Х.Астамирова, М.Ахманов

                БОЛЬШАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ДИАБЕТИКА

                    ЧАСТЬ  5. Около диабета

       Глава 19. История лечения диабетического заболевания

                      1. Древние времена

       Наше повествование начнется с Древнего Египта, потому что
именно там был создан древнейший медицинский манускрипт, в котором
впервые упоминается о диабете - папирус Эберса, датируемый 1500 годом
до нашей эры. Его нашли в фиванском некрополе (городе мертвых) в
девятнадцатом веке, и, по традиции, этот папирус назван по имени
ученого, который его перевел и описал.
       Георг Эберс (1837-1898 гг.) являлся видным немецким египтологом,
учеником не менее известных историков Рихарда Лепсиуса (1810-1884 гг.)
и Генриха Бругша (1827-1894 гг.), автором многочисленных трудов и
прекрасных исторических романов. В своем последнем качестве он хорошо
знаком российским читателям - это тот самый Эберс, который написал
"Уарду", "Императора", "Дочь египетского царя" и немало других
произведений. Он был крупным ученым, внес большой вклад в историческую
науку (его даже называли "немецким Шампольоном"), в тридцать три года
занял кафедру египтологии в Лейпцигском университете, а в 1875 году
открыл там Музей египетских древностей. Одной из главных научных работ
Эберса были датировка, исследование и расшифровка фиванского папируса,
названного вскоре его именем.
       Итак, египетские медики знали о сахарном диабете и отличали
его симптомы от других болезней еще три с половиной тысячи лет тому
назад. Что же это была за эпоха - тысяча пятисотый год до новой эры?
И почему папирус Эберса, один из самых древних медицинских учебников,
был создан именно тогда?
       1500 г. до н.э. - период Нового Царства, расцвет Египта,
когда эта держава становится почти империей. Незадолго до этой даты
умерла царица Хатшепсут, единственная женщина, когда-либо занимавшая
трон фараонов, и власть перешла к ее пасынку и законному правителю
Тутмосу III. Он царствовал около пятидесяти лет (1501-1447 гг. до н.э.),
был сильным, властным и жестоким правителем, покорил Сирию, Палестину и
страну Куш (современный Судан), воздвиг крепости и храмы, реформировал
управление страной. Его мощная армия, основную силу которой составляли
боевые колесницы, не знала поражений; солдатом становился каждый десятый
египетский юноша, войско росло, поход следовал за походом, в Египет
стекались рабы и военная добыча, оседавшая в храмах и сокровищницах
фараона и вельмож.
       Надо заметить, что в тот период медицина в Египте являлась
прибыльным занятием и была неплохо развита. Этому способствовал культ
мертвых, предусматривавший бальзамирование, что давало возможность
изучить строение человеческого тела; и этому способствовали войны,
которые вели Тутмос I, Тутмос II и Тутмос III, а затем - фараоны
следующей династии, самым великим из которых стал Рамсес II. Много
войн - много раненых, которых надо лечить, а значит, нужно много
целителей, особенно хирургов, "полковых врачей". Их учат, пишут
медицинские пособия в больших количествах, чем в предыдущие времена
- и вот один такой учебник дошел до наших дней.
       Мы пожелали с ним ознакомиться. Нам казалось, что папирус
Эберса, известный египтологам уже более сотни лет, существует в
переводах на европейские языки, а также на русский, и что этот
документ столь популярен в египтологической науке, что добраться
до него не составит проблем. Оказалось, что это не так: в двух самых
крупных библиотеках Петербурга не нашлось никаких следов папируса
Эберса. Пришлось обратиться к специалисту, одному из компетентных
отечественных египтологов, который объяснил, что интересующий нас
документ на русский не переводился, однако имеется ряд посвященных
ему монографий на английском - в частности, работы британских ученых
Бриана и Эбелла. Их книги, издававшиеся в тридцатых годах, удалось
обнаружить и получить представление о папирусе Эберса.
       Этот древнейший медицинский документ поражает своей широтой;
он состоит из нескольких разделов, посвященных внутренним болезням,
болезням глаз, кожи, головы (то есть носоглотки, полости рта, зубов и
ушей), женским недомоганиям, хирургическим операциям и даже косметике.
В каждом разделе приведены рецепты лекарств, рекомендуемых при тех или
иных заболеваниях, и дано краткое описание соответствующих болезней
- на первый взгляд, более двух сотен. Лекарства являются смесями
растительных, животных и минеральных ингредиентов, но расшифровка
их точного состава затруднительна, поскольку с терминологией древних
медиков не всегда разберется даже специалист. В общем и целом папирус
Эберса является не столько учебником по медицине, столько пособием по
фармакопее - то есть аптекарскому искусству. Тем не менее ряд описанных
в нем болезней можно идентифицировать с полной надежностью - что,
например, и сделано Эбеллом в подстрочных примечаниях. Происхождение
данных примечаний нам не известно; может быть, составляя их, Эбелл
консультировался с врачами - все-таки сам он не медик, а египтолог.
      Процитируем на английском тот абзац из труда Эбелла, который,
по его мнению, относится к диабету:

       "If thou examinest a man for illness in his cardia, whose body
shrinks, being altogether bewitched; if thou examinest him and dost
not find disease in the belly, but the [...] of the body is like [...]
then thou shalt say to him: it is a decay (?) of thy inside. Thou
shalt prepare for him remedies against it: ground dragon's blood from
Elephantine, flax-seed, [...] , are boiled with oil and honey and eaten
by the man for 4 mornings, so that his thirst perishes and the decay (?)
of his inside may be expelled."
       Примечание Эбелла к этому тексту гласит: "The symptoms mentioned
here might almost make one think of diabetes."

       Обратите внимание на три места, где в квадратных скобках стоят
многоточия - в этих лакунах находятся древнеегипетские термины, которые
Эбелл не смог перевести, записанные специальными, принятыми у египтологов
знаками. Кроме того, дважды после слова "decay" встречается вопрос
- символ неясной ситуации.
       Перевод на русский, сделанный с помощью специалиста-египтолога,
выглядит следующим образом:

       "Если ты обследуешь человека, у коего недуг содержится
в устье желудка (у входа в желудок), чье тело сморщено, словно
заколдованное; если, обследовав его, ты не нашел болезни в самом
желудке, но [живот] тела [покрыт пупырышками?.. подобен гусиной
коже?..], тогда говорят ему (больному): это гниение (?) внутри тебя.
Ты приготавливаешь лекарство против него так: кровь земляного дракона
с Элефантины, льняное семя и [тыкву, тыквенный сок?..] вскипятить с
бальзамом и медом и давать человеку четырежды поутру (и далее),
чтобы заставить отступить его жажду и изгнать гниение (?) из его
внутренностей."
       Примечание Эбелла: "Упомянутые здесь симптомы почти наверняка
относятся к признакам диабета".

