Ахманов Михаил
Ворон

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Комментарии: 11, последний от 10/07/2019.
  • © Copyright Ахманов Михаил
  • Размещен: 09/04/2008, изменен: 09/04/2008. 616k. Статистика.
  • Статья: Фантастика
  • Дилогия Флибустьер и Ворон
  • Оценка: 7.20*19  Ваша оценка:
  • Аннотация:

  • Михаил Ахманов ДИЛОГИЯ "ФЛИБУСТЬЕР" И "ВОРОН" Книга 2 "ВОРОН" ЧАСТЬ 1. МАГРИБСКИЕ МОРЯ Я именую всех этих людей пиратами, ибо сами они иначе себя не называют, не прикрываются иными прозваниями или титулами и не подчиняются никому на свете. Об этом свидетельствует такой случай. Однажды король Испании, отправляя послов к французскому и английскому дворам, потребовал от этих монархов, чтобы они покарали тех своих подданных, которые, не зная угомона, то и дело сгоняют испанцев с их насиженных мест и грабят города и поселения, хотя войн Испания ни с Англией, ни с Францией давно не ведет. Короли ответили испанским послам, что люди эти им не подчиняются и его Католическое Величество волен поступать с ними как ему заблагорассудится. А.О.Эксквемелин "Пираты Америки", Амстердам, 1678 г. Глава 1. Дорога на восток Свистели в снастях буйные ветры, глухо рокотал океан, волны стучали и бились о борт "Ворона", обдавая лицо солеными прохладными брызгами. Вал катился за валом нескончаемой чередой, то поднимая фрегат к серому хмурому небу, то опуская его в пропасть меж водяных холмов, темных и упругих, похожих на мускулы гиганта, игравшего тварями морскими, хрупким кораблем и сотней человеческих жизней. Волны были неторопливыми, длинными, плавными; океанские волны, а не крутые и короткие, как в Средиземном море. Морем этим Серов любовался когда-то с испанского берега и с итальянского, но то случилось в прошлой жизни, растаявшей, как смутный предрассветный сон. В той жизни, где он был гимнастом цирка, скитавшимся по всей Европе, бойцом ОМОНа, частным сыщиком, и занимался другими делами, совсем непонятными, невероятными для восемнадцатого века, начавшегося год назад. В той жизни остались мама и отец, сестренка Лена и племянники, Москва, Петербург, немирная Чечня и вся планета, вступившая в двадцать первое столетие и пребывающая в нем уже без Андрея Серова. Без странника во времени, который провалился в прошлое на три бесконечно долгих века... И хотя в своем мире он прожил тридцать лет, а в этом, новом - восемь с чем-то месяцев, тот мир поистине стал сном, а этот - суровой реальностью. И был он тут не Андреем Серовым, а Андре Серра, корсаром и капитаном фрегата "Ворон", и нынче, в осень 1701 года, плыл его фрегат из пиратских морей Вест-Индии в далекую Балтику, на родину, в Россию. Должен был плыть... Должен был идти наискосок по океану, от Бермуд прямо на норд-ост к берегам Британии, потом через Северное море к проливам Скагеррак и Каттегат, чьи имена помнились с детства, и дальше, к Финскому заливу и Неве, где, быть может, уже заложили российский оплот, крепость святых Петра и Павла... Должен был плыть! Но человек предполагает, а Бог располагает. Обещал ван Мандер, шкипер-навигатор "Ворона", что придут они в Неву еще до ноябрьских штормов, однако не получилось. Не вышло! Должно быть, по той причине, что божья длань в восемнадцатом веке была куда сильней, чем в двадцать первом - ведь не имелось тут ни спутников, следящих за погодой, ни радио и радаров, ни мощных дизелей, ни стальных судов, которым нипочем любые штормы. Налетел за Бермудами шквал, разыгралась буря, и кружила она фрегат больше двух недель, и несла его как опавший листок, рвала паруса и канаты, выла зверем, заливала палубу водой и пеной. На пятый день сошла с креплений станина с пушкой и начало ее бить о борт, а в бурю нет ничего опаснее, чем этакий бронзовый таран весом в три четверти тонны. Уот Стур и Сэмсон Тегг, первый и второй помощники, собрав самых крепких парней, Хенка и братьев Свенсонов, Рика Бразильца, Страха Божьего и канонира ван Гюйса, спустились на пушечную палубу ловить обезумевшее орудие. С трудом поймали, стреножили, принайтовали на место, только Теггу заехало в ребра, а остальные отделались синяками да отдавленными пальцами. На седьмую ночь сломался бом-утлегарь и улетел вместе с бом-кливером прямо в темные тучи; через день треснул бизань-гик *) у самой мачты, и пришлось его срубить и бросить за борт. Произошли и другие потери, но большей частью мелкие, ибо "Ворон" был судном крепким и надежным, а его команда - привычной к тяготам морского ремесла. Все пятнадцать или шестнадцать дней, которые буря гнала корабль, шел он сперва под бом-кливером, а когда его сорвало, поставили кливер и продержались, пока не стихла непогода. Вахты несли вчетвером, Серов, Стур, Тегг и ван Мандер, но у штурвала все время стоял боцман Хрипатый Боб, лучший рулевой на судне - ел у штурвала и спал у штурвала, привязавшись к нему канатом. Помощники, конечно, менялись, но в самые страшные мгновения правил судном Боб. А когда пошла на убыль буря, прохрипел: "Ррому, дьявол!" - но рома не дождался, свалился замертво и проспал больше суток. Пронесло! - размышлял Серов, стоявший ночную вахту. Пусть дорога подольше станет, зато корабль цел и люди живы, и Шейла, главное вест-индское сокровище, тоже жива и цела. Как всегда, о жене он думал с нежностью; то были мысли человека, все потерявшего разом, и друзей, и родичей, и весь свой мир, и вдруг нашедшего нечто столь же драгоценное и дорогое. Якорь, который держит человека в бурном море бытия... Шейла Джин Амалия и была таким якорем, самым прочным из якорей, но имелись уже и другие - трехмачтовый красавец "Ворон", и его команда, от мрачного Уота Стура до болтуна Мортимера, и приключения, которые сулил этот век авантюристов, и даже дукаты и пиастры в сундуках, хранившихся в трюме корабля. Только корабль этот шел не в Балтику, куда положено, а болтался сейчас на тридцатой параллели, милях в пятнадцати на север от Канарских островов, болтался вместе со всей своей командой, с двадцатью четырьмя крупнокалиберными пушками, запасом пороха и ядер и сундуками, набитыми золотом и серебром. А вот воды и провиата не хватало, как бывает нередко после пересечения Атлантики. Вода, к тому же, стала протухать. "Ворон" шел бейдевинд, **) отклоняясь к востоку, к берегу Африки. Волнение на море стихало, ветер, пока еще свежий, тоже спадал, но паруса, что колыхались живой громадой над кораблем, еще несли его с приличной скоростью, узлов шесть, ***) а то и больше. Вышагивая по квартердеку, ****) Серов посматривал то на Стига Свенсона, стоявшего у штурвала, то на его братьев Эрика и Олафа, дежуривших на шкафуте, *****) то на усыпанные звездами небеса. Он уже понимал их тайные знаки и мог проложить курс по ночным светилам, умел вычислять широту, измерив положение солнца в полдень, а долготу узнать по корабельным хронометрам или по своему безотказному "Ориону", швейцарским часам, прихваченным из прошлой жизни. Сложнее было определиться по счислению, теоретически, по карте и без измерений, учитывая лишь показания компаса и лага, но и этот способ, самый неточный в восемнадцатом веке и самый трудный, тоже не представлял особых проблем для человека, не позабывшего школьной математики. У берегов, особенно знакомых, работа штурмана была совсем простой - там определялись по пеленгу, по направлениям на маяки, мысы, высоты или другие заметные ориентиры, отмеченные на картах. Карты, правда, особенной точностью не отличались. Где-нибудь в Голландии или Британии, в навигацкой школе, учиться пришлось бы год, возможно - два, но Серов освоил морскую науку куда быстрей, взяв в наставники ван Мандера. Вот управлять кораблем в бою - это было посложнее! Не наука, а тонкое искусство, где полагалось учитывать все, скорость и направление ветра, дальность полета тяжелых снарядов, парусность, свою и противника, и массу различных возможностей - вести ли дуэль на расстоянии, бить ли ядрами или картечью, крушить ли корпус с батареями или рангоут, либо сойтись бортом к борту и ринуться на абордаж. Выигрывал не тот, кому Господь послал побольше пушек, а более верткий и хитроумный, искусный в маневре и яростный в сражении. Пожалуй, в этом смысле с карибскими пиратами никто потягаться не мог - конечно, если вел их в бой не полный идиот. Серов старался соответствовать, расспрашивал Стура и Тегга о приключившихся с ними баталиях и, вспоминая о Джозефе Бруксе, дядюшке Шейлы и прежнем капитане, прикидывал, что бы тот сделал в том или ином случае. Но его первый бой был еще впереди. Первый бой, первая победа, первая добыча... Экзамен на капитанское звание, которое даруют не патенты королей, а море, храбрость и удача. Он не знал, что испытание это близится, но был к нему готов. Звезды померкли и начали гаснуть, небо посветлело, порозовело, и над океаном и невидимым африканским берегом взошло солнце. Едва лучи светила расплескались по зеленовато-синим водам, как с марса, где сидел впередсмотрящий, донесся протяжный вопль: - Корыто с штирборта! ******) Большое судно, капитан! Три мачты! Флаг... Не вижу флага, но или испанец, или португалец! А кто еще тут может плавать, тут, у Канар? - подумал Серов, встрепенувшись. Или испанец, или португалец, или магрибские пираты... Но у магометан корабли были поменьше и такого вида, что с европейским океанским судном их не спутаешь. Он кивнул Олафу, велел свистать всех наверх и взялся за подзорную трубу. За его спиной слышались топот, лязг оружия, хриплые крики и перебранка у гальюна - команда поднималась наверх с орудийной палубы. В круглом окошке трубы быстро вырастал из волн морских чужой корабль: сначала бом-брамселя *******) на фок и грот-мачтах, за ними полные ветра нижние паруса, высокая надстройка на корме, темный корпус с черными квадратами пушечных портов. Флаг... вот и флаг! Кастильский! - Испанец, - прогудел знакомый голос над плечом Серова, и, отняв от глаз трубу, он увидел хмурую рожу Уота Стура. Впрочем, сейчас первый помощник был не так уж недоволен, скорее наоборот - глаза блестели и по губам бродила хищная усмешка. Остальные офицеры тоже уже были здесь - Сэмсон Тегг, бомбардир, ван Мандер, штурман, и датчанин Хансен, лекарь. У трапов, ведущих на мостик, стояли боцман и сержанты, предводители абордажных ватаг, а за ними, на шканцах и шкафуте, толпилась без малого сотня парней, и лица у всех были такими же, как у Стура, хищными, алчными, оголодавшими. Вполне понятно, решил Серов; Атлантику пересекли, в шторм спаслись, месяц в море, вода и солонина поперек глотки, а тут испанец! Он оглядел своих соратников. - Что скажете? - Сорок орудий, - заметил Тегг, опуская зрительную трубу. - Шесть на палубе, два, надо думать, на юте, и шестнадцать вдоль борта. Шестнадцать! Против наших десяти. - Зато ты лучше стреляешь, - ухмыльнулся Уот Стур. - Чтоб меня акулы сожрали, если ты не накроешь их первым же залпом! - Они попали в шторм, в ту же бурю, что и мы, - с голландским спокойствием произнес ван Мандер. - Дай мне трубу, капитан. Та-ак... Здорово их потрепало! - Половины бушприта нет. Видать, все кливера сорваны, а не один, как у нас, - сказал Стур. - Бушприт... да, это само собой... - Штурман разглядывал корабль, надвигавшийся со стороны открытого океана. - Еще на фоке и гроте поломаны стеньги, бизань еле держится, ванты оборваны... Тяжело идет... похоже, в трюме есть вода. - Эй, капитан! - заорали с палубы. - Чего ждем? Будем брать испанскую лохань или зубами щелкать? Раздался звук оплеухи и голос Хрипатого Боба: - Хрр... Пасть заткни, недоносок! Капитан знает, что делать! Серов шагнул к планширу, отыскал глазами Боба и парня рядом с ним, который держался за челюсть, отметил: Мерривейл Сидней, из новых, завербованных на Тортуге перед самым отплытием. Набрал воздуха в грудь, медленно выдохнул и произнес: - Боцман, Мерри - пять плетей. Но прежде пусть вопрос свой повторит. Всякий член Берегового братства может обратиться к капитану, но этого ублюдка я как-то не расслышал. Давай, парень, погромче! - Капитан, за что... - начал Мерри, извиваясь под крепкой рукой Хрипатого. - Десять плетей! - Капитан, сэр! - Вот теперь я слышу. Десять плетей, чтобы лучше запомнил, кто тут сэр, - повторил Серов, отвернулся к своим офицерам и вытянул руку к приближавшемуся кораблю. - Значит так, камерады. Пока они нас еще не разглядели, марсовых наверх, а всем остальным спуститься вниз, мушкеты зарядить и ждать. Командуй, Уот! Ты, Сэмсон, давай к орудиям. Думаю, картечь придется в самый раз. Стур проревел команду, и палуба вмиг очистилась - абордажные ватаги скрылись, а два десятка моряков полезли на мачты. Хрипатый Боб, отсчитавший Мерри десять ударов тонким линьком, толкнул наказанного в люк и принялся распоряжаться, расставляя марсовых по реям. Бомбардир, потирая ушибленные пушкой ребра и негромко чертыхаясь, спустился с мостика, ван Мандер встал у руля рядом со Стигом, хирург Дольф Хансен присел у фальшборта, копаясь в своем медицинском сундучке, перебирая полотняные тряпицы и банки с мазями. Готовились быстро, но без суеты; все, как положено, были при деле и на своих местах. Испанский корабль приблизился на четверть мили, и в трубу Серов видел, как выстраиваются вдоль борта мушкетеры в блестящих шлемах и кирасах. На квартердеке появилась Шейла. Выражаясь старинным языком, приличествующим эпохе, она пребывала третий месяц в тягости, но это было пока незаметно. Талия, охваченная кожаным кафтанчиком и пояском с парой пистолетов, оставалась по-прежнему тонкой, фигурка - изящной, движения быстрыми, груди, еще не начавшие наливаться, маленькими и упругими. Кое-что, правда, изменилось: синие ее глаза, прежде тревожные, а временами - гневные, были теперь безмятежны. Глаза спокойной уверенной женщины, нашедшей свое место в жизни... На "Вороне" она считалась не только супругой капитана и владелицей корабля, но в первую очередь офицером-квартирмейстером. Важная должность! Шейла Джин Амалия ведала всем, начиная от запасов пороха и рома и кончая оценкой захваченной добычи. Прищурившись, она уставилась на чужой корабль. - Испанец! Сильно побитый... Тоже в шторм попал? И куда он прется? - Он думает, что нам досталось еще больше, - сказал Серов с почти бессознательной счастливой улыбкой. - Как ты спала, милая? - Без тебя постель была слишком широка, - тихо промолвила Шейла, покосившись на Уота Стура. - Ты, Эндрю, женатый человек, да еще капитан, и не должен стоять ночную вахту. Ночью твое место... ну, сам знаешь, где. На палубе царила тишина, но сквозь раскрытые люки доносился негромкий шум, знак быстрой деловитой подготовки: поскрипывали пушечные лафеты, звякали о дула мушкетов шомполы, шелестела одежда, кто-то с резким звуком - вжик-вжик! - точил палаш или топор. Встававшее солнце золотило паруса, разбрасывало по синей морской поверхности яркие искры. Матросы, скорчившиеся на реях, отсюда, снизу, казались карликами. Шейла, откинув русую головку, разглядывала их. - Хочешь добавить парусов и уйти? - Она перевела взгляд на "испанца". - Бизань голая и еле держится... Ему за нами не угнаться. На этот раз Стур ее расслышал и буркнул: - Уходить нельзя, никак нельзя. Парни будут недовольны. Серов сдвинул брови. - Парни будут делать то, что я прикажу. И вообще пора отвыкать от разбоя! В Россию плывем, а там царь грабителей не жалует. - Ну, хвала Творцу, мы еще не на царской службе, - заметил Стур. - Еще не идут нам ни песо, ни талеры ни эти... как их... рубли из московской казны. Опять же умный царь не против разбоя, ежели грабят чужих, а не своих. - Он с задумчивым видом поскреб щеку и добавил: - Хотя как сказать... Самые умные цари сперва своих трясут и раздевают... оно ближе и безопасней. Серов расхохотался. Мудрый мужик Уот! Прямое попадание, не в бровь, а в глаз! Царь Петр так и начал, со своих, с князей, бояр да разбойных стрельцов! Отсмеявшись, он поглядел в трубу на "испанца", бывшего уже на расстоянии трехсот пятидесяти ярдов, и сказал: - Ну, наглец! Вода в трюме, рангоут поломан, а он на нас прет! Должно быть, от кастильской гордости... Вот что я решил: если в драку полезет, высечем за нахальство, а если желает поприветствовать и миром разойтись, тогда... Грохот выстрела не дал ему закончить фразу. Над бортом "испанца" вспухло серое дымное облако, просвистело в воздухе ядро и шлепнулось в воду в сотне ярдов от "Ворона". - Хорошее приветствие, клянусь адской сковородкой, - оскалившись, пробормотал Стур. - Ну что, Эндрю? Что, сэр капитан? Миром разойдемся или как? - Прикажи поднять флаг, - велел Серов, не обращая внимания на подначку. - А какой? У Хрипатого даже турецкий есть. Серов задумался. Непраздный вопрос! После недавней смерти Карла II Габсбурга, короля Испании, в Западной Европе бились за его наследство. Хоть не послал Господь испанскому монарху ни дочери, ни сына, зато по линии Габсбургов имелись у Карла дальние родичи во многих европейских странах и королевских домах. Сам он завещал престол французкому принцу Филиппу Анжуйскому, но были претензии и у других внучатых племянников да кузенов - из Англии, Австрии и немецких земель. Права их подкреплялись тем, что трон Филиппу был обещан при условии, что он откажется от французской короны, державшейся еще крепко на голове его деда Людовика XIV. Людовик же, король великий и амбициозный, желал объединить Испанию с Францией, а могущество такой державы было для соседей что острый нож. Так что соседи не дремали, а, собравшись с англо-германской силой и уговорив Голландию, объявили Франции войну. Серов был не очень сведущ в истории, но что-то узнал от покойного Джулио Росано, что-то вычитал в книге мессира Леонардо, писанной со слов несчастного Игоря Елисеева. И помнилось ему, что драка за испанское наследство будет идти чуть не полтора десятка лет. ********) В такой ситуации поднять британский флаг было бы вызовом, а французский - полной неопределенностью, ибо не всяк в Испании мечтал очутиться под башмаком Людовика. Все они, французы и испанцы, англичане и немцы, мнили себя великими народами, непобедимыми и грозными, и лишь маленькая Голландия, хоть и встрявшая в эту войну, имперских замыслов не имела, как и претензий на испанский трон. После контакта с мингером ван дер Вейтом, капитаном "Русалки", Серов был о голландцах наилучшего мнения: спокойный народ, в чужой сундук не лезет, но и в свой загребущую лапу не пустит. Подумав об этом, он сказал: - Мы поднимем голландский флаг. Шейла в удивлении приоткрыла рот, ван Мандер усмехнулся, а Уот Стур, словно учитель, довольный успехом ученика, одобрительно хлопнул Серова по спине. - Хитро, капитан! Отличная ловушка! Эй, Боб! Вздерни-ка на мачту голландские подштаники! Взвился голландский флаг, и сразу за этим последовала вспышка выстрела. "Испанец" был уже близко, и ядро врезалось в воду перед носом "Ворона". - Велят лечь в дрейф. Не иначе, как собираются досматривать, - прокомментировал ван Мандер. - В дрейф нам ни к чему, а вот скорость надо сбросить. Глядишь, не догонят. - Серов посмотрел на шкипера. - Я хочу быстро развернуть корабль. Какие паруса нужны? Что спустим, что оставим? - Кливер и стаксель. Фок и грот зарифить, верхние паруса спустить. Крюйсель тоже. Ветер подходящий. - Шкипер послюнил палец и поднял руку. - Дует от суши, а они идут с штирборта... Развернемся оверштаг? *********) Я верно понял, капитан? - Сначала оверштаг, чтобы встать к ним левым бортом, а после - против ветра, чтобы Сэмсон выпалил с правого. Сделаешь? - Совсем против ветра не получится. Ну, постараюсь... Стур уже орал с мостика приказы. Верхние паруса исчезали один за другим, скорость "Ворона" падала, и можно было подумать, что судно под голландским флагом подчиняется преследователю. Пристально наблюдая за надвигавшимся слева "испанцем", Серов прикидывал расстояние. Двести ярдов, сто восемьдесят, сто пятьдесят... Пушечные порты грозили жерлами орудий, но палить противник вроде бы не собирался, хотел взять побитое бурей и беззащитное судно в целости и относительной сохранности. Сто сорок ярдов, сто тридцать, сто двадцать... - Давай, приятель, давай, - прошептал Серов на русском. - Скоро узнаешь, что бесплатных пирожных не бывает. - Он наклонился над перилами мостика и крикнул: - Тегг! Слышишь меня, Тегг! Из люка показалась голова бомбардира. - Здесь, капитан! - По моей команде с левого борта ударишь картечью им в порты - так, чтобы уложить орудийную прислугу. Потом с правого - по палубе, тоже картечью. Мачты и рангоут не ломай. Судно хорошее, себе возьмем. "И приведем на Балтику два корабля, - мысленно добавил Серов. - Два фрегата ровно вдвое больше, чем один. И командир над ними уже не капитан, а адмирал!" Тегг кивнул и исчез, но было слышно, как он распоряжается на орудийной палубе: "Цепи отставить! **********) Дирк, козел вонючий, я что сказал? Картечь, только картечь! Шевелитесь, уроды немытые!" Шейла, бросив взгляд на испанский корабль и шеренгу солдат на шканцах, презрительно сморщила носик и молвила: - Скоро стрелять начнут. Я, пожалуй, спущусь в каюту. - Что так, дорогая? - притворно изумился Серов. - Никому сегодня кровь не пустишь? Ни одну испанскую собаку не убьешь? Шейла приложила ладошку к животу. - Мне сейчас кровь пускать нельзя, даже испанцам! Я об одном молю Пресвятую Деву, чтобы не гневалась за прошлое и не казнила наше дитя за грехи родителей. Пусть будет счастливым и здоровым... пусть только увидит свет, а там уж я... - Поглядев на испанцев, она коснулась рукояти пистолета. - Пресвятая Дева милостива, - пряча улыбку, сказал Серов. - Иди, моя ласточка, и не тревожься. Рика к тебе прислать? Вдруг какой испанец сунется в каюту? Рик Бразилец, беглый негр, был у Шейлы в телохранителях, но она лишь покачала головой. - Зачем ему удовольствие портить? Пусть с тобой идет, Эндрю, а если ко мне кто сунется, так я еще стрелять не разучилась. Я Рика к тебе пришлю, с твоими пистолетами и шпагой. Она осторожно спустилась по трапу с квартердека. До испанского корабля было на больше семидесяти ярдов, и Серов уже без зрительной трубы различал лица солдат и оружие в их руках. Мушкетеров оказалось немного, человек тридцать, и это значило, что не приходится рассчитывать на богатый груз. Впрочем, сам корабль, сорокапушечный галеон, являлся немалой ценностью. Громко хлопнули паруса и снова вздулись - ван Мандер с рулевым развернули фрегат, и теперь десять орудий левого борта смотрели прямо на "испанца". - Приготовиться, - негромко произнес Серов, и Стур с Бобом повторили команду. Затем первый помощник сказал: - Время помолиться, капитан. До первого выстрела. Кого не водилось в Береговом братстве! Разбойники и воры, пьянь и рвань, душегубы, беглые рабы и бывшие охотники, каторжане и осужденные безвинно, а потому озлившиеся на весь белый свет... Разные были люди, только не было среди них атеистов. Каждый злодей искренне верил и полагал, что даже смертный грех удастся искупить, если во-время подсуетиться. Ведь Иисус говорил, что раскаявшийся грешник ему милее сотни праведников... Каяться полагалось перед боем, дабы смерть, если уж встретишься с ней, была не мучительной, и чтобы душа попала не в ад, а хотя бы в чистилище. На "Вороне" каялись быстро, по деловому, и в прежние дни молитву об отпущении грехов произносил Росано, ученый лекарь из Венеции, знавший, как обратиться к Богу. Дольф Хансен, нынешний хирург, тоже был учен и понимал в латыни, но не имел таланта складно говорить. Поэтому за всех пришлось молиться капитану. Перекрестившись, Серов промолвил громко и внятно: - Господи, если глядишь ты на нас с небес и слушаешь меня, знай, что предаемся мы в Твои руки и отвергаем дьявола. Не по злобе творим мы бесчинства, а только ради пропитания, ибо ром у нас кончился, вода протухла, а в солонине ползают черви. Так что яви свою милость и отдай нам этот корабль со всеми его богатствами и запасами. Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Огонь! Палуба сотряслась. Пламя и клубы серого дыма вырвались из пушечных портов, пропела смертельную песнь картечь, скользнув над океанскими волнами, ударила в борт "испанца", хищно впилась в дерево, заскрежетала по орудийным стволам, ужалила канониров... Испанское судно покачнулось, завопили раненые, потом грохнул взрыв - видно раскаленное железо угодило в пороховые рукава. Из люков "Ворона" уже лезли отряды Брюса Кука, Тиррела и Кола Тернана, лезли быстро и молча, вскидывая оружие, целясь в строй мушкетеров, разворачивая канаты с крючьями, грозя палашами и тесаками. Секунда, и вслед за картечью засвистели пули, а фрегат, повинуясь умелым рукам ван Мандера, стал разворачиваться к противнику правым бортом. На галеоне понимали, что означает этот маневр. Битое бурей голландское судно, пусть не совсем овца, но несомненно баран, готовый к стрижке, вдруг обернулось волком, сомкнуло челюсти на горле жертвы и собиралось ее придушить. Вероятно, капитан испанцев уже догадался, с кем его свела судьба - только слепой не разглядел бы полуголую ватагу на палубе "Ворона" и блеск абордажных крючьев. Заметались офицеры, грохнул ответный залп из мушкетов, рулевые навалились на штурвал и сломанный бушприт "испанца" стал отворачивать влево, к открытому океану - медленно, слишком медленно, чтобы уйти от пушек "Ворона". Ван Мандер не смог поставить корабль против ветра, но развернул его на сто двадцать градусов, и этого было достаточно - ветер, союзник Серова, подталкивал галеон, нес его мимо на северо-восток и прижимал все ближе к фрегату. - Правым бортом... картечью... огонь! Настил под ногами Серова снова дрогнул, и полтора центнера металла смели живых и мертвых с палубы "испанца". Возможно, в конце двадцатого века артиллерия этих времен казалась допотопным хламом, но в ближнем бою она была эффективна и смертоносна, как установка "Град". Особенно если у пушек стоял Сэмсон Тегг со своими канонирами. - Он наш! - завопил Стур, молотя по планширу огромным кулачищем. - Наш, клянусь христовыми ранами! Будет нынче пожива у акул! Акулы были уже тут как тут - три-четыре острых плавника резали зеленовато-синюю воду. Мрачно поглядев на них, Серов приказал: - Право руля! Так держать! Спустить паруса! Их несло к испанскому судну. Сорок ярдов... тридцать... двадцать... За спиной Серова басистый голос произнес: - Капитана, твой сабля и бах-бабах. Хозяйка прислать. Он повернулся, принял из рук Бразильца пистолеты и свой толедский клинок, измерил взглядом расстояние до испанского судна и крикнул: - Бросайте крючья! Тиррел, ты со своими лезешь на ют, Тернан - на бак! Я пойду в центре, с Брюсом. В штыки, камерады! Вперед! Сотня глоток подхватила этот клич. * * * Через три четверти часа Серов стоял на шканцах испанского корабля и глядел в белые от ярости зрачки капитана. Еще недавно этот офицер был одет как щеголь с Аламеды: ***********) синий бархатный камзол с золотым шитьем, синие штаны, шляпа с перьями, сапоги кордовской кожи и пояс из серебряных пластин с превосходной шпагой. Теперь на нем были только штаны; пояс висел на шее Хрипатого Боба, в камзоле красовался Кактус Джо, а шляпу втоптали в кровавое месиво на палубе. Что до сапог, то их экспроприировал Мортимер. К чужим сапогам он испытывал страсть, не находившую, однако, взаимности; сапоги у него держались до первого трактира, где можно было их пропить. Полсотни оставшихся в живых испанцев столпились на баке под охраной Страха Божьго и Люка Фореста. Люди из ватаги Клайва Тиррела таскали мертвецов, сбрасывали за борт и бились об заклад, что первым делом отхватят акулы, руку, ногу или голову. Шейла с Уотом Стуром, обшарив офицерские каюты, спустились в трюм для ревизии груза; их, в качестве рабочей силы, сопровождали братья Свенсоны и Рик Бразилец. Мортимер, Хенк и еще дюжина пиратов под началом Брюса Кука спускали шлюпки - с таким видом, что вместо них они охотно спустили бы испанцев по доске. Питер ван Гюйс, канонир и помощник Тегга, осматривал пушки на орудийной палубе, а сам Тегг стоял рядом с Серовым и, задумчиво поглядывая на испанского капитана, заряжал пистолет. Ярость в глазах испанца погасла, сменившись страхом. - Quien es? - пробормотал он. - Quien es, maldito sea! - Mi espanol es mal, - сказал Серов. - Habla frances? ************) - Да. Кто вы? - Побежденный представляется первым. Испанец попытался отвесить изящный поклон, но сделать этого не смог - Хрипатый Боб придерживал его за локти. - Дон Мигель де ла Алусемас, капитан флота его католического величества. - Маркиз Андре де Серра, карибский корсар. - Карибский? В этих водах? - глаза у дона Мигеля полезли на лоб. - Вы, конечно, не голландцы... Я думал, британский или французский капер. - Ошибся ты, Миша, сильно ошибся, - сказал Серов на русском и покосился на Тегга - тот уже зарядил пистолет. - Какой везете груз? Откуда и куда? Капитан задержался с ответом, и Боб, стоявший позади, приподнял его над палубой, выворачивая руки. - Хрр... Говорри, вошь испанская! Кости перреломаю! Мгновенная картинка мелькнула в памяти Серова: безымянный остров в Карибском море, пальмы, камни, песок и лачуга из корабельных обломков, к стене которой был привязан другой испанский капитан. Он снова увидел суровые черты Джозефа Брукса, холодное безжалостное лицо Пила и пистолет в руке Сэмсона Тегга. Сцена повторялась, только вместо Брукса и Пила были тут Хрипатый Боб и сам он, Андре Серра, предводитель корсарского воинства. А также Тегг со своим пистолетом, смотревшим в лоб испанцу. - Подожди, Сэмсон, - он положил руку на плечо бомбардира и поглядел дону Мигелю в глаза. - Вот что, кабальеро... Я за вашим кораблем не гнался и первым не стрелял, у меня тут другие дела. Могли мы разойтись по-мирному, но если уж произошла баталия и кончилась не в вашу пользу, не будем устраивать пир для акул. Либо отвечайте на вопросы и убирайтесь к дьяволу, либо мы положим доску на планшир и проводим вас и ваших людей к дедушке Нептуну. Чего бы лично мне не хотелось. Я, дон Мигель, не кровожаден. Испанец, как завороженный, смотрел то на плавники акул, то на пистолет в руке Тегга. Губы его шевельнулись, и Серов услышал: - Вы отпустите нас? Клянетесь в том Девой Марией и сыном ее, нашим Спасителем? - Клянусь. - Серов вытащил из-за ворота крестик, подаренный Шейлой, поцеловал его и поднял руку с раскрытой ладонью. - Клянусь, что все вы уйдете отсюда живыми на шлюпках и, если будет на то воля Господа, достигнете земли. До Канар недалеко, миль пятнадцать. Испанский капитан с трудом отвел глаза от пистолета и промолвил: - Хорошо, дон Серра, я вам верю. Вы благородный человек, если мы еще живы. Итак, мой корабль... мой "Сан-Фелипе"... В общем, мы вышли из Кадиса двадцать дней назад с грузом вина и пороха для вест-индских колоний, но попали в шторм, отогнавший судно к востоку. Ничего ценного в трюмах нет, лишь бочки с вином и порох, как я сказал. Мне полагалось взять провиант и воду на Канарах, потом идти в Гавану, выгрузить боеприпасы и вино и присоединиться к флотилии, которая... которая... - Он запнулся, потом с внезапной решимостью договорил: - Которая готовится к рейду на Джеймстаун и Виргинию. *************) - Понимаю. Ваша большая военная тайна, но мне она ни к чему, - с усмешкой протянул Серов и кивнул Хрипатому: - Отпусти его, Боб. Пусть убирается с корабля. Канары - там! Он вытянул руку на юг, отвернулся от дона Мигеля и позабыл о нем. Из трюма поднялись Шейла и Уот Стур. Стур прижимал к боку какой-то сверток, а трое братьев Свенсонов и Рик шли за ним, обнимая пузатые бочонки. В том, который нес Бразилец, уже было выбито дно. - Мансанилья, белое андалусийское, - сказала Шейла. - Двести бочек мансанильи. Мы не очень разбогатели, дорогой. Правда, еще есть порох. - Подмоченный, - добавил Стур. - В трюме течь, вода стоит на восемь дюймов. Корабль, однако, прочный, недавней постройки. Если его подремонтировать... С бака, где испанцы спускались в шлюпки, донесся громкий крик. Смуглый чернобородый оборванец, которого Хенк с Мортимером тащили к борту, вырывался и что-то вопил, мешая итальянский, испанский и английский. Его лицо покраснело от напряжения, в ухе раскачивалась медная серьга. - Это что еще за скандалист? - пробормотал Серов. - Чего он хочет? Ну-ка, посмотрим... Он зашагал на бак с Шейлой и Стуром. Тегг остался у бочки с вином, черпал андалусийский напиток ладонью, пробовал и морщился: кисло и жидковато. Два корабля, победитель и побежденный, медленно дрейфовали по ветру, сцепленные абордажными крючьями. Палуба "Сан-Фелипе", стараниями людей из ватаги Тиррела, была очищена от трупов, одни пираты поливали доски водой, смывая кровь, другие лезли на мачты, спускали паруса, и у штурвала уже стоял Джек Астон. Две шлюпки с испанцами отчалили, третья еще болталась под обломанным бушпритом галеона. Хенк, здоровенный, как медведь, скрутил было чернобородого, норовя столкнуть в лодку, но на помощь приятелю бросился еще один моряк, такой же смуглый, бородатый, с глазами-маслинами и крючковатым носом. Мортимер ударил его ногой в живот, сбил на палубу и потянулся за кинжалом. - Стой, - велел ему Серов. - По виду эти парни не испанцы. Чего им надо? - А дьявол их знает! - Мортимер поскреб в затылке. - Не хотят с корыта уходить, прах и пепел! Ну, не желают по-доброму, так мы их сейчас нашинкуем и спустим за борт по частям. Жаль, палубу уже отмыли. Но если сперва отрезать им по уху, а потом... Чернобородый все же вырвался от Хенка, упал на колени перед Серовым и стукнулся лбом о доски. - Помилуй, господин! Мы не кастильцы, мы прятались на этом судне, хотели добраться до Канар! Я Мартин Деласкес с Мальты, бывший солдат Мальтийского ордена, а ныне купец, и меня схватили в Малаге, где я закупал товар. А это, - он ткнул пальцем в крючконосого, - это мой компаньон Алехандро Сьерра или, если угодно, крещеный мавр Абдалла. Нас взяли по подозрению в ереси, но мы - Господом клянусь! - честные христиане! - Он вытащил крестик из-под рубахи и поцеловал его. - Милости, дон капитан, милости! Мы не хотим возвращаться к испанцам! Нас сожгут! Возьми нас на свой корабль, господин! - Сидели в трюме за бочками, - шепнул Уот Стур на ухо Серову. - Купцы из них как из меня королевский шериф. Может, магометанские лазутчики, а может, контрабандисты. Но парни, видно, тертые, бывалые. Кивнув, Серов наклонился над чернобородым. - Если я вас возьму, какой мне будет прок? - Я знаю испанское и итальянское побережье как свою ладонь. Все острова и бухты, рифы и мели, течения и ветры... А мой компаньон проведет вас вдоль магрибских берегов с закрытыми глазами. - Мы идем не в Средиземное море, а в Северное, - сказал Серов. - Думай быстро, приятель! Чем еще ты можешь быть полезен? - Я знаю французский, английский, испанский, итальянский, арабский и турецкий, - с отчаянной надеждой промолвил Деласкес. - Я говорю, пишу и читаю на этих языках. И мы, Абдалла и я, умеем драться! Возьми нас, господин, и ты не пожалеешь! Чего мы стоим, увидишь в первом же бою! - Раньше увидим, прямо сейчас, - буркнул Стур, окидывая "Сан-Фелипе" хозяйским взглядом. - Эта испанская лохань нуждается в ремонте. На нашем судне тоже есть поломки - бом-утлегарь надо поставить и новый бизань-гик, а еще взять провиант и воду... Ты хвастал, что знаешь побережье. И это тоже? - Стур повернул голову на восток, к африканскому берегу. - Что там за страна и кто в ней правит? Есть ли в ней порты и верфи? Есть ли мастера? Такие, которые знают, с какой стороны держаться за топор? - Это Магриб, господин, страна заката, - ответил Деласкес. - Магриб богатая земля, и все в ней есть, и мастера, и верфи, и порты, а два ближайших - Эс-Сувейра и Сафи. Но идти туда опасно, ибо Магриб - страна сынов Аллаха, самых могучих и жестоких на этих берегах. Там правит великий султан Мулай Измаил, **************) и христиане, попав туда, должны отринуть прежнюю веру и поклониться Аллаху. Иначе их ждет рабство, а непокорных - ямы со змеями и ядовитыми пауками. Шейла содрогнулась. Последняя шлюпка испанцев отчалила. Серов, обняв жену за плечи, сказал: - Ладно, я беру вас обоих - тебя, Деласкес, и тебя, Абдалла. Можете перебираться на "Ворон". Что до ремонта, - он повернулся к Стуру, - с этим придется обождать до Плимута или Бристоля. - Если лоханка туда доплывет, - заметил Стур, топая ногой о палубу. - И если мы не помрем от поноса из-за вонючей жижи в бочках. Хорошо хоть вино нашлось, будем пить вместо воды. - Жуткая кислятина, - сообщил подошедший Тегг. - Но это, думаю, к лучшему - черви, что завелись в солонине, не выдержат и передохнут. - На галеоне есть вода и продовольствие. - Шейла с задумчивым видом пригладила русые локоны. - Там, в трюме... Что-то подмокло, что-то сгнило, а что-то еще годится... Пожалуй, я здесь задержусь и проверю. Серову это не очень понравилось, но спорить с Шейлой он не стал. Конечно, она была его супругой, что вынуждало ее к покорности, но также являлась офицером "Ворона" и службу несла круто и ревностно, без всяких поблажек. Кроме этих двух сторон медали имелась и третья - как-никак "Ворон", по завещанию Джозефа Брукса, принадлежал его племяннице мисс Шейле Брукс. Возможно, другой человек запутался бы в этих трех личинах Шейлы, но только не Серов, пришелец из века женской эмансипации. Прежняя жизнь дарила драгоценный опыт, подсказывала в сомнительный момент: меньше споров, крепче корабль семейного счастья. Он снял с запястья часы, свой золотой швейцарский "Орион", и протянул его Шейле. Часы показывали восемь двадцать семь, местное время, которое Серов засек вчера по высоте полуденного солнца. - Вот, возьми... Надеюсь, суток тебе хватит на ревизию? Завтра утром, в половине девятого, ты должна возвратиться на "Ворон". Мы подойдем, чтобы взять провиант. Договорились? Его супруга кивнула, спрятала часы и обвела рассеянным взглядом группу пиратов. Потом ткнула пальчиком в Хенка и Мортимера. - Этих мне оставь. Хенк будет бочки и ящики ворочать, а у Морти острый глаз. Поможет мне искать. - Со всем удовольствием, - сказал Мортимер и вытянул ногу, любуясь своим новым сапогом. - Мне что трюм обшарить, что чужой карман или, положим, кошелек, все едино. Талант у меня, значит. Батюшка мой говорил, что с таким талантом дорога прямо на виселицу, но я еще... Шейла толкнула его в спину крепким кулачком. - Иди, бездельник! Лезь вниз и принимайся за работу! - Обернувшись, она послала Серову нежную улыбку. - До завтра, милый. Не тревожься за меня, я ведь остаюсь с Уотом. Разумеется, с Уотом, подумал Серов. По нерушимой традиции Берегового братства приз, то есть захваченный корабль, брал под команду первый помощник. - Приглядывай за ней, - сказал он Стуру, когда Шейла отошла. - Двадцать человек тебе хватит? Двадцать два, считая с Хенком и Мортимером? Ну, если хватит, бери ватагу Тиррела, и пойдем, не торопясь, на север вдоль африканских берегов. Держись в миле от нас, и не дальше. Стур кивнул, понюхал воздух и заметил: - Ветер стихает. К ночи, пожалуй, совсем упадет. - Это уж как Богу угодно, - отозвался Серов, пожимая плечами. - Упадет, так будем дрейфовать. - Ночь безлунная, не столкнуться бы в темноте... Ты, капитан, прикажи, чтобы огней жгли побольше и бросили плавучий якорь. Ну, ван Мандер знает. Вот, передай ему. Он сунул Серову довольно увесистый сверток. - Что здесь, Уот? - Карты. Все, какие нашлись в каюте капитана. Хорошие карты, испанские, лучше английских. Все побережье от Кадиса до Неаполя, все острова, Сардиния, Корсика, Сицилия, и магрибский берег от Гибралтара до Сирта. Бери. Вдруг пригодится. - Это вряд ли, - сказал Серов, принимая сверток. - Мы ведь не в Средиземное море идем, а на север. Он был в этом совершенно уверен. Хотя в его родном столетии не отрицали влияние случая, в общем и целом случайности отводилось гораздо меньше места, чем в прошлые, не столь цивилизованные времена. Но в восемнадцатом веке, тем более, в его начале, расклад был иным: тут, как говорилось выше, человек предполагал, а Бог располагал. ---------------------------------------------------------------------- *) "Ворон" нес полное парусное вооружение фрегата, и это значит, что между передней мачтой (фоком) и носовым рангоутом имелись три треугольных паруса: бом-кливер, кливер и фор-стеньги-стаксель. Бом-утлегарь - часть носового рангоута, крепившаяся вместе с утлегарем к бушприту; в свою очередь к бом-утлегарю крепилась нижняя часть бом-кливера. Бизань-гик - рей, отходивший от основания задней мачты (бизани), к которому крепился нижний косой парус - косая бизань. **) Бейдевинд - курс судна, при котором направление ветра не совпадает с линией курса, а составляет с ней угол меньше девяноста градусов. ***) Принятое на море измерение скорости: один узел - одна морская миля в час. Морская миля равна 1850 метров и отличается от сухопутной мили, равной примерно 1610 метрам. ****) Квартердек - часть верхней палубы на юте, над кормовой надстройкой, где обычно находились капитан и вахтенный офицер. *****) Пояснение некоторых терминов, относящихся к парусным судам. Шкафут - пространство на верхней палубе судна между фок- и грот-мачтами. Фок-мачта - передняя, грот-мачта - вторая от носа; третья мачта, расположенная ближе к корме, называется бизанью. Шканцы - часть верхней палубы между грот-мачтой и бизанью. Ют - кормовая часть верхней палубы, бак - носовая часть. ******) Штирборт - левый борт, бакборт - правый борт. *******) Бом-брамселя - самые верхние паруса, поднимаемые на фок, грот и бизань-мачтах. ********) Точные даты этой войны 1701-1714 гг. *********) Оверштаг - поворот парусного судна с одного галса на другой. **********) Ядрами с приклепанными к ним цепями ломали мачты и реи на вражеском судне. ***********) Аламеда - один из мадридских бульваров. ************) Кто вы? Кто вы, черт побери! У меня неважный испанский. Говорите на французском? (исп.) *************) Благодаря экспорту табака, Виргиния в XVI-XVII вв. была самой процветающей британской колонией в Северной Америке. Джеймстаун - ее столица. **************) Название "Магриб", что по-арабски означает "запад", использовалось в узком смысле для обозначения Марокко, а в более широком - как наименование всех арабских стран в Северной Африке, расположенных к западу от Египта (на арабском - Мисра). Портовые города Эс-Сувейра и Сафи на атлантическом побережье Марокко существуют до сих пор и под теми же названиями. Марокканским султаном с 1672 г являлся Мулай Измаил, занимавший трон 55 лет (1646-1727), правитель из династии Алауитов, к которой и поныне принадлежит королевская фамилия Марокко. Мулай Исмаил создал мощную армию и успешно отразил военные экспедиции португальцев, испанцев и англичан. Пытался захватить Алжир, но весной 1701 г его войско потерпело поражение от турок. Хотя Мулай Исмаил был безусловно великим правителем и весьма просвещенным человеком, его отличала невероятная даже для того времени жестокость. Уже четверть века магрибские пираты изредка проходили через Гибралтар и нападали в Атлантике на испанские галионы, которым удалось уйти от алчных карибских флибустьеров, а также на английские и голландские суда. Перед каждым походом, с учетом последних новостей, принималось решение, куда, сколько и какие суда отправить в плавание. Небольшое количество слабых судов могло упустить выгодную добычу, посылать же слишком мощный флот означало увеличить число участников при разделе добычи. Следовало соблюдать принцип равновесия. Несчастным христианам, внезапно увидевшим перед собой смуглых пиратов, и в голову не могло прийти, что эта встреча вовсе не случайность. Жорж Блон "Великий час океанов. Средиземное море", Париж, 1974 г. Глава 2. Сражение во мраке К ночи ветер стих совсем. Ночь, как и предупреждал Уот Стур, выдалась безлунная, а темнота в этих широтах была такой, что, вытянув руку, ладонь не разглядишь. Серов последовал совету первого помощника, велел спустить за борт плавучий якорь и зажечь фонари на юте и баке. Ночную вахту вызвался стоять ван Мандер, взяв себе в помощь братьев Свенсонов и двух парней из ватаги Тернана. Остальные спали, утомленные недавней схваткой; шканцы и шкафут были устланы телами, как поле кровопролитного побоища, а воздух дрожал от могучего храпа. Разило потом, порохом и кислым вином, и эти запахи, обычно уносимые ветрами, сейчас окутывали корабль точно плотное облако. Серов в каюту не ушел, устроился на баке у носового фонаря, на пятачке, свободном от спящих. Без Шейлы в каюте было пусто и тоскливо, койка казалась слишком просторной, и все остальное тоже напоминало о ней - сундук с ее платьями, чернильный прибор и свеча на крохотном столике, веер, забытый рядом с судовым журналом, маленькие башмачки в углу. К хорошему привыкаешь быстро, думал Серов. К теплому телу в постели, к аромату женской кожи, тихому шепоту, нежным словам... К тому, что ты уже не одинок... Он вздохнул и оперся локтями о планшир. Палуба под ногами была неподвижна как пол в бальной зале, и это непривычное ощущение тревожило Серова - чудилось, что его корабль пребывает в глубоком сне или - береги Господь! - вообще покойник. Внезапно он поймал себя на том, что считает эту деревянную посудину чуть ли не живой, чем-то вроде морской твари, кита, кашалота или огромного кальмара. Конечно, это являлось иллюзией, так как сам по себе "Ворон" не был живым - его одушевляли ветер, волны, бури, шквалы и океанские течения. По их прихоти он двигался, оживал и обретал голос, включавший множество привычных звуков: скрип такелажа, звон канатов-струн, шелест парусов и шипение, с которым вода раздавалась под корпусом судна. Но мертвый штиль заставил корабль умолкнуть. Храп и бормотание спящих принадлежали не ему, а совсем иным созданиям - тем, кого он нес в своем чреве над морскими безднами. Динн-донн... динн-донн... На квартердеке пробили склянки. Где-то в темноте откликнулось, точно эхом: динн-донн... Звук прилетел с испанского галеона, скрытого непроницаемой завесой тьмы - только два огонька, висевших низко над горизонтом, показывали, где застыл плененный корабль. Четыре кабельтова, *) самое большее - пять, мелькнула мысль. Серов запрокинул голову, всматриваясь в черный бархат небес, расшитый по-южному яркими созвездиями. Полярная звезда стояла в зените, подмигивала ему лукавым сиреневым глазком. Завтра, подумал он, мы поплывем на север. Поплывем, если Господу будет угодно... если пошлет Творец попутный ветер, если спасет от штормов, от пушек неприятелей и гибели в пучине... Он не был верующим, но в этот миг ему захотелось перекреститься. Он находился в мире, принадлежавшем не людям, но Богу, владыке над стихиями и человеческими судьбами. - Звезды, - произнес он вслух. - Звезды, и я - единственный человек на Земле, который знает, что это такое. Чудовищные сгустки плазмы, горнило термоядерных реакций, как утверждают физики... Звезды. Звезды и море... Серов перевел взгляд на огоньки испанского судна и начал тихо напевать: - По рыбам, по звездам Проносит шаланду: Три грека в Одессу Везут контрабанду. На правом борту, Что над пропастью вырос, Янаки, Ставраки, Папа Сатырос. А ветер как гикнет, Как мимо просвищет, Как двинет барашком Под звонкое днище, Чтоб гвозди звенели, Чтоб мачта... **) За спиной послышалось деликатное покашливание, и он резко обернулся, с привычной сноровкой нашаривая рукоять пистолета. В свете носового фонаря перед ним маячили две бородатые смуглые рожи: мальтиец Деласкес и крещеный мавр Абдалла, приятели-контрабандисты, а может, еретики. Верно говорится: помяни черта, а он уже тут. - Господин... - Деласкес поклонился, и мавр, будто тень, повторил его движение. - Мессир капитан... - Все добрые христиане дрыхнут без задних ног, - сказал Серов на английском. - А вы что не спите? Или совесть нечиста? - Ты помиловал нас, господин, и нет у тебя слуг вернее и преданнее. Клянусь в том ранами Христовыми! - Мальтиец снова склонил голову, и в его темных глазах сверкнули отблески фонаря. - Прости, что я тебя тревожу... У Абдаллы, моего компаньона, уши как у сторожевого пса. Востину он слышит, как поет ветер в облаках и говорят морские рыбы. - Ветра нет, а рыбы безмолвны, - нахмурившись, молвил Серов. - Значит, твой приятель услышал что-то другое? - Услышал. - Деласкес толкнул мавра локтем. - Скажи синьору капитану, Абдалла. Скажи, что шепчет тебе море. Скажи быстрей, пока нити наших жизней не перерезаны клинком беды. Цветисто выражается, подумалось Серову. Сразу видно, восточный человек! Он перевел взгляд на мавра и кивнул: - Говори! - Плэск, - гортанно пробормотал тот на английском, - плэск и скрып, мой гаспадин. В уключинах трапки, чтобы не скрыпэло, но я слышать. Плэск и скрып! - О чем он толкует, Деласкес? - Весла, - пояснил мальтиец. Его смуглое лицо побледнело, он заговорил, мешая английские, испанские и итальянские слова: - Это весла, дон капитан. Абдалла слышит, как скрипят в уключинах весла и как плещет вода. Здесь плохое место, синьор. Сорок миль до магрибского берега, и на каждую милю - по двадцать разбойников-магометан. Они кровожадны и свирепы, как голодные волки. Они... - Сейчас штиль и полное безветрие, - прервал Деласкеса Серов. - Они что же на веслах идут? - Да, сэр. У них такие корабли, которых нет на севере, ни у кастильцев нет, ни у франков и британцев. Шебеки. ***) И если Абдалла не ошибся... Призвав его к молчанию взмахом руки, Серов прислушался. Если не считать храпа спящих и шороха шагов дежуривших на квартердеке корсаров, вокруг царила мертвая тишина. Тишина и темнота; только от фонаря падало на воду размытое светлое пятно да сияли в вышине равнодушные звезды. Тянулось время - минута, другая, третья... Скрипа Серов не различил, но будто появился звук, каким сопровождается колыхание воды. Потом он услышал стук. Весло ударило о весло?.. - Береженого бог бережет, - пробормотал он и выпалил из пистолета в воздух. - Ван Мандер, бей тревогу! Нас атакуют! Галеры! На корме громко и часто забил колокол. Серов ринулся на ют, перешагивая через зашевелившиеся тела, пиная их ногами, крича во весь голос: - Подьем, сучьи дети! Вставайте и беритесь за оружие! Тегг! Где ты, Тегг? На орудийную палубу! Боб, Кук, Тернан, проснитесь! Собирайте людей! Факелы... побольше факелов к бортам! Его экипаж поднимался. Любое воинство, что было прошлый день в сражении и одержало победу, любые бойцы, набившие брюхо и накачавшиеся мансанильей до бровей - словом, любые вояки, застигнутые неприятелем врасплох, во сне и в темноте, пришли бы в замешательство. Но только не эти! Ночной бой был для них привычен, а переход от сна к бодрствованию занимал секунды: встать, проверить, заряжен ли мушкет, и сунуть за пояс топор или саблю. То были люди, не расслаблявшиеся в море никогда; не корабельные пушки, не оружие и даже не воинское искусство являлись их главной силой, а эта постоянная готовность к битве и смерти. Желательно, чужой. Серову освободили дорогу. Уже у трапа, поднимаясь на квартердек, он услышал голос Хрипатого Боба: - Кто на нас тянет, капитан? Хрр... Кому тут жить надоело? - Магометане, если не ошибся Абдалла. Идут на галерах, - громко сказал Серов и принялся распоряжаться: - Брюс Кук - к штирборту, Тернан - к бакборту! Боб, собирай своих у грот-мачты! Факелы! Долго мне ждать? Я велел зажечь факелы, бездельники! Тегг! Сэмсон Тегг, ты что не отзываешься? - Я на месте, - доложил второй помощник. - Заряжаем пушки ядрами и картечью, через одну. Только куда палить? Ни дьявола не видно! - Огонь из носового орудия! Быстро! Нужно предупредить наших на "испанце"! Он уже стоял на квартердеке, в окружении шкипера и братьев Свенсонов, сжимал рукоять шпаги и вглядывался в непроницаемую тьму. Топот и звон оружия на палубе заглушали долетавшие с моря шорохи. Шейла, подумал Серов, как там Шейла? Может, магометане все же не доберутся до "испанца"? Может, все это глюки Абдаллы? - Плохо, - пробормотал за его спиной ван Мандер. - Ветра нет, болтаемся как утопленник в пруду. Ни скорости, ни маневра... Да еще темно, как в брюхе кашалота! Грохнула пушка, и, словно по ее сигналу, вспыхнули факелы. Море по обе стороны от корабля было темным и гладким, как отшлифованный обсидиан. Тьма отступила, но недалеко, ярдов на десять-пятнадцать. Снизу, с орудийной палубы, доносились стук открываемых портов, скрип станин, перебранка канониров и ругань Сэмсона Тегга. На галеоне тоже зажглись огни, потом ударило орудие, высветив на секунду темный корпус. Ватаги Брюса Кука и Кола Тернана уже стояли вдоль бортов, упирая о планшир мушкетные стволы. Боцманская команда, все, кроме Олафа, Стига и Эрика, сгрудилась у мачты, и там поблескивали в свете факелов клинки и абордажные топоры. "Тут восемь десятков бойцов, а у Шейлы - двадцать, - мелькнуло у Серова в голове. - Отобьюся ли? Может, отправить к ней Хрипатого с его парнями?" Сердце у него сжалось в предчувствии беды. Он уже был готов позвать боцмана и приказать, чтобы спускали шлюпки, но тут на границе меж светом и тьмой наметилось некое шевеление, будто огромные сороконожки перебирали лапами. - С обоих бортов заходят, - произнес ван Мандер и потянул из-за пояса пистолеты. - Останешься здесь, у штурвала, - сказал Серов. Потом рявнул: - Сэмсон! Видишь их? Огонь! Палуба сотряслась, и гром пушечного залпа на секунду перекрыл плеск воды и звон оружия. В следующее мгновение мрак взорвался воплями и криками - кто-то стонал, призывая Аллаха, кто-то рычал от ярости, кто-то стучал железом о железо или орал во всю глотку - видно, посылая проклятия неверным. Две длинные узкие посудины скользнули из тьмы к бортам фрегата. Они были ниже, чем высокобортный "Ворон", и от края до края полны людьми - полуголыми, дикими, смуглыми, в широких шароварах или одних набедренных повязках. С сухим треском ломались весла, сверкали глаза, блестели клинки ятаганов и сабель, гремели барабаны, с угрозой вздымались кулаки, из распяленных ртов вырывался вой - "Алла акбар!.. Алла акбар!" Сущая Чечня, подумал Серов и выкрикнул: - Мушкетеры, пли! И сразу от борта! Живее, парни! Люди у него были опытные - ударили из мушкетов, бросили их и тут же отступили от фальшборта, чтобы не зацепило абордажным крюком. С крюками не задержалось. В те недолгие секунды, когда стальные крючья впивались в планшир его корабля, Серов ворочал головой, осматривал мачты и корпуса шебек, пытаясь оценить урон от пушечных ядер и мушкетных пуль. Галера, что надвигалась с бакборта, почти не пострадала - снаряды и картечь просвистели над палубой, переломали кое-где рангоут да разбили пару десятков черепов. Той, что шла со штирборта, досталось основательнее - она низко осела в воде, палуба была залита кровью, тут и там валялись растерзанные тела, и боевые кличи заглушались жутким воем раненых. Серов решил, что тут половина небоеспособных и наверняка есть пробоины ниже ватерлинии. Это означало, что Кук со своими молодцами отобьет атаку. Крюки на цепях и канатах прочно связали три корабля, и на "Ворон" с обеих сторон хлынули ревущие толпы. Сотни полторы - справа, где стоял Тернан, а слева, где оборонялись парни Кука, вдвое меньше. Кук удержал позицию; его люди разрядили пистолеты и теперь орудовали топорами и тесаками, не давая атакующим подняться на борт. Жак Герен, Страх Божий, Алан Шестипалый и Люк Форест стояли стеной; в пляшущем свете факелов Серов видел, как стремительно мелькают клинки, пронзают, рассекают, дробят кости и черепа. Кажется, этот свирепый отпор ошеломил магометан - одни, мертвые или израненные, рухнули в щель между бортами кораблей, другие повисли на канатах, опасаясь продвинуться выше, туда, где свистела сталь и хищно впивались в плоть лезвия топоров. У Тернана дело шло похуже - его парней оттеснили от борта, и они медленно пятились к мачтам. Каждый корсар бился с тремя-четырьмя врагами, и еще столько же подпирали сзади - палуба фрегата не позволяла им развернуться в цепь, но напор был слишком силен. Первым, с разбитой головой, свалился Уэсли Снайпс, Ян Коллет орудовал саблей, зажимая рану, голландца Брока сбили с ног, и его прикрыл Тернан, рубил обеими руками, тесаком и секирой, и что-то орал на французском. Он бился в середине строя, а справа, на шканцах, шеренгу корсаров уже обошли, и два десятка магометан вклинились между грот-мачтой и кормовой надстройкой. Еще минута, и они полезли по трапу на квартердек. - Боб, атакуй! Отбрось их, пока не ударили в тыл Брюсу! - крикнул Серов, дивясь силе своего голоса, что раскатился над палубой как гром. Он шагнул в лестнице и выстрелил в бородатую оскаленную рожу, маячившую у сапог. Второй пистолет дал осечку, и он, чертыхнувшись, швырнул оружие в лицо полуголого турка, а может, араба, который упорно лез на трап. Тяжелая рукоять ударила его в висок, рассекла бровь до кости, хлынула кровь, и Серов, выхватил шпагу, пронзил горло врага. Сзади загрохотало - дважды выпалил ван Мандер, а за ним рявкнули мушкеты братьев Свенсонов. Потом Олаф и Эрик прыгнули с квартердека прямо в толпу магометан, свалив пятерых или шестерых, и, точно две мельницы, заработали тесаками. Стиг - сабля в одной руке, кинжал в другой - остался с Серовым, прикрывая капитанскую спину. Стоя на верхней ступеньке трапа, Серов еще успел заметить, как ринулась в бой ватага Хрипатого Боба, как Рик Бразилец сцепился с огромным мускулистым турком, а Кактус Джо метнул секиру и, раскроив кому-то лоб, исчез среди смуглых тел и острых кривых ятаганов. Началась свалка, и к темным ночным небесам взмыли яростные выкрики, грозный лязг металла, хрипы умирающих и рев живых. Тяжелый толедский клинок в руке Серова вызванивал похоронные песни, кровь брызгала на перчатки, на камзол и перевязь, чужие лица, то злобные, то искаженные страхом, маячили перед ним, разевали рты в предсмертной агонии, проваливались куда-то вниз и исчезали, точно под ногами суетилась шайка мелких демонов, тащивших убиенных прямо в ад. Джулио Росано, учивший его фехтованию, говорил, что колющее оружие опасней рубящего - при том же усилии острие копья или шпаги проникает глубже, чем сабельное лезвие, наносит не поверхностные раны, но достает до сердца, печени и прочих органов, без которых что человек, что птица или зверь, жить не способны. Пожалуй, хирургу Росано было виднее, чем отправить божьих тварей в преисподнюю быстро и надежно. Серов его уроки не забыл - да и как их забудешь в этом столетии, что войнами началось, а завершилось революцией и битвами с Наполеоном? В промежутках же - войны с турками, Семилетняя война, ****) мятеж в американских колониях и черт его знает, что еще... Немирный век, когда мужчинам приходилось не пахать и сеять, а размахивать клинком - чем Серов сейчас и занимался. Он атаковал турка в богатых одеждах и белой чалме, накрученной поверх стального шлема. Лицо у него было властное, губы - тонкие, нос - с горбинкой, как у коршуна, и дрался этот тип отменно, сабля так и летала, отбивая финты и выпады. Серов кольнул его в запястье, но прикончить не успел - набежали другие турки, окружили тонкогубого, встали плечом к плечу; видно, был он знатной персоной, капитаном, а может, адмиралом всей флотилии. Пока Серов и Стиг рубились с его охраной, пока прорвался им на помощь Хрипатый Боб, чалмоносец отступил, перелез через планшир и утек обратно на шебеку. Фрегат вдруг покачнулся, что при полном безветрии было необъяснимо, и начал медленно крениться на левый борт. Палуба "Ворона" перекосилась, часть бойцов попадала, извергая проклятия на десяти языках, мачты и реи со свернутыми парусами поплыли в вышине, словно желая соскоблить с небес яркие звезды. Серов шагнул назад, укрывшись за спинами Стига и Боба, и повернулся к квартердеку. Там, у верхней ступени трапа, приплясывал ван Мандер, махал руками и что-то кричал. "Капитан... она тонет... чертова галера тонет... рубить!.." - донеслось до Серова сквозь вой и рык дерущейся толпы. Похоже, шебека, пробитая ядрами, готовилась отправиться на дно, и ее держали только крючья, цепи да канаты. Он прыгнул к штирборту, где сражалась ватага Кука. Под ноги попался топор, Серов отбросил шпагу и подхватил его; гладкая рукоять надежно легла в ладонь. Крен становился все сильнее - шебека, полная воды, тянула "Ворон" за собой. Или положит на бок, или сорвет обшивку, мелькнула мысль. Оттолкнув кого-то из своих бойцов, он ринулся к планширу и перерубил натянутый, как струна, канат. Канат исчез внизу вместе с цеплявшимся за него человеком. - Сбить крючья! - приказал Серов. - Рубить канаты! Поживей! Лезвие топора глухо лязгнуло, ударившись о цепь. Рассечь ее он не сумел, но двумя ударами вырубил крюк вместе с куском планшира. Шебека, принайтованная к борту, осела в воде до самой палубы, и он услышал, как, задыхаясь, вопят рабы-гребцы. Кричали на всех европейских языках, молили Бога и Деву Марию, рыдали, богохульничали... Магометане, тоже охваченные смертным ужасом, лезли на борт "Ворона" беспорядочной толпой, сообразив, что их корабль скоро скроется в пучине. Но парни Кука трудились с усердием, рубили цепи, канаты и головы, пока не лопнула со звоном последняя снасть. Фрегат вздрогнул, освобождаясь от тяжкого груза, над палубой шебеки сомкнулась вода, и вопли гребцов умолкли. Зато позади Серова раздался воинственный клич и, обернувшись, он увидел, как из люков лезут канониры Тегга. Сам Тегг размахивал шпагой, глаза его горели, лицо почернело от порохового дыма, и сейчас он больше всего напоминал дьявола из самых горячих мест преисподней. Магометане, кажется, уловили сходство и с криками: "Иблис! Иблис!" - отхлынули к борту. - Брюс! - позвал Серов и, поймав взгляд предводителя ватаги, распорядился: - Возьми пятерых и оставайся здесь. Тех, кто в воде, перестрелять, но гребцов, если кого выловишь, поднимай на борт. Нам нужны люди. - Он поднял топор и покрутил им в воздухе. - Пятеро - с Брюсом, остальные - за мной! Сбросим нечисть в море! Корсары ответили дружными криками. Зыбкий свет факелов мерцал в их зрачках, потные тела блестели, точно смазанные жиром, клинки и лезвия секир были окровавлены, рубахи разодраны в клочья. На миг Серову показалось, что он будто бы спит и видит исторический фильм, что-то вроде "Одиссеи капитана Блада", но тяжесть топора в руках была реальной, как и звуки схватки, как запахи пота, пороха и крови. Он повернулся, вскинул оружие, и в этот момент тьма разорвалась. Там, где замер невидимый испанский галеон, взлетели в небо фонтаны огня, брызнули обломки мачт и корпуса, и спустя мгновение грохот взрыва ударил сражавшихся на "Вороне" тяжкой кузнечной кувалдой. Время замерло. Над палубой царила тишина, секунды тянулись как вечность, застыли ошеломленные взрывом бойцы, а Серов стоял, сжимая топор и глядя в темноту расширившимися глазами. Там, вдали, что-то шипело и догорало, расцвечивая мрак алыми искрами, и то был прощальный салют по умершим, по всем его надеждам, по Шейле и их неродившемуся дитю. Потом искры погасли, и занавес тьмы вновь задернулся над морем. - А-ааа! - Серов не узнал свой голос, даже не понял, что кричит. - А-ааа! В горле у него захрипело, заклекотало. Он врезался в толпу врагов, раздавая смертоносные удары, будто не его рука и разум управляли оружием, а стальная секира, полная мести, злобы и ненависти, тащила его за собой. Ярость сжигала душу Серова, страшный бесплодный гнев человека, потерявшего то, что дороже жизни - свой прежний мир и этот новый, сперва посуливший ему драгоценный дар и отнявший его в единый миг. Это было огромной несправедливостью! И кто бы ни играл его судьбой, бог или дьявол, случай или людская жестокость, этот кто-то был обязан заплатить. По самой высокой цене! Он проложил кровавую дорогу среди нападавших и пробился к борту. Магометане отступали - можно сказать, бежали в панике. Их было еще не меньше, чем корсаров, но боевой порыв угас; уцелевшие перепрыгивали на шебеку, спускались по канатам, рубили их саблями, резали ножами. Пестрая орда затопила палубу галеры, одни пытались оттолкнуться от корпуса фрегата, другие прыгали вниз, к гребцам, третьи еще грозили ятаганами. Посреди этой круговерти тел, оружия и одежд в багровых пятнах стоял у грот-мачты тонкогубый турок в шлеме и чалме, распоряжался, выкрикивал что-то резким гортанным голосом. Серов метнул секиру, она просвистела над головою предводителя, врезалась в мачту, и турок в испуге присел. Их взгляды встретились. - Я тебя достану, ублюдок! - заревел Серов, не понимая, что говорит по-русски. - Достану! Землю и море переверну, но душу вытряхну! Ты от меня не уйдешь! Турок насмешливо ощерился, приложил руку к штанам, помахал пятерней. Канаты были обрублены, цепи сброшены, и полоса воды между фрегатом и шебекой неотвратимо расширялась. Грохнул барабан, зашевелились весла, и узкая галера скользнула в темноту, растаяла, словно призрак. Несколько мушкетных выстрелов грянуло ей вслед. - Боцман! - позвал Серов. Плотная фигура Хрипатого выросла за спиной. - Пусть спускают шлюпки. Две шлюпки, на каждую - по шесть гребцов. Бери тех, кто не ранен. Ты и я - за рулем. - Будет исполнено, сэрр. Хрипатый исчез. - Тегг! Трупы за борт, прибрать на палубе! Мушкеты и пушки зарядить! Хансен, разберись с ранеными. Когда вернусь, доложишь о потерях. Он снова ощущал себя капитаном, а значит, первым после Бога. Капитан не мог предаваться рефлексии, не мог печалиться и тосковать. Во всяком случае, не сейчас, не после кровопролитной битвы. Раздался голос Хрипатого Боба, заскрипели тали, лодки одна за другой грузно шлепнулись в воду. Чьи-то пальцы стиснули плечо Серова. Он поднял голову и увидел Тегга. - Она была отличной девчонкой, - пробормотал бомбардир, пряча глаза. - Будь я помоложе лет на десять, сам бы на ней женился... Ты, капитан, не думай о ее смерти, ты думай о том, что она сидит у ног Христа, а дева Мария расчесывает ей волосы. Думай, что она в раю! Хотя, конечно, многим испанцам кровь пустила, есть такой грех... Но Бог милостив и все в Его руках... Простит! Сердце у Серова заледенело. - Не хорони ее раньше времени, - сказал он. - Может, в море ее выбросило, и плавает она теперь среди обломков. Может, и наши парни уцелели - пусть не все, так кто-то. Может, не каждого прибрал Господь. - Может, - согласился Тегг и, вздохнув, добавил: - Крюйт-камера на "испанце" взорвалась, а за ней - и порох в трюме. С чего бы, дьявол? Или нехристи ядром попали, или кто-то из наших решил, что лучше у Христа за пазухой, чем в сарацинской неволе. Особенно для нее. Тегг повернулся и зашагал по залитым кровью доскам, скликая уцелевших. Гребцы уже спускались в шлюпки, с борта им передавали весла, багры, факелы и фляги с водой и спиртным. На востоке уже алела полоска зари, и голые мачты "Ворона" начали выплывать из ночного мрака. Ветра по-прежнему не было. Серов ухватился за канат и скользнул в лодку. Второе суденышко покачивалось рядом, корсары разбирали весла, и Хрипатый Боб сидел у руля. Тут была почти вся его ватага - братья-датчане, темнокожий Рик, волосатый, как горилла, Кактус Джо, и еще четверо парней. С ними - немой Фавершем, которому испанцы отрезали язык, Люк Форест и Страх Божий, бывший запорожец Стах Микульский. Все вроде бы целые, даже не раненые. - Хрр... - произнес боцман, оглядывая физиономии гребцов. - Что прриуныли, висельники? Охота тех доррезать, что на палубе валяются? Доррезать и обобррать? Так они голышом, а у кого штаны, так без каррманцев! Я прроверил! - Он поглядел на восток и буркнул: - Беррись за весла! Пока дойдем, ррассветет. Шлюпки отчалили. Серов правил вслед за Хрипатым Бобом - тот был опытный моряк, из тех, что дорогу в океане нюхом чуют. Да и плыть было недалеко, четыре кабельтова к зюйду, в привычных мерах меньше километра. Минут через двадцать показался на востоке солнечный край, расплескалась над морем заря, и в полумраке закачались вокруг обломки мачт и реев, доски, вырванные взрывом из палубы, и расщепленные бимсы. Обломков было много, но никто за них не цеплялся, не махал призывно руками и не вопил во весь голос. Серов совсем помрачнел. Корсары поглядывали на него с сочувствием. Страх Божий сморщил клейменый лоб и просипел: - Сарацинское отродье! Злыдни, свинячьи хари! - Потом перекрестился и забормотал молитву, то ли на украинском, то ли на польском. - Однако мы им вломили, - заметил Форест, орудуя веслом. - Вломили, клянусь троном Сатаны! Мы бы еще... Кто-то цыкнул на него, и Форест смолк. Сердце у Серова заныло, в висках толчками билась кровь. Странная тварь человек - не признает очевидного, надеется на чудо, а если чуда не случилось, в беду не верит все равно. Хотя вот она, беда: обломки, мусор, а среди них - ни одной живой души. Ни Шейлы, ни Уота Стура, ни Тиррела, ни двадцати его парней... Немой Джос Фавершем вдруг бросил весло, приподнялся и замычал, показывая на восток. Там темнели два боченка, видно, пустых и связанных канатом; над одним торчала голова, а над другим - босые ноги. Серов встрепенулся, повернул руль, гребцы навалились на весла и принялись галдеть и гадать, кто там плавает, свой или нехристь, и в каком виде, мертвяк либо живой. Лодка Хрипатого Боба потянулась в их сторону, но Серов крикнул, чтобы каждый обломок осмотрели - вдруг еще кого найдут. На бочках, задницей в воде, лежал Мортимер. Глаза закрыты, лицо побледнело, а из всех одежды - штаны да пояс с ножом. Выглядел он не лучше покойника, но когда потянули в шлюпку, раскрыл посинелые губы и прохрипел: - Ррр... рр-му... му-у... - Рому просит, - сказал сообразительный Люк Форест, нашаривая фляжку. Страх Божий хлопнул Мортимера по плечу и начал растирать ему бока, приговаривая: - Вот козак! Сущий козак, клянусь пресвятой Богородицей! В воде не тонет, и в огне не горит! А водица-то нынче студеная! Зато огонь был жаркий... Ром забулькал в глотке Мортимера, он закашлялся, но когда Люк попробовал отнять флягу, вцепился в нее обеими руками. Его трясло, но постепенно озноб стал проходить, щеки порозовели, глаза приоткрылись. Он высосал спиртное, сел и подставил Страху Божьему спину. - За-амерз, п-прах и п-пепел! Потри-ка лопатки, п-приятель... посильнее... т-так, хорошо... Вот что, б-братцы, я вам скажу: лучше в п-пекле гореть, чем в холодном море окочуриться! Если бы в теплом, так я со всем удовольствием, а холода не люблю! Нет, не люблю! Как-то шли мы на Тортугу, еще с покойным к-капитаном, с Бруксом, значит, и вот... Серов ухватил его за волосы, дернул и прошипел: - Хватит баек, Морти! Докладывай, шельмец! - Чего докладывать, сэр? Зажглись на "Вороне" огни, грохнуло из пушки, и я, как был в штанах и без сапог, - на палубу... А там уже драка! Навалились на нас неведомо кто! Думаю, тысяча... ну, полтысячи это уж точно... Я дюжину зарезал... - Почесав голую грудь, он спросил: - Ром еще есть? - Больше пока не получишь, - промолвил Серов, чувствуя, как перехватывает горло. Слова выталкивались с трудом, точно в глотку ему забили кляп. - Рассказывай! Дальше рассказывай! Что с Шейлой? Что с Уотом и его людьми? - Всех повязали, - сообщил Мортимер. - Убитых вроде трое или четверо, а всех остальных повязали, и Стура, и Хенка, и Тиррела, и хозяйку нашу. Повязали и на их поганое корыто сволокли... - Он печально понурился. - Слишком их было много, капитан... кучей, гады, задавили... навалились и задавили... Я сказал, тысяча?.. Нет, должно быть, две... А нас всего-то пара дюжин! В душе Серова запели фанфары. Он наклонился к Мортимеру и переспросил: - Так Шейла жива? Точно жива? - Жива, капитан, жива, разрази меня гром! Я видел, как ее тащили... Лягалась так, что двум обломам рожи на бок своротила! Четверо едва с ней справились... Чтоб мне в пекле гореть, если вру! Шлюпка Хрипатого Боба приблизилась к ним. - Моррти, сукин сын! - с удивлением каркнул боцман. Потом покачал головой: - Больше никого, капитан. Плавают кое-где мерртвяки, но все как есть саррацины. Ни Уота, ни твоей малышки не видать. - Он говорит, - Серов ткнул в Мортимера пальцем, - что наших взяли в плен. Кто-то погиб, но Шейла, Уот и Тиррел живы, а с ними еще шестнадцать человек. - Хрр... Бог милостив! Я уж думал, все пошли на ррыбий коррм... - Хрипатый поглядел на Мортимера. - Значит, наших скррутили, а ты как уцелел? Сиганул с боррта, навоз черепаший? - Спрятался, когда парней на их лоханки поволокли. В пороховом погребе! Высыпал порох их двух боченков, проложил к борту дорожку, поджег - и в море! Тут было дюжины четыре сарацин - остались, наверно, чтобы отвести корабль в гавань. Всех отправил к Магомету! Жаль, гребные посудины уже отошли... - Не жаль, - сказал Серов. - На тех посудинах наши люди, так что пусть идут себе к берегу без помех. А мы отправимся следом... Как ветер задует, так и отправимся! Он поглядел на восходящее солнце и пустынный горизонт, соображая, что для Шейлы лучше, оказаться в лапах магрибских пиратов или сесть на веки вечные у христовых колен. Но райские кущи ей никто не гарантировал, так как грех смертоубийства она еще не искупила, и была ей прямая дорога если не в ад, так в чистилище. Неволя же обещала надежду, и Серов полагал, что отыщет ее - хоть в темнице, хоть в гареме! Отыщет непременно и выпустит кишки любому, кто ее обидел... Впрочем, Шейла Джин Амалия могла и сама это сделать, был бы кинжал или кухонный нож. - Идем обратно, капитан? - спросил Хрипатый Боб. - Да, возвращаемся. - Серов протянул Мортимеру полную фляжку. - Пей, камерад, пей и грейся! Заслужил! Нынче ты у нас герой! Представлю тебя к почетному кресту с подвязками. Морти со свистом втянул первый глоток, бросил взгляд на свои босые ноги и пробурчал: - Мне этот крест что лошади бантик. Вот от сапог не откажусь. Позволишь снять с убитых сарацинов? - Выберешь лучшие. Там! - Серов махнул в сторону фрегата. Гребцы навалились на весла, плеснула вода, и шлюпки двинулись к "Ворону". * * * Убитых турок и арабов на палубе уже не оказалось, а вокруг корабля кружили, разевая зубастые пасти, акулы. У грот-мачты кучей было свалено оружие, кривые сабли и ятаганы, а поверх них бросили кое-какую обувь, портупеи и одежонку. Два десятка молодцов черпали ведрами воду, смывали с досок кровавые пятна, плотник Донован осматривал порубленный планшир, ван Мандер стоял у штурвала, щурился, слюнил палец, проверял, не задует ли ветер. Тегг с хирургом были на шканцах. Там, у бакборта, тянулся ряд аккуратно уложенных мертвых тел, и второй помощник, всматриваясь в лица погибших, делал отметки в судовом журнале. Журнал держал Абдалла, а бронзовую чернильницу - Мартин Деласкес. У обоих торчали за поясами пистолеты и тесаки - видимо, Тегг убедился, что они прошли боевое крещение. Хирург Дольф Хансен хлопотал над раненым - кажется, Колином Марчем, - но ног и рук ему не отнимал, а вытаскивал пулю из плеча длинными тонкими щипцами. Раненый извивался и вопил; его удерживали Жак Герен и Кук. У фок-мачты сгрудились пятеро тощих, пропеченных солнцем незнакомцев; лохмотья, служившие им одеждой, свисали с костлявых плеч, вокруг бедер были обмотаны грязные тряпки. - Капитан на палубе! - рявкнул Тегг, и работа остановилась. Только Хансен продолжал тянуть мушкетную пулю, но его подопечный разом умолк - то ли отключился, то ли решил показать свое терпение и мужество. - Продолжайте, джентльмены, - сказал Серов, хмурясь и кивая Теггу. Шеренга погибших выглядела весьма внушительной. Вместе с Теггом и боцманом он поднялся к ван Мандеру и в двух словах пересказал услышанное от Мортимера. Хирург, упираясь в плечо Марча ладонью, вытащил наконец свинцовый кругляш, посыпал кожу порохом, прижег, и раненый застонал сквозь зубы. Герен поднес к его губам кружку рома. - Наши потери? - спросил Серов. Тегг поскреб заросший щетиной подбородок. - Многие с синяками и порезами, но кости у всех целы. Убитых тринадцать и трое тяжелораненых. Двоих лекарь обещал выходить, но Дэнни Гранту проткнули печень. С этим ничего не поделаешь... Лежит без чувств на пушечной палубе и отходит к Богу. - Плохая смеррть, клянусь прреисподней! - заметил Хрипатый Боб. - Мы вышли из Вест-Индии с экипажем в сто семь человек, считая супругу капитана, - с