Михаил Ахманов

                      ДИЛОГИЯ "ДВЕЛЛЕРЫ"

                           Книга 1

                     СКИФЫ ПИРУЮТ НА ЗАКАТЕ

            Глава 1. Земля, Петербург и другие места;
                        весна 2005 года

       На столе лежала пачка сигарет. Он не мог отвести от нее
взгляда. Зрачки его лихорадочно поблескивали, на висках выступила
испарина, темные курчавые волосы слипшимися прядями падали на лоб.
       Продолговатая ярко-красная коробочка, закатанная в
прозрачный целлофан... Четкие латинские буквы, над ними - золотой
листок, окруженный крохотными блесками звезд... Пачка была надорвана,
и трех сигарет уже не хватало. Но оставалось еще семнадцать!
Семнадцать часов блаженного забытья...
       Его рука легла на стол, с осторожностью двинулась вперед,
будто подкрадывающийся к добыче паук; пальцы заметно дрожали.
"Тремор, - подумал он, - тремор, как у алкоголика-забулдыги." Он
знал, что каждая затяжка крадет каплю жизни - нет, даже не жизни,
а чего-то более важного и ценного, определяющего саму его сущность,
его "я"... Но удержаться не мог.
       Вдоль стен просторной комнаты выстроились стеллажи, заваленные
книгами, рукописями, подшивками газет, старыми компьютерными
распечатками. Плотные шторы на окне приспущены, за ними - светлая
северная ночь, запах весенней листвы, мерцание редких фонарей. И
тишина... Такая оглушающая тишина, что бывает на городских улицах
перед рассветом, когда сон крепок и глубок, и ничто не тревожит
спящих. Ему тоже хотелось погрузиться в сны - в сновидения, что
таились в маленькой красной коробочке, блестевшей посреди стола
словно тревожный глазок светофора.
       Он откинулся на спинку стула. Сигарета уже подрагивала в
его руке - желанная добыча, драгоценный дар звезд.
       Дар?
       Бойся данайцев, дары приносящих... бойся данайцев... бойся
данайцев... - молотом стукнуло в висках.
       Данайцы, как же! Хозяева! Синельников, простая душа,
зовет их двеллерами, обитателями мрака... или пустоты... или иных
пространств... Знал бы он! Знал бы!.. Не данайцы, не двеллеры, не
призраки в тумане - хозяева! Господа! И все будут им покорны...
Все, все!
       Щелкнула зажигалка, крохотный желтый огонек затрепетал рыжим
флажком. Флаг капитуляции, мелькнуло в голове. Он медленно поднес
пламенный завиток к кончику сигареты. В его черных зрачках стыл
ужас, струйки пота текли по щекам. Зажигалка дрогнула в кулаке,
едва не опалив усы.
       Зря Синельников написал ту статью, подумал он. Слишком много
в его писаниях правды, а такие вещи не проходят даром. Придется видно
и Синельникову сменить сорт сигарет... Впрочем, он вроде бы курит
трубку? Ну, не будет курить. Вернее, будет, только не табак...
       При мысли о табаке и табачном дыме ему сделалось совсем
худо. Мерзость, мерзость, мерзость! Но Рваный предупреждал, что это
неизбежно. Аллергия на запахи... на определенный запах... Не табак,
так что-нибудь другое... хорошо еще, не кофе и не хлеб...
       Он прикурил, затянулся - глубоко, с наслаждением. Сладковатый
аромат привычно кружил голову, успокаивал, торил дорожку к сонным
миражам - таким прекрасным, таким ярким и многоцветным, что рядом
с ними реальность казалась смутным серым призраком. Таким же смутным
и серым, как дома и деревья, маячившие за окном в полумраке весенней
петербургской ночи.
       Его глаза остекленели, потеряв тревожный блеск, лицо стало
спокойным, умиротворенным. Быстро и жадно он сделал еще несколько
затяжек. Перед ним в сияющей небесной голубизне возникла радужная
дорожка - семь цветных лучей, изогнутых аркой, мостик в мир снов и
грез, где все сущее было покорно его желаниям, где он был князем,
королем, повелителем, Богом... Дорога в рай, подумал он, ступая на
зыбкую тропу.
       Сигарета дотлела, погасла, упала на ковер, выскользнув из
бессильных пальцев. Он не заметил этого; золотые райские врата
распахнулись, и владыка вступил в свое призрачное царство.

                       *    *    *

       Дха Чандра робко погладил иссохшими пальцами резную створку
двери. Над нею, прикрепленный к столбам высокого забора, нависал щиток
с надписью: "Обитель Братства Обездоленных". Надпись была сделана на
трех языках - санскрите, арабском и английском.
       Приют Обездоленных, якорь спасения, врата последней надежды,
дом святых братьев... Место, где приобщаются к божеству...
       По крайней мере, так говорили Дха Чандре.
       Мысль, что ему предстоит слиться с божественной сущностью
Звездного Творца, сейчас его почти не волновала, заглушенная острым
чувством голода. Он не ел уже двое суток и едва держался на ногах.
       Интересно, накормят ли его перед обрядом? Или придется
поручить свою душу, свое сердце и разум Богу, мечтая о горсти риса?
Благословенного риса, белоснежного и теплого, приправленного острым
соусом?
       В этом было что-то неправильное, нехорошее. Хоть голодные
спазмы едва не сводили Чандру с ума, краешком сознания он понимал,
что контакт с божеством слишком важное дело, чтобы отвлекаться на
мелкие житейские неприятности. Но - увы! - терзания плоти были
сильней его духа, и тарелка с рассыпчатым рисом, маня и дразня,
упорно маячила перед глазами.
       О, Создатель! Неужели святые братья не снизойдут к его
слабости?
       Тем более, что Богу тоже кое-что нужно от него - так
сказали сами братья. Их Бог-Творец, говорили они, не Христос, не
мусульманский Аллах и не Будда - словом, не высшее и недоступное
существо, безразличное к человеческим мучениям и горю. Нет, Он
- Великий, Обитающий Среди Звезд - готов уже сегодня принять в лоно
свое страдальцев, снизойти ко всем обездоленным, к неудачникам и
калекам, к больным и голодным, к неприкаянным, старым и сирым; Он
готов принять их под Свою божественную руку, исцелить, накормить
и обогреть. Но только тех, кто добровольно предастся Ему, искренне
сольется с Ним душой и телом!
       По правде говоря, за горсть риса Дха Чандра согласился бы
сейчас слиться с кем угодно, хоть с девятиголовым демоном-ракшасом.
Но если Бог святых Обездоленных братьев добр и чист, то это еще лучше!
Приятней вкушать пищу, что дарована праведным, счастье принять подаяние
из его рук... И в том нет позора.
       О, как хочется есть!
       Чандра скорчился, прижав ладонь к тощему животу. Кому он
нужен, дряхлый старик, бывший кули, бывший поденщик? Бывший нищий,
изгнанный отовсюду, где можно перехватить хоть мелкую монетку?
Разве что этому Богу, снизошедшему к обездоленным Калькутты?
       Дверь открылась, и Дха Чандра перешагнул порог обители.