       Сделанный перевод нуждается в некоторых комментариях.
       1. Перевод нельзя считать окончательным, так как он
выполнен не с древнеегипетского первоисточника, а с английского
текста семидесятилетней давности - а это время наука не стояла на
месте. Наш консультант подчеркнул, что английский перевод Эбелла в
ряде мест сомнителен.
       2. "Обследование" больного - современный термин. Египетские
медики употребляли в этом случае понятие "исчерпывание", имея ввиду,
что пациента нужно "исчерпать" как некий сосуд. Важнейшей процедурой
такого "исчерпывания" являлась проверка пульса в различных частях тела,
то есть изучение внутренних телесных процессов через пульс. В египетских
медицинских текстах часто встречается выражение: "пульс под пальцами
твоими".
       3. В первой лакуне, где стоит слово "живот", имеется ввиду
"объем тела"; какая именно его часть - неясно.
       4. "Гусиная кожа", фигурирующая во второй лакуне, может
означать некие кожные нарушения. Но у диабетиков они обычно
просматриваются на ногах, и потому, возможно, в первой лакуне
имеется ввиду не живот, а вообще кожный покров тела.
       5. Если в этом древнеегипетском тексте все-таки речь идет
о диабете, то рекомендуемое лекарство должно быть сахаропонижающим.
Льняное семя и тыквенный сок можно отнести к растительным препаратам
со слабым сахаропонижающим действием. "Земляной дракон с Элефантины"
является, по мнению нашего консультанта, ошибкой перевода, допущенной
Эбеллом; тут имеется ввиду что-то другое, и, следовательно, этот
ингридиент неясен. Три указанных вещества нужно вскипятить с "oil and
honey", то есть с "маслом и медом". Но на самом деле здесь, скорее
всего, говорится не об оливковом или ином масле, известном египтянам,
а о некоем маслянистом бальзаме, состав которого неизвестен; этот
бальзам являлся непременной частью многих лекарств. Так что мы, к
сожалению, не знаем состав древнеегипетского сахаропонижающего
препарата.
       6. Может удивить, что в его пропись входит мед. Однако в
каком количестве? Возможно, меда добавляли чуть-чуть и использовали
как подсластитель. Льняное семя и тыквенный сок вполне приемлемы на
вкус, но что имелось ввиду под "кровью дракона" и бальзамом? Может
быть, это такая гадость, что без меда не проглотишь!
       7. В тексте упоминаются характерные признаки диабета:
похудание ("тело сморщено, словно заколдованное"), место болезни (у
желудка, но не связанное с самим желудком), какие-то кожные нарушения
и жажда. Однако ничего не говорится о полиурии, и это выглядит странным
- полиурия была известна египетским медикам, и папирус Эберса о ней
упоминает, но в другом месте.
       Таковы результаты наших "древнеегипетских раскопок". Возможно,
со временем удастся найти оригинальный текст, и тогда кто-нибудь из
современных египтологов выполнит грамотный перевод, и мы узнаем состав
снадобья, которым лечили диабетиков три с половиной тысячелетия тому
назад.
       Кроме папируса Эберса сведения о древнеегипетской медицине
содержатся и в других источниках, более поздних - например, в
записках Климентия Александрийкого (умер в 216 году до н.э.),
который много путешествовал по Востоку и оставил весьма подробное
описание наук, искусств и верований древних египтян. Он отмечает,
что у египетских врачей имелось шесть основных трактатов по медицине,
причем один из них был посвящен хирургическим приемам и инструментам,
а другой - лечению животных (то есть ветеринарии). Были созданы
"Дома Жизни" - нечто среднее между больницей, учебным заведением и
научным институтом, где обучались и практиковали врачи; лекари делились
на несколько специальностей - хирурги, целители глаз, зубов и так
далее; они прекрасно знали анатомию и разбирались в целебных свойствах
растений. Так, во многих древнеегипетских документах упоминаются лук,
чеснок и редька, которые предписывалось есть помногу и регулярно с
целью предотвращения эпидемий. Египетские медики догадывались о роли
головного мозга (например, паралич нижних конечностей ставился в связь
с повреждением головы), открыли систему кровообращения и полагали, что
в основе большинства заболеваний лежат изменения сердца и кровеносных
сосудов. Как сказано в папирусе Эберса, "врач должен знать ход сердца,
из которого идут сосуды к любой части тела".
       Следующий этап развития медицинской науки был достигнут в
Греции и Риме, и об этом мы знаем гораздо больше, чем о таинственной
медицине древних египтян, так как сохранилось больше письменных
источников. Кроме целебных снадобий, греческие врачи лечили пациентов
массажем и специальной гимнастикой, ваннами, сном и даже гипнозом; для
лечения нервно-психических заболеваний применялся шок. Диокл из Кариста
(IV век до н.э.) полагал, что состояние здоровья человека зависит от
гигиены тела, от диеты и от правильного чередования работы и отдыха;
Эрасистрат из Кеоса (III век до н.э.) исследовал систему кровеносных
сосудов, обогатил знания об анатомии сердца, ввел различение нервов,
управляющих чувствами, и нервов, управляющих движениями; многочисленные
медицинские трактаты оставили Геродик из Селибрии, Герофил из Калхедона,
Гераклид Тарентский; Гиппократ, "отец медицины", еще на рубеже V-IV веков
до н.э. создал на острове Кос медицинскую школу. Как указывает Плиний
Старший, римский писатель, подаривший нам заметки по истории медицины,
школа Гиппократа явилась поворотным пунктом в развитии врачебного
искусства в Греции - медицина из магии окончательно стала наукой.
       В Древнем Риме в конце прошлой эры и начале нынешней
особенно ценились греческие врачи - сами римляне предпочитали воевать
и заниматься политикой, юриспруденцией и строительством. Уже в те
времена среди медиков складывается довольно четкая специализация: были
хирурги, окулисты, ларингологи, специалисты по внутренним и женским
болезням и так далее; имелось разделение и по сферам обслуживания -
спортивные и военные врачи, лекари гладиаторов и даже пожарных. Женщины
не отстранялись от занятий медициной, но их областью было, в основном,
акушерство.
       В эпоху Октавиана Августа сложилась четкая система армейской
медицины. Военные медики не только исцеляли раны, но также отбирали
рекрутов, пригодных для военной службы, следили за питанием и гигиеной
солдат в лагерях, каждый из которых имел обязательные бани и хорошо
налаженную очистку отхожих мест. Военный врач возглавлял команду
помощников-санитаров, а функции самих врачей были четко разделены:
одни отвечали за лекарства, другие занимались хирургией, третьи
выхаживали выздоравливающих. При императоре Марке Аврелии армейские
медики удостоились особой эмблемы - кубка и змеи Асклепия,
бога-покровителя врачей.
       Что же касается упоминаний о диабете, то описание этой болезни
встречается в медицинском трактате Авла Корнелия Цельса (примерно
25-30 гг. до н.э. - 50 г. н.э.), который жил на рубеже прошлой и нашей
эры, в период правления императора Тиберия. Сам Цельс не занимался
лечением больных, был теоретиком и примерно в двадцатых годах первого
века н.э. написал обширный энциклопедический труд, значительная часть
которого, посвященная медицине, дошла до наших времен. В его трактате
описана болезнь, при которой выделяется значительное количество мочи;
причиной ее Цельс полагал несварение желудка - иными словами,
неспособность желудочно-кишечного тракта правильно переваривать
пищу. Не истина - но близко к истине!
       Первое клиническое описание сахарного диабета дал римский
врач Аретеус (он же - Аретей Каппадокийский; умер около 138 г. н.э.);
он же ввел в медицинскую практику термин "диабет". Больные диабетом
I типа сильно худеют, очень много пьют и часто мочатся, жидкость как
бы проходит через их тело стремительным потоком, и потому Аретеус
произвел название болезни от греческого слова "diabaino" - "прохожу
сквозь". Вот классическое описание болезни, которое ему принадлежит:

       "Диабет - ужасное страдание, не очень частое среди мужчин,
растворяющее плоть и конечности в мочу. Пациенты, не переставая,
выделяют воду непрерывным потоком, как сквозь открытые водопроводные
трубы. Жизнь коротка, неприятна и мучительна, жажда неутолима, прием
жидкости чрезмерен и не соразмерен огромному количеству мочи из-за
еще большего мочеизнурения. Ничего не может удержать их от приема
жидкости и выделения мочи. Если ненадолго они отказываются от приема
жидкости, у них пересыхает во рту, кожа и слизистые становятся сухими;
у пациентов отмечается тошнота, они возбуждены, и в течение короткого
промежутка времени погибают".

       Следующее описание диабета приводится Галеном (130-200гг),
греческим врачом древности, выдающимся практиком и теоретиком.
Свою медицинскую карьеру он начинал в Пергаме, где был лекарем
гладиаторов, затем в 161 году переселился в Рим, стал называться
Клавдием Галеном и занял должность придворного врача при трех
императорах династии Антонинов; он лечил Марка Аврелия, Луция Вера
и Коммода. Научные интересы Галена были весьма обширными; он написал
более сотни медицинских трактатов, в которых рассмотрены вопросы
анатомии и физиологии, гигиены и диетики, различные патологии и
болезни. Гален в широких масштабах практиковал вивисекцию -
занимался препарированием обезьян, чтобы лучше познать строение
человеческого тела. Он считал, что диабет связан с атонией почек
(ослаблением их функции) и называл эту болезнь diarrhoea urinosa
- мочевой понос.
       В иных странах и в более поздние времена упоминания о диабете
встречаются в индо-тибетской и арабской медицине. В тибетском каноне
"Чжуд-ши" (VIII век) описано заболевание "жин-нинад" или мочеизнурение.
Его этиология (причина) такова: характер питания, неправильный образ
жизни и переохлаждение, что способствует потере питательных соков
организма через мочу. Великий арабский целитель Авиценна (Абу Али
ибн Сина, 980-1037 гг.), создавший в 1024 г. "Канон врачебной науки",
отмечает:

       "Диабет - нехорошая болезнь; иногда она приводит к изнурению
и сухотке, так как вытягивает из тела много жидкости и препятствует
получению им должного количества избыточной влаги от питья воды.
Причина - состояние почек".

       Следующим известным медиком, писавшем о диабете, является
Парацельс (von Hohenheim Philippus Aureolus Theophrastus, 1493-1541
гг., Европа). Он полагал, что диабет является заболеванием  в с е г о
организма, что в его основе лежит нарушение образования в организме
солей, отчего почки приходят в состояние раздражения и усиливают
свою деятельность.
       Итак, сахарный диабет - отнюдь не новое заболевание,
присущее лишь нашим временам; это болезнь древняя, как мир. Ею
страдали в античности и в средние века, и врачи совершенно четко
представляли, чем болен пациент. На протяжении трех-четырех тысячелетий,
повсюду, где цивилизация (а значит, и медицинская наука) достигла
высокого уровня, врачи знали о сахарном диабете и умели продлевать
жизнь больным. И в Египте, и в античной Греции, и в Древнем Риме,
и в средневековой Европе, и на Востоке, в Индии, Китае и арабских
странах.
       Взгляните еще раз на цитату из трудов Аретеуса - не правда
ли, весьма точное описание? В те времена, как и в более поздние,
диабет надежно определяли по таким внешним признакам, как потеря
сил и аппетита, пересыханию рта, неутолимой жажде, слишком частому
и обильному мочеиспусканию, сладковатому привкусу мочи и сильному
похуданию. У одних - в основном, молодых - эти симптомы возникали
быстро, внезапно и проявлялись с особой силой; такие люди - и дети
в том числе - были обречены. По нашим современным понятиям это были
больные диабетом I типа, и умирали они не от хронических осложнений,
а от кетоацидоза, впадая в диабетическую кому. Других больных (II тип)
болезнь настигала в зрелом возрасте или в преклонных годах, и их медики
прошлого лечили - или, вернее, поддерживали их жизнь с помощью голодной
диеты, физических упражнений и лекарств, составленных из трав, цветов,
плодов, листьев и корней различных растений. Таких растений, обладающих
сахароснижающим действием, очень много, более сотни, и есть они в каждой
стране и в каждом климате. В теплых краях это гранатовый сок, настой на
листьях грецкого ореха, у нас на севере - настойки на высушенных листьях
черники, лесной земляники, крапивы, льняное семя, липовый цвет; и, всюду
и везде - лук и чеснок. Так что не слишком тяжелый больной диабетом II
типа мог прожить на диете и целебных бальзамах довольно долго и умереть
в положенный срок от сердечно-сосудистого заболевания, вызванного
преклонными годами и отягощенного диабетом.
       Так длилось веками и тысячетиями, пока в середине
девятнадцатого столетия не возникла эндокринология - наука о железах
внутренней секреции. Но это уже другая песня и другой рассказ.


