вообще-то, - задумчиво произнес Волков, - это старая идея. Еще Дорштейн говорил, что принцип неопределенности существует и для начальных точек. Однако потом вы доказали восьмую теорему, а я нашел два следствия из седьмой, и вопрос был закрыт. Как нам обоим казалось.
      - Не только нам.
      - Конечно. Были работы Шведова и самого Дорштейна, наблюдения их выводам соответствовали. И аксиома возвращения утвердилась в умах.
      - Так бывало, согласитесь! - с горячностью воскликнул Голдберг. - Мнения часто становятся аксиомами и определяют развитие науки на много лет. Шредингер выдвинул идею о том, что волновая функция коллапсирует, все с ним согласились, и эта аксиома просуществовала почти век, пока не возобладало представление о многомирии. О коллапсе волновой функции сейчас можно прочитать только в старых учебниках физики. А если бы сто лет назад тот же Шредингер сказал: "Господа, у моего уравнения есть множество решений, и, поскольку такие решения есть, то в природе должны существовать миры, этим решениям соответствующие. Никакого коллапса, господа!" Тем более что в 1928 году похожая ситуация была с уравнением у Дирака. Два решения, и Дирак тоже мог отбросить одно, описывавшее частицу, не существующую в природе. Дирак тоже мог сказать, что второе решение коллапсирует, и тогда открытие позитрона стало бы полной неожиданностью. Но Дирак, в отличие от Шредингера, был больше уверен в математике, чем в физике: "Если есть решение, - сказал он, - должна быть и частица". То же самое могли сказать "копенгагенцы": "Если у квантового уравнения множество решений, значит, должны существовать миры, которым эти решения соответствуют". Тогда аксиома о многомирии укрепилась бы сразу, о коллапсе волновой функции никто и рассуждать бы не стал!
      - Да я не возражаю, Пол! - воскликнул Волков. - Проблема в том, что для опровержения принципа, с которым все согласны, требуется точное математическое обоснование. Такое обоснование было у Эверетта в его статье в "Обзоре современной физики".
      - Такое обоснование есть в моей статье в "Физическом обозрении"! Перед нами случай, когда принимается неверная аксиома, все соглашаются, ведь она очевидна и соответствует практике, исключений нет: поводырь всегда возвращается в исходную точку. Ту, из которой вышел. На этом построена теория, из этой аксиомы выводят формулы, по которым считают величины квантовых неопределенностей. Это все равно, как... Все видят, что солнце заходит на западе. Как не прийти к аксиоме, что Солнце обращается вокруг Земли?
      - Не совсем верная аналогия, - поморщился Волков. - Но мысль понятна.
      - Поводырь не возвращается домой, - тихо сказал Голдберг. - Он возвращается в другой идентичный мир - в пределах квантовой неопределенности. Потому и забывает кое-какие вещи. Чаще всего - мелочь, на какую не обращаешь внимания. И окружающие не замечают изменений, которые так невелики.
      - Забывает детали того, что видел на островах? - с интересом спросил Волков.
      - Наверно... даже наверняка забывает и что-то из своей земной жизни. Не обращает внимания: все мы что-то забываем, верно? Только причина здесь другая.
      - Надо посчитать, - пробормотал Волков. - Сходу я не могу ни согласиться с вашим заключением, ни опровергнуть его.
      - Но вы представляете, что произошло... могло произойти... с Лесли?
      Волков помолчал.
      - Пожалуй. Если действительно существует разброс... В том числе, во времени...
      - И если мы этот разброс посчитаем для случая Лесли...
      - И если учесть, что вы сами поводырь, Пол...
      Помолчали.
      - Слишком много "если", - неуверенно произнес Голдберг.
      
      * * *
      - Я не могу им запретить, - сказал Стефенсон. - То есть могу, конечно, но это не имеет смысла. Да и зачем? Они не мешают расследованию.
      - Понятия не имею, мешают или нет, - возразил Капульский. - Может, поводыри что-то меняют в... ну, не знаю. Черт возьми! - вспылил он. - Я не разбираюсь в физике идентичных миров, никто из наших экспертов в ней не разбирается, разве что в азах инфинитной математики.
      Разговор происходил в коридоре - Капульский перехватил директора, когда тот поднялся на административный этаж и направлялся в свой кабинет. Они стояли друг перед другом, мимо проходили люди, кто-то здоровался, кто-то улыбался, кто-то не обращал внимания, такая обстановка была для Капульского привычнее, чем спартанский стиль директорского кабинета, где он чувствовал себя не в своей тарелке.
      - Послушайте, инспектор! - рассердился Стефенсон. - Если вы хотите, чтобы я официально запретил поводырям поиск на острове Моргенштерна, принесите распоряжение суда или хотя бы ходатайство окружного прокурора. Извините, инспектор. - Стефенсон повернулся, чтобы уйти, сказал через плечо. - Штирнер от работы отстранен - это максимум, что я могу сделать.
      Капульский догнал директора и пошел рядом.
      - Вы понимаете, - спросил он, - что мир никогда не будет прежним?
      Стефенсон замедлил шаг, удивленно посмотрел на инспектора.
      - Да, не будет, - продолжал Капульский. - Лоцманские способности - это генетическое, верно? Процент поводырей не зависит от расы, интеллекта, социального положения.
      - Статистика пока небольшая, - Стефенсон дошел до двери кабинета и вытащил из кармана карточку-ключ, - но, в принципе, это так. И что?
      - А то, - выпалил Капульский. Мысль не давала ему покоя последние сутки, и будущее криминалистики он видел в самом мрачном свете, - то, что и правонарушители могут быть поводырями, так? А поводыри - правонарушителями?
      - Естественно.
      - Убийца, поняв, что обладает лоцманскими способностями, может скрыться на какой-нибудь остров, и черта с два его найдешь, даже имея все доказательства!
      Стефенсон открыл дверь и остановился на пороге.
      - Инспектор, - терпеливо сказал он. - Во-первых, поводырь не может оставаться на острове всю жизнь, он возвращается. Во-вторых, явление лоцманства не сейчас возникло, поводыри были всегда, просто раньше их считали... мм... сумасшедшими, скажем так. И дети-поводыри всегда были. Да что я говорю! Извините, инспектор, у меня много работы, готовятся шесть астрофизических групп, это не туристы, нужно разобраться в списках оборудования. У вас есть что-то новое по делу Лесли?
      - Ничего, - буркнул Капульский. - Три года назад я расследовал убийство. Убийцу мы вычислили, собрали доказательства, я получил ордер на арест, мы точно знали, что убийца в квартире, он не мог ее покинуть, дом окружили...
      - Понял, - перебил Стефенсон. - Вы вломились в квартиру, никого не нашли, и с тех пор ваш подозреваемый исчез. Что я могу сказать? Может, он действительно был поводырем, а может, вы его прозевали. Случаев исчезновения людей много и без вашего убийцы. Как и случаев внезапного появления. Мы это уже обсуждали.