                           *    *    *

       Доктор Хорчанский осторожно приподнял веки пациента,
направив ему в глаза световой лучик, отраженный зеркальцем. Никакой
реакции! Зрачки оставался расширенным и неподвижным, будто вокруг
царила непроглядная тьма. Столь же неподвижен был и сам пациент,
костлявый мужчина лет пятидесяти, бледный, как накрахмаленная
больничная простыня. Хорчанский однако полагал, что этому типу до
полувекового юбилея как до луны; ему могло быть и двадцать пять,
и тридцать, и тридцать пять. Спиртное и наркотики творят с людьми
страшные вещи...
       Вздохнув, доктор стянул с головы обруч с прикрепленным к
нему зеркалом. Да, двадцать первый век на дворе, третье тысячелетие,
а воз и ныне там! Как лечил он алкоголиков, так и лечит... И по
большей части все они люди безымянные, отребье и бомжи, перекочевавшие
в Томскую наркологическую клинику прямиком из КПЗ и в совершенно
бессознательном состоянии... Точь в точь как этот тип, подобранный
в каком-то притоне пару часов назад.
       Однако спиртным от него не пахло. Хорчанский, склонившись
к лицу пребывавшего в коме пациента, сильно втянул носом воздух.
       Запах... да, какой-то запах был, но абсолютно непохожий на
знакомые ароматы сивухи, денатурата или дешевого одеколона. Скорее,
так мог пахнуть медвяный луг, согретый жарким солнцем... Странно!
И никаких следов от иглы - ни на запястьях, ни на сгибе локтевых
суставов... Чем же кололся этот парень? Или не кололся вообще?
Принимал внутрь? Но что? Чаек с медом?
       Глаза застывшие, оловянные, пульс едва прослушивается,
сердце на пределе... И при всем том никакой заметной патологии,
никаких кожных повреждений! Да, странный случай! Такого доктор
Хорчанский припомнить не мог - за все двенадцать лет своей весьма
богатой практики.
       Снова вздохнув, он отщелкнул крепления диктофона, висевшего
на спинке кровати, и нажал клавишу вызова, соединившись с больничным
компьютером. Затем принялся заполнять историю болезни, нашептывая
в диктофон привычные фразы:
       - Личность пациента не установлена. Мужчина, лет пятидесяти
на вид. Доставлен в клинику 12 мая 2005 года. Предварительный
диагноз: каталепсия, обусловленная наркотическим угнетением
центральной нервной системы. Кроме одежды, органами УВД переданы:
бумажник с тремя рублями, носовой платок, сломанная расческа,
спички, пустая пачка из-под сигарет...

                          *    *    *

       Щедрое сицилийское солнце уходило на покой; краешек его
коснулся сине-зеленой поверхности моря, расплескав над горизонтом
алые краски заката. Со своей "голубятни" Джемини Косса мог видеть
весь город - жаркий и пыльный Палермо, унылый, как кусок засохшей
пиццы. Эта картина неизменно повергала его в ярость, усиливавшуюся
сейчас с каждым глотком.
       Он не любил джин, но Сорди посоветовал накачаться для храбрости
чем-нибудь крепким, и тут голландская можжевеловка была незаменима.
Поморщившись, Косса отхлебнул из стакана и с отвращением оглядел свое
жалкое жилище. Кровать с железной сеткой, колченогий стол, пара стульев,
обшарпанный комод; в углу - треснувший фаянсовый умывальник... Нищета,
убожество - и никаких перспектив! Так он и сдохнет - в шестерках у
дона Винченцо! Окочурится, не увидев ни Рима, ни Лондона, ни Нью Йорка,
ни Лос Анжелеса! Лос Анжелес... Один Лос Анжелес стоит бессмертной
души! Как сказал тот хитрый французкий король, когда католики прищемили
ему хвост: "Париж стоит мессы!"
       И правильно! Если Париж стоит мессы, то ради Штатов можно
заключить союз с самим дьяволом! Что, собственно, Джемини и
собирался сделать.
       Нет, Сорди прав: только в Черной Роте умеют ценить настоящих
парней, которым что кровь пустить, что стаканчик кьянти опрокинуть,
все едино. Прав он и в том, что нельзя засиживаться на родине
после тридцати. Годы бегут, и, глядишь, реакция уже не та: нож идет
вбок, пуля летит в сторону, гаррота никак не желает захлестнуть шею.
Такая работенка подходит для молодых, шустрых да быстроногих...
Человеку же зрелых лет надо заниматься чем-нибудь посерьезней и
посолидней... Например, сделаться капо...
       Капо! Сомнительно, чтобы у дона Винченцо он дослужился до
капо! Да и что это ему сулит? Сбор пошлины с мелких торговцев и
с игорных заведений? Рэкет по маленькой? Или поставят надзирать
за шлюхами... за птичками, как любовно именует их дон Винченцо...
Жалкая судьба, жалкая участь! И жалкие "семьи", жалкие "отцы",
прозябающие тут, в вонючем Палермо, на задворках мира!
       Джемини пригубил из стакана, чувствуя, как гнев его растет,
выплескивается в распахнутое окно, грозным валом катится вниз по
городским улицам, сметая дона Винченцо, его особняк, его шикарный
электромобиль, его девок, его разжиревших прихвостней... Ярость,
однако, не могла заглушить страха - страха перед тем, что он
собирался сотворить этой ночью. То был какой-то иррациональный ужас,
впитанный с материнским молоком, боязнь посмертного воздаяния,
грозившего ему с мрачной неотвратимостью. Наверно, подумалось Джемини,
будь он проклятым баптистом или магометанином, союз с силами тьмы его
бы не страшил. С другой стороны, душа правоверного католика стоит
куда дороже, чем какого-нибудь еретика либо иноверца! Судя по щедрым
обещаниям Сорди, дела обстояли именно так.
       И деваться тут было некуда. Черная Рота с охотой вербовала
людей в Палермо, суля американский паспорт, работу по специальности,
пропасть денег и все блага земные; однако лишь при одном условии,
весьма неприятном для приверженцев истинной церкви. Многие
отказывались, но только не Джемини Косса! Нет, только не он! Лос
Анжелес стоит мессы! Или тот французишка говорил о Париже?
Ну, дьявол с ним!
       Схватив бутылку, Джемини сделал несколько торопливых
глотков и встал. Пора было собираться; Сорди предупреждал, что
скрепить договор кровью нужно в тот момент, когда месяц окажется
в зените. Такие уж обычаи в Черной Роте, и не ему, Джемини Косса,
их нарушать!
       Он натянул потрепанный белый пиджак, сунул в карман кастет
и начал спускаться по лестнице.