                  2. Прелюдия - девятнадцатый век

       Прелюдия означает "вступление" или "введение", так что мы
рассмотрим сейчас события, развернувшиеся, в основном, в XIX веке
и ставшие как бы прелюдией к открытию инсулина. В этом смысле вторая
половина девятнадцатого столетия является очень интересной и важной
эпохой, ибо в тот период усилиями многих ученых была создана новая
отрасль медицины - эндокринология или учение о железах внутренней
секреции. Но еще раньше, в XVII и XVIII веках, медики исследовали
диабетическую болезнь и выяснили ряд связанных с ней фактов.
       Анатомическое описание поджелудочной железы впервые было
сделано в 1642 г. Вирсунгом (1600-1643 гг.), но вряд ли в те времена
врачи связывали диабет именно с этим органом человеческого тела
(напомним, что Гален, Авиценна и Парацельс видели причину диабета в
ненормальном состоянии почек). Затем, в 1674 г., Томас Уиллис (1621-
1675 гг.) из Оксфорда первым отметил, что моча больных диабетом имеет
сладковатый вкус и предположил, что сахар попадает в мочу из крови.
Другой медик, Бруннер (1653-1727 гг.), проводивший эксперименты по
удалению у собак поджелудочной железы, описал в 1688 г. появление
у подопытных животных резкого голода и неутолимой жажды, однако он
не связывал эти явления с диабетом. Лишь через два столетия Меринг
и Минковский, удалив железу, вызвали у собак "экспериментальный
диабет" и доказали, что эта операция ведет к сахарной болезни.
       В 1776 г. английский врач Добсон (1731-1784 гг.) выяснил,
что сладковатый вкус мочи больных связан с наличием в ней сахара,
и с этой даты диабет, собственно, и стал называться сахарным диабетом.
В ближайшие 70-80 лет было сделано еще несколько важных открытий.
Коули, проводивший в 1788 г. анатомические исследования больного,
умершего от диабета, обнаружил многочисленные участки разрушенной
ткани в поджелудочной железе и высказал гипотезу, что болезнь связана
именно с этим органом. Ролло в 1796 г. обосновал необходимость
особой диеты для диабетиков, а годом позже отметил, что в воздухе,
выдыхаемом больными, ощущается запах ацетона. Шеврель в 1815 г.
выяснил, что в моче больных содержится глюкоза (то есть простейший
углевод - виноградный сахар); Амброзиони в 1835 г. обнаружил
повышение сахара в крови диабетиков; Троммер в 1841 г. а за ним -
Феллинг в 1848 г. - разработали метод определения сахара в моче.
Бурхардт предложил специальную диету для больных, в которой часть
углеводов была заменена жирами, и ввел в рацион диабетиков хлеб из
клейковины; он также использовал для лечения физические нагрузки,
голодные дни, спирт и свежие овощи. В то время этим принципам
следовали и другие медики, ибо до открытия инсулина арсенал средств,
которыми они пытались поддержать жизнь больных, был очень невелик:
голодание, строгая диета, физический труд и некоторые сахароснижающие
растения - вот, собственно, и все.
       Здесь нам хотелось бы остановиться и заметить, что, перечисляя
эти достижения прошлого, мы пользуемся данными из энциклопедий и еще
двумя источниками: статьей Чарльза Беста "Основные периоды в истории
изучения диабета" /89/ и исторической датировкой, изложенной в недавно
вышедшей книге И.И.Дедова и В.В.Фадеева /87/.
       Разумеется, мы не в силах рассказать о жизни и открытиях
каждого врача, изучавшего сахарный диабет, но о некоторых персонах,
творцах эндокринологии, стоит поговорить подробнее. Пожалуй, первым
из них является Клод Бернар (1813-1878 гг.), великий французский медик,
основоположник современной физиологии, получивший в 1854 г. кафедру
общей физиологии в Сорбонне, а в 1868 г. - кафедру сравнительной
физиологии в Музее естественной истории. Он был выдающимся - возможно,
гениальным ученым - и сделал чрезвычайно много: исследовал переваривающие
свойства слюны, желудочного сока и секрета поджелудочной железы, создал
теорию "сахарного мочеизнурения", занимался вопросами нервной регуляции
кровообращения, проблемами внешней и внутренней секреции желез, изучал
анастезирующие и наркотические вещества. Одной из важнейших его работ
является исследование сахарообразующей функции печени и ее роли в
поддержании необходимого уровня сахара в крови; иными словами, Бернар
установил, что печень - "склад" углеводов, запасенных в ней в виде
"вещества, рождающего глюкозу" (в современной терминологии - гликогена).
За эту работу, выполненную в 1848 г., Бернар был удостоен высшей премии
Французской Академии Наук; кроме того, он стал "дважды академиком": в
1854 г. - по отделению медицины, и в 1868 г. - по отделению физиологии.
Однако Бернар полагал, что поджелудочная железа вырабатывает только
пищеварительные ферменты, и не приписывал ей никакой иной роли в
обмене веществ.
       Шарль Броун-Секар (1817-1894 гг.), еще один французский медик,
тоже внес свой вклад в развитие эндокринологии. Долгое время (с 1852
по 1867 гг.) он работал в Англии и Соединенных Штатах, удостоился в
США профессорского звания, затем вернулся во Францию и, после смерти
Бернара в 1878 г., начал трудиться на кафедре экспериментальной
физиологии в Колледж де Франс. Главным образом он занимался центральной
нервной системой, но его также интересовали функции желез внутренней и
внешней секреции; собственно, термин "внутренняя секреция" был введен в
медицинскую практику именно Броун-Секаром. Большую известность получили
эксперименты, который он осуществил в 1889 г. над самим собой (в 72
года!): с целью омоложения он вводил себе вытяжки из семенных желез
животных.
       Пауль Лангерганс (1847-1888 гг.), немецкий патологоанатом,
обессмертил свое имя открытием тонкого микроскопического строения
поджелудочной железы. Он получил медицинское образование в 1865-1870 гг.
в университетах Йены и Берлина, после чего отправился в географическую
экспедицию по Египту, Сирии и Палестине - проводил антропологические
исследования, изучал проказу. Вернувшись на родину, стал военным врачом,
работал в Лейпциге и Фрайберге, но, всвязи с ухудшившимся здоровьем,
был вынужден уехать в теплые края, в Неаполь, а затем - на остров Капри,
в Тенериф и, наконец, на Мадейру. Умер он рано, прожив немногим более
сорока лет. Главным результатом его научной деятельности явилась
работа о строении поджелудочной железы, выполненная Лангергансом в
1869 г., еще в студенческие времена; он описал особые области в ткани
железы, которые впоследствии получили название островков Лангерганса.
Теперь мы знаем, что эти островки выполняют эндокринную функцию, что
в них сосредоточены альфа, бета, дельта и РР-клетки, и что именно
бета-клетки продуцируют инсулин. Но Лангергансу это не было известно;
пройдет три десятилетия, и роль открытых им островков выяснит русский
ученый Леонид Соболев. Заметим, что диссертация Пауля Лангерганса
была выполнена под руководством известного немецкого медика Вирхова
(1821-1902 гг.), который с полным основанием тоже считается одним из
отцов-основателей эндокринологии: в 1854 г. он опубликовал работу,
в которой высказано предположение о способности поджелудочной железы
к внутренней секреции.
       Согласно сведениям из статьи Беста и исторической таблице,
приведенной у Дедова и Фадеева, в тот период многие ученые трудились
на ниве эндокринологии. В конце XIX века ведущими специалистами в
области диабетического заболевания считались немец Наунин и австрийцы
Норден и Фальт, представители так называемой "венской школы". Хотя
Норден ошибался, считая, что в развитии диабета играют главную роль
печень и щитовидная железа, он высказал ряд оригинальных, даже
революционных для того времени идей. В те годы полагали, что углеводные
продукты являются главной опасностью для диабетика и потому их следует
исключить из рациона; Норден же разработал в 1895 г. овсяную диету,
снизившую риск развития ацидоза. В том же году Наунин (1839-1925 гг.)
отметил наследственную предрасположенность к сахарной болезни и ввел
понятия о ювенильном диабете, диабете взрослых и ацидозе, под которым
понималось острое диабетическое осложнение, связанное с накоплением в
крови кетоновых тел.
       Были и другие открытия. Так, Петтерс (1820-1875 гг.) обнаружил
в 1857 г. ацетон в моче больного диабетом, Колич (1830-1886 гг.) дал
в 1860 г. первое описание картины кетоацидоза, Бушар (1806-1886 гг.)
выявил в 1875 г. связь между сахарным диабетом и другими болезнями
обмена веществ (ожирением, подагрой), Лансеро (1829-1910 гг.) в 1880 г.
впервые классифицировал диабет на два типа: поддающийся диетотерапии
и быстро прогрессирующий, смертельный (в нашем современном понимании
- II и I типы болезни). Следует упомянуть и русского врача Яроцкого
(1866-1944 гг.) - он в 1898 г. высказывал идею о том, что островки
Лангерганса продуцируют некий внутренний секрет, "фактор Х", который
влияет на обмен сахаров в организме. Однако наиболее впечаляющие
достижения, непосредственно относившиеся к диабету, связаны с именами
Минковского (1858-1931 гг.), фон Меринга (1849-1908 гг.) и Соболева.
       Оскар Минковский был известным физиологом, поляком по
происхождению, родившемся в России и учившемся в Германии; там он
и остался работать, получив звание профессора физиологии в 1891 г. в
Страсбурге. Затем он вернулся в Польшу и долгие годы, с 1909 по 1926,
работал во Вроцлаве. Период его творческой деятельности в Германии
был особенно плодотворен; он проводил исследования совместно с крупными
специалистами, немцем Мерингом и французом Шоффаром, он обнаружил в
1884 г. в моче больных бета-оксималяную кислоту и связал ее появление
с кетоацидозом, в 1885 г. он изучал функцию печени и ее роль в обмене
сахаров, он занимался такими болезнями обмена веществ, как подагра,
желтуха, акромегалия. Но наибольшую известность получили эксперименты,
проведенные им совместно с Мерингом в 1889 г., суть которых была
такова: эти ученые впервые вызвали "экспериментальный диабет" у
собак путем удаления поджелудочной железы. Собаки, подвергнутые такой
операции, страдали от полиурии и истощения, погибали от диабетической
комы через 15-20 дней, уровень глюкозы крови у них был очень высок, но
болезненный процесс можно было приостановить и даже в какой-то степени
обратить вспять, если ввести под кожу животного частицы удаленного
органа. Отметим, что описанные опыты проводились Мерингом не в плане
изучения диабета - его интересовала роль поджелудочной железы в
переваривании жиров, а Минковский, блестящий хирург, помогал ему в
этом исследовании. Но когда у собаки с удаленной железой обнаружилась
полиурия, именно Минковский исследовал мочу животного на сахар и
сделал вывод о связи между удалением железы и последующим развитием
диабета.
       Теперь было необходимо выяснить, какая же часть поджелудочной
железы, органа с весьма сложным строением, регулирует обмен сахаров
- и честь этого открытия досталась русскому патологоанатому Леониду
Васильевичу Соболеву (1876-1919 гг.). Как и Пауль Лангерганс, он
прожил до обидного недолго, но его исследования легли в основу всей
современной диабетологии. Научная деятельность Соболева была связана
с петербургской Военно-медицинской академией: в 1898 г. он окончил это
учебное заведение и был оставлен адъюнктом по кафедре патологической
анатомии, в 1901 г. защитил докторскую диссертацию, в 1904 г. получил
звание прозектора, а затем - приват-доцента по той же кафедре. Его
диссертационная работа называлась так: "К морфологии поджелудочной
железы при перевязке ее протока, при диабете и некоторых других
условиях", и в ней Соболев экспериментально доказал, что островки
Лангерганса секретируют и выделяют некий гормон, "фактор Х",
регулирующий сахар крови. Однако этот вывод являлся лишь одним из
полученных важных результатов; были и другие, и чтобы осмыслить их,
коснемся еще раз устройства поджелудочной железы.
       Этот орган выполняет двойную функцию: основная масса железы
выделяет пищеварительный или панкреатический сок (секрет или фермент),
а островки Лангерганса с четырьмя типами клеток - ее "эндокринологическая
часть", целая биохимическая фабрика, источник жизненно важных гормонов,
в том числе - инсулина. Инсулин поступает в кровь, а пищеварительный
фермент направляется по специальному протоку в желудок. Соболев показал,
что если этот проток перевязать, исключив или ослабив тем самым первую
функцию органа, то железа начинает атрофироваться, но при этом островковый
аппарат остается целым и продолжает секретировать "фактор Х" - то есть
инсулин. Если взять обычную поджелудочную железу, то из ее ткани трудно
выделить инсулин в чистом виде, и сегодня причина для нас ясна: инсулин
- это белковое соединение, которое разрушается пищеварительным ферментом.
А ведь результирующий экстракт обязательно содержит этот фермент,
причем в больших количествах - вспомните, что его производит основная
масса железы. Но перевязка протока ведет к тому, что первая функция
железы отмирает, сока в ней нет или почти нет, а относительная доля
инсулина повышается - и значит, из такой железы гораздо легче выделить
необходимый гормон.
       Итак, мы видим, что Соболев фактически предложил операцию,
в результате которой из атрофированной железы животного можно было
извлечь инсулин - разумеется, смешанный с другими гормонами и еще
нуждающийся в очистке, но почти без примеси панкреатического сока.
Однако хирургическая операция - слишком сложный способ, неудобный
для массового производства лекарства, и, понимая это, Соболев пошел
в своих исследованиях гораздо дальше. Он предложил получать инсулин
из поджелудочной железы телят, поскольку у них, как у ряда других
новорожденных животных и человеческих младенцев, островки Лангерганса
хорошо развиты, тогда как пищеварительные клетки, продуцирующиеся
панкреатический сок, работают еще не на полную мощность. Следовательно,
в железе молодого животного много инсулина и мало сока; она -
естественный источник "фактора Х", не требующий предварительных
хирургических операций.
       Почему же источником лекарства были названы телята? Из
чисто практических соображений: сырье должно поступать в больших
количествах и брать его нужно на бойне, где забивают не каких-нибудь
экзотических животных, не антилоп, слонов и верблюдов, а свиней и
крупный рогатый скот. При этом телят забивают гораздо чаще, чем
молочных поросят, и железы у них гораздо крупнее - вот те причины,
по которым в мире первым появился именно говяжий инсулин.
       Важность работы Соболева трудно переоценить - ведь он
не только выяснил функцию островков Лангерганса, но и указал вполне
реальный способ производства животного инсулина. Казалось бы, еще
немного, еще чуть-чуть - и инсулин будет открыт в самом начале
двадцатого столетия, и тысячи жизней будут спасены... Но этого не
случилось. Это произошло лишь через двадцать лет, и не в России,
не в Петербурге, а в канадском городе Торонто, где Бантинг и Бест
в муках и сомнениях повторили то, о чем знал, что предвидел русский
ученый Леонид Соболев.
       Об этом - в следующей части нашего повествования.