      - Да. - Капульский вздохнул. - Мне сейчас придется ехать к миссис Массар, сообщить, что с полуночи ее дочь официально будет числиться пропавшей без вести.
      - Сочувствую, - пробормотал Стефенсон.
      
      * * *
      - Этот класс решений выглядит приемлемым.
      Неуверенный тон Голдберга вызвал легкую гримасу неудовольствия на лице Волкова.
      - Приемлемым, - повторил математик. - Чего вам не достает, Пол, так это уверенности в себе.
      - Самоуверенность... - начал Голдберг, но Волков замахал на него руками.
      - Да полно! - воскликнул он по-русски. - Вы прекрасно представляете разницу между уверенностью в себе и самоуверенностью.
      Они сидели друг перед другом по обе стороны журнального столика, на котором стоял терминал компьютера. В воздухе всплывали и таяли математические символы, знаки, числа, обобщенные инфинитные факторы. Экран формировал картинку так, чтобы и Волков, и Голдберг видели каждый со своей стороны не зеркальные, а прямые изображения.
      Волков устал, и Голдберг это видел, хотя математик и старался скрыть свое состояние. Они работали с утра, и, вообще говоря, Голдберг не надеялся, что решение, пусть даже упрощенное, удастся получить сегодня или завтра.
      Последний знак всплыл и погас, кубик экрана посветлел и растекся лужицей в поле проектора. Волков вопросительно посмотрел на Голдберга, тот кивнул, и математик тихо произнес:
      - На печать.
      На стол из 3D поля вытекли несколько листов распечатки. Голдберг поднял их и стал читать, передавая Волкову лист за листом.
      - Похоже, нам удалось пройти путь без существенных ошибок, - отметил Волков, опустив на столик последний лист.
      - Я вообще не вижу ошибок, - пробормотал Голдберг.
      - Получается, Пол, что вы были правы в определении величины квантовой неопределенности для начальных и конечных условий, а я прав в том, что решать надо было общую задачу, а не частную. В результате мы с вами решили обе задачи.
      Он сделал паузу, чтобы подобрать слова и выразить мысль наиболее точным образом - Волков понимал, насколько это сейчас важно.
      Он нашел нужные слова, произнес короткую фразу и замолчал, глядя на Голдберга и ожидая его реакции.
      Тот только кивнул.
      - Поедем вдвоем, - решил Волков. - Все равно не усну.
      - Но...
      - Пол, я не такой инвалид, каким меня многие считают. Ходить трудно, врачи не советуют, но сейчас мне плевать. Вы мне поможете, если будет нужно?
      - Конечно! Может, - с сомнением сказал Голдберг, - позвоните своему врачу и...
      - Профессору Марке? В такое время? Обойдемся. Инспектора будете ставить в известность?
      - Нет, - решил Голдберг. - До Энн-Арбор на флайере три часа, и у нас будет еще пара часов в запасе.
      
      * * *
      Звуки морского прибоя становились все громче и превратились в рев шквала, срывавшего паруса с мачт. Эдмон спал плохо, снились кошмары, и тонущий парусник оказался в них лишним, совсем из другой саги. Отчетливое противоречие смыслов вытащило Эдмона из сна.
      Он сел на кровати и заставил себя вспомнить о времени. Половина четвертого. Час Быка.
      Телефон ревел - шквал перешел в ураган, и у дома грозило сорвать крышу.
      - Черт возьми! - вскричал Эдмон. - Кто это?
      Рев ветра стих мгновенно, и в наступившей тишине знакомый голос раздался, как показалось Эдмону, у него в голове.
      - Эдмон!
      Что могло заставить Голдберга звонить в такое время? Сердце екнуло и провалилось, Эдмон пришел, наконец, в себя.
      - Я сейчас у доктора Волкова, отсюда мы поедем в Энн-Арбор, это двадцать миль от Детройта, будем там через три часа. Запишите адрес и выезжайте. Убедите миссис Массар поехать с вами.
      - Какого...
      - Адрес на экране и в памяти телефона.
      - Но...
      - Лесли.
      Услышав имя дочери, Эдмон начал одеваться, путая носки, выворачивая наизнанку рубашку и не попадая ногой в брючину.
      
      * * *
      Эстер ответила на звонок мгновенно, будто ждала. Прежде, чем Эдмон успел сказать слово, она расплакалась, и он увидел, как Эстер постарела за эти дни. А может, за эти годы. Слова сказались сами, он не собирался говорить именно это:
      - Эсти, родная, пожалуйста, я сейчас буду, подожди пару минут...
      Эстер перестала всхлипывать и приложила ладони к щекам знакомым жестом. Бывало, он клал свои ладони поверх ее, и она сразу успокаивалась.
      - Он приходил вечером, - сказала Эстер. - Я не хотела тебе говорить. Эд, приезжай быстрее.
      - Он - это кто?
      Но Эстер отключила связь, и о том, что "он" - это инспектор Капульский, Эдмон узнал, когда вошел в квартиру и Эстер прижалась к его груди, как десять лет назад, когда он попал в аварию, разбил машину, домой его доставили на полицейской, и у него страшно болела голова, хотя отделался он только испугом.
      - Он сказал, что с полуночи Лесли считается официально пропавшей без вести. Пропавшей без вести. Пропавшей...
      Эстер повторяла это снова и снова, Эдмон понимал, что они могут так простоять, прижавшись друг к другу, много часов - может, всю оставшуюся жизнь. Но нужно было ехать. Зачем? Объяснить это жене он не мог, сам понимал плохо, а потому взял давно забытый тон: так он разговаривал с Эстер, когда нужно было торопиться, а она копалась и наводила марафет.
      - Поехали, - сказал Эдмон резко, взял Эстер за плечи и повторил: - Если ты не будешь готова через три минуты, поеду без тебя.
      Слезы мгновенно высохли, взгляд стал разумным, Эстер тоже вспомнила, как поступал муж, если они действительно опаздывали.
      - Сейчас.
      - Жду в машине.
      И она действительно опустилась на пассажирское сиденье три минуты спустя, успев немного накраситься, переодеть обувь, надеть плащ и захватить второй - для Эдмона. Ночь была холодной, а он не подумал о теплой одежде и только теперь почувствовал, как мерзнет в тоненькой летней рубашке.
      - Спасибо, родная, - пробормотал он.
      - Куда мы едем?
      Эдмон назвал адрес, и Эстер посмотрела на мужа удивленно и растерянно.
      - Но... это же...
      - Адрес дал доктор Голдберг, он и доктор Волков тоже едут туда, но им ехать далеко, мы приедем раньше.
      - Не понимаю. Там живут Колриджи.
      - Колриджи?
      - Рамон. Мальчишка, что приставал к Лесли в пятом триместре! Она его терпеть не могла. Голдберг думает, он что-то знает о Лесли?
      - Понятия не имею, что думает Голдберг.
      Эстер наклонилась и поцеловала мужа в щеку.
      - Эдди, - сказала она ему в ухо. - У меня предчувствие.