голландской основательностью произнес ван Мандер. - Взяли с испанского судна мальтийца и этого мавра, а оставили на нем две дюжины своих людей. В схватке потеряли четырнадцать. Так что теперь у нас двое раненых и шестьдесят девять в строю... Маловато! Если мы... - он бросил взгляд на Серова, - если решим выручить своих, надо удвоить команду. - Без "если", - сказал Серов. - Кто эти оборванцы, что торчат у фока? На что они годны? - Гребцы с сарацинской посудины - с той, что потонула. Магометанские невольники. Должно быть, шустрые парни, коль сумели выбраться. А на что годятся, сейчас узнаем. - Тегг перегнулся через планшир и зычно крикнул: - Эй, там, на баке! Вы, пятеро! К капитану! Гребцы направились к квартердеку. Глядя на них, Серов подумал: года не прошло, как сам он точно так же шел к капитанскому мостику, чтобы предстать перед Джозефом Бруксом и Пилом. Покойным Бруксом и покойным Пилом... Много с тех пор воды утекло! Теперь это его корабль, и к нему, капитану, идут освобожденные рабы, чтобы выслушать приговор, принять дар жизни или смерти... Имелась, конечно, разница. Он появился на "Вороне" из совсем другого мира, из грядущих времен, так что растерянность, ошеломление и страх были вполне понятны. Но эти пятеро - не пришельцы, они - плоть от плоти, кровь от крови этого жестокого столетия, и все его опасности, все его тяготы им знакомы и привычны. Они не казались растерянными или испуганными - наоборот, они были счастливы. Первым на квартердек поднялся высокий мужчина лет сорока. Он был истощен и грязен, но его плечи были широки, на руках и торсе бугрились крепкие мышцы, а тонкие черты лица, плотно сжатые губы и уверенный взгляд говорили о врожденном благородстве. Мужчина размашисто перекрестился и произнес на французском: - Хвала Господу, мы на христианском судне! Вы, мессир капитан, спасли нас от почитателей лжепророка, и нет пределов нашей благодарности! В знак этого я, Робер де Пернель, приношу обет. Клянусь, что в трех первых храмах, что попадутся мне по пути, я поставлю столько свечей перед образом Божьим, сколько храбрых мореходов на этом корабле! В ответ на речи де Пернеля боцман ухмыльнулся, ван Мандер хмыкнул, а Тегг пробормотал: - Двести свечек, моча черепашья! Лучше уж получить за них наличными. Бывший невольник отвесил изящный поклон и повторил свое имя: - Шевалье Робер де Пернель, мальтийский рыцарь, командор Ордена. К вашим услугам, господа! - Андре де Серра, маркиз и капитан этого судна, - представился Серов, кланяясь в свою очередь. - А это - мои помощники: мастер Тегг, мастер ван Мандер и мастер... Боб, как твоя фамилия? - Забыл, черрт, - буркнул Хрипатый. - Последний рраз ее называли в корролевском суде. Перед тем, как закатать меня на каторргу. Но рыцарь де Пернель не обратил на этот инцидент ровно никакого внимания. - Я полагаю, вы, маркиз, - капер на службе его величества? Какого величества?.. - подумал Серов, морща лоб. Потом ответил: - Нет. Мы, шевалье... как бы это сказать?.. вольные охотники из Вест-Индии. Служим только Господу и собственному кошельку. - Хмм... Пираты? - Флибустьеры, *****) - уточнил Серов. - Кто ваши спутники? - Мои оруженосцы Жан и Луи, - произнес рыцарь, кивнув на тощих, но крепких темноволосых парней. - Двое других - Антонио Скорци, генуэзец, наемный воин, и Пирс Броснан, моряк из Бристоля. Если вы, мессир капитан, доставите нас на Мальту или в любой христианский порт, то... - Об этом - позже, шевалье. Скажите, кто на нас напал? - Реис ******) Ибрагим Караман по прозвищу Одноухий Дьявол. Один из тех нечестивцев, что плавают от Стамбула до магрибских берегов, жестоко угнетая христиан, захватывая их суда, убивая одних, а других пленяя, дабы взыскать золото с их безутешных родичей. Он шел из Эс-Сувейры в Гибралтар и, думаю, наткнулся на вас случайно. Воистину он гиена из морских гиен, ядовитый змей, губитель христианских душ! Магистр нашего Ордена мессир Раймонд де Перелос де Рокафуль *******) послал против него галеры с рыцарями и тремя сотнями солдат, но в том бою мы потерпели поражение. Многие попали в плен... я и мои люди... Антонио Скорци и другие... А Броснана взяли у испанских берегов, когда ограбили торговый бриг... - Де Пернель вскинул вверх руки и, широко раскрыв глаза, обратил лицо к ясному небу. - Благодарю тебя, Господи, что пробыли мы в неволе недолго, и что послал ты нам избавление с этим кораблем! Неизмерима твоя милость, и потому хочу я дать еще один обет. Когда мы придем на Мальту, я... - Подождите с обетами, шевалье, - молвил Серов. - Я хочу знать, где бросил якорь этот Караман. Есть ли постоянное место, где он держит пленных и свои сокровища? Где чинит корабли и пополняет экипажи? Где продает награбленное? Есть ли у него владение на берегу? Вы там бывали? Рыцарь покачал головой. - Нет, мессир. Как я сказал, мы пробыли в неволе недолго, три с лишним месяца. Но есть остров в заливе Сирт, именуемый Джерба, ********) и там собираются все магрибские разбойники, все враги христовой веры из Марокко, Алжира и Туниса. Лежит этот остров у самых африканских берегов, на юго-западе от Мальты, и оттуда до него двести двадцать миль. - Местная Тортуга, - буркнул Сэмсон Тегг, поглаживая рукоять пистолета. - Остров большой, размером с Мальту, - продолжал де Пернель. - Но Мальта находится в открытом море, между Сицилией и Африкой, а Джерба, как я сказал, у побережья, где есть удобные гавани. Должно быть... Моряк из Бристоля кашлянул. - Да, мастер Броснан? - Если будет мне позволено, сэр... - У Пирса Броснана оказался гулкий сочный бас. - Я слышал от других гребцов, от тех несчастных, что были пленными долгие годы... пусть Господь помилует их души и примет в рай... - Моряк перекрестился. - Они говорили, сэр, что есть у Одноухого на Джербе усадьба и что его галеры там часто зимуют. Сейчас они пришли из Эс-Сувейры, где Одноухий брал провиант, и туда он вернется, чтобы подлатать свои суда. А потом уйдет на Джербу через Гибралтар. Скоро зима, море будет штормить... В шторм на шебеке не поплаваешь. - Это верно, - кивнул ван Мандер. - Ну, что решишь, капитан? - Мне нужно подумать, - произнес Серов, задумчиво глядя на восток. Там, за немногими милями, лежал марокканский берег, который в этих краях называли Магрибом, и там стояли города Эс-Сувейра, Сафи, Рабат, Танжер и другие. Страна сынов Аллаха, как сказал Мартин Деласкес, страна разбойников, где правит султан Мулай Измаил, и где христиан обращают в рабство или бросают в ямы к змеям и ядовитым паукам... Что ожидает там Шейлу? Шейлу, Стура, Тиррела и остальных? Он повернулся к де Пернелю. - Караман увел нескольких наших парней, рыцарь. В схватке с ним многие погибли - вот они, лежат на шканцах. - Серов вытянул руку к шеренге мертвых тел. - Мы не бросим своих, но мой экипаж нуждается в пополнении. Вас тут пятеро, и хоть вы слегка отощали, я вижу, что люди вы крепкие и искусные в бою. Если я доставлю вас на Мальту - скажем, месяца через три-четыре - согласитесь ли вы мне служить? Служить верой и правдой, соблюдая законы Берегового братства? - Хмм, - в глубокой задумчивости произнес де Пернель, - хмм... - Внезапно лицо командора просветлело - кажется, он примирил долг благодарности, свои обеты и чувствительную совесть. - Я не стал бы служить пиратам, но флибустьеры из Вест-Индии - дело другое, - молвил он. - Надеюсь, вы не будете грабить христиан? Топить корабли испанцев, британцев и французов? Суда из Генуи, Венеции, Сицилии? - За испанцев не поручусь, испанцев мы не любим. Но обещаю первым в драку не лезть. А что до обороны, так этого Господь не запретил. Всякая живая тварь имеет право обороняться. - Всякая, даже магометане, - согласился де Пернель. - Я вижу, мессир капитан, что вы человек разумный, и я могу послужить вам без урона для рыцарской чести. В чем приношу обет и клятву! За себя, за Антонио, Луи и Жана, солдат Ордена! А мастер Броснан пусть сам решает. - Я согласен, - молвил мореход из Бристоля. - Я тоже клянусь! У меня к магометанским собакам длинный счет. - Ваши клятвы приняты. Боб, отведи их в каптерку, выдай одежду, оружие и вели накормить, - сказал Серов. - А я... я и мои офицеры... мы должны исполнить свой печальный долг. В сопровождении Тегга и ван Мандера он спустился на шканцы. Там уже собралось с полсотни человек, большая часть команды. Люди замерли в мрачном молчании, многие - в повязках, на которых выступала кровь. Рик и Кактус Джо придерживали доску, протянутую над планширом, и около них стояли братья Свенсоны. Серов двинулся вдоль ряда убитых, громко называя их имена и объявляя наследников. *********) Он помнил всех, и плававших с ним на "Вороне" со времен капитана Брукса, и нанятых на Тортуге - всех, кто пожелал идти с ним в Московию, на службу государю Петру. Пожелал идти, да не дошел... Шеренга закончилась. - Молитву, капитан, - напомнил ван Мандер. - Да, разумеется. - Серов повернулся к толпе и увидел среди своих людей Робера де Пернеля. Он был в прежних своих лохмотьях - видно, до каптерки так и не дошел. - Шевалье! Вы - командор Мальтийского ордена... Известна ли вам молитва на латыни, подходящая к случаю? - Я постараюсь вспомнить, мессир капитан. Наш Орден теперь не совсем монашеский, но еще с тех времен, как мы дрались за Святую Землю, мы провожали убитых в Царство Божие. Много их было... тысячи и тысячи... Рыцарь извлек откуда-то из-под лохмотьев крохотный крестик, поцеловал его и начал ровным тихим голосом читать отходную на латинском. Слова падали в тишину. Не гудели снасти, не шумела вода, не свистел ветер, не хлопали над головой паруса... Мертвый штиль, подумал Серов. Мертвый, дьявол! Болтаемся тут как дерьмо в проруби, а одноухий Караман уже, должно быть, в Эс-Сувейре... Молитва закончилась. Он махнул рукой Олафу, Стигу и Эрику, и те подняли первый труп, положили на доску. Доска накренилась, и тело, завернутое в холстину, с чугунным ядром в ногах, плеснув, ушло под воду. Свенсоны ухватили второго мертвеца. Шуршание холстины, скрип трущейся о планшир доски и плеск... Это повторялось снова и снова. Шеренга убитых становилась все короче, потом на палубе остались лишь живые. Однако не расходились, ждали. - Лекарь, проверь, как там Дэнни Грант, - велел Серов. Хансен полез на орудийную палубу, потом высунул голову из люка и скорбно опустил глаза. - Преставился? - Да, капитан. Вздохнув, Серов кивнул братьям Свенсонам: - Выносите! - и тихо пробормотал на русском: - Покойся с миром, Дэнни Грант! И пусть Господь тебя помилует... Зашуршал холст, грохнуло о палубу ядро, скрипнула доска, плеснули холодные океанские воды. ------------------------------------------------------------------------- *) Кабельтов - морская мера расстояния, 185 метров, одна десятая морской мили. **) Эдуард Багрицкий "Контрабандисты". ***) Шебека - быстроходное боевое судно, изобретенное магрибскими пиратами. Длина от 25 до 40 метров, ширина от 7 до 10 метров, две или три мачты, на которых могли подниматься прямые или латинские паруса; иногда с веслами (8-12 пар весел), отверстия для которых находились прямо перед пушечными портами. Большая шебека имела на борту до двадцати и более легких пушек и несла экипаж 300-400 человек. Обычное вооружение шебеки: четыре шестифунтовые пушки и восемь четырехфунтовых пушек. ****) Семилетняя война - война Пруссии с Австрией, Францией и Россией в 1756-1763 гг. *****) Термины, обозначающие морских разбойников: пират - самое древнее наименование, происходящее от латинского "pirata" и греческого "peirates" (от глагола "peiran" - "испытывать", то есть "пытать счастья на море"); корсар - от итальянского "corsaro"; флибустьер - от английского "flyboat" (что означает "малое судно" - флибустьеры часто совершали свои набеги на небольших кораблях) или, возможно, от "freebooter", "вольный мореплаватель". Последний термин, самый поздний по своему возникновению, применялся исключительно к пиратам Вест-Индии, относившихся по своему национальному составу к англичанам и французам с некоторой примесью голландцев и скандинавов. Кроме указанных выше, бытовали еще два наименования: буканьер - французское "boucanier", и капер - немецкое "kaper". Буканьерами именовались французские охотники на быков с острова Эспаньола (Гаити), которые с большой охотой шли в Береговое братство; в основе этого термина лежит индейское слово "букан" - решетка для высушивания мяса (таким сушеным мясом пираты Вест-Индии обычно питались в походах). Каперами назывались морские разбойники, получившие от властей Британии или Франции патент на военные действия против вест-индских испанских колоний. В более широком смысле каперы - любые держатели патента на морской разбой ("королевские пираты"). Начало этому промыслу положил арагонский король Альфонс III в 1288 г, а впоследствии особые законы о каперстве появились в Генуе (1313-1316 гг), во Франции (1400 г), в Англии (1414 г) и других странах. Каперство процветало и считалось законным вплоть до Крымской войны 1853-1856 гг. Его отменили на Парижском конгрессе Морской конвенции 16 апреля 1856 г, но в 1879-1880 гг, в период войны Перу и Боливии с Чили, еще встречались случаи каперства. ******) Реис - капитан (турецк.). *******) Раймонд де Перелос де Рокафуль - историческое лицо; возглавлял Мальтийский орден в 1697-1720 гг. ********) Джерба - остров у побережья Туниса, служивший в XVII-XVIII веках базой мусульманских пиратов в Западном Средиземноморье. Сейчас носит то же название и принадлежит Тунису. *********) Экипаж пиратского корабля состоял из ватаг, которыми предводительствовали офицеры и их помощники-сержанты - канониры, взводы абордажной команды и марсовые, которые работали с парусами. Но кроме этих групп существовали более мелкие неформальные объединения из двух, трех и более человек, связанных дружескими узами. Если кто-то из них погибал и не имел семьи на берегу, остальные считались наследниками его имущества, делили его оружие, деньги, одежду. С начала XVI века пиратство в Средиземном море почти целиком сосредоточили в своих руках мусульмане, и с этих пор оно приобрело, можно сказать, религиозную окраску. А.Б.Снисаренко "Рыцари удачи", Санкт-Петербург, 1991 г. Глава 3. Мертвый штиль В полдень Серов сменил ван Мандера и отстоял восьмичасовую дневную вахту. Время тянулось бесконечно. Расхаживая по квартердеку, он пытался прогнать мысли о Шейле, но они возвращались как стая голубей к рассыпанному пшену. Он то проклинал безветрие, то подсчитывал, сколько осталось на судне пороха и ядер, то прикидывал, с какой скоростью идут на веслах шебеки Ибрагима Карамана - получалось, что если примерно как пешим ходом, то часов через десять-пятнадцать они уже будут у берега, у пирсов Эс-Сувейры. И где окажется его любимая супруга? То ли в яме под палящим солнцем, то ли в темнице с крепкими замками, и это было бы лучшей из всех возможностей. О худшей, о том, что поздно или рано она попадет в чью-то спальню, он старался не думать, перебивая эту мысль планами по захвату Эс-Сувейры или хотя бы гавани с причалами и кораблями. "Ворон" был не самым крупным из боевых фрегатов, но все же его пушки, двадцать четыре тяжелых орудия, могли сравнять с землей любое поселение, где не имелось мощных защитных бастионов и береговых фортов. Африканский городок с глинобитными хижинами и стенами из необожженных кирпичей был беззащитен перед бомбардировкой. Во всяком случае, так полагал Серов. Его экипаж успел передохнуть после ночного боя, поесть и выпить дневную порцию спиртного. Люди, однако, ворчали, и штиль усиливал чувство беспомощной злобы - никаких прибытков сражение не принесло, а одни лишь раны, гибель товарищей да потерю испанского галеона. Но в этом не было вины их предводителей, и потому ворчание не предвещало мятежа. Серов, тем не менее, понимал, что злость команды должна на кого-то излиться и лучше, если это будут сарацины. Груду оружия, оставшегося после перебитых мусульман, убрали с палубы, частью распределив среди корсаров, частью отправив в корабельный арсенал или прямо за борт. Сабли местной марокканской работы не являлись ценностью, но нашлось несколько дамасских клинков, французских и испанских пистолетов и ятаганов из хорошей стали. Были еще кривые ножи, которые Деласкес назвал джамбиями, и даги *) с клеймами миланских мастеров - наверняка с ограбленного судна из Италии. Одежды оказалось немного - все больше штаны и безрукавки, фески и короткие сапожки. Мортимер выбрал пару сапог, обрядился в шаровары непомерной ширины, напялил феску и сделался похож на турка: ходил, отставив зад, помахивал ятаганом да лопотал на тарабарском языке. Команда потешалась - особенно Страх Божий, у которого были давние счеты с магометанами. Палубу отмыли и выскребли, заменили порубленный планшир, и плотник Донован с помощниками трудился до заката, пристраивая на место новые бизань-гик и бом-утлегарь. Корпус не имел пробоин, такелаж, не считая дюжины разрезанных канатов, тоже уцелел, орудия, паруса и рангоут были в полном порядке. Главной потерей "Ворона" являлись погибшие или захваченные в плен бойцы, но тут уж сам Творец помочь не мог - матросов в океане не заменишь. Отоспавшись после вахты, ван Мандер поднялся к капитану, заметил, что тот не в себе, и повел успокоительные речи. Дескать, штиль поздней осенью - большая редкость, и надо ждать, что ветер задует ночью или с утра и будет, скорее всего, попутным, северо-восточным; хочешь, иди к африканскому берегу, хочешь - к Гибралтару или к британским портам. У атлантического побережья Африки и в Средиземном море ван Мандер не бывал, но, будучи опытным шкипером, кое-что слышал об этих краях. Море, по его словам, было еще коварнее океана; хоть не имелось в нем огромных валов и страшных тайфунов, зато налетали внезапные шквалы и бури, а навигация у континентов или среди островов, что в Эгейском море, что в Тирренском, Адриатическом и Ионийском, требовала требовала доскональных знаний о бухтах, гаванях, глубинах, дельтах рек и каждой скале, каждом подводном камне. И потому, толковал ван Мандер, если решит капитан идти в Тунис или Алжир, понадобятся лоцманы, а значит, нужно вспомнить про Абдаллу и Деласкеса. Хвастали ведь, что знают африканский берег как свою ладонь! Серов отвечал в том смысле, что, может, не придется в Средиземье плавать - может, явятся они в Эс-Сувейру, разгромят басурман, выручат своих, а Караману наденут пеньковый галстук и вздернут быстро и высоко. Но умудренный жизнью ван Мандер пробормотал что-то на голландском и перевел: будь желания лошадьми, нищие ездили бы верхом. А после добавил, что мельницы Господни мелют медленно. В девятом часу, когда пала на океан темнота, Серов сдал вахту Сэмсону Теггу и отправился к себе. Их с Шейлой каюта была в кормовой надстройке и выходила окнами на балкон, тянувшийся вдоль всей кормы. Этажом ниже жили офицеры, и там, в кают-компании, сверкали бронзой два орудия, а еще был стол, за которым питался командный состав; при нужде на нем расстилали карты и делали расчеты, необходимые для верной навигации. Серов, однако, вниз не спустился, а зажег побольше свечей, нашел среди трофейных испанских карт искусно раскрашенные портуланы с чертежами северо-западной Африки и разложил их на койке. Береговая черта показалась ему искаженной, но океан и море были на месте, а также острова, от Канар до Мальты и Сицилии. На одной из карт, видимо, старинной, испанский картограф нарисовал в морях дельфинов и каравеллы с наполненными ветром парусами, в Атласских горах - разбойников в тюрбанах и с кривыми саблями, а в пустыне Сахаре - львов и драконов, бедуинов на верблюдах, страусов, змей и всякие иные чудеса. На побережье были помечены порты: Эс-Сувейра, Сафи, Касабланка, Рабат, Танжер, Сеута, Алжир, Тунис и кое-что еще. Были и материковые города, с названиями, которые помнились Серову, хотя и смутно: Фес, Марракеш, Мекнес. **) Порты и города изображали башенки, размер которых, вероятно, определялся мощью укреплений и силой того или иного правителя, султана, бея или аги. Башня Эс-Сувейры показалась Серову не очень впечатляющей. За дверью кто-то поскребся, и он, оторвавшись от карт, крикнул: - Кого там черт несет? Показалась темнокожая физиономия Рика Бразильца. Одной рукой он придерживал дверь, в другой покачивал на ладони поднос с тарелкой, кружкой и кувшином. Выпучив глаза, Рик осведомился, желает ли капитана отужинать. Надо кушать, надо, бормотал на своем убогом английском, не то хозяйка мисси Шейла, вернувшись, рассердится на Рика, скажет: не давал капитана сухарь и мясо, не поил вином, и значит, палка по тебе скучает, Рик, палка и линьки. Серов велел ему оставить поднос, позвать де Пернеля, Деласкеса и мавра Абдаллу, а заодно принести бутылку рома и еще три кружки. Он доедал свой ужин (сушеная говядина, размоченный в воде сухарь и сухофрукты с "испанца"), когда в дверь опять постучали. - Можно войти, - сказал Серов. Трое вызванных им переступили высокий порог и, повинуясь жесту капитана, уселись на табуретах. Рик расставил кружки, наполнил их ромом и тихо удалился. В каюте, разгоняя темноту, горели полдюжины свечей, пахло воском, спиртным и просоленным морскими бризами деревом. Окно на балкон было распахнуто, сквозь него струился прохладный воздух, но пламя свечей не колебалось - ветер по-прежнему спал, не желая гнать корабль к магрибским берегам. Серов осмотрел новых членов своей команды. Предплечье Деласкеса было обмотано тряпицей, на шее, под ухом, тянулся алый рубец, глаза запали - видать, в ночном сражении мальтиец принял не один удар и бился честно. Абдалла, он же Алехандро Сьерра, выглядел не таким утомленным и, кажется, не был ранен; на его бородатом суровом лице застыла маска терпеливого ожидания. Вероятно, этот человек испытал многие превратности судьбы и относился к ним с философским спокойствием; может быть, его поддерживала вера в Господа или в предопределение. Третий из новобранцев, командор Робер де Пернель, сменивший лохмотья на штаны и потертый колет из боцманских запасов, пребывал в глубокой задумчивости - очевидно, еще не утряс свои разногласия с совестью. Мог ли мальтийский рыцарь без потери чести служить на корсарском корабле? Была ли в этом некая проблема? Если была, Серов ее не представлял, так как о Мальтийском ордене помнилось ему немногое - собственно, лишь то, что императора Павла избрали великим магистром. То есть еще не избрали, но изберут, и случится это в конце восемнадцатого века... ***) Кивнув на Деласкеса, Серов повернулся к де Пернелю. - Скажите, рыцарь, вы встречались с этим человеком? - Возможно, мессир капитан. Не служил ли он прежде нашему Ордену? - Служил. Это Мартин Деласкес, мальтиец, бывший солдат и бывший купец. А рядом - его приятель Алехандро Сьерра, крещеный мавр Абдалла. - Маран, ****) - уточнил де Пернель. Абдалла согласно кивнул - видимо, это неизвестное Серову слово не являлось обидным. Он побарабанил пальцами по столу, поглядел на койку с разложенными картами и произнес: - Пожалуй, я отдам этих людей под ваше начало, командор. Разумется, с теми четырьмя, что спаслись с шебеки. - Помолчав, Серов продолжил: - Вы трое плавали в этих водах, сражались у этих берегов и знаете, что за народы здесь обитают. Вы - люди опытные, и я нуждаюсь в вашем совете. - Я в вашем полном распоряжении, мессир. - Де Пернель склонил голову, и Абдалла с Деласкесом повторили этот жест. - Мы шли из Вест-Индии в северные моря, - сказал Серов. - В Россию, к царю Петру. Я слышал, он строит флот и щедро платит за услуги иноземных мореходов. Деласкес зашевелился, почесал в бороде, недоуменно приподнял брови. - Царь Питер? Мне рассказывали о нем, когда я добрался до Лондона, но о России я ничего не знаю. Кажется, он правит в Московии? - Его страна - Россия, а не Московия, - твердо промолвил Серов. - Запомни, Мартин: Россия! О ней еще услышат! - Но зачем вам плыть туда, дон капитан? Это же край света... это дальше, чем ваша Вест-Индия... где-то за турками, за татарами... или за Польшей и Лифляндией?.. У черта на рогах, прости Господи! - За татарами... Ты еще Китай вспомни! - Серов ухмыльнулся, но за державу было ему обидно. Держава, видимо, не пользовалась в Европах особым решпектом. - Россия - богатейший край, Деласкес! Сокровищ там больше, чем во всех землях от Польши до Британии! И к тому же царь Петр жалует иноземцам титулы графов и князей. - В нашем Ордене известно про эту страну, - сказал де Пернель. - Ее владыка сражается с Карлом, шведским королем и великим воителем. Что до земель царя Московии... прошу простить, России, - то они и правда богаты: оттуда везут лес, мед и меха. Но все же мне непонятно, мессир капитан... Вы - французский маркиз благородной фамилии де Серра... Зачем же вам титул графа в чужой стране? Серов снова усмехнулся. - Маркизом был мой отец, знатный дворянин из Нормандии, а я - его незаконный отпрыск. Бастард! Нет у меня поместий и замков, и титула, если разобраться, тоже нет. Зато есть корабль, пушки и боевая команда. - Теперь я вас понимаю, - задумчиво промолвил де Пернель. - Понимаю! Благородство вашей крови нуждается в подтверждении, в дворянских грамотах, чего во Франции не добиться... Ах, наша прекрасная Франция!.. - Он поднял глаза к потолку. - Прекрасная, но недобрая и к бастардам, и к младшим сыновьям древних рыцарских родов... Что ж, мессир, незаконный отпрыск французского маркиза в России может сделаться графом. Это как минимум. - Вообще-то я надеюсь пробиться в князья, - заметил Серов, - но разговор сейчас не об этом. Итак, мы шли из Вест-Индии в Россию, но буря отогнала нас в южные широты, к Канарам. Вчерашним днем мы встретили испанский галеон, но мирно разойтись не удалось - испанцы нас обстреляли. Я взял их корабль на абордаж и высадил на него призовую команду. - Он помолчал, покрутил кружку, глядя, как плещется в ней маслянистый ямайский ром, вдохнул его запах. - Я рассказываю это для вас, рыцарь де Пернель, ибо Деласкесу и Абдалле все известно. Они с того испанского корабля, прятались на нем, желая попасть на Канары. Командор нахмурился. - Остальных испанцев вы перебили? Не пожалели христианских душ? - Пожалел. Я отпустил оставшихся в живых и дал им шлюпки, чтобы могли добраться до Канар. Пусть им сопутствует удача! Серов поднял кружку, отхлебнул глоток, и Деласкес с рыцарем сделали то же самое. Но Абдалла к спиртному не прикоснулся. - Что было дальше, мессир капитан? - Ночью на нас напали сарацины, чему вы были свидетелем, де Пернель. Мой корабль отбился, но команду с галеона взяли в плен. Они не погибли, я точно это знаю! Мортимер... мой человек из призовой команды, взорвавший судно... он видел! Утром мы выловили его из воды. Он говорит, что в плен попали двадцать человек или около того. - Создатель, помилуй их! - Де Пернель перекрестился, отпил из кружки, и Серов с Деласкесом последовали его примеру. Потом рыцарь произнес: - Двадцать человек... Я догадываюсь, мессир капитан, что вы хотите их выручить. - Безусловно. Даже если мне придется плыть за этим одноухим Караманом до самого Стамбула! - Такой нужды нет. Если Господь пошлет удачу, вы настигнете его в Эс-Сувейре. А если не получится, надо идти на Джербу или искать ваших людей на невольничьих рынках Алжира и Туниса. Они, вероятно, крепкие мужчины... Дорогой товар! Но настоящую цену можно взять только в больших приморских городах, в том же Алжире или Тунисе. Там есть миссии нашего Ордена и люди, которые выкупают христиан. - За ценой я не постою, мой корабль набит серебром и золотом, - сказал Серов. Подумал и добавил: - Кроме того, у меня есть пушки. Они снова выпили, и Абдалла, так и не прикоснувшийся к рому, произнес: - Могут не продат. Могут посадит в яму. Надолго! - Он заговорил на арабском, а когда речи мавра завершились, Деласкес перевел: - Ваши люди, синьор капитан, воины и опытные мореходы. Им предложат перейти в веру Магомета, и если они согласятся, Караман примет их в число своих бойцов. Тем более... хмм... что они - корсары из Вест-Индии. Они сражались за добычу, топили корабли, резали христиан... пусть испанцев, но все же христиан... Не все ли равно, как искать богатства в море, под знаком креста или полумесяца? - Это, в общем-то, без разницы, - согласился Серов. - Важно не как искать, а с кем. Не думаю, что они променяют "Ворон" на шебеки Карамана. Но мысль у Абдаллы верная - могут не продать, а в яму посадить. И в таком случае где они могут очутиться? Его собеседники переглянулись и призадумались. Затем де Пернель произнес: - Думаю, на Джербе. Как сказал Пирс Броснан, у Карамана там усадьба и его галеры там зимуют. А зима и зимние бури уже не за горами. - Замолчав, он уставился в потолок, потом продолжил: - Клянусь ранами Христовыми, я не ищу выгод, мессир капитан... Но если вы не найдете своих моряков в Эс-Сувейре, советую идти на Мальту. Там можно перезимовать и подготовить экспедицию на Джербу. Я уверен, что мессир Раймонд, великий магистр Ордена, вам в этом посодействует. И я тоже! А я не последний человек среди братьев-рыцарей! - Де Пернель торжественно вскинул руку. - И я даю обет, что... Серов стукнул костяшками пальцев о столешницу. - Подождите с обетами, командор, вы еще не знаете всей истории. Боюсь, что она намного сложнее! - Поднявшись, он подошел к распахнутому окну и поглядел на звезды, сиявшие над океаном. Ему показалось, что щеки гладит слабое дыхание бриза. - Мне нужно пополнить команду, - сказал Серов, поворачиваясь. - Мне нужны смелые парни... смелые и умелые... моряки, мушкетеры, канониры, опытные бойцы... Я хочу знать, есть ли в Эс-Сувейре пленники - такие, как вы, де Пернель, готовые драться как дьяволы. Желательно британцы, итальянцы и французы. Испанцев я взять не могу - команда не поймет. - Есть, - кивнул де Пернель. - Караман пришел в Эс-Сувейру на четырех шебеках, но в гавани были и другие суда, не меньше дюжины... - Он наморщил лоб. - Можно расспросить Пирса, Антонио, Луи и Жана, вдруг что-то вспомнят... На берегу, рядом с корабельными стоянками, высокая изгородь, а за ней - сараи. Мне кажется, что туда загоняют невольников- гребцов с пиратских кораблей. Должно быть, их несколько сотен. Серов вернулся к столу, достал лист бумаги, кивнул на чернильницу. - Какие в Эс-Сувейре укрепления? И где? Нарисуйте, шевалье, и пусть ваши люди уточнят. Сколько орудий и каких? Кто охраняет гавань? Большое ли войско у Мулая Измаила, который правит в этих землях? Сколько его солдат в Эс-Сувейре? Какая численность пиратских экипажей? - Боюсь, что не смогу ответить на все ваши вопросы, - промолвил рыцарь, однако взял бумагу, обмакнул перо в чернильницу и принялся рисовать. В его точных экономных движениях ощущалась сноровка военного человека. Абдалла внимательно следил за тем, как на бумаге появляется чертеж, щурил темные глаза-маслины, склонял голову к плечу и вдруг заметил: - Здэс нэ так, эфенди. Я жить в этот страна и побывать в Эс-Сувэйр, я знаэт. Они с Деласкесом принялись подсказывать де Пернелю, тут же исправлявшему рисунок. Серов внимательно слушал. Войско у Мулая Измаила было огромное, *****) но пехотинцы и всадники стояли большей частью в крупных континентальных городах, у Феса, Марракеша и Мекнеса, а также у Касабланки, принадлежавшей португальцам, и на границе с Алжиром. Эс-Сувейра являлась незначительным пунктом на окраине державы, местом ссылки инвалидов и одряхлевших солдат, одной из мелких баз магрибских пиратов в Атлантике; население тут пробавлялось торговлей, рыболовством и добычей раковин, из которых получали пурпурную краску. Этот марокканский городок не мог похвастать крепкой обороной: порт охраняли две батареи со старыми четырех- и шестифунтовыми пушками, увечных воинов Измаила было сотни две, и Абдалла назвал их ленивыми свиньями и хадиджами, что означало недоноски. Самую серьезную опасность представляли пиратские суда и их команды, которые могли насчитывать тысячу бойцов, и две, и три. Но Абдалла утверждал, что в преддверии зимы боевых кораблей в Эс-Сувейре немного - возможно, дюжина или десяток. Еще он добавил, что между городом и портом лежит большая базарная площадь с харчевнями и кабаками, где пираты продают и покупают, дерутся друг с другом, торгуются с купцами, а в промежутках между этими занятиями пьют и ходят к женщинам. - Пьют? - удивился Серов. - Аллах запретил магометанам пить. - Аллах запрэтит вино, но ест гашиш и ест другой напитки, крэпче. - Абдалла приподнял кружку с ромом. - Этот напиток в Коран нэ сказан, потому пьют. Но турок пить всэ. Турок сын Иблис, почти нэ правовэрный. - Магрибцы турок не любят, - пояснил Мартин Деласкес. - Но ты, Абдалла, рома не пьешь, хоть христианин, - сказал Серов. - А христианину положено закладывать за галстук - это, знаешь ли, символ веры. Но ты не пьешь! Почему? В самом деле еретик? Или все еще предан Аллаху? Мавр покачал темноволосой головой. - Аллах, Христос - разный названий для Бога, который чэловек придумат. Я учится у суфий ******) Али ибн Джарир, и учитэл сказат: Бог, чэловек - едины. Вахдат аль-вуджуд! *******) Жизн ест постижэний Всевышний и собствэнный душа... Но вино - плохой дорога к Богу. Философ! - подумал Серов с уважением, забрал у Абдаллы емкость со спиртным и разлил по трем другим кружкам. Сам он относился к православному роду-племени, а де Пернель с Деласкесом были католиками, но похоже, что настоящим христианином в их компании являлся Абдалла. Рыцарь закончил чертеж и протянул его Серову. - Это все, мессир? Все, чем мы можем быть вам полезны? - Нет. Есть еще одно обстоятельство. Оно касается женщины. - А! - воскликнул Деласкес. Он видел Шейлу на испанском судне и, вероятно, догадался, о чем пойдет речь. - Среди пленников, захваченных Караманом, моя жена, молодая красивая женщина. Очень красивая! У нее должен быть... - Серов почувствовал, как перехватывает горло, глотнул рома и закончил: - Она на третьем месяце. Мы ждем ребенка. - Дева Мария! - произнес де Пернель. - Заступись и сохрани! Эти мусульманские собаки могут... Но Абдалла прервал его, заговорив на арабском, и говорил он довольно долго, делая по временам скупые жесты, прикладывая к сердцу ладонь и протягивая руки к открытому окну, то ли к звездам и небу, то ли к близкому африканскому берегу. Деласкес несколько раз о чем-то переспрашивал мавра, затем повернулся к Серову и сказал: - Он говорит, дон капитан, что молодые красавицы всегда достаются предводителю - обычай такой, что у турок, что у арабов. Караман возьмет ее себе, но насиловать не будет. Красивые женщины со светлыми волосами и синими глазами очень, очень дорогой товар! Редкий! Караман продаст ее в гарем или подарит большому владыке, султану Мулаю Измаилу, который любит европейских женщин, или дею Алжира, а может, отвезет в Стамбул. Но сначала позволит ей родить дитя, потому что с животом она не представляет ценности. У магометан есть опытные старухи, они проверят, что ваша жена в тягости и присмотрят за ней. Не беспокойтесь, синьор! Они это сделают лучше, чем в любой лекарь из стран Европы. Серов наконец смог вздохнуть полной грудью. Пряча лицо в тенях, он проворчал: - Надеюсь, ей не придется жить в неволе семь месяцев и рожать у арабов или турок. Я должен раньше ее найти! А если будут там опытные старушки, так мы их с собой прихватим. Я за одну такую старушку тысячу песо отдам! - Вы благородный человек, - сказал де Пернель. - Вы преданы своей супруге и вы хотите выручить своих людей... Я встречал множество знатных людей, более родовитых, чем вы или я, которые, забыв о близких, подняли бы паруса и уплыли из этих проклятых вод. А вы... вы настоящий рыцарь, мессир де Серра! И потому я все же хочу произнести обет. - Он поднял правую руку, а левой стиснул висевший на груди крестик. - Клянусь, что не покину вас, пока вы не найдете свою супругу! Клянусь, что буду вам верным спутником, пока не ступят на палубу "Ворона" ваши люди! И если придется мне пролить кровь или отдать жизнь во исполнение этого обета, то пусть так и будет! Клянусь в том спасением своей души и Господом, моим заступником и водителем! Серов вытер повлажневшие глаза. Такого в мои времена не услышишь! - подумалось ему. Да, спутники, компьютеры, ракеты, ванна джакузи, теплый сортир и остальная хренотень - это пожайлуста, это у нас есть... А благородство где?.. Самопожертвование, гордость, рыцарская честь?.. Чувство благодарности и душевная щедрость?.. Умение выразить словом и жестом свой порыв, и сделать это открыто и прямо, не боясь ни косых взглядов, ни кривых усмешек? Если придется пролить кровь или отдать жизнь, то пусть так и будет... Надо же! А ведь мы с ним и дня не знакомы! - Благодарю вас, рыцарь, - глухо произнес он. Потом его голос окреп, он повернулся к койке с картами и вымолвил: - Ну, вернемся к делу. Мальту я нашел, а теперь покажите мне, где остров Джерба и залив Сирт. Я хочу прикинуть, за сколько дней мы туда дойдем при попутном ветре. На тот случай, если Караман оставил Эс-Сувейру... * * * Когда советники удалились, Серов опять подошел к окну и встал там, жадно глотая прохладный воздух. Думы о Шейле не покидали его, и сейчас он размышлял о том, можно ли верить Абдалле. Возможно, этот странный тип, выкрест, говоря по-русски, или вообще атеист арабского разлива, хотел его успокоить? Хотел вселить в него уверенность?.. Уверенность, ха! Да я ведь, пожалуй, самый уверенный на планете человек, ибо мне известно будущее, думал Серов. Конечно, не в деталях и не в ближайшие дни и месяцы, но все же, все же... Я знаю, что Людовик Французский, король-солнце, протянет еще лет пятнадцать и что война за испанское наследство кончится ничем... Знаю, что шведов разобьют при Полтаве и Гангуте, что в середине века начнутся войны с турками, а через столетие - с Наполеоном... Знаю, что Эйлер, Ломоносов и Суворов еще не родились, а Рембранд и Гюйгенс уже умерли... Знаю о великих людях, что живут сейчас, не о царях и королях, но гениях, что сохранятся в памяти людской, когда о нынешних особах царской крови будут помнить лишь историки... Ньютон, Лейбниц, братья Бернулли, Бах и этот английский философ... как его... Джон Локк?.. ********) все они нынче мои современники! С ума сойти! Да что там современники, есть и покруче чудеса! Вот сундук в моей каюте, и в нем, под нарядами Шейлы, ларец, а в ларце - завещанный Джулио Росано манускрипт, что написал Леонардо да Винчи! Книга пророчеств, составленных им со слов несчастного Игоря Елисеева, который провалился из аномальной зоны в пятнадцатый век и умер во Флоренции, то ли от чумы, то ли от холеры... Мысли его вновь вернулись к Шейле и их еще нерожденному ребенку. Вот появится на свет это дитя любви и продолжит род Серовых, и через три столетия его, Андрея, гены и кровь, пропутешествовав через века, появятся в настоящем, которое для него сейчас далекое будущее... Можно ли считать это вмешательством в историю? Изменится ли мир от того, что некий Андрей Серов изъят неведомым способом из своей эпохи и переправлен в прошлое? А ведь в этом прошлом он не прячется в нору, как рак-отшельник, а живет весьма активно; будут у него потомки, дети, внуки, правнуки, будут жизни, которые он оборвал, всадив в чью-то грудь клинок или пулю. Собственно, детей и внуков еще нет, а покойных уже целая рота! Эдвард Пил, заколотый им на "Вороне", испанец, убитый в Пуэнте-дель-Оро, другие испанцы, к которым добавились теперь магрибские разбойники... Сколько он их перебил? Наверняка не один десяток... Это ли не вмешательство в историю! Явился отморозок из двадцать первого столетия, стал, по случаю, пиратом и, как положено в этом ремесле, бьет да режет! А ведь я не один такой, внезапно подумал Серов. Не один, есть еще двадцать исчезнувших на Камчатке и в прочих аномальных зонах. Евгений Штильмарк, врач из Твери, Линда Ковальская, экономист, Наталья Ртищева, Игорь Елисеев, парни из Нижегородского политеха, Губерт Фрик из Мюнхена и остальные... Все они провалились в прошлое, и где бы ни довелось им приземлиться, от эпохи фараонов до Второй Мировой, всем - даже женщинам - придется убивать. Убивать, чтобы выжить, чтобы спасти близких, тех, кого нашел в новом времени, чтобы защитить себя, не умереть голодной смертью в чистом поле... Убивать, ибо история мира полна жестокости, борьбы и войн, так что в какую эпоху ни попадешь, меч или мушкет сами запросятся в руки. И потянется вслед за пришельцами список убитых и спасенных либо иные хроноклазмы... *********) Вот Игорь Елисеев, попавший к Леонардо во Флоренцию: возможно, он никого не убил и может даже спас, а еще поведал мессиру да Винчи столько всякого, что на целый том хватило. Спасенные и отнятые жизни, рождение потомства, собственная смерть, сведения, переданные предкам, идеи, что появились до времени... Изменит ли это грядущий мир, исказит ли историю, и в чем? - размышлял Серов. Ведь история - не математика, которая едина, историй множество, и объективность их зависит от личных мнений летописца. Для человека амбициозного история - схватка великих королей и полководцев, для верующего - промысел Господень и приближение к Страшному Суду, для инженера - череда открытий, смена технологий, для марксиста - переход от первобытно-общинного строя к коммунизму на фоне классовой борьбы... У каждого своя история, и каждый по-разному оценит те несообразности, что происходят тут и там, запоминаясь или теряясь в тысячелетиях. Некогда в Египте и Шумере возникла письменность - почему?.. Вавилоняне решали квадратные уравнения, майя составили точный календарь, халебы с Кавказских гор плавили железо, китайцы придумали порох... Опять же, почему и как? Один историк скажет - закономерность развития, другой усмотрит в этом чудо, парадокс, влияние космических пришельцев, научивших и подсказавших то и это. Но от пришельцев из Космоса недалеко до странников во времени. Если он, Серов, провалился в темпоральную дыру, если это случилось с другими его современниками, то понятно: случай не единичный. Во все эпохи, во всех временах и странах такое случалось с людьми, и, вероятно, этих таинственно исчезнувших, загадочно пропавших многие, многие тысячи. Они попадали из своего настоящего в прошлое, кто-то погибал, кто-то выживал, одаривал предков новыми идеями, и если они были к месту, что-то появлялось - скажем, порох, письменность или железо. И значит, он, Андрей Серов, волен делать что угодно, ибо история все учтет, ненужное отбросит, ценное отставит, и уж во всяком случае не будет обижаться на него и Шейлу за их ребенка. Такие мысли успокаивали, вселяли уверенность в прочности его Вселенной. Серов ощущал себя не случайным винтиком в сложном механизме бытия, а его законной частью, столь же необходимой миру и времени, как Ньютон, Лейбниц или философ Локк. Выходит, было предопределено, что в марте 1701 года появится на палубе "Ворона" некий Андре Серра, что станет он капитаном и супругом Шейлы Джин Амалии, и что они, со всей своей командой, поплывут в Россию. Но доплывут ли?.. Серов вздохнул, отошел от окна, убрал карты с койки и растянулся на шерстяном одеяле. Для него и Шейлы койка казалась узковатой, но ему одному была широка. От подушек пахло лавандой и нежным ароматом женской кожи, и это благоухание перебивало запахи свечей, дерева и недопитого рома. Полежав минут пять или десять, Серов поднялся, погасил свечи, снова лег и попытался уснуть. Против ожиданий, это ему удалось - видимо, сказались усталость и нервное переутомление. И приснился Серову сон, будто он в своей квартире, в Москве, на Новослободской; будто идет он от входной двери в гостиную, а там все, как встарь: древний буфет из мореного дуба, обитый плюшем диван, шкаф с зеркалом и стулья с прямыми спинками у круглого стола. На стенах - знакомые картины, снимки и афиши: бабушка Катя порхает над крупом гнедого жеребца, прадедушка Виктор на цирковой арене - важный, в усах, верховых сапогах и с шамберьером, папа Юра идет по канату, а мама Даша, в розовом трико, тянется к нему рукой. И будто бы все они здесь, в Москве, а вовсе не в Америке - чинно сидят у стола, гоняют чаи и заедают баранками. Вся их цирковая семья: папа Юра, мама Даша, сестренка Леночка, ее супруг Володя-канатоходец и даже кто-то мелкий, то ли племяш, то ли племяшка. А самое удивительное, что на диване, разбросив широкие юбки, восседает Шейла Джин Амалия, графиня графиней, в сапфировых серьгах и ожерелье, что так идут к синим ее очам. Сидит она на плюшевом диванчике, смотрит на новую свою семью и улыбается. "Ну, Андрей, как тебе в морских разбойниках? Не жмет?" - спрашивает папа Юра. "Поначалу тошно было, а теперь ничего, привык, - отвечает Серов. - Теперь я большой человек, стою на капитанском мостике, на палубе - мой экипаж, а под ногами - двадцать четыре пушки. Тяжелые орудия, ядра - с пуд, дальность стрельбы - четыре кабельтова. С ними я в море первый после Бога!" Мама с сомнением поджимает губы. "Но все-таки, сынок, быть пиратом как-то неприлично. Не нравилось тебе в цирке, так ты в бизнесмены пошел, там не прижился, офицером стал, повоевал за отчизну, уволился, подался в сыщики... В наше время любое из этих занятий почтенно. А пиратом... Фи!" "Зато Шейлочка у него как елка разукрашена, - говорит зять Володя, косясь на Шейлу. - Камешки-то настоящие, значит, прибыльное ремесло! Я бы тоже в пираты пошел и спроворил Ленке такой же гарнитурчик". Сестра возмущенно поднимает брови: "И не мечтай! Ты по канату идешь, через шаг запинаешься! Куда тебе в пираты! Опять же ты семейный человек, с детьми!" "Я тоже семейный и тоже вскорости буду с детьми, - говорит Серов. - И не пират я вовсе, а флибустьер! Это пиво совсем другого разлива! Приду к царю Петру Алексеевичу, выправлю патент и стану капером и благородным кавалером!" "Так ты уже пришел, - замечает мама Даша. - Ты ведь уже в Москве, сынок, только царя Петра здесь нет, а есть мэр Лужков Юрий Михайлович. Может, к нему на службу пойдешь?" "Почему бы и нет, - отвечает Серов, чувствуя, однако, некоторое разочарование. - Мэр тоже чем-нибудь да пожалует. А сейчас пойдем смотреть мой фрегат. Он, должно быть, стоит на Москва-реке, у Москворецкого моста". Тут они поднимаются и выходят из дома на Новослободскую, где ждет их семейство открытый лимузин с тройкой орловских рысаков и Риком Бразильцем на месте кучера. Все рассаживаются, и вдруг Серов замечает, что Шейлы с ними нет. Сердце его бьется тревожно и часто, он бежит в подъезд, потом в квартиру, в гостиную, где сидела она на плюшевом диванчике, и видит, что диван пустой. "Шейла! Шейла!" - зовет Серов, но откликается только эхо: "Ла-аа... ла-аа..." Потом он слышит грохот. Грохнула оконная створка и разбудила Серова. Поднималось солнце, небо было синим и глубоким, и ветер гнал по нему редкие облака. ------------------------------------------------------------------------- *) Джамбия - арабский кинжал с изогнутым лезвием, без гарды. Дага - кинжал для левой руки, который использовался как парное оружие к шпаге. Имел защитную гарду. **) Фес и Марракеш - две древние столица Марокко, основанные соответственно в VIII и XI веках. Касабланка и Рабат - крупные порты на атлантическом побережье; в частности, Рабат и его пригород Сале являлись прибежищем магрибских пиратов, центром своеобразной пиратской республики, не всегда подчинявшейся марокканским султанам. Мекнес - сравнительно новый город неподалеку от Феса, построенный султаном Мулаем Измаилом в эпоху, описанную в романе; в него султан перенес свою столицу. Крупнейшие города Марокко в наше время: Касабланка (3,5 млн. жителей), Марракеш (1,7 млн.), Рабат (1,6 млн., столица Марокко), Фес (1,2 млн.). ***) Павел I, император Всероссийский, был великим магистром Мальтийского ордена в 1798-1801 гг. ****) Маран - так в Испании называли мавров и евреев, принявших крещение. Для насильственно крещенных испанских мавров использовался еще один термин - мориск, но их окончательно изгнали из Испании в 1609-1610 гг. *****) Армия султана Мулая Измаила в описываемый период составляла сто пятьдесят тысяч солдат, в том числе - многотысячные отряды конницы. В основном, воинов вербовали в Судане, но кроме суданских негров были солдаты арабского происхождения, коренные марокканцы или мавры, бежавшие в XVI веке из Испании, а также европейцы-ренегаты, попавшие в плен и принявшие мусульманство. ******) Суфизм - мистическое течение в исламе, зародившееся в VIII веке в Ираке и Сирии. Было весьма разнородно, но, как правило, противостояло традиционной мусульманской религии. Суфиев считали мудрецами и хранителями тайного знания. *******) Вахдат аль-вуджуд - доктрина "единства бытия", которую сформулировал один из арабских суфиев-философов Ибн аль-Араби. ********) Леонард Эйлер, математик (1707-1783), Михаил Васильвич Ломоносов (1711-1765), Александр Васильевич Суворов (1730-1800), Рембранд Харменс ван Рейн (1606-1669), Христиан Гюйгенс, голландский математик, физик и астроном, автор волновой теории света (1629-1695), Исаак Ньютон (1642-1727), Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716), Яков Бернулли, швейцарский математик, один из создателей теории вероятностей (1654-1706), Жан Бернулли, математик, брат Якова (1667-1748), Иоган Себастьян Бах (1685-1750), Джон Локк, английский философ (1632-1704). *********) Хроноклазм - принятый в научной фантастике термин, означающий последствия вмешательства пришельцев из будущего в прошлое. Чего не совершили бы эти люди при своем мужестве, терпении и других воинских доблестях при благоприятствовавшем им счастии, если бы гениальный человек соединил их всех, подчинил предприятия их правильной системе и образовал таким образом лучшее целое! Но этого не случилось. Поэтому история флибустьеров состоит из отдельных, без всякой связи, часто совершенно изолированных деяний, из которых каждое, по мере важности цели, имело больший или меньший интерес, который определялся также иногда характером и подвигами предводителей. Ф.Архенгольц "История морских разбойников Средиземного моря и Океана", Тюбинген, 1803 г. Глава 4. Эс-Сувейра Утром, в девятом часу, Серов собрал экипаж на шканцах и объявил о перемене курса, о том, что идут они не север, к британским гаваням, а на восток. Идут в Эс-Сувейру, чтобы выручить Уота Стура и его парней, ибо нельзя бросать их в сарацинских лапах, не по-божески это будет - тем более, не по закону Берегового братства. Да и лапы сарацинские надо бы укоротить, отплатив за погибших сторицей. Одно дело смерть принять и раны, когда за добычу бьешься, и совсем другое, когда прибытка нет, а есть четырнадцать покойников. Это значит, что за сарацинами должок! Не за всеми, разумеется, а конкретно за гиеной Караманом и всеми его сотоварищами по ремеслу, какие имеют место быть в Эс-Сувейре. Все, что они награбили у христиан или других магометан, следует экспроприировать, корабли их поганые сжечь, старшин повесить, порт разгромить, но первым делом найти Уота Стура. Один за всех, все за одного! Вперед, камерады! Речь Серова приняли с большим воодушевлением, одобрительными криками и лязганьем клинков. Дождавшись тишины, он объявил награду от себя лично: триста дукатов *) золотом тому, кто разыщет его достойную супругу Шейлу Джин Амалию. Это вызвало новую бурю восторгов. Затем люди разошлись. Часть отправилась с Теггом на орудийную палубу чистить пушки, подтаскивать ядра и пороховые рукава, часть, под присмотром ван Мандера, работала с парусами, а остальные точили палаши, острили кинжалы и заряжали мушкеты. У штурвала стоял Стиг Свенсон, и его соломенная грива, повязанная красным платком, золотилась под солнечными лучами. Хрипатый Боб, выкатив боченок, помешивал спиртное черпаком и шумно принюхивался - выдача рома перед сражением являлась боцманской привилегией. Юго-восточный ветер был устойчивым, "Ворон" резво бежал к африканскому берегу, делая восемь узлов, и это значило, что после полуночи фрегат доберется до Эс-Сувейры. Ночью Серов атаковать не хотел, рассчитывая лишь на то, что в сумерках и мраке фрегат не заметят с береговых укреплений. Он ударит утром, с первыми лучами солнца. С подзорной трубой за поясом Серов расхаживал по квартердеку, чувствуя, как палуба под ногами идет то вверх, то вниз. Штиль кончился, и его корабль ожил: полнились ветром тугие паруса, поскрипывали мачты и реи, басовито гудели канаты, шипела под килем вода, и голоса людей, готовившихся к бою, вливались в эту симфонию как вскрики чаек. Глядя на море с барашками пены, он вспоминал свой сон и усмехался - надо же, привидится такое! Но хорошо, что привиделось - значит, еще не позабыл родные лица, еще звучит в ушах мамин голос... А пройдет лет тридцать, так ничего и не вспомнится! Заслонит восемнадцатый век и двадцатый, и двадцать первый, и будут приходить в кошмарах Петр Алексеевич с кошачьими усами, хитрюга Меншиков да пьяные рожи царских лизоблюдов... Хотя, подумал Серов, должны к тому времени вырасти дети, мои и шейлины потомки, и я их увижу в снах и наяву - если, конечно, протяну тридцатник. А это совсем непросто! Можно пасть со славой в Полтавском сражении или в битве с турками, можно при Гангуте утонуть, а можно загнуться от простуды, не говоря уж о холере и чуме... Антибиотиков нет, даже аспирин еще в проекте, и панацея от всех болезней - ром и джин. Ну, в России водка и малиновое варенье... Зато народ со СПИДом не знаком, с куриным гриппом и атипичной пневмонией! Помирает честно и просто - от ран, полученных в бою, от геморроя, грудной жабы, подагры и удара. **) Он ухмыльнулся, вытащил из-за пояса трубу и осмотрел горизонт. Ничего... Ни корабельного паруса, ни рыбачьего баркаса... Только море в белых барашках, солнце да небо с перьями полупрозрачных облаков. Ясный день, даже не верится, что уже ноябрь... Но, с другой стороны, места тут южные, южнее Севильи и Гранады километров на шестьсот. Одно слово, Африка! Африка впереди, а за спиной Канарские острова, что станут лет через триста модным курортом, и не боевые галеоны будут плавать у их берегов, а яхты и серфингисты... На мостик поднялся Сэмсон Тегг. От него пахло металлом, кожей и порохом. Встав рядом с Серовым, он кивнул ван Мандеру, подзывая его к капитану, и вымолвил: - Умеешь ты с парнями толковать, Эндрю. Трудятся как дьяволы, клянусь пресвятой Троицей! Я всегда считал, что язык капитану важнее ножа и пистолета. - Покойный Брукс был лихой капитан, хоть неразговорчивый, - произнес подошедший ван Мандер. - Спаси Господь его душу! Как подумаю, что мается он сейчас в преисподней, так в пот бросает! - Все туда попадем, - легкомысленно заметил Тегг. - А пока мы еще пребываем в этой юдоли слез и печалей, надо добавить того и другого магометанским псам. Как будем брать их городишко? Ты уже придумал, Эндрю? - На ночь ляжем в дрейф у берега, а ранним утром атакуем, - сказал Серов. - Главное, не пропустить городских огней, подойти на четверть мили и не напороться на какую-нибудь скалу. Надеюсь, Абдалла послужит нам лоцманом. Бомбардир покосился на шканцы, где ватага де Пернеля заряжала мушкеты, осмотрел Абдаллу и с сомнением хмыкнул. Потом спросил: - Куда мне стрелять? Как считаешь, крепость там есть? Или форты, равелины, береговые батареи? Серов вытащил из-за обшлага камзола лист с планом укреплений, развернул и показал своим помощникам. Глаза у Тегга округлились. - Чтоб мне в аду гореть! Это откуда, капитан? - Де Пернель и Абдалла нарисовали. Рыцарю кое-что запомнилось, а Абдалла бывал в магрибских городах и в Эс-Сувейре тоже. Мелкий городок, население - тысяч пять, рыбаки да торговцы. Крепости нет, гарнизон малочисленный и слабый. Он принялся объяснять диспозицию, а когда закончил, Сэмсон Тегг, метнув взгляд на шканцы, произнес: - Подозрительны мне эти двое, что Абдалла, что Деласкес. Парни наши их разговорили - ну, как обычно бывает... надо же знать, с кем ешь и спишь, и с кем под пули лезешь... Тем более, что взяли их не на Тортуге или Ямайке, а на испанской посудине. - И что они говорят? - Странная история, капитан. Будто приплыли они в Малагу за партией оружия. С Мальты пришли, на фелюке. ***) - За оружием? - Серов приподнял брови. - По заданию Ордена или как? - Или как. То есть по собственному разумению. Орден этот, видишь ли, на Мальте укрепился и воюет с турками да сарацинами, так что оружие всегда в большой цене, особенно толедские клинки. Их из Испании трудно вывезти... Но наши шустрилы такое прежде проворачивали и барыши имели приличные. А в этот раз попались. - На контрабанде? - Нет. Местному алькальду ****) их рожи не понравились, слишком на мавров похожи. Судно велел арестовать, а приятелей наших - схватить, и на дыбу. Деласкес, помнится, сказал, что прямо в Малаге их повязали... Но потом признался, что один знакомец их предупредил - бросили они свою фелюку и утекли в Кадис, от греха подальше. А там корабль стоял, этот проклятый "Сан-Фелипе", который мы разбили... Сунули взятку офицеру, все золото отдали, что было при себе, и тот их в трюме спрятал, обещал из Испании вывезти и высадить на Канарах. Такая вот история. - Кому они это рассказывали? - поинтересовался Серов. - Всем, кто спрашивал. Брюсу Куку, Мортимеру, Люку Форесту... ну, и другим тоже. - И что тебе не нравится, Сэмсон? В Испании - инквизиция, и шутки с нею плохи. Правильно сделали, что утекли. Бомбардир пожал плечами. - Слишком ловко у них это вышло. Я по карте смотрел: от Малаги до Кадиса - сотня миль, три раза могли их словить, а не словили! Опять же этот испанский офицер с "Сан-Фелипе"... Наверняка из дворян, а деньги взял! Странно, разрази меня гром! - Деньги всем нужны, так что я в их байках ничего странного не вижу, - заметил Серов и поглядел на шканцы. - А что ты о рыцаре скажешь, о де Пернеле? Он тебе тоже подозрителен? - С этим хлопот не будет. Прямой, как мачта, простой, как топорище. Что на душе, то на морде и на языке. Но к берегу не он нас поведет, а этот Абдалла. А у нас осадка девять футов. Не приведи Господь, сядем на мель! - Другого лоцмана нет, - рассудительно сказал ван Мандер. - Но я за этим парнем послежу! В два глаза буду смотреть! - Пошли на мачты Рика Бразильца и Олафа, - велел Серов. - Пусть высматривают берег. А теперь... Они склонились над чертежом, обсуждая план атаки. Попутный ветер раздувал паруса "Ворона", и с каждым часом судно приближалось к земле. К таинственному и страшному Магрибу, где правит султан Мулай Измаил. * * * Их опасения были напрасны - Абдалла не посадил фрегат на мель и не разбил о скалы, а вывел точно к Эс-Сувейре. Берег, залитый тьмой, разглядеть не удавалось, город и порт тоже тонули во мраке, но мавр ориентировался по зареву, что затмевало звезды у горизонта. Как объяснил Абдалла, то были отблески костров на базарной площади, где веселье продолжалась всю ночь. Судя по этим огням, берег находился в миле с четвертью. Корабль дрейфовал под зарифленными парусами до той поры, пока на востоке не засияла золотистая точка восходившего солнца. В ту же минуту ван Мандер распорядился поставить кливер, фок и фор-марсель, и судно, подгоняемое свежим бризом, направилось к гавани. Неширокий проход в нее охраняли две батареи на южном и северном мысах, и Серов разглядел в трубу, что пушки там и правда малого калибра, как говорил Абдалла, и годятся лишь пугать ворон. Между этими жалкими фортами тянулись деревянные причалы с лодками рыбаков и пиратскими судами, а за ними стояли в ряд хлипкие сараи, крытые пальмовым листом и тростником. Три сарая у северного форта были побольше, и их окружала высокая изгородь из столбов и жердей, переплетенных ветвями колючего кустарника; за южным укреплением виднелись хижины, привязанные к кольям ослы и бродившие на свободе собаки и козы. Абдалла пояснил, что за изгородью держат рабов-христиан с пиратских галер, а хижины - солдатские казармы, для тех из воинов, кто не имеет городского жилья. Остальные сараи были торговыми складами. За портом лежала базарная площадь, забитая повозками, палатками, навесами, глиняными хибарами, верблюдами, быками и множеством людей; несмотря на ранний час, там дымили жаровни, и оттуда доносился гул толпы, рев быков, пьяные выкрики и звонкие удары молота о наковальню. Дальше начинался город: хаос улочек между глиняных стен, загоны для скота, растрепанные кроны редких пальм и три-четыре белых минарета при мечетях. Еще были какие-то башни - то ли незаконченные укрепления, то ли развалины крепости или дворца в дальней стороне от моря. Над городом, перекрывая шумы с базарной площади, плыл протяжный стон муэдзинов, призывавших правоверных к утреннему намазу. Звуки показались Серову знакомыми - слышал такое в Чечне. У причалов он насчитал семь шебек, подумав с сердечным трепетом, что, быть может, три из них принадлежат Караману. Пленники в этом случае сидели в загоне для рабов, но была ли там Шейла?.. Этого он не знал. Возможно, ее заперли на одном из кораблей, возможно, отвезли в город... Серов снова осмотрел пиратские шебеки, надеясь обнаружить следы ночного боя, поломанный фальшборт или что-то в этом роде, но не увидел ничего подходящего. Мачты кораблей были голы, паруса свернуты, палубы пустынны, да и вблизи никакого движения не наблюдалось - видимо, магометане загуляли, чувствуя себя в полной безопасности. - Пьянство и гульба до добра не доводят, - пробормотал Серов и приказал открыть порты. Двадцать четыре орудия "Ворона" мрачно уставились на город. До берега было метров триста, и обе береговые батареи находились сейчас в точности на траверзе, *****) под прицелом бортовых пушек. Он отдал команду, и над бухтой раскатился грохот залпа. Тегг стрелял из шести орудий с каждого борта; тяжелые снаряды развалили защитный бруствер, разбили и опрокинули пушки. Над батареями магометан заклубилась желтая пыль, раздались панические вопли, заметались фигурки солдат. Вероятно, ночная стража дремала на укреплениях - воины были полуголыми, и среди них Серов различил темнокожих сенегальцев. Снова рявкнули орудия "Ворона". На этот раз Тегг выпалил картечью - мечущиеся фигурки попадали, и желтое облако сделалось гуще - разрушив глиняные брустверы, ядра и картечь взбили густую пыль. Вероятно, живых на фортах уже не осталось - "Ворон" пал на них как гром небесный. - Спустить паруса! - выкрикнул ван Мандер. Абдалла, навалившись на штурвал, разворачивал корабль бортом к берегу, трое корсаров готовились бросить якорь, Хрипатый Боб распоряжался у шлюпок, висевших на талях. Абордажная команда, сорок с лишним человек, бряцая оружием, собралась на шканцах и шкафуте. Из люка высунулся Тегг. - Куда стрелять, капитан? Врезать по лоханкам, что болтаются у пирсов? - Нет. - Серов опустил подзорную трубу. - Суда без экипажей, и, думаю, они нам еще пригодятся. Бей по складам, Сэмсон, и постарайся не попасть в торговые ряды. - Хмм, по складам... А если в них что-то ценное? - Вряд ли, судя по их виду. Мы возьмем свое на базаре. Тегг исчез. Якорь с плеском пошел в воду, захватил грунт, и цепь натянулась, тормозя движение "Ворона". Наконец корабль замер, развернувшись к берегу левым бортом. До твердой земли оставалось около кабельтова, и подходить ближе Серов опасался, так как осадка у фрегата была гораздо больше, чем у пиратских шебек. Но даже с такого расстояния пушки могли послать ядра через базарную площадь, сокрушить городские строения и уничтожить десятки их обитателей. Однако бомбардировать город он не собирался - в конце концов, жившие в Эс-Сувейре люди не отвечали за Ибрагима Карамана и прочих магрибских разбойников. Ядра со свистом понеслись к берегу, и над глинобитными складами взмыла такая же желтая туча, как над поверженными фортами. В ней кружились сорванные кровли, жерди, балки, какие-то корзины и тюки, потом над одним из складов громыхнуло, и в небо выплеснул фонтан огня - видимо, снаряд угодил в запасы пороха. Площадь, что простиралась за линией складов, замерла; разглядывая ее в трубу с высоты квартердека, Серов увидел, что всякое движение прекратилось, даже перепуганные животные перестали реветь. В этот миг пестрый восточный базар походил на картину: застывшие купцы и покупатели, ослы, верблюды и быки; груды овощей и фруктов на повозках, яркие ткани, медная посуда, корзины с рыбой в серебристой чешуе; кузнец, поднявший молот, торговцы мясом и лепешками у своих жаровен, группы ошеломленных пиратов рядом с кабаками. В следующую секунду все смешалось; переворачивая лотки и повозки, топча товары и друг друга, люди бросились прочь. Большая часть бежала к городу, но сотни две или три, вооруженных саблями и пистолетами, ринулись в порт. - Не стрелять! - распорядился Серов, прижимая к глазу подзорную трубу. - Картечью заряжай! Жди моей команды! Через минуту пиратская орда хлынула в развалины и потонула в пыльном облаке. Сейчас они топтались среди складских руин, между разбитыми стенами и грудами мусора, и были отличной целью. Серов прикинул расстояние - метров двести или чуть больше - и выкрикнул: - Картечью... прямой наводкой... огонь! Тегг не промазал, накрыв толпу атакующих и развалины складов на всем протяжении от северного до южного форта. В ту же секунду на "Ворон" обрушилась какафония звуков: стонали раненые и умирающие, в ужасе вопил разбегавшийся с площади народ, ревели быки и верблюды, и над загоном для невольников поднялся крик - похоже, гребцы сообразили, что в порту творится нечто странное. Тегг ударил картечью еще раз и вылез на палубу, оставив распоряжаться у пушек опытных канониров, Дирка Боутса и голландца Питера ван Гюйса. - Шлюпки на воду! - велел Серов, спускаясь на шканцы. Четыре шлюпки плюхнулись в волны, в них полетели боченки для воды, затем начали спускаться корсары. На каждом из этих суденышек был свой старшина - Хрипатый Боб, Брюс Кук и Кола Тернан; в четвертую шлюпку, где сидел Деласкес, погрузились Серов и Тегг. Три первых отряда должны были осмотреть склады и взять добычу в торговых рядах, Серову и Теггу предстояло разбираться с гребцами-невольниками. На борту "Ворона" остались ван Мандер, Абдалла, трое часовых на палубе и два десятка канониров. Весла вспенили воду. - Джентльмены, напоминаю о награде за мою супругу. Триста дукатов золотом, - сказал Серов, потом окликнул Хрипатого: - Боб! Если не найдете Шейлу, поймай мне несколько магометан с галер. Живыми приведи. Я их допрошу. - Сделаю, капитан. Шлюпки разошлись - три прямо к пирсам, четвертая - к развалинам северного форта и невольничьему загону. Плыли недолго, и все это время Серов не сводил взгляда с пиратских шебек. Потом спросил: - Как думаешь, Сэмсон, есть среди них суда Карамана? Бомбардир нахмурился, пожал плечами. - Дьявол их знает! Дрались почти что в темноте, много не разглядишь... Но наши ядра угодили в рангоут, а я не вижу здесь посудин с поломанными реями. Все вроде бы целы. Сердце Серова тревожно сжалось. Борт фрегата озарился вспышками выстрелов, и над их головами просвистела картечь - ван Гюйс и Боутс, как было приказано, обстреливали склады и ближний край базарной площали. Там, похоже, уже ничто не шевелилось, не ворочалось и не вопило. Нос шлюпки ткнулся в песок, корсары перебрались на сушу. Кроме Тегга и Деласкеса, тут были самые надежные люди: Рик, братья-датчане, Кактус Джо и Страх Божий. У каждого тесак, мушкет и пара пистолетов. Отряд обогнул руины форта. Облако пыли уже осело, и над трупами двух дюжин полунагих солдат кружили вороны. Пахло порохом, кровью и нагретой солнцем глиной. Серову чудилось, что их атака была такой стремительной, что с первого залпа прошло не более пятнадцати минут. Он сдвинул обшлаг камзола, взглянул на запястье и вспомнил, что отдал часы жене. Свой драгоценный брегет "Орион", последнюю память о прежней жизни... Кто теперь их носит, кому они достались?.. Мысль мелькнула и исчезла. Шейла, и новая жизнь, и их дитя, которое она носила в чреве, были гораздо дороже любых потерь. Они вышли на площадку перед воротами загона. Плотная, прокаленная солнцем земля имела красноватый оттенок, и из нее торчала шеренга столбов; одни - пустые, отполированные до зеркального блеска, с других свисали какие-то лохмотья, прикрученные истлевшими веревками. С ужасом Серов сообразил, что перед ним останки людей, скелеты с гниющей плотью, от которых тянуло мерзким запахом, таким отвратительным, что даже вороны- трупоеды здесь не кружили. Он судорожно вздохнул, бросил взгляд на своих спутников, но их лица были равнодушными. Только Страх Божий пробормотал: - Басурмане, свинячьи хари... турская нечисть... Для Страха, ворочавшего весло на турецкой галере, все правоверные являлись турками. Изгородь, за которой виднелись крыши сараев или навесов, была ярда три в высоту и щетинилась шипами в половину пальца - преграда не хуже, чем колючая проволока. За ней слышался гул сотен голосов; орали на английском, французском, испанском, итальянском и еще на каком-то языке, смутно знакомом Серову - должно быть, на португальском. Ворота из толстых досок - не иначе, как с корабельных палуб, - содрогались под ударами; били изнутри чем-то тяжелым, и сквозь грохот и треск дерева звучали торжествующие вопли. - Подождем, - сказал Серов. - Еще немного, и они разнесут ворота. Кактус Джо огляделся. - Что-то не видать охраны, капитан. Прикажешь посмотреть? - Не нужно. Думаю, их охраняли солдаты с форта, и теперь они либо мертвы, либо сбежали. Но мушкеты держите наготове и растянитесь вдоль края площадки. Покосившись на столбы с мертвецами, Серов занял позицию шагах в двадцати от ворот. Их запирала балка полуфутовой толщины, окованная железом, переломить которую не смог бы даже слон. Не успел он об этом подумать, как ворота рухнули вместе с балкой и столбами, к которым крепились створки, и наружу хлынула толпа оборванцев. Разобрать, кто к какому роду-племени принадлежит, возможности не было - все казались истощенными, с обожженной солнцем кожей, грязными, засыпанными пылью, скрывавшей даже цвет волос. На плечах, руках и бедрах лиловели шрамы от бича, тела покрывали язвы, синяки и ссадины, тряпье, обернутое вокруг пояса, свисало до колен. То была толпа оживших мертвецов, жутких зомби или вампиров из голливудских лент в жанре хоррор; ни в прежней, ни в этой жизни Серову не доводилось видеть ничего подобного. Орда валила прямо на него. Он поднял пистолет, выстрелил в воздух и крикнул: - Стоять! Ни шага дальше! Крикнул на английском, повторил на французском и кивнул Мартину Деласкесу - мол, переведи. Тот повторил приказ на испанском, португальском и итальянском. Зомби остановились. Судя по массе, подпиравшей передние ряды, их было сотен пять или шесть - возможно, больше. Но Уота Стура и других людей с "Ворона" в этой толпе не оказалось. - Я - капитан корсарского судна с британским и французским экипажем, - громко произнес Серов. - Мое имя - Андре Серра, и мной захвачен порт Эс-Сувейры. Я ищу Карамана по прозвищу Одноухий Дьявол, ищу его людей и гребцов с его галер. Тот из вас, кто может что-то рассказать о Карамане, будет награжден. Деласкес начал переводить, но, похоже, речь Серова была и без того понятна - гребцы-невольники на магрибских галерах говорили на смеси едва ли не всех европейских языков. В их рядах наметилось шевеление, и, расталкивая товарищей по несчастью, вперед вышел невысокий, но крепко сбитый человек в лохмотьях, в которых угадывался некогда приличный морской камзол. Ноги у него были коротковаты и кривоваты, и двигался он слегка покачиваясь, словно шагал не по твердой земле, а по настилу корабельной палубы. - Чак Бонс, сэр, шкипер из Саутгемптона. ******) - Человек поклонился - в пояс, но с чувством собственного достоинства. - Галеры Карамана сюда заходили, сэр, но ненадолго, на половину дня. В заборе дырки есть, я смотрел... Три галеры, и на одной меняли стеньги и нижние реи. Спешили, сэр, команды на берег не пускали, только сам Караман съехал. Потом вернулся, и ушли его суда вчера, после полудня. - Дьявольщина! Опоздали! - пробормотал Серов, сжимая кулаки. Потом сказал: - У тебя зоркие глаза, мастер Бонс. Кто был в шлюпке с Караманом? - Четыре гребца и трое турок с саблями. Видать, телохранители, сэр. - Больше никого? - Никого, сэр. Клянусь якорем и мачтой! - Моряк, - шепнул бомбардир за спиной Серова. - Ты посмотри, как он ходит, как держится, как говорит... Настоящий моряк! Наш парень! Берем! Серов едва заметно кивнул и вытер пот с висков шелковым платком. - Ты достоин награды, мастер Бонс. Чего хочешь - денег или попасть в мой экипаж? - Если дозволите, сэр, я хотел бы присоединиться к экипажу. А деньги... что деньги... Кто плавает с вольными мореходами, у того всегда звенят в карманах монеты. - Ты сделал верный выбор, - произнес Серов. - Иди сюда и встань рядом с моими людьми. - Дождавшись, когда Бонс займет место рядом с Эриком Свенсоном, он оглядел толпу невольников и спросил: - Тот, кто желает чего-то добавить, пусть говорит. Нет таких? Ладно! Объявляю вас всех свободными. Испанцы могут идти на причал, садиться на галеры, выбирать себе начальников и отправляться в море. И торопитесь, души христианские, пока мои пушки смотрят на город! Из остальных я хочу отобрать в команду полсотни человек. Кому интересно, тот строится здесь, у ворот, прочие идут за испанцами и выбирают себе корабли. Это все! Вместе с Теггом и Деласкесом он отступил к шеренге корсаров, стоявших с оружием наготове. Толпа забурлила. Множество течений вдруг зародилось в ней; бывшие рабы перекликались, сбивались в группки по три-четыре человека, группы соединялись в отряды, и у каждого, похоже, был свой вожак и некое ядро из близких к предводителю людей. Вскоре от этого человеческого водоворота оторвалась толпа поменьше - собственно, уже не толпа, а команда в сотню душ - и заторопилась к причалам. За этим отрядом последовал другой, третий, четвертый. - Не передрались бы из-за кораблей, - промолвил Серов. Тегг пожал плечами. - Там семь корыт, на всех хватит. А передерутся, так то не наше дело. Ты уже оказал милость испанским псам. Я бы их... - Он вытянул руку, ткнул указательным пальцем в спины уходящих и очень похоже изобразил звук пистолетного выстрела. У ворот остались сотни две. Корсары, раздавая пинки и зуботычины, построили их в шеренгу, и Серов, в сопровождении Тегга, прошелся пару раз туда-сюда, всматриваясь в изможденные лица. Тощими были все, но сквозь отупляющую маску страданий и лишений проглядывало временами нечто иное - несгибаемое упорство, отблеск надежды и веры, гордость и даже намек на интеллект. Эти люди больше не казались Серову ожившими покойниками; каждый был как распрямившийся росток, хилый, едва пробившийся сквозь землю, и вдруг обласканный солнечным светом и теплом. Но это относилось к разряду эмоций, а разум подсказывал, что выбрать нужно мореходов и опытных бойцов. Этого, этого и этого... Он слушал, что шепчет за спиною Тегг - его помощник, промышлявший много лет пиратским ремеслом, лучше разбирался в людях. Чему не приходилось удивляться - ведь Саймон Тегг был уроженцем этой эпохи и инстинктивно чувствовал, кому суждено убивать и грабить, а кто пополнит ряды ограбленных. Они отобрали пятьдесят семь волонтеров. Остальным Серов велел убираться, спешить на пристань к кораблям, а если свободных уже не найдется, сказать испанцам, чтоб убирались с шебеки вон. Строго сказать, от лица капитана Серра, который стоит за справедливый дележ и готов подтвердить свое мнение пушками. Несостоявшиеся корсары удалились, а Серов прошелся еще раз вдоль строя, вгляделся в физиономии новых своих бойцов и молвил: - Надеюсь, все поняли, на что идут. Если кто-то решил, что прокатится на моем корабле в Европу и слиняет в первом же приморском городе, то это большая ошибка. Такому прохиндею я обещаю пеньковый воротник и уютное место на свежем воздухе, на грота-рее. Ну что, никто не одумался? Еще не поздно выйти в море с другим капитаном и на другом корабле. Он махнул в сторону галер, на которые грузились бывшие невольники. Ни один человек не вышел из строя, и