                        3. Открытие инсулина

       Этот исторический эпизод в медицинских учебниках и книжках
для диабетиков описывается таким образом: были, мол, такие канадские
врачи Фредерик Бантинг и Чарльз Бест из Торонто, открывшие инсулин и
спасшие больного мальчика от диабетической комы. В 1921 г. им удалось
выделить инсулин из поджелудочной железы собаки; этот препарат они
ввели для проверки другому псу, у которого был вызван "экспериментальный"
диабет - вырезана поджелудочная железа, по каковой причине пес умирал
от истощения. Вскоре после инъекции больная собака очнулась, поднялась
на ноги и пошла. Затем Бантинг и Бест получили препарат инсулина из
поджелудочной железы теленка или быка и 11 января 1922 г. сделали
инъекцию четырнадцатилетнему Леонарду Томпсону, сыну американского
миллионера, погибавшему от кетоацидоза в Центральном госпитале города
Торонто. Этот первый укол не облегчил его состояния и даже привел к
осложнениям, но 23 января Леонарду опять ввели инсулин, и его
самочувствие стало улучшаться: появился аппетит, вернулись силы,
понизился уровень сахара. Леонард Томпсон был спасен, прожил еще
тринадцать лет, а Бантинг получил за свое открытие Нобелевскую премию
и дворянское звание от британской короны. Иногда добавляют, что врачом,
собственно, был только тридцатилетний Фредерик Бантинг, а Чарльз Бест
- всего лишь его ассистентом, студентом-медиком четвертого курса.
       Такова первая версия, и, ознакомившись с ней, мы можем
подумать, что Бантинг был молодым ученым, преуспевающим эндокринологом,
практиковавшим в Центральном госпитале Торонто; что были у него отличная
лаборатория, мудрый наставник-профессор, вдоволь собак и кроликов для
опытов и верный помощник Бест, а также, возможно, другие помощники в
ранге простых лаборантов - чтобы кормить собачек и выносить собачьи
трупы.
       Все не так. Все это фантазии и домыслы, и правда в сказанном
выше только в одном: что Чарльз Бест был Фредерику Бантингу верным
помощником и другом на всю жизнь. История открытия инсулина полна
загадок и драм, и чтобы ознакомиться с нею, давайте рассмотрим другие
версии, которые, быть может, более близки к истине. Вот вторая из них,
приведенная в Медицинской Энциклопедии.
       Фредерик Грант Бантинг (1891-1941 гг.) был канадским
физиологом, почетным членом многих академий и научных обществ. В
1916 г. он окончил медицинский факультет университета в Торонто, в
1916-1919 гг. служил в армии и участвовал в боевых действиях на полях
Первой мировой; затем краткое время работал преподавателем в медицинском
училище Западного Онтарио, а с 1921 г. изучал в лаборатории профессора
Мак-Леода внутреннюю секрецию поджелудочной железы, что завершилось
открытием инсулина. В 1922 г. он получил степень доктора медицины, в
1923 г. ему и профессору Мак-Леоду была присуждена Нобелевская премия,
в 1930 г. в Торонто открыли научный институт имени Фредерика Бантинга,
а в 1935 Бантинг посетил Советский Союз и принял участие в Международном
конгрессе физиологов. Он опубликовал около шестидесяти научных трудов,
посвященных саркоме, силикозу, инсулинотерапии и другим проблемам.
Казалось бы, блестящая научная карьера, прерванная трагическим событием:
с началом Второй мировой войны Бантинг занялся исследованиями военного
характера и погиб в 1941, на острове Ньюфаундленд, во время
авиакатастрофы.
       Это биографические данные, и в них ничего не говорится о том,
как, собственно, был открыт инсулин. Давайте же обратимся к третьей
версии, которая принадлежит соавтору Бантинга, Чарльзу Бесту, и изложена
в его статье /89/. Это сухая версия ученого, в которой перечислятся
лишь научные факты, и мы приведем ее в несколько сокращенном варианте,
с необходимыми комментариями, поясняющими текст.

