Было темно. Очень темно. И тихо. Так темно и тихо, словно и не существовало ничего. Ничего, кроме его разума.
Он повторил несколько раз одно слово, которое уже давно вертелось на языке. Вероятно, это должно было быть его именем. Да, это определенно было его именем. Но зачем он позвал сам себя?
- Зачем ты позвал сам себя? - Эхом отозвалась тьма.
- Кто ты? - спросил он.
- Твой внутренний голос. Я тут задремал немного, а ты что-то разорался.
Он был рад, что кто-то отозвался. Хотя бы внутренний голос. Значит, что-то еще существовало. Или уже существовало? Мысли с трудом укладывались в слова, странно звучащими в звенящей тишине.
- Кто я? - спросил он единственного собеседника.
- Ты уже назвал свое имя. И не стоит повторять его всуе, ибо каждое слово сейчас рождает из небытия свое содержание. А ты уже есть. Второго многовато будет.
- Аз есмь, - повторил он. - Ты тоже есть. Где мы?
- Мы стоим у начала начал. Я все ждал, когда же ты, наконец, решишься. Задремал уже.
- Решишься чему?
- Творить. Сейчас тебе надо сказать "Да будет свет!"
- Да будет Свет! - повторил он.
И стал Свет. Тьма уступила ему место, но едва ли от этого стало лучше, ибо в свете не было ничего кроме самого света.
Он обвел взглядом свое тело. И увидел он, что это хорошо.
- Аз есмь, - повторил он.
- Не сомневаюсь, - ответил единственный собеседник. - Первые сомневающиеся появятся много позже.
- Они будут сомневаться? Почему? - Его лицо выражало искреннее недоумение.
- Им будет многое непонятно. И они отрекутся от тебя.
- Кто они?
- Те, кого ты создашь.
- Я их создам? Зачем?
- Это ты меня спрашиваешь? Ну, ты, брат, даешь! - Казалось, невидимый собеседник улыбался, но кто его невидимку знает.
- Нет, постой, а кого мне спрашивать? - Не унимался он.
- А я знаю? Вот создавай землю, тварей ее населяющих, ну и ...
- Зачем?
- Это тебе скучно, или мне?
- А с чего ты взял, что мне скучно?
- Ну если тебе не было скучно, какого черта... Ой, прости меня, Господи!
- Прощать тебя? За что? - Он поднял брови.
- Да так, ничего. Имя Лукавого всуе упомянул.
- Кто такой Лукавый? - Потихоньку он начинал выходить из себя.
- Вот ведь! Была бы голова, точно бы схватился! Есть такая бестия. И ты знаешь ее, просто забыл.
- А ведь верно, - он взялся за голову. - Сотворю только себе помощников. От тебя же толку мало!
- А кому "щас" легко? - Голос собеседника звучал сокрушенно.
- Сотворю сейчас. Эй, ты, слышишь? СЕЙЧАС! И нечего коверкать мой чистый язык! Значит, так... - Он сделал паузу, которая затянулась несколько дольше, чем следовало бы.
Накатившая было уверенность, вновь покидала его, и, повинуясь закону сохранения, вновь перетекала к собеседнику.
- Зачем? - спросил собеседник, как будто передразнивая его собственный вопрос.
- Это ты теперь меня спрашиваешь? - он недоуменно поднял брови.
- Мне можно. Я всего лишь внутренний голос, - казалось, собеседник саркастически усмехался.
- В чем состоит смысл бытия? - попытался он вновь перехватить инициативу.
- Чтобы мыслить, - ответ прозвучал на редкость серьезно.
И не давая ему возможности что-либо возразить, или, наоборот, согласиться, собеседник вопросил:
- А можно я тебе вопрос задам?
- До сих пор ты не спрашивал, задавать или не задавать.
- Да, но вопрос-то больно щекотливый.
- Ладно, давай без предисловий. Я - не девица красная.
- Кто создал тебя? И сразу еще один, где ты видел девиц красных?
- Отвечать по порядку?
- Да как хочешь.
- Хорошо. Девиц я еще увижу, да и ты тоже. Надоест еще.
- А насчет первого вопроса?
- А что ты сам думаешь по этому поводу?
- А я знаю? Я же и спрашиваю. Кто из нас Создатель? - Голос собеседника звучал обиженно. Но разве что чуть-чуть.
- Согласен. Тогда изменим постановку вопроса. Кто создал тебя?
- Ты!
- Неправда! Тогда, в самом начале, когда было только слово, и слово было я, ты уже отозвался.
- Но ведь кто-то должен был отозваться на слово? Если кто-то произносит слово, значит, кто-то должен его услышать. Иначе, зачем его произносить?
- Не уклоняйся. Ты уже был, когда я еще ничего не создал, значит, не я был твоим создателем.
- Создатель, ты слишком скромничаешь.
- Я? Нисколько. Это ты не хочешь делиться с братом. Ты - нехороший человек. - Последние слова собеседник проговорил растянуто, слегка коверкая звуки.
- Ну, во-первых, я не человек, и даже не ангел. Я только голос, внутренний голос. Твой, заметь, внутренний голос.