Серов, довольно усмехаясь, разбил шеренгу на три ватаги, отдал их в подчинение братьям Свенсонам и велел идти к шлюпкам, выкатить бочки, залить их водой и доставить обратно на корабль. Миновал полдень. Они с Теггом собрались уже двинуться вслед за волонтерами, но тут появились Джед Мортон и Ян Коллет из ватаги Тернана, гнавшие прикладами трех окровавленных бритоголовых турок. Серов, памятуя опыт прежней жизни, отличал их от арабов с легкостью: турки были светлокожими и походили на европейцев много больше, чем смуглые, с резкими чертами сыны аравийских пустынь. Среди магрибских пиратов турки мнили себя белой костью и занимали офицерские посты. - Подарок от Хрипатого, сэр, - доложил Джед Мортон. - Трое живых сарацин. Прятались под возком на базаре. - Кто такие? Должности, имена? - Серов кивнул Деласкесу. - Спроси их, Мартин. Деласкес бегло заговорил по-турецки, но пленники молчали, и лишь один презрительно бросил: гяур! Слово в переводе не нуждалось, так что Серов, нахмурившись, велел Рику и Страху Божьему привязать турок к столбам. Лицо Страха налилось кровью, и клейма на лбу и щеках сделались заметными - особенно то, которое он получил в турецком плену. Несомненно, эта отметина была знакома пленникам; они бледнели на глазах, сообразив, что от бывшего галерника пощады не дождешься. Выкручивая им руки, Страх невнятно бормотал на турецком - видно, обещал массу удовольствий от ножа и огня. Деласкес снова обратился к пленникам, но не услышал от них ни слова. - Так дело не пойдет, - заметил Тегг, вытаскивая емкость из рога, в которой хранился порох. Оттянув шаровары у крайнего турка, который выглядел постарше, он сыпанул ему порох на живот и ниже и с дьявольской усмешкой произнес: - Сейчас твои яйца поджарю, пес помойный. Рик, отколи от ворот хорошую щепку и сделай мне факел. А ты, мальтиец, переводи. Скажи, что смерть у них будет долгой и весьма мучительной. По щекам турка заструился пот. "Дурбаши, ******* - пробормотал он с ужасом, и снова: - Дурбаши!" Потом начал говорить. Его звали Селим, и на одной из шебек он служил помощником капитана. Два его молодых приятеля командовали воинами, каждый - десятком бойцов. - Вчера в Эс-Сувейру приходили корабли Карамана, и он, с семью своими людьми, побывал на берегу, - сказал Серов. - Кто из этих троих его видел? Куда он ушел? Деласкес начал переводить, турки закачали бритыми головами, потом один из молодых пустился в какие-то объяснения. - Они говорят, что не встречались с Караманом, но знают о его флотилии, - перевел мальтиец. - На одной шебеке были разбиты реи, их заменили и тут же отправились в море. Осенью хорошая погода - редкость, и Караман спешил к себе, на Джербу, что у берегов Туниса. Вот этот десятник, - Деласкес показал на молодого турка, - был в гавани и говорил с одним из карамановых людей, с гребцом, что слонялся у шлюпки. Он уверен, что Караман отплыл на Джербу. Обычно он там зимует. - Что еще сказал гребец? Пусть этот нехристь припомнит все, о чем говорили. Жизни я ему не обещаю, но быструю смерть подарю. Иначе... - Серов показал на факел в руках Рика Бразильца. На этот раз турок что-то объяснял довольно долго. - Человек Карамана хвастался, что они потопили два корабля христиан. Правда, потеряли шебеку и многих людей убитыми, не взяли ни золота, ни серебра, но реис Караман все равно доволен. Аллах послал ему красавицу-махвеш, которая стоит корабля и всех ахмаков, ********) что плавали на нем. Караман подарит ее дею Алжира, и тот осыпет его милостями. Серов глубоко вздохнул. Ледяные тиски, сжимавшие его сердце, исчезли. Мысленно он уже видел, как "Ворон" подходит к пристанищу пиратов у тунисского берега, как летят ядра, разбивая башни, брустверы, стены, как сотня его парней, выхватив клинки, идет в атаку, как Шейла Джин Амалия выбегает навстречу ему и бросается на грудь. Завершалась эта картина еще одним сладким видением: Одноухий Дьявол пляшет в петле на рее "Ворона". Он сделал знак Страху Божьему: - Убей их, Стах. Быстро убей, не мучай. Повернувшись, Серов зашагал к шлюпкам, у которых суетились новобранцы, затаскивая бочки с водой. Над ним пролетели ядра, грянули где-то на базарной площади, потом сзади раздался предсмертный хрип - Страх Божий резал турецкие глотки. Тегг, отстав, принялся расспрашивать Мортона и Коллета, что за добычу взяли в торговых рядах, и есть ли что-то ценное в разбитых складах. Мортон отвечал, что в складах масло, финики, рыба и прочая дрянь, жалеть о которой не стоит - такого добра на базаре полно. а вот в торговых рядах сыскались предметы поинтереснее - слоновые бивни, неплохие ткани, деньги и украшения. Из ювелирных лавок выгребли все, а в оружейных взяли сабли с камнями в рукоятях и в драгоценных ножнах. Нашлась и кое-какая посуда из серебра, подносы, миски да кувшины. В общем, как считает боцман, тысяч на сорок песо отоварились. Когда Серов со своей свитой приблизился к пирсам, шлюпки, груженые бочками, уже отплыли, и пять шебек из семи готовились к выходу в море. Бывшие невольники с прежней сноровкой разбирали весла, те, кто умел работать с парусами, лезли на мачты, и несколько человек тащили из складских развалин что под руку попадется - смоквы и финики в корзинах, соленую рыбу в мешках, пальмое масло в глиняных кувшинах и остальной провиант. Серов вызвал Эрика Свенсона, велел облить маслом палубы на двух оставшихся шебеках и поджечь суда. С базарной площади стали возвращаться корсары - повеселевшие, бодрые, с тем хищным блеском в глазах, который рождается в поисках чужих сокровищ, быстро и равнодушно меняющих хозяина. Брюс Кук со своей ватагой погонял запряженных в повозки быков, в повозках громоздились кипы ярких тканей, наваленные грудами одежды, сапоги из мягкой кожи, узкогорлые чеканные кувшины, широкие тазы и прочая рухлядь. Что было подороже, тащили в руках: мешочки, в которых позванивало серебро, дорогие клинки, ларцы и шкатулки, набитые серьгами, подвесками и ожерельями. Мортимер, с сияющей рожей, волочил огромный серебряный поднос, украшенный арабскими письменами; Герен и Форест гнали блеющих овец, Кирстен Брок нагрузился верблюжьей упряжью с колокольчиками, Алан Шестипалый нес сундучок с флаконами благовонного масла. Следом за этой процессией, тащившей богатства Востока, явился Хрипатый Боб, а с ним - три сарацина в белых одеждах. Один был почтенным старцем с бородой до пояса, другой тоже пожилым, тучным и осанистым, тяжко вздыхавшим на каждом шагу. Третий, тощий и вертлявый, казался рангом пониже; он шел за первыми двумя, испуганно озираясь и что-то бормоча под нос. Серов с удивлением нахмурился. - Это что за три волхва? *********) - Хрр... Старрички от прравителя этой дырры и при них - толмач, - доложил Хрипатый. - Выкуп обещают. Чтобы мы, значит, не брросали ядерр в их гадючник. Толстяк, отдуваясь, повел рукой, и тощий выступил вперед. - Мой, недостойный, говорить на инглиш. Кади Хасан ибн Фатих аби Хамза, светоч правосудия, спрашивать: как твой почтенный имя? Откуда ты пришел, ага? И зачем громишь город? - Я ищу женщину по имени Шейла и своих людей, захваченных Караманом, - сказал Серов. - А пришел я с запада, из-за океана, и зовут меня капитан Серра. - Реис Сирулла? - переспросил тощий. - Дьявол с ним, пусть будет Сирулла! Где Караман? - Караман нет. Ушел! - Рука тощего вытянулась в сторону моря. Потом он низко поклонился, сложив ладони перед грудью. - Ля илляха иллялах, Мухаммад расулла... Мудрый кади говорить, мой перекладывать речь почтенный акил, чтобы текла из мудрый уст в благожелательный уши реис-ага и расцветала в них, как роза в сад Аллаха. Мой... - Смолкни, - приказал Серов. - У меня есть свой переводчик. Ну-ка, Мартин, узнай, что им нужно. Деласкес заговорил на арабском, тучный отвечал, морщась после каждого слова так, будто в глотку ему вливали уксус. Бородатый старец уставился на море, пальцы его двигались, перебирая четки, губы беззвучно шевелились - должно быть, он читал молитвы. Тощий переводчик отступил назад, спрятавшись за спиной толстяка. - Это посланцы эмира, дон капитан, - молвил Деласкес, перейдя на английский. - Тот, что с четками - улем, служитель Аллаха, а другой - кади, городской судья. С ними катиб правителя... это как писец в западных странах, помощник во всяких делах, тайных или явных. Он... - Секретарь, - подсказал Серов. - Значит, улем и кади... Важные персоны! А почему этот писец назвал их акилами? - Акил означает мудрец, - сообщил мальтиец. - Улем и судья - самые мудрые люди в городе. Конечно, не считая эмира, который их прислал. Они говорят, что Караман удалился из гавани, и что он - не их человек, даже не магрибинец, и они за него не отвечают. Они просят - ради Аллаха и христианского бога! - не обстреливать город и не губить людей. Они говорят, что хоть наша и их вера различны, но Аллах и Христос благоволят милосердным, добрым и щедрым. Они готовы заплатить и хотят услышать цену. Восток - дело тонкое, особенно когда касается торговли, подумал Серов и переглянулся с Теггом. Его помощник положил ладонь на грудь, вытянул три пальца, побарабанил ими по камзолу, потом сунул пятерню за пазуху и принялся чесаться. - Тридцать тысяч испанских талеров, - вымолвил Серов. - И передай улему и кади, что мое милосердие зависит от их щедрости. Сейчас я буду обедать. Когда закончу, сундуки с монетой должны быть на пристани. Катиб-переводчик и Мартин Деласкес заговорили разом, и лицо толстого кади вытянулось. Обменявшись парой фраз с улемом, он сообщил, что надо подумать и посоветоваться, ибо сказано пророком: торопливый теряет, мудрый находит. Но этот момент вспыхнули два пиратских корабля, подожженных Эриком Свенсоном, и посланцы эмира догадались, что время совещаний и раздумий истекло. Кади повернулся к Деласкесу и что-то пробурчал. - Выкуп будет уплачен, но у них не хватает талеров, - сообщил мальтиец. - Половина будет в турецких курушах, ***********) из расчета пять курушей за четыре талера. Это справедливо, синьор капитан. - Куруши так куруши, - кивнул Серов. - Хоть тугрики, только выплату пусть не затягивают. Я обедаю быстро. Он повернулся и зашагал вдоль берега к возвращавшимся шлюпкам. От пылающих шебек тянуло жаром, ветер раздувал огонь, от дыма перехватывало дыхание. Пять галер с бывшими невольниками уже скользили по водам бухты, огибая застывший на якоре "Ворон". Его экипаж, вместе с новым пополнением, сгружал у линии прибоя захваченное добро. Разочарование... Тяжкой ношей легло оно на грудь Серова и сдавило так, что чудилось - еще немного, и треснут ребра. Он так надеялся найти здесь Шейлу! Шейлу, Уота Стура, Клайва Тиррела и остальных парней... Взять их на борт, сняться с якоря, распустить паруса и поплыть в пролив Ла-Манш, в Северное море, а оттуда - на Балтику, в родные воды... То есть еще не совсем родные, так как нужно их отвоевать у шведа, построить крепости и корабли, возвести великий город, что станет российской столицей на двести с лишним лет... И все эти дела ждут его, Андрея Серова! И будет ему за свершения ради отчизны почет и слава, богатства и титулы... Потом, все потом, думал он. Первый долг человека - перед своей семьей, ибо на нем, как на краеугольном камне, стоят все остальные долги: перед соратниками и друзьями, перед страной, ее правителями и народом. И всякий, кто скажет иное - лжец или глупец! Долг перед самыми близкими является инстинктом, диктуемым любовью - а что на свете сильнее любви? Он дождался, когда причалят шлюпки, сел в одну из них и приказал править к кораблю. * * * Вечером, часа за два до заката, когда "Ворон" был уже в море, Тегг вызвал Серова на палубу. Здесь, вдоль борта, разложили добычу, и вожаки, ван Мандер и Хрипатый Боб, Тернан, Кук и лекарь Хансен, осматривали ее, щупали восточные ткани, звенели посудой, перебирали испанские и турецкие монеты, заполнявшие четыре сундука, прикидывали вес украшений, остроту ятаганов и сабель. Богатая земля Магриб! - подумал Серов, глядя на эти сокровища. Богатая! Есть где разгуляться! А если разгуляются его сподвижники в магрибских водах, то захотят ли плыть на север? На сей вопрос он пока не знал ответа. - Нет с нами Шейлы, - сказал Сэмсон Тегг, - и потому мы просим, чтобы ты оценил добычу и разделил на доли по правилам Берегового братства. Прежде, Эндрю, у тебя это здорово получалось! Здорово, клянусь спасением души! Бомбардир подмигнул, и перед Серовым пронеслось воспоминание: жаркое солнце, синее море, золотой песок, безымянный остров в Карибском море, где он впервые подсчитывал награбленное, суровая физиономия Джозефа Брукса, надменная рожа Пила, лица Садлера, Росано, Галлахера и прочих убиенных и до времени погибших. Как давно это было! И как недавно!.. Он прошелся по шканцам, заглядывая в раскрытые ларцы и сундуки, взял турецкую монету с вязью загадочных письмен, осмотрел ее, бросил обратно, коснулся сабельной рукояти, украшенной бирюзой, полюбовался блеском рубинов в перстнях, заколках и серьгах и вдруг, наклонившись, застыл, как громом пораженный. В шкатулке из слоновой кости красовалось ожерелье из драгоценных камней, а под ним лежали тонкой работы сережки. Камни были синими, как шейлины глаза, и искусный магрибский ювелир заключил их в золотую филигрань, в плетеное кружево из проволоки, и сделал подвески из золотых остроконечных листьев. Дорогая вещица! Но ее цена была Серову безразлична; наморщив лоб, он вспоминал свой сон, с каждой секундой убеждаясь, что там, в сонном его видении, Шейла носила именно это убранство. Случайное совпадение или знак судьбы? Зримый символ того, что их одиссея кончится благополучно?.. На душе у Серова вдруг полегчало. Он выпрямился, окинул быстрым взглядом первую магрибскую добычу и сказал: - Шкипер, распорядись - пусть принесут из моей каюты перья, бумагу и чернильницу, будешь записывать. Сейчас все оценим, подсчитаем и разделим, никого не обидев, но перед тем я возьму свою капитанскую долю. - Он поднял серьги и ожерелье, сверкавшие синим пламенем. - Вот это! Для нее! Нет возражений? Возражений не было. -------------------------------------------------------------------- *) Дукат - монета, ходившая по всей Европе под различными названиями и весившая 3,5 г. В России первая золотая монета также являлась весовой копией дуката и называлась червонцем (выпущена в 1701 г). Триста дукатов - больше килограмма золота; такую цену Серов предложил за сведения о своей жене. **) Грудная жаба - старинное название стенокардии, предвестницы инфаркта; удар - инсульт. ***) Фелюка - малое средиземноморское судно. Длина 15-20 м, две мачты с латинскими парусами и от шести до десяти пар весел; обычно торговый корабль без пушек, но может нести легкие орудия. ****) Алькальд - в Испании и странах Латинской Америки - судья, который также возглавляет полицейскую службу. *****) Траверз - направление, перпендикулярное курсу судна; морской термин, происходящий от французского "traverse". ******) Саутгемптон - портовый город на юге Англии. *******) Дурбаши - палач (турецк.). ********) Махвеш - месяцеликая, ахмак - дурень, дурак (турецк.). *********) Имеются в виду три волхва из восточных стран, принесших, согласно библейскому преданию, дары к колыбели младенца Иисуса. **********) Испанский талер - старинная испанская серебряная монета весом 25 г, известная также под названием песо и равная восьми реалам, монете более мелкой, весившей около трех грамм. ***********) Куруш (турецкий пиастр) весил 19,2 г серебра и равнялся 40 пара или 120 акче. Пара (0,5 г) и акче (0,16 г) - мелкие серебряные монеты, вес которых в разные времена был различным, но в начале XVIII века они были такими, как указано выше. Вообще же в странах Магриба ходили как турецкие, так и европейские монеты (талеры, реалы, дукаты, цехины, дублоны и т.д.). ЧАСТЬ 2. МАЛЬТИЙСКИЕ ВОДЫ Владычество испанских эмиров было эпохой великого благоденствия. Государи эти, вместе духовные и воины, отнюдь не враждуя к христианским племенам, видели вокруг себя только один народ. Исполняя сами великие работы для пользы общей, которым так много обязаны своим обширным развитием земледелие и торговля, они приглашали людей всех наций без разбора, которые могли оплодотворять развитие наук и возродить промышленности прошедшего. Деятельность их и правосудие превратили дикую Испанию в земной рай, бродячие толпы ее народа в просвещенную нацию, трудолюбивую и образованную. Ф.Архенгольц "История морских разбойников Средиземного моря и Океана", Тюбинген, 1803 г. Глава 5. Путь в Средиземье "Ворон" плыл к Гибралтару, Сеуте и Средиземному морю. Погода благоволила; дни стояли ясные, ночи - звездные, что было редкостью для начала зимы, устойчивый ветер дул с зюйд-веста, нес корабль вдоль африканских берегов от Эс-Сувейры к Сафи, от Сафи - к Эль-Джадиде и дальше, к Касабланке и Рабату, к Сале, местной пиратской столице, и Танжеру, за которым открывался пролив, самый знаменитый в истории мореплавания. Тут плавали тысячу лет назад, и две, и три - а может, все четыре; плавали эллины и финикийцы, карфагеняне-пуны и римляне, норманны, сицилийцы, марсельцы, генуэзцы и множество иных народов и племен, живших в Испании и Италии, на Корсике, Сардинии и Балеарских островах. Каждый называл пролив по-своему, но сохранились в веках лишь два имени: пунийское - Столбы Мелькарта, и греческое - Столбы Геракла. Столбы Геркулеса! Сменившись с вахты, Серов шел в свою каюту, садился у распахнутых окон, глядел на пенный след за кормою фрегата и вполголоса напевал: - У Геркулесовых столбов лежит моя дорога, У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей, Меня оплакать не спеши, ты подожди немного, И платьев черных не носи, и частых слез не лей. Еще под парусом тугим в чужих морях не спим мы, Еще к тебе я доберусь, не знаю сам когда... У Геркулесовых столбов дельфины греют спины, И между двух материков огни несут суда. *) Дельфины в самом деле плескались там и тут, а вот кораблей попадалось немного. Видели галеоны из Португалии и Испании, плывшие, возможно, за океан или на Канары, к Мадейре либо на острова Зеленого Мыса; встретили голландский торговый бриг и французский корвет; один раз попалась магрибская галера - видно, отчалившая от берега в районе Сале. Опознав в ней шебеку, пусть не караманову, но, несомненно, пиратскую, Серов велел ее преследовать, но скоро убедился, что занятие это пустое - "Ворон", весьма быстроходный фрегат, отстал от шебеки даже под всеми парусами. Что не удивительно: у пиратов были и паруса, и гребцы, а еще - на редкость легкое стремительное судно. После этой неудавшейся погони Серов посовещался с Теггом и ван Мандером и решил, что кроме "Ворона" нужны им две или три такие шебеки, иначе придется в Средиземье одних купцов ловить. Купцы их тоже интересовали, но главной добычей все-таки был Караман. С европейскими судами Серов не задирался, поднимая всякий раз британский флаг. Голландский бриг салютовал ему из пушки, как и положено союзнику, испанцы с португальцами благоразумно обходили стороной, а французский корвет, понимая, что орудия "Ворона" разнесут его в клочья, бежал, как заяц. Серов подумывал о том, что у Хрипатого Боба, в большой коллекции знамен и вымпелов, отсутствует морской российский флаг, и надо бы его приобрести. На худой конец, соорудить, так как работа несложная, ни львов тебе, ни звезд, ни полумесяцев, а всего лишь синий крест на белой простыне. Однако не помнилось ему, существовал ли этот флаг в природе, учрежден ли он уже государем Петром или то дела грядущего. **) Так ли, иначе, но в Средиземном море, омывавшем три материка, андреевский флаг вызвал бы немалое изумление у всех, от турок до французов, британцев и испанцев. Британцы, скажем, могли бы подумать, что видят фрегат свободной Шотландии, ***) и предпринять незамедлительные меры. С российским стягом подождем, решил Серов, поплаваем под флагами других держав, известных в Средиземье. Хотя, разумеется, было обидно - у турок есть свои знамена на морях, а у России нет! Но с этим ущемлением достоинства и чести он ничего не мог поделать, разве что поднять "Веселый Роджер". Впрочем, "Роджер" был флагом совсем уж мифическим - ни в семнадцатом, ни в восемнадцатом веках пираты под ним не плавали. У Геркулесовых столбов лежит моя дорога, У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей... Но, насколько помнилось Серову бессмертное гомерово творение, Одиссей в эти места не заплывал. Плавали другие и, миновав пролив, сворачивали на зюйд, к знойной Африке, а чаще на норд, в Иберию и к Касситеридам, Оловянным островам, как называлась в древности Британия. С той античной эпохи трирем и пентер пролив повидал всякое, и драккары викингов, и испанские каравеллы, и шебеки магрибских разбойников, и фрегаты под белыми парусами, грозившие суше и морю десятками орудий. А увидит еще больше, думал Серов, глядя на пустынное море и серое зимнее небо. Увидит дредноуты в тяжелой броне, ракетные крейсеры, авианосцы и атомные субмарины, увидит лайнеры-дворцы, роскошные яхты и паромы, увидит, как эпоха паруса сменится эпохой пара, и как паровые суда станут такой же экзотикой, как окрыленные парусами бриги и фрегаты. Пролив увидит, и увидит море, но не человек, выпавший из родного времени... На этом море он бывал, скитаясь с цирком по Италии и Франции. Бывал и после, когда расстался с сестрой и родителями - ездил отдыхать под Барселону, в Малагу, на Крит. Это курортное Средиземье - во всяком случае, со стороны Европы - было дивно обустроено; всюду, от Греции до Испании, многоэтажные отели, рестораны, пляжи, аквапарки, диснейленды и океанариумы. Ешь, пей, веселись, если шелестит в карманцах! Не жизнь, а вечный праздник! Ну, пусть не вечный, а ежегодный, с мая по сентябрь... Но теперь вспоминалось Серовы иное, не отели с диснейлендами, а другие, очень многозначительные туристские объекты. Вспоминались руины сторожевых башен, понатыканных на всех берегах, развалины когда-то неприступных замков, стены прибрежных монастырей, похожих на крепости, и настоящие цитадели, развернутые к морю амбразурами и пушечными жерлами; вспоминались равелины и позеленевшие орудия восьмифутовой длины, входные арки, защишенные воротами, решетками и надвратными башнями; вспоминались музеи, где неизменно экспонировался ятаган, а в самых богатых собраниях - турецкая кольчуга, мушкет, пистолет, а иногда и череп янычара или мавританского разбойника. Это наводило на грустные мысли. Хоть угодил Серов во времена, когда в Европе были могучие страны вроде Британии, Испании и Франции, стояли на морских берегах богатые города, Венеция, Генуя, Неаполь, Тулон, Марсель и Барселона, были пушки, корабли и регулярные армии, но вся эта сила и мощь тратилась на европейские войны и свары или на борьбу в колониях. Что же до Средиземного моря, то для Европы это было неподвластное пространство, где чаще правил полумесяц, а не крест, и где пришельцы с южных берегов, из Марокко, Туниса, Алжира, объединившись с турками, грабили кого хотели и где хотели. О мусульманских разбойниках Средиземья и вообще о ситуации в этих краях Серов знал очень немногое - можно сказать, почти ничего. В школе этого не проходили, в школьной истории битвы за испанское наследство и другие события на европейском театре заслоняла фигура Петра, войны со шведами и турками, стрелецкие бунты, выход России к морям и возведение столицы на невских берегах. Ему доводилось читать пару-другую пиратских романов, но Стивенсон и Сабатини ****) писали о Вест-Индии и карибских корсарах, и от того казалось, что больше в мире и пиратов нет. А если есть, то лишь отдельные злодеи и мелкое жулье, что ошивается у дальних берегов и грабит рыбачьи баркасы. Но башни, замки и крепости, которые видел Серов в прошлой жизни, говорили совсем об ином. Их голос был негромок, воспоминания - смутны, но, добавив услышанное от Деласкеса и де Пернеля, Серов понимал: сейчас Средиземье не туристский рай, но арена смертельной схватки между христианством и исламом. И "Ворон" на всех парусах двигался в эту преисподнюю. Ему хотелось узнать о ней побольше. В конце концов, он был уроженцем другого времени, он явился сюда из эпохи, когда - пусть не деяния, но человеческая мысль - охватывала всю Галактику и прикасалась к атомам и звездам, к тайнам мозга и живой материи, когда человек дотянулся до космоса и даже до Луны. Он мыслил шире, видел глубже и, не являясь выдающимся воителем, или ученым, или знатоком истории, все же имел бесспорное преимущество перед своими нынешними современниками: он привык планировать. Отчасти это было связано с военной службой, с бизнесом и прочими его делами, но наблюдалась тут другая составляющая, разница между людьми двадцатого и восемнадцатого века. Казалось бы, не очень изменился человек за триста лет - может, стал более упитанным и живет теперь подольше, - но разница все же была, и Серов ее ощущал. Предки были импульсивнее потомков, ими обычно двигали чувства, эмоции, но не разум, и, кроме гениев и великих правителей, никто не заглядывал в грядущее дальше часа или дня. Воистину, их жизнь была как танец мотыльков над пламенем - прожил секунду, и доволен. Серов открывал сундук с нарядами Шейлы, касался резной шкатулки, в которой хранилась рукопись. Тайный труд мессира Леонардо, пророчества, записанные им со слов всезнайки Елисеева... Он помнил книгу едва ли не наизусть, помнил, что в ней говорится о событиях великих, менявших лицо мира и судьбы миллионов людей. Сражения с турками, борьба американских колоний за независимость, французская революция, походы Наполеона, две мировых войны в двадцатом веке, первый паровоз, первый самолет, первый взрыв атомной бомбы... И почти ничего о том, что происходит в Средиземье на рубеже столетий, в годы, когда сошлись в бою четыре могучих правителя: Петр I, Карл XII, Людовик XIV и Леопольд I Габсбург, император Священной Римской империи германского народа. В день, когда фрегат проходил широту Касабланки, Серов призвал в свою каюту Робера де Пернеля, мальтийского рыцаря и командора, выставил угощение - ямайский ром, финики, вареную баранью ногу - и принялся расспрашивать о городе, что на арабском назывался Дар аль-Бейда. *****) Отведав мяса и рома, рыцарь пояснил, что в Касабланке засели португальцы и возвели мощную крепость, откуда - хвала Создателю! - сынам ислама их не выгнать. И это хорошо, ибо португальцы тоже христианский народ. Правда, поговаривают, что в заморских своих колониях они ведут себя не совсем по-христиански - гонят туземцев на плантации, а не принявших святую веру подвергают мучениям и жгут на кострах, но это, видимо, пустые слухи. Серов усмехнулся, покивал головой и сказал: - Я, благородный рыцарь, происхожу из Нормандии, из самого, что ни на есть захолустья. Где-то чему-то учился у святых отцов, знаю о древних временах, о римлянах и греках, слышал о том, как герцог Вильгельм захватил Британию, о походах в Святую Землю для освобождения Гроба Господня, о плавании мессира Коломбо за океан и великих его открытиях - ну, на эти берега и острова я и сам довольно нагляделся, сражаясь в Вест-Индии. Еще помнятся мне рассказы монаха, духовника батюшки-маркиза, о португальце Магеллане, обогнувшем Землю, и британце Дрейке, который сделал то же самое, а потом, лет сто назад, разгромил испанскую армаду. ******) Еще я слышал, что нынче Луи Французский бьется с британцами и голландцами за Испанию, и что российский государь схватился с шведским королем и зовет к себе на службу охочих людей. Но о том, что происходит в магрибском море и в Турции, мне ничего не известно. - Даже если так, - молвил де Пернель, - ваши знания, мессир капитан, меня необычайно радуют. В наше время разврата и убожества так редко встретишь образованного человека! Что же до Турции и Магриба, то я, прожив на Мальте двадцать лет, могу поведать вам о прошлом и настоящем этих народов и стран. Конечно, если Господь одарит вас терпением, чтобы выслушать сию повесть. - Терпения у меня достаточно, - сказал Серов и подлил рома в кружку рыцаря. - Доводилось ли вам слышать имя Барбароссы? - Конечно. Он был германским императором, хотел сразиться с Саладином, но погиб во время третьего похода в Святую Землю. *******) В нем еще участвовал английский король Ричард Львиное Сердце. - Поистине духовник вашего отца был знатоком истории и передал вам многие познания! - искренне восхитился командор. - Но я говорю о другом Барбароссе - вернее, о других, ибо было их двое братьев, Арудж и Хайраддин, оба рыжебородые и оба - злобные пираты. ********) Два века назад, когда османы были в зените могущества, они предались туркам, построили на их золото корабли - целый огромный флот! - и, отправившись на запад, принялись опустошать берега Сицилии, Италии, Испании и Франции. На их судах главенствовали турки, но в экипажах было множество мавров и других людей из Туниса, Алжира и Марокко. Арудж и Хайреддин, эти два врага христианской веры, не щадили ни малого, ни старого, правили всем Магрибом, и длилось это почти пятьдесят лет. С той поры сыны ислама сражаются в море с христианами, захватывают торговые корабли, пленяют их команды, требуют выкуп и дань, творят насилия и проливают реки крови. Вы уже видели их, мессир капитан, видели, когда они напали на ваши суда и похитили вашу супругу... Да постигнет их кара Господня на том и этом свете! Утомленный длинной речью, рыцарь отхлебнул из кружки и закашлялся. - А что же наши христианские государи? - спросил Серов. - Как они терпят такое бесчинство и поношение веры? - Не терпят, мессир, не терпят, но посылают войска и корабли, и в прошлом разбили турок при Лепанто, а магрибские страны не раз подвергли суровому наказанию *********) и отняли многие их города - Касабланку и Танжер, Сеуту и Оран, Триполи и Ла-Каль. Но, сказать по правде, - тут де Пернель понизил голос, - у наших государей, у всех и каждого, свои интересы. Случается, что они вступают в договор с неверными против христианского соседа или платят разбойникам золото, дабы те щадили их суда, а прочие грабили и топили. Только славный Орден иоаннитов, который называют теперь мальтийским, сражается с магометанами честно и храбро, не предавая веру в Господа нашего и не вступая в союзы с их султанами и беями. И бьемся мы с ними много лет, с 1530 года от рождества Христова, когда наш Орден, изгнанный турками с Родоса, перебрался в Триполи и на Мальту. И будете сражаться еще много, много лет, подумалось Серову. Целый век, пока не прогонят Орден с Мальты, пока не найдет он прибежища в России, но и оттуда придется ему уйти - а вот куда, о том Серов не ведал. На Мальте он не бывал, но помнились ему проспекты в туристических агенствах с изображением могучих стен и бастионов, что вырастали, казалось, из самого синего моря. Еще была какая-то история, тоже связанная с Мальтой - то ли турки ее захватили, то ли захватят в будущем, то ли мальтийцы отобьются и надерут басурманам зад. Он не знал, когда и как это случится; в памяти застряло только одно имя - Ла Валетт. Серов произнес его, и глаза де Пернеля сверкнули. - Мессир Иоанн де Ла Валетт! Великий магистр Ордена и победитель турок! Вы слышали о нем, капитан? О, я польщен, клянусь святым причастием! - Давно это было? - Давно, век и еще треть века назад. Хотите, чтобы я рассказал? - Как-нибудь попозже, командор. Я вижу, вы устали... Последний вопрос: турки до сих пор угрожают Мальте? - Нет, теперь пожалуй нет. После Лепанто их звезда на морях закатилась, а власть над Магрибом пошатнулась. Здесь еще много османов - есть купцы, есть воины, потомки янычар, есть предводители пиратов, есть беи, правящие городами. Но Стамбул над ними не властен - то есть не властен в той мере, как в прошлом. Сейчас не турки опасны, а те, кто идет за ними, хотя их не любит - мавры, арабы, берберы. - Они чем-то различаются меж собой? Де Пернель задумчиво поднял глаза к потолку. - Вероятно, мессир капитан, но об этом вам лучше расскажут Мартин Деласкес и его приятель Абдалла. Их предки жили здесь много веков и сроднились с арабами... и не только сроднились - ведь Абдалла мавр, хоть и христианин. Рыцарь поднялся и, испросив разрешение, вышел. Серов смотрел ему вслед. За несколько дней, что "Ворон" двигался вдоль африканского побережья, внешность де Пернеля переменилась: кости уже не грозили прорвать кожу, волосы и борода были подстрижены, и не воняло от него, а пахло, как от других корсаров, соленым ветром, кожей и порохом. Новые члены экипажа, взятые в Эс-Сувейре, тоже отъелись, обрезали дикие гривы и сменили лохмотья на пиратский наряд, а кому не хватило штанов и рубах из боцманских запасов, те напялили басурманские шаровары. Каждый вложил свои руки в ладони Серова и поклялся соблюдать законы Берегового братства, подчиняться начальникам, переносить с терпением все тяготы и не жалеть в бою ни крови, ни жизни. За это им полагалась часть добычи: раненым - возмещение потерь, простым матросам из палубной и абордажной команд - одна доля, а мастерам, умевшим плотничать, стрелять из пушек или чинить паруса - полторы. Серов знакомился с новичками во время трапез, вахт и капитанских обходов, когда он спускался на орудийную палубу и в трюмы, осматривая свой корабль от клотика до киля, от гальюна на носу до балкона на юте. Люди попались бывалые, одни - с британских и французских военных кораблей, другие - с торговых судов, приписанных к Марселю, Тулону или Генуе, третьи - бывшие контрабандисты, промышлявшие в магрибских водах. Для всех мушкет и сабля были так же привычны, как рукоять весла, все умели работать с парусами, а мастер Бонс, шкипер из Саутгемптона, и четверо других были искусны в судовождении. Этих Серов наметил в офицеры - в том случае, если разживется парой-тройкой шебек. Временами он прикидывал, кто из новобранцев захочет расстаться с вольной жизнью, кто пойдет с ним на службу к русскому царю. Но говорить об этом было рано; люди еще не проверены в бою, еще не сдружились с прежним его экипажем, не повязаны с ним смертью и кровью. Возможно, это произойдет через месяц-два или еще быстрее - время в магрибских водах отсчитывалось не днями и неделями, а залпами пушек, жестокой резней, штормами и захваченной добычей. После разговора с де Пернелем Серов понимал, что эти события неизбежны, что волею судеб он угодил из одного гадючника в другой, из карибского в магрибский. Все здесь казалось таким же, как за океаном: вместо Тортуги - Джерба, вместо продажных губернаторов - местные беи и султаны, вместо испанцев - любой корабль под европейским флагом. Были тут и свои герои, не менее знаменитые, чем Генри Морган или Монбар Губитель, **********) прославленные жестокостью и разбоем, были будившие алчность сокровища, золото, серебро, слоновая кость и драгоценные камни, и, разумеется, были рабы. Как же без рабов! Ни одна война без них не обходится, ни в восемнадцатом, ни в двадцатом веке. А уж какая их доля, размышлял Серов, это зависит от местной специфики: то ли скамья на галере, то ли лесоповал. Но при всем сходстве в пиратских обычаях и целях между Карибами и Средиземьем была, конечно, и разница. Другие корабли и города, другие ветры, течения и гавани, другие народы, другая вера... Поворот того же калейдоскопа с зеркалами гордыни, нетерпимости, стремления к наживе, но картинка другая - ромбы вместо треугольников и зеленого цвета побольше, чем красного... В сущности, нюансы! Но Серов хотел в них разобраться. В ночь, когда до Гибралтара оставалось сорок с лишним миль, он велел Деласкесу зайти в свою каюту. Деласкес и де Пернель являлись для него двумя полюсами, не совпадающими ни в чем, кроме того, что оба были с Мальты. Но де Пернель родился во Франции и происходил из дворянского сословия; движимый верой и рыцарской честью, он стал одним из высших членов Ордена, дабы спасать и защищать обиженных - но исключительно христиан. Магометане, что турки, что арабы, были для него врагами, и, несмотря на свое благородство, он глядел на них поверх клинка или мушкетного ствола. Мартин Деласкес, уроженец Мальты, простой солдат и мореход, мог иметь о магрибинцах иное мнение, отличая их от турок и тех арабов, что жили на востоке, за Красным морем, Палестиной и Ливаном. - Садись, - сказал Серов, кивая на табурет. Потом покосился на окно, где в темном небе сияли звезды, и добавил: - Погода нам благоприятствует. Шкипер говорит, что утром пройдем Танжер. - Да, дон капитан. В Танжере можно было бы взять на борт воду и провизию. Но вы, похоже, с португальцами ладите не лучше, чем с испанцами. - Не лучше, - подтвердил Серов. - Впрочем, запасов у нас хватает, есть вода и провиант, порох, пули и ядра. В Вест-Индии мы снарядились для трансатлантического плавания. - Он расстегнул камзол, вытащил из за пазухи испанскую карту и расстелил на столе. - Мы идем на Мальту, Деласкес, но я хотел бы знать, где на этих берегах города и крепости с европейским населением и гарнизоном. Не испанские и не португальские... Есть такие? - Их немного, синьор. Вот... - Палец Деласкеса двинулся вдоль побережья от Алжира к Тунису. - Вот Ла-Каль, французское поселение. Здесь крепость, пушки и солдаты. Охраняют торговцев. - Кто живет окрест? Арабы? - Не только, господин. На запад от Ла-Каля, в горах - кабилы, на юге - шауйя, а за ними - уаргла, но это уже в пустыне. - Разве это не арабские племена? - Нет, берберские. ***********) Совсем другие люди, мой господин. Когда пришли арабы - а случилось это тысячу лет назад - они были дикими и поклонялись солнцу, луне, скалам и камням в пустыне. Очень воинственный народ, долго сражались с пришельцами, но теперь они тоже заключили договор с Аллахом. Но магрибских арабов не любят, а турок просто ненавидят. - Де Пернель сказал мне, что арабы османов тоже не жалуют. - Это правда, мессир капитан. Много, много лет турки владели почти всем Магрибом, правили по воле Стамбула и творили, что им хотелось. Да и сейчас, что ни реис или ага, что ни богатый купец, так турок... Повсюду, кроме Марокко, которым владели великие династии альморавидов, альмохадов, а сейчас властвует Мулай Измаил, грозный султан из рода алауитов... - Деласкес помолчал, затем добавил: - Арабы, мой господин, гордый народ и преданный Аллаху - сам пророк Мухаммед был арабом, и через него бог даровал им Коран... Легко ли им смириться с турками? - Однако разбойничают они вместе, - заметил Серов. - А что еще им остается, мой господин? Кругом пустыни и горы, хорошей земли мало, а людей много... Вот и ищут пропитания в морском грабеже. Голодный всегда готов бить и резать, а есть хотят все, и мавры, и арабы, и берберы. Бьют и режут христиан, но и друг друга не забывают. Даже арабы - мавров, а мавры - арабов. - Погоди-ка, что-то я не пойму... - Серов наморщил лоб. - Разве мавры - не арабы, только переселившиеся из Испании? Деласкес тяжело вздохнул. - Не переселившиеся, дон капитан, а изгнанные, и случилось это двести лет назад, когда испанцы захватили Андалусию и одних ее жителей перебили, а других изгнали в Магриб. ************) Многие, многие тысячи! Христом клянусь и девой Марией: не было б того изнания, не пошли бы магрибцы в море и не сделались разбойниками! - Я слышал о том несчастьи испанских мавров. Но при чем тут магрибцы и морской разбой? - При том, мой господин, что мавров было очень много, и города Магриба переполнились. Много голодных ртов, мало еды и питья... К тому же мавры были богаче и искуснее во всех ремеслах, чем магрибцы; кто-то из мавров спас свое достояние и смог завести какое-то дело, ткацкое, кузнечное, ювелирное или иное, и брали они к себе в мастерские умелых сородичей, а вовсе не тех, кто жил в Марокко, Тунисе и Алжире. Но все же мавры научили магрибцев делать хорошую посуду и дорогие ткани, вещи из кожи, дерева, меди, железа и серебра, и возвели мечети и медресе, ставшие очагами учености. Но научили и другому - строить быстроходные суда, искать добычи в море... Ибо ненависть к испанцам и жажда мести пылали в их сердцах, и ненависть эта да сих пор не угасла. Серов всмотрелся в смуглое лицо Деласкеса. Мальтиец был гораздо больше похож на араба, чем на испанца или итальянца, не говоря уж о жителях северных стран; щеки его раскраснелись, глаза пылали, и чудилось, что сам он перенес страдания изгнанников, покинувших родину два столетия назад. Возможно, кто-то из них добрался до Мальты, осел на острове, крестился и стал из Динмухаммада Деласкесом? - А ведь ты сочувствуешь арабам, - произнес Серов. - Ты их жалеешь. Почему? Ты мальтиец, христианин... Что тебе до них? Деласкес провел ладонями от висков к бороде, соединив затем пальцы перед грудью. Жест был Серову знаком - так мусульмане в Чечне благодарили бога, шепча "Аллах акбар". Но Деласкес произнес совсем другие слова: - Да будет с нами милосердный Иисус! Он учил, что всякий попавший в беду достоин жалости... Тем более, что мы, мальтийцы, родичи арабов. Вера у нас иная, но облик тот же, и язык похож, и едим мы ту же пищу - хлеб с оливковым маслом и овечий сыр, а по праздникам - ягненка. Правда, пьем вино, и нет у нас запретов на свинину... Это уже от испанцев пришло, от итальянцев и французов. Их кровь тоже в наших жилах, но ее меньше, чем арабской. Вам это неприятно, дон капитан? - Отнюдь, - сказал Серов. - Кровь твоя меня не волнует. Будь ты хоть пингвином из Антарктиды, мне все едино! Мне твои познания нужны, а еще храбрость, честность и преданность. Вот если с этим будет непорядок, я тебя на мачте вздерну. - На верность мою мессир может положиться. - Деласкес церемонно поклонился. - Хорошо. Когда пойдем проливом, встанешь к штурвалу. Помнится, ты говорил, что знаешь испанский берег как свою ладонь? Надеюсь, то была не похвальба? - Не похвальба, мой господин. Вы можете на меня положиться, на меня и на Абдаллу. Наша арабская кровь не означает, что мы благоволим морским разбойникам. Между нами и ими мира нет. - Хорошо, - повторил Серов. - Ты рассказал мне много интересного, Мартин. Теперь иди, отдыхай. Деласкес встал, с поклоном сделал шаг к двери, потом остановился. - Простите мое любопытство, синьор капитан... Пинвин и Атартида - это что такое? - Антарктида - земля к югу от заморских Индий, а пингвин - тварь, которая там водится, - без тени улыбки пояснил Серов. - Очень далекие края от этих мест. И очень дикие. - Вы там бывали, господин? - Не довелось. Слышал от моряков, которые там плавали. Будут плавать через сотню с лишним лет, добавил он про себя. И будут те мореходы, Лазарев и Беллинсгаузен, из России. Из далекой северной страны, у которой нынче ни флота приличного нет, ни, вероятно, даже морского флага. Ранним утром, когда показались с правого борта стены, башни и крыши Танжера, Серов стоял на шканцах, изучал берег в подзорную трубу и поглядывал на суетившихся вахтенных. "Ворон" готовился повернуть к восходу солнца; поскрипывал рангоут, хлопали паруса, и Хрипатый Боб, повторяя команды ван Мандера, орал на марсовых. Пролив, как помнилось Серову, был нешироким - в хорошую погоду с горных склонов над Альхесирасом и Тарифой удавалось разглядеть африканский берег. Когда-то он здесь отдыхал, и запомнилась ему бесконечная набережная, что протянулась от Альмерии до Малаги и дальше, через Фуэнхиролу, Марбелью, Эстепону до самого Кадиса. Вдоль нее теснились отели, и при каждом - рестораны и бассейны, бары и танцевальные площадки, сувенирные лавочки, автостоянки, пальмы, пинии, кактусы и всякая прочая экзотика. Жизнь била ключом, тысячи туристов бродили по улицам, ели, пили, болтали, глядели на рыб в океанариуме или валялись на пляжах. Ночью, особенно если смотреть с моря, берег озаряли огни и неоновое пламя реклам, и до прогулочного суденышка доносились музыка, шелест шин по асфальту, смех и вопли подвыпивших компаний. Но сейчас ни отелей, ни музыки, ни реклам и в помине не было; одни лишь нищие рыбачьи деревушки, лодки у причалов да перезвон далекого колокола - должно быть, звонили к заутрене. А ведь я тут бывал, подумалось Серову, бывал, только поближе к берегу, когда катался на пароходике с девицей из Пскова. Как ее звали? Ксюша, Маша, Люда?.. Не помню, дьявол! Даже как познакомились не помню... Ну не в этом соль. Главное, бывал! Эта мысль его поразила. В прежней своей жизни он до Америки не добирался, равно как и до Африки, и причин для сравнения не имел. Но теперь перед ним оказалось нечто знакомое, и это выглядело чудом, каким-то неприятным волшебством. Знакомая земля, однако незнакомая... Сбросившая все, что возведут в три будущих столетия, от отелей и асфальта до мишуры цветных огней... Внезапно он с пугающей остротой ощутил, что нет еще ни привычной Москвы, ни железных дорог от Мурманска до Крыма, ни строгой прелести петербургских улиц - болото на том месте, где встанут Зимний, Исаакий, Медный Всадник, ростральные колонны и александрийский столп! Болото да жалкие хибарки! А здесь, на испанском берегу, тропинка в диких скалах да ослик с погонщиком - то ли рыбу везут на базар, то ли какую-то овощ... За спиной Серова раздалось покашливание, и он, опустив трубу, обернулся. Это был Сэмсон Тегг - глядел на него прищурившись и словно бы в сомнении. - Что с тобой, Эндрю? Акула меня сожри... Ты вроде бы не в себе? - Капитан всегда в себе, - молвил Серов, каменея лицом. - Я размышлял, Сэмсон. Иногда, знаешь ли, полезно думать. - О чем? - О разном. О том, куда стремится бег планет, о прошлом и будущем, о провидении, судьбе и человецах - твари ли мы дрожащие или возлюбленные Господни чада. - Ну и что надумал? - поинтересовался Тегг, чуждый всякой лирики. - Надумал, что с Деласкесом и Абдаллой ты не ошибся - парни подозрительные. Может, верные, может, честные, но подозрительные. Не за тех себя выдают. Не еретики они, не контрабандисты... - Серов метнул взгляд на кормовую надстройку, где у штурвала стояли мавр и мальтиец. - Хотя не буду отрицать, мореходы отменные. Бомбардир кивнул. - Значит, бродят и в тебе сомнения... В моих родных краях говорят: у каждого свой скелет в шкафу. И у них есть скелет, я это задницей чую! А ты как допер? - Я прошлой ночью говорил с Деласкесом. - И что? - Многое знает. Слишком образован для контрабандиста, - пробурчал Серов и отвернулся. Было раннее утро 7 декабря 1701 года. К полудню "Ворон" миновал узкую часть пролива, что тянулся, огибая самые южные земли Испании, миль на тридцать пять. Древнее море, колыбель цивилизации, встретило фрегат неласково: небо затянули тучи, солнце скрылось, заморосил дождь, волна была крутой и злой, морские воды - не сине-зелеными, а почти что черными. В Средиземье наступала зима. ----------------------------------------------------------------------- *) Стихи А.Городницкого. **) Впервые Петр I ввел морской российский флаг в 1699 г, после учреждения ордена Андрея Первозванного, однако этот флаг был трехцветным, бело-сине-красным. После ряда преобразований военно-морской флаг России принял знакомый вид "андреевского стяга" - синий диагональный крест на белом фоне. Это произошло только в 1712 г. ***) Святой Андрей считается патроном-покровителем Шотландии. ****) Имеются в виду "Остров сокровищ" Р.Л.Стивенсона и "Одиссея капитана Блада" Р.Сабатини. *****) Касабланка и Дар аль-Бейда в переводе на русский означает одно и то же - Белый Дом. ******) Первое кругосветное плавание свершилось в 1519-1522 гг, и португальский мореплаватель Фернандо Магеллан в нем погиб (в 1521 г). Френсис Дрейк совершил второе кругосветное плавание в 1578-1580 гг, разграбив по дороге испанские колонии в Новом Свете, за что был возведен в рыцарское достоинство Елизаветой, королевой Англии. "Непобедимая армада", посланная испанским королем Филиппом II на завоевание Англии, была разгромлена в июле-августе 1588 г. Это морское сражение длилось две недели, и, кроме Дрейка, британским флотом командовали Хокинс, Фробишер и лорд-адмирал Хоуард. *******) Император Фридрих Барбаросса возглавил германское войско в период Третьего крестового похода, но до Сирии и Палестины не дошел - утонул в реке Салеф, вблизи города Селевкии. Это случилось в 1190 г, когда императору исполнилось 65 лет. Прозвище "Барбаросса" он получил за рыжий цвет бороды и волос ("рыжебородый" на латыни). ********) Арудж и Хайраддин (примерная дата рождения - 1482 г, правление султана Баязета II) появились на свет в семье греческого гончара-христианина и в юности перешли в мусульманство. Арудж нанялся на турецкое пиратское судно, затем выбился в капитаны, отправился в Тунис и, встав во главе целой флотилии, успешно сражался на суше и на море против испанцев и местных магрибских князей. Впервые прославился захватом двух военных галер, принадлежавших папе Юлию II (1504 г). Погиб в 1518 г под Тлемсеном, на границе Марокко и Алжира, в бою с испанцами. Его младший брат Хайраддин, унаследовавший власть и прозвище (Барбаросса II), был более удачлив и более знаменит. Получив от султана Селима I корпус янычар, захватил Алжир, стал его правителем, а вскоре и главным адмиралом турецкого флота. Неоднократно опустошал западные средиземноморские берега и острова от Сицилии до Гибралтара, в 1538 г уничтожил объединенный флот Испании, Венеции и римского папы, который находился под командованием адмирала Андреа Дориа. Был взыскан милостями Сулеймана Великолепного, наследника Селима I, и, удалившись от дел, скончался в Стамбуле в 1546 г. Оба Барбароссы считаются самыми свирепыми мусульманскими пиратами XVI-XVII вв. *********) В 1571 г, в морском сражении в заливе Лепанто, испанско-венецианский флот нанес поражение турецкому флоту, уничтожив почти все морские силы Османской империи. В 1620 г английский флот обстреливает город Алжир, в 1640 г мальтийцы уничтожают суда тунисских пиратов, в 1671 г английский адмирал Блейк топит алжирский флот, в 1683 г французский адмирал Дюкен снова разрушает Алжир бомбардировкой с моря. **********) Генри Морган (1635-1688) - самый знаменитый из британских корсаров, стяжавший огромные богатства и, в заключение своей карьеры, ставший дворянином и губернатором Ямайки. Монбар Губитель - французский пират, отличавшийся изощренной жестокостью в отношении пленных испанцев. ***********) Берберы - древнее домусульманское население Атласских гор и Сахары. Делятся на несколько крупных племен: рифы (на границе Марокко и Алжира), кабилы (в окрестностях города Алжира), шауйя (в юго-восточной части Атласа), уаргла (южнее шауйя), туареги (центральная часть Сахары) и другие племена. В результате арабской экспансии в Северную Африку приняли ислам, но сохранили многие древние обычаи. ************) Арабские государства занимали южную часть Пиренейского полуострова (в частности, Андалусию) с 713 по 1492 г, пока испанская королевская чета, Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская, не захватили последнюю арабскую территорию - Гранадский эмират. Вскоре после этого король Фердинанд изгнал около миллиона испанских арабов в Магриб. Они осели в Тунисе, Алжире и, большей частью, в Марокко. Флибустьеры не знали, как бы наискорейшим образом прогулять свою добычу и потому, возвратясь из похода, предавались всяким излишествам: надевали роскошные платья, дорогие материи и быстро опорожняли магазины на островах Тортуге и Ямайке. На пиршествах своих они разбивали вдребезги все попадавшееся под руки: бутылки, стаканы, сосуды и мебель всех родов. Если их упрекали в том, что так безумно тратят добытое кровью и трудами богатство, они отвечали: "Судьба наша, при беспрерывных опасностях, не походит на судьбу других людей. Сегодня мы живы - завтра убиты; так к чему же скряжничать? Мы считаем жизнь свою часами, проведенными весело, и никогда не помышляем о будущих неверных днях. Вся наша забота о том, чтобы поскорее прожить жизнь, доставшуюся нам без нашей воли, а не думать о продолжении ее". Ф.Архенгольц "История морских разбойников Средиземного моря и Океана", Тюбинген, 1803 г. Глава 6. Сардиния Слава - капризная госпожа. Иной трудится годами и десятилетиями, рвет жилы, поет, танцует или лицедействует, пишет картины или книги, водит войска и корабли, а Славы нет как нет, к другому же она приходит в считанные дни или часы. Взять, к примеру, Александра Македонского: разгромил персов при Гранике, и понеслось его имя по азиатским землям, вызывая изумление и страх. Случается, ласкает Слава людей недостойных, корыстных и жестокосердных, таких, как Генри Морган и братья Барбаросса. Но об этих хотя бы известно, что были они мерзавцами, но есть и другие персонажи, столь овеянные Славой, что людская молва считает их образцом доблести и рыцарства. Вот Ричард Львиное Сердце... Сей великий государь, снаряжаясь в Святую Землю и нуждаясь в деньгах, содрал две шкуры с подданых: сначала устроил еврейский погром, а после него разорил самих погромщиков, йоркширских рыцарей и баронов. По дороге же к гробу Господню хватал любое добро, что плохо лежит: грабил на Сицилии, грабил на Кипре, грабил в Акке, брал выкупы за пленных, а если не платили, резал их без жалости. *) Однако - благородный рыцарь! Но бывает Слава не только быстрая, но и вполне заслуженная, особенно если ходит она под руку со своей сестрицей Удачей. Те, кто удостоился их благосклонных взоров, поистине божьи избранники; что бы они ни начинали, что бы ни делали, всему сопутствует успех. Морковь на их пажитях гуще, вино слаще и крепче, всякий золотой приносит две, а то и три монеты, мушкет стреляет без осечек, ядра падают куда положено, и бури, как житейские, так и вполне реальные, не сносят крыши их жилищ и не туманят мозги. Хотя, конечно, есть всему предел, и рано или поздно наступает время, когда морковку обглодают кролики, вино прокиснет, а порох отсыреет. По пока улыбаются Слава с Удачей, несет как несет! "Ворон" ворвался в Средиземье подобно урагану. От Гибралтара до Мальты - тысяча миль, неделя плавания при сколь-нибудь попутном ветре, но заняла эта дорога больше месяца. Были бури, трепавшие фрегат у берегов Марокко, а после - у Балеарских островов и в море между Тунисом и Сардинией; были беззвездные ночи, когда корабль плыл словно в никуда и ошибка в счислении курса грозила катастрофой; налетали короткие злобные шквалы, рвали паруса, раскачивали судно, заливали палубу дождем. "Ворон", к счастью, не пострадал, если не считать потерянного кливера, пары лопнувших вант и сломанной стеньги **) на грот-мачте. Шебекам, которыми к тому времени обзавелся Серов, досталось крепче, но и они уверенно держались на плаву - эти магрибские суда были на удивление устойчивыми и прочными. Отнимали время и другие события, из разряда военных операций и поиска добычи. Обдумав рассказы де Пернеля и Деласкеса, Серов решил, что зима - зимой, а торговля - торговлей, и никакие капризы погоды, войны в Европе и неурядицы с Турцией ей не помеха. Что бы ни творилось на суше, какие бы там ни вершились схватки и сражения, Средиземное море было тем, чем было - дорогой, что связывала континенты, огромным торговым трактом между Востоком и Западом. В ту и другую сторону шли корабли, везли товары из Малаги и Картахены, Марселя и Тулона, Мессины и Триеста, Измира, Стамбула и Александрии, но более всего - из Генуи и Венеции. Раз плавали в море купцы, было занятие и для пиратов; значит, не все они зимовали на Джербе и в иных местах, а выходили поохотиться. Серов взял за правило задерживать всякий корабль, похожий на пиратскую галеру, производить ревизию и допрашивать экипаж: видали ли в море либо в гавани карамановы суда, где конкретно и в каком состоянии? Море, однако, было широким и большим, так что до первых дней января и встречи с Эль-Хаджи толку от этих расспросов не имелось. Зато нашлась добыча, и богатая! Полторы дюжины фелюк и тартан, принадлежавших контрабандистам с Корсики, Сардинии и Мальорки, Серов отпустил; они везли английское и голландское сукно, латунную посуду, опиум из Леванта, табак и испанское вино. Может, небесполезный товар, однако претензий к хозяевам и капитанам не возникло: все мореходы, включая гребцов, были людьми свободными. Иное дело, магрибские шебеки с сотней невольников на веслах и легкими пушками - те, кого удавалось догнать и взять на абордаж. Одни команды сражались яростно, лезли на борт с воплем "Аллах акбар!", и этих не щадили, налаживали по доске в пучину, другие сдавались, падали на колени, подметали бородами палубы, и их Серов отпускал на волю волн и ветра, высадив в шлюпки. Затем грузил товары в трюмы "Ворона", брал порох и охочих людей из гребцов, а остальным советовал ставить паруса, садиться на весла и плыть в ближайший европейский порт. Должно быть, доплывали - и магрибинцы с турками, и бывшие рабы - ибо стали гулять по берегам Средиземья рассказы о реисе из Вест-Индии и его боевом корабле, о грозном христианине-разбойнике. Одни называли его Сируллой, сыном шайтана, другие - доном, мессиром или синьором Серра, освободителем и мстителем; одни проклинали и ругали, другие ставили свечи за его здоровье. Но тем и другим было известно, что ищет Сирулла свою возлюбленную Сайли и своих товарищей, схваченных Караманом, а когда найдет, даже вошь под ногтем Караману не позавидует. Были победы, была добыча, была Удача, и вместе с ней летела Слава... * * * Первый приз Серов взял у побережья Эль-Хосеймы, сразу после того, как закончился шторм. Должно быть, в этом городишке, как в Эс-Сувейре, стояли у пирсов полдюжины пиратских шебек, и все они ринулись в море, завидев будто бы беспомощный корабль. Для большего маскарада Серов велел не трогать стеньгу с обломанным концом, спустить паруса, поднять испанский флаг, а фок и фор-марсель *****) сбросить вниз, словно их сорвало ветром. Время шло к вечеру, море все еще штормило, и разглядеть в сумерках, сколько у добычи пушечных портов, было трудновато. Серов, стоя на квартердеке, смотрел на приближавшиеся галеры, скалил зубы в невеселой ухмылке и шептал: "Жадность фраера сгубила". С расстояния полукабельтова Тегг ударил тяжелыми ядрами, скованными цепью, переломал рангоут на трех шебеках, порвал такелаж. Фрегат, вмиг одевшись парусами, двинулся навстречу уцелевшим кораблям. Самый благоразумный повернул к берегу, остальные не успели; грохнула носовая пушка "Ворона", приказывая лечь в дрейф, белые полотнища упали с мачт шебек, весла замерли, команды, бросив оружие, сгрудились у бортов. На трех галерах, которым достались подарки от Тегга, шла резня - видно, рабы сообразили, что у хозяев неприятности, и самое время намотать их кишки на весло. Серов отправил в помощь невольникам своих людей на шлюпках, встал борт о борт с пиратскими шебеками и обратился через Деласкеса к экипажам: сотня талеров тому, кто что-то знает о Карамане. Знающих не нашлось, и он, помрачнев, велел магрибцам и туркам садиться в лодки и убираться вон. Ценного груза на этой флотилии не нашлось, зато ему достались сотня пылающих местью бойцов и две шебеки. Три других корабля, с разбитыми мачтами и реями, вполне могли идти на веслах, и, пересадив на них персон "нон грата", Серов отправил их в Малагу, до которой было восемьдесят миль. Но перед этим канониры Тегга осмотрели корабли, забрали порох, ядра и восьмифунтовые орудия, а четырех- и шестифунтовые ******) сбросили в воду. Два новых своих корабля Серов назвал "Дроздом" и "Дятлом". Бродила у него мысль увековечить кого-нибудь из русских флотоводцев, но времена Нахимова, Корнилова и Ушакова были еще впереди, а их фамилии звучали слишком непривычно для англичан, голландцев и французов. Вот "Дрозд" и "Дятел" - то, что надо! Боевые птицы, с крепкими клювами, но все же не сильнее ворона, и если флагман - "Ворон", то для ведомых кораблей дрозд и дятел в самый раз. Посовещавшись с Теггом, Бобом и ван Мандером, Серов назначил на "Дрозда" де Пернеля, дав ему в шкиперы Пирса Броснана, а на "Дятла" - Чака Бонса. С легкими быстрыми шебеками дело пошло веселей. В сухопутных битвах есть масса вариантов: можно атаковать и отступать, скрытно обойти противника, разделить свое войско или собрать дивизии в кулак, передвинуть туда или сюда артиллерию, конницу и пехотные полки, сесть в осаду, взять измором крепость, закопаться в землю и начать позиционную войну. Но в море не выроешь окоп, а корабль не разделишь пополам, и от того все здесь проще и очевиднее: в море есть только две возможности - либо сражаться, либо бежать. Случаи взаимоисключающие; если корабль связан боем, он маневрирует и стреляет, а экипаж трудится у пушек и на реях, борется с огнем и водой, спасает раненых. Не та ситуация, чтобы бежать на всей возможной скорости, на парусах и веслах! "Дрозд" и "Дятел" были у Серова как две гончие: настигали врага и, не вызывая подозрений, вступали в схватку; затем приближался "Ворон", бил по палубам картечью, и корсарские ватаги шли на абордаж. Продырявить шебеки, сжечь и утопить было бы самым простым решением, но с затонувшего судна не снимешь груз и гребцов-невольников, а от команды не узнаешь про одноухого Карамана. Жгут и топят на войне, а у пиратов, что карибских, что магрибских, цель была другой; они не воевали, а занимались промыслом. Миновало Рождество, отмеченное краткой молитвой, звоном судового колокола, бараньим жарким и попойкой на всю ночь; протрезвели и взяли в рождественские дни восемь шебек - может, алжирских, а может, тунисских; встретили в море большой генуэзский галеас и две боевые галеры, подняли британский флаг, отсалютовали из носового орудия; потом попался испанский военный корабль - решили с ним не связываться, проплыли мимо под кастильским флагом. Наступил новый, 1702 год. В ночь на первое января Серов пил в своей каюте, перебрал рома и заснул в койке, еще хранившей запах Шейлы. И снилось ему, будто вернулись застойные брежневские времена, будто они с сестрой Леночкой все еще малыши и прыгают у елки в их родной московской квартире. А отец с мамой и взрослые гости смотрят "Голубой огонек", пьют шампанское и закусывают редкой снедью - твердокопченой колбасой да мандаринами, что выдали в цирке в праздничных наборах. Эта картина была такой мирной и такой невозвратно далекой, что Серов проснулся с влажными глазами. * * * - Сидим на фут глубже, чем положено, - сказал ван Мандер, перегнувшись через планшир. - Даже на фут и четыре дюйма. - Тррюмы забиты доверрху, - сообщил Хрипатый Боб. - Палец не прросунешь, даже если мочой его облить. - А крюйт-камера пуста наполовину, - добавил Тегг. - Ядер мало. Порох, правда, есть - тот, что притащен с магрибских лоханок. Дерьмо, а не порох! Совсем никудышный! Надо хорошего достать, испанского или английского. Мастер Бонс и де Пернель, вызванные со своих галер на совещание, промолчали. Серов, однако, знал, что их судам нужен ремонт после бурь и многочисленных схваток. На "Дятле" обнаружилась течь, а "Дрозд" нуждался в замене сломанных весел и части фальшборта - то и другое пострадало при столкновении с вражеским кораблем. Его флотилия дрейфовала в одном из самых узких мест Средиземья, между Тунисом и Сардинией, где от берега до берега было сто морских миль. Дул слабый юго-западный ветер, разогнавший тучи, и поверхность моря отсвечивала густым сапфировым блеском. Команда, используя погожее утро, трудилась: мыли палубу, заменяли лопнувшие канаты такелажа, чистили пушки. - Перегруз. Много добра взяли, - сказал Сэмсон Тегг. - И куда его девать? Добра и правда взяли много. Те магрибские шебеки, что не успели отовариться до встречи с "Вороном", были пустыми, но попадались и груженные, и самая ценная часть награбленного лежала сейчас в трюмах фрегата. Были тут кошениль и вермильон *******) с испанских судов, английские и голландские сукна, тонкий полупрозрачный муслин и шелк, стальные клинки и драгоценные хрупкие изделия - венецианские зеркала и цветная стеклянная посуда; было французское оружие из Марселя либо Тулона - мушкеты, пистолеты-мушкетоны, и странные штуковины с пятью стволами, что расходились веером - "рука смерти", как назвал этот пистолет де Пернель; были пряности и дорогие товары с Востока, из Турции, Сирии и Египта, которые, очевидно, везли на генузских либо венецианских кораблях. Так что перед главарями флибустьеров стояли две задачи: обратить груз в звонкую монету и раздать ее командам. - Хрр... - прочистил горло боцман. - Паррни скучают. Наши так вообще два месяца земли не видели. - Разве в Эс-Сувейре не повеселились? - возразил Серов. - Грроб и могила! Какое там веселье, капитан! Чужая земля! В кабаках дррянь какую-то куррят из своих вонючих кальянов, ррома нет, бабы рразбежались... Да и были там от силы полдня. - Боб прав, - подтвердил Тегг. Прав, молча согласился Серов. Вот тебе и третья задача: найти такую гавань, где можно не только товар продать, но и денежки спустить. Чтобы были кабаки, ром, жратва и, разумеется, бабы. Он повернулся к де Пернелю: - Мы можем высадиться в каком-нибудь порту на магрибском побережье? Не испанском, а французском? Например, в Ла-Кале? - Можем, мессир капитан. Но это не Европа, и груз там с выгодой не продать. Кому в Ла-Кале нужно веницейское стекло? Перекупщик его повезет в Марсель или Геную, а туда через море плыть, с риском, что ограбят... Потому и цена будет невысокой. - Марсель или Генуя... - задумчиво повторил Серов. - Далековато! Дальше, чем до Мальты! Собственно, на Мальту он стремился только ради Шейлы. Раз не удалось найти Карамана на водах, придется искать на земле, снаряжать экспедицию и брать поганца на Джербе. Раймонд де Рокафуль, магистр Ордена, может в этом посодействует, а может, нет, так что деньги за товар пригодятся, чтобы пополнить флотилию наемниками и судами. О Джербе Серов тоже расспрашивал невольников-гребцов и магрибинцев с пиратских шебек, и создалось у него впечатление, что идти туда с тремя-четырьмя сотнями - пустое дело. Две тысячи бойцов нужны! В крайнем случае, полторы! А воевать задаром никто не будет. Однако плыть в Марсель, Геную или другой крупный торговый порт ему не хотелось. Во-первых, потеря времени, а во-вторых, в большом городе - большие бастионы, а на них - большие пушки. Стоять в гавани под их прицелом было бы неуютно. Де Пернель как будто заметил его колебания. - Там - Кальяри. - Рыцарь вытянул руку на север. - Сардинский порт, до которого миль двадцать пять. Ветер попутный, и, если Господь позволит, мы будем там еще до полудня. - Сардиния годится, - сказал Серов. - Это ведь итальянская территория? - Итальянская? - Глаза де Пернеля удивленно расширились. - Нет, мессир капитан. Уже четыреста лет, как Сардинией владеет король Арагона. - Не лучше ли тогда пойти на Корсику? Это ведь французский остров? Глаза де Пернеля округлились еще больше. - Простите, мессир, но вы ошибаетесь. Корсика принадлежит лигурийцам... то есть Генуе. ********) Черт! Ну и лопухнулся! - подумал Серов. Нет еще никакой Италии! Есть Генуя и Венеция, а еще Флоренция, Милан, Неаполь... В Венеции и Генуе правят дожи, Флоренция - это Тоскана, и там, должно быть, герцог Медичи сидит, Милан - Ломбардия, и там банкиры, самые богатые в Европе, а Неаполь - столица королевства Обеих Сицилий... Гарибальди, объединитель Италии, еще не родился, и бог его знает, когда появится на свет - вроде бы даже не в этом столетии. *********) Затем он подумал, что Германии тоже, в сущности, нет, а есть Саксония, Пруссия, Бавария и другие независимые королевства. Эта мысль его поразила - так же, как поразил вид испанского побережья за Гибралтаром. Тут, в Европе, он бывал, и память невольно подсказывала знакомое еще со школы: вот Италия, вот Германия, а это - Австрия, Швейцария и прочие страны, вполне благополучные, если не считать студенческих смут и атак исламских террористов. Но сейчас он был у рубежей совсем другой Европы, расчлененной на княжества и королевства, то воевавшие друг с другом, то дружившие - но исключительно против общего врага. Де Пернель принял его замешательство за глубокие раздумья. - Конечно, на Сардинии испанцы, но их там немного, и времена для них тяжелые. Король Карл Габсбург умер, спаси Господи его душу, - рыцарь перекрестился, - в стране смута, и, рано или поздно, явится новый государь, скорее всего, из Франции. Так что если вы поднимете французский флаг и представитесь капером, хлопот, думаю, не будет. Это казалось разумным, и Серов кивнул. - У вас найдутся знакомые в Кальяри? Которым можно сбыть товар? Пусть дешевле, но побыстрее и без лишних расспросов? - Я поищу, мессир капитан. В Кальяри должны быть мальтийцы, и все они люди не бедные. На том и порешили. Ван Мандер велел ставить паруса и развернул фрегат на север, "Дрозд" и "Дятел" потянулись следом. На мачте "Ворона" плескался флаг с королевскими французскими лилиями, люди приоделись, натянули сапоги, и хоть не походили на мушкетеров короля, однако уже не выглядели толпой оборванцев, прохиндеев и висельников. У всех бренчало в карманах золото и серебро, рожи расплывались в ухмылках в предчувствии береговых утех, шпаги были начищены до блеска, к поясам подвешены пистолеты. Серов полагал, что Кальяри у него в долгу: за сутки его команда спустят минимум двадцать тысяч талеров. Великий будет день для лавочников, кабатчиков и потаскух! Может быть, никому из них даже кровь не пустят... Он вышагивал по квартердеку, улыбался, посматривал на приободрившихся корсаров и впол-голоса мурлыкал: - Пора-порадуемся на своем веку Красавице и кубку, надежному клинку. Пока-покачивая перьями на шляпах Судьбе еще не раз шепнем: мерси боку! Как и предсказывал де Пернель, в Кальяри добрались к полудню. Разглядев в трубу береговые укрепления, Серов успокоился: пушек оказалось мало, и их калибр опасений не внушал. Однако якорь бросили на рейде, в двух кабельтовых от берега, застроенного неказистыми домишками, лавками и мастерскими, среди которых торчали две-три церковные колокольни. Галеры, нуждавшиеся в ремонте, направились к пристани, и Серов, не опускавший трубы, увидел, как де Пернель сходит на сушу в сопровождении четырех прилично одетых молодцов, вооруженных мушкетами. Сам рыцарь был в богатом испанском камзоле, морских сапогах выше колен и с рапирой на кожаной перевязи. Перевязь заметно оттопыривалась, и Серов в точности знал, что там покоится мешочек с сотней дукатов. Шляпа у рыцаря тоже была - большая, с роскошными перьями, точь в точь как у Боярского-д'Артаньяна. Де Пернель скрылся в каменном одноэтажном строении, приткнувшемся у самых ворот форта - видимо, кордегардии. Вышел он примерно через час, снял шляпу и помахал ею в воздухе, подавая условленный знак. Его перевязь больше не топорщилась - видно, капитан портовой стражи оказался человеком разумным, уважавшим золото, мальтийских рыцарей и флаг Французского королевства. Серов велел дать салют из носовых орудий и спускать шлюпки. Съезжавшие на берег были разбиты на группы, и в каждой - француз или два и кто-то из британцев, умеших спросить на французском пинту рома и девушку. Впрочем, вряд ли в Кальяри был ром, но, несомненно, имелся его заменитель. С экипажем отбывали ван Мандер, Хрипатый Боб и оба сержанта, Кук и Тернан. Их задача заключалась в том, чтобы вернуть людей на борт в случае неприятностей, а если этому будут противиться, вести людей на штурм форта и перерезать испанцев. Но "Ворон" был не беззащитен - Тегг и двадцать канониров сидели на пушечной палубе у боченка рома. Сэмсон Тегг обладал уникальным талантом: сколько бы он ни выпил и как бы ни был пьян, ядра, пущенные им, летели точно в цель. Шлюпки отбыли. Военные суда в кальярской гавани не маячили, но на рейде и у причалов нашлось дюжины полторы торговых парусников, мальтийских, генуэзских и испанских. Наверняка, проплывая мимо, корсары обшаривали их опытным взором, прикидывали, что загружено в трюмы фелюк и бригантин, судачили, найдется ли чем поживиться. Это был такой же безусловный инстинкт, как способность дышать; чужое добро не давало покоя, руки тянулись к ножам, глаза пылали алчным блеском. Серов следил с квартердека, как де Пернель со своим эскортом исчезает в узких тихих переулках, как с палуб "Дрозда" и "Дятла" толпой спускаются корсары, как из причаливших шлюпок лезут его молодцы. На улицах, что примыкали к гавани, вдруг появился народ, двери таверн и лавок распахнулись, задымили очаги, встали строем шеренги бочек, голоса зазывал смешались с воплями женщин, нищих и мальчишек, ревом ослов, звоном посуды и грохотом, с каким вышибали у бочек дно. Судя по всему, в Кальяри еще с карфагенских времен не было секретом, чего хотят сошедшие на берег моряки. Последним с "Дятла" спустился шкипер Чак Бонс в сопровождении двух корабельных плотников, огляделся, поймал за шиворот какого-то парнишку и начал что-то ему втолковывать. Кивнув, парень повел Бонса мимо причалов - должно быть, на верфь, к местным мастерам. "Ворон" покачивался на мелкой волне. Серов, привычно сохраняя равновесие, ходил от борта к борту, иногда останавливаясь и глядя на город. Там шли пьянка и веселье; грохнуло несколько выстрелов, но никто не завопил от боли - должно быть, палили от избытка чувств. На корабле было непривычно тихо, лишь с пушечной палубы долетали бульканье и звон кружек. Наверху, на всем пространстве от бака до юта, только трое составляли компанию Серову: Рик Бразилец у левого борта, Абдалла - у правого, и Мартин Деласкес, дежуривший за штурвалом. Ближе к вечеру на пирсе появился рыцарь да Пернель в сопровождении хмурого осанистого господина. За ними шли двое молодых людей, по виду - приказчиков, и корсары с "Дрозда". Они подогнали лодку, навалились на весла, и минут через десять де Пернель со своими спутниками уже стоял на палубе фрегата. - Почтенный Морис Вальжан, купец и арматор из Марселя, - заговорил он на французском, представляя осанистого. - А это, - поклон в сторону Серова, - мессир Андре де Серра. Как я вам говорил, мсье Вальжан, он послан в эти воды... хмм... соизволением его величества Людовика, дабы укоротить магрибских разбойников. - Лицо рыцаря порозовело - врать он не любил. - Признаюсь, мессир капитан, что сам я с мсье Вальжаном не знаком, но местная мальтийская община рекомендует его как человека серьезного, торгующего с Мальтой, Генуей, Сицилией и христианскими городами Магриба. Он просмотрел список наших товаров, готов взять весь груз, перевезти на берег и расплатиться серебряными ливрами. **********) - Ливры меня вполне устроят, - сказал Серов и крикнул: - Тегг! Поднимись на палубу! Пронзительные глазки Вальжана обшаривали корабль, как бы пересчитывая мачты, реи и пушки "Ворона". Губы на его мрачной физиономии разомкнулись. - Ваше судно - капер? - проскрипел он. - Имеете королевский патент? - Это что-нибудь меняет? - Разумеется, капитан. С патентом - одна цена, без патента - другая. Скупщик краденого, мелькнуло у Серова в голове, пока он разглядывал хмурую рожу мсье Вальжана. Тот, в свою очередь, смотрел на него, будто делая зарубки на память. Потом обронил: - Недавно мне довелось услышать про капитана Сируллу, явившегося из Вест-Индии с бандитским экипажем. - Ничего о нем не знаю, мсье, и думаю, что к нашим торговым делам он отношения не имеет. Покачиваясь, приблизился Тегг. От него разило спиртным за десять футов, но на ногах он держался крепко. - Мой помощник мастер Тегг из Шотландии, ***********) - молвил Серов, подмигивая бомбардиру. - Он говорит на гэльском и английском, но французский тоже понимает. Сухо кивнув, купец буркнул: - Моим людям нужно осмотреть груз. Могут они спуститься в трюмы? - Тегг, проводи. Когда второй помощник и приказчики исчезли, Серов велел Рику принести раскладной столик с табуретами и подать испанское вино. Вальжан уселся, взял кружку, но едва омочил в вине губы. Глаза у него были круглые, похожие на две монетки из потертого серебра. Он напоминал Серову московских бизнесменов - тех, что за сотню баксов продадут родную мать. Приказчики оказались шустрыми - все осмотрели примерно за час, вылезли с Теггом на палубу и стали шептать хозяину в оба уха. Купец выслушал их, хмыкнул и сообщил: - Я беру весь груз за сто двадцать тысяч ливров. - Что за хрень! - рявкнул Тегг. - Это сорок тысяч талеров! Меньше половины цены! - Возможно. - Вальжан уставился на бомбардира немигающим взглядом. - Я привезу названную сумму на закате, а к разгрузке корабля можно приступить немедленно. Мои люди опытны и будут работать всю ночь при свете факелов. Утром вы можете уйти. - Повернувшись на табурете, он бросил взгляд "Дятла" и "Дрозда". - Я вижу, работы на ваших галерах идут полным ходом. К чему вам задерживаться в Кальяри, капитан? Мой опыт подсказывает, что моряки, которые пьют и дебоширят дольше суток, теряют боеспособность. Тегг забормотал что-то о купчишках-кровопийцах - чтоб им в голову ударила козлиная моча! - обирающих бедных морских тружеников, но Серову все уже было ясно. Перед ним сидела акула, представитель местного бизнеса, скупавший награбленное за полцены, личность той же породы, что и российские приватизаторы. Впрочем, и сам он не мог похвастать, что приобрел кошениль, муслин и веницейскую посуду честным путем. - Цена меня устраивает, но при одном условии, - произнес Серов. - К серебру вы добавите порох и ядра определенных калибров, свинец для пуль, канаты, парусное полотно и провиант. Мой помощник, - он кивнул на Тегга, - перечислит, что нам нужно и в каких количествах. - Это уже другая сделка, - сказал Вальжан. - Я могу поставить вам тридцать бочек английского пороха, ядра в восемь, шестнадцать и двадцать четыре фунта, пятьдесят бухт первосортных канатов и все остальное. Но что я за это получу? Серов одарил его приятной улыбкой. - Что получите? Уйдете живым с моего корабля. Тегг захохотал, потянул из-за пояса пистолет, но тут же сунул его обратно. - Нет, так не пойдет! Этот сучонок достоин больших почестей. Эй, Дирк, Пит, Джон, Билли! Привязать его к пушке на баке! Дадим салют с потрохами и кишками! С орудийной палубы полезли канониры, но Серов помахал им рукой. - Не нужно, Сэмсон. Мсье Вальжан останется нашим почетным гостем до завершения торговой сделки. Мы ведь договорились, не так ли? Он уставился в блеклые глаза купца. Они глядели друг на друга долгую секунду, потом Вальжан моргнул, скривил тонкие губы и буркнул: - Договорились. - Тогда - к делу! Оба приказчика съехали на берег. Вскоре к "Ворону" подошли широкие баркасы, на борт полезли смуглые, вороватого вида оборванцы, и работа закипела. Тегг приставил к грузчикам дюжину канониров и сам, хоть и был изрядно пьян, следил в оба глаза - как бы не прихватили лишнего. Мсье Вальжана, вместе со столом, вином и табуретом, убрали с палубы, перебазировав на квартердек; там он и просидел всю ночь, угрюмо взирая, как в свете факелов к фрегату швартуются лодки и баркасы, как поднимают с них ядра и бочки с порохом и грузят взамен рулоны сукна и шелка, мешки с кошенилью, ящики с посудой и другой товар. В сумерках прибыла тартана с серебром, разложенным в восемь сундучков, и Серов с де Пернелем принялись его пересчитывать. Разумеется, считали не монеты; крупные суммы в золоте и серебре принимались на вес, а что до монет, то их тоже осматривали и взвешивали, но выборочно, дабы убедиться, что края не обрезаны и что французское казначейство не подделало металл. Такое случалось; король-солнце Людовик XIV вел разорительную войну, и всякий грош был ему не лишним. С подсчетом закончили уже ночью. Де Пернель, вытерев пот со лба, проводил взглядом запечатанные ларцы, которые дюжина корсаров перетаскивали в кают-компанию, и молвил: - Я исполнил свой первый обет, мессир капитан: в трех храмах, что попались мне по дороге, поставил свечи и помолился за наших людей. А что до этого купца... - Он перевел взгляд на квартердек. - Простите, де Серра, мою невольную вину. Этот Вальжан, которого я к вам привел... Кажется, он человек недостойный, желающий извлечь выгоду во всяком деле. Но люди из мальтийской общины сказали мне, что он богат, и что в Кальяри он единственный, кто может взять наш груз и выплатить деньги в течение дня. Пусть Господь покарает его за жадность! Серов усмехнулся. - Не вините себя, командор. Таковы торговцы, а чиновники и губернаторы ничем не лучше. - Спаси их Царь Небесный! - рыцарь перекрестился. - Я, однако, надеюсь, что со временем их нрав смягчится и в душах расцветет христианское милосердие. Всяк, кто верует, должен быть щедр или хотя бы честен. - Не надейтесь, де Пернель. Даже через триста лет они будут такими же жадными и ненасытными, уважающими только кулак и силу. Мне это доподлинно известно. Командор внимательно посмотрел на Серова и пробормотал: - Страшные слова вы сказали, мессир капитан... Неужели жадность вечна, и благородство с честностью всегда отступят перед ней? Триста лет! Это ведь огромный срок! Возможно, люди научатся летать, как птицы, и странствовать по морю без весел и ветрил... возможно, их свершения будут еще грандиознее... Неужели они не изгонят пороки, не обратятся к свету Христа?.. Может ли такое быть? - Не изгонят и не обратятся, - молвил Серов. - Свершения будут велики, но лишь распалят людскую жадность. Де Пернель печально поник головой. - Наверное, вы правы. Мне довелось читать книгу одного врача по имени Нострадамус, к которому Божьим соизволением приходили видения грядущего. Та книга полна жутких пророчеств... - Он повернулся к лодке, что покачивалась у борта фрегата. - Если позволите, капитан, я вернусь на свой корабль и проверю, как идет ремонт. Думая о божественном и тоскуя из-за грядущих бед, нельзя забывать о сиюминутных надобностях. Прошла ночь, и с первыми лучами солнца на "Ворон" стали возвращаться шлюпки. Гребли на них лениво, орали, пели песни, хлебали спиртное из фляг и кувшинов, а кто-то храпел, свесив голову меж коленей или растянувшись на днище. Протрезвевший Тегг устроился у фальшборта, глядел, как люди взбираются по штормовому трапу: пьяных в стельку волокли на пушечную палубу, тех, кто был способен передвигаться, отсылал на бак, где их обливали водой. Герен и Страх Божий затащили на палубу Мортимера - тот был в штанах, но уже без сапог и, разумеется, без единой монеты. Братья Свенсоны взлетели по трапу орлами - эти потомки викингов могли, казалось, выпить море, а потом залезть на мачту и пройтись по рее. Ван Мандер слегка пошатывался, и Олаф со Стигом, взяв шкипера под руки, отвели в каюту. За ним поднялся Хрипатый Боб и сообщил, что цены на шлюх и спиртное в Кальяри много ниже, чем в Вест-Индии, но деньги все равно потрачены, а вот на что и как, он сам не помнит. Затем боцман отправился к кабестану, призвал Кактуса Джо, Алана, Джоса и Люка Фореста и стал дожидаться команды на подъем якорей. "Дрозд" и "Дятел" отвалили от пристани, весла галер опустились в воду, подтолкнули корабли вперед, на мачтах взмыли паруса. Сделав перекличку, осмотрев спящих и убедившись, что никто не забыт и ничто не забыто, Серов велел Вальжану спуститься в баркас. Потом загрохотала якорная цепь, ветер наполнил треугольник кливера, и "Ворон", неторопливо развернувшись, двинулся прочь от Кальяри. Загудели туго натянутые канаты, скипнули реи, одеваясь белыми полотнищами парусов, плеснула о корпус крутая волна и рассыпалась мелкими брызгами. Баркас с мсье Вальжаном начал удаляться, но Серов, перегнувшись через планшир, поймал последний взгляд купца. В его глазах светилась холодная ненависть и обещание мести. ------------------------------------------------------------------------ *) Летом 1191 г, когда султан Саладин задержался с выплатой контрибуции, Ричард велел перебить захваченных в Акке пленников. Их было три тысячи, клинки и копья солдат застревали в их телах, и палачи справились со своей работой только за половину дня. **) Ванты - тросы-оттяжки, которыми производится боковое крепление мачт и стеньг. Стеньга - верхняя часть наставной мачты, удлинняющая ее. ***) Тартана - средиземноморское судно, обычно торговое и меньшее размером, чем фелюка; на фелюке были две мачты, а тартане - одна, и на ней поднимали прямой или латинский парус. ****) Эль-Хосейма - портовый городок на средиземноморском побережье Марокко. *****) Фок и фор-марсель - два нижних прямых паруса на фок-мачте. ******) Калибр орудий в те времена определялся весом ядер. Пушки, стрелявшие четырех-, шести- и восьмифунтовыми ядрами относились к легким. Чугунное восьмифунтовое ядро (вес немногим более трех килограммов) было размером примерно с мужской кулак. *******) Кошениль, вермильон (киноварь) - ценные красители. ********) В древности Сардиния и Корсика заселялись греками, финикийцами и карфагенянами, потом стали римскими провинциями. Сардиния в 1296 г перешла под власть Арагона, принадлежала Испании до 1713 г, затем Австрии и савойским герцогам. В составе объединенной Италии остров оказался только во второй половине XIX века. Корсика принадлежала генуэзцам (Лигурии) с 1284 г и перешла к Франции только в 1768 г. *********) Даты жизни Джузеппе Гарибальди 1807-1882 гг. Войны за объединение Италии начались в середине XIX века. **********) Ливр - французская серебряная монета, весившая около 8 граммов. Таким образом, ливр равнялся примерно трети испанского талера. ***********) В те времена шотландцы, не желавшие мириться с британским господством, служили во многих странах, в том числе во Франции, Польше и России. Еще до середины прошлого века на многих побережьях (например, в Калабрии или в Каталонии) создавалась цепь дозорных вышек или башен-крепостей, расположенных с интервалом от трех до пяти километров, и весть о нападении пиратов долетала вглубь материка или острова в считанные минуты, все небоеспособное население спешило укрыться внутри этих башен вместе со скотом, а мужчины создавали ополчение и старались продать свою жизнь и свободу как можно дороже. Эти ополчения организовывались по корабельному принципу: каждый заранее знал, с чем он должен явиться к месту сбора и как действовать в бою. Развалины таких башен можно сегодня увидеть на многих плодородных островах Средиземного моря: на Аморгосе, Андросе, Астипалее, Китносе, Корсике, Косе, Крите, Леросе, Сардинии, Серифе, Сифносе (здесь их более десятка), Сицилии, Скиатосе, Скопелосе, Фасосе. Иногда роль таких башен-крепостей выполняли монастыри и церкви - преимущественно те, что располагались на скалистых кручах. А.