       "В 1921 г. Бантинг выдвинул предположение, что активное
начало, выделяемое островками Лангерганса, разрушается секретом
ацидозной ткани поджелудочной железы. [Наш комментарий: активное
начало - это "фактор Х", который в будущем назовут инсулином; секрет
ацидозной ткани поджелудочной железы - это пищеварительный сок].
Именно это предположение дало толчок к развитию нового направления в
исследованиях диабета, проводившихся школой Мак-Леода в Торонто.
       Бантинг и Бест провели 75 опытов на 10 собаках, у которых
удаляли поджелудочную железу. Во всех опытах введение полученного
ими экстракта вызывало снижение сахара в крови и моче, а во многих
случаях - быстрое улучшение состояния собак с тяжелым диабетом.
Экстракты готовили из подвергшейся перерождению железы, а также
из нормальной ткани поджелудочной железы собаки, быка, плода коровы.
[Наш комментарий: подвергшаяся перерождению железа - имеется ввиду
атрофированная в результате перевязки протока железа, в которой почти
нет пищеварительных ферментов, зато велика относительная доля инсулина].
Наиболее активными оказались экстракты из поджелудочной железы плода
коровы. Разработанная в 1921 г. методика давала возможность получать
прозрачные стерильные растворы, содержащие 12-16 единиц инсулина в 1 мл.
[Наш комментарий: сейчас мы пользуемся гораздо более концентрированным
инсулином - 40 и 100 единиц в одном миллилитре]. Такие экстракты стали
вводить больным диабетом, и они вызывали быстрое снижение сахара крови.
       [Наш комментарий: далее Бест говорит о самых  п е р в ы х
экстрактах, которые еще не были столь хорошими, как упомянутые выше].
       Приготавливая первые экстракты, Бантинг и Бест пользовались
самым доступным источником - бычьей поджелудочной железой. Эти
экстракты обладали высокой эффективностью при лечении диабета у собак,
однако в клинике [наш комментарий: то есть на людях] те же дозы давали
незначительный эффект и вызывали местные реакции. Позднее Коллип произвел
очистку этих экстрактов и внес тем самым важный вклад в развитие
инсулинотерапии.
       При помощи частично очищенного экстракта, приготовленного из
целой бычьей поджелудочной железы, Бантингу и Бесту удалось в течении
70 дней сохранить в живых собаку, у которой полностью была удалена
поджелудочная железа. Позже предварительные данные Бантинга и Беста
получили дальнейшее развитие в совместных работах этих исследователей
с Мак-Леодом, Коллипом и другими. Первая работа по применению инсулина
была опубликована в 1922 г. Бантингом, Бестом, Коллипом, Кемпбеллом и
Флетчером. Профессор Мак-Леод и новые сотрудники его отдела продолжили
дальнейшие исследования в области диабета."

