Она не была красивой. Она не была желанной. Девушка по случаю, встреченная у стеклянной витрины магазина. Рыженькая дешевка, готовая распахнуть свою душу любому, кто согласиться отдать сотню рублей.
На лице - ранние морщины. Маленькая, толстенькая, неловкая и стыдящаяся той неловкости. На шее - дешевый черный пластик, что идет на китайскую бижутерию. Больше - никаких украшений.
Вот так она выглядела со стороны.
Но я взял ее. Забрал с собой. Увел подальше от холодного света неона и бесстыдства прозрачных витрин, где подобные ей выставляли на показ свои сомнительные прелести. Я был корыстен. Намечалась большая вечеринка, одна из тех, что длятся два или три дня, и оставляют после себя болезненный осадок удовлетворения, замешанного на стыде. Когда по утру не помнишь, с кем пришел, зачем, и куда она потом ушла. И с кем. А главное - и не хочется этого вспоминать. Для таких развлечений и нужна дешевка. Именно такая, - простая, неказистая, непритязательная подруга, что скрасит вечеринку, а если и пропадет - то и пес с ней.
И я ее нашел.
Конечно, до нее у меня были и другие. Стройные светлые северянки, строгих форм и нравов. Жаркие итальянки с тонкими хрупкими руками. И даже страшноватые на вид, но крепкие и надежные дщери страны фей. Но на вечеринку их брать не хотелось, - слишком много там будет посторонних, слишком часто чужие руки будут касаться той, что пришла с тобой. Нет, для действа такого нужна особенная. Та, что будет рядом, незаметно, неслышно, но - рядом.
Вечеринка удалась. Вышла шумной, - две сотни людей не могут не шуметь. И утро третьего дня оказалось ожидаемым и болезненно закономерным. Но боль расставания с друзьями скрашивали оправдавшиеся ожидания: рыжая осталась, хотя могла и уйти. Все вынесла и пережила, не подвела ни разу. Она дарила мне тепло и ласку, приникая к моим вялым губам, липким от алкоголя, и почти ничего не требовала взамен - только немного внимания. Избегала чужих объятий, сторонилась незнакомцев, порой пряталась за мебель, и возвращалась только в мои руки. Неприхотлива, неказиста, непрезентабельна на вид. Но верна мне, как можно быть верной только по зову сердца, а не по расчету. И я снова забрал ее.
Я не однолюб. Итальянки, датчанки, ирландские девы - все они никуда не делись. Я старался быть вежлив с ними, и они дарили нежность в ответ. Впрочем, и требовали немало. Изнеженные барышни требовали отдыха. Одна встреча в день и - ах, пора немного отдохнуть, полежать, переживая горячий момент встречи. И у каждой свой характер. У каждой свои достоинства. И только у моей дешевки одно.
Рыжая не могла соперничать с остальными - ни видом, ни вкусом, ни родословной. Но она была всегда рядом - в любой время дня и ночи, и в праздники и в будни, и на презентациях, и на пляже, и на посиделках, и на званых приемах... Всегда. И ни разу не отказала - два, три, четыре раза в день. А то и пять. Сначала это удивляло, а потом я привык. Стал воспринимать как должное. К хорошему быстро привыкаешь.
Это было чудесное время. Я даже не задумывался о ней, просто знал - она есть и все. Так привык к ее шершавому прикосновению, что оно казалось мне самой естественной вещью на свете. То, что рыжая рядом - данность, факт, незыблемый закон природы. На нее всегда можно положиться. Выходя из дома - с собой. Заходя в дом - первым делом к ней. Никаких лишних любезностей, пошлого сюсюканья, щебетания и трепета. Крепкие деловые отношения. Она со мной, я с ней. Боевая подруга на все времена, нечто больше чем дружба, но меньше чем любовь. И так продолжалось целую вечность. Кто знает, чем бы это кончилось, если бы не случай.
Я был неловок. Я был виноват. Трезв, в своем уме, в здравой памяти, и все же... Наверно, в тот миг до Земли добрался свет несчастливой звезды, что взорвалась в глубинах космоса миллионы лет назад.
Рыжая упала на кафель в подъезде. На грязный, истоптанный миллионами ног кафель, что крепче стали. Черная трещина легла на светлую плоть. Это было больно, но она смолчала. Это было обидно, но она не упрекнула меня. И хуже всего - я ничего не мог с этим поделать. Время нельзя повернуть вспять, а такие раны - не заживают.
И только тогда я понял, как она дорога мне.
И я сделал то, что сделал бы всякий порядочный мужчина на моем месте. Я купил кольцо. Недорогое колечко из серебра, что служит больше символом, чем украшением. И я принес его своей рыжей подруге, чья красота скрывалась внутри неказистого тела с грубой шершавой кожей. Надел это колечко на потемневший от никотина пальчик и только тогда вздохнул свободно.
С тех пор мы вместе. Конечно, есть и другие. Я не однолюб. Но она не ревнует. Рыжая знает, - мое сердце принадлежит только ей. И этому есть доказательство: куда бы я не пошел, она всегда со мной. Да, иногда я оставляю ее дома, - теперь я беспокоюсь о ней больше, чем о других, - но это совсем не то. Это не забвение, это забота. Она знает это и всегда готова вернуться ко мне, в любой момент, стоит только руку протянуть.
Она принадлежит мне, а я - ей.
На самом деле это случилось раньше - тогда, когда я и не думал о таких вещах. Кольцо стало только символом перемен, не более того. Все случилось тогда, у прозрачной витрины, под холодным светом неона, когда я впервые увидел ее. И тогда, утром, после вечеринки, когда проснулся, сжимая ее в руках. Все это время рыжая была со мной, а я был с ней. И как жаль, что порой только боль открывает истинную цену тому, что можешь потерять.
Ее рана никогда не заживет. Ей становиться хуже, такие как она, долго не живут. Я могу сделать для нее только одно - оставить навечно за стеклом, изредка брать в руки, чтобы ощутить знакомое тепло. Но не могу. Я продолжаю убивать ее, продолжаю убивать себя, но не могу с ней расстаться.
Она все еще со мной - рыжая полячка, моя любимая трубка.