- Если ты - голос, значит, ты можешь создавать слова. Правильно?
- Правильно. Я могу создавать слова. Почти как ты. Но я наделен и другим качеством. Чтобы создавать слова, я сначала наделен способностью их слышать. Слышать. Уразумел?
- Нет.
- Ну, подумай, какой был бы смысл в том слове, что было сначала, если бы никто его не слышал? Что бы ты, слово это первородное, смог бы сделать? Так что я - это почти ты, только наоборот.
- Ты - это я наоборот. - Повторил он. - Лукавый, значит?
- Да нет, какой там Лукавый?! Лукавого еще и в помине не существует. Я - все остальное, что было акромя тебя.
- Ты, это, слова не коверкай. А то ведь чёрти что из языка будет. - Возмутился он в который раз.
- Ладно, Господи, не чертыхайся сам. Лучше делом займемся.
- Нет, пока этот вопрос не решим, не займемся.
Он встал в позу, стараясь в заполненной светом бесконечности разглядеть собеседника.
- Ладно. Попробую. Вот допустим, меня бы не было, кто бы тебя услышал?
- Не знаю. - Он пожал плечами - Я сам, наверное.
- А оно тебе нужно?
- Не знаю... Нет, наверное.
- Вот именно, зачем слушать то, о чем ты и так знаешь. Вот именно поэтому вместе с тобой всегда был я. Вот то имя, что ты произносил сначала, оно что значит?
- Мое имя. Оно было вначале.
- Верно. Оно было вначале. А кроме него что было?
- Ничего не было.
- Вот если от ничего отнять твое имя получусь я. Ферштейн?
- О капито, - ответил он, на манер собеседника играя языками.
- Ну, ты - полиглот! - в голосе невидимого собеседника звучал сарказм.
- От полиглота слышу! Сам первый начал, еще обзывается.
- Ладно, - уже миролюбиво заключил невидимый собеседник. - Признаю свою ошибку. До Вавилонской башни еще тьма времени.
- Так как же мне тебя звать-величать?
Воцарилась тишина, так что за версту слышен был бы полет комара, если бы таковой уже существовал.
- Ты чего?
- Я думаю. И вот что скажу я тебе. Мы с тобой неразрывное целое. А так как роль творца-создателя, то есть Отца ты взял на себя, называй меня просто Святой Дух.
- Святой Дух... - Медленно произнес он. - А ты хоть покажись мне, а то зачем я свет создавал, если ничего нету, а?
- Хорошо. Смотри.
Прямо перед ним появилась маленькая птица.
- Так вот ты какой, олень северный, - зачаровано произнес он.
- И никакой не олень, путаешь ты все! - обиделся собеседник. - Голубь я, голубь! Ну ладно, ты Отец, тебе и творить дальше.
- За этим дело не станет. Но ты постой, если я правильно тебя понял, и я - отец, - дабы удостоверится, он опустил глаза, - то должен быть и сын. Я правильно понимаю?
- Абсолютно. Вообще-то для диалектики нас достаточно двоих, но для теософии и для доведения до совершенства, нам, просто как воздух (который, ты, кстати, еще не создал) нужен сын. И, бьюсь об заклад, он у нас будет!... Эй, не надо на меня так смотреть, он у нас будет, но не прямо сейчас. Я - голубь, голубь, а не то, о чем ты сейчас подумал. Ты это, не балуй!
Собеседник погрозил ему крылом.
- Да я и не думаю. Слушай, может, его сразу и сотворим? А то скучно вдвоем. А так сообразили бы на троих, а?
Собеседник почесал крылом голову.
- Ну, ты еще про первичную партийную ячейку вспомни! Нет, и не проси. Всему свое время. Сын, на то и сын, что родится должен от земной женщины (и кто из нас будет его отцом тоже еще вопрос, но пока не до этого), а ты еще, тьфу, Землю-то не создал, хотя, судя по Писанию, уже должен был бы. Только свет от тьмы и отделил, и такой базар уже разводишь! Ай-ай-ай.
- Да я и не развожу. - Он даже обиделся. - Ладно, что дальше творить?
- Да ты погоди творить. Кто название давать будет, Пушкин что ли?
- Почему Пушкин? Я и дам. Пусть свет будет называться днем, а тьма - ночью. Как, нормально?
- Нет, не нормально, а хорошо. Вижу я (и ты тоже видишь), что это хорошо.
Собеседник подставил крыло, и он ударил по нему ладонью своей десницы.
- Ладно, извини. Итак, надо еще что-нибудь сотворить.
- Нет, все! - собеседник протестующе поднял крыло. - Все. Сегодня мы уже и так натворились. Так что, спать, спать, спать.
Назидательности последних слов мог бы позавидовать сам вождь мирового пролетариата.
И был вечер, и тьма снова окутала собеседников.
- Так я все же не понял, зачем мы всё это тут сотворили? - спросил он зевая.
- Так и не понял? - собеседник, как мог, улыбнулся. - Хорошо, отвечу кротко. Затем, чтобы кто-то, ты ли, или кто другой, тобой созданный, этот самый вопрос задать мог. Разве этого не достаточно?