       Из краткого описания Беста мы можем извлечь пару имен
(Мак-Леод, Коллип) и еще ряд фактов, смысл которых прояснится в
дальнейшем. Но в общем и целом этот текст содержит мало любопытного;
это выдержка из научной статьи, а не из личного дневника, которому
доверяют сокровенные раздумья. И потому давайте рассмотрим четвертую
версию. Она принадлежит американскому бактериологу и писателю Полю де
Крюи, который хорошо знаком российским читателям по замечательной
книге "Охотники за микробами". Не все, однако, знают, что де Крюи -
автор многих книг, и что в одной из них, изданной в Советском Союзе в
тридцатые годы, он довольно подробно описывает деятельность Бантинга
и Беста /90/.
       Прежде всего скажем несколько слов о самом Поле де Крюи. Он
родился в США в 1890 г. и является почти ровестником Фредерика Бантинга;
следовательно, де Крюи - современник событий и, описывая их в конце
двадцатых годов, шел, что называется, по "горячим следам". Возможно,
де Крюи лично знал Бантинга и Беста, а с одним из их пациентов, Джо
Джилкристом, врачом, диабетиком и однокашником Бантинга по университету,
был несомненно знаком - об этом упоминается в его книге. Наконец, еще один
факт: де Крюи было известно о диабете не по наслышке, от этой болезни умер
его отец, и потому он воспринимает события очень эмоционально, душой и
сердцем. А это в некоторых случаях более верный путь к познанию истины,
чем холодный разум.
       Итак, обратимся к свидетельствам Поля де Крюи.
       Прежде всего, Фредерик Бантинг  н е  б ы л  ученым-физиологом;
он изучал хирургию и собирался заняться частной практикой где-нибудь
в сельской глубинке. Попав в армию в 1916 году, он не успел получить
диплом об окончании медицинского факультета; военную службу он закончил
с настолько серьезным ранением руки, что даже шла речь о ее ампутации.
Бантинг решительно отказался; это поставило бы крест на его карьере
хирурга. Руку удалось сохранить, но это не прибавило Бантингу доходов;
он попытался заняться частной практикой, не заработал почти ничего и
был вынужден трудиться преподавателем в медицинском училище Западного
Онтарио. Он был беден, угрюмоват нравом, лишен яркого научного таланта,
но отличался упорством и добросовестностью.
       Вопросы, связанные с диабетом и поджелудочной железой,
заинтересовали его осенью 1920 года, когда он готовил лекцию на эту
тему для своих студентов. В чем же заключалась посетившая его идея?
Как пишет в своей статье Бест, Бантинг "выдвинул предположение, что
активное начало, выделяемое островками Лангерганса, разрушается секретом
ацидозной ткани поджелудочной железы". Давайте попробуем разобраться,
что скрыто за этой медицинской терминологией.
       Мы уже упоминали о том, что поджелудочная железа выполняет
двойную функцию: выделяет пищеварительный фермент, а в ее островках
секретируются гормоны, включая инсулин, который вырабатывают бета-клетки.
Инсулин и другие гормоны поступают в кровь, а пищеварительный фермент
- по специальному протоку в желудок, так что в поджелудочной железе
эти субстанции не смешиваются. Теперь представьте, что мы собираемся
получить инсулин самым примитивным способом: умерщвляем животное,
извлекаем железу, режем ее на кусочки, растираем в ступке и заливаем
физиологическим раствором или каким-нибудь другим реагентом, надеясь,
что инсулин экстрагируется в эту жидкость. Казалось бы, это должно
произойти - ведь в железе всегда есть некоторый запас инсулина! Но там
есть и пищеварительный сок, и когда мы резали и растирали железу, ее
структура была нарушена, ткани превратились в кашицу, и сок смешался
с инсулином и другими гормонами.
       Что же при этом произошло? Образно говоря, гибель
инсулина. Ведь инсулин - ничто иное как белок, который разлагается
пищеварительным ферментом! Именно поэтому мы до сих пор вводим
инсулин шприцем, а не глотаем в виде таблетки; в последнем случае
белок-инсулин просто переварится в желудке и не попадет к нам в кровь.
Именно об этом и догадался Бантинг - о том, что "активное начало"
(инсулин) разлагается в измельчаемой железе под влиянием "секрета
ацидозной ткани", то есть пищеварительного фермента. Вывод из этих
соображений напрашивался сам собой: перевязать проток поджелудочной
железы и добиться атрофии ее тканей, выделяющих пищеварительный сок
(такие операции уже были известны). После перевязки железа "усохнет",
но ее островковый аппарат сохранится в целости и будет по-прежнему
секретировать инсулин; такую железу, "очищенную" от пищеварительных
соков, и нужно использовать для приготовления инсулина. (Напомним,
что эта методика была разработана Соболевым еще в 1901 году).
       Вот в чем заключалась идея Бантинга, и с ней, желая получить
поддержку, он явился к профессору Мак-Леоду в Торонто. Оцените эту
ситуацию: Мак-Леод являлся известным ученым-физиологом, крупнейшим
в Северной Америке специалистом по углеводному обмену, а Бантинг был
сельским хирургом-неудачником, преподавателем из заштатного училища;
вдобавок он плохо владел научной терминологией и излагал свои мысли
весьма косноязычно. Но, вероятно, душа у Мак-Леода оказалась широкой,
и упрямый хирург выпросил право работать в его лаборатории в течение
восьми недель, а также получил десять собак и одного ассистента. В
результате 16 мая 1921 года Бантинг вселился на птичьих правах в одну
из лабораторных комнат - как пишет де Крюи, самую убогую и мрачную.
       Теперь поговорим о его ассистенте, о молодом Чарльзе Бесте
(1899-1978 гг). О нем не упоминается в российских энциклопедиях, и де
Крюи сообщает о Бесте немногое, хотя он являлся полноправным соавтором
Бантинга, и его жизнь и научная судьба сложились гораздо удачнее -
Бест дожил до почтенных лет и получил заслуженную славу. В то время,
о котором мы говорим, Бесту было 22 года, он отличался жизнелюбием,
энергией и склонностью к научной работе; он закончил четвертый курс
медицинского факультета, и Мак-Леод недаром приставил его к Бантингу:
этот студент умел делать анализ крови на сахар. По тем временам это
являлось большим достижением, так как метод количественного определения
сахара в крови был предложен совсем недавно, в 1913 году, медиком по
фамилии Банг. Но, при всех своих достоинствах, Чарли Бест был всего
лишь молодым студентом. Как не без юмора замечает де Крюи, "он все же
понимал в биохимии крови и мочи несколько больше Бантинга, потому что
сам Бантинг в этом просто ничего не смыслил".
       Зато Бантингу было дано искусство хирурга, чем он
воспользовался в полной мере: у одних собак извлек поджелудочную
железу, чтобы вызвать диабет, у других перевязал протоки, чтобы
железа атрофировалась, и через семь недель, в начале июля, выяснил,
что опыты не дают положительных результатов. Пришлось изменить методику
операции и снова ждать, поскольку процесс атрофии был не мгновенным,
а занимал изрядное время.
       Восемь недель истекли, но профессор Мак-Леод не изгнал двух
нахлебников из своей лаборатории: то ли демонстрировал широту души,
то ли забыл о них, отправившись с визитом в Европу. Им даже удалось
раздобыть собак для опытов, но Беста сняли с ассистентского жалования,
и ему пришлось брать взаймы у Бантинга - а тот сам сидел практически
без средств. Так вот они и дожили до 27 июля, до исторического дня,
когда Бантинг извлек атрофированную железу у одной собаки, растер в
ступке, добавил физиологический раствор, профильтровал экстракт и
ввел его другому псу, умирающему от диабета. И свершилось чудо: пес
ожил, поднялся на ноги и пошел!
       Правда, на следующий день он околел, а Бантинг погрузился
в мрачные расчеты: получалось, чтобы продлить жизнь одной больной
собаке на восемь дней, нужно прооперировать и забить пяток с
атрофированными железами. Очень неэкономичный способ для получения
айлетина! Айлетин - это название, придуманное Бантингом для "активного
начала" или "фактора Х"; оно происходит от английского слова "айленд"
- "остров", и напоминает, что препарат получен из островков
Лангерганса.
       Нам не встретились у де Крюи упоминания о том, что Бантингу
было известно о работах Соболева. Версия де Крюи совсем иная: он
пишет, что Бантинг, озабоченный тем, как производить айлетин в
больших количествах, вспомнил о статье одного физиолога, в которой
отмечалось, что у младенцев вполне сформирован островковый аппарат,
тогда как ткани поджелудочной железы, производящие пищеварительный
сок, еще недоразвиты. Основываясь на этом, Бантинг решил, что самый
подходящий источник айлетина - железы новорожденных телят, и эта
идея привела его прямиком на скотобойню.
       Мысль оказалась превосходной, и к ноябрю Бантинг с Бестом
разработали способ экстракции айлетина из телячьих желез, а в январе
следующего, 1922 года, у них уже была собака-диабетик, прожившая на
инъекциях 70 дней (тот самый пес, о котором пишет Бест в своей статье).
Все это время профессор Мак-Леод их не тревожил, но они сидели без
гроша, будучи на пороге великого открытия. Выручил другой профессор,
некий Гендерсон - предоставил Бантингу синекуру на своей кафедре, и
эти небольшие средства шли на жилье, питание и покупку телячьих
желез.
       Пришел черед испытаний айлетина на людях, и Бантинг,
действуя в лучших медицинских традициях, вколол препарат себе, затем
- Бесту и, наконец, нескольким тяжелым больным в Центральном госпитале
Торонто. Интересно отметить, что де Крюи ни словом не упоминает о
Леонарде Томпсоне, сыне американского миллионера, и мы полагаем, что
история с этим мальчиком нуждается в дополнительном расследовании. Был
ли он первым в мире больным, которому ввели инсулин? Где и как это
документально зафиксировано? Пока это нам не известно.
       Зато де Крюи весьма подробно рассказывает о Джо Джилкристе,
земляке Бантинга и его однокашнике по учебе на медицинском факультете.
Джилкрист заболел диабетом, и, поскольку сам являлся врачом, понимал
неизбежность смерти - а она приближалась семимильными шагами: он едва
таскал ноги от истощения. В этой трагической ситуации он встречается с
Бантингом и узнает, что у того есть лекарство - некий волшебный айлетин;
правда, еще не слишком чистый и не проверенный на большом количестве
больных. Джилкрист предлагает себя на роль подопытного, и 11 февраля
1922 г. ему делают первую инъекцию. Улучшение было мгновенным, но на
следующий день он снова чувствовал себя плохо - разумеется, инъекцию
требовалось повторить, а средств для этого не имелось. К тому же
предстояла серьезная работа по улучшению экстракции препарата, его
очистке и концентрации, так как плохо очищенный айлетин вызывал у
больных негативные реакции.
       Но предварительные результаты были налицо, и в этот момент к
делу подключился профессор Мак-Леод со всей мощью своей лаборатории.
Мак-Леод, первоклассный ученый, уточнял и доводил до нужной кондиции
открытие "сельского хирурга" и студента-медика; и первое, что он
сделал - настоял на изменении названия препарата, который из айлетина
превратился в инсулин, от латинского слова "инсула" - остров. К работам
подключился доктор Коллип, один из ведущих сотрудников Мак-Леода,
задача которого состояла в том, чтобы очистить препарат и сделать
его безвредным для больных.
       В этот период, весной 1922 года, происходит нечто странное,
чему нет объяснения в книге де Крюи. Открытие свершилось, но Бантинг
по-прежнему сидит без денег и без штатной должности в лаборатории
Мак-Леода. Чтобы продолжить исследования, Бест, двадцатитрехлетний
студент без научного имени и авторитета, находит поддержку в
Коннаутской лаборатории - там дают средства на собак и покупку желез
на бойне. Бест и Коллип трудятся не совместно, а в параллель, будто
конкуренты: тот и другой лихорадочно ищут способы очистки инсулина.
Препарата не хватает, жизнь Джо Джилкриста висит на волоске, но он,
совместно с Бантингом, испытывает новые пробы инсулина на больных из
Инвалидного госпиталя Торонто. Распространяются слухи о чудодейственном
препарате, город наводнен больными, они умоляют о помощи, но лекарства
для них пока что не имеется. Мак-Леод делает сообщение об инсулине на
конференции, и научная общественность поздравляет его с успехом.
       Странно, очень странно...
       Но кончается тяжкая весна, препарат очищен (кем?.. Коллипом
или Бестом?..), подготовлены публикации, и летом 1922 года инсулином
уже лечат во всю. Впереди - признание и Нобелевская премия; жизнь
Бантинга будет короткой, а Беста - долгой, он станет уважаемым ученым,
директором института имени Бантинга, удостоится почетных премий, а
институт примет в конце концов имя Бантинга и Беста. Джилкрист тоже
будет жить; де Крюи встретится с ним в 1930 г. и отметит, что его
состояние на двух подколках в день вполне удовлетворительно.
       Мы думаем, что изложенная выше версия - еще не полная
правда. В марте 2000 года один из нас (Михаил Ахманов) встречался с
Сэмом Вентвортом, американским эндокринологом, который поведал массу
интересного; его сведения основаны на зарубежных литературных источниках,
на рассказах коллег и на личных впечатлениях - в молодые годы доктор
Вентворт встречался с Чарльзом Бестом и имел с ним беседу. Вот несколько
штрихов к истории открытия инсулина, добавленных Сэмом Вентвортом.
       Весна 1922 года в самом деле была очень тяжелой для Бантинга;
материальные затруднения усиливались неудачными попытками очистить
инсулин и добиться его необходимой концентрации. Профессор Мак-Леод
не очень верил в способности Беста, который занимался этой проблемой,
и подключил в параллель Коллипа, считая его гораздо более опытным
специалистом. Чего добился Коллип, в точности неизвестно; де Крюи
сообщает, что он будто бы разработал способ очистки, но слишком сложный
и непригодный для массового производства. Тем не менее в один прекрасный
день Коллип появился в лаборатории Бантинга и с видом превосходства
сообщил, что знает, почему попытки Беста безрезультатны. Поделиться
информацией он отказался, и Бантинг, доведенный до отчаяния, бросился
на него и начал душить. Бест их разнял.
       Эта деталь, как и отмеченные выше странности в версии де Крюи,
заставляют подозревать, что весной состоялся некий торг, в результате
которого Мак-Леод и Коллип признавались соавторами открытия. Бантингу
некуда было деваться: на него давили материальные обстоятельства, и
он, вероятно, понимал, что такого авторитетного ученого, как Мак-Леод,
лучше иметь союзником, а не врагом. По словам Вентворта, все причастные
к открытию лица договорились не выносить на публику своих разногласий
и сохранить в тайне кое-какие нелицеприятные моменты. Но в полной мере
это не удалось, и сведения, просочившиеся через родственников, породили
различные слухи.
       Мы не будем касаться их, поскольку в данный момент не имеем
права использовать все материалы, которые имеются в нашем распоряжении
(Сэм Вентворт подарил Михаилу Ахманову книгу Майкла Блисса, канадского
историка науки, посвященную открытию инсулина /91/. Эта книга стала
бестселлером в Соединенных Штатах, но, чтобы издать ее на русском языке,
необходимо приобрести издательские права. Перевод у Михаила Ахманова
уже сделан.) Отметим лишь, что судьба Бантинга была нелегкой; он много
пил, и случались с ним разные истории, но Бест всегда поддерживал его
и выручал, питая к своему бывшему шефу дружеские чувства.
       Но стоит ли сейчас вспоминать о недостатках Фредерика
Бантинга? Важно ли, что он был угрюмым, обладал тяжелым характером
и вовсе не являлся гением? Мы полагаем, что главные его черты достойны
уважения: упорство и сочувствие к больным, жертвенность и то осознание
ответственности, которое делает врача Врачом; главное, что Фредерик
Бантинг выполнил свою клятву Гиппократа.
       Добавим еще несколько слов о первых пациентах, чью жизнь
продлил инсулин. Леонарду Томпсону, как сказано выше, было четырнадцать
лет, и, благодаря инъекциям, он прожил еще тринадцать. Джо Джиллард
заболел, вероятно, в тридцатилетнем возрасте, и, по свидетельсту де
Крюи, в сорок лет выглядел вполне нормально, но его дальнейшая судьба
нам не известна. Сэм Вентворт назвал еще одно имя - некой женщины или
девушки по фамилии Хьюз, лечившейсяв в Торонто, которая, быть может,
являлась первой пациенткой Бантинга, и наверняка - одной из первых. В
60-х или 70-х годах была предпринята попытка отыскать ее родственников,
так как саму мисс или миссис Хьюз не рассчитывали найти в живых. Это
оказалось нелегким делом: пришлось просматривать телефонные книги ряда
американских городов, выбирать подходящих Хьюзов и звонить им. Но поиск
закончился успешно и неожиданно: пациентка Бантинга была жива и
относительно здорова.
       Художник оставляет после себя картины, писатель - книги,
ученый - изобретения и открытия, и все мы - или большинство из нас
- оставляем детей. Дети - наше ближайшее потомство, наше продолжение,
продление нашей жизни. Но только жизнь врача продляется в других
людях, не связанных с ним общностью крови.