                          *    *    *

       Сжимая фонарь в левой руке, патрульный Боб Дикси потянулся
правой к кобуре, расстегнул ее и вытащил пистолет. Негромко щелкнул
предохранитель, рукоятка привычно легла в ладонь, палец скользнул
к курку, ощутив его напряженную упругость. Впрочем, Боб надеялся,
что ему не придется пустить оружие в ход. Немногие в Грейт Фоллз,
заглянув в зрачок его "кольта", решились бы сопротивляться - и уж
во всяком случае не та троица, которую он сейчас выслеживал.
       Неслышно ступая, Дикси обогнул полуразрушенный корпус старой
лесопилки. Было уже темно, и он мог разглядеть лишь маячившие впереди
смутные силуэты - двое в долгополых плащах вели под руки третьего,
рослого мужчину в берете и распахнутой куртке. Странно, но человек,
над которым - по соображениям Дикси - творилось насилие, даже не
пытался сопротивляться; тяжело обвисая в руках спутников и едва волоча
ноги, он, тем не менее, шел сам. Правда, и приятели его казались
немногим бодрее: хоть их и не качало, но двигались они как-то скованно,
словно брели по колено в воде. "Насосались, сучьи дети, - мелькнуло
у патрульного в голове, - залили до бровей или нанюхались какой-то
дряни... А может, голубые? Ищут щель потемней, чтоб развлечься?"
       Он скривил рот и едва слышно хмыкнул. В Грейт Фоллз, городке
не из самых больших, но и не из самых маленьких, к голубым относились
с презрительной брезгливостью. Не смертный грех, разумеется, но все
же... Здесь, на севере Монтаны, вблизи канадской границы, обитал
консервативный народец, склонный держаться прежних путей и старых
обычаев - независимо от того, в чьей копилке, демократической или
республиканской, собирались их голоса. Как и повсюду, люди тут
разъезжали в шестиколесных слидерах, не отказывались сменить старый
телевизор на трехмерный "эл-пи", но души их принадлежали двадцатому
веку. Быть может, и не двадцатому, а девятнадцатому или более ранней
эпохе - эдак времен войны за независимость.
       Такая приверженность традициям ценилась весьма высоко,
а потому в верхних эшелонах власти всегда маячила какая-нибудь
долговязая фигура из уроженцев Северной Монтаны. Вроде Шепа
Хилари из Кануги, небольшого городка в тридцати милях от Грейт
Фоллза. Этот Шеп, размышлял патрульный, важная птица - из тех,
что отворяют двери в Белый Дом ногой. Однако он не зазнался, не
стал чужаком; поговаривали, что Шеп каждые три-четыре месяца
гостит в родных краях - ловит за водопадами рыбку, а заодно и
голоса избирателей.
       Что до чужаков, то их и в Грейт Фоллзе, и в Кануге не
слишком жаловали - или, говоря иными словами, относились к ним без
большой приязни; парни же, ковылявшие впереди Боба Дикси, были явно
не из местных. Во всяком случае, парочку в плащах он не признал, а
третий, предполагаемая жертва, хоть и казался смутно знакомым, но
Боб никак не мог вспомнить, где и когда он видел этого типа. Так
или иначе, сию компанию стоило проверить. Проверить, а потом, смотря
по ситуации, упрятать под замок либо спровадить пинком под зад на
все четыре стороны.
       Патрульный крался вдоль стены, выжидая, когда троица
уткнется в тупик между массивными основаниями пилорам, похожих
на древние кладбищенские склепы. Лесопилка, некогда процветающее
предприятие "Грейт Фоллз Форестс", скончалась вместе с окрестными
лесами еще в те времена, когда юный Боб бегал в коротких штанишках
и выпрашивал у папаши Дикси полдоллара на мороженое. Жители городка
сюда не заглядывали; все ценное было давно снято и вывезено, а
среди бетонных руин и ржавых железяк не составляло труда сломать
ногу. Или шею, кому как повезет.
       Но эти трое добрались до конца, до самого тупика, и теперь
стояли, сблизив головы, будто бы о чем-то толкуя. Похоже, парни
в плащах уговаривали долговязого - того, что в берете. Беседа велась
чуть ли не шепотом, и Боб не слышал ни слова.
       Пора брать, решил он, момент самый подходящий. Включив
фонарь, патрульный стремительно рванулся вперед, благополучно обогнул
с полдюжины глыб с торчащей из них арматурой и замер точно посреди
прохода меж бетонными фундаментами. Яркий световой пучок накрыл
злоумышленников и их жертву словно колпаком. Боб чуть довернул
фонарик - чтобы они получше разглядели "кольт" в его руке - и
рявкнул:
       - Полиция штата! Лицом к стене, ладони за голову, ноги
расставить! И шевелитесь живей, ублюдки!
       Трое медленно повернулись к нему. В свете мощного фонаря
он видел лица мужчин в плащах - бледные, с затуманенными глазами,
не выражавшими ничего - ни страха, ни удивления, ни злости. Один из
них мерно помахивал гибким стэком, будто отсчитывал секунды; второй
вцепился в рослого, удерживая его на ногах. Бобу показалось, что
этого парня в мягкой кожаной куртке и в берете, украшенном какой-то
эмблемой, совсем развезло; вряд ли он мог приподнять руки повыше
ширинки. Голова долговязого свесилась на грудь, и патрульный никак
не мог разглядеть его лица.
       - Вы, двое! - он властно повел стволом. - Кладите вашего
приятеля на землю. Сами - к стене!
       Мерно посвистывал стэк, пустые зрачки глядели на Боба Дикси,
такие же темные, равнодушные и бездонные, как дульный срез его
"кольта". Похоже, люди в плащах рассматривали полицейского словно
бы какого-то червяка или крысу - ну, в лучшем случае, как приблудного
пса, брехавшего на ветер. Сообразив, что они не собираются подчиняться
приказу, Дикси осатанел.
       - Только не говорите, что вас не предупреждали, засранцы, -
он вытянул вперед руку с пистолетом. - А сейчас - сейчас у каждого
будет дырка в брюхе... аккуратная такая дырочка, пониже пупка,
повыше колена.
       Целился Боб, однако, в бетонный фундамент пилорамы, прикинув,
что брызнувшие осколки наверняка пустят кровь кому-то из троих.
Скорей всего, нахальному типу со стэком...
       Он еще успел заметить, как справа, в сером бетонном
фундаменте, словно бы обрисовался светлый прямоугольник двери;
успел удивиться этому и разглядеть, как кто-то метнулся к нему,
успел подумать, что там наверняка скрывается сообщник; успел
выставить локоть, отражая невидимый удар... Затем гибкий штырь
ткнул его в шею под самым затылком, стрельнул обжигающей молнией,
и Боб Дикси, патрульный пятого полицейского участка Грейт Фоллз,
штат Монтана, потерял сознание.
       Очнуться ему было не суждено.