Б.Снисаренко "Рыцари удачи", Санкт-Петербург, 1991 г. Глава 7. Привет с родимой стороны "Вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водой. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один. И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды". Серов захлопнул маленькую карманную Библию на французском и сунул ее за обшлаг камзола. После небольшого шторма, слегка потрепавшего его флотилию, море было блестящим, как зеркало, спокойным и пустынным. Казалось, оно простирается до бесконечности - привычная иллюзия для морехода, которую легко разрушить, поглядев на карту. Карта утверждала, что они находяся в Тунисском проливе, где от берега до берега, от мыса Эт-Тиб в Тунисе до Сицилии около семидесяти миль. По масштабам двадцатого века совсем небольшое расстояние; Серов даже слышал, что между Сицилией и Тунисом собирались проложить подземный тоннель. Однако: "Земля безвидна и пуста, и Дух Божий носился над водой..." Может быть, носился и кувыркался именно в этом месте... Вытащив из-за пояса трубу, Серов осмотрел горизонт. Ни мачт, ни паруса... Через триста лет такого бы произойти не могло - Средиземное море стало одной из самых оживленных транспортных артерий. Но сейчас на планете обитали не шесть с половиной миллиардов, а много меньшее число людей. Сколько, Серов не представлял, но наверняка меньше миллиарда, так что Земля в самом деле была пуста - разумеется, с его точки зрения. Северо-западный ветер подгонял "Ворона" и две галеры; корабли плыли на восток со скоростью пять с половиной узлов и через сутки должны были оказаться в мальтийских водах. Конечно, если продержится попутный ветер и не случится нового шторма; бури в зимнем Средиземье налетали с пугающей внезапностью. Серов нес утреннюю вахту, у руля стоял Стиг Свенсон, в "вороньем гнезде" на грот-мачте устроился Рик Бразилец, а прочая команда отдыхала, расположившись кто на верхней, кто на орудийной палубе. Корсары уже очухались после Кальяри, но это событие было еще свежим, порождавшим массу воспоминаний и споров: кто больше выпил и кому досталась девушка погорячей, самая страстная и ненасытная. Над кораблем повис раскатистый хохот, гул голосов и стук костей - те, у кого оставались монеты, играли, их безденежные приятели болели и советовали. Солнце грело умеренно, но Серов полагал, что сейчас никак не меньше пятнадцати градусов тепла, прекрасная погода для начала января. Впрочем, то было мнение северного жителя, а его моряки, привыкшие к африканской и вест-индской жаре, временами ежились. Глядя на свой экипаж, Серов размышлял о грядущей атаке на Джербу, бомбардировке фортеций и высадке десанта. Все это нуждалось в четком планировании, которое он еще не мог произвести - слишком мало знал о топографии и укреплениях острова. Но, по утверждению де Пернеля, такие данные имелись у рыцарей-мальтийцев, неоднократно пытавшихся взять штурмом пиратский притон и спалить его до тла. Однако успеха они не имели и, невзирая на храбрость и упорство, были битыми не раз. Серов, бывший офицер спецназа, догадывался, где кроется ошибка. Военная доктрина этого столетия была примитивной, как в эпоху Александра Македонского: пехота строилась для битвы, пушки и конница располагались на флангах полков или за линией пеших солдат, затем начиналась пальба из орудий и мушкетов, после чего солдаты сходились шеренгами под барабанный грохот, чтобы колоть и резать друг друга. Артиллерия поддерживала их, стреляя временами в гущу собственных отрядов, конница наносила внезапный удар или отражала атаку вражеских всадников, но в любом случае битва была сражением тысяч и тысяч бойцов, сгрудившихся на небольшом пространстве. Такая тактика являлась в общем-то верной, ибо успех сражения решали сабля и штык, а не снаряд и пуля; пушки и ружья стреляли на небольшие дистанции, перезаряжались долго, и огонь был малоэффективным. Батальон не пошлешь в атаку разреженной цепью, если у солдат не автоматы, а кремневые мушкеты; цепь будет прорвана массой противника и, с вероятностью десять к одному, уничтожена. В эту эпоху солдат еще не стал автономной боевой единицей и мог сражаться и выжить только в отряде своих сотоварищей. Были, однако, исключения. Русские и украинские казаки умели воевать небольшими мобильными группами, подбираться скрытно и атаковать неприятеля сразу во множестве мест, повергая его в хаос и страх. Эту же тактику приняли американские повстанцы, боровшиеся с войсками Британии; они считали ее изобретением трапперов и индейцев. Казалось, что на море она неприменима, ибо боевые корабли европейских флотов обстреливали врага из орудий и редко сходились борт о борт, но карибские пираты, мастера абордажей и внезапных десантов, доказали иное. Фактически они являлись морской пехотой, лучшей в мире, так как других прецедентов не было - и не будет еще долгие, долгие века. Ни "морских котиков", ни "зеленых беретов", ни иных бойцов, способных атаковать превосходящего числом противника и одержать над ним победу. Жестокость и хитрость, упорство и ярость, владение любым оружием, искусство драться на зыбкой палубе, высадиться на берег вплавь или на шлюпках, рубить и колоть, стрелять и бросать гранаты - все это было для них привычным, как и сознание того, что дерутся они не по приказу, не во славу короля, а как люди вольные, за добычу и собственную жизнь. Это делало их непобедимыми, как в Вест-Индии, так и в других морях. Хотя, конечно, магрибские пираты были противником вполне достойным. - Ко-аа-бл! - долетело с мачты, где сидел Рик. - Ко-аа-бл на ист! Серов встрепенулся, направил трубу на восток, поймал крохотные прутики мачт. Паруса и корпус судна были еще не видны, скрытые горизонтом, и оставалось неясным, то ли это двухмачтовый бриг, то ли пиратская шебека или торговая галера. Мачты дергались в поле видимости, то приближаясь, то отдаляясь - корабль шел галсами на север, к берегам Сицилии. Купеческая лоханка? - подумал Серов, не опуская трубы. Минут через десять он понял, что ошибается. Две мачты с латинскими парусами, узкий корпус, пушки на палубе и прорези для весел в темном борту... Несомненно, то была пиратская шебека. Высокий корпус и мачты "Ворона" на ней уже заметили, но двигался пират по-прежнему неторопливо, словно хотел намекнуть: не трогай меня, и я тебя не трону. Причина такой беззаботности скоро выяснилась - за первой шебекой шли еще две. Втроем они могли напасть на боевой корабль, рассчитывая прорваться сквозь огонь бортовых батарей. Видимо, "Дрозд" и "Дятел", плывшие вслед за "Вороном" и сидевшие низко в воде, были пиратам еще не видны. Три шебеки, подумал Серов, чувствуя, как пресеклось дыхание. У Карамана тоже три... по крайней мере, столько вышло из Эс-Сувейры... эти идут с юга на север - может, от тунисских берегов, а может, с Джербы... И их тоже три! Он опустил трубу, шагнул к планширу и крикнул: - Боцман! Свистать марсовых наверх, ставить все паруса, готовить абордажную команду! Магометане на горизонте! Внизу, на шканцах, заорал Хрипатый Боб, и кубики костей, вместе с серебряными монетами, вмиг исчезли. Одни корсары полезли на мачты, другие, подгоняемые Куком и Тернаном, ринулись за мушкетами или нырнули в люк, спеша к орудиям, затем появился хирург Хансен со своим медицинским сундучком, а вслед за ним - Тегг и ван Мандер. Этот переход от мирных игр и шутливых перебранок к полной боевой готовности был таким стремительным, что Серов не успел сосчитать до тридцати. Его офицеры вдруг оказались на квартердеке, ватаги Кука и Тернана встали с оружием у бортов, раскрылись пушечные порты, а мачты оделись парусами. Этот сигнал был понятен для капитанов галер - там тоже подняли все паруса и часть команд села на весла. Серов знал, что от его гребцов пиратам не уйти: свободные люди, в чьих душах бушует ненависть, трудятся с большей охотой, чем невольники. - Ну, что там у нас? - поинтересовался Сэмсон Тегг, разглядывая в трубу шебеки. - Вижу трех недорезанных козлов... Сейчас мы их опустим рожами в дерьмо! Во имя Бога, Сына и Святого Духа! Магрибцы, кажется, заметили фрегат, но в бегство не пустились, а повернули навстречу. Ветер дул для них противный, но был слаб, и шебеки шли теперь на веслах. Их бесполезные паруса поползли вниз, на палубах, у мелких пушек, засуетились люди в фесках и чалмах, и над морем раскатился рокот барабанов. Вскоре темп ударов стал быстрей, заставляя гребцов выкладывать все силы; теперь три узких хищных корабля точно летели над волнами, и встречный бриз, раздувавший запальные фитили, относил за корму клочья сизого дыма. - Наглые!.. - пробормотал Тегг. - Пальнуть из носового орудия? Что скажешь, капитан? - Не нужно. Идут прямо на нас, и пугать их не стоит. Хорошо бы пройти между двух галер и ударить по палубам картечью... Но аккуратно, чтобы не задеть надстройки на юте. - Сделаем! - кивнул бомбардир, приподнимая бровь. - Думаешь, это Караман? Думаешь, с ним наши и Шейла? Серов пожал плечами. - Не знаю. Если в самом деле Одноухий, то Шейла вряд ли с ним - ни к чему тащить в море женщину на пятом месяце. А вот наши могут оказаться на этих посудинах - внизу, на гребных скамьях. - Я их не задену, капитан, - сказал Тегг, сбежал по трапу и скрылся в люке. Серов велел Рику спускаться с мачты и принести его шпагу и пистолеты. Потом объявил команде, чтоб не забыли о пленных, пообещав особый приз за предводителя и за любого турка в богатых одеждах. Скорость сближения фрегата и шебек была слишком велика, и, по совету ван Мандера, он приказал спустить паруса на фоке и гроте. Внизу, орудийной палубе, слышался зычный голос Тегга, скрип пушечных станков и лязг ядер, что катились в пушечные жерла. Пиратские суда шли треугольником: две шебеки впереди, на дистанции полукабельтова друг от друга, а третья шебека, более крупная, окрашенная в синий цвет, держалась ярдах в двухстах за передовыми кораблями. Серов изучал ее в трубу, пытаясь вспомнить, была ли лоханка Карамана синей. На палубе он видел турка в огромной чалме, судя по властным жестам - реиса, но разглядеть его черты не удавалось за дальностью расстояния. Подзорная труба сильно уступала цейссовскому биноклю. Марсовые, спустив паруса, сидели на реях с мушкетами, упираясь спинами в мачты, чтобы не сбросило отдачей после выстрела. Над ними свисали канаты. Разрядив мушкет, стрелок перелетал на вражеское судно с тесаком в зубах и превращался в бойца абордажной команды. Опасный фокус, но пришедшие с Серовым с Карибов владели им в совершенстве. Барабаны, подгонявшие гребцов, вдруг сбились с ритма - видно, пираты заметили "Дятла" и "Дрозда". Эти галеры были такими же, как магрибские шебеки, и вражеским реисам выпала тяжелая задача: сообразить, что происходит. Быстро, не теряя времени! Может быть, фрегат удирал от судов правоверных и вдруг напоролся на новую их флотилию; но, возможно, две шебеки рядом с ним - в союзе с христианами и охраняют корабль. Выбор между жизнью и смертью! Идти вперед или пускаться в бегство?.. Секунды шли, весла пенили воду, шесть кораблей сближались, срок решения истекал - и вот последняя капля скользнула в клепсидре судеб: "Ворон" очутился между пиратскими судами. Серов поднял клинок с крестообразной рукоятью, запрокинул лицо к небу. Ввиду изрядной скорости фрегата и шебек, молитва была коротка: - Да будет к нам милостив Господь! И пусть пошлет нам этих нехристей в добычу! - "А мне - одноухого гада", - добавил он про себя и рявкнул: - Картечью... огонь! Дружно взревели пушки, сметая бойцов с вражеских палуб и круша фальшборт, мачты и реи. Серов бросился вниз, к абордажным ватагам, а на мостике уже распоряжался шкипер, приказывал живо спускать кливера и паруса с бизани. Теперь "Ворон" двигался по инерции, замедляя ход и целясь острым бушпритом в синий пиратский корабль. Столкновение казалось неизбежным, но в последнее момент ван Мандер отвернул, и тут же затрещали весла, ломаясь о корпус фрегата. Полетели крюки, грохнул залп мушкетеров, "Ворон" потащил за собой шебеку, и вдруг ее низкий борт и заваленная телами палуба оказались совсем рядом, на расстоянии протянутой руки. Снова затрещали выстрелы - на этот раз с мачт фрегата; сидевшие там корсары били прицельно, истребляя канониров и тех, кто был еще способен оказать сопротивление. Не пришибли бы реиса, мелькнуло у Серова в голове. В следующий миг он ринулся со всей своей ордой на магрибское судно, выстрелил в грудь одному противнику, проткнул горло другому и очутился у люка, ведущего на гребную палубу. Оттуда несло густой вонью, как из нечищенного нужника. Сумрак полнился хрипами, криками, проклятьями на десяти языках, мольбами о помощи; кто-то во весь голос читал молитву на латыни, кто-то стонал под ударами плети - резкий свист рассекаемого воздуха и влажный хлопок о кожу завершались мучительным воплем. То был ад, пекло в миниатюре, устроенное одними людьми для других. Серов сунул за пояс разряженный пистолет, вытянул другой, с пулей, и, морщась от смрада, начал спускаться. Рик и кто-то еще - кажется, Черч из нового пополнения - шли за ним с мушкетами наперевес. Низкое и мрачное подпалубное пространство занимало середину корабля; в центре тянулся помост, вровень с ним, по обе стороны, виднелись скамьи для гребцов, заполненные невольниками. Картина была знакомой: разинутые в крике рты, выпученные глаза, спины и плечи в багровых рубцах, поникшие в ужасе головы, зловоние и грязь. "Дева Мария, - пробормотал Черч за спиной Серова, - Дева Мария, заступница!" Месяца не прошло, как он сидел на такой же скамье и, обливаясь кровавым потом, гнулся над веслом. Турок с кривой короткой саблей заступил Серову дорогу, но Рик, черной тенью проскользнув вперед, проломил ему череп ударом приклада. Другой надсмотрщик, огромный, как буйвол, трудился в дальнем конце помоста, с яростью хлестал гребцов - толстая плеть свистела и брызгала кровью. Это тоже было привычно Серову, побывавшему на двух десятках пиратских шебек: в момент схватки на палубе невольников избивали, чтобы предотвратить мятеж. Обычно их не ковали в железо, кроме самых дерзких - кандалы и цепи мешали грести, но тут был в оковах каждый второй, а может, и все. - Возьмите его. Живым! - приказал Серов, вытягивая клинок к гиганту-надсмотрщику. Рик и Черч бросили мушкеты, обнажили тесаки и, как пара волкодавов, устремились к турку. Черч перерубил рукоять бича, Рик, ловкий, как пантера, зашел сзади, накинул на шею османа петлю и потянул, упершись коленом в поясницу. Надсмотрщик захрипел, пытаясь освободиться, но тут же замер, глядя на саблю Черча, просунутую между ног. - Дернешься, пес помойный, яйца отрежу, - пообещал Черч. Его глаза горели дьявольским огнем. - Ведите на палубу, - приказал Серов, разглядывая невольников. - Спокойно, пропащие души! Я, капитан Серра, взял этот корабль. Все будут свободны, клянусь Господом. Считайте, что вы родились во второй раз. - Повторив это на французском, он спросил: - Кому принадлежит шебека? Кто тут реис? Караман? - Эль-Хаджи, - зашелестело в ответ. - Проклятый Эль-Хаджи, зверь, негодяй, ублюдок... Дьявол из преисподней... - Черт! Опять неудача! - Серов повернулся и полез по трапу наверх. Там корсары уже обшаривали убитых, резали раненых и швыряли трупы за борт. "Дрозд" и "Дятел", сцепившиеся с двумя другими шебеками, в помощи не нуждались - там тоже шла резня, слышались вопли погибающих и пистолетные выстрелы. Не приходилось удивляться, что гребцы-невольники из Эс-Сувейры и с пиратских шебек так быстро слились с командой "Ворона", усвоив приемы и обычаи Берегового братства. Попавшие на гребные скамьи турецких или магрибских галер были солдатами и моряками, плененными в бою; они не могли надеяться на милосердие своих хозяев и даже на выкуп, ибо считались убийцами правоверных. Те, кто выжил на галерах, были яростны, жестоки и крепки, как сталь; отличный материал для вербовки в корсарское воинство. Рик и Черч тащили турка-надсмотрщика на ют, Серов шел следом, перешагивая через мертвые тела. Доска не нужна, подумалось ему; живых, похоже, не осталось. Но он ошибся. - Капитан! Капитан, якорь мне в бок! Сюда иди! Глянь, кого словили! Серов обернулся. На палубе у грот-мачты был распластан турок в чалме и шитой серебром епанче; он лежал ничком, уткнувшись носом в доски, а на его спине и ногах сидели Мортимер и Алан Шестипалый. Турок, очевидно, задыхался и то и дело начинал ворочаться. Тогда Алан колол его в задницу острием кинжала. - Моя добыча! - заявил Мортимер. - Он в меня из пистоля палил, и саблей размахивал, но я... - Не ты, а я его взял! - ухмыльнулся Алан. - Ты, краб вонючий, уже штаны намочил, когда он едва до кишек твоих не добрался! - Взял! Надо же, взял! Врезал сзади по башке, когда я с ним дрался! Мой сарацин, клянусь преисподней! И награда тоже моя! Алан ощерился и стиснул кулаки. - Язык у тебя длиннее тесака. Я твою печень спас, ублюдок! - Спас! Ты, навоз черепаший, отродье шестипалое! От какой скотины тебя мать родила? Какой урод трахнул ее в сортире? И как у него пупок не развязался от напряги? Алан начал багроветь. - Заткнитесь оба, - приказал Серов, содрал с турка чалму и убедился, что уши у него целы. Затем, дернув за волосы, приподнял его голову и молвил: - Это не Караман. Точно не Караман! За этого я дам вам по двадцать талеров. Оружие поделите: одному - сабля, другому - пистолет. И никаких свар на судне! Хотите поплавать под килем? Так я сейчас кликну боцмана и... Но боцман был уже тут как тут - стоял, расправив плечи, и поигрывал широким ножом, какими буканьеры с Эспаньолы свежевали бычьи туши. При виде Хрипатого Алан и Морти сразу присмирели, поднялись, дернули турка вверх и поставили перед Серовым. У пленника оказалось породистое и явно не восточное лицо: длинный нос, узкие скулы и серые глаза. Возможно, он был из черкесов, которых брали в янычары. На палубу шебеки перебрался Тегг, спросил: - Есть пленные, Эндрю? - Только двое. Этот, - Серов ткнул пальцем в огромного турка, которого держали Рик и Черч, - надсмотрщик над гребцами, а второй, я думаю, Эль-Хаджи, реис. Сейчас я с ним побеседую. Ну-ка, Морти, отпусти его и поищи Деласкеса либо Абдаллу. Но пленник внезапно заговорил, мешая французские, английские и итальянские слова: - Я знаю ваш собачий язык. Псы и те приятней гавкают! Скоро я не услышу ваших речей и не увижу ваших мерзких лиц. Я буду пить шербет из рук гурий, а вы - плавать в помоях и блевотине! Ибо я попаду в сады Аллаха, а вы, неверные свиньи, - добыча Иблиса! - Путь в сады Аллаха может быть нелегким, - сказал Серов. - Я бы не советовал тебе торопиться. Возможно, я отпущу тебя, Эль-Хаджи, и гурии поднесут тебе шербет в Тунисе или Стамбуле. Клянусь, так и будет, если правдиво ответишь на один вопрос: где одноухий Караман? Тонкие губы реиса искривились в усмешке. - А! Ты ищешь Ибрагима Карамана и женщину по имени Сайли! Я слышал о тебе. Ты - шайтан Сирулла! - Так меня называют. Повторяю вопрос: где Караман? Пленник молчал. Серов огляделся. Шебеку уже очистили от трупов. Снизу доносились лязг и грохот - там разбивали оковы гребцов и, одного за другим, выводили их на палубу. Рик и Черч стояли за спиной гиганта-надсмотрщика, Алан и Мортимер стерегли реиса Эль-Хаджи, и было ясно, что от этих четверых дельный совет не получишь. Вот Тегг и Хрипатый Боб - те были отличными советчиками! - Надо бы его разговорить, джентльмены. Есть предложения? - Само собой, - промолвил Тегг и подмигнул Хрипатому. - Видишь, Боб, этого бугая? - Он покосился на турка. - Башка как котел, шея бычья! Спорим, что ты ему глотку не перережешь - так, чтобы от уха до уха и за единый раз. Фартинг *) ставлю! Боцман хмыкнул, и не успел Серов слова молвить, как сверкнуло широкое лезвие, на шее турка налилась алая полоса, и, заливая его мощную грудь, хлынули потоки крови. Но ни капли не долетело до палубы - Хрипатый, подхватив огромную тушу за ноги, отправил убитого за борт. Потом сказал: - "Ты должен мне фарртинг, Сэмсон", - и поднес окровавленный нож к лицу Эль-Хаджи. Но тот не дрогнул, а уставился на Боба с надменным вызовом. Ищет смерти, сообразил Серов и поглядел на толпу невольников, что выбирались из люка. - Быстрой кончины тебе не будет, - произнес он, кивая на гребцов. - Эти люди сказали, что ты - зверь и негодяй, дьявол из преисподней. Я тебя им отдам. Пусть порадуются! На висках реиса выступил пот, дернулось веко на левом глазу. Вероятно, этот путь в сады Аллаха его не устраивал. - Кто для тебя Караман? - продолжал Серов. - Он тебе не брат и не товарищ... Расскажи, что знаешь, и выбирай: жизнь или легкая смерть. Иначе... - Он снова осмотрел невольников, чьи глаза, при виде Эль-Хаджи, вспыхнули хищным блеском. - Знаешь, что они с тобой сделают? Зубами и ногтями будут рвать! А мой боцман проследит, чтобы не с горла начинали, а с паха и прочих мягких частей. - Пррослежу, - подтвердил Хрипатый. - Ты, Тегг, прро фарртинг-то не забудь! Хрр... Если хочешь, я потом еще трроих заррежу, и будет целый пенс! Эль-Хаджа судорожно сглотнул. - Хвала Аллаху, господу миров! Он взвешивает, Он судит, Он карает, и нет препятствий Его воле! Два дня назад я вышел с Джербы. Караман-реис там, и женщина у него... Только тебе их не взять, Сирулла, ни Карамана, ни женщину. У него дом неподалеко от касбы. **) Ты еще на берег не ступишь, как он в крепость уйдет. А в касбу ты не проникнешь! Не захотят твои псы гибнуть у ее стен даже из-за райской гурии! Да и маловато их. А правоверных воинов на Джербе многии и многии тысячи! Серов покивал головой, пробормотал по-русски: - Ну, ничего, ничего... На всякую хитрую задницу найдется свой штопор. - Потом спросил: - Что выбираешь, Эль-Хаджи, жизнь или смерть? - Жизнь, - прохрипел реис. - Ты обещал! - Обещал. Если не врешь, отпущу, а до того посиди в цепях на собственной галере. Я ее возьму. "Дрозд" и "Дятел" у нас есть, а эта будет "Стриж". Пусть ее вычистят от клотика до киля и наберут экипаж из охочих людей. Остальных отпустить, пересадив на другие шебеки. Боб, проследи! - Хрр... Будет сделано, капитан. Серов повернулся и зашагал к высокому борту фрегата. * * * Пока разбирались с грузом, набирали команду "Стрижа", рассаживали бывших невольников по шебекам и чинили на скорую руку такелаж, миновала половина дня. К корсарам присоединились семьдесят три человека, а остальные, большей частью испанцы, португальцы и моряки из Генуи и Венеции, решили плыть под охраной фрегата на Мальту и просить о помощи великого магистра Раймонда де Рокафуля. Многие из них были ранены или до предела истощены, а в Ла-Валетте, мальтийской столице, находился огромный госпиталь с лучшими в христианском мире лекарями. Наконец, в пятом часу пополудни, подняли паруса, и "Ворон", возглавляя флотилию из пяти галер, неторопливо двинулся на юго-восток, к грозному оплоту Мальтийского ордена. Серов, не слишком утомленный битвой с Эль-Хаджи, заканчивал свою вахту, размышляя о встрече с великим магистром - если тот, конечно, захочет принять вест-индского корсара, губителя испанцев. Здесь существовали определенные сомнения, но де Пернель утверждал, что прошлые грехи искуплены - все же, плавая в Средиземье, Серов и его сотоварищи спасли немало христианских душ, побили изрядно пиратов и не ограбили ни единого судна, даже испанского. Хотя временами удержаться было трудно. На капитанский мостик поднялся Хрипатый Боб, доложил о взятом на шебеках грузе (кроме пороха, ядер, муки и фиников - ничего ценного), затем помялся и каркнул: - Тут один висельник с саррацинской лоханки прросится к тебе. Я его на боррт взял из интерреса. Чего-то он хочет, капитан, а чего, не пойму - болтает по-таррабарски. Слово понятно, два - нет. Должно быть, этот... как их... китаец. - У него что же глаза косые, кожа желтая и нет бороды? - полюбопытствовал Серов. - Глаза как глаза, а борродища - во! - Хрипатый провел ладонью над пупком. - И кррестится... только не так, как положено, а на свой дуррацкий манер. - Тогда он точно не китаец. - Серов с задумчивым видом почесал в затылке. - Может, эфиоп? Я слышал, они тоже христиане, и бороды у них растут как у нормальных людей. Боцман с сомнением хмыкнул. - Эфиопы черрные, а этот белый, только рожа у него ширрокая, как пудинг. Прривести ублюдка? - Давай. И Мартину скажи, чтоб был наготове - может, столкуемся на турецком. Через минуту на квартердек, в сопровождении Хрипатого, поднялся высокий худой мужчина, густо заросший светлым волосом. Русая борода, сливаясь с усами, падала ему на грудь, соломенные патлы стояли нимбом вокруг головы, топорщились густые брови, обширная поросль золотилась на руках и плечах. Он уже вымылся - тело было чистым, и пахло от него не смрадом галерного чистилища, а соленой морской водой. Его обрядили в турецкие шаровары и суконную безрукавку - она не сходилась на широкой груди, и Серов увидел, как из-под кожи, испещренной полузажившими следами от побоев, проступают ребра. Широкоскулое крупное лицо незнакомца, обожженное солнцем и знойными ветрами, хранило странное детское выражение - возможно, так казалось из-за сочетания светлых волос и синих глаз, напоминавших о поле спелой ржи с цветущими васильками. Серов посмотрел в эти глаза, и сердце у него захолонуло. Таких глаз не могло быть ни у немца, ни у британца или француза, ни у скандинава - тем более, у китайца. - Бью челом, милостивец мой, - произнес мужчина на русском и, кланясь земно, забормотал на двунадесяти языках, но на всех - что-то непонятное: Серов вроде бы уловил английское "сенкью" и арабское "рахмат". - Ты из какой губернии, братец? - спросил он, и родная речь была как мед на языке. - Какого ты рода-племени и какого состояния? Дворянин или простой человек? - Батюшка-капитан! Отец родной! - Незнакомец вдруг повалился на колени, обнял ноги Серова, прижался щекой к сапогу. - Неужли ты из наших? Пресвятая богородица! Сколь годков я слова русского не слышал! С той поры, как Ивашку кнутом захлестали! Оторвавшись от сапога, он поднял голову. По его щекам текли слезы, теряясь в бороде, лицо вспыхнуло лихорадочным румянцем. - Выходит, не китаец он, - сказал Хрипатый Боб. - Не китаец, рраз ты, капитан, его понимаешь. Хрр... Откуда же взялось это черртово отрродье? - Он русский, - пояснил Серов. - Из той земли, куда мы плыли на государеву службу. Ты, боцман, иди... Иди, а я с ним потолкую. Речь его мне немного знакома. Боб, хрипя горлом и удивленно хмыкая, спустился на шканцы. Бывший невольник, все еще стоя на коленях, широко крестился, и крест клал по православному обычаю: от лба - вниз, потом к правой стороне груди и к сердцу. Руки у него были крупные, мощные, в мозолях от весла. - Ты вот что, братец... - Серов похлопал его по макушке. - Ты кончай креститься да слезы лить. Думаю, не зря ты в гребцах очутился - наверное, и порох нюхал, и саблей махал, и басурманские головы рубил... Так что встань и доложись, как положено военному человеку. Повторяю вопрос: кто ты есть и какого чина-звания? Незнакомец поднялся и стал во фрунт. Ребра выпирали из-под кожи, и шрамов от хлыста на ней было ней было не счесть. - Михайла Паршин, капитан третьей роты Бутырского полка! - отрапортовал он. - Взят в плен супостатом в Азовском походе! ***) Раненым пленили и токмо потому, что душа едва не отлетела. - Он продемонстрировал рубец между плечом и шеей - след от удара ятаганом. - Четыре года ворочал весло на османских галерах, потом еще три - у песьей рожи Аль-Хаджака. Ну, этот самый лютый был! Прям-таки зверь неистовый! - Михайла помолчал, потеребил в смущении бороду и спросил: - А ты, батюшка мой, правда из наших? И как мне тебя звать-величать? - Зови Андреем Юрьевичем. Но я не из России, братец, я из Франции, из Нормандии. Слыхал про такую? - Паршин отрицательно помотал кудлатой головой. - Отец мой - знатный дворянин, маркиз, а я, Андре Серра, его непутевый отпрыск... Ты ведь, Михайла, тоже из дворян? - Из дворян. По-новому, как государь повелел, из дворян, а по прежнему - так из сынов боярских. Род наш из Москвы и прилеплен с давних пор к большим боярам, к Толстым... в свойстве с ними состоим, и Петр Андреич даже дозволил звать себя дядюшкой. - Это какой же Петр Андреич? - насторожился Серов. Из Толстых он мог уверенно опознать лишь Льва Николаевича, но до "Войны и мира" и "Анны Карениной" было еще лет сто пятьдесят, а то и больше. - Толстой Петр Андреич, царский стольник. ****) Ба-альшой человек! Может, искал он меня, чтобы выкупить, да, видно, не нашел... - Михайла развел руками и снова бухнулся на колени. - Челом бью, батюшка-капитан Андрей Юрьич, и тщусь надеждой! Помоги добраться до отчизны! Век буду тебя поминать в своих молитвах! И детям, буде появятся они, закажу, чтоб во всякий день молили Господа о твоем благополучии, о фортуне твоей и здравии! А я тебе чем смогу, отслужу! Отслужу сей же час, живота своего не жалея! - Отслужишь, - сказал Серов, крепко запомнив о свойстве Михайлы с царским стольником Толстым. - Непременно отслужишь, но как, о том мне нужно поразмыслить. А теперь иди, братец, бороду сбрей, патлы обрежь и стань похож на человека. Боцману передай, что я зачисляю тебя в экипаж и велю выдать нормальное платье, а не турецкие обноски. Михайла замялся, переступая с одной босой ноги на другую. - Спросить чего хочешь? Ну, спрашивай! - Хочу, Андрей Юрьич, хочу... ты уж не гневайся на мои пустые речи... Где ты толковать по-нашему выучился? Хорошо говоришь, токмо непривычно. - Носило меня по морям-океанам много лет, и видел я всяких людей, - молвил Серов. - Был среди них один купец из Калуги, ныне покойный, и встретились мы в Вест-Индии. От него и выучился. Я способен к языкам. - Из Калуги... в Вест-Индии... - повторил Паршин и вздохнул. - Куда нашего брата не заносило... А я вот гораздо глуп к языкам, потому дядюшка Петр Андреич не изволил пристроить меня к государевой посольской службе, а испросил офицерский патент в Бутырском полку. Поручиком я служил, потом, в тридцать годов, вышел в капитаны... Рубиться да фузилерами командовать я мастак. - Еще покомандуешь и генералом станешь, - пообещал Серов. Он глядел вслед Паршину, думая, что вот свела его судьба еще с одним чистым душой человеком, с рыцарем вроде де Пернеля, а точнее - с витязем, ибо рыцарей на Руси отродясь не водилось. Этот русский офицер наверняка был потомственный воин, солдат отважный и умелый, ибо стать капитаном в тридцать лет было непросто, и царь Петр Алексеевич зря такими чинами не баловал. Похож на де Пернеля, похож!.. - думал Серов. Вот только счастье у него русское, такое, что приходит через кровь, и пот, и сорок бед... Де Пернель сидел у весла немногие месяцы, а этот - семь годов! Вечером, когда вахту стоял ван Мандер, а остальные главари собрались на ужин в кают-компании, Серов велел привести Михайлу. Теггу, боцману и сержантам объяснил, что взяли с галеры Эль-Хаджи капитана русской армии, который в родстве с большим вельможей, и это изрядная удача. Если отправить его домой, снабдив деньгами и письмом, то, глядишь, посодействует родич, чтобы письмо в царские руки попало, и доброе слово замолвит. Тегг покивал головой и молвил, что доброе слово стоит многих талеров, тем более если посланец окажется речист и распишет, как бились с шайкой Эль-Хаджи. Хансен, хирург, с этим согласился, сказав, что раз царь сражался с турками, а они их нынче бьют, то можно считать, что вся флотилия уже на царской службе. Хрипатый Боб добавил, что в этом случае царю придется заплатить - ибо какая служба без жалования? Кук и Тернан заспорили, что за монета в России - гульден, как у голландцев, или же крона, как у шведов. Серов объяснил, что монета - рубль, а происходит ее название от слова "рубить". Это компании понравилось - рубить они умели и любили. Рик привел Михайлу, уже в приличном платье, в сапогах и при оружии. Сели за стол, отужинали, принялись за ром и херес, поднимали кружки в честь победы над басурманами, и чем больше пили, тем лучше понимали Паршина. Хоть был он не горазд в языках, но смог каким-то чудом рассказать и про Азовский поход, и про своего полковника Патрика Гордона, *****) и про османские галеры, и про Ивашку, своего солдата, тоже попавшего в плен и забитого насмерть плетьми. Тут он пустил слезу, но потом приободрился и сказал, что ром, конечно, не водка, но тоже мальвазея добрая, и надо выпить за упокой ивашкиной души. С чем все общество охотно согласилось. Что было потом, Серову запомнилось плохо. Вроде Паршин плакал в жилетку Хансену, жаловался на свою несчастную планиду и семь пропавших даром лет, и вроде Хансен свалился под стол, а он, Серов, успокаивал Михайлу и все пытался рассказать про грядущие победы русского оружия и про Полтаву, где они смогут найти великую честь и славную смерть; вроде Паршин этим утешился, и пили они с ним на брудершафт, бормоча друг другу: "Ты - капитан, и я - капитан, оба мы капитаны..."; вроде вспомнилась ему Шейла Джин Амалия и, затосковав, выпил он цельную кружку хереса; вроде Хрипатый Боб пожелал дать салют из кормового орудия, отправился за порохом и исчез, а Тегг пошел его искать и тоже не вернулся; вроде Кук и Кола Тернан, достав топорик, принялись рубить серебрянные ливры, утверждая, что делают рубли; вроде кончились и ром, и херес, и Паршин сказал, что хватит пить, теперь и поразмяться не грех, и начал искать весло, но не нашел, а упал на Хансена. Сколько продолжались эти чудеса, Серову не запомнилось, но очнулся он поутру в своей каюте и обнаружил рядом с койкой кружку, а в ней - кислое андалусийское. Не иначе, как Рик постарался, решил он, выпил с охотой мансанилью и вылез на палубу. Солнце уже взошло и озарило темно-синие морские воды и бурые скалы острова, встававшего на горизонте. "Ворон" и пять галер шли к нему на всех парусах, и ван Мандер, стоя на капитанском мостике, разглядывал берег в подзорную трубу. Из "вороньего гнезда" на грот-мачте, где сидел наблюдатель, долетело: "Мальта! Земля! Гавань с зюйда, сэр!" Вот уже и Мальта, подумал Серов. Быстро течет жизнь! Чем больше пьешь, тем быстрей течет... ----------------------------------------------------------------------- *) Фартинг - самая мелкая британская монета, четверть пенса. **) Касба - цитадель в мусульманском городе, внутренняя крепость. ***) Азовские походы, состоявшиеся в 1695-96 гг, были неудачной попыткой Петра I прорваться к Черному морю. Однако в результате их был взят 19 июля 1696 г Азов, а в 1700 г заключено перемирие с турками на двадцать лет. ****) Петр Андреевич Толстой (1645-1729 гг), граф и известный дипломат эпохи Петра I. Был сторонником царевны Софьи, но после ее падения примкнул в Петру I. Отличился в Азовском походе 1696 г, в следующем году был отправлен за границу для изучения морского дела и, в период своего пребывания в Италии, дважды побывал на Мальте (1697-1698 гг), о чем оставил записки. В 1702-1714 гг был послом в Стамбуле. Известен тем, что добился возвращения в Россию из Неаполя царевича Алексея и в 1718 г возглавил следствие по его делу. В 1718-1726 гг - начальник Тайной канцелярии, а с 1726 г - член Верховного Тайного совета. После смерти Петра I вступил в конфронтацию с А.Д.Меншиковым, был арестован в 1727 г и сослан в Соловецкий монастырь, где и скончался в весьма преклонном возрасте. *****) Петр Иванович (Патрик) Гордон (1635-1699 гг) - уроженец Шотландии, генерал на русской службе, верный сподвижник царя Петра, участник Чигиринских, Крымских и Азовских походов, командир Бутырского полка. После него остались объемистые записки на английском языке. Мальтийский орден существует до сих пор. Во главе его стоит Великий магистр. Орден состоит из рыцарей, давших религиозные обеты, рыцарей- послушников и светских лиц - всего около 7000 членов. У него крупные земельные владения, и до сих пор он имеет дипломатических представителей в тридцати странах. Его основная деятельность заключается в благотворительности: несколько больниц и сотни санитарных самолетов. Долгое время военные дела считались важнее дел святых, но теперь Мальтийский орден в какой-то мере вернулся к прежней благотворительной деятельности, когда госпитальеры святого Иоанна Иерусалимского лечили больных и с оружием в руках защищали паломников в Святой Земле во время крестовых походов. Жорж Блон "Великий час океанов. Средиземное море", Париж, 1974 г. Глава 8. Мальта На возвышенность у Большой гавани Серова затащил де Пернель. Дело того стоило: отсюда, с вершины горы Скиберрас, виды открывались изумительные. Синева заливов, врезавшихся в земную твердь и походивших на многопалую драконью лапу, контрастировала с темными скалами, с мощными фортами и зданиями, сложенными из желтоватого известняка, с редкой зеленью, затаившейся среди городских кварталов. Прямо под ними, на мысу полуострова, что отделял Большую гавань от залива Марсамшетт и носил такое же имя, как гора, лежала Валетта, мальтийская столица, город-крепость в квадрате каменных башен и стен, к которому в дальнем конце, у самого моря, был пристроен форт Сент Эльмо. Справа в синюю ленту Большой гавани врезались четыре полуострова поменьше, и на двух из них тоже находились крепости: форт Сен Анжело с Кастильским бастионом и городком Биргу и форт Сент Микаэль с другими малыми поселениями, Ислой и Бормлой. В гавани замер на рейде "Ворон", казавшийся сверху игрушечным корабликом, и рядом с фрегатом отдыхали захваченные Серовым шебеки, а также боевые галеры Ордена и три десятка торговых парусников; у пристаней и причалов грудилось множество судов помельче, от рыбачьих лодок до фелюк, бригантин и тартан. Слева, за полуостровом Скиберрас и заливом Марсамшетт, тоже виднелись стены, дома и боевые башни. Серов не сомневался, что здесь всякий клочок суши и моря простреливается с трех-четырех батарей, и орудия там стояли огромные, крепостного калибра, такие, что могли швырнуть ядро за четыре кабельтова. - Там произошла первая схватка, мессир капитан, там, у бастионов Биргу. - Лицо де Пернеля выглядело торжественным и мрачным. - Мустафа-паша явился с войском в сорок тысяч, на двухстах галерах, а у Ордена было семьсот рыцарей, тысяча солдат и пять-шесть тысяч местных ополченцев. Два наших брата попали в плен во время высадки и, уповая на Господа, приняли страшные муки от неверных - те желали знать, где уязвимое место в обороне. Братья, притворно сдавшись, указали Биргу, но там османов ждала засада - конница ордена пала на них, как Божья десница, и уничтожила сотни врагов. Это случилось в мае двадцатого дня. Может, двадцать первого - я точно не помню. Командор рассказывал про оборону Мальты от полчищ османов, самое великое событие в истории Ордена. *) Память о нем была увековечена многими памятниками и названием столицы: Орден тогда возглавлял великий магистр Иоанн де Ла Валетт, и город назвали его именем. Собственно, Ла Валетт его и построил, отразив нашествие турок. - Что было дальше, командор? - спросил Серов. - Паша велел обстреливать Сент Эльмо, и канонада была такой ужасной, что братья-рыцари хотели уйти из форта или атаковать османов и погибнуть с честью. Он отправили гонца к мессиру Ла Валетту, и тот сказал: "Уходите! Я пришлю других людей". Но это было бы позором для оборонявшихся в Сент Эльмо, и они, укрепив сердца христовой верой, бились еще восемь или девять дней, пока в форт не ворвались янычары. Пленных не было, были только мертвые... Турки отрезали головы у трупов, привязали тела к крестам и пустили их на плотах по водам Большой гавани. Де Пернель перекрестился и зашептал молитву. Вероятно, сейчас он видел, как плывут эти плоты с обезглавленными рыцарями и, может быть, сожалел, что слишком поздно родился и не пролил своей крови в стенах Сент Эльмо. - На наш век хватит врагов и войн, - утешил его Серов. - Нам хватит, и нашим детям, и самым далеким потомкам. Поверьте, рыцарь, нет и не будет дня в нашем мире, чтобы где-то не убивали и не сражались. - Очередное ваше пророчество, мессир капитан? - Я бы так не сказал, командор. Пророчество есть результат божественного откровения, а я... гмм... я исхожу скорее из нынешней ситуации. Будущее бросает тень перед собой, и эта тень - наше настоящее. - Он покачал головой. - Ну, не будем о грустном... Значит, турки все же захватили форт Сент Эльмо? - Да. Их галеры могли войти в Большую гавань, и мессир Ла Валетт приказал вбить в морское дно сотни заостренных бревен. Мустафа послал янычар для разрушения преграды, но рыцари вплавь добрались до них и стали рубить прямо в воде. Потом такое случалось неоднократно: османов либо разили клинками, либо громили из пушек. И Мустафа-паша решил атаковать форты на другой стороне залива, Сент Анджело и Сент Микаэль, ибо их орудия не позволяли кораблям проникнуть в гавань. Но Божьим промыслом все нападения были отбиты, и тогда паша велел поставить пушки на берегу, под горой, где мы сейчас стоим, и стрелять по фортам через залив. Выдержали и это, хотя дома жителей в Исле и Биргу были разрушены, а многие из них убиты. Османы взорвали Кастильский бастион, захватили Ислу, но мессир Ла Валетт собрал всех своих бойцов, даже раненых и недужных, ударил на турок и оттеснил их с помощью Господа. Лето уже кончалось, и вскоре подошла подмога из Испании... Мустафа устрашился и бежал, оставив мертвыми половину войска. - Великий человек был ваш магистр, - задумчиво произнес Серов. Зыбкие видения поплыли перед ним: для этого времени - будущее, для мира, который он покинул, - прошлое. Блокада Ленинграда, битва на Волге, битва на Курской дуге... В каждом из этих великих сражений участвовали миллионы, а что такое сорок тысяч турок и восьмитысячное мальтийское войско?.. Вместе - две дивизии! Но мужество не измеряется числом, а героев, ведущих в бой своих сотоварищей, в любую эпоху немного. Вздохнув, он отвернул рукав камзола, чтобы взглянуть на часы, и, как не раз уже бывало, вспомнил, что они у Шейлы. "Где ты, родная?.. - подумал Серов с привычной тоской. - Где ты, мой якорь, что держит меня в этом далеком столетии?.. Сегодня я сделаю шаг к тебе... еще один шаг... возможно..." Взглянув на солнце, он сказал: - Полдень. Пора возвращаться, командор. Они спустились вниз, где Рик Бразилец ждал с парой лошадей и мулом. Де Пернелю с конем повезло - вороной жеребец из конюшен великого магистра бил копытом, косил на всадника огненным глазом. Серову достался смирный мерин, как раз по его умениям наездника. Хоть его детство и юность прошли в цирке, с лошадьми он дела не имел - да и разве можно сравнить цирковую лошадь с боевым конем! Серова оправдывало то, что корсары были неважными всадниками и на земле воевали в пешем строю, расправляясь при этом с конницей вполне успешно: делали волчьи ямы и засеки или становились в каре, понатыкав перед шеренгой стрелков длинные колья. С другой стороны, он выдавал себя за благородного, а для дворянин текущей эпохи ездить верхом было так же естественно, как пить вино или дышать. Де Пернель весьма удивлялся его неуклюжести, и всякий раз Серову приходилось бормотать, что, мол, отвык от лошади за годы плаваний, и палуба ему теперь привычнее седла. Мерин, однако, был в летах и потому спокойный - трусил себе рядом с вороным да помахивал хвостом, отгоняя мух. Для середины января день стоял прекрасный, солнце грело, но не пекло, с моря дул свежий ветерок, и редкие деревья, что попадались по дороге, стояли зеленые - в Средиземье даже зима была щедрой. Они въехали в город через Главные врата - единственные, обращенные не к морю, а к суше. На центральной улице, проложенной от ворот к форту Сент Эльмо, праздношатающиеся не толпились: в тележках везли продукты, шли ремесленники, солдаты и скромно одетые женщины, иногда встречался рыцарь в красном орденском камзоле или оруженосец - юный, благородной крови, имевший шанс стать рыцарем, либо рубака-ветеран простого сословия. Люди Серова и моряки с торговых кораблей сюда не ходили - им хватало таверн и веселых домов у гавани, рядом с другими вратами, что назывались Воротами Победы. Город, лежавший на оконечности полуострова Скиберрас, был поразительным - во всяком случае, Серов не встречал подобных ему ни в своем времени, ни в нынешнюю эпоху. Строгие линии улиц, замкнутых в многоугольник стен, пересекались под прямыми углами, фасады домов, тесно прижатых друг к другу, выглядели слишком узкими и очень высокими - удивляло, как люди живут в этаком тесном скворечнике. Но теснота оказалась иллюзией - дома были длинными, словно поставленная на бок коробка спичек, и в их глубине нашлось место даже для внутренних двориков. Все тут, и жилые постройки, и соборы, и служебные здания Ордена, и оборонительные бастионы, возвели из желтоватого известняка, и остров был усеян каменоломнями. На бастионы Серов насмотрелся с моря - мощные форты громоздились в два-три яруса стен, и первый из них вставал прямо из воды, а последний обычно являлся огромной башней. Но кроме внешних укреплений и жилых скворечников в Валетте имелись и другие сооружения - монументальной архитектуры храмы, дворцы и госпитали. Чего почти не было, так это зелени - вероятно, по той причине, что камень защищал от ядер гораздо лучше, чем деревья, кустарник и цветы. Над головой нависали узкие закрытые балкончики, подковы лошадей звонко цокали по каменным плитам. Иногда ровная поверхность мостовой прерывались лестницами, такими же странными, как все остальное в этом городе - скошенные под углом ступени, широкие, но невысокие. Де Пернель объяснил, что такая конструкция удобна для воинов, закованных в тяжелый доспех - не нужно ноги задирать. Внутри Валетта являлась такой же крепостью, как и снаружи; все здесь, от планировки города до жилых домов, подчинили идеям обороны, мобильной переброски войск и внезапной атаки на неприятеля, если он прорвется за стены. И в то же время город был красив - той суровой красотой, что присуща рыцарским замкам и защитным бастионам. Серову он напоминал Петропавловскую крепость в Петербурге - такой, какой она видится с Невы. - Оберж **) Прованса, - произнес де Пернель, вытянув руку. - Здесь живут наши соотечественники, мессир капитан. Серов кивнул. - И много их, командор? - Десятков пять-шесть. Но это лишь те, кто вступил в Орден недавно. Здание обержа было как крепость в крепости: узкие окна-бойницы, стены невероятной толщины, массивная дверь. Около нее несли стражу два мушкетера и два солдата с алебардами. Улица пересекала площадь с собором Иоанна Крестителя, строгим строением с двумя колокольными башнями. Этот главный храм не выглядел роскошным, по крайней мере, снаружи, но внутри был убран с потрясающим великолепием. В нем Серов уже побывал, прошелся по мраморным плитам, под которыми лежали кости сотен славных рыцарей, и осмотрел латинскую надпись у бокового входа. Надпись гласила: "Вы, идущие над умершими, помните, что когда-нибудь пройдут и над вашим прахом". Ознакомившись с ней, Серов подумал, что место тут тихое и надежное, такое, где он сам не отказался бы лечь. Но становиться мальтийским рыцарем в планы его не входило. К тому же он был женат. Проехав еще квартал, они повернули направо, к дворцу великого магистра. Здесь тоже стояли часовые, принявшие лошадей и пропустившие де Пернеля и Серова во внутренний дворик. Его окружала аркада в два этажа, и среди каменных плит благоухал крохотный цветник, редкая роскошь в островной столице. Вышедший к ним служитель поклонился, попросил мессиров обождать и исчез в одной из арок. Подождем. Дольше ждали, подумал Серов, осматривая колонны с незатейливым украшением и галерею, тянувшуюся вдоль второго этажа. Он скучал на Мальте уже две недели, дожидаясь, когда великий магистр Раймонд де Перелос де Рокафуль соизволит его принять. Магистр был еще не стар, но, по слухам, страдал от раны или какой-то болезни - что, впрочем, не помешало ему призвать во дворец де Пернеля и расспросить про плен и счастливое избавление от неверных, а заодно - про капитана де Серра, вест-индского искателя удачи. Де Пернель, однако, уверял, что та беседа была благожелательной - в том, что касалось Серова и его людей. Видимо, так; корсарам сразу же отвели казарму у Ворот Победы, назначили довольствие, а раненых забрали в госпиталь. Магистр разрешил вербовать солдат для набега на Джербу и потребовал лишь одного: чтобы опасные визитеры не учиняли беспорядков. - Этот дворец возведен мессиром Пьетро дель Монте, - сказал командор. - По Божьей воле он наследовал магистру Ла Валетту и купил землю для постройки сто тридцать лет назад. - Должно быть, по дорогой цене? - рассеянно поинтересовался Серов. Сейчас его мысли бродили в иных местах - слишком многое зависело от встречи с де Рокафулем. Окажет ли помощь магистр в деле с Джербой? Или решит не связываться с корсарами? - Нет, цена была невелика, - улыбнулся де Пернель. - Пять пшеничных зернышек и пять глотков воды. ***) - Выгодная сделка, - заметил Серов, разглядывая цветник. За его спиной кто-то кашлянул, потом послышался знакомый голос: - Дон капитан... мое почтение, дон капитан. Да хранит вас Дева Мария! Обернувшись, он увидел затылки двух склонившихся мужчин, две шляпы, подметавшие пыль, две загорелые руки на эфесах мавританских сабель. Мартин Деласкес и Абдалла... В приличных одеждах и башмаках, с ухоженными бородами и дорогими фибулами, скреплявшими плащи... Что за дьявол! - пронеслось у него в голове. Откуда они тут взялись?.. Экипажи с "Ворона" и галер жили в просторной казарме под стеной, выходившей к гавани, ели, пили и веселились в портовых кабаках, спуская ливры, куруши и талеры. Но у Деласкеса, Абдаллы и пары дюжин других мальтийцев имелись семьи и дома в Бормле и Биргу; эти испросили отпуск и были отпущены до боевого сигнала - трех орудийных выстрелов. Как полагал Серов, Абдалле и Мартину сейчас полагалось кушать бэббуш и канноли, ****) гладить головки детишек и развлекаться с женами. Может быть, сидеть в таверне, навещать родню или проворачивать торговые сделки - как-никак афронт в Малаге, где они потеряли свои капиталы, требовал компенсации. Словом, они могли находиться в десятках мест, только не в покоях великого магистра Раймонда де Рокафуля. Вероятно, эта мысль отразилась на лице Серова, так как Деласкес живо выпрямился и произнес: - Мессир Хорхе де Энсерада, казначей и квартирмейстер Ордена, вызвал нас, дабы узнать, привезли ли мы испанские мушкеты и клинки. Пришлось сказать ему, что в этот раз Господь не послал нам удачи. Мы потеряли все. - Вы сохранили свои жизни, - возразил Серов, и Абдалла энергично закивал. - И вы не пропили в Кальяри свою добычу. У вас в карманах должны звенеть куруши и ливры... Или я не прав? - Гаспадин видэт суть, - промолвил Абдалла. - Дэнги приходит и уходит, а душа, когда расстаться с тэлом, нэ вэрнешь. Душа - все, дэнги - прах! - Вот речь истинного христианина! - согласился де Пернель, одобрительно поглядывая на мавра. - Но нам пора, мессир капитан. Слуга вернулся за нами. Они прошли под аркой в сумрачный чертог, украшенный старинными клинками и секирами. Служитель вел их дальше по переходам, лестницам, коридорам и просторным покоям, и де Пернель, склонившись к уху Серова, шептал: - Это трапезная, мессир... Оружейная палата... Посольский зал... В Оружейной палате грозно сверкали копья, мечи и рыцарские доспехи, выставленные на деревянных болванках - глухие шлемы, панцири, изукрашенные золотом и серебром, стальные юбки, поножи, башмаки, щиты с восьмиконечными мальтийскими крестами. Похоже на Эрмитаж, решил Серов, но там коллекция побогаче. Стены Посольского зала были расписаны фресками, изображавшие отъезд рыцарей с Родоса и другие важные события. Вся долгая, трудная история иоаннитов явилась ему, напоминая, что их Орден живет и здравствует даже в будущем, через триста лет, когда забылись тамплиеры, Ливонский и Тевтонский ордена, сообщества испанских рыцарей Алькантары и Калатравы. Все они стали тенью в круговороте времен, а мальтийцы, вечные странники, выжили - и там, в далеком двадцать первом веке, близились к тысячелетнему юбилею. *****) За Посольским залом находился личный кабинет великого магистра. Здесь было темновато, но Серов разглядел дубовый стол и массивные кресла, рассчитанные на великанов, камин и украшавшие стены знамена и клинки, щиты и модели кораблей, большой крест с распятым Иисусом и несколько картин. Среди них выделялся нагрудный портрет пожилого воина с грозным и решительным лицом, в стальных доспехах, но без шлема; на его кирасе был отчеканен мальтийский крест. Иоанн де Ла Валетт, догадался Серов. Старый рыцарь строго взирал со стены на своих потомков, будто предчувствуя грядущие бури и призывая их к терпению и стойкости. - Маркиз Андре де Серра, капитан флотилии, - громко объявил служитель, дипломатично опустив, что флотилия - корсарская. - Командор Ордена шевалье Робер де Пернель, рыцарь по справедливости! Последнее означало, что де Пернель имел восемь поколений предков благородной крови и соответствующие грамоты. Серов, если б ему пожелалось вступить в Орден, мог стать лишь рыцарем по милости, так как происходил от отца-дворянина и матери-простолюдинки. А может, вступить?.. - мелькнула шальная мысль. Тогда его потомок лет через двести выбьется в первый разряд, в рыцари по справедливости... Он сдержал улыбку и отвесил изящный поклон. На сиденье, похожем на трон и стоявшем под крестом Спасителя, между двумя знаменами, расположился мужчина лет пятидесяти в алом бархатном камзоле. Седина и залысины на лбу, глубокие морщины у рта и глаз, шрам, пересекавший щеку, делали его старше, но серые глаза были по-юношески блестящими, а их взгляд - острым и быстрым. Раймонд де Рокафуль не мог похвастать телесной мощью - его плечи показались Серову узкими, а запястья - тонкими, но, несомненно, это был военачальник и вождь, достойный магистерского жезла и меча. Эти две реликвии лежали на небольшом столике, а третья, усыпанный самоцветами крест, покоился на груди магистра. Их привезут в Петербург, подумал Серов, этот крест, и меч, и жезл. Лет через сто к ним прикоснется наш император, несчастный Павел. Он снова поклонился. - Приветствую вас, маркиз де Серра, - сильным звучным голосом произнес магистр. - И вас приветствую, брат де Пернель. Моя благодарность маркизу, капитану отважному и славному... - Он привстал, с достоинством склонив голову. - Вы спасли нашего брата от неволи... Господь вам за это воздаст! - И мы тоже. Из-за кресла выступил человек, прятавшийся до того в тенях. Темные глаза, черные, как смоль волосы, небольшая бородка, гладкая оливково-смуглая кожа, гибкая стройная фигура... Но, несмотря на живость движений, юным он не выглядел - скорее всего, являлся ровестником магистра. - Командор Марк Антоний Зондадари, ******) - представил его де Рокафуль. - Мой друг и ближайший помощник. - Мессир... - Серов поклонился в третий раз. Де Пернель шагнул навстречу Марку Антонию, и они обнялись - видно, не первый год были знакомы. - Брат де Пернель поведал нам о своих бедствиях, о днях, проведенных у весла, и о вашей битве с безбожным Караманом, - произнес магистр. - Поведал и о других сражениях, в которых вы, мессир де Серра, потопили или пленили множество галер пиратов, освободив томившихся в рабстве христиан. Это достойно похвалы! Несомненно достойно, чем бы вы и ваши люди не занимались прежде. Серов молчал с почтительным видом, понимая, что речи магистра еще не закончены. - Нам нужны такие воины. Здесь, в этих морях, - де Рокафуль повел рукой, словно обозначив все Средиземье, - крест бьется с полумесяцем, и хотя неверные слабеют, до торжества над ними далеко. Немало еще прольется крови, и за победу мы заплатим многими жизнями... Христианские владыки - там, на севере, в могущественных королевствах - спорят из-за власти и земель, делят короны и престолы, а кто сражается с магрибским и османским флотом? Только мы, рыцари святого Иоанна! Есть у нас помощь от Генуи и Венеции, но купец - ненадежный союзник, ибо глядит туда, где больше выгоды, и ради выгоды предаст... - Магистр коснулся шрама на щеке - должно быть, имелись у него не слишком приятные воспоминания, связанные с купцами. - Но мы не жалуемся, мессир де Серра, не жалуемся и выполняем свой долг, как делали это шесть столетий. И Господь вознаграждает нас! - Нас, и тех, кто встанет под наши знамена, - уточнил командор Зондадари. - Это было бы великой честью для меня, - произнес Серов. - Однако я - человек женатый, и не могу расстаться с моей возлюбленной супругой. А это было бы неизбежно, стань я мальтийским рыцарем... Не так ли, мессиры? - Так, - кивнул де Рокафуль. - Мы - слуги Бога, маркиз, и Он разрешает нас от всех земных обетов. То Его jus divinum! *******) - От этого обета я не хочу отказываться, - твердо произнес Серов. - Тем более, что моя супруга в плену и ждет дитя. - Да, я знаю, брат де Пернель мне говорил. - Магистр повернулся, взглянул на крест Спасителя, на его искаженное мукой лицо и произнес: - Вы еще молоды, маркиз, молоды и влюблены, и мирское крепко вас держит. Но в том - Его власть и воля! Значит, вы еще не исполнили своего земного предназначения... Но если когда-нибудь захотите предаться Богу душой и телом, знайте: мы вас ждем. Это - наша вам награда, мессир де Серра. - Но не единственная, - добавил Марк Антоний. - Кроме брата де Пернеля есть другие люди, что поручились за вас, сказав, что вы искусны в воинском ремесле, что вы справедливы и правите своими людьми железной рукой. Поэтому наш досточтимый магистр решил помочь вам в нападении на Джербу и отмщении магометанам. Если мы разорим это змеиное гнездо, польза будет обоюдной: вы найдете свою синьору супругу и пленных товарищей, мы избавим моря от Карамана и других злодеев, что грабят христиан. Скажите, мессир, какими силами вы располагаете? - Фрегат с двадцатью четырьмя тяжелыми орудиями и три шебеки, на каждой по шестнадцать восьмифунтовых пушек, - сказал Серов. - В моих экипажах около четырехсот бойцов, и здесь, на Мальте, я нанял еще шесть дюжин. Кроме того, я покупаю бригантину, которая сможет взять сотню солдат. Пороха и ядер у меня хватает. Не знаю, как покажут себя мальтийцы, но те, кто пришел со мной из Вест-Индии, и бывшие гребцы с галер - отборные люди. Каждый в схватке стоит трех. - Большая сила, но недостаточная, - молвил командор Зондадари. - На Джербе возведены укрепления - не такие мощные, как здесь, но все же... Гарнизон там велик. Вы будете нуждаться в хорошей пехоте и всадниках. - Лишним это не будет, - подтвердил Серов. Командор и магистр переглянулись. Потом де Рокафуль наклонил седую голову, словно разрешая Марку Антонию говорить, и тот, потеребив смоляную бородку, произнес: - Мы пошлем с вами двенадцать боевых галер. Сто пятьдесят конных рыцарей, тысяча двести солдат, не считая канониров и матросов. Добыча - пополам. - Согласен. - Пойдем под мальтийским флагом. - Нет возражений. - Под общей командой. - Под моей, - жестко сказал Серов. Де Рокафуль приподнял брови. - Вы молоды, мессир де Серра. Хватит ли у вас опыта? - Не сомневайтесь, досточтимый магистр. - Хмм... посмотрим... Как вы намерены действовать? - Я полагаю, у Ордена есть карты и зарисовки укреплений Джербы. Мне нужно на них взглянуть для уточнения плана. Но в общем он таков: пехота и конница с ваших галер высадятся на берег в уединенном месте и, уничтожая по пути врага, продвинутся к укреплениям. Их задача - вывести из строя как можно больше неверных и блокировать форты с суши. Я со всеми кораблями атакую с моря и нанесу внезапный удар из всех орудий. Стрелять придется несколько часов, до последнего ядра и фунта пороха, поэтому начнем канонаду на рассвете. Под прикрытием огня я высажу десант. Часть моих людей попытается залезть на стены, но это будет отвлекающий маневр. Остальные, разбитые на небольшие отряды, должны ударить по уязвимым местам и проникнуть в крепость, взорвав пороховыми зарядами стены, или забраться на них и отворить ворота. Вслед за ними ворвутся всадники и самые резвые из ваших пехотинцев. Одновременно начнется штурм с моря. Нужно посеять панику, чтобы избежать больших потерь. Может быть, вглянув на карты, я придумаю что-то еще. Челюсть у командора Зондадари отвалилась. Магистр вдруг захохотал, а отсмеявшись, коснулся креста на груди и произнес с уважением: - Вы, юноша, стратег, клянусь Господом! Вы хотите, чтобы конница, корабли и отряды пехоты действовали стремительно и согласованно. Но как этого добиться? - С помощью условленных сигналов и надежных командиров. Выстрел из пушки, звук трубы, флаги на мачтах - все подходит. Но лучше всего сигналить дымом. - Дымом, капитан? - Да, мессир. Небольшой запас дров, фляги с маслом, смола и свежая зелень. Дымный столб виден за несколько миль. - Это хитрость карибских корсаров? Серов ухмыльнулся. - Да, достопочтенный. Мы знаем массу всяких уловок. Их хватит, чтобы отправить в ад всех сарацин на Джербе. Великий магистр смежил веки, сложил ладони на груди, обхватив пальцами крест, и погрузился в раздумья. Шрам на его щеке, тянувшийся от уха до подбородка, выглядел как тонкий розоватый червь. Марк Антоний молчал, удивленно покачивая головой, и де Пернель тоже безмолвствовал, но Серов поймал его торжествующий взгляд. - Теперь я понимаю, почему вас прозвали Сиррулла! - Голос магистра внезапно нарушил тишину. - На арабском Сирулла означает "помысел Божий", но может трактоваться как "Божий гнев", что в данном случае ближе к истине. Я принял решение, сын мой! Я доверяю вам своих воинов и надеюсь, что вы приведете их к победе. - Его взгляд обратился к де Пернелю. - Брат Робер, вы плаваете с мессиром де Серра больше трех месяцев и знакомы с его приемами. Возьмете ли вы наши галеры, рыцарей и солдат под свое начало? Но де Пернель с сожалением развел руками. - Не могу, достопочтенный брат, и прошу вас не настаивать. В первые дни свободы я принес обет не покидать маркиза де Серра, пока дама его сердца томится в плену. Я поклялся именем Господа и спасением своей души! Маркиз дал мне людей и корабль, и я должен сражаться рядом с ним. Поймите меня и дайте на то свое разрешение! - Пусть будет так. Обеты надо выполнять, - произнес де Рокафуль. - Завтра, мессир капитан, вы увидите рисунки, сделанные нашими лазутчиками на Джербе. А я тем временем подумаю, кому из командоров поручить свои галеры. - Если позволите, брат Раймонд, я возьмусь за это. - Марк Антоний с поклоном коснулся руки магистра. - Помнится мне, что я не раз командовал галерами и водил рыцарей в бой... Сколько, уже не перечтешь... Если считать по отметинам сабель и пуль, то получается тринадцать. Нехорошо! Чертова дюжина! - Его глаза сверкнули озорством. - Но, может быть, на Джербе я получу еще одну почетную рану. - Плыви с капитаном, Марк, и возвращайтесь оба с победой. Лучшего выбора мне не сделать. - Де Рокафуль перекрестил командора и повернулся к Серову. - Есть ли у вас еще просьбы ко мне, маркиз? - Если позволите, магистр. Одного христианина, бывшего раба с шебеки Эль-Хаджи, нужно отправить в Геную или Венецию. Он хочет добраться в родные края, на север, в Россию. - Хорошо. Смотритель порта получит мой приказ. Корабли из Генуи - частые гости на Мальте. Это все? - Да, достопочтенный. Де Рокафуль кивнул и поднял нагрудный крест, благословляя Серова. Откланявшись, гости направились к выходу, но у порога Серов остановился, пропустив вперед де Пернеля, и спросил: - Вы сказали, мессир, что прозвание Сирулла на арабском - Божий гнев. А как переводится женское имя Сайли? - Это не арабское слово, а турецкое. Оно означает "праздник". Праздник! - думал Серов, шагая по роскошным залам. Праздник! В самую точку попали! Она - праздник, который был со мной! И будет снова - ныне, присно и во веки веков! Ну, не во веки, а до тех пор, пока не разлучит нас смерть... Но и тогда мы ляжем рядом, пусть не на солнечной Мальте, а в другой земле, холодной и суровой. Будем спать триста лет, а потом... Кто знает? Кому ведомы причуды времени?.. Может быть, возродимся и встретимся вновь... Де Пернель остановился в Посольском зале. - Вы поразили великого магистра своим военным дарованием. Я не ожидал, что он согласится отдать часть флота в ваши руки. Прежде речь шла о раздельном командовании. - Магистр - мудрый человек, - сказал Серов, отвлекаясь от дум о Шейле. - Вор скорее поймает вора, пират - пирата... А два начальника - верный путь к поражению. Опять же я согласен плыть под мальтийским флагом... Вы понимаете, Робер, что это значит? - Да, мой капитан. Добыча - пополам, но слава достанется нашему Ордену. А вам - возлюбленная супруга и другие пленники. Это справедливо. - Справедливо, - согласился Серов. Бродила, правда, у него мысль купить черного шелка и найти в Валетте живописца, чтобы намалевал череп с костями. Если прозвали его Божьим гневом, но "Веселый Роджер" будет в самый раз! Жаль только, что вест-индским корсарам про этот флаг ничего не известно! ********) - Вы довольны, мессир? - спросил де Пернель. - Вполне, командор. Двенадцать сотен пехотинцев и отряд рыцарской конницы... Это больше, чем я рассчитывал. Лишь одно меня смущает... - Да? - Мессир Зондадари сказал, что кроме вас нашлись у меня и другие поручители. Любопытно, кто? Лица Деласкеса и Абдаллы мелькнули перед Серовым, но он сдержался и не назвал их имена. В конце концов, они могли и в самом деле явиться во дворец по вызову квартирмейстера. - Господь не оставляет праведных. Его заботами у Ордена есть доброжелатели, - пояснил де Пернель. - Не только в Касабланке, Ла-Кале, Триполи и других христианских городах Магриба, но даже при дворах беев и султанов. Многое рассказывают те, кто выкуплен из магометанского плена... Завтра, мессир, вы увидите карты Джербы и восхититесь их подробностью. Стоит ли