                  4. Сахароснижающие препараты

       Удивительно, но об этом свершении мы знаем гораздо меньше,
чем об открытии Бантинга и Беста, хотя оно ближе к нам на целую треть
века. Многим больным даже кажется, что таблетки появились раньше
инсулина, хотя это совсем не так - лечение сульфамидными препаратами
началось в середине пятидесятых годов, когда первый из них, известный
под названием бутамид, вошел в медицинскую практику. Это стало огромным
достижением, облегчившим жизнь миллионов больных, которые до того были
вынуждены придерживаться  чрезвычайно строгой диеты или, наряду с ней,
пользовались инсулином. И все же нам, больным, да и многим врачам,
история создания таблеток неизвестна. Почему?
       Мы думаем, потому, что события, связанные в получением
инсулина, были очень яркими и, в определенной степени, чудесными и
драматическими. Чудо связано с личностью Бантинга, который не являлся
ни крупным ученым, ни даже эндокринологом или физиологом, а всего лишь
рядовым хирургом, сделавшим свое открытие наперекор обстоятельствам,
благодаря случаю и невероятному упорству; напомним, что он работал, не
имея ни финансовых средств, ни постоянной должности, и жизнь его в тот
период была фактически полуголодным существованием. Элемент драматизма
- даже трагедии - придают этой истории умирающие больные - те, на
которых испытывался инсулин, и те, которые тысячами ринулись в Торонто
при первых сведениях о чудодейственном препарате. Наконец, творцов
инсулина наградили Нобелевской премией и рыцарскими званиями, о них
написаны статьи и книги, их имена упомянуты в любом курсе эндокринологии,
а в Торонто создан научный институт имени Бантинга и Беста. К тому же
Бест, который много лет являлся директором этого института, очень
серьезно относился к своей исторической миссии - на множестве
конференций он делал традиционный доклад на тему открытия инсулина.
       Ну, что ж, тем интереснее и важнее восстановить еще один
фрагмент "диабетической истории", на этот раз связанный с таблетками.
Однако заметим, что наш рассказ будет пока что не слишком подробным
и полным. Мы еще не знаем ни обстоятельств жизни тех ученых, которые
занимались сахароснижающими препаратами, ни тягот, связанных с их
работой, ни наград, которых они удостоились; мы можем лишь подозревать,
что вести исследования им было непросто, так как начались они во время
Второй мировой войны во Франции, половина которой была оккупирована, а
другая превратилась в марионеточный придаток Германии. Заметим также,
что нашими источниками являются отечественные книги по эндокринологии
шестидесятых годов - в частности, труд Семена Григорьевича Генеса
"Пероральное лечение сахарного диабета", опубликованный в 1962 г.
в Киеве.
       Генес пишет, что история открытия ПСМ, то есть сахароснижающих
препаратов сульфонилмочевины, подробно изложена в работах Лубатье,
опубликованных в 1955-57 гг. во французских медицинских журналах.
К сожалению, этот источник нам недоступен, и поэтому мы вынуждены
пользоваться информацией из "вторых рук" - но "руки" эти весьма
квалифицированные, так как принадлежат крупным отечественным
специалистам середины двадцатого века. Итак, приступим.
       В начале этой главы уже упоминалось, что в древности
пытались лечить диабет всевозможными растительными сахаропонижающими
снадобьями. Исследования в этой области отнюдь не прекратились после
открытия инсулина; наоборот, их осуществляли и в двадцатых, и в
тридцатых, и в сороковых годах минувшего столетия со все возрастающей
настойчивостью и интенсивностью. Ученые понимали, что создание
перерального препарата - то есть лекарства, которое можно глотать, а
не вводить с помощью шприца - явилось бы колоссальным облегчением для
больных. С этой целью было изучено множество растений, как европейских,
так и экзотических, произрастающих а Африке, Америке, Индии и Китае.
Например, было обследовано более двухсот разновидностей грибов, но
лишь один из них - к сожалению, ядовитый - обладал сахароснижающим
действием. Подобный эффект был обнаружен также у препарата, выделенного
из культуры черного плесневого грибка, не обладающего побочным
токсическим действием. Кроме того, ученые исследовали экстракты,
получаемые из корней и побегов ячменя, пшеницы, риса, кукурузы, из
бобов и бобовых стручков, фасоли, гороха, свеклы, капусты, моркови,
сельдерея, редиса, салата, лука, чеснока, листьев черники, клевера,
авокадо и так далее. Все эти экстракты обладают сахаропонижающим
действием, довольно слабым и связанным с теми или иными причинами.
Так, например, опавшие листья авокадо, которыми лечили диабет народные
целители в Марокко, содержат плесневые и дрожжевые грибки, которые
и оказывают благотворное - но, к сожалению, слишком слабое воздействие.
Несколько более сильный эффект был обнаружен при изучении некоторых
китайских и индийских растений, однако полученные из них препараты
можно было применять лишь при самой легкой форме диабетического
заболевания.
       Эти "ботанические" эксперименты были лишь частью упорных
поисков, осуществляемых в первой половине XX века. Так, детальному
изучению подвергались витамины, и было установлено, что никотиновая
кислота и витамины группы В благотворно влияют на течение болезни,
однако и это влияние слишком слабое; значит, витамины нельзя
рассматривать как самостоятельное и единственное средство лечения
диабета. Кроме того, изучалось влияние серусодержащих веществ (еще в
доинсулиновую эру диабет лечили серными ваннами), а также минеральных
препаратов (соединений серы, железа, марганца, цинка, кальция и т.д.),
уксусной, лимонной и янтарной кислот, АТФ, аспирина и множества других
лекарств - даже таких, которые применяются при лечении шизофрении.
       Мы хотим особо подчеркнуть масштабность и длительность этих
исследований, дабы у вас, читатель, не создавалось впечатления, будто
медики и фармакологи о чем-то забыли, что-то упустили - что-то такое,
о чем известно "народным лекарям", колдунам и шаманам с Алтая или с
берегов Амазонки. Уверяем вас, что это не так. Нет чудесных травок и
"персональных тибетских сборов", которые полностью бы излечили диабет,
нельзя справиться с ним с помощью иглоукалывания в пятку или в ухо, а
также поедания топинамбура и оленьих рогов, в которых якобы обнаружен
инсулин. Все проверялось - тщательно, многократно, в разных странах и
многих лабораториях, и делали это не самозванные гранд-доктора шаманских
наук, а квалифицированные специалисты.
       Наиболее серьезные успехи были достигнуты в случае применения
так называемых гуанидиновых препаратов, впервые полученных еще до
открытия инсулина, в 1918 году. Однако эти вещества отрицательно
влияют на печень и желудочно-кишечный тракт, так что понадобились
многолетние исследования, чтобы создать на их основе синталин (1932 г.),
который эффективно снижал глюкозу крови, но вызывал при этом потерю
аппетита, зачастую - рвоту, а в некоторых случаях желтуху и гепатит.
Впрочем, фармакологи не отчаивались и, спустя еще два-три десятилетия,
разработали целую гамму препаратов, получивших название бигуанидов и
хорошо нам известных: фенформин, буформин, метформин. Мы уже знаем,
что метформин с успехом применяют до сих пор, особенно при лечении
так называемого "диабета тучных" - диабета II типа, возникшего
всвязи с ожирением.
       Что касается ПСМ, другой группы лекарств, эффективно снижающих
сахар крови, то их история началась в 1942 году в инфекционной клинике
французского города Монпелье. Врач Жанбон, испытывая на больных брюшным
тифом действие одного из сульфамидных препаратов (2254 RP), заметил,
что у его пациентов развивается состояние, напоминающее гипогликемию.
Этот факт был им проверен путем анализа крови, подтвердившего, что
уровень глюкозы в ней падает; кроме того он выяснил, что внутривенное
введение глюкозы быстро снимает гипогликемические симптомы.
       Дальнейшие действия Жанбона весьма любопытны. Фактически
он сделал серьезное открытие - возможно, такое, которое обессмертит
его имя; но для него, похоже, на первом месте было не тщеславие, не
соображения приоритета, а клятва Гиппократа, требующая, чтобы врач
действовал с наибольшей пользой для больного. Жанбон так и поступил;
он - не эндокринолог, а потому сообщает о своих наблюдениях более
компетентному специалисту Лубатье, исследовавшему в то время влияние
инсулина на нервную систему. Лубатье переориентирует свою работу на
изучение препарата 2254 RP, занимается им до самого конца войны и
к 1946 году выясняет, что данное вещество стимулирует деятельность
бета-клеток поджелудочной железы - тех самых, которые ответственны
за секрецию инсулина. Одновременно Лубатье установил, что препарат не
токсичен и не вызывает никаких дегенеративных изменений в поджелудочной
железе и прочих органах; при этом особенно подробно изучалась печень.
       Потрясающее достижение - тем более, если мы вспомним,
где и в какое время велись эти работы! Справедливости ради надо
упомянуть, что и другие специалисты занимались сахароснижающими
препаратами сульфамидной группы - Чен (1946 г.), Савицкий и Мандрыка
(1949 г.), Уссе (1950 г.). Наконец в 1955 году были опубликованы
данные ряда независимых исследователей (в том числе - самого Лубатье)
об антидиабетическом действии целой гаммы сульфамидных препаратов,
получивших научные названия толбутамид, карбутамид, хлорпропамид, но
более известных больным как бутамид, букарбан или диаборал, диабинез
или диабеторал. С этого времени огромное число ученых-теоретиков и
практиков-клиницистов начали их всестороннее изучение и применение.
Вторая революция - если считать первой открытие инсулина - свершилась;
наступила новая эра в лечении диабета.
       Препараты, упомянутые выше, сейчас называются ПСМ первого
поколения, они устарели, и последние лет десять-пятнадцать мы лечимся
более эффективными ПСМ второго поколения, рассмотренными в главе 10 -
диабетоном и манинилом, которые уже заменяются ПСМ третьего поколения.
В этой связи уместно задать вопрос: почему пероральные средства
сравнительно медленно проникают в лечебную практику В самом деле,
медленно; скажем, инсулин открыли и тут же начали им лечить, а с ПСМ
экспериментировали целых тринадцать лет, с 1942 по 1955 годы! Почему?
       Потому, что инсулин применяют при заболевании, грозящем
скорой смертью, когда собственные бета-клетки его не вырабатывают, и
деваться, собственно, некуда: такой больной за тринадцать лет умрет
тринадцать раз, а может быть, и двадцать шесть. В случае же пероральных
препаратов и диабета II типа решались (и решаются по сю пору) две
задачи: создание эффективного лекарства и изучение его побочного
действия.
       Напомним, что диабет пока что пожизненное заболевание, а это
значит, что больной принимает таблетки не месяц и не год, а десятилетия.
Как же исследовать такое лекарство? Тоже десятилетиями, ибо другого
пути тут нет. Например, назначили пятидесятилетнему больному в 1955 г.
бутамид, он лечится и неплохо себя чувствует год, два, три... Что с
того? Проблема заключается в том, как он будет себя чувствовать через
десять и двадцать лет: не приведут малые, но постоянные дозы препарата
к сердечно-сосудистым заболеваниям, к поражению печени, к слишком
ранней смерти, и будет ли препарат по-прежнему снижать сахар крови
или появится нечувствительность к нему. Именно этими проблемами и
занимались ученые в последующие годы, и тут выяснилось много
неожиданного.
       В 1957-58 гг. были опубликованы первые статистические данные
о применении ПСМ: Киртли (1957 г.) привел сведения более чем о семи
тысячах больных, из которых восемь умерли, а Менерт (1958 г.) сообщил
о двенадцати смертях из 1030 случаев (эти пациенты лечились в клинике
знаменитого американского эндокринолога Джослина). Сообщения вызвали шок,
и в результате начались многолетние исследования, цель которых состояла
в том, чтобы выяснить - не провоцируют ли ПСМ сердечно-сосудистые
болезни? Много тонн бутамида было съедено больными и много бумаги
исписано врачами, пока доискались истины: нет, не провоцирут. Те, кто
умер, чаще всего не лечили свой диабет, бросали принимать лекарства,
не соблюдали диету, так что летальный исход вполне закономерен...
Но попутно выяснилось, что 10% больных (впрочем, и здоровых тоже)
особо чувствительны к сульфамидным препаратам: у большинства из них
они вызывают зуд, у некоторых - тошноту, а у очень малого количества
- более серьезные нарушения: общую аллергию, вялость, дерматит и даже
желтуху. Таким образом, был обозначен путь для совершенствования ПСМ:
требовалось не только повысить их эффективность, но и избавиться от
побочных нежелательных воздействий.