             Глава 2. Земля, Петербург, 2 июля 2005 года

       Дверцы стального шкафа разъехались с едва слышным лязгом,
и куратор шагнул на рифленую плиту, заменявшую пол. Теперь слева от
него темнела узкая вертикальная щель для пластинки Стража, справа,
в небольшой выемке, стеклянисто поблескивал цилиндрический ствол
боевого лазера. Двери сошлись, лазерный глазок вспыхнул фиолетовым,
и такой же проблеск метнулся в щели Опознавателя; затем раздалось
негромкое гуденье.
       Пятисекундная готовность, отметил куратор. Он осторожно
протянул руку, и квадратная пластина вошла в щель. Опознаватель
щелкнул, анализируя запах, выделения потовых желез, состав слюны;
пластинка выскочила обратно - прямо в подставленную ладонь. Лазер,
нацеленный человеку в висок, погас. Рифленая плита, на которой он
стоял, начала опускаться - неторопливо, словно бы нехотя, но с
плавностью хорошо отрегулированного механизма. Ровно через две
минуты пол под его ногами перестал двигаться, дверь бронированного
лифта отъехала в сторону, и куратор, облегченно вздохнув, вышел.
Он был крупным рослым мужчиной, и эти путешествия в крохотной
кабинке под дулом лазера всегда действовали ему на нервы.
       Но в камере связи, открывшейся перед ним пещерным зевом,
ждали еще два лучемета. Он встал посередине тесной комнаты, на круг,
очерченый белым, и замер, разглядывая Решетку. Связь еще не включилась,
но лазеры, торчавшие по бокам эллипсоидальной металлической паутины,
были уже активированы; оба, с равнодушием роботов, целили куратору
в лоб. В такие минуты он чувствовал себя приговоренным к расстрелу.
       Решетка вспыхнула; радужные блики пробежали по переплетению
серебристых проволок, ячейки меж ними заполнила бирюзовая дымка. Миг,
и перед глазами куратора повис матово-голубой овал экрана. В отличие
от телевизионного, он не мерцал, не переливался, не подрагивал:
голубизна его была блеклой и недвижной, будто летнее небо севера.
Никто не знал, как работает это странное устройство, точная копия
добытого агентом С.03 в двадцать седьмой экспедиции, но функционировало
оно безотказно. Предполагалось, что эта штука не поддается обнаружению
всеми мыслимыми средствами и гарантирует полную секретность
переговоров. Правда, речь шла о  з е м н ы х  пеленгаторах, радарах
и подслушивающих приборах; у  Н и х  - тех, о ком куратор думал с
привычным чувством опасливой настороженности - могло обнаружиться
что-то посолидней армейских систем радиоперехвата.
       Из-под Решетки, ставшей теперь экраном, выдвинулся
компьютерный пульт с боковой прорезью, щелью утилизатора и принтером,
смонтированным под клавиатурой. Все это было местного производства,
как и анализатор запахов, главный идентифицирующий блок Опознавателя,
как и лазеры, с тупой угрозой смотревшие сейчас куратору в лицо. Их
фиолетовые зрачки казались глазами хищника, подстерегающего каждое
движение жертвы; и если б человек, стоявший в белом круге, допустил
ошибку, она была бы фатальной. В этой камере, перед этим экраном, мог
находиться лишь тот, кому известны все нюансы предстоящей процедуры.
       Куратор вогнал пластинку Стража в прорезь; клавиатура ожила.
Мигнули и погасли зеленые огоньки, коротко рыкнула пасть утилизатора,
негромко загудело печатающее устройство - он отключил его с резким
щелчком. Сегодняшний сеанс ему не хотелось фиксировать на бумаге;
вполне достаточно, если запись сохранится в компьютерной памяти.
Впрочем, и фиксировать было нечего; нечем даже накормить утилизатор.
       Его пальцы - толстые, обманчиво неуклюжие - нависли над
клавишами. Пошевелив ими, словно для разминки, человек набрал:
       "Куратор звена С на связи."
       Слова всплывали в небесной голубизне экрана темными цепочками
букв - колонна мурашей, выступивших в поход за добрую тысячу
километров. Возможно, за две или три - человек у пульта не знал,
где находится его невидимый собеседник.
       Однако тот ответил; на экране возникло:
       "Отчет."
       Куратор снова пошевелил пальцами, коснулся клавиш.
       "Blank" - работа ведется, отклика нет.
       Феномен Д:
       агент С.02 - нет информации; агент С.03 - нет информации;
       агент С.04 - нет информации; агент С.01 - нет информации."
       В последнем случае он чуть-чуть промедлил, затем решительно
отстучал стандартную фразу. Агентом С.01 являлся он сам, и информация
у него была - насколько полезная, вот в чем вопрос? Сведения на
уровне бреда, предупреждения, получаемые то от одного, то от другого
"слухача"...  Возможно, они и были бредом; "слухачи" - не агенты, не
"механики", и их прогнозы нередко лежат на грани кошмарного сна и
столь же кошмарной яви. Но Монах и Профессор относились к лучшим,
да и Кликуша им не уступал, так что их пророчествами не стоило
пренебрегать; не исключалось, что они имеют какое-то отношение
к операции "Blank".
       На экране вспыхнуло:
       "Ваши предложения?"
       Этот вопрос был неизбежен - после отчета, в котором
информации не больше, чем в дырке от бублика. Даже меньше: одна
дыра и никакого вещественного обрамления...
       Человек у пульта застучал по клавишам. Ему хотелось курить,
но тут, в связной камере, это было бы непозволительной роскошью:
табачный дым сбивал тонкую настройку детектора запахов. Если его
электронный нос учует что-то непривычное, лазеры плюнут огнем, и
звену С срочно понадобится новый куратор.
       Толстые пальцы двигались с неторопливой уверенностью, блеклый
голубоватый экран Решетки высвечивал фразу за фразой:
       "Предложения:
       пункт 1 - приступить к расширению агентурной сети;
       пункт 2 - ввести новых агентов в курс дела - с целью более
       эффективного их использования;
       пункт 3 - приступить к развернутому изучению феномена Д."
       Это лежало на поверхности - и катастрофическая нехватка
сотрудников, и неопределенность их занятий. Ощущение собственной
значимости поднимает моральный дух людей - куратор знал о том
по собственному опыту. Агенты же звена С, как и сотен прочих
подразделений Системы, частенько не ведали, что творят и кого
ищут - впрочем, как и их начальство. Многим, вообще говоря, даже
не было известно, чьи они агенты. Считалось, что эти парни
занимаются своим опасным ремеслом только ради денег, и подобная
ситуация вызывала у куратора лишь чувства неприятия и глухого
неодобрения. Деньги казались ему слишком ненадежным фундаментом;
он был человеком консервативных взглядов и полагал, что преданность
идее - настоящей идее! - гораздо важней бумажек с портретами
американских президентов или российских изобретателей.
       На экране появился ответ:
       "Пункт 1 - принято; пункт 2 - отказано, пункт 3 - отказано."
       "Причина отказа?" - набрал куратор, недовольно насупив брови.
       "Не сообщается. W."
       Символ в конце фразы обозначал, что с ним беседует сам
Винтер, глава Восточно-Европейской цепи - командор Винтер, а не
один из его заместителей. И то, что сообщение оказалось подписанным,
говорило о многом - в частности, в нем содержался намек, что куратору
звена С не следует задавать лишних вопросов. Кто много знает, долго
не живет! Особенно занимаясь делами опасными и непредсказуемыми...
       Куратор молча ждал отбоя связи, но в голубом овале вновь
начали появляться слова:
       "Директивы:
       1. Ваша основная задача - объект Д. Обеспечьте его
       надежными клиентами. Ищите их.
       2. Ищите странных.
       3. Ищите странных клиентов.
       Продолжайте работу в этих направлениях.
       Жду информации по "Blank".
       Конец связи. W."
       Как всегда, указания командора были краткими и точными; их
лапидарный стиль доказывал, что Винтер не являлся соотечественником
куратора. Русский человек так не говорит и не пишет; русский за
фразой "Ищите странных клиентов" неизбежно поставил бы: "для того,
чтобы..." - с последующим развернутым указанием, кого искать, зачем
искать и как искать. Винтер же формулировал суть проблемы, но очень
редко касался способов ее решения - а, тем более, цели, ради которой
трудились тысячи - возможно, десятки тысяч - специалистов на всех
континентах Земли. Цель, собственно, была ясной; если не политикам
и ученым ортодоксам, так тем людям, что затеяли всю эту историю
еще в конце прошлого века.
       Ищите клиентов, ищите странных, ищите странных клиентов!
Иначе - людей со странными фантазиями, в которых они и сами не
могут разобраться! Только о том и забота, думал куратор, с сопением
втискиваясь в лифт, под дуло лазера. Странные! А сам он разве не
странный? Лет десять назад он бы только расхохотался, узнав, какими
делами будет заниматься, справив полувековой юбилей! Он счел бы это
веселой шуткой... или кошмарной, смотря как поглядеть... Вся его
нынешняя деятельность напоминала ловлю призраков в темной комнате,
причем никто не гарантировал, что призраки эти реально существуют
и представляют хоть какую-то опасность. Впрочем, имелись косвенные
подозрения... хоть и не слишком веские, но вполне достаточные для
людей предусмотрительных и осторожных. Да, вполне достаточные,
чтобы возникли звенья, региональные цепи, континентальные кольца
и весь гигантский, глубоко законспирированный аппарат Системы! Кто
предупрежден, то вооружен - так, кажется, говорили латиняне?
       Лифт поехал вверх, и в призрачном фиолетовом отсвете лазера
куратор вновь подумал о призраках. Призраки, привидения, фантомы,
миражи! Ха! Не поспешил ли он с таким определением? Решетка призраком
не являлась - как и квадратная пластинка Стража, которую он держал
в руках. Ее приволок все тот же эс-ноль-третий, на редкость удачливый
парень, из вояжа по неким курортным местам, где Страж заменял
аборигенам ключи, деньги, паспорта и все прочие документы. Ценная
находка, очень ценная и никак не из разряда миражей! Миражом являлось
нечто иное -  О н и, те, которые могли появиться в любой день
и в любой час, но пока ни явно, ни тайно не обнаруживали своего
присутствия.
       Или их неощутимось, невещественность тоже была своеобразным
миражом? Иллюзией безопасности? Призраком мнимого благополучия?
       Размышляя об этом, куратор звена С покинул тесную кабинку,
и дверцы за его спиной сошлись с чуть слышным шорохом. Он запечатал
их, спрятал Стража под рубашку, к самому телу, потом направился к
выходу. Очень хотелось курить.