удивляться, что наши лазутчики узнали о ваших деяниях и донесли эту весть до магистра? Лучше взгляните на то, что окружает нас. - Рыцарь обвел рукой расписанные картинами стены, изящные высокие подсвечники из серебра, мебель с инкрустацией из слоновой кости, кресла для капитула Ордена и послов, большие сундуки с дарами. - Как величественно, какая красота! Не обижайтесь, мессир Андре, но вряд ли вы видели такую роскошь в доме вашего батюшки или на вест-индских островах. Знал бы ты, что я видел, когда и где! - подумал Серов, пригасив улыбку. Лувр, Прадо, Эрмитаж, соборы и дворцы в Москве и Риме, Мадриде и Праге, Париже и Флоренции, сокровища десятка стран и трех десятков городов! Ему, повидавшему так много, уверенному в том, что за недолгие часы полета можно добраться до любой из европейских столиц, восторг де Пернеля казался наивным и детским. Но он послушно изобразил восхищение, закатил глаза и произнес: - Потрясающе, клянусь якорем и мачтой! Большое счастье для провинциала вроде меня лицезреть орденскую мощь и эти несметные богатства! Лишь об одном скорбит мое сердце: что супруга моя не со мной и не может усладить взор таким великолепием. Они вышли во внутренний дворик, а потом - на площадь, где дожидался Рик Бразилец с лошадьми. * * * Вечером Серов, квартировавший на "Вороне", призвал к себе Михайлу Паршина, родича царского стольника Толстого. Когда тот явился и выпил первую кружку, Серов кивнул на постель, где были разложены шпага, два пистолета, дорогой костюм при поясе, шляпе и башмаках и три увесистых кошелька с монетой. Было в них золото и серебро. - Бери, Михайла, владей. Все твое! Паршин оторопел. - Андрей Юрьич! - Он взвесил в ладони мешочек с дукатами. - Это ж такое богатство... Да все имение батюшки моего половины не стоит! На эти деньги я бы батальон вооружил! - В России, может, и вооружил бы, даже на водку хватило бы, но ты поедешь по Европам, где цены куда повыше. До Генуи тебя торговый корабль отвезет, а дальше коня покупай и езжай через Милан на Вену. В Вене осмотришься, решишь, как к своим пробираться. Дальше Вены я тебе не советчик. - Храни тебя Христос, милостивец мой! - Михайла отхлебнул из кружки и запустил пятерню в русый чуб. - Чем отслужу за такую подмогу? - Отслужишь, - строго сказал Серов и вытащил из-за отворота рукава пакет с заготовленным письмом. Было оно писано на французском, на лучшей бумаге, и запечатано тремя печатями, а на пакете значилось русскими буквами: "Государю и Императору Всея Руси, Его Величеству Петру Алексеевичу от покорного слуги Андрея де Серра, морского капитана и французского маркиза - в собственные Его Величества руки". Он протянул письмо Паршину и молвил: - Вот служба твоя, Михайла. Доставишь сей пакет царю или через родича передашь, через большого вельможу. Золото и серебро даю тебе, чтобы дорога легла быстрей, оружие даю, чтобы от лихих людей отбиться. Как по-твоему, сколько путь займет? - К масленнице не поспею и к Прощеному воскресенью *********) тоже, - деловито сказал Паршин, пряча пакет за пазуху. - А вот к середине Великого Поста доберусь! Голову потеряю, а пакет твой доставлю! Токмо... - он замялся, - не разумею я языков фрязинского **********) и германского. Как без них в Европах странствовать? - Это верно, - согласился Серов и вытащил из сундука еще один мешочек с золотом. - Ты, Михайла, товарищей себе подбери, двух или трех молодцов из команды - таких, чтобы тебя понимали. Есть у меня казак, Страхом Божьим кличут, вот с ним и потолкуй. Я ему тоже награду дам. - Потолкую, Андрей Юрьич. - Паршин потянулся к оружию, осмотрел пистолеты, примерился к шпаге и сказал уважительно: - Гишпанская работа! Добрый клинок! Они помолчали. Потом Серов бросил на своего посланца испытующий взгляд и молвил: - Что ж ты не спрашиваешь, Михайла, о чем письмо? - Батюшка меня наставлял: не лезь со свиным рылом в калашный ряд. Если дело у тебя к царю, там мне о том любопытствовать не должно. - Но знать надо. Вдруг письмо не довезешь, так скажешь на словах. Скажешь так: маркиз Андрей де Серра, Юрьев сын, капитан из Вест-Индии, просится на государеву службу и готов бить супостата на земле и на море, а если придется, положить живот за новое свое отечество. Приведет тот капитан в Неву боевой корабль, и не галеру, а фрегат с пушками и командой, и будет с ним сотни полторы, а может, три, охотников, умелых мореходов и солдат. Ежели то по душе государю, пусть шлет патент с верными людьми, и шлет его, скажем, в Геную, а капитан Серра там будет в начале лета. Все понял, Михайла? Все запомнил? Паршин во время этой речи сидел точно оцепенелый. Потом хватил рому и пробормотал: - Вон оно как, Андрей Юрьич... Выходит, даст Бог, станем товарищи по оружию? - Если государь захочет. - Чего ж ему не захотеть? Ныне у него свара со шведом, и всяк канонир и матрос ему в помощь, а ты - капитан, да еще лихой, удачливый и почти не пьющий! Он тебя адмиралом поставит, Богом клянусь! Ему удачливые да тревезые во как нужны! - Паршин чиркнул по горлу ребром ладони, потом его глаза вспыхнули - видно, пришла в голову какая-то мысль. - А знаешь что, Андрей Юрьич? - пробормотал он, склонившись над столом к Серову. - Знаешь что? Покладем на эту Геную с Миланами да Венами! Что тебе ждать да деньгу на меня тратить? Поднимем щас паруса и поплывем в Расею-матушку северными водами! Против шведа баталию учиним! Где встретим, там ограбим и пожжем! Пустим их галеры щепками по синю морю! Ой и погуляем, Андрей Юрьич! - Рад бы, да не могу, - сказал Серов, и глаза Паршина погасли. - Ты ведь, наверное, слышал, что нехристи жену мою пленили и два десятка сотоварищей. На Джербе они, на острове тунисском, и я пойду их выручать с мальтийцами. Но не сейчас, а через месяц - надо план составить, войско подготовить, погоды дождаться. Путь туда не далек, но и не близок - двести тридцать миль, а галеры пойдут сильно груженые... Вот и посуди, Михайла - могу ли я бросить жену и людей своих?.. могу ли на север идти и драться со шведами?.. - Не можешь, - согласился Паршин, - никак не можешь. Любушка-жена для мужика - первая забота. Конечно, после Бога, царя и отечества. - Он бросил на камзол кошельки, пистолеты, шляпу и прочую одежду, свернул в тугой узел, сунул под мышку клинок и спросил: - Ну, а к лету справишься со своей бедой? Я сам в Геную попрошусь и буду ждать тебя с патентом. - Справлюсь, Михайла. Может, уже весной и справлюсь. - Храни тебя и твоих семейных Царь Небесный, - сказал Паршин, допил ром и вышел вон. Серов подождал с четверть часа и тоже отправился на палубу. Смеркалось, и стены Ла Валетты сияли чистым золотом в свете угасающего дня. Из кабаков и харчевен, тянувшихся вдоль гавани длинным рядом, слышались песни и пьяные выкрики, над трубами плыли дымы, грозили небу купола соборов и крепостные башни, а на другой стороне залива, в форту Сент Анжело, маршировали под стеной солдаты - видно, сменялся караул. Волнение моря усилилось, "Ворон" покачивался на крутой волне, и вместе с ним плясали вверх-вниз "Дятел", "Дрозд", "Стриж" и большие орденские галеры. Кликнув подвахтенного, Серов велел звать гребную команду и везти его на "Стрижа". Примчался Мортимер с тремя корсарами из новых; они спустились в шлюпку, прыгавшую у борта фрегата, налегли на весла - плыть было недалеко, половину кабельтова. Мортимер был на редкость хмур и молчалив - похоже, спустил уже деньги и чувствовал, что завтра, сменившись с вахты, расстанется с сапогами. Серов поднялся на шканцы "Стрижа", выслушал рапорт вахтенного и приказал ему взять фонарь и идти на бак, где под палубным настилом, рядом с гальюном, в тесной каморке держали Эль-Хаджи. Они спустились вниз. Вахтенный сдвинул засовы, распахнул дверь, посветил - пленник, прикованный за щиколотку, встрепенулся, узнал Серова, ощерился волком. - Аллах в помощь, реис. Выглядишь ты неплохо - лучше, чем бывшие твои невольники, - сказал Серов и услышал в ответ пару неразборчивых проклятий. Турецкий он уже немного понимал. Кажется, ему обещали жуткие муки в когтях Иблиса. - Заткнуть ему пасть, капитан? - Подняв фонарь левой рукой, вахтенный потянулся за ножом. - Нет. Пусть сидит и скалится. У нас с ним джентльменский договор, и он еще не выполнен. - Серов проверил цепь на ноге турка и остался доволен - цепь была крепкой. - Слушай, реис: скоро я пойду на Джербу и сделаю из вашей крепости кучу щебня пополам с дерьмом. Если ты не солгал, и я найду там Карамана, получишь лодку и отплывешь к тунисским берегам в целости и сохранности. А если солгал... - Что тогда? - прошипел пленник. - Что ты сделаешь со мной, гяур, сын шайтана? Что, если я солгал? Серов скрипнул зубами. - Если ты мне ботву гнал, я тебя, мон шер, отдам на растерзание невольникам. Отдам, как обещал, ты уж не обессудь. Ждать смерти будешь долго. Он повернулся и зашагал к трапу. --------------------------------------------------------------------- *) Героическая оборона Мальты длилась с конца мая по начало сентября 1565 г (в сентябре на выручку Ордену подошла испанская эскадра). Османская империя находилась в то время в зените своего могущества - Портой правил Сулейман Великолепный. Что до мальтийских рыцарей, то они получили остров во владение в 1530 г, но построить города не успели - в 1537 г случилось первое нашествие турок на Мальту. Ла Валетт, избранный великим магистром в 1557 г, начал было строить город, но все работы пришлось свернуть из-за ожидаемой войны с османами. На протяжении первых тридцати пяти лет своего владычества на Мальте Орден, в основном, возводил оборонительные сооружения, которые считаются шедевром военной архитектуры. Настойчивые попытки турок захватить Мальту связаны со стратегическим положением острова между западной и восточной частями Средиземноморья. **) На французском "оберж" означает "постоялый двор", но в Валетте так назывались особые строения (кампусы, говоря по-современному), где жили недавно принятые в Орден рыцари, еще не имевшие права на свободное поселение в столице или ее окрестностях. Порядки в этих общежитиях напоминали монастырские, и рыцари-новобранцы селились в них по национальному признаку - были обержи для благородных воинов из Франции, Испании, германских земель и так далее. Ряд этих зданий сохранился до сих пор. ***) Так гласит мальтийская легенда. ****) Бэббуш - улитки под острым соусом; канноли - трубочки из теста, начиненные сыром, орехами и ароматными приправами; то и другое - национальные мальтийские блюда. *****) В 1070 г итальянский купец Мауро основал в Иерусалиме братство по типу монашеских орденов, которое оказывало медицинскую и всякую иную помощь паломникам в Святую Землю. Затем это братство преобразовалось в военно-монашеский Орден святого Иоанна Иерусалимского, получив название по госпиталю Иоанна, основанному Мауро. Рыцари Ордена, называвшиеся иоаннитами или госпитальерами, играли активную роль в Палестине в период Крестовых походов, но в конце XIII века, вследствие падения христианских королевств в Святой Земле, перебрались на Кипр, а затем, в 1310 г, на Родос. Там они пребывали до 1522 г, сражаясь с сарацинами и турками, пока султан Сулейман Великолепный не захватил Родос (рыцари героически обороняли остров, но не смогли устоять против огромной турецкой армии). Император Карл V подарил им Мальту и город Триполи на африканском побережье, вменив в обязанность борьбу на море с турками и магрибскими пиратами, чем рыцари и занимались, создав флот и накопив значительные воинские силы и богатства, включавшие земельные наделы и резиденции (командорства) во многих европейских странах. В 1798 г их не изгнал с Мальты Наполеон, захвативший остров во время своего египетского похода. После недолгого пребывания в России и гибели императора Павла I, Орден перебрался в Италию, под покровительство римского папы. В настоящее время резиденция Ордена находится в Риме. ******) Марк Антоний Зондадари - историческая личность. Со временем сменил де Рокафуля на посту верховного магистра, но правил Орденом недолго, в 1720-1722 гг. Что до Рокафуля, то он возглавлял Мальтийский орден почти четверть века, с 1697 по 1720 год. *******) Jus divinum - божественное право (лат.). ********) Флаг "Веселый Роджер" представляет собой черное полотнище с изображением черепа, а под ним - пары скрещенных сабель или костей. Это знамя является в значительной степени выдумкой досужих личностей, писавших или рассказывавших о пиратах карибских морей в XVIII-XIX веках. Достоверно известно, что под черным флагом плавали лишь два корсара - Джон Эвери и Эдуард Ингленд. Что до названия "Веселый Роджер", то его история такова. Зачинателями карибского пиратства в первой половине XVII века были французы, которые иногда плавали под красным флагом - видимо по той причине, что красный цвет - цвет крови. Дословное название этого флага переводится с французского как "Веселый красный". Когда пальма первенства в морском разбое перешла к англичанам, они оставили слово "веселый" (его корни в английском и французском сходны), но "красный", французское "руж" ("rouge"), отличалось от английского "ред" ("red") и трансформировалось в близкое по звучанию и написанию имя "Роджер" ("Roger"). Но этот "Веселый Роджер" был красным, а не черным. Вообще же корсары плавали под флагами любых держав, не исключая испанского, дабы обмануть намеченную жертву. *********) Прощеное воскресенье, которое отмечают 5 марта, после масленницы, открывает сорокадневный Великий Пост, за которым начинается пасха. **********) Фрязи - так на Руси называли генуэзцев. Фрязинский язык - итальянский. Южнее Габеса в заливе Сирт лежит центр гончарного производства остров Джерба, заселенный ныне в основном берберами-ибадитами и евреями. Это "земля лотофагов" древних греков, где по преданию рос чудесный лотос, вкусив который спутники Улисса, героя "Одиссеи" Гомера, забыли родную Итаку, своих прекрасных жен и детей и остались на острове наслаждаться божественной пищей. Издали Джерба кажется длинным низменным мысом, заросшим пальмами. На его берегах возвышаются замки, сооруженные некогда для защиты от мальтийских рыцарей и испанцев. Среди рощ и садов разбросаны отдельные группы домов и хижин. Изредка белеют гробницы или купола мечетей. По дорогам, ведущим к морю между песчаными насыпями, на гребнях которых растут маленькие пурпурные агавы, медленно идут верблюды, навьюченные громадными связками кувшинов. Б.Е.Косолапов "Тунис", Москва, 1958 г. Глава 9. Джерба Мальтийские скалы медленно таяли на северо-востоке, весенний ветер гудел в снастях, солнышко грело так, как бывает не всяким летним днем в России. Благодать! Чудные места, думал Серов, расхаживая по квартердеку. Мальта, конечно, остров каменистый, и бананы с ананасами тут не вырастишь, зато теплого моря, солнца и разных почтенных древностей сколько угодно. Но все это станет товаром лишь в двадцатом веке, после двух разрушительных войн, когда живущие в сытости счастливцы из Штатов и Европы откроют туристический сезон. Тогда потекут реки долларов и евро на Мальту и в Коста дель Соль, в Марокко, Тунис, Алжир и Египет, в Турцию и Грецию, и родятся из того потока многоэтажные отели, аэродромы, круизные лайнеры, яхтклубы и пляжи с золотым песком. Но это только будет, а сейчас цена красотам природы и древним диковинам - фартинг в базарный день. Его фрегат шел во главе флотилии. Справа и чуть позади плыли "Стриж" и бригантина "Ла Валетта", слева - "Дятел" и "Дрозд", а за ними тянулась дюжина орденских галер, больших низкобортных судов с орудиями на палубах. Галеры глубоко сидели в воде; на каждой - сотня солдат со всем снаряжением, больше десятка лошадей, запасы пороха и провианта. Шли они не быстро, делали узла четыре, но все-таки за трое суток могли добраться до пиратского гнезда. Если, конечно, погода позволит. Сейчас флотилия огибала южную оконечность Мальты. Остров был довольно велик, тринадцать морских миль в длину и семь в ширину, но плодородием не отличался - тут водилось больше камней и скал, чем лугов и полей, так что продовольствие завозили с Сицилии. К северо-западу лежал еще один клочок земли под названием Гозо, копия Мальты, только раза в три поменьше, а между двумя главными островами была совсем уж крохотная территория, необитаемый остров Комино, *) миля поперек, заросли кустарника и полчища кроликов. Судя по картам, Джерба, куда направлялась флотилия, не уступала размерами Мальте и торчала у самого тунисского берега, словно затыкая горловину довольно обширной бухты. Существовали, конечно, и отличия: остров был плодороднее мальтийских палестин и не такой скалистый, хотя утесов и холмов там тоже хватало. Сейчас на Джербе имелись сады и пастбища, но в прошлом, как утверждали мальтийцы, остров был пустынной землей. На что он годился? Кому был нужен? Разве только рыбакам да морским разбойникам. Эти крепко обосновались на Джербе, еще со времен первого Барбароссы, которому остров пожаловал местный эмир. - Курс - зюйд-вест, - сказал Серов стоявшему у штурвала Олафу Свенсону. Тот плавно крутанул рулевое колесо, паруса на миг заполоскали, потом снова взяли ветер. Мальта медленно тонула за кормой, растворяясь в морской синеве; теперь бушприт корабля смотрел точно на юго-запад, где пряталась за солеными водами магрибская Тортуга. - Сигнал! Грохнула носовая пушка. Галеры флотилии поворачивались, ложились на курс, указанный флагманом; над "Святым Петром", где держал флаг командор Зондадари, вспухло облачко дыма, затем ветер донес звук выстрела. Серов довольно кивнул. За минувший месяц было потрачено много усилий, чтобы мальтийские союзники привыкли отвечать сигналом на сигнал. Всякая команда нуждалась в подтверждении - тем более, что войско с ним шло изрядное, две тысячи бойцов и корабли с сотнями орудий. На капитанский мостик поднялся Сэмсон Тегг, доложил, что людям Брюса Кука выданы порох, пистолеты и мушкеты, что они сидят в полной готовности и ждут. То была особая команда для спецзаданий из сорока корсаров; основой стала ватага Брюса, пополненная меткими стрелками. Про их задачу Серов пока не говорил никому. - Ветер устойчив, - заметил Тегг, принюхиваясь. - Если бы не корыта этого Дадара, за двое суток дошли бы. А так ползем, как беременные черепахи. - Не важно, за сколько дойдем, важно, что встретим, - возразил Серов. - Помнишь келью под дворцом магистра - ту, с картами и рисунками? Помнишь, о чем мы говорили? - Такое я не забываю, клянусь троном Сатаны, - буркнул Тегг. В самом деле, будучи человеком подозрительным, забывчивостью он не страдал и замечал любую мелочь. К людям он относился так же, как чрезвычайные "тройки" сталинских времен: всякий был в его глазах виновен и обязан доказать свою благонадежность. Они молча следили за юркими шебеками, за бригантиной, купленной Серовым в феврале, и за большими орденскими галерами. Там спустили в воду весла, по тридцать с каждого борта, и скорость флотилии увеличилась. Пожалуй, теперь суда делали пять или шесть узлов. - Кстати, о разговоре в той келье... Ты что-нибудь придумал, Эндрю? - наконец поинтересовался Тегг. - Ты говорил... как это называется по-ученому?.. о пре... при... - О превентивных мерах, - подсказал Серов. - Придумал, Сэмсон. Вон она, одна из моих придумок. Он показал взглядом на шкафут, где люди Брюса Кука возились с мушкетами и точили тесаки. Вооружились они не до зубов, а по самые брови: у каждого два пистолета и мушкет, пороховые гранаты, сабля, пара метательных ножей, кинжал и топорик. Брюс прохаживался между шлюпками, загромождавшими палубу, следил, как чистят стволы и набивают порохом глиняные кувшины. - Как бы у парней кишка не лопнула или пупок не развязался, - сказал Тегг. - Тащить такую кучу груза... Не надорвутся по жаре? - Жары не будет, ночью пойдут и с минимальным запасом провианта, - пояснил Серов и, усмехнувшись, добавил по-русски: - Ничего, лоси здоровые! - Что ты сказал? - Сказал, пусть пояса подтянут, тогда пупок будет в целости. - И чем займется эта шайка? - Прикроет высадку мальтийцев. В первую очередь, конницы. - Вот как! Об этом ты мне ничего не говорил. - Ну, так сейчас говорю. - Где мы их высадим? - У скал на северном побережье. Примерно в двух милях от места, где с галер сойдут мальтийцы. Лоб Тегга пошел морщинами. - Плохой берег! На картинках, что мы разглядывали, камни торчат из самой воды. На шлюпках трудно подойти! - Надо постараться. Чем хуже берег, тем меньше вероятность, что нас там ждут. - Хмм... Ты в этом уверен? В том, что ждут? - Такой расклад не исключается. Мы ведь это обсуждали, Сэмсон. Тегг кивнул. Глядя в его хмурое сосредоточенное лицо, Серов перенесся в мыслях на пять недель назад, когда они, явившись во дворец магистра, спустились в подвал, в тайную камеру с главными сокровищами Ордена. Запах сухой древесины, старинных пергаментов и бумаги снова коснулся его ноздрей, вспыхнули свечи в медных шандалах, добавив к смеси запахов аромат воска, и сгорбленный брат-библиотекарь поднял крышку одного из сундуков. Он опять услышал его голос, увидел, как морщинистые руки бережно касаются свитков, раскрывают кожаные футляры с желтоватыми листами, перебирают их, гладят и ласкают... * * * - Здесь, дети мои, карта и листы с изображениями Джербы. - Голос брата-библиотекаря шуршал, как сухие листья под ветром. На вид этому монаху **) было лет восемьдесят, но держался он прямо, а его руки в старческих пигментных пятнах не потеряли былой гибкости. - Карта передает очертания острова и его берега, ибо во внутренних областях наши лазутчики не побывали, а кто побывал, тот не вернулся. Не было на это Божьего соизволения! Но виды с моря удалось зарисовать. Вот город на юге и крепость, что у неверных именуется касбой, вот северные гавани и поселения, вот рисунки скалистых и пологих мест вдоль побережья, бухт и камней, что торчат из воды. А вот еще... Он выкладывал на большой стол все новые и новые листы, а Серов с интересом оглядывал подземную келью. Обшитое дубовыми досками помещение казалось довольно просторным, хотя у стен в три ряда громоздились сундуки. Судя по приятному аромату, их изготовили из кедра и стянули полосами бронзы; к каждому сундуку была прибита дощечка с надписью на латыни, а крышка запиралась на тяжелый замок. Ключи висели у пояса монаха, но, видимо, не все - сундуков насчитывалось с полсотни, а ключей - десятка два. Воздух в келье был сухим, плесени нигде не замечалось, и по верху стен темнели продухи - похоже, этот подвал спещиально оборудовали для хранения старинных документов. Тегг и ван Мандер, пришедшие с Серовым, уже склонились над картой и рисунками, а он все смотрел на запертые сундуки. Вероятно, в них таилась письменная история Ордена за шесть столетий, секретные донесения шпионов, дарственные грамоты и послания пап, а также всех европейских государей, начиная с эпохи Крестовых походов, постановления капитула, записи о каждом рыцаре, погибшем в бою или умершем в своей постели, и многое, многое другое. Для историков - бесценный архив! Где он теперь? Сохранился ли в скитаниях между Мальтой, Россией и Италией? Или захвачен Наполеоном и вывезен во Францию?.. Серов вздохнул. Ответы на эти вопросы были ему неизвестны. - Оставляю вас тут, дети мои, - сказал брат-библиотекарь. - Запасные свечи, бумага, перья и чернила, буде понадобятся вам, здесь, в этом шкафу, а вот шнур с колокольчиком. Дерните, и я вас выпущу. Старик удалился. Загрохотали засовы на тяжелой двери, пламя свечей колыхнулось и снова застыло. Тегг сунул нос в шкафчик, стоявший в углу, пробормотал недовольно: - Вот оно, монашеское жлобство! Все есть, кроме вина! Чем глотку промочить? Чернилами? Он вернулся к столу, и теперь они втроем склонились над картой. По периметру остров был окружен римскими цифрами от единицы до ста сорока, и эти цифры повторялись на листах бумаги, так что не составляло труда отыскать рисунки многих мест на побережье. Изображались они разными людьми, но все, по мнению Серова, были неплохими рисовальщиками. На гравюрах он видел скалы и галечные пляжи, утесы, торчащие из воды и омываемые волнами, малые и большие бухты, одни пустые, другие заполненные пиратскими судами. Крепость, выходившая к морю, изображалась со всеми подробностями: башни, стены, врата и десятки бойниц, а в самых больших - круглые пушечные жерла. Для сравнения рядом с воротами были пририсованы часовые с кривыми саблями, в арабских бурнусах, и Серов прикинул, что высота стен - метров шесть- восемь, а башен - около двенадцати. Тегг вытащил кинжал. - К морю выходят три городишки, - произнес он, осторожно касаясь карты острием. - Один на юге, с крепостью - как ее?.. касба?.. - самый крупный, обращенный к бухте и берегу Туниса. Два других, на севере, деревня деревней, ни стен, ни бастионов нет, и гавани тут небольшие. Ставлю дукат против дохлой крысы, что сарацины зимуют в большой бухте, у касбы, а к лету переводят свои лоханки в северные гавани. Из них можно сразу выйти в море. - Так оно и есть, - подтвердил Серов. - Командор Зондадари говорил мне об этом. В крепости - постоянный гарнизон, пять или шесть сотен, а считая с экипажами шебек - тысячи три бойцов. Но с началом весны кто-то отправится на промысел или переведет свои суда в северные бухты. Этих раздавят наша конница и пехота. Других мы перебьем на юге, в окрестностях касбы. Если сделаем это быстро, в крепости останется не больше тысячи защитников. - Как быстро? - спросил бомбардир. - От заката до рассвета. К ночи высадим пехоту и всадников, а утром они должны нагрянуть к крепости. Между городами семь-восемь миль, не расстояние для конницы. Часть мальтийских солдат пусть прочесывает остров, остальные с всадниками обложать касбу с суши. Мы подойдем с моря и начнем обстрел. Проговорив это, Серов уставился на карту. Какая-то мысль билась в его голове, пытаясь облечься словами; он смотрел на пергамент с чертежом острова, на десятки листов с рисунками, и думал, сколько лет собирались эти сведения, сколько золота и скольких жизней они стоили. Несомненно, разведка у Ордена была хороша, и магистры не жалели денег для своих осведомителей. - Солдат можно высадить здесь, - Тегг показал кинжалом на северное побережье, затем придвинул к карте рисунок. - Видишь, галька тут, а не скалы, для лошадей удобно. До каждой из деревень около четырех миль, и если подойти у берегу в сумерках, никто галеры не заметит. - Подойти в сумерках! - фыркнул ван Мандер. - Чтобы напороться на мель или камни? Хотя... вот эта мелкая цифирь... красным помечено и похоже на промеры глубин... Так и есть, чтоб меня черти взяли! Основательные парни в этом Ордене! Серов присмотрелся. В самом деле, кое-где у берегов стояли цифры, обведенные овалом, а в бухте перед крепостью таких пометок было не менее десятка. Странным образом это подстегнуло мысль, кружившуюся в его сознании; он подумал, что на всякое КГБ есть свое ЦРУ, и что это верно не только для двадцатого столетия. Затем положил на карту ладонь, накрыв ею Джербу. - Что тебя удивляет, шкипер? Конечно, должны быть промеры глубин! Я полагаю, Орден давно мечтает разделаться с пиратами - может быть, еще со времен магистра Ла Валетта... Они собирали сведения и намечали пункты, где их корабли могут приблизиться к берегу и высадить конницу и пехоту - видите, промеры есть везде, где берег пологий и более доступный. Мы тоже выбрали бы такие места... мы, и любой болван, желающий сойти на сушу не замочив сапог. Тегг уставился на Серова немигающим взглядом. - Что ты имеешь в виду? - Не будем забывать, что лазутчики есть не только у Ордена, - пояснил Серов, снова касаясь карты. - Вот чертеж вражеской земли, вот рисунки берегов и укреплений, вот отметки мест для нанесения удара... Это план атаки на Джербу, придуманный Орденом. Но, возможно, существует и другой - план атаки на Мальту, придуманный магометанами. Ван Мандер пожал плечами. - И что с того? Наше дело - освободить своих и взять добычу. Потом пусть дьявол сожрет эту Мальту с потрохами! - Эндрю не о Мальте беспокоится. - Тегг, более проницательный, чем шкипер, насупил брови. - Разрази меня гром! Я понимаю, о чем ты, капитан: хочешь сказать, что на Мальте есть соглядатаи? Ублюдки, в чьих карманцах сарацинское золото бренчит? Мы готовимся к походу, а они считают наши лоханки, наши пушки и наших людей, так? И дня за три, за четыре пошлют гонца к магометанам - ждите, мол, гостей? - Это не исключено, - подтвердил Серов. - Наш план строится на внезапности атаки, и это преимущество терять нельзя. Нужны превентивные меры. - Чего? - разом молвили Тегг и ван Мандер, раскрыв рты. - Нужно учесть, что нас, возможно, поджидают, и внести в план кое-какие изменения. Положим, в нашей команде есть предатели... - Есть, и я их знаю! - Тегг грохнул по столу кулаком. - Деласкес, бородатая морда! И этот черномазый Абдалла! Вызову-ка я их на "Ворон" и пропущу под килем! Конечно, если ты не возражаешь, капитан. - Возражаю. Вина их не доказана, и дрались они вместе с нашими парнями храбро и честно. Хотя согласен, водятся за ними странности. - Лучше повесить двоих, чем потерять потом целую ватагу, - упрямо сказал бомбардир. - Покойный Брукс так бы и сделал. Серов нахмурился. - Я - не Брукс! И я клянусь Спасителем, что лишних потерь не будет! - Он резко дернул головой и повернулся к шкиперу: - Ван Мандер, возьми бумагу, перья и чернила, перерисуй карту со всеми отметками и подумай, как нам маневрировать в бухте у крепости. На какую дистанцию мы сможем подойти к стене и башням? Куда достанут наши пушки? Куда послать галеры? После выгрузки солдат у них осадка на четыре фута меньше нашей, но орудия в восемь и двенадцать фунтов, стену им не пробить... - Пусть стреляют картечью, - примирительно молвил Тегг. Потом спросил: - Так что нам делать, Эндрю? Мы не можем возиться с Джербой ни месяц, ни неделю... Быстро налететь и раздолбать - вот наши козыри! Иначе придет сарацинским псам подмога от тунисских козлов, от беев и султанов, и отправит нас в преисподнюю! Если, конечно, ты что-нибудь не придумаешь. Ван Мандер согласно кивнул, и Серов, покосившись на их хмурые рожи, перевел взгляд на карту и сказал: - Я придумаю, камерады, непременно придумаю. Шейла в этом гадючнике, Стур, Тиррел, Хенк и другие наши парни... Как я могу не придумать? - Он посмотрел на свою ладонь, стиснул пальцы в кулак и добавил: - У Шейлы моей срок уже пять месяцев... * * * Спецкоманда Брюса Кука являлась одной из превентивных мер. Будь Серов магрибским предводителем, знающим о набеге, он устроил бы ловушки повсюду, где можно высадить на берег пешие сотни и конницу. Мест таких на каменистом острове немного, и если послать в каждое триста-четыреста стрелков и легкие пушки, они разнесут десант или уж, во всяком случае, перебьют лошадей. А всадники, как хорошо понимал Серов, давали огромное преимущество нападающим - и не только потому, что рыцари в кирасах и шлемах, с мечами, копьями и пистолетами, были мощной ударной силой. Главное их достоинство заключалось в мобильности; на острове шириною в десять-двенадцать миль они могли добраться до любого пункта за считанные минуты. Но прежде надо было перевести на сушу боевых коней, что в этом примитивном веке, не взирая на сноровку воинов Ордена, являлось делом непростым. Правда, Серов внес кое-какие усовершенствования, но в любом случае высадка требовала пары часов и хотя бы относительной безопасности. Флотилия приблизилась к Джербе в предвечерние часы, когда солнечный свет уже начал тускнеть, но еще не угас. У штурвала стояли Абдалла и Стиг Свенсон, а на капитанском мостике собрался весь командный состав: Серов, Тегг, хирург Хансен и ван Мандер, управлявший кораблем в этих незнакомых водах. За кормою "Ворона" шли на буксире четыре шлюпки с вооруженными бойцами, и фрегат, не убирая парусов и не сбавляя хода, подтащил их к берегу на двести ярдов. Затем канаты были обрезаны, корсары взялись на весла, и легкие скорлупки полетели к гряде камней, торчавших из воды, и маячившим за ними утесам. Несмотря на слабое волнение, у подводных скал волны бурлили и кружили в яростном танце; один неверный взмах весла, и лодку ударит о каменный лоб, расшибет вместе с людьми и затянет на дно. Глядя на шлюпки, нырявшие в волнах, Серов невольно поежился; секунды и ловкость гребцов решали успех его плана. Помолиться, что ли?.. - мелькнула мысль, но Тегг, ухмыльнувшись, подтолкнул его локтем и буркнул: - Я говорил, хреновое место, чтоб перебраться на сушу. Однако кому суждено быть повешенным, тот не утонет. - Мудро сказано, и к месту, - подтвердил лекарь Хансен. Весла таранили воду, рулевые правили с мастерством, отточенным в сотнях набегов, абордажей и высадок на дикие неприветливые берега. Серов наконец перевел дух - шлюпки проскочили между каменными клыками и двинулись к берегу, позволив мощным волнам швырнуть их друг за другом на узкий галечный пляж. Первым на сушу выбрался Брюс Кук, помахал рукой - мол, все в порядке - и тут же разослал своих людей искать проходы в скалах. Рассматривая берег в подзорную трубу, Серов увидел, как десантники вытянулись цепочкой, направились к скалистой стене и быстро исчезли в неразличимом за дальностью ущелье. Если карта была точна, им предстояло шагать пару миль, одолевая это расстояние минут тридцать-сорок. - Идем в двух кабельтовых вдоль суши, - сказал Серов ван Мандеру. - Скорость - четыре узла, не больше. Куку нужно время, чтобы выйти на позицию. Прикажи, пусть просигналят Зондадари, что операция прошла успешно. Флаг на мачте "Ворона" пополз вниз, затем снова приподнялся. "Святой Петр" ответил - мальтийское знамя над галерой дважды дернулось. Фрегат, сбросив часть парусов, неторопливо плыл на запад, бригантина, шебеки и галеры тянулись следом. Шли к месту высадки основного десанта, лежавшему почти на равном удалении от двух деревень или городков на северном побережье. Света еще хватало и можно было различить, как скалы отступают вглубь острова, превращаясь в невысокие холмы, освобождая бесплодную сухую землю, на которую ряд за рядом катились зеленоватые валы. Вскоре корабль обогнул мыс, за которым открылась неглубокая бухта. Берег здесь был сравнительно ровным и довольно широким - холмы поднимались ярдах в семидесяти от воды. Солнце, висевшее на западе, освещало их голые, заваленные камнями вершины, и, как ни вглядывался Серов, он не смог заметить ни малейшего движения. - Подойдем на кабельтов? - спросил ван Мандер. - Если промеры мальтийцев верны, глубина здесь восемнадцать футов. Серов кивнул, и фрегат, а следом за ним бригантина, направились к берегу. Шебеки, сбросив паруса и двигаясь на веслах, обгоняли "Ворон", их осадка позволяла приблизиться к суше почти вплотную. Тяжело груженые галеры ползли за ними, и на их палубах толпились солдаты, готовились спускать плоты. - Паруса долой! Якорь в воду! - выкрикнул команду шкипер. Бригантина застыла рядом с "Вороном", но "Стриж", "Дрозд" и "Дятел" продолжали идти на веслах, пока до усыпанного галькой пляжа не осталось футов тридцать. На орденских галерах сушили весла и бросали якоря. Затем послышался громкий плеск и удары дерева о дерево - на воду сбросили плоты, а на них спустили широкие сходни. - Вот тут мне нравится, - заявил Тегг, осматривая береговую полосу. - Отличное место для высадки! - И для засады, - добавил Серов. Надвигались сумерки, от северных склонов холмов легли длинные тени, но каменный частокол на их вершинах был еще ясно различим. Ему показалось, что там что-то поблескивает - то ли прожилка кварца, то ли мушкетный ствол. Он вытащил шпагу, начертил ею в воздухе крест и махнул в сторону берега, подавая сигнал для высадки. Первым в воду прыгнул де Пернель, затем с шебек стали спускаться корсары, держа мушкеты и пороховницы над головой. В начале марта вода не баловала теплом, но не раздалось ни крика, ни проклятия; слышался лишь плеск волн да скрип сапог о камни. Негромко заржали лошади - их, уже оседланных, с шорами на глазах, заводили на плоты. - Вы не торопитесь, сэр? - спросил Дольф Хансен, разглядывая передовой отряд, уже выбиравшийся на берег. - Если, как вы предполагали, тут засада, сарацины могут перещелкать наших парней. - Не думаю. Сейчас отплывут плоты с лошадьми, и вот тогда начнется! Но они не успеют. - Серов, прищурившись, поглядел на солнце. - Брюс уже у них в тылу. Он словно видел это, видел безмолвных людей, что растянулись в цепь и шагают к берегу, высматривая врага, видел готовые к стрельбе мушкеты, грозные лица корсаров, тусклый блеск палашей и секир, пороховые гранаты с тлеющими фитилями. Никто из засевших в холмах не уйдет - может, лишь крикнуть успеет, ужаленный сталью или свинцом... Это предчувствие было таким ярким и сильным, что кровь ударила Серову в виски; он стиснул кулак, грохнул им о планшир и зашипел от боли. Его движение будто породило лавину звуков: за холмами грянул мушкетный залп, послышались вопли - "Алла! Алла!" - и сразу раздались взрывы, сухой треск пистолетов и лязг клинков. - Отряд Брюса атакует, - сказал Серов, чувствуя, как разливается в груди спокойствие. - Они уже бросили гранаты... Сэмсон, если будет нужда, ты достанешь до тех холмов картечью? Тегг с подозрением покосился на Абдаллу, замершего у штурвала, и пробурчал: - Далековато для картечи... Но, с Божьей помощью, достану. - Тогда иди к пушкам и жди команды. Тегг исчез. Открывать орудийный огонь Серов не спешил - грохот залпа раскатился бы на несколько миль, оповестив врага о начале вторжения. Мушкетные выстрелы и взрывы пороховых гранат звучали не так громко и скрадывались рельефом местности. Де Пернель построил свой отряд в шеренгу и скорым шагом двинулся к холмам. Судя по воплям и звону сабель, за ними шла ожесточенная схватка - сорок молодцов Брюса Кука сражались с неведомой численности противником. Серов полагал, что в засаде могли находиться двести или триста человек, и что половину уложили гранатами, а также из пистолетов и мушкетов. Значит, на каждого десантника пришлось двое-трое сарацин; вполне приемлемое число для отборной корсарской команды. От галер отплыли плоты - на каждом по четыре коня, рыцари в кирасах и моряки, гнавшие плоты к берегу. Это были мощные сооружения, изготовленные по указанию Серова: большие винные бочки, связанные канатами, с прочным деревянным настилом. Лошади, чувствуя надежную опору, стояли спокойно, только дергали ушами, когда за холмистой грядой слышался выстрел или особо пронзительный крик. На вершинах замелькали среди камней фигуры дерущихся, потом волна магометан, преследуемых десантниками, покатилась вниз, прямо на шеренгу бойцов де Пернеля. Тот вскинул шпагу, и его отряд остановился; полторы сотни мушкетных стволов глядели на бегущих, и темные их зрачки сулили смерть. - Молодец Брюс, выбил их с позиции, - пробормотал Серов. - Вот что, лекарь, отправляйся-ка на берег. Будут раненые, и ты понадобишься там. Хансен поклонился и сбежал на шканцы. Шеренга, которой командовал де Пернель, разразилась беглым огнем. Корсары били из мушкетов и пистолетов, в спины отступающим стреляли люди Кука, и магрибцы, зажатые между двумя отрядами, падали, как колосья под серпом. Их было около сотни, но ни один не добрался до берега и не скрестил саблю с бойцами, стоявшими на пляже. Их шеренга сломалась, корсары ринулись на поверженных врагов, добивая их ударами приклада, тесака или секиры. Десантники не спешили покинуть холмы и, убедившись, что драться не с кем, стали исчезать за каменистыми вершинами. Зачем, для Серова не было тайной - там лежали сотни трупов мусульман, убитых при неожиданной атаке. Начиналось самое святое - грабеж. Солнечный диск наполовину погрузился в море, когда плоты один за другим ткнулись в берег. Лошади занервничали, ощутив запах крови, их начали выводить на усыпанный галькой пляж, и топот сотен копыт заглушил людскую перекличку. От галер плыли шлюпки, набитые пехотинцами, и Серов, заметив в первой лодке командора Зондадари, спустился с высокого квартердека на палубу. Марк Антоний, стоявший у средней банки, махал ему шляпой - видно, хотел перемолвиться словом. Из люка вылез Сэмсон Тегг, поглядел на берег, где корсары раздевали мертвецов, и ухмыльнулся. - Не пригодились мои пушки... А жаль! - Еще постреляешь, - пообещал Серов. - Ночь пройдет, и будешь палить из всех орудий. Лодка Марка Антония стукнулась о борт фрегата. Командор приподнял шляпу; его смуглое лицо сияло, глаза горели воодушевлением. - Поздравляю, мессир капитан! Вы были правы, нас поджидала засада. Но вы - настоящий стратег! Дар предвидения - вот что делает воина истинным полководцем! Auspicia sunt fausta! ***) - Я плохо знаю латынь и потому не могу насладиться вашим последним комплиментом, - сказал Серов. - Это изречение свидетельствует, что начало положено доброе. Хвала Господу! И да будет с вами Его благословение! - Он перекрестил Серова и оттолкнулся от борта. - Благословение! - пробурчал вслед ему Тегг. - На кой дьявол! Лучше бы к нашей доле прибавил... скажем, не поровну делиться, а шесть к четырем... Как-никак, у нас большие пушки, а на их лоханках - просто пукалки! Пехота Ордена, вслед за всадниками, ступила на берег. Шлюпки поплыли к галерам за пополнением, капитаны сотен начали строить своих бойцов, и повсюду, на кораблях и на суше, разгоняя сумерки, зажглись факелы и фонари. Солдаты продолжали высаживаться при их зыбком свете. Хоть их называли мальтийцами, но смуглых, похожих на арабов уроженцев Мальты насчитывалось среди них немного - больше наемников из Генуи и Милана, Франции, Испании и Швейцарии, из Британии и германских земель. Они были дисциплинированными бойцами - проверяли оружие и походную кладь, быстро разбирались по сотням, и вскоре темная масса, шевелившаяся на суше, разбилась на три колонны, возглавляемые всадниками. Серов видел, как в свете факелов и восходящей луны поблескивает металл кирас и шлемов и вьются по ветру флажки на пиках капитанов. Наконец высадка закончилась. Два небольших отряда зашагали на запад и восток, к поселениям на северном берегу, третий, более многочисленный - его задачей была атака крепости - стал подниматься на холм. Дождавшись, когда смолкнут цокот копыт и скрип гальки под сапогами, он окликнул Хрипатого, велел отправляться на сушу и прекратить грабеж. До рассвета оставалось около пяти часов - только-только обогнуть остров и обрушиться на укрепления магометан. Будет ли атака внезапной?.. - мелькнула мысль. Здесь их ждали - возможно, у крепости тоже ждут?.. С мрачным удовлетворением Серов подумал, что его предчувствия оправдались - лазутчики у магрибцев были не хуже, чем у Ордена. И, возможно, кто-то из них сейчас находится на "Вороне"... Он бросил взгляд на Абдаллу, замершего у штурвала. Этот мавр и Деласкес, его приятель? Возможно, но маловероятно; эти парни скорей шпионы Ордена. Хотя не исключалось, что они работают на обе стороны. Корсары, навьюченные добычей, уже грузились в шлюпки. Появился Хансен, опустил на палубу свой медицинский саквояж и деловито потер руки. Выглядел он не слишком утомленным - должно быть, раненых оказалось немного. - Дольф! - позвал Серов. - Наши потери? - Убитых нет, сэр. В отряде Кука семь раненых, большей частью сабельные порезы... Ничего серьезного. - Дьявол к нам милостив, - пробормотал Тегг за спиной Серова. - Потери противника? Хирург пожал плечами. - Трудно сказать, капитан. Сотни три уложили или четыре... Брюс божится, что никто не ушел. Ни единая сарацинская душа! Серов кивнул. На палубе было уже тесно - люди Кука с лихими выкриками поднимались на борт, сваливали на шкафуте груды ятаганов и огнестрельного оружия, волокли пестрое тряпье, обувь и ремни. Похоже, они раздели трупы турок и магрибцев догола. Три шебеки, "Стриж", "Дрозд" и "Дятел" отвалили от берега. Ван Мандер крикнул, чтобы выбирали якорь. Затопотали босые ноги, хлопнули паруса, и "Ворон" направился в море. Завтра, думал Серов, завтра я увижу Шейлу... Возможно, увижу - если Эль-Хаджи не соврал... По словам реиса, караманова усадьба, где держали пленных, находилась сразу за городскими воротами, обращенными к суше - белые стены, белый, с синим цветочным орнаментом дом, несколько пальм во дворе и загон для рабов. Туда пойдет Кук... Главное, отрезать поместье от укреплений, не дать увести невольников... Может быть, это сделают всадники Зондадари... Фрегат бесшумно скользил вдоль берега, и следом кралась флотилия галер. Взгляд Серова обратился к открытому морю. Там, за волнами, лежали Мальта, Сицилия, Италия, а за нею, за вершинами Альп, которые лет через сто будет штурмовать Суворов, другие страны, Австрия, германские земли, Венгрия, Чехия, Польша... Наверное, Паршин их уже миновал, подумалось Серову - все же больше месяца прошло, как Михайла отправился в Геную... Наверное, он сейчас на Украине и пробирается со Страхом Божьим в Москву и Петербург... Эта успокоительная мысль смирила сжигавшее его нетерпение. Приказав, чтобы разбудили перед рассветом, Серов ушел к себе и крепко проспал четыре часа. --------------------------------------------------------------------- *) Название маленького островка Комино происходит от греческого "kyminon", что означает "тмин". На этом острове, заросшем тмином, в изобилии водились кролики, и для рыцарей-мальтийцев он был чем-то вроде охотничьего заповедника. **) В состав Мальтийского ордена входили, кроме рыцарей, монахи и священники (капелланы), на которых возлагались религиозные обязанности. ***) Auspicia sunt fausta - предзнаменования благоприятны (лат.). Грабежи и хищничества были так выгодны и сообразны с дикими нравами этих людей, что они не могли не предаваться им страстно. Впрочем, они знали, что, не скрепив своих взаимных отношений условиями, не могут надеяться на верную добычу и на разгульную жизнь. Следствием этого было уложение, которое, при вступлении в общество, каждый член клятвенно обязывался исполнять, подписываясь за незнанием грамоты крестом. Уложение это составляло небольшое собрание законов, которое с незначительнми отступлениями было принято всеми отдельными отрядами флибустьеров, и даже в начале XVIII столетия, после совершенного прекращения общества их, сохранялось отдельными морскими разбойниками, после войны за испанское наследство грабившими на морях в отдаленных частях света. Ф.Архенгольц "История морских разбойников Средиземного моря и Океана", Тюбинген, 1803 г. Глава 10. Штурм Все было серым - серые стены и башни крепости, серые хижины, сгрудившиеся на берегу, серые пальмы и платаны, серые рыбачьи лодки и пиратские шебеки, качавшиеся на мелкой волне. Солнце еще не взошло, восточный небосклон лишь начал розоветь, и предутренний сумрак поглощал цвета и краски, будто перед глазами плавало в воздухе закопченное стекло. Но все же что-то удавалось разглядеть, и Серов, обозревая береговые укрепления, мысленно соотносил их с картой и рисунками лазутчиков. Стены касбы казались ему не очень высокими, а жерла орудий, глядевших в море, небольшими - видимо, то были двенадцатифунтовые пушки. Стена, изогнутая серпом, выходила к причалам и тянулась ярдов на двести; у обоих ее концов были насыпаны невысокие равелины с батареями, охранявшими вход в гавань. Над стеной торчали башенки минаретов, но ничего похожего на дворцовые кровли не замечалось - видно, пиратские главари не шиковали и белокаменных палат не строили. Для них Джерба была деловым центром и военной базой, а что до отдыха с гуриями, шербетом и танцем живота, то для этого больше подходили тенистые сады Алжира и Туниса. Команда Брюса Кука уже сидела в шлюпках, бригантина, три шебеки и орденские галеры разворачивались по обе стороны от "Ворона". Они могли подойти ближе к берегу - во всяком случае, так же близко, как пиратские суда, стоявшие в сотне ярдов от крепостной стены; согласно промерам орденских лазутчиков, глубина там была двенадцать футов. Серов, отвлекшись от эволюций своей флотилии, разглядывал в трубу ворота, выходившие к гавани. Они были собраны из мощных брусьев и окованы железом, но без сомнения пушки фрегата разнесут их в щепки - да и сама стена, сложенная из обожженных на солнце кирпичей, не являлась серьезным препятствием. Что бы ни говорил Эль-Хаджи о неприступности этих укреплений, касбу можно было взять. При правильной осаде - дня за три, решил Серов. Другое дело, что трех дней у него не имелось; за спиной - тунисский берег, и помощь оттуда подойдет через считанные часы. Возможно, через сутки, если тунисский бей не распоследний лох. - Все спокойно, клянусь преисподней, - заметил стоявший рядом Тегг. - Похоже, не ждут нас магометанские псы. Нет, не ждут! - Если их предупредили о набеге - а это несомненно - то они понимают, что высаживать конницу под дулами пушек мы не рискнем, - сказал Серов. - Для высадки есть подходящие пункты на побережье, и там, я полагаю, всюду засады, как на северном берегу. Раз нет оттуда сообщений, значит, нет и врага. - Он подумал и добавил: - Хорошо, что мы обошлись без пушечной стрельбы. Звук канонады разлетелся бы по всему острову. - Хорошо, - согласился Тегг, посматривая на Деласкеса, сменившего у штурвала Абдаллу. - Но хотел бы я знать, какой гад ползучий нас продал! Не пропустить ли под килем этого бородача с его приятелем? Прополаскать раза три, и они в чем угодно признаются! - В том-то и дело, что в чем угодно, - усмехнулся Серов, вспоминая, как его самого протащили под килем. Тогда он признался, что его зовут Андре Серра, что он внебрачный сын маркиза и служит помощником квартирмейстера на фрегате "Викторьез". Если бы таскали дольше, узнали бы много любопытного - например, что он летел по небу в железной птице и свалился в прошлое на триста лет. Вдалеке, за городом и крепостью, поднялся в небо столб сизого дыма. - Сигнал! - промолвил Тегг. - Наш Дадар обложил сарацинов с суши! - Ну, тогда и начнем, благословясь. - Серов перекрестил суда на левом фланге, потом на правом, и забормотал молитву: - Царь Небесный, пощади моих прохиндеев и висельников, пошли им удачу, а кому суждено - легкую смерть. На Тебя, Господи, уповаем, и суду Твоему покорны, а потому... - ...вели, чтоб Сатана смазал сковородки салом, - ухмыляясь, закончил Тегг. - Сегодня в аду будет изрядное пополнение! - Все в руках Божьих, - произнес Серов. - Ты, Сэмсон, бей сначала по воротам, а после - картечью по верху стены. Ворота крепкие, но думаю, бортового залпа не выдержат. - Я разобью их в клочья, - пообещал бомбардир и ринулся к люку. Серов махнул рукой ван Мандеру. - Поднять сигнальный вымпел! - Поднять вымпел! - Голос шкипера раскатился над фрегатом. - Паруса на гроте и бизани долой! Поворот бортом к берегу! На мачте затрепетал узкий красный флажок. С берега донесся гул, нараставший с каждой секундой - похоже, там заметили флотилию и подступавшие с суши отряды. На стенах и равелинах замелькали смутные тени, несколько фигур появилось на палубах шебек, которых в гавани было дюжины три. Раздался тоскливый вопль муэдзина - но он, похоже, не славил Аллаха, а призывал правоверных к оружию. Но было поздно - шлюпки с корсарских судов уже плыли к берегу, орденские галеры шли к защищавшим бухту фортам, "Дрозд", "Дятел", "Стриж" и бригантина - к стоявшим у берега кораблям пиратов. Первые солнечные лучи блестнули на востоке, и Серов, глядя в трубу то на ворота, то на лодки с командой Кука, приказал: - Правым бортом - огонь! Готовься к повороту! Десять тяжелых ядер врезались в деревянные створки, и врата с треском рухнули. "Ворон" шел под кливером и фоком к одному из фортов, разворачиваясь в просторной бухте, шлюпки с десантными отрядами спешили к берегу. Галеры Ордена окутались клубами дыма - били по батареям на равелинах, где суетились ошеломленные турки; грохот выстрелов заглушал поднявшийся там крик. С шебек Серова тявкали малые пушки, ломая рангоут врага, и летели пороховые гранаты; на нескольких пиратских кораблях уже взметнулись алые огненные языки. Облако темной гари потянулась к кирпичной стене и жалким домишкам у ее подножья. Там метались люди - возможно, не пираты, а местные рыбаки и ремесленники. Стиснув зубы, Серов наблюдал, как толпа оборванных женщин, детей и мужчин ринулась к воротам. Он не мог им помочь, только пробормотал сквозь зубы: - Когда дерутся слоны, достается траве... - И тут же выкринул: - Левым бортом... картечью... огонь! Магрибцев, что появились на стене, будто смело железным ливнем. Но из амбразур в башнях полыхнуло пламя, и орудия на равелинах тоже начали стрелять - похоже, противник опомнился. Над водой засвистели ядра, и Серов вознес благодарность небесам, что у врагов нет крепостных орудий, огромных пушек и мортир, бросавших двухпудовые ядра. Таких чудовищ на гигантских станинах он как-то видел в Петебурге, во дворе Артиллерийского музея; они были больше орудий в Скалистом форту, что охранял Бас-Тер - ствол руками не охватишь! Пара снарядов могли покончить с любой галерой, да и "Ворону" хватило бы четырех... Шлюпки достигли берега. Ватага Брюса Кука высадилась в отдалении от крепости и быстро исчезла за кустарником и стволами пальм; остальные, разбившись на группы и паля из мушкетов, бросились к фортам и стене. Самый крупный отряд ворвался в ворота, расшвыривая горожан; этих бойцов вел де Пернель, неистовый рыцарь. "Ворон", развернувшись правым бортом, послал на стену и в башни новую порцию картечи, носовые и кормовые орудия непрерывно стреляли по батареям равелинов, поддерживая залпы галер. Грохот канонады не позволял услышать звуков сражения, что шло на севере, за касбой, но Серов не сомневался, что конница Ордена уже в городских предместьях. Два дымных столба поднимались в небо, и это значило, что Марк Антоний блокировал крепость с суши и бьется у самых стен. На "Дятле", подошедшем слишком близко к горевшим шебекам, вспыхнуло пламя, одна из орденских галер, сильно кренясь на бок, вышла из боя. Орудия в фортах и крепости уступали мощью пушкам "Ворона", но было их вдвое больше, чем на всей флотилии; из башен касбы стреляли прямой наводкой, форты вели перекрестный обстрел и, похоже, кроме ядер тоже принялись палить картечью. Это было опасно; среди палубной команды, управлявшей парусами, раздались проклятия и крики. - Тегг, отставить картечь! - рявкнул Серов. - Бей ядрами по форту! Ван Мандер, правь туда! - Он вытянул руку с трубой, указывая на левый равелин. - Подойди на сотню ярдов и разворачивай судно бортом! С него сорвало шляпу, и по макушке будто прошлись раскаленным рашпилем. Он закашлялся - кислый запах пороха висел в воздухе, в глотке и носу першило от дыма. Первые струйки крови потекли по лбу, преодолели барьер бровей и стали заливать глаза. Серов выругался, вытер лицо платком и прижал его к царапине. На стенах касбы кипела яростная схватка - люди де Пернеля забрались наверх и теперь резались с защитниками и сбрасывали товарищам канаты. Корсары, привычные к снастям, лезли по стене с кошачьей ловкостью, палили в бойницы, бросали в пушечные жерла мешочки с порохом. Поверхность стены внезапно вспучилась, на ней распустился алый цветок, полетели обломки кирпичей и из рваной дыры вывалилась пушка. Потом рвануло сразу в двух местах, и вместе с орудиями вниз посыпались изувеченные трупы. Серов подобрал свою шляпу и напялил ее на голову. Кровь продолжала струиться, по большей частью текла на затылок и уши. Ядра размером с кулак упрямо били в корпус "Ворона", пела смертельные песни картечь, но равелин приближался с должной быстротой. То была насыпь с невысокими земляными валами, частью развороченными обстрелом с галер; небольшие пушки торчали здесь как зубья гребенки, и около них копошились сотни две турок и магрибцев. Фрегат повернулся бортом, Серов скомандовал "огонь!", и под ударом тяжелых ядер земля, смешанная с плотью и кровью, брызнула фонтанами. Корсары, что залегли у равелина, волчьей стаей бросились наверх; даже после убийственного залпа "Ворона" их было втрое меньше, чем неприятелей, но выручала сноровка: стреляли из пистолетов и мушкетов, бросали гранаты, а тех, кто избежал пуль и пороха, добивали прикладами и тесаками. За спиной Серова оглушительно грохнуло. Он обернулся, успев заметить, как ван Мандер, раскрыв рот, тычет рукою в крепость: одна из ее угловых башен раскололась от подножия до вершины, и из огромной трещины било ярко-оранжевое пламя. Не прошло и пары секунд, как половина башни, обращенная к гавани и морю, рухнула, погребая под собой ветхие лачуги, причалы и рыбачьи лодки, другая медленно оседала, разбрасывая по сторонам кирпичи, тлеющие балки, пушечные станины и стволы. К двум дымным столбам со стороны суши присоединился третий - это означало, что солдаты Ордена тоже ворвались в крепость. Вероятно, одна из корсарских команд открыла им дорогу, подорвав ворота или часть стены. - Город наш! - торжествующе воскликнул ван Мандер и хлопнул ладонью по эфесу палаша. - Похоже на то, - согласился Серов, протер глаза и, прищурившись, посмотрел на солнце. Первый залп прозвучал в шестом часу, а сейчас было не больше девяти; на грабеж пиратского гнезда и поиски Шейлы оставался целый день. Перегнувшись через планшир, он крикнул: - Тегг! Поднимайся на мостик! Бомбардир был черен, как дьявол. От него разило потом и порохом, камзол куда-то исчез, кожаная безрукавка, расстегнутая до пупа и покрытая нагаром, топорщилась словно жестяная. Выпучив глаза, он уставился на Серова. - Чтоб мне в пекле гореть! Ты ранен, Эндрю? - Макушку задело, - объяснил Серов и тут же добавил: - Принимай командование, Сэмсон. Я съезжаю на берег. Возьму с собой Хрипатого, Рика, Джо и Олафа с братьями. Еще Абдаллу. Мне нужен переводчик. Бомбардир кивнул, не задавая лишних вопросов. - Распоряжения, капитан? - Иди ко второму форту и расстреляй его. Фрегат поставишь на рейде, двести ярдов от берега. Галеры пусть подойдут ближе и будут готовы к погрузке добычи и людей. У пушек оставить канониров, остальные могут отправиться в город. Я вернусь... - он снова взглянул на солнце, - после полудня. Вернусь и отпущу тебя повеселиться. И вот что еще... Накажи парням, чтобы не очень лютовали. Детей не трогать! - Хорошо, - кивнул второй помощник. - Тех, кто ниже четырех футов, резать не будем. Клянусь в том спасением души! Бросив на него мрачный взгляд, Серов спустился в капитанский ялик. Как всякий полководец со времен Рамсеса и Юлия Цезаря до генерала де Голля и маршала Жукова, он понимал, что есть моменты, когда войско становится неуправляемым. Особенно, если счет победителей к побежденным долог, кровав и писан пером злобы на пергаменте ненависти. Братья Свенсоны и Кактус Джо сели на весла, Абдалла устроился на носу, Хрипатый Боб оттолкнулся от борта, а Рик Бразилец протянул хозяину тряпку, смоченную водой. Серов вытер лицо и шею, пощупал под шляпой - волосы слиплись в колтун, остановив кровотечение. Боцман молча сунул ему бутылку рома, потом тоже отхлебнул и плеснул на плечо - там, под разорванной рубахой, багровел рубец от шрапнели. Когда лодка достигла береговых камней, они вышли на сушу и всемером прикончили бутыль. Отшвырнув ее, Серов сказал: - Значит так, джентльмены: направляемся к городским воротам и ищем беленую постройку, расписанную синими узорами. Думаю, парни Кука уже навели там порядок и поджидают нас. Помолитесь, чтобы Шейла, Уот и все остальные были живы и не лишились ни глаз, ни рук, ни ног. На три секунды воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом волн и далекими воплями, что доносил из города ветер. Потом Абдалла провел по лицу ладонями, соединил их перед грудью и склонил голову. Боцман произнес: - Хрр... Кажется, мы помолились, капитан. Если Бррюс поймал Каррамана, ты мне его отдашь? - Отдам, - пообещал Серов. * * * Усадьба Карамана стояла в пальмовой рощице, протянувшейся по обе стороны дороги. Этот тракт шел от городских ворот вглубь острова, и в отдалении виднелись другие дома, выстроенные в мавританском стиле, с навесными галереями и стрельчатыми окнами. Вероятно, то были поместья других пиратских главарей и перекупщиков награбленного, носившие следы быстрого штурма и безжалостной расправы с их обитателями, женщинами и слугами: где взорваны стены и выбиты ворота, распахнуты окна и двери, а где еще бушует огонь, пожирая валявшиеся во дворах и на галереях трупы. Район богатых особняков отделяла от городских предместий каменистая пустошь, заваленная мертвыми телами, но уже не женщин и слуг, а воинов, едва успевших дотянуться до оружия. Их было сотен пять или шесть, многие - с переломанными ребрами и черепами, расколотыми ударом копыт; несомненно, тут прошла конница Ордена, а за нею - пехота, добившая выживших. Домишки горожан, лепившиеся к крепостной стене, пылали, источая сизый дым, ворота, ведущие в касбу, были распахнуты настежь, и около них стоял отряд мальтийцев, пикинеры и мушкетеры. На дороге тоже лежали мертвецы, и пираты, и люди иного звания - валялись среди перевернутых тележек с фруктами и овощами, дохлых ослов и расколотых глиняных кувшинов. В сравнении с этой картиной смерти и бедствий, дом Карамана казался оазисом покоя и тишины. Направившись во двор вместе со своей свитой, Серов увидел дюжину корсаров, сидевших в тени под пальмами, и полтора десятка служанок и слуг, закутанных в бурнусы, хаики *) и покрывала - эти жались в углу, бросая на страшных пришельцев испуганные взгляды. Ни Шейлы, ни людей Уота Стура, ни каких-либо других невольников тут не нашлось, и осознав этот факт, Серов нахмурился и помрачнел. Может быть, они в доме?.. - мелькнула мысль. При появлении капитана пираты поднялись. Трое были давними знакомыми - Жак Герен, Мортимер и немой Джос Фавершем; имена и прозвища остальных, пришедших в последние месяцы, смешались в памяти Серова. - Где? - выдохнул он, чувствуя, как пересохло горло. - Где наши? - Прах и пепел! Нет никого, капитан! - зачастил Мортимер. - Ни Хенка, дружка моего, ни Тиррела, ни Уота, ни других парней! Яма на заднем дворе пустая и... - Заткнись, - сказал Серов. - Пусть говорит Жак. - Пустая яма, сэр, - повторил Герен. - Здоровая такая, двадцать рыл можно засунуть, но пустая. Был тут кто из наших, не был - пока непонятно. Эти - он кивнул в сторону слуг, - только по-своему балабонят. Но дом мы обыскали. - И что? - Не похоже, чтобы здесь держали женщину, знатную леди вроде нашей Шейлы. - Герен опустил глаза. - Я сожалею, капитан... Глупцы твердят, что женщина на корабле не к добру, но она... она приносила нам удачу. Еще когда была мисс Шейла Брукс. - Мы ее веррнем, - прохрипел боцман за спиной Серова. - Ее, Уота и его рребят! Всем саррацинам пустим крровь, а веррнем! Серов скрипнул зубами и на мгновение закрыл глаза. "Веррнем! Веррнем!" - звучало у него в ушах, било в виски, словно вопль попугая. Вернем, произнес он про себя, стараясь успокоиться, и поднял взгляд на Герена: - Где Брюс? И чем он занят? - В доме, капитан. Беседует с управляющим этого гадючника. А парни... хмм... ну, шарят в комнатах. - Хрипатый и ты, Абдалла, пойдете со мной. Остальные могут передохнуть. Серов повернулся и зашагал к арке входа, украшенной синими цветочными узорами. Просторная комната за ней носила следы тщательного обыска и вдумчивого грабежа: у стены стопкой составлены серебряные подносы, рядом - кувшины из того же благородного металла, небольшая шкатулка с монетой, забитый тканями сундук, сваленные грудой сабли и пистолеты, несколько свернутых ковров. Около этого добра стоял на страже Алан Шестипалый. - Неплохо, - пробурчал Хрипатый. - Тысяч на двенадцать потянет. - Он выудил из-за пазухи еще одну бутылку рома и протянул Серову. - Не хочешь подкррепиться, капитан? Больно ррожа у тебя бледная. Серов молча глотнул и переступил порог, очутившись во внутреннем дворике. Сюда выходили двери и окна десятка комнат, у задней стены зеленел развесистый платан, а под ним, на вымощенном плиткой полу, стояла пара диванов - из тех, что в двадцатом веке назывались оттоманками. Дворик казался довольно большим, и в его середине было нечто наподобие бассейна, который Серов вначале принял за фонтан. Но, очевидно, до таких изысков местная техническая мысль не дошла, и над поверхностью воды в круглом каменном водоеме не поднималась ни единая струя. У этого сооружения стоял Брюс Кук и задумчиво разглядывал чью-то спину в турецком узорчатом халате. Его обладателя держали, завернув локти за спину, Люк Форест и Колин Марч; голова пленника находилась в воде, и, судя по тому, как дергались тощие ноги в остроносых туфлях, ему это не слишком нравилось. Увидев Серова, Хрипатого и Абдаллу, Кук радостно ощерился и приказал: - Вынимайте, парни, эту вошь. Пусть капитан на него глянет. Люк и Колин дернули страдальца вверх. То был костлявый щуплый турок лет пятидесяти; он задыхался и кашлял, пучил глаза и хрипел что-то неразборчивое. Вода стекала по бритой голове на бороду и усы, пятнала халат, и так уже наполовину мокрый, растекалась лужей возле ног. На пирата этот человек не походил, и, вероятно, под его командой были не воины с саблями, а слуги с вениками. - Ну, в чем тут у нас сложности? - поинтересовался Серов, осматривая пленника. - Человеческих слов не понимает, - доложил Брюс Кук. - Я его спрашиваю: где Караман, козел одноухий? Где девушка-красавица и двадцать наших камерадов? Где карамановы шебеки? Где? Где? - С каждым "где" Брюс дергал турка за бороду. - На английском спрашиваю, на французском и даже на чертовом кастильском, прости Господь мне этот грех! Не понимает, краб вонючий! Может, на дереве подвесим и разведем под пятками костерок? Или макать его дальше? "Первый раз вижу, чтобы так учили языкам", - подумал Серов, а вслух сказал: - Макать не надо. Пусть отдышится, и Абдалла с ним побеседует. Ну-ка, Люк, похлопай его по спине. Люк хлопнул, заставив турка согнуться в три погибели. Наконец тот перестал кашлять, уставился на Брюса, пробормотал "эфенди" и что-то еще, совсем непонятное. - Просит пащады у гаспадина, - невозмутимо перевел Абдалла. - Вот господин! - Кук показал на Серова. - Большой-пребольшой эфенди! Не ответишь ему, огрызок, к шайтану попадешь! Упав на колени, турок заговорил, мешая слова с хрипами и кашлем. Абдалла слушал, склонив голову к плечу и поглаживая рукоять сабли. На турка мавр глядел без всякого сочувствия. - Мурад его прэзренный имя, - сказал он. - Он... как это на англиски?.. хазяин двор?.. - Дворецкий или управляющий, - подсказал Серов. - Что еще он говорит? - Он клястся, что нэ ходил в морэ, нэ брал чужой корабл, нэ обижал сынов Христа... только чут-чут, кагда они сидэт в яма. Просыт милости, мой капитан. Турэцкий сабака! - В темных глазах Абдаллы сверкнула ненависть. - Милость будет, - буркнул Серов. - Будет, если он расскажет, где Караман, моя жена и мои люди. Мне сообщили, что Караман пришел на Джербу со всей своей флотилией и захваченными невольниками. Почему его здесь нет? Где он зимует? Спроси-ка турка об этом. Мавр вступил в переговоры с пленным. Мурад то униженно кланялся, то падал на колени, то воздевал руки к небесам, призывая Аллаха в свидетели; было ясно, что он перепуган до судорог и говорит чистую правду. - Караман быват здэс рэдко и нэ всякий зима, - наконец произнес Абдалла. - Он приходить сюда, эсли нада сгаворится с другим реис о большом набэге. Тут у нэго малый дом, мало слуг, мало жэнщин, мало... как это?.. вэселых дел. - Мало развлечений, - уточнил Серов. - Дальше! - Зима он жить в балшой памэстье у Аль-Джезаир, **) болшэ, чем тут. Там гаван для корабл, там хароший дом, там много раб, там тюрма, где раб ждат выкуп. Все там! - Абдалла показал рукой на запад. На миг в глазах Серова потемнел белый свет. Зря он поверил Эль-Хаджи, проклятому мерзавцу! Все оказалось бессмысленным, бесполезным! Долгое ожидание на Мальте, переговоры с великим магистром, этот поход, гибель множества людей - и магрибцев, и тех, что были в его воинстве... Он втянул воздух сквозь стиснутые зубы и постарался успокоиться. Он был уроженцем иного времени, сыном двадцатого века; в его эпоху разум превалировал над чувствами, а отчаяние смирялось логикой. И эта логика подсказывала, что поступил он верно: нашел союзников, набрал бойцов и не позволил им скучать в бездействии и лености. Последнее стало бы большей ошибкой, чем налет на Джербу, ибо лишь тот корсарский вождь имеет власть, чьи люди не остались без добычи. Это диктовала логика пиратского ремесла, и Серов понимал: случись такое, и он лишится и корабля, и команды. Эта мысль его отрезвила. - Спроси, был ли здесь Караман, - велел он Абдалле. - Был, - отозвался через пару минут переводчик. - Был нэдолго, два или три дна. Оставит тут поврэжденный шэбек и младшэго реиса Сулэйман Аджлах, что значит Лысый. Приказат, чтобы Лысый чинил корабл и сдэлал новый команда. - Где он сейчас, этот Сулейман? - Жить в касба, - сообщил мавр после переговоров с Мурадом. - Тэпер навэрнака мэртвец, и Сулэйман, и его люди. - Уж точно, все мерртвяки, - с мрачным видом заметил Боб. - Хрр... А их лохань, скорей всего, сгоррела. - С Караманом была женщина? Этот, - Серов кивнул на пленника, - ее видел? Молодая женщина, волосы светлые, глаза голубые... Видел ее или нет? Абдалла начал новые переговоры с турком. Серов ждал, сунув ладони за пояс, чтобы не было заметно, как дрожат пальцы. - Этот пэс ее нэ видеть, - произнес мавр. - Но Караман хвастал, что ест на его шэбек жэнщин. Очэн красивый жэнщин, толко с этим... - Абдалла обозначил рукой выпуклось живота. - Когда разрэшится от брэмени, Караман подарить ее дэй Алжир, и дитя тожэ. Дэй на нэго сэрдит - мало платит Караман дэю. Нада дэлать хароший бакшиш... красивый жэнщин, красивый рэбенок, золото... Шейла должна родить в мае... три месяца осталось... - мелькнуло у Серова в голове. Успеем! Он вытащил руки из-за пояса - пальцы больше не дрожали. - Спроси о наших парнях, Абдалла. Про Стура, Тиррела и прочих. - Я ужэ спрашиват, мой капитан. Он ничэго нэ знат, - молвил мавр. - Но я думат так: эсли гаспажа в Алжир, они тожэ в Алжир. Там болше дават за крэпкий раб. Наступило молчание. Серов покачивался с пятки на носок, с носка на пятку, посматривал то на турка, то на бассейн, будто примеряясь, не утопить ли в нем пленника. Мурад с ужасом озирался, встречая хмурые взгляды корсаров. Они глядели на него как волки на кролика. - Что будем делать с этим ублюдком? - нарушил тишину Брюс Кук. - И с остальными бабами и мужиками? - Хрр... - произнес боцман, дождался кивка Серова и посоветовал: - Загнать бы всех в каморрку поменьше, дверрь и окна забить, а дом поджечь. Саррацинским душам одна доррога - в прреисподнюю... Пусть к огоньку прривыкают. - Мы сделаем лучше, - сказал Серов и кивнул Абдалле: - Переводи! Скажи турку, что я его милую и дарю ему это поместье со всеми слугами, ибо он мне не лгал. То моя жертва Христу или Аллаху... Что за месть Караману - сжечь этот дом и дюжину слуг и служанок? А если пощадим их, Бог, глядишь, зачтет и нашем деле поможет. Абдалла забормотал на турецком, а Боб и Брюс переглянулись и одновременно кивнули. - Твоя воля, капитан. Может, и правда нам зачтется, - произнес Кук. - Ну, дом и жизнь ты ему подарил, но добычу-то мы вынесем? - Разумеется. Что наше, то наше. Мурад, выслушав Абдаллу, всполошился, упал на колени, начал бить земные поклоны и горестно вопить. - За жизн очен благодарен, - пояснил Абдалла, - а дом боится взят в падарок. Говорит, Караман придти и зарэзат. - Скажи, чтобы из-за этого не беспокоился. Караман долго не проживет. С этими словами Серов покинул дом и, вместе с семью своими спутниками, вышел за ворота усадьбы. Время двигалось к полудню, но яркое весеннее солнце застилали дымы от пылающих строений и пыль, поднятая взрывами - минеры Марка Антония катили бочки с порохом к стенам касбы, методично уничтожая укрепления. Над сотнями мертвецов, валявшихся по обе стороны дороги, уже трудились вороны. Зрелище было жутким, но Серов, поглощенный своими мыслями, не видел страшных безглазых лиц. Он очнулся, когда они подошли к ялику. Его фрегат застыл в двухстах ярдах от берега, и к нему, а также к другим судам флотилии, тянулись караваны груженых шлюпок. К борту "Ворона" пришвартовался "Дятел", и плотники обоих кораблей, под бдительным оком мастера Бонса, заменяли на шебеке обгоревшие реи и поврежденный фальшборт. Рядом чинилась орденская галера - там накладывали пластырь на основательную пробоину под гребной палубой. На водной поверхности плавали, догорая и чадя, обломки пиратских шебек, среди которых попадались трупы и всякая малоценка, не привлекшая внимания победителей - пустые бочки и корзины, корабельная мебель и прочий хлам. Из разбитых городских ворот, обращенных к морю, тянулись запряженные мулами и ослами повозки. Добыча была богатой: множество изделий из серебра, от массивных тазов и кувшинов до тарелок, кубков и подсвечников, ларцы с украшениями местной и европейской работы, сундучки, полные монет всех народов и стран, турецкий шелк ***) и английская шерсть, жемчуг и слоновая кость, страусиные перья, дорогое оружие, богатые одежды... На причале, где все это добро грузилось в лодки, возвышался стол из драгоценного черного дерева, за которым шустро скрипели перьями четыре орденских писца, фиксируя взятую добычу. Трудились они под диктовку Сэмсона Тегга и командора Зондадари, лично проверявших груз каждой повозки. Гребцы расселись по местам. Хрипатый занял место у руля и спросил: - Плывем на "Воррон", капитан? - Нет. Идем к "Стрижу". Боцман с пониманием ухмыльнулся. - Хрр... Хочешь должок отдать? - Не без того, Боб. Весла зачерпнули воду. Пока плыли на "Стриж", под лопасти попадались то обгорелые деревяшки, то распухший труп, обративший к небу незрячие глаза. Над водой тянуло едким запахом дыма. "Стриж" был почти пустым, его команда грабила город, и на борту остались только стражи, восемь корсаров и капитан Клод де Морней. Он редко съезжал на берег - похоже, стеснялся своего уродства, отрезанного носа, отрубленных пальцев и головы, с которой кожу сдирали полосками вместе с волосами. Происходил де Морней из небогатого рода дворян из Бретани и дослужился до первого помощника на военном французском бриге, а потом, в несчастный день, попал в лапы Эль-Хаджи. Выкупа ждал четыре года, а чтобы поторопить его бретонских родичей Эль-Хаджи рубил де Морнею пальцы, резал нос и драл кожу с черепа. Возвращаться домой в таком жутковатом виде бретонцу никак не улыбалось, зато для карьеры пирата внешность у него была самая подходящая. - Клод! - окликнул его Серов. - Для тебя хорошая новость: Эль-Хаджи - твой. По лицу де Морнея промелькнула плотоядная улыбка. - Да сгноит Господь его душу! Могу заняться им сейчас, сэр? - Займешься ближе к вечеру, когда выйдем в море. Сейчас с тобой восемь человек, а счет к Хаджи есть у каждого в твоей команде. Не стоит обижать людей. - Это верно, - согласился бретонец. - Ну, обещаю, что быстро он не умрет! - На твое усмотрение, - сказал Серов и распорядился править к "Ворону". В четыре часа пополудни к фрегату причалила шлюпка командора Зондадари. Выглядел он довольным, но утомленным - сказывались бессонная ночь в седле, атака на крепость и пересчет захваченных богатств. - Думаю, Тегг, ваш офицер, справится без меня, - сказал Марк Антоний, поднявшись на палубу. - Я слышал, что вашей супруги здесь не оказалось? - Серов молча кивнул. - Мои сожаления, маркиз... Но в остальном... в остальном!.. Хвала Господу, мы наконец-то уничтожили это осиное гнездо! Не навсегда, разумеется, но лет на пять-шесть. Орден вам обязан! - Не желаете ли отобедать со мной, командор? - спросил Серов, глядя на шлюпки, что все еще тянулись к кораблям. - Кроличье рагу, сыр, фрукты, а к ним - херес и бургундское... Стол накрыт в кают-компании, на палубе шумновато. Было не только шумновато, но и тесно - полсотни корсаров под командой ван Мандера принимали груз, спуская его в трюмы фрегата. Скрип талей, грохот сундуков и звон серебряной посуды перекрывали ругань и проклятия, временами по палубным доскам катился кубок или рассыпалась горсть монет. - Отобедать не откажусь, - произнес командор. - Бог дарует хлеб насущный тем, кто трудится. А кто особенно усерден, получает рагу, фрукты и херес. Он бросил взгляд на разгромленный город и направился вслед за Серовым в кают-компанию. Рагу из кролика относилось к числу национальных мальтийских блюд - эти шустрые зверьки в изобилии водились на островке Комино, на радость охотникам и гурманам. В Ла Валетте Серов нанял кока-мальтийца, некоего Рикардо Чампи, который в совершенстве готовил рагу, спагетти, бэббуш и канноли. Обглодав пару кроличьих лапок и запив мясо хересом, Марк Антоний порозовел и заметно расслабился. Ему было за пятьдесят, и в восемнадцатом веке этот возраст считался весьма почтенным - особенно для воина, таскавшего рыцарский доспех всю ночь и половину дня. - У вас отличный повар, маркиз! - Командор отхлебнул глоток вина. - Скажу не таясь: в моих годах человеку нужны пища и отдых хотя бы единожды в день. Лет двадцать назад я мог не слезать с седла от рассвета до заката, а потом отплясывать на балу... Но - увы! - эти дни миновали! Как говорится, singula de nobis anni praedantur euntes... ****) - Не сомневаюсь, мессир, что вы и сейчас могли бы станцевать тарантеллу, - сказал Серов. - Нет, мой друг, менуэт, *****) только менуэт, да и его - с Божьей помощью! - Командор рассмеялся, потом его лицо стало серьезным. - Кстати, ваше предвидение оправдалось - на Джербе было известно о нападении. Мои люди схватили в касбе одного из пиратских главарей... - Случайно не Сулеймана Аджлаха? - спросил Серов, насторожившись. - Нет. Его звали... звали... кажется, Гассан Бекташи - конечно, турок. Я велел его пытать, а затем - повесить. Так вот, этот Гассан признался, что еще месяц назад ему и другим реисам пришло послание, и говорилось в нем, что капитан Сиррулла - ведь так вас прозвали в этих водах?.. - непременно нападет на Джербу. И знаете, кто отправил это письмо? - Не знаю, но думаю, что какой-то лазутчик из сарацин, обосновавшихся на Мальте. - Вот тут вы ошиблись, маркиз! Письмо пришло не с Мальты, а с Сардинии, из Кальяри. Отослано неким Вальжаном, марсельским купцом... Нашим единоверцем, мессир! Этот купец - личность известная, и обещаю, что мы им займемся. Воистину падение нравов в наши времена достойно горечи и порицания! То ли еще будет, подумал Серов, вспоминая змеиный взгляд мсье Вальжана. Страсть к богатству ходит об руку с предательством, и в будущих веках это станет аксиомой. Чем больше золота в руках людских, тем меньше в душах понятий о чести и благородстве, долге и верности... Он стиснул кулаки и произнес: - Я знаком с этим Вальжаном. Что вы с ним сделаете? Убьете? Марк Антоний покачал головой. - Не стоит проливать кровь христианина. Есть способ лучше: показания Бекташи записаны, и мы добьемся для Вальдана отлучения. От имени святейшего отца! ******) После этого Вальжан - конченный человек. Конец обеда они посвятили более приятным темам, обсуждая, сколько сокровищ погружено в трюмы кораблей и стоит ли делить добычу прямо сейчас или лучше продать ткани, слоновую кость и другие товары и рассчитаться в звонкой монете. Сошлись на последнем варианте, после чего командор Зондадари отвесил Серову поклон, спустился в шлюпку и отбыл на свою галеру. К семи часам пополудни операция была закончена, и войско победителей стало возвращаться на корабли. Солнце склонялось к закату, на месте касбы и города дымились груды развалин, на тысячи трупов слетелось воронье, и звуки отгремевшей битвы сменились оглушительным карканьем. Наконец, на плотах, поспешно сколоченных из обломков, перевезли последних лошадей, подняли их на галеры, и флотилия вышла в море. Тогда к фрегату приблизился "Стриж" - так близко, что Серов мог различить без подзорной трубы ухмылку на роже капитана де Морнея. Вокруг него столпились десятки людей, и каждый сжимал что-то блестящее, небольшое - гвоздь, крохотный ножик или иглу, которой шили паруса. Затем на палубу вывели Эль-Хаджи, и морской простор огласился жутким воем. Пленник выл всю ночь, и Серов, отстаивая вахту, слушал эти звуки, пока над голубыми водами не загорелся первый луч рассвета. -------------------------------------------------------------------- *) Бурнус - одеяние арабов пустыни, напоминающее просторный балахон или плащ. Хаик - верхняя одежда в арабских странах Северной Африки, полоса ткани, спирально обвиваемая вокруг тела. **) Аль-Джезаир - Алжир. На арабском "Аль-Джезаир" означает "острова". Город был основан арабами в десятом веке на месте небольшого поселения Икосиума, сохранившегося с римских времен и разрушенного завоевателями. В те времена перед алжирским побережьем находились четыре маленьких островка, впоследствии слившихся с материковой сушей; этим островам Алжир и обязан своим названием. ***) Шелк в Турции производился с XVI века. Коконы тутового шелкопряда, тайком вывезенные из Китая, неплохо прижились в теплом и влажном средиземноморском климате. Турецкий шелк уступал качеством китайскому, зато стоил дешевле. ****) Singula de nobis anni praedantur euntes - годы идут, похищая у нас одно за другим (лат.). *****) Тарантелла - быстрый зажигательный итальянский танец; менуэт - французский танец, исполняемый в медленном и плавном ритме. ******) Имеется в виду отлучение от церкви, которое ставило любого человека в Европе в положение отверженного. Святейший отец - римский папа. Пираты наткнулись на испанцев, когда они только еще укреплялись, Все взвесив, они свернули в лес и обошли несколько испанских укреплений. Наконец пираты вышли на открытое место, которое испанцы называли саванной. Пиратов заметили, и губернатор тотчас же выслал им навстречу конников и приказал им обратить пиратов в бегство и переловить всех до одного. Он полагал, что пираты, видя, какая на них надвигается сила, дрогнут и лишатся мужества. Однако все произошло не так, как ему думалось: пираты, наступавшие с барабанным боем и развевающимися знаменами, перестроились и образовали полумесяц. В этом строю они стремительно атаковали испанцев, Те выставили довольно сильную заградительную линию, но бой продолжался недолго: заметив, что их атака не действует на пиратов и что те беспрерывно ведут стрельбу, испанцы начали отходить, причем первым дал деру их губернатор, который бросился к лесу, стараясь побыстрее скрыться. Но немногие добежали до леса - большинство пало на поле битвы. А.