      У нее всегда были предчувствия, которые сбывались ровно с той частотой, с какой происходят случайные события. В прежние годы его это немного смешило, немного раздражало, а сейчас он резко увеличил скорость, компьютер отобрал у него управление, потребовал ввести адрес и увел машину на обочину, пока Эдмон диктовал, спотыкаясь на каждом слове.
      - Дом восемнадцать, - помогла ему Эстер.
      - Ты помнишь? - удивился Эдмон.
      - Еще бы. Я несколько раз ездила к этому поганцу, ругалась с его матерью.
      - Послушай... - до Эдмона неожиданно стало доходить значение того, что сказал Голдберг. - Этот адрес... он был в базе данных о...
      Эстер поняла с полуслова.
      - Конечно! Полиция там уже побывала, они проверяли все подряд.
      - Тогда я ничего не понимаю, - пробормотал Эдмон.
      Эстер прижалась лбом к его плечу.
      - Лесли у Рамона, я чувствую, - сказала она.
      
      * * *
      В доме не горел свет. Они обошли вокруг.
      - И что делать? - растерянно спросил Эдмон. - Все спят.
      - Лесли там, я чувствую!
      Эстер повторила это уже столько раз, что Эдмон перестал воспринимать ее слова.
      - Погоди, - пробормотал он, отошел к уличному фонарю и вызвал Голдберга: по идее, они с Волковым должны были сейчас пролетать над озером Эри. Неужели математик, прикованный к инвалидному креслу, отправился в такую даль в такой час?
      В кабине флайера тоже было темно.
      - Ждать вас?
      - Подождите, - сказал Голдберг. Эдмон не мог различить выражение его лица, но по голосу чувствовал напряжение и неуверенность. - Сейчас прибудет инспектор, не звоните в дверь, пока его нет.
      Голдберг предполагает, что Капульский кого-то задержит? Рамона?
      Из-за угла с шорохом вывернула машина и остановилась, погасив фары. Из машины выбрался Штирнер.
      - Что здесь происходит? - спросил поводырь, пожав руку Эдмону и поклонившись Эстер.
      - Вам тоже позвонили? - Судя по голосу, Эстер была на грани срыва.
      - Доктор Голдберг сказал, чтобы я немедленно поехал по этому адресу и ждал его с Волковым.
      - Объяснил, зачем?
      Штирнер покачал головой.
      Еще одна машина остановилась на противоположной стороне улицы.
      - Все с сборе? - узнал Эдмон голос Капульского.
      Эстер заплакала, и Эдмон обнял жену за плечи, прижал к себе. Мыслей не было никаких, он только хотел, чтобы время бежало быстрее. Чтобы Голдберг с Волковым скорее приехали. Чтобы объяснили. Чтобы сделали... что?
      - Инспектор, - Штирнер не скрывал раздражения, - что происходит? Мы собираемся брать дом штурмом? У вас ордер?
      - Подождем, - благодушно сказал инспектор. - Все это мне напоминает...
      Он не закончил фразу, но Эдмону "все это" тоже что-то напомнило, он только не мог вспомнить - что именно. Эстер перестала плакать, он гладил ее волосы, целовал в висок, и это ему тоже что-то напоминало.
      В одном из окон верхнего этажа за наполовину закрытыми шторами вспыхнул свет. Шторы раздвинулись, и мужской силуэт возник на светлом фоне. Мужчина открыл окно, вгляделся в темноту.
      - Входите, господа, - сказал он. - На улице прохладно. Я сейчас открою.
      - Вы Эстер, - сказал мужчина минуту спустя, распахнув дверь. - Я вас узнал. Вы к нам приезжали доказывать, какой у меня плохой сын.
      - Где Лесли? - Эстер ударила мужчину в грудь, тот пошатнулся и прикрыл руками голову, ожидая, видимо, что Эстер вцепится ему в волосы. Эдмон оттащил жену - она, впрочем, не сопротивлялась.
      - Лесли? - удивился мужчина. - Понятия не имею, я уже говорил полиции. Не знаю, чего еще вы хотите, но недавно позвонил доктор Волков, знаменитый математик, тот, что провел полтора года в коме и открыл ужасно умные вещи, я в этом ничего не понимаю, но Волкова много раз видел по телевизору, и он сказал, что сейчас приедет, он и еще один физик, и о вас, леди, сказал тоже, а вас, сэр, я не знаю...
      Мужчина говорил и говорил, стоя в дверях.
      - Мистер Колридж, - прервал поток слов Капульский, - мы можем войти?
      Колридж наконец посторонился. Эдмон вел жену под руку, Эстер была в полуобморочном состоянии.
      - У вас найдется стакан воды? - спросил Эдмон. - Жене плохо.
      - Конечно. Господа, может, кто-то хочет выпить? Садитесь, все садитесь, я сейчас, мы сейчас...
      В гостиной стоял круглый стол, стулья с мягкими сиденьями и металлическими решетчатыми спинками. Очень неудобные, но модные. Диван с низкой спинкой, широкоугольный телевизор - и больше ничего, хотя комната была заставлена современной мебелью: не нужно было разбираться в дизайне, чтобы понять, что все это 3D проекции. Эдмон видел такие комнаты в магазине, они производили угнетающее впечатление. Эстер думала так же, она крепко держала мужа за локоть и старалась не смотреть по сторонам.
      Будто из ничего возникла хозяйка дома - только что ее не было в комнате, и вот она протягивает Эстер стакан и говорит:
      - Как я вам сочувствую! Я ужасно расстроилась, когда узнала, что произошло! Не понимаю, как можно было назвать островом какой-то... какую-то планету неизвестно где!
      - Нелли, - укоризненно произнес Колридж, войдя с подносом, на котором стояли бутылки и несколько стаканов. - Пожалуйста...
      - А где Рамон? - спросила Эстер.
      - Понятия не имею, - буркнул Колридж. - Сын уже взрослый и не обязан давать отчет.
      - Джорди! - воскликнула Нелли.
      - Рамон поехал на слет скаутов в Эйдриан, - объяснила она. - Они по ночам гоняют на мотоциклах, в черте города это запрещено, поэтому собираются в кемпинге.
      - Что, черт возьми, мы тут делаем? - ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Штирнер.
      Снаружи послышался громкий шелест, и Колридж подошел к окну посмотреть, что происходит. Судя по звуку, шел на посадку флайер - прилетели наконец Волков с Голдбергом. Тишина, а потом несколько голосов - мужские и женский, сквозь стекло слов было не разобрать, но Колридж вскрикнул и бросился открывать дверь.
      
      * * *
      Они вошли один за другим: сначала Лесли, следом Рамон. Юноша остановился в дверях, пропустил вперед Голдберга и помог войти Волкову, подав ему руку и поддерживая за локоть. Волкову было тяжело передвигаться, но держался он бодро, сам придвинул стул и сел со словами: "Спасибо, Рамон, здесь мне будет удобнее, чем на диване".
      Эстер плохо воспринимала происходившее: смотрела на дочь, прижав ладони к щекам, что-то шептала, а Лесли с Рамоном крепко держали друг друга за руки и среди поднявшейся суматохи выглядели спокойными и довольными произведенным эффектом.