                     *     *     *

       Поднявшись к себе и притворив дверь, он задумчиво оглядел
кабинет. Стол, шкаф, массивный сейф, кресла, два окна, у одного
их них - небольшой диванчик... Привычная обстановка успокаивала,
вселяла уверенность, являя разительный контраст с камерой связи, с
ее бронированным лифтом, бирюзовым мерцанием Решетки и лучеметами,
нацеленными в виски. Здесь, в просторной и светлой комнате,
ощущалось нечто надежное, домашнее, пришедшее еще из прошлого
столетия, тогда как камера со всем ее фантастическим антуражем
была продуктом двадцать первого века, к коему куратор относился
с опасливой настороженностью. Он понимал, что эта новая эпоха
никогда не станет для него близкой и родной; в конце концов,
человек всегда принадлежит тому времени, в котором провел свою
молодость. Однако подобные соображения не сказывались на его
работе, ибо он умел отделять эмоции от дела.
       Неторопливо набив трубку, он подошел к окну - к тому, что
глядело на улицу. Второе выходило во двор, но вид на мраморные
скамьи, фонтан и теннисный корт давно набил куратору оскомину.
Собственно, и на улице не наблюдалось ничего интересного: десяток
киосков с фруктами-овощами, сигаретами, жвачкой и горячительным,
плюс стоявший чуть на отшибе пивной ларек. У ларька, как обычно,
грудились жаждавшие поправиться алкаши да всякая гопота, мусолившие
мятые "мишки" и "димки", и куратор с раздражением подумал, что
где-то в таком же сером месиве - весьма вероятно! - затаился и
предмет его поисков. Не клиенты и не странные, которых можно было
обнаружить и отличить в пестрой человечьей стае по экзотическому
и яркому оперению, но те, кто кажутся столь же серыми, как эти
личности с застывшим взглядом, мрачно сосавшие пиво.
       Где умный человек прячет лист? - мелькнуло в голове.
Разумеется, в лесу... Камень - на берегу моря, труп - на поле
брани... Но эта аналогия была неполной; для тех, кого он разыскивал,
серый цвет являлся лишь маскировкой. Правда, отличной - и потому,
быть может, операция "Blank", начатая пару месяцев назад, не давала
никаких результатов. Куратор уделял ей много внимания - искал сам
и следил по сводкам, регулярно возникавшим на экране его компьютера,
за действиями других групп; но пока все полученные сведения лишь
оправдывали кодировку проекта.
       Blank! Пустота!
       Он засопел, стиснул разлапистую трубку, похожую на гнездо
аиста, и гневно уставился на столпившихся у ларька мужчин. Отсюда,
с третьего этажа, он мог разглядеть лишь их головы да спины, но
натренированная память легко воскрешала и все остальное: мутный
взгляд оловянных глаз, потрепанную одежонку, трясущиеся руки, пальцы
с грязными обломанными ногтями... Зомби, живые покойники! Наркоманы,
алкаши, необозримый лес серых листьев! Кого среди них выловишь? Кого
найдешь?
       Впрочем, возразил он самому себе, склонность к алкоголю
и наркотикам отнюдь не свидетельство низкого интеллекта. Как в
России, так и в Штатах! Ему встречались многие достойные люди,
питавшие необоримую страсть к горячительному или "травке", либо
и к тому, и к другому. Взять хотя бы "слухачей"... да и того же
Доктора, самое ценное приобретение за последний год! Человека,
который значил теперь побольше всей группы С - а, возможно, и
региональной цепи! В былые времена Доктор сильно увлекался спиртным,
что и привело его, в сочетании с весьма нестандартным мироощущением,
в клинику для душевнобольных. В психушку, проще говоря, где он и
просидел лет десять или около того. К счастью, это не сказалось
на его способностях.
       Куратор выколотил трубку о подоконник и сунул ее в карман.
Стоило вспомнить о Докторе, как это потянуло за собой другие мысли,
весьма неприятные и тревожные - не только о двух сделанных им
предложениях, на которые Винтер наложил безоговорочный запрет, но
и о директивах начальства. Основная задача - объект Д... Обеспечьте
его надежными клиентами... Надежными и странными... Ищите их...
       Дьявольщина! Где ж их сыскать, надежных и в должной степени
странных? Клиенты с богатым воображением еще попадались, но разве
можно удержать их от болтовни? Да и распространявшийся по городу
слушок был, по сути дела, полезен: он привлекал людей необычных,
жаждавших погрузиться в мир своих фантазий и готовых ради этого
рискнуть многим, даже собственной жизнью. Тут таилось некое
противоречие, которое куратор в принципе не мог разрешить: с
одной стороны, он должен был трудиться в обстановке максимальной
секретности, с другой - нуждался в притоке новых людей и свежих сил.
И, хотя он действовал с подобающей опытному конспиратору осторожностью,
слухи об экзерсисах Доктора расходились все шире и шире, привлекая
совершенно нежелательное внимание. А значит, группа С становилась
уязвимой - пожалуй, самой уязвимой среди всех прочих подразделений
Системы.
       Это тревожило его. В последние месяцы он начал ощущать
смутное беспокойство - особенно в те часы, когда анализировал
бессвязные доклады эмпатов и "слухачей", а также ту гораздо более
четкую информацию, которой снабжали его Сентябрь, Сингапур и
Самурай. Похоже, клиенты Доктора принялись задавать вопросы;
теперь их интересовало не только Куда и Почем, но Как и Зачем.
Не всех, разумеется; но некоторые проявляли весьма подозрительную
настырность! И, прежде всего, женщины, наказание рода человеческого!
К примеру, та рыжая девица, успевшая погостить в четырех или
пяти фэнтриэлах...
       Нахмурившись, куратор вновь потянулся за трубкой. Согласно
рапортам агентов, рыжая не представляла особой ценности - всего
лишь типичная дама со средствами, скучающая красотка, охваченная
страстью к игре. Но, кроме казино, тотализатора и скачек, ее
почему-то стали интересовать другие дела, касавшиеся манипуляций
Доктора, его возможностей и весьма необычных талантов. Оставалось
лишь догадываться, были ль ее расспросы проявлением неистребимого
женского любопытства, или за ними стояло нечто большее. Что же
именно? Во всяком случае, не интерес со стороны многочисленных
спецслужб, разведок, контрразведок и секретных ведомств; тут
все было схвачено на самом высоком уровне. На сей счет куратор
не беспокоился, ибо Система являлась автономным и независимым
органом, имевшим твердую договоренность с потенциальными
конкурентами - если не о содействии, то о полном невмешательстве.
       Он притворил окно и направился к громозкому цилиндрическому
сейфу, напоминавшему ракету на старте. Вставил в щель пластинку
Стража, откинул верхнюю дверцу, за которой обнаружился матовый
экран компьютера, сосредоточенно насупил брови, набрал пароль.
Экран вспыхнул - не голубым фантомным сиянием Решетки, а привычным,
серебристым. Коснувшись пары клавиш, куратор вызвал файл текущих
сообщений, проглядел его, потом принялся изучать архив клиентов за
последние три месяца. Их было несколько десятков, но он помнил в
лицо почти каждого; помнил беседы с ними, отчеты агентов-проводников,
оценки перспективности того или иного человека, вопросы, которые тот
задавал. Пожалуй, кроме рыжей было еще два-три кандидата в список
подозрительных личностей...
       Хмыкнув, он перевел компьютер в режим ожидания, откинулся
на спинку кресла и поднял взгляд к потолку. Может, отправиться
в Заросли, пострелять бесхвостых? - промелькнула мысль. Он любил
охоту; пожалуй, то был единственный случай, когда он не стеснялся
использовать должностные привилегии.
       В Заросли, так в Заросли, подумал он и, потянувшись к телефону,
набрал номер Доктора.