О.Эксквемелин "Пираты Америки", Амстердам, 1678 г. Глава 11. Снова Мальта Где ты, Шейла? Где ты, карибский цветок, счастливый дар, радость души? Что с тобою? Носишь ли дитя или исторгла в крови и муках мертвый плод? Не претерпела ли насилие? Есть ли у тебя хлеб, есть ли питье, есть ли платье, чтобы прикрыть наготу, спастись от холода и жадных взоров?.. Сердце Серова сжимала тоска. "Ворон" застыл на рейде в гавани Ла Валетты, и звездное ночное небо укрыло корабль непроницаемым пологом. В распахнутые окна капитанской каюты светила луна, прокладывая серебристую дорожку на морской поверхности, весенний воздух был ароматным и свежим, свечи на маленьком столике горели ровно, и Серову казалось, что его жизнь сгорает в этих крохотных огнях как заблудившийся мотылек. С берега плыли мелодии далекого пиршества, грохот кружек о столы, песни и крики, выстрелы и женский визг - корсары пропивали в кабаках и тавернах богатую добычу. Наверняка славили удачливого капитана, поднимали кружки в его честь, но капитану это было безразлично. Мертвый холод теснил его грудь. Где ты, Шейла? Где ты, любимая?.. Тяжко вздохнув, Серов погладил переплеты книг, лежавших перед ним. Может, эти манускрипты подскажут, что делать?.. Мессир Раймонд де Перелос де Рокафуль, великий магистр Ордена, решил, что за Джербу он достоин особой награды. Серов, однако, отказался от драгоценного оружия, от миланской кирасы, от кубков венецианского стекла и золотых дукатов; спросил книги, только не божественные, сказав, что Библию уже имеет, а книг на латинском, излюбленном отцами церкви, не читает. Магистр к просьбе отнесся с уважением, вызвал брата-библиотекаря и повелел проводить капитана в книгохранилище светских сочинений - пусть выберет и примет в дар любую книгу. Или две и даже больше, хоть книги в этот век являлись редкостью и стоили едва ли не дороже дамасской сабли с рукоятью, усыпанной рубинами. Серов выбрал три: одну небольшую, другую побольше, а третью - огромную, в переплете телячьей кожи, с богатыми картинками. Самую малую он читать не мог, ибо она была издана в Амстердаме в 1678 году, а на голландском он знал лишь ругательства да морские термины. Она называлась "DE AMERICAENSCHE ZEE-ROOVERS. Beschreven door A.O.Exquemelin", *) и в ней был описан остров Тортуга, а также кровавые подвиги Франсуа Олоне, Моргана и других знаменитых карибских корсаров. Серов решил, что этот труд о собратьях по ремеслу ему переведет ван Мандер. Вторая книга, пухлая и увесистая, была на английском. Открыв ее, он прочитал: Был Шкипер там из западного графства. На кляче тощей, как умел, верхом Он восседал; и до колен на нем Висел, запачканный дорожной глиной, Кафтан просторный грубой парусины; Он на шнурке под мышкою кинжал На всякий случай при себе держал. Был он поистине прекрасный малый И грузов ценных захватил немало. Лишь попадись ему купец в пути, Так из Бордо вина не довезти. Он с совестью своею был сговорчив И, праведника из себя не корча, Всех пленников, едва кончался бой, Вмиг до доске спроваживал домой. **) Грусть и тоска внезапно отпустили Серова; он даже развеселился, читая эти строки, и пробормотал: - Как на кляче едет, это на меня похоже, а в остальном - не очень. Я все-таки совесть имею и одеваюсь попригляднее. Да и кинжала под мышкой не держу, кинжалу место на поясе. Он прикоснулся к третьей книге. Она была полуметрового размера, толщиною в полторы ладони и весила, должно быть, фунтов пятнадцать. С гравюры на него глядел пожилой мужчина в усах и бородке, в черном камзоле со сборчатым испанским воротником; его лицо казалось хмурым и усталым, как у лицо человека, перенесшего столько горестей и бед, что их хватило бы на десять жизней. Дон Мигель де Сервантес Сааведра - значилось на подписи внизу. То было французское издание "Дон Кихота Ламанчского", и первые строки этого великого творения помнились Серову с детства наизусть: "В некоем селе ламанчском, которого название у меня нет охоты припоминать, не так давно жил-был один из тех идальго, чье имущество заключается в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке..." Но начал он читать не роман о приключениях славного рыцаря и верного его оруженосца, а биографию дона Мигеля, что шла впереди, и чем дольше вчитывался, тем сильней изумлялся. Конечно, в пятитомном собрании сочинений, оставшемся в московской квартире, тоже имелась биография, составленная знающим критиком советских времен, и была она наверняка полнее, ибо Сервантеса изучали четыреста лет, писали о нем труды и диссертации и комментировали всякое слово его романа. Но ту биографию, напечатанную мелким шрифтом, Серов никогда не читал, и от того ему мнилось, что дон Мигель похож на титулованных членов Союза писателей: провел всю жизнь у стола, пусть не у пишущей машинки, а при чернильнице с гусиным перышком, пил пусть не водку, а херес с малагой, и временами являлся в местный отдел культуры, к инквизитору или чиновнику короля - там, как положено, делали втык и выдавали ценные указания. Однако все оказалось не так. Он читал, как Сервантес, отважный воин, сражался в битве при Лепанто с турками, получил в ней три огнестрельные раны и лишился левой руки - а было ему лишь двадцать четыре года... Излечившись, он продолжал служить, бился при Наварине и в Тунисе, шпагу держал в правой руке, а щит привязывал к культе левой. Так прошло несколько лет, и решил он вернуться на родину, а чтобы храброго солдата встретили приветливей, испросил письма у знатных особ к самому королю и, к своему несчастью, отплыл с теми письмами в Испанию, а попал в плен к алжирским пиратам, захватившим его корабль. И решили магометане, что раз у воина такие письма, то человек он непростой, и заломили выкуп неподъемный, в две тысячи дукатов. Пять лет просидел дон Мигель в Алжире, не раз пытался бежать, но предавали его и перекупали, и надевали тяжелые цепи и железное кольцо на шею, а когда все-таки получил он свободу и возвратился домой, ждали его лишь нищета и забвение. - Истинные герои всегда нищие, - произнес Серов, захлопнул крышку тяжелого тома и уставился в окно. Одна лишь мысль кружилась у него в голове: он смог, и я смогу! Одинокий изувеченный бедняга - смог, не поддался! А у меня - корабли и пушки, сотни людей и золото! Мне ли предаваться унынию? Мне ли горевать - с этакой силой! Конечно, с нею Алжир не возьмешь, Алжир - не Джерба, и алжирский дей - не пиратский реис, однако не все решают корабли и пушки. Группа бойцов и скрытная акция в духе Моссада - вот наилучший способ! Разведать, где обретается Одноухий, налететь, схватить - и в море! А чтобы не догнали, озаботиться поддержкой - скажем, тот же "Ворон" мог бы крейсировать у алжирских берегов, ждать с раскрытыми портами и тлеющими фитилями... Серов сдвинул свечи на край стола, поближе к койке, и расстелил на покрывале испанские карты. Вдоль побережья длинной лентой тянулась низменность, за ней вставал хребет Атлас, пересеченный кое-где синими нитками рек, и было ясно, что из Алжира существуют два пути: либо в открытое море, либо в горы. Но этот последний вариант казался Серову слишком опасным. Если бы речь шла о Стуре и ватаге Тиррела, можно было бы и в горы улизнуть, сбить со следа погоню, а затем выйти в укромное место на берегу и погрузиться на корабль. Но Шейла наверняка с животом, и для нее таскаться среди скал не очень-то полезно... Лучше сразу же бежать к воде, но какова дорога отступления? Сколько миль, какие там препятствия, и могут ли воины дея перехватить их по пути?.. Но карта ответов на эти вопросы не давала, и прояснить их можно было лишь на месте. Выходит, подумал Серов, придется сидеть в Алжире несколько дней и заниматься разведкой. Либо Орден посодействует - есть ведь у магистра свои люди в каждом крупном мусульманском городе! Наверняка есть! Им найти усадьбу Карамана что раз плюнуть! Пожалуй, еще и присоветуют, как скрыться после налета... Нужно с де Пернелем потолковать, решил он. И не с ним одним - с Деласкесом и Абдаллой, Теггом и ван Мандером... Ясно, что в Алжир на "Вороне" не сунешься. Какой корабль взять, какую команду подготовить? Поторопиться надо - сроки у Шейлы в мае подходят. Мать с крохотным младенцем еще труднее выручить, чем беременную женщину... Он снова раскрыл книгу Сервантеса, вгляделся в его непреклонное лицо и прошептал: - Спасибо, дон Мигель, вы меня ободрили. Вам трижды пришлось бежать... Надеюсь, что у меня получится с первого раза. * * * Совет собрался у большого стола в кают-компании. Карта, расстеленная на столе, и две пушки, мрачно взиравшие сквозь бойницы на форт Сент Анджело, напоминали, что характер совещания - военный, что люди встретились тут не ради застолья и выпивки, хоть плещутся в кружках ром с Ямайки и испанское вино. Тегг прислонился к казенной части орудия, Серов сидел на капитанском месте во главе стола, остальные четверо устроились на табуретах и в жестких деревянных креслах. За дверью стояли Кактус Джо и Рик Бразилец - на тот случай, чтобы всякие бездельники не беспокоили капитана. Вообще-то парни из боцманской ватаги, вооруженные до зубов, несли у кают-компании круглосуточную стражу - здесь, слева от пушек, громоздились четыре сундука, набитых золотом. Дукатов в них было столько, что если ткнуть в монеты саблей, кончиком лезвия до дна не достанешь. Ван Мандер, попыхивая трубкой, с одобрением взглянул на сундуки. - Взяли, как никогда, - пробормотал он. - И дележ был честный... Все-таки уважает Орден вольных охотников! Тут моя лавочка в Амстердаме, а для других - что пожелается: бабы, камзолы с кружевами и спиртное бочками... - Оторвавшись от созерцания сундуков, шкипер повернулся к де Пернелю: - А ваш магистр как потратит свой доход? Храм построит или новый бастион? - Деньги пойдут на богоугодные дела, - сообщил рыцарь. - Прежде всего, на выкуп христианских душ, что истомились в плену у неверных. За это золото можно тысячи спасти и заслужить себе райское блаженство! Тегг поерзал задом о пушечный ствол. - Мы своих в Алжире тоже могли бы выкупить. Что скажете? Ты, Мартин, и ты, Абдалла? - За один сундук можно скупить весь алжирский невольничий рынок, - подтвердил Деласкес. - Если угодно дону капитану. Серов поворочал головой и с сомнением хмыкнул. - Дону капитану не угодно, - истолковал эти звуки Сэмсон Тегг. - Дон капитан понимает, что если выкупать у Карамана Шейлу и Стура с парнями, тот догадается, что за пташек к нему принесло. Мы его шебеку потопили, Джербу взяли, и гонялись за этим гадом от Эс-Сувейры до Туниса... Пойдет он к дею и нас продаст. Золото отнимут, а наши головы будут торчать на пиках у ворот касбы... Верно я говорю, капитан? - Верно, - согласился Серов. - Можно действовать через посредника, - предложил де Пернель, ткнув пальцем в карту. - Тут, в Алжире есть французские купцы и братья-монахи трех-четырех орденов. Все они способствуют выкупу единоверцев. Серов снова хмыкнул. Купцы, монахи... Именно эти ублюдки и заложили трижды дона Мигеля! - Твое предложение, рыцарь, капитану не нравится, - снова пояснил Тегг. - Мы привыкли брать, а не платить. Это что же такое! Взяли золото у сарацин, - тут он грохнул в сундук тяжелым морским сапогом, - и им же возвращаем! Это... это... - ...безнравственно, - подсказал Серов и процитировал на английском бессмертные строки поэта: - Все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат... Я - за булат! Выручить своих ему очень хотелось, а за Шейлу он бы голову отдал. Но хотелось еще и другого - увидеть, как Одноухий болтается в петле, как меркнут его глаза, как вываливается язык... Он ненавидел его больше, чем Эдварда Пила, едва не отнявшего когда-то и Шейлу, и корабль. Во всяком случае, Пил был уже мертв, а Караман - еще жив. Его глаза скользнули по лицу Абдаллы и остановились на Деласкесе. - Если мы натянем халаты и придем на бригантине в Алжир, это вызовет подозрения? Если будем все в чалмах, будем славить Аллаха и представляться магрибскими разбойниками? Конечно, на османов и арабов мы не похожи и языков их не знаем, но вид у нас что ни на есть пиратский. Что сделают стражники дея? - Ничего, синьор, - сказал Деласкес. - Ничего, если вести себя по-умному. - Дать бакшиш портовому начальству и городским стражам? - Нэпременно тэм и другим, - заметил Абдалла. - Одна рука в ладоши не хлопат. - Кроме бакшиша нужно кое-что еще. - Деласкес погладил бороду, коснулся медной серьги в ухе. - Мессир капитан не похож на магрибца или турка, не знает их речи, но это ничего - среди разбойников есть греки и сардинцы, сицилийцы и испанцы, даже люди из Франции, Голландии и Англии. Те, кто отринул Христа, признал Аллаха и вышел в море грабить бывших соплеменников. - Ренегаты, - процедил сквозь зубы де Пернель. - Презренные ренегаты! - Да, так их называют, - согласился Мартин Деласкес. - Вы, мой капитан, можете надеть халат и чалму, стать французом-ренегатом и смело плыть в Алжир. Это никого не удивит, еслы вы будете иногда заглядывать в мечеть и хотя бы раз в день творить намаз. Вы знаете, что это такое? - Знаю и умею, - отвечал Серов, вспоминая чеченскую службу. - Ополоснуть лицо и руки, встать на колени, повернуться к Мекке, почаще кланяться и бормотать "иншалла". Нет проблем! - О! - Казалось, Деласкес поражен. - Простите мое любопытство, сэр... Сыновей французских маркизов и этому учат? - Только незаконных - так, на всякий случай. Мало ли в какую передрягу попадешь... Тегг захохотал, ван Мандер ухмыльнулся, и даже по суровому лицу де Пернеля скользнула усмешка. - Я надеюсь, Мартин, - произнес Серов, - что вы с Абдаллой научите полсотни наших молодцов, как творить намаз и как вести себя в мечети. - Нет, мессир, с пятьюдесятью это не получится, хотя я рад вам услужить. Вы не знаете турецкого и арабского, но Абдалла и я будем вашим языком и вашими ушами. Но еще пятьдесят ренегатов будут, конечно, подозрительны. - Согласен, - кивнул Серов, переглянувшись с Теггом. - Дюжина ренегатов должна раствориться среди людей арабского происхождения - например, мальтийцев. Сколько их сейчас на наших кораблях? - Не меньше, чем две сотни рыл, - сообщил второй помощник. - Те еще головорезы! Думаю, тридцать-сорок наберем, из самых надежных... - Он почесал грудь под камзолом и добавил: - Жаль, Фарука нет... Он бы сейчас пригодился. Фарук был турком, коего неведомыми путями занесло в Вест-Индию. Он плавал с капитаном Бруксом лет пять или шесть и погиб во время смуты в Пуэнте-дель-Оро, когда Эдвард Пил поднял мятеж. - Жаль, - подтвердил Серов. - Придется Хрипатому турка играть. Я возьму его со всей ватагой... - Он посмотрел на Тегга. - Обойдешься без боцмана, Сэмсон? Тот кивнул. - Моя задача, капитан? - Будешь месяц болтаться у берега со всей флотилией и ждать нас. Полагаю, мы справимся раньше - месяц это условный срок. Плыви на запад к Орану, плыви на восток к Ла-Калю, пускай на дно магрибские шебеки... Сезон охоты начался, не заскучаешь! - Тут большое расстояние, - молвил ван Мандер и провел пальцем вдоль алжирских берегов. - От Орана до Ла-Каля четыреста миль, и плавая туда-сюда мы можем вас не встретить. Нужно договориться точнее. - Хорошо. Раз в десять дней заходите в Ла-Каль. Если не встретимся в море, мы будем там вас ждать. - Серов повернулся к де Пернелю. - Это ведь французский город? - Да, маркиз. Там большой гарнизон и есть отряд нашего Ордена. Магометане туда не сунутся. - Хмм... есть орденский отряд... - протянул Серов. - А что в Алжире? Найдутся там верные Ордену люди? Ваши лазутчики? Де Пернель потупил взгляд. - Не знаю, клянусь святой троицей... секретное дело, мессир капитан... Я военачальник, предводитель рыцарей и солдат, а лазутчики не по моей части. - Поговорите, друг мой, с великим магистром. Мы будем нуждаться в помощи - надеюсь, очень небольшой. Необходим человек, который знает, где поместье Карамана и, может быть, проводит нас к его усадьбе. За эту услугу я его вознагражу. Щедрей, чем король Франции! Рыцарь кивнул. - Я сделаю это. Я поклялся святой троицей, что кое-какие секреты мне неведомы, и это воистину так. Однако не сомневаюсь, что в Алжире найдется не один десяток тайных христиан, которые служат Господу нашему и Ордену. И потому мессир де Рокафуль в точности знает, что у алжирского дея на ужин и с какой наложницей он развлекается ночью. - Ценные сведения, но о Карамане мне такие подробности не нужны, - промолвил Серов. Потом спросил: - Есть, очевидно, слова, которые надо сказать лазутчику? Секретные пароли? - Да, разумеется, и я произнесу их в нужное время и в нужном месте, - заверил его рыцарь. - Вы ведь понимаете, мессир, что я вас не оставлю, а пойду с вами. Не только потому, что связан клятвой, есть и другая причина: я испытываю к вам искреннее расположение. Открыт и честен, как всегда, подумалось Серову. Он стиснул руку рыцаря в знак молчаливой благодарности и произнес: - Вы одарили меня своей дружбой, и это значит, что Бог милостив ко мне. Спасибо всем. Совет закончен. ...В ту ночь он долго не мог уснуть - пришли воспоминания о прежней жизни, о семье, приятелях, знакомых девушках, еще не появившихся на свет, о времени, которое он все еще считал родным. Но было ли так на самом деле?.. С новой реальностью, с ее событиями и людьми, его уже связали нерасторжимые узы; они крепли день ото дня, оттесняя прошлого Серова на задворки памяти и все яснее намекая, что он не притворяется корсарским капитаном, супругом Шейлы Брукс и мстителем Сируллой, он и есть капитан и корсар, муж чудесной женщины и мститель за свое поруганное счастье. Острое сознание того, что иного нет и не будет, пронзило Серова. Может быть, подумалось ему, он преуспеет на государевой службе, станет генералом или адмиралом, получит титулы и поместья, и жизнь его прервется на поле брани или в глубокой старости, в кругу детей и внуков. Но как бы ни повернулась судьба, здесь его мир, его отчизна, и дом, который он построит в питерских болотах или подмосковных рощах, станет для него родным. Другого не будет никогда. Он уснул, и во сне пришли к нему люди, пропавшие в безднах времени - врач Евгений Штильмарк, журналист Максим Кадинов, Игорь Елисеев, несчастный всезнайка, Фрик, Ковальская и все остальные, кого он пытался найти, да так и не нашел. Обступив Серова, они глядели на него, и на их лицах блуждали смущенные улыбки. Это удивляло, и удивление длилось, пока издатель Добужинский не сказал: "Мы виноваты, Андрей, все перед тобою виноваты... Мы - причина того, что ты здесь очутился. Не было бы нас, ты бы жил-поживал по-прежнему в Москве, в своем законном веке, ловил мошенников, а о пиратах читал бы только в книжках... Ты уж нас прости, Андрюша!" "Однако он и тут неплохо устроился, - пробормотал экстрасенс Таншара. - Авантюрист! Тут ему самое место". "Кто знает, где человеку место? - печально сказал Елисеев и, сделав паузу, добавил: - Мы должны ему помочь - не делом, так советом. Что ты хочешь знать, Андрей? Что-то о будущем и великих событиях, о королях и странах, бедствиях и войнах? Я все помню, дружище, помню, хоть уже умер..." Серову стало его жалко, так жалко, что разрывалась душа. "С будущим я справлюсь, Игорь, - сказал он. - Как-нибудь совладаю, ведь у меня твоя книга есть... нет, не твоя, а мессира Леонардо... Справлюсь! А хочу я знать другое, хочу узнать про вас - куда вы попали и что случилось с каждым. Можете мне рассказать?" И они заговорили, и были их повести непростыми. Кто очутился в Китае эпохи Мин, кто в половецком становище, кто вовсе на другом конце света, среди индейцев-пауни, а кому повезло, тот попал в родные языки и земли, в Черниговское княжество или в древний Новгород. Так проходили они друг за другом, рассказывая о себе, и последним был Женя Штильмарк из Твери, почти ровестник - исчез он, как помнилось Серову, в двадцать семь лет. Ехал домой из больницы, с работы, шагнул из трамвая и пропал... И было тому двадцать свидетелей. "Ну, а ты где?" - спросил Серов. Штильмарк усмехнулся. "Где, где... Может, около тебя, Андрей. Не совсем около, но поблизости. Встретимся, узнаешь!" Сказал так, и исчез, а вместе с ним растаяли прочие невольные хронавты. Владимир Понедельник, программист... Наталья Ртищева, врач, как и Штильмарк... Линда Ковальская, налоговый инспектор... четверо парней из Нижегородского политеха... Серов вздохнул и открыл глаза. В кормовые иллюминаторы вливались солнечный свет и свежий утренний воздух. За водами гавани пропел горн и грохнула пушка - там, над башнями форта Сент Анджело, поднимали флаг. "Ворон" тоже просыпался - слышалось шарканье ног, потом раздался резкий голос Тегга, стоявшего ночную вахту. "Штильмарк, - подумал Серов, - Евгений Штильмарк... Что еще за загадки?" Он помотал головой, прогоняя сонные видения, и потянулся к одежде. * * * Несколько дней прошли в суете и хлопотах сборов. Бригантина "Ла Валетта" получила новое имя - "Харис", что значило "Страж" на арабском; энергичное название, звуки которого понравился Серову. Двухмачтовый парусный корабль генуэзской постройки был быстрым и вполне подходил для капитана-ренегата; при попутном ветре он мог уйти даже от стремительных шебек. Его вооружили восемью двенадцатифунтовыми пушками, в трюм погрузили партию английского сукна, порох, воду, провиант и кое-какие редкости для подарков алчным чиновникам дея. Не был забыт и сундучок с монетой, с испанскими талерами и дукатами; прихватили и ларцы с украшениями, ибо Деласкес сказал, что бакшиш включает дары чиновничьим женам. Сережки и ожерелье с сапфирами Серов пережил в мешочек и спрятал на груди; это предназначалось для Шейлы, и временами, закрывая глаза, он видел ее в синем и золотом убранстве. Точно, как во сне... Бригантину он выбрал недаром - парусное судно было удобнее шебеки, на которую пришлось бы взять сотню гребцов да еще следить, чтобы они изображали невольников. Опытных в этом деле нашлось бы предостаточно, но Серов полагал, что чем меньше народа знает об алжирской экспедиции, тем лучше. От Мальты и христианских портов на севере тянулись тайные нити к магрибским городам и весям, и любой купец вроде мсье Вальжана, любой контрабандист и скупщик краденого, мог продать их султану Туниса, дею Алжира или пиратским главарям. Так что стоит взять людей поменьше, но понадежнее, и сняться с якоря в темную ночь. Мальту покинет бригантина "Ла Валетта", собственность мессира Андре Серра, а в Алжир придет "Харис", разбойничье судно под командой капитана-ренегата. Он уже и прозвание себе выбрал - Мустафа, и легенду придумал. Аллах акбар! Аллах послал нам "купца" из Неаполя с тюками отличной английской шерсти... Покупатели, ау! Дешево отдам! К боцманской ватаге, не очень многочисленной, Серов добавил испытанных людей, из тех, что плыли с ним и Шейлой на Барбадос, спасаясь от Эдварда Пила. Тернана пришлось оставить, чтобы не оголять командный состав, но Брюса Кука он взял, а с ним - Алана Шестипалого и Мортимера. Морти пару дней суетился под квартердеком и не давал капитану прохода, напоминая о прежней дружбе и клянясь мачтой и якорем, что лучше бойца во всей команде не найти, и что он должен выручить Хенка. Пришлось его тоже взять. Воин из Морти был так себе, но Серова не покидало ощущение, что этот парень в воде не тонет и в огне не горит, и что веревку для него еще не намылили. Вместе с Серовым и Хрипатым пришельцев из Вест-Индии получилось ровно чертова дюжина, тринадцать человек, а к ним - де Пернель, мальтийский рыцарь, и пара темных лошадок, Деласкес и Абдалла. Из уроженцев Мальты Серов отобрал тридцать восемь молодцов, свободно говоривших на арабском и неотличимых видом что от алжирцев, что от тунисцев. Были они смуглые, сухощавые, темноволосые, по реям лазали лучше обезьян, а спать ложились в обнимку с тесаком и мушкетом. Вполне пристойная команда! Хотя на Балтику с ними Серов бы не пошел - снега да вьюги нагнали бы тоску на любого жителя Средиземья. Перед отходом Тегг отозвал его в сторону, зыркнул глазом - не слышит ли кто, и вымолвил: - Прими, Эндрю, последний совет. Эти парни с Мальты - люди нам чужие, и если кого заподозришь, если почуешь что-то странное, не доискивайся правды, не бей линьками, а сразу стреляй. Покойный Брукс так делал, и потому все ходили у него по струнке. Раз кого-нибудь пристрелишь, и эти тоже будут так ходить. Нашим скажи, чтобы держали курки на взводе и сабли под рукой. Наших у тебя двенадцать рыл - в случае чего, пустят кровь хоть всем мальтийцам! Пустят, клянусь подштанниками Господа! Серов уважительно кивнул - Теггу случалось бывать в таких разборках и передрягах, какие ему, корсару с крохотным стажем, и не снились. Он повернулся, осмотрел причаленную к "Ворону" бригантину, Деласкеса, стоявшего у штурвала, смуглых мореходов в чалмах, что суетились на палубе, и сказал: - Ты прав, Сэмсон, в команде должен быть порядок. Может, пристрелить кого-нибудь без всяких подозрений? Тегг вздернул острый подбородок. - Смеешься, капитан? А я тебе вот что скажу: драться ты горазд и командуешь отменно, но сердце у тебя мягкое, будто явился ты из царства пресвитера Иоанна. ***) Страны такой, как нынче ведомо, нет, а если бы была, так мы бы ее отыскали, содрали золото с крыш, растрясли сундуки и утопили пресвитера в гальюне. Тот побеждает, кто жесток! - Бомбардир понизил голос и шепнул Серову в ухо: - Если самому стрелять противно, ты Хрипатому мигни - тут же глотку перережет. И за этими двумя приглядывай, за Мартином и Абдаллой. Ну, на их счет я Бобу сделал наставление... Выслушав эти советы, Серов перебрался на палубу "Хариса" и, дождавшись глухой ночной поры, велел поднимать паруса. Выбрали якорь, поставили кливер, и бригантина канула в море словно призрачная тень, словно клочок тумана, унесенный ветром. Шли на северо-запад, к Тунису, до которого было двести сорок миль; там Серов хотел остановиться и проверить маскировку. Когда заалела заря, припомнилось Серову, что день нынче особенный: ровно год, как он появился в этом мире. Год! А казалось, что провел здесь всю жизнь. ------------------------------------------------------------------------ *) "Пираты Америки" А.О.Эксквемелина - знаменитая книга неизвестного автора (Эксквемелин - псевдоним), плававшего на корсарских судах в качестве хирурга и оставившего заметки о пиратах Вест-Индии. Первое издание - Амстердам, 1678 г; издание на немецком - 1678 г; три издания на испанском - 1681-1684 гг; четыре издания на английском и три на французском - 1685-1705 гг. В конце XVII - начале XVIII вв. книга пользовалась в Европе огромной популярностью; ее читали Петр I и многие сановники и литераторы петровского и екатерининского времен. **) Дж.Чосер "Кентерберийские рассказы". Чосер (1340-1400) - великий английский поэт XIV в. В приведенном отрывке описан пиратский капитан. ***) Пресвитер Иоанн - владыка сказочного и безмерно богатого христианского царства где-то в Индии или в еще более дальних восточных землях. Европейские страны в средние века полнились легендами об этой державе; предполагалось, что пресвитер Иоанн вот-вот явится в Европу с несметным войском, сокрушит мусульман и язычников и установит навеки торжество Христа. Его царство считали оплотом справедливости и добродетели. Тунис - "благоухающая невеста Магриба", как называют его арабы - расположен на северном побережье на перешейке между себхой Седжуми и громадным мелководным (глубиной менее метра) лагунным озером Эль-Бахира, отделяющим город от Средиземного моря. Серо-зеленые воды этого озера, где некогда сталкивались флоты карфагенян и римлян, ныне оживляются только стремительными чайками и спокойно стоящими в воде розовыми фламинго. Б.Е.Косолапов "Тунис", Москва, 1958 г. Глава 12. Тунис На смену марту шел апрель, и море у африканских берегов было лазурным, тихим и обманчиво-ласковым. Будто не резали его в далекие годы узкие карфагенские триремы, не сталкивались с кораблями римлян, дробя таранами обшивку, не отправлялись вместе не дно; будто не плавали тут пираты с Корсики, Сардинии и Сицилии, хватая в этих водах добычу и рабов; будто не шли тут суда крестоносцев курсом на Святую Землю, полные рыцарей, оруженосцев и стрелков; будто не грохотали здесь пушки, и будто нынешний покой был свидетельством мира, а не ложным фантомом. Горе тому, кто в это поверит! Горе, если кормчий задремал, если орудия не заряжены, а команда отложила топоры и сабли! Выскользнет из-за мыса быстрая шебека, плеснет веслами, догонит, ужалит чугунным ядром, пошлет в мореходов свинцовый ливень; а после вопьются в планшир стальные крючья и хлынет на палубу хищная орда. Нет от нее спасения, и нет пощады! А потому выбирай, моряк: или неволя и рабская доля, или честная смерть. Прихватишь с собой пару-другую басурман, вот тебе и оправдание перед Господом за все грехи; тебе - рай, а басурманам - преисподняя... - Тихо, - сказал де Пернель, всматриваясь в поросший пальмами и лавром берег. Зеленая равнина тянулась вглубь суши на несколько миль, и за ней в ярком солнечном свете вставали горы. - Тихо! - повторил рыцарь. - А ведь в былые времена... Вам знакома история сих мест, маркиз? - Разумеется. - Отняв подзорную трубу от глаза, Серов хлопнул ею о ладонь. - Здесь легионы Сципиона Африканского разбили Ганнибала и сокрушил Карфаген, великий древний город. Где-то там, на берегу, его развалины... Рим владел Африкой лет шестьсот, затем в эти края вторглись вандалы, а еще через пару веков пришли магометане. Мне рассказывал об об этом духовник отца... Мудрый был старец! - Но и вас, его ученика, Бог одарил усердием и отличной памятью, - произнес де Пернель, потом наклонился к Серову и прошептал: - Что было, мессир, то прошло... А что будет? Не подскажет ли этого ваш пророческий дар? - Будет, что всегда, - хмуро буркнул Серов. - Войны, мятежи, резня и разорение... Не надо быть пророком для такого предсказания. Хотя... - Он сощурился, увидев, как разорвалась стена зелени и вдали возникли белые городские стены. - Хотя со временем, командор, страсти поутихнут. - Хвала Иисусу! Но осмелюсь спросить: со временем - это когда? - Лет через триста, - пояснил Серов и, чтобы не вдаваться в печальную тему, добавил: - Из нас получились два великолепных ренегата, де Пернель! Вы знаете, что вам очень идет чалма? А эти малиновые штаны просто бесподобны! Сам он тоже был в чалме, в мягких сапожках и широких турецких шароварах, только синего цвета. Бархатная безрукавка оставляла открытыми руки и грудь, талию перетягивал скрученный в жгут шелковый пояс, и за ним торчали ятаган и пистолеты. Хрипатый Боб и Брюс Кук, помощники реиса Мустафы, тоже имели полный комплект одежд, от тюрбанов до сапог, остальным же хватило нижней половины, штанов и сандалий. Но при оружии были все, и ни первый, ни второй взгляд не отличил бы команду "Хариса" от настоящих магрибских пиратов. Город лежал на западе, за мелкой, похожей на озеро лагуной. Ее заполняли рыбачьи лодки и баркасы, темные точки и черточки на огромной серо-зеленой поверхности; в воздухе витал запах рыбы, терпкий аромат гниющих водорослей и соленой воды. Вдоль берега, на рейде или у причалов, виднелись торговые и боевые корабли числом в несколько десятков; их мачты и реи были почти незаметны на фоне пальмовых стволов и сочной зелени. Дальше, за кораблями, пристанями и подступавшими к воде складами, харчевнями и мастерскими, возвышался обширный холм - скорее даже, гора, будто бы усыпанная снегом или тщательно выбеленной шерстью. Холм венчала цитадель-касба, от которой сбегали вниз крутые улочки и переулки - хаос белых построек, домов и крытых галерей, а над ними - пухлые купола мечетей и минареты, тонкие, как карандаши. Хрипатый, стоявший с Абдаллой у штурвала, сплюнул через борт и презрительно сморщился. - Это на морре не похоже, хрр... Что за лужа? - Эль-Бахира, *) - пояснил мавр, делая плавный жест рукой. - А вышэ, на тот холм - аль-мадина, **) старый город. Круглый бэлый крыша - мэчет. Самый болшой, самый старый, самый знамэнитый - мэчет Эль-Зитуна! - Ты бывал здесь, Абдалла? - спросил Серов. - Да, мой капитан. Нэт в Магрибэ мэста, где нэ ступат моя нога. Бригантина, пересекая мелкое озеро, осторожно пробиралась среди рыбачьих челнов. По знаку мавра, Хрипатый, стоявший дневную вахту, велел спускать паруса. Полуголые смуглые мальтийцы полезли на мачты, дюжина корсаров во главе с Брюсом Куком рассредоточились вдоль бортов - все при оружии. Серов снова поднял трубу. К северу от города лежали руины древнего акведука, за ними вставали зеленые холмы с рощами диких олив; среди их серебристых крон и узловатых стволов белели купола гробниц, кое-где бродили по склонам овцы и виднелись клочки небольших полей. Возвышенность с городом и крепостью заслоняла часть пейзажа, но, вероятно, за ней тянулась до самых гор такая же холмистая равнина. Приближался берег - каменистый откос с пальмами, причалами, лодками, мелкими судами и толпами народа. Люди гомонили, тащили корзины с рыбой и еще какой-то груз, размахивали руками, торговались; временами их выкрики перекрывал протяжный вопль осла. Женщин видно не было; у воды суетились только мужчины, одетые в белые рубахи и просторные шаровары. Иногда взгляд выхватывал то стражников в кольчугах, то богатый халат купца, то водоноса с кувшином, то группу вооруженных молодцов, по внешности - явных пиратов. Спустили кливер, Хрипатый рявкнул команду, и якорь с плеском пошел на дно. - Мартин! - позвал Серов. - Что дальше? Подошел Деласкес - такой же смуглый и темноволосый, как остальные мальтийцы. - Приедут стражники, дон капитан. Каждому нужно дать два серебряных куруша. Тогда они позволят нам сойти на берег и принести дары начальнику порта. - А бею? Деласкес усмехнулся. - Мы слишком мелкие люди, чтобы нас допустили к владыке, но ему, конечно, тоже положен бакшиш. Его отдадим начальнику. Правда, никто не знает, достанется ли бею хотя бы часть этого дара. - Ну, то не наше дело, - сказал Серов, глядя, как от пристани отвалила лодка с тремя стражами. Арабы, не турки, отметил он; видно, для турок служить в портовой охране считалось зазорным. Стражники на палубу не поднялись - обменялись парой фраз с Деласкесом, получили свою мзду и отбыли восвояси. - Начальник ждет синьора капитана с подношением, - пояснил Мартин Деласкес. - После этого можно выгружать товар. Начальник его осмотрит и возьмет седьмую часть. - Седьмую часть! Лихоимцы, псы помойные! - прорычал Хрипатый. - На Торртуге бррали десятину! - Успокойся. - Серов похлопал боцмана по широкой спине. - Здесь мы разгружаться не будем. Спустили шлюпку, а в нее - три ларца и длинный сверток. На весла сели мальтийцы, Серов, де Пернель и Деласкес разместились на носу и корме. Хрипатый, оставшийся на "Харисе", сорвал чалму, хлопнул ею о колено и пробормотал проклятие - ему было жалко ларцов, как и тех серебряных монет, что пошли стражникам. Лодка уткнулась в мелкую гальку, и Мартин перепрыгнул на берег. - Сюда, дон капитан, и вы, сэр рыцарь... Стражи сказали, что смотритель порта сидит вон в той кофейне. - Непыльная у него работа, - произнес Серов, покидая шлюпку. Впереди, прокладывая дорогу в толпе рыбаков и грузчиков, шли Деласкес и два мальтийца, за ними - ага реис со своим помощником; еще четыре морехода, тащивших подарки, замыкали шествие. На рейде, меж шебек, фелюк и тартан, стояли два торговых судна под французским флагом, и среди мельтешивших вокруг смуглокожих людей изредка встречались европейцы - то ли предатели-ренегаты, то ли честные скупщики краденого. Разглядев их, Серов совсем успокоился, поправил на голове чалму и буркнул на арабском: "Аллах велик!" Кофейня, находившаяся в кубическом строении из беленого кирпича, была чистой, прохладной и совершенно пустой - видимо, смотритель ее абонировал под свою штаб-квартиру. Он тоже оказался магрибцем, а не турком - сонным на вид толстяком в широком белом балахоне, поверх которого был накручен полосатый шелковый хаик. Как положено чиновнику во все времена и в любой стране, он занимался важным делом: пил кофе и курил кальян. При виде Серова и его спутников с ларцами глазки смотрителя заблестели; он отложил мундштук кальяна и поинтересовался: - Инглези? Франк? Деласкес ответил, низко кланяясь, и физиономия смотрителя расплылась в улыбке. - Как приятно встретить правоверных из людей севера! - молвил он на приличном французском. - Садись на эту подушку, почтенный реис! И ты садись, ага помощник! - Смотритель хлопнул в ладоши и приказал слуге, возникшему словно из-под земли: - Кофе! - Потом его взор вновь обратился к Серову: - Скажи мне, реис Мустафа, давно ли Аллах зажег свет истины в твоей душе? А заодно поведай, кто ты и откуда. - Я жил в Марселе, эфенди, возил из Испании табак, вино и всякие иные мелочи, - сказал Серов. - Работал много, но был беднее последнего гяура, ибо вера моя не являлась истинной, а тем, кто заблуждается, Аллах не благоволит. Но два года и четыре месяца назад, попав случайно в Эль-Хосейму, я задумался о бедственной своей судьбе, пришел в мечеть, пал на колени и трижды возгласил: нет Бога кроме Аллаха, и Магомет - Его пророк! С той поры дела мои поправились, и теперь я владею кораблем, храброй командой и ценным грузом. История была вполне правдивая: мелкий контрабандист из Марселя, став мусульманином и пиратом, разжился кораблем и сколотил шайку, чтобы грабить бывших единоверцев. Вероятно, смотритель уже выслушивал нечто подобное; его глазки утонули в складках жира, руки взметнулись вверх, а голова склонилась над пузатым кальяном. - Аллах дает, Аллах берет, Аллах посылает и отнимает, и все в Его руках и Его воле! - пробормотал он. - Что же послал тебе Аллах на этот раз? Надеюсь, твои трюмы не пусты? - В них английское сукно, но торговать им здесь я не буду, - молвил Серов. - Я должен поставить эти ткани моему приятелю, купцу из Аль-Джезаира. Аллах не любит тех, кто нарушает обещанное. Любезность чиновника как водой смыло - он лишался изрядных доходов. С раздражением отодвинув кальян, смотритель стиснул пухлые кулаки и грозно уставился на Серова. - Здесь правит великий бей, потомок Хусейнидов! ****) И наш город ничем не уступит Аль-Джезаиру! - прошипел он. - Зачем ты пришел сюда, Мустафа, если не хочешь торговать на нашем базаре и платить пошлину нашему бею? - Единственно, чтобы склониться перед великим беем и принести дары ему и тебе. - Серов щелкнул пальцами, и его мореходы раскрыли три ларца. - Здесь серебро для тебя, золото для бея и украшения его прекрасным женам. Кроме того, сабля, усыпанная индийскими рубинами, достойная руки владык... - Он вытащил их свертка драгоценное оружие. - Не гневайся, почтенный, прими мой скромный дар и позволь моим людям сойти на берег. Мы месяц в море, и нам нужны свежая вода и хорошая пища. Лицо смотрителя разгладилось. Он внимательно оглядел ларцы, будто взвешивая их содержимое, и с довольным видом кивнул. - Я вижу твое почтение к великому бею... Можешь отправить своих людей за припасами, водой и всем, что тебе угодно. Ты поступил как истинный мудрец, пожелав приобрести необходимое в этом городе, чьи стены крепки, а воины многочисленны. Аллах тебе благоволит! Не советую приставать к берегу в других местах - ни в Табарке, ни в Джиджелли, Беджайе или Деллисе. *****) Иди прямо в Аль-Джезаир! - Я последую твоему совету, эфенди, - сказал Серов и, после паузы, спросил: - А что случилось в Табарке и прочих городах? Какие-то неприятности? - Аллах наслал на них кару, разбойников с гор. Обычно племена этих пожирателей праха трепещут перед силой правоверных, но случается, что какой-то их вождь, пес из псов, вдруг возомнит о себе и, собрав сотню-другую дикарей, спустится с гор на равнину. - Смотритель смолк, провел по лицу ладонями и погрузился в молитву. Потом заметил: - Диких горцев видели со стен Джиджелли, а окрестности Беджайи они разграбили. Не высаживайся там на берег, Мустафа. И да хранит тебя Аллах! С этими словами чиновник запустил пятерню в ларец с золотом, и Серов понял, что аудиенция окончена. Они с де Пернелем выпили кофе из крохотных чашечек, отвесили низкие поклоны и, дружно помянув Аллаха, вышли из кофейни. - Вы настоящий лицедей, маркиз, - промолвил рыцарь. - Я бы не смог устроить такое представление. - Доля внебрачного сына тяжела, - ответил Серов. - Требуются разные умения, если хочешь выжить. - Он тронул за плечо Деласкеса. - Кстати, Мартин... Что за дикие горцы, про которых толковала эта жирная вошь? - Берберы, мессир капитан. Я вам о них рассказывал... В горах и пустыне живет много берберских племен, но самое грозное и воинственное из всех - кабилы. Думаю, что смотритель говорил о кабилах. Они верят в Аллаха, но обычаи у горцев прежние, и арабы с турками для них - добыча, как и другие люди, живущие у моря. Тунис и Алжир слишком сильны и велики, их кабилам не взять, но малые города страшатся их больше, чем Иблиса. - Ну и ладно, - сказал Серов. - Нам делить с кабилами нечего: мы - в море, они - на суше. Вернувшись на корабль, он послал на берег почти всю команду, приказав, чтобы парни Хрипатого и Кука ходили только в компании двух-трех мальтийцев. Для вида им полагалось закупить провиант, а на самом деле - пройти по базару, по лавкам, кофейням и харчевням, и осторожно расспросить про Карамана Одноухого. Был ли этот реис в Тунисе? Если был, то когда и с кем? Упоминал ли о пленных и особенно - о девушке, предназначенной алжирскому дею?.. Побывав в Чечне, стране полувосточной, Серов убедился в верности пословицы: чего не знают эмиры и султаны, то ведомо всему базару. Может быть, его посланцы услышат нечто полезное, найдут какие-то зацепки... Он не хотел рисковать. Вдруг Караман решит, что лучше подарить красавицу Сайли не дею Алжира, а бею Туниса?.. Оставив на "Харисе" де Пернеля с Олафом, Стигом и Эриком (братья-датчане были слишком приметны), Серов и сам отправился в город, а в напарники взял Деласкеса с Абдаллой и Жака Герена, черноволосого смуглого француза. Они бродили по узким улочкам древней каменной медины, заглядывали в лавки златококузнецов и оружейников, прошлись вдоль крепостной стены касбы, осмотрели Великую Мечеть Эль-Зитуна и медресе при ней - там, по легенде, когда-то росло волшебное оливковое дерево. На базаре и в бесчисленных мастерских лепили горшки, мяли кожу антилоп, шили одеяния и туфли, давили масло из оливок, ткали ковры, чеканили сосуды из серебра и меди; грохот молотков смешивался с криками торгующих, скрипом давилен и ревом животных. Прилавки и повозки ломились от корзин с миндалем, финиками, яблоками, персиками, лимонами; ароматы фруктов сменялись вонью кож и бычьего помета или острым пряным запахом жаркого из барашка. Многие улицы были прикрыты галереями, спасавшими от солнца в полуденный зной - сотни колонн поддерживали округлый свод, и сквозь широкие арки виднелись озеро Эль-Бахира, лодки и корабли или покрытая зелеными холмами равнина, плавно поднимавшаяся к горам. По крутым проездам гнали на базар овец, трусили ослики с поклажей и важно шествовали верблюды, свысока поглядывая на людей, ослов и прочих мелких тварей. У врат мечети, выложенных изразцами, Герена толкнул рослый бородатый турок с отвисшим животом. Жак выругался и стиснул кулаки, но Серов покачал головой - святое место для драк и скандалов не подходило. Впрочем, поучить османа вежливости не возбранялось, и вчетвером они оттеснили его в узкую улочку, к глухой стене жилого дома. Абдалла, ненавидевший турок, ухватил незнакомца за бороду, Герен вытащил нож, а Серов уставился на щель между домами, прикидывая, влезет ли в нее толстяк-покойник. Но не успел клинок Герена вспороть халат, как турок завопил на английском, обдавая их запахом перегара: - Христовы костыли! Своих резать? Вы что, братва, совсем очумели! Рука Герена замерла. Серов всмотрелся в разбойничью рожу незнакомца. На араба тот явно не походил - физиономия широкая, борода густая, нос сворочен на бок, рожа цвета кирпича и губы, как лепешки. Натуральный турок! В видавшем виды полосатом халате, пыльной чалме и с кривым ятаганом за поясом. - Отпусти его, Абдалла, а ты, Жак, убери нож, - распорядился Серов. Потом ткнул османа в грудь: - Ты кто таков, прохиндей? И чем промышляешь? - Махмуд Челеби, ныне верный сын Аллаха, - сообщил толстяк. - Но в юные годы, в Уолласи, что под Ливерпулем, был крещен Майком Черрилом. По роду занятий - купец. - Надо же! И я купец, - произнес Серов, догадавшись, что видит европейца-ренегата. - И тоже аллахов сын по имени Мустафа. - Такую встречу нужно обмыть, - сказал Майк-Махмуд, покосившись на спутников Серова. - Я гляжу, с тобой еще трое, и все - купцы, если судить по их ухваткам. Парни, вы ведь не шербетом пробавляетесь? Или я не прав? Сунув кинжал в ножны, Герен буркнул: - Это от тебя разит как из бочки, приятель, а мы вина не пьем. Аллах запрещает. Махмуд потер свой кривоватый нос. - Сразу видать, что вы обратились недавно и рыскаете на курсе, как судно в галфвинд. ******) Надо изучать Коран и божьи заповеди! Аллах не велел пить вина, а про джин и ром не сказал ни слова. Это большая милость с его стороны и повод надраться. Есть тут одно местечко... зовется "Ашна"... *******) - Веди, - кивнул Серов, и через пять минут они окунулись в суету базара. Махмуд шел уверенно, словно гончий пес по следу кролика - похоже, в "Ашне" он бывал не раз и мог найти дорогу хоть с закрытыми глазами. Встречные и поперечные отскакивали от его брюха как от огромного упругого мяча; тех, кто не успел посторониться, сын Аллаха из Уолласи швырял на прилавки и корзины с фруктами, а то и под верблюжьи копыта. Видимо, туркам это дозволялось. Они вступили на улицу, крытую галереей, и лже-осман, оглянувшись, протиснулся в незаметную щель в беленой стене. За нею зигзагом шел темный узкий коридор, кончавшийся крутыми ступенями. Серову показалось, что он спускается куда-то вглубь холма, на котором был выстроен город, в некое тайное подземелье, замаскированный бункер. Очевидно, это было недалеко от истины - хотя Аллах не вспомнил про ром и джин, в Магрибе за торговлю спиртным сажали на кол. Отдернулась тяжелая шерстяная занавеска, и в ноздри ударило приторным сладковатым ароматом. Вдоль стен большой квадратной комнаты, скудно освещенной двумя фонарями, сидели и лежали на коврах мужчины, - все, как один, в полной прострации. Вился в полутьме дымок, булькала и сипела вода в кальянах, слышались хриплое дыхание и стоны блаженства. Опиумокурильня, догадался Серов. - Нам дальше, братва, - проинформировал толстяк, увлекая их в более освещенную каморку. Тут были две двери с засовами, стол, табуреты, десяток зажженных свечей и потертый ковер на каменном полу - вполне приличное убранство для тайного притона алкоголиков. В дверь, что вела в курильню, просунулся старик в чалме - то ли чауш, ********) то ли хозяин заведения. Махмуд буркнул что-то на арабском, Абдалла добавил, и толстяк поморщился: - А ты, похоже, настоящий сарацин! Ну, хочешь кофе, будет тебе кофе... Только, парни, я сейчас не при деньгах, поиздержался малость. Но, клянусь бородой пророка, при случае отдам! А лучше выпивку поставлю! - Забудь, - сказал Серов. - В наших карманах кое-что еще бренчит. На столе с похвальной скоростью возникли кружки, две бутылки можжевелого джина, блюдо с мясом барашка и круглый тонкий хлеб. Абдалле старик принес дымящийся кофейник. - Значит, ты купец, почтенный Мустафа, - молвил Махмуд, разливая спиртное. - И где же ты ведешь свои коммерческие операции? - Большей частью за Гибралтаром, - пояснил Серов. - Торгую с кастильцами да португальцами. - Хе-хе! - Джин забулькал в глотке толстяка. - С кастильцами, значит, торгуешь! С кастильцами да португальцами! Ты им, значит, ядра и пули, а они тебе - золото и серебро! И где товар берешь? На подходе к Кадису и Лиссабону? - У каждого свои угодья, Махмуд. Наша торговля тогда прибыльна, когда нет лишней болтовни. - Это верно, Мустафа. А я вот, - толстяк запустил пальцы в бороду и понурился, - я вот нынче не у дел... нет, не у дел... А ведь с какими людьми плавал! С какими добытчиками, с какими кровопийцами! С Сала-Реисом, Юсефом ад-Дауда и самим Абу Муслимом! Эти с кем только торговлю не вели! И с кастильцами, и с генуэзцами, и с марсельцами да тулонцами! Само собой, с венецианцами тоже... Да, были времена! Серов молча пригубил из кружки и строго зыркнул на Герена - чтобы не увлекался. За Деласкеса можно было не тревожиться - тот цедил спиртное по капле, поглядывал на лже-османа и что-то проворачивал в уме. Абдалла, держа крохотную чашечку тремя пальцами, наслаждался ароматом кофе. Принялись за барашка, и Махмуд, обглодав мясо с ноги, произнес: - У Сала-Реиса я присматривал за гребцами, а у Юсефа и Муслима был канониром. Тебе не нужен пушкарь, Мустафа? Или надсмотрщик? У меня гребцы не зажиреют... - Он вытер сальные руки о халат и отпил из кружки. - Я, знаешь ли, бичом до кости прошибу! Я... - На моем судне нет гребцов. Парусный корабль, бригантина... Ты слишком отяжелел, Махмуд, чтобы лазать по мачтам. Но если ты хороший канонир, мы можем договориться. - Со ста ярдов выбью глаз воробью! Кружка взлетела вверх, джин снова булькнул в горле лже-османа. Серов покосился на Деласкеса - тот едва заметно покачал головой. Но это предостережение было лишним; нанимать толстого пьянчугу он не собирался. Другое дело, угостить и расспросить. Серов мигнул Деласкесу, и тот наполнил кружку Махмуда. - Тебе довелось плавать только с тремя капитанами? С Сала-Реисом, Юсефом и Муслимом? - Были и д-другие. - Язык у ренегата слегка заплетался. - Б-были, б-были, как н-не б-быть... В этих краях я уж-же с-семнадцать лет... - Ибрагима Карамана знаешь? Карамана по прозвищу Одноухий Дьявол? - С-слышал о таком, но к н-нему не н-нанимался. А ч-что? - Очень мне нужен этот Караман, - сообщил Серов. - Счет за ним неоплаченный... Случайно он в Тунис не заходил? Месяца два-три назад? - Н-нет. Я бы з-знал. Я с-слежу за всеми к-кораблями в гавани. - Махмуд выпил и осведомился: - А ч-что за счет у т-тебя к Караману? - Сошлись мы с ним в Эс-Сувейре, что в Марокко, и поспорили, чей клинок острее. - Серов огладил рукоять своего ятагана. - Спорили при свидетелях и на деньги. Караман рассек саблей газовый шарф, а я - волос одной гурии... Меня признали победителем, но Караман денег не отдал, а той же ночью улизнул из Эс-Сувейры. - Эт-то с-серь-рьезно, - согласился Махмуд и присосался к кружке. Потом спросил: - Н-на б-большие деньги с-сп... с-спор-рили? - На один серебряный куруш. Но, сам понимаешь, дело чести. - П-пра-авильно! - Махмуд хотел ударить по столу кулаком, но промахнулся и врезал себе по колену. - Ч-честь пр... пр... прежде в-всего! К-клянусь Аллахом! - Значит, не было его в Тунисе? - Н-нет. Точно, н-нет! З-зато им... им... имеются д-другие н-новости! - Расскажи. И Махмуд, сопя и запинаясь, принялся рассказывать. О том, что любимая белая верблюдица бея родила двухголового верблюжонка; о том, что в Стамбуле, лишившись своих привилегий, бунтуют янычары, грозятся поднять султана на копья; о том, что евнух из гарема кади вдруг оказался вовсе не евнухом и ему залили в задницу свинец; о том, что в горах появилась банда разбойников-берберов, которые режут всех без пощады, а главарь той банды зовется Турбат, что на арабском значит "могила". Серов послушал-послушал, плюнул и полез в кошель за поясом. Достал горсть серебра, бросил на стол и произнес: - Нам пора, Махмуд. Доедай, допивай, плати, а что останется - твое. - Так к-ха... кханонир т-тебе нуж-жен, М-мустафа? - спросил ренегат, еле ворочая языком. - Приходи в порт завтра на заре. Обсудим. Серов направился к двери, ведущей в опиумокурильню, но Махмуд что-то захрипел, тыкая пальцем в другую дверь. - Н-не сюда... В-вх-ход в од-дну дверь, в-вых-ход - в д-другую... За этой дверью тоже были ступеньки и длинный узкий проход, ведущий к базарной площади. Потолкавшись среди ковровых рядов, лавок с украшениями и мастерских чеканщиков, Серов вернулся на корабль часа за три до заката. Экипаж был в полном сборе. Он выслушал новости, но ни единого слова о Шейле, Стуре, Карамане люди его не принесли. На базаре толковали все о том же - о двухголовом верблюжонке, шустром евнухе кади, разбойнике Турбате, а также о янычарах, вопивших в Стамбуле "казан калдымак!". *********) Когда на город пала ночь и в небесах зажглись первые звезды, бригантина тихо снялась с якоря, прошла озером Эль-Бахира к морю и повернула на север, огибая выступ африканского берега. К полудню следующего дня слева по курсу появился город, окруженный садами, пальмовыми рощами и плантациями олив. Город был невелик, но зелен и чист. Серов разглядел в подзорную трубу дома европейской и мавританской архитектуры, порт, где на рейде стояла дюжина парусников, и крепость с башнями, высокими бастионами и пушками, что глядели на все стороны света. Над крепостью развевался французский флаг, и золотые королевские лилии гордо сверкали в жарких солнечных лучах. - Ла-Каль? - спросил Серов у де Пернеля, и тот согласно кивнул: - Ла-Каль. Французское поселение. До Алжира оставалось двести семьдесят миль. ------------------------------------------------------------------------ *) Эль-Бахира - обширное лагунное озеро, отделяющее Тунис от Средиземного моря. Существует до настоящего времени, но сильно обмелело. По дну озера прорыт судоходный канал. **) Мадина или медина означает на арабском "город", и так именуются старинные районы во многих арабских городах. Название же известного священного города в Аравии, около Мекки - Медина - является сокращением от Мадинат ан-наби - Город Пророка. ***) Гяур - неверный, не мусульманин. ****) Хусейниды - династия тунисских беев, владевшая Тунисом в описываемое время. *****) Табарка, Джиджелли, Беджайя, Деллис - порты на побережье между Тунисом и Алжиром. ******) Галфвинд - курс парусного судна, когда ветер дует в борт и корабль вынужден идти галсами, с частыми поворотами. *******) Ашна - приятель, друг (турецк.). ********) Чауш - слуга (турецк.). *********) "Казан калдымак!" - "Опрокидывай котлы!", клич янычарского бунта. Перед началом мятежа янычары переворачивали котлы, в которых варилась пища - в знак того, что они более не желают кормиться от щедрот неугодного им султана. ЧАСТЬ 3. АЛЖИРСКАЯ ЗЕМЛЯ Несмотря на все договоры, дани, подарки Алжир все-таки казался ненасытным, и пираты доводили донельзя дерзость своих набегов. Несколько месяцев после договора они уже нападали на английские корабли, а в 1685 году без всякого зазрения совести стали брать корабли французские. Тогда эскадра под начальством маршала д'Эстре выступила в море и бросила якорь в виду Алжира в конце июня 1688 года. Огонь с галиотов не прерывался в продолжении двух недель и произвел в Алжире страшные опустошения. Десять тысяч бомб были брошены в него в это время, они опрокинули множество домов, убили большое число жителей, потопили пять кораблей и сбили маяк. Но эти опустошения, вместо того, чтобы привести в покорность алжирцев, произвели новые бесчеловечия. Отец Монмассон, священник, сделался первой жертвой, потом предали одного за другим смерти пред жерлами пушек французского консула Пюлля, еще одного священника, семь капитанов и тридцать матросов. Ф.Архенгольц "История морских разбойников Средиземного моря и Океана", Тюбинген, 1803 г. Глава 13. Алжир Сидя на плоской кровле небольшого особняка, Серов глядел на раскинувшийся внизу город. На славный Аль-Джезаир, гордость Магриба, построенный семь столетий назад эмиром Заиром... С моря он выглядел великолепно, даже ослепительно. Алжир поднимался амфитеатром по склону горы и, как многие другие магрибские города, был похож на белоснежную кошму, окаймленную снизу лазурными водами залива, а с прочих сторон - зеленью садов и рощ. Город будто вырастал из моря; над белой массой домов, брошенных на берег словно пена, блестели купола мечетей, минареты, соперничая стройностью с кипарисами, тянулись к солнцу, а выше вставали стены касбы и дворца дея, с огромным корабельным фонарем, водруженным на кровле. Этот фонарь напоминал, что богатство в Алжир приходит с моря, что везут сокровища и рабов в трюмах пиратских шебек, и что с каждого куруша, талера, дуката дей взимает законную дань. За городом, охватывая залив и прибрежную местность, гигантской подковой синели горы. Самые высокие и величественные - на востоке, где начиналать земля кабилов. Среди них, как великан-предводитель в более мелком воинстве - хребет Джурджуры, с вершинами, покрытыми снегом, окутанными туманами. Ниже линии льдов и снегов тянулись коричневатые обрывистые склоны, переходившие в изумрудную зелень высокогорных лугов и дремучий лес. Белое, зеленое, коричневое, под серебристой вуалью туманов... Яркие краски, блеск лазурных вод, небо, как полированная бирюза... Да, с моря Алжир выглядел великолепным! С крыши особняка, вознесенного на склон горы, вид открывался иной. Улицы, круто сбегавшие вниз, были грязными, узкими, извилистыми, напоминавшими мрачные ущелья, стиснутые домами; люди еще могли на них разойтись, но пара ослов - уже с большим трудом. Дома высотой в три- четыре этажа походили на кубики, слепленные из глины и побеленные еще в незапамятные времена; их стены были глухими, и только под крышей удавалось разглядеть пару-другую окон, забранных решетками. Ниже по склону, куда доставали ядра с кораблей, виднелись развалины, следы безжалостной бомбардировки. Повыше, где находился особняк, снятый Деласкесом у местного купца, руин не замечалось и улицы выглядели попригляднее. В этом квартале, примыкавшем к стенам цитадели и дворцу дея, селилась местная знать и крупные торговцы; здесь было просторнее, и на небольших площадях, к которым сходились улицы, жизнь била ключом - в основном, в кофейнях, лавках и у артезианских колодцев. Сколь часто видимая издалека красота вблизи оборачивается нищетой и уродством, подумал Серов и вздохнул. Он находился в Алжире уже двенадцать дней и был им сыт по горло. Город напоминал ему палубы фрегата, переполненные людьми - та же теснота и скученность, тот же гомон многих голосов, а вдобавок - запах пищи и фекалий. Нет, на корабле все-таки лучше! Там непотребную вонь уносит ветер, и нет верблюдов и ослов с их диким ревом! Де Пернель, сидевший напротив Серова на жесткой подушке, вытер пот со лба и прищурился на солнце. - Он скоро придет, капитан, он точный человек. Хвала Господу, близится вечерний час, и жара стала поменьше... Может быть, еще кофе? - Нет. - Серов решительно отодвинул низкий шестиугольный столик с чашками и кофейником и произнес: - Кофе в таких количествах вреден. Лучше поведайте мне, командор, откуда там, внизу, развалины. Похоже, били из стволов крупного калибра... Давно? - Лет четырнадцать назад, - ответил де Пернель и принялся, уже не в первый раз, излагать новейшую историю Алжира. Для Ордена это пиратское гнездо было бельмом на глазу, и для французов и испанцев тоже. Правда, король-солнце Людовик заигрывал с алжирскими деями и держал при них своего посла, терпевшего изрядные поношения. Опасная была должность; случалось, вешали послу на шею чью-нибудь отрубленную голову или привязывали к пушке и грозились пальнуть по французским фрегатам, если те не уберутся прочь. За такие бесчинства французский флот дважды громил Алжир, и каждый раз весьма капитально; в 1683 году это проделал адмирал Дюкен, а в 1688 - адмирал д'Эстре. Бомбардировали с моря, не жалея ядер и пороха, били во всю мощь и на всю дистанцию пушечных залпов, благо море в этих краях глубокое, и корабли могут приблизиться к берегу. Во время первого погрома горожане, не выдержав страшной стрельбы, восстали, зарезали дея и поставили на его место пиратского реиса Хаджу Гассана по прозвищу Мертвая Голова. Хаджа Гассан отбил атаки Дюкена и д'Эстре, но потом бежал из Алжира, опасаясь нового бунта. После него правил дей Шабан, которого горожане тоже зарезали, а нынче владыкой над Алжиром был дей Гассан Чауш. *) Ему, а также портовым властям, Серов поднес подарки, затем продал две трети английского сукна купцу, с которым договорился об аренде дома, и снова заплатил. Но треть товара приберег - были для этого основания. На крышу поднялся Рик Бразилец с докладом, что долгожданный гость у дверей. Пусть идет сюда, велел Серов. Абд аль Рахман, хоть был в годах, наверх забрался с легкостью. Сухощавый, с редкой седоватой бородкой, он, как и положено лазутчику, обладал внешностью ординарной и неприметной; таких в Алжире на десяток считалась дюжина. Де Пернель разыскал его в торговых рядах, сказал тайное слово от мессира Рокафуля и передал кошель с золотом - это уже от Серова. Получив приказ и деньги, Аль Рахман, резидент шпионской сети Ордена в Алжире, послал шустрых и ловких парней взглянуть на карамановы владения. Где его усадьба, он представлял вполне. - Благословен Аллах! - произнес аль Рахман и, скрестив ноги, уселся на подушку. Кроме арабского и турецкого, он неплохо говорил на трех европейских языках, на английском, французском и испанском. - Воистину благословен! - хором откликнулись Серов и де Пернель. Рик подал горячий кофейник, Абд аль Рахман пригубил первую чашку и сказал: - Девяносто курушей за сверток пойдет? - Сто двадцать, и ни курушем меньше! - ответил Серов. - Прокляни меня Аллах, если я уступлю хоть одну акче! Считалось, что аль Рахман ходит к реису Мустафе и его помощнику Пиркули, чтобы сторговать оставшееся сукно. Первая его цена была семьдесят курушей за рулон ткани, а Мустафа и Пиркули требовали сто пятьдесят. За десять последних дней цены несколько сблизились, но консенсус был еще далекой перспективой. На крышу поднялись Деласкес и Хрипатый Боб, уселись на подушки - Мартин с привычной ловкостью, а Боб трижды проклял дом, в котором нет ни единого стула. Аль Рахман неторопливо прихлебывал кофе, сопел и жмурился от удовольствия. В Алжире, как и положено в восточной стране, спешить не любили. Наконец лазутчик допил первую чашку и произнес: - Мои посланцы вернулись и принесли важные новости. Хвала Аллаху, все они целы. Никто не попался на глаза гиене Одноухому и его приблудным псам. - Это говорит о ловкости и искусстве твоих людей, - сказал Серов. - Они подобны змеям - так же стремительны, изворотливы и невидимы, - продолжил рыцарь де Пернель. - Аллах возлюбил их, скрыв от недостойных взоров, - добавил Мартин Деласкес. Но аль Рахман молчал, ибо все присутствующие должны были вознести хвалу его разведчикам. Вспомнив об этом, Серов покосился на Хрипатого. Тот нехотя буркнул: - Твои паррни молодцы. Хрр... Я бы отвесил каждому по дюжине линьков, да вот нет подходящего инстррумента. Хоть аль Рахман и был способен к языкам, но про линьки не знал и слова такого не ведал. Решив, что речь идет о награде, он благосклонно кивнул головой и принялся рассказывать. Поместье Карамана располагалось на побережье, милях в тридцати пяти к востоку от Алжира, и было чем-то вроде удельного княжества. В бухте, хорошо защищенной от зимних штормов, стояли восемь его кораблей, а на берегу раскинулась целая деревня, где жили мастера-корабельщики и другие умельцы, знавшие, как шить паруса, лить пули, чинить оружие и снаряжение. За этим поселением, ярдах в шестистах, стояли большие дома для экипажей, окруженные валом и частоколом, а дальше начинался господский сад с апельсиновыми и персиковыми деревьями, яблонями, сливами и прочей растительностью, дарившей плоды и тень в знойные дни. Караманова усадьба, большое трехэтажное строение в мавританском стиле, находилась в саду, и с юго-запада к ней примыкали конюшни, птичники, поварни и кладовые с всевозможными припасами. На юго-востоке, ближе к предгорьям, высилась сторожевая башня римских времен, заботливо подновленная и служившая тюрьмой для самых ценных пленников. Гребцов с галер держали в крепких сараях рядом с домами пиратов, трудившихся в саду рабов - в каморках у конюшен, а для свежего и еще нерассортированного улова предназначалась яма-зиндан около башни. К тюрьме и к дому Одноухого люди аль Рахмана подобраться не смогли, так как эта территория охранялась бдительной стражей и свирепыми псами. Лазутчики явились в деревню у бухты под видом ищущих работу подмастерьев и осмотрели укрепления в разбойничьем поселке, загоны для невольников-гребцов, сад и службы - от конюшен до последнего курятника. Еще послушали разговоры в кофейнях, у колодцев, в мастерских, и эта информация оказалась самой ценной. Ее аль Рахман приберег напоследок. - Госпожа, о которой ты спрашивал, похищенная Караманом - да возьмет Иблис его душу! - точно в его доме. Еще зимой он повелел прислать из деревни опытных женщин и лучших повитух, и они находятся при той госпоже неотлучно, и даже к семьям их не отпускают. Но всем известно, что та госпожа - алмаз среди красавиц, махвеш, фезли, лямин! **) - Аль Рахман в порыве чувств поцеловал кончики пальцев. - Она предназначена в дар дею Гассану Чаушу после того, как разрешится от бремени. Дей об этом знает - так говорил мой человек во дворце, носитель опахала над владыкой. И еще он сказал, что дей ждет ее с нетерпением. Серов скрипнул зубами и пробормотал проклятие. Потом спросил: - Эта госпожа такая ценность, что дей отпустит за нее Караману все провинности? Кстати, в чем они состоят? Он не платил портовых сборов и пошлин? Абд аль Рахман важно погладил бороду. - Пошлины - это одно, и Караман, как многие реисы, старался от них уклониться. Но есть за ним вина гораздо большая - он был приятелем прежнего дея Шабана и поддерживал его вооруженной рукой. Когда кишки Шабана все же увидели свет и власть досталась Гассану Чаушу, Караман решил, что новый дей долго не усидит во дворце, а значит, не нужно проявлять к нему почтения. Аллах видит, как он ошибся! Такую ошибку золотом не искупишь... ни золотом, ни дорогими камнями, ни благовониями или редкими тканями... Тут нужен особый дар! А дей Гассан Чауш падок на женщин - особенно на тех, у кого волосы светлые, а глаза голубые. - Падок... хрр... не знает, что в девчонке крровь Бррукса... Да она ему глотку в перрвую же ночь перрережет! - заметил Хрипатый, но для Серова это было слабым утешением. - Что узнали про других людей? - спросил он. - Я описал их тебе, почтенный аль Рахман. Их видели среди невольников? - Нет, мой господин. Я обещал своим помощникам по пять золотых в награду, и их зоркость превосходила зоркость сокола... Но похожих людей нет среди гребцов и тех, кто работает в саду, на конюшнях и в других местах. А еще я готов поклясться бородой пророка, что Караман - да сожрут его джинны! - не продал их на Бадестане. ***) Он привез много рабов и торговал ими зимой, но таких, как ты говорил, среди них не попадось. Должно быть, они сидят в зиндане или в башне. - Помоги Господь им и нам, - сказал де Пернель и перекрестился. - Если они в тюрьме, мы их выручим. - Это не так-то просто. - Покачивая головой, аль Рахман отхлебнул кофе. - Не так-то просто, мой господин, ибо мои посланцы, возвратившись, сообщили нечто странное. Я бы сказал, много странных вещей. - Он принялся перечислять, загибая пальцы: - Во-первых, все псы Карамана при нем, хотя обычно он отпускал их повеселиться в наш чудесный город. Но в этот раз не отпустил - кормит, поит и держит при себе! Во-вторых, в деревне толковали, а мои помощники слышали, что он получил весть о разорении своего дома на Джербе, и теперь стража у него удвоена, он рассылает дозорных на запад и восток, и особые люди следят за морскими водами. И, наконец, в-третьих: он не вышел в море, хотя бури уже стихли, персиковые деревья расцвели, и многие реисы отправились за добычей. Он ведет себя так, мои господа, словно боится мести какого-то могущественного человека... - Старый лазутчик погладил бороду, вскинул глаза вверх и будто про себя пробормотал: - Слышали во многих городах Магриба... я слышал и другие тоже... и, думаю, слышал Караман, пес из псов... Серов нахмурился. - Что слышали? Говори без недомолвок, почтенный! Мы тебе достаточно платим! - Слышали, что некий реис Сирулла, явившийся из западных стран, разыскивает женщину по имени Сайли... Но это, клянусь Аллахом, не мое дело! К тому же я стар и быстро забываю имена. - Полезная привычка, - заметил Серов. - Значит, ты говоришь, что у Карамана восемь шебек, и все их экипажи сейчас в поместье? Это сколько же народу? - Тысячи полторы или две, мой господин. Большая сила! - Большая, - согласился Серов. - Так возьмешь сукно по сто десять? - Сто. Только из уважения к тебе, светоч Аллаха. - Сто пять, и разгрузка за твой счет. - Ах-ха... - вздохнул аль Рахман. - Даже сам пророк тебя не переспорил бы... Сто пять. Договорились! Они ударили по рукам, и старый лазутчик удалился. Солнце садилось, и над алжирскими крышами повеяло свежим морским ветерком. На небе бледным призраком замаячила луна, потом вспыхнули первые, по-южному яркие звезды, и темно-синий хрустальный кубок ночи накрыл город, прибрежную равнину и хребет Джурджуры, встававший на горизонте непроницаемой черной тенью. С минаретов ближних мечетей раздались призывы муэдзинов, и им тут же начали вторить другие протяжные голоса, призывая горожан повернуться к Мекке, пасть на колени и восславить Аллаха. По Его соизволению конец света еще не наступил, день прожит, и завтра, если Он не решит иначе, наступит новый день, и принесет кому-то радость, а кому-то горе. Все в руке Аллаха! Но в этот час Серова не занимали мысли о божественном. Он побарабанил пальцами по столу, переглянулся с де Пернелем и задумчиво сказал: - Полторы