      - Где ты была?!
      - Господи, Лесли!
      - Рамон, где ты нашел эту девушку?
      - Мама, я же только...
      - Господа, господа!
      - Сын, почему ты не позвонил?
      - Пол, Лесли... Боже мой!
      Звон разбившегося стакана то ли привел всех в чувство, то ли обозначил границу между уже случившимся и еще не произошедшим. Инспектор, некоторое время находившийся в тени и о чем-то размышлявший, попытался овладеть ситуацией.
      - Прошу всех сесть! - Он произнес эти слова негромко, но прозвучали они, как приказ, и минуту спустя порядок был восстановлен. Капульский сел во главе стола, чтобы видеть каждого. Четверо остались стоять, не в силах отцепиться друг от друга: Лесли с Рамоном и Эдмон с Эстер.
      - Черт возьми! - вскричал инспектор. - Мисс Массар, где вы были все это время? Почему не связались с родителями, не позвонили в полицию? Вы не могли не знать, что вас ищут! А вы! - Он ткнул пальцем в сторону Голдберга. - Вы все знали, иначе для чего привели нас сюда?
      - Инспектор, вы не правы, - подал голос Волков. - Можно, я попытаюсь поставить точки над i?
      - Да уж, пожалуйста! Учтите, я включил диктофон, и каждое ваше слово...
      - Понимаю, - усмехнулся Волков. - Каждое мое слово может быть использовано против меня... Лесли, вы в порядке, девочка?
      - Конечно! Вы доктор Волков? Тот самый?
      - Тот самый, да. А это - вы еще не знакомы - доктор Голдберг.
      - Ой, очень рада, доктор Голдберг! Я пыталась читать вашу статью в "Nature", но ничего не поняла, извините.
      - Лесли, доченька, ты похудела за эти дни, платье на тебе висит, как на вешалке!
      - Мама, о чем ты, какие дни?
      - Эстер, об этом потом, ладно?
      - Господа! - еще раз возвысил голос инспектор. - Вы, четверо, садитесь. Рядом, чтобы я всех видел. И прошу не перебивать. Вы хотели что-то сказать, доктор Волков?
      - Попробую объяснить, что, где, когда и как произошло. Молодой человек, это я вам, Рамон, пожалуйста, помолчите, с Лесли вы успеете наговориться.
      Эдмон подумал, что где-то уже видел такую сцену: детектив собирает всех участников и свидетелей в одной комнате... Эркюль Пуаро, конечно! Агата Кристи. Правда, у Кристи детектив разоблачал убийцу, а здесь, к счастью... Холодок пробежал по спине. Но ведь все живы-здоровы...
      - Вы ведете запись, инспектор? Прекрасно.
      
      * * *
      - Вы будете удивлены, инспектор, но все, кто здесь присутствует, так или иначе причастны к случившемуся.
      - Я не удивлен, - сухо произнес Капульский. - Если хотите знать, я ожидал чего-то подобного. И давайте так. Сначала все-таки я изложу свою версию, а вы, если я стану ошибаться, поправляйте.
      Волков пожал плечами. "Вы не можете не ошибиться, - сказал он взглядом, на который инспектор не обратил внимания. - Вы же ничего не понимаете в инфинитологии и физике идентичных миров".
      - Я ничего не понимаю в инфинитологии и физике идентичных миров, - сказал инспектор, - но разбираюсь в человеческих характерах, мотивах и поступках. Так вот, история этого преступления...
      - Преступления, инспектор? - вскрикнула Эстер. - Вы... О чем? Лесли, слава богу...
      - Дорогая, - Эдмон взял жену за руку, - пусть инспектор скажет.
      - Преступления, - повторил Капульский. - Мне с самого начала показалась подозрительной одна вещь. Я имею в виду переписку Лесли, которую она вела с помощью квантового компьютера. Это игрушка, всего семьдесят два кубита. Однако отследить почту невозможно. Мы знали только частоту пользования каналом: после покупки компьютера довольно редко, потом чаще, а в последние месяцы - несколько раз в день. Я ничего не понимаю в квантовых компьютерах, но разбираюсь в психологии. Среди прерванных когда-то знакомств Лесли был мальчик по имени Рамон. Мне о нем рассказывали и мистер Массар, и миссис... мм... Корман. Как он третировал Лесли, как они добились его перевода...
      - Из-за этой девчонки... - вступил было Колридж, но умолк под раздраженным взглядом инспектора.
      - Я вспомнил собственное детство. Мне было одиннадцать, когда я влюбился в соседскую девочку. Донной ее звали. Я ее пригласил погулять, она гордо отказалась, и весь следующий год я всячески показывал ей свое презрение. Как-то вылил Донне на волосы раствор какой-то гадости во время химического эксперимента. Господа, вы знаете, как это бывает, все через это проходили! Я подумал, что они - Лесли и Рамон - могли продолжить отношения. Тайно. Это так романтично! Я проверил: оказывается, Рамону - по его просьбе, заметьте - купили игровой квантовый компьютер за две недели до того, как такую же игрушку приобрели для Лесли. Доказать я ничего не мог, но вот еще странность: за день до того, как Лесли отправилась на экскурсию, Рамон уехал в спортивный лагерь скаутов. Совпадение? Скорее всего. Но я все-таки связался с коллегами в Энн-Арбор, они отправили в лагерь сержанта, неофициально, конечно, и он мне докладывал, что делал Рамон. Сразу скажу: ничего он не делал такого, чем мог обратить на себя внимание. Разве что вел себя отчужденно.
      Колридж вспылил:
      - Сын стал букой после истории с этой девчонкой!
      - Вы и ваша жена терпеть не могли Лесли, верно?
      - Если бы они, - Колридж ткнул пальцем в сторону Эдмона и Эстер, - не нажаловались на Рамона, нам бы не пришлось сменить школу! И переехать!
      - Джорди! - миссис Колридж попыталась остановить мужа, но он оттолкнул ее.
      - Да! И Нелли тоже перенервничала, потому что Рамон стал агрессивным!
      - Вот-вот, - кивнул Капульский. - Все как в учебнике детской психологии. Лесли и Рамона разлучили, и они, будто Ромео с Джульеттой, решили встречаться, а потом и переписываться, и попросили родителей купить им квантовые компьютеры. Когда Колриджи переехали, встречаться оказалось невозможно, и переписка стала более интенсивной... Я решил, что Лесли, вернувшись с острова Моргенштерна, отправилась в скаутский лагерь к Рамону. Но в лагере Лесли не появилась. Из разговоров с доктором Голдбергом я понял, что она и не могла появиться в лагере. Я верно понял, доктор? О том, что Лесли - не профессиональный поводырь, интуитивистка, как все, кто сохранил лоцманские способности с детства. Не могла она самостоятельно выбрать место возвращения. Непременно вернулась бы домой - это инстинкт!
      Вместо Голдберга, зачарованно смотревшего на инспектора, голос подал Волков.