            Глава 3. Земля, Петербург, 9 июля 2005 года

       "Богато живут, гадюки," - подумал Кирилл, нажимая на кнопку
звонка. Оглядевшись еще раз по сторонам, он убедился, что живут
здесь не просто богато, а роскошно. Двор кондоминиума, в который его
пропустили после долгих и унизительных объяснений с охраной, в самом
деле поражал редкостным великолепием: бассейн в мраморе, по сторонам
- мраморные же скамьи, пара фонтанов с нагими наядами и дельфинами,
розы, пионы размером с два кулака, дорожки, посыпанные чистейшим
песком... Шеренга кленов и серебристых елей отделяла детскую площадку
и теннисный корт, за ним высилась горка из розоватых и серых гранитных
валунов, меж коими росло нечто яркое, пестрое, экзотическое - с
невысокого крыльца Кирилл мог разглядеть лишь огромные резные листья
в пурпурных прожилках да какой-то кустарник с алыми цветами. Все эти
чудеса замыкал квадрат кирпичных трехэтажных коттеджей, по десять с
каждой стороны; они казались такими новыми и чистыми, словно попали
сюда, на городскую окраину, прямиком с полок игрушечного магазина.
       Да, тут шикарно устроились... Как говаривал майор Звягин,
незабвенный комбат, всякий хочет отхватить дворец с фонтаном и блюдо
с фазаном, да не всякому это удается. Кириллу дворцы, фонтаны и фазаны
определенно не светили; пяток сосисок на ужин - это казалось более
реальным. Еще была у него комната в крохотной родительской квартирке,
а вместо бассейна и фонтанов - ванна. Он помещался в ней только
поджав колени к подбородку.
       С раздражением дернув плечом, Кирилл опять надавил на звонок.
Дверь перед ним тоже выглядела неплохо: мореный дуб с бронзовой
инкрустацией. Видно, дела у конторы, в которую он сейчас ломился, шли
на подъем - как и у всех остальных заведений, обосновавшихся в этом
сказочном местечке, среди жилищ новоявленной элиты. Аптека... три
бара... ателье... еще одно ателье... ресторан... парикмахерская...
четыре магазинчика - все под громким названием "салон"... гараж,
рядом - роскошный "Форд-Торос" о шести колесах с электроприводом...
бюро услуг - интересно, каких?.. ритуальных или по другой части?..
Его наметанный взгляд скользил вдоль ярко-оранжевых фасадов, по
вывескам, просторным окнам и витринам, мимо цветников и резных
мраморных скамеек, мимо полосатых тентов на другой стороне бассейна.
Тут, со двора, все выглядело на редкость приветливым и уютным, и
оставалось лишь удивляться, что снаружи огромное квадратное
здание кондоминиума своими узкими бойницами в облицованных камнем
стенах и глухими железными воротами так напоминает шведскую цитадель
- века что-нибудь шестнадцатого или семнадцатого. По сути дела, оно
и являлось цитаделью - кирпично-гранитным бастионом благополучия
среди бетонных трущоб питерской окраины. В случае чего здесь вполне
удалось бы отсидеться, причем с полным комфортом - под надежной
охраной, за крепкими воротами, меж цветочных клумб и витрин шикарных
магазинчиков, баров и ателье.
       Теперь предстояло выяснить, какое же место среди всех этих
заведений отводится фирме "Сэйф Сэйв" - "Надежное Спасение", как
перевел Кирилл. Контора сия была целью его нынешнего визита, и
Кириллу представлялось, что носит она сугубо оборонительный характер;
вероятно, именно ее сотрудники, крепкие мордовороты с электродубинками,
дежурили у врат этого райского уголка, храня его от посягательств
всякой голытьбы. В таком случае у него имелись реальные шансы получить
работу - настоящую работу с настоящим окладом, а не тот символический
дым, который сулили в гимназии. Сто двадцать часов нагрузки в месяц,
дым в получку и никакой романтики... Зато спокойное место, говорила
мама; учителя всегда нужны. Кирилл против спокойного места не возражал,
однако труды свои оценивал в пять "толстовок" - на меньшие деньги
прокормиться было бы тяжело. Жизнь постоянно дорожала, хоть и не
такими темпами, как в черные девяностые годы, и ему, привыкшему к
щедрому довольствию спецназа, уже приходилось прокалывать дырки в
ремне - несмотря на все мамины заботы.
       Он снова потянулся к звонку и тут заметил, что за ним
наблюдают: над роскошной дубовой дверью, рядом с сеточкой микрофона,
торчал карандаш телекамеры, уставившейся прямо ему в лицо. Святой
Харана! Хорошо еще, не сунули под нос что-нибудь огнестрельное...
Секунду подумав, Кирилл скорчил зверскую рожу - такую, что подходила,
по его мнению, вышибале из какого-нибудь салуна на Диком Западе - и
тут же услышал:
       - По объявлению?
       Голос был хриплым и басистым.
       - Да. - Вытащив позавчерашнюю "Вечерку", он помахал ею перед
камерой.
       - Звонил? - осведомился бас.
       - Разумеется. Здесь же только телефон, без адреса, - он снова
помахал газетой.
       - Имя? - поинтересовались за дверью.
       - Карчев. Кирилл Карчев.
       Дверь бесшумно растворилась; тот же голос, звучавший теперь из
динамика на стене, скомандовал:
       - Прямо по коридору до лестницы, потом - на третий этаж. Тебя
ждут.
       Кирилл зашагал, куда было велено. В коридор выходили пять
металлических дверей, похожих на дверцы сейфов, все - плотно
притворенные; в неглубокой нише сверкали полированные створки
лифта. Лифт? В трехэтажном особняке? Направляясь к лестнице, довольно
широкой и выложенной искусственным камнем, он в задумчивости потер
висок. Забавное местечко! Впрочем, Харана молчал, не посылая никаких
тревожных сигналов, а значит, все было в порядке - более или менее.
Что же касается лифта, то у богатых свои причуды; почему бы им не
ездить на лифте с первого этажа на третий? Но ему предстояло
подняться своим ходом - видимо, лифт берегли для почетных гостей.
       Приемная с волоокой девицей при компьютере и телефонах,
картины на стенах, зеркальный бар, дверь в кабинет - все, как
полагается... В кабинете его действительно поджидали: густобровый
плечистый мужчина лет пятидесяти с офицерской выправкой и могучими
волосатыми лапами, восседавший за письменным столом, и еще один,
тощий, длинный и бледный, похожий на кузнечика-альбиноса; этот
устроился на диване у открытого окна и со скучающим видом разглядывал
небесную синеву. Слева от плечистого в массивной бронированной стойке
о двух этажах серебрился компьютерный экран, но не такой, как у
секретарши, а попросторней; справа подмигивала зелеными огоньками
пара обычных "ви-ти", видеотелефонов. Больше в комнате не было
ничего, если не считать второго окна, узкого и забранного решеткой,
а также кресла посередине. Решив, что оно приготовлено для него,
Кирилл подошел и сел. Чувствовал он себя как жених на смотринах
- да, по существу, так оно и было.
       Плечистый, похоже, здороваться не собирался; взглянув на
часы, он пробасил:
       - Явился ты вовремя, парень, минута в минуту. Что, служил?
       - Служил... - Пожалуй, этот тип тянет на полковника, мелькнуло
в голове, или на подполковника, как минимум; сходу начал тыкать и
засекать время. Впрочем, такие штучки казались Кириллу еще в порядке
вещей, ибо на штатском положении он находился всего лишь месяц.
       Оглядевшись, он заметил, что компьютер слева от плечистого
из самых лучших и дорогих - "Ланд" специального исполнения, с
полуметровым экраном, встроенным в верхнюю часть стального шкафа.
Сейчас створка его, на которой размещалась клавиатура, была откинута,
и Кирилл мог оценить толщину броневой пластины - похоже, выстрел из
гранатомета не нанес бы ей особого вреда. Ему и раньше доводилось
видеть такие штуки - в армии чего не насмотришься! - но тут все же
была частная лавочка, а не пункт управления дивизией. Но, судя по
всему, фирма "Сэйф Сэйв" к вопросам безопасности относилась весьма
серьезно. И к секретности тоже: панель компьютера украшали пять