                       5. Третья революция

       Несомненно, первая революция в лечении диабета - открытие
инсулина, а вторая - создание сахароснижающих препаратов. В чем же
заключается третья и когда она произошла?
       Перечислим и оценим достижения двадцатого столетия. Итак, на
рубеже 1921-22 годов Фредерик Бантинг и Чарльз Бест открыли способ
производства инсулина. Эстафета тут же была подхвачена компанией "Лилли"
- фармацевтической фирмой, которую основал полковник Эли Лилли в 1876 г.,
в Индиане, США. "Лилли" и университет Торонто объединились с целью
промышленного производства инсулина, что было сделано с потрясающей
оперативностью - уже в 1923 г. "Лилли" начинает выпуск илетина (так
назывался первый в мире инсулин). В конце 1923 г. компания производит
сто тысяч единиц инсулина в неделю (250 привычных нам флаконов, т.е.
доза на 400-500 больных), а в 1925 г. "Лилли" обеспечивает инсулином ни
много, ни мало 30 000 пациентов. В следующие три с половиной десятилетия
создаются инсулины ленте, ультраленте, семиленте и другие; у "Лилли"
появляется множество конкурентов, крупных компаний в разных странах,
также выпускающих свиные и говяжьи инсулины.
       Здесь было бы уместно помянуть двух видных эндокринологов
минувшего столетия, о которых мы уже говорили в главе 14: россиянина
Василия Гавриловича Баранова (1900-1988 гг.) и американца Эллиота
Проктора Джослина (1869-1962 гг.); они, предвосхищая более поздние
открытия в медицине, еще в двадцатых годах указали на исключительно
важную роль компенсации диабета, выдвинув основным принципом лечения
нормализацию нарушенного обмена веществ. После академика В.Г.Баранова
осталась блестящая школа отечественных эндокринологов; ряд его учеников,
уже пожилые люди, продолжают лечебную деятельность. Как почтили Джослина,
вы уже знаете: в Соединенных Штатах фондом его имени учреждена особая
"медаль Джослина" с надписью "Victory" ("Победа"), которая выдается
больному диабетом, прожившему тридцать лет без осложнений.
       Дальнейшие исторические факты таковы. В 1953 г. молодой
британский химик Фредерик Сэнгер исследует структуру инсулина и выясняет
точный порядок аминокислот в его молекуле. Разработанный для этого метод
Сэнгер затем применил к изучению структуры других белков, за что в 1958 г.
удостоился Нобелевской премии (беспрецедентный случай - в 1980 г. Сэнгер
получил вторую Нобелевскую премию по химии за исследования строения
нуклеиновых кислот). Развитие методов генной инженерии (рекомбинантной
ДНК-технологии) позволило в 1980 г. впервые создать человеческий инсулин
- хумулин. Вскоре большинство пациентов с ИЗСД переходит на человеческие
инсулины - хумулины R, N и L фирмы "Лилли", актрапид и протафан фирмы
"Ново Нордиск" и так далее. Наконец в 1994-95 гг. "Лилли" разрабатывает
хумалог, первый инсулин сверхбыстрого действия.
       Параллельно с совершенствованием инсулинов медики и фармакологи
трудятся над таблетированными препаратами, описанными в предыдущем
разделе. С начала семидесятых начинаются широкомасштабные исследования,
цель которых состоит в том, чтобы выяснить, как инсулин и таблетки влияют
на человеческих организм, и способен ли больной, поддерживающий сахар
крови близким к норме, избежать ранних сосудистых осложнений. Постепенно
складывается понятие о компенсированном диабете и тех способах, которыми
следует добиваться компенсации - лекарства, диета, определенный режим
питания, физическая активность, регулярные анализы.
       В 1979 г. свершилось важное событие в истории лечения диабета:
Комитет экспертов ВОЗ по сахарному диабету обобщил все исследования
последних лет и разработал современную классификацию - ту, которой мы
пользуемся до сих пор, и где наше заболевание разделено на два основных
типа. За двадцать с лишним лет, прошедших с того времени, прогресс
в лечении диабета не стоял на месте: были созданы не только новые
сахароснижающие препараты и человеческие инсулины с высокой степенью
очистки, но также целая пищевая диабетическая промышленность, шприцы
с тончайшими иглами и шприц-ручки, тест-полоски и глюкометры. Именно
полоски, глюкометр и хорошие шприцы позволили диабетикам перейти на
"самообслуживание"; это, в свою очередь, поставило во главу дня понятие
о самоконтроле, о необходимости знаний о нашей болезни и обучении
больных. Появились книги, пособия и школы для диабетиков, возникли
диабетические общества и ассоциации в различных странах, движение
Веймарской инициативы и так далее. Этому не приходится удивляться -
ведь диабетиков сейчас 150-180 миллионов, и лечение этой болезни -
одна из первоочередных медицинских проблем.
       Что касается глюкометров, то история их появления такова.
Идея о необходимости подобного прибора была высказана американским
эндокринологом Майклом Миллером в 1980 г., во время "исторического
коктейля" - вечеринки, состоявшейся в Мидланде, штат Мичиган. Идею
воспринял Тед Доан, удачливый бизнесмен, и 24 февраля 1981 года Миллер
и Доан основали компанию "ЛайфСкэн", задачей которой являлись разработка
и производство приборов для контроля глюкозы крови. Через пару лет,
в январе 1983, был выпущен глюкометр ГлюкоСкэн II, самый миниатюрный
и удобный на тот момент приборчик для определения сахара крови. Затем
появилось еще несколько моделей глюкометров, более совершенных и
пользующихся огромным спросом у больных, так что коммерческий успех
этой затеи превзошел все мыслимые ожидания. В результате в 1986 г
компания "ЛайфСкэн" вошла в огромную корпорацию "Джонсон и Джонсон",
получила мощную финансовую поддержку и смогла продвинуть свои глюкометры
на мировой рынок. Базовый прибор One Touch появился в продаже в 1987 г.,
а вслед за ним были разработаны еще два варианта этой системы, в том
числе Ван Тач Бэйзик. В России эти глюкометры начали продаваться в
1994 году.
       Перечисленные выше достижения являются предметом третьей
революции в лечении диабетического заболевания, начало которой можно
отнести к 1980-85 гг., совместив его с появлением человеческого инсулина,
глюкометров и шприцов с тонкими иглами. Этот революционный процесс длится
до сих пор, предлагая нам все более совершенные лекарства и приборы,
детища прогресса в фармакопее и электронике. Что ожидает нас в будущем?
Какой окажется четвертая революция? Мы поговорим об этом в заключительной
главе книги.

              Упомянутая в тексте главы литература

      87. И.И.Дедов, В.В.Фадеев "Введение в диабетологию". Москва,
"Издательство Берег", 1998 г., 200 стр., тираж 9 000 экз.
      89. Статья Ч.Беста "Основные периоды в истории изучения диабета"
в книге "Диабет" (под редакцией Р.Уильямсона). Москва, изд-во "Медицина",
1964 г. (на языке оригинала книга вышла в 1960 г.).
      90. Поль де Крюи "Борьба со смертью", Ленинград, изд-во
"Молодая Гвардия", 1936 г. (на языке оригинала книга опубликована
в 1931 г.).
      91. Michael Bliss "The Discovery of Insulin", 1982, 304 p.
(Майкл Блисс "Открытие инсулина"; на русский книга не переводилась).