      - Конечно. Параметры любой частной задачи ведут к такому решению. Потому мы с Полом и не смогли рассчитать частные психоидные коэффициенты. Пришлось перейти к общей задаче.
      - Для вас, доктор, - повернулся к Волкову инспектор, - это была общая задача, а для Лесли с Рамоном самая что ни на есть конкретная. Оба они - неглупые молодые люди. Правда, из них двоих поводырем оказалась только Лесли, но, думаю, именно Рамон, когда Лесли предложила план побега, сказал, что ничего не получится. Верно?
      Лесли вздрогнула. Рамон коротко сказал:
      - Да.
      - Я много читал про идентичные миры, - добавил он после паузы. - Везде было написано, что существует фиксированная конечная точка маршрута для поводыря. Ничего бы у нас не вышло. Лесли вернулась бы домой, только и всего.
      Капульский кивнул.
      - Значит, я рассуждал верно. И, соответственно, верно вычислил преступника.
      - Преступник? - воскликнул Эдмон.
      - Человек, нарушивший закон, - преступник, не так ли?
      - Лесли не нарушала закона! - возмутился Эдмон. - Она... да, поступила плохо, заставила переволноваться, поиски обошлись в крупную сумму, но я... мы возместим...
      - Я не о Лесли, - отмахнулся Капульский.
      - Тогда о чем вы говорите, инспектор?
      - У молодых людей ничего не получилось бы, не будь у них сообщника. Закон нарушил именно этот человек. Я имею в виду вас, Вернер Штирнер.
      Поводырь, на которого после появления Лесли с Рамоном, никто не обращал внимания, сидел, опустив голову, и выглядел отрешенным. Услышав свое имя, Штирнер поднял голову, встретился взглядом с полицейским и едва заметно пожал плечами.
      - Какой закон нарушил поводырь Штирнер? - воинственно спросил Волков. - Да, он, безусловно, помог Лесли. Как вы выразились, стал сообщником. Пользуясь вашей терминологий - сообщником преступника. Иными словами, вы обвиняете Лесли...
      - Ни в коем случае! - запротестовал Капульский. - Но вы согласны, что без помощи Штирнера этим двоим не удалось бы осуществить свой план?
      - Согласен. Однако, разве есть закон, который Штирнер нарушил своим поступком?
      - Есть, доктор Волков, - неожиданно подал голос поводырь. - Закон о киднеппинге.
      - Какой еще...
      - Человек, - на память протицировал Штирнер, - способствовавший побегу из родительского дома несовершеннолетнего члена семьи, наказывается исправительными работами и штрафом в размере, устанавливаемым судом, или, в случае невнесения штрафа, тюремным заключением сроком до семи месяцев.
      - Пфф! - сказал Волков и возвел очи горе. - Эти молодые люди - совершеннолетние.
      - Не совсем, доктор. Они совершеннолетние по законам штатов Род-Айленд, где живет Лесли, и Мичиган, где живет Рамон. Но в Массачусетсе, где расположено отделение Института поводырей, совершеннолетие наступает в двадцать один год. Поэтому, доктор, Лесли могла уйти от матери к отцу у себя в Хартфорде, а в Бостоне...
      - Это так? - повернулся Волков к Капульскому. Тот кивнул.
      - Но в таком случае, инспектор, вы не имели права, будучи сотрудником полиции в штате Массачусетс, проводить расследование в Род-Айленде!
      - Я и не проводил, - парировал инспектор. - Официальное расследование велось в Институте, а в Хартфорд - это же недалеко, час езды - наведывался с разрешения полиции штата. Все законно, доктор, все законно.
      - Сейчас, - заметил Голдберг, - мы в Энн-Арборе, штат Мичиган. Здесь у вас тоже нет права вести расследование.
      - Верно, и запись нашего разговора не будет иметь в суде юридической силы. Надеюсь, никто не станет отказываться от своих слов, когда будет подписывать официальный протокол?
      - Вы не сможете надеть на мистера Штирнера наручники, если у вас возникнет такое желание!
      - Нет, - согласился Капульский. - У меня и нет наручников, можете убедиться. Но если нужно... Патрульная машина из Энн-Арбора стоит на соседней улице, и сержант Виясон только и ждет моего звонка.
      - Инспектор, надеюсь, вы не станете этого делать?
      - Мистер Штирнер нам помог! - воскликнула Лесли. - Вы не можете...
      - Конечно, не может, - вмешался в разговор Голдберг. - И сержант Виясон не может. При чем здесь штаты Род-Айленд, Массачусетс, Мичиган и вообще территория Соединенных Штатов, а равно планеты Земля? Простите, инспектор, но то, что вы называете преступлением, было совершено на острове Моргенштерна, расположенном в одном из идентичных миров, причем ни вы, и никто на всем белом свете понятия не имеете - на каком из бесконечного числа островов Моргенштерна это происходило!
      - Не путайте меня, доктор Голдберг! - Инспектор не собирался уступать. - Договаривались они здесь, а не на острове, верно? В Институте, я правильно понимаю? Значит, закон штата Массачусетс был нарушен.
      - Вернер, может, вам вызвать своего адвоката, а то, я вижу, у инспектора воинственные намерения, - скрывая усмешку, произнес Волков.
      - Обойдусь, - отрезал поводырь. - Очень забавным и поучительным будет этот процесс, если до него, конечно, дойдет. Продолжайте, инспектор.
      - Вы познакомились с Лесли во время тестовых проверок?
      - Естественно, это обязательная процедура.
      - Тесты показали что-то необычное, и вы...
      - Ничего необычного тесты не показали и показать не могли, инспектор. Вы хотите приписать мне еще и нарушение должностых инструкций? К сожалению, нынешние тесты выявляют не потенциальных поводырей - это пока невозможно, - но лиц с неустойчивой психикой, которые могут создавать проблемы во время переходов.
      - Психоидные коэффициенты за пределами трехсигмового доверительного интервала, - вставил Волков.
      - Наверно, я не силен в теории. После теста я обычно беседую с каждым членом будущей группы.
      Он бросил на Лесли вопросительный взгляд, и она кивнула.
      - Мы очень хорошо поговорили, - с теплом в голосе продолжал Штирнер. - Знаете, как это бывает: вроде бы на пустом месте возникает ощущение близости, чувствуешь, что этому человеку можешь довериться, он не подведет, разговор получается такой, будто вы сто лет знакомы... Начали, как обычно: я спросил, любит ли Лесли поездки по неизвестным ей местам, как себя чувствует в необычных ситуациях... у всех спрашиваю. Через полчаса мы беседовали о лоцманстве и космосе, я уже знал, как это у нее происходило в детстве, у меня воспоминания очень похожи, мы перебивали друг друга, рассказывали подробности, Лесли помнила многое отрывочно, я ей помог, по деталям понял, на каких островах она была, но некоторые не узнал, это естественно, архипелаги разбросаны в космосе причудливым образом, сам я за годы лоцманства побывал на очень малой их части, а Лесли тем более. Память о детских прогулках у нее сохранилась, как у всех поводырей, но в юности возможности резко падают, чтобы потом возобновиться и усилиться. Лесли понимала, что ей многое доступно, но хотела сначала побывать на обычной экскурсии с опытным поводырем. Боялась немного, это тоже естественное чувство. Я ее успокоил, сказал, что все будет в порядке, я не знаю случаев, когда поводырь терял бы свои способности во время перехода...