щелей дискетных вводов, и можно было побиться об заклад, что четыре
из них - с паролем.
       - Где служил? - взгляд предполагаемого полковника уперся
Кириллу в переносицу.
       - Спецназ, команда "Зет"... иначе - международные силы
быстрого реагирования. Слышали о таких?
       - Слышали, про все мы слышали... Документы есть? Награды?
Ранения? - сильная короткопалая рука выжидательно повисла над столом.
       Кирилл вытащил бумаги. Орденов он за шесть лет своей воинской
карьеры не выслужил, а вот ранения имелись: шрам от бандитской заточки
под локтем и дырка в бедре. По счастью, пуля, что оставила ее, не
задела ни кости, не сухожилий, иначе он был бы сейчас инвалидом.
       Плечистый навис над столом, засопел, разглядывая документы,
но, кажется, никакого криминала там не обнаружилось. С особым
пристрастием он изучал кириллов послужной список, включавший три
операции в Африке и одну в Индокитае, стоившей Кириллу той самой
дырки в бедре. Эти четыре зарубежных вояжа совсем не означали,
что ему удалось повидать мир, разве что африканские да таиландские
джунгли и болота. Правда, заработав ранение, он провалялся полгода
в сингапурских госпиталях, где и помер бы с тоски, если б не Кван
Чон. Наставник Кван его многому научил - таким вещам, что и не
снились штатным инструкторам группы "Зет".
       Закончив шелестеть бумагами, хозяин кабинета поднял голову,
насупил густые брови и вдруг распорядился:
       - Ну-ка, встань, солдат! Встань и сними рубаху. Штаны тоже!
       Кирилл поднялся и начал расстегивать ремень.
       "Это будет стоить тебе лишнюю сотню в месяц, старый пердун,"
- подумал он, стягивая джинсы и злобно кривя губы. Впрочем, настроение
его улучшилось, когда на лице нанимателя мелькнула одобрительная
усмешка.
       - Неплохо выглядишь, парень! Видать, крепкая порода, э? Ноги
у тебя длинные и бегаешь ты, должно быть, быстро... Ну, одевайся!
- плечистый задумчиво пошевелил бровями. - Роста в тебе, я думаю,
сто восемьдесят восемь... шесть футов два дюйма, как говорят янки...
вес - девяносто два... Так?
       - Девяносто три, - уточнил Кирилл, застегивая молнию на брюках.
       - По габаритам подходишь, - плечистый, кивнув, вновь зашелестел
бумагами. - Ну, что тут у нас еще? Холост, тридцати еще нет, два
легких ранения и неплохие рекомендации... сержантский контракт истек
месяц назад... - он небрежно похлопал по кирилловым документам. -
Чего бы тебе, сержант, и дальше не служить? Или деньги не устраивали?
       Уже сержант, не парень, отметил Кирилл; очевидно, это стоило
рассматривать как повышение.
       - Деньги устраивали, не устраивало вот что, - он коснулся
пальцем шрама, потом хлопнул себя по бедру. - Сегодня пальнут в руку,
завтра - в плечо, а послезавтра и вовсе вынесут ногами вперед...
       - Выходит, ты напугался, э? - взгляд плечистого вдруг стал
пронзительно-острым.
       - Не то чтобы напугался... просто решил не искушать судьбу.
Шесть лет, два ранения... Подошла моя очередь.
       - Твоя очередь? Это как же?
       - Ну, так у нас говорили в батальоне. Чувствуешь, когда
подходит твоя очередь на неприятности похуже этих, - Кирилл покосился
на белую полоску шрама. - Я почувствовал и ушел. Решил, что пора
менять ремесло.
       Пару секунд он колебался, не рассказать ли про Харану, потом
решил, что откровенничать не время. Мистика, предчувствия, тайны
амазонской сельвы... Нет, не стоит! Примут его за сумасшедшего да
укажут на дверь - и делу конец.
       - Думаешь, у нас безопасней? - хозяин кабинета откинулся
в кресле, скрестив волосатые лапы на груди.
       Кирилл пожал плечами.
       - А что у вас опасного? Стой у ворот, помахивай дубинкой,
впускай, выпускай, спасай... Ну, если надо, спасем, - стиснув свой
внушительный кулак, он повертел им в воздухе. - Вот этим самым и
спасем, без всяких сильнодействующих средств. Все-таки Питер не
Чикаго, на улицах из автоматов еще не палят.
       - А в Чикаго, насколько мне известно, уже не палят, -
плечистый усмехнулся, крепко потер ладони и заявил: - Боюсь, сержант,
чего-то ты нафантазировал - эти кретины у ворот, к которым ты хочешь
прилечь, не мои люди. У нас, видишь ли, медицинская фирма. Народные
методы лечения, травки, массаж, подкачка половой энергии и всякое
такое... То да се... Спасаем людей от хворей, от болезней, ну, а
заодно - от скуки.
       - Так может, вам санитары нужны?
       В конце концов, подумал Кирилл, можно пойти и санитаром;
неприятная работа, но оплачивается получше, чем школьная тягомотина.
И спокойней, чем служба в охране, ибо больные, в основном, люди
тихие, придавленные судьбой... Однако объявление в "Вечерке" было
адресовано крепким молодым мужчинам с особой подготовкой, так что
не исключалась и клиника для буйных. Но их, как мнилось Кириллу,
травками и массажами не лечили.
       Плечистый басовито хмыкнул и в первый раз покосился на
тощего; тот по-прежнему любовался небесами и выглядел словно бы не
от мира сего. Физиономия у него была как у покойника, на впалых щеках
- ни кровинки, узкие губы сжаты, длинный костистый нос выдавался над
ними меловым утесом, длинные бесцветные волосы свисали до плеч. Кирилл
не видел его глаз и не испытывал желания в них заглянуть - этот тип
чем-то напоминал графа Дракулу, застывшего в ожидании очередной жертвы.
Оставалось надеяться, что бывшие сержанты спецназа шести футов и двух
дюймов роста ему не по зубам.
       Что касается плечистого, то этот мужик внушал Кириллу все
больше симпатий. Теперь он разглядел, что брови у него походят на
пару темных мохнатых гусениц, в карих зрачках посверкивают насмешливые
огоньки, а полногубый рот словно бы готов с минуты на минуту сложиться
в усмешку. Правда, минута эта все не наступала, а в очертаниях слегка
раздвоенного подбородка и крепких скул явно ощущалась начальственная
суровость. Тем не менее, интуиция подсказывала Кириллу, что на этого
человека можно положиться, что являлось добрым знаком; во-первых
потому, что он доверял Харане и своим предчувствиям, без коих выжить
в команде "Зет" было бы нелегкой проблемой, а во-вторых мысленно Кирилл
уже окрестил плечистого шефом и надеялся, что работа в этой конторе -
хоть охранником, хоть санитаром - от него не уйдет.
       Его наниматель тем временем пошарил в столе, вытащил трубку
- гладкую и обтекаемую, словно летящий по волнам дельфин, чиркнул
зажигалкой, прикурил и выдохнул сизую струю прямо к компьютерный
экран. Затем он помахал рукой, разгоняя дым, и произнес:
       - Санитары у нас есть и больше, я полагаю, не нужны.
Видишь ли, санитар - слишком узкая специальность, да и с фантазией
у санитаров дела обстоят плоховато. Согласен, э? А мы ищем лихих
парней, с воображением... - он выпустил пару колечек, пронзив их
дымной стрелой, - да, лихих и умелых, на все руки мастеров. И на
ноги тоже - на тот случай, если надо вовремя смыться. Я тебе говорил,
что мы спасаем людей от скуки - богатых людей, должен заметить -
а это, сам понимаешь, требует определенной подстраховки. Словом,
поблизости должен быть крепкий мужик, с железными нервами и тяжелыми
кулаками, надежный, как скала... - Еще пара колечек взмыла к потолку.
- Кулаки у тебя подходящие, это я уже разглядел... и стрелять ты
умеешь, и с реакцией наверняка все в порядке - иначе не прослужил
бы ты в этом своем спецназе шесть лет... Ну, а что еще за душой?
Выкладывай!
       Вербует в телохранители, подумал Кирилл. Небезопасная
работенка, зато романтическая и наверняка оплачивается неплохо...
Впрочем, к кому попадешь! Он потер висок, мысленно перебирая все
свои таланты и умения, от полузабытой латыни до ремесла сапера, и
поглядывая на плечистого с некоторым подозрением. Хочет парня с