или две тысячи... в полной боевой готовности... Это значит, что прямая атака невозможна. - Согласен с вами, мой друг. - Рыцарь склонил голову. - Если мы нападем со всей силой и если даже получим помощь от великого магистра, за недолгий срок их не одолеть. У Карамана будет время, и как он поступит? Что сделает с вашей супругой и другими пленными? Господь видит, мы можем лишь гадать... Хрипатый пошевельнулся. Его профиль в темноте походил на личину дьявола. - Чего гадать? Пошлет своих ублюдков, и те всадят Уоту и нашим парням по пуле в печенку! - Он повернулся к Серову. - Что будем делать, капитан? Все же вызовем Тегга с "Вороном"? - Нет. Действовать надо быстро и тайно. Обойдемся своими силами. Серов не стал вдаваться в подробности и объяснять, что небольшая группа подготовленных людей может добиться успеха там, где завязнет полк или дивизия. Тактика спецназа была неизвестна в эту эпоху, однако его бойцы не уступали "зеленым беретам", "морским котикам" и прочим героям голливудских сериалов. Пожалуй, даже превосходили их - его корсары не боялись ни крови, ни лишений, и трупов на счету у каждого было столько, сколько не снилось роте спецназовцев. Жестокое время, жестокие нравы, подумал Серов. Пожалуй, у царя Петра будет тоже самое... Этот государь не прятался в дворцовых покоях, а лично водил гренадеров в атаку. Он повернулся к Деласкесу и спросил: - Сведения насчет Бадестана точны? - Да, синьор капитан. Мы с Абдаллой и другие мальтийцы много дней провели на базарах, в порту, в харчевнях и других местах, где собираются торговцы невольниками. Твоих людей не выводили на Бадестан. Каждый, кто продает рабов, желает получить за них цену побольше, а цена зависит от умений. Их объявляют непременно, и о невольниках, которых мы ищем, было бы сказано: крепкие мужчины, опытные в морском деле, умеющие грести. Но таких не было. - Разумно, - сказал де Пернель. - Не думаю, чтобы наших паррней прродали, как овец, - добавил Хрипатый. - Уж парре купчишек они бы пустили крровь! Это бы запомнилось! - Значит, они все еще сидят у Карамана, - подвел итог дискуссии Серов. - Нас, считая с Мартином и Абдаллой, пятнадцать человек. Надо пробраться в тюрьму без шума, прикончить охранников, вооружить Стура и его парней. Их два десятка, и с этими силами мы захватим дом Одноухого. После этого прорвемся к морю. - Нас не пятнадцать, а шестнадцать! - воскликнул рыцарь. - Если помните, мессир, я поклялся, что... Серов остановил его движением руки. - Я сказал: прорвемся к морю. Кто будет нас там ждать? Вы, командор, на бригантине с мальтийским экипажем. И крайне желательно, чтобы мальтийцы были в нужный час в нужном месте, а не в пятидесяти милях от него. Ваша задача - добиться их повиновения. Де Пернель склонил голову. - Я понял, мессир капитан. Но удастся ли вам выйти на берег? Положим, вы скрытно захватите тюрьму - молю Бога, чтобы это получилось! Но дом - не тюрьма, там, кроме охраны, есть слуги, женщины... Малейший шум, и вас обнаружат, а затем... - Пусть обнаружат. Главное - добраться до Карамана. - Разве? Я полагал, что главное - ваша супруга. - И это в самом деле так. Но Караман - гарантия ее и нашей безопасности, и потому, ворвавшись в дом, мы его схватим. - Тут боцман провел ребром ладони по горлу, но Серов покачал головой. - Нет, Боб, ты его не зарежешь, а будешь беречь как лучшего друга... даже как родного брата. - Хрр... У меня нет бррата, - сообщил Хрипатый Боб. - Я вообще сиррота. Я эту мочу черрепашью... - Сказано - нет! Мы ведь должны попасть на судно, вместе с Шейлой и нашими людьми. Караман будет нашим заложником. Пока он жив и в наших руках, мы можем диктовать условия. Например, такие: жизнь Карамана в обмен на свободную дорогу к морю и надежный баркас. Я думаю, он согласится. Де Пернель, Хрипатый и Деласкес обменялись взглядами, потом рыцарь произнес: - Я снова убедился, что вы, маркиз, видите дальше нас всех и способны предсказывать то, что еще не случилось. Таким уж вас сотворил Господь, наградив особым даром, коего нет у нас, обычных людей. Вы - капитан корсаров, но повернись ваша судьба иначе, и вы бы стали великим полководцем! Может, еще стану, подумал Серов, протянул руку и дружески стиснул плечо де Пернеля. - Уже поздно. Идите спать, друзья мои. Я останусь тут, подумаю... Мне надо разработать подробный план. Его собеседники поднялись и молча направились к лестнице. Глядя им вслед, Серов размышлял о том, что он, дитя двадцатого столетия, и правда отличается от этих людей. Меньше эмоций, больше разума и намного больше предусмотрительности... Ведь ни Деласкес, ни Боб, ни де Пернель не спросили, как он намерен доставить к берегу Шейлу, то ли пешком, то ли на носилках или, положим, на спине ишака... Женщина на девятом месяце, а ее необходимо провести милю или две мимо разбойничьего стана! Даже для этой суровой эпохи случай неординарный... Вдруг по дороге она соберется рожать! Его дитя, его ребенка! Представив это, он судорожно вздохнул и пожалел, что Хансен остался на "Вороне". На сборы ушло два дня. Деласкес купил шестерку мулов - этим выносливым животным предстояло тащить припасы, оружие для парней Уота Стура, одежду и дамское седло для Шейлы. Абдалла, знавший, кажется, любую пядь земли в Магрибе, совещался с аль Рахманом, выбирая маршрут понадежнее. Местность, лежавшая между городом и карамановым владением, была не очень населенной, однако тут попадались деревни, поля и выпасы для коров и овец, а кое-где стояли укрепленные усадьбы богатых купцов и приближенных дея. Чем дальше от морского берега, тем реже попадались поселения, а поля, масличные и фруктовые рощи уступали место дремучим лесам: в предгорьях - из пробкового дуба, лавра, мирта, земляничного и мастикового дерева, а выше - из алеппской сосны и нумидийской пихты. Абдалла утверждал, что под их сенью можно пройти от Агадира и Эс-Сувейры на далеком западе до Туниса на востоке, и значит, эти субтропические леса тянулись больше, чем на тысячу морских миль. ****) На третий день, ранним утром, отряд отправился в дорогу. Город покинули мелкими группами по три-четыре человека, под видом торговцев и погонщиков. Мушкеты, сабли и запасы пороха и пуль были надежно укрыты рогожей и походили на тюки с товаром; припасами, вяленой бараниной, лепешками и финиками, набили корзины и мешки; люди, в низко надвинутых чалмах, с лицами, закрытыми от пыли кисеей, ничем не отличались от других бродячих коробейников, возивших вдоль побережья Магриба посуду, ткани и недорогие украшения. Миновали, не собираясь вместе, нищие окраины с глинобитными лачугами, потом - обширную территорию с особняками знати; тут зеленели сады, журчали арыки, и в воздухе плыло благоухание цветущих персиковых деревьев. Встретились в условленном месте и повернули на северо-восток, к горам. Их склоны постепенно становились круче, плодородная земля делалась все более твердой и каменистой, сады кончились, начался лес с раскидистыми пробковыми дубами и почти непроходимым подлеском. Но мавр шагал вперед с уверенностью опытного проводника, отыскивая, то ли по собственному разумению, то ли по советам аль Рахмана, узкие, едва заметные тропинки. Как пояснил Абдалла, местность между горами и морем называлась Телль, и сейчас они находились на южной ее окраине. в горной чаще, где можно было встретить берберийского льва, *****) муфлона или стадо диких кабанов. К полудню отряд углубился в горы, и Абдалла нашел еще одну тропу, ведущую прямо на восток. Под густыми древесными кронами было прохладно, люди и животные двигались в бодром темпе, не ощущая усталости, и Серову чудилось, что впереди их ждет не схватка с жестоким врагом, а пикник с шашлыками. Вокруг буйствовала весна, более щедрая и яркая, чем жаркое лето в Подмосковье. В узких глубоких каньонах, заросших розовыми цветущими олеандрами, слышался рокот бегущей воды - то ожили сотни уэдов, ******) питаемых снегом горных вершин. Эти вершины, то каменистые и покрытые жесткой травой, то одетые льдами, высились над изумрудным поясом лесов; волнистые очертания ближнего хребта и дальних, еще более высоких, словно текли бесконечной чередой с запада на восток, радуя глаз фиолетовыми, голубыми и розовато-лиловыми переливами. Вверху синело небо, разорванное в клочья древесными кронами, и солнечный свет, пройдя сквозь зеленый полог, падал на землю тысячей призрачных, полных сияющих искр колонн. Шагая вслед за Абдаллой, Серов вспоминал службу в Чечне, не очень долгую - был он там пять месяцев, - но оставившую след. Точнее, следы, и в душе, и на теле... Вертолет со всем их взводом упал, подбитый ракетой, Серов и его сотоварищи чудом остались в живых - спасло искусство пилота да то, что летели метрах в десяти над лесом. Первый случай, когда смерть рядом прошла и по лицу крылом задела... Первый, но не последний; потом в бэтээре горел, трех ребят потерял из вверенного под команду взвода и сам был ранен. Чечня - южный край, там тоже горы и леса, пусть не такие роскошные, как здесь, однако похоже... Львы не водятся, зато под каждым кустом - по снайперу... Мог ли он тогда представить, что занесет его в Вест-Индию, а после - в Африку?.. Мог ли вообразить, что станет пиратским вожаком и поведет своих бойцов против другого пирата?.. Что будет у него фрегат с медными пушками, команда их сотен висельников и любимая жена, родившаяся в семнадцатом веке?.. Чушь, абсурд! Однако... Позади зашелестели голоса. Серов прислушался. - Разрази меня гром! - Это был Мортимер. - Не худо бы пошарить в доме у одноухого козла... Домишко, видать, богатый! - Хрр... Крретин ты, Моррти, пустая башка! Наше дело - Стурра с паррнями отыскать, взять Каррамана и девчонку и смыться по-тихому. А ты - пошаррить, пошаррить... В волосне своей шаррь и блох лови! - Стур, девчонка капитанова... отыскать, освободить... Это все очень бла-а-родно, Хрипатый, но отчего не уцепить какую ни есть мелочевку? Колечко там, монету или камушки... Батюшка мой покойный говаривал: от пустых карманцев в душе печаль, а в животе... - Ведрро помоев на твоего батюшку! Если задерржишься, брросим! Пусть саррацины яйца тебе отррежут и скоррмят псам! - Ты, боцман, не горячись, - раздался голос Брюса Кука. - Морти, конечно, трепло, но по большому счету прав. Взять усадьбу и ничего не тронуть?.. Это не по обычаю! Это... Конец фразу потонул в гуле голосов: - Серебро и посуду брать не стоит, но золотишко... - И камушки, камушки!.. - Все одно, сарацины сами разграбят, моча черепашья... - Обшарить по быстрому... - А чтобы в доме не вопили, всех - на нож! - Всех нельзя. Одноухого капитан трогать не велел. - Его и не тронем. А остальных... Серов обернулся, оглядел свою ватагу и произнес: - Лес тут густой и ветви у деревьев крепкие. Кто хочет на них повисеть? Ты, Мортимер? Позади воцарилось молчание. Потом Хрипатый буркнул: - Слышали капитана, недоноски? Ну, так шевелите костылями поживей! Как дети малые, мелькнула мысль у Серова. В его цивилизованные времена алчность рядилась в разные одежды, прикрываясь то благом народным, то заботой о своем семействе или государственными интересами, но здесь она была неприкрытой, как язвы на теле нищего. Высокие понятия о долге, верности и рыцарской чести соседствовали с корыстью, жестокостью и злобой; на одном полюсе был де Пернель, на другом - пожалуй, Тегг, с его советом не доискиваться правды, а стрелять. Самое странное, что оба были дороги Серову. Контрасты эпохи, подумал он и вздохнул. Часа за два до заката, одолев десяток миль, они остановились и принялись обустраивать лагерь. Развьючили мулов и пустили их пастись, развели костер, набрали воды в ближнем ручье, и скоро в лесу запахло жареным мясом и подогретыми над огнем лепешками. Для ночлега Абдалла выбрал прогалину на горном склоне, заросшую травой. С юга, запада и востока ее обступали густой кустарник и могучие кедры, ниже зеленел дубовый лес, а на горизонте темнели скалистые вершины, словно войско марширующих гигантов в причудливых шлемах. Солнце висело над далеким хребтом, от скал и деревьев протянулись длинные тени, накрыв людей вечерним сумраком. Стало прохладнее, и корсары жались к огню. - Когда-то тут быт равнина, - произнес Абдалла, вытянув руку на север. - Совсэм ровный мэсто до самый морэ. Гора, много гора, стоят в западный край - там, где нынче правит Мулай Измаил. - Это невозможно, - возразил Серов. - Тут всегда были горы - по крайней мере, всегда на людской памяти. - Людской памят - короткий, дон капитан. Суфии сказат: памят - как слэд вэрблюда в пэсках: дунэт вэтер, и слэда нэт. - Мавр помолчал, огладил бородку; в его темных глазах мелькали отблески костра. - Давно это случилос... Горы из западный край рэшит поклонится Аллаху, а гдэ это сдэлат лучше, чэм в Мекка? И горы пойти на восток... Одни горы был богаты с золото и серебро, другой - бэдны, и потому нанялис слугами богатых гор, трэтий свэршать хадж благочэстия, чэтвертый шэл, чтобы вымолит прощэние за грэхи умэрших гор, тэх, что нэ успэли увидэт свэт божьей истины... Самый могучий горы шагал в чалма из облаков, а впэреди быт Джэбел Загуан, подобный льву - тот, что сэйчас стоит у Тунис. Легенда, понял Серов, он рассказывает легенду! Должно быть, эта история насчитывала тысячу лет - столько, сколько арабы жили на берегах Западного Средиземья. - Дэн был жаркий, и когда пришла ночь, один гора захотэл совэршит омовений. Долго искал вода, потом найти болото, влэз в нэго и застрял. Нэ выбратся ему! Начал плакат и стонат, и услышат его Загуан и всэ другие горы. Они остановится и думат, как помоч. Но тут спустилас тьма, а джинны - тэ, что почитал нэ Аллах, а Иблис, - послал ужасный холод, и всэ горы- паломник замэрз и погрузился в сон. Вэчный сон, глубжэ смэрт! Так они и стоят вдол морской бэрег, стоят много-много лэт, и будут стоят, пока... В кустах раздался шорох, корсары вскочили и бросились к деревьям, подальше от света костра. Этот переход от покоя к готовности биться с неведомым врагом был стремителен; миг, и мушкеты глядят в лесную чащу, палаши обнажены, глаза сверкают хищным блеском. - Кабан, - сказал Жак Герен. Безъязыкий Джос Фавершем, обладавший отличным нюхом, замотал головой. - Джос говорит, что от кабана должно вонять, а вони он не различает, - прокомментировал Брюс Кук. - Тогда баран! - Горные бараны тоже вонючие. В кустах снова хрустнуло. - Не зверрь, человек, клянусь прреисподней! - рявкнул боцман. - Зверрь бы смылся, а этот чего-то высматрривает! - Олаф, Эрик, Стиг, заходите слева, Джо, Алан и Люк - справа, - распорядился Серов. - Остальные будут со мной. Ну-ка, парни, найдите мне этого кабана! Шестеро корсаров исчезли в зарослях. Послышались шум, ругательства, чей-то сдавленный вопль, и не прошло и пяти минут, как из кустов вылез Стиг. На его плече, отчаянно дрыгая босыми ногами, болтался парень в рваном балахоне, подпоясанном веревкой. Стиг опустил добычу у у костра, пленник ринулся было бежать, но скандинав ухватил его за длинные черные волосы. Глаза паренька испуганно блестели. На вид ему было лет пятнадцать. - Мальчишка, - сказал Серов, приглядевшись к пленнику. Тот не походил на араба: лицо широкое, нос короткий, губы пухлые и кожа заметно посветлее. - Что он тут делает? Ну-ка, Мартин, расспроси парня. И скажи, чтобы не трясся! Мы его не съедим. Усевшись на землю рядом с мальчиком, Деласкес похлопал его по спине и протянул лепешку и финики. Видимо, то был верный ход: паренек принял еду дрожащими руками, потом впился в лепешку и начал с остервенением жевать - видно, помирал от голода. Мартин заговорил, в ответ послышалось какое-то невнятное бурчанье, мало напоминавшее арабский язык. Но Деласкес вроде бы все понял. - Пастух, - пояснил он, кивнув на мальчика. - Козопас. Его селение - в предгорьях, но где, он не хочет говорить. Боится нас. - А тут как очутился? - Ищет козу, что отбилась от стада. С полудня ищет. Очень голоден. Нашел наш стан по запаху пищи. Паренек прикончил лепешку, получил другую с куском мяса и стал есть помедленней. - На араба не похож, - заметил Серов. - Он не араб, синьор капитан, он бербер. Но не кабил, какого-то другого горного племени. Их тут как фиников на пальме. - Деласкес что-то спросил у мальчишки, тот ответил, не прекращая жевать. - Говорит, что он - шауия, *******) и что больше не боится нас. Он тоже увидел, что мы не похожи на турок или арабов. - Не боится? Хрр... Это он зрря! - прорычал боцман. Но мальчишка не глядел на него, а уставился на Серова - очевидно, понял, кто тут главный. Когда лепешка и мясо кончились, пленник хлопнул себя по животу - мол, наелся, ткнул в Серова пальцем и заявил: - Турбат! Затем слова полились потоком. Паренек то вздымал к небу обе руки, то кланялся, то благоговейно складывал ладони перед грудью, а выражение лица у него было такое, словно он декламирует "Илиаду" или, как минимум, "Песнь о Роланде". Деласкес захихикал. - Он решил, что вы - Турбат, дон капитан. Сей разбойник объявился недавно и, по слухам, похож на франка либо инглези. Мальчик говорит о его подвигах, о том, что Турбат не обижает бедных берберов, а грабит османов, арабов-работорговцев и остальную нечисть. Клянусь Девой Марией! Этот мальчишка прямо поэт! Так прославляет Турбата! По его словам, Турбат скоро захватит Алжир, выпустит кишки туркам, арабам и дею и воссядет на престол! - Ну, у меня таких намерений точно нет, - сказал Серов. - Но парню это знать не обязательно, пусть думает, что я - Турбат, и держит язык за зубами. Скажи ему, что у Турбата тут секретные дела, и о встрече с ним говорить не стоит. Серов нашарил за поясом кошелек, вытащил дукат и протянул мальчишке. Глаза у того расширились - видимо, золотая монета была целым состоянием для нищего пастушка. Он снова заговорил, кланяясь и бурно жестикулируя. - Теперь он просится в нашу... ээ... банду, - с усмешкой произнес Деласкес. - Он говорит, что ему известны все богатые усадьбы в окрестностях, и куда бы ни направился великий Турбат, он проведет его самым коротким путем. Быстрей, чем слетаются ангелы на зов Аллаха. Повернувшись к Абдалле, Серов спросил: - Нам нужен проводник? Или ты и без него найдешь дорогу? - Нэ нужэн. Почтэнный аль Рахман повэдал о каждой тропа, что идэт чэрез горы. Я знать это мэсто. - Тогда пусть парень отправляется домой. Скажи ему, Мартин! Сегодня он уже не отыщет козу. ...Костер прогорел. Корсары спали, пристроив оружие под рукой, мулы, всхрапывая, паслись в траве у деревьев, Фавершем и Кактус Джо стояли на страже. Серов, сидя у рдеющих алым углей, посматривал на лунный диск, висевший над темным хребтом, и прокручивал в голове план будущей атаки. По сведениям лазутчиков аль Рахмана, Одноухий рассылал дозорных вдоль берега - значит, уверился, что враг нападет с моря. Но это было бы плохим решением, ибо укрепленный лагерь пиратов лежал в полумиле от побережья и был недоступен для орудий "Ворона". Пришлось бы высаживать десант и брать обнесенную валом позицию без артиллерийской поддержки, что представлялось Серову чистой авантюрой. Будет много крови и много погибших - тем более, что Караман готов к нападению и людей у него хватает. Решение верное, размышлял Серов. Он нагрянет не с моря, а с гор, явится не в полной силе, не с сотнями бойцов, а с малым отрядом. Сейчас его союзники не корабли и пушки, а ночь, тишина, внезапность и хорошо заточенный клинок. Перерезать стражей, забрать своих и уйти, даже без Карамана... Дьявол с ним, с одноухим гадом! Не удастся проскользнуть к морю, где ожидает де Пернель, можно скрыться в горах... Горы здесь что китайская головоломка - семь потов сойдет, а ни хрена не найдешь... Он лег на спину, заглянул в ночное небо и подумал, что эти звезды светят сейчас Михайле Паршину и Страху Божьему, его посланцам. Должно быть, они на пути из России к Италии - спят на постоялом дворе в Польше или Чехии, а может, уже и в Австрии... Спит Михайла, а в головах у него дорожная сума с драгоценными патентами, и каждый - с царской размашистой подписью и российским гербом. Как выглядят эти патенты Серов не очень представлял, но сильно надеялся, что будет на них двуглавый орел, и что он еще повоюет под знаменем с этой грозной птицей. С этой мыслью он погрузился в сон. --------------------------------------------------------------------- *) Хаджа Гассан Мертвая Голова, Шабан и Гассан Чауш - исторические персонажи. **) Махвеш - месяцеликая, фезли - совершенная, лямин - сияющая (турецк.). ***) Бадестан - рынок рабов в Алжире. ****) Эта богатая растительность в предгорьях и на склонах Атласа сохранялась еще в начале двадцатого века, но сейчас леса в значительной части вырублены. *****) Берберийские львы в настоящее время полностью истреблены. ******) В описываемой части Северной Африки постоянные реки, за небольшим исключением (Мулуя, Шелифф, Суммам), отсутствуют; имеются уэды - временные водные потоки, текушие с гор, не достигающие моря и исчезающие в жаркий сезон. *******) Шауия - полукочевое племя овцеводов и земледельцев, обитающее в горах Атласа. Население защищалось как могло. Около 1500 года жители Мелоса после долгого преследования поймали одного неудачливого турецкого пмрата на своем побережьи и медленно поджаривали его на костре в течении трех часов. Это практиковалось повсеместно и вполне легально. Известен случай, когда паша Мореи самолично доставил в Лепанто приказ сжигать всех ловцов удачи, промышляющих в Адриатике. Англичане в XVI веке ввели у себя ставшее обычным наказание для выловленных пиратов: их подвешивали на берегах рек и морей так, чтобы пальцы ног слегка касались воды. А.Б.Снисаренко "Рыцари удачи", Санкт-Петербург, 1991 г. Глава 14. Поместье Карамана К вечеру третьего дня отряд спустился с гор. Дожидаясь полной темноты, корсары разбили лагерь на небольшой возвышенности, расположившись за могучими стволами дубов и кедров. Заросший лесом склон был футов на триста повыше тянувшейся внизу равнины; она лежала перед Серовым точно огромная карта, где море раскрасили привычным синим цветом, растительность - зеленым, а дома, укрепления и старинную башню - белым, серым и коричневым. Он изучал ландшафт в подзорную трубу; вторую Хрипатый и Брюс Кук передавали друг другу, а Деласкес с Абдаллой обходились без зрительных приборов. Дом Карамана, стоявший в саду, прятался в густой листве - над древесными кронами торчали только угловые башенки, служившие Серову ориентиром. Дом был довольно велик и выстроен квадратом, в традициях местной архитектуры - в нем наверняка имелось патио, внутренний дворик с галереей, куда выходили двери и окна господских комнат. Серов решил, что дюжина человек сможет обыскать их довольно быстро, а два десятка парней Уота Стура лучше поставить в оцепление - так, чтобы из дома никто ни улизнул... Но дом - вторая цель, а первая - тюрьма! Ее, а также хозяйственные службы, выстроенные за садом, он мог разглядеть во всех подробностях. Слева - конюшня и большой навес, где дымили печи - наверняка, поварня; там же - сараи-кладовые и мелкие строения, у которых невольники кормили кур. Справа - каменная башня монументальной древней кладки, торчавшая в вершине вытянутого треугольника. Эту фигура была образована частоколом из неошкуренных дубовых бревен: две длинные ограды, расходившиеся от башни, и короткая, соединявшая их. В ней виднелись массивные ворота, а по углам - вышки с платформами, приподнятые над частоколом, и на каждой - по три часовых с мушкетами. Колючая проволока и пулеметы отсутствовали, но в целом зиндан походил на концентрационный лагерь в какой-нибудь не очень продвинутой африканской стране. Территория внутри ограды частично просматривалась, и там Серов мог наблюдать пыльный двор, выгребную яму с перекинутой над нею доской и невысокое бревенчатое ограждение, прикрытое прикрытое сверху железной решеткой. Эта конструкция находилась неподалеку от ворот. - Решетка, - произнес он, не отнимая от глаза трубу. - Подземная тюрьма? - Да, дон капитан, - подтвердил Абдалла. - Гдэ-то должэн быт... как это называют?.. да, приставной лэстница! Но можэт и нэ быт - если яма мэлкий, плэнник туда прощэ бросат. - Мы поднимем их на канатах, - сказал Серов. - Я вижу замок на решетке... еще один - на двери, что ведет в башню... ключи, видимо, у охранников. Поищи их, Хрипатый. - Не найду, так выррежем кррая кинжалами. А дверрь в башню можно не тррогать, если наши в яме. Либо Свенсоны ее высадят. - Полезешь с ними на частокол, и еще возьмешь Рика и Джо. Тут шестеро стражей, и вас будет шестеро... Смотри, чтоб было тихо! - Не беспокойся, Эндррю. Задавим, как клопов! Хрр... Не пискнут, кал собачий! - На изгородь нужно взбираться у самой башни, с западной стороны, - уточнил Серов. - На восходе луны там будет тень. Я, с Деласкесом, Морти и мулами, буду ждать у ворот. Абдалла, где отрава для собак? - Здэс, сэр. - Мавр хлопнул по кожаному мешку. - Пойдешь с Брюсом, Шестипалым и Гереном к дому. Разбросаете мясо, добьете псов, а заодно и часовых, которые обходят сад. Люк и Джос прикроют вас со стороны конюшен. Осмотрите дом и подходы к нему, но не суйтесь близко, ждите нас. - Сделаю, капитан. - Кук хмыкнул и покосился на мулов, груженых оружием и остатками припасов. - Я вот что соображаю... У нас есть лошаки, целых шесть... Шесть, акула меня сожри! Неужели к берегу они пойдут пустыми? Серов нахмурился. - Что ты хочешь на них навьючить, пустая башка? Серебряные блюда, кубки и кувшины, чтоб звякало погромче? Или тебе нужен коврик для намаза? - Ну-у, - протянул смущенный Кук, - можно найти вещички полегче и подороже. Такие, что не гремят. - Что влезет в карман, то твое, и ничего более, - с мрачным видом сказал Серов. - Мы, Брюс, год плаваем вместе, но клянусь спасением души, что прикончу любого, кто увлечется экспроприацией. - Экс... э-э... Чем, капитан? - Грабежом! А мулы пригодятся Шейле и парням Уота. Бог знает, все ли смогут идти... вдруг басурмане кого-то запытали... - Капитан знает, что делает, - подал голос Хрипатый. - Заткни пасть, Бррюс, и выполняй, что велено. А ежели увидишь перрстенек или еще какую мелочь, так суй в каррманцы. Ясно? Наступила тишина. Серов сосредоточенно разглядывал побережье, изучая теперь лагерь пиратов, находившийся между садом и поселком мастеров-корабельщиков. Как предупреждал аль Рахман, лагерь был обширен и основательно укреплен: валы, бревенчатый частокол, блокгаузы по углам и три десятка мелких пушек. Настоящий форт! Внутри стояли глинобитные дома, похожие на казармы, перед ними - большие котлы, и у каждого - группа людей в пестрых одеждах; видимо, пираты ужинали. Не меньше пятнадцати сотен, а то и все двадцать, отметил Серов и перевел взгляд правее. Там зеленела пальмовая роща, тянувшаяся почти до самой воды - отличное укрытие, особенно в ночную пору. В бухте дремали восемь узких хищных шебек, но, как и ожидалось, были и суда поменьше, баркасы, фелюки и тартаны. Фелюка вполне подойдет, прикинул Серов; скажем, та, что причалена у самого берега. Как раз для трех дюжин мореходов... Обрубить канат, навалиться на весла, распустить паруса... Пройти мимо шебек и забросать их пороховыми гранатами... На одном муле было навьючено двести фунтов пороха, засыпанного в холщевые мешочки и в глиняные кувшины с фитилями. - Лагерь обогнем с востока, - промолвил Серов. - Абдалла, мулы пройдут через пальмовую рощу? - Да, дон капитан. Там ест тропы... Людям из дэревни нада собират финик. - Хорошо. Видите ту фелюку? Сразу за рощей? Стоит у причала, весла у бортов, паруса подвязаны... Словно для нас приготовлена... Ее и возьмем. - Подойдет, - согласился Хрипатый. - Коррыто врроде пррочное. Серов повернулся и оглядел склон горы, на которой был разбит их лагерь. С ней соседствовала другая поросшая лесом возвышенность, а между ними виднелась узкая лощина с каменистым дном, где струились воды ручья. Судя по направлению потока, лощина уходила на юго-восток, к темневшим вдали хребтам Атласа. - Справа - ущелье с уэдом... Запомните место. Если не пробьемся к берегу, отступим в горы. - Ну, это на крайний случай, капитан, - сказал Брюс Кук. - Кто знает, какой случай - крайний? - отозвался Серов и опустил трубу. - Все, камерады! Отдыхаем до темноты. Хрипатый, Герена и Фореста поставь часовыми. Пусть следят за домом и тюрьмой. Он лег на спину и смежил веки. Внезапно личико Шейлы явилось ему; синие глаза сияют, светлые волосы как золотая корона над головой, губы шепчут: где же ты, Эндрю?.. почему не шел так долго?.. Вот он я, весь тут, мысленно ответил ей Серов. Как ты, милая? Кого нам ждать, девчонку или парня? И она с улыбкой скажет: кого Бог пошлет, Эндрю. Если родится мальчик, оставим ему пистолеты, шпагу и твои чудесные часы, а если девочка... Ну, не знаю! Наверное, мои наряды. И тогда он достанет ожерелье и серьги с сапфирами и молвит: не только наряды, еще и это. Сначала будешь ты носить, потом она. А потом наши внучки и правнучки до седьмого колена. - Стемнело, синьор капитан, - раздался голос Деласкеса, и Серов открыл глаза. * * * Прижавшись к сухой, нагретой солнцем земле, он следил, как полдюжины теней скользнули в траву. Хрипатый и его сотоварищи были нагими по пояс и тащили с собой только кинжалы да прочную веревку с крюком. Их спины, вымазанные сажей, казались в свете луны темными панцирями черепах, неторопливо ползущих к изгороди; потом они исчезли в непроглядном мраке у стены, и до Серова долетел едва различимый звук удара - крюк забросили на частокол. Он покосился на вышки, но на одной стражи болтали и пересмеивались, а на другой, похоже, бросали кости и звенели серебром. Прошло минуты три - за неимением часов, он отсчитывал время по ударам пульса. Где-то в саду, за тюрьмой, заскулили и сразу смолкли собаки, потом раздался тихий хрип. Смолкли голоса часовых, не стучали кости и не звенели монеты - должно быть, переместились в карманы к другим хозяевам. На вышке, торчавшей слева от ворот, возникла полунагая фигура, послышалось негромкое "хрр...", и ворота приоткрылись. Все кончено, решил Серов и поднялся. - Деласкес, веди мулов. Морти, помоги ему. Он зашагал к воротам. Внутри частокола, в неярком лунном свете, копошились у подземного узилища братья Свенсоны, пытались поддеть решетку кинжалами. Эрик повернулся к Серову - его лицо, зачерненное сажей, казалось ликом дьявола. - Никто не отзывается, сэр. Мы боимся звать погромче. Из ямы несло жуткими запахами крови, мочи и фекалий. Вцепившись пальцами в решетку, Серов выдохнул: - Уот! Тиррел! Хенк! Мы пришли за вами! Ни звука в ответ, ни шороха, ни стона. Серов похолодел. Мертвы? Все мертвы? Возможно ли такое? Запах, правда, подходящий... - Уот! - позвал он снова. - Чума на твою голову! Что не откликаешься? Молчание. Тишина. С вышки спустился Хрипатый, позвенел парой тяжелых ключей. За ним Рик и Джо Кактус тащили незажженные факелы. - Сейчас откррою, капитан. Запалите огонь, паррни. Ключ заскрипел в замке, Стиг и Олаф приподняли решетку. - Ну-ка посветите! - приказал Серов, склонившись над ямой. Она была глубиной футов десять и загажена, как хлев, нечищенный годами. Тут могла поместиться сотня человек, но, кроме истоптанного пола, осклизлых стен да куч дерьма и каких-то отбросов, Серов ничего не разглядел. Зиндан был пуст как курятник, в котором пировали лисы и хорьки. Раздался тихий топот, и во двор вошли Мортимер и Деласкес с маленьким караваном мулов. Мартин приблизился к яме, заглянул в нее и произнес: - Пусто! Помнится, аль Рахман говорил, что многие пленники Карамана были проданы зимой. А еще... - Еще он сказал, что самый ценный товар - в башне. - Серов повернулся к высокому строению, где не было ни окон, ни бойниц, только массивная дверь с огромным замком. - Открой, Боб. Должно быть, наши в этом склепе. Хрипатый принялся возиться с замком. Пятеро корсаров, разобрав привезенные мулами тесаки и мушкеты, столпились за его спиной. Серов, поджав губы, хмуро поглядывал на них - его одолевали невеселые мысли. Яма для простых невольников, для тех, кого отправят на Бадестан, башня - для дорогой добычи, для знатных персон, ожидающих выкупа, думал он. Вроде морским разбойникам с Карибов сидеть там не по чину! Может, Стур что-то наплел Одноухому? Что люди его - все, как есть, - графы да маркизы, а сам он - персидский принц? Но Караман не идиот, чтобы такому поверить! Ни Хенк, ни Тиррел, ни другие на графов не похожи, да и взяли их не в королевских покоях, а на обычном корабле... Хрипатый Боб справился с замком и распахнул дверь. - Вперред, паррни! Все обыскать! Где тут наши висельники? Стурр, якоррь тебе в бок, отзовись! Чей-то слабый зов послышался в ответ. Шесть корсаров исчезли в башне, двигаясь бесшумно, как огромные коты. Мортимер взглянул на Серова, дождался его кивка и ринулся следом за боцманом. В ворота проскользнул Брюс Кук, его руки и кожаная безрукавка были запачканы кровью. - Нашли Стура, капитан? - Пока нет. Яма пуста, проверяем башню. Что у тебя? Кук потер ладонь о ладонь. - Псы были здоровые. Кровищи в каждом, что в быке! Дозорных, что бродили по саду, тоже успокоили. - Где твои люди? - За кустами у входа в дом. Вход один - арка и деревянная решетка, прикладом можно выбить. Больше ни дверей, ни окон... Никому не выбраться, если только с крыши не прыгнуть. Так что мы... - Подожди, - прервал его Серов. - Кажется, Боб кого-то нашел. Стура? Он поднял горящий факел и направился к башне. Хрипатый и Эрик вели высокого тощего мужчину, но это был не Стур и не корсар из ватаги Тиррела. У незнакомца были вырваны ноздри, обе щеки исполосованы шрамами, на голове, среди темных волос, зияли розовые проплешины, на шее виднелся явный след ожога. Но в его изуродованном лице было нечто такое, что не поддавалось ни ножу, ни огню - некое гордое благородство, несокрушимое, точно горы Атласа. Он шел прихрамывая, и сквозь дыры когда-то богатого камзола и шелковых штанов просвечивала мертвенно бледная кожа. Должно быть, сидит в башне не первый год, подумал Серов. Человек сделал жест, будто снимая шляпу, выставил вперед ногу в драном сапоге и поклонился. - Родриго де Болеа, граф Арада, маркиз Монтаньяна. С кем имею честь? Он говорил на изысканном французском; видимо, сообразил, что его освободители - не испанцы. - Андре де Серра, предводитель вольных мореходов, - представился Серов. - Мой помощник Уот Стур и другие люди в плену у Карамана. Что вам известно об их судьбе? - Ровным счетом ничего, дон Серра. Я заточен в этой башне уже шесть лет, и все эти годы не видел иных человеческих лиц, кроме обличья своих тюремщиков. - Арада запрокинул голову и глубоко вздохнул. - Звезд не видел тоже... А они так прекрасны! Воистину лучшее творенье Божье! - Крроме этого испанца в башне никого, - с мрачным видом сообщил Хрипатый. - Нужно наведаться к Карраману, капитан. - Мы двинемся через минуту, - сказал Серов, рассматривая пленника. - Кажется, вы в бедственном положении, граф. По какой причине? Испанец усмехнулся. Усмешка на его лице казалась страшной. - Причина вечная, любезный капитан - безденежье. Я отплыл в Перу, дабы обрести состояние, а очутился здесь, и выкуп мне назначили в несколько тысяч дукатов. Хоть я маркиз и граф, но наша семья небогата. Возможно, братья и сестры собрали бы нужную сумму, но после остались бы нищими. Было бы безнравственно требовать с них деньги. И я не требовал, хотя меня к тому понуждали. Арада коснулся руками носа и щек, и Серов заметил обрубки пальцев. Острое чувство жалости пронзило его; казалось, он встретил живого Мигеля Сервантеса или, по крайней мере, славного рыцаря дон Кихота, плененного сарацинами. Его кулаки непроизвольно сжались. - Вместе с моряками Караман похитил мою супругу. Вы слышали о ней, граф? Они ожидает ребенка... совсем молодая женщина, синеглазая, светловолосая... Ваши тюремщики что-нибудь говорили? - К сожалению, я не владею их языком, дон Серра. - Секунда молчания, затем: - Я вам сочувствую, капитан. Могу быть чем-то полезен? Располагайте мной. - Я отправляюсь к Караману. Вы готовы сражаться, граф? Арада вытянул руки с остатками пальцев. - Я не могу держать шпагу или нажать курок пистолета. Караман смеялся, уродуя мое лицо и руки, говорил, что граф без денег все равно что нищий, а нищему не нужна красота, не нужно оружие. Но я еще гожусь на роль мула. Дайте мне бочонок пороха и пули, и я их понесу. У меня к Караману свой счет. Серов кивнул Хрипатому. - Выдай графу порох в мешках, фунтов тридцать, и несколько кувшинов с фитилями. Выступаем, камерады! Здесь нам делать нечего. Пробираясь по тропинке в саду, он размышлял о загадочном исчезновении Уота Стура и двух десятков лихих молодцов. Аль Рахман и его лазутчики решили, что их держат в тюрьме для рабов, но они могли ошибаться - в этом пиратском владении были другие места, чтобы гноить невольников. Вряд ли Стура с его людьми поселили в хибарках у конюшен, скорее - в укрепленном лагере, в сараях или ямах, где обитали гребцы с галер. Это казалось Серову возможным и даже очень вероятным; с одной стороны, карибские волки - твари опасные, и лучше держать их там, где больше вооруженного народа, а с другой, Стур и сам мог напроситься в гребцы, решив, что с шебеки проще удрать, а то и захватить корабль. Обе причины были реальными, но результат не слишком радовал Серова - вместо двадцати бойцов он получил испанца-инвалида. К тому же, если Стур и его люди - в пиратском лагере, придется его выкупать - точнее, обменивать на Карамана. Ценность Одноухого возрастает с каждым часом, подумал Серов. Нужно присмотреть, чтоб ненароком его не зарезали. Рядом с тропой валялась дохлая собака - оскаленная пасть, кусок мяса, застрявший в клыках, располосованное горло... Трава под большой темной тушей промокла от крови. В нескольких шагах лежали еще один пес и трупы четырех магрибцев. На телах людей ран не было - похоже, их задушили. Увидев мертвецов, граф Арада хищно оскалился. Мешки и кувшины с порохом, связанные попарно, висели на его плечах, но он, казалось, не ощущал их тяжести - шел, выпрямившись и придерживая груз изувеченными руками. Возможно, у него имелось больше прав свести с Караманом счеты. Абдалла, Шестипалый и трое остальных корсаров поджидали отряд в кустах тамариска, покрытого белыми и розовыми цветами. Серов велел привязать мулов к деревьям, разобрать оружие и зарядить мушкеты. Заросли тамариска подходили к самым стенам строения, абсолютно глухим, без намека на окна, украшенных поверху мозаичными узорами. Ко входу тянулась дорожка, обсаженная розами и исчезавшая под изящной мавританской аркой; ее перекрывала резная деревянная решетка. Серов вытянул к ней руку и молвил: - Джос, проверь вход. Кивнув, немой корсар пополз к решетке. Отсутствие языка компенсировалось у Джоса Фавершема другими талантами: нюхом и слухом как у сторожевого пса, ловкостью и умением пробраться сквозь любые заросли, не задев ни листика, ни ветви. Он присел рядом с аркой, вытянул саблю в ножнах, коснулся решетки и подтолкнул ее. Створки разошлись с тихим шелестом. Если не считать темниц и тюрем, запоры в Магрибе не были в обычае. - Вперед, - шепнул Серов. В полной тишине корсары ринулись к дому. За аркой находился широкий проход с полукруглыми сводами, а дальше - квадратный внутренний дворик, выложенный плиткой. Двор был в точности таким, как представлял Серов: галерея с мощными колоннами, к которым крепились полдюжины масляных ламп, обегала его по периметру, к галереям второго и третьего этажей вели неширокие лестницы, по углам росли платаны, в центре темнел довольно большой водоем. Дежа вю, мелькнуло у Серова в голове; этот двор являлся более просторной копией другого, виденного им на Джербе. Впрочем, для домов богатых мавров и магрибцев такая планировка была обычной. Он махнул рукой, и Кук, Герен, Форест и Мортимер исчезли в комнатах первого этажа. Остальные корсары полезли наверх, чтобы осмотреть хозяйские покои. Хрипатый сжимал в одной руке палаш, в другой - кляп и веревку, предназначенные для Карамана. В неярком свете ламп чудилось, что по лестницам взбирается орда призраков. - Граф, осмотрите галерею, - сказал Серов. Он остался у колонны рядом с входом, внимательно оглядывая двор, деревья с густой листвой и стены, уходившие вверх на тридцать футов. Его напряженный слух уловил короткие вскрики, что донеслись из нижних комнат - парни Брюса резали прислугу. Наверху все было тихо. Арада, прижимая к груди мешки с порохом, скользил под сводами галереи точно тень. Никаких следов женщины, отметил Серов, рассматривая оттоманку у ближнего платана. Ни веера, ни брошенной шали, ни забытых туфель или гребня... Возможно, Шейлу держат в заточении?.. Или ее беременность осложнилась и потому... На галерее второго этажа грохнул выстрел, и Шестипалый свалился во двор с пробитой головой. Затем рявкнул сразу десяток мушкетов, и трупы стали падать точно град - арабы и турки со страшными ранами от пуль и палашей, и среди них - Джос Фавершем, пронзенный ятаганом. По лестнице с отчаянным воплем скатился Рик Бразилец, за ним, ревя во все горло: "Засада, капитан! Ловушка!" - возник Хрипатый Боб. Корсары начали прыгать с галереи, и Серов, с замиранием сердца, пересчитывал своих людей. Олаф, Стиг и Эрик - трое... Абдалла и Кактус Джо - уже пятеро... Деласкес - шестеро... Еще Хрипатый и Рик Бразилец, всего восемь человек... Убиты только Фавершем и Шестипалый... На втором и третьем этажах над балюстрадой показались головы в чалмах. Серов выстрелил из пистолетов, два магрибца свалились вниз, с глухим звуком ударившись о каменные плитки пола. Во двор выскочил Герен, за ним появились Мортимер, Форест и Брюс Кук. - Все за колонны! - выкрикнул Серов. - Прячьтесь в галерее! Ни страха, ни отчаяния не было в его сердце, только холодная ярость. Он уже понимал, что Шейлы здесь нет, что лазутчики аль Рахмана ошиблись, что случилось нечто непредвиденное - то ли Шейла, Стур и прочие пленные мертвы, то ли запрятаны так далеко, что не найдешь и не достанешь. Он запретил себе думать об этом. Двое его людей погибли, но остальных он должен сохранить и вывести отсюда. Конечно, уже не к морю, эту дорогу блокируют, но ретирада в горы вполне возможна. Если удастся улизнуть отсюда... Над балюстрадами верхних галерей возникли мушкетные стволы и лица стрелков. Не меньше полусотни, отметил Серов, перезаряжая пистолеты. Пулемет бы сейчас!.. - подумалось ему. Или хотя бы "калаш" с полным рожком... - В чем дело, капитан? - раздался голос Брюса Кука. Ему ответил боцман: - Тут куча черрножопых, Бррюс! Сидели в задних комнатах, ублюдки! И на крыше кто-то есть... А вот Шейлы нет! И Каррамана тоже! Но Хрипатый ошибался. - Эй, Сирулла! - послышалось откуда-то сверху. - Хочешь выслушать мои условия? Тогда прикажи, чтобы твои аскеры *) не стреляли. Одноухий! - толкнуло в сердце. Караман говорил на французском вполне прилично - не хуже, чем тунисский портовый начальник. - Я слушаю, - сказал Серов. Его бойцы прятались за колоннами, однако выход был под прицелом мушкетеров. Возможно, арабы и турки плохие стрелки, но если броситься всем скопом, в спину грянет залп, и выживут немногие. Караман об этом знал. Серов - тоже. Он выступил из-за прикрытия и повторил: - Слушаю. Что скажешь, Одноухий? Стрелки на галерее второго этажа раздвинулись, и Серов заглянул в глаза Карамана. Их разделяло ярдов двадцать, и даже в тусклом свете ламп он ясно видел лицо врага: тонкие губы, нос с горбинкой, как у коршуна, и прядь темных волос, что закрывала потерянное ухо. Караман усмехался. - Велик Аллах! Я знал, что ты придешь, Сирулла. Я слышал от многих, что ты меня ищешь. Ну, нашел, гяурское отродье! И что теперь? Тянет время, мелькнуло у Серова в голове. Не желает затевать перестрелку, ждет, когда явятся сотни и сотни бойцов из лагеря. Там наверняка слышали пальбу и понимают, что это значит... - Твои условия, - внятно произнес он. - У меня здесь восемь десятков верных слуг, - молвил Караман. - Твои псы убили многих, но оставшихся хватит, чтобы всадить каждому из вас по четыре пули в спину или брюхо. Тебе не на что рассчитывать, Сирулла. Руки Серова легли на пистолеты. Он почти физически ощущал, как течет драгоценное время. Корсары ждали его команды. Если бежать к выходу по одному, то... - У меня нет твоей женщины, Сирулла, и нет твоих людей. Гассан Чауш сильно разгневается... Но я подарю дею тебя. Хотелось бы живым! Да и псы, которых ты привел, живыми стоят больше! Может быть, дей проявит милость и пощадит вас всех... особенно тебя, Сирулла... Ты ведь такой знаменитый реис! Насмехается, подумал Серов, отступил за колонну и сказал на английском: - Внимание, парни, слушать меня! Кого назову, тот бежит к арке, остальные прикроют его огнем! Хрипатый и Кук, цельтесь в Одноухого! Приготовиться! - Хочешь умереть? - сказал Караман, отступая от балюстрады. - Но даже в смерти ты будешь моим! Я поднесу твою голову дею и скажу: Аллах подарил мне вождя неверных, который дороже женщины! - Аллах еще не сказал последнего слова, - внезапно послышался голос Арады, и Серов, готовый выкрикнуть имя Люка Фореста, с поспешностью захлопнул рот. Видимо, граф Родриго, никем не замеченный, двигался в тени галереи и теперь стоял прямо под Караманом и шеренгой его бойцов. Стоял под ними, обвешанный порохом, и в его изувеченных руках была зажата лампа. - Помнишь меня, Караман? Я, Родриго де Болеа, нищий граф, твой пленник! Ты долго держал меня в оковах и пытал... Теперь мне не удержать ни пистолета, ни шпаги, но все же я тебя убью! Он поднес лампу к мешку с порохом, и Серов, рухнув на пол, заорал: - Ложись! Все на пол! Адский грохот взрыва заглушил его возглас. В том месте, где стоял Арада, взметнулся багровый огненный столб, взрывная волна ударила в потолок галереи, пробив огромную дыру. В воздух взлетели тела погибших и обожженных, обломки оружия, глины и камней, серое облако порохового дыма и известковой пыли заволокло двор, деревья и стрелков на крыше - эти, судя по паническим воплям, начали разбегаться. От графа Родриго, кажется, не осталось ни клочка, но недостатка в трупах не ощущалось - они падали из дымного облака точно град. То была жуткая смесь из оторванных голов и конечностей, изуродованных тел, тлеющей одежды и мушкетных стволов, согнутых или скрученных в штопор - вероятно, взорвался и тот порох, что был у стрелков в пороховницах. Среди этого хаоса Серов разглядел труп Карамана - без обеих рук, с дырой в животе и обгоревшими волосами. Но узнать его было можно; раскрыв рот, он скалился в лицо Серову, будто издеваясь над ним. Ну что, получил свое?.. - говорила эта усмешка. Я-то хоть и мертвее мертвого, но при своей добыче, а где она запрятана, ты никогда не узнаешь... Воистину, Сирулла, Аллах от тебя отвернулся! Сглотнув застрявший в горле комок, Серов поднялся и выкрикнул во весь голос: - К воротам! Уходим, парни! Боб, Брюс, ведите людей к воротам! Он и сам ринулся туда же, а по дороге ухватил за шиворот Мортимера, поднял на ноги и дал хорошего пинка. Они промчались под аркой, в щепки разнесли решетку, створками которой играл легкий бриз, преодолели открытое пространство до тамарисковых зарослей и остановились на мгновение, тяжело дыша и глядя друг на друга выпученными глазами. В доме что-то продолжало взрываться - наверное, боеприпасы, заготовленные Караманом на случай схватки с Сируллой. В темное небо взлетали то пылающие обломки, то языки пламени, запах пороховой гари перебивал аромат цветущих персиков, отсветы пожара затмевали звезды, и казалось, что в благолепный рай тихой южной ночи вторглась преисподняя. - Джос... Алан... - с хрипом выдохнул Боб. - Упокой Господь их гррешные души... - Они попадут к Сатане в большой компании, - заметил Жак Герен и перекрестился. Брюс Кук вытер ладонью пот с лица. - Что там случилось, Хрипатый? Внизу мы не нашли никого, кроме слуг. - Засада там случилась, вот что! Хрр... Псы помойные нас ждали, и мы вляпались ррожами пррямо в деррьмо! Кто-то их прредупредил, Бррюс! И я клянусь, что... - Отставить разговоры! - приказал Серов. - Берем мулов и уходим в холмы. К берегу нам, пожалуй, не пробиться. Словно подтверждая его слова, где-то на севере - должно быть, в лагере пиратов, - грохнула пушка. Взрывы в доме прекратились, и теперь стал различим отдаленные, но быстро приближавшиеся выкрики, гул множества голосов и лязг оружия. Очевидно, к пылавшей усадьбе уже неслись сотни магрибцев, и промедление грозило гибелью. Корсары отвязали мулов, и Серов кивнул Абдалле: - Веди! - Куда, дон капитан? Нада идти обратно в Аль-Джэзаир? Или навстрэчу солнцу? - Сначала на юг, в горы, а миль через шесть-семь свернешь к востоку. Пойдем в Ла-Каль. - Сотни миль по камням... - пробурчал кто-то. - Хреновое дело, капитан! - Если не будет погони, вернемся на побережье, найдем подходящую посудину и - в море! А сейчас всем шевелить костылями, и поживей! Вперед, камерады! В полном молчании они пересекли сад. Позади нарастал топот сотен ног, раздавались крики и беспорядочная пальба - вероятно, пираты уже окружили горящий дом и шарили в окрестностях, разыскивая неприятелей. Серов надеялся, что это их задержит хотя бы на четверть часа, позволив оторваться от погони. Впрочем, погони могло и не быть; Караман мертв, пост главаря свободен, и значит, начнется передел богатств и власти. Опыт веков, отделявших первую жизнь Серова от второй, подсказывал, что в таких ситуациях жажда мести отступает перед более насущными заботами. Конечно, бывали и исключения, так что он мог лишь гадать, как повернется дело в данном случае. Впереди послышалось журчание ручья. Абдалла вел отряд к лощине меж двух невысоких гор, к тому каньону, что был намечен для отступления. Справа и слева темнели в лунном свете лесные массивы, почва стала каменистой, изборожденной корнями сосен, вылезавших из земли подобно скопищу змей. Шум за спиной постепенно стал отдаляться, заглушаемый пением вод, шелестом деревьев и скрипом камней под ногами. Повеяло прохладой, и Форест, шагавший вслед за Серовым, произнес: - Благословение Божие... А как подумаю, где сейчас Джос и Алан Шестипалый, так страх пробирает... Там, должно быть, жарковато! - Думать надо меньше, чума тебя возьми, - буркнул Брюс Кук. - Хотя, само собой, обидно: сгинули парни ни за что. Ни золотой висюльки не взяли, ни блюда из серебра, ни даже паршивого кувшина. - Ни кошеля с монетой, - подпел Мортимер. - Еле, братцы, ноги унесли! - Не унесли бы вовсе, если бы не тот хромой урод. Хоть испанец, а человек был достойный! - промолвил Жак Герен. - Помилуй Господь его душу! Клянусь, что в память о нем оставлю в живых трех испанцев, какие первыми подвернутся под руку! - Три - это слишком, хватит одного, - не согласился Кактус Джо. - Опять же у нас нынче свара не с испанцами, а с сарацинами. Где их тут возьмешь, этих испанских козлов? - И то верно, где? Где, разрази меня гром? - снова поддакнул Мортимер, затем мечтательно добавил: - А вот отыщем наших, уйдем в моря на севере и будем, как обещал капитан, резать шведов... Швед, ежели с деньгами, ничем не хуже испанца. Швед, он... Тут Морти прикусил язык, сообразив должно быть, что рядом шагают братья Свенсоны, и у каждого из них рука тяжелая. Но скандинавы промолчали. Были они датчанами, и мысль зарезать шведа их абсолютно не смущала. Отряд проник в ущелье, копыта мулов застучали по камням, журчание ручья сделалось громче и настойчивей. Сюда проникали лишь отблески лунного света, тьма сгущалась вокруг, и лишь вода поблескивала светлым серебром. Голоса за спиной Серова все бубнили и бубнили; прагматик Кук сокрушался отсутствием ценной добычи, Герен спорил с Кактусом Джо по поводу числа испанцев, коих полагалось пощадить, Рик Бразилец клялся, что проткнул ножом магрибца, застрелившего Шестипалого, а боцман бормотал невнятные угрозы в адрес черрепашьего деррьма, прроклятых прредателей. Это он про кого?.. - мелькнуло у Серова в голове. Но он и сам был зол, разочарован и подавлен, так что на этой мысли не сосредоточился. Шейла, любовь моя, где ты? Что с тобой? Смотрят ли твои глаза на луну и звезды или навсегда закрылись?.. Думать о ее смерти было так горько, так мучительно! Временами Серову казалось, что земля уходит у него из-под ног, и что сейчас он полетит в бездонную пропасть - возможно, в тот самый временной провал, что поглотил его уже однажды со всем родным столетием. И где он окажется?.. Вернется в свой век или нырнет в тысячелетние глубины, очнувшись среди сражений Столетней войны, в Риме времен Нерона, у первобытных троглодитов или того ужаснее - в прошлом, где нет ни людей, ни даже обезьян, а только одни динозавры? Он помотал головой. Нет, такого не должно случиться! В нем крепло осознание того, что с этой эпохой он связан сильнее, чем с двадцатым или двадцать первым веком. Там, за горами еще не истекшего времени, он был такой незаметной, такой незначащей персоной! Даже не винтик в сложном механизме - без винтика машина поломается или хотя бы замедлит ход, а его гибель не значила ровно ничего для переполненной людьми планеты. В многомиллионных муравейниках, какими были привычные Серову города, терялась жизненная цель, исчезали понятия чести, долга, благородства, доблести, размывались родственные узы, и даже любовь, самое сильное и драгоценное из человеческих чувств, превращалась во что-то обыденное вроде предмета сделки или торговли. В том первом мире Серов мог любить или не любить, завести потомство или обойтись без оного, воевать или не воевать, суетиться по мелким делам или сидеть, уткнувшись в телевизор, ловить преступников и гордиться тем, что исполняет свой долг, но любой выбор, не принимая во внимание удачи или большого несчастья, не делал серую судьбу заметно светлее или чернее. Новая фаза его существования была совсем иной - в этом диком, жестоком и неуютном времени многие понятия обретали исходную ясность и определенность: долг был долгом, честь - честью, любовь - любовью, и все это составляло жизнь. Иногда Серову казалось, что в том далеком цивилизованном мире он не жил, а медленно умирал, двигаясь к неизбежному концу вместе с миллиардами других людей, стоявших в длинной скучной очереди в крематорий. Нет, новая жизнь больше ему нравилась, и он не хотел вернуться назад или отправиться к динозаврам! Вот только бы Шейлу отыскать... Серов полез за пазуху, ощупал сапфировое ожерелье, укололся об острый золотой листок, и это его странным образом успокоило. Дар должен найти ту, которой предназначен! А раз должен, то найдет! Дорога пошла вверх, камни под ногами сделались крупнее, ручей то огибал их, то прыгал водопадами с глыбы на глыбу. Небо посерело, звезды стали блекнуть, и резвости у людей и мулов поубавилось - они двигались быстрым шагом уже часа полтора, преодолев мили четыре в труднопроходимой горной местности. Наконец, перед самым восходом, ущелье вывело их на скалистый, поросший кустарником и корявыми соснами склон горы. Ноги Серова налились тяжестью, а за его спиной начали толковать о привале - сказывалась бессонная ночь. Услышав эти разговоры, Абдала, шагавший впереди, обернулся и молвил: - Нада идти далшэ. Идти быстро! Люди Караман, они... как это по-англиски?.. они нас преслэдоват. Они нэ успокоится. - Ничего не слышно, ни голосов, ни шорохов, - отозвался Серов. - Думаю, у них найдется дело поважнее - драка за пост главаря. До нас ли им? - Он знаком велел Деласкесу приблизиться. - Как ты считаешь, Мартин? - Абдалла прав, синьор капитан, они не успокоятся, клянусь Девой Марией! Часть может пойти с собаками по нашим следам, другие направятся вдоль побережья, чтобы отрезать нас от моря. Дорога по берегу легче, а у Карамана много воинов и много опытных реисов. - Но Караман мертв, и его реисы делят сейчас вакантный портфель. Разве не так? - Делят... что? Простите, дон капитан, я не понял ваших мудрых слов. - Я хотел сказать, что они выбирают нового вожака, а это такое увлекательное занятие! Без стрельбы и резни не обойдется. - Обойдется, если прежний вождь пал в бою, а не преставился по воле Аллаха. Тот, кто за него отомстит, будет новым главарем. Такой здесь обычай, мой господин. Кто взденет на пики наши головы, тот и избранник. Остальные ему покорятся. Резонно, подумал Серов и, обернувшись, произнес: - Все слышали? - Он выдержал паузу. - Двигаемся до тех пор, пока не найдем надежное укрытие. Встанем там на дневку, переждем жару, поспим. А дальше... - Дальше, капитан? - спросил Брюс Кук, когда молчание затянулось. - Устроим засаду. Побеждает нападающий, а не тот, кто бежит. Кук захохотал. - Вот это мне нравится! Нравится, будь я проклят! Пустим сарацинам кровь! Заодно и карманцы обшарим! - Двух-трех надо взять живыми, - предупредил Серов и вытер с лица испарину. - Хрр... Зачем, капитан? - подал голос Хрипатый. - Караман говорил, что Шейлы и наших людей у него нет, и что Гассан Чауш из-за этого сильно разгневается... Где же Шейла? Где Тиррел, Стур и все остальные? Если возьмем языка, то, быть может, узнаем. Помолчав с минуту, боцман пробурчал: - А как ты думаешь, Эндррю? Что с ними прриключилось? Заррезал Карраман, сучий потррох? - Вряд ли. Подарки дею берегут... Возможно, они бежали. - Серов сглотнул и постарался увериться в этой мысли. - Не знаю, как им это удалось... как они выбрались из ямы... - и как умыкнули Шейлу, добавил он про себя. - Ну, поймаем сарацина, разберемся. - Рразберремся, - согласился боцман. - И с этим, и с кое-чем дрругим. - Голос его был угрожающим. Взошло солнце, и воздух быстро потеплел. Мулы спотыкались на крутом откосе, братья Свенсоны, Рик, Герен и Кактус Джо тащили их за уздечки, а иногда подпирали сзади. Пороха в мешках и еды в корзинах хватало, но путь до Ла-Каля был неблизким, и Серов, присматриваясь к животным, уже оценивал их упитанность. Встававшие впереди горы казались в первых солнечных лучах розовыми, сиреневыми, лиловыми, на их склонах щетинился лес, а выше грозили небесам острые каменные громады, исполинские шлемы, лезвия мечей и пик, рога застывших в тысячелетнем сне драконов. Чудилось, что сон их вот-вот прервется, гиганты вскинут головы, расправят плечи и зашагают неторопливо в жаркую Аравию, чтобы поклониться Аллаху у стен священной Мекки. В девятом часу, когда солнце стало припекать, Абдалла отыскал тропинку, ведущую на восток. Очевидно, то был какой-то древний тракт, проложенный через лес к перевалу; кое-где из грунта и слоя опавшей листвы выбивался ровный шлифованный камень, а в самых опасных местах виднелись руины стен, некогда ограждавших дорогу. Люди и мулы пошли веселее, Рик раздал лепешки и финики, съеденные с жадностью; потом каждый подкрепился парой глотков спиртного. Прислушиваясь и оглядываясь назад, Серов пока не находил признаков погони - правда, заметить ее в этих дремучих лесах и хаосе скал было сложновато. Опыт войны в "зеленке" подсказывал, что в какой-то момент нужно определиться с противником: залечь по обе стороны дороги, пропустить врагов, сосчитать их силы, зайти в тыл и ударить. При внезапной атаке десяток бойцов мог положить роту - если, конечно, в руках не кремневый мушкет, а "калаш" и подсумок с рожками. Архаичное оружие диктовало иную тактику: подкрасться ночью и забросать преследователей пороховыми гранатами. Кроме мешков, мулы тащили десятка три кувшинов, набитых порохом, и Серов, оглядывая окрестности, прикидывал, где и как использовать их с максимальной пользой. Абдалла повернулся к нему. - Скоро быт старый башни, дон капитан. Очэн, очэн старый - стэна остатся так или вот так. - Мавр провел ладонью на уровне пояса, затем поднял ее к плечу. - Прэжний люди их строить - нэ сыны Аллаха, нэ кабил, нэ хамьян, нэ улэд-наиль, лаарба, улэд-сиди-шэйх **) и никакой другой бэрбер. Те прэжний люди приходить сюда из-за моря так давно, что пророк еще нэ родится. Римляне или карфагеняне, подумал Серов, кивая. Те и другие пришли из-за моря, жили тут в незапамятные времена, строили крепости, сражались с племенами пустынь и гор, с ливийцами и нумидийцами. Эта дорога тоже была делом их рук. К полудню отряд поднялся на перевал. Развалины некогда оборонявшей его цитадели заросли корявыми соснами и олеандрами с белыми и розовыми цветами, так что нельзя было понять, уничтожена ли крепость природной стихией или людским старанием. Тут и там из зелени выглядывали останки стен из белого камня, валялись обтесанные глыбы, резные капители колонн и массивные блоки, служившие когда-то ступеньками лестниц. Лианы, ветви и корни оплетали разбитые статуи, скрывая лица свергнутых богов или, возможно, владык; их мраморные тела поросли мхом, пьедесталы треснули, надписи стерлись. Странно, но эта картина разорения не вызывала ни печали, ни тоски; древняя крепость, покорившись времени, всего лишь приобрела иной облик, ту красоту, которой пленяют древние руины. Абдалла провел их во внутренний двор между развалинами башен. Здесь лежали щербатые каменные плиты, а над ними, подобно сломанным зубам гигантской челюсти, торчал двойной ряд колонн. Здесь, выбрав тенистое место, отряд остановился, и Серов объявил привал. - Джо, Герен, Деласкес, разгрузите мулов. Рик, раздай еду, - распорядился он. - Олаф, полезай на стену, будешь следить за дорогой. Брюс, вернись по тропе на сотню-другую шагов и прислушайся, не орет ли кто. Может, собаки лают или оружие брякает... А ты, Хрипатый... - Подожди, капитан, ррано брросать якорря! - внезапно рявкнул боцман. - Надо кое с чем рразобрраться. Кое с чем и кое с кем... Сожрри меня адский огонь! Пока мы с этим делом не закончим, я пальцем не шевельну! - С каким еще делом? - спросил Серов. Хрипатый с мрачным видом уставился на него. - А ты забыл? У одноухого ублюдка нас ведь поджидали! Это с чего бы? - Он сам сказал. Многие говорили Караману, что я его ищу, вот он и подготовился. Мне это кажется вполне резонным. - Хрр... А мне нет! - Вытащив нож и резко повернувшись, Хрипатый Боб ткнул лезвием в Деласкеса, а потом - в Абдаллу. - Я вот думаю, сэрр, что нас прродали! Эти два мошенника вместе с трретьим, старрым пнем Ррахманом! - Есть доказательства? - холодно поинтересовался Серов. - Рразведем костерр, подвесим над огнем, будут и доказательства. А можно и без них - вот так! - Боцман чиркнул в воздухе кинжалом. Корсары придвинулись к Абдалле и побледневшему Деласкесу - видно, идея Хрипатого пришлась им по сердцу. Серов знал их буйный нрав и склонность к пролитию крови, а причиной к тому могли быть усталость, раздражение и неудачный рейд. Двое убитых, добычи не взяли и Стура не нашли! Кто за это ответит? Может, мальтиец с мавром, два чужака, а может, и сам капитан... Сразу стреляй! - всплыл в голове совет Сэмсона Тегга. Стреляй! Покойный Брукс так делал, и потому парни ходили у него по струнке... - Клянусь Девой Марией и ранами господними! - выкрикнул Деласкес. - Нет на нас греха, дон капитан! Служили мы верно и вам, синьор, и вашему Братству, шли под пули, бились с врагом и у штурвала стояли! Не обижай нас недоверием! Хрипатый хищно оскалился. - Веррным чего бояться? Веррному ножик врроде щекотки, и огонь он тоже выдерржит... Ну-ка, Олаф, Эррик, Стиг, хватайте их! А остальные пусть рразложат костеррок. Узнаем, кто воррожил Карраману! - Стоп, - негромко произнес Серов и положил ладонь на рукоять пистолета. - Здесь командую я, и потому - никаких костров, болваны! Если нас преследуют, увидят дым. Опять же, Хрипатый, если тебе поджарить пятки, ты тоже во многих грехах признаешься. Скажем, что был у Карамана в наложницах и подставлял ему зад после каждого вечернего намаза. Брюс Кук загоготал, следом грянули остальные. Серов небрежно помахал пистолетом. - Отставить, парни! - Он перевел взгляд на Деласкеса и Абдаллу, и его глаза были холодны, как лед. - Я не против разборки, только делать это будем по-моему. Мартин правильно сказал: они с Абдаллой под пули шли, и у штурвала стояли, и были верными проводниками... Все так! Однако история с их бегством от кастильцев очень подозрительна. - Серов нахмурился, припоминая рассказанное Теггом. - Кому вы оружие покупали? Как добрались из Малаги в Кадис? Как очутились на испанском судне? И во дворце магистра в Ла-Валетте вы тоже вроде не чужие... Так что ты, Хрипатый, ножик не убирай, пока у нас неясность с этими вопросами. Абдалла и Деласкес переглянулись. Похоже, им есть в чем признаваться, решил Серов и покосился на мрачного боцмана. Слова Тегга звучали у него в ушах: если самому стрелять противно, Хрипатому мигни - тут же глотку перережет... Ну, с глоткой - это слишком, подумалось ему, а вот пугнуть двух этих молодцов - не лишнее. С одной стороны, Хрипатый успокоится, с другой, здесь не мадридский двор, и тайны не нужны. Он поднял пистолет, направил его на Деласкеса и взвел курок. Абдалла кашлянул и огладил бороду. - Не делайте этого, дон капитан. Я все объясню, хотя мои речи не для досужих ушей и длинных языков. - Его взгляд скользнул по лицам корсаров, задержавшись на Мортимере. - Мартин и я, мы оба, служим рыцарям Мальты и Мулаю Измаилу, повелителю Марокко. Мы служим им, как и другие люди в Магрибе, Франции, Испании и Королевстве Обеих Сицилий, и люди эти могут достать клинки, мушкеты и пушки, нанять корабли и солдат, подкупить чиновников. Многое могут! Если подать им тайный знак, придут на помощь и спасут. Так и случилось в Малаге и Кадисе... Но лучше не спрашивайте меня, что мы делали в Испании. Зачем вам это знать? Вы найдете супругу, отправитесь на север, и это будет новая жизнь для вас и вашей команды. Мы останемся здесь. Мы и наши секреты. Мавр изъяснялся на правильном английском, и это было так неожиданно, что Серов на мгновение онемел. Но замешательство прошло, и слова Абдаллы, их звук и смысл, уже не казались удивительными - во всяком случае, для человека двадцать первого столетия. Здесь, как и в покинутом им мире, существовали тайные службы, шпионские сети, агенты, резиденты и асы-разведчики, к которым, видимо, относился Абдалла; здесь, вероятно, уже процветал нелегальный бизнес, поставки оружия, вербовка наемников, картирование чужих территорий и кража чужих секретов. Все, как положено, и удивляться нечему; еще век, и Европа начнет завоевывать Африку и Азию, - точно так же, как захватила в прошлом два американских континента. - Объяснения принимаются, - молвил Серов. - Я верю тебе, Абдалла, и не буду выпытывать то, о чем ты не желаешь говорить. Это и правда не наше дело. - Он повернулся к Хрипатому. - Есть еще вопросы, Боб? Боцман помотал головой, но Брюс Кук, отличавшийся практичностью, с сомнением хмыкнул. - Не очень я понимаю, капитан, как можно служить двум господам. Этот Мулай Измаил - магометанин, а всем известно, что рыцари воюют с нехристями. С чего бы султану и магистру грести одним веслом? - Рыцари воюют с турками и магрибскими пиратами, - возразил Абдалла. - Мулай Измаил ненавидит тех и других. Османы ему враги, им не нужен сильный владыка в Магрибе, и пираты тоже враги, ибо не признают его власти и творят бесчинства во всех приморских городах. - Вы это видели в Эс-Сувейре, - добавил Деласкес. - Кто хозяин в этом городе - бей, поставленный султаном, или тысячи разбойников? Их предводители, турецкие реисы, враждуют с Мальтой, с Марокко и со всеми христианскими странами. Чтобы бороться с разбоем султану нужны пушки, мушкеты, порох и опытные воины. Где он найдет все это, если не у христиан? ***) Тайный союз, понял Серов, негласный договор между султаном и великим магистром Ордена. Он не очень ориентировался в высокой политике этой эпохи, но в его времена такое не вызывало удивления. Дипломатическая формулировка подобных союзов звучала так: дружба против общего врага. Серову помнилось, что Карл, король христианской Швеции, вступил в союз с турками против России. - У Британии нет друзей, у Британии есть интересы, - пробормотал он, кивая. Потом сказал: - Вы перешли на мой корабль в Атлантике. Хотели быстрей попасть на Мальту? Но почему вы там не остались? - Долг благодарности, сэр капитан, - ответил Деласкес. - Бог видит, что мы искренне желаем вам служить, пока вы плаваете в этих водах. - Долг благодарности? И только? - Ну-у... - начал Деласкес, но тут же смолк, взглянув на мавра. Не было сомнений, что в этой команде главным являлся Абдалла. - Не только, - произнес он. - Во-первых, вы захватили испанское судно, и деваться нам было некуда. А во-вторых... - Мавр помедлил, затем произнес: - Во-вторых, на Мальте нам велели помогать капитану де Серра. - За что такая милость? - А вы не догадываетесь, сэр? Вы и ваши люди хорошо потрудились в этих морях. Не даром пираты прозвали вас Гневом Аллаха. - Я понял, - произнес Серов и сунул пистолет за пояс. - Разборка закончена. Повторяю свои приказы: разгрузить мулов, есть и спать. Брюс, проверь тропу, Олаф, полезай на стену. Хрипатый, проследи за сменой часовых. Они отдыхали в древней крепости, пока солнце не начало склоняться к горизонту. Затем Абдалла повел их на восток, но не успел караван отдалиться от развалин, как он остановился, склонил голову к плечу и прислушался. Серов слушал тоже. Ему показалось, что он различает далекий лай собак. - Люди Караман идти по наш слэд, - сказал мавр. - Нада торопится, дон капитан. Он уже не был тайным лазутчиком султана и магистра, асом разведки и знатоком языков, а снова стал Абдаллой. Только Абдаллой, всего лишь Абдаллой, верным соратником, проводником корсаров. --------------------------------------------------------------------- *) Аскер - солдат, воин (турецк.). **) Кабилы, хамьян, улед-наиль, лаарба, улед-сиди-шейх - берберские горные племена Атласа. До сих пор проживают в Алжире и Тунисе. Туареги, самый крупный народ берберского происхождения, обитают южнее гор, в пустыне. ***) В начале своего правления султан Марокко Мулай Измаил почти двадцать лет сражался не только с турками, но и с другими претендентами на марокканский престол - в частности, со своим племянником Ахмадом Махразом. Простых солдат он нанимал среди суданских негров и бежавших из Андалусии мавров, но нуждался в европейском огнестрельном оружии и офицерах-инструкторах. По этой причине, несмотря на нелюбовь к христианам, он вступал в союзы с европейскими монархами. Особенно доверительные отношения связывали его с французским королем-солнце Людовиком XIV. Мулай Измаил даже пожелал взять в жены внебрачную дочь короля мадемуазель де Лавальер, но в этом ему было отказано. Древнее коренное население Алжира - маврусии, гетулы и ливийцы, которых греки, а затем римляне, называли "варварами". Это наименование, видоизмененное в "берберы", сохранилось за их потомками. После завоевания Магриба в VII-XI вв. арабы растворились в массе берберов, но одновременно арабизировали их. По внешнему облику алжирцев можно разделить на два основных типа. Первому из них, арабскому, свойственны смуглый или матовый цвет кожи, черные глаза и волосы, редкая борода, орлиный нос, овальное лицо с высоким выпуклым лбом. Для второго типа, берберского, характерно более широкое лицо, короткий нос, большой рот с довольно толстыми губами и более светлая кожа. Часто встречаются светловолосые и голубоглазые берберы. Б.Е.