      - Возможно, - перебил Штирнера Голдберг, - такие случаи бывали, но не с профессиональными поводырями, да.
      - Не буду спорить, - согласился Штирнер. - Не о том речь.
      - Минутку, - подал голос инспектор. - Все, что вы сейчас говорите, и все, что еще скажете, вам придется повторить завтра... то есть, уже сегодня... в участке, под запись, и подписать протокол.
      - Хорошо, инспектор, - кивнул поводырь. - Я продолжу, если разрешите? Мы о многом поговорили, время бежало быстро. Потом Лесли сказала, что хотела бы спросить совета. Тогда и рассказала, что несколько лет общается с мальчиком, которого очень любит. И он ее тоже. А началось все с детской вражды, Рамон третировал Лесли, дошло до того, что его перевели в другой школьный кластер, семья переехала, тогда-то он и понял... оба поняли... что не могут друг без друга. Возможно, ничего бы не случилось, расскажи они родителям о своих чувствах. Но после скандала это казалось им невозможным. Они стали переписываться. Когда оба получили аттестаты, они решили уйти из дома, пожениться, поставить родителей перед фактом.
      - Лесли, дорогая, как ты могла! - воскликнула Эстер. - Мы же обо всем... Я бы тебя поняла...
      - Мама, - Лесли говорила тихо, слова предназначались только для матери, но слышно было всем, - я несколько раз пыталась тебе... ну, просто намекнуть... и ты сразу меня обрывала.
      - Я?
      - Эсти, - Эдмон положил руку на ладонь жены. - Поговорим дома, хорошо?
      Эстер бросила на мужа ненавидящий взгляд, он в ответ поцеловал жену в висок. Эстер поджала губы, положила Эдмону голову на плечо и закрыла глаза.
      - Продолжайте, - сказал инспектор.
      - У них был план, который они долго обсуждали. Лесли, - Штирнер обратился к девушке, - может, ты расскажешь сама?
      Она покачала головой.
      - Я буду волноваться и путаться. Лучше вы.
      - Хорошо. Они решили обставить побег так, чтобы никто не стал их искать. Потом дали бы знать о себе, но сначала... Инспектор, я ее отговаривал, можете мне поверить! Но, прямо скажу, не особенно - боялся, что Лесли замкнется, доверие между нами исчезнет, она все равно поступит по-своему и наделает глупостей. Я понимал, что из их затеи ничего не получится, кроме скандала, которого они оба хотели избежать. Лесли собиралась отправиться на экскурсию и с одного из промежуточных островов маршрута уйти на Землю - в молодежный лагерь, где ее ждал Рамон. Ее исчезновение, как они полагали, будет расценено как несчастный случай, искать на островах бессмысленно, это они понимали. Обвинить поводыря тоже невозможно, такие вещи не прогнозируются. Собственно, так потом и случилось, но... не совсем так, как это выглядело с точки зрения полиции.
      - А как? - благодушно спросил Капульский.
      - Я объяснил Лесли, почему ничего из ее плана не получится. Поводырь она неопытный, а точка возврата фиксирована. Опытный поводырь способен варьировать в небольших пределах место возвращения, а варьировать время невозможно.
      - Естественно, - буркнул Волков. - Пространственные координаты входят в линейное квантовое уравнение, а время появляется только в нелинейном уравнении, когда учитываешь психоидные коэффициенты.
      - Извините. Я профан в теории... В общем, я объяснил Лесли, что она вернется туда, откуда ушла: в Институт, где ее будет ждать отец, а не любимый парень. На том их авантюра и закончится. Тогда...
      - Об этом подробнее, пожалуйста, - потребовал Капульский.
      - Не думаю, что на моем месте вы поступили бы иначе.
      - Я не могу оказаться на вашем месте, - отрезал инспектор. - Но поступил бы иначе.
      - Что он сделал, этот человек? - спросила Эстер. Она внимательно слушала, но не все понимала: не спускала глаз с дочери, прикасалась к ее щеке, плечам, то и дело пыталась поцеловать, а Лесли, однажды ответив на материнский поцелуй, не позволяла матери нежностей, и это занимало внимание Эстер больше, чем слова поводыря. - Штирнер отправил Лесли к этому... к Рамону? Вместо того чтобы вернуть домой? А когда все ее искали, он искал тоже... то есть делал вид... а сам знал, где она? И ничего не говорил?
      - Мама, - твердо произнесла Лесли, - я бы все равно это сделала. Правда, почему-то не получилось так, как мы хотели.
      - Я помог Лесли, - вмешался Штирнер, - вернуться на Землю в лагерь скаутов, где ее ждал Рамон. У нее самой это не получилось бы.
      - Но ее там не было! - вскричала Эстер.
      Штирнер внимательно посмотрел Эстер в глаза.
      - Прошу прощения... Мы договорились, что, когда Лесли уйдет с острова Моргенштерна, я подправлю ее, и она вернется в лагерь скаутов. А когда я с группой тоже вернусь, она мне позвонит. Лесли не позвонила и не появилась ни дома, ни в Институте, ни в лагере. Я запаниковал. Как все, я искал ее на островах, знал, что это безнадежно, и не понимал, что произошло.
      - И ни слова не сказали!
      Штирнер промолчал.
      - К счастью, все закончилось благополучно, - подал голос Рамон. - Правда, эти три дня были ужасны.
      - Послушайте, Штирнер. - Инспектор поднялся, и поводырь поднялся ему навстречу. - Я бы попросил патрульных задержать вас для допроса, но, видимо, вам ничего не стоит уйти на какой-нибудь остров...
      - За кого вы меня принимаете, инспектор? - возмутился поводырь. - Никуда я не уйду.
      - Надеюсь, - усмехнулся Капульский. - А вы, молодые люди... Я желаю вам счастья, но... - Он вздохнул. - Не очень представляю, как бы я смог жить с женой-поводырем.
      - Мы справимся, - в унисон ответили Лесли с Рамоном.
      Старший Колридж сидел с каменным выражением лица, а его жена, похоже, ждала, когда все уйдут, и она сможет высказать сыну, что думает о его выборе. Эстер и Эдмон обнимали дочь, оттеснив Рамона. Инспектор держался ближе к поводырю, не доверяя его обещанию, но и не имея возможности задержать Штирнера хотя бы за сопротивление представителю власти.
      - Кофе бы сейчас, - произнес Голдберг в пространство.
      - Инспектор не поинтересовался, - повернулся к нему Волков, - почему девушка оказалась в нужном месте через восемьдесят шесть часов после исчезновения.
      - Утром спросит, - отмахнулся Голдберг. - Он не понимает другого: все гораздо серьезнее. И это не конец, а только начало.