фантазией и крепкими кулаками, это надо же! Впрочем, ни тем, ни
другим судьба Кирилла не обошла, и хотя фантазия доставляла ему
одни неприятности, кулаки спасали - и в прямом, и в фигуральном
смысле.
       - Вожу машину, - начал он, - разумеется, профессионально...
при случае, могу починить... ну, еще плавание с акваскафом, бег,
борьба... подрывное дело - но этим я бы заниматься не хотел. Себе
дороже.
       - Если случится попасть в тайгу с ножом и топором, не
пропадешь?
       - Не пропаду. - В тайге Кириллу случалось бывать и без топора,
когда их взвод подняли по тревоге, бросив вдогонку сбежавшим зекам.
Страшные были люди, упокой их господи, хуже зверей! Таиландцы с
маковых плантаций им в подметки не годились, хоть каждый узкоглазый
мафиози волок целый арсенал и черный пояс впридачу.
       - Еще? - плечистый выбил трубку и откинулся в кресле; тощий
у окна, казалось, заснул.
       - Еще? - Кирилл вдруг широко усмехнулся. - Еще могу преподавать
историю. В школе.
       - Это как же? - сунув трубку в стол, плечистый уставился на
Кирилла с неподдельным интересом; мохнатые его брови сошлись на
переносице.
       - Да так... До армии закончил истфак, потом забрали на
срочную, потом остался по контракту... так все и пошло-поехало.
       - Выходит, ты у нас не просто сержант, а дипломированный
специалист, э?
       - Выходит... Только кому нужны специалисты по скифам? Скифы-то
вымерли подчистую, остались мы, их потомки, а нам до скифов как до...
       - Постой, постой! - плечистый оборвал его, прихлопнув ладонью.
- Ты спрашиваешь, кому нужны специалисты по скифам, так? Мне нужны!
- словно припечатывая, он вновь опустил ладонь на крышку стола - с
такой силой, что подпрыгнули телефоны. Не берегут технику в этой
конторе, подумал Кирилл.
       Плечистый тем временем решительно поднялся и обошел вокруг
стола, на ходу потирая руки.
       - Я тебя беру, скифеныш! Беру на испытательный срок! Так что
пора бы нам и познакомиться... Обоюдно, так сказать! - он протянул
мощную длань. - Сарагоса!
       - Что?! - Кирилл автоматически пожал протянутую руку и
уставился в карие насмешливые глаза.
       - Сарагоса - так меня зовут. А тебя будут звать Скиф. Скиф,
понял! И запомни свою кодовую фразу... - он поднял глаза к потолку,
поразмышлял секунд пять и пробасил: - Скифы пируют на рассвете! Вот
так!
       - Лучше уж на закате, шеф, - пробормотал ошеломленный Кирилл.
       - Пусть на закате... тебе видней, когда они любили заливать
зенки... Но пароль запомни! Надо будет вернуться, произнеси его -
вслух, хоть громко, хоть шепотом. Доктор тебя вытащит.
       - Вытащит? Откуда?
       - Оттуда, куда мы тебя сейчас отправим! - рявкнул Сарагоса.
- Должен же я тебя проверить, парень? Э? Как ты полагаешь? -
Толстый палец уткнулся Кириллу в грудь. - Ну, куда отправишься?
В лес? В горы? В кабак? В гарем турецкого султана? На Гавайские
острова? На Марс или Альфу Центавру? В ад или в рай? Доктор доставит
куда угодно... вернее, куда у тебя пороху хватит.
       Либо разыгрывает, либо издевается, мелькнуло в голове у
Кирилла; затем он подумал, что надеялся обрести спокойное место на
пять "толстых", а нарвался бог знает на что. С неохотой он признал,
что загадочные намеки Сарагосы будоражат воображение и вселяют
романтические мечты - примерно такие же, как речи офицеров из
военкомата, вербовавших его некогда в спецназовский батальон.
Воспоминание об этом, как и о сибирской тайге и заирских болотах,
было не из самых приятных, и он решил считать слова плечистого шуткой.
Скажем, умный полковник дурачит глупого сержанта... Тут ясно, у кого
все козыри на руках; шеф есть шеф, и остается только пасовать.
       Криво ухмыльнувшись, он сказал:
       - Лучше уж в кабак... Ну, в бар - хоть в этом самом Чикаго.
       - Чикаго не обещаю, но что-нибудь в подобном духе мы сообразим.
Сообразим, будь уверен! Отправишься ты в свой кабак, посидишь
часок-другой, погудишь, потом скажешь четыре волшебных слова и
вернешься прямиком в это самое кресло. Вся недолга! Только постарайся
Т а м,  - Сарагоса с многозначительным видом ткнул пальцем куда-то
вверх, - не ввязываться ни в какие истории.
       - А на что я гудеть-то буду в этом кабаке? - сунув руку
в карман, Кирилл вытащил пару мятых "гагаринок" и сморщился. -
На наши что ли, на деревянные? На них и минеральной не подадут!
       Его шеф, в задумчивости поигрывая бровями, направился к столу.
       - Это ты верно заметил, - бурчал он, роясь в ящике. - На наши,
будь они неладны, не подадут... ни в Чикаго не подадут, ни в Париже,
ни на Гавайских островах... ни в том заведении, куда тебя отправит
Доктор... Вот, держи! - он бросил Кириллу что-то блестящее, мелодично
позванивающее, золотистое.
       Обручальные кольца... Три штуки, самого простого вида, без
гравировки и украшений... Кирилл заметил, что проба внутри стерта.
       - Одно надень на палец, остальные - в карман! - распорядился
Сарагоса. - Мне еще не встречались кабаки, где б не шла такая валюта.
Отпустят тебе чего-нибудь, я уверен... на девочку, может, и не
хватит, а на пойло, закуску и сигареты - в самый раз! - Он повернулся
к окну и повелительно взмахнул рукой: - Ну, Доктор, давай! Клиент
ждет. Ты ведь слышал, куда ему нужно попасть, э? Вот и отправь,
только ненадолго.
       - Это уж как получится, - вымолвил тощий, вставая. Голос
у него оказался скрипучим и резким, похожим на карканье ворона.
       Затем, не сказав больше ни слова, он в три долгих шага
пересек комнату и склонился над Кириллом - так низко, словно хотел
клюнуть его носом в лоб. Лицо Доктора было бесстрастным, как у
египетской мумии.
       Невольно вздрогнув, Кирилл откинул голову, да так и не смог
опустить ее - шея вдруг одеревянела. Теперь он смотрел прямо в
физиономию тощего, уставившись на него будто во сне, не в силах
оторвать глаз от розоватых зрачков на бледном челе альбиноса; казалось,
он внезапно превратился в кролика, зачарованного змеей. Затем стены
комнаты вдруг помутнели, потолок взмыл куда-то ввысь, паркет под
ногами затянуло зыбкой мглой, яркий июльский полдень за окнами
сменился сумеречным светом вечерней зари, а фигура Сарагосы,
маячившая у стола, уплыла вдаль, растаяла, слившись с сейфом и
стенами, которые тоже растворились в багровой дымке, колыхавшейся
словно гигантский и темный театральный занавес. За ним чудились
некие неясные формы, слышался мерный усыпляющий гул - не то
рокотали морские валы, не то шумел лес под тугими порывами ветра.
       "Что со мной? - подумал Кирилл, ужасаясь своей беспомощности,
беззащитности и глухому молчанию Хараны. - Что он делает? Этот
вурдалак... Этот..."
       Бледное лицо склонилось над ним; сейчас он видел только
зрачки - огромные, горящие алым огнем. Беззвучно и неотвратимо он
погружался в их пламенную глубину, не в силах шевельнуть рукой, не
чувствуя ни боли, ни холода, ни жара; он падал, падал, падал, будто
бездонные недра звезды раскрывались перед ним, затягивая вглубь,
вращая и кружа в стремительном водовороте. Теперь он не слышал
и не видел ничего, кроме сияния этой красноватой пропасти; гул
прекратился, и великое алое безмолвие сомкнулось над ним
непроницаемой скорлупой.
       Он упал.
       Переход был внезапным и резким; он ощутил, что стоит на ногах,
что локти опираются на что-то твердое, надежное; до ушей доносился
негромкий звон, шелест, звуки льющейся жидкости. Потом он увидел
лицо, маячившее на расстоянии протянутой руки: широкоскулая, слегка
одутловатая физиономия, полные губы, набрякшие веки, сизые прожилки
на отвислом носу, голая макушка в венчике темных волос. Обычное
лицо человека за пятьдесят, долго и преданно дружившего с бутылкой;
но с него на Кирилла взирали алые глаза Доктора.