Косолапов "Алжир", Москва, 1959 г. Глава 15. Скитания в горах Серов высунулся из-за каменной глыбы, и сразу грянул залп. Турки и магрибцы стреляли плохо, но от удара пуль о поверхность скалы летел рой осколков. Один прочертил кровавую полоску под скулой Серова, и тот поспешно пригнул голову, пробормотав: - Дьявол! Сегодня они подобрались на сотню ярдов! Его отряд, петляя среди горных вершин, ущелий и скал, уходил от погони одиннадцать дней. Трижды они пытались выйти к берегу, но всякий раз их поджидал сильный вражеский заслон. Возможно, они сумели бы прорваться сквозь пиратское воинство, но Серов не сомневался, что половина его людей поляжет в этом бою, а остальные будут изранены. К тому же у моря их ничего хорошего не ожидало. Найти рыбачью деревушку и подходящее судно, взять припасы, погрузиться и отчалить - все это требовало времени. Если враг наседает по пятам, долго искать нельзя, выйдешь в море на любой лоханке, а там либо догонят шебеки разбойников, либо прикончит первый же шторм, либо посудина пойдет на дно из-за незамеченной течи. Нет, так рисковать он не хотел! Волоча за собой мушкет и два горшка с порохом и фитилями, Серов переполз к соседним камням, просунул в щель между ними ствол, подождал, пока в зелени ниже по склону не мелькнет чалма, и выстрелил. Раздался пронзительный вопль. Хрипя и брызгая кровью, человек заворочался в кустах, но быстро затих - то ли потерял сознание, то ли отошел к Аллаху. Слева и справа тоже грохнули мушкеты, а внизу послышались крики - корсары целили гораздо лучше турок и магрибцев. Приподнявшись, Серов свистнул и помахал рукой, приказывая стрелкам сменить позиции. Затем пополз к другой скале. На вторые сутки после бегства из усадьбы Карамана, дождавшись вечерней поры, он устроил ловушку. Путь, выбранный Абдаллой, вел в узкое глубокое ущелье, мимо бурного уэда, и Серов, отправив с мулами мавра и Кактуса Джо, велел остальным бойцам подняться на склоны. Там они и засели, имея при себе мушкеты и дюжину набитых порохом горшков. Все прошло как по писаному. Преследователи, три десятка человек с двумя собаками, устали к концу дневного перехода и, завидев ручей, ринулись к воде. Их забросали пороховыми гранатами, оставшихся в живых добили из мушкетов, кроме двух магрибцев, которых Серов допросил. Но знали они немногое. Вроде бы месяца два или три назад что-то случилось в саду у караманова дома или у хозяйственных служб - стрелять не стреляли, но шум какой-то был, и Одноухий после этих событий ходил мрачнее тучи. Возможно, турок, командир отряда, смог бы что-то еще рассказать, но получил горшком по темени и валялся теперь у ручья безголовым. После такой успешной операции Серов решил, что с погоней все закончено, но то была ошибка. Турок, оставшийся без головы, просто оказался самым шустрым, самым торопливым - за что, видать, Аллах его и наказал. За ним шел большой отряд, сабель четыреста и псов десяток, а начальствовал над этим войском опытный предводитель - во всяком случае, он своих сил не распылял, и заманить его в засаду никак не удавалось. С другой стороны, с дюжиной бойцов засаду на батальон не устроишь; тут можно только отбить атаку, оторваться и бежать со всех ног. Что Серов и делал. Сзади его теснили, от побережья отрезали, на юге дышала зноем пустыня, но путь на восток оставался свободным, и тактика была ясна: отстреливаться, идти к Ла-Калю и не дать себя окружить. Он присел за скалой и перезарядил мушкет. Ползать по камням со всем снаряжением было не подарок - мушкет, горшки, сумка с пулями и пороховница тянули фунтов на двадцать, а кроме них имелись еще два пистолета, шпага и кинжал. Майское солнце в Алжире палило так, что подмосковная жара казалась разминкой перед финской баней, скалы дышали зноем, воздух теснил грудь, пыль забивалась в рот и нос. Зато позиция была неприступна: слева втыкался в небо утес тысячефутовой высоты, справа зияла пропасть, а между ними - россыпь каменных глыб, надежное укрытие, где можно спрятаться и, оставаясь невидимым, палить в щели как в бойницы. От россыпи склон уходил вниз градусов под пятьдесят и просматривался отлично, так как был абсолютно голым, ни деревца, ни кустика. Зелень начиналась ниже, в полутора сотнях шагов, и там, среди зарослей и корявых сосновых стволов, засели магрибцы. Хоть и было их четыре сотни, но в атаку они не рвались: слишком крут подъем, а за камнями - меткие стрелки. Впрочем, четыре сотни было неделю назад, во время первой стычки, а их с тех пор случилось пять или шесть. Серов полагал, что в этих схватках враг потерял двадцать или тридцать бойцов, не считая раненых. В горной местности даже небольшой отряд мог отбиться от превосходящих сил и уйти, оставив противника в полном недоумении - в том ли ущелье искать беглецов или в другом, в третьем либо в четвертом. Если бы не собаки, они растворились бы в этих горах словно ночные тени, но псы у пиратов были отличные и всякий раз отыскивали след. Перебить их никак не получалось, подстрелили лишь двоих. Серов подумывал о том, чтобы пройти ручьями, но в этих краях они текли не по пути, с гор на равнину, то есть с юга на север. Да и речки эти были непохожи на российские или кавказские - выбивались из скалы, струились на три-четыре мили и исчезали под каким-нибудь камнем. Не реки, не ручьи - уэды! Имелись тут потоки и побольше, в глубоких каньонах, прорытых водой за многие тысячелетия, но приближаться к ним оказалось опасно. Здесь, на крутых склонах над ложами уэдов, жили кабилы, не слишком жаловавшие чужаков. Турки, арабы, мавры, европейцы - им было без разницы; любого пришельца встречали пулями, стрелами и камнями. Эти дети гор обитали в деревнях, прилепившимся к обрывистым склонам и выстроенным в форме конуса, так что крыши домов нижнего ряда служили основанием для верхних жилищ, а ряды постепенно сужались к венчавшей этот муравейник башне-цитадели. Попасть в такие селения можно было только по приставным лестницам, и в этот век, не знавший ни ракет, ни вертолетов, они казались совершенно неприступными. Серов и трое братьев Свенсонов держали оборону в центре, Хрипатый с Кактусом Джо, Деласкесом и Риком прикрывал левый фланг, на правом засели Кук, Форест, Морти и Герен. Абдалла скучал в тылу, при мулах; Серов боялся, как бы его не ранили и берег, как собственнок око. Не для того он спас Абдаллу от посягательств Хрипатого, чтобы потерять проводника в случайной перестрелке. С половиной мулов пришлось расстаться - двух, сбивших копыта о камни и захромавших, Серов велел отпустить, а третьего зарезали и съели, чтобы сберечь продовольствие. Запас подходил к концу, пуль и пороха тоже было немного, так что приходилось стрелять наверняка. Серов страшился рукопашной схватки, понимая, что с сотнями пиратов им не справиться. Тактика его была простой: прикончить полдюжины магрибцев и, пользуясь их замешательством, делать ноги. Кусты внизу зашевелились, в зелени замелькали смуглые тела и белые одежды, сверкнула сталь ятаганов и сабель. Серов поднял руку. - Внимание, камерады! Они собираются атаковать. Огонь по моей команде! Он наблюдал за перемещением противника, прислушиваясь к ругани турок-главарей, поминавших Иблиса, шайтана и прочую нечисть. Похоже, турки гнали своих подчиненных плетьми и палками, а те совсем не хотели вылезать из кустов. И правильно! Склон шириною в двести футов, крутой и голый; солнце бьет в глаза и укрыться негде. Половина атакующих ляжет, не добравшись до камней. - Стиг! - позвал Серов. - Приготовить горшки! - Да, капитан, - отозвался датчанин. - Боб, Брюс! Накроете их перекрестным огнем. - Будет сделано, сэр! Толпа магрибцев повалила из кустов. Их оказалось больше сотни - полунагих, вооруженных пиками и ятаганами, орущих "Аллах акбар!" Эти вопли напомнили Серову Чечню. Правда, оружие там было другим, да и воевали большей частью одетыми. По камням защелкали пули, веером разлетелись осколки гранита. - Не стрелять! - приказал Серов. - Пусть подойдут поближе. Атакующие, размахивая клинками, лезли вверх по склону. Пираты, засевшие в кустах, прикрывали их огнем, но толка от их стрельбы не было никакого - свинцовые мухи жужжали над скалами или плющились о каменную поверхность. Серов подождал, когда толпа приблизится шагов на тридцать, поджег фитиль, поднялся во весь рост, выкрикнул: "Гранаты!" - и метнул горшок с порохом. Вслед за ним полетели еще три фунтовых снаряда, рванулось рыжее пламя, жутко завопили раненые и обожженные. - Боб, Брюс! Огонь! Серов разрядил в толпу свой мушкет и оба пистолета, убедился, что мертвых там едва ли не больше, чем живых, и начал торопливо перезаряжать оружие. Пираты с воем откатились обратно, оставив на склоне десятки мертвых и умирающих. Теперь их в атаку не погонишь, злорадно подумал Серов и свистнул, подавая сигнал к отходу. Его малочисленная команда двигалась быстрым шагом, огибая утес, защищавший их тылы; люди возбужденно переговаривались, Кук гоготал, подбрасывая мушкет в воздух, Мортимер пересчитывал убитых сарацин, и получалось у него не меньше сотни. Сотня не сотня, но уложили изрядно, решил Серов, оглядывая своих сотоварищей. Слава Богу, вроде бы никто не ранен... Он вытер кровь, струившуюся из царапины под скулой и велел строиться в колонну. За утесом была небольшая площадка, где их поджидал Абдалла с мулами. Дальше тропинка суживалась до трех футов и круто сбегала вниз, в очередное ущелье, заросшее олеандрами и серебристыми ивами. Оказавшись в их густой тени, Серов перевел дух, сказал Абдалле, чтоб поторапливался, пропустил отряд вперед и зашагал последним, вслед за мулами. Одно из животных хромало и явно просилось в котел. Два других шли резво, ибо копыта их были целы, а поклажа невелика: корзины с лепешками, вяленым мясом и финиками, десяток гранат, свинцовые пули в кожаной суме и мешок с порохом. Огненного зелья оставалось фунтов тридцать, и Серов с тревогой подумал, что еще одну схватку они выдержат, а дальше - как Бог даст. Ошибка! В чем была его ошибка? В эту эпоху он являлся незаурядным стратегом, но самый лучший полководец должен считаться с реальностью. Данные о ней - задача разведки, и горе тому командиру, который неверно их истолкует либо не проверит трижды! Впрочем, Серов не имел претензий к аль Рахману - старик сделал все возможное, и винить его в том, что ни Шейлы, ни Стура не оказалось в усадьбе, было бы нелепо. Его лазутчики расспрашивали жителей поселка и уверились в том, что пленные здесь; с чего бы им соваться в пиратский лагерь, с риском вызвать подозрения? Да и пираты - во всяком случае, рядовые - толком ничего не знали, как показал недавний допрос. Случилось что-то - стрелять не стреляли, но шум какой-то был, и Одноухий после ходил мрачнее тучи... Это понятно - обещал подарок дею, раззвонил на весь Алжир, а подарок-то утек! Наверняка боялся, что об этом узнают, что Сирулла не придет, и значит, не будет замены подарку... Переиграл его Караман! - с горечью признал Серов. Хоть сдох, а переиграл! Если бы не дон Родриго - упокой его Господь! - было бы все как задумал Одноухий, и его, Серова, голова пускала бы нынче пузыри в горшке с винным уксусом. А так получилось ни то, ни се: Стура и Шейлу не нашли, Карамана в заложники не взяли, план провалился, но хоть сами живы и целы. Правда, не все, но это уж кому чего судьба наворожила... Он отвлекся от этих дум и попробовал сообразить, где же теперь Шейла и Стур. Добрались до Алжира и скрываются там? Сомнительно! Два десятка мужчин разбойного вида и женщина на сносях - компания заметная; появись они в городе, аль Рахман об этом бы знал. Возможно, Уот захватил фелюку или тартану и вышел в море? Но где он тогда скитается два или три месяца? За этот срок можно десять раз на Мальту сплавать и столько же - в Геную или Марсель... А там бы он услышал про капитана де Серра, про союз его с Орденом и славный набег на Джербу! Непременно услышал бы и объявился! А коли не случилось так, значит, корабля у Стура нет и в море он не плавает. Путь через горы на юг Серов забраковал, ибо то была дорога в преисподнюю, в Сахару, к туарегам. Нечего там Стуру делать - тем более, с женщиной на седьмом месяце. Стур был человеком опытным, расчетливым, прошедшим воду, огонь и медные трубы и обладавшим редким для людей этой эпохи даром - умением предвидеть результат своих поступков. В плену он, наверно, в первую неделю разобрался, где пахнет жареным, а где - паленым... Словом, сообразил, в какую сторону бежать! И сторона та - восточная! Не в Оран же ему двигаться, не в Касабланку, где заклятые враги, испанцы с португальцами, да и слишком далеко те города... Ла-Каль - другое дело! Французская колония, а французов Стур не грабил и не резал... надо надеяться, что так... И расстояние не столь уж большое, всего две сотни миль... Всего!.. Серов представил, как Шейла, в нелегком ее положении, бредет по горам две сотни миль, и едва не застонал. Затем приободрился, подумав: что бы ни случилось с ней, все позади, все это - худшее! Караман, неволя, побег... А сейчас она наверняка в Ла-Кале и родит через несколько дней. Может быть, уже родила! Он принялся высчитывать сроки на пальцах - получалось, что до девяти месяцев не хватает тринадцати дней. Чертова дюжина, вполне в характере Шейлы! Впрочем, девять месяцев - срок среднестатистический, рожают и раньше, и позже. Вдруг он уже отец! Эта мысль наполнила душу Серова тревогой и счастьем. Ла-Каль, Ла-Каль, Ла-Каль, повторял он в такт шагам. Ла-Каль, где ждут его Стур и Шейла, Тегг и де Пернель, его корабли, его люди! Он доберется до Ла-Каля, дойдет, доползет! Хватило бы только пуль и пороха... * * * Но пороха не хватило. Через сутки люди Карамана снова догнали их, и пришлось вступить в сражение. Позиция, как и прежде, была превосходной: Абдалла выбрал место у входа в горную теснину с неприступными склонами. Вход в нее был узок, не больше семидесяти ярдов, и часть этого пространства занимал уэд. Должно быть, где-то в горах прошли дожди, напитав поток, и теперь он выглядел на диво бурным и полноводным. Вода ярилась и ревела, подтачивая восточный край горы, и даже стадо слонов не смогло бы подняться к ущелью против течения. Между берегом уэда и западным склоном лежала каменистая пустошь в двадцать шагов шириной, а дальше громоздились обломки скал, рухнувшие с вершины. Из этой природной крепости пустошь простреливалась великолепно, а к тому же, если подняться на склон и выбрать подходящую расщелину, можно было метать в атакующих гранаты. Оценив удобство позиции, Серов велел Рику и Форесту лезть наверх, а остальным спрятаться за камнями. Затем они устроили кровавую баню магрибцам, завалив трупами нападавших полосу от речного берега до скал. Бились до двух или трех часов пополудни и одержали полную победу, отстояли ущелье и собственные головы, но пороха осталось на единый чих, то есть фунтов шесть. Свинцовых шариков, служивших пулями, тоже было немного, по дюжине на брата. Серов дал команду отступать, и отряд двинулся вглубь теснины, петляя среди огромных, покрытых влагой валунов. Дорога была тяжелая: слева, закручивая струи бешеными водоворотами, грохотала река, справа на тысячу футов поднимался вертикальный склон, кое-где рассеченный трещинами. В воздухе, затрудняя дыхание, висел водяной пар, ноги скользили по мокрым камням, мулы (их осталось двое) ревели, протискиваясь в узкие проходы между гранитных глыб, и иногда сверху срывался увесистый камень, с громким плеском падая в воду. Абдалла, однако, шел уверенно, пояснив на своем пиджин-инглише, что большому отряду тут придется еще тяжелей, и значит, у беглецов появится выигрыш во времени. Какой-то выигрыш был всегда, ибо после схватки турки и магрибцы пару часов отдыхали, ели, молились и хоронили убитых. Но рано или поздно Серов различал за спиной лай собак, топот, крики, лязг оружия, и не сомневался, что услышит это снова. После каждой стычки его отряд уходил изнуренный сражением, тогда как противник, располагавший сотнями бойцов, мог послать вдогонку свежие силы. При всей выносливости корсаров этот многодневный марафон уже наложил отпечаток на их лица: глаза запали, губы обветрились, щеки ввалились, а у Морти и Фореста, и без того тощих, под кожей проступили ребра. Догонят опять, думал Серов, посматривая на мулов с пустыми корзинами и мешками. Догонят, а пороха - полфунта на нос! До Ла-Каля же еще идти и идти - миль семьдесят, если верить Абдалле. Семьдесят миль, а больше двенадцати в день по этим горам не сделаешь... Шесть суток идти, и в каждый час могут нагнать и навязать сражение... Псами что ли заняться, устроить засаду и перестрелять проклятых.. Без собак след потеряют, особенно если бросить мулов и затаиться где-нибудь в щели... Он вдруг ощутил безмерную усталость. Странное, непривычное Серову чувство; не было ни страха, ни отчаяния, ни даже физического утомления - тяготила ответственность. Не только за дюжину корсаров, что шли с ним сейчас, но и за всех людей на "Вороне", "Дятле", "Стриже" и "Дрозде", за тех, кто приплыл с ним из Вест-Индии, и тех, кто поднялся на палубы его кораблей, сбив рабские оковы. Что будет с ними? Он мечтал увести их на север, и там, в воспрянувшей от сна России, их разбойное прошлое было бы предано забвению, и каждый, кто пожелает, стал бы новым человеком, честным моряком. А без него останутся они ворами и бандитами, головорезами и душегубами... И Шейла, Шейла Джин Амалия и их дитя! Что будет с ними, если он погибнет? Тягостные раздумья! Сам того не понимая, Серов вступал в период возмужания, в новую жизненную фазу, которой достигает не всякий человек, а лишь готовый поднять и тащить ношу многих. Такими людьми были вожди и полководцы, великие пророки и правители и множество людей помельче, ибо каждому доставался свой груз: кто отвечал за сотни судеб, кто - за тысячи и миллионы. Ноши разные, душевные муки и тревоги одинаковы... Теснина сделалась шире и распалась на три ущелья, подобных отпечатку трехпалой драконьей лапы. Более крупный каньон сворачивал вместе с уэдом на северо-восток, и здесь река струилась спокойнее, без рева и грохота, а вдоль ее берега шла тропинка, явно натоптанная людьми. Два других ущелья были сухими, более узкими и дикими; среднее тянулось к востоку, а крайнее шло южнее и резко поднималось вверх. Абдалла без колебаний направился в средний каньон, но Серов окликнул его и велел остановиться. - Надо поразмыслить. Сейчас, - он прищурился на солнце, - пятый час или около того. Думаю, вечером нас не потревожат, но завтра... Завтра снова сядут на хвост. - Что с того, капитан? - буркнул Форест. - Сунутся, так снова пустим кровь. - Прах и пепел! Перебьем гадов! - поддержал его Морти. Начался галдеж, но боцман и Брюс Кук, бывшие поумнее прочих, хранили мрачное молчание. Наконец Боб прохрипел: - Порроху мало... Так, капитан? - Так. - И что ты прредлагаешь? Серов пожал плечами. - Есть разные планы. Можно залезть на склон, дождаться сарацинов и сверху отстрелять собак, а заодно и турецких старшин. Можно проникнуть ночью в лагерь и поискать там порох и еду. Можно опять свернуть к побережью, пощупать, что там творится... Но все это - дела рисковые. Можно оставить ложный след - пройти в среднее ущелье, потом обмотать ноги травой, вернуться и двигаться в воде на северо-восток. Для этого мне надо знать, куда ведут эти теснины. - Он сделал паузу, затем спросил: - Что скажешь, Абдалла? - Эта, - мавр ткнул пальцем в южный каньон, - идти чэтыре мили, пят, шест и далше - тупик. Будэм... как это по-англиски?.. да, попаст в капкан. Срэдная дорога лутшэ - идэт на гору, гдэ можна поднатся. К ночи будэм на пэревал. А та, гдэ уэд, опасна. Там кабил, балшое сэление. - Селение... кабилы... - в задумчивости повторил Серов. - Ты уверен, Абдалла? - Когда быт молодой, я ходит по этот горы от Сиди-Ифни *) до Тунис. Мой памят хороший. - Значит, там деревня кабилов... - Серов повернулся лицом к потоку. - Не попросить ли у них помощи? - Они чужих не любят, - напомнил Мартин. - У нас есть золото. Мы можем заплатить, если нас приютят в селении. Можем купить еду и порох. Деласкес покачал головой. - Сожалею, дон капитан, но кабилы не торгуют ни пищей, ни своим гостеприимством, а пороха у них и вовсе нет. Что до золота, то они добывают его силой, отбирая у купцов и путников. Нам повезло, что мы с ними не столкнулись. - Мы встретили мальчишку-пастуха. - Он был шауия, мой господин. Это племя более мирное, а кабилы воиственны, жестоки и коварны. Серов кивнул, не сводя взгляд с ущелья с уэдом. Потом сказал: - Ты, Мартин, и ты, Абдалла, не раз говорили мне, что магрибцы не любят турок, а берберские племена питают ненависть к тем и другим. Если кабилы столь воинственны, не могли бы мы натравить их на людей Карамана? Мы дважды проходили мимо их деревень, и нас встречали камнями и стрелами. Но за нами той же дорогой шли турки и магрибцы! Мы бились с ними, и, быть может, кто-то из местных следил за этими сражениями. Во всяком случае, они слышали выстрелы и грохот взрывов. - Слышали... Ну и что? - спросил Брюс Кук. - Они же не идиоты. Легко понять, что мы отличаемся от турок и магрибцев. Мы их враги. - Рразррази меня грром! Ты можешь говоррить яснее, капитан? - Враг моего врага - мой друг, - пояснил Серов и бросил взгляд на мавра. - Скажи, Абдалла, быстро ли разносятся вести в этих горах? - Он кивнул в сторону потока. - Знают ли про нас в этом селении? - Да, дон капитан. Мне знакомы главный тропы, но быт другой, тайный, свой у каждый плэмени. Новост здэс лэтит как птица. - Если так, идем туда, - Серов решительно кивнул в сторону ущелья с рекой. - Далеко ли это селение? - Солнцэ будэт спускатся к гора, пока дойдем. - Значит, впереди вечер и вся ночь. За это время я успею придумать какую-нибудь провокацию. - Прр... Хрр... Это что такое, капитан? - поинтересовался Хрипатый. - Способ стравить кабилов с турками и магрибцами. Ну, парни, вперед! В дорогу! Повернув в каньон с уэдом, они шли до вечера. Ущелье и текущая в нем река постепенно делались шире, скальные стены уже не выглядели такими отвесными и недоступными, и, вглядываясь в них, Серов замечал то темный зев пещеры, то намек на тропинку, то нависший над пропастью карниз. У подножия гор росла трава и неизменные сосны, но ближе к вечеру появились оливы, дикие или окультуренные, сказать было трудно - во всяком случае, ухоженными они не выглядели. Затем на горных склонах возникло нечто похожее на поля - крохотные клочки земли, засаженные какой-то зеленью. То был уже явный признак обитаемых мест, как и стены из дикого камня, предохранявшие почву от сползания в ущелье. К полям тянулись довольно широкие тропы, и по одной из них, на высоте двух сотен футов, брели, под присмотром мальчишки, четыре козы. Завидев вооруженных людей, пастушонок заторопился, бросил свое маленькое стадо и исчез за скалами. - Отлично, - молвил Серов. - Он их предупредит. - Прредупредит, - заметил боцман. - И нам на головы сбрросят камни пополам с деррьмом. - Пусть бросают, только не в нас, а в басурман. Искусство стратегии, Боб, в том и состоит, чтобы поставить под камень чужую башку. - Ты капитан, тебе виднее, - проворчал Хрипатый и смолк. Деревня открылась за поворотом ущелья. Она оказалась большой, как и предупреждал Абдалла, и походила на прочие селения кабилов, виденные Серовым: сужавшийся кверху конус из домов-ячеек, прилепившийся к склону горы и увенчанный широкой каменной башней. Плоские крыши нижнего яруса, до которых было футов восемьдесят, охватывала серая лента парапета, подобного крепостной стене, и за нею толпились сотни две или три народа, большей частью вооруженные мужчины. Одни поспешно вытягивали приставные лестницы, другие подносили связки дротиков и стрел, а третьи разогревали смолу в огромных чанах, готовясь поприветствовать гостей. Внизу, на речном берегу, лежали поля и огороды, скудные небольшие угодья, разбитые на тонком слое почвы, принесенной из более плодородных мест. В ботанике Серов смыслил мало и потому не мог сказать, что там со временем вырастет, морковка, капуста или какой-то экзотический овощ, но при виде культурных насаждений он хмыкнул с довольным видом и сказал: - Не будем тревожить хозяев. Перейдем реку и встанем лагерем за теми скалами. Поток здесь разливался шире и был не таким стремительным и бурным, как у входа в ущелье, однако течение могло сбить с ног. Реку перешли с трудом, погружаясь в воду где по колено, где по пояс, волоча за собой упиравшихся мулов. На узком восточном берегу поднимались утесы, служившие хорошим укрытием, и росли сосны, впившиеся корнями в каменистый грунт. Серов велел нарубить смолистых ветвей и разложить костер. Поужинали на виду у деревни, выставили часовых и легли спать, всем видом показывая, что доверяют опасному соседству. Утром не вышли в дорогу, а сели завтракать, после чего Серов, сопровождаемый Куком и Хрипатым, осмотрел прибрежные скалы и назначил позиции стрелкам. Уэд, с его ледяной водой и быстрым течением, защищал их не хуже стен цитадели; преодолеть поток под обстрелом окажется задачей непростой. Был бы порох!.. Но ввиду скудных запасов придется отступать, и Серов, помня об этом, послал Абдаллу на разведку. Они могли ретироваться вдоль речного потока, скрываясь за утесами, или, бросив мулов, лезть по склону вверх, расположиться на горной вершине и скатывать на сарацинов камни. Наверняка имелись и другие варианты. Абдалла удалился, а Серов вытащил зрительную трубу и начал изучать зеленые насаждения на другом берегу и плоские крыши деревни. К полям и огородам в это утро никто не спустился, лестницы были подняты, на нижнем ярусе дежурили воины с луками и копьями, а повыше тут и там виднелись кучки вооруженных кабилов. Должно быть, мужчины толковали о своих делах и о самом из них насущном - как бы спровадить незванных гостей? Отпустить ли с миром или устроить где-нибуть засаду и вышибить мозги? Проблема, видимо, была серьезной, и кабилы совещались все утро напролет, пока не дождались гонца - наверняка из стражей, следивших за ущельем. После этого в деревне начался переполох, мужчины бросились к стене нижнего яруса, а через несколько минут из-за поворота стало выползать магрибское воинство. Впереди шли араб с крупным пегим псом и турецкий старшина - видно, невысокого ранга, если судить по дырявой епанче и сбитым сапогам. За этой парой нестройными рядами валили пираты, кто с мушкетом, кто с пистолетом, кто при холодном оружии. В головном отряде было с полсотни человек. - Брюс, в собаку попадешь? - спросил Серов. - Хоть в глаз, хоть в дырку в заднице, - послышалось в ответ. - Османа тоже надо бы прикончить. Люк, справишься? - Как Бог свят. - Тогда стреляйте! Грохнули два мушкета, пес завизжал, забился на земле, турок рухнул без звука. Передние ряды смешались, подались назад, послышались проклятия и крики. Затем, вне досягаемости выстрелов, появился турок поважней убитого и стал осматривать скалы и берег реки в подзорную трубу. Кабилы и их деревня его внимания не удостоились. - Мортимер! - позвал Серов. - Видишь того турка? - Да, капитан. - Он ведь тебе не нравится? - Гори я в пекле, если не так! - Ну, покажи, как ты его не любишь. Морти прыгнул на камень, спустил штаны и принялся мочиться, делая обеими руками непристойные жесты. Потом развернулся задом к реке хлопнул себя по ягодицам. - Щас он тебя поцелует, - сказал Кактус Джо, заржал и, расстегивая пояс, тоже полез на камни. - Вниз, - распорядился Серов. - Беритесь за оружие, и чтоб ни единый выстрел даром не пропал! Турок - наверняка, предводитель - выхватил саблю, указывая острием в водный поток. По камням с привычным звуком защелкали пули, сотня пиратов бросилась к реке, завывая и безжалостно топча посевы, и в деревне тоже взвыли. Боевой клич кабилов был дик и яростен; он раскатился эхом по ущелью, и казалось, что горы отзываются на вопль людей. Но даже сквозь этот адский шум Серов услышал, как хохочет Хрипатый Боб. - А ведь уррожая им не собррать! - ржал боцман, тыкая пальцем в сторону деревни. - Рразве с сапог туррецких отскрребут! Хоррошо прридумал, Эндррю! За атакующим отрядом оставалась изрытая земля и втоптанные в почву стебли. Первая шеренга достигла реки, пираты ринулись в воду, кого-то сбило течением, и он покатился под ноги сотоварищей. Серов скомандовал "огонь!", грянула дюжина мушкетов, и первая кровь пролилась в поток. Затем в спину магрибцам полетели стрелы. Лучники в деревне были отменные - последний ряд скосили как серпом. Турок-командир заорал, закрутил саблей, и мушкетеры дали залп по селению. Серов, возившийся с шомполом, пулей и своим неуклюжим оружием, не успел подсчитать потери кабилов, но трое-четверо были убиты наверняка - их тела рухнули с крыш на землю. Из деревни ответили гневным ревом, потом - меткими стрелами, и нападавшие, кто остался жив, стали выбираться из реки. Магрибцы отступали, прячась за камнями и стволами сосен, а Серов взирал на эту картину с полным удовлетворением. Затем поднялся во весь рост, потряс над головой мушкетом и завопил: "Банзай!". "Рры-ы!" - откликнулись из деревни. - Вот мы и союзники, - произнес он. - Конечно, жаль, ребята, что у вас лишь стрелы, копья да ножи. Было бы с полсотни ружей, мы бы эту орду живо устаканили. Он уже не хотел отступать, а думал о том, чтобы, вступив в союз с местным воинственным людом, расправиться с турками и магрибцами. И план был готов: мужчин в деревне пара сотен с лишним, и надо бы им разделиться, послать один отряд по горным тропам в тыл врагу, а другой - на помощь ему, Серову, и тогда они зажмут пиратов в клещи. Но время шло, полдень миновал, а кабилы не проявляли должной активности. Разглядывая плоские крыши с толпившимися на них жителями, Серов пока не замечал, чтобы воины собирались вокруг вождей; кроме того, лестницы были подняты и ни один человек не спустился к реке и уничтоженным посевам. Странно! Там валялись десятки трупов, пики, пистолеты и клинки - неплохая добыча для кабилов. Вернулся Абдалла и доложил, что лучше уходить вдоль речного берега, где есть тропа, доступная для мулов. Нести животным было нечего кроме полупустой корзины с сухими лепешками, но Серов рассматривал их как источник мяса и бросать не хотел. Последние пули и порох распределили среди корсаров, и стало ясно, что мулов, скорее всего, они не успеют съесть - новой атаки отряду не выдержать. Что до кабилов, то те, похоже, не желали мстить за погибших односельчан, разгромленные огороды и поруганную честь. Возможно, надеялись, что турки с магрибцами уйдут и оставят их в покое. Часа через два Серов подозвал к себе Кука, Хрипатого, Деласкеса и Абдаллу. - Эти молодцы совсем разленились. - Он кивнул в сторону деревни. - Может, надо их подтолкнуть? Вступить в переговоры? Они понимают арабский? - Понимают, мой господин, - подтвердил Деласкес. - К тому же Абдалле известно их наречие. - Тогда покричите им. - Что именно, дон капитан? - Что начальник франков и инглези хочет говорить с их старейшиной. Пусть он придет сюда или мне спустят лестницу. Абдалла покачал головой. - Мы сдэлать, как вэлено, но кабил очэн упрямый. Кабил уважат толко силный, а нас мало. - Кричи, а там посмотрим, - сказал Серов и повернулся к Куку и Хрипатому. - Если мы с ними не договоримся, придется уходить. Время идет и риск возрастает. - Чего ты опасаешься, капитан? - Я думаю, что турки и магрибцы ищут сейчас брод через реку ниже по течению. Не найдут, так переправятся в любом месте - уэд не так уж глубок. А когда переправятся сюда, на восточный берег, снова атакуют нас, нападут еще до вечерней зари. И если кабилы не помогут... - Он чиркнул по горлу ребром ладони. - Это точно, - согласился Хрипатый, встряхнул почти пустую пороховницу и злобно плюнул. - Псы помойные, недоноски, вонючие кррабы, моча черрепашья! Пусть Господь сгноит их души, а кости брросит дьяволу! Абдалла и Деласкес, спустившись к самой воде, принялись кричать и делать миролюбивые жесты. Против ожиданий им ответили: бородатый мужчина спустился на нижний ярус крыш, замахал руками и что-то заорал в ответ. Но эти переговоры были недолгими: выпалив две-три фразы, кабил полез наверх, не обращая больше внимания на союзников. Мальтиец и мавр вернулись. - Кабил сказат: ждитэ, - сообщил Абдалла. - И больше ничего? - Ещэ сказат: сэгодна коршун и шакал наэдатся досыта. - Надеюсь, не нашими трупами, - буркнул Серов. Он бросил взгляд на запястье, вспомнил, что часов у него нет, и перевел глаза на солнце. - Сейчас около трех пополудни. Подождем еще немного. Но если... Его прервали дикие крики, раздавшиеся в деревне. То был вопль торжества, больше похожий на рык волчьей стаи, загнавшей добычу; толпа вооруженных мужчин хлынула к нижнему ярусу, на землю полетели лестницы, и первый воин с луком за спиной полез на парапет. Серов живо поднял трубу, приставил к правому глазу, всмотрелся - на башне, нависавшей над селением, приплясывал какой-то человек, тыкал копьем себе под ноги и орал во всю глотку. Потом он вытянул копье на север, туда, куда струился уэд, и новый вопль кабилов потряс окрестности. Они лезли вниз словно десятки юрких черных муравьев. - Похоже, у этих паррней есть добррые новости, - сказал Хрипатый и проверил, легко ли выходит из ножен палаш. - Тот тип, что пляшет на башне, наверняка гонец, - заметил Кук. - Должно быть, подходит помощь из других селений. Что скажешь, капитан? - Возможно, - кивнул Серов, ощущая внезапный прилив надежды. - Во всяком случае, это объясняет их поведение. - Нэт. - Голова Абдаллы качнулась, и он задумчиво огладил бороду. - Нэт, дон капитан. В эти горы от дэревни до дэревни два или три дна пути. Я помнит, что вблизи здэс нэт другой сэлений. Чтобы получит помощ, нада много врэмени. - С этим мы после разберемся, а пока... - Серов махнул рукой корсарам, глазевшим с камней на кабильских воинов и их деревню. - Вниз, ребята, вниз! Всем занять позиции! Если сарацины перешли реку и кто-то атакует их с тыла, они побегут в нашу сторону. Готовьтесь к бою, парни! Приказ был своевременным - за поворотом ущелья уже слышались вопли, топот множества ног, выстрелы и лязг клинков. Серов побежал к укрытию в камнях, остальные бросились следом, озираясь на бегу. Кабилы продолжали спускаться по лестницам. Толпа за рекой ширилась и росла, первые воины, завывая и размахивая оружием, вошли в воду. Присев за скалой с тяжелым мушкетом в руках, Серов прислушался к их воплям, но были они неразборчивы - ууу-бааа!.. ууу-бааа!.. - или что-то в этом роде. Странный боевой клич! - подумалось ему. Как-никак, кабилы - мусульмане, и должны идти в бой с именем Аллаха на устах... Он не успел додумать эту мысль, как орда турок и магрибцев хлынула к камням. Они в самом деле перешли реку ниже по течению, но, кажется, не собирались атаковать его отряд, а мчались в полном беспорядке, оставляя тут и там раненых и убитых. Трещали выстрелы, свистели стрелы, крик и стон стоял над берегом, сливаясь с воплями кабилов. Выбравшись из воды, они ударили во фланг врагам, но тех, кто преследовал пиратов, Серов еще не разглядел. Они показались через минуту - толпы воинов в белых бурнусах, поднимавшиеся вдоль реки по всей ширине берега. Большинство из них были лучниками или несли сабли и копья, но в середине двигалась шеренга бородатых оборванцев, паливших из мушкетов. Они наступали в полном воинском порядке, развернувшись цепью, останавливаясь, чтобы дать залп и перезарядить оружие. При виде этого зрелища сердце Серова забилось сильней, а тяжелый мушкет стал легким, как пушинка. Теперь он отчетливо слышал клич кабилов, гремевший над рекой: Турбат!.. Турбат!.. Турбат!.. - Огонь! - выкрикнул он, выстрелил и, обнажив шпагу, покинул свое укрытие. - За мной, ребята! Атакуем! Размахивая тесаками, корсары выскочили из-за камней, и на речном берегу зазвенели клинки. ------------------------------------------------------------------------- *) Сиди-Ифни - город на юго-западе марокканского побережья. Пираты... вооружили пять галер и отправились грабить французские конторы в Ла-Кале. Эта экспедиция, совершенная с быстротой и смелостью, доставила им несметную добычу и более трехсот пленных, которые, по прибытии в Алжир, были брошены в темницы. Но в следующем году арабы, соседние с разоренным поселением и извлекавшие большие барыши из торговых сношений с французами, вдруг отказались платить туркам дань - под предлогом, что изгнание французов лишило их единственных источников к уплате. Корпус янычар, посланный против них, был изрублен, и вскоре это восстание сделалось до того страшным, что угрожало самому Алжиру, и последний мог заключить мир только тогда, когда согласился на все условия туземцев. Их освободили от взноса недоимочных налогов, и турки обязались возобновить за собственный счет заведения в Ла-Кале. Работы эти кончены в 1640 году, и марсельские торговцы, восстановленные в своих владениях, не были более тревожимы даже посреди почти беспрерывных войн, которые вел Людовик XIV с мусульманскими пиратами. Выгоды арабов защищали купцов лучше, нежели ядра французских эскадр. Ф.Архенгольц "История морских разбойников Средиземного моря и Океана", Тюбинген, 1803 г. Глава 16. Ла-Каль - Чтоб мне гореть в аду, капитан! Ты ведь не думал, что мы задержимся в яме у вонючих нехристей? - сказал Уот Стур. Он улыбался, но улыбка на его обычно хмурой физиономии казалась чем-то лишним или, во всяком случае, неподобающим грозному Турбату, атаману разбойников. Он был оборван, грязен, с нечесанными волосами и бородой, спускавшейся на грудь - словом, выглядел так, как и положено человеку, бродившему в горах несколько месяцев. Но Серову Стур казался ангелом, слетевшим с небес. - Шейла, - произнес он, - Шейла... - За нее не тревожься, она в Ла-Кале, под присмотром лекаря. Вроде бы еще не родила... Если поторопимся, успеешь к подъему якорей. - Лекарь надежный? Кто он? - Кто? Черт знает! То ли арабский табиб, то ли французский хирург. Говорит на всех языках, какие мне известны. Старый пень, но еще крепкий. В Ла-Кале врачует всех от мала до велика. - И роды принимает? - А как же! К Шейле прям-таки присох... Я ей домик снял, так он три раза на дню прибегает. Нет, лекарь что надо, клянусь господней задницей! Вокруг них стояли шум и гам. Бывшие пленники и люди Серова, перекрикивая друг друга, обменивались историями своих похождений, тянули хмельной напиток из бурдюков, принесенных кабилами, ругались, орали. Клайв Тиррел стучал кулаком в грудь Хрипатого Боба, Герен и Астон, хохоча, пили на брудершафт, Робин Маккофин обнимался с Олафом Свенсоном, а Мортимер, устроившись рядом с подельником Хенком, рассказывал всем желающим, как он зарезал Карамана: От уха до уха, парни! Поганец "иншалла!" булькнуть не успел! - Когда вы ноги унесли? - спросил Серов. Запустив пятерню в бороду, Стур нахмурился. - Месяца три будет... Или не будет? Я в числах не силен, Эндрю. Шейла, та да! Та тебе точно скажет! Она все дни высчитывала. Понимаешь, - он хлопнул себя по животу, - тут у нее живой календарь! - Как вы ее доставили в Ла-Каль? Она же была на седьмом месяце! Больше двух сотен миль по горам... - Ну, не совсем по горам - взяли лошадей и часть пути проехали берегом. А в горах, где сама не могла пройти, несли на руках. Хенк и нес! Что ему твоя Шейла? Так, телочка! На Эспаньоле он быков таскал. Дошли до Ла-Каля и ее донесли, а потом решил я чуть развлечься. Здесь только свистни, - Стур обвел рукой реку и горы, - так сразу набежит разбойный народец. Я набрал парней из силуне и тултах, *) потом пришли кабилы... Эти гордые, поладили не сразу... Но теперь здесь меня уважают! - Что же ты весть мне не подал? - Как утекли из ямы, не до того было, капитан. Я об одном думал: добраться бы с Шейлой до Ла-Каля. Ну, когда ее устроил, она и стала той вестью. Ты, я слышал, Джербу взял... А не таскался бы туда, приплыл в Ла-Каль - и вот она, твоя Шейла! - Человек предполагает, а Бог располагает, - сказал Серов. - Это верно, Эндрю. Они неторопливо направились к кострам, пылавшим на речном берегу. На вертелах жарилась баранина, кипело варево в котлах, сизый дым струился над водой. Ниже по течению пленные магрибцы (турок перебили всех) стаскивали трупы, выкладывали их рядами, и над погибшими уже кружились стаи птиц. Оружие было уже собрано, и теперь кабилы и разбойники Турбата обшаривали мертвых, сдирали с них одежду, кушаки, сандалии. Зрелище было неприглядное, но Серов к нему давно привык; что морской разбой, что сухопутный всегда заканчивались грабежом. Поиск добычи - апофеоз войны! - Сказать по правде, я не спешил отсюда уходить, - промолвил Стур и опустился на землю у костра. - С Одноухим хотелось сквитаться и всей его бандой, но больно уж он осторожничал. У меня три сотни молодцов, с ними мелкий городишко можно взять, но не укрепленный лагерь... Ну, теперь это дело прошлое! Теперь Караман сковородки лижет в магометанском аду! - Стур хищно оскалился и добавил: - Все случилось как обещано. - А как обещано? - спросил Серов. - Когда расставались, я ему крикнул, что вернусь и кишки вырву. А ежели у меня не получится, так это сделает мой капитан. Так и вышло. - Не совсем. Дыра у него в животе была большая, кишки в клочья разнесло, но все-таки не я его убил, не Кук и не Хрипатый. Прикончил испанец. Я тебе о нем рассказывал. - Испанец, не испанец... - Стур упрямо помотал головой. - Раз с вами пошел, значит, наш! Его рука была твоей рукой, и хвала Творцу, что так случилось. Он мертв, а ты жив. Баран, висевший над огнем, уже подрумянился. Они отрезали по куску мяса и начали есть. Сок капал на бороду Стура, стекал на голую грудь. От бывшей на нем рубахи остались одни лохмотья. - Теперь я бы послушал, как вы от Карамана утекли, - молвил Серов. - Мы осмотрели яму и решетку над ней. Прочная! Снизу не своротишь. - И не надо. Из ямы нас Караман велел выпустить. - Это как же? Стур рыгнул и вытер губы. - Чума на него и всех сарацинских свиней! Есть у них, видишь ли, такой обычай: если попались умелые парни, пушкари там, оружейники или моряки - не матросня с купеческого брига, а такие люди, кто знает, как саблей махнуть и выпалить из пистолета - так тех людей они искушают дьявольским соблазном. Свободу сулят, коль перейдешь в их поганую веру, обещают на корабль взять и дать оружие, говорят: поклонись Аллаху, иди с нами и бей прежних единоверцев. Но это дело нечестивое! Серов расхохотался. - Я слышал об этом обычае, Уот. Но разве мы не те же нечестивцы? Мы и раньше били братьев-христиан - тех, что плавают под кастильским флагом. Били, грабили их корабли, занимали города, хватали жителей для выкупа, не щадили ни детей, ни женщин, ни старого, ни малого. Разве не так? - Не так, - буркнул Стур. - Наши свары - те, что между христиан - наше дело, и сколь бы мы ни нагрешили, всегда есть шанс покаяться. Души наши попадут в чистилище, но не в ад, и значит, отмучавшись свое, вознесутся к Господу. А война с магометанами - дело иное, дело Божье, дело между Ним и дьяволом. Предайся их вере, и ад обеспечен1 - Прежде я не замечал, чтобы ты боялся ада. - В твоих годах его не боятся, а в моих пора задуматься о вечном, - сказал Стур, вздыхая. - Так вот, очень хотелось Одноухому переманить нас к себе всей командой, а я ему не дал, и в том, надеюсь, моя заслуга перед Господом. А ведь чего сулил, как соблазнял, змеиное семя! Парни могли и дрогнуть. Однако... - Что? - спросил Серов, когда пауза затянулась. - Однако я его перехитрил. Сказал, что Шейла - знатная дама, наша хозяйка и госпожа, владелица судна, и что будет так, как она повелит. Прикажет веру их поганую принять - примем и будем служить Караману, а не прикажет, Аллаху не поклонимся. Хоть к веслу сажай, хоть на части режь, хоть в кандалах гнои, а все одно не поклонимся! - Стур в сердцах сплюнул и ударил по колену кулаком. - Одноухий долго поверить не мог, говорил, так, мол, не бывает, чтобы женщина стала госпожой над воинами-мужчинами. Но все же поверил! Случай помог - Шейла до ятагана добралась. При ней неотлучно три бабки были и два охранника, а ятаган на ковре висел. И в некий день, когда Караман отлучился и стражи в доме осталось немного, она ту саблю и схватила. Одному сарацину проткнула печень, с другим рубиться принялась, сбросила с лестницы во двор, и он башку расшиб. Бабки, слуги - в рассыпную, а Шейла - к конюшням, чтобы лошадь взять. На ее беду случился там какой-то турок с двумя магрибцами, все при оружии. Так что коня она не добыла, но этих троих изранила, пока они ее ловили да вязали. А на другое утро Караман к яме пришел и говорит: велик Аллах и чудны дела Его! Теперь я верю, что эта девка - ваша госпожа! Это, говорит, не женщина, а дочерь джиннов! Али и Азиз мертвы, у Сулеймана порез на шее, бен Барах двух пальцев лишился, а Махмуду она чуть нос не откусила! Сказал так, усмехнулся и добавил: будет, будет дею подарок! Она его зарежет в первую же ночь, и я избавлюсь от хлопот! Серов слушал эту историю как сказку из "Тысячи и одной ночи". Все тут было: странствия по морям и горам, побеги и битвы, интриги и хитрости, яма-зиндан, пираты и разбойники-кабилы, женолюбивый правитель, красавица принцесса, захваченная в плен мерзавцем-турком, и благородный принц, то бишь самозванец-маркиз, пустившийся на поиски возлюбленной. Сейчас, когда он знал, что Шейла в безопасности, это в самом деле напоминало легенду с восточным колоритом, где действие происходит на фоне пальм, мечетей и верблюдов. Когда-нибудь в старости, мелькнула мысль, я расскажу эту сказку своим внукам - в гостиной, при свечах, у печки с голландскими изразцами. За окном будет падать снег, и Шейла, постаревшая, но прекрасная, сядет около меня и кивнет головой, подтверждая: да, дети, так все и было. Было! Это видение мелькнуло перед ним и исчезло как птица, которую спугнул голос Стура. - Он смеялся и говорил, что верит мне, что отведет нас к этой дьяволице и будет выкалывать нам глаза, резать уши и языки, пока не услышит нужных слов. А если не услышит, если госпожа смолчит, то значит, такова воля Аллаха, и нас, одноглазых и немых, отведут на галеры и посадят к веслам. С ним была дюжина басурман, и они принялись вытаскивать нас из ямы и забивать в колодки. Разрази меня гром! Ты знаешь, Эндрю, - Стур прищурился с задумчивым видом, - у нас с сарацинами земля и вера разные, обычай не схож, а вот колодки одинаковы. Когда я сидел на каторге... - Об этом в другой раз, - сказал Серов. - Я хочу узнать, как вы освободились. - Да, конечно, капитан. Вся штука была в том, чтобы вылезти из ямы и добраться до Шейлы. Чтобы нас, значит, за ворота выпустили, а ее - из дома... - Стур отрезал еще кусок баранины и принялся жевать. Прожевал, сглотнул и усмехнулся: - Тут нам удача улыбнулась - Шейлу к конюшням привели, а нас построили друг за другом, и первым, помню, оказался Тиррел. Вот стоим мы, как в очереди на виселицу, голова и руки в колодке, **) перед нами Шейла, Караман и двое сарацин, а позади - еще десяток, и у каждого - кинжал, чтобы резать языки и уши. Но не тут-то было! Мигнул я Хенку, и тот ремни на колодке разорвал и нехристя стукнул деревяшкой. Здоровый бык! Так рассадил сарацину башку, что мозги наружу брызнули! Кинжал схватил, обрезал ремни у меня и Джека Астона и начал стражников крушить! Одноухому, видишь ли, думалось, что если мы в колодках, а при нем двенадцать сарацин, то нам и деваться некуда. Ошибся ублюдок! Пока мы от колодок избавлялись, Хенк троих уложил, да и Шейла не дремала, заехала стражнику в зубы и за пистолетом потянулась. Караман заорал, и к дому, а мы побили басурман, и в конюшню. Взяли всех лошадей - было их там дюжины три - и понеслись вдоль берега. Чума и холера! Так я еще в жизни не скакал! Миль восемь отмахали, потом конь под Хенком задыхаться начал, пришлось ему пересесть на другую клячу. В общем, ушли! - Господь вас хранил, - молвил Серов и, неожиданно для себя самого, перекрестился. В этот миг ему казалось, что над ним, над Шейлой и всеми их людьми простерта рука Провидения, что капризная Фортуна на их стороне, что ветер Удачи будет надувать их паруса - сейчас, и присно, и во веки веков. И понесет тот ветер их корабли в северные моря, и будут там новые победы и приключения, новые люди и новая жизнь. Кого благодарить за это? Бога? Судьбу? Всемогущий Случай?.. Уот Стур прочистил горло. - Так было, но все уже кончилось. Турбата больше нет. Какие твои приказы, капитан? Серов взглянул на солнце, висевшее над западными горами. - Вечер близится... Сегодня надо отдохнуть. Выйдем утром. На восток, в Ла-Каль! Сколько дней займет дорога? - Четыре, капитан. - Четыре... - повторил Серов и улыбнулся. * * * Эти дни тянулись бесконечно. Он шагал словно в забытьи, смотрел, как встает и садится солнце, как плывут в бирюзовом небе облака, и как, раскинув широкие крылья, парят над горами орлы. Одно ущелье сменялось другим, рокотала вода в быстрых уэдах, отряд то поднимался на перевал, то двигался вниз, в узкие теснины, заросшие цветущими олеандрами, и их тонкий аромат будил память о запахе Шейлы. Вечером он долго сидел у костра, думал о странной своей судьбе и, что было совсем уж удивительно, молился. Не за себя и даже не за Шейлу, а за пропавших собратьев, за тех, кто канул подобно ему в бездны времени. Владимир Понедельник, программист... Наталья Ртищева, доктор... Евгений Штильмарк, тоже врач... Константин Добужинский, бывший математик, издатель... Максим Кадинов, Линда Ковальская, Губерт Фрик и все остальные, кого он помнил до сих пор, кто приходил к нему в снах, напоминая о прошлой жизни и о том, что было потеряно навсегда. Он молился, чтобы судьба была к ним благосклонней, чем к Игорю Елисееву, умершему в молодых годах, чтобы век их оказался долог и, по возможности, счастлив, чтобы потерянное ими не висело тяжким грузом, чтобы в их далеком далеке нашлись другие люди, скрасившие их одиночество, другая любовь - такая же, как послана ему. И, заканчивая эти молчаливые беседы, то ли с Богом, то ли с Судьбой, то ли с пропавшими сотоварищами, он шептал подслушанное о де Пернеля: dominus vobiscum. ***) В другие дни он размышлял о будущем, о том, как уговорить своих людей, увлечь на север - не тех, что приплыли с ним из Вест-Индии, а бывших магрибских невольников, гребцов с пиратских шебек, составлявших сейчас большую часть его экипажей. Насчет службы государю Петру с ними договора не было, но почему бы не сразиться им со шведом, не постоять за Россию, если царь окажется не скуп? К тому же они ненавидели турок, а Карл, властитель шведский, заключил союз с султаном... Карла побить - туркам ущерб... Может, эта идея сыграет? А может, соблазнят патенты, что привезет Михайла Паршин? Ведь все его люди, думал Серов, и старые, и новые - просто морские разбойники, и нет у них ни отчизны, ни законного государя, ни флага. Даже знамени нет, под коим не стыдно в бой вступить, а если случится, то и погибнуть! Все они изгои, бывшие каторжники или рабы, а для таких людей новая родина - честь и благо. Может, это их соблазнит? Или царское пожалование? Россия - страна богатая... С такими мыслями он шел и шел вперед, и в урочный час открылся ему городок у моря, белые здания, церкви, мечети, крепость на холме, гавань и рейд, где дремали корабли со спущенными парусами. И среди них увидел Серов свой трехмачтовый "Ворон", и бригантину "Харис", и все свои шебеки - все они ждали его, нисколько не сомневаясь, что капитан де Серра вернется, поднимется на свой фрегат, встанет на мостике и скомандует: "Поднять якоря! Курс - на север!" При виде города и кораблей запела душа Серова и показалось ему, что сейчас он взлетит с горного склона, раскинет руки и помчится вниз, к домам среди персиковых садов, к узким извилистым улочкам, к морю и судам, застывшим в бухте. Невеликий городок Ла-Каль, не самый богатый на свете и уж конечно не самый красивый - не Москва и не Париж. Пусть так! Разве это имело значение? Пусть не самый красивый, зато теперь Серов в точности знал, как выглядит рай. - Сюда, - промолвил Уот Стур, и он послушно начал спускаться к городской окраине. Приклад мушкета бил его по бедру, сзади гомонили корсары, предвкушая рейд по местным кабакам, жарко палило солнце, дул с моря бриз, но Серов не замечал ничего. Ничего, кроме белого домика в саду и мощеной камнем дорожки, что вела к распахнутым дверям. Окна в доме тоже были открыты, и ему почудилось, что там, в комнате, плавно двигается какой-то человек, то поднимает руки, то опускает их, то вроде машет белым полотном. Обогнав Стура, Серов бросился к домику, но войти не решился, замер у порога, услышав долгий, протяжный, облегченный вздох. Так вздыхают после тяжелой, очень тяжелой работы... Затем раздался пронзительный крик младенца. - Похоже, ты не опоздал, капитан, - сказал Уот Стур, направляясь к нему. - Голосистый у тебя паренек, сожри меня акула! - Откуда ты знаешь, что это мальчик? - Орет громко. Глотка как у боцмана. Верно, парни? - Он оглянулся на корсаров, столпившихся у дорожки под деревьями. - Хрр... Когда меня спишут на беррег, будет кому заменить, - сказал Хрипатый. - Когда тебя спишут, парень уже в капитаны выйдет, - возразил Кактус Джо. - На кой хрен ему твоя боцманская дудка? - Выше бери: адмиралом станет и знатным разбойником, - промолвил Брюс Кук. - Разбойником? Почему? - удивился Серов, и ему тут же пояснили: - Ты разбойник, Шейла разбойница - так кто у вас родился? - Чтоб тебя чума взяла, Брюс! - Серов шагнул было к дому, но в дверях, загораживая вход, возник высокий худой старец. Был он в белом арабским бурнусе, но на араба совсем не похож: глаза - серые, волосы - рыжие с сединой, лицо широкое, тщательно выбритое, с морщинками у губ и на высоком лбу, а на щеках сквозь слой загара просвечивают веснушки. При виде этого старика - несомненно, лекаря-табиба - сердце Серова дрогнуло, а мысли понеслись галопом. Было в нем что-то очень знакомое, привычное, словно здесь, на краю света, в чужой эпохе, Серов столкнулся с москвичом или, быть может, с парижанином, жителем Вены, Лондона или Берлина, только не нынешних городов, а тех, что когда-нибудь будут. Мнилось, что этот человек ездил не раз в машине и поезде, летал самолетом, разогревал обед на газовой плите, что не в диковинку ему метро, компьютер, телевизор и даже спутники Земли, что он способен перечислить все планеты Солнечной системы от Меркурия до Плутона и определенно знает, что все тела слагаются из атомов и молекул. Серов, ошеломленный, глядел на старика и вдруг заметил, что тот улыбается. - Вы - Андре Серра? - У него был негромкий приятный голос, и на французском лекарь говорил отменно. - Поздравляю с наследником, сударь! Взвесить не могу за неимением детских весов, но ручаюсь, что в мальчугане фунтов восемь-девять. Шейла сейчас отдыхает. Хансена, коновала с фрегата, я к вашей супруге не допустил, так что с нею тоже все в порядке. Хотите ее повидать? Горло Серова перехватило. Он чувствовал, что не может выдавить ни звука. - Ах да! Чуть не забыл... ну, вы понимаете - память-то стариковская... - Лекарь вытащил из пояса что-то круглое, блестящее, и протянул Серову. - Вот! Шейла попросила сразу вам отдать. Забавная вещица для этих мест... Но я такие видел - только давным-давно. На его ладони лежали часы Серова, золотой швейцарский "Орион". Часы шли - должно быть, лекарь завел их и выставил верное время. - Видели? Где и когда? - хрипло произнес Серов, не замечая, что в волнении говорит на русском. - Где вы могли видеть такие часы? Кто вы? Теперь лекарю пришел черед удивляться. Его седоватые брови вспорхнули вверх, морщины обозначились резче. Он выдохнул воздух и тихо, почти что шепотом, промолвил: - Здесь меня зовут доктор Эуген Штиль из Кельна. Но там, откуда пришли вы и я, мое имя было Евгений Зиновьевич Штильмарк. Он тоже перешел на русский и явно был возбужден - его дыхание участилось, щеки порозовели, и россыпь веснушек стала заметнее. - Вы - мой соотечественник? Понимаете, я-то думал, вы француз... Андре Серра... Выходит, не Андре, а Андрей? Так? Что же вы молчите? Не отвечая, Серов повернулся к Уоту Стуру. - Веди людей на "Ворон", Уот. Я останусь здесь, с Шейлой и лекарем. Теггу и де Пернелю скажешь, что к вечеру я буду на судне. - Да, капитан. - Сюда прислать охрану, человек шесть. Выбери людей понадежнее, из тех, что пришли с нами с Карибов. - Слушаюсь, капитан. Стур отступил на шаг, уставился нам корсаров грозным взглядом и гаркнул: - На корабль, бездельники, на корабль! Вас ждут мясо, ром и сухари! Хрипатый, Тиррел, Кук, ведите прочь эту ораву! И поживей, моча черепашья! Когда топот ног затих, Серов повернулся к лекарю и произнес: - Не стоит при моих людях говорить на непонятном языке и забивать им головы всякими домыслами. Я, Евгений Зиновьевич, и правда Андрей - Андрей Серов из Москвы. И о вас я кое-что знаю, брат мой, странник во времени... - Он опустил веки, чувствуя, как в душе разливается покой. - Евгений Штильмарк, врач из Твери - был дерматологом, если не ошибаюсь? Исчез в возрасте двадцати семи лет, ехал с работы в трамвае и исчез... Провалился сквозь время после того, как с компанией друзей посетил некий объект на Камчатке... Наконец-то я вас нашел! - Нашли? - с изумлением вымолвил Штильмарк. - Ну, вы понимаете... Как нашли? Прилетели на машине времени? Как вы очутились здесь, сударь мой? По губам Серова скользнула усмешка. Он уже справился с потрясением и полностью владел собой. - Как очутился, об этом будет поведано лет через тридцать, в первом томе тайных записок о жизни маркиза Андре де Серра. Но вам, Евгений Зиновьевич, я, так и быть, расскажу свою историю. Только, простите, не сейчас - мне очень хочется увидеть жену и сына. - Да-да, разумеется. - Штильмарк посторонился. - Часы, Андрей... возьмите ваши часы. - Оставьте их у себя, в знак нашей благодарности, моей и Шейлы. Я могу притащить вам сундук с дукатами, талерами и курушами, но мало ли в этом мире таких сундуков? А эти часы - одни-единственные. Страшно подумать, Евгений Зиновьевич - еще не родился тот швейцарец, чьи правнуки их соберут. С этими словами Серов вошел в дом и потонул в сиянии глаз своей жены. * * * Спустя пару дней они с Штильмарком сидели в саду, пили сухое вино с местных виноградников и обменивались своими чудесными историями. Шейла спала, и рядом с ее кроватью спал в наскоро сделанной колыбели младенец, крохотное существо, изменившее статус Серова в этом мире. До сих пор он был корсарским капитаном и супругом Шейлы, теперь же стал отцом, и это новое состояние казалось еще непривычным, даже пугающим. Он начинал понимать, что вырастить ребенка в восемнадцатом веке гораздо труднее, чем в двадцатом или двадцать первом - ведь не было здесь ни педиатров, ни детских поликлиник, ни антибиотиков, ни искусственного питания. Правда, имелась отличная замена - материнское молоко. Серов разлил в кружки вино, и они выпили за здоровье малыша и Шейлы. Рубиновый напиток был густым и терпким, впитавшим ароматы этой земли и щедрость африканского солнца. В крепости на холме грохнуло орудие, оповещая о приходе ночи. С рейда, где стояли корабли, долетел медный перезвон склянок - там заступала ночная вахта. - Вы меня ждали, - произнес Серов. - Ждали, - согласился Штильмарк. - Девочка... простите, ваша супруга... она не сомневалась, что скоро вы придете. Теперь, выслушав вашу историю, я ее понимаю. - Он качнул кружку, глядя, как плещется в ней вино. - Вы, Андрей, человек долга. Та проклятая гора на Камчатке... Вы ведь могли забыть о ней, не правда ли? Забыть про Володю Понедельника, Игоря, Наташу и всех остальных... Остались бы в той, будущей Москве, жили бы спокойно и, как положено детективу, искали бы людей, которых все-таки можно найти. Однако... - Дурная голова ногам покоя не дает, - сказал Серов. - Но вы, Евгений Зиновьевич, не просто меня ждали. Вам было известно, кто я такой. - Не кто, а откуда - точнее, из какого времени. - Шейла подсказала? - Нет. Она и понятия не имеет, из каких дальних далей явился к ней Андре Серра, внебрачный сын нормандского маркиза. - Штильмарк бросил взгляд на открытое окно и улыбнулся. - Нет, все по-другому получилось, сударь мой. Когда я в первый раз увидел Шейлу, она была не в лучшем состоянии - ну, вы понимаете, ее таскали по горам чуть ли не месяц и кормили всякой дрянью... Здесь, в Ла-Кале, у меня есть помощницы, почтенные дамы. Они раздели и вымыли Шейлу и передали мне эти часы - она прятала их... гмм... прятала в той детали нижнего белья, что в наше время назовут бюстгалтером. В общем, часы попали ко мне, и я, разумеется, сообразил, что вещица не из этого столетия. Такие и в девятнадцатом веке не сделают, даже в начале двадцатого! Можете вообразить мое изумление... Когда девочка... простите, Шейла... когда она отдохнула и пришла в себя, я стал ее расспрашивать. Она говорила о вас, Андрей, говорила много и охотно - ну, вы понимаете... она вас любит, очень любит... отчего же не поболтать со старым доктором?.. это элементарная психотерапия... Так что я представлял, с кем встречусь. Не думал только, что вы из России и, разумеется, помыслить не мог, что вы меня искали... нас, всех нас... в том, будущем времени... - В этой эпохе Россия тоже существует, - негромко произнес Серов. - Хотите туда вернуться? Пусть в восемнадцатом веке, но - домой? Голова Штильмарка отрицательно качнулась. - Спасибо, Андрей, но мой дом - здесь. Я прожил на этих берегах много лет, объездил их от Египта до Марокко, стал врачом-универсалом, изучил арабскую медицину, принял сотни ребятишек, уврачевал тысячи ран и болезней. Здесь у меня жена, сын, дочери и целый выводок внуков. Есть кому похоронить и прочитать молитву над могилой, и есть кому добрым словом помянуть... Тут моя родина, и другой я не ищу. Да и смешно что-то искать в моих-то годах! - Я понимаю, - молвил Серов, - понимаю... - Затем, выдержав паузу, поинтересовался: - Скажите, Евгений Зиновьевич, вы не жалеете, что очутились здесь? Я не из пустого любопытства спрашиваю. Я в этом веке прожил чуть больше года, а вы - сорок с лишним лет... И как, не тосковали, не скучали? Не проклинали судьбу? Не вспоминали близких - тех, кого еще нет? Штильмарк помрачнел, морщины на его лице выступили резче, глаза потемнели. - Проклинать не проклинал, но остальное... да, остальное случалось - тосковал, скучал и вспоминал. Особенно тяжелыми были первые три-четыре года - накатывало временами чувство безмерного одиночества, будто кроме меня во всем мире и людей-то нет. Но это проходит, Андрей, это проходит... Когда обвенчался с Ивонной и дети пошли, стало легче... А вам повезло - у вас тут уже жена и сын. Дай Бог, дочери тоже будут и другие сыновья! Это, знаете ли, как якорь - держит нас и не дает провалиться глубже в бездну. Кивнув, Серов подумал, что не ему одному пришла аналогия с якорем. Жизнь - как плавание из никуда в ничто, но плывешь-то вместе с потоком времени, и место твое в этом течении зафиксировано, ни вперед не перескочишь, ни назад. Держит тебя реальность как судно на якоре, и якорь этот ты называешь всякими именами, смотря по тому, что тебе дороже - дело, долг, любовь или какой-то иной интерес. А если нет этой связи с миром, в котором выпало тебе жить и умереть, будешь ты несчастен во все свои дни, а когда уйдешь - забыт навеки. Старик, прищурившись, следил за ним, точно догадывался об этих раздумьях. Потом сказал: - Могу, Андрей, слегка вас воодушевить. Я полагаю, что в каждой эпохе есть нечто такое, что теряется в других временах, и потому те, кто будут жить в грядущем, смотрят в прошлое с долей зависти. Возьмите хотя бы век Перикла, Алкивиада, Александра Македонского... Мир казался тогда таким сказочным, таким огромным! Ареной для великих свершений и далеких странствий, походов в земли, где дома покрыты золотом, где реки текут молоком и медом, где водятся василиски и драконы и живут люди с песьими головами... - Вы хотите сказать, что восемнадцатый век груб, жесток, опасен, однако ярче нашего времени? Эпоха великих авантюр и великих людей, подобных Ньютону, Лейбницу, Вольтеру, великих правителей и полководцев, век Петра, Екатерины, Потемкина, Суворова... Так? - Не так. Наше время тоже жестоко и опасно, и породило оно великих гениев и великих злодеев, жутких чудовищ, которых свет не видел. Тут мы не уступим этому веку, а в зверствах даже превзойдем! Есть, однако, и отличие. Видите ли, сударь мой, у многих хомо сапиенс нашего времени нет души. Наша наука, наш технический прогресс, наше искусство, политика, воспитание - все это вместе взятое упразднило душу! И, кажется, в двадцать первом столетии эта процедура завершится во всепланетном масштабе. А тут у людей есть душа. Понимаете? Наличие души для них бесспорный факт. - Вы говорите о вере в Бога? - Нет... пожалуй, нет, хотя в этой эпохе вера крепка, а религия почти всемогуща. Я говорю скорее о мироощущении. Эти люди, что стали нашими современниками, твердо знают, что у любого из них, будь он король, султан или убогий нищий, злодей, убийца или личность вполне достойная, магометанин или христианин, есть душа. Понимаете, независимо от состояния и веры, каждый имеет дущу, и в этом их отличие от нас, Андрей. - Штильмарк усмехнулся. - Так что я вам советую срочно обзавестись душой. Серов тоже улыбнулся. - Душа у меня уже есть. Шейла и ребенок, что спят сейчас в доме - вот моя душа! Старик покивал головой. - Наверное, вы правы. Когда я встретил Ивонну, у меня тоже появилась душа. Душа прирастает любовью, чистой бескорыстной любовью, которой в нашем практичном веке меньше, чем здесь. Кто обрел душу, тот обрел себя, а что до всего остального... Ну, в моем случае это просто - врач везде и всегда врач. Они замолчали, вслушиваясь в ночные звуки, глядя на южное небо, усыпанное звездами. Стрекотали цикады, ветер шумел в листве и на стенах крепости перекликались часовые. Серов налил вина, выпили тоже молча, но каждый знал, что пьет за сотоварищей по странной своей судьбе, за тех, кого он никогда не увидит. Эта их встреча была чудом, но чудо - слишком редкий дар; если встречается в жизни, то единожды. - Когда вы отплываете? - наконец спросил Штильмарк. - Дней через пять-шесть. Шейле и ребенку надо окрепнуть. - Могу я попросить у вас на это время книгу? Помните, вы говорили мне о ней - книгу, написанную да Винчи со слов Игоря Елисеева? Я свободно читаю на итальянском. Игорь... словом, мы с ним дружили. - Хотите, я ее вам подарю? - Нет. Кому я ее оставлю? Положу в сундук забвения? Заберу с собой в могилу? Для этого книга пророчеств слишком ценный раритет! Я старик, а вы - в расцвете сил, вам жить и жить... Вам пригодится. Они снова замолчали. Потом Штильмарк поднялся, протянул Серову руку и сказал: - Удачи вам, Андрей. Еще одна просьба: случится заехать в Тверь, поклонитесь ей от меня и попросите прощения. - За что, Евгений Зиновьевич? - За то, что в Тверь не добрался и лечил людей всех народов, кроме своих сограждан. Его высокая фигура растаяла в темноте. ----------------------------------------------------------------------- *) Силуне, тултах - горные берберские племена. **) Колодка представляла собой два деревянных бруса с вырезами для шеи и запястий. Брусья соединялись, зажимая шею и поднятые руки, и вся конструкция связывалась ремнями. ***) Dominus vobiscum - Господь с вами (лат.). Северная Африка осталась пиратской и была ею не одно столетие - по крайней мере до завоевания Алжира французами в 1830 году. Но побережье между Сеутой и Алжиром оставалось пиратским и позднее, еще несколько десятилетий, питаясь за счет разбойничьих племен пустыни и Атласских гор. А.Б.Снисаренко "Рыцари удачи", Санкт-Петербург, 1991 г. Эпилог. Генуя Большой, богатый город Генуя! Правда, дни его величия и славы миновали, нет уж заморских колоний в Крыму, отнятых турками, флот не столь уж могуч, как прежде, и генуэзский дож, когда-то равный королям, теперь проходит по разряду герцогов. Новое время ломится в дверь, время царей, королей, императоров, и нет в нем места вольным торговым городам. Все подомнут! Не испанцы, так французы, не французы, так австрийцы... Но пока что Генуя свободна, ибо сильным мира сего не до нее. Они воюют; кто на западе бьется за испанское наследство, кто - на востоке, за окно в Европу. Великий многолюдный город! - думал Серов, глядя с квартердека "Ворона" на гавань, полную судов и лодок, на крепостные бастионы, на море черепичных крыш, в котором терялись узкие ущелья улиц, на древние площади с дворцами знати, фонтанами и статуями, на верфи, торговые склады, церкви, соборы, кабаки и лавки, на все великолепие морской лигурийской столицы. А Петербург, хоть столицей и объявлен, таким не скоро будет, да и Москва с ее хоромами из бревен рядом с Генуей - деревня... Но, как заметил мудрый старец Штильмарк, Серов находился в расцвете сил, жить ему предстояло долго, и потому надеялся он увидеть, как поднимается каменный град Петра под северным нежарким солнцем. Даже сны ему снились, будто лет через двадцать гуляет он по Невской Першпективе с красавицей женой - непременно в сапфировом ожерелье! - и будто идут они от Фонтанки к Адмиралтейству, и там, стоя на берегу Невы, любуются дворцом Меншикова и зданием Двенадцати коллегий. Пока ни дворца, ни коллегий и в помине не было, но будут же, непременно будут! В Геную они приплыли в первых числах июня. Правда, не все - "Стрижа" и бригантину Серов отдал не пожелавшим идти с ним в балтийские воды, а таких нашлось сотни три. Мальтийцам на севере делать было нечего, а многие французы, англичане и голландцы решили, что тут у них своя война, и хватит на их век османов и магрибцев. Серов никого не неволил, долю добычи выделил честно, и сожалел лишь о том, что нет с ним больше Мартина Деласкеса и Абдаллы, асов-разведчиков, и славного рыцаря де Пернеля. С рыцарем расставаться не хотелось, но и его Серов не уговаривал, понимая, что де Пернель - человек служилый, военачальник Ордена. Клятву свою он исполнил и, больше того, сделался другом, а кто же друзей принуждает! Встав на генуэзском рейде с "Вороном", "Дроздом" и "Дятлом", Серов велел поднять мальтийский флаг. Право это было даровано ему магистром Раймондом де Рокафулем, но при том условии, что будут над его кораблями орденские кресты лишь в мирных гаванях либо в праведном бою, каким магистр полагал единственно битву с турками или пиратами. Так что с Карлом, государем христианским, Серов под мальтийским флагом воевать не мог, да и не стремился к этому, надеясь скоро обрести другое знамя. Если Паршин жив, если добрался он со Страхом Божьим до невских берегов и выполнил обещанное, то в Геную он мог явиться в любой июньский день. Серов, посовещавшись со своими офицерами, решил, что ждать Паршина надо до июля, а если не придет, плыть самим на север. Путь вокруг Европы через Гибралтар, Ла-Манш и датские проливы был не короче перехода через океан, так что упускать удобное для навигации время не стоило. Каждое утро, ровно в десять часов, Серов съезжал с супругой и сыном на берег и пускался в променад по набережной. Сына Джозефа, окрещенного в мальтийском храме, нес облаченный в ливрею Рик Бразилец, а за ним шли шестеро молодцов в начищенных сапогах, добротных морских камзолах, при пистолетах и шпагах. За эту честь в команде разгорелась конкуренция, так как Серов заглядывал в самые приличные таверны у гостиниц и в каждой ставил охранникам по рюмке - правда, небольшой. С Паршиным была договоренность, что, явившись в Геную, он поселится на этой набережной, откуда виден рейд, и пристани, и корабли, сядет за стол в каком-нибудь питейном заведении и будет сидеть с утра до обеда каждый божий день. Но дни проходили, а его все не было. Где он мог застрять? - прикидывал Серов. В Польше, Чехии, Венгрии, Австрии? В Карпатах или Альпах? На переправе через Дунай? Может, в Польше на шведов наткнулся либо на разбойных шляхтичей? Или австрийцы его задержали и проверяют сейчас с вьедливым усердием подлинность царских патентов и грамот?.. За неделю добрые жители Генуи и торговые гости из других городов привыкли к прогулкам Серова. Поговаривали, что этот знатный господин - посол великого магистра к его величеству Людовику, французскому монарху; еще говорили, что ждет он фрегаты из Тулона и Марселя, дабы обрушиться всей силой на Алжир и проучить неверных; ходила и более романтическая история: дескать, маркиз Серра - бывший мальтийский рыцарь, нарушивший обет безбрачия, тайно женившийся на златовласой красавице-графине и потому изгнанный Орденом из своих рядов. Но самые осведомленные шептали, что маркиз вовсе не маркиз, не орденский посол и не мальтийский рыцарь, а капитан Сирулла, морской разбойник, гроза магометан, а его прекрасная супруга - не графиня, а тоже разбойница. Так ли, иначе, но власти Генуи, уважая мальтийский флаг, претензий к загадочному капитану не имели - тем более, что портовый сбор он оплатил сполна, а его люди хоть и буянили в кабаках, но расплачивались честно и никого пока что не прибили. Так тянулось время, и в один из дней, когда Серов неторопливо шел мимо таверны "Корсиканец", в дверях показался огромный детина с клеймами на лбу и щеках, жуткий видом и обвешанный оружием. Завидев капитана, этот каторжник заорал - да так, что люди от него шарахнулись, - выхватил два пистолета и выпалил в воздух. В ответ взревела охрана Серова, и все, кроме Рика с младенцем в руках, бросились к клейменому и, оглашая улицу воплями и криками, стали хлопать его по спине и плечам. - Страх Божий, - сказала Шейла, улыбаясь. - Добрался, хвала пресвятой Богородице! Значит, Эндрю, твой московит тоже здесь. И правда, подняв голову, Серов увидел, что в окне второго этажа, прямо над входом в таверну, стоит Михайла Паршин собственной персоной. Был он в новом мундире с золотыми галунами и в шляпе-треуголке; сдернул ее, завидев Шейлу и Серова, поклонился, а затем достал из-за спины объемистую сумку и нежно ее приласкал. Похоже, сумка была предметом невероятной ценности. - В самом деле Паршин, - произнес Серов и облегченно вздохнул. - Пойдем к нему, дорогая, я вас познакомлю. - Нет уж, - ответила Шейла. - Ты иди, а я в таверне посижу, с Джозефом и парнями. Не напились бы на радостях! Еще и кабак разгромят, дите перепугают... Надо последить. Серов поднялся наверх, в просторную светлую комнату с видом на море. Паршин ждал его с раскрытой сумкой - из нее выглядывали запечатанные бумаги, а под ними лежало что-то еще, белое и шелковистое, как первый снег. - Грамота славному маркизу де Серра, капитану и морскому начальнику, от его величества Петра Алексеевича, - молвил Михайла с торжественным видом и протянул Серову верхний пакет. Потом не выдержал, расплылся в улыбке и быстро, горячо затараторил: - Вот и я, благодетель мой, вот и я! Прибыл в ночь, загнавши кобылу, а что припоздал, так извини - государь наш скор в делах, а дьяки его - пьянчуги, мздоимцы и тягомотники! Пока патенты написали, пока царю отнесли, чтоб руку приложил, да припечатали печатями - улетели месяц с неделею. Опять же дорога... Путь-то какой, прости Господи! Через десять стран, через сотню рек, а о горах и вспомнить не хочу, до того противно! - Долгий путь, - согласился Серов, вспоминая, что через три столетия от Москвы до Генуи лету будет три часа. Затем он обнял Михайлу, принял царское послание и сломал печати. Затейливые буквицы - будто не по-русски писано - прыгали перед глазами, складывались в слова и фразы, и хоть язык был странен и витиеват, смысл письма дошел до Серова. Сложив с почтением бумагу, он промолвил: - Милостив наш государь. В морскую службу меня принимает и жалует капитаном, если с фрегатом приду, а если с двумя кораблями, так сразу адмиралом. И пишет еще ко всем монархам, изволящим состоять с ним в дружбе, чтобы препятствий мне не чинили, а, обратно, давали провиант, канаты, парусину и пороховое зелье, ежели будет в том нужда. А еще пишет, что если не промедлю я, ударю на шведа в балтийских водах, и будет мне в той баталии фортуна, то это знатно, и встретят меня на Неве под фейерверк и гром орудий. - Надо же! Честь-то какая! - восхитился Михайла и начал выкладывать из сумки другие бумаги с сургучными печатями. - Вот, прими остальное, батюшка мой Андрей Юрьич... Вот патенты для ближних твоих людишек, кого поставишь в офицеры... вот каперская грамота и договор о царской доле с взятых в битве кораблей... корабль, значит, с пленными - его величеству, а груз - тебе... А вот подарки от государя - сделанный им самолично пистоль, а еще... - Погоди, Михайла, - прервал его Серов. - Скажи-ка мне, братец, как в Геную добрался? Благополучен ли ты, здоров ли? И что на тебе за мундир? - Здоров, милостивец мой, токмо голова кругом идет с устатку. Непременно выпить надо! А что до мундира, - Паршин с гордостью выпятил грудь, - так нынче я маиор! И царским повелением буду при тебе. А службу какую служить, ты мне сам назначишь. - Добро. Теперь давай царские подарки. Паршин выложил пистолет с кремневым замком и рукоятью из дуба, затем появился белый шелк, целая груда, плотно сложенная и перевязанная вервием. - Вот! Царь жалует тебе и всем офицерам! - Что такое? - спросил Серов, придя в недоумение. - Шейный плат, по иноземному - шарф. Государева воля такая, чтобы морские высшие чины вязали белый плат на шею, дабы имелось у них отличие от чинов армейских. *) - Повяжем, отчего не повязать, - кивнул Серов. - Все, что ли, Михайла? - Еще вот это, батюшка мой. Он достал из сумки еще один тканевый сверток, но это были не шарфы. Огромное трехцветное полотнище развернулось во всю ширину и длину; Паршин держал его на вытянутых вверх руках, нижний край касался пола, и яркие цвета, белый, синий, красный, сияли как снег, как море, как солнце в час заката. - Флаг, - выдохнул Серов, - флаг... **) Сделав шаг к Паршину, он коснулся полотнища пальцами, затем потянул ткань к себе. Флаг, будто признав хозяина, окутал его плечи, доверчиво прильнул к груди; синяя полоса пришлась у сердца, красная и белая трепетали в ладонях. Вот и дождался, думал Серов, поглаживая свое новое знамя. Дождался! Будет что поднять на мачте, если встретим шведа, и будет салют из всех орудий, будут дым и грохот, и свист тяжелых ядер, и полетит этот стяг над морями, над волнами, знаком победы. Даст Бог, и под другим еще поплаваю, под синим андреевским крестом! - Спасибо, Михайла, - он кивнул Паршину. - Этот подарок самый дорогой. Спасибо, что довез в целости. Не выпуская полотнища, Серов подошел к распахнутому окну, подставил свежему бризу разгоряченное лицо. На рейде, спустив паруса, дремали корабли, и среди них - его фрегат, его трехмачтовая крепость и дом его семьи, ибо другого он пока что не имел. Лазурные южные воды тянулись от берега до горизонта, играли переливами синего и голубого и где-то там, на западе, встречались с океаном. Завтра "Ворон" покинет Геную и выйдет в море... И поплывет его капитан с сыном, женой и всей своей флотилией мимо французских берегов, мимо испанских, португальских и британских, мимо Голландии и Дании, Германии и Польши, поплывет туда, куда зовут душа и сердце. И будут бури, будут сражения, песни ветра и рокот волн, гром орудийных залпов и лязг клинков, будут раны, боль и торжество победы, будут смерть и жизнь. Целая жизнь в бурную, неспокойную эпоху перемен, но где бы ни носило капитана и его фрегат, они непременно вернутся на родину. Взгляд Серова, оторвавшись от горизонта, вернулся к трехмачтовому кораблю, и по его губам скользнула улыбка. "Ворон" обрел свой флаг. --------------------------------------------------------------------------- *) Существует легенда (возможно, реальный случай), как и почему Петр I даровал белые шарфы офицерам российского флота. В одной из схваток со шведами царь был ранен, и случившийся рядом морской офицер дал ему белый платок, чтобы перевязать рану. В память об этом событии Петр повелел, чтобы флотские офицеры носили отныне белые шарфы. **) Напоминаю читателям, что первый морской российский флаг, учрежденный в 1699 г, был трехцветным. Андреевский стяг, синий крест на белом фоне, появился только в 1712 г. Михаил Ахманов "ВОРОН" Содержание ЧАСТЬ 1. МАГРИБСКИЕ МОРЯ Глава 1. Дорога на восток Глава 2. Сражение во мраке Глава 3. Мертвый штиль Глава 4. Эс-Сувейра ЧАСТЬ 2. МАЛЬТИЙСКИЕ ВОДЫ Глава 5. Путь в Средиземье Глава 6. Сардиния Глава 7. Привет с родимой стороны Глава 8. Мальта Глава 9. Джерба Глава 10. Штурм Глава 11. Снова Мальта Глава 12. Тунис ЧАСТЬ 3. АЛЖИРСКАЯ ЗЕМЛЯ Глава 13. Алжир Глава 14. Поместье Карамана Глава 15. Скитания в горах Глава 16. Ла-Каль Эпилог. Генуя

  • Комментарии: 11, последний от 10/07/2019.
  • © Copyright Ахманов Михаил
  • Обновлено: 09/04/2008. 616k. Статистика.
  • Статья: Фантастика
  • Оценка: 7.20*19  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.