      - Всякий конец - начало чего-то нового, - вяло парировал Волков, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
      - Устал, - тихо произнес он.
      - Не нужно вам было лететь, - заметил Голдберг, - я бы и сам справился.
      Волков покачал головой.
      - Согласитесь, Пол, голографическая связь и личное присутствие - две большие разницы, как говорили когда-то у нас в Одессе. Очень хотел увидеть девушку, изменившую мир. И знаете... - Волков открыл глаза, наклонился к Голдбергу и сказал удивленно: - Меня поразил Штирнер. Почему он взял это на себя? Капульский не остановится, пока не доведет дело до суда.
      - Суд Штирнера оправдает.
      - Только потому, что нет прецедента и соответствующей статьи в законодательстве. После суда такая статья появится, и каждый поводырь сто раз подумает, прежде чем возьмется проводить по островам людей, у которых, возможно, есть собственные лоцманские способности.
      - Что вы предлагаете?
      - Поговорю со Стефенсоном. Человек он ответственный, разбирается в практике лоцманства и в теории инфинитных миров.
      - Я с вами.
      - Конечно, Пол.
      
      * * *
      - Этого, наверно, и следовало ожидать? - спросил Стефенсон, когда гости, которых он всегда рад был принять в своем кабинете, осмотрелись, и каждый занял удобное для себя место. Волков со стоном опустился в кресло, стоявшее у стены, куда не падал свет из окон. У него болели глаза, он не выспался, до утра они с Полом говорили о Лесли, поводырях и вселенных. О будущем человечества, хотя высоких слов не произносили и касались проблем сугубо математических.
      Голдберг придвинул кресло ближе к столу, он не хотел повышать голос, но боялся, что директор что-нибудь неправильно поймет, все-таки он больше практик, хотя лет десять назад опубликовал несколько работ и по теоретической инфинитологии.
      - Вообще-то да, - заметил из своего угла Волков. - Только мы всегда крепки задним умом.
      - Меня сбили с толку инспектор и Штирнер, - пожаловался директор.
      - Я слышал, вы его уволили? - спросил Голдберг.
      - Кого? - хмыкнул Стефенсон. - Капульского? Я бы с удовольствием, хотя, по правде говоря, он проявил себя не таким мужланом, как я ожидал. Довольно быстро схватывает новое, должен признать. А если вы о Вернере... Нет, конечно. Я вынужден был его отстранить, пока шло расследование.
      - Скажите, доктор Стефенсон, вы поверили его утверждению, будто он помог девушке?
      - Нет. Он выслушал Лесли и пожалел молодых, безусловно. А остальное... Он мог отказать девушке в экскурсии, он даже обязан был это сделать. Но Вернер позволил Лесли рискнуть, и в этом его единственная вина. В полиции приняли признание Вернера за чистую монету, но мы-то с вами...
      - Мы-то с вами знаем, - подхватил Волков, - что Лесли Массар домой не вернулась.
      Стефенсон и Голдберг переглянулись. Голдберг кивнул, директор молча ожидал продолжения.
      - Я очень надеюсь, - тихо произнес Волков, - что там, где она сейчас, ее встретил любимый человек и признали родители. Может, там Эдмон и Эстер не в разводе, это в пределах неопределенности.
      - Вы так думаете? - усомнился директор.
      - Нелинейная часть уравнений имеет решения при таких психоидных коэффициентах, это вам и доктор Голдберг подтвердит.
      - А сама Лесли... - Стефенсон помедлил. - Она понимает, что произошло, или находится в уверенности, что вернулась домой, и все у них с Рамоном получилось?
      - Наверняка.
      - А смещение во времени? Восемьдесят шесть часов!
      - Для нас, для внешнего наблюдателя. С точки зрения Лесли возвращение не заняло времени.
      - Но она знает, что опоздала почти на четверо суток!
      - Конечно, ей сказали. Но вряд ли это сейчас ее занимает. Не до того.
      - И вы... - Стефенсон встал и принялся ходить по кабинету из угла в угол, останавливаясь на мгновение перед креслом Волкова. - Вы, как я понимаю, не намерены говорить о своей роли.
      - Нет. А вы, Пол? Мы с вами это не обсуждали.
      - Нет. Разве только у инспектора возникнет вопрос...
      - Не думаю, - усмехнулся Волков. - Полицейские не сильны в инфинитологии.
      - Значит, - резюмировал Стефенсон, - никто так и не узнает, что, если бы вы не решили обобщенное уравнение, не нашли нужные психоидные коэффициенты, и если бы доктор Голдберг сам не был поводырем и не применил решение на практике...
      - Боюсь, - вздохнул Волков, - Лесли стала бы первой в списке поводырей, пропавших без вести.
      - Первой? - с легкой иронией переспросил Стефенсон. - А как же сотни, если не тысячи людей, которых ежегодно находят на дорогах, в городах, да где угодно? Вы знаете статистику. Эти люди не помнят своего прошлого или помнят не то, что могло реально с ними случиться в этом мире. Некоторые говорят на языках, которых прежде знать не могли, или на языках, вовсе не существующих.
      - Не существующих в нашем идентичном мире, - поправил директора Волков. - Видите ли, доктор Стефенсон, у нас нет доказательств, но, скорее всего, вы правы: эти люди - поводыри, неумело заблудившиеся в бесконечностях идентичных миров. Некоторым относительно повезло: их узнали родственники, они оказались в благоприятной социальной среде, адаптировались. Некоторым повезло меньше, они так и остались одиночками в мире, им почти родном. Но - почти, в рамках квантовой неопределенности, отличающей один идентичный мир от другого.
      Стефенсон почувствовал холодок между лопатками. Он представил на секунду...
      - Лесли могла оказаться...
      Он не закончил фразу.
      - Наверняка оказалась, - мягко произнес Волков. - Эта их... ее и Рамона... юношеская авантюра просто не могла закончиться благополучно. Инстинкт поводыря работает в пределах квантовой неопределенности, и только с опытом поводырь нарабатывает возможность вернуться в нужную идентичную реальность. Или в реальность, настолько мало отличающуюся от исходной, что ни сам поводырь, и никто в его окружении так и не догадывается, что... ну, вы понимаете.
      Стефенсон остановился перед Волковым и дождался, пока их взгляды встретились. Волков едва заметно пожал плечами.
      - Они думают, что возвращаются домой! - воскликнул Стефенсон. - Как они будут жить теперь, узнав правду? Как может существовать Институт поводырей, если, уходя в поход, эти люди и те, кого они ведут на острова, будут знать, что вернутся не в свой мир?
      - Послушайте, доктор Стефенсон, - рассердился Волков. - Почему "будут"? Это происходило всегда! Если нам с Полом только сейчас удалось определить правильные коэффициенты для общего случая, это не означает, что мы создали новую реальность. Мы только поняли то, что всегда происходило с поводырями. И вот что я вам скажу. Это всего лишь одно из проявлений антропного принципа. После того, как человечество осознало, что живет в многомирии... точнее, в бесконечном числе многомирий... об антропном принципе стали говорить гораздо меньше, потому что физики согласились с утверждением: наш мир таков именно потому, что есть миры, не идентичные нашему. Миры, где физические постоянные имеют другие значения, где, возможно, вообще нет звезд и, тем более, не существует человечества и разума.
      Стефенсон дернул плечом. Он все это знал, это были азы инфинитологии.
      - Но есть и межмировой антропный принцип, - продолжал Волков. - Идентичные миры таковы потому, что в них живем мы, люди, и только в идентичных мирах мы можем жить, только они доступны нашему познанию, только в этих мирах могут перемещаться поводыри. Но такие миры не могут находиться в одном и том же квантовом состоянии. Отсюда - квантовый принцип неопределенности...
      - Да знаю я... - перебил Стефенсон.
      - Минуту! - поднял руку Волков. - Конечно, знаете. Это все знают. И все знали, что поводыри возвращаются домой. Вместе с группами туристов или исследователей. Никогда не происходило сбоев и не могло происходить, поскольку законы природы - это законы, они выполняются всегда. В каждом частном случае. Но число частных случаев конечно. А число идентичных миров бесконечно велико, и в общем случае поводырь возвращается не в свой идентичный мир. Когда-нибудь обязательно произошло бы то, что случилось с Лесли. Рано или поздно.
      - Теперь мы не сможем жить по-прежнему! - воскликнул Стефенсон. - Институт придется закрыть!
      Волков прищурился, ему мешал свет. Он устал. Очень. Сейчас бы выспаться. И начала болеть спина - плохой признак. Удобное кресло, но не сейчас, не для него.
      - Пол, объясните... В конце концов, это ваша теория.
      - Господа, - вмешался директор. - Может, отложим разговор?
      - И за это время вы успеете подать в отставку? - усмехнулся Голдберг. - Не нужно этого делать, лучшего директора они не найдут.
      Он не сказал, кто "они", но Стефенсон понял: попечительский совет в свое время долго согласовывал его кандидатуру и принял решение только после того, как за него высказались все физики, привлеченные для внешней экспертизы.
      - Вы знаете, что мне сказал инспектор Капульский? - спросил Стефенсон.
      - Нет, но могу представить. Инспектор - человек открытый и, извините, не очень далекий, хотя и упорный, этого у него не отнимешь. "Что теперь, - сказал он вам, - останется от криминалистики, если каждый преступник, обладающий лоцманскими способностями, будет прятаться от правосудия на островах, где найти его невозможно?"
      - Так, - кивнул Стефенсон и с вызовом добавил: - И он прав!
      - Послушайте! - нетерпеливо воскликнул Голдберг. - Так было всегда! Что изменилось от того, что мы решили уравнения для общего случая? Это теория!
      - Не будь вы поводырем, Пол, это и осталось бы в теории. Лесли пропала бы без вести.
      Голдберг кивнул, признавая праводу директора.
      - Три процента людей обладает лоцманскими способностями. Так было всегда. Разве раньше не бывало, что преступник будто сквозь землю проваливался? В это время где-то появлялся человек, потерявший память или помнивший не совсем то, что происходило в нашей реальности. А дети, рассказывавшие о полетах и путешествиях по прекрасным странам? С Лесли больше ничего плохого не случится. Да разве с ней случилось что-то плохое? Они с Рамоном поженятся, у них будут прекрасные дети, которые тоже, скорее всего, вырастут поводырями. Лесли с Рамоном время от времени будут спорить: она вспомнит, как он бросал в нее лазерной указкой, а он станет утверждать, что этого не было, но всю жизнь будет напоминать Лесли, как она отказалась пойти с ним погулять, и он весь вечер тоскливо бродил один.
      - Но Вернер! - воскликнул Стефенсон. - Почему он взял на себя вину? Не он же отправил Лесли с острова!
      - Нет, но уверен именно в этом. Лесли рассказала ему о своих отношениях с Рамоном, придумала план и была уверена, что все получится. Рамон не так умен, как Лесли, он полностью подпал под ее влияние.
      - И это хорошо, - подал голос Волков. - Умная женщина и не очень далекий мужчина - не такое плохое сочетание характеров в паре, уверяю вас.
      Стефенсон промолчал, на этот счет у него было свое мнение.
      - Я начал сдавать. - Волков сцепил пальцы и поднес ладони к глазам, будто хотел увидеть признаки собственного старения. - Я должен был сразу догадаться, когда узнал, что произошло на острове Моргенштерна.
      - Положительный результат случившегося, безусловно, существует, - заметил Стефенсон. - Эстер с Эдмоном помирились.
      - Несчастье сближает, - кивнул Волков.
      - Кого как... - буркнул Стефенсон. Он вспомнил свой развод с Мелони и болезнь Шона, которая их не сблизила, а развела еще дальше.
      - Доктор Стефенсон, - задал Голдберг неожиданный вопрос: - Сами вы часто ли бываете на островах?
      - Я не... - растерянно произнес Стефенсон. - Даже не помню, чтобы в детстве... Все может быть, но... нет, не помню.
      - И все-таки именно вас рекомендовали эксперты и утвердил попечительский совет.
      - К кандидату предъявляли другие требования.
      - Но неужели вам самому ни разу не захотелось...
      - Все думают, - поджал губы Стефенсон, - что я каждый день начинаю с прогулки по фарватеру. Я не отрицаю.
      - А вы, - повернулся Голдберг к Волкову, - неужели вам ни разу...
      - Хотелось, черт возьми! - воскликнул математик. - Но куда мне? И вообще, я больше удовольствия получаю от теории, чем от этой реальности. Пол, вы прекрасно представляете, какое удовольствие - решить задачу, вчера казавшуюся неразрешимой. Что перед этим острова? Я видел их на видео и фотографиях, мне достаточно.
      - Да что вы за люди! Консерваторы!
      - Я? - вскричали Волков и Стефенсон.
      - Вы! Господа, скоро явится инспектор со своими протоколами, потом Вернер наверняка придет благодарить за содействие. У нас есть немного времени, почему бы...
      - Остров Моргенштерна!
      - Доктор Стефенсон, заприте дверь и скажите секретарю, чтобы нас полчаса не беспокоили.
      - Да, но... - Стефенсон очень хотел, чтобы его переубедили. - Когда мы вернемся... Будем ли мы... каждый из нас... помнить, о чем говорили сейчас?
      - Вы хотите спросить, будем ли мы собой?
      - Ну...
      - Безусловно, будем, - твердо сказал Голдберг.
      - В пределах квантовой неопределенности, - хмыкнул Волков.
      - Что ж, - подумав, сказал Стефенсон. - Пожалуй, я не против прогуляться перед обедом.
      Он посмотрел на картину, висевшую на стене.
      - Завтра заменю, - сказал директор.
      Волков обеими руками вцепился в подлокотники кресла.
      - Поехали, - тихо произнес Голдберг.
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Амнуэль Павел Рафаэлович (amnuel@rambler.ru)
  • Обновлено: 01/10/2016. 184k. Статистика.
  • Повесть: Фантастика
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.